Мерно стучат колеса, периодически подпрыгивая на попадающихся камнях и неприятно отдаваясь во всем теле. То, укачивая и навевая дрему, то резкими толчками возвращая в реальность. Солнце, недавно занявшее зенит, словно решило поработать ради меня одного, палит просто зверски, а остальным хоть бы хны. И мухи, крупные зеленые мухи, как же я вас ненавижу, вечно лезите в глаза, в нос, рот. И жужжите, жужжите, чертово отродье. И клетка, грубо сколоченная, необтесанная клетка метр на метр, впрочем, как и у других, привилегированных здесь нет, как же из-за нее все затекло. Уже устал растирать то ноги, то зад, то спину, то еще что. И жутко хочется пить, в последний раз воду давали уже и не помню когда, а дадут ли еще - неизвестно. Но я думаю - дадут, им не нужны трупы, а то прикончили бы нас еще раньше, не заморачиваясь с клетками, перевозкой, охраной. Да-да, охраной. Нас, чуть больше тридцати человек, охраняли, если не ошибаюсь, около десятка устрашающего вида наездников на незнакомых мне животных. Больше похожие на страусов, эти птицы все-таки ими не были, и даже не состояли с ними в дальнем родстве, слишком уж мало у них было общего. Вернее, только одно - примерно так же смотрелась бы верховая езда на них. И все. Остальное лишь сплошные отличия. Эх, как нехорошо все повернулось.

После "погребения" отца, Натиль меня немного подлечила, убрав головокружение, и мы разделились. Она сказал, что теперь мне просто смертельно опасно появляться не только в академии, но и вообще в каком-либо населенном пункте, без удостоверения, без документов и каких либо опознавательных знаков меня бы сразу приравняли к шпиону. И последствия вполне очевидны. В военное то время. При таком то враге.

Каттонис - государство, процветающее на рабовладельческом строе, было известно своим неспокойным характером и набегами на соседей, постоянными стычками и мелкими войнами, гладиаторскими аренами и лучшими воинами-стали на всем материке - и это только малая толика причин заслуженной нелюбви и неприязни к жителям пустынь и степей. Все это Натиль выдала на одном дыхании, потом показала рукой на запад и сказала:

- Для тебя сейчас опасны все, и мы, и каттонисийцы. Прорвешься в Даггур, это соседняя страна, может, и выживешь, здесь же тебя будут ждать или наши мастера пыточных дел, или каттонисийские гладиаторские арены. В любом случае - смерть.

Помолчав немного, она еще спросила:

- Алистер, ты сделал все, что мог, что бы помочь отцу?

Я покачал головой:

- Я ничего не сделал, слишком быстро все произошло, мне жаль, но я ничем ему не помог, - она кивнула.

- Тебе туда, Алистер, прощай, - и, указав рукой направление, пошла в другую сторону.

- Прощай, Натиль, и прости меня, - но она не услышала, слишком тихий был шепот.

А через два часа ходу внезапно накатило чувство опасности и я, не особо раздумывая, бросился бежать, петляя как заяц. Но это не помогло, спустя, буквально, несколько минут, сзади отчетливо раздалось многоголосое взвизгивание и десятки прыжков, ощутимо отдающихся в земле. Бросив назад взгляд, я похолодел, огромными скачками, покрывая два, три, а то и четыре метра за раз, меня настигала немаленькая свора вчерашних ночных гостей. Только теперь уже я был гостем, вернее, дичью, а они тут - хозяевами. Припустить еще быстрее не было сил, и так бежал на пределе, а потом чувство опасности просто шибануло в мозг, заставив кубарем откатиться в бок, пропуская мимо себя громадную тушу, но от следующего броска новой твари я уже уклониться не смог - зубодробительный удар в грудь, когда живой таран просто сбил меня, как пушинку, и откинул в сторону на добрый пяток метров, заставив кувыркнуться в воздухе и пересчитать ребрами три метра сухой, жесткой земли. Как я еще не вырубился после такого - не знаю, к утреннему головокружению добавилась еще и боль во всем теле, это если не считать наверняка сломанной парочки ребер и приличного сотрясения мозга. Болело все и везде. А обступившие меня кольцом кошмарные создания только ухудшили настроение, ей богу, как же мне это все надоело.

- Нассыр! Аррс, нассыр! - твари, словно по команде, разошлись, явив за своими спинами двух крепких, в кожаных доспехах людей.

- Смотри, какой крепкий, обычно дух вышибает сразу, а этот еще и скалится! - воскликнул один из них.

- Не зря гнали, хорошая добыча, чувствуешь, чем звенит?

- Серебром звенит, серебром, не меньше, - рассмеялся первый, - давай, забираем и назад.

- Аррс, тумм, сарт! - на голову будто опустилась наковальня и мир исчез.

А очнулся уже в этой клетке, с этими мухами и под палящим солнцем. Сзади и спереди в аналогичных телегах в таких же клетках ехали подобные мне неудачники, кто-то не успел спрятаться, кто-то не убежал, а кто и просто пытался оказать сопротивление, таких было не мало, за то время, что мы едем, наслушаться я успел предостаточно. Каттонис вторгся значительно глубже, чем обычно, сметя сторожевые крепости и заслоны, застав врасплох своим численным и качественным превосходством. Это была война, может, и маленькая, но все же война. Им нужны были рабы, корм и еда. Рабы для арен, корм для зверинцев, еда для себя. И если для третьего годился скот, фрукты, овощи и прочие продукты труда, то для первого и второго годились только люди. Сильным - арена, остальным - желудки тварей. Жестоко и просто. По словам избитого мужика из соседней клети, нас отобрали для арен, но долго мы не проживем, хоть смерть в бою и лучше, чем в желудке очередного аррса.

