Энциклопедия пиратства

Мерьен Жан

9. XVI–XIX ВЕКА. БЕРБЕРЫ

 

 

Берберские моряки, то есть мусульмане «Берберии», Северной Африки, были ли они пиратами или корсарами? Во время первых веков речь, по-видимому, шла, как и везде, о пиратстве, что было вполне объяснимо, так как правила регулярной корсарской службы еще не существовали и разница между пиратами и корсарами не была установлена. Так же как Гинимер считается «архипиратом», как монах Евстафий никогда не может, несмотря на совершенно новый для того времени «патент», рассматриваться как воин на манер Дюгэ-Труэна или Жана Бара, так и первые африканские грабители морей просто являются пиратами.

Их традиции, без всякого сомнения, уходят корнями в далекое прошлое — к карфагенцам. В любом случае, нельзя не вспомнить Гейзериха, этого вандала, завоевателя Северной Африки, которому удалось то, что не смог сделать Ганнибал, так как Гейзерих понял, что вместо того, чтобы предпринимать длинный переход по земле, лучше атаковать Италию с моря.

Но для этого прежде всего были нужны корабли. Будущий Магриб не мог предложить подходящего леса Для постройки кораблей; Гейзерих для начала завоевал Корсику, покрытую в то время камедными деревьями. Как только были построены большие корабли, знаменитые дромоны, обладающие прекрасной скоростью, достигаемой при помощи парусов и весел, Гейзерих собрал со всего света опытных моряков — иберийцев и греков, а также непревзойденных воинов — вандалов и карфагенцев. С ними он начал все сначала: уничтожать торговые римские корабли, грабить берега, блокировать порты, вытеснять римский флот вообще из всех морей. Наконец, в 455 году Рим полностью признал свое поражение на Средиземном море.

Методы, которые применял Гейзерих, чтобы добиться успеха на морских полях сражений, были чисто пиратскими: не закрепляться на новых местах, не устанавливать здесь свои законы, а просто грабить захваченные территории. Нам кажется, что опустошения, приписываемые его бандам разбойников, это просто легенды; как раз наоборот, с гораздо меньшей дикостью, чем наши будущие флибустьеры, без жестокостей, с продуманной организованностью они выбирали из хозяйственной утвари все то, что имело ценность (иногда, конечно, они ошибались, приняв за золото позолоченную бронзу), тщательно все упаковывали и переносили на борт своих кораблей. Даже рабов они сортировали с особой тщательностью. В одну группу отбирались «люди с положением», то есть способные заплатить за себя богатый выкуп, в другую — «квалифицированные рабочие», в особую группу отбирались те, кто знали толк в оружии и морском строительстве. И все рабы, вместе с продовольствием и одеждой, грузились на корабли и привозились в Карфаген. А уж отсюда, в точности как будущие берберы, пираты посылали в Европу христианского священника — обычно карфагенского архиепископа — с просьбами о выкупе.

Несколько веков спустя, сразу после завоевания Северной Африки мусульманами, эта часть Африки стала базой наиболее значительных пиратских флотилий. Начиная с конца VII века, некий Абен-Шапелла привел 70 галер и несколько небольших кораблей к берегам Магриба и Мавритании, грабя по дороге все, что ему попадалось под руку на суше и на море, и обращая всех встречных жителей в веру Магомета.

Как пишет об этом отец Дан, который в 1636 году стал первым и очень значительным историком берберского «пиратства», проживший два года в Алжире и изучивший на месте этот вопрос, «начиная с этого момента, можно было видеть многочисленных христиан, привезенных из всех областей Европы и томящихся в тесных мусульманских тюрьмах в Алжире, Тунисе, Триполи, Марокко, Фесе, Сале, Тетуане, одним словом, во всех городах на побережье до Сент-Мор на Адриатическом море и в других местах».

«Бороздя во всех направлениях моря, пираты находили на захваченных иностранных кораблях все, что только им было нужно для жизни: зерно, вино, легкие ткани, прочный драп, которые транспортировались из Франции, Италии или Испании, слитки золота и серебра, снадобья, драгоценные камни, которые везлись из Индии через Каир, Александрию, Смирну или другие города Ближнего Востока; таким образом, можно сказать, что торговцы всех стран, которые ради небольшой прибыли отдавали на волю случая в далекой стране свои товары и свою жизнь, работали не покладая рук только ради этих безжалостных грабителей, которые, не испытав на себе тяготы и опасности длительного морского пересечения морей, обогащались с легкостью всеми сокровищами Европы и Азии».

Участники крестовых походов в своих плаваньях по Средиземному морю должны были считаться с пиратами, которые оставались весьма могущественными, хотя мы и мало знаем об этом, вплоть до начала XVI века. Несмотря на ослабление могущества «сарацинов», начавшееся в Галлии в VIII веке (Пуатье) и продолжившееся в Испании в течение всех последующих веков, в конце XIV века турки и «берберы» (уже появилось это слово) оставались с этой точки зрения хозяевами Средиземного моря, так что большая франко-генуэзская экспедиция при поддержке фламандцев и англичан, включающая в себя триста галер и сто иных кораблей (1390 год), не добилась успеха в борьбе с пиратами Средиземноморья.

Можно ли продолжать называть их пиратами в XVI веке? Два брата, которых французы называют Барбаросса, Арудж (Рыжая Борода, откуда пошло французское прозвище) и Хайраддин, сыновья горшечника, христианина с Митилены (острова, принадлежащего генуэзцам и рыцарям Родоса), были подлинными пиратами, а также и, начиная новую традицию на многие годы, ренегатами. Добившись успеха, они стали «королями Алжира», хозяевами почти всего Магриба (1510–1530 годы); номинально они были подданными султана Константинополя, но реально имели полную независимость. Основанное пиратами, а потом поддерживаемое корсарами как Великолепные ворота на западе африканского континента, это королевство должно было процветать с помощью морских разбоев. Итак, речь идет, как когда-то давно в случае со скандинавами, о «пиратском народе».

 

СВИДЕТЕЛЬСТВО ХРОНИКЕРА

Но обычаи со временем менялись, появились корсары; и нельзя было не признавать этих корсаров, имевших на руках мандаты морских военных моряков, находившихся на регулярной службе у своих суверенов. Записи отца Дана (как очевидца) в 1634 году ясно показывают это:

«Капитаны корсарских кораблей, называемые раисами, снаряжают сами свои корабли за свои деньги, если у них есть такая возможность, в противном случае они объединяются на паях с другими капитанами; каждый несет часть издержек, более или менее большую, и имеет соответствующую долю прибыли от экспедиции. Приготовив в дорогу всю необходимую провизию, они берут на корабль столько янычар или солдат, сколько им нужно; их отдают под командование одного капитана, или ага, которому поручено следить за порядком на корабле, и его авторитет распространяется даже на раиса.

Перед отплытием они идут к какому-нибудь известному марабуту (святому человеку), чтобы заручиться его молитвами, что он охотно обещает им и, в свою очередь, дает им барана, которого они увезут с собой, чтобы принести его в жертву в открытом море, если возникнет необходимость просить Бога о попутном ветре; по возвращении они обычно преподносят марабуту множество подарков и богатые дары.

Закончив все приготовления, корсары грузятся на корабль и выходят из порта, сопровождаемые салютом из многих пушечных стволов одного из главных марабутов по имени Сиди Батьен, к которому все они испытывают глубокое уважение; сейчас могила его находится на высоком мысе рядом с городом.

Как только корабль удаляется за пределы видимости из Алжира, корсары сворачивают знамя, сшитое из дорогой ткани, и одновременно убирают все знаки отличия, по которым можно определить, что это корсарский корабль. С этого момента они поднимают флаг Франции или другой могущественной страны Европы, чтобы их принимали за христиан и не опасались; но как бы хорошо они не рядились в шкуру ягненка, те, кто уже имел несчастье встречаться с ними, сразу узнают их при сближении с „христианским“ кораблем».

Эта хитрость со сменой флагов не имеет ничего общего с методами пиратов, а наоборот, является классической именно для корсаров.

Отец Дан продолжает:

«Что дает этим корсарам большое преимущество в море, так это то, что их корабли обычно многочисленны и сильны, в то время как христианские, главным образом из Прованса, — малы и недостаточно вооружены; довольно часто случается, что эти европейские корабли плывут в одиночку, а если они и собираются в небольшую флотилию, чтобы защищать друг друга, то штормы частенько раскидывают их по морю.

К тому же, надо иметь в виду, что европейцы так нагружают свои корабли всякого рода товарами, что они становятся настолько тяжелыми и заставленными всевозможными сундуками и бочками, что не могут взять на борт достаточное число людей для защиты всего этого добра, в то время как корсары, загрузив свои корабли лишь необходимым количеством еды и вина, берут с собой много солдат, артиллерии и боеприпасов. Если корабль, который они атаковали и обстреляли из пушек, все-таки не собирается сдаваться, то скорее они его подожгут или потопят вместе со всем грузом ка борту, чем дадут ему уйти.

Надо сказать, что нет ничего более ужасного, чем видеть, в какую ярость приходят корсары, когда они нападают на вражеский корабль. Сначала они появляются на палубе с засученными до локтей рукавами их одежд, с кривыми саблями в руках, с раздирающими криками и воплями, чтобы сразу устрашить тех, с кем им предстоит драться, но противник часто отвечает им голосом пушек, что быстро приводит нападающих в чувство.

Эти турки и берберы обычно плохо разбираются в морском деле и вынуждены прибегать к помощи христиан, рабов или ренегатов, которые служат им моряками и канонирами. Но, опасаясь предательства со стороны этих членов экипажа, они перед самой битвой запирают их и сковывают по рукам и ногам, чтобы помешать христианам восстать против корсаров во время схватки; и если после более или менее ожесточенной битвы против вражеского корабля им удается завладеть им, что происходит весьма часто, то они в первую очередь забирают с него христиан, которых как пленников увозят в свои города и заменяют их турками.

До начала XVI века пираты Берберии в своих морских набегах пользовались только весельными и малопарусными галерами, но с приходом нового столетия они научились управлять иными кораблями: полакрами, барками, тартанами, более быстроходными, чем первые. Один фламандский корсар Симон Дансер, имел неосторожность научить их пользоваться новыми кораблями».

 

КАПИТАН ДЬЯВОЛ

«После длительного плаванья по всем морям и многочисленных выдающихся пиратских нападений Симон в 1606 году поступил на службу к алжирцам и приобрел огромное влияние в регентстве, благодаря своему большому опыту в морском деле. Он занимался морскими набегами с берберами в течение двух или трех лет, сжег и пустил ко дну более 40 кораблей; в Алжире его прозвали Дали Капитан, что означает капитан Дьявол. Несмотря на ошибку, которую он совершил, обучив врагов христианства искусству вести более успешные морские сражения, благодаря замене их весельных галер на парусные корабли, он никогда не расставался с мыслью вернуться в Европу, и однажды он сбежал в Марсель, предварительно заручившись обещанием амнистии за свое дезертирство. Еще долго после его отъезда можно было видеть в порту Алжира четыре корабля, оставленных здесь Симоном Дансером.

Приобретя больше навыков в науке управления новыми кораблями, пираты Берберии расширили свое поле деятельности до Гибралтарского пролива. Выйдя из Алжира 15 июля 1617 года с эскадрой их восьми хорошо вооруженных кораблей, они причалили к острову Мадейра, принадлежавшему испанской короне. Высадив здесь 800 турок, пираты опустошили весь остров, забрали все украшения и сокровища церквей, утащили колокола и взяли в плен 1200 человек всех возрастов и общественных положений.

Год 1627, три алжирских корабля под командованием германского ренегата, прозванного Карамора, проникли даже к берегам Дании, где пираты разграбили множество хозяйств, далеко разбросанных друг от друга, и взяли в плен 400 человек. В 1631 году фламандский ренегат по имени Мора-раис решился высадиться в Балтиморе, в Ирландии, откуда он привез 237 человек — мужчин, женщин и детей, которых силой заставил следовать за ним в Алжир, где они были проданы как рабы. На них было жалко смотреть, когда их всех выставили на рынке для продажи. Я узнал об этом от многих свидетелей этой страшной и жалкой сцены, и все они уверяли меня, что не было ни одного христианина на рынке, который бы не заливался слезами и не испытывал крайней жалости к этим честным женщинам и девушкам, видя их во власти диких варваров.

Что касается количества берберских кораблей, то число их достигает 120; я могу уверенно утверждать это, потому что часть их видел собственными глазами, а о других мне рассказывали мои знакомые моряки. В Алжире их насчитывается 70, в основном это небольшие корабли, которые все принадлежат корсарам и имеют на борту 25, 35 и даже 40 пушек. Все эти корабли были отобраны в боях у европейских торговцев, и корсары пользуются ими уже давно, так как не умеют сделать себе новые, но тем не менее они ломают и разбивают те из них, которые не обладают хорошей парусностью, то есть не полностью надуваются ветром или медленно продвигаются вперед с точки зрения берберов.

