В 1950–1960-х годах в северной части Рима, на улице Венето, рядом со зданиями в монументальном фашистском стиле появилось много построек в стиле ар-нуво. Это отели класса «люкс», элегантные магазины, модные тогда бары, выставлявшие столики на широкие тротуары. Произошло заметное оживление культурной и артистической жизни Рима. Широкий проспект, окаймленный деревьями, тянулся от площади Барберини с чудесным фонтаном Тритон работы Бернини до древних стен Порта Пинчиана. Он привлекал светскую публику, легкомысленное общество, мечтающее переделать мир. С раннего вечера и до рассвета интеллектуалы, политики, артисты, деятели кино, журналисты собирались в кафе «Стрега», «Доней», «Кафе де Пари», привлекаемые различными лакомствами или просто желанием увидеть знаменитостей. Они рассказывают забавные истории, спорят, комментируют события, сплетничают, критикуют… А за последним бокалом собирают все свежие сплетни. Фотографы настороже, выслеживают события, а лучше — скандал. В эти годы там часто бывали Эннио Флайяно, Альберто Сорди, многие актеры, снимавшиеся на студии «Чинечитта», такие как Ава Гарднер, Тони Франчиоза, Анита Экберг с мужем, английским актером Энтони Стилом, известные бурными выяснениями отношений на публике.

Федерико нечасто бывает в этих кафе, но он в курсе всех событий по рассказам друзей, в частности Эннио Флайяно. Флайяно постепенно убеждает Феллини вернуться к старому проекту «Моральдо в городе». Он мог бы изобразить Рим, увиденный глазами первого из «маменькиных сынков», набравшегося мужества отказаться от убогого провинциального существования и вступить в новую жизнь в столице. Но Федерико, осознав, что окружающее его общество изменилось, увидев его безнравственность, столкнувшись с его низостью и тщеславием, захотел изменить сценарий. Бесполезно возвращаться к прошлому, когда выросло новое послевоенное поколение, жизнь которого более легкая и сладкая в Риме, теперь тоже более свободном, но в то же время и более декадентском, а улица Венето превратилась в выставку последнего крика моды.

— Мы должны создать скульптуру в стиле Пикассо, разделить ее на куски, а затем заново соединить их по своему усмотрению, — сказал он коллегам в ходе подготовки фильма.

И он действительно делает это. С Эннио Флайяно, Туллио Пинелли и Брунелло Ронди создает огромную фреску, словно составленную из разных картин, приглашающих зрителя в путешествие по Риму, непринужденному, праздному, капризному и пресыщенному. Некоторые кинокритики упрекали его за желание карикатурно изобразить фашистское общество. Но хотя фильм и может показаться таким сегодня, Федерико Феллини не преследовал этой цели. Феллини никогда не критикует, не судит; он описывает, констатирует:

«Я вполне согласен с теми, кто считает, что автор — последний, кто может говорить объективно о своих творениях. Я не хочу показаться тем, кто, в силу кокетства или эксгибиционизма, стремится развеять миф или умалить то, что он сделал. Но мне кажется, у меня никогда не было намерения изобличать, критиковать, бичевать, делать сатиру: я не кипел ни нетерпимостью, ни презрением, ни яростью. Я не хотел никого обвинять».

Грандиозная панорама «Сладкая жизнь» — прежде всего документальная картина, ничего и никого не осуждающая. Это свидетельство нравов эпохи, одновременно католической и коррумпированной, находящейся под контролем папы, переосмысленное автором. Федерико описывает то, что видел сам, что ему рассказали. Все это он переработал, рассматривая сквозь призму своей фантазии. И каждому зрителю, в свою очередь, предлагается рассматривать это через свою собственную призму.

