Следующий день не принес ничего нового и прошел в том же темпе, что и вчера: сумасшедший бег, потом в котлован, после тренировка с Тиором, и вот я снова рассматриваю схему, любуюсь совершенными узорами тысячи нитей, переплетающихся удивительным и непостижимым образом. Пора приступать.

Прошла неделя, потом другая, стали устраивать спарринги - с оружием, без, группами, в общем, все усложнилось. Выматывались по прежнему страшно - мало кто находил в себе силы после заката хотя бы болтать, а не падать на ворох соломы бесчувственным куском мяса. Кормили паршиво, стал худеть, хоть Аррун и заметил, что я прекрасно держусь, но тело явно ощущало нехватку пищи. Народ вокруг выглядел изможденным, уставшим, былая обреченность сменилась постепенно безразличием, бегали, прыгали, дрались, но как роботы, не было искры, лишь равнодушие. Не все так, конечно, но большинство.

Сегодня отрабатывали связки удар-блок, и хотя надзиратели били не в полную силу, земля вокруг была красная от пропущенных ударов, целым не остался никто. Тиор сломал мне нос, а потом пробил в голову, очнулся уже на земле, все двоилось и плыло, координация была нарушена, я был беспомощен. Пинок по ребрам и приказ встать. Глотая кровь, пытаюсь подняться, но меня ведет, равновесия просто нет, вспахиваю головой землю у чьей-то сандалии, слышу гневный, раздраженный окрик. В глазах муть, во рту кровавая юшка, шатаются два передних зуба. Кто-то поднимает под мышки и волочит по земле, чувствую каждый камешек, каждое углубление, мне хреново, мне очень хреново.

- Алистер, ты меня слышишь? Алистер, - Аррун, это он меня тащит? Ладно, пусть тащит.

- Ты как, брат, ну, ответь же, - продолжает шептать.

- Я, - сглатываю кровавый сгусток, - я в порядке.

- Черт, сильно же он тебя, жить будешь?

С трудом приподнимаю голову, окидываю его мутным взглядом. Усмехается, шепчет:

- Будешь, конечно, будешь, и не из такого дерьма выбирались, - когда это мы с ним в дерьме вместе были? Не помню. Мысли разбегаются, тяжело думать.

- Тиор приказал оттащить тебя в клетку, отлежаться, поваляйся подольше, отдохни, но не переусердствуй, покажешься бесполезным - отдадут аррсам, Алистер, ты меня слышишь?

- Да, - киваю.

- Хорошо, держись, брат, держись, - аккуратно укладывает на солому, - не сдавайся.

Слышу удаляющиеся шаги. Голова пульсирует, безостановочно стучат молоточки, проталкивая кровь по сосудам, венам, артериям - у меня сотрясение, серьезное, даже не знаю, справится ли организм с таким, просто нет понимая, как в прошлый раз, просто не знаю. Ждать, все, что остается. Лежу с закрытыми глазами, глубокая медитация, желание только одно - исцелиться, твержу как мантру, не прекращая, а внутренний мир крутится и шатается, молоточки бухают, кажется, еще чуть-чуть, и голова не выдержит, лопнет, как переспевший арбуз. Я себя не узнаю. Чувствую себя развалиной, древней, старой, пора на покой. Губы растягиваются в кровавой усмешке - "на покой", как же, еще живы кровники, еще нет всех ответов, и я - еще слишком слаб, что бы уйти, оставив все. А сознание все кружится и кружится, словно лист на ветру, подхваченный и безвольный. Хватит!

Схема - во всей своей красе. Но мне плевать на все, кроме одного. Вот она, еле светится. Прикипаю взглядом, намертво, словно спаиваю ее и себя, и тяну, безжалостно, без сантиментов, срываю грубо, резко, напитываю светом, заставляя просто сиять, и почти на разрыве дотягиваю до конца. Слышится звук, будто ударили по полой трубке, на подобии звона. Линия горит ровным, ярким светом. Без передышки, так же грубо, прикипаю к следующей, и продолжаю насилие, без церемоний, через силу, жестко. Стала. Следующая - стала. Еще одна - стала. Сплошной, не прекращающийся звон, а тем временем носом вовсю уже идет кровь. Впрочем, она бежит из ушей, из уголков рта, сочатся красным даже слезные железы, намокают штаны, тело начинает содрогаться в конвульсиях, но я этого не вижу, не ощущаю, а продолжаю насилие и, в конце концов, теряю сознание.

Когда к вечеру все вернулись, Аррун видит тело в луже крови, ее так много, что кажется, будто оно плавает в небольшом озере. А вокруг ползают большие зеленые мухи. Он бессильно падает на колени, хватаясь руками за голову. Сзади подходит Крикун:

- Спекся, к аррсам его! - и разворачивается, ничего больше не сказав.

