Началась буря. Поднимаясь, Кентон слышал раскаты грома, похожие на бряцание щитов, на звон цимбал, на удары бесчисленных медных гонгов. Шум нарастал, в нем слышались теперь завывания необузданных ветров, стаккато дождевого водопада.

Лестница извивалась по голой стене, словно виноградная лоза по отвесному склону башни. Она была довольно узкая, одновременно по ней могли подниматься трое, не больше. Лестница круто уводила вверх. Кентон прошел пять больших пролетов по сорок ступеней, четыре пролета по пятнадцать и наконец добрался до самого верха. Наружный край площадки закрывали высокие колонны, стоявшие на расстоянии пяти футов друг от друга, сверху на них покоился толстый канат, скрученный из золотых нитей.

Кентон подошел к краю площадки и посмотрел вниз; он взошел так высоко, что храм Бела показался ему всего лишь золотистым пятном - как будто он стоял на вершине высокой горы, а перед. ним расстилалась окутанная туманом долина, и первые лучи солнца только что коснулись ее.

Последняя ступень лестницы представляла собой площадку шириной шесть и длиной около десяти футов. Отсюда открывалась какая-то дверь, узкий проход, в который едва ли могли войти двое. Дверь вела в зал, тонувший в тумане.

Стоя на этой площадке, один человек мог сражаться с бесчисленным войском.

Дверной проем скрывала штора из литого золота, такая же тяжелая, как и та, что висела у входа в Серебряный Дом Бога Луны. Невольно Кентон отдернул руку - он вспомнил, что открылось перед ним, когда он раздвинул те серебристые занавеси. И все же, поборов нерешительность, он слегка отодвинул штору.

Перед ним был четырехугольный зал, весь заполненный яркими, трепещущими вспышками молний. Он шел именно сюда - это и было место отдыха Бела, где находилась его любимая, вся во власти своих грез.

Кентон увидел жреца: тот притаился у дальней стены и не спускал восхищенных глаз с женщины, закутанной во все белое; вытянув вперед руки, она стояла около окна. В прозрачный хрусталь этого окна хлестал дож’дь и бился ветер. Обмакнув тысячи кистей в радужное пламя, молнии расписывали стены.

Здесь стояли стол, два золотых стула и массивное деревянное ложе, украшенное слоновой костью, а рядом - широкая пузатая жаровня и курильница в форме больших песочных часов. В жаровне билось высокое желтое пламя. На столе в янтарных блюдах лежали маленькие лепешки шафранного цвета и стояли золотые кувшины с вином. По стенам висели лампы, рядом с каждой стоял сосуд с ароматным маслом.

Притаившись, Кентон ждал. Подобно грозовой туче, вокруг сгущалась опасность - это Кланет мешал в котле свое колдовское варево. Он был вынужден ждать - прежде, чем разбудить Шаран, ему предстояло постигнуть всю глубину ее сна, понять до конца мир грез, в котором блуждал ее разум. Так сказал ему голубой жрец.

Кентон услышал голос Шаран:

- Кто видел биение его крыльев? Кто слышал его шаги, подобные стуку колесниц, отправляющихся в битву? Кто из женщин смотрел в его глаза?

Зал озарила яркая вспышка; казалось, прямо над головой раздался удар грома. Когда ослепление прошло, Кентон увидел, что Шаран, закрыв лицо руками, медленно отходила от окна.

На ее месте в ореоле трепещущего сияния стояла огромная фигура, вся в ослепительном золоте. Она была подобна богу!

Сам Бел-Меродах, спустившись с боевого коня грозы, стоял здесь, а вокруг полыхали его молнии!

Кентона охватил благоговейный ужас, но внезапно он понял, что перед ним - жрец Бела в похищенных одеяниях своего бога.

Шаран медленно отняла руки от лица, так же медленно опустила их, не сводя взгляда с сияющей фигуры. Она наклонилась, чтобы встать на колени, но потом гордо поднялась; огромными зелеными глазами, полными грез, она всматривалась в сокрытое шлемом лицо.

- Бел! - прошептала она. - Повелитель Бел!

- О прекрасная, кого ты ждешь? - заговорил жрец.

- Только тебя, Повелитель Молний! - ответила она.

- Но почему ты ждешь меня? - спросил жрец, не сходя с места. Услышав это, приготовившийся к прыжку Кентон замер. Что задумал жрец Бела, почему он так медлил?

