83

Зимой артрит Ансельмо разыгрывался не на шутку, особенно в январе. Бог отвернулся от Венеции, все тепло и свет послал на юг, в море, куда даже местные рыбаки не заплывают. И Ансельмо не торопился с доставкой чемоданов вновь прибывших постояльцев.

Время ползет к коктейлю. Постояльцы еще только пробуждаются от дремы после ланча и подумывают, во что нарядиться к ужину. Последний вапоретто пропыхтел к причалу. Ансельмо провел расческой по усам, подчеркивая следы былой жгучей синевы в сивой щеточке, застегнулся на все пуговицы и величественно прошествовал к причалу отеля. Он все еще сохранял абсолютную власть на подступах к древней обители.

Гостей в это время года немного, суденышко почти пустое. Тем обстоятельнее поклон, отвешиваемый каждому прибывающему. Парочка из Германии ответила беглой улыбкой и, не заботясь о ночлеге и постели, устремилась прямо в бар. За ними…

Сестра? Характерная верхняя губа, походка… Ее поддерживает седовласый джентльмен… Неужто? Ансельмо даже не пытался сдержать слезы.

Дотторе вернулся с ней!

Виктор уже тряс обе руки старика:

— Я нашел ее, Ансельмо!

— Отель ждет вас, дотторе. И вас, синьорина. В каком номере вы останавливались в прошлый приезд?

— В четыреста втором, на восточной стороне.

Ансельмо позабыл про артрит.

— О нет, не в это время года. Слишком холодно. Я помещу вас на юге. Теплее. Тише, спокойнее. Вы ведь любите тишину?

Джо кивнула с улыбкой. Еще бы!

— Да, мы очень ценим тишину и покой.

— Субито, синьоре, — и Ансельмо заспешил к стойке консьержа.

Они поужинали у себя. Ансельмо поселил их в номере с видом на церковь на мысе Дорсодуро. Джо тихо ковырялась в салате, потом покорно дала Виктору промыть себе глаза.

Поздно вечером Джо вдруг выпрямилась в постели. Она встала, направилась к окну и распахнула его, подставив лицо каплям дождя. Вдохнула ночной воздух.

— Скажи мне, Виктор, что отсюда видно. Хочу взглянуть на Венецию твоими глазами.

Он выпрыгнул из кровати, подошел к ней, осторожно обнял. Почувствовал трепет ее тела. Венецию поглотил туман, заглушивший даже обычный городской шум. Но Виктор тут же спокойно и тихо заговорил:

— Напротив, за каналом, горят огни. Городские и домашние; желтые, оранжевые, рубиновые. Недалеко проплывает полицейский катер. Я его не вижу, но он освещает мигалкой целый квартал. Дождь сильный, мост Аккадемиа почти не виден. Люди как будто ступают по воздуху. Голуби спрятались от дождя, хвосты торчат из-под черепицы. Ты их слышишь?

Она прижалась к нему сильнее и шепнула чуть слышно, обнимая его своей жаркой влажностью:

— Да… Я вижу их…

В эту ночь им не мешали призраки прошлого.

 

84

Около полудня Виктор обнаружил деньги. Пачки валюты разных стран, купюры разного достоинства.

— Перепадало порой, — нахмурилась Джо. — Авансовые платежи, неизрасходованные остатки…

— А почему ты их сунула в мой чемодан?

Она улыбнулась и поцеловала его в щеку. В голосе прозвучало что-то от пропавшей Арабеллы:

— Потому что твоя физиономия лучше подходит для таможни, милый Виктор.

— А если бы меня поймали?

— Когда я работала в этом городе, таможенников обмануть было легче всего. С тех пор они не изменились.

— Меня тоже было легко обмануть.

Она чуть нахмурилась:

— Ты сам себя обманывал. Ты рвался к Арабелле.

— Нет, я искал Джо.

— Но не тогда в Венеции. Вспомни мост… туман…

— Значит, я тебя выдумал? Изобрел?

Джо снова поцеловала его, поняв, что зашла слишком далеко:

— Нет, Виктор. Ты прорубил дверь, в которую я смогла войти. — Она почувствовала его улыбку и сменила тему: — А сейчас выведи меня, пожалуйста, наружу. Хочу почувствовать мой город.

— Теперь и мой тоже.

Ансельмо проводил их улыбкой, и они покинули отель. Дождь прошел, Венеция дружелюбно принимала гостей. Виктор и Джо слонялись по узким улочкам мимо многочисленных лавочек и кафе. Сначала Джо обеими руками держалась за Виктора, отмеряла крохотные шажки и выглядела вследствие этого моложе своих лет — хотя Виктор до сих пор не знал ее возраста. Ближе к вечеру, когда ласточки снизились и проносились над самыми крышами, Джо высвободила одну руку и водила указательным пальцем по стенам вместо тросточки.

Они дошли до дома, в котором проживал отставной судья Андолини, убитый недавно в Штатах. Третий этаж смотрел на улицу темными окнами. На двери оранжевая полоска со словами «QUESTURA DI VENEZIA», двое полицейских при входе.

— Свет в окнах есть? — спросила Джо.

— Нет, темно. Одно окно открыто.

— Никого не видно?

— Нет, никого.

