Вокруг хлюпало, мерзко, противно. Все тело казалось липким, в каких-то ошметках, одежда промокла насквозь и неприятно пахла. Но глаза открывать не хотелось, казалось, подниму веки, и они вытекут расплавленной лужицей, оставив лишь две пустые глазницы. В груди же ровно сияло голубым маленькое солнце. Лишь легкие, почти незаметные протуберанцы проходили по его поверхности, нарушая картину идиллии и полного спокойствия. Я жив, дышу, все в порядке, я в норме, а вокруг продолжало капать, булькать и скрестись, только это, только эти звуки, и больше ничего, полнейшая тишина. Открыл глаза.
Красное, почему все красное? Стены, земля, трава, изгороди - все красное, в каких-то мелких кусочках, сползающих и плюхающихся с противными всплесками в вишневые лужи. Опустил взгляд - в руке конец чьего-то позвоночника, перевитого жилками, липкого, мокрого, а ниже, безжизненно свисая, болтались перепутанные кишки, исторгая мне под ноги капли бурой слизи. И все это крепилось к ошметкам чьих-то бедер, периодически содрогающихся в конвульсиях и загребающих жуткими лапами землю в кровавой каше внизу. И трупы, сплошные трупы, как же их много. Остатки людей и аррсов, разорванных, поломанных, сплющенных, раздавленных. Огрызки рук, ног, размозженные головы, вырванные позвонки, кишки, содержимое желудков и кишечников - этим было покрыто буквально все пространство вокруг, устилая землю сплошным кровавым фаршем, вися на заборах, медленно сползая со стен, окрашивая все в красные тона. А с чердаков на меня с ужасом смотрели люди - мои и Атраса.
Я огляделся еще раз, силясь вспомнить, что здесь произошло - но никак, ничего, пустота. Просто провал в памяти. В доме с моими бойцами что-то грохнуло, нарушая царящую вокруг тишину, потом еще раз и еще, а через несколько мгновений дверь не выдержала творимого над ней издевательства и просто вылетела наружу, слетев с петель. В проеме показался седой, держась за кровоточащий бок.
- Командир.
Я кивнул.
- Уннар, обстановка.
- Все каттонисийцы уби.. уничтожены, - он отвернулся, и его вырвало, потом еще раз и еще.
- Спускайтесь.
Седой кивнул, вытирая рот и махая бойцам рукой, и через пару минут те выстроились невдалеке, не доходя до пропитанной кровавым месивом земли. Черт, а ведь я в ней стою и, вот же мерзость, в руке по-прежнему держу этот позвоночник. Отшвырнул его в сторону, ощущая опускающуюся на меня отрешенность, оппа, это что же, без нее был? Перевел взгляд на бойцов:
- Раненые?
- Мне бок задело и Фарру плечо попортило, а так обошлось, залатаем, как время появится.
- Не ждите, займитесь сейчас же, остальные помогут, - и, кивком отпустив их, повернулся и зашагал к двум соседним домам. На меня все так же смотрели пары перепуганных глаз, хотя опасения в них и поубавилось.
- Алистер, ты в порядке? - это Астар.
- Я то да, а вам уже пора спускаться, - и, не дожидаясь ответа, пошел назад, к своим.
- Сейчас спустимся, - и уже тише, почти шепотом, добавил, - отставить, - но я услышал.
Так, картина, в целом, ясна, но все же стоит прояснить детали. Унар сидел на земле и терпеливо ждал, пока его бок обрабатывали обеззараживающим и заматывали бинтами, рядом же пользовали Фарра. Увидев, что возвращаюсь, попытались вскочить, но я вовремя остановил их, поморщившись:
- Говорил же, оставьте эти армейские замашки.