- Погодите, постойте, он жив, жив, просто без сознания, нельзя же так, - Аррун, не думая, хватает его за штанину, и тут же отлетает к решетке, ртом начинает идти кровь, карминовым потоком окрашивая грудь, штаны, пол, смешиваясь с моей. Озеро скоро превратится в море, а она все идет и идет. Он не может ничего сделать, в бессилии зажимает рот, пытается что-то сказать, протягивая руки к Крикуну, но тот лишь бесстрастно наблюдает. Странно, сон ли это? Вряд ли, хотя...

Где-то вдалеке послышался шлепок, будто по воде ударили ладонью. Странно, откуда здесь вода? И где я, почему так темно, закрыты глаза?

Невольники в ужасе попятились, раздались испуганные возгласы, кто-то начал молиться. Бледные лица, дрожащие губы, в глазах страх, двое не выдержали, потеряли сознание, обмочившись. Даже надзиратели сделали по шагу назад, положив руки на поясные ножи. Все замерло, обратив внимание на клетку.

Два трупа в карминовом пруду, жуткие позы, страшные лица. Лежащий левее - распластанный, подобно звезде, весь красный, с перекошенным, искривленным в оскале ртом, стал медленно подниматься, без рук, без опоры, без видимых усилий. Ноги неподвижно лежат в луже крови, руки висят безжизненными веревками, а туловище постепенно принимает вертикальное положение. Сел. По луже пошла рябь, взметнулся рой мух, потревоженный движением. Голова медленно повернулась ко второму трупу, глаза открылись.

- Кровавый, кровавый, - жуткий, на грани истерики шепот прошелся по губам узников. Надзиратели продолжают молча наблюдать.

Сердце сжалось, от тоски, от боли, от безысходности, от ненависти. Мой несостоявшийся друг лежал на боку, остекленевшие глаза отражались в продолжавшем увеличиваться пруду, ртом шла кровь, стекая и смешиваясь с моей собственной. Поднял руку - красная, капает, провел раскрытой ладонью по лицу, оставляя на губах неприятный привкус, обернулся. "Коллеги" жались к стене, не сводя с меня глаз, надзиратели стояли у входа в клетку и с интересом рассматривали. Меня, Арруна, лужу, жужжащих вокруг мух. Я улыбнулся. У стены кто-то упал в обморок.

- С возвращением, Кровавый! - Крикун широко улыбнулся, - к кому бы тебя подселить? - и стал осматривать узников. А там уже сдавали нервы, самые стойкие просто стояли, молча, бледные, жалкие, остальные кто рыдал, кто валялся без чувств, стоял запах нечистот и страха. Последнее я ощутил особо четко - боятся, меня. Пусть, мне было все равно, что-то надломилось внутри, что-то изменилось, навсегда, словно сдвинулся какой-то переключатель. Не было ни боли, ни каких-либо других неприятных ощущений. Я просто сидел в луже крови, рядом с мертвым товарищем, не испытывая абсолютно ничего. Вспыхнувшие чувства, когда открыл глаза, будто перегорели, не оставив даже пепла, лишь память, и уверенность - я убью вас всех, дайте только время.

Поднялся, прошлепал по крови к телу Арруна, наклонился, закрыл ему глаза и бросил, не оборачиваясь:

- Я останусь здесь.

Крикун удивленно моргнул, посмотрел на меня, медленно кивнул:

- Ладно, клетку уберут завтра, - и остальным, - а вы чего жметесь, затащить остальных и самим по клеткам, живо!

Потом подошел к своим:

- Чуть двух бойцов не потеряли, отродьево семя, аккуратнее надо!

- Сам же и угробил, - бросил один.

- А ты не огрызайся, Хассир, а просто выполняй приказы!

Кровь почти перестала идти, Аррун был пуст, отдав всего себя земле. Небольшое озеро занимало почти две трети клетки, перегораживая выход и забрав у меня подстилку. Так странно. Будто внутри меня кто-то чужой - дышит вместо меня, ходит моими ногами, смотрит моими глазами. И мысли, они не мои, я не мог так думать, так ощущать, это не я. Кто он, этот другой? С пальцев капает, мокрая спина, рубаха и штаны полностью пропитаны красным, лишь спереди еще остались не тронутые места. Но дискомфорта я не ощущал. Приподняв мертвое тело, пересадил его на сухой участок, прислонил к стене, упер - не упадет. Вокруг уже вовсю гремели закрывающиеся решетки, и только моя еще стояла открытой.

- Ну, чего застыл, сучонок? Крови никогда не видел? - Крикун в упор смотрел на застывшего у ворота раба, оцепеневшего при открывшейся ему картине. Встрепенувшись, он низко поклонился и стал быстро крутить ручку - решетка опустилась. Убедившись, что все на месте и закрыты, надсмотрщики удалились. Почувствовав взгляд, обернулся - Джар стоял, вжавшись в прутья и, не спуская с меня взгляда, улыбался.

- Ты тоже умрешь, - не сказал, почти шепнул, но он услышал, улыбка сползла с его лица, скукожившись и сжавшись, оставив лишь недоуменное выражение, а потом оно в один миг исказилось злобой и ненавистью.

- Я тебя достану, ублюдок, слышишь, достану! - на губах выступила пена, руки, протянутые сквозь прутья, шарили в воздухе, будто в попытке дотянуться до меня и схватить, разорвать.