Шаран заговорила - растерянно, немного стыдливо:

- Это твой дом, Бел. Разве не должна здесь быть женщина, которая бы ждала тебя? Я - дочь короля, и я уже давно жду тебя!

- Ты прекрасна! - ответил жрец, не спуская с нее горящих глаз. - Многие, должно быть, говорили тебе это. Но ведь я - бог!

- Я - прекраснейшая из всех принцесс Вавилона. А кто, как не прекраснейшая, должна ждать тебя в твоем доме? Я - лучшая из всех… - страстно говорила Шаран.

- Скажи, принцесса, - спросил ее жрец, - что было с теми, кто называл тебя прекрасной? Скажи, твоя красота убивала их, как быстрый сладкий яд?

- Разве я думала о них? - дрожа, проговорила Шаран.

- Но многие, наверное, думали о тебе, - ответил он сурово. - А яд, пусть даже быстрый и сладкий, все равно причиняет боль. Я - бог, но я знаю это!

Наступило молчание, потом жрец коротко спросил:

- Как ты ждала меня?

- Я подливала масло в лампы, - ответила она, - я приносила лепешки и ставила на стол вино для тебя. Я была твоей служанкой.

- Многие женщины делали то же самое для простых смертных, дочь короля, - ответил жрец, - но я - бог!

- Я- самая прекрасная, - тихо сказала она. - Принцы и короли пылали страстью ко мне. Смотри, о Великий!

Радужные вспышки молний ласкали серебристые очертания ее тела, скрытого лишь облаком распущенных золотых волос.

Жрец весь подался вперед. Ужаснувшись при мысли о том, что эту красоту будет держать в руках другой, Кентон рванулся к обманщику, но на полпути остановился: понимание, даже сострадание к жрецу удержали его.

Перед ним была обнаженная человеческая душа, и Кентон понял, что, окажись он на месте жреца, он бы чувствовал то же.

- Нет! - воскликнул жрец Бела, срывая золотой шлем своего бога, отбрасывая меч, расстегивая его плащ…

- Нет! Ни одного поцелуя Белу! Ни одного удара сердца для Бела! Что, думаешь, я буду помогать Белу? Нет! Ты будешь целовать человека - меня! Человеческое сердце будет биться рядом с твоим - кос сердце! Я, я - а не бог - буду владеть тобой!

Схватив Шаран, он прижал к ее рту свои горячие губы.

Кентон был уже рядом.

Обхватив рукой подбородок жреца, он рванул его голову назад. Хрустнула кость. На Кентона смотрели выпученные глаза жреца, его руки отпустили Шаран, он попытался ударить Кентона, вырваться из его цепкой хватки, но неожиданно перестал сопротивляться, и выражение слепой ярости на его лице сменилось ужасом. Он увидел лицо Кентона - свое собственное лицо!

Его собственное лицо смотрело на него, угрожая смертью!

Бог, которого он предал, которому бросил вызов, отомстил ему! Кентон так ясно понимал его мысли, как будто они были высказаны вслух. Чуть приподняв жреца, он размахнулся и швырнул его о стену. Раздался удар, тело упало и забилось в судорогах.

Дрожащими руками подобрав свои одежды, Шаран, сжавшись, сидела на краю ложа. Глаза ее жадно смотрели на Кентона, в них появилась растерянность, смущение, и он почувствовал, что где-то глубоко в ее сознании начинает просыпаться воля, опутанная паутиной грез.

Любовь и жалость к Шаран переполняли душу Кентона, но в этом чувстве не было страсти; в данный момент она была для него всего лишь ребенком, растерянным, испуганным, покинутым.

- Шаран! - прошептал Кентон, обнимая ее. - Шаран, любимая! Любимая, проснись!

Он целовал ее холодные губы, испуганные глаза.

- Кентон! - проговорила она. - Кентон! Да… я помню… ты был моим господином… давно… так давно! - она говорила так тихо, что Кентон едва мог расслышать.

- Проснись, Шаран! - воскликнул он и опять прижался к ней губами. И ее теплые губы ответили!

- Кентон! - прошептала она. - Мой дорогой повелитель!

Она откинулась назад и крепко сжала пальцами его руки; в ее глазах рассеивалась пелена грез, - так с появлением солнца рассеиваются грозовые тучи, Дымка сна рассеивалась и опять сгущалась в ее глазах, вновь рассеивалась и превращалась в легкое тающее облачко.

