ФЛИБУСТЬЕРЫ ПРЕКРАТИЛИ СВОЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Французские власти уже не прикрывают их морские экспедиции, и за очень редким исключением флибустьеры не поднимают больше головы.

Англичане же с давних времен отказались от понятия корсар и признания правомочности такого рода деятельности, так что этот термин для них стал синонимом пирата. И военные корабли охотятся по всем морям вблизи Антильских островов за пиратами, объявленными вне закона, с такой энергией, что жизнь их в этих местах стала совершенно невыносимой.

Тогда они отправляются «снимать сливки» в другие места.

Мы видели некоторых французов, голландцев, англичан, занимающихся грабежом на американском побережье Тихого океана. Другие подались в моря Азии и сделали своей базой «Большой остров», Мадагаскар.

По правде, говоря, пиратство, практикуемое белыми людьми в водах Индийского океана, не явилось чем-то новым.

До того времени, как Васко да Гама открыл путь мимо мыса Доброй Надежды (1498 год), этим старым, как мир, ремеслом занимались только азиаты, нападая на своих же азиатов. Но в кильватере первых европейских торговых кораблей, достигших по новому морскому пути островов Ост-Индии, следовали бандиты всех мастей. И всех национальностей? В основном — французы. В начале 1508 года португалец Тристан да Кунха захвачен французами в Мозамбикском проливе; в 1528 году три корабля из Дьеппа отправляются к островам Индийского океана — Суматра, Мадагаскар, — чтобы заняться здесь «корсарскими» набегами (без настоящего «разрешения», так как папа оставлял эти воды за португальцами под страхом отлучения от церкви). В 1530 году Рошеле Будар повешен португальцами в Мозамбике.

В XVIII веке французы больше не являются монополистами в области пиратства около островов Ост-Индии, но продолжают еще свои действия, в основном, задерживая для «осмотра» — чаще всего, без боя, — индийские торговые корабли, забирая себе товары (однако не задерживая членов экипажей в качестве пленников); такие случаи происходили так часто, что Франсуа Мартен, будущий основатель Пондишери, пишет в 1660 году, что француз на арабском языке является синонимом пирата.

 

ГАНГРЕНА

Но именно к 1685 году, когда флибустьеры (во французском и английском смыслах этого слова) покинули Антильские острова, зло достигло наибольших размеров. Сам Великий Могол был вынужден написать в Пондишери в 1705 году:

«Вот уже двадцать лет корсары, носящие шляпы, не перестают устраивать набеги на морских дорогах, создавая беспорядки и занимаясь непрекращающимся пиратством, грабя и разрушая торговые корабли Индийских островов и перекрывая даже дороги паломникам, которые стремятся посетить святые места Мекки и Медины, откуда берут начало слава и святость нашего Бога; подобные действия опозорили носящих шляпы, проживающих в наших местах…

Мы ходатайствовали перед Троном, величие которого сравнимо с величием Неба, за директоров торговых контор трех народов, носящих шляпы, которые подверглись упрекам со стороны населения. Мы выдали им пропуска для поездки к месту вершения суда, вознесенного над нами так же высоко, как Сатурн, чтобы получить его прощение, и мы организовали эскорт из людей в шляпах для торговых кораблей, чтобы корабли могли спокойно отправиться в путешествие.

Хотя хорошие намерения и справедливые методы ведения дел представителей вашего народа нам прекрасно известны, однако… из-за того, что беспорядки, причиненные корсарами в шляпах, привели к падению кредита, доверия и уважения по отношению к торговым конторам людей, носящих шляпы, мы, как следствие, обращаемся в письме к Вашему превосходительству, чтобы в силу вашей мудрости и обычного умения предвидеть события вы возьмете на себя труд поставить в известность о наших делах Его величество короля Франции, чтобы он проявил к нам внимание и использовал свое могущество и мудрость в нахождении способов прекратить пиратство, и тогда на морских дорогах вновь установится безопасное плавание».