Фильм начинается шумом вертолета, летящего над руинами древнеримского акведука. Все невольно обращают взгляды к небу: гигантская статуя Христа, подвешенная на тросе, пролетает над городом. На борту другого вертолета находится Марчелло Рубини (Марчелло Мастроянни), журналист, готовящий репортаж об этом событии. Его сопровождает фотограф по имени Папараццо. После фильма это имя станет нарицательным: «папарацци» — так будут называть фоторепортеров, работающих для скандальной прессы, готовых на все, лишь бы добыть снимки о частной жизни знаменитостей. Марчелло, неудовлетворенный собой, ищет идеал, ищет себя, мечтает изменить жизнь. Он хотел бы стать писателем, но недостаток вдохновения толкает его браться за любую подвернувшуюся работу. По вечерам он ищет материал для светской хроники в ресторане, где проводят время представители высшего света. Там он встречает Маддалену (Анук Эме), богатую наследницу, изнывающую от смертельной скуки, оплакивающую пустоту своей жизни. Марчелло предлагает проводить ее, а по дороге они ради забавы приглашают в машину встретившуюся проститутку и везут ее к ней на окраину города. Там, в ее убогой комнате в полуподвале, Маддалена решает заняться любовью с Марчелло. Марчелло возвращается к себе только под утро и обнаруживает свою ревнивую невесту Эмму (Ивонна Фюрно) без сознания, а рядом — тюбик с таблетками. Он срочно отвозит ее в госпиталь. Затем вместе с Папараццо отправляется в аэропорт, уже запруженный возбужденной толпой журналистов, намеревающихся сделать фотографии прибывающей на съемки голливудской звезды Сильвии (Анита Экберг). Он присутствует на пресс-конференции голливудской дивы, отвлекается на несколько минут, чтобы узнать по телефону, как чувствует себя Эмма, а та снова устраивает очередную сцену ревности. Затем Марчелло присоединяется к группе журналистов, сопровождающих кинозвезду в поездке по Риму. Они поднимаются на купол собора Святого Петра. Сильвия в экстравагантном наряде, слишком сексуальном для такого случая. Она — очаровательная блондинка, блистательная, с соблазнительными, почти сверхъестественными формами. В тот же вечер он танцует с ней в ночном клубе, где выступает певец рок-н-ролла (Адриано Челентано). «Ты олицетворяешь все, — шепчет он ей, — первую женщину первого дня Сотворения мира, мать, сестру, любовницу, подругу, ангела, дьявола, землю, дом…» Она не слушает его. В любом случае она и не поняла бы его. Капризная, мнительная, провоцирующая, к тому же опьяневшая, она думает только о том, чтобы развлечься. Она заставляет Марчелло увести ее назло своему жениху, совершенно пьяному, и своре журналистов, постоянно преследующих ее. Потрясенный, он следует за ней по безлюдным улицам исторического центра Рима, а она убегает и, увидев фонтан Треви, во всей одежде забирается в воду. Марчелло находит ее, любуется ею, такой восхитительной, но недоступной. По ее зову он присоединяется к ней, войдя в воду тоже в одежде, а затем выносит ее на руках и доставляет к отелю на улице Венето. Там ее ожидает разъяренный жених, который в знак благодарности награждает Марчелло увесистой пощечиной. На следующий день Марчелло обратил внимание на мужчину, входящего в церковь. Он узнает его: это философ Штайнер (Ален Кюни), которого он считает идеалом. Он присоединяется к нему, слушает его игру на органе: токкату и фугу ре минор Баха… На следующий день, снова по заданию журнала, он отправляется с Папараццо и Эммой на поиски места, где якобы произошло чудо… Они оказываются на равнине среди огромной толпы фанатиков, верующих, неверующих, любопытных, окруженных телекамерами. Все они собрались, чтобы молить о милости у двоих детей, уверявших, что им явилась Пресвятая Дева Мария. Но репортаж прерван проливным дождем, который спровоцировал даже смерть одного калеки, но возбужденная толпа не обратила на это внимания… Вечером Марчелло приглашен с Эммой на прием к Штайнерам. Вечер проходил в чопорной атмосфере, говорили о поэзии, музыке, живописи, не избегали и высокопарных тем: женщины, цивилизация, жизнь, любовь, природа. «Нужно жить вне страстей, чувств, в гармонии успешного произведения искусства, так как в любой момент телефонный звонок может объявить о конце всего», — говорит ему Штайнер. На следующий день Марчелло уединился в маленьком уютном баре во Фреджене на берегу моря, чтобы в спокойной обстановке писать статью. Он с улыбкой наблюдает за маленькой официанткой, юной и невинной, чье лицо напоминает ему ангелов в церкви Омбри. Вернувшись в Рим, он узнает от Папараццо, что его отец приехал из Чесены по делам министерства и ожидает его в баре. На роль отца был выбран актер Аннибале Нинчи по причине сходства с Урбано Феллини. При встрече с сыном он выразил желание завершить вечер в «Ча-ча-ча», старом кабаре, о котором ему рассказывали. Там они смотрят выступление танцовщиц, исполняющих чарльстон, затем номер дрессировки кошек, который исполняют те же девушки, одетые в соответствующие костюмы, и, наконец, грустный клоун исполнил очень трогательное соло на трубе. А отец под воздействием шампанского пытается быть молодым и обольстительным. И он действительно очень понравился молодой танцовщице — француженке Фанни (Магали Ноэль), подруге Марчелло. Она приглашает их к себе на спагетти. Но отец, почувствовав недомогание и устыдившись своего поведения, попросил отвезти его на вокзал. Было четыре часа утра. Марчелло прощается с ним, не найдя ни нужных слов, ни смелости, чтобы поговорить с ним откровенно… Другим вечером Марчелло приглашен в замок, где вырождающиеся аристократы пытаются заглушить уныние охотой за привидениями и сеансами спиритизма. Там он встречает Маддалену, которая проводит его по большим пустым залам, пытается соблазнить, но затем предпочитает ему другого. Позже происходит очередная ссора Марчелло с Эммой, она гневно упрекает его в неверности, а он ее — в мещанской, эгоистичной и удушающей любви. Внезапный звонок заставляет его помчаться к Штайнерам: его друг, интеллектуал, просто обожаемый им, убил двоих своих детей и застрелился сам. Для Марчелло все рушится, это конец его надеждам и иллюзиям. И, как обычно, вокруг уже собралась свора фотографов и журналистов, все ждут возвращения жены Штайнера, которая еще ничего не знает… В конце фильма мы видим Марчелло, оставившего журналистику и занявшегося рекламой, на вилле в Фреджене. Там, в атмосфере пьянства и дебоша, его знакомая (Надя Грей) празднует свой развод. Марчелло, пьяный, как и другие, активно участвует в оргиях, продолжающихся до рассвета. Праздник завершается ранним утром походом компании на пляж, где рыбаки с трудом вытащили сеть с огромным морским чудовищем. У Марчелло создается впечатление, что эта огромная рыба — символ упадка мира и что она внимательно рассматривает их своим неподвижным глазом. И тогда он замечает немного дальше, на песчаной отмели, маленькую официантку с профилем ангела, которая машет ему и что-то кричит, словно просит его порвать с этим безнравственным миром. Эта чистая, светлая, юная девушка, возможно, призывает его к настоящей жизни, но узнает ли он ее? А из-за порывов ветра и шума волн он, не расслышав ее, отворачивается и присоединяется к остальным. В конце фильма — крупным планом милое улыбающееся лицо молодой девушки.