- Я убью тебя, Джар, - теперь уже не испытывал в этом никакого сомнения, просто констатировал факт. Не слушая больше вопли безумца, сел рядом с трупом и закрыл глаза.

Схема искрила и сверкала, купленные кровью усилия принесли свои плоды, я насчитал двадцать две рабочих линии, ярких, блестящих, и плевать на цену, оно того стоило. Остывающий рядом труп ощущался особенно четко - Аррун, ты умер, прикрывая мою спину? Или нет? Завтра узнаю. Возвращаюсь сбившимися мыслями к схеме - красивая, но уже не сегодня, хватит. Только простая, расслабляющая медитация...

Открыл глаза с первым звуком открывающейся решетки, встал, хрустнув засохшей коркой, медленно вышел. Вокруг пустое пространство, все отошли, отвернулись, будто и нет меня вовсе, только Джар стоит, сжав кулаки и играя желваками на скулах.

- Не сегодня, - улыбнулся ему.

- А, Кровавый, как спалось, что снилось? - надсмотрщики неотрывно сверлят взглядами. Я кивнул.

- Ну, вот и отлично! - Крикун сегодня явно был в духе, - строиться, завтракать, - он подмигнул, - и на выход.

Кружку воды проглотил не заметив, без вкуса, без запаха, просто что-то мокрое проскользнуло в глотку и скрылось дальше, не оставив даже послевкусия. Когда вышли за ворота, легкой трусцой направились к котловану, солнце еще не начало припекать, бежалось легко, приятно, периодически осыпалась засохшая корка, хрустели волосы, тело было радо разминке, самое то, после долгой неподвижности. Что радовало, так это восстановление кровопотери, за ночь набрал почти все растраченное и даже понятия не имею - откуда. Может, из воздуха, а может, конвертировал мировую энергию, могу выдать еще с десяток подобных идей, но сути это не изменит - могу восполняться буквально из ничего. Незаметно добрались до площадки, там, как всегда, ждали только нас. Другие надсмотрщики только покачали головами и стали строить колонны.

Втянувшись в узкий зев спуска, разделились на три потока, определившись с тренировками на весь день, сзади кто-то обреченно простонал - нам досталась работа с весами. Мне же было все равно, молча подошел, наклонился, поднял на сгибах локтей бревно и побежал вперед мелкой трусцой. Шершавое, толстое, прохладное после прошедшей ночи, оно совсем не весило столько, сколько раньше, может, другое? Да нет, они здесь все почти близнецы, из одной породы дерева, примерно одинаковой толщины и длины, тогда что?

Мысли бежали своей чередой, а тело исправно приседало, отжималось, подтягивалось, карабкалось, исходя потом и выжимая из себя оставшиеся силы, постепенно накапливая усталость в натруженных мышцах. По сути, я так и не понял, чем эта тренировка отличалась от соседней, где наращивали выносливость - другие упражнение и меньше бега, а так все схожее, и смертельная усталость к обеду, и дрожащие руки с ногами, вплоть до дыхания, сиплого и прерывистого, в чем разница то?

- Отдых!

Бросил бревно наземь, повернулся и замер - невольники кто сидел, кто лежал метрах в тридцати от меня, а трое надсмотрщиков стояли в нескольких шагах и в упор смотрели на меня, я даже не слышал как они подошли, весь погруженный в мысли и продолжая тащить вес.

- Эй, ты как, не устал?

Отрицательно кивнул головой, лица у тех неестественно вытянулись, невольникам же за их спинами было наплевать, те почти выплевывали свои легкие в попытке отдышаться, лежали, держась за бока и сипло дыша.

- Ты не тот вес взял, придурок.

Перевел взгляд на бревно, потом глянул на те, что тащили остальные, мать - вместо полутораметрового я тащил трехметровое, что для парных упражнений, просто кучи были свалены рядом, вот и взял не то. Прислушался к себе, отдышки нет, сердце стучит почти ровно, спокойно, мышцы устали, но еще готовы к нагрузкам, поднял бревно и, не оглядываясь, потащил его дальше.

- Свихнулся ублюдок, бывает же, - надзиратели, лишь покачав головами, развернулись и пошли обратно.

До обеда оставалось всего ничего, но я упорно продолжал выматывать мышцы, нагружая их все больше и больше, меня по-прежнему сторонились, не смотрели в глаза и старались обходить. Плевать, все это не важно и, сцепив зубы, брал больший вес и тащил его вперед, рвя жилы и исходя потом. Застывшая корка крови постепенно оставляла меня, спадая чешуйками и отваливаясь пластами, только пропитавшаяся одежда и волосы все еще удерживали карминовый оттенок, но мне было плевать и на это. И когда пришло время обеда, игнорируя бросаемые на меня взгляды, стал в строй и зашагал наравне со всеми. Проглотив свою порцию жижи, присел в тени, закрыв глаза, для меня уже не было откровением осознание происходящего вокруг без участия зрения, мозг будто сканировал пространство вокруг на определенном удалении, создавая своего рода сферу контроля, которая постепенно, по моим ощущениям, лишь увеличивалась и улучшалась, позволяя осознавать все более мелкие детали.