В Средиземном море именно пираты в тюрбанах грабят и разоряют корабли, а здесь, в Индийском океане, — реванш пиратов в шляпах. Здесь нет ничего, чем можно было бы гордиться, ни тем более тем, что шляпы эти украшены лентами по моде Версаля.

Правда и то, что на Индийских островах «белый» переводится как «француз», даже если это и не так. Истории, которые мы коротко здесь расскажем, показывают, что в действительности подданные других европейских государств чаще ведут свою игру в этих местах.

Первым предстает на наш суд англичанин Мьюс, прибывший с Антильских островов в 1685 году, впрочем, возможно невиновный. Второй — это датчанин Уилкен в сопровождении англичанина; он провел много успешных операций вблизи порта Сурата. Третий корабль — английский: Сван, бунтарь с Антильских островов на своем корабле «Лебедь» (очевидно) прибыл в компании знаменитых Рида, Найта и Тейта для обустройства на Мадагаскаре; они купались в деньгах настолько, что даже паруса и канаты их корабля были из шелка!

Они покупали французские вина по любой цене, и жизнь их протекала в довольстве и сытости. Но им недоставало существенного «товара», которого на Антильских островах было вдоволь, а здесь не было вообще: кораблей для замены или частичного ремонта своего судна, которые можно захватить; азиатские корабли им не подходили; в результате несчастный «Лебедь» пришел в негодность и затонул. Что стало с экипажем? Никто не знает.

 

ДЭВИД УИЛЬЯМС, ПИОНЕР ПОНЕВОЛЕ

Дэвид Уильямс, уроженец Галлии, отстал от корабля и оказался со своим компаньоном, который вскоре скончался, на Большом острове вблизи источника с пресной водой. После долгих недель полуголодного существования Уильямсу удалось вступить в контакт с местными обитателями, успешно помогая разным племенам вести войну друг с другом и заставляя их к тому же постоянно драться с помощью мушкетов, к восхищению малагасийцев, несмотря на полное неумение их использования. Его репутация от этого не пострадала, и в один прекрасный день он оказался высокой персоной при дворе местного короля с бесконечным именем, каким оно и должно было быть, Андрианампоина. Но жизнь малагасийского сеньора, сытая и ленивая, ему быстро наскучила, и когда в море показался английский пиратский корабль «Бедфорд» под командованием Эшена Джонса, он сбросил с себя свою красивую полосатую тогу и ушел с пиратами в море.

Находясь на борту «Мока» из Каллифорта, он вначале делил успехи и добычу с экипажем корабля, место стоянки которого находилось на острове Сент-Мари — первой постоянной базе белых пиратов.

Уильямс, который знал почти всех местных королей, так как оказывал им услуги (и заставлял драться), решил теперь торговать с ними. После чего начались его несчастья.

Напав на «мирное» голландское поселение, он попался, как лисица, пробравшаяся в курятник, и его «упросили» с помощью ударов портупеей поработать на ферме. Сбежав с гостеприимной фермы, он сумел вернуться на Сент-Мари. Но солнце тропиков сделало его слишком нервным; он поссорился с одним королем, вынужден был сесть на корабль, чтобы покинуть остров, но был пойман одним из арабских губернаторов этого короля, который приказал вылить на голову беглеца кипящую смолу, затем убил его ударами копья и забрал себе его корабль.

Первый «злодей» был наказан; второй вскоре тоже: надеясь поправить свои дела, губернатор уведомил об этой блестящей операции своего короля. Увы! Упомянутый король даже слышать не хотел о ссоре с оставшимися в живых пиратами; пришла очередь губернатора быть проколотым копьями, а корабль с фруктами, награбленными Уильямсом (у подданных короля), был возвращен его уважаемым компаньонам.

Есть все-таки справедливость, не правда ли?

 

ЭЙВЕРИ, «КОРОЛЬ МАДАГАСКАРА»

Что надо еще рассказать здесь? Легенду, или историю, — можно ли этим вторым словом назвать рассказ Джонсона только лишь потому, что он не слишком романтичен?

