— Встать, суд идет! — объявил секретарь.

— Прошу садиться, — разрешил занявший свое место судья, полковник юстиции в чуть мешковатом мундире.

Он снял очки с толстыми линзами, протер, опять надел. Устало обвел глазами зал, будто спрашивая: ну что там у вас?

Зал заседаний не внушал оптимизма — ободранные кресла, обшарпанные стены. И тоска, пропитавшая воздух.

— Обвиняемый Заславский Павел Андреевич, вы признаете себя виновным? — спросил судья.

— Нет, — ответил обвиняемый.

Гольцов и Михальский, сидевшие в зале, не шелохнулись: Заславский и не мог признать себя виновным. Не тот он человек, чтобы организовать убийство.

…В жизни у каждого есть наставник, определивший, зачастую того не ведая, если не главное, то одно из основных направлений в его судьбе. Это не обязательно учитель, он может быть соседом, сослуживцем или кем-нибудь еще. Для Гольцова и Михальского таким наставником стал Заславский.

Михальский познакомился с Заславским еще в Афганистане. Яцек после Высшей школы КГБ служил в разведывательном управлении 40-й армии. Капитан Заславский воевал в бригаде спецназа ГРУ. О нем уже тогда ходили легенды. Из училища его трижды отчисляли. Хотя тогда легче было попасть в отряд космонавтов, чем уйти из военного училища. Спустя годы он стал отличным командиром, каким мог стать только бывший курсант-оторва. В Афганистане Заславский был даже представлен к званию Героя. Высокое звание обещали тому, кто найдет новую по тем временам американскую ракету «стингер». Нашел Заславский. Но его кандидатуру зарубил замполит за организованную накануне коллективную пьянку.

— Обвиняемый Заславский, в материалах дела есть ваше признание. Как вы это объясните?

— Показания я дал под давлением следствия.

— Каким образом давили на вас? Били?

— Нет.

— Угрожали?

— Да.

— Чем?

— Обещали возбудить уголовное дело против моей семьи. К тому же мне самому требовалась срочная операция. Следователь не разрешал госпитализацию, пока я не написал признание.

— Чем вы можете доказать это?

— Ничем.

— И вы хотите, чтобы суд вам поверил?

Заславский вздохнул.

За решеткой в зале суда сидел не тот человек, которого знали Гольцов и Михальский. Внешне, конечно, многое осталось по-прежнему. Только в волосах больше седины, на лице прибавилось морщин и плечи вроде бы стали чуть уже. В нем исчез внутренний стержень, который раньше чувствовался буквально во всем: во взгляде, в движениях, в голосе. Михальский помнил, как первый раз увидел знаменитого командира группы спецназа в Афгане. Невысокий офицер в полевой форме и самодельном «лифчике» для автоматных магазинов ходил вдоль строя. Солдаты стояли навытяжку. На худой шее офицера напрягались мышцы и пульсировала артерия. От него исходила такая энергетика, что он выглядел гораздо выше и сильнее своих солдат. А негромкий голос пробирал до мурашек.

«Кто это?» — спросил тогда Яцек.

«Паша Заславский, — ответил стоявший рядом офицер разведки. — Готовит своих к выходу на боевые».

Теперь в зале суда стоял старик со сломанной судьбой.

Совсем другим был Заславский и в 1993 году. Тогда он помог Гольцову и Михальскому, когда у них было лишь два пути: по миру или в петлю.

В 1991 году оба служили в Литве. Георгий — переводчиком-референтом, Яцек — в КГБ. Обоих заподозрили в участии в борьбе против конституционного строя, штурме Вильнюсского телецентра.

Оба бежали от ареста за границу. Гольцова занесло в Лондон, где ему пришлось работать в порту грузчиком. Михальский попал во французский Иностранный легион. В Европе им не понравилось. Чужая земля, какая бы она ни была хлебосольная, всегда чужая…

Родина их встретила равнодушно. Положение обоих мало радовало: из армии никто не увольнял, но и в кадрах они не числились. В Москве Михальский встретил Заславского, который по приказу Ткачева создавал буквально с нуля 45-й полк ВДВ. Заславский сразу же предложил Яцеку идти к нему и утряс все формальности в кадрах. Через Заславского вернулся в армию и старший лейтенант Гольцов.

— Обвиняемый, вы были знакомы с Дмитрием Белугиным?

— Да.

— Когда и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?