Подошел и сел рядом, наблюдая за спуском астаровых ребят. А потом сказал:
- Мне не нравится сложившаяся ситуация, уже не раз замечаю подобное, такое только вредит делу. Вот и сегодня, одну и ту же ситуацию мы с вами воспринимаем совершенно по-разному. Противник уничтожен? Уничтожен. У нас есть потери? Нет, если не считать двоих раненых. И это хорошо, я понятно изъясняюсь? - в упор посмотрел на ребят, те споро закивали головами, - Так какого рожна вы все меня боитесь? Или было бы лучше, если бы половина из вас осталась здесь лежать? Уннар, опиши-ка произошедшее.
Далее я сидел, слушал и офигевал. По словам седого, когда он стал звать меня на помощь, аррсы проломили таки крышу и пытались влезть внутрь, и только наши укрепления мешали им это сделать, сдерживая и давая возможность бойцам крошить их мечами и расстреливать в упор из арбалетов. А потом чердак буквально взорвался кровавыми ошметками, закинув внутрь трех разорванных на куски аррсов и скинув всех остальных, заодно полностью разворотив правый скат крыши. А потом внизу начался настоящий ад. По словам Уннара, их командир стал одержимым, забыв об оружии и бросаясь на противников, просто разрывая их на части. Скорость была безумной, будто внизу крутился кровавый вихрь, утягивающий внутрь и выбрасывающий уже разорванные и изувеченные тела. Кровь оседала на землю непрекращающимся дождем, крики сменились воплями ужаса и скулежом аррсов, начавших уже агонизирующим ковром укрывать землю между домами. Двадцать три солдата Каттониса были перемолоты в кровавый фарш буквально за минуты, они разрывались вместе с одеждой, плотью, жилами, костями. Треск и вой стояли такие, что бойцы на чердаке вынуждены были закрыть уши. А потом в беснующийся вихрь врубились тринадцать воинов-стали. И отхлынули, оставив лежать во взбитой красной пене четыре изуродованных трупа, с торчащими обломками костей, сплющенными грудными клетками и вырванными внутренностями. Дальше он не смотрел, его безудержно рвало, впрочем, как и многих здесь, а когда все же выглянули, я стоял уже совершенно спокойно и пялился на позвоночник в руке.
- И какой вывод, Уннар?
- Командир, вы одержимый.
- Уннар, в данном случае вывод всего один, какие у нас были шансы против двух десятков солдат, тринадцати воинов-стали и сколько там было с ними аррсов?
- Под два десятка.
- Правильно, и я считаю, шансов не было никаких, но, тем не менее, вы сидите здесь, сейчас, живые и здоровые. Надо будет заняться вашей тренировкой, а то, пока я был внизу, вы спокойно себе блевали наверху, хороша с вас помощь.
- Командир, рядом с одержимым смертельно опасно находиться рядом.
- Уннар, у вас были арбалеты, а насчет сказанного тобой мы еще поспорим. Ладно, заканчивайте с перевязкой, вон Астар уже идет.
А тот и правда шел, как-то странно идя впереди своих ребят и не сводя с меня взгляда. Подошел, кивнул, присел, а потом ласково так поинтересовался:
- Алистер, а почему я только сейчас узнаю, что ты одержимый?
- А я не одержимый.
- Да? А что тогда это все было?
- Называй это импровизацией, или ты хотел их всех перестрелять с чердаков? - он скривился.
- Мда, тут хреново вышло, не понимаю, зачем им столько стальных было?
Я промолчал.
- И все-таки, о таком надо предупреждать заранее.
- Астар, ты меня с кем-то путаешь, если я сказал, что не одержим, значит так и есть, - наши взгляды пересеклись, и он первым не выдержал, отвернулся.
- Тогда как ты все это объяснишь?
- Уже сказал.
Тот сплюнул, не выдержав. Его парни уже подошли и расположились недалеко от нас, оказывая друг другу первую помощь и постоянно косясь в нашу сторону.
- Мне ведь рапорт писать придется, как я это объясню? Для меня понятно одно, тут поработали одержимые или парочка лаэр, и заметь, Алистер, не по одному, не в одиночку.
- Пиши, как хочешь, мне без разницы, - он покачал головой.
