Первым ощущением Аны была боль. Боль взрывалась у нее в легких, в плече, в руках. Она перекатилась со спины на бок — и ее вырвало. Потом начался кашель, каждый раз скручивавший все ее внутренности резью. Онемевшие конечности начали гореть. Череп словно вскрыли, запихнув внутрь распорки. Зубы выбивали яростную дробь.
Какофония неразборчивых голосов била ее по ушам. Она различила свет. От него резко заболели глаза — и к ней взрывающимися кольцами красок вернулось зрение.
«Мальчик!»
Она попыталась сесть, но на нее нахлынула волна головокружения. Рука, на которую она попыталась опереться, подломилась, и она снова упала на спину. Высоко над ней солнечный свет отбеливал один край неба. Рядом с ней женский голос вел отсчет. Ритм и привычное звучание чисел подействовали на нее успокаивающе. Все ее тело сотрясалось от дрожи, но боль стала уменьшаться, так что она ощутила холод, а ее мысли пришли в относительно упорядоченное движение.
К ее лбу прижалась обжигающе горячая рука. Сощурив глаза, Ана увидела лицо Лайлы, которое на фоне разбегающихся облаков выглядело совершенно нереальным. Ана попыталась заговорить, спросить про мальчика — однако смогла только закашляться. У нее изо рта брызгала мерзкая на вкус вода. Повернув голову, она увидела, что на тротуаре на коленях кто-то стоит. Фигура раскачивалась вперед и назад и вела счет, словно декламируя или молясь.
— Лайла! — просипела Ана.
Она снова попыталась привстать — и ей снова не удалось это сделать.
— Тебе не надо бы шевелиться.
Ана прижала кулак к груди, где по-прежнему горел огонь.
— Вам… надо… его… согреть, — с трудом проговорила она. — Одеяла. Костер.
Ужасная тяжесть наваливалась на нее. Она пыталась сохранить сознание, но это оказалось ей не по силам. Сдавшись, Ана провалилась в пустоту.
* * *
Ана бежала сквозь джунгли из автомобильных колес, окон, дверей, капотов и искала Джаспера. Он должен быть где-то здесь! Заурчал автомобильный мотор. Она решила, что если сумеет определить источник звука, то отыщет и Джаспера. Но всякий раз, как ей казалось, что она уже близка к цели, негромкое урчание меняло направление. У нее начало жечь легкие. Она ахнула от боли и проснулась.
Дым от горящего дерева шибанул ей в нос. К нему примешивался запах плесени. Ана сощурила глаза до щелок и увидела, что ее кремовая блузка висит на спинке деревянного стула перед металлической печкой. Ее сумка, кожаная куртка и джинсы лежали под стулом. Стены были украшены старинными картами, на деревянной полке стоял старомодный телевизор. Она снова на «Энкиду», полуголая. А баржа, пыхтя, уходит от Камдена.
У нее над головой по палубе топали ноги. Кто-то негромко переговаривался. Трап, ведущий в кубрик, заскрипел: по нему спускались. Ана не смогла найти в себе силы, чтобы сесть. Она даже не могла держать глаза открытыми. Ей казалось, что вода канала в результате осмоса прошла сквозь ее кожу и наполнила все клетки тела мертвым грузом. Она лежала на диване, и подоткнутое под нее одеяло неприятно кололо ей голые руки и ноги. От ее волос воняло затхлым прудом.
— Ты что делаешь? — прошипела Лайла с той стороны открытого люк.
Ее легкие ноги прошелестели по трапу: она спустилась следом за тем, кто сейчас стоял в кубрике.
Ана с трудом заставила свои веки приоткрыться — и увидела брата Лайлы, Нэта.
— Ш-ш! — сказал он.
Его руки оказались у Аны в сумке. Она нахмурилась. В голове у нее стоял туман, но тут явно было что-то не так.
