— А мы с тобой давай-ка рванем на природу!

Так сказал Рыжий, когда они посадили Юльку с мамой в поезд Москва — Симферополь. В Надежде Андреевне вдруг проснулась мнительность — она заявила, что при таком разгуле террора ни за что не полетит на самолете, и потребовала поменять билеты.

«Самолет — самый безопасный на сегодня вид транспорта. А поезда тоже взрывают», — заметил на это Лешка, но Аля не стала пересказывать маме мнение вчерашнего британского разведчика. Пускай трясутся в поезде, ехать не больше суток, тем более для Юльки это будет экзотика.

Ребенок и в самом деле воспринял железнодорожное путешествие с энтузиазмом. А для Али вокзальное провожание с лязгом колес и маханием вслед уходящему вагону было воспоминанием из далекого детства, когда они с мамой вот так же ехали на юг. В последние годы они летали исключительно на самолетах и почти забыли, что бывает по-другому.

— А мы с тобой рванем на природу!

Аля недоверчиво покосилась на мужа. Рыжий был полон энергии. Совсем недавно прекратились его ночные бормотания про Англию и преследования террористов, только-только разгреб он завал дел, накопившийся на работе, пока непобедимый разведчик Брэд исполнял свой интернациональный долг. И вот он уже готов куда-то рвануть отдыхать, да еще на природу. В жизни Антонова было не вытащить в лес; тенистые аллеи и тихие полянки наводили на него тоску, он ненавидел комаров и считал, что в речках средней полосы можно плавать, только если ты головастик.

Лешка правильно понял ее удивление.

— Я же знаю, что ты любишь Подмосковье, а сама вечно таскаешься за мной по югам. Теперь поедем туда, куда хочешь ты.

Они поехали не в Подмосковье, а, если так можно выразиться, в Подрязанье, в маленький эксклюзивный пансионат на берегу Оки. Но об этом она узнала лишь тогда, когда их джип, пофыркивая, как отдохнувший конь, выскочил на Рязанское шоссе.

Аля решила воспользоваться четырехчасовой дорогой, чтобы поговорить о работе. Пока из него день за днем по капле выдавливался разведчик Брэд, Леша был замкнут, по-английски сдержан и не делился с ней своими планами, как это вошло у него в привычку в поставстралийский период. А это неправильно, жена всегда должна быть в курсе дел мужа.

На такую свежую мысль навела ее мама, когда Лешка был в Лондоне. Как раз передали сообщение о терактах, и Надежда Андреевна позвонила в панике. Аля, которая сама не могла найти своего Антонова, отмахнулась от мамы: ну конечно, он звонил, все в порядке. И тут услышала следующее:

— Смотри, Алена, в наше время всякое может случиться. Тебе надо потихоньку начинать разбираться в Лешином бизнесе. Если что, все ведь на тебя упадет.

Але в те дни было не до маминых советов, но потом она их вспомнила и поразилась очевидной мудрости. Конечно, она теоретически представляла себе, что с ней или с Лешей, а то и с ними обоими может случиться что-то страшное. Но все ее заботы были о ребенке: Юлька не останется одна, есть бабушка и дедушка, да и Лешины родители, хоть и живут своей жизнью, но внучку не бросят на произвол судьбы. О том, что на ее руках после Лешки останется еще и беспомощный бизнес, который надо либо пестовать и выхаживать, либо продавать со всеми его обязательствами и долгами — об этом Аля прежде не задумывалась. «А задуматься стоило!» — сказал ей ехидный внутренний голос, и Аля решила держать руку на пульсе.

— Смотри, новый «ровер» проехал, — сказала она Лешке, чтобы невзначай навести его на автомобильные темы.

— Угу, — ответил ей молчаливый спутник, видимо, какие-то последние капли Брэда.

— Ты не собираешься их продавать? — спросила она в лоб.

— Чуть попозже.

— Это что значит? У тебя какие-то планы? Расскажи!

— Пора мне делать тебя компаньоном, — засмеялся Лешка. Все-таки это был Лешка. — Пока нечего рассказывать, Алик. Компания «Ровер» обанкротилась.

— Да ты что! — поразилась Аля.

— Это ты — «что». Об этом уже давно во всех газетах написали. А еще жена автодилера! Сейчас ее пытаются купить. Как раз когда я был в Лондоне, шел аукцион.

Выходит, в Лондоне был не только Брэд, но и Алексей Антонов. Или Брэд успел заняться Лешкиными делами?

— Аукцион еще не кончился, — продолжал Антонов задумчиво, — но я постарался сделать все, чтобы «Ровер» был продан китайцам.

— Китайцам? Зачем?

— Затем, что они хотят собирать машины у себя. Это будет гораздо дешевле. Вот тогда я и начну их продавать.

— А как ты постарался?.. — начала было Аля и прикусила язык. Понятно, что без Брэда тут не обошлось. А она старалась не упоминать британского разведчика, чтобы он поскорее ушел из их жизни.

— Там был еще один покупатель, новый русский лондонец. Ты, может быть, слышала про его папашу, был такой лопнувший банкир — Замоскворецкий. А сыночек решил заняться автомобильным бизнесом. И уже купил один неприбыльный английский заводик. Но мои лондонские друзья использовали свои связи, чтобы «Ровер» ему не достался.

— Почему?

— Почему они это сделали? Потому что я их об этом попросил. А попросил я, потому что он молокосос и понтярщик, запорет производство к чертовой матери или начнет выпускать супердорогие модели. Мне это не нужно, у меня другой рынок, покупатель другой. А китайцы все сделают быстро, дешево и сердито.

Ого! Оказывается, и Леха Антонов в Англии времени не терял. Еще и разведку МИ-6 заставил работать на свой бизнес. Развел миллионера, как лоха, и не посмотрел, что соотечественник. Аля привыкла к Лешкиной новообретенной щепетильности, но не подозревала, что за ней скрывается настоящая акулья капиталистическая хватка.