- Ладно, разберусь, сейчас должны подойти селяне, предстоит много болтовни, вы пока свободны, только не разбредайтесь.
- А что с третьей деревней?
Он повернулся.
- Те, что остались в живых, явно где-то неподалеку, их уже ищут, отдыхайте.
- Командир, тут неподалеку речка есть, сходим? - я кивнул.
Через минут двадцать мы уже стояли на берегу, а впереди простиралась невероятной прозрачности гладь реки, песчаное дно было как на ладони, водоросли, камушки, порскающая из стороны в сторону рыба - все это было видно до мельчайших подробностей.
- Какая прозрачная, ну что, народ, купаться? - и Фарр, не дожидаясь приглашения, ринулся в воду, вздымая фонтаны брызг.
- Ааа, в атаку! - остальные мужики, тоже не заставляя себя ждать, буквально врезались в реку, смывая водой, смехом и брызгами пережитый стресс, притапливая друг друга и гогоча во все горло. Шуму и плеску было столько, что, казалось, услышат даже в деревне. Плавали, ныряли, стирали снятую одежду, благо при такой погоде к вечеру она высохнет и на теле, в общем, расслаблялись, как могли. Я же вошел в воду чуть ниже, как раз за поворотом реки, теплая, как парное молоко. Снял обувь, пальцы ног скользят по песчаному дну, недалеко крутится стайка любопытных рыбешек, а теплый ветерок гуляет над водой, вороша и лохмача волосы. Благодать, будто и не было рядом кровавой бойни. Сегодня придется разобраться с произошедшим, не хочу быть одержимым, не контролирующим себя и способным перемолоть в фарш как врагов, так и своих. Ладно, стоит помыться, а то несет как от кучи дерьма.
Перетерев в руках всю одежду с песком, не забыл и про обувь, вот с ней было сложнее, пришлось помучаться, и если бы не течение, готов поклясться - вода бы помутнела от принятой грязи, крови и прочих попавших на меня нечистот. Разложив вещи на траве и полностью обнажившись, теперь уже медленно, с чувством вошел в воду и принялся оттираться песком. Предлагала ведь Натиль состричь волосы, теперь буду мучиться. Одна пригоршня песка, вторая, но дело шло туго, отмыть то отмыл, но этот запах, и если за тело я был спокоен, знал, скоро все выветрится, уйдет, то волосы обещали пахнуть еще долго. Вот и тер, снова и снова набирая жменями песок, но толку было немного.
Резко поднял глаза - из-за дерева вблизи берега меня разглядывала молодая девушка лет двадцати, из деревенских. И хорошо так разглядывала, во все глаза, но заметив, что обнаружена, нисколько не смущаясь моей наготы, вышла вперед, присела на берегу и опять уставилась, хорошо еще, что я стоял по пояс в воде. Не обращая на нее больше внимания, продолжил оттирать волосы песком.
- Зря стараешься, не поможет, - она смотрела на мои попытки и улыбалась, - песком только грязь уберешь, а запах останется.
- Есть варианты? - поднял на нее глаза.
- Конечно, вон павель растет, у него листья приятно пахнут, - и указала на заросли какой-то разновидности камыша у самого берега.
Что ж, я уже не из стеснительных, не обращая внимания на буквально прикипевшую ко мне взглядом девушку, дошел до камыша - а нет, совсем не камыш, похож только, сорвал лист, помял в руке, ты смотри, действительно приятно пахнет.
- Не дует? - девушка откровенно забавлялась, улыбка до ушей, глаза огромные, блестят.
Игнорируя, вошел поглубже и, разминая листья, стал втирать получившуюся кашицу в волосы, если получиться, надо бы и с одеждой будет повторить. Смыл, потом повторил процедуру еще раз, стоял, долго принюхиваясь, надо же, помогло. Вот же ж, вместо мыла - песок, а шампунь заменили камышом. Сходил за одеждой, бросив на ходу:
- Спасибо, помогла.
