Чтобы избавиться от лишнего веса, надо научиться наслаждаться едой, получать от нее удовольствие. Тем самым будет восполнен недостаток положительных эмоций, а наше внимание, отвлекаясь от негативных переживаний, сконцентрируется на происходящем.

Любоваться пищей как раз и позволяет цветовая диета. Основной ее принцип: в течение дня есть продукты только одного, заранее выбранного вами цвета. Для каждого из семи дней недели надо выбрать один из цветов радуги. Для понедельника — красный, вторника — оранжевый, среды — желтый, четверга — зеленый, пятницы — голубой, субботы — синий, воскресенья — фиолетовый. Для тех, кому трудно придерживаться строгих диетических требований, допускается исключение: в любой день недели можно есть зеленую и белую пищу.

Цвет дня должен присутствовать и в сервировке стола. Продолжительность диеты — не менее двух недель. Отважившиеся на эксперимент говорят, что с первых дней они полностью переключились с поглощения продуктов для заполнения внутренней пустоты и компенсации негативных переживаний на внешний вид пищи. Иными словами, начинали отслеживать то, что ели. Внезапно возникшее чувство любви к себе помогает преодолеть дискомфорт и найти, например, на рынке чернику в «голубую пятницу» или сливу в «синюю субботу». Выбор продуктов редких цветов довольно ограничен, и иногда возникает дефицит.

Заметим, что на время этой диеты из рациона автоматически исключаются некачественные и вредные виды продуктов: зеленовато-розовая колбаса; пирожки с серой мясной начинкой и т. д. Что касается мяса, можно пойти на компромисс и спрятать его под ярким соусом или в тушеных овощах. Основной принцип радужной диеты: есть можно все что угодно и в любом количестве, но только в «свой» день.

— Мама в ванной, — сказал ребенок Ричард, нетерпеливо подпрыгивая. — Надевай, Катя, тапки и проходи. У меня второй тайм кончается.

Все ясно. Пока мама отмокает перед дальней дорогой, дитя переключилось с программы изучения японского языка на примитивный компьютерный футбол. И дело не в том, что кончается второй тайм, а в том, что мама сейчас как выскочит, как выпрыгнет из ванной, и полетят клочки по закоулочкам.

Я переобулась и втащила свой баул в Иркину комнату. Там, как всегда, царил идеальный порядок. О близком отъезде хозяйки можно было догадаться лишь по огромному серому чемодану, дизайном напоминавшему новенький «мерседес». Кстати, я не заметила во дворе Иркиного «сааба» — может, она действительно пересела на более солидную модель? Нет, вряд ли, ее девиз: имидж — ничто, скорость — все.

Моя подруга Ирина — исключительная женщина. Я говорю об этом без всякой иронии. Дело даже не в ее термоядерной энергии и нечеловеческой собранности. Ирка обладает целым букетом уникальных талантов, которые она целиком и полностью поставила на службу семейному благосостоянию.

Ирина семья — это она и ее девятилетний сын Ричард. Из него целеустремленная мамаша пытается вырастить такую же, как она, успешную и волевую натуру. Но, по-моему, получается плохо. Рик слишком своеобразное и альтернативное существо, управлять им невозможно. Если из него что-то выйдет, то совсем не то, что хочет мама, а то, что захочется ему самому.

Я решила пока не распаковываться, чтобы не нарушать аскетическую чистоту Иркиной комнаты. Пусть сначала уедет. Потом я переставлю все по-своему, набросаю на стулья кофточки и колготки, уставлю стол флакончиками с косметикой, расселю по полкам любимые игрушки, развешу колокольчики. Кстати, я ведь привезла Ричарду подарок!

— Рик, смотри. Нравится?

— Угу, — сказал ребенок, одной рукой принимая от меня каменную фигурку, а другой без устали барабаня по клавишам компьютера. Любой пианист или скрипач умер бы от зависти, глядя, с какой скоростью пляшут Риковы пальцы. Почему Ирка не подумала отдать его в музыкальную школу?

Он не выразил никаких эмоций, но я и так хорошо знала, что нравится этому мальчику. Мне самой эта штука нравилась безумно. То была маленькая фигурка из какого-то голубоватого камня, которая в одном ракурсе представлялась совой, а в другом — умудренным лицом старика. Рик не любитель игрушек, но он обожает головоломки, метаморфозы и прочие, как он говорит, завороты. Совиный старик — как раз то, что ему нужно.

Из ванной не доносилось ни звука, ни всплеска.

— Рик, а мама давно моется? — спросила я.

— Мне кажется, она уже вытирается, — пробормотал форвард синих, прорываясь к воротам противника. — Помолчи, Катя, ладно?

Это поколение удивительно бесцеремонно. Их столько учат, что воспитывать уже не успевают.

Зеленые забили гол, и в тот же момент щелкнул замок ванной. Ирка вышла оттуда в трикотажном домашнем костюме с тщательно причесанными волосами. Никаких халатов и тюрбанов на голове. Я тут же вспомнила, что забыла дома свой любимый пушистый халатик. А у Ирки ничего подобного, кажется, и нет. Ее темп жизни с халатами не сочетается.

