Король Эмактилы, Повелитель Двух Смертей, сидел на высоком троне, подобрав под себя ноги. Он был веселый и румяный, словно король Кол из детской песенки, он походил на большое яблоко. В его чуть водянистых голубых глазах светилась радость. Одет он был в свободное алое платье.

Его длинная белая борода, закапанная красным, пурпурным и желтым вином, то и дело шаловливо вздрагивала.

Зал правосудия короля Эмактилы был огромным. Королевский трон стоял на пятифутовом возвышении, которое, подобно сцене, тянулось через весь зал. Темные и светлые плиты пола, расположенные в шахматном порядке, поднимались в этом месте выпуклой дугой, рассеченной широкими низкими ступенями. Трон стоял примерно в пяти футах от этой лестницы.

Двенадцать лучников в серебряно-алых подпоясанных куртках стояли плечом к плечу на нижней ступеньке. Тетивы у их луков были натянуты, готовые в любую минуту выпустить стрелу. Еще двадцать четыре лучника стояли, преклонив колено, ниже. Тридцать шесть смертоносных стрел целили в Кентона, черного жреца и капитана.

По обеим сторонам лестницы на всю длину зала протянулась еще одна цепь лучников, одетых в алое и серебряное; они стояли плечом к плечу, держа оружие наготове. Блестящие глаза короля видели их затылки, обрамлявшие сцену подобно огням рампы.

Вдоль других трех стен также тянулись бесконечные ряды серебряных и алых лучников, стоявших плечом к плечу, державших наготове стрелы и не спускавших глаз с короля Эмактилы. Они стояли молча, своей напряженной неподвижностью напоминая сжатые пружины, готовые распрямиться от малейшего прикосновения.

Окон в зале не было. Стены были покрыты бледно-голубыми шпалерами. Сотни ламп светились ровным желтым светом.

По левую руку от короля стояла какая-то неподвижная фигура в два раза выше человеческого роста. Она была закрыта покрывалом, но даже под этим толстым слоем ткани можно было угадать нечто прекрасное.

С другой стороны стояла еще одна фигура, также окутанная покрывалом, но эти тяжелые покровы таили внутри себя нечто поистине чудовищное.

Некие токи исходили от одной из этих фигур и замирали, коснувшись другой.

На полу, у ног короля, держа в руках изогнутый темно-красный меч, сидел великан китаец.

По обеим сторонам трона стояли прекрасные полуобнаженные девушки, шесть с одной стороны и шесть - с другой. В руках они держали кувшины с вином. У их ног покоились огромные белоснежные чаши, наполненные красным, пурпурным и желтым вином.

Справа от Повелителя Двух Смертей, преклонив колени, стояла девушка, на вытянутых руках державшая золотой кубок. Еще одна девушка стояла слева, сжимая в ладонях золотой кувшин. Протягивая поочередно то одну, то другую руку, король брал кубок и кувшин, подносил к губам и возвращал девушкам, которые вновь наполняли сосуды вином.

Капитан и черный жрец привели Кентона сюда, пройдя множество переходов, король отхлебнул вина, поставил кубок и хлопнул в ладоши.

- Король Эмактилы вершит суд! - торжественно провозгласил китаец.

- Вершит суд! - отозвались лучники слаженным хором.

Кентон, черный жрец и капитан сделали шаг вперед, и стрелы стоящих перед ними лучников оказались совсем рядом. Король наклонился, не спуская с Кентона светящихся весельем глаз.

- Что за шутки, Кланет? - воскликнул он высоким тонким голосом. - Или храмы Бела и Нерга-ла объявили войну друг другу?

- Нет, повелитель, - ответил Кланет. - Этот человек - раб, за которого я обещал большое вознаграждение, и я предъявляю на него свои права, ибо я захватил…

- Ибо я захватил, о Могущественный, - прервал его капитан, преклоняя колени перед королем. - И заслужил вознаграждение Кланета, о Справедливый!