7 августа 1634 года я был свидетелем отплытия из Алжира флота из 28 этих кораблей, самых красивых и мощно вооруженных, какие мне приходилось здесь видеть. Они взяли курс к берегам Гибралтара, чтобы там ожидать прихода бретонских, нормандских и английских судов, которые обычно в это время спешат в Испанию за вином, маслом и бакалейными товарами. Примерно через восемь дней из порта вышла еще одна эскадра из 5 кораблей, которые направились в сторону Ближнего Востока. Все остальные корабли уже давно находились в море.

В Тунисе флот состоит только из 14 полакр, готовых выйти за добычей на поля морских сражений.

Корсары Сале в настоящее время имеют 30 кораблей, очень легких, таких как плоскодонные парусники и португальские каравеллы; они не могут держать здесь более тяжелые корабли из-за небольшой глубины моря в этом порту.

В Триполи когда-то находилось до 25 корсарских судов, но сейчас их осталось только 7 или 8; остальные были разбиты бурями или захвачены в море рыцарями Мальты. Раньше корсары использовали только бригантины или галеры, но греческий ренегат Мами-раис, усилил их флот современными кораблями.

В сумме число кораблей, стоящих в берберских портах, достигает 122, причем речь идет о больших парусных кораблях, сюда не входят галеры, которых насчитывается примерно двадцать пять».

 

ВЕСКИЕ ДОВОДЫ

Аргументы, которые выдвигают христиане, не признавая за берберами статус корсаров на постоянной службе, можно разделить на три части.

— Прежде всего они нападают на корабли любой страны, даже если нет никакой войны. Но это просто смешно: для мусульман в то время любой «руми» (христианин) уже был врагом, а «священная война» велась постоянно. Но если быть точными, то самое любопытное это то, что они все-таки делали различие между флагами: Франциск I, заключив союз с Сулейманом (что само по себе нам кажется странным), обеспечил французским кораблям с этого момента и на достаточно длительное время относительную неприкосновенность со стороны берберских корсаров.

— Затем, капитаны в своем большинстве являются не арабами, а европейскими ренегатами. Это позволяет, безусловно, повесить или сжечь на костре этих отступников веры, если они будут схвачены; но эти печальные обстоятельства никак не влияют на вопрос принадлежности к корсарам остальных членов экипажа: во всех государствах давно существует практика вербовать иностранных моряков и капитанов.

Тем не менее мы еще раз поговорим позже об этих ренегатах, которые действительно составляли в XVII веке чуть ли не весь командный состав мусульманского флота.

— Наконец, берберы превращали в рабов своих пленников.

Это самое серьезное обвинение. Корсары всех европейских стран требуют выкуп за захваченных пленных, большой выкуп — за знатного человека, совсем маленький (несколько солей) — за простого матроса; очень часто последнего освобождают, чтобы не тратить на него еду, а чаще всего ему предлагают службу на корабле страны противника: ведь для матроса нет другой родины, кроме моря. Но никогда во время корсарских морских набегов стран-метрополий (мы видели, что испанцы на Антильских островах поступали по-другому) никто никого не брал в рабство; пленников убивали (все меньше и меньше по мере того, как проходили века, кроме случаев бунтов) или держали в тюрьме, но никому не было позволено заставлять их работать на себя, по крайней мере, это касалось белых людей.

Но это отличие не является особенностью именно корсаров: христиане отменили рабство по отношению к представителям своей веры и даже фактически (в том числе и на галерах) в отношении изменников; мусульмане, наоборот, ввели его, опираясь на Коран.

Эти противоположные мировоззрения, в основе которых лежат разные религии, станут глубокой причиной разногласий между христианами и мусульманами в частном случае ведения войны на море; они не позволят применять в войне что-то вроде «джентльменского соглашения», характерного для настоящих законных корсаров, а именно: уважать флаги обеих воюющих сторон и рассматривать пленников как военнопленных, которых нельзя повесить без суда.

Итак, подводя итог, можно сказать, что братья Барбаросса, Драгут, Хамид, моряки Сале, раисы-ренегаты — грек Ибрагим-паша, мальтиец Амурат-раис, сицилиец Сципион Сигал-паша, калабриец Лючиали, родосец Антуан Милигаби, грек Юсуф, англичане Вард и Джордж-раис, корсиканец Эли, фламандец Симон Данскер, или Дансер, знаменитый «капитан Дьявол», который впоследствии снова принял христианскую веру, и сотни других действительно являлись корсарами и никогда не теряли связи со своими доверителями, иначе их можно было бы считать просто пиратами.

Вот почему, вместо того, чтобы рассказывать об их подвигах, которые выходят за рамки данной книги, нам кажется более интересным воспроизвести здесь малоизвестные сведения, предоставленные отцом Даном, о том, как мусульмане обращались со своими пленниками и заставляли их отречься от христианства и принять веру Магомета.

 

ВЫБОР ПЛЕННИКОВ

«Мучения наших христиан начинаются с того момента, как они попадают в руки своих захватчиков; и нет такой хитрости, такого лицемерия, такого обмана, к каким бы не прибегали пираты, чтобы узнать имущественное положение своих новых рабов; это могло бы помочь при назначении цены на каждого раба в случае его продажи или перекупки. Они хорошо знают, что их жертвы, желая быть проданными по самой низкой цене, обычно прикидываются бедными и принадлежащими к низшим слоям общества, больными и не способными выполнять какую-либо работу; если им удастся хорошо сыграть свою роль и им поверят на слово, то у них появится надежда попасть в больницу или, вообще, быть освобожденными вместо того, чтобы быть выставленными на публичном рынке.

Ясное понимание того, что их ожидает в рабстве, делает их порой настолько ловкими и красноречивыми, что их слова и поведение могут тронуть сердца людей, менее затвердевшие, чем сердца их новых хозяев. Некоторые рабы даже доходят до того, что прикидываются калеками, в качестве подтверждения возьмем раба, уроженца Тулона, названного Таксилом, которого я сам перекупил. В течение двух лет, которые он провел в Берберии, он так ловко прикидывался хромым, передвигаясь с помощью палки в полусогнутом состоянии, что его хозяин ему верил и не так нагружал работой, как других своих рабов; в конце концов, он его продал дешевле, чем обычно, по причине его хромоты, но когда позднее упомянутый раб ступил на землю в марсельском порту, он шел твердо и прямо, как ни один из его товарищей.

Другой раб так искусно притворялся буйным, что хозяин, который намеривался отправить его в Константинополь, посчитал за лучшее поскорей избавиться от него и продал „буйного“ за бесценок в руки отцов-искупителей. Но кроме одного или двух рабов, которые преуспели в своих притворствах, сколько других несчастных дорого заплатили за попытку обмануть своих хозяев!

Обычно, при первом осмотре рабов на захваченном корабле, хитрые турки ведут себя с ними вежливо и любезно, обещают им хорошее обхождение, чтобы заслужить их доверие и вытянуть из них правду об их положении, богатстве и умении что-либо делать; но если по их ответам они предполагают, что рабы скрывают от них истинное положение вещей, то тут же, сменив улыбку на страшный оскал, они уже обращаются к пленникам не с медовыми словами, а только с руганью. Они стараются их запугать с помощью страшных угроз и оскорблений, называя их не иначе, как собаками, предателями, ничтожествами, у которых нет ни Бога, ни веры.

И что самое худшее, так это то, что, заставив рабов лечь на палубу корабля, турки бьют их палками по спинам и животам, приговаривая: „Ты нас обманул; у тебя есть много денег; ты гораздо богаче и занимаешь более видное положение здесь, чем ты нам сказал; признавайся в этом, иначе мы выбьем это из тебя сами и ты испустишь дух в наших руках“. Все эти слова варвары выкрикивают с такой злостью, что наши бедные христиане, не выдерживая сильных ударов и страшных угроз, часто обещают больше, чем смогут выполнить, только чтобы уйти от побоев.

Но это еще не все. Варвары вовсе не собираются отстать от своих жертв, пока не выяснят до конца, кто является лоцманом на захваченном корабле, кто — капитаном, кто — перевозчиком, и так обо всех членах экипажа, так как обычно именно на корабле можно встретить наиболее нужных людей, которые могут принести наибольшую прибыль.

Наконец, с помощью разных пыток им удается узнать истинное положение каждого пленного на корабле. Прибыв затем в город, они предоставляют все сведения о рабах правителю и другим офицерам, чтобы решить вслед за этим, сколько им причитается за каждого пленного. И вот настает день публичной распродажи бедных пленников. С палками в руках турки ведут несчастных на свои базары, где после всевозможных оскорблений уступают их тому, кто предложит последнюю наибольшую цену при торговле.

В Алжире место, где обычно проводится эта гнусная торговля, находится в самой середине города; оно называется Бати стан и представляет собой квадратную площадь, окруженную галереями, куда все стекаются для купли, продажи и обмена товарами. Примерно такая же площадь есть в Тунисе, в Триполи и других городах Берберии, а также на Ближнем Востоке.

Именно на таких больших площадях устраиваются базары и происходит продажа пленников наподобие животных, и происходит это следующим образом. Смотритель тюремных камер приводит своих подопечных на базар в сопровождении раисов, или капитанов, которые захватили в плен эту партию рабов, а теперь хотят посмотреть, за сколько каждый раб будет продан. Несчастных перепоручают посредникам, которые привычным для них образом проводят вереницы скованных между собой рабов вдоль рынка, громко расхваливая свой „товар“ и выкрикивая цены.

Надо заметить, что посредники обычно представляют рабов более сильными и умелыми, чем они есть на самом деле, чтобы попытаться их подороже продать; но покупатели, чтобы не быть обманутыми, тщательно рассматривают со всех сторон этих страдальцев, заставляя их даже раздеться догола, чему те должны немедленно подчиниться, если не хотят получить серию палочных ударов, на которые здесь никто не скупится.

Покупатели же спокойно выясняют у посредников, сильные или слабые эти рабы, здоровы или больны, какую пользу могут они принести своим новым хозяевам; для проверки они заставляют рабов, подгоняя их ударами палок, шагать, прыгать, скакать на месте, чтобы точно знать, нет ли у них подагры. Затем они рассматривают их зубы, лезут им в глаза и даже тщательно изучают их лица, стремясь увидеть в них хорошие или плохие признаки.

Особенно тщательно покупатели изучают руки рабов, чему имеются две причины: во-первых, увидеть кожу на руках и по ней понять, занимался ли раб ручным трудом, а во-вторых, по линиям ладоней определить, долго ли проживет этот раб, не склонен ли он к организации побега и т. д. И вот после всех собранных воедино результатов обследования они решаются отдать за подходящего для них раба более или менее высокую цену».

 

В ЦЕПЯХ И СТРАДАНИЯХ

«Начиная с того момента, как берберы купили своих рабов, они их уводят к себе, где стараются заставить их поверить, что за них заплачено слишком дорого. Вслед за этим они спрашивают своих новых рабов, могут ли те что-нибудь предложить, чтобы купить свою свободу, и какой может быть цена. Ну а чтобы получить на этот счет точный и благоприятный для их жадных натур ответ, они не прекращают мучить и осыпать палочными ударами беззащитных рабов, особенно, если догадываются, что имеют дело с людьми богатыми и из благородных семей. Но среди последних находятся люди, которые предпочитают выносить все эти мучения, чем произнести хоть одно слово, не переставая надеяться, что могут быть выкуплены по меньшей цене, чем та, на какую надеются берберы. Но жестокости, применяемые этими варварами с единственной целью вырвать обещание высокой цены выкупа, действительно невообразимые. Одним рабам они дают цепи, которые весят более 100 фунтов, принуждая тех носить их повсюду, на улицах и в других местах.

Я сам видел в Алжире мирского священника по имени Пьер Инфантин, сицилийца по происхождению, тащившего настолько тяжелую цепь, так утомившую этого силача поневоле, что он был вынужден иметь при себе христианского раба, который из милосердия нес часть цепи, в то время как выбившийся из сил священник тащил другую ее часть. Он мог служить мессу только в таком виде, что внушало жалость всем тем, кто видел его в таком состоянии, потому что ему невозможно было без невероятных страданий повернуться к народу для исполнения этого обожаемого таинства.

Я знал здесь также другого пленника из Марселя по имени Гаспар Дукэнь, который имел на ноге две цепи, но такие массивные, что он был вынужден одну из них носить на плече в тростниковой корзине, а другую тащить за собой, когда шел через город.

Другие рабы вместо того, чтобы таскать цепи, носят четыре кольца, каждый весом от 10 до 15 фунтов. Среди них есть также такие, у кого ноги закованы в цепи, и они могут ступать вперед не более, чем на длину стопы, поэтому они с трудом передвигаются. Мы могли бы добавить к этому перечню нескончаемое число других мучений, с помощью которых эти бесчеловечные существа развлекались, ломая части тела бедных христиан.