Легенда имеет два источника: маленькую книжицу, появившуюся в 1709 году и подписанную неким Ван Броеком, который, как он утверждал, был сначала пленником, а потом посланником в Мадрас упомянутого Эйвери, и черновые наброски Даниеля Дефо, которые лишний раз доказывают богатейшее воображение автора «Робинзона Крузо».

По книге Ван Броека, а его сведения на этот счет не вызывают сомнений, Эйвери был английским морским офицером, который, лишившись своего имущества из-за неверности опекуна и будучи обманут женой, отправился на Антильские острова, где в течение длительного времени гонялся за пиратами, пока однажды не перешел на их сторону. Он мощно оснастил для морских сражений военный корабль, доверенный ему Англией (шла война Аугсбургской лиги, 1688–1697 года), но вместо того, чтобы нападать на французов, он быстро достиг Ямайки и начал действовать исключительно в своих интересах, атакуя корабли все равно какой страны, что уже было чистым пиратством. Перебравшись в Индийский океан, он поймал удачу: с помощью двух шлюпов, обнаруженных в бухте на северо-востоке малагасийского берега, Эйвери захватил великолепный корабль самого Великого Могола Ауренгзеба, который вез в Мекку многих высоких персон Индии, среди них была и дочь суверена; кроме того, на корабле находилось множество их драгоценностей, подарков, роскошных одеяний и звонких монет, которые были необходимы важным персонам, чтобы гостить у арабов в соответствии со своим рангом; возможно даже, принцесса направлялась на свою свадьбу (с шахом Персии!) и захваченный корабль вез ее приданое.

Согласно Джонсону и Гамильтону это пленение знатных особ и огромная добыча являются единственными событиями данной истории, которые можно считать подлинными. Захваченная денежная сумма была оценена одними как миллион фунтов стерлингов, а другими — как два с половиной миллиона рупий, что в любом случае является астрономической суммой.

Но затем рассказы расходятся.

Если верить Ван Броеку, Эйвери, плененный красотой дочери Великого Могола, тотчас женился на ней «по восточным обрядам», так как среди пленников не было недостатка в жрецах; его люди бросили жребий и разыграли между собой других женщин, благородных дам и служанок, и тоже женились на них. Правда то, что этот «дьявольский балласт» не принес им удовлетворение, рассказывает Ван Броек, «когда они подошли на расстояние видимости к острову Мадагаскар, их любовь успела уже остыть».

Эйвери показал себя более постоянным. Он воспользовался своей долей добычи, чтобы купить у одного из королей Большого острова участок земли для создания здесь «поселения», при этом не уточняя образ жизни его будущих обитателей, так что суверен мог посчитать, что здесь будет новый центр торговли. Место было выбрано очень поэтическое — остров Нуси-Бе (Великолепный), который стал самой лучшей базой пиратов, обосновавшихся под прикрытием красивой мощной крепости с пушками, снятыми с кораблей Ост-Индской компании.

Французы из банды пиратов сыграли неприглядную роль в данной истории по книге Ван Броека: один из них начал ухаживать за принцессой и, получив отказ (или, возможно, добродетельная и чистая молодая женщина даже не заметила его авансов), решил с помощью своих соотечественников завладеть разом и островом, и красавицей во время отсутствия Эйвери, после чего все они могли бы вернуться во Францию с сокровищами, покрытые славой как победители известного англичанина.

Увы! Преданные своим же товарищем, заговорщики оказались в тюрьме, где их и нашел Эйвери, вернувшись после непродолжительной отлучки. Казнь французов сделала его еще богаче, так как он забрал себе их доли добычи, и он стал бесспорным главой колонии.

Разбогатевший дьявол решил «отойти от дел»; Эйвери отправил эмиссара (самого Ван Броека) к губернатору форта Сент-Жорж в Мадрасе на одном из кораблей Ост-Индской компании. Он предлагал свои услуги в деле служения родине после того, как исправит все зло, которому явился причиной.

Никакого ответа.