Джо принюхалась:

— Запах шоколада… Чувствуешь?

— Нет. Чувствую, что нам пора выпить.

Он поцеловал ее, и они продолжили путь. Зашли в старую тратторию, уселись подальше от шумного бара. После второго бокала Джо как-то непонятно улыбнулась.

— Что, Джо?

— Ты больше не шепелявишь. После того как я поцеловала тебя впервые.

Она подошла и села к нему на колени.

— Хочешь остаться здесь? — спросил он, зная, что она ответит. Она кивнула. — Снимем квартиру…

Джо пригнулась к его лицу, приоткрыв рот для поцелуя, но вдруг замерла, как будто почувствовав опасность. Уголок верхней губы разгладился в прямую линию. Виктор повернул голову ко входу.

Когда-то бодрый и уверенный в себе, инспектор Карреджо изменился почти до неузнаваемости. Форма постового, гоняющего торгашей-нелегалов и штрафующего туристов, давно забывшего письменный стол в квестуре и забросившего диету. О последнем обстоятельстве красноречиво свидетельствовала расплывшаяся фигура. Печальные мешки под глазами. Карикатура на полицейского.

— Я знал, что еще встречу вас… — Он перевел глаза с Виктора на Джо, сопоставляя увиденное с образами, хранимыми памятью.

— Очень рад вас видеть, инспектор, — заулыбался Виктор. — Пропустите с нами стаканчик?

Джо повернула голову на запах резкого одеколона и улыбнулась. Карреджо как будто не расслышал приглашения.

— Четыре года назад я научился пользоваться желтыми и зелеными бланками. Желтые штрафные квитанции — за стоянку в зоне разгрузки. Зеленые — повторные, для злостных нарушителей. Работы много, не соскучишься.

Нерадостной оказалась эта встреча для разжалованного инспектора. А теперь еще квестуре — «ваши друзья из ФБР» — навязали версию о том, что во всем виноват псих-одиночка Стефано, даже в убийстве почтенного Паоло Андолини.

— Как вы понимаете, синьор Талент, это оскорбляет мое… — Он запнулся, подыскивая слово. Не нашел, осушил стакан.

Его легендарная выдержка, унаследованная от множества предков, среди которых, как слышал Виктор, числились два палача и один Великий инквизитор, изменила ему.

— Вас даже нельзя вызвать на допрос! — возмущенно пожаловался Виктору Карреджо.

— Мне очень жаль, — посочувствовал Виктор. — Но ведь знаете, мы тоже…

— Вы? — Карреджо резко опустил стакан на стол, забрызгав вином белую манжету грязноватой форменной рубашки. — Ваши трудности… Для вас трагедия — не найти места для парковки… Я рожден для защиты граждан великого города от таких, как вы, а вместо этого… Карреджо, собирающий мелочь с пешеходов! Пристающий по пустякам к японским школьницам и престарелым американкам! Позор!

Он наконец сел и закрыл лицо обеими ладонями. Потом схватил чистый бокал с соседнего стола, налил в него вина и выпил залпом. Встал, поправил пояс и неуклюже отдал честь.

— Наслаждайтесь Венецией, — буркнул он, как будто желая сказать: «Чтоб вы сдохли!» Отходя, чуть не сшиб газетную стойку.

На тротуаре его поджидала Каролина, более не в камуфляже, а все в той же синей форме с глупым белым поясом. Она подхватила коллегу, бросив на Виктора и его подругу испепеляющий взгляд, более опасный, чем бронебойные пули убийц.

За несколько дней покоя, пеших скитаний по городу указательный палец Джо огрубел от постоянного трения о шершавые стены. Она несколько раз одергивала Виктора, чувствуя, что он по привычке скользит глазами по крышам домов, выискивает тени за дымовыми трубами. Джо не однажды порывалась отправиться в город самостоятельно, но Виктор все еще боялся расстаться с ней даже на несколько минут.

— Никуда я не денусь, — уговаривала она его, как недоверчивого ребенка. Но он все еще видел покинутый столик в кафе, сумочку и очки.

Через несколько дней Виктор, однако, отважился на эксперимент. Сам он, в костюме и при галстуке, отправился с визитом в Иституто Венето. Джо собиралась пройтись по окрестностям и подыскать временную квартиру.

Под гулкими потолками Иституто Виктора ожидал радушный прием. Он получил приглашение наведаться еще раз и обдумать возможности работы над своим чудо-рисом в Венеции.

— Боюсь, вы преувеличиваете, — скромничал заокеанский гость. — Весь блеск существует лишь в теории.

— Вот и поработаете над воплощением ее на практике, — ободряли гостеприимные хозяева.

Покинув академические стены, Виктор остановился и нашел взглядом выбоину в мостовой, оставленную пулей Стефано.

 

85

Джо уже поджидала его в условленном месте, в середине моста Аккадемиа. Именно отсюда она когда-то должна была скинуть в канал его тело. Заслышав его шаги, Джо обернулась, схватила его за руку и потащила за собой в путаницу узких улочек, в конце концов приведших их в тупик. Она остановилась перед облупленной дверью и положила обе ладони на деревянную панель. Закрыла глаза.

— Здесь.

— Что — здесь?

