Ана почти не заметила обратной дороги в гору: она была слишком занята мыслями об «Энкиду». Владельцами «Энкиду» были родственники Коула, а Коул раньше входил в секту «Просвещение». Похоже, что найденная баржа подтверждает связь Джаспера с этой сектой, а также заставляет предположить, что, возможно, существует некая организованная группа, которая помогает другим вырваться от «просветителей». По какой причине Джаспер вообще оказался втянут в эту деятельность и почему смотритель Домбрант разыскивает Энкиду и при этом не знает, что «Энкиду» — это судно? На эти вопросы она пока ответить не могла. Не исключено, что «политика невмешательства», которой смотрители придерживаются в отношении секты «Просвещение», заходит гораздо дальше, чем предполагает большинство обитателей Общин. Если смотрители на самом деле защищают секту в обмен на… да, это кажется неправдоподобным… например, на то, что секта помогает избавиться от неугодных правительству Чистых, то становится понятным, почему Джаспер не стал просить смотрителей о помощи и почему Домбрант сейчас охотится за «Энкиду», чтобы встать на след других бывших «просветителей».

Ана задумалась: следует ли ей пойти к родителям Джаспера и рассказать то, что ей удалось выяснить? Однако они вряд ли захотят рассматривать ее версию о том, что смотрители задействованы в темных делишках с участием секты «Просвещение». Дэвиду нужно будет нечто более весомое, чем домыслы. Ему понадобятся убедительные доказательства, особенно если учесть, что эта невероятная информация будет исходить от нее.

Нет, ей придется разобраться в этом деле самой. Завтра, если Ник будет дома, она уговорит его отвезти ее в Камден. Она встретится с Коулом и расспросит его обо всем.

Ана доехала до Хайгейт-хай-стрит. По мрачному небу неслись обрывки серых туч. В Общине с минуты на минуту начнут зажигаться уличные фонари, а вот в Городе правительственное сокращение бюджета привело к тому, что единственными источниками света служили придорожные костры, на которых сжигали накопившийся за день мусор, и проекции интерфейсов. Рекламные ролики, правительственные лозунги, музыкальные клипы и твиты переливались и дрожали на проезжающих велосипедистах и собирающих свои лотки продавцах. «Это мир электронных призраков», — подумала Ана. Искаженное, бессодержательное отражение реальной жизни, которое получала власть с уходом дня.

Ана остановилась сразу перед кольцевой развязкой и, согнувшись, постаралась отдышаться. Потом она сменила кожаную куртку матери на свой школьный блейзер. Стащив с головы шапку, она распустила волосы. Держась у края тротуара, где было меньше всего света, она покатила велосипед в КПП. В будке Нила горел голубоватый свет. Он сидел спиной к ней — темная фигура, склонившаяся над кофеваркой. Она прислонила велосипед к стене и осторожно подошла к тому окну, которое выходило на склон, и уже собиралась постучать, когда на Хэмпстед-лейн упал свет фар. По подъему в их сторону медленно ехал закрытый автомобиль. Охранник выпрямился.

Ана поспешно спряталась, прижавшись спиной к стене. Ее ноги так дрожали, что она боялась упасть. У нее неприятности. Крупные неприятности. Это не Нил! Сейчас только без двадцати шесть, но вечерняя смена уже заступила на работу.

Из темноты она смотрела, как машина кого-то из Чистых минует контроль. Как только автомобиль уехал в сторону Города, она снова забралась на велосипед и быстро начала крутить педали с одной только мыслью: оказаться как можно дальше от КПП. Ветер задувал под ее расстегнутый блейзер, сердце болезненно колотилось, руки и ноги тряслись от страха и выброса адреналина. Провал был так близко! Слишком близко.

Одно было ясно: возвращаться ей нельзя. По крайней мере до завтра, до девяти утра, когда начнется смена Нила. Иначе Нила уволят за то, что он ей помог, а отец лишит ее последних крох свободы, которые у нее еще оставались в Общине. Эшби вполне способен посадить ее под замок на ближайшие четыре недели, до заключения союза. А в том случае, если этого не произойдет (что весьма вероятно), до того дня, когда ей исполнится восемнадцать и Коллегия явится для того, чтобы навсегда выпроводить ее из Общины. Она не собирается сидеть и тупо пялиться в стену, пока Джаспера бьют, накачивают наркотиками и промывают ему мозги. Но куда ей податься?