А потом Нэт взял ее джинсы и встряхнул их. Оттуда вывалился стержень ее удостоверения личности. Подхватив удостоверение, он сунул его себе в карман. Шок встряхнул затуманенный разум Аны.
— Зачем он тебе? — шепотом спросила Лайла.
— Пора бы нам выяснить, кто она такая.
Ана больно впилась ногтями себе в ладони. «Проснись!»
— Она никому не расскажет про Рафферти, — сказала Лайла. — Я с ней поговорю.
Она встала перед диваном, словно защищая Ану от своего брата. По их поведению Ана решила, что с мальчиком все в порядке. На ее глаза навернулись слезы облегчения. Она уже слышала о таком: больные дети четырех-пяти лет пытаются покончить с собой, потому что не принимают лекарств — анализ на Чистоту определяет только категорию заболевания, а точного диагноза ребенку так и не ставят. А иногда и сами родители отказываются давать малышу нужное лекарство. У нее больно защемило сердце.
— Она появилась непонятно откуда, — прошипел Нэт, — платит только наличными и никогда не включает свой интерфейс. Она явно от кого-то прячется. Можешь ей передать, что, если она сообщит о случившемся с Рафферти, я использую ее удостоверение.
Ана вспомнила про состриженные волосы, которые прятала на дне сумки. Хорошо, что она успела от них избавиться! Ее мысли снова вернулись к грузу, привязанному к ноге мальчика. Нэту страшно. Видимо, он считает, что она может вызвать психпатруль.
— Нет, — возразила Лайла. — Она не такая. Я все объясню.
— Я оставлю стержень у себя, — заявил Нэт.
У Аны так отчаянно колотилось сердце, что она боялась, как бы в наступившей тишине этого не услышали.
— Ладно, — уступила Лайла. — Но пусть считает, что потеряла его. Я буду за ней присматривать. Если мне покажется, что она пытается связаться с патрулем, я дам тебе знать, а ты сделаешь все, что потребуется.
Нэт не ответил. У Аны сердце сжалось от дурных предчувствий. Если ее удостоверение останется у Нэта, тайна ее личности будет под угрозой. Он явно ей не доверяет. Она спасла его сына, но вместо того, чтобы заслужить его доверие, пробудила в нем подозрения. С этого момента он будет следить за каждым ее движением. Как она сможет заговорить про арест Коула и секту «Просвещение», если они будут ставить под вопрос любые ее поступки?
— Надо было оставить ее на причале, — проворчал Нэт, тяжело поднимаясь по трапу.
Потом Ана долго лежала совершенно тихо, слушая, как Лайла прибирается на камбузе. Бродить по Городу с отключенным интерфейсом, чтобы ее не могли выследить, — это одно, а оказаться без стержня удостоверения — совсем другое. У нее не будет никакого запасного варианта, если у нее кончатся наличные или случится нечто экстраординарное. Она никак не сможет доказать, кто она такая. В случае травмы или несчастного случая ее отправят в антисанитарную, полную микробов больницу для Психов. Ей придется ожидать операции второсортных врачей, которые вечно перерабатывают и постоянно бастуют. А что предпримет Нэт, если воспользуется ее стержнем и выяснит, что она — та самая пропавшая девушка, обрученная с Джаспером Тореллом? Ему не понравится, что ее разыскивает половина лондонских смотрителей, это уж точно. Не говоря уже о том, как она внедрилась в его семью, чтобы получить сведения о местонахождении Джаспера.
Ана обдумала возможность возвращения домой. Наверное, она могла бы воспользоваться версией отца и смотрителей, притвориться, будто ее похитили, но ей удалось сбежать от злоумышленников или ее освободили. Когда смотрители утащат ее к себе и задержат на несколько часов для допроса, она сможет солгать: сказать, что ей дали снотворное, оставили в какой-то комнате, а потом снова дали снотворное. А потом по совершенно непонятной причине Психи вернули ее назад. Но что, если Нил — охранник КПП — сказал им правду?