Аррсы - те самые твари, и хоть встреча произошла при дневном свете, но в спешке не было времени их рассматривать, помню только, что вместо голов у них щупальца, снабженные снизу вертикальной щелью-ртом и подвижными зубами, так как шевелили они ими довольно жутко. Премерзкие твари.

Так что теперь я без пяти минут гладиатор и мне по-прежнему жутко хочется пить. Словно услышав меня, с головы колоны пошло оживление, стали раздавать воду, просто выливая порцию сверху прутья клетки, что поймал - твое. И ловили, и я ловил, ртом, все, до последней капли, теплую, с примесью песка, но, все же, воду. А потом пытался принять другую позу и замереть в ней еще хотя бы на полчасика, что бы потом принять другую, а потом третью и так далее, бесконечно и без конца. Сколько нам еще ехать? Кто знает.

Кому надо было, справлял нужду тут же, под себя, клетка и была, по сути, телегой, установленная на две параллельные жерди с колесами, оставляя под собой и позади все, что не удерживалось внутри. Погонщики шли чуть поодаль, лишь лениво стегая изредка замедляющуюся тягловую скотину, так как вблизи запахи, скажем так, не вдохновляли, видно, клетки использовались по назначению не раз и не два. И вся эта откровенно попахивающая колона, с охраной и погонщиками монотонно и непрерывно продвигалась вперед. Есть нам не предлагали, не считали нужным. Пленники, поначалу, кричали, грозились, потом ругались, поминая и проклиная, что-то требовали, но их ставили не выше скота, мычит и мычит, а потому никакой реакции не было, просто не обращали внимания, считали ниже своего достоинства ответ скоту.

Поездка заняла двое суток, палящее солнце и надоедливые мухи днем, и пробирающий до костей ветер и кровососущая мелочь ночью, даже не знаю, что было хуже. На третьи сутки стали видны стены. Погонщики, увидев их первыми, заметно оживились и стали чаще подгонять скотину, не терпелось, видно, избавиться от вонючего груза. Охрана тоже пришла в оживление, до того молчаливая, теперь же так и сыплющая шутками, подколами, зубоскаля и насмехаясь друг с дружки, предвкушая вечерние посиделки в кабаке на заработанные от сопровождения каравана деньги. А мы, нам радоваться не пристало, впереди одна неизвестность и ожидание скорой смерти. Как все это будет, когда. Я вздохнул. Серая глыба стены уже нависла над нами и мы, невольники, узники, будущее мясо гладиаторской арены, вовсю старались наполнить каждый миг скоротечной жизни чем-то новым, жадно вглядываясь в вихрь жизни, бушующий по ту сторону клеток.

За воротами караван свернул на широкую улицу понад самой стеной и, пройдя, буквально метров сто, остановился под громадным навесом, разделенным на секции, представляющие собой те же клетки, только больших размеров. Погонщики отработанно заставили тягловую скотину развернуть телеги и сдать назад, приблизив нас к нашим новым обиталищам. Затем, с противоположной стороны улицы, из здания с высокой башней, напоминающей минарет, выскочили обнаженные по пояс мужчины с бронзовыми ошейниками и наручнями, споро подбежали и, вращая небольшие вороты стали поднимать толстенные решетки клеток напротив каждого из нас, образуя что-то вроде окна метр на метр по центру клетки. Погонщики, казалось, только этого и ждали, как только напротив кого-нибудь оказывался достаточный проем, они сдавали телегу назад, упирая клетку в открывшееся окно и, что-то прошептав, буквально заставляли решетку отъехать вверх, освобождая проход узнику. Если невольник мешкал, то получал отборную брань и пожелание нелегкой смерти, но, как правило, таких почти не было, все хотели оставить маленькую вонючую тюрьму подальше от себя.

Подошла и моя очередь, сжимая зубы и стараясь не застонать от боли, перебирая руками, кое-как спустился в свой новый дом. Решетка сзади тут же с грохотом опустилась, отрезав от внешнего мира еще более неприступной толщиной прутьев. В углу обнаружилась охапка соломы и я, порядком вымученный как поездкой, так и ноющим телом, просто свалился на нее и прикрыл глаза. Лязг и грохот вокруг продолжался, еще не всех загнали, не все клетки получили своих жильцов.

- Кто тут у нас? Ты смотри, какая длинноволосая малышка, - голос раздался из соседней клетки, пустующей, когда я заходил внутрь. Человек стоял у прутьев и буквально вжался в решетку, поедая меня глазами. Открыл и скосил взгляд: высокий, мордастый, в одной набедренной повязке, жир наполовину с мышцами, килограмм под сто точно есть. Мне он сразу не понравился, и не из-за обращения, было в нем что-то отталкивающее, неприятный тип, в общем.

- Ну, что смотришь, куколка, соскучилась, небось, по настоящему мужику? - и громогласно заржал, довольный своей шутке.