- Любимый! - воскликнула Шаран, наконец-то освободившись от своих грез, обвивая шею Кентона и прижимаясь к его щеке горячими губами. - Любимый мой! Кентон!

- Шаран! Шаран! - шептал он, все глубже погружаясь в облако ее волос, целуя ее лицо, шею, грудь.

- Где же ты был, Кентон? - спросила она, всхлипывая. - Что они сделали со мной? Где корабль? И где мы теперь? Но это все равно, ведь ты рядом!

- Шаран, Шаран! Любимая! - прижавшись к ней губами, Кентон ничего больше не мог произнести.

Сильные руки сдавили ему горло, у него перехватило дыхание. Кентон увидел перед собой обезумевший взгляд жреца Бела. Думая, что жрец уже мертв, он ошибся.

Оттолкнув его ногой, Кентон попытался встать. Жрец упал, увлекая Кентона за собой. Его хватка немного ослабла, и Кентон сумел разжать душившие его пальцы. Змеей жрец скользнул вниз, отбросил Кентона и вскочил на ноги. Столь же быстро вскочил и Кентон. Он не успел вынуть меч; жрец опять напал на него, одной рукой зажав правую руку Кентона, а другой потянувшись к его горлу, одновременно удерживая локтем его левую руку.

Откуда-то снизу, заглушая биение крови в ушах, до Кентона донеслись другие звуки, наполненные призывом и угрозой, как будто стучало встревоженное и разгневанное сердце самого бога!

Далеко внизу эти же звуки слышал Гиги, поднимаясь по веревке с наружной стороны лестницы; с бешеной скоростью он взбирался вверх, а за ним так же быстро поднимались Зубран и викинг.

- Осторожнее! - тихо предупредил Сигурд, увлекая друзей к самому краю стены. - Молитесь Тору, чтобы часовые ничего не услышали! Идем быстрее!

Прижимаясь к стене, они обогнули серебряную террасу Сина, Лунного Бога. Молнии сверкать перестали, но дождь лил сплошной стеной. Выл ветер. Лестница превратилась в бушующий поток глубиной почти по колено. Непроглядная тьма окутала все вокруг.

Но они шли - навстречу дождю и ветру, навстречу мощному потоку.

Высоко в Приюте Бела по огромному залу катались, крепко сцепившись, Кентон и жрец. Сжимая в ладонях меч, украденный жрецом, вокруг них, едва переводя дыхание, кружила Шаран, примеривавшаяся для удара, но все не решавшаяся - так тесно сплелись дравшиеся, так быстро мелькала перед ней то одна спина, то другая.

- Шаламу! Шаламу! - У золотой шторы стояла танцовщица; любовь, раскаяние и отчаяние привели ее сюда через все ужасы тайных святилищ. Бледная, дрожащая, она не выпускала из рук штору.

- Шаламу! - пронзительно закричала она. - Они идут за тобой! Их ведет жрец Нергала!

Нараду видела спину жреца, лицо же Кентона было обращено прямо к ней. Жрец наклонил голову, стараясь достать зубами шею Кентона, разорвать его артерии; он не слышал Нараду, он был глух и слеп ко всему, в нем жила только жажда крови.

Увидев лицо Кентона, освещенное неровным светом жаровни, Нарада приняла его за своего возлюбленного.

Шаран не успела сделать и шага, а она уже бросилась вперед.

По самую рукоять она вонзила свой кинжал в спину жреца Бела!

Укрывшись от дождя в специальном углублении в стене храма, часовые чувствовали, как некие руки тянутся к ним из мрака бури. Двое упали, задушенные крепкими пальцами Гиги, двое - под быстрыми ударами Сигурда, двое - от сабли перса. В нише осталось только шесть мертвых тел.

- Быстрее! Быстрее! - Сигурд первым преодолел серебряный храм. Они обогнули оранжевый дом Ша-маша, Солнечного Бога.

Три смерти возникли из бездны, и часовые оранжевого храма остались лежать мертвыми, не слыша удаляющихся шагов трех человек.

Слева тьма сгустилась - в ней выросли черные стены храма Нергала, Бога Мертвых…

- Быстрее! Быстрее!