Пустое пространство вокруг меня было словно барьером, отгораживающим от остальных, по негласной договоренности я стал изгоем даже среди таких же узников, как и сам. Шепотки, косые взгляды и тотальный игнор - вот и все, на что можно было теперь рассчитывать. Обеденный перерыв закончился, начали строиться, большая часть, как обычно, пойдет на общую тренировку, а "избранные" обязаны явиться к ожидающим их уже надзирателям, что ж, не будем заставлять их ждать и, не обращая ни на кого внимания, отправился к полосе препятствий.

Добрался первым, на что Тиор лишь кивнул и знаком показал сесть в сторонке, ожидая остальных. А потом представилась возможность почувствовать себя подлецом, если бы мне было не все равно, Крикун и остальные буквально сбили пришедших после меня невольников на землю и прилично отпинали за то, что те заставили их ждать. Это был первый раз, когда на меня посмотрели не со страхом, а со злобой. Плевать. Дождался приглашающего кивка от Тиора и подбежал к нему, встал напротив. Ага, сегодня рукопашка.

И начались связки ударов, блоки, перехваты, кружение вокруг, словно в танце, а темп все ускорялся и ускорялся, руки мелькали с поразительной скоростью, на лице же Тиора проступило удивление и недоверие, он попытался сделать обманный удар и, резко сместившись в сторону, достать меня в бок, но был тут же перехвачен показанным ранее образом и я, не особо раздумывая, дожал захват, ломая ему руку и отпрыгивая в сторону, готовый контратаковать. Сначала ничего не происходило, а потом тренировки вокруг остановились, вокруг нас собрались все присутствующие, неверяще разглядывая сцепившего зубы надзирателя, бережно придерживающего правую руку. На меня же почти никто не смотрел, но расслабляться было рано.

- Это он тебя так? - Крикун кивнул головой в мою сторону.

Тиор молча склонил голову, какой позор, пострадать от какого-то чужака. Его гордость была сильно уязвлена, он, один из воинов-стали, дал покалечить себя какому-то слабаку, причем один на один. Нет, уже не слабаку, вон как стоит, напряжен, готов отразить любую новую атаку, не верит, что все на этом закончится, и правильно делает.

- Эй, покажи мне, что ты сделал.

Я молча встал напротив позвавшего меня надзирателя, он был выше почти на голову, значительно шире в плечах да и по массе, наверное, раза в полтора-два больше, лицо изуродовано шрамом через всю левую щеку, прилично когда-то досталось. Показал проведенную атаку, как перехватил и дожал на изломе, тот лишь покачал головой.

- Поймать Тиора на его излюбленном приеме, не пойму, как успел то?

- Да что там понимать, главное, хозяин будет доволен, чувствуете, чем пахнет? - Крикун довольно улыбнулся, - Тиор, иди в лечебницу, на сегодня свободен.

- А ты, - он повернулся ко мне, - пока потренируешься со мной.

Я промолчал, лишь проводив медленно удаляющегося надзирателя безразличным взглядом - ты все равно скоро умрешь, вы все умрете, и подошел к Крикуну, став рядом с двумя другими невольниками. Те сразу же отступили от меня на шаг.

- Боитесь? - Крикун злобно оскалился, - Правильно делаете, отродье. Так, у вас двоих спарринг, а ты, - он кивнул мне, - покажешь, что уже умеешь. Начали!

Первый же удар он заблокировал играючи и нанес ответный, прошедший буквально в сантиметре от виска и, успев вернуть руку, нанес еще один, просто сбивший меня с ног и заставивший кубарем откатиться метра на два, если бы не поставленный мною блок, я был бы уже мертв, скорее всего.

- Ты смотри, неплохо! - Крикун был явно удивлен, - А ну, вставай!

Следующие обмены ударами были сродни мельтешению крыльев мотылька, быстрые, неуловимые, они прощупывали и вводили в заблуждение, что бы следующий, коварный, стал последним. И он стал. Крикун, не ожидавший такой скорости от невольника, в попытке заблокировать обманку, просто насадился всей своей тушей на ввинчивающийся ему в грудь кулак и, охнув, обмяк. Очень хотелось добить, просто вырвав кадык или свернув шею, подобные мысли прямо роились у меня в голове, одна прекраснее другой, но не сейчас, я еще слишком слаб, не время. Отошел в сторону и сел на землю, голову опустил на колени, прикрыл глаза. Стоят, смотрят, кто с удивлением, кто с интересом, а кто и вовсе безразлично. Что, Крикун, не так уж ты и любим своими подчиненными. Спустя пару минут тело дернулось, глаза открылись и еще мутный взгляд уставился на меня как на диковинку.

- Каррг, принеси-ка нам мечи.