Приятный запах, доносившийся из дома, напоминал о завтраке. Джо вручила Виктору ключ, отступила к окну и постучала по лунному стеклу ручной работы. Виктор отпер, и они вошли. Теперь он понял, что дом пропитан ароматом хлеба. Три большие печи занимали весь первый этаж, каждая дюжины на две караваев. Жилая часть дома, очевидно, находилась выше. Поднявшись с Джо наверх, Виктор замер в восхищении. Помещение вторглось в соседнее здание, окна которого отличались по размеру и форме. За окнами мелькали паруса рыбацких лодок. Здесь пахло кожей, бумагой и древними чернилами.

— Здесь жил пекарь-грек, — поделилась своими свежими познаниями Джо. — А потом нотариус с семьей. Мужчины ушли воевать за Муссолини и погибли в Абиссинии.

Проклятие. И здесь какое-то проклятие, подумал Виктор, проводя пальцами по подоконнику и чувствуя ток старых тайн и фантасмагорий.

Джо подошла к нему и тронула за плечо:

— Скажи что-нибудь.

— Да, это место как раз для нас.

Она порывисто обняла его:

— Именно это я и хотела услышать.

— Почему?

Она торжественно выпрямилась и вскинула голову:

— Потому что мы — его гордые обладатели. Мы уже купили его. Прежним хозяевам приглянулась валюта из твоего чемодана.

— Какая ты, оказывается, быстрая.

— Еще какая! — улыбнулась Джо.

Ансельмо с жаром участвовал в оборудовании нового обиталища дотторе и его леди. Он сам втащил на второй этаж рулон облицовочной ткани и замер, оглядывая помещение. Новый хозяин уже приделал в самом верху, под стропильной балкой, какую-то штуковину, напоминающую сейф, которая явно должна была со временем затеряться на фоне книжных полок. Ансельмо только улыбнулся и ни о чем не спросил. В каждом доме свои секреты.

— Правильный дом, воздух приятный, — одобрил старик, принимая от Джо стакан шерри. Он приложил руку к стене и прислушался. — Он вас принял, вы ему по душе.

Перед уходом Ансельмо опасливо покосился на Виктора, перекрестился и выпалил скороговоркой коротенькую молитву.

Через несколько дней, возвращаясь из Иституто, Виктор заметил изменения. Новый, незнакомый запах распространялся от дома на сотню метров. Дым… Пожар? Он ускорил шаги, бегом ворвался внутрь и замер. Облегченно улыбнулся. В хлебопекарной печи полыхал огонь. Джо, облаченная в передник и толстые рукавицы, обжигала керамику. На остывающей вазе обозначилась узкая полоска растительного узора.

— Ну как твои ученые зубрилки поживают?

— Пока не обижают, — успокоил он. — Прекрасная ваза.

— Спасибо. Только зря ты мне льстишь. Ерунда, я-то знаю.

— Нет-нет, на ней искра гениальности!

— Да, само собой. — Она обняла его, пряча озабоченное лицо, чтобы скрыть свои сомнения, не покидающие ее даже в объятиях любящего мужчины. — Разумеется, я гений.

 

86

Однажды вечером, задержавшись в библиотеке Иституто, Виктор поднял усталые глаза к шкафам с тысячами томов в мрачной матовой коже переплетов и прищурился от яркого луча. На верхней полке, заключенная в пластиковую папку, пылилась неожиданно тонкая тетрадь, на которую упал свет. Виктор пошел по лучу, придвинул стул и, вытащив папку, вернулся к своему столу.

Бумага документа оказалась столь хрупкой, что Виктор невольно затаил дыхание, переворачивая листы. На титульном листе значилось:

La Malattia Invisibile.

«Незримая болезнь». Пьеса в трех действиях. Комедия.

Уже за полночь институтский охранник обнаружил Виктора в пустом читальном зале. Он все еще сидел за столом и рассматривал размашистую подпись выцветшими коричневыми чернилами на последней странице:

Farinesi.

Виктор вернул папку на полку, вспомнил о Карле Бальби, о рассказанной ею истории, о погибших в застенках дожа актерах. Хотелось плюнуть в глаза призракам, бродящим по обшарпанным улочкам Серениссимы. Он поклялся себе завершить свои исследования как можно скорее.

На протяжении нескольких последующих недель Виктор работал чуть ли не круглые сутки, достраивал дерево ДНК своего гибрида. Джо не мешала ему, она почувствовала его настроение. О пьесе он ничего не сказал, решил сначала закончить свою работу, сделать ее достойной давней жертвы Фаринези.

Доклад о результатах исследования дотторе Талента планировался в виде лекции перед небольшой, но авторитетной аудиторией. Однако мистический ореол вокруг чужака-американца еще не развеялся окончательно. Когда Виктор поднялся на подиум и подошел к кафедре, он заметил в задних рядах дуэль на зонтиках двух пожилых леди, сражающихся за стул, и двоих служителей, тщетно пытавшихся запереть дверь. Наконец дверь закрылась, пропустив еще двоих подростков, один из которых на ходу складывал сорванную с доски объявлений афишу.