Да и вообще, даже если смотрители ей поверили бы, даже если бы ей удалось обмануть и Коллегию, ее отец догадается об истинном положении вещей: ведь это он учил ее лгать! И он, наверное, надежно запрет ее дома до возвращения Джаспера или же до того момента, когда Коллегия заявится, чтобы выставить ее из Общины. Нет, пути домой не было. Ей нельзя возвращаться, не узнав, где Джаспер. Она поняла это еще утром.
Ана закрыла глаза и неожиданно для себя вспомнила последний канун Нового года у Тореллов. До ее восемнадцатилетия оставалось всего четыре месяца, она была уже слишком взрослой, чтобы проводить время в детской части дома, но чувствовала себя слишком неуверенно, чтобы общаться с молодыми парами, недавно заключившими союз.
В конце концов она оказалась у плавательного бассейна: устроилась на шезлонге в темноте и холоде, накрыв плечи ковриком из пенки. Спустя какое-то время ее отыскал Джаспер. Он пришел с огромной материнской шубой из искусственного меха и молча протянул ее Ане, а потом смотрел, как она одевается.
— Что ты так смотришь? — спросила она. — Как будто я могу разрыдаться или сломаться! Этого не будет. Но тебе надо понять, что я никогда не стану здесь своей. Даже если мы все-таки вступим в союз.
Он присел на шезлонг рядом с ней, держась на требуемом приличиями расстоянии.
— А ты никогда не задумывалась о том, — сказал он, — что все происходящее с Чистыми и остальным населением — это нечто вроде научно обоснованного расизма? Чистые считают себя лучше других, считают, что им дано божественное право все решать, потому что все остальные, если им верить, просто не в своем уме. Науку словно используют для того, чтобы санкционировать уверенность в собственном биологическом превосходстве.
— Наука не может быть расистской. Наука — это понимание того, как все устроено и работает. А вот наша интерпретация и использование этого знания иногда могут оказаться порочными.
— А! Но если за научным открытием или разработкой стоит некая цель, то это же отражается на ожидаемых результатах?
Ана покачала головой.
— Научный факт — это научный факт, и неважно, получен ли он с помощью индукции или дедукции.
Джаспер улыбнулся.
— Похоже, ты меня переспорила, — сказал он, а потом встал и протянул руку, чтобы помочь ей подняться. — Нам надо идти в дом. Если мы хотим, чтобы Коллегия разрешила проведение обручения, то, наверное, нам пора начать придерживаться принятых правил. Мы ведь не хотим подавать им какой-то повод передумать, правда?
Ана взяла его за руку, которая оказалась теплой и мягкой. Спрятав подбородок в мягкий воротник шубы, она тайком улыбнулась. Джаспер умный и интересный. Он не лишен недостатков, но у него есть и немало сильных сторон. Они пошли рядом, не касаясь друг друга. Перед тем как пройти в дом через стеклянные двери, занимавшие всю стену, он остановился. Разноцветные огоньки горели среди цветов и сияли вдоль крыши дома.
— Это тебе, — сказал он, потянувшись к ее дальнему боку и вынув из кармана материнской шубы конверт.
От близости их тел ее обдало жаром. Она прижала ладони к щекам, чтобы их охладить. Праздничные огни окрасили золотую печать на эмблеме Коллегии в зеленый цвет. За стеклянными дверями гости вели обратный отсчет: до полуночи оставалось всего несколько секунд.
Она приняла из рук Джаспера конверт и неловкими пальцами вскрыла его. В последний раз конверт с золотой печатью она получила тогда, когда Коллегия явилась к ней в школу с новыми результатами анализа на Чистоту.
— Пять!.. — крикнули гости. — Четыре!..
Ана прочла карточку:
Обручение
Джаспера Дэвида Торелла и Арианы Стефани Барбер
состоится в пятницу, 21 марта 2041 г.