Один из надсмотрщиков отошел и вернулся, неся в руках по учебному деревянному мечу. Значительно тяжелее настоящих, боевых, они прекрасно подходили для новичков, вырабатывая у них силу и выносливость, нарабатывая и укрепляя кисть. Протянув один Крикуну, второй он бросил мне под ноги, в пыль. Я поднял, став напротив уже поднимающегося противника.

- Ну что же, с рукопашной для тебя закончено, остался только бой на мечах, - и сразу же атаковал, быстро, жестко, будто собрался размазать меня в течение нескольких секунд. И это бы ему удалось, слишком уж велика была между нами разница, если бы я пытался блокировать и отбиваться, для меня же все его действия были понятны и предсказуемы, будто мозг наперед просчитывал вероятные траектории ударов, силу и приемлемые ответные атаки. Бой увяз в обманках, больше никаких рубящих, никакой грубой силы, только колюще-режущие, только скорость и предугадывание. И Крикун стал проигрывать, пропущенный порез запястья, тычок в грудь, бедро, касание в бок, плечо, и все это при его умении и сноровке. Я же держался только за счет скорости и реакции, толком никогда не державший в руках ничего опаснее топора, крутился как юла и жалил подобно осе. Никакой техники, никаких поставленных ударов, просто голое наитие против многолетнего опыта и силы. Как ни крути, но я был значительно быстрее него, и если для остальных Крикун двигался с поразительной скоростью, то для меня было видно каждое его движение, начало поворота туловища, плеча, ноги, все это складывалось в определенную мозаику и позволяло вовремя отскочить, уклониться, скользнуть в сторону и неожиданно ужалить. Могу поспорить, с такой манерой боя он еще не сталкивался. Но постепенно я стал уставать, вернее, стало сдавать запястье, слишком большая нагрузка, слишком много для одного дня. Атаки замедлились, стали менее уверенными, я все больше скакал и пытался увернуться, все меньше пытаясь достать противника, и он видел это. А в какой-то момент просто отступил, опустив меч и бросив:

- Достаточно.

Потом глянул на стоявших вокруг, те сразу же возобновили прерванные тренировки, и вернулся ко мне:

- Теперь повторяй и запоминай.

И начался танец, медленный, изящный, завораживающий, меч скользил в воздухе, изворачиваясь и полосуя его под неожиданными углами, то замирая, подобно готовой к броску змее, то жаля, словно скорпион, стремительно, неотвратимо. Скорость все возрастала, воздух начал стонать, рассекаемый причудливыми траекториями, меч же стал размытым росчерком, лишь на мгновения целиком появляясь в поле зрения, пластуя пространство призрачным острием - я просто потерял дар речи, передо мной был мастер, нет, Мастер, может, и не сравнимый со мной в скорости, но то, что он показывал сейчас, было несравнимо ни с чем, танец смерти, танец силы, ловкости и умения. Он не дрался со мной в полную силу, теперь уже не было сомнений, против такого бойца мне просто не выстоять. Что ж, еще один урок, всегда имей туз в рукаве. Постепенно гул стал стихать, движения замедлялись, движения становились более плавными, танец умирал, приводя меч в конечную точку, приветствие солнцу, на уровне глаз. На несколько секунд он так и замер, а потом повернулся ко мне:

- Тренироваться будешь со мной, повторяй.

И я стал повторять за ним движения рук, ног, туловища, разворота плеч, поворота бедер, расположения ступней. Здесь все было важно, все стремилось усилить, ускорить, улучшить, это была основа, без которой ничего не получилось бы. Не знаю, что это было за искусство, но я теперь понял, почему их называют воинами-стали, таким бойцам мало кто сможет противостоять. И могу поспорить, свое искусство они хранят в строжайшем секрете, тогда почему же его показывают мне? Ответ прост - я умру, они уверены в этом. Как бы ни сложилось все в дальнейшем, я для них потенциальный труп. Так что я возьму все, что вы сможете мне дать, возьму и использую для того, что бы убить вас раньше, чем вы сможете убить меня. И я запоминал, отлаживал в памяти каждый штрих, каждую мелочь, словно в голове была видеокамера, позволяющая со временем просмотреть однажды заснятое, придет время, и смогу повторить весь танец не хуже, а даже лучше, вот только направлен он будет против вас. Мысли шли своим чередом, тело двигалось, впитывая движения как губка, рука уже почти отваливалась, а Крикун все продолжал и продолжал. В какой-то момент меч просто выпал из руки, пальцы не могли его не то, что удержать, сжимать их было невозможно, напряжение было просто колоссальным, казалось, еще чуть-чуть, и кисть просто отвалится, отпадет сама по себе. Крикун же только кивнул:

- Будет толк.

