Отец Алины Колосовой, он же хозяин Тимура, он же владелец банка, где работал Сергей Градов, раз в неделю просматривал подборку публикаций о себе, Великом и Ужасном. Как правило, они его больше веселили, чем раздражали, недаром обзор прессы он проводил в конце недели, в качестве развлечения на выходные. Этих развлечений ему хватало на полчаса, и обычно они совпадали с семейным завтраком.

В этот раз бульварный журнал написал, что Великий и Ужасный собирается купить спутник. «Почему не Луну?» — проворчал он, оскорбленный тем, что ему приписывают слишком мелкую для его размаха сделку. Но его юмора никто не оценил. Жена печально накручивала на вилку какие-то фиолетовые водоросли и беззвучно бормотала мантры, которые необходимо было повторять, вкушая пищу просветленных. А охранник не был обучен реагировать на шутки хозяина.

Алина бы, конечно, посмеялась над папиным остроумием и добавила бы что-нибудь свое, еще более едкое. В часы, а точнее, минуты редкого семейного досуга ему не хватало ее. Он подумал, не пригласить ли дочь с мужем в гости, допустим, на следующей неделе — там, кажется, есть какой-то временной просвет.

Нет, лучше позвать одну Алину, хоть это и неприлично. При мысли о ее муже он привычно подавил чувство омерзения, подобное тому, какое в детстве вызывали у него жирные волосатые гусеницы. Родственники — это крест, который должен нести каждый, и он, увы, не исключение. За все золото мира ты не заставишь близких быть такими, как тебе хочется. Алина сделала то, что сделала, это ее право. А у него есть право ограждать себя от неприятных ощущений.

Он не был таким уж равнодушным отцом, и, конечно, его волновала судьба дочери. Просто он считал, что человек должен сам строить свою жизнь. Как дом — что построил, в том и живешь. Его самого никогда никто не опекал, не поддерживал, не защищал — именно поэтому он стал тем, кто он есть. Алина выросла в тепличных условиях — папины деньги, папино имя, папины связи и так далее. Все, что у нее было, она воспринимала как должное и слишком мало ценила, даже могла чем-то высокомерно пренебречь — карьерой, выгодным браком. Например, решила изучать литературу и вышла замуж за бородатого бездельника с блудливыми глазами. За потасканного болтуна, который влез в постель к своей студентке, девочке с богатым папой, и заморочил ей голову, как последний сукин сын.

Карманные деньги — вот все, что этот охотник за приданым будет иметь от семьи тестя. Так решил Великий и Ужасный, когда Алина сообщила ему о своем замужестве. Карманные деньги, как школьник, и гостинцы к праздникам, передаваемые через слуг. И пусть подавится.

Зятя он за глаза называл «Мочалкой». Он не любил бородатых, волосатых и прочую шушеру и не доверял мужчинам, которые занимались пустопорожними бабскими делами: сочинением книжек и статей, рисованием картинок, музыкой. Конечно, если ты Толстой или Хачатурян, или, на худой конец, Кобзон, еще куда ни шло. Но Колосов Вэ-Гэ не имел никакого права на существование среди уважающих себя людей. Алина могла бы выбрать что-нибудь более приличное. Могла — но выбрала именно это.

Великий никогда не ждал поддержки от людей, даже самых близких. Не надеялся, что они будут болеть за его дело, разделять его заботы, нести ответственность за семейную честь. Да и что она такое — семейная честь, если не сопли из бразильского сериала…

Он сам разберется со своими делами. Единственное, чего он требовал от окружающих, — не нарушать его правила. Пока Мочалка соблюдал правила, он готов был его терпеть. Разумеется, если его терпит Алина — он был уверен, что дочери рано или поздно наскучит седеющий ловелас и она найдет себе другую игрушку или действительно встретит стоящего человека.

Но вместо этого Алина поставила цель во что бы то ни стало родить ребенка. От Мочалки, бр-р… Вообще, непонятно, откуда взялась эта одержимость: пример собственной матери мог только отвратить девочку от желания иметь детей, а других семей она не видела. Очевидно, природа все-таки берет свое.