Жрец Бела выскользнул из рук Кентона, ноги его подкосились, и он стал падать назад; его потухающий взгляд встретился с глазами танцовщицы.

- Нарада! - прошептал он, на губах у него выступила кровавая пена. - Нарада… ты… - Кровь хлынула струей.

Жрец Бела был мертв.

Танцовщица взглянула на него, потом на Кентона и все поняла…

- Шаламу! - зарыдала она и, рыдая, бросилась на Кентона, занеся кинжал. Кентон не успел вынуть меч или поднять руку, чтобы защититься, не успел даже отойти в сторону. Сверкнуло лезвие, она целилась в сердце, Кентон уже почувствовал острие…

Нож скользнул в сторону, поранив кожу на ребрах. Это Шаран схватила танцовщицу за руку, удержав ее от удара и направив острие кинжала в грудь Нарады.

Покачнувшись как молодое дерево под последними ударами топора, танцовщица вздрогнула и упала ничком на тело жреца. Застонав, она из последних сил обвила руки вокруг его головы, прижалась к нему губами.

Так они и лежали, соединив мертвые губы.

Шаран и Кентон посмотрели друг на друга - она, держа в руках окровавленный клинок, он - с раной на груди, оставленной этим клинком; они смотрели на танцовщицу и жреца, и во взгляде Кентона была жалость, а в глазах Шаран - нет.

- Она бы убила тебя! - прошептала она. - Она бы убила тебя!

Зал озарила ослепительная вспышка, послышались громовые раскаты. Молнии заполыхали с новой силой. Подойдя к дверям, Кентон раздвинул штору и прислушался. Внизу в ровном сиянии золотистой дымки лежал храм Бела. Кентон ничего не услышал: все звуки, должно быть, заглушали раскаты грома. Он ничего не увидел, ничего не услышал, и все же…

Он ощущал приближение опасности - возможно, прямо сейчас она крадется вверх по зигзагам этих ступенек. Тихо крадутся, приближаясь с каждой минутой, мучения и смерть - для Шаран и для него.

Он подбежал к окну. Гиги, Сигурд, Зубран! Где же они? Им не удалось подняться по лестнице? Или они уже идут сюда, пробиваясь через посты часовых? Они уже рядом?

Могут ли они вообще не прийти?

Стена была толстой. Три фута камня отделяли оконную раму от края подоконника, Кентон наклонился вперед. Окно было сделано из толстого прозрачного хрусталя и окаймлено полосой металла, в маленьких нишах находились ручки. Кентон повернул их одну за другой. Окно распахнулось; дождь и ветер ворвались внутрь, тесня Кентона. Преодолевая этот натиск, он наклонился и посмотрел вниз…

Целых сорок футов отделяли его от лестницы внизу!

Почти отвесная стена лежала между окном и этими ступенями, ни подняться, ни спуститься по ней было невозможно.

Он посмотрел вокруг.

Приют Бела представлял собой огромный куб, установленный на вершине конусообразного храма. Окно было почти у самого края стены, на расстоянии не более ярда, налево черная стена тянулась еще на двадцать футов, столько же было до верха.

К нему подошла Шаран. Она пыталась ему что-то сказать, но завывание бури заглушало ее голос.

В полыхании молний часовые храма Нергала внезапно увидели, как из темноты вырвались три роковых силуэта. Раздались удары мечей. Один из часовых, закричав, попытался скрыться. Его крик прервали завывания бури, длинные руки схватили его, длинные пальцы сжимали ему горло, и он полетел вниз.

Наконец часовые красного храма лежали в своей нише мертвыми.

А трое прошли мимо голубого храма Набу, Бога Мудрости, и не встретили там охраны. Часовых не было и у белого дома Иштар, и у золотого храма Бела.

Внезапно лестница оборвалась!

Перед ними оказалась совершенно гладкая каменная стена. Остановившись, они задумались. До них донеслось рыдание, заглушить которое не могла даже буря, - это кричала танцовщица Бела, занося над Кентоном кинжал.

- Кричат там! - Сигурд показал туда, где находилось скрытое от них окно Приюта Бела. Вдруг впереди на стене они заметили какой-то выступ. Стена круто взмывала ввысь, и поэтому подойти близко к выступу было нельзя, оттуда же, где они стояли, не было видно, что находится за ним.

- Вот и пригодились твои длинные руки, Гиги, - сказал викинг. - Встань как можно ближе к краю, вот так. Обхвати меня за колени и держи. У меня спина крепкая, я высунусь и посмотрю, что там.