- Да не за что, может, тебе помочь?
- Не думаю, со своими вещами справлюсь как-нибудь сам, - и продолжил рвать этот их павель.
- А не с вещами? - и озорно подмигнула.
Выглянувший сзади девушки Уннар жестами показал, что они уходят в деревню и тихо смылся. Ясно, решил, что у командира свидание, а почему бы и нет?
- Не боишься, что съем?
- А можешь?
- Тебя запросто.
- Ну, попробуй, - и она, скинув сарафан, оставшись лишь в браслетах и бусах на шее, направилась ко мне.
- Ринам! Ринам, ты где?!
- Это отец! - девушка вскрикнула и опрометью бросилась из воды, принявшись лихорадочно натягивать на точеную фигурку сарафан, а меня разобрал смех и я просто разразился им, глядя, как прехорошенькая попка исчезает за деревьями.
- Ринам! - на берег левее вышел мужик и, увидев меня, встрепенулся.
- Ты кто?!
Я проигнорировал, продолжая натирать рубаху павелем.
- Ты из этих, из солдат?
Я посмотрел на него и кивнул.
- Ты это, Ринам, дочку мою тут не видел?
Вот прицепился, перестал стирать, стою, смотрю на него молча. Мужик не выдержал и, сплюнув, пошел дальше по берегу, во все горло зовя Ринам. Как только он скрылся за поворотом, из-за деревьев выпорхнула недавняя знакомая, Ринам, стало быть, и шепнула:
- Приходи сюда вечером, - и исчезла, отступив за дерево.
Вот оно как, первый раз в этом мире мне назначают свидание, что ж, я не против. Закончил минут через сорок, отжал и, развесив на нижних ветвях сушиться благоухающую теперь павелем одежду, растянулся на траве - хорошо. Чистый, приятно пахнущий, чем не будущий кавалер. Закрыл глаза, теперь можно и разобраться с появившимся в груди солнцем.
- Ах ты, бесстыдник, ты чего это вывалил всем на обозрение! Ах, негодяй! Девок наших захотелось?
Что за бред? Открыл глаза, повернул голову, по берегу ко мне бежала, нет, летела дородная тетка, размахивая зажатой в руке тряпкой, видать, постирать пришла. И что она собирается делать? А та неслась на всех парах, обличая и обвиняя во всех плотских грехах и пошатнувшихся устоях морали. Ого, а хорошую то скорость набрала, дальше уклон, успеет хоть остановиться? Похоже, нет. И когда до меня раскрасневшемуся пыхтящему паровозу оставалось всего метра четыре, повернул голову и, глядя прямо в глаза, холодно бросил:
- Посмеешь - вырву руки, - и закрыл глаза.
Стоит, открыв рот и выпучив глаза. Испугалась? Да, это я учусь делать все лучше и лучше, ну, чего ей еще? Буркнул:
- Иди себе.
Похватав еще ртом воздух от негодования, тетка развернулась и побежала, но не обратно, а в деревню. Ну и ладно, плевать.
Ну что, вот оно, вижу тебя - ровное, голубое свечение и мерный, едва на пределе слышимости гул, и больше ничего. Откуда же ты взялось, солнце мое? Словно в ответ на уделенное внимание, из свечения выдвинулись лучи-жгутики и принялись гулять по поверхности, то удлиняясь, то почти полностью исчезая. И чем дольше я всматривался в это маленькое чудо, тем оно больше обрастало этими протуберанцами-непоседами. И если на этот раз оно выглядело родным и спокойным, то в прошлый было яростным, злым и агрессивным. Я не понимал смысла происходящего, просто не понимал. Развернув схему и пробежав по ее искристым линиям взглядом, не обнаружил ничего похожего, никакой подсказки, даже намека не было о сути происходящего. Очередной виток развития? Я думал, все возможно-доступное мне собрано в схеме, или нет? Насколько помню, на его появление повлияли эмоции, а их взрыв породил просто чудовищный пожар внутри меня, спровоцированный вот этим безобидным малышом. Малыш выпустил еще с десяток протуберанцев и начал гонять их еще усиленнее, все ускоряясь и ускоряясь. Постепенно их мельтешение стало настолько хаотично безумным, что я просто прозевал момент, когда солнце чуть-чуть, буквально на доли миллиметра, но разбухло, выросло, и таким и осталось, продолжая гонять по своей поверхности жгуты молний, но теперь лениво, словно с неохотой, будто пережравши. А это как понимать?