Акулья? Сумасшедшая мысль пришла ей в голову. Если регенерированный Антонов впитал в себя ее собственные пересочиненные сказки, мечты Ребекки об идеальном мужчине, навыки английского суперагента и манеры сэра Брэда, то не взял ли он кое-что и от самой акулы? Как-никак он вышел из ее утробы. Прежде в нем не было этого холодного расчета. Рыжий вел себя в делах более агрессивно, но кусал по мелочи — не акула, а щука, мелкий речной хищник. Сейчас, покосившись на его профиль, устремленный на дорогу, Аля вдруг разглядела в нем что-то оскаленное, людоедское, грязно-желтое. Интересно, бывают акулы-оборотни?..

Тьфу ты! Аля поспешно отвернулась и стала смотреть на пробегающие по сторонам радостно-зеленые поля с крапинками лютиков и клевера. Ко всем сюрпризам Антонова ей не хватало только оборотня. И что ей вдруг взбрела в голову эта акула? Уже полгода прошло после клонирования, и никаких акульих черт она в Лешке не замечала. К воде его не тянет, кровожадности не прибавилось, даже наоборот — он начал есть меньше мяса и в бассейн, несмотря на абонемент, почти не ходит.

…Но ведь известно, что развитие клонированных организмов непредсказуемо. Это на первый взгляд они кажутся точной копией своего генетического оригинала, а на самом деле совершенно другие. Надо написать Ребекке и потребовать, чтобы она все, все объяснила. Хватит Але быть подопытной килькой в этом животноводческом эксперименте.

— Съедим по шашлычку? — спросил Леша, и Аля опомнилась. Что за глупости приходят ей в голову! Нет никаких оборотней, никаких акул и даже английских разведчиков уже почти нет. Они с мужем Лешей едут в лесной пансионат. Это будет самый лучший отдых в ее жизни. И вообще все будет замечательно.

На такой оптимистической ноте она позволила накормить себя каким-то подозрительным шашлыком, выпила пива и позорно проклевала носом всю оставшуюся дорогу.

Пансионат состоял из домиков, разбросанных по сосновому лесу. Это были старые добрые деревенские избушки, а не американские бунгало, хотя в душе шла горячая вода и в туалет не надо было бегать на двор. На кухне стояла вполне современная техника, в маленьком салоне — телевизор и бар. Кроме того, в пансионате был ресторан, откуда давали еду на вынос.

Главное же преимущество состояло в том, что из окон не было видно соседей. А избушка Антоновых вообще торчала на отшибе, и создавалось полное ощущение, что ты живешь посреди тайга.

— А волков здесь нет? — в шутку спросила Аля горничную, которая открывала в комнатах ставни и показывала, где хранятся кофе, сливки и сахар.

— Зайцы скачут, — вполне серьезно ответила пожилая женщина. К ней гораздо больше подходило название «няня», а не «горничная». — Ежики топочут, иногда даже на веранду забегают. Мышей нет, это мы проверяем, вон у нас коты какие жирные у главного корпуса — видели? В лесу, если подальше зайти, водятся лисы, но их вы вряд ли встретите, они людей боятся. Нет, волков тут нету.

— Двуногих волков тоже нет? — не успокаивалась Аля.

— Это вы про всяких жуликов да нехороших людей? Не беспокойтесь, у нас территория охраняется. Тут же целый санаторный комплекс, а другого жилья в округе нет. Даже дачи не строят.

И словоохотливая горничная поведала им, что на заповедное место с чудесным лесом и старинным монастырем давно зарились всякие застройщики, мечтая наворотить тут коттеджных поселков. Но местные власти вовремя спохватились и объявили зону отдыха полноправным городским районом, хотя до Рязани тут добрых двадцать пять километров. Спасли, одним словом, и лес, и речку, и монастырь.

Вечером они гуляли по дорожкам, усыпанным сухими иголками, срывали с низких кустиков чернику, добрались даже до монастыря, но он был уже закрыт. В узкую бойницу на уровне человеческого роста Аля разглядела идущего по двору священника в рясе и удивилась, откуда здесь мужик — монастырь был женским.

— Так службу же батюшка ведет, — со знанием дела объяснил Алексей.

— Он что, и ночует в монастыре? — фыркнула Аля.

Этого Леша не знал. Зато он рассказал ей, что на другом берегу Оки есть мужская обитель. И вообще монастыри на Руси строились на таком расстоянии, чтобы монахи и монашки могли подавать друг другу знаки с помощью огня.

— Это еще зачем? — не поняла Аля.

— Чтобы предупреждать о приближении врагов. Во время татаро-монгольского нашествия это было очень важно.

Он также поведал ей о войне с ханом Мамаем, которого в конце концов разбили на Куликовом поле. И объяснил, что орда не особенно притесняла русичей, пока монголы оставались язычниками. Проблемы начались после перехода одного из ханов, того самого Мамая, в ислам. Он потребовал, чтобы рязанский князь одолжил ему на время свою молодую жену. Тот дипломатично ответил, что это не дозволяется, мол, нашей верой. Тогда пусть перейдет в нашу веру, предложил хан. Князь вспылил — жена уж ладно, но святое не трожь! — и сказал, что никогда никто из русских не примет вашу поганую басурманскую веру. За что и был зарублен, а татарское войско двинулось на Русь.

Ничего подобного Аля из школьного курса истории не помнила. Ей казалось, что она гуляет не с мужем, а с патентованным гидом. Откуда, интересно, он все это знает?

— Зайдем завтра свечку поставим? — предложила она.

Но Леша не проявил энтузиазма.

— Знаешь, я спокойно отношусь к православию, — несколько смущенно сказал он. — Хотя это сейчас модно и все такое. Но мне больше импонирует протестантизм. Он какой-то более толерантный.

Ну, еще бы! К какой другой вере должен тяготеть герой английской сентиментальной литературы, он же граф и виконт? Представляя себе идеального Антонова, Аля религиозный момент совершенно упустила из виду. А вот Ребекка, видимо, его как-то обозначила, да и Брэд своего добавил. В общем, это даже лучше. Але не хотелось бы, чтобы Лешка стал одним из тех лицемеров, которые перед каждой деловой встречей просят у батюшки благословения облапошить клиента.