Пусть так. Эйвери больше ничем не занимался, кроме укрепления своего личного могущества и преумножения собственного богатства. Нападая на соседних королей и отбирая у них «не за спасибо» их сокровища, — включая и того короля, который продал ему остров Нуси-Бе, — разрушая колонии французов, он вскоре оказался хозяином всего Большого острова, покрыл его сетью крепостей, в каждом порту поставил торговые и военные корабли, создал свою армию. После чего, оставаясь всегда верным подданным Его величества, Эйвери подарил английской короне новую колонию.

Прекрасно, не правда ли?

 

ДРУГОЙ ЗВОН КОЛОКОЛА

Даниель Дефо — псевдоним которого, возможно, и был Ван Броек, ибо литературный прием спора с самим собой на страницах книг является таким же старым, как и весьма изобретательным, — живо выступает против этой легенды. По его описаниям Эйвери проявил уважение к принцессе, освободил ее, приобрел свой островок и зажил на нем, как Крез, но оставаясь холостяком. Он не мог держать в руках своих компаньонов, многие из которых разбежались, поэтому он отправил в Мадрас посланника с просьбой о прощении. Но получив в ответ только молчание и все более разражаясь от этого, Эйвери на борту простой лодки форсировал очень опасный участок моря, чтобы достичь дельты Сент-Августен, где, как он знал, британские корабли заправляются пресной водой.

Как раз один корабль стоял здесь. Выдав себя за компаньона Эйвери, он стал расспрашивать матросов, чтобы выяснить окольными путями мнение о себе, которое сложилось в метрополии, и узнать о судьбе, которая его ожидает, если он туда вернется. И вот тогда…

И вот тогда Даниель Дефо демонстрирует высокий класс писателя приключенческого жанра:

— Эйвери? — отвечает один матрос. — Это не тот ли Эйвери, который является королем Большого острова?

И матрос ему рассказал… книгу Ван Броека.

Красиво, не правда ли? Заставить своего персонажа услышать рассказ о себе и своей роли в истории Англии…

И какой роли!

Эйвери, сначала немного раздосадованный этим рассказом, затем пишет новое послание, где уже слегка преувеличивает свою значимость: конечно, Эйвери — король острова, его могущество нескончаемо, Англия должна простить ему все и признать его, то есть наладить с ним торговлю.

Но опять молчание. Ему не присылают послов, но и не присылают против него корветов, которые использовались для уничтожения пиратов во всех морях. Его боятся.

И напрасно. Так как Эйвери продолжает терять своих людей, которые сбегают от него один за другим.

Положение становится опасным, так как малагасийцы об этом знают в отличие от англичан. С горсткой преданных пиратов, забрав с собой свое сокровище (64 бочонка пиастров), Эйвери добирается до Басры в Персидском заливе, подымается по реке до Багдада, переодевается в армянского торговца, достигает Константинополя, откуда пишет Даниелю Дефо, — и теряется в тумане, закончив, без сомнения, свои дни среди мягких шелков богатого турка. Не так уж плохо.

Джонсон, — а надо помнить, что он выдавал себя за «торгового капитана» и не был склонен приукрашать факты, — подтверждая захват корабля Великого Могола, показывает далее в своих записях, что Эйвери отпустил корабль с женщинами, благородными сеньорами и жрецами, удовлетворившись лишь их богатствами.

Часть этих богатств должна была быть поделена между пиратами двух шлюпов, участвовавших в операции захвата плавучей сокровищницы. Но Эйвери предложил их капитанам перенести всю добычу на борт его корабля; он сказал им, что так будет надежней и что они поделят все, когда прибудут на назначенное место, подальше от этого берега. Все сокровища были запечатаны и переписаны и… И читатель может легко угадать, что произошло дальше: корабль Эйвери был более быстроходным, и его коварный капитан воспользовался темнотой ночи, чтобы обмануть своих компаньонов и изменить курс.

Король Мадагаскара? По записям Джонсона он и ногой не ступал на эту землю; обогнув мыс Доброй Надежды, он достиг Антильских островов, продал свой корабль пиратам с острова Нью-Провиденс, который еще оставался их прибежищем, купил обычный торговый шлюп, бросил своих компаньонов, спустив их доли добычи (кроме брильянтов, цену которых он не знал, так как они были не обработаны!) в разных портах Америки, и на свой страх и риск вернулся в Англию.