Сзади кто-то подходил - Астар.
- Гм, Алистер, тебя не затруднит одеться?
- Затруднит, вещи сохнут, - ответил я, не открывая глаз.
Он присел рядом.
- Не то, что бы я был против, но мы, хоть и защищали этих людей, все же являемся здесь гостями, и если хозяевам этих мест, - он выделил последнее паузой, - не нравится наше поведение, будет разумным прислушаться к их требованиям.
- Ты сам-то понял что сказал? - я скосил в его сторону глаза.
- В общем, как командир отряда, настоятельно рекомендую тебе не ссориться с деревенскими, - он встал, - а вечером весь отряд приглашен на ужин, так что постарайтесь вести себя соответственно.
Черт, как хорошо лежалось то. Потрогал сохнущие вещи, ага, как же, влажные еще, не так, как вначале, носить можно, но удовольствие будет то еще. Вздохнул, натягивая рубаху со штанами, а сапоги закинул на плечо, заранее перекинув волосы налево. Так и пошел, мокрый, босой и благоухающий павелем.
Вскоре показался край деревни, и уже было видно, что селение ожило - сновали люди, откуда-то появилась живность, лающая, квохчущая, гогочущая, в общем, стоял гам и шум обжитой местности. А со всех сторон уже слышались шепотки и пересуды, перемалывание косточек и прочие прелести, и все про меня. Вот ведь гадостная баба, растрепала уже по всему селу. Добравшись до искомых трех домов, никого там не обнаружил.
- Дяденька, вы своих ищите? - из-за изгороди выглядывал пацан лет семи, примерно такой же, какого убил совсем недавно. Я кивнул.
- Так они на той стороне все, там амбар старый, там они, - он махнул ладошкой.
Я еще раз кивнул, поблагодарив, и пошел дальше. Ни кишок, ни костей, ни трупов, ничего, только красноватая подсыхающая земля, обильно присыпанная чистым песком. Быстро они подсуетились. Свернув на очередном повороте и пройдя еще мимо двух дворов, в конце дороги увидел упомянутый мальчишкой амбар, действительно старый, с дырявыми стенами и прорехами в крыше, с покосившимися воротами, распахнутыми настежь, и поросшей бурьяном дорогой, подступающей к самому порогу. А оттуда уже были слышны голоса, смех, периодически мелькали фигуры, что-то заносящие внутрь, а вон уже катят какую-то бочку, понятно, решили не откладывать до вечера.
- Командир, - сбоку появился седой и еще пара наших, несущие накрытые полотенцами корзины, из которых недурственно пахло свежим хлебом и мясом.
- Нас подкармливают?
- И еще как, а вечером обещают вообще праздник закатить, как ни как, спасли деревеньку-то! - Уннар был явно в хорошем настроении.
Я кивнул, не останавливаясь.
- А что слышно на селе?
- Да что слышно, судачат о какой-то дури, мол, не все среди нас такие порядочные и все такое.
- Уннар.
- О вас судачат, командир, прибежала какая-то дура и стала нести невесть что, да что с них взять-то, деревенские, - седой сплюнул.
- Не обращай внимания, Алистер, завтра утром нас здесь уже не будет, просто держи себя в руках и все будет хорошо, - из ворот вышел Астар.
- Меня не трогают, и я никого не трогаю, - криво улыбнулся.
