Аля послала подальше подругу Верочку и следовала советам подруги Терехиной — старалась вывести Лешку из себя. Но поводов он не давал, и приходилось бесконечно ковырять старые раны. Лешка переносил эти операции со стойкостью христианского мученика.

— А ты знаешь, что Вандербильд — вовсе не Вандербильд?

— Нет, не знаю.

— Так вот, знай. Это Колька Прайсман с факультета ВМК. Мы с ним на втором курсе ездили в Крым.

— А. Значит, ты его не узнала, когда я вас знакомил?

— Узнала! — то была наглая, но святая ложь, во имя высокой цели. Разве, черт возьми, возвращение семейной гармонии — это не высокая цель? — Я узнала, но мне было интересно, что дальше будет. Он ведь не собирался с тобой сотрудничать.

— Правда?

— Конечно правда. Он вообще не занимается автомобилями. Ему надо было только затащить меня в койку.

— И для этого понадобилось идти такими окольными путями? Гольф-клуб, Альпы, Средиземное море?

— А по-твоему, я готова была лечь сразу же?

— Да нет, Аля, я не хотел тебя обидеть. Просто странно.

— Странно то, что ты спокойно уступил меня этому старому козлу. Если хочешь знать, я только из-за этого и поехала с ним. Чтобы тебя разозлить.

Леша замолчал, и Аля с трепетом ожидала неминуемой бури. Должен же быть предел даже у ангельского терпения.

— Разве он старый? — произносил наконец Антонов после бесконечной паузы. — Ведь он учился вместе с тобой, значит, ему должно быть…

Такое даже английской королеве не снилось.

— Ну, скажи честно — тебе абсолютно на меня плевать? С кем я сплю, что я делаю? Да?

— Нет, дорогая, мне совсем не плевать. Я очень люблю тебя. Но я понимаю, что бывают ситуации, когда ты не можешь поступить по-другому. Как в истории с Вандербильдом — тебе это было нужно…

Мне ничего не нужно! Мне нужен только ты, но настоящий! За эти фигли-мигли, за демонстративный уход к другому мужику, Леха Антонов должен был треснуть меня по морде, выставить из дома, порвать в клочки все мои шмотки и подать на развод без алиментов. Или топать ногами, орать, называть меня всеми известными ему похабными словами. Да мало ли что может сделать взревновавший мужик. Но только не мямлить: «Раз тебе нужно…»

Прежний Антонов заполнял собой все окружающее пространство. Нынешнего словно бы и не было, пока в нем не возникала нужда. Дома он тихо сидел за своим компьютером, что-то выискивая в Интернете или высчитывая, а Аля ходила взад-вперед по опустевшей квартире.

— Леша! — звала она тихонько. Рыжий поворачивался к ней, улыбался и делал то, что от него требовалось. Варил кофе, выносил мусор, ехал в магазин или нес ее на руках в постель. А потом Аля снова проходила сквозь его бесплотную тень, словно во дворце, населенном невидимыми слугами.

«Одной мне будет даже лучше, — думала Аля, расхаживая по комнатам, как леди Макбет, и лелея в душе грядущее злодейство, — я буду знать, что я свободна и никому ничего не должна. И Бог меня простит, потому что это не убийство. Ведь настоящий Лешка уже умер давным-давно в зубах у акулы.

Вот именно, он умер. И то, что я сейчас сделаю, лишь поможет успокоиться его душе. Да и моей тоже».

На самом деле Аля была не совсем в этом уверена. Она послала на один религиозный сайт вопрос: как Церковь относится к клонам и считает ли их людьми. Но ей никто пока не ответил. Спрашивать напрямую, сохраняется ли бессмертная душа в единственном уцелевшем пальце, она не решилась.

После Лешкиного отказа продавать машины-утопленники иммигрантам в Америке Антоновы с Нарышкиными почти не общались. Мышкин-Норушкин окончательно бросил автомобильный бизнес и вплотную занялся биржевыми делами, а крепкой дружбы семьями у них никогда не было.

Но теперь Нарышкин нужен был Але позарез. Только у него были такие знакомые, которые через своих знакомых могли навести на нужного человека.

Аля подозревала, что нужного человека можно было найти и через Гнуса, минуя длинную цепочку чужих знакомых. Но Гнусу она не доверяла. Гнус — это такая редиска, которая расколется при первом же шухере (недавно они с Юлькой посмотрели «Джентльменов удачи»). А то и без шухера, просто расколется и все расскажет Антонову. Тем более что у него вдруг возникли неприятности — его детский комплекс «Маленький лорд» закрыли, и Шереметьев находился в мерзейшем расположении духа.

