Три недели прошло со смерти мастерицы кукол. Мы с Рикори сидели за обедом в моем доме. Сидели молча. Затем я процитировал несколько фраз, те, которые являются эпиграфом к завершающей главе моей книги, причем почти не сознавая, что говорю вслух. Но Рикори поднял голову.

— Вы процитировали что-то. Что?

— Древние глиняные таблицы с халдейскими надписями времен Асурбанапала. Три тысячи лет тому назад.

Он сказал:

— И в этих нескольких словах рассказана вся ваша история!

— Да, Рикори. Здесь всё есть: куклы, мазь, мучение, смерть, очищающее пламя!

Он подумал.

— Это странно. Три тысячи лет тому назад… и даже тогда было известно это зло и то, что от него излечивает… подобие, похожее на меня лицом и телом, которое отняло у меня дыхание… масло из вредных трав… привели меня к смерти… О, Бог Огня, уничтожь их! Да, это вся ваша история, доктор Лоуэлл!

Я ответил:

— Куклы смерти много-много древнее, чем Ур халдеев. Древнее истории. Я проследил их историю в веках после того, как был убит Брэйл. А это длинная-длинная история, Рикори. Они были найдены глубоко похороненными под очагами кроманьонцев, очагами, огонь которых потух двадцать тысяч лет тому назад. И их находили под еще более холодными очагами еще более древних народов. Куклы из кремня, камня, клыков мамонта, костей пещерного медведя, зубов саблезубого тигра. Даже тогда они обладали темной мудростью, Рикори!

Он кивнул:

— Однажды у меня работал парень, который мне очень нравился. Трансильванец. Однажды я спросил его, почему он приехал в Америку. Он рассказал мне странную историю. Он сказал мне, что у них в деревне жила девушка, о матери которой говорили, что она знает вещи, которые не положено знать христианам. Он говорил об этом осторожно, осеняя себя крестными знамениями. Девушка была миловидной, желанной, но он не любил ее. А она влюбилась в него, может быть, его равнодушие привлекало ее. Однажды, возвращаясь с охоты, он проходил мимо ее хижины. Она позвала его. Он хотел пить, он выпил поданное ею вино. Вино было хорошее. Он развеселился, но всё равно не чувствовал любви к ней.

Тем не менее он зашел к ней в хижину и выпил еще. Смеясь, он позволил ей срезать волосы с головы, обрезать ногти, взять немного крови из руки и слюны изо рта. Смеясь, он оставил ее, пошел домой и лег спать. Когда он проснулся вечером, то вспомнил не всё, а только то, что он пил вино с девушкой. Что-то толкнуло его пойти в церковь. Он стал молиться на коленях и вдруг вспомнил, что девушка взяла у него кровь, слюну, волосы и ногти. И он решил пойти и посмотреть, что она делает с этими его частицами. Он говорил, что будто святые, которым он молился, приказали ему сделать это.

Он прокрался к хижине девушки и взглянул в окно. Она сидела у очага, замешивая тесто, как для хлеба. Ему стало стыдно, что он пробрался к окну с такими мыслями, но вдруг он увидел, что она бросает в тесто все взятые у него частицы. Она смешала их с тестом. Затем он увидел, что она начала лепить из теста человека. Она брызнула водой на его голову, как бы крестя его, и при этом говорила какие-то непонятные слова. Он испугался, этот парень. Но в то же время его охватил гнев. Он был смелый парень. Он наблюдал за ней, пока она не кончила. Он видел, как она завернула куклу из теста в фартук и пошла из избы. Он последовал за ней. Он был охотником и знал, как выслеживать. Поэтому она и не подозревала, что он идет за ней.

Она подошла к перекрестку. Светил молодой месяц, и она подняла к нему лицо и сказала вслух какую-то молитву. Затем она вырыла ямку и положила в нее куклу из теста. И зарыла. После этого она сказала: "Зару (таково было имя этого парня)! Зару! Зару! Я люблю тебя. Когда твое подобие сгниет, ты будешь бегать за мной! Ты мой, Зару, душой и телом! Когда твое подобие сгниет, ты станешь моим! Навсегда! Навсегда! Навсегда!"

После этого он не вернулся в деревню, а сбежал в Америку. Он говорил мне, что в первые дни путешествия он чувствовал, словно чьи-то руки, схватив его, тянули в море, обратно в деревню, к девушке. Он боролся с этими руками. Ночь за ночью он боролся с этими руками. Он не смел спать, потому что во сне он видел себя на перекрестке и девушку рядом, и три раза просыпался как раз в то время, чтобы отойти от борта судна, откуда готов был броситься в море.

Затем сила рук стала ослабевать. И наконец через несколько месяцев всё исчезло. Но всё-таки он еще долго жил в стране, пока не получил известие. Кто-то убил ее.

Эта девушка обладала тем, что вы называете "темной мудростью". Да! Видимо, она обратилась против нее в конце концов, так же, как и против ведьмы, которую мы знали.