в ратуше Хэмпстедской общины
в 5.30 вечера
— Три… два… один!
В комнате раздались радостные крики. Взорвались праздничные хлопушки, а на дальней стороне бассейна зажегся фейерверк в форме вращающегося колеса, рассыпавший по воде желтые и розовые искры. Двери гостиной открылись, выпуская наружу шумное веселье. Гости устремились в сад, громко призывая друг друга не забывать про бассейн.
Джаспер наконец назначил дату их обручения!
Ана онемела. Он наклонился к ней, словно собираясь что-то сказать ей на ухо, но вместо этого его губы нежно коснулись ее губ.
— Наверное, мне теперь надо держаться от тебя подальше, — пробормотал он. — Иначе я все время буду нарушать правила.
Он ускользнул в толпу, оставив ее стоять столбом в шубе его матери. Ее пальцы судорожно сжимали конверт, колесо фейерверка в ночном небе плевалось и шипело.
Она так долго боялась, что Джаспер ее бросит, так долго переживала из-за того, что ему придется ради нее пожертвовать столь многим, что даже не представляла себе, насколько счастливы они могут быть вместе.
Ана сморгнула щиплющие глаза слезы и с трудом приподнялась на локте. Повернувшись в сторону камбуза, она увидела, что Лайла сидит там за узким столиком с бумагой, ножницами и клеем.
— Эй! — сказала Лайла, оборачиваясь. — Как ты себя чувствуешь?
— А можно…
Ана прижала ладонь к горлу, которое сильно саднило, и знаком попросила попить.
Лайла принесла ей стакан воды и присела на диван рядом с ней. Ана отпивала воду маленькими глотками.
— Аспирин… — попросила она.
Лайла кивнула, встала и перешла к кухонному шкафчику, в котором какое-то время копалась. Вытащив коробку из-под хлопьев, она вытрясла оттуда все содержимое и выковыряла таблетку из серебряного пакетика, оказавшегося на дне коробки.
— Приходится его прятать из-за…
Ее голос сорвался.
«Из-за Рафферти», — подумала Ана. Потому что рядом с ними живет четырехлетний мальчик с суицидальными наклонностями.
Лайла снова села рядом с Аной и начала нервно ломать пальцы. Ана с трудом проглотила таблетку, запив ее большим глотком воды.
— Ты его спасла, — сказала Лайла. — Спасибо тебе.
— Где он? — спросила Ана надтреснутым голосом.
— На барже Нэта.
— Ему надо в больницу. — Ана отпила еще немного воды, надеясь снять боль в горле. — Могут быть осложнения.
Лайла беспокойно пожала плечами, откинула назад темные волосы и отвела взгляд.
— С ним все в порядке.
Ана почувствовала, что эти люди не повезут мальчика в больницу, даже если у него откроется смертельно опасное кровотечение.
— Тогда хотя бы врача, — предложила она.
— Тебе надо принять душ. — В голосе Лайлы прозвучало предостережение. — Ты же не хочешь заболеть?
Ана кивнула. Тем не менее она сказала себе, что спасала ребенка не для того, чтобы он чуть позже умер от переохлаждения.
— Пребывание в холодной воде может привести к отключению важных органов, — сказала она. — Его надо осмотреть.
Лайла повернулась и несколько секунд молча смотрела на нее.
— Попробую, — пообещала она наконец.