Но что за слова, однако, стал употреблять простой парень Леха! «Импонирует, толерантный». За последние полгода он, кажется, ни разу не выматерился.

Недалеко от монастыря, возле какой-то забегаловки, играла попсовая музыка и сельская молодежь весело крутилась в танце. Никакой приличной компанией не пахло.

«Отдыхай! — приказала себе Аля. — Компании никуда не уйдут. Попробуй пока разобраться с собственным мужиком — кто он есть».

Ночью Аля долго не могла заснуть — мешала непривычная, наполненная загадочным смыслом лесная тишина. Выходя в туалет, она посмотрела в узкое и длинное, от пола до потолка, коридорное окошко. Полянка, на которой стоял их домик, была подсвечена наземными фонариками, аккумулирующими солнечный свет. Сейчас они уже почти погасли, и можно было лишь слегка различить дорожку, скамейку, беседочку на краю леса…

Вот в этой-то беседочке, показалось Але, она уловила какое-то движение и еле удержалась, чтобы не вскрикнуть. «Зайцы скачут, ежики топочут», — вспомнилось ей. Но тень промелькнула гораздо выше, чем способен скакать любой ежик и заяц. Может быть, птица? Птицы вроде бы не летают по ночам, только совы, которые избегают человеческого жилья. Как все-таки неправильно придумано, что домики не окружены заборами. Конечно, лес у порога — это замечательно, но слишком тревожно для городского человека.

Аля вернулась в спальню и остановилась на пороге. У нее была одна простительная для женщины слабость, которую Лешка называл топографическим кретинизмом. Она могла запросто заблудиться в трех соснах, причем даже в тех, среди которых гуляла каждый день. Сейчас в этом чужом доме, в абсолютно темной спальне с закрытыми ставнями, она напрочь забыла, в какой стороне кровать.

Зажечь свет? Аля наугад похлопала по стене, но не нашла выключателя. Лешкиного дыхания она не слышала — его заглушал ветер, шумевший в ветвях. Плотные деревянные ставни удивительным образом пропускали все звуки.

Аля глубоко вздохнула и представила свою спальню. Ее-то она знала наизусть. Кроме того, от кровати всегда исходил крепкий запах мужского пота. Лешка потел во сне, иной раз так, что подушка к утру была абсолютно мокрой. «Это особенность рыжих, ничего не поделаешь», — объясняла ей мама после свадьбы. Все-то она знала про рыжих.

В первые годы семейной жизни запах мужа Але даже нравился — это был запах полного сил, здорового самца, и в животном мире он должен был привлекать самок со всей округи. Собственно, он привлекал их и в мире человечьем. Наверное, из-за крутившихся рядом самок Алю в конце концов стала раздражать Лешкина ночная потливость и исходившие от него днем маскулинные флюиды. Он исправно мылся два раза в день, пользовался дезодорантами и менял рубашки, но все равно она с закрытыми глазами могла узнать его в толпе по смешанному запаху пота и алкоголя, к которому часто примешивались женские духи.

После Австралии Антонов не пах и почти не потел. Аля сообразила это только сейчас, стоя столбом посреди темной спальни, как в лесу. До сих пор в ее жизни было слишком много других неожиданностей. Но тут она наконец поняла, откуда непреходящее ощущение, что рядом другой, чужой человек. Он вроде бы Лешка, но не пахнет Лешкой. Кто отнял у него это свойство — акула? Доктор Ребекка Моррис? Британский супермен?

Начиная замерзать, Аля предприняла решительные действия. Как в настоящем ночном лесу, она стала осторожно перемещаться кругами, вытянув вперед руки. Нашла шкаф, трюмо, чуть не опрокинула стул и наконец наткнулась на кровать. С облегчением забралась под одеяло и прижалась к Лешкиной горячей спине. Нет, он пах, конечно, но намного слабее, чем раньше, и чуть-чуть по-другому. Зато на ощупь он был свой, родной и знакомый… только чуть более шершавый и твердый, как будто заматеревший.

Может, это происходит с возрастом, разочарованно подумала Аля, поворачиваясь на другой бок. Наверное, я тоже меняюсь. Она привычно ущипнула свою ляжку, проверяя, не появился ли целлюлит. Вроде пока нет. Но после блуждания по холодной спальне кожа была покрыта сухими пупырышками, и Аля расстроилась. Вот так люди и стареют, сами того не замечая, пока не ухватят себя за задницу. А клонирование тут ни при чем.

Размышляя, что страшнее — целлюлит или клонирование, она заснула и к утру уже совершенно не помнила о лесных тенях, мелькающих по ночам у беседки.

На следующий день они с Лешкой снова ходили под соснами, дышали смолянистым воздухом, собирали грибы и чернику, потом сидели на берегу речки Старицы, но залезть в нее не решились, хотя местные купальщики уверяли, что вода здесь самая чистая, не то что в Оке или тем более в Москве-реке. Аля глазам своим не верила: Антонов, который часа не мог прожить без городского драйва, теперь от души наслаждался монотонным отдыхом.

Впрочем, после обеда он взял в прокате теннисные ракетки и заставил ее побегать по корту, что было издевательством и над Алей, и над теннисом.

Вечером они жгли костер на своей полянке рядом с беседкой и жарили на прутиках грибы, про которые повар в ресторане сказал с уверенностью, что это съедобные. На ужин были также бутерброды с колбасой (нарезка из магазинчика при ресторане), пирожки с рыбой, на удивление вкусные и свежие, шоколадные конфеты и любимый Лешкин коньяк «Хенесси».

— Как напьешься «Хенесси», влюбисси и женисси, — подмигнул он Але, и она удивленно подняла брови — это была его присказка из прошлой жизни. Может, надо просто набраться терпения и постепенно все вернется само собой? Сначала коньяк, потом любимые выражения, потом запах, потом блядские замашки и наконец настоящий Лешка, живой и любимый… Или сначала должны появиться блядские замашки, а потом уже запах?..