Я сказал:

— Странно, что вы это говорите, Рикори… Странно, что вы сказали о темной мудрости, которая оборачивается против того, кто владеет ею… Но об этом позже. Любовь, ненависть и сила — ноги треножника, на котором горит темное пламя, они поддерживают площадку, с которой сходят куклы смерти…

Знаете, кто впервые сделал куклы, Рикори? Нет? Ну как же, это был Бог! Его имя было Хнум. Он был богом много раньше, чем Иегова евреев, который тоже делал кукол, вспомните, он сделал двух в саду Эдема, оживил их, но дал им только два права — право страдать и право умирать. Хнум был более милосердным богом. Он не отрицал права умирать, но он не считал, что куклы должны страдать. Он любил, когда они развлекались в те короткие минуты, когда жили. Хнум был таким древним, что царствовал в Египте задолго до того, как были построены пирамиды и Сфинкс. У него был брат, тоже бог, по имени Кефер — с головой овода. Это именно Кефер послал мысль, которая, как ветерок, полетела над поверхностью Хаоса. Эта мысль оплодотворила Хаос, и от этого родился МИР. Только легкий ветерок над поверхностью, Рикори! Если бы она проникла под кожу Хаоса… или еще глубже… в сердце… что представляло бы собой человечество? И всё-таки, даже так, мысль приняла форму человека. Работа Хнума заключалась в том, что он лепил тело человека в утробе матери. Его называли богом-горшечником. Он, по приказу Амена, величайшего из богов, слепил тело царицы Хэтшен-сут.

А за тысячу лет до этого жил принц, которого Озирис и Изида очень любили за красоту, смелость и силу. Никогда на земле, по их мнению, не было достойной его женщины. Поэтому они позвали Хнума-горшечника и попросили сделать женщину. Он явился с длинными белыми руками, как у… мадам Мэндилип… как у нее, каждый палец живой. Он сделал из глины такую красавицу, что даже богиня Изида позавидовала. Они были весьма практичными, эти боги Древнего Египта, они усыпили принца, положили рядом женщину и посмотрели, подходит ли ему женщина. Увы! Она не гармонировала. Она была слишком мала. Тогда Хнум сделал другую куклу. Эта была слишком велика. Ему пришлось сделать шесть — и сломать их, пока он не достиг требуемого совершенства.

Тогда боги удовлетворились, а принц получил свою прекрасную жену, которая была только куклой.

Столетиями позже, во времена Рамзеса III, жил человек, который долго искал и наконец узнал секрет Хнума, бога-горшечника. Всю свою жизнь он добивался этого знания. Он был уже стар, сгорблен и морщинист, но страсть к женщинам была еще сильна в нем. Всё, чего он добивался, сводилось к удовлетворению этой страсти. Но ему понадобилась модель. Кто были прекраснейшие из женщин, могущие позировать для него? Конечно, жены фараона. Тогда он сделал кукол по образцу и подобию тех людей, которые сопровождали фараона, когда он посещал своих жен. Кроме того, он сделал копию самого фараона, и в нее вошел сам, оживив ее. Куклы внесли его в царский гарем мимо сторожей, которые приняли его за фараона так же, как и жены фараона. И развлекали его соответственно. Но, когда он собирался уже уходить, вошел настоящий фараон. Возникло весьма неловкое положение, Рикори. Вдруг, неожиданно и таинственно, в гареме появилось два фараона. Но Хнум увидел, что случилось, спустился с небес и дотронулся до кукол, отняв у них жизнь. Они упали на пол и оказались просто куклами. А там, где стоял второй фараон, лежала кукла, и рядом с ней дрожащий, сморщенный старик.

Вы можете прочесть эту историю и детальное описание всего последовавшего в папирусе, сохранившемся с тех времен и находящимся сейчас в музее Турина. Там же приведен перечень пыток, которые претерпел колдун прежде, чем его сожгли. Нет сомнения, что такие обвинения имели место, что был такой процесс — папирус сохранил его детали. Но что на самом деле было за этим описанием? Является ли эта история очередным суеверием или в ее основе проявление темной мудрости?

Рикори сказал:

— Вы сами видели плоды этой темной мудрости, вы еще не уверены в ее реальности?

Я не ответил, а продолжал:

— Веревочка с узлами — лестница ведьмы. Это тоже древнее понятие. Наиболее древние франкские документы, свод законов, написанный 1500 лет тому назад, гласит, что строжайшее наказание ожидает того, кто будет завязывать узел ведьмы…

— Мы хорошо знаем эту вещь, — сказал Рикори, — в моей стране, к великому нашему горю.

Я заметил, как он побледнел, сжал пальцы, и торопливо сказал:

— Ну, конечно, Рикори, вы понимаете, что я только рассказывал древние легенды. Фольклор. И никаких научных фактов или доказанных оснований для них нет.

Он с шумом отодвинул стул, встал и недоверчиво посмотрел на меня. Заговорил с усилием:

— Вы до сих пор считаете, что вся та дьявольщина, которую мы видели, может быть объяснена с точки зрения известной вам науки?