Об этом Але сообщил Лешка — без злорадства, но все-таки с удовлетворением.

— Было, ты знаешь, даже заседание Московской думы. О моральном разложении подрастающего поколения и все такое. Кто-то предлагал привлечь владельцев к уголовной ответственности. Но тут Гнус отмазался. А «Лорда» пришлось закрыть.

Неприятности Шереметьева косвенно отразились на Леше — почему-то Гнус решил, что партнер причастен к наезду на детский комплекс. С чего он это взял, было совершенно непостижимо. Разве что предположил тут какой-то Алин интерес, а муж и жена, как известно, одна сатана.

К тому же у них произошел конфликт, о котором Антонов рассказывал с победным смехом.

Гнус давно уже выражал недовольство Лешиной джентльменской манерой вести дела. Аля была с ним в этом вполне солидарна. Авторынок — это не ресторан для богатых детишек, здесь деликатности неуместны. А Лешка мало того, что разговаривал со всеми до тошноты вежливо, особенно по телефону — только и знал, что извинялся, благодарил и поддакивал, так еще и сторонился всякой черной работы, неизбежной в их деле.

Однажды Антонов с Гнусом вошли в прямой клинч. Речь шла об открытии в Подмосковье супермаркета автозапчастей, на который местные власти никак не давали разрешения.

— Надо ж-дать, — прокомментировал Шереметьев. — Угадай, как пишется «ж» — вместе или раздельно?

И добавил, решив убить партнера не только остроумием, но и начитанностью:

— Барашка в бумажке. Так это называлось во времена Гоголя и Пушкина. Придется тебе, Леха, ж-дать. Сунуть им барашка в бумажке. Да-да, тебе. Мне в этом уездном городе Эн вообще рисоваться нельзя.

Действительно, в уездном городе Эн, как обозвал Гнус тихий областной городок, господина Шереметьева знали как облупленного. Какими подвигами он прославился — об этом история умалчивает. Но улаживать там дела приходилось Антонову.

Леша приехал в городок, побеседовал с нужным человеком, получил вежливый отказ, завуалированный ссылками на бюрократическую волокиту, пребывание в отпуске компетентных сотрудников и прочие печальные обстоятельства. Но давать «барашка в бумажке» не стал, уехал ни с чем.

Гнус устроил своему партнеру самый гнусный скандал, на который только был способен. Обозвал чистоплюем и бабой. Пригрозил разрывом деловых отношений, что было полной глупостью, поскольку навредило бы им обоим. Короче, отвязался по полной. А через неделю стало известно, что в тихом городке прошел масштабный рейд по борьбе с коррупцией, и вежливый господин из мэрии, с которым Леше так и не удалось договориться, в числе других чиновников находится под следствием.

— Колдун, да? — недоверчиво спросил Гнус у Антонова. — Признайся, ты знал? Кто у тебя в органах? Ладно, не хочешь колоться, не надо.

Но Лешина щепетильность, избавившая их обоих от неприятностей, не помогла исправить отношения. Гнус по-прежнему таил на Лешку обиду и считал, что тот своими идиотскими принципами вредит общему делу. Ведь Антонов, как оказалось, вообще не давал взяток, даже гаишникам. И другими полезными методами брезговал. «Знал бы, не связывался», — говорил Шереметьев в кругу приятелей, и эти слова тут же передавались Леше. Он только смеялся, рассказывая об этом Але, а она думала: «А я — если б знала?..»

Положение было безвыходным. Переделать Рыжего невозможно, жить с ним нынешним — убийственно скучно. Клон, шпион и дворянин — а все равно скучно.

В разгар этой скуки Аля узнала, что обе Терехины с Иннокентием и Иркой-училкой недавно ездили в Питер на дачу к какой-то Иркиной новорусской подруге. Алю не позвали.

Она в гробу видали все новорусские дачи, вместе взятые. Но оказалось, что у нее больше нет друзей.

Это была последняя капля.

По всему, Гнус был самым подходящим адресом для щекотливой просьбы, но Аля его боялась — он казался слишком уж мафиозным. Тем более ее он тоже недолюбливает после закрытия «Маленького лорда», хотя она, видит бог, тут ни при чем — разве у нее есть связи в Думе?.. А потому, с удовольствием разделавшись с Антоновым, он тут же подставит ее. Иными словами: «Ты не бойся, это Гнус, я сама его боюсь», как говорила непочтительная Юлька.

А вот Колька Нарышкин оказался нормальным парнем и совершенно не злопамятным.