* * *
Теплая вода тонкими струйками текла по спине Арианы. Присев на корточки, она подняла лицо к лейке душа, с удовольствием избавляясь от гнилостного запаха, задержавшегося у нее в волосах, и оттирая токсичные следы, которые могли остаться у нее на теле. Ей трудно было поверить, что еще вчера утром она принимала душ в собственной ультрасовременной кабинке, не осознавая, какая это роскошь — ощущение, что струи воды бьют в тебя со всех сторон. Этим утром ей было не до мыслей о кремах, мыле, средствах для ухода за волосами или о фене, которых здесь не было. Сейчас их отсутствие ощущалось, словно еще один слой, содранный с нее, после волос, которые она раньше никогда не стригла коротко, после рояля, интерфейса и удостоверения личности. Она даже не могла рискнуть и включить свой интерфейс, чтобы проверить, работает ли он после ее купания в канале. Смотрители наверняка ведут его поиск, а это значит, что, стоит ей только включить свой интерфейс или Нэту проверить ее личность, как это действие будет замечено и место ее нахождения определено.
Ана выключила воду, пригладила руками волосы и вытерлась. Лайла одолжила ей мешковатый свитер и штаны. Ана оделась. Бесформенные хлопчатобумажные шаровары колыхались при каждом движении, чуть касаясь одеревеневших мышц. Чистые девочки-подростки редко носили брюки, и в этом наряде Ана чувствовала себя даже еще более неловко, чем в облегающих джинсах.
Прижав руку к ноющей груди, она вышла из душа и босиком прокралась по узкому коридору. На камбузе о чем-то спорили мужской и женский голоса. Добравшись до двери, Ана увидела Нэта и Рэйчел. Интересно, Нэт уже попытался проверить ее удостоверение? Услышав ее шаги, оба замолчали и повернулись в ее сторону. Рэйчел продолжила резать картофель. Нэт сунул руки в карманы.
— Ты выглядишь… встревоженной, — заметил он. — Ты нам что-то не рассказала?
У Аны тревожно сжалось сердце. Она поморщилась — и вдруг боль заставила ее возмутиться его неблагодарностью.
— А ты выглядишь недостаточно встревоженным! — парировала она. — Или это не твоего четырехлетнего сына я только что вытащила из канала с привязанным к ноге блином от штанги?
Она гневно воззрилась на него, чувствуя, как кровь шумит у нее в ушах. «Нечего и пытаться к нему подлизаться!» — подумала она. Нэт явно реагирует только на агрессию. Наверное, добиться его уважения можно только ссорой или дракой.
Нэт покраснел. Рэйчел положила руку ему на плечо.
— Погоди-ка! — повернулась она к Ане. — Ты не знаешь, о чем говоришь!
— Я знаю, что я видела.
— Но он-то тут ни при чем!
— Ну, многие с этим не согласились бы. Когда ты в последний раз водил мальчика в Центр психиатрического наблюдения?
У Нэта раздулись ноздри. Даже у Рэйчел вид стал гневный. Ана зашла слишком далеко — и это при том, что не слишком доверяет обследованиям. Однако сдержать свою ярость она не смогла.
— Он проходит бесплатные ежемесячные оценки? Вы зарегистрировали его у районного психиатра?
Ладонь Рэйчел соскользнула с плеча Нэта. В помещении воцарилось напряженное молчание.
— У вас есть свои причины не попадаться патрулю, — добавила Ана, намеренно употребив именно то название, которым пользовались они сами, — а у меня — свои.
Затрещало дерево. Лайла спустилась по трапу из рулевой рубки и ворвалась в кубрик, запыхавшаяся, но радостная.
— С ним все в порядке! — пропыхтела она. — Врач его тщательно осмотрел и говорит, что у Рафферти все хорошо.
Ана посмотрела на Нэта. Значит, сестре все-таки удалось уговорить его вызвать врача. Это уже хоть что-то. Нэт поймал ее взгляд: выражение его лица осталось все таким же враждебным.
Лайла прошла мимо невысокой перегородки, отделявшей камбуз от кубрика, и, словно ощутив общую напряженность, протиснулась между братом и Рэйчел и, схватив Ану за локоть, утащила за собой в кубрик.