Самое главное — она не напрягается и не строит сама себя. У нее все получается естественно, так быстро и четко, что я никак не успеваю рассказать, кто же такая моя подруга Ирка.

Так вот, Ирка — очень крутой политолог, аналитик и журналист, специалист, на минуточку, по международному терроризму. От одних только «истов» и «измов» в ее профессии звенит в ушах. Ее статьи в разных изданиях, печатных и электронных, всегда выходят под псевдонимами, причем скромная Ирочка объясняет это стремлением оградить свою личную жизнь от постороннего внимания. На самом деле, как мы все подозреваем, у Ирки есть основания опасаться «постороннего внимания» со стороны своих героев. Знай Бин Ладен настоящую фамилию автора некоторых разоблачающих материалов, возможно, самолеты самоубийц врезались бы не в Центр международной торговли в Нью-Йорке, а в престижную московскую новостройку, где на восемнадцатом этаже живут Ира с Ричардом.

Но это мои предположения, которые разделяют подруга Лиза и брат Сашка. Никто из нас не читает этих серьезных изданий и не знает Иркиных псевдонимов, а потому неизвестно, о чем на самом деле она пишет. Хотя в другой области она широко, прямо-таки всенародно известна, но опять же под чужим именем. Дело в том, что Ирка уже несколько лет сочиняет остросюжетные боевики, а также и сценарии для популярного милицейского сериала, который снимается в Питере. В качестве модного автора она выступает под энергичной мужской фамилией и пользуется пылкой любовью поклонников этого жанра.

Скоро начнутся съемки нового витка сериала, и Ирка должна срочно ехать в Северную столицу на кастинг и обсуждение сценария. Так она говорит, но на самом деле может быть что угодно — например, секретная командировка в Бейрут или Гондурас. В другой раз она скажет, что отправляется в горы Афганистана, а сама уедет загорать на Сейшелы. Зачем и откуда эта конспирация, не знаю, но мне, в общем, все равно, по какой причине надо несколько дней пожить в ее квартире с ребенком Ричардом.

Я соглашаюсь легко, ребенок Ричард меня не обременяет. Его всего-то надо утром подбросить к метро, где детей ждет школьный автобус, а в семь вечера забрать либо оттуда же, либо из самой школы. Никаких проблем с кормежкой — в частном учебном заведении Ричард получает завтрак, обед, полдник и ужин. Там же его по полной программе развлекают кружками и спортивными занятиями вплоть до бассейна и верховой езды. От меня требуется только корнфлекс с молоком перед сном и имитация строгого взрослого надзора с вечера до утра. Справиться может даже такая легкомысленная особа, как я.

Мы с Ричардом остаемся одни дома уже не первый раз, и нам обоим это страшно нравится. Рик очень прикольный, и если у меня будут такие же дети, мне в жизни не придется скучать. Но боюсь, это штучный товар, который достается только избранным.

По причине прикольности и штучности Ричарда не выдерживает ни одна няня или бэбиситтерша. Он обходится с ними как детки Аддамсов из нашего с ним любимого фильма. А со мной он почему-то ладит.

Интересно, Ирка сама решила позвать меня в этот раз или Рик ее попросил? Мы с ней не общались сто лет, да и как общаться с человеком, чье время под завязку распределено между «Аль Джамайей», «Исламским джихадом» и бравыми ментами с берегов Невы.

— Через сорок минут я должна быть на вокзале, — сказала Ирка и взяла расческу. — Как там трафик, Кать, — проеду?

Трафик средней паршивости, но если проехала я, то она тем более проедет. Ирка перемещается по городу так, будто ее «сааб» — не машина, а реактивный самолет, на которых, собственно, и специализируется эта шведская фирма. А до Ленинградского вокзала и пешком можно дойти за полчаса.

Минута — и Ирка уже готова. Джинсы, практичная неброская ветровка за пятьсот евро, чемодан обтекаемой формы и портфельчик, в котором великий журналист и писатель носит свой неизменный ноутбук. Коротко остриженные волосы уже высохли. Вот бы мне научиться собираться таким стремительным домкратом.

Рик виснет у Ирки на шее, я посылаю ей вдогонку воздушный поцелуй. Хлоп дверью — и нет Ирки. Почти в ту же секунду за открытым окном раздается шмелиное жужжание — так отсюда слышен рев «саабовского» мотора. И мы с Ричардом остаемся одни.

Сегодня воскресенье, школы нет, и мне по идее нужно развлекать ребенка. Развлекать Рика, ха! Для него главное — чтоб я сидела тихо и не мешала человеку заниматься серьезными делами. Жаль, компьютер в доме всего один, с ноутбуком Ирка не расстается даже в туалете.

— Рик, в интернет пустишь? — робко поинтересовалась я.

Вундеркинд не удостоил меня даже взглядом. Он уже не играл в футбол, а подрисовывал длинный красный язык к портрету какого-то приятеля. Сашка тоже раньше любил так развлекаться, программа «Фотошоп» идеально подходит для детских шалостей.