— Как у Лехи дела, продвигаются? Ну и классно. Правильно он тогда не поехал к америкосам, гнилое дело. Я просто думал, у Лешки проблемы, хотел ему помочь. Но он оказался круче.

Аля в последнее время часто слышала, что Леша такой крутой, круче вареного яйца. Эти комплименты приводили ее в недоумение: крутой джентльмен — все равно что стыдливый гаишник, издевательство над природой. А Лешка был таким безукоризненным джентльменом, что с души воротило. Артистка Раневская как-то сказала режиссеру Завадскому: «У вас, Юрочка, наверное, даже яйца диетические». Вот у Антонова яйца были уже почти диетические, а вовсе не крутые. Хотя, может быть, это совмещается?..

— Ну, в чем беда? — перебил ее мысли о яйцах Нарышкин. Они встретились у него в офисе, и он был в хорошем настроении. Наверное, потому, что мог продемонстрировать ей свой кабинет, весь в красном дереве и старинных портретах.

— Твои предки? — спросила Аля, озираясь при входе.

— Да нет, — польщенно улыбнулся Коля. — Хотя, кто знает… Вот граф Потемкин, например, — изрядный был ходок.

— Беда у моей подруги, — начала Аля заранее приготовленную историю. — Бывший приятель ее шантажирует со страшной силой. А она замуж собирается. За очень серьезного человека. Понимаешь?

Нарышкин нахмурился. Много лет назад, хвастаясь своими опасными связями, он говорил: «Если что — обращайтесь, не стесняйтесь. Мне все равно, мое дело — свести людей. Все остальное равнобедренно».

То ли теперь ему было не совсем равнобедренно, то ли связи растерялись.

— Ну-у… Надо припугнуть, что ли? — наконец спросил он.

— Пугать бесполезно. Выход только один, — сказала Аля.

— Понятно. Хорошо. Но учти — ты ко мне не ходила, я с тобой не говорил. Телефон давай.

— Чей? — растерялась Аля.

— Подругин — чей. С кем договариваться.

— А разве не мы? Разве нам? — растерялась Аля.

— «К нам, к вам» — это проститутки на выезд. Человек сам позвонит. Давай номер.

— Номер мой. Я с ним буду договариваться.

— Дурочка ты, Александра. Понимаешь хоть, во что ввязываешься?

Если честно, Аля это не совсем понимала, но была преисполнена решимости. Она была человеком действия, а все другие возможные действия уже исчерпались. Нарышкин, конечно, рано или поздно догадается, что никакой подруги не существует. Но он будет думать, что это ее, Алю, кто-то шантажирует. И никак не свяжет эту встречу с… Ну, с тем, что потом произойдет. А если свяжет, то будет молчать. Он хоть и не родственник английской королевы, но по крайней мере русский дворянин, гордость и предубеждения для него тоже не пустые звуки.

Аля думала, что разговор с киллером будет таинственным и зловещим, что-то вроде экзамена для вступления в «Коза Ностру». Но позвонивший человек молча выслушал ее и спросил подозрительным бухгалтерским голосом:

— Как платить будете?

— Платить? — растерялась она. — По… по результату.

— Так не делается. Четыре штуки сейчас, остальное потом.

— Хорошо, — сказала Аля.

Четыре штуки она достанет, продав свою шубу и кое-что из украшений. А потом… Ей вспомнилась сцена из второй серии «Адамсов»: «Я поеду одна. Я буду вдовой».

Если Антонов действительно так крут, как о нем говорят, то Аля будет богатой вдовой.

Исполнение приговора было назначено на ближайший вечер, когда Антонов собирался возвращаться домой поздно — теперь он регулярно предупреждал об этом жену. Аля отправила Юльку к маме, приняла фенозепам и легла в десять. Завтра у нее будет тяжелый и ответственный день — первый день новой жизни.

В новой жизни она планировала сперва походить по магазинам и накупить себе всяких легкомысленных вещей — короткие юбочки, открытые сарафанчики, разноцветные босоножки или, наоборот, что-то солидное — например, дорогой брючный костюм из твида. А вечером отправиться в «Красную шапочку», напиться там до опупения, выбрать молоденького-премолоденького мальчика, может быть, даже рыжего… Она совершенно не думала о том, что придется объясняться с милицией и организовывать похороны.

Проснулась она от чужих голосов. Они звучали где-то совсем далеко и приглушенно, но Аля их слышала. Говорили мужчины, и это было в ее квартире.

Аля еще полежала, медленно выплывая из густого лекарственного сна и надеясь, что голоса принадлежат сновидению. Но сон ушел, а мужчины продолжали бубнить.