Утром они не обнаружили в беседке ни начатой буханки хлеба, ни остатков колбасы и конфет, которые они решили не собирать в темноте.

— Зайцы и ежики, — прокомментировала Аля.

— Продвинутые зайцы, — заметил Леша, — по перилам скачут.

— Ну, может, коты, — предположила Аля. — Видел, их сколько у главного корпуса живет. Они за мышами охотятся.

— Аленька, ты замечательный юный натуралист. Ни коты, ни ежики не едят шоколад, да еще вместе с коробкой. И коньяк не пьют.

— Ты его разве тоже здесь оставил? — удивилась Аля.

— Ну да, прислонил в уголке. Думал, кто возьмет? Там и было-то на донышке.

— Так кто же взял?

— Кто-кто — дед Пихто. Какой-нибудь бомж или свой же сторож.

— Но нам же говорили, что здесь никто не ходит…

— Нет, они должны были тебе сказать: знаете, тут у нас шляется кто попало и таскает все подряд.

— Ну вот, значит, около нашего дома по ночам кто-то ходит? Леша, я боюсь!

— Глупыш, конечно, здесь ходят. Это же не настоящий лес, а городской район — помнишь, что тетка рассказывала. Не бойся, в доме есть кнопка вызова охраны.

— Точно?

— Абсолютно. И я тоже кое на что гожусь.

Аля вспомнила, как он раскидывал в разные стороны дорожных мошенников. Но там обошлось не без помощи суперагента Брэда, а с ним она не хотела больше встречаться.

— Сегодня ночью, — объявил Лешка, — мы с тобой отправимся на дело. Будем ходить дозором, и ты увидишь, сколько вокруг бродит таких же курортников.

— Курортников? А почему мы их не слышим?

Рыжий наклонился к ее уху и страшным шепотом произнес:

— Потому что они ходят на цыпочках!

Когда стемнело, они долго гуляли взад-вперед, взявшись за руки, по тропинкам вокруг своего домика. Никаких курортников не было. Голоса раздавались лишь от главного корпуса, где был ресторан, и со стороны реки. Кто-то шнырял в чаще по траве, но, судя по звукам, это действительно были ежики или зайцы.

Стояла беспросветная темень, и у Али стали слипаться глаза.

— Пойдем уже домой, — сказал она. — Тут никого нет, только комары.

От комаров Лешка привез какую-то импортную брызгалку, и теперь его они не трогали, зато Алю жрали немилосердно, не обращая внимания на репеллент.

«Вообще-то, — сонно подумала она, — это неспроста. Раньше Антонова всегда кусали. Наверное, комары не любят клонов. Надо написать Ребекке».

Они развернулись в сторону дома. Избушка на курьих ножках выглядела совершенно по-сказочному в призрачной подсветке невидимых среди травы фонариков. На веранде Леша тоже оставил гореть лампочку, чтобы им уютнее было возвращаться. И вот в свете этой лампочки Аля увидела, как что-то огненно-рыжее мелькнуло над перилами и стремительно, почти без звука исчезло в кустах.

— А-а! — вскрикнула Аля и вцепилась в Лешкину руку. — Что это?!

— Тише, тише, — сказал Алексей, обнимая ее. — Уже никого нет.

— А кто это был?

— Не знаю. Пойдем домой.

— Нет! Я боюсь!

— Но не ночевать же в лесу. Пойдем.

В доме они крепко заперли двери и окна, зажгли весь свет и уселись на кухне с новой бутылкой Hennessy. Лешка почти не пил, но Алю заставил проглотить две или три рюмки: «Тебе надо успокоиться».

— Леша, давай отсюда уедем, я умру от страха.

— Глупости. Осталось отдыхать всего ничего. Вот во вторник и поедем.

— Почему во вторник?

— Потому что у меня в среду встреча.

— Сегодня суббота. Я сойду с ума. Почему нельзя уехать раньше?

— Потому что ни ты, ни я в этом году не отдыхали.

— Ничего себе отдых с привидениями!

— С какими привидениями, Аленька, что ты несешь!

— Я несу свою мысль, — ответила Аля фразой, позаимствованной у Юльки. — А кто это был, по-твоему? Не привидение?

— Не знаю. Лиса, наверное.

— Лиса? Такая огромная?

— Почему огромная?

— Я ее видела над перилами.

— Это она прыгнула.

— Нет! У нее была огромная рыжая голова. Лешка, я знаю, что это такое. Это лиса-оборотень! Помнишь, мы читали?

Леша удивленно поглядел на нее. Недавно по настоянию подруги Верочки они оба прочли последний роман Пелевина. Вернее, прочла Аля, а Рыжий едва осилил половину. Главной героиней там была лиса, которая превращалась в женщину, или женщина с душой лисы. Эти лисы, с серьезным видом сообщал Пелевин, живут многие сотни, а то и тысячи лет, наводя на людей морок и соблазняя мужчин. Кстати, его героиня как раз обитала в Битцевском лесу…

— Ну вот, здрасьте. Где мы, а где Битцевский лес, — засмеялся Леша. На него Алино открытие не произвело никакого впечатления.

— Я читала еще где-то про лис-оборотней. И древние китайцы в них верили. Леш, это совершенно точно. А что еще может быть?

— Ах, Аля, Аля! Ну, при чем тут китайцы? Российские оборотни бывают только в погонах. Что ты, как маленькая, честное слово.

Он заставил ее выпить еще рюмку, и она наконец успокоилась. Вернее, не успокоилась, а просто окончательно окосела и без сопротивления позволила довести себя до кровати, где тут же свалилась и заснула.

Но спала Аля плохо, ей снилась ночь, огненная грива, взлетающая над кустами, и чей-то тихий колдовской смех. Потом она увидела темную поляну, на которой кружком сидели оборотни — лисы с человеческими головами. Все головы были рыжие, одни яркие, как ржавчина, другие бледно-золотистые, но у всех волосы излучали свет. И среди них Аля увидела Лешку. Это было так страшно, что во сне она ахнула и проснулась.