- Джар, ублюдок, заткнись, я тебя очень прошу, - раздалось слабое из противоположной клетки, там, в глубине, на соломе, лежал, скрючившись, человек. И чувствовал он себя точно не хорошо, ноги и руки подтянуты к груди, голова склонена - поза эмбриона.

- А, Пайсон, тебе понравился мой удар? Вижу, понравился, - скалиться, - до сих пор отойти не можешь.

- Ты скотина, Джар, дай помереть спокойно, - говоривший явно не лукавил, дрожащий голос и редкие вздрагивания создавали печальную картину.

- Эй, малышка, ну что ты молчишь, сказала бы что-нибудь, - это опять мне.

Перевел взгляд на него. Ни морали, ни совести, ничего в нем не увидел, жестокая человекоподобная обезьяна, равнодушная к чужим страданиям. Закрыл глаза, говорить с ним было не о чем, да и не хотелось, слишком все ныло и болело. Сконцентрировался, вызывая знакомое состояние, отдаляясь, становясь сторонним наблюдателем, отрешенным, беспристрастным. Появившиеся ощущения не принесли облегчения, тело пострадало, и сильно, а все, что я мог, это только констатировать - внутренних кровотечений нет, органы целы, только ребра сломаны, но сколько - я не знал, и с головой не все в порядке - постоянное легкое головокружение, и только. Про то, что я похож на отбивную, старался даже не думать.

- Дрянь, не смей меня игнорировать, - опять этот Джар, - пожалеешь, - злобный шепот ему очень шел, как раз в его амплуа.

- Ну, смотри, гаденыш, встретимся еще, пожалеешь, - и отошел вглубь клетки.

Итак, у меня двое соседей, один скоро отдаст концы, второй - здоровее всех живых и редкая мразь. До вечера нас оставили в покое, никто не приходил, каждый занимался, чем хотел, слышались разговоры, стоны, кто-то что-то орал, потом орали на него, в общем, снимали стресс как могли. Как оказалось, эти клетки были постоянным жилищем для тех, кому посчастливилось выжить на арене, и почти никогда не стояли заполненными, слишком высока была смертность. Нас запустили в них, когда заканчивалась тренировка, и старички вернулись почти вовремя, как раз, что бы поздравить прибывших с новосельем. И ввести в печальный курс предстоящего.

В общем, из поступавших новичков, дай бог, что бы выживал каждый десятый, здесь ни с кем не церемонились, лечение было поверхностным, и то только если человеческий материал того стоил. Сломал руку - сам виноват, значит, сдохнешь, так что ребра остаются всецело на мне. Тренировки проходили каждый день, с перерывом на обед, и длились до самого заката, только сегодня, почему-то, было сделано исключение. На завтрак полагалась кружка воды, в обед кормили какой-то баландой, на ужин гладиаторы могли рассчитывать только на воду и хлеб, в общем, паршиво. Вот и все, больше ничего почерпнуть не удалось, старожилы были не особо разговорчивы. Позубоскалить, поиздеваться - да, а помочь или рассказать что - на это здесь не были способны, каждый сам за себя, каждый против всех. Да и чего ждать от людей, из которых совсем немногие переживут следующую неделю, сплошь обреченное мясо, смысл таким что-либо объяснять.

Все это схватывалось на лету, запоминаясь и складываясь в дальний угол памяти, не нарушая внутренней сосредоточенности и концентрации. Внешние раздражители отошли на второй план, боль в теле, шум вокруг, неприятный запах, все это ощущалось в полной мере, но не было способно отвлечь. Погружаясь в омут, удерживаясь на самой грани, почти ощущая, как рвутся от напряжения несуществующие жилы, все же старался хоть чуть-чуть, хоть не намного, но продвинуться вглубь. И это получалось, ценой неимоверных усилий, ценой пота, обильно покрывшего все тело, вновь хлынувшей из разбитого носа крови, искусанных губ и головной боли, но получалось.

Новый звук вклинился подобно окрику в тишине, объединяя в себе скрип и грохот поднимаемых решеток. Потом редкая брань и сонные зевки вокруг прояснили ситуацию - прошла ночь и уже утро, гладиаторов выгоняют на тренировку, скоро поднимется и моя решетка, настанет мой черед. А народ уже выбирался и строился в шеренгу, словно на смотр, затихали проклятия, стоны, ругань, особенно после того, как дюжие надсмотрщики пару раз, не сдерживаясь, прошлись по строю плетьми. Через мгновение дрогнула и, с легким поскрипыванием, стала подниматься и моя решетка - пора. Открыл глаза, сзади, около виденного раньше ворота, трудился раб в ошейнике и наручнях, а из клеток выходили последние невольники, поторапливаемые гневными окриками надсмотрщиков. За ночь мне немного полегчало, но ребра при малейшем нажатии начинали несносно болеть, и выходил я, стараясь ничем особо их не тревожить. Встал в строй. Толпа вонючих, немытых мужиков, человек шестьдесят, не меньше, как новички, так и уже почти состоявшиеся гладиаторы, все стояли в строю, молча, угрюмо. А перед нами прохаживались десять надзирателей, все как один здоровые, рослые, мускулистые, в руках у каждого кнут, на поясе по здоровенному ножу, одетые в кожаные штаны, безрукавки и сандалии. Никаких украшений, ничего лишнего, просто рабочая одежда, и их работой были мы.