Дино Де Лаурентис был не очень доволен новым проектом Федерико, предпочитая «Моральдо в городе», где герой борется за светлые идеалы, отвергая всякие искушения и дурные примеры. А один из героев «Сладкой жизни» — интеллектуал Штайнер, покончивший с собой, его просто испугал. Кроме того, он не был согласен с тем, как Феллини распределил роли. Он намеревался привлечь американских актеров, звезд Голливуда: Поля Ньюмана, Барбару Станвик, Генри Фонда, а также свою жену Сильвану Мангано. Но Федерико считал Марчелло Мастроянни самым подходящим для роли главного героя, поэтому категорически заявил: «Это будет сценарий с Мастроянни, или вообще ничего не будет».

Дино отказывается уступить Федерико и поддержать фильм. Феллини начинает поиски нового продюсера, при этом следовало выкупить права у Де Лаурентиса, оцениваемые в семьдесят пять миллионов лир. Как это часто бывает, все решил случай. После нескольких недель мучительных поисков Феллини однажды встретился со старым знакомым, Джузеппе Амато, продюсером, с которым прежде встречался при съемках фильма «Впереди свободно» и нескольких фильмов Росселлини. Кроме того, Амато был режиссером фильма «Про́клятые женщины», в котором снималась Джульетта Мазина. Они были рады встрече, и Федерико рассказал о своем сценарии. Амато его одобрил и пригласил в качестве сопродюсера своего друга Анджело Риццоли. Но название фильма «Сладкая жизнь» ему не понравилось, он предпочитал, чтобы фильм назывался «Виа Венето».

— Мы обсудим окончательное название позже, — успокоил его Федерико, похлопав по плечу.

Анджело Риццоли не забыл успех «Маменькиных сынков», и уговаривать его не пришлось. Очень быстро он выкупил права у Дино Де Лаурентиса и создал с Амато компанию «Риама» (Pu — Риццоли, ама — Амато) по производству фильма.

В студиях новой компании Федерико подбирает актеров, статистов, артистов цирка и варьете, певцов. Кстати, после фильма Адриано Челентано станет знаменитым исполнителем итальянского рока. Феллини делает пробы и рассматривает их с неутомимым и верным Пьером Паоло Пазолини, профессиональный вкус и советы которого он очень ценит.