Те, кто в первые дни своего плена еще не расстались с замашками гордецов, кто пытаются сохранить достоинство свободных людей с хорошим положением в обществе, которое они занимали до несчастья попасть сюда, быстро узнают на собственной шкуре, что пренебрежительное отношение к другим — это как раз то, что турки больше всего не выносят в своих жертвах. По правде говоря, в этой стране обучаешься послушанию и смирению за один день, тогда как на это порой уходит целый год в своей семье и на своей родине.

Прибыв на свои места жительства с новыми рабами, варвары немедленно запирают их в небольшие подвалы, называемые матаморами и используемые как тюрьмы, надевают им цепи на шею, руки и ноги и дают в качестве скудной еды только немного заплесневелого хлеба и застоявшейся воды. И они оставляют рабов в таком состоянии на четыре или пять месяцев, а иногда и дольше, до того момента, когда смогут узнать, что им скоро вышлют сумму выкупа.

Невозможно представить себе все страдания рабов в этих подземельях, которые действительно являются убежищами скорби и смерти. Когда они выходят оттуда, то их можно принять скорее за скелетов, чем за живых людей, настолько у них запали глаза, кожа обтянула кости и приобрела трупный оттенок, волосы торчат колючками, одежда в лохмотьях и покрыта плесенью. От их тел исходит такое зловоние, что оно распространяется на всю округу.

Чтобы сделать эти мучения еще более нестерпимыми для своих жертв, бесчеловечные хозяева, толкаемые алчностью и злобой, не позволяют даже тонкому лучу солнца проникнуть в их камеры, чтобы несчастные пленники могли хоть немного заняться чтением; если из-за нехватки места нескольких рабов помещают в один подвал, то им запрещают общаться друг с другом из боязни, что их мучения будут хоть как-то облегчены взаимными жалобами. Это побуждает тюремщиков часто подслушивать за дверями камер, и, если их приказ не выполняется, они неожиданно врываются в подвал, полные ярости, и начинают раздавать направо и налево удары палками и ногами или вставляют в рот узникам какие-нибудь затычки, чтобы те не могли выговорить ни слова.

Все это может показаться невероятным, но я видел это своими собственными глазами, обливаясь слезами над судьбой несчастных людей. Но не только в домах своих гонителей и в местах под названием матаморы, рабы подвергаются такому бесчеловечному обхождению, а даже на улицах, по которым они направляются на работы. Они вынуждены терпеть здесь нескончаемые выпады против них со стороны многочисленных прохожих и даже от маленьких детей, которые осыпают их оскорблениями, мажут их грязью и иногда кидают им вслед камни.

Шагая по улицам, рабы должны стараться не задеть какого-нибудь из варваров, иначе они сразу получат пощечину, а то и будут нещадно избиты. Так же, когда они нагружены тяжелой ношей, они должны постоянно кричать: „Осторожно, господин! Балек, Сиди!“ Но самое плохое время для христианских рабов, которые вынуждены ходить по городу, наступает вечером, когда они встречают на улицах большое количество подвыпивших турок и ренегатов, выходящих из питейных заведений. Возбужденные до крайности, эти пьянчуги охотно вымещают свое настроение на бедных рабах, не скупясь на недостойные оскорбления, удары ногами, кулаками, палками и даже ножами».

 

ПАЛКА И КРИВАЯ САБЛЯ

«Случается ли в городе какой-нибудь беспорядок или пожар? В этом немедленно обвиняют христиан без малейшего доказательства, только чтобы иметь удобный случай подвергнуть их еще большим мучениям. Одному такому случаю я был свидетелем.

15 апреля 1634 года, после трех часов вечера, в Алжире неожиданно распространился слух, что христиане подожгли в порту корсарские корабли; эта весть сразу всполошила варваров. Поднявшись на террасу нашего дома, я увидел взволнованных турецких женщин, спешащих взобраться на крыши домов и вопящих во весь голос, что это, конечно, христиане устроили поджог и необходимо тут же их всех убить. Тем временем, выяснилось, что это была ложная тревога и что сильный порыв ветра разорвал канаты некоторых кораблей, и если не принять немедленных мер, то корабли могут разбиться друг о друга.

8 июля 1629 года была пятница, день отдыха и молитв у турок, когда к половине первого пополудни, именно к часу их публичной молитвы в мечети, разнесся по Алжиру слух: христиане взбунтовались и с оружием в руках идут по улицам города. Тревога охватила все мечети, турки немедленно выскочили на улицы с кривыми саблями в руках; они рубили всех, кто попадались им на пути, а так как у христиан не было другого оружия, кроме их невиновности, то они разбегались при виде турок во все стороны. Турки же бросались вслед за ними в полной уверенности, что бегство рабов подтверждает их заговор.

Потом были предприняты поиски авторов этих слухов; некоторые приписывали их евреям, а другие — неким туркам, которые хотели воспользоваться общей суматохой и ограбить богатые дома. Никогда не находилось хоть малейшее доказательство вины христиан в городских беспорядках, но и на этот раз все были склонны тем более считать их виновными, что существовало старое предсказание, угрожающее им в один подобный день оказаться жертвами общего восстания христианских пленных, которые станут хозяевами всего города.

С этого дня навсегда было запрещено христианам, рабам и свободным людям находиться на улицах в пятницу в те часы, когда мусульмане собираются на молитву, то есть с полудня до двух часов дня, и палач следит за выполнением этого запрета.

Турки заставляют своих пленников выполнять самую тяжелую и нескончаемую работу, которая для некоторых кажется еще тяжелее, потому что они не привыкли вообще к физической работе при том положении, какое они занимали раньше. Среди таких людей можно увидеть священников, монахов, дворян, торговцев, солдат, моряков и представителей разных других профессий, одних сильных, других слабых, одних молодых и здоровых, других старых и больных, которые скорее сами требовали ухода, чем могли за кем-то ухаживать; никто из этих людей не привык к тяжелому физическому труду, непосильному для бедных страдальцев, и, конечно, если хозяева не боялись бы потерять своих рабов в результате излишней усталости от работы, то они еще больше требовали бы сил от несчастных, но огромные скупость и жадность заставляли все-таки хозяев давать небольшой отдых своим рабам.

Священники и монахи не освобождаются полностью от тяжелых работ, но так как они ежемесячно выплачивают своим хозяевам оговоренную сумму денег, то последние разрешают им каждый день служить мессу и духовно поддерживать своих плененных братьев. Деньги эти складываются из небольших подаяний, которые вносят сами рабы, несмотря на крайнюю бедность, или христиане, прибывшие в Алжир и другие города Берберии, чтобы закупить товар.

Мы не можем здесь детально описывать все работы, где использовались рабы, но нам достаточно знать, что они выполняли самые грязные и оскорбительные дела, до того, что их видели часто в сельской местности, запряженных вместе с лошадью и ослом в плуг, который они тащили из последних сил, вспахивая землю. Рабов использовали и в качестве палачей при казни какого-нибудь турка, приговоренного к смерти. Бедственное положение турецких узников не идет ни в какое сравнение с положением рабов и даже вполне выносимо, если бы частенько разъяренные корсары не калечили их по малейшему поводу.

Мы знаем уже, что турки используют рабов в качестве гребцов на своих кораблях; если вдруг случается, что варвары замечают преследующие их христианские галеры и вынуждены увеличить скорость движения своего судна, то они ударами палок заставляют бедных рабов грести из-за всех сил, чтобы избежать встречи с противником. С кривой саблей в руке турки угрожают смертью тем, кто им покажется недостаточно старательными, и часто выполняют свою угрозу, одним отсекая головы, другим — руки, чтобы устрашить всех, кто в их понимании плохо выполняют свой долг; если же случайно им покажется, что рабы обменялись какими-то знаками, то варвары, опасаясь заговора, немедленно выхватывают свои мечи и безжалостно погружают их в кровь невинных жертв.

И это еще не все, так как на этих проклятых галерах рабы иногда умирают от жажды после многих дней ужасных страданий.

В 1630 году, в конце июля, четыре алжирские галеры, выйдя в море для привычного разбоя, принялись обследовать с этой целью все берега Испании, но тут поднялась буря, да такая яростная, что морские грабители из опасения кораблекрушения укрылись в местечке под названием Три острова, надеясь, что стихия не будет бушевать слишком долго; но они были вынуждены провести здесь целых тяжелых тринадцать дней, что привело из-за нехватки пресной воды к смерти 45 рабов и 14 турок. По правде говоря, эти мучительные дни нельзя вменять в вину командирам галер, так как они сами жестоко страдали вместе со всеми, но, тем не менее, наши христиане были первыми жертвами голода и жажды из-за своего беспомощного существования, брошенные, как обычно, на произвол судьбы с первого дня вынужденной остановки.

Кроме матаморов, или специальных подвалов, существуют также камеры, публичные тюрьмы для заточения бедных рабов; они представляют собой достаточно большие дома с многочисленными мрачными маленькими комнатами с низкими сводчатыми потолками. В каждой комнате содержатся 15 или 16 рабов, лежащих прямо на голом полу, куда всякие паразиты, скорпионы, змеи и другие рептилии любят наведываться и тем самым усугубляют мучения узников. Того, кто следит за камерами, называют баши, под его началом находится бессчетное число слуг, которые помогают ему в его тяжкой работе днем и ночью, так как он отвечает головой за любую попытку к бегству отчаявшихся рабов.

В Алжире есть шесть таких тюрем, одна из которых, наиболее вместительная, является тюрьмой вице-короля, или Бея. Девять таких тюрем находятся в Тунисе и одна — в Триполи, но очень большая, а также есть тюрьмы и в других городах, даже в Константинополе, где рабы скованы за ноги по двое день и ночь».

 

САД СТРАДАНИЙ

«Мучения бедных рабов, о которых мы говорили до сих пор, есть следствие, как бы необходимое и неизбежное, их положения под властью врагов христианства, это их горький каждодневный хлеб. Конечно, эти мученья ужасны, но как описать невыносимые муки, которым их подвергают непреклонные хозяева, желающие наказать их за реальный или вымышленный проступок? Эти терзания невероятны, и, однако, это бесспорный факт. Перед нами неполный перечень разнообразных казней, применяемых в этих местах.

1. Большие железные крючья наподобие языка змеи закрепляются вдоль крепостных стен и, особенно, на воротах города, и на них подвешиваются те рабы, которые должны умереть; подняв обнаженных жертв со связанными за спиной руками на вершину стен, турки сбрасывают их на торчащие крючья, которые протыкают им живот или грудь, или другие части тела, и они остаются висеть в таком положении, пока не испустят дух среди ужасных страданий.

2. В другой раз турки привязывают бедного раба за ноги и за руки к четырем кораблям, и те, начиная двигаться в разных направлениях, разрывают мученика на части.

3. Им приходит также в голову привязать пленника к мачте корабля и убивать его постепенно стрелами из луков.

4. Часто турки помещают приговоренных к смерти в тщательно зашитый мешок, который они бросают в море, где несчастные задыхаются и тонут.

5. Иногда, привязав страдальца, абсолютно голого, к столбу железной цепью, они обкладывают столб со всех сторон дровами и поджигают их таким образом, что нестерпимый жар вкупе с едким дымом приводят несчастную жертву к смерти от удушья или всепожирающего огня.

6. Других рабов они обрекают на мучительную смерть на кресте, используя два вида казни: в первом случае страдальца прибивают гвоздями за руки и за ноги к двум ступенькам одной лестницы и оставляют его так дожидаться своей кончины, во втором случае раба привязывают к кресту Святого Андрея и выставляют у входа в город в качестве объекта презрения и надругательств для всех мусульман.

7. Другая их казнь состоит в том, что мученику делают надрезы в местах плечевых суставов, вставляют в них зажженные восковые факелы и оставляют их сгорать до конца, в то время как их жертва не могла сделать ни одного движения и в конце концов умирала от голода и боли.

8. Иных рабов турки замуровывали во весь рост между четырьмя невысокими стенами, доходящими им до плеч, или в яме с землей, где оставляли их умирать медленной смертью.

9. Одним из наказаний было заключить виновного, действительного или предполагаемого, в бочку, наполненную острыми иглами и катить ее, пока жертва не расстанется с жизнью.

10. Сажание на кол — наиболее обычная в этих местах казнь, но от этого она не менее жестокая. Она состоит в том, что несчастного сажают на острие, которое протыкает его насквозь и выходит наружу через горло или плечи.

11. Жестокость турок доходит до того, что они закапывают людей в землю живьем.

12. Иногда они привязывают страдальца к хвосту лошади лицом к земле и в этом положении провозят его по всему городу, по самым ухабистым районам, пока он не превратится в окровавленный обрубок.

13. Иногда они назначают тому, кого решили наказать, 500 или 600 ударов палками, и даже больше, и для этого палач с успехом использует своих слуг, которые усердно выполняют порученную им работу, пока несчастный страдалец не испустит дух.