Первым заговорил детина по центру, сплюнув нам под ноги:

- Слушать сюда! Повторять не буду! Вы все сброд! И останетесь им, пока не заслужите право называться гладиатором! Большинство из вас сдохнет недели через две-три, останутся только самые стойкие и выносливые, остальные же пойдут на корм аррсам! - он опять сплюнул, презрительно скривившись, осмотрел строй, про себя решил называть его Крикуном, как раз по нему кличка.

- Неудачная какая-то партия, а, Курат? - соседний надзиратель только кивнул в ответ.

- Паршиво, хозяин будет не доволен. Ладно, продолжаю. Чтобы старался каждый ублюдок, если не буду видеть, что выкладываетесь по полной, лично буду сечь, и поверьте, вы будете жалеть, что не сдохли по пути сюда.

- Далее, мое слово и стоящих перед вами господ, а для вас мы именно ими и являемся - закон, не сметь перечить или ослушаться. Обращаться к нам вам запрещено, вы только выполняете приказы и беспрекословно подчиняетесь.

Он снова оглядел нас.

- А теперь, отродье, тренировка, - и, кивнув стоявшему с другой стороны клеток рабу, отправился к начавшей подниматься створке ворот, мы пристроились следом, конвоируемые с левой стороны остальными девятью надсмотрщиками. Перед проходом стоял еще один раб с тележкой и бочкой воды в ней, и с кружкой на длинной ручке, каждому проходящему, при желании, дозволялось на завтрак выпить одну такую. Увиденное далее впечатляло. Пройдя сквозь арку, мы попали на огромное поле, сплошь и рядом заставленное всевозможными турниками и приспособлениями, насколько хватало глаз, и более того, со всем этим нам, скорее всего, теперь придется работать.

- Для начала немного побегаем, - сказал Крикун и просто кинулся вперед, кто посообразительнее, потянулся за ним, остальные же получили от идущих рядом надзирателей по удару кнутами, оставивших на многих кровавые полосы.

Я бежал в первой десятке, ближе к концу, сцепив зубы и не обращая внимания на ноющие и периодически стреляющие болью ребра. Бежал наравне, не отставая и не вырываясь вперед, в принципе, ничего особенного, для меня это была бы просто разминка, если бы не травмы, благо, хоть голова почти не кружилась, так, разве что слегка. Темп был не высок, ноги месили землю без напряга, сзади и спереди уже раздавалось сиплое дыхание, кто-то явно не осиливал, минут двадцать точно бежим, а ведущий и не собирался останавливаться, видно, решил сразу посмотреть, кто из себя что представляет.

И ведь посмотрел, больше половины просто свалилось с ног, услышав команду "Привал", остальные же или просто натужно дышали, или... Он смотрел на меня пристально, зло, явно рассчитывал, что сдам первый, выплюну легкие и буду лежать в пыли наравне с большинством. В итоге же на ногах осталось всего тринадцать человек, и я входил в наиболее свежую пятерку, не только почти не проявлявшую признаков усталости, но и дышавшую почти так же, как и до пробежки.

- И где это принято мужикам носить бабьи косы, - он просто выплюнул эти слова, продолжая сверлить меня взглядом. Я молчал, пялясь перед собой.

- Ладно, твое дело, оттаскают разок-другой за них, сам попросишь отрезать, - и смачно сплюнул мне на левую ногу. Попал. Плевок растекся по ступне, попав на пальцы и стек по ним на землю, мне же было все равно, смотрел отстраненно, будто и не я здесь стою, и не со мной все это происходит.

- Так, слабаки, те, кто остался на ногах, еще могут выжить, остальные готовьтесь к встрече с аррсами. Встали и пошли за мной!

И все пошли за ним. Не понятно только одно, их всего десять, нас около шестидесяти, неужели они не боятся, что мы можем кинуться и просто разорвать их? Да, они выглядят сильнее и более опытными, но нас же намного больше. Видно, так думал один только я, так как никаких попыток напасть или сбежать не предпринималось. Странно, может, просто чего-то не знаю?

Остановились через несколько метров у спуска к полосе с препятствиями, и сзади сразу же раздалась череда стонов, и было от чего, это сумасшествие придумал или больной на голову человек, или злой гений. А уж то, что кто-то сможет это пройти - вообще казалось абсурдом. Перед нами была обычная петляющая дорога, начинающаяся тремя метрами ниже нас и стелющаяся примерно километра полтора, вплоть до стоящего вдалеке навеса, и все, на этом причастность ко всему нормальному заканчивалось, и начиналось ненормальное. По всему пути дорогу преграждали десятки деревянных конструкций, призванных убивать и калечить людей, разрубая, сминая, прокалывая, избивая и это только то, что было видно отсюда. Не ошибусь, если предположу наличие скрытых ловушек и прочих смертельных сюрпризов, что бы уже наверняка, с гарантией. Повсюду был виден блеск острой стали, крючья, копья, широкие лезвия, узкие, а ближайшие к нам агрегаты были почти полностью красными, и это только видимая нам, лишь малая толика ожидающего ужаса.

- Ну что, ублюдки, небось, в штаны уже наложили? - и все десять надсмотрщиков заржали удачной, по их мнению, шутке.

Народ был подавлен, если не сказать больше, создавалось впечатление, что нас привезли не обучать, а пропустить через мясорубку на потеху здешним хозяевам, чтобы те полюбовались на фарш на выходе.