Проехав половину Хайгейт-хилл, Ана снова оказалась у правого поворота рядом с церковью с зеленым куполом и огромными окнами в форме цветочных лепестков. Днем она здесь свернула на Дартмут-парк-хилл. Сейчас она сделала то же самое. Вращая педали, она старалась справиться со страхом и все обдумать. Если ее отец не нарушит своего обычного распорядка дня, то сегодня он вернется с работы очень поздно и поступит так же, как поступал бесчисленное число раз. Он поднимется наверх, обнаружит, что у нее не горит свет, постоит у ее двери около минуты, а потом пойдет и на пару часов запрется у себя в кабинете. Он не станет стучаться к ней до утра.

Она запустила руку в сумку и нашарила там свернутые в трубочку купюры. Хорошо хоть то, что у нее есть пачка денег, которые она вытащила из бельевого ящика отца, перед тем как уйти из дома. Хотя наличные деньги и были запрещены законом, они по-прежнему пользовались большой популярностью у Психов. Тем не нравилось, что правительство отслеживает все их покупки, куда бы они ни отправились. Она всегда считала такое отношение легкой паранойей: с чего это обыватели решили, что правительство интересуется рядовыми гражданами? — но сейчас она была этому рада. Она сможет заплатить эти деньги за ночлег. А при самом неудачном раскладе она, наверное, сможет отыскать Ника и переночевать у него. Тем не менее ей такой вариант не нравился. Ник не отказал бы ей в помощи, но ей не хотелось навлекать на него неприятности.

Спустя полчаса Ана уже ежилась на ветру под тентом одного из камденских кафе, торгующих вразнос. Сжав в кулаке десятифунтовую бумажку, она ждала чашку чая и картонку с лапшой. Поблизости труппа уличных актеров заканчивала сооружение помоста в самом центре улицы. Толпы поредели, и теперь люди скорее слонялись туда-сюда, чем куда-то целенаправленно шли. В сумерках актеры при свете громадных факелов начали пантомиму. Ана смотрела и удивлялась тому, насколько хорошо они играют. Она нервничала и хотела бы поскорее найти гостиницу и устроиться на ночь, однако наэлектризованная атмосфера театрального представления подействовала на нее возбуждающе. После того эпизода с психпатрулем ничего неприятного не происходило. Она начала надеяться, что Город не настолько страшен, как это обычно представляют в новостях.

— Десятка, — сказала темноволосая женщина, стоявшая на раздаче.

Ана протянула ей купюру и взяла чай и лапшу. У нее от голода забурчало в животе.

— А вы не знаете, где можно найти комнату на ночь? — спросила она.

— Можете пойти в гостиничку на Гринленд-роуд. Там от шести до двенадцати коек в комнате, но чисто.

— Угу, спасибо.

Ана разъединила деревянные палочки и быстро отправила в рот несколько щепотей лапши, а потом остановилась, ощутив послевкусие прокисшего молока, сала и немытой фасоли. Наклонив картонку к флуоресцентной лампе над прилавком, она разворошила свою порцию, присматриваясь к еде, и ее желудок скрутило мучительным спазмом. Решив, что лучше поголодать, чем отравиться, она распрямила руку и бросила картонку в сторону мусорного бака, подвешенного к стенке фургона-кафе.

Падающую лапшу подхватила большая ладонь.

— Запасливый нужды не знает, — произнес хриплый голос.

Ана ощутила на своей шее теплое дыхание. От говорившего разило застарелым потом и вареной капустой. Она опустила голову, стараясь не встретиться с ним взглядом. Массивная фигура мужчины теснила ее. Она попятилась к фургону, стараясь отодвинуться как можно дальше.

Мужчина с шумом и хлюпаньем засасывал в себя лапшу. Ана с отвращением подняла глаза. У него изо рта вылетали кусочки лапши, по щетинистому подбородку потекла струйка соуса. Однако ее затошнило не столько от его неопрятности, сколько от его громадности. Он был выше двух метров роста, широкоплечий, с длинной шеей и громадной головой. Под короткими рукавами футболки бугрились мощные бицепсы. Вокруг пояса он был обвязан рваным одеялом, волосы выглядели так, словно их стриг слепой.