Виктор заметил в аудитории несколько знакомых лиц. Джо устроилась далеко позади, стараясь не привлекать его внимания. Ансельмо в шикарном костюме и при галстуке восседал во втором ряду среди руководства Иституто и чувствовал себя там как дома. Мрачный Карреджо монументально возвышался в центре первого ряда. Он надел один из своих пиджаков с прежних времен. Пиджак стал тесен и не желал застегиваться. Еще недавно пышную шевелюру он зачесал таким образом, чтобы скрыть неумолимо растущую плешь. Руки полицейского покоились на коленях, а выглядел он так, как будто сидел здесь всегда и не собирался покидать своего места по окончании мероприятия.

— Идеи создавали империи и губили их, — неспешно и издалека начал докладчик, ощущая настроение слушателей, желавших, чтобы он поскорее добрался до сути. — Одна идея заставляет вас творить чудеса, в которые не верил ваш наставник, другая уничтожит не только вас, но и множество окружающих вас людей. Сложный выбор. Архитектор, задумавший для вас сказочный дворец, пожелает ради его возведения снести памятники древности. Художник создает прекрасное, но греховное с точки зрения Церкви произведение. Обратятся ли ваши соседи в полицию, — он улыбнулся Карреджо, — или к безымянным инквизиторам? И как понять, опасна ли идея, если она не угрожает непосредственно вам и непосредственно сейчас?

Виктор расшевелил публику серией риторических вопросов, а затем перешел к своей собственной идее устойчивого риса. Используя древний слайд-проектор, стрекотавший, как испорченный вертолет, продемонстрировал наборы ДНК, подчеркнул отсутствие побочных эффектов, погубивших работу китайских исследователей; остановился на перспективах использования своих открытий в странах третьего мира. Почувствовал присутствие Мейера.

Карреджо подошел к Виктору, когда он и Джо покидали здание:

— Очень интересно, дотторе, очень. А скажите мне, он вам не снится?

Виктор насторожился. Кто? Тот, Макензен, фото которого он видел в квестуре? Нет, хотя иногда всплывает в памяти в дневное время. И кровь на мобильном телефоне.

Джо потянула его за рукав:

— Нам пора, идем, прошу тебя.

Разжалованный полицейский шагнул за ними.

— Он ведь не сразу умер. Стефано. И вы не можете забыть его. — Он усмехнулся. — Меня вышвырнули из кабинета, но мозгов не лишили. Не такой уж он дурак, этот Карреджо.

Пожалуй, прошлое никогда не уйдет безвозвратно. Ни в какие подземелья сарацинов не спрятаться. Всегда найдется человек, желающий свести концы с концами, состыковать события этих четырех лет.

— Нет, не снится. Но я не забыл его. Спокойной ночи, сэр.

На лице Карреджо вместе с торжеством отразилось и что-то похожее на признательность. Да, он простой уличный полицейский, но его чутье, его навыки с ним, никуда не делись и останутся с ним. Он зашагал по улице, насвистывая мелодию своей юности.

 

87

Принудительная отставка не способствует душевному покою. Конечно, чеки, поступавшие из банка каждые две недели, смягчали переход к старушечьей жизни для Марианны и отодвигали столкновение с суровой реальностью для ее потомков. Ничто не связывало ее с лихим рейдом Андолини на мотель Джо, полиция не беспокоила. Две машины, собака, дважды в месяц встречи с младшими коллегами по работе.

Но беспокойство не проходило. Руки скучали по штурвалу «большого корабля», по росчерку пера, приводившему к необратимым событиям, за которыми можно было лишь следить по сообщениям средств массовой информации.

После ознакомления с документами Талента и вынужденного прекращения активности она подумывала о семинаре по финансовому планированию в местном колледже, однако вовремя осознала, что не сможет не выдать своего весьма своеобразного опыта. Пыталась развлечь себя поездками по магазинам, но к этому занятию еще с детства испытывала отвращение, только возросшее с годами.

И Марианна сдалась, как сдаются очень многие отставники и пенсионеры. Праздно валялась в постели по утрам, бессмысленно гипнотизировала бельмо телевизионного экрана, игнорировала прическу, косметику и пекла себе пирожные, не заботясь о фигуре. Подолгу сидела она теперь на веранде летнего бунгало своей дочери, лениво перелистывая очередной роман, присланный из женского книжного клуба.

И в это последнее свое утро Марианна поздно покинула постель, спустилась по лестнице в халате и шлепанцах. Пес скулил от голода, тычась носом в пустую миску.

— Сейчас, сейчас… Вот обжора, — вздохнула Марианна и чуть отпихнула собаку, чтобы насыпать в миску крупных коричневых гранул.

Рефлексы притупляются, но не исчезают. Собака еще не успела залаять, а Марианна уже повернула голову к окну и обратно, рванулась к лестнице, к своему пистолету, спрятанному под кроватью. За нею грохнуло выбитое стекло, застучали по полу тяжелые мужские башмаки. Марианна уже вбегала в спальню.

Но с кровати на нее уставился ствол с навинченным глушителем.

Ффухх!

Пуля прошла меж глаз Марианны и сквозь две кирпичные стены за нею.

Местная полиция, так и не завершившая это глухое дело, подивилась, как проник в спальню этот таинственный стрелок. Должно быть, опытный угонщик автомобилей. На замках ни следа взлома.