Я, как бедная родственница, прошла в кухню и включила телевизор. Пока можно поискать какие-нибудь передачи типа моей и посмотреть, как держатся ведущие. Конечно, этот пример мне нужен скорее для того, чтобы делать по-другому, чем для подражания. Через пару часиков станет поздно, настырное дитя ляжет спать и освободит мне доступ к компьютеру.

Мне не повезло. Передачи моего формата, оказывается, идут в будни по утрам, а не в воскресенье вечером. Брать пример с Тутты Ларсен или Андрея Малахова мне вряд ли стоит, хотя… Я уже решила переключиться на фильм со Сталлоне, когда Рик пожаловал в кухню.

— Корнфлекс с молоком, — сообщил он. Это было не требование, а констатация факта. Из холодильника появился квадратный пакет молока, а корнфлекс уже стоял на столе, готовый к употреблению, как и обещала ярко-желтая надпись на коробке.

Холодильник у Ирки был по обыкновению пуст, если не считать нескольких пакетов с молоком, явно закупленных впрок на время отъезда. Моя подружка живет по-европейски: хочется есть — купили — съели. Запасов в доме она не держит. Это навело меня на мысль подсесть на какую-нибудь хитрую диету, раз уж все равно надо покупать продукты. Хотя, с другой стороны, капустный супчик привел меня в норму, но кто знает, что готовит нам этот предательский возраст — мне ведь вот-вот двадцать восемь. В последнее время я как-то уже смирилась с тем, что мне до скончания жизни придется иметь дело с диетами и здоровым питанием.

— Кать, ты бы хотела, чтоб тебя заморозили? — спросил Рик, хрустя хлопьями и булькая белыми слюнями.

— Заморозили?

— Ага. Я бы хотел. Только не могу выбрать время, когда мне потом просыпаться. Как ты думаешь, в каком году будет интереснее всего?

Ах, это он про крионику! Про метод замораживания людей с тем, чтобы оживить их через сто или сколько-то там лет. Проблема в том, что замораживать уже научились, а вот оживлять еще, кажется, нет.

— В Америке есть целый институт, где за двадцать пять тысяч долларов можно заморозиться, — увлеченно бурчал Ричард с полным ртом. — И у них куча клиентов. Я бы тоже хотел. Потому что ведь интересно посмотреть, что будет в следующем веке. Про этот я уже все знаю.

Какому-то актеру, — продолжал он, подливая себе молока и всыпая в него еще полпачки золотистых хлопьев, — заморозили только голову. Так попросили его родственники. Правда, тупые? Что он будет делать с одной головой? Кому-то придется носить ее по улицам, чтобы он все видел.

Рик хрустел так аппетитно, что я тоже взяла себе мисочку и подключилась к уничтожению корнфлекса. Кстати, довольно вкусно!

— А еще очень удобно заморозить человека, если не знаешь, что подарить ему на день рождения, — заметил Рик и посмотрел на меня ледяным взглядом.

Ух, ничего себе! Это он про мой день рождения, что ли? Ирка наверняка ляпнула вслух, что не знает, что мне подарить (обычно она дарит какую-нибудь первую попавшуюся ненужную и дорогую безделушку. Многие из них сегодня выставлены у меня в магазине, но особым спросом не пользуются). А юный гений намотал на ус.

— Ты мне лучше стихи напиши, — попросила я. У Ричарда просто потрясающие стихи. Если правда, что настоящий поэт пишет так, как будто до него никакой поэзии не существовало, то Рик самый настоящий поэт. На прошлый день рождения он сочинил мне длинный опус, где были такие строчки:

— Как мой — что? — спросила я.

— Как мое счастье и моя радость, — объяснил гений.

— А почему мужской род? Для рифмы?

— Нет, для справедливости. Средний род тут уже есть — счастье, женский тоже — радость. Поэтому должен быть «мой», чтобы мужской род не обиделся.

Еще у Рика есть стихотворение, которое он написал в пять лет под влиянием сказок Пушкина (Пушкина он если не признает, то по крайней мере замечает). Оно такое:

Но оказывается, стихи Рик уже давно бросил писать, во втором классе. Сейчас его больше занимает погружение людей в криогенный сон. Но почему у него в кандидатах именно я?

Я сделала еще одну попытку отвлечь ребенка от кровожадных планов.

— Зря ты думаешь, что в другом веке будет интереснее, чем в нашем. Может, как раз наоборот.

— Зато тогда уже изобретут что-то, чтобы люди не умирали, — возразил он.

— А для тебя это важно?

— Еще бы не важно! Я не хочу умирать!

О господи, еще один охотник за бессмертием.

— Что ты, Катя, как маленькая! — в свою очередь удивился Ричард. — Сейчас все ищут способы продлить жизнь и молодость. Всякие столовые клетки себе подсаживают.

— Стволовые, Рик.

— Точно, стволовые. Но это все ерунда. Все равно рано или поздно умрешь. Вот если бы совсем не умирать.

— Совсем, наверное, невозможно, — возразила я. — Хотя пожить подольше, конечно, хочется.