Он лишь покачал головой и скрылся внутри, растворившись в царящем вокруг шуме и гаме. По центру уже были составлены столы и мельтешащие вокруг бойцы мотались в деревню, возвращаясь обратно груженые снедью, расставляя добытое и во всю выказывая прекрасное расположение духа. И это после кровавой бойни буквально полдня назад, быстро же они все забывают. Ладно, не думаю, что меня захотят припахать, надо найти укромное местечко и предаться забвению, хочу кое над чем поразмыслить, расставить все по полочкам. Почти никем не замеченный, добрался до заборчика, охватывающего амбар редким окружением, перемахнул его и скрылся в густых зарослях чего-то одуряюще пахнущего, просто перешибающего другие запахи и бьющего в нос, почище кувалды. Надеюсь, хоть здесь не водятся толстые местные тетки.
Суматошный денек, ничего не скажешь. Обступающие вокруг заросли оказались на удивление мягкими и охотно приняли меня в свои зеленовато-фиолетовые объятия. Как же хорошо, где-то там суматоха, беготня, стоит гвалт и оживление, и все это мимо меня, оставляя в стороне, с краю, именно то, чего и не хватало. Так, что же все-таки случилось, провал в памяти не переставал беспокоить ни на минуту. Как научиться это не только контролировать, но и вызывать при желании - вот что волновало больше всего. Мои сознание и тело подкинули просто умопомрачительную загадку, буквально полностью завладевшую моими мыслями, и я хотел ее разгадать, во что бы то ни стало. Вот черт, кто-то шарится буквально метрах в двух от меня. Открыл глаза, шевелиться совсем не хотелось, ну вот, я обнаружен, рядом опустилась Ринам.
- Ты прятался? - губы шепнули прямо в ухо, а руки и ноги уже обвивали меня, словно лианы.
- Хотел выкроить часик тишины, да, видно, не судьба, - делано вздохнул, - отец тебя так и не нашел?
- Нет, но ему не впервой.
- Не жалеешь ты родителя.
- Я слышала, вы завтра уходите?
- Ты хотела сказать, подслушала? - она заливисто рассмеялась, прикрыв рот ладошкой.
- Вечером будет застолье, потом все разойдутся по домам, а ты...
- А я...
- Не наедайся сильно, хочу голодного и ненасытного, хорошо?
- Да, я помню, - и мягкие нежные девичьи губы накрыли мой рот, а потом так же быстро отстранились, и их хозяйка скрылась в зарослях, оставив после себя лишь легкое колыхание зарослей и приятное послевкусие.
Мда, похоже, сконцентрироваться теперь не удастся, организм хоть и подчинялся мне теперь более полно, но протест в паху был сродни бунту - надо, и все тут. Ладно. Пять минут расслабленности вернули меня в норму, но вкус женских губ все еще манил и периодически сбивал с мысли, печально, столько сделано, столько достигнуто, а не могу справиться с банальной похотью.
На заднем фоне постепенно начало прибавляться чужих голосов, стали слышны мужские низкие баритоны, сплетающиеся с женским говорком и детскими криками, народ постепенно подтягивался, стало быть, скоро начнется празднество. Я улыбнулся, никогда не любил подобные вечеринки, всегда старался их избегать, чувствуя себя на них чужим среди впустую растрачиваемых свое время заблудших душ. И вот оно, мое первое в этом мире застолье, заслуженное и абсолютно нежеланное, буду сидеть под перекрестным прицелом местных наседок, втихаря поливаемый пересудами и здешними помоями. Но вся фишка в том, что мне абсолютно побоку, кто обо мне что думает, для меня не имели значения ни эти люди, ни их мысли - завтра мы покинем это богом забытое место и больше я о них никогда не услышу. Циник? Да. Причем холодно-отрешенный циник, наблюдающий за всем словно со стороны, как за игрой актеров на сцене, чье выступление ни капли не цепляет за душу.