Аля встала и босиком пошла по коридору.

В кухне горел боковой свет, под которым она обычно резала салаты. За столом сидели двое. Один был Антонов — она узнала его со спины, как узнала бы в любом ракурсе и освещении. «Живой», — отметила Аля еще дремотным сознанием. Второй был совсем молодой, наглого вида красавец, с длинной светлой челкой и расплывшимся синяком вокруг глаза. Именно такими, только без синяков, Аля представляла себе стриптизеров из «Красной шапочки».

— А че учиться? — буркнул стриптизер, глядя в стол и не замечая Алю. — Ничему путному не выучишься. Да и денег нет.

— А чему бы ты хотел выучиться, например? — спросил Лешка с нажимом.

— Ну…

Парень вздохнул и глотнул из стопки. Аля только сейчас заметила, что перед ними стоят разномастные рюмки и чайное блюдце с наспех нарезанной колбасой. Видимо, Леша выставил на стол первое, что попалось под руку. Сам он пил из декоративного стеклянного сапожка — не посуда, а насмешка.

— Нет уж, скажи, — в голосе Рыжего звучали учительские нотки.

— Да не знаю. Врачом когда-то хотел стать, в детстве.

— Ну вот, видишь. А почему врачом?

— Бабушка болела. А я ее, ну, очень любил. Однажды в школе отнял, ну, у одного там деньги — купил ей крем от морщин. Она смеялась, ну, у нее уже все лицо было в морщинах, никакой крем не поможет.

— Ты ведь очень добрый человек, Артем, — сказал Лешка, загребая с блюдца кусок колбасы. — Только запутанный. Ничего, сейчас мы тебя распутаем.

— А нах… ну, зачем вам меня распутывать?

— Привет — зачем! Чтоб ты больше на людей по ночам не бросался, а зарабатывал свои деньги честно, никого не убивая.

И тут Аля окончательно проснулась и поняла, что происходит. Этот красавчик с синяком — киллер, которому она заказала Антонова. То есть заказывала-то она кому-то другому, более взрослому, но послали этого, он у них, наверное, самый дешевый, потому что начинающий и неопытный. Вот и с Лешкой не справился, Рыжий ему накостылял своими приемами, унаследованными от английского шпиона, подбил глаз, но не бросил посреди улицы и в милицию не сдал. А привел домой и воспитывает, наставляет на путь истинный заблудшую овцу.

От нелепости этой ситуации Аля даже застонала вслух. Парень поднял голову и удивленно на нее уставился.

— Ай! — Аля метнулась за угол, сообразив, что вылезла из постели в полупрозрачной ночнушке.

— Что там? — донесся голос Лешки.

— Баба какая-то.

— Это не баба, а моя жена. Алюш, мы разбудили тебя? Прости.

— Ничего, — ответила Аля из темноты. А что тут можно было сказать?

— Я тебе потом все объясню, — сказал Леша, найдя ее в темном коридоре и обнимая за плечи. — А сейчас спи, рано еще, пять часов. Сможешь заснуть?

— Смогу, — сказала Аля.

Утром парня с подбитым глазом уже не было. Свежий как огурчик, хоть и не спавший, Антонов, заваривая кофе, рассказал Але, что ночной гость напал на него у подъезда, пытаясь ограбить (ну да, не хочет волновать, рассказывая, что его чуть не подстрелили). Но Антонов доходчиво объяснил ему, что воровать нехорошо и опасно, лучше найти другой способ добывания денег. Объяснения были продолжены дома за рюмкой водки (не волнуйся, по чуть-чуть!) и затянулись до утра. Вместе они решили, что Артему стоит выучиться на ветеринара — он, оказывается, животных любит. Леша взял телефон парня и теперь не оставит его в покое. Сусанна Марковна найдет подходящее училище, и Антонов, если понадобится, проспонсирует образование. Вот и все.

Спонсировать своему киллеру образование! Пожалуй, Рыжий действительно стал крутым. Никакими диетическими яйцами тут и не пахло. Пахло крепким кофе и ясным семейным утром. Але хотелось уйти в спальню, заснуть и проснуться еще раз, только не сейчас, а в прошлом году, когда ясность жизни была не запахом, а реальностью. Вместо этого она выслушала историю Артемова нелегкого детства с равнодушными родителями и старенькой бабушкой, погладила Леше рубашку, приняла в дверях прощальный поцелуй и пошла убирать со стола. Феерический шопинг и загул в «Красной шапочке» пришлось отменить — киллер промазал, и она не стала богатой вдовой.