- Ладно, девочки, свою участь вы увидели, теперь непосредственно сама тренировка, - я так понял, остальные девять немые или молчуны, так как с нами разговаривал все время один и тот же.

Нас разбили на пары, мне достался примерно моего роста крепкий мужик, он стоял напротив и угрюмо смотрел на меня, словно я собирался его обокрасть. Мой кивок он проигнорировал, лишь еще больше нахмурившись.

- Значит так, хочу, что бы один валялся на земле. Начали!

И мой напарник сразу же бросился на меня, пытаясь сграбастать. Такого подарка я от него даже не ожидал и резко, без замаха, с поворотом корпуса впечатал кулак в кадык, в боку стрельнуло.

- Эк ты его, - проронил вдруг один из молчунов, - что ж, может, из тебя и будет толк.

- Эй, Тиор, не балуй его, - кинул ему Крикун, и тот лишь кивнул. Тиор, значит.

Спустя какое-то время на земле вместо половины валялось добрых три четверти, размазывая кровавые сопли или просто находясь в отключке. Надзиратели были явно озадачены.

- Вот отродьевы выкормыши! - Крикун зло сплюнул, посмотрел на коллег, - все еще хуже, чем я думал!

- Всех в общую мясорубку, а этих, что стоят, разберем, - это Тиор, - не вижу другого варианта, - Крикун с досадой оглядел "выживших" - одиннадцать человек, включая меня, и опять сплюнул.

- Черт с ними, согласен!

И начался дележ, каждый надсмотрщик кивал одному из нас, и тот подходил к нему, я достался Тиору, что не очень-то меня удивило. Оставшись стоять в стороне, мы наблюдали за тем, как Крикун и еще двое пинками поднимали этих, по их словам, "развратных баб", развалившихся в ожидании похотливых мужиков. Так, под смешки и шуточки, каждый получил по увесистому удару по ребрам, а если этого было мало, то добавка не заставляла себя ждать, пинков у этих господ было с запасом. Кое-как поставив вертикально весь строй, нас определили в голову колонны, и повели вправо от полосы препятствий, попутно Крикун объяснял наше дальнейшее расписание:

- Значит так, отродье, каждый день для вас уже расписан от и до! Сначала завтрак, - от надсмотрщиков раздался смешок, - потом пробежка, далее занимаетесь с такими же неудачниками по общей программе! - он резко развернулся и сжал свой огромный кулак перед всем строем, - и пусть только мне скажут, что вы не старались, три шкуры спущу! Далее, обед! Потом опять общая тренировка до самого заката и по клеткам, там получите ужин, кому не ясно - шаг вперед, и я лично выбью из него дух! - никто не шелохнулся, все потеряно смотрели перед собой, обреченность словно сломила их дух, сковала и запечатала.

- Те же, кого мы отобрали, после обеда ждут нас у полосы, и попробуйте не явиться, - последнее он просто прошипел сквозь зубы и, развернувшись, пошел дальше, мы двинулись следом.

Спустя минут пять вышли на небольшое поле с одним единственным зданием около него, где уже сидели или стояли группы аналогичные нашей, со своими надсмотрщиками, каждая обособленно, не смешиваясь.

- Вы только посмотрите, кто к нам пожаловал! - один из чужих надсмотрщиков встал и по-шутовски поклонился, раздался гогот, шутку явно оценили.

- Заткнулся бы ты, Бамут, а то опять положу в лечебку, - беззлобно ответил Крикун, - кого еще ждем?

- Так только тебя и ждали, впрочем, как и всегда, - опять поклон, и опять смех из нескольких десятков глоток.

- Сволочи вы все и ублюдки, - Крикун только махнул рукой, от чего гогот стал еще громче.

Тем не менее, надсмотрщики поднялись и согнали всех по колоннам, итого получилось порядка десяти рядов, и если численность была примерно равна, то это, без малого - около полутысячи человек. После этого нас направили к зданию и стали запускать внутрь, одних, без надсмотрщиков. Каково же было мое удивление, когда небольшая, вроде бы, постройка, оказалась всего лишь спуском в просто огромнейший котлован, не видимый ранее из-за самого здания. А представлял он собой сплошную тренировочную площадку с тренажерами, дорожками для бега и всем прочим. По крайней мере, никаких зверских конструкций видно не было. Сами надсмотрщики расположились сверху, для них оттуда все было как на ладони, и не требовалось личного участия, достаточно было крикнуть приказ, а ослушаться, думаю, никто не посмеет, учитывая состояние людей вокруг меня. В общем, система была отлажена и работала как часы.

Сам принцип функционирования этого стадиона заключался в следующем. После спуска шла распределительная площадка с тремя ответвлениями, каждое в свою специфическую зону: бег, тренировки с весами и спарринги. Нас погнали налево, на беговою дорожку, и, уверен, многим это запомнилось на всю оставшуюся жизнь, какой бы недолгой она ни была. Бег длился до самого обеда, без остановок и передышек, люди просто отставали, запинались, падали, и оставались лежать, а остальная масса продолжала бежать вперед. О том, чтобы помочь, никто и не подумал, не до того было, здесь другой мир, другие законы. Постепенно тел на земле оставалось все больше и больше, одни стонали, другие хрипели, сипло дыша и проклиная этот мир и все в нем, еще кто-то пытался ползти, чуть отдохнув и хоть немного придя в себя, но все это было напрасно, в итоге, еле переставляя ногами, по дорожке волочилось три тела, жалкие, измученные человечки. Они так смешно переставляли ногами, что надсмотрщики просто ржали во все горло, передавая друг другу выигранные или проигранные деньги, на нас, оказывается, еще и делали ставки.