Я неловко поежился.

— Я не говорю этого, Рикори. Я считаю, что мадам Мэндилип была необыкновенным гипнотизером, убийцей, создательницей иллюзий…

Он перебил меня, сжимая пальцами край стола:

— Вы думаете, что ее куклы были иллюзией?

Я ответил уклончиво:

— Вы сами знаете, как реальна была иллюзия красивого тела. И мы видели, как оно изменилось под действием истинной реальности — огня. Оно выглядело таким же реальным, как куклы, Рикори…

Он снова перебил меня:

— А удар в мое сердце… Кукла, убившая Джилмора… Кукла, убившая Брэйла… Благословенная кукла, убившая ведьму… Вы называете их иллюзией?

Я ответил немного сердито (старое неверие с новой силой охватило мой мозг):

— Возможно, что подчиняясь постгипнотическому приказу кукольной мастерицы, вы сами воткнули иглу в свое собственное сердце! Возможно, что подчиняясь такому же приказу, где и когда данному, я не знаю, сестра Питерса сама убила своего мужа. Канделябр упал на Брэйла, когда я был под влиянием тех же постгипнотических внушений, и, возможно, что обломок стеклянной подвески перерезал его артерию. Что касается смерти самой мастерицы кукол, как будто от куклы Уолтерс — ну что ж, возможно, что ненормальный мозг самой мадам Мэндилип временами оказывался жертвой тех иллюзий, которые она возбуждала в умах других людей. Мастерица кукол была сумасшедшим гением, и ее сознание управлялось манией окружать себя подобием людей, которых она убивала мазью. Маргарита Валуа, королева Наварры, носила с собой забальзамированные сердца более дюжины своих любовников, которые умирали из-за нее. Она не убивала этих людей, но являлась причиной смерти так же верно, как если бы задушила их своими собственными руками. Психология королевы Маргариты, собирающей коллекцию сердец, и мадам Мэндилип, создавшей коллекцию кукол, — одна и та же.

Продолжая стоять, всё еще напряженным голосом он повторил:

— Я спросил вас, считаете ли вы иллюзией убийства, совершенные ведьмой?

Я ответил:

— Вы ставите меня в неудобное положение, Рикори, когда смотрите на меня так… а я отвечаю на ваши вопросы. Я повторяю, что, возможно, в ее собственном мозгу она являлась временами жертвой тех же иллюзий, которые она вселяла в мозг других людей. Что временами она думала сама, что ее куклы живые. Что в ее странном мозгу возникла ненависть к кукле Уолтерс. И в конце концов, под влиянием раздражения, вызванного вашим нападением, это убеждение подействовало на нее. Эта мысль появилась у меня, когда я сказал вам о том, как странно, что вы заговорили о "темной мудрости", обращающейся против своего обладателя. Она мучила куклу, она ожидала, что кукла может отомстить ей, как только подвернется случай… И так сильна была эта вера или это ожидание, что когда наступил благоприятный момент, она драматизировала его. Ее мысль превратилась в действие! Мастерица кукол, как вы сами, могла воткнуть иглу в свою грудь…

— Вы глупец!

Это сказал Рикори, но слова мне так живо напомнили мадам Мэндилип в ее волшебной комнате и говорящей через мертвые губы девушки Лионы, что я, дрожа, упал на свой стул.

Рикори нагнулся ко мне через стол. Его черные глаза были невидящими, без всякого выражения. Я закричал, чувствуя, как страх охватывает меня.

— Рикори… проснитесь!

Взгляд его изменился, стал острым и внимательным. Он сказал:

— Я не сплю, я настолько не сплю, что не стану больше слушать вас. Вместо этого послушайте меня, доктор Лоуэлл. Я говорю вам — к черту вашу науку! Я говорю вам, что за завесой материального, перед которой останавливается в слепом недоумении ваш ум, имеются силы и энергии, ненавидящие нас, которым Бог всё-таки позволяет существовать. Я говорю вам, что эти силы могут проникнуть через завесу в материальный мир и подчиниться таким созданиям, как мадам Мэндилип. Это так! Ведьмы и колдуны рука об руку со злом! Это так! И есть силы, дружественные нам, которые иногда проявляются в избранных.

Я говорю вам: мадам Мэндилип — проклятая ведьма! Инструмент злых сил! Девка Сатаны! Она сгорела, как и полагается ведьме! Она будет гореть в аду вечно. Я говорю вам, что маленькая сиделка была инструментом добрых сил. И она счастлива теперь в раю — и будет счастлива вечно!

Он замолчал, дрожа от волнения.

Он дотронулся до моего плеча:

— Скажите, доктор Лоуэлл, скажите мне правдиво, как перед Богом, если бы вы верили в него, как верю я, действительно ли вас удовлетворяет ваше научное объяснение?

Я ответил очень спокойно:

— Нет, Рикори.

И так оно и было.