— Извините, — пробормотала она, вжимая голову в плечи, чтобы проскользнуть мимо, не соприкоснувшись с ним. Он посторонился, пропуская ее. Она постаралась расслабить лицевые мышцы и не показать страха.

Опустив голову, она двинулась прочь, но в этот момент ее окликнула подавальщица из фургона.

— Эй, это ты говорила, что тебе нужна комната?

Ана повернулась и кивнула.

Женщина указала на великана:

— У тебя ведь есть что-то, да, Майки?

— Конечно, есть.

У Аны противно заныло под ложечкой. Ей нисколько не хотелось идти с Майком по какой-нибудь темной улице! Подавальщица засмеялась.

— С виду-то он волк, — сказала она, — а на самом деле добрый щенок!

Майки расплылся в безумной улыбке, что отнюдь не способствовало увеличению доверия Аны.

— Спасибо, я собираюсь зайти в пару гостиниц, — сказала она.

— Вы бы поосторожнее. Сейчас в округе все переполнено, особенно та молодежная гостиничка, о которой я говорила.

Подавальщица повернулась к очередному покупателю.

— Я знаю дешевое и удобное место, — сказал Майки, — оно в паре минут отсюда. Хорошая баржа на канале. Я тебя отведу, а ты дашь мне за хлопоты десятку наличными.

У Аны подпрыгнуло сердце.

— А где это? — уточнила она.

Он указал на юг, в ту сторону, куда она ходила, когда выслеживала сестру Коула. Баржа на канале рядом с «Энкиду»! Это же идеальная возможность найти Коула Уинтера. Она кивнула, показывая, что пойдет с ним. «Он щенок, — подумала она, без особого успеха стараясь себя успокоить. — Щенок, нарядившийся волком».

Майки шагал впереди — темный великан, растворявшийся в ночи. Ана шла следом, катя велосипед. Они свернули на другую улицу и подошли к складам. В нескольких разбитых окнах мигали костры. Ана ускорила шаги, чтобы не отстать от своего провожатого.

Чуть дальше, в темной нише, она заметила светящуюся в темноте кошку, которая быстро скользнула между выброшенными бочками из-под вина. Генетически измененные домашние любимцы пользовались большой популярностью в Азии, но в Англии они были запрещены законом. Нос, пасть, уши и глаза сиамской кошки испускали зеленый свет. Белые усы были похожи на жесткие световоды.

«Я провалилась в совершенно другой мир», — подумала Ана.

Пройдя под мостиком, соединявшим два склада, они оказались на большом дворе, окруженном заброшенными строениями. Из стоящего в центре двора шапито лилась электронная музыка. Когда ветер рванул клапаны входа, Ана увидела, что внутри люди танцуют, словно загипнотизированные. Шагая мимо, она смотрела на них, не в силах отвести глаз, и не заметила женщину с обожженным лицом, пока не почувствовала сжавшиеся у нее на запястье пальцы.

Испуганно вскрикнув, Ана отпрянула, но женщина держала ее крепко. Вместо щек у женщины были натянутые багровые заплаты. Ресницы и брови у нее полностью сгорели. По краям лица кожа собралась складками. Однако самым пугающим в ней были ее глаза. В тусклом свете от факелов радужка казалась абсолютно черной.

Ана обуздала свой страх.

— Отпустите!

— Какая гладенькая кожа! — сказала женщина. — Такую сейчас найти трудно.

Ана снова попыталась вырваться, но женщина оказалась сильнее.

— Я хочу тебя кое с кем познакомить.

— Не могу, — ответила Ана, — меня ждет друг.

— Я тут никого не вижу.

Ана быстро посмотрела вперед. Секунду она сама не смогла разглядеть Майки, но тут голос из темноты позвал:

— Побыстрее!

Женщина ослабила хватку. Ана высвободила руку и поспешила за своим громадным провожатым, взбивая пыль колесами велосипеда. Майки нырнул в проулок. Ана побежала за ним — и оказалась на берегу канала.