Еще больше раздумий провинциальных пинкертонов вызвал извлеченный из стены смертоносный снаряд. Оружие такого калибра очень редко попадает в руки грабителей. К тому же пуля… Такое, пожалуй, можно лишь в армии встретить.

Карбид вольфрама.

 

88

Наконец-то и в Венецию пожаловала весна.

Уровень воды в канале под их улицей упал, все не смытое и не догнившее обнажилось и распространяло легкую вонь, щекотало носы обывателей. Виктор с минуты на минуту должен был вернуться домой, как и каждый вечер, нагруженный книгами, превратившими его уголок в подобие сельской библиотеки. Джо сидела внизу перед гончарным кругом, вращая его правой ногой и скользя по влажной поверхности изделия пальцами.

Вдруг трубчатое глиняное сооружение перед нею рухнуло, как башня осаждаемой крепости, а колесо со скрипом остановилось. Джо прислушалась, приоткрыв от напряжения рот. Опять. Снова это ощущение внутри нее. Она услышала шаги Виктора. Он подошел и остановился рядом, глядя на нее. Из глаз ее хлынули слезы, она вскочила и бросилась к нему. Она испытывала смущение и к тому же немного беспокоилась из-за того, что недостаточно много ела в последние дни.

— Ты готов стать отцом?

Слезы ручьями струились из незрячих глаз. Виктор обнял ее и потихоньку покачивал, успокаивая.

— Это девочка, Виктор. И я никогда ее не увижу.

— Я все тебе расскажу. Обещаю. Ты все-все-все узнаешь.

В клинике с ней не согласились в одном весьма важном аспекте.

— Двойняшки, — улыбался молодой гинеколог, показывая на монитор, где рядом бились два крохотных сердца.

Виктор особенно осторожно вел в этот вечер Джо, обходя любую выбоину на мостовой. Принялись перебирать имена.

Прибыли родители Виктора, купившие себе новый дом на Блок-Айленде. После недели прогулок по городу с ежевечерними посещениями тратторий они отправились обратно в Штаты. Перед тем как взойти на борт водного такси в аэропорт, мать Виктора пригнулась к уху Джо и что-то прошептала ей. Виктор увидел, что Джо улыбнулась.

— Что она тебе сказала? — спросил он, глядя вслед катеру.

— Женские секреты, — снова улыбнулась Джо.

На следующее утро, в воскресенье, Виктор направился в булочную на углу за ее любимыми миндальными круассанами. На обратном пути он купил лилии, свежие и душистые, напомнившие ему тот цветок пустыни, названия которого он не знал, а запаха не мог забыть. Колокола Сан-Сте как раз пробили восемь. Он открыл входную дверь и обогнул стойку с вазами, направляясь на кухню. И уронил цветы на пол.

На рабочей табуретке Джо сидела Анника, лениво проворачивая ногой гончарный круг.

— В воду надо было поставить, — укоризненно произнесла она, кивая на разбросанные лилии.

 

89

Джо уже взобралась на крышу. Расслышав тихий щелчок в замке, она сразу поняла, что это не Виктор. Различила музыкальный звон двузубой отмычки, как любой нормальный человек различает примесь незнакомых специй в любимой еде. Она тут же выбралась через окно и осторожно подняла свое уже тяжелое тело на кровлю. По лестнице топали тяжелые мужские сапоги. «Если бы только я, — сокрушалась Джо. — Но двое во мне… И Виктор…» Она тихо пробиралась по черепичной кровле к пожарной лестнице. Но тут из-под ноги выскользнула и загрохотала под уклон сорвавшаяся плитка. Упала с крыши и разбилась обо что-то жестяное внизу. Шаги приблизились вплотную, пахнуло мужским лосьоном после бритья, потом и недавно выпитым кофе. К щеке прикоснулся холодный ствол винтовки.

— Вас ждут внизу, — произнес незнакомый американский голос. Неестественно вежливый.

Джо представила себе линию от щеки до плеча, на котором висела винтовка, извернулась, обхватив ствол и ложе обеими ногами, и рванулась изо всех сил. Удивленный бандит вскрикнул, рухнул и с грохотом покатился по крыше. Сорвался вниз. Непонятный звук падения. Соседка открыла окно и спросила, в чем дело. Вопрос застрял у нее в горле, сменился визгом:

— Пресвятая Дева Мария!

Джо охватил забытый охотничий азарт.

Анника услышала шум и вскочила, ударившись коленями о верстак. Виктор рванулся к выходу, расшиб лоб о низкую притолоку, выбежал наружу и сразу повернулся к крыше. Анника с винтовкой наизготовку понеслась за ним. Полуодетые соседи вывалили на улицу и отпрянули, увидев оружие. Джо спускалась по пожарной лестнице. Она уже почувствовала охотницу незрячими глазами, поняла, что Виктор попался. Ненависть Анники светила ей черным светом.

— Надо бы нам поговорить, — объявила Анника.

Взгляд Виктора уперся в плосколицего земляка, птичьим пугалом насаженного на металлический забор палисадника Калабрезе. Он ведь наверняка сюда не рвался, бедняга. Анника заставила. Полицейских сирен пока не слышно. Девица с винтовкой выглядит непредсказуемой, в любой момент может их прикончить.