На родине он все-таки не был повешен. Но посредники, к которым он обратился за помощью в деле продажи брильянтов, его жестоко обманули и привели к полному разорению. Эйвери умер в нищете, скрываясь от всех, как загнанное животное.

Опять не так уж плохо, в духе «черного» жанра, и очень поучительно. Но так как стиль Джонсона заключается всегда в придании рассказам о жизни своих героев поучительной развязки, даже жалостливой, то мы с легким сердцем можем полагать, что эта история является не более правдивой, чем другие, — и выбрать ту, которая нам нравится.

 

МИССОН И КАРАЧЧИОЛИ, ПИРАТЫ-МЫСЛИТЕЛИ

Перед нами два пирата, абсолютно не похожие на других, про которых можно сказать, что «они вознесли пиратство на высоту идеала», и назвать их «пиратами-философами», но про которых можно было бы также сказать, что только в них нашла отражение человеческая утопия, — Миссон и его лейтенант Караччиоли.

Первый из них, настоящее имя которого неизвестно, был из Прованса, из семьи Форбен. Сев на корабль «Виктория» в качестве помощника лоцмана, он в 1690 году познакомился в Риме с доминиканским священником, «либералом», как говорили в то время, то есть революционером и «распутником», — Караччиоли. Умные речи монаха произвели впечатление на молодого человека, а запах моря, исходивший от юноши, оказал такое сильное влияние на святого отца, что он сбросил с себя рясу и последовал за Миссоном на борт корабля.

Но дьявол был начеку: их корабль подвергся нападению со стороны двух берберских пиратских судов, что позволило нашим героям проявить большое мужество в абордажной схватке. Это мужское занятие так понравилось Миссону, что пока его корабль приводился в порядок, он нанялся на корсарское судно, на борту которого участвовал в захвате «Майского цветка», после чего он вернулся на «Викторию» к своему другу. Курс был взят на Антильские острова, друзья продолжали осваивать морское и военное ремесло, а также много разговаривали. Для Караччиоли, прежде всего энциклопедиста и знатока литературы, Бог отрицал королей, священников, неравенство, страх смерти и, особенно, дисциплину. Он не восклицал «Да здравствует анархия!» только потому, что это выражение еще не употреблялось в то время. Что касается Миссона, то он мечтал о «жизни, полной одних приключений».

Конечно, дьявол не спал, так как нашим героям опять представился невероятный случай показать себя: атакованная английским кораблем, «Виктория» потеряла значительную часть своего экипажа и всех офицеров, а сам английский корабль взлетел на воздух, не оставив в живых ни одной души. И остался на море один потрепанный корабль, лишившийся всех командиров. Опыт показывает, что такая ситуация сразу приводит к анархии, а дальнейшие события опровергают наивные тезисы анархистов о чистой свободе.

Караччиоли заявил членам экипажа: те, кто хотят вести вместе с ним «свободную жизнь», пусть остаются на корабле, другие будут высажены. Все остались.

 

ИМЕНЕМ ГОСПОДА

Миссон, как наиболее знающий морское дело, стал капитаном корабля, а монах — его лейтенантом.

И здесь начинается история, очень похожая на историю будущей Французской революции: во имя гуманных идей люди вынуждены применять силу, и эта сила не знает границ.

На корабле были установлены законы для экипажа, очень напоминающие законы флибустьеров, действительно свободных людей. Оставалось выбрать флаг.

Один простой матрос, баск по национальности, который хорошо знал, что «свободная жизнь» в море, отрицающая подчинение законам, невозможна без грабежей, предложил использовать черный флаг с черепом и скрещенными костями, который английские пираты уже некоторое время не поднимали на своих мачтах; по крайней мере, это было честно.