Уже перепрыгивая невысокую ограду, понял, начало я пропустил, внутри уже вовсю отмечают, слышны тосты, перестук ложек, кружек, кто-то что-то вещал, воздавая храбрости и отваге даггурской армии, а запахи стояли просто невероятные. Деревенские благодарили от души.
Когда вошел в ворота, голоса стихли, народ замер и уставился в мою сторону, словно предвкушая. Из-за стола поднялся и подошел Астар, обнял меня за плечи и, повернувшись к пирующим, поднял кружку:
- Вот тот, о ком я говорил, кто почти в одиночку перебил отряд каттонисийцев, благодаря кому мы не понесли ни одной потери и смогли с честью выполнить свой долг, так выпьем же за него! - и лихо припал к уже явно даже не ополовиненной кружке.
Стою и смотрю, как люди поднимали свои бокалы и, салютуя, впивались в них губами, старики, мужчины, женщины, был здесь и народ помоложе, все они пили, воздавая мне должное. А я стоял и смотрел, безразлично наблюдая за бегающими кадыками, тряской щек и подбородков, слушал одобрительное кряхтенье, пожелания успешной службы, и понимал, я не здесь, это не мое, мне все равно, выжили бы эти люди, нет, я убивал не за них, я убивал каттонисийцев точно так же, как если бы просто встретил их где-нибудь на дороге, и не нужны были никакие другие причины, хватало только одного - их национальности.
- Давай, присоединяйся, место тебе придержали, вон, видишь, - и уже тише добавил, - и постарайся держать себя в руках.
Ничего не ответив, просто прошел и сел рядом с Уннаром, как раз на край скамьи, а слева, как специально, сидела Ринам, увлеченно кивая что-то рассказывающему ей бойцу Астара. Как только сел, удача воина сразу же перешла ко мне и, лучезарно улыбнувшись, стала накладывать мне всего понемногу, нисколько не утруждая себя узнать, а хочу ли я это. В итоге, передо мной выросла неплохая такая горка солений, копченостей, разных салатов и прочего не пойми чего. Народ здесь любил поесть, и тарелки были под стать, прям подносы какие-то.
- Это что бы не скучал, но помни, ты мне нужен работоспособным, - девушка шептала, продолжая мило улыбаться и подкладывать мне самые лакомые, с ее точки зрения, кусочки.
- Если я все это съем, я не то, что не буду работоспособным, я передвигаться не смогу.
- А ты пробуй, а не ешь, здесь много вкусного, как раз и наешься, и сил останется на кое-что еще.
- Тактика, проверенная временем?
- А то, - она подмигнула.
- Уннар, какие планы на завтра? - я повернулся к седому.
- Астар хочет выйти с рассветом, кто и что будет делать до этого, ему все равно, сказал лишь не портить отношения с деревенскими.
- Ясно, - меня это устраивало, и я принялся дегустировать заботливо подкладываемое девушкой.
Пили здесь какую-то свою бражку, довольно крепкую, судя по постоянно прикладывающимся к кружкам и раскрасневшимся мужикам, женщины же предпочитали разбавлять ее водой, но все же общее предпочтение было отдано настойке на меду, уж не знаю, что там и как готовилось, но у Ринам уже во всю порозовели щечки, а в глазах появился блеск веселья.
Под столом, как бы случайно, ее ножка наступила на мою, а правая рука вольготно расположилась у меня в паху, явно получив вольную. Она что, совсем окосела? Столы хоть и покрыты скатертями, но не заметить ее потуги со стороны было бы тяжело. Да нет, улыбается, успевает болтать и слева, и через меня, то наклоняясь вперед, то ко мне, якобы, что бы лучше слышать собеседника, и тогда атака на мой пах становилась еще более интенсивной.
- У тебя потрясающая выдержка, - она невинно улыбнулась, - даже не скривился.
- А должен?
- Ну, я же вижу, что тебе не все равно, - она стрельнула глазами вниз.
- И как мне прикажешь потом вставать?
- Успеешь еще, не переживай, что хотела, я проверила.