— Не, я хочу жить вечно. А подольше — это пожалуйста, уже сейчас. Один мужик говорит, что можно дожить до ста восьмидесяти, если пить какую-то там воду… ине-зиро…

— Ионизированную?

— Ага. И есть продукты одного цвета.

— Вот это здорово! — воскликнула я. — А какого?

— Чего — какого?

— Какого цвета?

— А я откуда знаю. Так по телевизору сказали.

Рик терпеть не может детские мультики и смотрит только научно-популярные передачи и рекламу. Поэтому он, как и все его ровесники, с пеленок разбирается в названиях прокладок и симптомах климакса.

Художественные фильмы Рик тоже не любит. Ирка как-то предприняла попытку учить его английскому через кинематограф и давала смотреть голливудские блокбастеры исключительно на языке оригинала. С Ричардом этот номер не прошел. На вопрос, что означает финальная фраза Шварценеггера в «Терминаторе» — «Iʼll be back», ребенок, покопавшись в словаре, уверенно ответил: «Я буду задним».

— А, хочешь анекдот расскажу? — спохватился Рик. — Сидят Василий Иванович с Петькой в окопе…

— С ума сойти, — сказала я, дослушав анекдот, который когда-то слышала в детстве от своих родителей. — А ты знаешь, что такое окоп и кто такие Петька с Василием Ивановичем?

Рик посмотрел на меня, как на размороженного питекантропа.

— Кто не знает! Окоп — это яма, в которой прячутся от обстрела. А Василий Иванович и Петька — негритянские бойцы.

— Как это негритянские? Почему негритянские? — опешила я.

— Потому что они с белыми воюют, — объяснил Рик уже несколько раздраженно.

Я хохотала, как ненормальная, но решила не восполнять пробелы в Риковом историческом образовании. Пусть этим занимается мама Ирка или престижная частная школа. Я сказала ребенку, что его анекдот ужасно смешной, давно я таких не слышала. И спросила, не пора ли ему спать.

Рик помотал головой.

— Пойдем искать в интернете про цветную еду? — предложил он, явно подлизываясь.

Я согласилась. Хрустеть корнфлексом мне уже надело. Детская еда, слишком шумная, даже голова от нее трещит и челюсти сводит.

В поисковике мы нашли несколько рекомендаций по одноцветному питанию. Оказывается, продукты влияют на наш организм не только вкусом, калорийностью и витаминами, но и цветом. Правда, источники расходились в определении этого влияния. Например, одни писали, что зеленые продукты — это «законсервированная» жизненная энергия и целительная сила, а другие — что они вносят «в наши системы» покой, равновесие и гармонию. Но вообще информации по одноцветному питанию было немного. А про долголетие — вообще ни слова.

— Ух ты! — сказал Рик, тыкая курсором в рекламное объявление, которое невесть как попало в наш список. — Смотри, что пишут: доставка продуктов питания, цветов, топлива, пьяного водителя. А я и не знал, что продукты и цветы можно получать домой. Давай закажем! Только зачем нам пьяный водитель? Его обязательно привезут?

— Нам и топливо ни к чему, — сказала я, копируя в текстовой файл забавную диету, согласно которой надо каждый день есть пищу одного цвета радуги. Понедельник — красный, вторник — оранжевый, среда — желтый и так далее. Причем, если в понедельник очень захочется сыра, то можно найти сыр в красной пленке — а пленку при этом есть необязательно. А для «синего» дня вполне подойдет кефир из синей чашки. Главное — получать от еды эстетическое удовольствие.

— Рик! — сказала я. — Вот это просто суперовская диета. Как раз для нас с тобой.

— Ну, привет! — сказал он. — А как же корнфлекс — только по средам? Он же желтый. Я не согласен.

— Купим разноцветные мисочки, — я все больше вдохновлялась.

— Лучше очки с разноцветными стеклами, — подхватил новорусский ребенок. — Синие, зеленые, оранжевые… Слушай, а в школе?

— Ну… Школа вообще не считается. Разве в школе можно делать что-то серьезное? Например, соблюдать диету.

Темнеет в мае поздно, и пока мы с Риком болтали, небо было совсем светлое и прозрачное. И вдруг оказалось, что уже десятый час. А завтра-то понедельник — кстати о школе.

— Живо спать! — сказала я.

— Но мы еще не все обсудили! — возмутился Рик. — Я самого главного не понял: если есть каждый день другой цвет, как там написано, то проживешь сто восемьдесят лет?

— Обязательно, — убежденно соврала я.

— Ну ладно, — умиротворенно кивнул Рик. — За это время я точно скоплю двадцать пять тысяч долларов. А они научатся размораживать людей.

— Почитай мне, — попросил он, уже лежа в кровати.

— Разве ты не читаешь сам? — удивилась я.

— He-а. Мама мне не разрешает читать в постели, от этого зрение портится. Кать, пожалуйста!

Ну, ладно. Ведь для бедного ребенка такой редкий праздник, когда рядом не вечно занятая мама, а покладистая Катя.

Я подошла к книжной полке над его столом.

— Что тебе почитать? «Огненный бог марранов»?