«Ужасно! — вскричал расстрига. — Мы не пираты, мы честные люди, решившие вести свободную жизнь, которую Бог и Природа дали нам (о будущий Жан-Жак!); пираты ведут распутную жизнь, мы должны презирать их цвета и символы». Он предложил в свою очередь… белый флаг (который еще не был обязательным для французских кораблей) с изображением «фигуры Свободы» (о какой фигуре шла речь? Сведения об этом до нас не дошли) и девизом: «А Deo, a Libertate», то есть «за Бога, за свободу».

Во имя свободы… они нападали. Были ли это козни дьявола, издевающегося над ними? Первый захваченный корабль оказался пустым, анархисты обнаружили на нем только бочонки с ромом. Они не стали грабить корабль, не забрали себе вещи и сундуки; они отпустили его плыть дальше, заставив поклясться всех, кто были на его борту, что те ничего никому не расскажут (о наивность!) в ближайшие шесть месяцев.

Но это было единственное чистое приключение наивных поборников свободы, так как во время уже второй встречи пришлось драться и напавший корабль противника пошел ко дну. Третий встретившийся им корабль вез драгоценные ткани, которые были прекрасным образом захвачены и проданы в Картахене. И так далее.

Более благородным выглядело поведение Миссона по отношению к черным рабам, поведение абсолютно новое и удивительное для той эпохи. Обнаружив первый раз подобный груз на борту захваченного голландского судна, он воспротивился обычной практике перепродажи рабов:

«Это невозможно, — обратился он к экипажу, — чтобы продажа людей, по облику таких же, как мы, считалась позволительной в глазах Божьего Суда. Так как ни один человек не может посягнуть на свободу другого человека… Мы не можем сбросить с себя ярмо ненавистного рабства и гарантировать себе свободу, заключая в рабство других. Без сомнения, эти люди отличаются от европейцев цветом кожи, обычаями и религиозными ритуалами, но они, тем не менее, являются такими же человеческими созданиями всемогущего Бога и наделены разумом. Таким образом, я желаю, чтобы к ним отнеслись, как к свободным людям, и чтобы они занялись различной работой на корабле и смогли в скором времени выучить наш язык. Они будут отдавать себе отчет в обязательствах перед нами и станут с возрастающим умением и усердием защищать ту свободу, которой они обязаны нашей справедливости и гуманности».

Сказав так, Миссон освободил негров; часть их, так же как некоторые голландцы, захотела остаться на борту его корабля, что привело к созданию довольно необычного экипажа, особенно если считать, что к тому времени он состоял в основном из англичан. Миссону удалось сплотить таких разных людей в одну команду (в действительности, нас это не удивляет: равенство рас, невозможное тогда на суше, было частым явлением в море). Особого труда составило препятствовать кому-нибудь вершить самосуд на борту; успех в таком трудном деле воистину приводит в восхищение, когда думаешь о полном невежестве и простоте всех матросов той эпохи.

 

ИДЕАЛЬНАЯ РЕСПУБЛИКА

Два корабля — так как трофейный английский корабль с 32-мя пушками был отдан под командование Караччиоли (неисповедимы пути Господни) — обогнули мыс Бурь и достигли Мадагаскара, а затем Коморских островов.

Здесь разыгрались события, еще раз предвосхитившие учение Руссо: братанье с добрыми дикарями, или, вернее, с дикарками, так как Миссон женился на сестре королевы Анжуана, а Караччиоли — на принцессе. Правда, королеве за невест был внесен «свадебный оброк» в виде 30 ружей, 30 пистолетов, пороха и пуль, что увеличило королевский арсенал более чем в десять раз! И, разумеется, вслед за этим разыгралась война в виде битв с соседним островом Мохели. Данная история была бы совершенно обычной, если бы Миссон не продемонстрировал снова удивительное благородство: пленники были отпущены обратно к их домашним очагам. Гуманизм? Джонсон, менее наивный, предполагает, что Миссон хотел таким образом утвердить свое могущество в этих местах, сыграв классическую игру маятника между суверенными правителями архипелага.