16 марта 1959 года на киностудии «Чинечитта» начались съемки «Сладкой жизни». Анита Экберг в широкополой шляпе взбирается по крутой лестнице на купол собора Святого Петра. За ней по пятам — запыхавшийся Марчелло Мастроянни. Купол собора воссоздан в четырнадцатом павильоне. Феллини увлечен игрой Мастроянни. У них сложились отличные отношения, они понимают друг друга с полуслова, актер полностью подчиняется режиссеру, принимает все его замечания. Федерико очень доволен своим выбором. А Аниту Экберг он нежно называет Анитона (супер-Анита). В интервью Джованни Граццини он сказал: «Я утверждаю, что Экберг, помимо всех ее достоинств, фосфоресцирующая». Ее восхитительная нордическая красота и вероломная сексуальность привлекали во время съемок у фонтана Треви толпы римлян, покоренных ею. Феллини всегда был очарован красавицами с севера. Грета Гарбо с царственно строгим и торжественным лицом в фильме Пабста «Безрадостные улицы» внушала ему благоговение. Анита буквально околдовала. Сияющая блондинка с нежнейшей кожей молочного цвета, она была загадочной, словно Млечный Путь.

Съемки на улице Венето оказались необычайно сложными, настолько, что было невозможно работать по вечерам на террасах кафе. Тогда Федерико решил сконструировать с помощью Джерарди копию участка знаменитого проспекта с «Кафе де Пари» в пятом павильоне, причем декорации оказались настолько удачными, что нравились ему больше, чем оригинал. С этого момента он решил и дальше снимать не на улице, а в декорациях. Пятая студия стала его основной съемочной площадкой, его вторым домом, «студией Феллини», как будут говорить отныне в Риме. В середине августа 1959 года, после того как сняли сцену вечеринки с оргией в студии «Чинечитты», а финальную сцену — на пляже Фреджены, фильм был завершен.

Съемки продолжались пять месяцев. Отелло Мартелли отвечал за освещение. Сын Чезаре Заваттини, Артуро, стоял за камерой. Они сняли фантастические кадры, используя специальный формат, который усиливал впечатление от фресок, что делало изображение исключительным. Теперь за монтаж взялся Лео Катоццо: он должен был обработать двадцать километров пленки. Осенью была готова первая копия, продолжительность фильма — три часа двадцать минут. Это слишком много. К большому сожалению всей команды, удалось сократить фильм до трех часов. Теперь Федерико занялся озвучиванием, причем не только ролей иностранных актеров, которых дублировали, но и итальянских. Осталось синхронизировать фильм с голосами дубляжа и замечательной музыкой Нино Рота, записанной под руководством дирижера Франко Феррара.

3 февраля 1960 года состоялась премьера фильма в кинотеатре «Фиамма». Ее сопровождали редкие аплодисменты и немало свиста. Феллини упрекали в том, что фильм слишком длинный, скучный, непристойный. Разгорался скандал. Оба продюсера, Анджело Риццоли и Джузеппе Амато, а также кинопрокатчик, ответственный за распространение фильма, ожидали худшего. Фильм, стоивший очень дорого, теперь рисковал вызвать гнев цензуры и, возможно, даже судебное преследование. Спустя два дня в Милане была организована приватная демонстрация фильма у Риццоли для его друзей, но и там он был встречен довольно холодно. Миланцы сочли фильм «слишком римским» с его вечеринками и ночными клубами, с его папарацци, преследующими знаменитостей, словно жертву. Этот Рим, где сосуществуют святое и мирское, где царит фривольность и где не знают, чего хотят, был непонятен деловым миланцам. С первых кадров фильма в кинотеатрах Милана раздавался свист и даже слышались выкрики: «Позор! Довольно!» Мастроянни считали коммунистом и бездельником. Но, несмотря на это, зрители брали штурмом кинотеатр «Капитол», толпа даже разбила витрину в стремлении увидеть фильм, пока его не запретили.