— Да нет, — с досадой сказал полусонный Рик, — «Фотошоп 7», если можно.

Мне казалось, что разноцветная диета должна нравиться абсолютно всем. Но, кроме Рика, меня никто не поддержал. Мама до сих пор переживала скверный анекдот со своим писателем, который, расставшись с ней, выпустил новую книгу. В ней рассказывалась фантастическая история женщины, обманувшей свой возраст, но не сумевшей обмануть коварного убийцу. Роман имел большой успех, и критики замечали, что он отличается глубоким проникновением в женскую душу, как, впрочем, и другие книги знаменитого автора. Слова «глубокое проникновение» ассоциировались у меня с хирургическим инструментом, но маме было не смешно. Бегать каждый день по магазинам в поисках цветных продуктов она отказалась.

Я думала, что диетой заинтересуется Нюша — она была равнодушна к здоровому образу жизни, но ценила юмор. Но моя продавщица была озабочена совсем другим.

— Катя, — сказала она, — посмотри на Алену. Она мне уже совсем не нравится.

В последнее время мне было некогда смотреть на Алену. Почти неделю я пасла Рика и по вечерам срывалась как ненормальная, чтобы успеть забрать его из школы. А потом поехала на ярмарку в Ригу, где заказала много новых глиняных гномов, колокольчиков и деревянных фигурок. Кстати, на днях они должны прибыть, и никто вместе со мной не будет беспокоиться о том, чтобы встретить и принять груз. У меня достаточно забот, чтобы мне еще нравились или не нравились мои работники.

Все эти оправдания показались жалкими, когда я дождалась Алену (в этом месяце мы редко пересекались) и посмотрела на нее.

То, что я увидела, было мне так отвратительно знакомо, что захотелось тут же бежать на край света, туда, где слово «трава» означает лишь растительность под ногами. О, как хорошо я знала этот блуждающий взгляд, это утомленное лицо и худобу, которой не добьешься никакой диетой. Но где были раньше мои глаза!

А голова где была? Мне сразу стало понятно, что за греним регулярно принимала Алена и, кстати, пыталась подсадить на него и меня. Интересно, она соображала тогда, что делала? Какой-то клуб «Высший мир», в который она меня приглашала… Судя по всему, обычный наркопритон, маскирующийся под поклонников индийской философии. Настоящий греним, вероятно, существует в природе, но не имеет ничего общего с теми таблетками, которые подсовывала мне Алена. Передо мной вдруг отчетливо возникла картина: моя продавщица ожесточенно ныряет в мусорную корзинку и дрожащими руками извлекает оттуда пакетик с парой таблеток.

Все эти мысли и воспоминания толклись у меня в голове, пока Алена беспокойно перебирала деревянные бусы на прилавке, ежась под моим начальственным взглядом. К тому времени, когда она боязливо и вопросительно подняла на меня глаза, я уже знала, что делать.

— Таблетки, — сказала я.

— Что? — шевельнула пересохшими губами Алена.

— Таблетки, которые у тебя есть. Дай их мне.

Мне повезло, она находилась сейчас в стадии угнетения, когда человек легко подчиняется чужой воле. Круглая лекарственная коробочка перекочевала из ее сумки в мою. Нюша следила за нашими манипуляциями с ужасом и восхищением. Я кивнула ей на Алену: мол, следи, — и вышла в коридор. Мне надо было сделать звонок, не предназначенный для посторонних ушей.

— Ну что ж, — невозмутимо сказал Лев Аркадьевич. — Привозите. А платить кто будет?

— Я.

Этот ответ вырвался сам собой.

— Опять вы, Катя, — вздохнул человек, которому по роду его деятельности вздыхать не полагалось. — Оно вам надо? Ладно, молчу.

Лев Аркадьевич был великим психологом, а потому и сам понимал, что оно мне надо. Я не смогла вытащить Костика, несмотря на всю нашу любовь. Мне просто не хватило сил. Но сейчас хватит. Я не упущу эту девочку, как упустила самого дорогого для меня человека.

Чтобы прогнать предательские слезы, я закусила губу и купила в киоске шоколадку в красной обертке — сегодня был понедельник. Шоколада я не ела с окончания нашей с Лизкой диеты, а зря. Жизнь сразу показалась гораздо лучше и веселее. Доедая жизнеутверждающее лакомство, я подсчитала, сколько мне должны заплатить в этом месяце за «Шар удачи». Наверняка хватит на Аленино лечение в частной клинике, если у Льва Аркадьевича не подскочили цены. Правда, я собиралась на эти деньги снять для магазина новое помещение, отдельное и более просторное, со своим входом и витриной на оживленной улице. Но нам и в старом неплохо. Тем более что скоро наступит лето, народ разъедется, покупательский ажиотаж стихнет, а к осени я еще заработаю.

— Кать, я твои помидоры помыла, — сообщила услужливая Нюша. — Сегодня ведь красный день?

— Спасибо, но мне некогда, — не очень вежливо сказала я и кивнула Алене: — Одевайся. Мы уезжаем. Нюша, побудь до вечера, потом рассчитаемся.

