Три недели спустя.

Ана лежала в шезлонге у теннисного корта, на котором Дэвид Торелл и ее отец вели яростный поединок один на один. Дело было теплым субботним днем в середине мая. Джаспер лежал в кровати в западном крыле с одной из своих мигреней, его сестра гостила у друзей, а его мать пила коктейли и одержимо копалась в саду.

Отложив книгу, чтение которой Ана только изображала, она села и сделала глоток свежеприготовленного лимонада. Поймав ее взгляд, ее отец подмигнул ей. Она отвела глаза. Ей не хотелось будить в нем подозрения, притворно его простив.

Укол боли вонзился ей в виски. Она отставила стакан и прижала пальцы к вискам. Джаспер был не единственным, кто страдал головными болями и бессонницей. За последние три недели Ана часто просыпалась от ночных кошмаров. Ее уже сто раз замораживали и закапывали в землю живьем. Ночь за ночью ее топили, накачивали наркотиками. Иногда ее рвали на части зомби. Ее резко выводил из сна звук собственного крика или завывание Джаспера, донесшееся из комнаты напротив. Дни шли в сюрреалистической притворной нормальности, которая нужна была для того, чтобы обмануть Коллегию, репортеров и собственных отцов, но по ночам они с Джаспером оказывались пленниками «Трех мельниц».

Ана смотрела на отца и раздумывала о том, почему — если он действительно выполнил свое обещание и позволил Коулу и Лайле уйти из Общины — в средствах массовой информации до сих пор нет никаких известий о записи министра. О ней уже должны были бы писать на первых полосах. Однако она ничего не слышала, а это означало одно из трех: либо Коул гниет в какой-нибудь тюрьме или психушке, либо диск министра такая же пустышка, как и расследование Тома Торелла, либо же Коул придержал новости. В ожидании ее. Тогда это — безмолвное сообщение о том, что он не станет разменивать ее свободу на сведения, которые могут повредить Коллегии. Потому что он должен понимать: как только Эшби Барбер узнал, что дочь не только обыскала его кабинет и нашла запись министра, но и сумела передать ее за пределы Общины, он должен был усилить свое круглосуточное наблюдение за ней.

Ана потянулась и встала. Несмотря на постоянное недосыпание, все последние десять дней она неустанно тренировалась: утром и вечером по сто раз переплывала бассейн.

— Меня пригласили соседи, — сказала она, — предложили мне пользоваться их бассейном, пока наш не починят.

Ее отец подпрыгнул навстречу мячу и с шумным выдохом отбил его. Отец Джаспера сильным ударом отправил мяч обратно через сетку. Ее отец резко развернулся, чтобы успеть его принять.

Ана сбросила рубашку и шорты, оставшись в купальнике. Просунув руки в махровый халат, она лениво сунула ноги в шлепанцы, одолженные у Люси.

— Ну, пока, — бросила она.

— Увидимся завтра за ленчем, — пропыхтел отец.

Дэвид молча помахал ей.

Ана рысцой побежала через рощицу за теннисным кортом в сторону соседского участка. У корней дуба она нашла веревку, которая лежала точно там, где она оставила ее заранее. Она быстро проверила петлю аркана, а потом повесила свернутую веревку на плечо и побежала дальше. Корни деревьев, сучки и колючий подрост прорывали тонкие подошвы тапок. Но важнее было то, что в обуви Люси нет маячков. И она почти не сомневалась в том, что Эшби не потрудился ставить маячки в халат и купальник дочери.

Пробегая по ухоженным газонам — некоторые из них были прекрасно видны с веранд, задних дворов и крылечек, — Ана следовала маршрутом, десятки раз прослеженным ею по топографическим аэрофотоснимкам, программа по поиску которых оказалась в ее интерфейсе. Она заранее приняла решение: если ей кто-то попадется на пути, она останавливаться не станет. Однако удача ей не изменила: она добралась до футбольного поля при мужской школе, не встретив ни души. Чтобы не выходить на проезжую часть, она перелезла через высокий забор. После многих дней отдыха, плаванья и дыхательных упражнений ее сломанное ребро зажило, а синяки исчезли. Она спрыгнула на игровую площадку и перебежала через поле, стараясь дышать ритмично и глубоко. От центра ее груди к рукам и пальцам бежали колкие мурашки. Предвкушение. Волнение. Она почти у цели. Почти у стены.

Оказавшись у дороги, Ана скорчилась под купой молодых деревьев на краю поля. С этого места ей хорошо была видна дорога — примерно по триста метров в обе стороны. Она сосредоточилась на своем дыхании, мысленно представляя себе один удар сердца вместо каждых двух ударов, как всегда делала, тренируясь задерживать дыхание под водой. Она прислушивалась. Щебет птиц. Далекое урчание газонокосилки. А вот электрического гудения гибридного мотора не было. Никаких патрульных машин.

«Пора!» — мысленно скомандовала она.

Вскочив, Ана перебежала через двухрядную дорогу. На бегу она сняла с плеча веревку и забросила конец с узлом на верх трехметровой стены. Петля зацепилась за острый железный прут. Она потянула за веревку. Петля аркана спустилась к основанию прута. Она туго стянула ее и начала подниматься, перехватывая веревку руками и упираясь ногами в стену.

Полы ее халата распахнулись. Трущиеся о веревку ладони горели. Сердце дико колотилось.

Добравшись до верха стены, она протиснулась через узкий промежуток между двумя прутьями, подтянула конец веревки и перебросила ее на другую сторону. Под ней меж конскими каштанами, дубами и платанами были рассыпаны тысячи колокольчиков. Их сине-лиловые головки качались в пятнах солнечного света и тени. Ана улыбнулась. Бросив последний взгляд на тихую дорогу Общины, она ухватилась за веревку и спустилась на территорию «Просвещения».