— Я из-за вас работу потеряла, — пожаловалась Анника. — За мной везде гоняются. Сюда добиралась в какой-то ржавой посудине, вся провоняла рыбой и маслом машинным.

— Мы с Марианной обо всем договорились, — заверил Виктор, стараясь сохранять спокойствие.

— Я тоже. — Анника расплылась в улыбке. — Очень мило мы с мамашей побеседовали.

Виктор заметил на шейной цепочке Анники тяжелый золотой перстень. Охотничий трофей, понял он, но не почувствовал жалости к Марианне.

— И что я могу для вас сделать? Ведь…

— Я… как вот и она. — Анника указала на Джо. — Мы с ней одного поля ягоды. В советах не сидим, пенсий не копим. Работаем, аж в жопе мокро. Работа, работа, работа…

С ней ни о чем не договоришься. Сейчас что-то щелкнет в ее ненормальной голове, и она нажмет на спуск. Виктор горько пожалел, что не носил с собой пистолета.

Анника облизала губы.

— Я хочу знать его последние слова, — попросила она с мольбой в голосе. — Повторите… в точности.

— «Больно», — сказал он. И больше я ничего не слышал.

Анника сжала губы и кивнула Джо и Виктору в сторону канала, где поджидала маленькая моторка. Соседи попрятались в квартиры и названивали в полицию. Катер отошел от причальной стенки. Виктор посмотрел на Джо, и сердце его замерло.

Она обратилась лицом к небу, как гибнущий адмирал Брагадино.

Лодка направлялась к увенчанному кипарисами острову. Оссарио. Венецианское кладбище. Оставшийся позади город покрылся дымкой и исчез. Виктор услышал вой полицейских сирен, но успеют ли они… Да и помогут ли, если успеют, или только приблизят их конец?

Веками граждане Венеции, независимо от социального и имущественного статуса, проделывали последний путь от пристани Фондамента-Нуове на северной оконечности города к острову Сан-Микеле. Лишь недавно отцы города отважились объявить, безмерно возмутив граждан, что остров мертвых безнадежно перенаселен и в дальнейшем горожане могут рассчитывать на последний приют лишь на пошлом материке.

Анника, двадцатилетний Харон со снайперской винтовкой, причалила к кладбищенской пристани и сквозь монументальные ворота ввела пленников за невысокую коричневую ограду. Виктор увидел в отдалении испуганное лицо парня, которого он как будто встречал на ранчо Морсби. Парень вертел в руках лопату. «Заживо зароют», — догадался Виктор.

— Без него так одиноко, — снова заныла Анника.

— Понимаю, — кивнул Виктор.

— Вот и хорошо.

Они прошли по католической части кладбища, поросшего скорбными черными ангелами, задушевно беседующими с беломраморными мадоннами. Подневольный землекоп Анники вертел в руках лопату и не отрывал взгляда от ее винтовки.

— Пошевеливайтесь! — приказала Анника, подталкивая их к проходу между рядами подстриженных кустов. — А знаете, почему судья Андолини не прикончил вас в мотеле? — спросила она Виктора.

— Потому что вы застрелили его? — Виктор примерялся, как бы схватить винтовку за ствол, но опытная Анника соблюдала дистанцию.

— Бож-же, какой идиот! Я бы знала, кого застрелить. Но… Не было меня там. А жаль… Эта его новая пассия Сильвия… Она терпеть не могла его сухих стариковских граблей, а он все лапал ее, лапал… Долапался… В английском она ни бельмеса… Копы не хотели рисковать, ухлопали ее. В общем, притопали мы. Я вам постельку приготовила.

Тропа упиралась в яму, над которой возвышалось древнее надгробие с поминальной надписью почтенному Enzo Andiolini, banchiere, родившемуся в 1288-м и почившему в 1350 году. Свежая эпитафия сообщала, что недавно к банкиру подхоронили его потомка, Paolo Andiolini, avvocato, 1937–2005.

«Requiescat In Расе», — желала им обоим надпись на латыни. Покойтесь в мире. Ангел с пылающим мечом защищал их сон от отпрянувшего красного мраморного демона с физиономией злой, но перепуганной.

Энцо Андолини, основатель Совета десяти, банкир, любящий муж и отец, убийца сотен людей, сошел в могилу, как и ожидал, с государственными почестями. Его потомку повезло меньше. Его тело доставили из Мэна самолетом, а на похоронах присутствовали лишь двое дряхлых пенсионеров, бывших его подчиненных. Детей у него не осталось, а слуги разбежались, прихватив столовое серебро.

— Хочешь повторить лионский фокус с чиновником из НАТО и его женой? — насмешливо спросила Джо. — Связать нас непрочно, чтобы смогли вылезти, а потом прикончить? Не понимаю только, чего ради столько возни. Вас здорово вздули за эту самодеятельность.

— Заткнись, сука! — прошипела Анника, трясясь от злости и не в силах больше сдерживать слезы. — Мы со Стефано собирались ребеночка родить. Знаешь, что такое дети? Знаешь?

— Знаю.

— Хрен ты знаешь, крыса драная! Тебе бы только поучать! То не так, это не так! Ты да Макензен… два сапога пара. Хватит!

Бабах!