Алена покорно влезла в вельветовый белый пиджак с потемневшими обшлагами. Уже перестала за собой следить, ай-яй-яй! Но как же я раньше не заметила?.. Ладно, что теперь причитать. Судя по всему, у Льва Аркадьевича с ней не будет особых проблем. Он потрясающий врач, старой закалки, каких сейчас редко встретишь. Просто и у самого потрясающего врача бывают проколы.

— Тебе понравится, — сказала я, когда мы подъезжали к клинике. — Там парк, пруд с утками, хорошая библиотека. Дай мне телефон своих родителей, я с ними сама поговорю.

— Мои родители в Рыбинске, — сказала Алена, отвернувшись к окну. — И говорить с ними не о чем.

Лев Аркадьевич, кивая седой головой, сказал, что подержит Алену минимум две недели, «а там будет видно». Он посмотрел на меня вопросительно, ожидая, что я как-то обозначу свои пожелания, исходящие из финансовых возможностей. Например: «Двух недель наверняка хватит» или «Нет-нет, подержите ее подольше, так надежнее». Но я просто кивнула и выписала чек. Сперва на две недели, а там будет видно. Мне еще надо было найти замену Алене минимум на месяц. Нюша ведь не может торчать в магазине по двенадцать часов в сутки, а мне нужно заниматься другими делами.

Совершенно неожиданно руку помощи мне протянул брат Сашка. Он сказал, что у него кончается сессия и он с удовольствием постоит за прилавком, сколько нужно.

У всех нормальных людей сессия начинается и кончается в июне, но Санин суперовский институт бережет время своих студентов. Они сдают экзамены, не отходя от кассы, то есть от учебного процесса. Ну а те, кто не успел, опаздывают на летние каникулы, которые у юных гениев продолжаются, как в школе, три месяца.

Наверное, из-за этого могучего стимула неуспевающих в Сашином вузе не бывает. А может, преподавателям тоже хочется в отпуск.

Я понимаю Сашку: три месяца безделья — это слишком даже для моего младшего братика.

И все же я попыталась объяснить ему, что за прилавком нет компьютера, магазин не подключен к интернету, а значит, удовольствие его ждет более чем сомнительное.

Сашка ответил, что он собрался познавать жизнь (нашел место!); кроме того, присутствие в магазине молодого обаятельного продавца непременно послужит оживлению торговли, ведь покупатели в основном женщины. Уж не решил ли он использовать «Теремок» как службу знакомств? Да нет, у Сани никогда с этим проблем не было.

Идея оживить торговлю с помощью молодого обаятельного продавца показалась мне не очень удачной. Саша, конечно, молод и на редкость обаятелен, что правда, то правда. И покупательницы мои на него среагируют. Другое дело, что выбор талисмана — процесс интимный и его не всегда можно доверить представителю противоположного пола. Даже при нашей эмансипации найдется немного женщин, которые придут покупать у юного красавца лифчик или тампоны.

— О! А ты продаешь лифчики, приносящие счастье? Заговоренные? — заинтересовался Сашка.

Он согласился со мной, что талисман — в некотором роде тампон для души, но все равно рвался приобщиться к семейному бизнесу. Поскольку мой бизнес пока был единственным в семье, семья имела право считать его своим. В результате я так и не смогла переубедить Сашку, да и других вариантов у меня не было. Легче найти богатого мужа, чем толковую продавщицу.

Мы уговорились, что в день последнего экзамена он приедет ко мне и мы обсудим все рабочие детали.

Таким образом одна проблема свалилась с моих плеч, и я могла свободно предаваться страху и ужасу, от которых не спасала даже разноцветная диета. В четверг, о боже, уже в этот четверг выходила моя первая передача!

Мама хотела ко мне приехать, но я отказалась. Лизка хотела ко мне приехать, но я сказала, что буду у мамы. Рик позвонил в слезах: он устроил Ирке рев, требуя прогулять школу, потому что передача идет днем. Но железная мамаша не дрогнула, и он взял с меня клятву, что я все запишу на видео, для подстраховки, потому что сам он тоже поставит магнитофон на таймер. О том же просила Нюша, которой до Сашкиных каникул приходилось закрывать все амбразуры своим телом. Славка позвонил и сказал, чтоб я не волновалась, все будет в шоколаде. В общем, был форменный сумасшедший дом.

С утра я жевала капусту, щавель и свой любимый салат из огурцов, но не чувствовала вкуса, хотя обычно зеленый день был моим любимым.

После передачи мне захотелось съесть чего-то черного, вроде дегтя.

Нет, все было вполне прилично. Симпатичная девушка, даже не просто симпатичная, а очень красивая, только чересчур накрашенная, двигалась на экране, смеялась, стреляла глазками и ворковала с другими участниками. У нее были потрясающие ноги, даже лучше, чем я думала, и совсем тоненькая талия (оптический эффект?). Вообще, она казалась стройнее и выше, чем в жизни. Да, еще эта девушка очень трогательно рассказывала про талисманы в своем магазине, прижимая к декольте пушистого котенка и поглаживая по лысине деревянного старичка-лесовичка.