- Эй, улитки, отдых! - Крикуна было слышно как никогда хорошо, видно, ставил на своих, а из еще державшейся тройки я и еще один были из его подопечных. Упали там же, где плелись, стараясь не сильно хватать ртом пыль. Я посмотрел на братьев по несчастью - серые лица, глаза навыкате, неужели и у меня такой же вид. Ведь бегал до этого, и не меньше, может, все дело в том, что то была иллюзия? Хотя ощущения были точь-в-точь, и прогресс должен был сохраниться в реале. Ладно, чувствовал я себя все равно паршиво, выложился почти весь, но при необходимости мог бы еще проплестись пару кругов, но тогда просто упал бы уже без чувств, освободив сознание от бренностей этого мира.

Мужик из моего отряда протянул руку:

- Аррун, - я схватил, слабо пожал.

- Алистер, - он кивнул, глянул на третьего. Тот все еще не отошел, видно, был уже на пределе, когда надсмотрщикам надоело издеваться, но все же нашел в себе силы, протянул руку:

- Иррун, - по очереди пожали и ее.

- А они так могут и дальше, - это Аррун.

- Кто? - уточняю.

- Они, - кивает в сторону развалившихся на скамейках надзирателей.

- В смысле? - не понял.

- Ты что, не в курсе, кто это? Это сталь, не слышал?

Мотаю головой, так проще, чем отвечать.

- Воины-стали, лучшие в бою без маэр, - переводит дух, долго говорить не получится сейчас ни у одного из нас, - и вот они бы еще продолжали бежать и бежать и, скорее всего, даже не вспотев, вот так вот.

Он замолчал. Вот оно что, вот почему шестьдесят человек не кинулись на жалкий десяток, а полтысячи подчинились сотне.

- Они бы смогли всех нас перебить? - кивнул наверх.

- Легко, даже не запыхались бы, - он посмотрел на меня, - что, не веришь?

Я не ответил.

- Их обучают только в Каттонисе, снабжают защитой от первых кругов маэр и пускают на врага, - помолчал, - а потом ищут нового противника, без лаэр их почти невозможно одолеть.

- Откуда все это знаешь?

- А мне не повезло воевать против таких, - он грустно улыбнулся.

- Ясно, - я прикрыл глаза.

- Эй, сброд, собраться у выхода! - опять Крикун.

- Пошли, что ли, - Аррун первым стал вставать, поднялись и мы, ноги были словно из ваты, казалось, легкий ветерок, и они подогнутся, не выдержат, подведут. Но нет, ковыляли, опираясь друг на друга, и из всего разномастного лежащего или уже бредущего люда помогала друг другу только наша троица. До точки сбора добрались одними из последних, сзади плелись только те, кто упал еще раньше, но значительно дальше от входа.

- Вы, трое, сегодня можете рассчитывать на двойную порцию в обед, мы договорились, - и сказавший это надзиратель заржал во все горло, его поддержали.

С трудом поднялись из котлована и стали строиться, чуть позже появились и наши мучители. Проверив ряды и пересчитав нас как скот, возглавили колонны и стали уводить в разные стороны. Как я понял, учебный полигон был общий, а отряды невольников принадлежали разным хозяевам, так же как и надзиратели. Это что же, нам придется потом друг другу кишки выпускать? Весело.

Вернувшись к клеткам, увидели того самого раба, что раздавал утром воду, только теперь в тележке была кастрюля с какой-то баландой и стопка видавших виды мисок.

- Этому и этому двойную, - Крикун кивнул на меня и Арруна.

Раб поклонился и, когда дошла очередь до меня, в руки сунул миску и почти до краев наполнил тепловатой субстанцией, не то жидкой кашей, не то густым супом. Приняв щедрый, по здешним меркам, обед, споро отошел в сторону и стал медленно заглатывать содержимое, бросая по сторонам оценивающие взгляды: кто как отреагировал, есть ли завистники и все в таком духе. Столкнулся взглядом с Арруном, похоже, он так же вычислял возможных недоброжелателей, подмигнул ему, он улыбнулся и кивнул куда-то мне за спину. Сделав вид, что подавился и, стуча себя по груди кулаком, вроде как невольно повернулся, столкнувшись со злым взглядом Джара, уже доевшего свою порцию и не сводящего взгляда с моей. Подмигнул ему, и его тут же перекосило, конченый человек.

Справившиеся со своими порциями относили миски рабу и отходили в сторону, кто поодиночке, кто, сбиваясь в группы и что-то вяло обсуждая. Если кому нужно было по нужде, то такой шел к себе в клетку, они стояли открытыми, и облегчался в нужной ему форме в стоявшее ведро в углу, которое дважды в день меняли рабы, пока шла тренировка, до и после обеда. Туалетной бумаги тут не было, и пользовались обычной водой, подмываясь по мере необходимости. В каждой клетке, рядом с "туалетом", висела небольшая емкость с носиком, наполняемая так же рабами, только вот вода там была такая, что лучше ее не пить, запросто можно подхватить что-нибудь неприятное. Почему нельзя было заполнять обычной водой, что давали пить, я так и не смог понять, боятся, что ли, вычерпать колодцы? Смешно.