— Хорошо, что ты уже не синенькая! — рассмеялась она. Уголки губ Аны чуть приподнялись, но теперь, когда адреналиновый выброс сошел на нет, она почувствовала себя слабой. Немощной. — Если хочешь, можешь сидеть и отдыхать, — добавила Лайла. — Посмотри какой-нибудь фильм. У нас есть диски. Мы будем тебя баловать. Это — самое малое, что мы можем сделать. И сегодня ты снова переночуешь в каюте, бесплатно.
Она улыбнулась, но Ана заметила, как ее взгляд переместился в направлении брата.
— Ага, — подтвердил Нэт. — Это — самое малое, что мы можем сделать.
— Спасибо.
Ана не знала, было ли это предложение частью их плана следить за ней или Нэт проверил ее удостоверение и придумал что-то еще.
«Не трусь!» — приказала она себе.
Он считает, что она от кого-то скрывается, и должен понимать, что есть немалая вероятность того, что на ее данные поставили метку. Если у него есть хоть немного ума, он не станет проверять ее стержень.
Лайла включила телевизор, но Ана отошла к пианино и неуверенно остановилась рядом.
— Внушительное, да? — спросила Лайла.
— Можно за него сесть?
Лайла кивнула.
Ана устроилась на табуретке перед инструментом.
— А чье оно?
— Моего самого старшего брата, Коула, — я тебе про него рассказывала.
— Того, которого арестовали? — уточнила Ана, у которой от желания играть зудели пальцы.
— Это не совсем арест. Это называется задержание, — объяснила Лайла. — Когда человека подозревают в терроризме или подрывной деятельности, его можно задержать на сорок два дня для допросов.
— Акт о терроризме от 2017 года: задержание до предъявления обвинения. — Ана кивнула.
В программе первого курса Оксфорда для студентов-юристов был раздел на эту тему.
— Точно, — подтвердила Лайла, пытаясь выяснить, откуда Ана может об этом знать. — Его забрали уже в третий раз. Похитили какого-то Чистого, и Коула взяли на допрос. У них на него ничего нет. Это дискриминация. Предлог, чтобы в очередной раз попытаться сломать Коула.
Ана снова вспомнила про Нэта и Рэйчел, оставшихся на камбузе. Они перестали тихо переговариваться и явно пытались слушать их разговор, хоть и притворялись, будто им он неинтересен. Они подозревают, что Лайла говорит о том, о чем ей положено молчать? Ана вскинула голову. Хватит! Надо действовать смело и выяснить как можно больше, прежде чем Нэт заткнет своей младшей сестренке рот.
— Но почему они вот так ухватились за твоего брата?
— На то есть масса причин, — ответила Лайла, отмахиваясь от этого вопроса. — Наверное, в основном потому, что он был на том концерте.
Ана ощутила одновременно потрясение и радостное возбуждение.
— Он был там, когда похитили того Чистого? — переспросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно.
— Угу, — подтвердила Лайла. — Для того чтобы требовать отмены задержания на сорок два дня, суд назначил ему того же защитника, что и в прошлый раз, но от этого типа нет совершенно никакого толку. — Лайла прикусила губу. — Я сомневаюсь, что Коул выдержит еще сорок дней, — чуть слышно добавила она. — И дело не в том, что заключение в одиночке настолько тяжело дается. Дело в том, что там с ними делают. Он ничего не говорил, но я уверена, что в прошлый раз его пытали.
Ана возмущенно выпрямилась. Пытки запрещены законом! Это идет вразрез с законом о пытках и негуманном обращении, принятом в 2020 году. Неужели психпатруль готов нарушить закон, чтобы заставить подозреваемого говорить?
— А почему считается, будто Коул в этом замешан? — спросила она.
— Чистого парня схватили на автопарковке под концертным залом, — сказала Лайла. — А на одной из видеокамер записано, как в то время, когда было совершено похищение, Коул садился в лифт, который туда спускается. А Ричард Кокс, лидер «Просвещения», практически вырастил моего брата. Когда пять лет назад Ричарда признали виновным во взрыве Тауэрского моста, то попытались прихватить и Коула. И с тех пор от него не отстают.