- Ты лжешь, Кланет! - фыркнул король. - Если нет войны, то зачем же ты связал…

- Присмотрись внимательно, повелитель, - прервал его Кланет. - Я не лгу.

Водянистые глаза уставились на Кентона.

- Да! - король рассмеялся. - Ты прав. Тот, другой, мог бы стать таким, как этот, не будь он таким ничтожеством. Ну что ж…

Король взял кувшин, но, не донеся его до рта, замер и заглянул внутрь.

- Здесь только половина! - захихикал он. - Только половина!

Он поднял глаза и взглянул на стоявшую слева девушку.

- Насекомое! - произнес он со смехом. - Ты забыла наполнить кувшин!

Король поднял палец.

У левой стены запела тетива, и в воздухе просвистела стрела, попав в правое плечо дрожащей девушки. Та покачнулась, закрыв глаза.

- Плохо! - весело воскликнул король и опять поднял палец.

Теперь пение тетивы раздалось справа, и опять в воздухе просвистела стрела. Она пронзила сердце лучника, который стрелял первым. Не успело его тело коснуться земли, как еще одна стрела взвилась в воздух.

Она вонзилась в грудь раненой девушки.

- Хорошо! - рассмеялся король.

- Наш повелитель даровал смерть! - провозгласил китаец. - Воздадим хвалу!

- Воздадим хвалу! - как эхо повторили лучники и девушки с кувшинами.

Но Кентон рванулся вперед вне себя от ярости при виде этой жестокой расправы. В то же мгновение туго натянулись тетивы всех тридцати шести луков. Черный жрец и капитан, схватив Кентона, оттащили его назад. Он упал.

Вынув маленький молоток, китаец ударил по клинку своего меча. Меч зазвенел подобно колоколу. На возвышение поднялись двое рабов и унесли мертвую девушку. Другая встала на ее место. Потом рабы оттащили убитого лучника. Другой стрелок выскользнул откуда-то из-за тяжелой занавеси и занял его место.

- Поднимите его, - сказал король и осушил свой кувшин до дна.

- Но повелитель, это мой раб! - несмотря на всю свою волю, черный жрец не мог сдержать надменного нетерпения. - Его привели сюда, подчиняясь твоему приказу. Он перед тобой. Теперь я хочу осуществить свое право и отвести его к месту наказания.

- О-хо-хо! - король поставил кубок и лучезарно улыбнулся Кланету. - О-хо-хо! Так ты не дашь ему встать? И унесешь с собой? О-хо-хо! Ах ты гнилая блоха! - закричал он пронзительно. - Я король Эмактилы или нет?! Отвечай же!

Со всех сторон раздался звук натягиваемой тетивы. Каждая стрела в серебряно-алом ряду лучников была нацелена на мощное тело черного жреца. Капитан бросился на пол рядом с Кентоном.

- О боги! - услышал Кентон возле плеча. - Пропади пропадом и ты, и эта награда! Зачем только я тебя увидел!

Раздался голос черного жреца, в котором слышались одновременно и ярость, и страх:

- Ты - король Эмактилы!

Он встал на колени. Король взмахнул рукой. Луки опустились,

- Встаньте! - воскликнул король. Все трое поднялись. Король сделал пальцем знак Кентону.

- Почему ты так разгневался, - спросил он, посмеиваясь, - когда я даровал смерть этим двоим? Да знаешь ли ты, как пламенно ты будешь молить о смерти и вспоминать быстрые стрелы моих лучников, пока Кланет не расправится с тобой?

- Это было убийство, - ответил Кентон, не мигая глядя в водянистые глаза.

- Мой кубок должен быть полон, - спокойно ответил король. - Девушка знала, какое наказание ее ждет. Она нарушила закон, и она убита. Я справедлив.

- Наш повелитель справедлив! - пропел китаец.

- Он справедлив, - отозвались лучники и девушки с кувшинами.

- Стрелок заставил ее страдать, тогда как я хотел для нее безболезненной смерти. Поэтому он убит, - сказал король. - Я милосерден.