Сдавал посуду одним из последних, как ни как - увеличенная порция, как раз и Аррун доел, тоже подошел сдавать, и тихо шепнул:

- Отойдем?

Я кивнул и проследовал за ним. Первый же вопрос немного озадачил:

- Что у тебя с боком?

- Откуда знаешь? - смотрю ему в глаза.

- Не слепой, глаза есть, так что?

- Ребра сломаны, - и добавил, - скорее всего.

- Паршиво, - он поморщился, - что будешь делать?

- На мне все заживает как на собаке, не бери в голову.

- Даже ребра? - он улыбнулся.

Я серьезно кивнул.

- Тебе виднее. О чем с тобой хотел поговорить, я сам потомственный воин, мне никто здесь по духу не подходит, кроме тебя, предлагаю и дальше стараться держаться вместе.

- Животы так же хочешь вместе потрошить? А если поставят друг против друга? - посмотрел ему в глаза.

- Потрошить всегда сподручнее вместе, а противниками нас не поставят, у нас один... хозяин, - скривился, - тут другие правила.

- Откуда знаешь?

- Знаю, поверь, так что скажешь?

- Я тебя не знаю, но не имею ничего против. Пока будешь прикрывать мою спину, я прикрою твою.

- Отлично, мое полное имя Аррун каль Матрэ, - он слегка наклонил голову.

- Алистер, - смотрит, явно ждет продолжения, - я никто, и никем никогда не был, у меня только одно имя, поясняю.

- Что ж, здесь это не имеет абсолютно никакого значения, - он подмигнул, - будь ты хоть сам оссар, жил бы все в той же клетке.

- Хватит прохлаждаться, отродье, живо строиться и на выход! - Крикун окинул всех нетерпеливым взглядом.

- Будь осторожен с тем типом, - теперь уже напарник кивнул на Джара, - не нравиться он мне.

- Обычная мразь.

И тут меня словно током ударило, я бы сказал даже, что прошиб холодный пот, но это было бы неправдой. Со вчерашнего вечера, всю ночь, все утро, всю ту сумасшедшую пробежку, я все это время держал "отрешенность", неосознанно, на рефлексах, вообще не прилагая никаких усилий. Осознание этого просто шокировало меня - постоянная концентрация и сосредоточенность, почти не обращал внимания на ребра и продолжающее ныть тело, бежал как робот, не реагировал на внешние раздражители, о господи, новый уровень, уже?

- Что с тобой, не спи, - Аррун подтолкнул в спину.

Я кивнул и пошел дальше, как же так, само, неосознанно? Внутри прямо рос ком нетерпения, что ж, посмотрим, что будет дальше.

Дойдя до знакомого уже спуска в котлован, остановились. Похоже, надсмотрщики дежурили здесь посменно, а остальные занимались с отобранными ими невольниками, готовя их для чего-то другого, отличного от того, что уготовано основной массе. Передав всех наших на попечение другим надсмотрщикам, нас, оставшихся одиннадцать человек, уже не строя просто повели в сторону полосы препятствий. Добравшись, сразу разбились парами невольник-надзиратель, и только Крикуну досталось двое - Аррун и еще один незнакомый мне мужик. Разошлись чуть в стороны, и стало просто не до наблюдений за соседями.

- Нападай, - Тиор был немногословен.

Что ж, ладно, резко, без замаха ударил левой в кадык и уже не смог вернуть руку, зажатую подбородком противника, в то время как он обозначил удары в горло, лицо, грудь - все, смею предположить, смертельные. В общем, я уже был мертв.

- Еще.

Провел атаку в пах, и опять был "умерщвлен", и даже если бы атака удалась, не уверен, что хоть на йоту приблизился бы к победе. В общем, около часа-двух Тиор продолжал доказывать мою никчемность как бойца, а я только успевал делать выводы: так нельзя, и так, а так глупо, и это не пройдет, и это чревато. Под конец он лишь кивнул:

- Буду учить с нуля.

И пошли отработки связок, стоек, блоков, постоянные повторы, часто в движении, иногда даже в прыжках, муштра, одним словом, до самого заката. Краем глаза успевал охватить картину вокруг, там тоже потели, и не меньше моего, а кто-то так и вовсе лежал, лишь изредка постанывая. Возвращались не чувствуя ни ног, ни рук, дошли до котлована, забрали остальных и, построившись, поплелись к клеткам. Там надсмотрщики проследили, как за всеми опустились решетки и удалились восвояси. Как только зашел внутрь - сразу же рухнул на солому, прикрыл глаза, углубляя ощущение отрешенности. Перед сознанием уже вовсю разворачивалась знакомая схема и я, не раздумывая, ринулся вглубь, к воронке, без капли страха, позволяя подтянуть себя ближе, почти вплотную, почти касаясь ее рукой, и, в какой-то момент, по наитию, просто ввинтился в нее, и проскочил. Мягко, тепло, уютно, будто что-то убаюкивает, успокаивает, ласкает, полнейшая расслабленность - я испытывал настоящее удовольствие. Что это? Откуда? Блаженство. Если бы кто-то видел меня со стороны, то мог бы поклясться, что я улыбаюсь, словно снится действительно нечто необыкновенное. Тем не менее, я просто не знал, что делать дальше, попытался переместиться - легко, никакого сопротивления, что угодно, куда угодно, в общем, полная вседозволенность, но что с этим делать? А не к этому ли я стремился? Зачем усложнять? Только легкая мысль, даже ее оттенок, а передо мной уже разворачивается знакомая схема, но как разворачивается, я вижу ее всю, от малейшей, миниатюрнейшей черточки до всей композиции в целом, никаких острых углов, все плавное, покатое, округлое и невероятное! Более того, стала понятна суть всех пройденных мучений, я знал функцию каждой линии, каждого завитка, каждого уровня схемы, обладал знанием о просто невероятных вещах! Господи, только время, мне нужно только время, что бы суметь это все развить...