14. Удушение тоже часто используется в качестве наказания, но применяется только по отношению к приговоренным туркам; их обвязывают вокруг шеи веревкой и затягивают ее с помощью палки до тех пор, пока жертвы не задохнутся.

15. Некоторые рабы приговариваются к страшной казни — быть разрубленным живьем; для этого палач кладет несчастных на землю и отрубает им ноги и руки железным топором, после чего оставляет их умирать в таком виде.

16. Турки порой прибегают просто к камням и булыжникам, чтобы выместить свою ярость на бедных рабах.

17. Иногда они, ослепленные яростью, подвешивают рабов за ноги к потолку, затем выдирают ему ногти и льют расплавленный воск на его голые ступни.

18. Что для них является вообще обычным делом, так это, напившись вина, вымещать свою бьющую через край злобу на рабах, нанося им удары ножом.

19. Некоторых приговоренных к смерти они привязывают к дулам пушек, а потом производят выстрел и несчастных разрывает на части.

20. Иногда, чтобы сделать неузнаваемыми жертвы своего варварства, турки отрезают им носы и уши.

21. Еще одна пытка, мокрая дыба, состоит в подвешивании раба за подмышки на длинной веревке, перекинутой через блок, укрепленный на рее корабля; раба на веревке опускают в море и вытаскивают обратно столько раз, сколько его мучителям захочется, что для них является любимым развлечением и времяпрепровождением.

22. Жестокость турок к своим пленникам приводит и к тому, что часто они обрекают рабов на голодную смерть в подвалах тюрем.

23. Наконец, хотя мы не могли бы пронумеровать здесь все виды казней, используемые турками в этих местах, но скажем еще о том, что своей изощренной жестокостью они вынуждают любого из пленников, если есть такая возможность, нанести удар топором или другим оружием своему товарищу, чтобы тот быстро умер, по крайней мере, от руки братьев по вере».

 

НЕСКОЛЬКО ЦИФР

«Что касается национальностей рабов мужского и женского пола, которые находятся сегодня в Берберии, то среди них присутствуют представители всех христианских стран: Франции, Италии, Испании, Англии, Германии, Голландии, Греции, Венгрии, Польши, России и других. Число бедных пленников достигает почти 36 000 исходя из моих собственных подсчетов на месте и записей, сделанных в других местах и направленных мне по моей просьбе христианскими консулами, находящимися в корсарских городах.

Я узнал от многих христиан, а также от некоторых турок и ренегатов, хорошо осведомленных в делах страны, что только в одном королевстве Алжир, включающем в себя кроме города окрестные деревни в радиусе 25 лье, находилось почти 25 000 христианских пленных и среди них 1500 французов и 200 женщин, большинство из которых составляли испанки, ирландки, итальянки, гречанки, но в меньшей степени француженки, которые были взяты в плен на пассажирских кораблях, державших путь в Италию и Испанию, где и попались в руки корсарам.

Приведу здесь способ, как можно подсчитать примерно число пленников. В любой стране, отстоящей от Алжира на двадцать или двадцать пять лье, насчитывается 1500 садов или земельных хозяйств, среди которых трудно найти хоть одно, где бы не трудились, по крайней мере, два или три раба, а иногда и по семь или восемь рабов, которых держат здесь для возделывания земли под виноградники, ухаживания за скотом и других домашних дел, потому что турки и мавры, хозяева садов и земельных угодий, являются людьми ленивыми и лишенными какой-либо сельскохозяйственной техники и восполняющими свою крайнюю лень бесконечной работой своих рабов, к которой они принуждают их ударами палок, позволяя им отдыхать значительно меньше, чем лошадям.

Кроме того, в городских тюрьмах томятся обычно более двух или трех тысяч рабов. К тому же, нет ни одного богатого человека и даже человека со средним достатком, который не имел бы одного или двух рабов либо для работы по дому, либо для выполнения другой каждодневной работы на своего хозяина, имеющего какое-либо прибыльное дело в городе; а если случается так, что у рабов нет на какой-то момент никакого занятия, то их заставляют самих найти себе дело, потому что они обязаны приносить своему хозяину каждый день какую-нибудь прибыль, а иначе они подвергаются мучениям и суровым наказаниям.

В Тунисе и подчиненным ему деревням, включая сады и земельные хозяйства, насчитывается до 7000 рабов разных христианских национальностей. В городе Сале сейчас (1634 год) находятся только 1500 рабов или чуть больше, из которых, возможно, 430 — французы. По правде говоря, рабов здесь было бы больше, если бы торговцы Сале не продавали их часто в Тетуане, где наши испанские отцы-искупители ввели обычай выкупать несчастных. Триполи в Берберии — это место, где в настоящее время насчитывается наименьшее количество рабов, примерно от четырех до пяти сотен.

Небольшое количество пленников, которое может быть на Сент-Море, я даже не беру в расчет; да и то правда, что здесь корсары больше не пользуются славой. Тем более я не говорю о других пленниках, изнывающих на галерах Родоса и Константинополя; в мое намерение входит лишь рассказать только о тех несчастных христианах, которые были взяты в плен корсарами Берберии и которые здесь сейчас томятся под властью безжалостных хозяев.

Надо заметить, что в течение довольно длительного времени и, особенно, после союза, заключенного между Францией и Великим султаном в 1534 году при правлении короля Франциска I, было проведено достаточно мало морских операций против французов со стороны этих гнусных пиратов. Когда в 1539 году четверо наших французских священников уехали в Алжир, где выкупили 54 раба, они обнаружили здесь мало французских пленных, хотя представителей других народов было очень много; так священники начали выкупать пленников других государств, за неимением среди рабов своих соотечественников.

Если и было мало французских рабов в этих местах, то происходило это, по моему мнению, из-за того, что французские пленные в Алжире и Тунисе были полностью под властью султана, который призвал местных корсаров к послушанию с помощью своих наместников-паша и беев. Но с того момента, как его господство здесь ослабло из-за восстания янычар и армии, что привело к нарушению неверными договора между Францией и их сувереном, он вынужден был заткнуть уши, чтобы не слышать претензий с французской стороны, и закрыть глаза на то печальное обстоятельство, что отныне пленные французы рассматривались наравне с другими христианами.

Такой поворот событий был на руку корсарам, так как французские захваченные в море корабли приносили больше прибыли, чем корабли всех других народов по причине хорошо развитой торговли Франции со странами Ближнего Востока; особенно это касалось Марселя и всего Прованса, где искусство мореплаванья по Средиземному морю настолько славилось, что даже превосходило славу бретонцев и нормандцев, самых опытных лоцманов на океане».

 

РАЗМАХ КОРСАРСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

«Что касается общего числа захваченных корсарами кораблей и товаров, то это я не смог узнать, равно как и их общую стоимость, которая так огромна, что я с трудом могу ее себе представить. Я приведу здесь два примера, чтобы можно было по ним судить о всех остальных эпизодах корсарской деятельности.

Вне всякого сомнения, морские трофеи корсаров Алжира за период с 1625 по 1630 годы составили, включая сюда 600 кораблей, более 20 000 000 ливров, и эта цифра, хотя и невероятная сама по себе, была бы еще значительно увеличена, если к ней добавить стоимость трофеев корсаров других городов, таких как Тунис, Сале, Триполи, которые тоже успешно выходили в море.

С начала избрания кардинала Хименеса корсары Алжира уже захватили такую существенную добычу в Средиземном море, что этот влиятельный человек в государстве высказал претензию королю Фердинанду с тем, чтобы побудить короля к проведению настоящих мероприятий по отношению к варварскому городу, объяснив ему, какое благополучие принесет эта акция всем его владениям и всему христианскому миру; один из самых мощных доводов, которые он использовал для убеждения монарха, явилось предоставление последнему очевидных доказательств, что этот пиратский город так разбогател на грабежах христианских торговцев, что там он бы мог найти миллионные запасы золота и серебра, которых ему хватило бы на завоевание всего оставшегося мира.

Так как я был в Алжире в 1634 году, то к этому моменту уже настало время захватов корсарами французских кораблей. Подтверждено также отчетами капитанов и хозяев кораблей, что, начиная с октября 1628 года, когда господином Самсоном Наполлоном был подписан мир с армией Алжира, и до августа 1634 года, варвары захватили 80 больших и малых кораблей, полакр, барков и тартанов, из которых 52 были из Атлантики, то есть из морей и с берегов Британии, Нормандии и Пикардии, а 28 — с Ближнего Востока, а также из Лангедока и Прованса.

Все эти трофеи, корабли и товары, были строго оценены, и согласно отчетам общая их стоимость достигала 4 752 000 ливров; кроме того, на этих кораблях были взяты в плен 1331 человек, пленники были доставлены в Алжир и проданы здесь как рабы. Конечно можно предположить, что другие христианские народы, особенно, итальянцы, англичане и голландцы, которые имели торговые пути в Средиземном море, понесли не меньшие потери, чем вышеприведенные жертвы корсарских набегов, но я не смог найти соответствующих записей с цифрами.

С давнего времени казалось, что именно голландцы понесли в Средиземном море наибольшие потери, так как сегодня можно видеть, что почти все алжирские корабли раньше принадлежали им; эти корабли такие мощные и крепкие, что корсары охотно используют их на море для своих разбоев. Таким образом, голландцы более других народов снабдили пиратов флотом; это произошло потому, что когда-то, слишком надеясь на свои хорошо снаряженные корабли с множеством пушек, они держали на борту немногочисленный экипаж, который был не в состоянии противостоять корсарам в абордажной схватке; но в настоящее время, снаряжая корабль в дорогу, они учитывают тяжелые уроки, преподнесенные им пиратами».

 

ПОПЫТКИ К БЕГСТВУ

«Рабы могут спастись и морем, и по суше. Если они пытаются бежать морем, то, когда они доберутся уже до Алжира или других берберских городов, им будет очень трудно осуществить свою мечту, потому что сразу по прибытии кораблей в порт с них снимают руль и паруса, которые сторож порта оставляет у себя, предварительно уверившись, что на корабле нет запасных снастей; это правило распространяется и на христианские корабли, которые прибыли в города для торговли. И ни руль, ни паруса не будут возвращены, пока корабль не поднимет якорь и не ляжет на курс и пока стража не обыщет все уголки корабля из опасения, что где-нибудь спрятался беглый раб. Рабам нет также никакой возможности сбежать на маленьких барках и галерах, стоящих в порту, так как существует обычай вытаскивать их на сушу, где за ними наблюдает день и ночь специально приставленная для этой цели стража.

Им остается с меньшими трудностями пытаться спастись бегством по суше, хотя они находятся на большом расстоянии от любого христианского города, если только этот побег не из Сале. На дорогах, которые им предстоит преодолеть, они рискуют встретить мавров или арабов, которые не упустят возможности привести беглых рабов обратно к их хозяевам, так как в этом случае последние обязаны заплатить зорким путникам десять серебряных монет, в то время как беглецы по прибытии обратно получат 200 ударов палками.

К этой опасности в пути добавляется еще одна, а именно: попасть в когти тигров, львов и других хищных животных, которые рыщут по округе. Некоторые, тем не менее, предпочитают рискнуть встретить двойную опасность, чем влачить длительное жалкое существование на дне подвалов.

Когда рабам удается все же спастись морем из Берберии, они добираются до соседних христианских земель, из Алжира — до Балеарских островов, из Туниса — до Мальты или Сардинии, из Триполи — до Сицилии или Италии. Вот как это происходит.

На всех этих землях и островах Средиземного моря находится много восьми- или десятивесельных шлюпов. Когда какой-нибудь раб решается на побег, он должен заранее договориться напрямую или через посредников с хозяевами этих маленьких кораблей, которые, бесчисленное количество раз наведываясь в Берберию, хорошо знали ее города и побережья. После того, как согласована плата за освобождение, хозяева суденышек принимаются за осуществление смелого плана, по крайней мере, за попытку его осуществления.

Сначала для этого они переодеваются в одежду турок, водрузив на голову тюрбаны, затем вместе с их экипажем они причаливают к берегу вблизи Алжира, или Туниса, или еще какого-нибудь города на побережье, но на расстоянии примерно в полмили от города. Здесь высаживается на берег тот, кто лучше всех знает язык и обычаи этой страны, в то время как другие находятся в открытом море, чтобы не быть замеченными. Сошедший на берег тайно пробирается к тому или тем, с кем был заключен договор о бегстве, и назначает им свидание в условленном месте и в условленное время, когда их будет ждать корабль; обычно бегство происходит вечером, потому что рабы в это время суток более свободно ходят по городам.

Стоит ли говорить, что, если только не случится непредвиденное обстоятельство, раб будет точно в назначенном месте в назначенный час и как только он ступит на христианскую землю, то никогда не забудет передать требуемую сумму денег своему спасителю. Надо признать, что хозяева таких суденышек честно заработали эти деньги, так как организаторы таких смелых побегов подвергаются смертельной опасности. Они рискуют своей жизнью, потому что если их неожиданно схватят в городе или в момент отчаливания корабля от берега с беглецами на борту, или уже в открытом море, то их немедленно препровождают к палачу, который сжигает их живьем на медленном огне.