Обхватив викинга за колени, Гиги поднял его; сильной ногой для равновесия упираясь в стену, он мощными руками удерживал Сигурда.

А Сигурд, прижатый к стене ветром, словно опавший лист, увидел прямо перед собой, на расстоянии чуть больше фута лицо Кентона!

- Подожди! - закричал викинг и, дрыгая ногой, подал сигнал Гиги.

- Волк там? - сообщил он. - Там, в окне, да так близко, что может втащить меня внутрь! Гиги, подними меня еще раз, а когда я просигналю - отпускай. Потом пусть так же поднимется Зубран. А ты оставайся здесь, иначе мы не сможем вернуться. Жди и будь готов поддержать все, что бы ни упало тебе в руки. Давай быстрее!

Гиги опять поднял Сигурда, и Кентон наконец-то сжал в руках его запястья. Гиги отпустил викинга. Несколько секунд Сигурд висел в воздухе, а затем Кентон втащил его внутрь,

- Принимай Зубрана! - крикнул он Кентону, бросаясь к дверям, возле которых с мечом в руках стояла Шаран.

Поддерживаемый длинными руками Гиги, перс завис в воздухе и, подхваченный Кентоном, оказался на подоконнике.

В порывах ветра пламя жаровни горело неровно, как факел; тяжелые золотые занавеси вздувались парусами, маленькие светильники по стенам погасли. Перс нащупал ручки и закрыл окно. Быстро сжав руку Кентона, он с удивлением посмотрел на тела жреца и танцовщицы.

- А Гиги? - воскликнул Кентон. - С ним все в порядке? Вас не преследовали?

- Нет, - сказал пере, - а если кто-то и шел за нами, то, ты ведь знаешь, Волк, призраки не могут владеть мечами. С Гиги все в порядке. Он ждет внизу, чтобы поймать нас, когда мы выберемся через окно. Все, кроме одного, - добавил он едва слышно.

Думая о Гиги и о том, как они будут уходить, Кентон не расслышал эту последнюю странную фразу. Он подбежал к двери, которую бдительно охраняли Сигурд и Шаран, быстро обнял Шаран, раздвинул шторы и стал всматриваться. Далеко внизу он различил тусклый блеск - это мерцали кольчуги, броня и мечи. Воины уже прошли примерно четверть лестницы, ведущей из Дома Бела, они двигались медленно, осторожно, бесшумно, намереваясь застать врасплох жреца Бела в объятиях Шаран!

У Кентона оставалось время, хотя бы несколько минут, чтобы осуществить внезапно возникший замысел. Надев на голову шлем Бела, Кентон взял щит и накинул на плечи алую мантию.

- Сигурд! - позвал он шепотом. - Зубран! Идущие сюда думают, что здесь сейчас только Шаран и тот, что лежит там. Если они поймут, что нас несколько, мы не успеем еще пройти и половины пути, как поднимется тревога, мы попадем в руки воинов - и это конец! Поэтому, когда они придут сюда, я и Шаран встретим их. Они не убьют нас, только попытаются схватить. К тому же они не знают, что мы наготове. Потом берите Шаран и опустите ее к Гиги. А мы…

- Начало хорошее, Волк, - спокойно прервал его перс. - А конец - нет. Кто-то один должен остаться, чтобы остальные могли спокойно уйти. Иначе, когда воины войдут сюда, черный жрец быстро догадается, что случилось. Храм окружат так, что не прорвется и целый полк. Нет, один человек должен остаться - на время.

- Я останусь, - сказал Кентон.

- Любимый! - шепнула Шаран. - Мы пойдем вместе, или я тоже останусь!

- Шаран». - начал Кентон.

- Мой дорогой повелитель, - она остановила его строгим тоном. - Неужели ты думаешь, что когда-нибудь еще я отпущу тебя? Расстанусь с тобой? Никогда! В жизни или в смерти я буду с тобой!

- Нет, Волк, я останусь, - сказал перс. - Шаран не пойдет без тебя, и значит, ты не можешь остаться, поскольку она обязательно должна уйти. Гиги тоже не может, потому что ему сначала надо для этого попасть сюда. Ты согласен? Хорошо! А Сигурд должен уйти, чтобы показывать дорогу обратно, только он один ее знает. Кто остается? Зубран! Так велят боги. А их не переспоришь.