А застолье продолжалось, вокруг ели, пили, открывались новые бочонки и наполняли кружки, на стол выставлялись все новые и новые блюда, народ гулял, как в последний раз. Некоторые бойцы, с непривычки, уже почти не вязали лыка, лишь сонно моргая веками и пытаясь удержаться на скамье. А кто-то уже сдался и, облюбовав пустующее в тарелке место, свободное от мяса и салатов, придавил его щекой, забывшись пьяным сном. Как же у них на утро будут головы болеть, бедолаги. Постепенно новшеств на столе становилось все меньше и меньше, скамьи стали потихоньку редеть, отпуская менее упорных гуляк с детьми и женщинами по домам, снаружи опускались сумерки. Половина бойцов уже спала, не таясь, уткнувшись в плечи товарищей или просто в тарелки, иногда выдавая невиданные рулады храпа, что интересно, мой отряд оказался самым стойким и продолжал набивать желудки, подчистую выедая местные запасы.
- Уннар, им хреново не будет?
- Командир, знаешь, как в армии, когда можно - ешь, когда можно - спишь, ни того, ни другого много не бывает, не беспокойтесь, лишнего не съедят.
А деревенских становилось все меньше и меньше, они расходились по двое, по трое, вытекая из амбара шатающимися ручейками и нередко что-то горланя, гулянка удалась на славу. Слева поднялась Ринам, шепнув:
- На берегу, - и вышла из-за стола.
Подхватив пытающегося встать отца, кое-как поставила его на ноги и повела из амбара.
- Командир, бойцы спрашивают дозволенья отлучиться на ночь, тут много вдов, да и просто дворов без мужиков, - седой вопросительно уставился на меня.
- Только с согласия женщин, узнаю о насилии, убью, - он кивнул, и спустя какое-то время наша скамья стала редеть.
По сути, в амбаре остались только армейские да еще человек пять-шесть деревенских, заснувших прямо за столом или съехавшим под него, трезвым и не шатающимся остался только я, как не притронувшийся к местному алкоголю вовсе, а остальные были от состояния "полностью готов" до "скоро буду". Астар и тот уже подпирал рукой щеку, хотя, как я видел, старался пить поменьше и все-таки следить за бойцами. Ладно, пора и мне. Удостоверившись, что Уннар не свалится без покинувшей его опоры, вышел из амбара и окольным путем направился к реке.
Ночь уже сменила сумерки, явив вокруг покой и тишину, разрываемую лишь редким стрекотанием насекомых и шорохами над головой, создаваемых ночными обитателями. Луна почти скрылась за набежавшими облаками, и темень могла бы стать помехой для кого угодно, но не для меня. Я мог бы с места рвануть вперед и добраться к реке в течение нескольких минут, минуя овраги, камни и прочие ночные ловушки, но решил не спешить, смысл - впереди еще вся ночь.
Вода приятно обволакивала, щекоча кожу и разнося вокруг тихий плеск, а ночное светило прочертило бликами дорожку, озарив пространство вокруг призрачным сиянием и высветив спускающуюся к берегу женскую фигурку. Миг, и сброшенная одежда опавшими листьями укрывает затухающие следы, исчезающие в набегающих на берег волнах. Другой, и в моих руках, словно пойманная в сети русалка, начинает биться обнаженная молодая девушка.
- Попалась, - шепчу.
- Уверен? - и драгоценная добыча начинает истово вырываться, извиваясь и всячески стараясь выскользнуть, брызги летят дождем, круги на воде расходятся все шире, а борьба продолжается, но жертва начинает выдыхаться, движения замедляются, становятся слабее, теперь это уже трепыхания, сопротивление почти сломлено, русалка укрощена.
- Ты силен, - губы жарко шепчут в ухо и впиваются в мои, все, к черту отрешенность, только не в эту ночь. По жилам словно пустили огонь, спавшая пелена контроля освободила зажатые ранее в тиски чувства и ночь безумия вступила в свои права.