Турки и мавры, охотно присутствующие на подобных казнях, имеют привычку бросать в бедных христиан камни в знак глубокого презрения. Огонь, которым они пользуются в таких случаях при небольшом количестве дров, не может полностью сжечь тело казненного, и его останки достаются собакам.

Мы сказали, что беглые рабы наказывались двумя или тремя сотнями палочных ударов, но некоторые хозяева, не довольствуясь только этим наказанием, ставят рабам клеймо на лица в виде какого-нибудь символа; для этого они вырезают им кусок кожи и насыпают на рану черный порошок, который обеспечивает им пожизненное клеймо; другие безжалостные хозяева идут еще дальше, в приступе чрезмерной жестокости они отрезают своим осмелившемся бежать пленникам нос или уши, как это произошло в 1634 году с одним беднягой из Бретани.

Его звали Гийом де Порник; решив бежать с четырьмя своими товарищами, он вышел вместе с ними на дорогу, ведущую в Мамур; трое его спутников благополучно добрались до цели, а Гийом, то ли из-за слабых ног, то ли из-за недостатка смелости идти вперед, не сворачивая, но факт тот, что он был схвачен и доставлен обратно к своему хозяину, который сначала приказал избить беглеца палками, а потом, не удовлетворившись этим, повелел отрезать несчастному уши. Он даже заставил бедного раба носить эти связанные уши перед собой как символ позора, а потом приказал рабу их съесть.

Иногда находились рабы, используемые на галерах, которые, находясь в открытом море вблизи какой-либо христианской земли, бросались в море и достигали вплавь желанного берега. Были и такие смельчаки, которые, используя только шкуры и палки наподобие маленькой лодки, подставляли себя опасностям моря и чаще погибали, чем спасались. Видели и таких отчаявшихся рабов, которые связывали между собой несколько кусков дерева наподобие плота, устанавливали на нем две длинные палки с привязанными к ним кусками ткани, слабо напоминающими паруса, и пускались в плаванье, отдавая себя на волю случая, чтобы вырваться из ужасов плена, что некоторым иногда удавалось.

К концу января 1633 года несколько алжирских корсаров, встретив в море французский корабль, погнались за ним и, наконец, захватили желанную добычу после длительной и жестокой битвы; присвоив себе новый корабль, они оставили на нем только четырех французских матросов, а всех других погрузили на свои корабли, заменив их семнадцатью турками, получившими приказ доставить захваченное судно в Алжир, тогда как сами они собирались продолжить морскую охоту. Тем временем, один из четырех французов, матрос столь же ловкий, как и отважный, видя презрение, с которым турки относятся к нему и его компаньонам, принимает твердое решение напасть на турецкий экипаж, хотя силы были не равны. Он сговаривается с друзьями, и, когда турки, уверенные в своей безопасности, не принимают никаких мер предосторожности, наши моряки пользуются случаем и неожиданно обезоруживают их, забрав себе кривые сабли; они с криками набрасываются на врагов так стремительно и согласованно, что те не успевают прийти в себя, как французы отсекают головы четырем из них, рубят руки и ноги другим и с легкостью подчиняют себе оставшихся безоружных турок. Победители связывают турок по рукам и ногам и меняют курс корабля; вместо того, чтобы плыть в Алжир, они направляются в Малагу, к берегам Испании.

Одному фламандскому рабу тоже удалось захватить алжирский корсарский корабль следующим образом. Жанше, весьма искусный моряк, был взят лоцманом на один из корсарских кораблей; выйдя из Алжира, он успешно провел через пролив корабль своих хозяев, которые, устав безрезультатно блуждать по морю, велели лоцману держать курс на португальский берег, где, как они знали, обычно можно было встретить много торговых судов. Наш лоцман, который изнывал под тяжестью рабства, уже несколько раз пытался бежать, но это ему никак не удавалось; наконец, черная ночь и свежий благоприятный ветер предоставили ему еще одну возможность. Видя, что корсары спят в нижних помещениях корабля, он поделился своим намерением с рулевым, таким же христианским рабом.

Итак, вдвоем, не поставив в известность других своих товарищей по несчастью из-за боязни испортить все дело, они так ловко развернули корабль и взяли курс на расположенный недалеко Лиссабон, столицу Португалии, что причалили к берегу до того момента, как корсары проснулись. Жанше быстро разбудил восемь других рабов, спавших на палубе, которые тут же заперли всех турок в нижней части корабля, в то время как сам Жанше, чтобы позвать на помощь охранников порта, принялся громко кричать: „Свобода!“ От этого шума корсары наконец-то проснулись и собрались защищаться, но, увидев, что заперты, сдались подоспевшим охранникам и сами в свою очередь стали пленниками и рабами.

Тем временем сбежалась толпа жителей города, желающих своими глазами посмотреть на удачно захваченный корсарский корабль; каждый благодарил Бога и прославлял изобретательность лоцмана Жанше, который, продав турок вместе с их кораблем, уехал в свою страну. Это случилось в конце 1629 года».

 

РЕНЕГАТЫ

«Как только мусульмане захватывают с боем христианский корабль, они внимательно рассматривают всех новых рабов и выбирают из них детей, юношей, одним словом, тех, кто кажутся им наиболее подходящими, наиболее сильными и ловкими. После этого, чтобы обратить отобранных людей в неправильную веру Магомета, мусульмане начинают одурманивать их красивыми словами и твердыми обещаниями хорошего обхождения, но, если они не могут ничего добиться своими лживыми и хитрыми увещеваниями, меняют свою притворную ласковость на чрезмерную суровость и прибегают к разного рода пыткам, какие только может им подсказать ярость и изощренная фантазия.

Одни из них, потеряв терпение, пользуются палками или стропами, заставляя бедного раба раздеться и лечь на землю, предоставив четверым своим спутникам держать беднягу за руки и за ноги или кому-нибудь из них держать его за плечи, в то время как хозяин наносит рабу две или три сотни ударов палкой по спине и животу.

Другие, не менее безжалостные, заставляют рабов согнуться так, чтобы достать ногами до плеч, потом они подвешивают их на большой палке к потолку и наносят им сто или двести ударов палкой по подошвам ног. Находятся и такие, кто еще более жестоко обращаются с бедными пленниками, чтобы заставить их отречься от своей веры; они безжалостно выдирают христианам ногти на ногах и руках и подвергают их многим другим пыткам, которые скорее можно назвать изобретением дьявола, чем человека. Правда то, что те, кто выносят такие страшные пытки, еще более укрепляются в непоколебимой верности Христу, и мусульмане здесь бессильны.

В 1633 году пираты во время обычной разбойничьей операции на море встретили корабль из Сан-Тропеза, морского города Прованса, погнались за ним и захватили после непродолжительного боя. Они доставили его в Алжир, где выставили на продажу всех людей, которые были на этом корабле, и среди них — юношу по имени Гийом Совер 15-ти или 16-ти лет, родом из Сан-Тропеза, служившего на корабле юнгой. Тот, кто купил его, не собирался сначала запугивать юношу, он хорошо обходился с ним в течение нескольких дней, не прибегая ни к каким уловкам, чтобы обратить его в свою веру, но все его усилия оказались тщетны, так глубоко в душу ребенка пустила корни вера в Христа.

Теперь хозяин изменил свое поведение, но чем больше он угрожает юному пленнику пытками, тем тверже тот становится в своем решении не принимать мусульманство; хозяин описывает рабу страшные мучения, а раб готовится терпеливо сносить их. Наконец варвар, переполненный яростью, хватает молодого раба и подвешивает его за ноги к балке потолка, затем бьет его палками, но, видя, что так он ничего не добьется, он прибегает к другому мучению и вырывает несчастному ногти на больших пальцах ног. Поняв, что и вторая пытка, хотя и более жестокая, не дает результата, как и первая, он берет горящий восковой факел и по каплям льет расплавленный воск на голые подошвы ног бедного страдальца, но и эта пытка оказывается бесполезной, так как раб остается непоколебимым в своей вере. Видя всю тщетность своих усилий обратить юношу в мусульманство, а с другой стороны, боясь потерять уплаченные за раба деньги, так как тот уже полумертв от боли да, к тому же, может остаться калекой, жадный хозяин даже прибегает к помощи лекарств, чтобы попытаться вылечить раба и заставить его работать. И, действительно, он возвращает юноше здоровье и никогда больше не предлагает стойкому христианину стать ренегатом.

Добавлю по этому поводу, что иногда встречаются рабы, так хорошо знающие предстоящие мучения и готовые любой ценой избежать пыток, которыми хозяин пугает их, если они не отрекутся от христианской веры, что им легче покончить с собой, чем позволить хозяину издеваться над ними. Жестокие гонители из боязни их потерять не осмеливаются сильнее давить на них и разрешают им отныне соблюдать обряды нашей святой религии.

Некоторые рабы, действительно, предпочли умереть, чем выносить осквернение, которому гнусные турки, хотели их подвергнуть. Тем не менее надо засвидетельствовать, что не все христиане обладают таким твердым характером и многим из них недостает веры, смелости и упорства, но их отступничество часто кажущееся, чем настоящее. Боязнь пыток заставляет их сказать громко то, что они ненавидят в глубине своей души, а именно: что они согласны стать турками. Они дают это согласие только затем, чтобы смягчить непреклонных гонителей. Впоследствии их совершенно не заботит лживая религия, которую они приняли из страха перед мучениями, и они соблюдают ее для видимости, довольствуясь лишь тем, что носят турецкую одежду, но не посещают мечети, как настоящие турки.

Я видел многих таких людей, откровенно говоривших со мной о своих крайних сожалениях, с которыми им приходилось носить на голове тюрбаны, и заверявших меня в том, что за все десять лет, как они стали ренегатами, они ни разу не были в мечети и что при первом удобном случае они готовы рискнуть своей жизнью, чтобы сбежать на христианскую землю; чтобы подтвердить, что христианство не угасло в их душах, они охотно помогали бедным пленникам чем только могли.

Но не все ренегаты одинаковы, особенно те, кто по их собственному побуждению и без всякого запугивания покинули алтарь истинного Бога и стали, следуя своим склонностям, такими ярыми врагами христианства, что превзошли в своей жестокости самих турок, столько усердия они проявляют в делах проклятой секты. Нет такого варварства, которое они бы не применяли к христианам, и это приводит к мысли, что они потеряли все человеческие чувства, потеряв веру в Бога и нарушив клятву, данную ему над святыми мощами».

 

НЕСКОЛЬКО ПОКАЗАТЕЛЬНЫХ ПРИЕМОВ

«Но кроме обещаний, угроз и мучений фанатизм турок приводит их к использованию по отношению к христианам, которых они хотят заставить отречься от своей веры, всевозможных хитростей, или, проще говоря, унизительных обманов. Среди них различают три основные хитрости.

Первая состоит в том, чтобы подговорить нескольких человек, которые уверяют, что пленники или другие христиане, которых они хотят сделать ренегатами, плохо отзывались о законах их пророка и за это они заслужили смерть на костре, если только они не предпочтут одеть тюрбан и отречься от своей религии; в результате многие отрекаются из-за страшного наказания, которым им грозят хитрые турки.

Вторая хитрость состоит в том, чтобы пригласить на обед того, кого они хотят сделать ренегатом; за обедом они без устали поят бедного христианина вином и как только видят его в достаточно хорошем состоянии, сразу надевают ему на голову тюрбан, заставляют поднять палец к небу и произносить те же слова, что и они сами обычно произносят по законам своей религии. Проделав это, они продолжают пировать, пока ночь и сон не заставят их отойти ко сну.

Каково же бывает удивление христианина, с которым приключилось это несчастье, когда на следующее утро, проснувшись, он обнаруживает на голове тюрбан и видит варваров, пришедших поздравить его и засвидетельствовать ему свою радость, узнав, что он получил небесное знамение вступить в ряды мусульман, настоящих правоверных! Он защищается от варваров всеми способами, протестует и заявляет, что никогда не имел ни малейшего намерения сделаться турком, что, если во время кутежа он и произнес какие-то слова, то он их совершенно не помнит и что никогда не собирался менять религию, но, не обращая внимания на его доводы, беднягу тут же ведут к муфтию, высшему духовному лицу, и зовут в свидетели тех, кто накануне пировал с ним.

Эти предатели сначала прикидываются удивленными и лживо уверяют, что никогда не склоняли данного христианина к смене религии, что они очень рассержены таким обвинением, но им известно, что он сам хотел стать ренегатом, что он проделал для этого все подобающие церемонии, позволил постричь себя, как турка, и, чтобы отметить это событие, пригласил их вместе поужинать. Выслушав „свидетелей“, муфтий приговаривает христианина к смерти на костре за то, что тот позволил насмехаться над законом мусульман, если только он не пожелает объявить себя ренегатом, и многие соглашаются принять религию Магомета, страшась расстаться с жизнью.