Выстрел отозвался гулом в ушах. Парень уронил лопату. Джо пригнулась и побежала, стараясь не натыкаться на надгробия. Анника удивленно уставилась на свою винтовку, но тут из-за кипарисов прозвучал громкий и четкий приказ:

— Муниципальная полиция! Брось оружие! Отступи назад!

Анника резко развернулась в сторону голоса и опустошила магазин. Посыпалась мраморная крошка. Первой жертвой «шведской школьницы» пал красный демон. Виктор рванулся за Джо, пижама которой мелькала за кустами. Анника понеслась за ними, на ходу забивая в патронник новый магазин и увиливая от выстрелов. Кусты вдруг расступились и выпустили Карреджо с его боевой подругой Каролиной. Оба вооруженные и в бронежилетах. Потерявший лопату парень вскинул вверх обе руки и затараторил скороговоркой что-то об «этой сумасшедшей», которая заставила его… Полицейские пробежали мимо, не обратив на него внимания, и понеслись за «этой сумасшедшей».

Джо попалась в западню. Она забежала в мемориал какого-то венецианского генерала, состоящий из целого полка воинственных статуй, вооруженных ржавыми пиками. Острые наконечники рвали на Джо пижаму и царапали кожу. Анника приближалась, прячась за надгробиями и стреляя по Джо. Выстрел — и голова бравого солдата разлетелась облаком мраморной пыли. Джо рванулась и наткнулась на очередное копье, поранив руку. Она вскрикнула. Виктор подбежал к ней в тот момент, когда она вырвала копье из рук каменного воина.

— Это я, я, — успокоил ее Виктор, увернувшись от острия и прикрывая ее своим телом.

Еще выстрел Анники — и обе руки отскочили от тела мраморного солдата. Круглый щит его покатился между памятниками, закружился волчком и замер. Светлые волосы Анники вспыхнули перед ними, как факел, раздуваемый ветром. Тонкие пальцы убийцы забивали в винтовку очередной магазин.

— Мы любили друг друга, — всхлипнула Анника, поднимая оружие.

— Верю, — ответил Виктор.

Бах!

Выстрел сзади всколыхнул волосы Анники. Пуля попала в надгробие, которое осыпало всех троих розовой пылью. Турецкий мрамор. Анника изящным сценическим движением развернулась и выстрелила назад. Подбегавший к ним Карреджо вдруг декоративно замер, выронил оружие и обнялся со статуей. Он сполз наземь с грацией, удивительной для такого грузного человека.

Анника резко повернулась обратно к своей добыче и удивленно вскинула брови, встретив острие копья давно опустевшим желудком. Джо почувствовала упругий упор и нажала сильнее, преодолевая сопротивление мышц, наматывая на копье кишки и разрывая внутренние органы. Анника искривила губы, скрипнула зубами и перевела взгляд на Виктора:

— На ранчо… Я тебя почти… почти…

— Да, — согласился Виктор, не отводя глаз. — Почти.

— Где… ты… прятался? — Она захрипела.

— В канаве.

— Мило… Очччхххррр… — Анника издала булькающий хрип, по телу прошла судорога, и она замерла.

Когда подбежала Каролина, убийца застыла на коленях перед разбитым ею каменным войском. Виктор, не отрываясь, смотрел на точеные, маленькие, как у двенадцатилетней девочки, руки Анники.

Они приблизились к Карреджо. Полицейский созерцал рану в своей груди с выражением лица, в котором Виктор смог прочесть лишь профессиональное удовлетворение.

— Каро, мы тебе поможем… — дрожащим голосом начала Каролина, но Карреджо лишь покачал головой.

Потом посмотрел на Виктора и с трудом кивнул:

— Рад видеть вас, дотторе.

— Как вы нас нашли? — спросил неожиданно для себя Виктор.

Умирающий полицейский улыбнулся Виктору неописуемой, классической венецианской улыбкой:

— Эта девица превысила скорость в лагуне, и мы прибыли, чтобы ее оштрафовать… — Он поморщился. Времени почти не осталось. — Прошу вас, позаботьтесь, чтобы меня похоронили здесь, рядом с моей семьей… а не там… Я… заслужил…

— Клянусь, инспектор Карреджо, — торжественно пообещал Виктор.

Он уловил признательность во взгляде Карреджо — и вот тот уже не дышит. Каролина закрыла глаза друга, перекрестила его и нежно поцеловала в лоб.

Уже затемно патрульный катер доставил Виктора и Джо к их дому.

У острова Джудекка Виктор разглядел в полутьме многоквартирный дом, вспомнил женщину в черном. Ее окна закрыты ставнями, свет не сочится из щелей. Но вдруг одно окно чуть приоткрылось, слабое свечение почудилось Виктору в щели… свеча? Закутанная в серое одеяло старуха безмолвно кивала ему седой головой… Или это очередное видение? Ночь и туман… Время закрывать ставни.

 

90

На следующий день заскочил в гости Ансельмо, принес миндальные пирожные и последние сплетни.

— Слыхали? — спросил он, усаживаясь с чашкой крепкого кофе за кухонный стол.