Потом я сидел и смотрел, как тренируются остальные, как получают синяки, пускают кровавые сопли, падают, хватаясь за бока и конечности, наблюдал и сопоставлял уровень - они бы не выдержали против меня и минуту, теперешний я был действительно страшным для них противником, не зря они сторонились. Просидев еще около часа, поднялся и стал отжиматься на двух руках, потом на левой, затем на правой, далее пошли приседания, Крикун только мазнул по мне взглядом и отвернулся, сегодня я был волен в своих действиях. И к закату я был полностью выжат, обессилен, жутко хотел лечь и не шевелиться. Поэтому, зайдя в клетку, сразу же рухнул на свежую охапку соломы, привычно командуя телу отбой, а в сознании разворачивая переливающуюся огнями схему и приступая к пытке. По-другому я не мог это назвать. Форменное насилие. Жестокое, варварское надругательство над телом и сознанием. Но иначе никак, после того, что видел, я понял - меня раздавят как букашку. Я слишком слаб, пора становиться сильнее, невзирая ни на что, у меня только один путь выжить, и он такой, какой есть, другого не дано. Так что заткнись, и приступай. И я затыкался, еще как затыкался, и рвал, на пределе, жестко, не церемонясь, опять исходя кровью и корчась в конвульсиях. Джар, подошедший к нашей общей решетке, с безумным выражением смотрел на мои судороги при свете луны и улыбался. Мое сознание билось в корчах, а тело ломало в конвульсиях, мог бы, стонал бы или выл, на этот раз ощущения были куда острее, казалось, я вновь ученик атрасса и пожираем очередной тварью, внутренности не просто горели, они лопались, взрывались, опаляя нутро и прорываясь наружу, подальше от этой пытки, от этого безумия. И тем не менее я продолжал и продолжал, пока сознание просто не отключилось, отказавшись воспринимать реальность такой, какой ее делал хозяин, тьма стала спасением, определив рубеж возможного. Тело замерло и Джар, получавший такое большое удовольствие от созерцания всего этого, недовольно скривившись, отошел от решетки.

Следующие дни были как братья близнецы похожи один на другой, что в котловане, что в танце с мечом, после которого рука буквально отваливалась, и далее я был предоставлен сам себе. В принципе, вся неделя была наполнена одними и теми же чередующимися событиями, единственным минусом в которых была хреновая, скудная кормежка, я постоянно ощущал голод, но не знаю, то ли мое тело по-новому реагировало на обстоятельства, то ли еще что, но я перестал худеть. Мышцы продолжали крепнуть, будто подпитываемые невидимым источником, словно ел я от души, а крови с каждым разом было все меньше и меньше, пока очередным утром я не проснулся и не понял, кровоточил только нос, и то не сильно. Что это? Своеобразный рубеж? Тело слушалось великолепно, сравнивать меня сейчас и только появившегося здесь было бы глупо, земля и небо. И не только физически. Во мне что-то перегорало, я менялся духовно.

Меня теперь не просто игнорировали, меня боялись. Вчера умер Джар, просто проходил мимо, споткнулся и отлетел к стене, мертвый. Сломанная шея, несовместимая с жизнью травма. И никто не видел и не мог сказать, что случилось. Я же просто сидел рядом, с закрытыми глазами, и ничего не видел. Надсмотрщики так ничего и не смогли выяснить. Разучивая танец с мечом, осознанно делал ошибки и запинался, заставляя Крикуна сплевывать и ругаться. В котловане приходилось сдерживаться, не выкладываясь на все сто, тело хотело, просто жаждало нагрузок, ему было скучно, как скучно породистому скакуну в вольере, но я брал стандартные нормы и выполнял их наравне со всеми, при беге старался не выделяться и приходил в десятке первых, в спаррингах же приходилось просто сдерживаться, среди невольников уже не было достойных меня противников. Но этого все было лишь отсрочкой, не более. И каждая ночь снова становилась пыткой, по сути, все мое тело стало пыточной для меня же самого, теперь уроки атрасса не казались такими уж страшными, по болевым ощущениям я догнал его и, может, даже перегнал. Хотя внешне все это становилось менее заметным, ощущения внутри становились только острее, и если я мог заблокировать болевые ощущения от того или иного участка тела, то тут такое не проходило, сознание теперь били такие корчи, такие судороги, что сравнения с уроками атрасса иногда просто меркли. И только тьма была облегчением, той спасительной границей, которую я ждал со всем нетерпением, и все же продолжал и продолжал уродовать себя, зная, что завтра все повторится заново, и от этого не становилось лучше. Я ломал себя, не зная как собрать, а на утро лишь гадал, все ли на своем месте, не свихнулся ли, не стал безумцем. Казалось, это продолжалось вечно.

И вот, очередным утром Крикун сделал объявление:

- Через неделю начинаются гладиаторские бои, и вы обязаны будете показать все, чему вас учили. Награда - возможность прожить еще несколько дней. Проигравших же отдадут аррсам. Так что советую собраться и выложиться в эту неделю на все сто, последний день будет отведен под отдых, без каких либо тренировок. Это все, строиться!

Вот и оно, тянуть больше нельзя, слишком много народу будет привлечено, слишком много охраны, шанс будет упущен. Хозяин, его дом и наемники должны умереть до конца недели, иначе погоня неизбежна, а так, возможно, будет время уйти. Уже сейчас я чувствовал себя способным справиться с двумя-тремя воинами-стали, если равняться по Крикуну. И то, чувствовать и быть - всегда разные вещи, загадывать глупо, но времени больше нет, риск тут будет неотъемлемой частью. Осталось только решить - когда и как?