Ладно, пусть рожает, может, это к лучшему. Погрузившись в заботы о младенце, она отвлечется от своего благоверного, и того можно будет аккуратно вывести из игры. Возможно, Алина даже не заметит потери бойца, в ее возрасте материнство поглощает женщин целиком. Ради такого дела Великий согласен даже оплатить лечение Мочалки от бесплодия, хотя проще было бы оторвать ему яйца раз и навсегда. Ну ничего, еще успеется.

От этих умиротворяющих мыслей и оттого, что в прессе никаких опасных гадостей в этот раз не было, Великий человек пришел в хорошее настроение.

— Вера, — негромко позвал он жену.

Та медленно подняла длинные ресницы, посмотрела на него отрешенным взглядом. Когда-то она с ума сходила, пытаясь сохранить молодость и красоту, проводила полжизни в каких-то ваннах, обертываниях, массажах, перестала улыбаться и почти не говорила, чтобы избежать появления мимических морщин. Вместо того чтобы есть, Вера через едва открытые губы «принимала пищу», и по большей части мягкую, которую не надо жевать. О супружеских обязанностях нельзя было и заикаться. Даже дотронуться до нее — упаси бог! Чужой пот, чужая секреция, не говоря уж о механическом раздражении, причиняет необратимый ущерб нежной коже!

Вначале он пробовал ее дразнить, нарочно щипал и тормошил. Она стала избегать его, уезжала или запиралась в своей спальне, когда он бывал дома. Впрочем, это случалось все реже. Он и так-то много работал, а от этого безумия и вовсе начал спасаться в офисе, перенеся туда всю свою жизнь, в том числе и интимную — мягкий диван, жесткий регламент, прекрасно обученный персонал.

К счастью — уже не для него, а для себя, — в какой-то момент жена поняла, что время не ухватишь за хвост. Теперь пришла очередь духовного самоусовершенствования. Китай, Индия, Шамбала, беседы с духами, водоросли в тарелке.

— Вер, помнишь, как Алинка родилась? — спросил он.

Спросил на всякий случай, для проверки. Он знал, что последует в ответ, но вдруг случится чудо…

Последовало ровно то, чего он ожидал. Жена несколько секунд пребывала в ступоре, видимо, процеживая вопрос через прану, потом не спеша кивнула, опустив глаза: мол, помню. Просветленные не любят многословия.

— Люди приходят в этот мир, чтобы пройти сквозь него в высшие миры… — прошептала она как бы про себя.

Ё-мое, подумал он, ну за что мне это. Впрочем, ясно, за что. У тебя свои игры, у нее свои. Когда перед тобой стоял выбор — быть нежным мужем и заботливым отцом или крутить бизнес, ты даже не задумался. И не спросил, как к этому относятся самые родные люди — жена и маленькая Алинка. Так чего же ты хочешь от них?

Теперь, должно быть, к старости, его все чаще посещали философские мысли о родственной близости, о семье, и он досадовал на то, что семья давно превратилась в голую формальность. Жена с головой ушла в мистику, а дочь замужем за человеком, которого противно пускать на порог. Недосмотрел, упустил.

Про себя он решил, что с внуком все сложится по-другому. Он будет много с ним разговаривать, постепенно посвящать в дела и вырастит своим единомышленником. Вот только Мочалку для этого надо будет нейтрализовать, однозначно.

А если будет внучка? Ну что ж… Из девочки тоже можно сделать человека. У Алинки, например, ясная голова. Жаль…

— Вера, твоя душа готова стать бабушкой? Ты встретишь нового человека, который придет в этот мир?

Теперь он уже явно подкалывал ее, но она не ответила.

Да, не повезло Алине с родителями.

В какой-то момент он подумывал привлечь дочь к делу. Однажды, еще совсем молодая, она дала ему неглупый совет. Они вот так же сидели за завтраком, только втроем, и он зачитывал самые выдающиеся перлы из публикаций о себе, любимом. Вера лишь слегка шевелила ресницами — то была решающая стадия в борьбе с беспощадным временем, а Алинка хохотала, откидываясь на стуле и обхватывая руками коленки в пестрых колготках — в старших классах она вдруг полюбила яркие цвета и короткие юбки.