— Мы встречались с ним два раза. Первый — летом девяносто четвертого года.

— Когда именно?

— Восемнадцатого июля. На празднике «Столичной молодежи».

— Что вы там делали?

— По просьбе газеты к командованию ВДВ я организовал показательные выступления военнослужащих воздушно-десантных войск. Второй раз мы с Белугиным встретились осенью того же года. Он готовил материал о сорок пятом полке ВДВ.

— В этой статье Белугин ругал полк или хвалил?

— Хвалил…

45-й полк хвалили многие. Гольцов и Михальский знали об этом не понаслышке: сами там служили. Полк создавался по особому распоряжению Павла Ткачева, которому хотелось иметь под боком что-то вроде личной гвардии. Столь деликатное поручение пришлось выполнять начальнику разведки ВДВ Павлу Заславскому. Он подошел к делу творчески. Без штампов. Собрал под одну крышу спецназ и разведку во всех ее видах. Одни ловцы информации добывали «языков». Другие знали от «а» до «я» агентурную работу. Третьи занимались техническими штучками вроде радиоперехвата. У них на вооружении были даже беспилотные самолеты-разведчики. В полку среди прочего имелся отряд психологических операций, за громким названием которого скрывалась банальная спецпропаганда. «Психи», как их звали сослуживцы, были «вооружены» типографией, телевещательными и радиовещательными станциями.

В 1994 году полк стал полнокровной частью, что по тем временам была большая редкость. Солдат в армии не хватало. В обычных частях офицеры ходили часовыми в караулы, сами топили кочегарки и подметали территорию. Те немногие, кого загребали военкоматы, зачастую возили генералов, заведовали каптерками или занимались какой-нибудь другой непыльной работой.

Чтобы начать войну в Чечне, пришлось собирать силы с бору по сосенке. Без 45-го полка, естественно, не обошлись. 1 января 1995 года десантников бросили в Грозный как почти единственный полностью боеспособный полк.

На улицах лежали трупы. Между разбитыми домами горели танки. В руинах прятались банды. На одного российского солдата приходилось восемь боевиков. Казалось, что российскую армию ждал полный разгром. У бойцов Заславского не было ни пушек, ни танков, ни минометов. Вся сила — четыреста штыков да десяток бронетранспортеров. Они и прорвались в Грозный на выручку генералу Рохлину.

Заславский сидел на одной броне со своими солдатами и, казалось, заслонял всех своей спиной.

— Видишь поворот? Туда гони, — отдавал он команды прямо на ходу. — Иванов, следи за окнами с правой стороны, нижние этажи. Сергушин, бери верхние…

Прибыв на место, десантники сразу же перехватили инициативу у боевиков. Бандиты тогда окрестили полк «президентским». Его боялись как огня. Дудаев объявил десантников личными врагами и назначил премию за каждого убитого спецназовца. По-настоящему разбогател бы тот, кто смог бы захватить десантника из «президентского» полка в плен. Но ту премию так никто и не получил.

Все операции разрабатывал и проводил лично Заславский. При желании он мог остаться в Москве: должность позволяла отсидеться где-нибудь в тылу. Но полк был его детищем. И потому он не вылезал с передовой, лично организуя действия групп. Под его руководством в короткий срок десантники захватили в Грозном ключевые объекты и позволили основным силам войти в город.

За украденную у сепаратистов победу Дудаев заочно приговорил Заславского к смертной казни. Но приговор оказался пустым сотрясением воздуха. Боевой командир вернулся с войны живым и невредимым. Судьба сохранила его для тюрьмы и позорного суда.

— Свидетель Тинкин… — объявил секретарь, оторвав Михальского от воспоминаний.

К трибуне подошел высокий худощавый мужчина с бородкой клинышком.

— Ваше имя, фамилия, отчество?

— Тинкин Петр Михайлович.

— Место работы?

— Газета «Московский репортер».

— С какого года?

— С девяносто седьмого.

— А до «Московского репортера»?

— До девяносто седьмого года работал в «Столичной молодежи».

— Должность?

— Обозреватель.

— Что можете сказать по существу дела?

— Дмитрий Белугин был абсолютно чистый человек. Никаких отношений с мафией, никаких наркотиков, пьянства, проституток, никаких левых дел, никаких махинаций! Его убийство накануне выступления в Государственной думе на парламентских слушаниях о коррупции в Западной группе войск — явная угроза всем, кто захотел выступить с разоблачениями. Журналисты по-прежнему беззащитны перед сильными мира сего!