В католических кругах «Сладкая жизнь» становится «отвратительной жизнью». Католическая церковь не рекомендует этот фильм ни взрослым, ни детям, считая, что в нем нет ни морали, ни надежды, ни раскаяния. Центр католической кинематографии запретил его. Отец Делла Торре, директор газеты Ватикана «Римский обозреватель» («L’Osservatore romano»), не видевший фильма, заявил: «Не нужно смотреть гадости, чтобы их осудить». Феллини потрясен. Он верил, что как истинный католик создал фильм, обличающий зло и лжехристиан, не колеблясь использующих лжечудеса для одурачивания людей! Кардинал Зири, посмотревший фильм в приватной обстановке, не высказал отрицательного мнения, но после того, как он подвергся жесткой критике за свою позицию в отношении «Ночей Кабирии», больше не хотел вмешиваться. Отчаявшийся Федерико снова обращается к своему другу падре Арпа, чтобы добиться аудиенции у архиепископа Милана, кардинала Джованни Баттиста Монтини (будущего папы Павла VI). Падре Арпа его сопровождал. Но после того как они прождали два с половиной часа, кардинал сообщил через секретаря, что отменяет аудиенцию. На этот раз падре Арпа действительно не может ничего сделать. И сверх того, на него обрушился гнев Верховной конгрегации святого Офиса, сделавшей ему выговор.

17 февраля 1960 года литературный кружок Чарли Чаплина в Риме организует дебаты по фильму. На следующий день в левой газете «Паэзе сера» появился отчет о событии: «Толпа, насчитывающая примерно две тысячи человек, заполнила зал, коридоры и лестницу галереи… Многие зрители не смогли попасть в зал; вмешалась полиция, чтобы сдерживать толпу и навести порядок, хотя и не смогла предотвратить нескольких инцидентов». В тот же день помощник госсекретаря по туризму и культуре, христианский демократ Доменико Магри, поддержал запрос парламентариев, пожелавших запретить фильм. Пьер Паоло Пазолини подлил масла в огонь, заявив в ходе дебатов, что «Сладкая жизнь» — это фильм «католический, отличающийся красотой часто потрясающей, часто ужасающей, часто ангельской», и обвинил газету «Римский обозреватель» в том, что она не разглядела его революционности. Он возмущен также еженедельником «Репортер», где работал кинокритиком, и ушел из него, хлопнув дверью из-за расхождения во взглядах на фильм. Огорченный его поведением, Эннио Флайяно говорил, что создается впечатление, «будто фильм сделан Пазолини». Но именно благодаря активной позиции Пазолини итальянские левые стали наконец тоже защищать фильм и его создателя. О фильме спорят все: журналисты, политики, публика, религиозные круги. А Федерико заставляет себя держаться в стороне от полемики.

Феллини рассказал две истории, иллюстрирующие исключительную враждебность, с которой был встречен фильм. Однажды маленькая старая женщина, вся в черном, в соломенной шляпке с лентой, вышла из черного «мерседеса» и пересекла площадь Испании, чтобы схватить Феллини за галстук и злобно прокричать ему в лицо: «Лучше привязать камень на шею и утопиться в море, чем вызывать негодование людей!» В другой раз Федерико был в Падуе и увидел огромный плакат в черной рамке, на котором было написано: «Помолимся за спасение души Федерико Феллини, публичного грешника».

В мае мнение жюри XIII Каннского кинофестиваля под председательством Жоржа Сименона разделилось между двумя итальянскими фильмами: «Сладкая жизнь» и «Приключение» Микеланджело Антониони. Сам Сименон был, бесспорно, за «Сладкую жизнь», но его озадачило постоянное давление Робера Фабр-Лебре, находящегося, в свою очередь, под влиянием представителя министерства иностранных дел, заявившего, что в силу дипломатических соображений необходимо вручить главный приз фильму США. В конце концов благодаря голосу Генри Миллера, поддержавшего Сименона, «Золотая пальмовая ветвь» была присуждена «Сладкой жизни».

«…когда я прочел список удостоенных награды на закрытии фестиваля, я громко свистнул, в то время как только некоторые аплодировали, причем казалось, что они стыдятся быть исключением. А ведь еще в полдень того же дня я обедал с иностранными продюсерами. Они, тогда еще не знавшие результатов решения жюри, уверенно заявляли, что ни один не купил бы международные права на фильм за пятьдесят тысяч долларов».

Далее последовали награды по всему миру, в том числе «Оскар» в Голливуде за черно-белые костюмы Пьеро Джерарди и три «Серебряные ленты» в Венеции за лучший сценарий, лучшую главную мужскую роль (Марчелло Мастроянни) и лучшие декорации (Пьеро Джерарди). В то же время в некоторых странах фильм появился на экранах не сразу. В частности, в Испании он был показан только в июне 1981 года, спустя двадцать лет. Наконец, тридцать четыре года спустя после выхода фильма в Италии в римской газете «Мессаджеро» от 14 января 1994 года появилась статья Констанцо Константини, реабилитирующая фильм в глазах католиков.

Фильм имел небывалый коммерческий успех и принес миллионы долларов прибыли.