Леши рядом не было. Аля вскочила. Голова держалась плохо, наверное, хмель еще не выветрился.

Аля прислушалась к звукам в туалете и ванной. Тихо. Может, Лешка просто еще не лег и сидит в кухне? Но идти туда по темному коридору она не решилась.

Снова невыносимо захотелось спать. Но все же Аля, сама не зная зачем, подошла к окну и отвела в сторону занавеску.

Ставни были прикрыты неплотно. Вовсю светила луна, еще теплились садовые фонарики. И Аля совершенно отчетливо увидела своего мужа, который деловито возился в беседке, что-то то ли складывал, то ли расстилал. Но запутавшийся мозг отказался комментировать эту картину, и Аля, жалобно вздохнув, рухнула в кровать.

Она проснулась снова, когда Лешка залезал под одеяло.

— Где ты был? — пробормотала сонно.

— В ванной.

— Я видела тебя в беседке.

— Я вешал полотенце. Внутри оно совершенно не сохнет.

— Почему не на веранде?

— Потому что там с утра тень. Спи.

Он выходил из дома мокрый, после ванны, только для того, чтобы высушить полотенце? Что за глупости? Спать…

Она проспала неизвестно сколько, и, когда проснулась, Антонов уже был на ногах, ходил по веранде со стаканом кефира и щурился на небо. Небо было ясное, лес жизнерадостный и прозрачный, никакого намека на вчерашние страсти-мордасти.

— Поедем в Рязань? — спросил он, когда заспанная Аля появилась в дверях.

— М-м? — промычала она, что означало: зачем?

— Кремль посмотрим.

— М-м, — ответила Аля, что не означало ни да, ни нет. То, что Рыжий интересуется памятниками старины, ее уже не удивляло.

Как хорошо она понимала теперь прежнего Антонова, когда он продирал глаза с похмелья. И ведь вроде не так много было выпито. Как напьешься «Хенесси»… Аля вошла в ванную. Лешкино полотенце висело на своей вешалке. Мокрое.

«Ну и что? Он успел помыться утром», — одернула себя Аля. При свете дня ночные страхи казались детскими и надуманными.

Они позавтракали бутербродами с кефиром и поехали в Рязань, которая оказалась пыльным провинциальным, но милым городком. Аля так давно не была нигде, кроме Москвы и заграницы, что Рязань показалась ей экзотикой почище Швейцарских Альп.

Кремль был белым и располагался на холмах. Внутри реставрировали собор, монументальное кирпичное строение с византийскими колоннами и тремя синими куполами. Аля и Леша осторожно просочились через огромные двустворчатые двери. В соборе царило гулкое запустение и противно жужжала электропила. Стены были доверху покрыты облупившейся росписью, но больше всего их поразили массивные колонны, которые нельзя было обхватить и впятером. Наверное, храм служил последним убежищем горожанам во время татарских или половецких набегов.

А еще оказалось, что в Кремле живут — прямо на территории комплекса стояли барачного вида строения, и люди у подъездов лузгали семечки. Мальчик в трусах и в майке набирал воду из колонки в бидончик, и Аля, не удержавшись, стала фотографировать его за этим экстремальным занятием.

Потом они прошлись по набережной мимо обнимающихся парочек и гогочущих компаний, полюбовались на половинку Есенина — памятник изображал поэта по пояс, с распростертыми руками и словно вырастающим из земли, наподобие разлапистой ели. Поели в ресторане какой-то дорогой гадости и вернулись в свою избушку уже затемно. Аля ужасно устала и спала без страхов и видений.

Зато с утра она проснулась ни свет ни заря, тихонько выползла из-под одеяла, чтобы не разбудить Лешку, оделась и вышла на крыльцо. Вопреки утверждениям Антонова, на веранде было солнце. Оно щедро заливало полянку и лес, а деревянная беседка в его косых утренних лучах казалась янтарной и такой уютной, что Але захотелось там посидеть. Подойдя поближе, она заметила на полу какую-то тряпку вроде одеяла. Лешка опять повесил здесь полотенце, а оно свалилось с перил?

Но это действительно было одеяло, из тех, что лежали про запас у них в шкафу в спальне. А в одеяле, закутавшись до носа, спало существо с нахмуренным лицом подростка и ярко-рыжими волосами. Вроде бы это была девушка.

Аля не вскрикнула, но существо все же проснулось. Рывком село, щуря на солнце сердитые зеленые глаза. А потом разглядело Алю и неуловимым движением выпростало из складок одеяла кулак с зажатым в нем коротким лезвием.

Аля не успела испугаться. Скорее, она удивилась такому кинематографическому повороту. По ее представлениям, девушка должна была взметнуться в прыжке, на ходу превращаясь в лису, и исчезнуть в чаще. Но этого не случилось, и Аля продолжала стоять столбом на пороге беседки и с растерянным любопытством разглядывать неведомое рыжее создание.

— Порву, — сипло сказало создание и действительно прыгнуло. Но не обернулось лисой, а лишь вскочило на ноги. — Порву, уйди с дороги.

Аля как зачарованная смотрела на нож и не двигалась. Иногда в критические моменты она впадала в такой ступор. Она только слабо помахала рукой, что означало то ли приветствие, то ли протест.

Лисица в человеческом облике отхаркнула, сплюнула на одеяло и шагнула вперед. Аля запоздало ахнула. Блеснуло в утреннем солнце лезвие ножа. Какая-то сила подняла Алю в воздух и отшвырнула в сторону. Она не удержалась на ногах и упала, а когда приподнялась, Лешка уже держал рыжего оборотня за вывернутые локти. Оборотень вырывался и извергал из себя невозможные ругательства.

— Ну, тише, тише, — приговаривал Леша.

Но прошло еще около получаса, прежде чем странное создание с огненной гривой поверило, что его тут не собираются бить, сажать на цепь и вообще обижать. Оно даже сообщило, как его зовут. Света, вот как звали эту лисичку. Света, как обычного человека.