Третья хитрость, используемая турками по отношению к христианам, на которых они хотят надеть тюрбан, — это ловко ввести в их общество мусульманскую женщину, а потом при свидетелях застают ее с каким-нибудь христианином наедине. По их закону каждый христианин в этом случае приговаривается к смерти, а женщину зашивают в мешок и бросают в море, если только обвиняемый не захочет отречься от своей религии. Несчастная магометанка, которую использовали в этом обмане, заливается более притворными слезами, чем крокодиловы; она не перестает причитать, что из-за бедного христианина ее хотят утопить, бросив в море, если он не сжалится над ней и самим собой, согласившись следовать законам Пророка, чтобы освободить себя и ее от неминуемой смерти, и что это единственная возможность остаться живыми.

В 1632 году жил в Алжире один молодой раб 20-ти лет, уроженец местечка Сабль-д’Олоннэ, по имени Ноэль. Этот бедный пленник, скорее случайно, чем умышленно, поддерживал знакомство с некоторыми ренегатами, которые благоволили к нему и старались красивыми словами заставить его отказаться от твердого решения не менять религию. Они в течение длительного времени склоняли его к этой мысли, но тщетно; тогда они задумали пригласить его повеселиться в их компании. Молодой раб не подозревал об их хитрых планах, он не знал еще, как пагубно водить дружбу с врагами Господа. Пока он ужинал с ренегатами, неожиданно наступила ночь, и Ноэль был вынужден провести ее под крышей этих коварных отступников; обилие выпитого вина свалило его на постель, и он заснул непробудным сном. Пока он спал, ренегаты привели в его комнату турецкую женщину, которая с наступлением утра начала громко звать на помощь.

Все прибежали, схватили раба и уже хотели вести его к муфтию, чтобы приговорить к смерти, но ренегаты, выступающие в роли „друзей“, объяснили юноше, что его жизнь зависит теперь только от него самого и, чтобы избежать смерти, надо объявить себя турком. Как целомудренный Иосиф, Ноэль убеждал „друзей“ в своей невиновности перед варварами, но все они в один голос заявили ему, что закон требует его смерти, и запуганный юноша, в конце концов, дал себя уговорить и, надев тюрбан, принял мусульманство».

Приведем здесь примерное число ренегатов, проживающих в городах Берберии в то время, как отец Дан находился в Алжире:

«По слухам в Алжире и его окрестностях можно насчитать среди представителей всех христианских народов примерно 8000 ренегатов, из которых большое число составляют янычары турецкой армии, имеющей обычно до 20 000 человек. Другие используются в морских набегах на торговые суда или в разных службах города и других мест.

Число женщин-отступниц колеблется от 1000 до 1200, среди них, в основном, — испанки, португалки, итальянки, гречанки, англичанки и, особенно, русские, которых увозят в Константинополь, где алжирцы их продают. Что касается француженок, то их можно насчитать всего три или четыре, которые все почти замужем, потому что турки и мавры их берут в жены более охотно, чем женщин своих стран.

В Тунисе проживают 3 или 4 тысячи ренегатов и 600 или 700 женщин. В Сале их число не превышает 300, а женщин совсем мало. В Триполи можно насчитать не более 100 отступников, но на Ближнем Востоке число ренегатов очень велико».

 

ЦЕРЕМОНИИ ПРИНЯТИЯ МУСУЛЬМАНСТВА

«Мы уже примерно знаем, как проходит церемония принятия мусульманства христианином, насильно или по своей воле; он должен поднять палец к небу в знак того, что он верит в существование в небесах только одного Бога, и произнести в то же время слова: „Лаилла Магомет, рассаил Алла“, что означает „Нет бога, кроме Аллаха, и Магомет — пророк его“. Затем ему бреют голову, оставив только клок волос на макушке, выбрасывают его шляпу и заменяют ее тюрбаном, заставляют поменять свою одежду на сшитую по турецкой моде. После этого устраивается банкет в честь новообращенного, после которого ему делают обрезание и не забывают при этом лишить его имени, данного ему при крещении, и фамилии его семьи, чтобы взамен предложить ему новое имя, употребляемое мусульманами.

По этому поводу надо знать, что у турок нет фамилии; они удовольствуются тем, что прибавляют к своему имени имя своего отца; иногда их различают между собой по ремеслу, которым занимаются они или их отцы, а также по их качествам, недостаткам или каким-нибудь отметинам, вроде как кривой, хромой, рыжий, черный и т. д.

Когда-то устраивались большие празднества и множество церемоний по случаю принятия каким-либо христианином мусульманской веры, но сегодня, когда христиан слишком много в Берберии, это делается редко, только в честь влиятельного христианина, пожелавшего надеть тюрбан.

В таких случаях, надев на ренегата парадный кафтан и водрузив на его голову великолепный тюрбан, его сажают на арабского скакуна, покрытого богато расшитой попоной. В таком виде он проезжает по улицам города, держа двумя пальцами стрелу в знак того, что отныне он обязан сражаться за свою новую веру. Стражи сопровождают его помпезный выезд, держа в руках обнаженные турецкие сабли; если случайно ренегат выронит стрелу из пальцев, то сразу они кидаются на него и забивают его на месте палками, потому что рассматривают эту акцию как злонамеренную, как насмешку над их законом.

Во время этого пышного праздника специальные люди обходят с большими блюдами всех присутствующих на церемонии, прося делать подарки новому мусульманину, и трудно представить себе, какую огромную сумму денег они соберут, ибо магометане, хотя обычно скупые и жадные, не отказываются сделать денежный взнос при подобных обстоятельствах, где они надеются быть замеченными. Сам паша обязан на таких праздниках сделать подарок новообращенному в виде кафтана.

Когда еврей хочет отказаться от своего религиозного закона и следовать закону Корана, он обязан сначала принять христианство, что он и делает, съев мясо свиньи и произнеся громко слова: „Иссаи хак“, что означает „Я признаю, что Иисус есть истинный Мессия“. После этого он указывает пальцем на небо и со словами, приведенными выше, объявляет себя перед всеми мусульманином. Причина, по которой магометане заставляют евреев принять сначала христианство, заключается по их словам в том, что закон Моисея, суровый и грубый, был немного облагорожен законом Иисуса Христа, но достиг совершенства только в виде закона Магомета.

Бог, добавляют фанатики, видя, что закон, проповедуемый Иисусом Христом, хотя и более мягкий по сравнению с законом Моисея, смог, тем не менее, завоевать души не всех людей, видя многие сердца ожесточенными, решил, страстно желая действительно помочь всем людям, послать на землю пророка Магомета, дав ему в одну руку милостивый и справедливый закон, а в другую руку — суровый меч, чтобы он мог истребить всех, кто откажется принять его веру.

Не только в наши дни, к несчастью, христианские рабы позволяют уговорить себя принять чужую веру в надежде на проходящие ценности; история показывает, что с давних времен они поступали также, как замечает это сир Жуанвиль в книге „Жизнь Святого Людовика“; здесь к месту будет привести отрывок из его книги:

Вот одна история. В то время, как король ждал на реке своего подданного, графа де Пуатье, пришел к королю один сарацин, хорошо одетый и на вид красивый мужчина; и он преподнес королю благовония в сосудах и цветы всех видов, источающие дивные запахи, и сказал ему, что дети убитого Назара дю Соулдана из Вавилона посылают эти подарки. Когда король услышал, что сарацин говорит по-французски, он спросил, кто его научил; и тот ответил королю, что он сам христианин, обращенный в чужую веру; и рассерженный король сказан ему, чтобы тот убирался подальше от него, и что он не будет больше с ним разговаривать.

Когда я выпросил для него пощады и поинтересовался, как он перешел в другую веру и откуда он родом, сарацин сказал мне, что родился в Провансе и прибыл из Египта с покойным королем Иоанном, что женился в Египте и обладает там многими богатствами. И я сказал ему: „Разве вы не знаете, что если умрете в этой вере, то прямо попадете в ад и будете прокляты навсегда?“ И он мне ответил утвердительно и сказал, что знает о превосходстве христианского закона над всеми другими. „Но, — добавил он, — я боюсь, что, если я вернусь к вам, я буду жить в бедности и терпеть позорные упреки, которые будут преследовать меня всю жизнь, потому что я отступник. Уж лучше я уеду и буду жить в свое удовольствие, как богатый человек, чем стану нищим и отринутым“. И я объяснил ему, что больше всего надо бояться стыда перед Господом и всем миром, когда на последнем суде каждому будут предъявлены все обвинения и отрекшиеся от веры будут прокляты; но мои доводы ни к чему не привели, он уехал от меня, и больше его никто никогда не видел».

 

ОТРЕКШИЕСЯ

«Не подлежит сомнению тот факт, что многие ренегаты не раскаиваются в своем отречении и не готовы к раскаянию, разве только перед самой смертью, желая умереть христианами.

Многие терзаются угрызениями совести; без устали ищут они способы сбежать на христианскую землю и там искупить свое огромное преступление, и, если им не удается дожить до такого счастья, то, по крайней мере, они уходят из этого мира с христианскими чувствами, хотя из страха перед пытками не осмеливались заявлять об этом открыто.

Мы говорили ранее о невозможных или, по крайней мере, о чрезвычайно трудных условиях жизни христианских пленных, отрекшихся и других, под гнетом мусульманских хозяев. На море и на суше им одинаково перекрыты пути к свободе, и любая их неудачная попытка к бегству приводит к невероятным мучениям и, даже, к расставанию с жизнью.

Действительно, ренегаты-корсары имеют в своем распоряжении корабли, но как только они выходят в море на поиски добычи, то перестают быть их полными хозяевами с точки зрения возможности причаливания по своему усмотрению к какой-нибудь христианской земле, где они уверены в хорошем приеме, так как на этих кораблях всегда присутствуют несколько офицеров Дивана — представителей турецкого султана, бульбаши или подобные, которые командуют солдатами в должности ага, принимают различные решения и без согласия которых раисы, или капитаны, не могут менять курс. На корабле находятся и другие турки, которые зорко следят за всеми действиями капитанов-ренегатов, потому что никогда не доверяют им.

Самое лучшее, что капитаны могут сделать, это повести корабль в сторону Ближнего Востока, когда им дадут на то согласие, и здесь воспользоваться подходящим случаем укрыться на торговых кораблях, которые ходят за товарами в Александрию, Алеппо, Смирну и другие города, в которых корабли не обыскиваются, как в Берберии и Константинополе, где ни один корабль не может ни причалить, ни отчалить, пока офицер Дивана и портовая охрана не проверят со всей тщательностью все его помещения, чтобы удостовериться в отсутствии на его борту беглого раба или ренегата.

Иногда кое-кому удается сбежать, когда корсарские суда, использовав всю воду и все дрова на борту, удаляются на безлюдные острова вблизи испанского берега, где много сломанных деревьев и скал, в пещерах которых рабы могут спрятаться. Здесь они пережидают несколько дней, пока не убедятся, что их не ищут, а потом, зная, что находятся недалеко от Испании, подают сигналы испанским рыбакам, которые тотчас подплывают к острову и забирают их с собой, заручившись обещанием хорошего вознаграждения.

Есть и такие ренегаты, которые рискуют своей жизнью, выйдя в море на маленьких захваченных шлюпах, но чаще всего они тонут. Потому что их кораблики слишком малы, путь слишком долог и налетевший шторм мгновенно их топит. Если их настигнет погоня, то они будут сожжены заживо или преданы другой страшной смерти; можем привести здесь пример бесчеловечных казней беглецов.

В 1630 году, 15 января, двадцать ренегатов, среди которых были итальянцы, испанцы, англичане, фламандцы и французы, все рабы главного капитана алжирских галер по имени Кулшелуби, решили разорвать свои цепи рабства и сбежать, но, опасаясь, что при первом же известии об их побеге капитан бросится за ними в погоню, они решили убить его. Потратив день на подготовку к побегу, в одиннадцать часов вечера они проникли в комнату капитана, спавшего глубоким сном, перерезали ему горло и оставили его в таком состоянии, захлебнувшегося собственной кровью. Немедленно схватив все, что им могло бы понадобиться в пути, они выбежали из этого дома и побежали прямо к городской стене, откуда спустились по веревкам и под прикрытием ночи захватили несколько маленьких барков.

Однако двенадцать солдат, стоявших на часах для охраны порта, обнаружили беглецов и сделали все возможное, чтобы их задержать, но, видя, что их силы малы, они подняли тревогу в городе. В это время ренегаты пытались спастись на маленьких барках, из-за всех сил налегая на весла. По сигналу тревоги подоспевшие солдаты погрузились на несколько кораблей и догнали беглецов, которые отчаянно защищались против нападения турок, почти все они были ранены выстрелами из мушкетов или ударами турецких сабель, у некоторых были отрублены руки или ноги; не находя в себе больше сил сопротивляться, несчастные бросались в море и шли ко дну среди волн, покрасневших от крови.