Миссона довольно быстро утомила такая жизнь, особенно, то обстоятельство, что здесь женщины играли немного более значительные роли в жизни островов, чем мужчины. Он решил снова отправиться в экспедицию. Но когда корабль был готов к отплытию, молодые жены решительно отказались сойти с его палубы, куда мужья имели неосторожность их пригласить для последнего осмотра.

Итак, они оказались участницами — в роли зрительниц, безусловно, но без жалоб, — боя против португальского «торговца скоропостижной смертью», вооруженного, как вам это нравится, 60-ю пушками и везущего на своем борту небольшой груз золотого песка стоимостью «всего лишь» в 6 миллионов ливров. Караччиоли, который все-таки в первую очередь был монахом, а уж потом воином, потерял в этом бою ногу.

Но все это было не в счет. Друзья намеривались создать прекрасную республику.

Для этой цели была выбрана широкая бухта Диего-Суареш, одно из лучших мест на Мадагаскаре. Здесь они обосновались со своими сподвижниками, представлявшими собой странное сборище людей, состоящее из французских, английских и португальских пиратов вместе с итальянским монахом, а также малагасийцев, освобожденных черных рабов, жителей Коморских островов, христиан (если можно их так назвать), мусульман, язычников. В одной французской песне есть такие слова: «И все они были добрейшими французами»; по аналогии можно сказать, что такой была Либерталия, где все жили, как братья, отвергая любое насилие (разумеется, это не касалось кораблей, которые они продолжали грабить). Миссон не был ни королем, ни президентом этой удивительной республики, а выбранным на три года «Его высоким превосходительством, блюстителем законов, которому было поручено награждать за смелые и добродетельные поступки и наказывать пороки в соответствии с законами, которые будут установлены» (это неслыханно! они опередили историю почти на сто лет). Англичанин Тью стал адмиралом республики; Караччиоли — председателем государственного совета, включившего в себя «наиболее способных людей, не взирая на их национальность и цвет кожи», который должен был разрабатывать законы. Законы? В анархическом государстве? Безусловно: «Без законов самые слабые граждане будут всегда угнетаться, а это может привести к беспорядкам». Боссюэ при дворе Великого короля «божественного происхождения» выражал свои мысли именно так.

Все так же опережая свое время на сто лет, было положено начало традиции: законы, которых насчитывалось большое количество (что тоже характерно только для следующего столетия), печатались, так как удалось собрать для этого все необходимые материалы, шрифты и пресс и найти человека, умеющего всем этим пользоваться, Царство бумаги у пиратов!

Так как пираты составляли основную часть жителей Либерталии, то их морские экспедиции являлись основным источником средств существования республики и было вполне разумно сформировать что-то вроде кордона вдоль берега с целью добычи продовольствия и других необходимых вещей. И бог мой, как широко было поле их деятельности: торговые суда, корсарские корабли, напичканные отобранными у других богатствами, даже пакетботы — один как-то раз вез на своем борту 1600 пассажиров, которых они отпустили, кроме молодых девушек в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет, так как им было необходимо думать о дальнейшем росте населения республики (конечно, девушки были увезены во имя свободы); даже одна эскадра из пяти португальских кораблей, брошенных против пиратского гнезда, была ими быстро разбита и захвачена.

Либерталия считала себя владычицей мира. «Империи» были бессильны против нее.

Но нет. Она погибла от рук «добрых дикарей», которые напали со всех сторон на колонию, первый принцип которой был предоставить им равенство с другими людьми.

Они ее захватили по-пиратски, бандитским способом. Это был тяжелый удар.

Разбушевавшееся море поглотило Миссона.

К счастью для нас, он доверил англичанину Тью рукопись, написанную, без сомнения, им самим: она вся была испещрена словами, а слова, как устрицы среди камней, всегда ищут бумагу, чтобы на ней закрепиться. Джонсон нашел это неразборчивое сочинение в сундуке одного из своих товарищей в Ла-Рошели; и большое количество доказанных фактов показывает, что эта история не выдумана.

В целом это была пиратская республика.