Ана живо вспомнила картины дымящихся руин этого исторического памятника. Взрыв Тауэрского моста несколько недель освещался во всех новостях. Во время теракта погибло восемнадцать человек, а еще шестьдесят получили ранения.
— Так считается, что твой брат по-прежнему связан с сектой «Просвещение»?
Лайла нахмурилась и поджала губы.
— А что ты вообще слышала о «Просвещении»?
Ана пожала плечами:
— То же, что и все, наверное. Группа людей живет на заброшенной земле, словно в Средневековье. Те, кто заходят за стену, больше не возвращаются. Членов секты морят голодом и пытают, пока они не сломаются. После этого им промывают мозги и заставляют принять учение секты и заниматься похищениями и массовыми убийствами, якобы выполняя божественное пророчество об изгнании из мира зла. И так далее.
Лайла обожгла Ану возмущенным взглядом:
— До чего оригинально!
Ана закашлялась и начала дергать самые длинные пряди волос с макушки, прикрывая глаза. Если Коул по-прежнему связан с «Просвещением», он может быть по-настоящему опасен. Они все могут быть опасны!
— Э… и что, по мнению смотрителей, твой брат и все, кто с этим связаны, могли сделать с тем Чистым? — спросила она. — Чисто теоретически?
— Теоретически… Пока ничего не известно. Никаких требований не поступало. Никто даже не знает, оказался ли Джаспер Торелл политическим заложником. Может, он сам захотел исчезнуть.
Лайла покрутила красивый ключик, висевший у нее на ожерелье, а потом исподтишка взглянула в сторону Нэта и Рэйчел, которые к этому моменту возобновили свой жаркий спор.
— Завтра будет слушаться дело по предварительному обвинению Коула, — тихо проговорила она. — Суд решит, можно ли его оставить под арестом еще на тридцать девять дней, пока расследуется дело о пропавшем Чистом. Нэт считает, что нам надо попросить о смене защитника, но тогда слушание могут отложить еще на несколько недель, а к этому моменту у Коула почти закончатся те самые сорок два дня, так что им все равно придется его выпустить.
— А если нанять адвоката?
— Ага, — откликнулась Лайла. — Ты нам не могла бы одолжить тысячу кредитов, а?
Ана отвела взгляд. Если бы она получила обратно свое удостоверение личности, то могла бы дать им пять тысяч кредитов. Ее удостоверение привязано к текущему счету ее отца. Но если она тронет эти деньги, отец об этом узнает. И он ее найдет.
Должен существовать какой-то способ освободить Коула, не выдавая себя. Он все равно остается ее главной надеждой на получение информации. Либо он имеет какое-то отношение к похищению, либо (и это кажется гораздо более вероятным в свете того, что ей уже удалось выяснить) он знал, что у Джаспера проблемы, и пытался ему помочь. Но так или иначе, у Коула будут какие-то ответы на ее вопросы.
Ана закрыла глаза. Ей надо преодолеть собственный страх. Ей надо решить эту задачу. Какой-то способ обязательно существует.
— Два года назад, — сказала она, — человек по имени Питер Винсент был в третий раз арестован в соответствии с Законом о терроризме. Первые два раза его продержали под арестом полный срок, но так и не предъявили никаких обвинений. На третий раз суд отклонил просьбу смотрителей о задержании его на сорок два дня, охарактеризовав это как злостную дискриминацию.
Лайла присела на колени.
— Вот и я так говорю! Это дискриминация. Так ты считаешь, что есть шанс выручить Коула потому, что такое уже было два раза?
— Закон зиждется на прецедентах. Если один раз была признана такая вероятность, а случай Коула аналогичен уже рассмотренному, то судья, скорее всего, примет такое же решение, иначе это будет непоследовательно.