Оставшиеся в живых были схвачены и доставлены в Алжир, где они закончили свои дни в страшных мучениях. Некоторых сожгли заживо, некоторых подвесили за живот к деревянным перекладинам или железным крючьям, других, покрытых множеством ран, выставили в порту, где они громко объявили, что умрут христианами и что они ненавидят мерзкую секту Магомета; всем рабам было запрещено с ними разговаривать или утешать их под страхом считаться соучастниками побега. Некоторые беглецы были замурованы до пояса между четырьмя стенами таким образом, что не могли пошевелиться. Острой бритвой им делали надрезы в плечевых суставах и вставляли в раны горящие восковые факелы, затем оставляли их умирать в таком положении медленной смертью.

Один из этих несчастных, которого замуровали до уровня плеч, простоял так семь дней, а потом ему была дарована жизнь. Это произошло при следующих обстоятельствах. Одна турецкая женщина, желая спасти беднягу, узнала по секрету, что его только поместят между четырьмя стенами, не вскрывая ему бритвой плечи, как другим; тогда она заплатила палачу за то, чтобы он каждую ночь тайно кормил страдальца. В то время, как многие удивлялись, что замурованный еще жив, находясь в таком жалком состоянии, эта женщина подкупила некоторых турчанок, которые должны были казаться восхищенными при виде несчастного еще живым и уверять всех, что тут не обошлось без чуда. Замурованный, со своей стороны, рассказывал им, что, действительно, пророк Магомет все время приходит к нему, после чего они разнесли по всему городу весть о чуде; затем, обратившись к Дивану, они стали просить о прощении для этого ренегата, к которому так милостив пророк; прошение было дано, и таким образом он был помилован и объявлен невиновным. Он и сейчас еще полон жизни и живет в Алжире, где я его часто встречаю».

 

ИСТОРИИ, ВЗЯТЫЕ ИЗ ЖИЗНИ

«Что касается упомянутого выше Кулшелуби, капитана галер, то это был самый безжалостный человек, какого можно было увидеть в здешних местах, особенно, когда он бывал пьян. За малейшую провинность он убивал раба или самолично отрезал ему нос и уши. Иногда, чтобы доказать, насколько он почитает закон пророка Магомета и ненавидит христиан, он брал в руку турецкие четки, состоявшие обычно из девяносто девяти бусин, и звал одного из своих рабов, которому приказывал лечь на землю; затем он начинал перебирать четки, сопровождая сдвиг каждой бусины ударом палки по бедному рабу, что продолжалось до тех пор, пока все бусины не проходили через его руки. На этом капитан не останавливался; после короткого отдыха он приказывал другому рабу взять палку и, начав вновь перебирать проклятые четки, он заставлял вновь бить несчастного пленника по мере продвижения бусин в его руках. Случалось, что таким образом рабы получали до 1200 ударов, от которых некоторые умирали; это можно назвать неслыханной жестокостью, но есть и другие примеры бесчеловечного обхождения, еще более убедительные.

Вот история, которая произошла во время моего пребывания в Алжире. Молодой человек из города Лантриге по имени Ивон был вынужден стать ренегатом из-за настойчивых преследований и угроз со стороны своего хозяина; но, будучи из хорошей семьи и воспитанный родителями в глубоком уважении христианской религии и в страхе перед Богом, он соблюдал лишь для видимости мусульманские обычаи и, хотя и носил на голове тюрбан, в душе так сожалел о допущенной ошибке и горел желанием ее исправить, сбежав из этой проклятой страны на родину и искупив любой ценой свое преступление, что не успокоился, пока не осуществил смелое намерение.

Хозяина юноши, которого я знал, звали Салифика; это был турок по национальности, весьма жестокий человек, очень богатый, один из главных пиратов Алжира. В одну из своих морских экспедиций он взял с собой Ивона. Они в течение длительного времени бороздили море вдоль испанского берега, и, решив устроить взбучку своему экипажу за плохое управление кораблем в открытом море, Салифика сделал остановку вместе с еще четырьмя корсарскими кораблями на пустынном острове, находящемся совсем близко от Испании и имеющем название Байон де Галис. Так как этот живописный уголок имеет множество небольших рощиц и высоких скал и расположен совсем близко от христианской земли, то бедный наш раб и его несколько товарищей по несчастью с этих кораблей решили воспользоваться такой неожиданной возможностью и спрятаться на острове, чтобы попытаться спастись.

И, действительно, они так хорошо спрятались, что в течение трех дней их никто не мог найти; уже даже корсары решили поднять якоря, чтобы возвращаться к себе, как тут, к несчастью, посланные на поиски беглецов нашли в одной пещере в скале нашего бретонца, который находился немного в отдалении от других спрятавшихся рабов. Тотчас он был доставлен на корабль своего хозяина, где ага, офицер Дивана, одев пленнику на ноги цепи, назначил беглецу столько ударов палкой, что ему переломали почти все части тела, что было еще только началом мучений, потому что ага хотел по приезде в Алжир передать беглеца на суд Дивана, чтобы преступника приговорили к сожжению на медленном огне.

Салифика был крайне рассержен неблагодарностью своего раба, которого он очень любил за его послушание и ловкость, и он принял решение спасти юношу от казни на огне. Вернувшись в Алжир, он ночью пустил бедняге кровь, и тот умер от потери крови достаточно безболезненно, после чего он похоронил любимого раба на христианском кладбище. Вскоре Диван прислал палача, чтобы объявить молодому ренегату о том, что он будет сожжен на площади. Посланцу ответили, что приговоренный умер от болезни и уже похоронен. В ответ на это Диван приказал немедленно вытащить покойника из могилы и сжечь его на площади Бабалуа, находящейся за пределами города, на которой варвары привыкли проводить жестокие казни над христианами; приказание было сразу исполнено, и турки закончили эту жестокую трагедию, извергая всевозможные оскорбления против умершего и христианской религии.

Я узнал от двух его товарищей, тоже рабов Салифика, что молодой Ивон до последнего вздоха уверял всех в своем глубоком желании умереть христианином и не переставал взывать к милосердию Божьему, и все его слова свидетельствовали о полном и искреннем раскаянии. Он умер 22 июля 1634 года.

А вот другая история, приключившаяся в мае 1634 года.

Юноша по имени Жак, совсем мальчик 12-ти или 13-ти лет, уроженец Булони в Пикардии, из семьи не богатой, но заслужившей почтение своей набожностью, был вынужден в раннем возрасте избрать профессию моряка и поступить на корабль в должности юнги, где он работал на кухне. Едва он был взят на морскую службу, как его корабль распустил паруса и ушел в дальнее плаванье. И вот он уже давно находится в открытом море, где каждый корабль рискует наткнуться на пиратов и наш не явился исключением. Пираты сначала гонятся за ним, потом атакуют с обычной для них яростью и заканчивают свою операцию полной победой. Захватив корабль, они приводят его в Гулет, порт города Туниса, где все бедные христиане в качестве рабов препровождаются на базар для публичного торга.

Юноша, о котором идет речь, был самым хорошим „товаром“, потому что турки особенно предпочитают брать в свое хозяйство детей. Хозяин, купивший мальчика, думал, что ему будет легко ввиду молодости раба завлечь того в свою секту неверных, но он столкнулся с обратным: чем больше он склонял мальчика к перемене религии, тем тверже тот становился в своей вере; тогда хозяин решил поменять свои методы и на время прекратил давить на ребенка.

Как-то раз ночью, когда молодой раб спал, он заставил снять с него шляпу и одежду христианина и заменить их на турецкие с очень красивым тюрбаном. На следующее утро молодой пленник, не найдя своей одежды, оказался в большом затруднении и, не желая ни под каким видом надевать новое платье, оставался в постели до полудня, но, в конце концов, страх перед своим хозяином и голод, плохой советчик, привели его к принятию решения одеть эти мусульманские одежды с намерением, однако, не объявлять себя ренегатом ни в коем случае или сделать это только для видимости; надо сказать, что принимая подобное взрослое решение, он заливался слезами.

Сразу же знакомые турки, друзья его хозяина, пришли с поздравлениями, но юноша, чтобы сразу охладить их пыл, рассказал о подлоге, который был ему сделан, и заявил, что не принимает их веру, и, чтобы лучше доказать им это, он стащил с головы тюрбан и начал топтать его ногами с выражением крайнего презрения, что является огромным преступлением в глазах турок, которые, однако, простили его из-за юного возраста. Жак продолжал отстаивать свою позицию в течение нескольких месяцев, но, в конце концов, вынужден был согласиться под страхом пыток стать ренегатом. Согласившись на это, как он сам мне говорил, Жак верил, что не нанес обиды Богу, потому что его заставили силой перейти в другую религию, но в душе он всегда хранил желание сбежать на христианскую землю при первом удобном случае.

Отступничество юноши сделало его любимым рабом хозяина, он доверял ему и содержал в хороших условиях; Жак пользовался этим для поддержки бедных христианских рабов, которых он тайно посещал и помогал им чем только мог. Так же тайно, чтобы получить утешение своей душе, он приходил к доброму монаху ордена Святого Августина отцу Эспри, капеллану господина Бурели, французского консула, с просьбой отслужить мессу, чтобы Бог указал ему способ спастись на христианской земле; благочестивый монах рассказывал мне много раз об этом в Марселе. Бедный юноша провел в рабстве тринадцать лет, не имея никакой возможности сбежать, но, наконец, Бог освободил его удивительным способом, который можно рассматривать только как чудо.

Когда Жак достиг возраста 25-ти лет, его хозяин, очень любивший своего раба, послал юношу на своем корабле в корсарскую экспедицию, назначив его на командную должность, правда, не раисом, а главным по кухне. Корабль шел к берегам Испании, но в двух лье от острова Майорка вынужден был остановиться на некоторое время в ожидании ветра, так как на море наступил полный штиль. Во время вынужденного ожидания турки увидели вдруг плавающий в море какой-то кусок дерева, по форме напоминавший сундук, и, обуреваемые жадностью, быстро спустили на воду свой ялик, чтобы с него попытаться притянуть к кораблю таинственный сундук, но так как они никак не могли зацепить его, то ни с чем вернулись все на корабль, кроме нашего молодого раба, который остался один в ялике.

И тут внезапно поднялся сильный ветер, дующий с Майорки; он вмиг наполнил паруса корабля, заставив его рвануться вперед с наибольшей скоростью, а Жак, положившись на Бога, улучил момент, чтобы обрезать канаты, привязывавшие ялик к кораблю, и начал из-за всех сил грести в сторону Майорки. Как только турки заметили случившееся, они начали громко кричать, призывая своего повара вернуться обратно, но он оставался глух к их крикам и угрозам; у турок не было другого ялика для погони за беглецом, а из-за встречного ветра они никак не могли развернуть корабль в сторону острова. В отчаянии они начали стрелять по удаляющемуся ялику из мушкетов и даже из пушки, но Жак был уже слишком далеко от них и ни пули, ни ядра не могли достать его.

Отважный раб причалил наконец к берегу Майорки, где он быстро высадился и оставил свой ялик. Затем он вошел в город и обратился в суд Инквизиции, где рассказал, что его силой заставили в юном возрасте стать ренегатом, и попросил принять его обратно в лоно христианской церкви. С радостью он был прощен и принят братьями по вере, после чего он сел на корабль, державший курс во Францию, сошел на берег в Марселе и пришел в наш монастырь, где был принят со всем радушием, так как имел свидетельство о прощении от Инквизиции острова Майорка; через несколько дней мы дали Жаку средства, чтобы он смог вернуться в свои края».

 

НЕКОТОРЫЕ ИМЕНИТЫЕ РАБЫ

Многие именитые люди были рабами берберов: Сервантес, захваченный в 1575 году и выкупленный в 1580 году монахами из Трините; драматург Реньяр, захваченный в октябре 1678 года на английском корабле, проданный в Батистане, перевезенный в Константинополь и выкупленный своей семьей двумя годами позже; святой Винсент де Поль, сокращенный рассказ о рабстве которого мы приводим ниже.

«Когда я уже собрался отбыть из Марселя по суше, мой товарищ, с которым я делил кров, дворянин, уговорил меня совершить вместе с ним путешествие по морю до Нарбона, потому что стояла прекрасная погода; я согласился, так как при этом я выигрывал время. Ветер дул попутный, и мы рассчитывали прибыть в этот же день в Нарбон, до которого было не более пятидесяти лье, если бы Бог не позволил трем турецким бригантинам, которые рыскали вдоль берега Лионского залива с целью захвата барков, шедших из Бокэра, где обычно проводились самые значительные ярмарки христиан, погнаться за нами и так стремительно напасть на наш корабль, что двое или трое из наших были убиты, а все остальные ранены, так я получил удар стрелой, ноющая рана от которой мне потом всю жизнь служила часами в моем теле; мы, конечно, сдались этим разбойникам, диким, как тигры.