Наш повелитель милосерден! - пропел китаец.

- Он милосерден! - эхом отозвались лучники и девушки с кувшинами.

- Смерть! - радость заиграла на морщинистом лице короля. - Знаешь ли ты, что смерть - величайшее из всех благ? Она - единственное, в чем боги не могут нас обмануть. Только она одна сильнее их непостоянства. Только она одна полностью принадлежит человеку. Она выше богов, сильнее богов, она не считается с ними - ибо даже боги должны умереть, когда пробьет их час! Ах! - вздохнул он, и на какой-то краткий миг исчезла вся веселость. - Ах! Когда я жил в Чалде, там был один поэт, знавший, что такое смерть и как рассказать о ней. Его звали Малдронах. Здесь никто не слышал о нем…

Потом он продолжил тихо:

Кентон слушал, и постепенно его гнев сменялся интересом к этой странной личности. Он знал Малд-ронаха из древнего Ура; как раз на это стихотворение он наткнулся, когда исследовал надписи на глиняных табличках, которые Гайльпрехт нашел в песках Найневе, это было в той, другой жизни, теперь почти забытой. И невольно Кентон начал читать последнюю мрачную строфу:

- Что?! - воскликнул король. - Ты знаешь Малдронаха! Ты…

Опять превратившись в короля Кола, он затрясся от смеха.

- Продолжай! - приказал он. Кентон почувствовал, что Кланет весь дрожит от ярости, и тоже рассмеялся, встретившись взглядом с блестящими глазами короля. Пока Повелитель Двух Смертей коротал время, осушая по очереди кубок и кувшин, он дочитал стихотворение Малдронаха, в необычный танцевальный ритм которого странно вплетался медленный размер:

Король долго сидел задумавшись. Наконец он взял кувшин и сделал знак одной из девушек.

- Он будет пить со мной, - сказал король, указывая на Кентона.

Лучники расступились, давая дорогу девушке. Она остановилась перед Кентоном и поднесла кувшин к его губам. Кентон выпил и в знак благодарности поклонился королю.

- Кланет, - сказал король, - если человек знает Малдронаха из Ура, он не может быть рабом.

- Но повелитель, - продолжал настаивать черный жрец, - этот человек - мой раб.

Король вновь замолчал и только поочередно протягивал руку то к кубку, то к кувшину, переводя взгляд с Кентона на Кланета.

- Подойди сюда,' - наконец произнес он и сделал Кентону знак пальцем, указав ему на место рядом с китайцем.

- Повелитель! - сказал Кланет обеспокоенно, но все столь же упрямо. - Мой раб останется рядом со мной.

- Вот как? - рассмеялся король. - Язва на брюхе комара! Рядом с тобой?

Опять натянулись тетивы.

- Повелитель, - Кланет тяжело вздохнул и склонил голову. - Он идет к тебе.

Проходя мимо черного жреца, Кентон услышал, как у того скрежетали зубы и как тяжело он дышал, будто только что пробежал большое расстояние. Усмехнувшись, Кентон прошел между расступившимися лучниками и предетал перед королем.

- Человек, знающий Малдронаха, - сказал король. - Ты недоумеваешь, как это я один обладаю большей властью, чем все эти жрецы и их боги? Знаешь, это потому, что я - единственный во всей Эмактиле, для кого не существует ни богов, ни суеверий. Я - единственный, кто знает, что только три вещи реальны в этом мире. Вино - в определенных количествах оно делает человека более зорким, чем боги. Власть - если она сочетается с хитростью, то человек станет выше богов. И смерть - ни один бог не может отменить ее, а я распоряжаюсь ею по своей воле.

- Вино! Власть! Смерть! - провозгласил китаец.

- У этих жрецов множество богов, и они не могут поделить власть. Ха-ха! - рассмеялся король. - У меня же вообще нет богов, поэтому я справедлив со всеми. Справедливый судья должен быть лишен предрассудков, лишен веры.