В общем, действительно полный шоколад. С одной только загвоздкой — это была не я. Это был кто-то с моей прической, моим, хоть и размалеванным лицом и в моей одежде. Но она, эта кто-то, так кривлялась, что мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда.

— Здрасте, приехали! — сказал Славка. Он успел прозвониться первым, и это меня спасло. Вторая волна звонков разбилась об короткие гудки нашего с ним разговора, вернее, моей истерики и его снисходительных утешений. Мобильник я тоже поставила на «занято» — пусть думают, что я охапками принимаю поздравления.

А Славка тем временем объяснял мне, что телевидение — это не вздохи на скамейке и не прогулки при луне. Ведущий, а тем более ведущая должна привлекать взгляд зрителя, просто гипнотизировать его, иначе зритель зевнет и переключится на другой канал. Да, оператор намеренно подчеркнул мою сексуальность, и теперь в меня просто невозможно не влюбиться. Вот увидишь, какие сейчас пойдут отзывы. Нет, передача вышла на все сто, он уже слышал это от ребят в Останкино. Честное слово! Так что хватит киснуть. Хочешь, я приеду? Только попозже…

Ладно, пускай он приедет, может сумеет убедить меня, что все не так позорно. Я забыла сказать, что весна и накопленный в шоколадной диете запас нежности неожиданно вылились в компромиссный роман со Славой Черепановым. Компромиссный, потому что отношения с бывшим однокурсником и приятелем — самый щадящий вариант, который может себе позволить человек, когда с такими излишествами, как любовь, уже покончено, а жить все-таки хочется.

В «Теремок» я не поехала, мне страшно было вообще выходить на улицу и показываться людям на глаза. Казалось, что все будут тыкать в меня пальцами и перешептываться. Как суперзвезды выносят это жадное внимание к своей персоне? Или они прячутся за высокими заборами и спинами охранников? Надо что-то завести — или охранника, или забор.

Мой охранник явился лишь к вечеру и первое, что сделал, — вытащил меня в самое что ни на есть людное место — клуб «Мио-мио кард». Прикольное заведение, мы бывали там в студенческие годы, кажется, с подачи того же Славки. Он до сих пор всех там знал, и не просто здоровался направо и налево, но и представлял меня как ведущую своей новой программы — кстати, вы видели «Шар удачи»? Всем смотреть! В ближайший же четверг!

Я краснела, не опасаясь быть в этом уличенной, потому что свет в клубе был проблесковый, фиолетово-оранжевый, как мигалка «скорой». Но народ смотрел на меня вполне доброжелательно, словно здесь и без меня собрались звезды шоу-бизнеса, все равны и никто никому не завидует. Так что я потихоньку расслабилась. Правда, в конце вечера вышло неожиданное расстройство: мне дозвонилась Зинка, сказала, что я была просто лапочка и что непременно нужно пригласить в передачу моего папу. Он-то по-настоящему успешный человек!

Я ответила Зинке, что это решает редактор, но настроение испортилось. С ее пробивными способностями она быстро достанет редактора, который вот он сидит рядом, ни о чем не подозревая, и грызет орешек. Зинка, как Маугли, кого угодно достанет. И получится, что на телевидении постепенно соберется наша семья в полном составе, не хватает только Сашки и черепахи Леонардо. Это просто смешно.

— Тебе позвонит одна баба, — сказала я, решив хотя бы предупредить Славку. В этот момент его мобильник замурлыкал и запрыгал по столу.

— О! Уже позвонила, — невозмутимо констатировал Черепанов. Он прижал трубку к уху, сделал удивленное лицо, потом закивал и протянул мне:

— Это твоя мама. Она говорит, что ты не отвечаешь на телефон. У тебя, наверное, громкость низкая стоит, а здесь музыка…

То была не музыка, а извержение вулкана. Поэтому я заткнула второе ухо, прежде чем прокричать в микрофон:

— Да, мамочка! Я слушаю тебя. Что-то случилось?

Нет, ничего не случилось. Мы уже говорили с ней сегодня и до, и после передачи, и она не будет меня отвлекать. Просто она хотела сообщить мне, что звонили ее знакомые, очень хвалили меня. Звонила Зина (вот сука!), говорила про папу, что я обязательно должна его пригласить, и она права. А вообще-то ей очень грустно и сердце покалывает… Не могли бы мы со Славой приехать и посидеть с ней полчасика?

За что я ценю Черепанова — он покладист и легок на подъем. Надеюсь, он не видит в моей маме будущую тещу, с которой надо жить в мире.

Братец Сашка не придумал ничего лучше, как разместить объявление в LiveJournal: «Пропала черепаха, кличка Леонардо, деревянная, рыжая. Владеет приемами ниндзя. Если вы заметили у своих знакомых новую или не принадлежащую им черепаху, просьба срочно сообщить юзеру ART».