Первое, что они сделали, ослепленные яростью, это разрубили топором на мелкие кусочки нашего лоцмана, потому что сами потеряли одного из своих главных офицеров и еще пять или шесть воинов, которых нашим защитникам удалось убить в коротком бою. Покончив с этим, они надели на нас цепи, предварительно грубо перевязав наши раны и отобрав все наши ценности, сопровождая свои действия всякими хитрыми словами; однако тем, кто сдались без борьбы, они оставили свободу, после того как полностью обчистили их. Наконец через семь или восемь дней, нагруженные доверху товарами, пираты взяли курс на Берберию, которая является гнездом грабителей без „разрешения“ и подчиняется Великому султану. Как только мы прибыли на место, злодеи выставили нас на продажу, представив на словах дело так, что мы были взяты ими в плен на испанском корабле, потому что без этой лжи мы бы были освобождены французским консулом, который присутствовал в Берберии, обеспечивая свободную торговлю с Францией.

Процедура продажи началась после того, как нас полностью раздели, каждому дали по паре башмаков, льняную куртку с капюшоном, и в таком виде мы прогуливались по городу Тунису, где должен был состояться позорный торг. Когда мы проделали пять или шесть кругов по городу с цепью на шее, нас снова привели на корабль, чтобы местные торговцы пришли посмотреть, кто как себя чувствует, не являются ли наши раны смертельными. После этого нас привели на городскую площадь, где торговцы начали рассматривать нас, как лошадей или быков, заставляя нас открывать рот и показывать зубы, щупая наши бока, тщательно обследуя наши раны, заставляя нас ходить, скакать, бегать, поднимать тяжести, а потом еще и бороться друг с другом, чтобы выяснить силу каждого, и придумывая много других насилий над беззащитными людьми.

Я был продан одному рыбаку, который в скором времени был вынужден расстаться со мной, потому что с той поры нет ничего более противного моей натуре, чем море. Рыбак продал меня старому медику, искателю самой сути всех явлений, человеку гуманному и с хорошим обхождением, который, как он сам поведал мне, уже пятьдесят лет работал над поисками философского камня, пусть тщетно для камня, но зато успешно для науки превращения металлов, так как я своими глазами видел, как он сплавлял вместе золото и серебро, золота чуть больше, делал из сплава маленькие пластинки, затем сыпал какой-то порошок в тигель или плавильную чашу, какую используют золотых дел мастера, и держал этот сплав на огне в течение 24-х часов, потом открывал тигель и обнаруживал в нем серебро, превратившееся в золото; чаще всего он превращал природное серебро в чистое серебро, которое продавал, чтобы помочь бедным.

В мою работу входило поддерживать огонь в десяти или двенадцати печах, и, слава Богу, я находил в этом занятии больше удовольствия, чем трудностей. Хозяин очень любил меня, ему нравилось говорить со мной об алхимии и, кроме того, о своей религии, к которой он из-за всех сил старался привлечь меня, обещая передать мне все богатство и свои знания. Бог всегда поддерживал во мне веру в освобождение, я неустанно молил об этом его и Деву Марию, прося ее о заступничестве, я твердо верил, что придет час свободы. Я пробыл у ученого старика с сентября 1605 года по август следующего года, когда его призвал к себе Великий султан для работы при высочайшем дворе, но по дороге к султану медик умер от тоски и сожалений по поводу оставленной работы всей его жизни. После отъезда хозяина я оставался у его племянника, который перепродал меня, как только пришло известие о смерти дяди, так как он услышал, что господин де Брев, посол короля в Турции, прибыл с ясными и решительными указаниями Великого султана забрать христианских рабов.

Ренегат из Ниццы в Савойе, настоящий враг христиан, купил меня и отвез в свой темат, так называется здесь поместье, арендуемое у Великого султана: согласно поговорке у народа нет ничего, все принадлежит султану. Темат моего нового хозяина располагался в горах, краю жарком и пустынном. Одна из его трех жен, гречанка по рождению, но шиитка по убеждениям, была наделена большим умом и очень нравилась мне, но больше пользы я получил от другой, настоящей турчанки, которая служила орудием милосердия Бога, пытаясь вырвать своего мужа из секты неверных и вернуть его в лоно христианской церкви, а меня спасти от рабства.

Интересны некоторые подробности моей жизни в новых условиях. Турчанка, жена моего хозяина, приходила каждый день навестить меня в полях, где я усердно ковырялся в земле, и однажды она попросила меня исполнить гимны моему Богу. Воспоминание о „Quomodo cantabimus in terra aliena“, о пленных детях Израиля в Вавилоне, заставило меня со слезами на глазах запеть псалом „Super flumina Babylonis“, затем „Salve Regina“ и многие другие, которые доставили ей столько удовольствия, что это было просто удивительно. Вечером она не преминула сказать своему мужу, что тот совершил ошибку, отрекшись от своей истинной религии, к которой она прониклась большим уважением после моих рассказов о нашем Боге и нескольких гимнов, исполненных мною в ее присутствии и звучавших так божественно, что она больше не верит в то, что рай, где пребывают души ее предков и куда, она надеется, попадет ее душа после смерти, может быть столь блистательным и доставлять столько радости, сколько она испытала, когда я восхвалял моего Бога, и она услышала в этих песнопениях божественное чудо.

Эта вторая Кайфа, или Валаамова ослица, подобными разговорами добилась того, что ее муж на следующий день сказал мне, что он давно ждал удобного случая, чтобы нам обоим сбежать во Францию, и через некоторое время придумает для этой цели какой-нибудь способ, удовлетворяющий Господа. Это некоторое время продлилось десять месяцев, мы жили в тщетных надеждах, которые, тем не менее, все-таки реализовались, и мы сбежали в маленьком ялике, который удалось достать; 28 июня мы прибыли в Эг-Морт, а вскоре в Авиньон, где епископ публично принял ренегата в церкви Сен-Пьер со слезами на глазах и рыданьями в горле, воздав хвалу Богу и предоставив наглядный пример триумфа христианства всем присутствующим».

Святой Винсент де Поль провел в плену почти два года, с 26 или 27 июля 1605 года по 28 июня 1607 года. Этот служитель Господа мало рассказывал о своем рабстве в тунисских землях. Ему посчастливилось, что на чужбине с ним обходились хорошо, не подвергая унижениям, но он никогда не забывал, какие страдания терпели другие христианские рабы. Его постоянной мыслью было помочь этим несчастным.

 

ВЫВОДЫ

Действия берберских корсаров, взятие в плен людей, превращение их в рабов и освобождение некоторых за выкуп длились вплоть до XIX века и происходили так часто, что даже молодой американский флот успел понести потери наравне с торговыми флотилиями других стран. В списке зарегистрированных трофеев Алжира за 1805 год находим следующую запись:

«Фрегат Хамиду-раиса и шебека под его же командованием захватили американскую шхуну, груженную фасолью, на которой находились 58 неверных».

За 1807 год:

«Бог распорядился так, чтобы Хамиду-раис по дороге в Смирну взял в плен 10 неверных (не уточняется их национальность: любой христианин, очевидно, годился на роль раба) и отвез их на рынок».

Последний бой Хамиду датируется 1815 годом.

В эти времена, наконец, деятельность берберских корсаров пришла в упадок. Если взятие Алжира не остановило бы немедленно корсарские морские набеги, которые практиковались еще в Тунисе и Марокко, то они все равно остались бы только в небольшом масштабе. Арсенала Гулета в 1850 году уже не хватало для строительства кораблей, за отсутствием ренегатов прекратился приток моряков, и можно было сказать, что «тунисский флот держался на воде, но не умел плавать». Судебное решение, принятое против капитана, виновного в крушении корабля, воспроизводит следующее удивительное свидетельское показание, причем рифмованное, которое в достаточной мере характеризует состояние данного флота на тот момент:

«Экипаж спал, лоцман не знал, капитан не понимал и корабль потерял».

На атлантическом берегу Марокко, в Мавритании, дела обстояли иначе и пиратство (возобновившееся в чистом виде за неимением постоянных доверителей, снабжающих патентами), продлилось здесь до начала войны 1914 года. Можно даже сказать, что оно до сих пор не прекратилось в Красном море; но речь вдет, конечно, о редких нападениях на беззащитные корабли, небольшие каботажные парусники или на яхтсменов, неосторожных в своих желаниях обойти вокруг света, включив в маршрут данное море: для них было бы безопаснее обогнуть мыс Доброй Надежды.

Чтобы подвести черту под историей берберов, надо воспроизвести здесь выводы, к которым пришел Пьер Юбак в конце своей любопытной книги.

«Ни берберы, ни арабы, ни одна из этнических или исторических групп, населявшие Магриб с давних мрачных времен, не сыграли свои роли в эпопеи жизни берберских пиратов. Даже мавры, преследовавшиеся в Испании, спасенные Барбароссой и доставленные им в Тунис и Алжир, на которых он надеялся опереться и которые были искусными ремесленниками, тонкими ценителями литературы и великолепными садоводами, но людьми мирными и сентиментальными, оплакивающими потерянный рай, благоговейно сохранившими титулы, присущие им в андалузских и гренадских землях, вместе с ключами от их бывших дверей и ностальгией о прошлом».

Все морские офицеры, раисы, матросы, гребцы были европейцами.

Все солдаты, янычары Оджака, армейские офицеры, охранники были из европейской части Турции, Азии, островов греко-оттоманского Архипелага.

Хозяева мастерских, судовладельцы, плотники, изготовители парусов были выходцами из Западной Европы — испанцы, лигурийцы, сицилийцы. Именно они строили и ремонтировали шебеки, галеры, бриги и тартаны, выкраивали паруса и плели пеньковые канаты.

Каменщики, архитекторы дворцов и тюрем, фортов и публичных домов также были испанцами, лигурийцами, итальянцами. На каменоломнях трудились жители Сардинии. Мавры украшали дворы и сады, вылепливали арочные своды и покрывали их глазурью. Искусство Испании и Италии в равной степени просматривается в росписи и украшении интерьеров берберских дворцов; обычно испанские творения были выполнены с большим вкусом, чем все другие.

Пушечнолитейные заводы располагались вдали от Алжира, в Европе и в стране Золотого Полумесяца (Турции). Даже домашние слуги прибыли издалека.

И пусть некоторые европейцы приехали по доброй воле служить могущественному султану или в поисках приключений, а некоторые были завезены как рабы, но в те времена представители всех профессий были выходцами из заморских стран. Иногда они приезжали с выгодными контрактами на работу, получив хороший задаток, чтобы основать здесь верфи, построить арсенал, экипировать и оснастить флотилию, обучить молодых матросов. Некоторые, даже захваченные силой в море, достигли здесь завидного положения и стали уважаемыми людьми. Другие торговали вином в портовых магазинах и сколотили себе неплохое состояние. Были и такие — рабы и отпущенные на свободу, — которые работали в административных структурах государства, медицине и даже занимались археологией. Менее удачливые европейцы, на обладающие никакой профессией, в большинстве своем проливали пот на галерах в качестве гребцов, иные трудились в полях или работали слугами в городских и загородных домах.

Подводя итог, можно сказать, что существовали классы, касты, градации, привилегии с одной стороны и угнетенный народ с другой в зависимости от выпавшей удачи; но все работавшее население, все те люди, которые создавали полезную продукцию для берберского общества, добровольно или насильно, хорошо или плохо оплачиваемые за свой труд, все они были европейцами, азиатами или островитянами. И ни одного африканца не было видно среди работавших на благо берберского пиратского государства.

Вся торговля также находилась в руках христианских негоциантов, которые одни только торговали с Европой.

Они держали в руках и всю контрабанду, в которую входило дерево для строительства, блоки, весла, канаты, парусная ткань, различное оружие, боеприпасы.

Известно, что израильтяне были специалистами в области скупки и черного рынка, в сложных денежных операциях и в получении больших прибылей, и эти заведенные порядки, достойные сожаления, на долгое время испортили репутацию методов торговли Магриба в глазах Европы.

Наконец, миссионеры вели дипломатические переговоры о выкупе рабов и трофеев и установлении связей с христианским миром.

«Простой люд берберских городов был мертвым грузом этой страны. Разинув рот в ожидании пищи, прибывающей с моря или из городских ворот в виде обоза с натуральным налогом, он жил так же, как когда-то простой городской люд Рима, за счет подачек властей. Сброд негодующих, грабителей, интриганов и заговорщиков, готовый отобрать себе все самое наилучшее, эти люди были для испанцев и для всех состоятельных хозяев источником бесконечных стычек, кончающихся иногда кровавыми разделами нескольких мешков с манной крупой».

Таким предстает перед нами «пиратский народ».

И если сегодня на месте Магриба существует развитая страна, то неопровержимо доказано, что именно «ужасным колонизаторам», этим французам, которые обосновались здесь, привезли все необходимое, работали и обучали работе других, она обязана своим процветанием.