— Господи, да это просто гениально! — Лайла вскочила с дивана, стиснув руки на груди. — Я знала: то, что ты тут оказалась, — это не совпадение! — Протянув руку, она подняла Ану в сидячее положение и больно сжала ей пальцы. А потом она крепко ее обняла и прошептала на ухо: — Есть еще и основной план!
«Основной план»… Эти слова вскипели в голове у Аны, словно иней, попавший на огонь. Верующие часто говорят об «основном плане». Вера в высшие силы — это форма психоза. Общеизвестно, что религия разрушала все существовавшие когда бы то ни было цивилизации. Именно поэтому Коллегия так активно настаивала на запрете всех публичных богослужений. Вот почему повсюду висели парные плакаты, предостерегающие людей:
«БОГ ТАИНСТВЕННЫМ ОБРАЗОМ ГОВОРИТ С ТОБОЙ?
НЕ СТАНОВИСЬ ЖЕРТВОЙ СВОЕЙ БОЛЕЗНИ!»
Ана вдруг вспомнила еще одну вещь, которую слышала про секту «Просвещение». Они были сторонниками теории заговора. Они учили, что душевных заболеваний на самом деле не существует. Они утверждали, что ни один из их последователей никогда не заболевал.
Она всмотрелась в Лайлу, пытаясь разглядеть признаки искажения личности, вызванного религиозностью. Ключ, висевший на шее у девушки, мог быть религиозным символом. Зрачки у Лайлы казались более расширенными и темными, чем раньше.
— Ты это сделаешь? — спросила Лайла, продолжая сжимать руки Аны.
— Сделаю что?
— Ну, ты ведь явно кое-что знаешь о законах. Ты могла бы помочь составить прошение, чтобы Коула отпустили. Ты могла бы выступить на заседании суда!
Ана покачала головой.
— Послушай! — не отставала Лайла. — Видно, что ты сбежала и от кого-то прячешься. Так что тебе ведь пригодилось бы новое удостоверение личности, так? Мой брат может достать тебе самое лучшее! Оно пройдет даже обычную полицейскую проверку. А когда Коул выйдет на свободу, он сможет попросить одного человека хакнуть сеть смотрителей, так что даже они не смогут ничего заметить. Ты сможешь официально стать кем-то другим. И больше не надо будет прятаться.
— Я не член коллегии адвокатов. И по виду я недостаточно взрослая, чтобы иметь диплом. Я не могу пойти на судебное заседание с поддельным удостоверением личности и играть роль адвоката. Это просто абсурд!
— Ты можешь быть помощником адвоката, — предложила Лайла. — Если я сделаю тебе прическу и наложу макияж, тебе можно будет дать не меньше двадцати. Ты могла бы помочь дерьмовому защитнику Коула нормально вести дело.
Ана подумала о проверках системы безопасности, которые надо будет пройти для того, чтобы попасть в зал суда. Может, их и достаточно легко пройти, но нельзя было исключить возможности, что даже с контактными линзами и короткими волосами ее кто-нибудь узнает.
И что, если ей не удастся освободить Коула? Не станут ли его родственники винить в этом ее?
Лайла проследила за взглядом Аны, направленным в сторону камбуза, на ее брата и Рэйчел.
— Об этих двоих я позабочусь, — сказала она. — Ты это сделаешь? Ты поможешь?
Ана прихватила зубами щеку. Похоже, этот дикий Город высасывал из нее весь здравый смысл. У нее появилось ощущение, будто она оказалась в стремительно мчащейся машине, из которой нельзя выйти. Пути назад нет. Что бы ни случилось, куда бы ее ни завезло, она останется в ней до самого конца. Она обхватила руками согнутые колени.
— Ладно, — сказала она, — я это сделаю.
Лайла радостно заверещала.
Ана улыбнулась, но мысленно призналась себе, что не знает, кого именно ей больше всего нужно опасаться, — смотрителей, родню Коула, собственного отца или саму себя.