— Знаешь, папа, — сказала она, отсмеявшись. — Тебе надо самому распускать такие слухи. Чем абсурднее, тем лучше. И пусть твои люди их регулярно пристраивают в газеты. Тогда, если кто-то нароет на тебя настоящий компромат, он в этом бреду просто потонет.

Мысль была вовсе не такой наивной, как казалось ей самой. Но у него в то время не было помощников, способных организовать эффективную дез-пресс-службу. Тут нужна была, кроме преданности делу, фантазия, дерзость и здоровое чувство юмора.

— Возьмешься? — спросил он в лоб.

Наверное, для нее это был слишком резкий переход от легкомысленного воскресного трепа к тем нудным, нескончаемым, ненавистным делам, которые день за днем отбирали у нее отца. Она сразу поскучнела и помотала головой. Увидев, что он разочарован, пробормотала извиняющимся тоном:

— У меня же уроки…

Второй раз он не предлагал, это было не в его правилах. А она еще и еще раз обозначила свое отношение к его интересам, сначала выбрав постороннюю, никому не нужную профессию, потом выйдя замуж за Мочалку. Но все равно она оставалась его дочерью.

То, что перед посторонними он демонстрировал полную отстраненность от семьи дочери, — это особая тема. Он намеренно выключил их из круга своего делового общения, но не из-за обиды на Алину и не потому, что не переносил Мочалку. Он попросту постарался оградить их от внимания журналистов — и преуспел в этом. Нынешнее поколение писак даже не подозревает, что у него есть взрослая дочь, и сопляки с фотоаппаратами не караулят ее у подъезда. Потому Алина может жить в обычном доме и ездить без охраны, о чем она мечтала, еще будучи стеснительным подростком и страдая от жадного внимания чужих глаз. А газеты чморят Великого человека по любому поводу, кроме одного. Никто не знает, что его зять — жалкая ничтожная личность.

Алина еще изредка появлялась на парадных приемах и презентациях, но Мочалка допускался к ним, лишь когда была уверенность, что он потеряется среди сотен гостей.

Здесь имелся еще один расчет. Демонстративное пренебрежение зятем позволяло изредка, не чаще одного раза в году, прибегать к его помощи в очень щепетильных вопросах. Разумеется, Мочалка исполнял роль слепого и немого инструмента и понятия не имел, для чего едет туда, не знаю куда, и передает то, не знаю что, неизвестным людям. Делал он это со страхом и отвращением, вопросов не задавал, понимая, что от многия знания печали могут быть просто немыслимые.

Стараниями Великого зять приобрел неоценимое достоинство — за ним не следили и не наблюдали, в отличие от самого патриарха, его приближенных, помощников приближенных и всех людей, имеющих хоть малейшее отношение к делам. Мочалка, отверженный мезальянс его своенравной дочери, был никому не нужен, как Неуловимый Джо, и в этом своем качестве порой очень полезен.

А ведь никакого временного просвета на следующей неделе не будет, вспомнил Великий. Ему нужно срочно и сверхсекретно отправиться в зарубежную поездку. Он чуть не забыл об этом, потому что в официальном расписании его дел это мероприятие не значилось. О нем знали считанные люди из самых надежных.

Он едет один. Билет и паспорт на чужое имя уже готовы. Послезавтра он прибудет на Озерковскую в один из своих офисов и пропадет там на пару дней, как уже случалось не раз. В аэропорт его отвезут с двумя пересадками, этим занимается Тимур. А вот на обратном пути его должен встретить человек, не вызывающий никаких подозрений. Посомневавшись, он все-таки остановил свой выбор на зяте. Придется полтора часа потерпеть близость волосатой гусеницы. Этот слизняк давно ничего путного не делал, пусть отрабатывает свои карманные бабки не только в постели у Алины.