 

ЗНАМЕНИТЫЙ КАПИТАН КИДД

Сын пастора, Кидд к своему пятидесятилетию в 1696 году, после продолжительных морских путешествий, обрел спокойную жизнь судовладельца: красивый дом в Нью-Йорке, жена и дети, многочисленные собственные корабли, бороздящие моря во всех направлениях, большая цепь от часов, пересекающая начинающий расти живот (сегодня к его облику добавился бы еще орден Почетного легиона).

Но слишком хорошее положение в обществе может сыграть неожиданную роль в судьбе: чтобы урезонить пиратов в Индийском океане, понадобился капитан с безупречной репутацией; единодушное общественное мнение вытащило Кидда из расшитых домашних тапочек, и по приказу короля он должен был отправиться на поимку этих людей, объявленных вне закона, имея на руках контракт, очень похожий на корсарский; случай очень необычный, ибо бандитов нельзя было рассматривать ни как воюющую сторону, ни как граждан воюющей страны, потому что они не выходили в море ни под каким флагом.

Вблизи Мадагаскара Кидд не добился больших успехов в новом для себя деле: пиратские корабли, более быстроходные, убегали у него из-под носа. Крупные торговые суда, которые он должен был защищать от пиратов, наоборот, представляли для него легкую добычу, если бы он захотел… Ну а по возвращении… «тому, кто вернется издалека, поверят на слово». Одним словом, наш Кидд переметнулся в другой лагерь, начал «работать» в содружестве с пиратами и скоро зарекомендовал себя как настоящий профессионал в нелегком деле грабежа.

Он вел такую беспутную жизнь вплоть до того дня, когда, уже достаточно разбогатев, решил вернуться домой. На его счету было несколько «накладных» с французских кораблей, и он наивно считал, что это может послужить ему алиби перед английским командованием.

Увы! Его «подмоченная» репутация опередила его возвращение на британскую землю. Причем, репутация была настолько прочной (решительно везде он значился как «важная персона» в пиратских кругах), что амнистия, объявленная пиратам в 1699 году, исключала только двоих: Эйвери и капитана Кидда.

Кидд надеялся на свои высокие связи на Антильских островах.

Но могущественные люди часто бывают наивными: они верят, что могут рассчитывать на старые связи, на тех людей, которые им чем-нибудь были обязаны в прошлом. Но именно эти люди всегда самые безжалостные, так как они, безусловно, боятся себя скомпрометировать перед властью.

Наш Кидд был повешен в Лондоне.

Хроника того времени утверждает, что тело его было «пришвартовано» к берегу Темзы, где оно оставалось у всех на виду в течение нескольких лет. Однако на английских берегах водится много морских чаек. Не были ли останки пирата-буржуа их любимой пищей?

 

КОНЕЦ ПИРАТСТВА НА МАДАГАСКАРЕ

Мы не имеем возможности рассказать здесь о большом числе менее знаменитых пиратов, осевших вокруг Большого острова, таких как, в основном, англичане Томас Уайт, Боуен, Хоуард, Норт, Инглэнд, Тейлор, Кондент или голландец Орт ван Тиль, или француз Ле Вассер, прозванный Глупцом. Многие из них, если не умерли насильственной смертью, то осели на острове, женились и зажили счастливо — редко надолго, — и их истории больше похожи на те, которые можно озаглавить «Белый человек становится королем туземцев», а не на пиратские. С точки зрения морских сил пиратство полностью прекратилось к 1726 году, когда установившийся мир позволил военным морским флотам переключиться на борьбу с пиратами, которые больше не могли пытаться сойти за корсаров, находящихся на постоянной службе, или вспомогательных корсаров, если можно так выразиться.

В целом, пиратство как ремесло белых людей имело на Востоке четыре периода активности: несколько первых попыток во время мира, царившего с момента заключения Вестфальского договора (1648 год) до начала войн Людовика XIV; затем с 1685 года по 1701 год, «большая эпоха», когда «прославились» Эйвери, Миссон, Кидд; время разбросанных по всему океану мелких авантюристов, закончившееся к 1705 году; и, наконец, новый прилив сил в период между 1718 и 1726 годами.