Город не только посмертно восстановил Карреджо в должности старшего инспектора, но и устроит ему государственные похороны. В субботу от устья Большого канала. Мэр и шеф полиции будут. На Сан-Микеле установят его бюст. Достойное завершение трагедии, разыгравшейся в овеянном легендами городе. Прелестная донна, она же коварная убийца, пала от копья каменного стража. Геройская смерть доблестного сына Венеции…

Беднягу Сальваторе Миммо обнаружили. Его тоже похоронят с почестями, хотя и на материке. Мэр, конечно, лично не удостоит, будет представитель от мэрии.

И над всем этим витают какие-то предположения… соображения… о темных силах, о таинственной организации, пославшей женщину, которая погибла на острове Сан-Микеле. Отзвуком древних легенд повеяло на город от Совета десяти.

Одна новость осталась неизвестной для Ансельмо и еще для очень многих. Квестура не стремилась к ее распространению за пределы стен кастелло.

Тело Анники исчезло из полицейского морга.

Каролина лично доставила труп белокурой убийцы и сдала его, заполнив все необходимые документы. Но утром полицейских встретил лишь пустой мешок, вскрытый, как стручок гороха.

Когда Ансельмо распрощался и отбыл в свой отель, Джо попросила Виктора вывести ее в город. Интонация ее голоса подсказывала, что предстоит снять еще одну пелену, обнажить еще одну тайну.

Они дошли до ювелирной лавки Карлы и остановились. Джо медленно поворачивала пальцами браслет. Казалось, он мешает, обжигает руку, но сросся с кожей, и его больно снимать. Виктор вдруг осознал, что ни разу не видел ее без браслета с той самой ночи в вороньей хижине. Его подмывало рассказать о находке в библиотеке, но Джо выглядела слишком испуганной, и он решил подождать.

— Снять? — спросил он.

Она с облегчением кивнула, приподняла руку. Виктор освободил ее запястье от браслета, прислушиваясь к возмущенному воплю чудовища. Эта вещица приносит лишь несчастья, и лучше избавиться от нее до рождения близнецов.

Карла подняла голову от конторки и встретила входящих залпом сигаретного дыма. Она не удивилась возвращению американца и была искренне рада, что он умудрился остаться в живых. Откупился чем-то менее значительным, чем жизнь.

— Не принес он вам счастья, — пробормотала хозяйка мастерской, возвращая браслет на витрину.

— Может быть, кому-нибудь другому повезет больше, — предположил напоследок Виктор.

Они вышли, сопровождаемые внимательным взглядом Карлы.

— Теперь скажешь? — повернулся Виктор к Джо. — Как тебя зовут?

Джо зябко поежилась, вздохнула. Сжала ладонями лицо Виктора.

— Меня звали Жозефиной Фаулер. В Портленде. Бабушка приехала в Нью-Йорк из Генуи во время Великой депрессии. Она сменила имя прямо на Эллис-Айленде и направилась в Эвансвилл. Туда уже съехалось много итальянцев. Но корни у нашей семьи венецианские.

Краем глаза Виктор заметил, что дверь салона приоткрыта и Карла ждет, чтобы услышать из уст Джо то, что сама она заподозрила минуту назад, а то и раньше.

— С каким же именем ты родилась?

Джо закрыла глаза, ощущая, как ускользают прочь черные тени, спадают оковы с души. Она попрощалась с Арабеллой и открыла глаза:

— Фаринези. Элена Заккариа ди Фаринези.

 

91

Ариана и Мейер появились на свет ранней осенью, быстро и безболезненно, не терзая излишними муками тело матери, как бы стремясь ее поскорее увидеть. Виктор еще не закончил восторгаться трогательно вздернутой верхней губкой своей дочери, как Джо поняла, что она и без зрения чувствует своих детей.

Мир жил по своим невнятным законам, не погружаясь в хаос, вопреки прогнозам Марианны, но и не распускаясь пышным цветом, как на то надеялся Виктор. Его рис там хвалили, здесь ругали. Другие исследователи подхватили его идеи. Где-то в Судане рис сгинул, а под Лахором на него чуть ли не молились, засеивая все новые и новые участки. Земля вращалась вокруг своей оси, засухи сменялись ливнями, приводившими к наводнениям. Затем жидкая грязь засыхала в жесткую корку, жаждущую нового дождя. Вспыхивали конфликты, разражались войны, Венеция погружалась все глубже в лагуну, готовую поглотить город без остатка.

Порой приходили сообщения о пионерских прорывах в технике и технологиях, в биологии и медицине. Тогда Виктор вспоминал зеленеющие поля на ранчо Морсби в пустыне Аризоны, ощущал аромат безымянного цветка аравийской пустыни.

Иногда туристы обращали внимание на пару пешеходов. Седой мужчина часто поднимал взгляд, очевидно, изучая архитектурные детали карнизов или просто любуясь луной. Улыбающаяся женщина в темных очках никогда не отпускала его руки, а указательным пальцем касалась стен и окон зданий. Прохожие оборачивались им вслед и впоследствии замечали, что и сами начинают вскидывать головы и разглядывать венецианские крыши. И сколько нового они могли там обнаружить! Химеры и горгульи водостоков, фигурные дымоходы, какие-то непонятные темные пятна, отбрасывающие колеблющиеся, словно ожившие тени. Особенно нравилось туристам, как солнце очерчивало зазубренные края черепичных кровель.

Чудесные тени возникали от них на мостовой.