- У нашего повелителя нет предрассудков! - провозгласил китаец.

- У него нет веры! - громко произнесли лучники.

- На одной чаше весов - я, - король кивнул, - на другой - все боги и жрецы. Существует только три вещи, в которые я верю. Вино, власть, смерть! А у тех, что на другой чаше, верований - множество раз по три. И поэтому моя чаша перевесит. Если бы на другой стороне был один бог, одна вера, тогда - увы! - они бы перевесили! Да, трое не устоят перед одним. Это парадокс и, тем не менее, правда.

- Повелитель Эмактилы провозглашает правду! - прошептали лучники.

- Лучше иметь в колчане три прямые стрелы, чем двадцать раз по три кривых. А если появится в Эмактиле человек всего лишь с одной стрелой, но она будет прямее, чем мои три, то этот человек скоро займет мое место на троне, - смеясь, сказал король. - Итак, - продолжал он, - поскольку все боги и все жрецы борются друг с другом, мне приходится - мне, королю Эмактилы, кому нечего делить ни с богами, ни со жрецами, - сохранять между ними мир и смотреть, чтобы они не уничтожили друг друга! А поскольку на каждого из их лучников приходится десять моих, и двадцать моих воинов на каждого из воинов этих жрецов, то с этой задачей я справляюсь хорошо. Ха-ха! - король засмеялся. - В этом и заключается власть.

- Наш повелитель наделен властью! - воскликнул китаец.

- А имея власть, я могу напиваться, когда захочу, - усмехнулся король.

- Наш повелитель пьян! - зашептали лучники по всему залу.

- Пьяный или трезвый, я - король Двух Смертей! - сказал правитель Эмактилы и прыснул со смеху.

- Двух Смертей! - прошептали лучники, кивая.

- Тебе - человеку, который знает Малдронаха, - я покажу их, - сказал король.

- Лучники, склоните головы! - крикнул китаец. В то же мгновение головы стрелков, стоящих вдоль стен, упали на грудь.

С фигуры, которая стояла слева от короля, упало покрывало.

Это была женщина. В ее глубоких, устремленных на Кентона глазах светилась нежность матери, застенчивость девушки, страсть верной возлюбленной. Ее обнаженное тело было совершенно. Красота матери, девушки и подруги сливались в нем в один стройный аккорд. От фигуры исходило дыхание всех весен, когда-либо ласкавших землю. Она открывала дверь в заколдованные миры, она олицетворяла собой всю красоту и радость, которую могла дать жизнь. В ней воплотились все услады жизни, ее посулы и восторги, ее прелесть и ее смысл. Глядя на нее, Кентон ясно ощущал, что жизнь - самое дорогое, что есть на свете; она полна чудес; она - совершенство, и человек должен беречь ее!

А смерть - ужасна!

Кентон не почувствовал страсти к этой женщине, но она разожгла в нем бушующую любовь к жизни.

В правой руке она держала какой-то странный инструмент с острыми крюками и рядами зубьев.

- Ей, - усмехнулся король, - я отдаю только тех, к кому испытываю самые отрицательные чувства. Она убивает их медленно. Глядя на нее, они цепляются за жизнь, яростно, из последних сил цепляются за жизнь. Каждая секунда жизни, которую она отнимает, впиваясь в них этими крючками и зубцами, становится для них вечностью, в которой они борются со смертью. Медленно, очень медленно она вытягивает из них жизнь, а они рыдают, цепляются за нее, упрямо отворачиваясь от лица смерти! А теперь - смотри сюда!

Покрывало упало с другой фигуры, которая стояла справа от короля.

Это был черный скрюченный карлик, уродливый и отвратительный. В его пустых глазах, уставившихся на Кентона, таились все печали, все горести и разочарования жизни, ее бесполезность, ее скука, ее пустой изнурительный труд. Глядя на карлика, Кентон забыл о прекрасной женщине, уверовав, что жизнь ужасна, невыносима.

И что смерть - единственное благо!