— Ну, вот и славно, Света, — сказал Леша таким голосом, каким с Алей разговаривала Ребекка в австралийской клинике. — Пойдем, мы тебя завтраком угостим.

Пока Аля готовила омлет, рыжий оборотень отмывал в ванной лесную грязь. С мокрыми волосами и тонкой шеей, закутанная в большой для нее Алин халат, Света казалась совсем ребенком и на Лешин вопрос, сколько ей лет, не обиделась, а ответила:

— Скоро восемнадцать.

На вид ей было по крайней мере на четыре года меньше.

— И давно живешь в лесу? — продолжал допытываться Антонов.

— Сколько в бегах, — шмыгнув носом, непонятно сказала лисичка.

— А откуда убежала?

Света демонстративно пододвинула к себе тарелку с омлетом:

— Пожрать-то дайте спокойно. Потом сама все расскажу.

Завтрак она смела в одну минуту и потребовала еще.

— Слишком много яиц вредно, — заикнулась Аля, но Лешка подтолкнул ее: ничего, пускай ест, жалко тебе, что ли.

Кроме яиц у них были только масло, молоко и хлеб: они вчера вернулись поздно, и было не до покупок. Аля, подумав, стала делать гренки, а Лешка пока налил гостье растворимого кофе.

— А просто молока нет? Не люблю эту горечь, — сказала она.

Было и просто молоко, и просто хлеб с маслом, и хлеб, вымоченный в молоке и яйце и пожаренный на масле, — Света умяла все. Ее щеки залоснились и порозовели, и она стала похожа совсем уже на девочку с шоколадной обертки.

— Это… Мне в сортир, — объявила она, сглатывая слюну.

В сортире девочка-шоколадка просидела довольно долго, потом мыла руки и умывалась жидким мылом, похрюкивая от удовольствия, потом потребовала свою одежду и возмутилась, что ее положили стирать — в общем, вела себя как дома.

— Ты что-то рассказать хотела, — напомнил ей Алексей.

— Да я не хотела — придется, — ухмыльнулась Света.

— Может, на улицу пойдем, — предложила Аля, которой уже надело торчать все утро за плитой в душной кухне.

— Да ну — на улицу. Еще увидит кто.

— От кого же ты прячешься, лесная сказка?

— Чего? — покосилась на Лешу Света и принялась рассказывать, крутясь на табурете.

Она убежала от отчима, который ее бил и лез… ну, сами понимаете. А у него друзья в ментовке. Далеко уйти она не успела, а он уже объявил ее в розыск. Вокзалы и автобусы теперь для нее закрыты, сами понимаете. Да и бабла нет.

— А родственники у тебя есть? Где твоя мама? — Аля не могла поверить в эту жалостную историю из книжки про жизнь беспризорников в царской России.

— Мама померла лет шесть как, — спокойно сказала Света. — Или пять… Не помню. Родни другой нет.

— И ты пять лет жила с отчимом? А куда смотрели твои учителя в школе? Ведь есть социальные службы! — горячилась Аля. — Ты из Рязани?

— Не, из Мурома.

— А как же ты здесь оказалась?

— А… Ну, это близко. — Света затравленно оглянулась.

— Погоди, Алена, — тихо сказал до того молчавший Леша. — А тебе, Светик, ай-яй-яй. Нехорошо обманывать.

— Чего — обманывать! — встрепенулась Света. — Я, ей-богу… Крест хотите? Вы сами кто — христиане или баптисты?

— Баптисты — тоже христиане, — удивленно объяснил Леша. — А где ты их встречала? В колонии?

— Чего?! Да что вы мне!..

— Тише, только без крика. У тебя на комбинезоне, который я в стирку клал, ярлычок: Льговская воспитательная колония, второй отряд, Пархоменко Светлана. Только я не понимаю: Льговская колония ведь в Курской области, и она мужская. Это там недавно заключенные себе вены резали, и везде об этом говорили.

— Не. Под Курском — это город Льгов, и там правда мужская зона, взрослая. А наша называется Льговская, потому что деревня Льгово. Малолетка, — последнее слово Света произнесла, опустив голову и разглядывая свои босые ноги.

— Да, Россия большая, на всех хватит, — пробормотал Лешка. — Так ты из этой малолетки сбежала?

— Угу.

— А за что ты там сидела? — не удержалась Аля.

— Сто пятая статья у-ка, эр-эф, — бодро отозвалась девочка Света.

Леша бросил на Алю сердитый взгляд, и она больше не задавала вопросов, хотя ничего не поняла. Но все равно смотрела на гостью во все глаза. Человека, сидевшего в тюрьме, она видела первый раз, если не считать Солженицына, Ходорковского и героев программы «Вести. Дежурная часть». Да и с теми она была знакома лишь через телевизор. А тут прямо перед ней был ребенок, девочка с ослепительно рыжей гривой и зелеными глазами. Сейчас, когда волосы подсохли и распушились вокруг Светиного лица, она стала похожа ну просто на Анжелику из знаменитого старого фильма. Нет, наверное, красавица что-то привирает, не может она быть зэчкой. Аля уж скорее поверила бы, что Света все-таки лиса-оборотень, уж очень она напоминала героиню Пелевина.

— А бежала почему? — спросил Леша.

— Ну-у…

Ну, в общем, она всю дорогу вела себя очень хорошо. С того момента, как заехала на зону, не было к ней никаких замечаний. А потому через два года ее переселили за колючку.

— Через два? А сколько тебе всего сидеть было?

— Шесть.

Тут уж Леша поперхнулся собственным вопросом.

— Ну, по УДО раньше должна была выйти.

— Условно-досрочное освобождение, — тихо перевел Леша для Али.

Короче, по УДО она должна была выйти уже совсем скоро. Теперь уже после побега — х…юшки. Ну и ладно.