Путь от клеток до котлована был недолог, но некое подобие плана уже успело сформироваться - после обеда, все решиться после обеда, и мы посмотрим, что мне суждено, жить или сдохнуть. И я халтурил как мог, задыхаясь и сипло дыша, спотыкаясь и симулируя боли в боку, падая на землю и судорожно хватая ртом воздух, это было не сложно, даже смешно, когда видел, как на меня смотрят коллеги по несчастью, недоуменно, с опаской. А время все шло, не спеша, но шло, и вот, уже пора строиться, все облегченно стягиваются к узкому зеву подъема, протискиваются и разбиваются на ряды. Для меня уже не выглядит странным такое "доверие" к невольникам, надсмотрщики успели показать и свою силу, и способность решить любую проблему, так что все шло по плану, сами дойдем, проглотим кислую баланду, и сами вернемся к тренировкам, кто в котлован, а кто к ожидающим "наставникам", все четко, обоснованно и доказано. От прежнего количества нас сейчас было едва две трети, и дохли мы не сколько от тренировок, сколько от зуботычин раздраженных надсмотрщиков, как покойный Аррун в свое время, как Аррун...

Воспоминание даже не всколыхнуло холод в сердце, ни капли сожаления, даже ненависти не было, всего лишь очередная смерть рядом со мной, неужели я стал так бездушен? И вот это неприятно кольнуло, пробив броню равнодушия и черствости - не таким я хочу быть, не монстром, не тварью без морали и совести, но, видно, пока не судьба, и сейчас это даже на руку, потому и иду молча, шагаю след в след, выбивая облачка пыли и прикидывая, кого и как убью буквально через час.

Есть хотелось постоянно, голод стал постоянным спутником и сопровождал меня всегда, каждый день, каждую минуту, но сегодня я стоял и смотрел, как мою порцию жадно поглощает незнакомый мужик, схвативший миску сразу же, как только увидел протянутую с ней руку. Схватил и стал жадно заглатывать, словно опасаясь, что передумаю, отниму, заберу назад. Он буквально глотал жижу не останавливаясь, вливая ее себе в глотку, будто в колодец, поглощая с неимоверной скоростью и кося глазом по сторонам. Мерзость. Во что превратились эти люди. А я сам, во что превращаюсь я сам? Улыбнулся. И мужик подавился, мое проявление эмоций стало для него полной неожиданностью, он закашлялся и покраснел, схватился за горло, но это мало помогало. Он краснел все больше и больше, пока хороший шлепок по спине не сдвинул с мертвой точки его потуги и не помог выплюнуть злосчастный кусок. Не обращая больше на него внимая, развернулся и пошел к воротам - пора.

Девять надсмотрщиков, десять невольников, серая земля, палящее солнце, прохладный ветерок и я - чем не условия для группового убийства. Роли распределены, актеры на местах, главный герой собран и готов, а зрители, а зрителям глубоко наплевать, один висит высоко в небе, у второго слишком вольная натура, гуляет сам по себе и где хочет, ну а третий, третий с радостью впитает всю пролитую кровь, выпьет без остатка и не подавиться, не в первой. Повезло, что сегодня рукопашный бой, мечи будут только у нас с Крикуном. Что ж, осталось только выбрать нужный момент.

Рука с мечем порхает злой осой, злобно жаля и скользя вокруг оружия воображаемого противника, то дразня и слегка соприкасаясь, словно приглашая скреститься в поединке, то увлекая за собой, закручивая и запутывая, завлекая в ловушку, откуда оно уже выпадет из руки мертвого хозяина, и все это медленно, текуче, но постепенно темп начинает ускоряться, движения теряют плавность, становятся более резкими, дерганными. И при очередном па, когда следует разворот вокруг своей оси, время просто срывается и бежит вскачь!

Деревянный клинок с хрустом пробивает затылочную кость Крикуна, проворачиваясь в движении и порождая красные фонтанчики, а затем выскальзывает наружу, готовый вновь убивать. Рука еле успевает выхватить нож на поясе трупа, а тело уже в диком прыжке летит к занятому рядом спаррингом надсмотрщику. Невероятным образом, но тот успевает обернуться и, сделав шаг в сторону, рвануть с пояса нож - поздно, вместо затылка бью в горло, взрезая трахею и выпуская наружу красный цветок, не жилец, кровь хлыщет водопадом. Теперь сложнее, меня заметили и уже готовы, в руках ножи, но сгруппироваться еще не успели. Ловлю в ближнем бою нож на нож, схваченный нижним хватом, и впечатываю рукоять меча в висок, слышится хруст - глаза противника закатываются, его клинок теряет хватку и пропускает мой к горлу хозяина, вспарывается легко, будто картонное, щедро заливая мне руку и грудь. Освобожденное мечом место тут же занимает вражеский клинок. Итак - шестеро, и уже вместе. Невольники в страхе сбились в кучу чуть поодаль, мешать не будут, но, как бы не пришлось гоняться за ними потом, ладно, решим все, а пока разберусь с этими.