Я понимаю, прикалываться так прикалываться, но он всерьез уверен, что этот бред поможет ему найти Леонардо. Он сидел и рассуждал об этом у меня на подоконнике, пока я раскладывала в холодильнике только что купленную еду — молоко в голубом пакете, йогурты с голубикой и сыр дор-блю. Была, как вы сами понимаете, пятница, а по-настоящему голубые продукты в это время года можно купить только на рынке или в «Стокманне», и то за бешеные деньги. Но главное — не скрупулезное следование установкам, а переключение, как объясняли авторы этой веселой диеты. И я с удовольствием переключалась.

Сашка считает, что весь мир, как и он, живет в интернете: читает новостные сайты, пишет электронные письма, тусуется на форумах и принимает гостей в LiveJournal. Последнее — исключительное по своей абсурдности изобретение для абсолютных бездельников. По-русски его называют «Живой Журнал», или, сокращенно, ЖЖ.

В XIX веке была повальная мода на личные дневники, которые писали все, от членов императорской фамилии до гимназисток-первоклашек. Сейчас такие дневники называются журналами и пишутся в интернете. Разница, собственно, не в виртуальности, а в том, что у вашего журнала есть читатели (все, кто хочет), которые могут давать комменты на все ваши посты. Например, вы сообщаете: «Снова промочила ноги. Ну что за дурацкая погода!». И тут же получаете связку комментариев: «В Москве вообще ужасный климат» — «Это что, вот в Мельбурне просто кошмар, полгода дожди, полгода дикая жара и влажность» — «А правда ли, что на экваторе всегда 25 градусов?» — «Да нет, тебе кто-то наврал» — «Крис, а что ты делал в Мельбурне?» и так далее. Никому уже дела нет до твоих мокрых ног, зато народ получил повод пообщаться.

В общем-то, я понимаю, почему люди копаются в сети — там, как на любой помойке, можно найти кучу любопытного, вплоть до зарытого клада. Но получается, что собственные мысли и события своей жизни «живые журналисты» тоже считают мусором, раз выбрасывают их на помойку.

Об этом мы спорили с юзером ART’om, пока он болтал ногами на моем подоконнике и доедал бананы, оставшиеся от желтой среды. Он по-прежнему был убежден, что интернет — его лучший друг и поможет в чем угодно, например разыскать Леонардо. А разыскать его надо непременно, потому что черепахи — хранители нашей семьи. Странно, что ты, Катя, специалист по талисманам, этого не понимаешь.

Тут я и задала ему вопрос, интересующий меня больше всего. В конце концов, он уже взрослый.

— Сашка, а как ты думаешь, почему бабушка ушла от нас?

— Потому что ей хотелось пожить в свое удовольствие, — уверенно ответил он.

— Ты имеешь в виду — пожить в свое удовольствие оставшиеся годы?

— Ну-у… Что значит — оставшиеся? Оставшиеся годы — так можно сказать про каждого, хоть про нас с тобой. Как это папа говорил, помнишь: сегодня первый из оставшихся нам дней жизни.

— Да, он так говорил. Просто, знаешь, мама считает, что бабушка была неизлечимо больна…

— С какой стати? Да она поздоровее нас всех, вместе взятых.

И тут до меня дошло, что он хочет сказать.

— Так что же, по-твоему… она жива?

— А почему нет? Ей сейчас сколько? Семьдесят пять, правильно? Самый расцвет! Она моложе обоих Римских Пап — нового и покойного, — Арафата и академика Гинзбурга.

— Арафат тоже умер, — напомнила я.

— Но до последнего дня он управлял своей Палестиной, и все перед ним дрожали. Папа руководит католической церковью. Гинзбург получил Нобеля и продолжает заниматься наукой. А ведь они мужчины и по статистике живут меньше женщин.

— Сашка, но этого же не может быть!

— Чего не может быть? Ты про Гинзбурга или про Арафата?

— Да иди ты со своим Арафатом! Как может быть, чтобы бабушка все эти годы жила где-то и не дала нам о себе знать! И о нас ничего не знает.

— А почему ты думаешь, что не знает? Не зря же она нам оставила черепах.

— Со встроенными камерами и микрофонами. Ты совсем крышей поехал.

— С моей крышей все о’кей. Просто, подруга Горацио, есть многое на свете, что и не снилось нашей мудрости. Когда мы доживем до ее лет, нам, возможно, станет яснее, почему она это сделала. Хотя, мне кажется, я и так понимаю. А Леонардо надо вернуть, обязательно. Слушай, может, это твой Черепанов его взял?

С Черепановым они пересеклись сегодня чисто случайно — я забирала у метро Сашку и подвозила Славку, у которого хронически сломана машина. Хотя, по-моему, он свистит и водить не умеет вообще. При этом я могу поверить, что какая-нибудь полусгнившая внутри, но отполированная снаружи иномарка гордо красуется под его окном.

— Это ты по созвучию? — фыркнула я. — Черепанов — черепаха?

Сашка в своем гениальном детстве мечтал дойти до самой сути всех вещей и найти между ними глубинные связи на молекулярно-ассоциативном уровне. Но потом закопался в своих компьютерах, зарыл талант в микросхемы и ничего больше знать не хочет.

— Нет, при чем тут созвучие, — сказал он, моими маникюрными ножницами вырезая чертика из банановой кожуры. — Просто я его видел в нашей общаге.