В правой руке карлик держал узкий меч с тонким клинком. Острие сверкало, и Кентон ощутил непреодолимое желание кинуться прямо на это острие, умереть на нем!

- А ему, - сказал король, посмеиваясь, - я отдаю тех, кто сделал мне приятное. Смерть для них мгновенна, и вкус ее сладок.

- Эй, ты, - король сделал знак капитану, - я не очень доволен тем, что ты взял в плен этого человека, который знает Малдронаха, будь он даже рабом Кланета. Ты пойдешь к левой смерти!

Побледнев как полотно, капитан шагнул к ступенькам, негнущимися ногами прошел мимо лучников и остановился только перед женщиной. Китаец ударил по мечу. Вошли двое рабов; их головы были низко опущены. Они принесли металлическую решетку. Раздев капитана, они привязали его к решетке. Женщина склонилась над ним, в ее дивном лице светились нежность, любовь, все услады жизни. Это лицо не дрогнуло, когда женщина воткнула ему в грудь свой острый инструмент.

С уст капитана сорвался пронзительный крик, крик боли и отчаяния.

Женщина склонилась над ним, нежная улыбка играла на ее губах, глаза смотрели в глаза.

- Довольно! - хихикнул король. Женщина отняла от груди капитана орудие пыток и накинула на себя покрывало. Отвязав дрожащего капитана, рабы одели его. Не сдерживая рыданий, он побрел прочь и упал на колени рядом с черным жрецом.

- Я недоволен, - весело сказал король, - но ты исполнил свой долг. И поэтому - поживи еще, если хочешь. Я справедлив.

- Наш повелитель справедлив, - эхом отозвался зал.

- А ты, - король сделал знак лучнику, убившему девушку и стрелка, - тобой я очень доволен. Ты получишь свою награду. Иди к правой смерти!

Лучник нерешительно шагнул вперед. Но он пошел быстрее, когда его взгляд встретился с пустыми глазами карлика. Быстрее, еще быстрее - он взбежал по ступенькам, оттолкнул лучников и упал на острие тонкого меча!

- Я великодушен, - сказал король.

- Наш повелитель великодушен, - произнес китаец.

- Я хочу пить, - рассмеялся король. Он отхлебнул из кубка и из кувшина. Голова его склонилась, он покачнулся, совсем как пьяный. - Вот мой приказ! - Он открыл и закрыл по очереди оба глаза. - Ты слышишь меня, Кланет? Я хочу спать. Я буду спать. Когда я проснусь, приведи опять ко мне этого человека, который знает Малдронаха. Не причиняй ему никакого зла. Это мой приказ. Его будут охранять лучники. Уведите его. Он должен быть в безопасности. Это мой приказ!

Он потянулся за кубком. Слабые руки не смогли удержать его.

- Клянусь моими Смертями! - захихикал он. - Какой позор, что в бочку входит так много, а в человека - так мало!

Он повалился.

Повелитель Двух Смертей захрапел.

- Наш повелитель спит! - тихо произнес китаец.

- Он спит! - прошептали лучники и девушки.

Китаец встал и наклонился над королем. Он взял его на руки, как ребенка. Две Смерти последовали за ним. Двенадцать лучников, стоявших внизу, повернувшись, поднялись по ступеням и окружили их. Двадцать четыре лучника повернулись, поднялись и окружили тех. Стрелки, стоявшие у стен, развернулись и рядами по шесть человек поднялись по ступеням. Серебряно-алые ряды дрогнули, и по шесть человек стрелки отделялись от стен и подходили к возвышению.

Двойное кольцо сомкнулось и скрылось за тяжелыми шторами в дальней части зала. Стрелки последовали следом.

Шестеро отделились от общего ряда и выстроились вокруг Кентона.

Подхватив чаши и кувшины, девушки скрылись за шторами.

Один из лучников сделал Кентону знак. Тот спустился вниз,

В сопровождении черного жреца и бледного капитана Кентон вышел из королевского зала правосудия. Трое лучников шли впереди них, трое - сзади.