Никогда еще не был так эмоционально взведен, здесь, внутри, полагалось быть спокойным и сосредоточенным, видно, что-то открылось, нечто новое, ставшее доступным, как то изменившим меня, но как? Смотрю на схему - вижу, понимаю, и не верю. Из всей ее многогранности мне доступны только эти несколько блестящих черточек, из всего сонма этих переплетений и каскадов узоров, из мириада возможностей и путей - я беден, нищ телом и духом, я не просто голодранец, я никогда на самом деле ничего не имел и не мог. По сравнению с тем, что доступно теперь, что могу постичь, что открыто.

Хватаюсь за одну из активных, блестящих черточек, как бы провожу по ней, нежно оглаживая, словно касаясь слегка, так что тебе нужно, красавица, как тебя вырастить, развить дальше? Чего тебе не хватает? Ага, вижу. Все сложнее, чем я думал, вот оно, значит, как. Схема - это всего лишь каркас возможностей, так проще для восприятия, на самом деле все иное, просто заложенное в меня куратором интерпретировало это все схемами, более доступными для понимания, иначе можно было бы потратить не одно десятилетие на то, что у меня заняло всего ничего. Так вот в чем суть Империи, вот на чем она держится - на знании, форме его подачи, адаптированном под каждого индивидуума, даже не сомневаюсь, что, получи схему кто-то другой, и она бы полностью отличалась от моей, если бы это вообще была схема, а не что-то другое. Отвлекся.

Сосредотачиваюсь в начале линии, и пытаюсь не просто провести по ней взглядом, а как бы усилить ее свечение, протягивая его за взглядом, увеличивая интенсивность и яркость, а к середине пути уже понял - не осилю, не смогу. Не хватало всего. Концентрации - фокус начинал дергаться, дрожать, сбиваться. Силы воли - не получалось удержать свечение, оно гасло, тускнело, будто сопротивляясь моим потугам, не хотело подчиняться. Времени - просто знал, чем дольше вожусь, тем хуже и труднее будет получаться. Вот оно как, яблоко поспело, но его еще и сорвать надо. Что ж, все равно своего добьюсь - пот, кровь и головная боль. И я продолжил, снова и снова повторяя одно и то же, сменяя одну линию на другую, чередуя их и количество попыток на каждой, работал безостановочно, не прекращая ни на секунду. Казалось, выучил их от и до, они стали мне словно родными, знал каждый их изгиб, каждый миллиметр, какая как отзывается на прикосновение и взгляд, знал о них все. В какой-то момент почувствовал дурноту, накатившую удушливой волной, принесшую дискомфорт и усложнившую попытки многократно. И уже когда просто не мог не то, что сконцентрироваться, удержаться взглядом не мог, понял - на сегодня предел, хватит, позволил схеме уплыть, растворится, оставив лишь испытанные ранее чувства спокойствия, умиротворения и уюта. Остаться бы здесь навсегда - настоящее искушение. Но нельзя, забыться здесь, что бы там, тело, мое тело, погибло. Это расстраивало. А ведь ощущения из разряда наркотических, если бы знал, что организму ничего не грозит, вообще не возвращался бы. А то оно побитое, со сломанными ребрами, уставшее, на жесткой соломе - стоп. Что там с ребрами? И сразу понимание - не сломаны, только трещины, на двух, с учетом теперешних нагрузок - заживут в течение недели, если не будет прямых или скользящих ударов, остальное можно не брать в расчет, сегодня-завтра восстановлюсь до вполне приемлемого уровня.

Вот это да! Качественно новый уровень. Знание пришло внезапно, будто запросил информацию в картотеке и тут же получил. Но знание было того рода, когда смотришь на камень в руке и знаешь, если подбросить - упадет, так и тут, просто, и невероятно! При желании я мог узнать состояние любого участка своего тела, любого органа, видел все процессы, знал, что на пользу, а что во вред. И думаю, это не предел, ощущения обострятся, станут четче, контрастнее, доступным будет значительно большее. Просто дух захватывает!

Ладно, достаточно пока и этого, теперь простая медитация, раз ничего другое не доступно, что-то меня совсем выбило из колеи. Когда сталкиваешься с чем-то действительно трудным и думаешь - все, сложнее уже быть не может, как через некоторое время получаешь ответ - просил, получи, мучайся теперь с этим, и тогда еще сильнее хватаешься за голову. Все, хватит, стараюсь отпустить мысли, расслабиться, избавиться от напряжения, плыть по течению...