Вторые два года она прожила за колючкой, то есть за пределами колонии. У них есть такой специальный домик, куда селят девчонок, которым скоро освобождаться и которые вообще тихие. У них там огород и ферма, пахать приходится больше, чем на зоне, коров доить, хрюшек кормить. Но Светка не жаловалась, ей со зверюгами всегда было хорошо, они ее любят, что коровы, что собаки, что лисы с волками. Ее потому и отправили на ферму, что она со всякой живностью ладит.

Ну, а как стало понятно, что освобождаться скоро…

Тут Света пригорюнилась и начала грызть кулак.

Короче, отправлять ее стали в детский дом. Потому что ей до восемнадцати все-таки еще далеко и школу она не закончила. Детдом ее брать не хотел, но социальный работник сказала: не волнуйся, привезем и сдадим под расписку, никуда они не денутся. И стало тут Светке так скучно. Никогда она в детдоме не жила, и да что ж это такое — из одной казармы в другую? Когда ж на свободу человеку?..

— А что, у тебя родственников никаких? — уточнил Леша.

Света помотала головой.

— Где же ты раньше жила?

— Сначала с мамой и отчимом, после только с отчимом.

— А где отчим?

— Да нет его, — неохотно ответила девочка.

— Тоже умер?

— Угу.

— И что ты собираешься делать?

Пушистая лисичка пожала плечами. Она, оказывается, пробиралась в этот район не случайно, а потому что здесь женский монастырь. Хотела пойти в монахини, грехи замолить, да и вообще… Надоело все.

Короче, пришла к монашкам, а те ее шуганули. Мол, если ты беглая арестантка, то иди досиживай свой срок, а там посмотрим. Паспорт им, видите ли, нужен, как в ментовке. И чтоб была совершеннолетняя. Хорошо хоть характеристику с места работы для монастыря не требуют.

— Ну, а ты как думала — что они тебя примут и не спросят, кто ты и откуда?

— А чего бы нет! Я им говорю: я крещеная, Церковь же у нас отделена от государства. Нам на занятиях так говорили. А эта матушка, настоятельница, что ли, глазами зырк-зырк, сейчас, думаю, мусоров вызовет. Пришлось ноги делать оттуда и в лесу поселяться. Ну, ничего, лес он добрый, не то что люди.

— И что же, так и собираешься жить дальше в лесу? А зима придет?

— Ну-у… — задумалась Света. — Не знаю. Приблужусь к кому, к сторожу какому-нибудь.

— Нельзя так, Света, — сказал Антонов тем голосом, каким он объяснял Юльке задачки по математике, — нельзя всю жизнь провести под кустом. Ты красивая умная девушка, ты сильный человек…

— Это с чего вы взяли, что умная и сильная? — презрительно скривилась гостья. — Да и не человек я, а зэчка.

— Прежде всего ты человек.

— А вот и нет. Прежде всего я зэчка. Это нам психолог Людмила Александровна объясняла.

Леша хотел что-то сказать, но промолчал и после паузы сделал следующую попытку.

— Ты умная и сильная, потому что смогла столько времени выжить сама в дикой природе. Это означает, что ты многого добьешься в жизни. Для этого тебе надо окончить школу, получить профессию…

Света, не скрываясь, зевнула.

— То есть вы меня сейчас обратно на зону отправите? Для этого кормили да согревали?

Леша нахмурился:

— Сколько тебе дадут за побег?

— Года два. Да свой срок отсиживать придется — еще два, — с некоторым даже удовольствием стала считать Света. — Итого четыре. После двадцати одного года переведут меня на взрослую. В двадцать два выйду, если еще не накуролесю. Ничего, нормально. Там и жить-то всего ничего останется, как-нибудь перекантуюсь.

Аля не выдержала и вышла на веранду. Стояла чудная солнечная погода, их последние дни отдыха, которые Лешка решил потратить на перевоспитание маленькой уголовницы. Интересно, что это такое — сто пятая статья?

С веранды ей был слышен конец разговора.

— Я не буду возвращать тебя в колонию, — сказал благородный Антонов. — Если ты обещаешь слушаться.

Рыжий оборотень не ответил, видимо, хмыкнул.

— Я пока не знаю, как с тобой быть, но, наверное, возьму тебя в Москву. Мы достанем новые документы, ты сможешь начать новую жизнь, учиться, выйти замуж, — тут он почему-то запнулся. — Но ты должна делать то, что я скажу. И не вздумай сбежать.

— А вам зачем? — спросила Света недоверчиво.

В самом деле — зачем Антонову возиться с малолеткой? Тем более что все предложенное, мягко говоря, противоречит закону. А главное — он все время говорит: я сделаю, я возьму. Аля тут вроде как бы и ни при чем.

— Тебе не понять, — произнес Леша, отвечая и на Светкин вопрос, и на Алины мысли. — Скажи-ка мне лучше…

— Это… А можно мне еще в туалет? — перебило его рыжее создание.

Из дома они в тот день так и не вышли. Леша принес из ресторана обед и продукты на ужин. Аля в одиночестве прогулялась в последний раз по лесным дорожкам — Антонов опасался, что Света все-таки сбежит, хотя лисичка спокойно валялась в кресле перед телевизором и пожирала чипсы.

Спать ее положили в салоне. Аля не могла заснуть и тормошила Лешку:

— А она нас не зарежет?

— Не зарежет.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Если б хотела, давно бы уже зарезала. Я ей обещал деньги на сберкнижку положить.

— Ты что, с ума сошел? Зачем?

— Алик, давай спать, мне завтра четыре часа машину вести.

Назавтра с раннего утра они выехали за ворота пансионата, и Света вылезла из-под тряпок на заднем сиденье. Алины кроссовки пришлись ей впору, джинсы она затянула ремнем, а рубашка свободно болталась. «Фирменный» комбинезон Льговской колонии и все остальные шмотки завернули в два пакета и выбросили в ближайший контейнер с мусором.

В зеркало Аля видела, как ребенок — ведь она же, в сущности, ребенок — в восторге пялится в окно и подпрыгивает в такт музыке из динамиков.