— Вы видели Дмитрия Белугина в день убийства? — спросил судья.

— Да.

— При каких обстоятельствах?

— Он лежал в кабинете, развороченном после взрыва. — На лице свидетеля появились печаль и страдание.

— До убийства вы видели его?

— Да. Когда я пришел на работу, то встретил его в коридоре. Поздоровался. — Взгляд Тинкина ушел куда-то вдаль. Казалось, он вновь в том времени: идет по коридору, видит Диму… Дружески хлопает по плечу…

— В котором часу вы пришли на работу?

Журналист пожал плечами.

— Вы пришли на работу как обычно?

— Да.

— Во сколько вы обычно приходите на работу?

— Примерно в двенадцать. Плюс-минус полчаса.

— Что Дима делал в коридоре?

— Стоял. — Журналист вернул взгляд из заоблачных далей и посмотрел на судью как на идиота.

— Он собирался уходить? Или просто шел из кабинета в кабинет? — по-прежнему равнодушно спрашивал судья.

— Не знаю. — Тинкин вновь пожал плечами. — Хотя постойте. На нем была куртка. Наверное, собирался уходить на вокзал.

— Он сам вам сказал, что идет на вокзал? — резко спросила адвокат Заславского.

Свидетель медленно повернул голову в сторону адвоката, озадаченно посмотрел: мол, а кто это тут вякает? — и ответил:

— Конечно нет. — В его тоне было что-то высокомерное, так разговаривают с нелюбимым и непонятливым ребенком.

— Когда вы узнали, что Дмитрий Белугин приглашен на парламентские слушания? — Адвоката ничуть не смутили ни тон, ни взгляд свидетеля.

— Не помню.

— Вы знали до убийства, что Белугин приглашен в Госдуму?

— Нет.

— Откуда вы узнали?

— Уткин сказал, когда я писал статью в номер.

— Вы знали тех, кто мог передать Белугину «дипломат»?

— Нет.

— Вы знали, с кем сотрудничал Белугин? От кого получал информацию?

— Нет. — Тинкин насупился, показывая, как достали его глупыми вопросами.

— Тогда почему вы считаете, что обвиняемый причастен к убийству Белугина?

— Он исполнитель. Я по-прежнему считаю, что главным заказчиком был Ткачев.

— У вас есть доказательства?

— Это они должны доказывать. — Петр широким жестом указал на троих в прокурорских мундирах. — Я лишь выражаю собственное мнение. В этом деле слишком много совпадений.

— Каких именно?

— Дмитрий Белугин писал о коррупции в армии. Он собирался выступить с разоблачениями на парламентских слушаниях. И его убили.

— Что это были за разоблачения? Против кого направленные?

— Увы, мы не можем этого знать. Диму не вернешь. Он не был врагом армии, как это хотел представить Ткачев. Он понимал, так же как и мы, что генералы-гангстеры — это не армия, а преступники, марающие ее, — с жаром произнес свидетель, поднимая вверх указательный палец. — Только у одного-единственного человека был мотив убить Белугина: у Павла Ткачева. Именно он не раз признавал Белугина своим личным врагом. Я не верю, что подсудимые просто захотели выслужиться. Они профессионалы. Они не могли пойти на такое дело без прямого приказа. Жаль, что следствие не смогло доказать вину министра обороны. Павел Ткачев не слесарь. Не официант. Он был министром обороны. Такие люди у нас неподсудны.

— Пометь — надо сходить в библиотеку, — шепнул Гольцов Михальскому.

— Зачем?

— Еще раз прочитать статьи Белугина про Ткачева.

— Суд объявляет перерыв, — произнес судья. — Следующее заседание по ходатайству защиты переносится на семнадцатое ноября.

Гольцов и Михальский вышли из суда, потрясенные увиденным.

— Ну как? — спросил Яцек расстроенным голосом.

— Ты видел его? — тихо произнес в ответ Гольцов.

— Да.

— А всех остальных?

Михальский промолчал.

На скамье подсудимых сидело шесть человек, попавших в мясорубку российского правосудия.

— Сегодня вечером опять поедем в библиотеку, — сказал Георгий. — Главное сейчас — понять, кому было выгодно убийство.

— Обязательно поедем. Но главное все-таки не это.

— А что?

— Главное, — уверенно произнес Яцек, — приказ перестал действовать…