Свет, падавший из пришвартованной баржи, качался и шел рябью на маслянистой воде. Майки прыгнул на закругленную крышу баржи и постучал в один из иллюминаторов. По причалу стукнуло и шумно проехало что-то деревянное. В рулевой рубке появился неровно горящий фонарь.

— Майки? — спросил женский голос.

Великан быстро прошагал по центру баржи и прижался лицом к окну рубки.

— Привел клиента.

Он махнул рукой Ане. Она положила велосипед и прошла по скользким сходням.

— Иди сюда, — приказала женщина. Ана вошла в рубку. — Ты трясешься. Ты не больна, случаем? — спросила она.

Ана покачала головой.

— Ты на каких лекарствах?

— Ни на каких, — ответила Ана.

— Покажи-ка мне глаза!

Женщина проиллюстрировала свое требование, оттянув нижние веки так, чтобы стали видны белки глаз. Ана повторила это движение. Женщина привстала на цыпочки и подняла фонарь, чтобы лучше видеть.

— Ладно. Быстренько расплатись с Майки, и можно будет спускаться.

Ана сунула руку в сумку и вытащила рулончик купюр. Отделив верхнюю, она протянула ее Майки. Майки ей ухмыльнулся и сунул деньги в карман.

— У меня всего сотня, — сказала она женщине.

— Этого хватит.

— Что делать с велосипедом? — спросил Майки.

— Поставь под навес к остальным. Я через минутку запру.

Не успела Ана поблагодарить своего проводника, как он спрыгнул на берег. Женщина подтолкнула ее к люку, молча приглашая спуститься по вертикальному трапу.

Ана оказалась в обшитом панелями кубрике, пропитанном ароматом горящих поленьев. Закрытый каменный очаг тускло освещал помещение. От алюминиевой трубы, уходящей в потолок, расходился жар. Ана протянула ладони к теплу.

— Проходи.

Женщина кивнула в сторону единственной двери в дальней части кубрика. Ана прошла следом за ней через небольшую комнату, заметив картографические изображения на стенах, обшарпанный старомодный телевизор и, к немалому своему изумлению, пианино, задвинутое за диван.

Кубрик переходил в камбуз: два помещения разделялись парой книжных полок. Позади камбуза шел узкий коридор с двумя дверями напротив друг друга и третьей прямо впереди. Женщина вручила ей фонарь и достала стержень размером со спичку без головки. Она подожгла стерженек от фонаря и вошла в каюту. Спустя мгновение там стало светлее: второй четырехугольный фонарь на тумбочке начал светиться. Почти все пространство каюты занимала низкая двуспальная кровать. Вдоль стен стояло несколько деревянных стеллажей.

Все напряжение, сковавшее Ану, моментально испарилось, и ее тело обмякло.

— Спасибо, — сказала она, сунув женщине в руки рулончик купюр.

Женщина сняла с рулончика резинку и начала пересчитывать деньги. В мягком свете лампы Ана увидела, что эта женщина моложе, чем ей сначала показалось: ей было ближе к двадцати пяти, а не к тридцати пяти. У нее были аккуратные волосы до плеч, губы накрашены темной помадой. На ее продолговатом лице лежала тень враждебности.

Закончив счет, женщина вернула Ане десятифунтовую купюру.

— Моя каюта напротив твоей, — сказала она. — Ничего не трогай. И запри дверь.

С этими словами она повернулась и ушла.

Ана закрыла дверь каюты и задвинула металлический засов, а потом опустилась на кровать. От долгой езды на велосипеде ныли ноги. Пальцы рук и ног онемели. Она скинула туфли, сняла пиджак и джинсы и заползла под одеяло. В каюте было уютно. От постельного белья пахло чистотой. Усталость захлестнула ее: до этой минуты она не сознавала, сколько сил у нее отняли все стрессы этого дня и бессонная прошлая ночь.

Она закрыла глаза. По крыше тихо застучали капли дождя. Она лежала, слушая этот шум и радуясь, что уже не бродит по улицам в поисках ночлега. Сейчас она заснет, а встанет на рассвете. Наверняка в это время поблизости окажутся люди, с которыми можно будет поболтать. Прежде чем возвращаться домой, она разыщет Коула. Ей необходимо поговорить с ним!