— А где вы в Москве живете? — спросила Света, отбивая на коленках ритм Little black heart.

— А ты разве знаешь Москву? — улыбнулся в зеркало Лешка.

— Не, не знаю. Близко от Кремля?

Это что же — она будет с ними жить? Валяться у телевизора, сидеть по сто лет в туалете, развлекать Юльку рассказами о колонии для девочек?.. Але уже не терпелось доехать, чтобы поговорить с Лешей всерьез. Кажется, супермен на этот раз плохо понимает, во что ввязывается. А если милиция ее найдет — они же будут пособниками побега! И за это тоже дают срок. Только английского аристократа определят не в малолетку, за хрюшками ухаживать, а во взрослую колонию где-нибудь под Курском, где заключенные режут себе вены. Аля будет ездить на свидания и возить ему передачи. Или ее тоже посадят за укрывательство?

Замечательный отдых у них получается в последнее время. На Золотом берегу именно Лешка и никто другой повстречался с акулой. В тихом пансионате на природе он умудрился вляпаться в настоящий криминал. Слава богу, хоть в Швейцарских Альпах все обошлось, если не считать Алиной измены и попытки взорвать парижский аэропорт.

Из предосторожности Антонов остановился заправиться уже в Московской области. Света успела задремать, и Леша очень тихо закрыл дверь, шепнув Але:

— Я куплю что-нибудь перекусить.

Аля подумала, что они прекрасно смотрелись бы в каком-то придорожном ресторанчике — двое рыжих красавцев и она, непонятно кто, сбоку припека.

Только когда Антонов вышел из машины, она сообразила, что именно сегодня не так (хотя всякого «не так» было предостаточно). От него снова пахло потом, как в прежние времена! Неужели этот хилый подросток заставил непробиваемого джентльмена вновь излучать тестостерон?

— Аля, где Света?!

Алеша стоял у раскрытой двери с промасленными пакетами в руках и смотрел на нее, беспомощно хлопая глазами. Аля удивленно обернулась. На заднем сиденье было пусто.

— Я же запер двери! Ты не открывала?

Аля помотала головой.

— Может, она ушла в туалет?

Антонов метнулся к кабинке сбоку от заправки. Боже мой, этот сумасшедший будет извлекать ее из сортира! А как она, в самом деле, могла выбраться из закрытой машины, да так, что Аля не слышала?

Лешка вернулся и сказал, что в кабинке никого нет. На его лице было написано отчаяние. Он уже обежал все окрестности, включая кафешку и магазинчик. Где она?

Аля молчала, понимая, что надо просто переждать эту гормональную бурю.

Прошло полчаса, прежде чем Антонов сел за руль и они поехали дальше. И еще час, прежде чем он заговорил.

— Гроза будет, наверное.

— Похоже.

Аля видела всю внутреннюю борьбу, которая происходила с ним в эти минуты. Джентльмен и отец семейства боролся с влюбленным мальчишкой. Да, влюбленным. Антонов влюбился остро и внезапно. Наверное, его натура оборотня откликнулась на родственную душу. Страшно подумать, чтобы было бы, окажись эта рыжая стерва у них дома. Но ее не прельстил ни любимец женщин Леша, ни обещанная сберкнижка. Хорошо хоть, он не успел дать ей денег.

— Успел, — сказал он тусклым голосом. — В том-то и дело. Это была моя ошибка. Она иначе не верила, что мы желаем ей добра.

Правильно не верила. Лично Аля ей никакого добра не желала.

— Много дал?

— Для меня — немного.

Ответ настоящего мужчины.

— Леш, а что такое сто пятая статья?

— Предумышленное убийство.

— И ты…

— Я сам не знал. Вчера через мобильник вошел в Интернет и выяснил. А потом Света сама призналась. Она убила отчима.

— Который к ней приставал?

— Не приставал он к ней. Воспитывал, денег на дискотеки и выпивку не давал. Она его и грохнула с дружками, а деньга оказались все на сберкнижке, и она даже не наследник.

— И ты ей пообещал собственную сберкнижку?

— Ну, а как я мог ее удержать? Она бы опять с бандитами связалась.

«Мы еще легко отделались, — подумала Аля. — Может, написать роман „Сберегательная книжка оборотня“? Писать-то, конечно, нет, но рассказать можно…»

— Это ты ей вынес одеяло в беседку? — спросила она.

— Да. И еду оставил.

— А как ты понял, что это девчонка, а не похмельный бомж? Ведь ты же понял?

— Понял. Наверное, по конфетам.

— По-твоему, бомжи не едят конфет?

— Не знаю, Аля. Почувствовал.

Он почувствовал и подманивал ее. Они оба охотились друг на друга. Аля вдруг осознала, что к ее жизни снова прикоснулось что-то очень хитрое и опасное, похожее на грязно-желтое брюхо акулы. Но теперь все уже позади. Идеальный муж Антонов создан с бесконечным запасом прочности. Он в воде не тонет и в огне не горит, его даже акула съела не до конца.

Когда они вернулись, в Лондоне произошли новые взрывы, новые аресты и полицейская стрельба по невинному человеку — все, как говорил Брэд. Аля ждала, что Лешку снова позовут ловить террористов, но английская разведка молчала.

А потом ей на мобильник пришло сообщение. Номер был незнакомый, и Аля сначала не решалась его открыть, опасаясь, что все вокруг взорвется, как это должно было случиться во Франции. Но потом решила, что исламским экстремистам вряд ли нужно взрывать ее кухню, и все-таки прочла.

«Он вернулся», — только и было написано по-английски.

Как ни странно, она все поняла. Суперагент Брэд, аристократ и родственник августейшего семейства, вернулся к своей работе. Профессиональная совесть не позволила ему оставить человечество в трудную минуту. Если так, то за человечество можно было не беспокоиться. И за Антонова тоже — одной программой в нем стало меньше. Но что делать с остальными? С диетическим мальчиком из пальчика и благородным джентльменом Джейн Остин? А главное — где там среди них настоящий Лешка?