Шестеро воинов-стали - не шутка, а сплотившихся, готовых действовать сообща, надеяться одолеть просто глупо, шансов никаких. Или нет? Мысли проносятся с неимоверной скоростью, просчитывая и анализируя возможные варианты, а я уже несусь вперед, оба ножа прямым хватом, ухожу влево, оставляя в воздухе росчерк чужой стали и успевая полоснуть запястье, рывок вперед и, жутко вывернувшись под метнувшимися вперед клинками, всаживаю свои в животы ближайших надсмотрщиков, с оттягом вырывая их назад, и сразу же отбиваю два рубящих сверху, в перекате уходя назад. А потом меня начинают просто полосовать на куски, вспарывая кожу из самых неожиданных позиций, порхая и обманывая с одной стороны, давая возможность вспороть с другой, или атакуя сразу вместе, заставляя меня изворачиваться ужом, буквально выламывая себе руки в попытке защититься, отогнать от себя стальные жала. Секунд через десять начал приноравливаться, а потом резко сместился к правому, оставляя за спиной вспарывающие воздух чужие клинки. Неожиданно и быстро - вот что я мог, и что сделал, как только представилась возможность. Левый клинок еще описывал страхующую дугу сзади, когда правый встретился с ножом противника, сцепившись лезвиями и силясь превозмочь. И тут же чуть не пропустил удар в голову, лишь в самый последний момент пригнувшись и, прокручиваясь по часовой, продолжая удерживать кинжал врага, мгновенно сместился ему за спину, вспарывая левым клинком брюхо, обильно плеснувшее на землю красным. Мозг автоматом отметил - двое и еще один с порезанным запястьем, взгляд сразу же вычленил его, сидит, перевязывает, надо торопиться.

Перекинул клинки нижним хватом, не тратя время, метнулся к левому и за мгновение до удара сместился еще левее, отводя правой опасно скользнувшее поблизости лезвие. Линия. Теперь в темпе, быстро - скачок вперед и в бок, правая встречает, левая полосует, не отпуская руку противника, вспарываю еще раз правым клинком - не боец, внутренняя часть локтя и запястье перерезаны, шаг, и ровная полоса перечертила горло поперек, а тело уже летит в стоящего сзади. Но тот уже вспарывает клинком воздух почти у самого моего горла, отшатываюсь, теряя инициативу, а он уже с двумя клинками, черт, вот же ж опытная сука. А ножи уже звенят, встречаясь и расходясь, пытаясь ужалить или оставить кровавый след, они как осы, злые и быстрые, только дай волю, только пропусти. Через несколько мгновений вспарываю ему правое запястье раз, другой, третий, пока он не роняет клинок, и переключаюсь на левую, опережая все его попытки защититься.

Боковым зрением замечаю движение сзади и отскакиваю вбок, но клинок все же достает, вспарывая бок и уносясь назад. Ага, перевязался таки.

Не обращая внимания на кровоточащие ребра, метнулся к первому недобитку и буквально распластался в прыжке, отводя в сторону его клинок и всаживая в ключицу свой, хрустнуло, он захрипел и стал заваливаться. Не оборачиваясь, лишь чуть отклонился в сторону и ткнул правым ножом назад, провернул - руку обдало горячим. Это было сродни наитию, просто знал, когда отклониться и куда бить. С этими покончено, остались еще десять.

Зажал рукой бок, сочившийся ручеек крови пересыхал прямо под пальцами, и когда я дошел до них, почти совсем прекратился. А когда поднял глаза, не поверил - все десять стояли на одном колене, склонив головы и уперев сведенные кулаки в землю перед собой. Я стоял и не знал, что сказать, шел убивать, а теперь...

- Что это значит? - шепнул губами.

- Клянусь телом и душой...

- Клянусь телом и душой...

- Клянусь телом и...

- ... следовать и повиноваться...

- ... следовать и...

Они что, приносят мне клятву верности? Клятву? Мне? Только этого не хватало. Десять взрослых, крепких, но исхудавших мужиков повторяли одни и те же слова, один за другим, все вместе, склонившись передо мной. Что это? Жест отчаяния? Признание силы? Или все вместе?

- К чему вас все это?

Передний поднял голову и смотря прямо в глаза произнес:

- Здесь смерть неизбежна, она бы настигла бы нас в любом случае, но была бы на потеху этим тварям, а мы хотим умереть в бою, за себя, а не для них, - остальные тоже подняли головы, и теперь на меня смотрело десять немигающих пар глаз.

- А если я откажу?

- Тогда сегодня мы умрем, - ответил уже другой, седой.

Кивнул.

- Я принимаю вашу клятву, и учтите, спрашивать буду жестко, а сейчас разберите ножи, проверьте трупы.

Выполнять бросились мгновенно, обшарили мертвецов, кто-то разжился сандалиями и рубахами, подобрали ножи и два учебных меча, нашлось и немного денег. Через несколько минут передо мной стоял строй из десяти бойцов, моих бойцов, что ж, начнем.