- Но как же ты выберешься? Как найдешь нас? - с тревогой спросил Кентон. - Ты же сам говоришь, что без помощи Гиги не выбраться через окно!

- Не выбраться, - согласился Зубран. - Но из этих покрывал я могу сделать веревку и спущусь по ней на лестницу. Один может пройти там, где не пойдут пятеро. Я помню дорогу через город и помню, как мы шли по лесу. Ждите меня там.

- Они совсем рядом, Кентон! - тихо сказала Шаран.

Кентон подбежал к двери. Внизу он увидел около двух десятков воинов, которым оставалось пройти еще дюжину ступеней. Они двигались бесшумно, парами, держа наготове мечи и маленькие щиты; за ними шли одетые в желтое и черное жрецы, среди черных мантий был и Кланет.

У стены справа от Шаран притаился Сигурд. Его не было видно, но он готов был защитить женщину. Перс стоял рядом с Кентоном, прижавшись к стене так, чтобы идущие не могли его видеть.

- Закрой жаровню, - прошептал Кентон. - Погаси огонь. Лучше, чтобы за спиной не было света.

Перс не стал закрывать жаровню, чтобы не потушить пламя. Он встряхнул ее, и в жаровне остались тлеющие угольки; чтобы не было видно их слабого мерцания, перс отнес жаровню в дальний угол.

Первая пара воинов была почти на вершине лестницы, уже протягивая руки, чтобы отдернуть штору.

- Пора, - шепнул Кентон Шаран и сорвал занавеси. Они стояли перед воинами, она - в белых одеждах жрицы, он - в золотых доспехах бога. А те, парализованные внезапным видением, в изумлении смотрели на них.

Не давая им опомниться, Кентон взмахнул мечом, сверкнувшим, как синяя молния; блеснул клинок Шаран. Воины упали. Их тела еще не коснулись камня, когда Кентон выхватил у одного из них меч и передал Шаран. Она набросилась на подступивших воинов.

- За Иштар! - услышал он голос Шаран и увидел, как она ударила.

- Схватите их обоих! - донесся рев Кланета.

Наклонившись, Кентон поднял мертвое тело и швырнул его в самую гущу воинов. С проклятьями они падали под ударом трупа, словно под ударами меча! И воины и жрецы кувыркались по ступенькам, чтобы разбиться о каменный пол Дома Бела.

Отскочив назад, Кентон схватил Шаран и препоручил ее Сигурду.

- Иди к окну! - приказал он. - Передай ее Гиги!

Опередив их, Кентон распахнул окно.

Где-то вдалеке вспыхивали молнии, кромешная тьма уступила место густому полумраку, все еще завывал ветер и стеной лил дождь. В этой полутьме Кентон разглядел мокрые руки Гиги, выжидательно застывшие возле стены. Он отошел от окна. Мимо него, крепко держа Шаран, скользнул викинг. На какое-то мгновение зависнув в воздухе, она упала в объятия Гиги и исчезла из виду.

Крики на лестнице усиливались. Воины поднимались все выше. Кентон увидел, как Сигурд и перс подняли тяжелое ложе, сорвали с него покрывала и опрокинули его. Подтащив ложе к дверям, они толкнули его вниз по ступенькам. Послышались стоны, крики агонии. Ложе сметало людей на своем пути, как хорошо брошенный шар сметает деревянные кегли. Оно било и крушило все, но наконец на одном из крутых поворотов лестницы застряло, зацепившись за золотой канат ограды, и, как баррикада, загородило проход.

- Бегите, Сигурд! - крикнул Кентон. - Ждите нас у леса. Я останусь с Зубраном.

Перс посмотрел на него с такой теплотой, какой Кентон никогда раньше не видел в этих агатовых глазах. Зубран кивнул Сигурду.

Это был какой-то заранее условленный сигнал, и Кентон в то же мгновение оказался в руках викинга. Несмотря на всю накопленную в этом мире силу, он не мог вырваться. Зубран быстро снял с Кентона золотой шлем Бела и надел на себя; спрятав бороду, завернулся в расшитую алым мантию и схватил золотой щит.

Кентон сопротивлялся, но его легко, как ребенка, отнесли к окну, перекинули через подоконник, его подхватил Гиги и опустил на землю рядом с плачущей Шаран.

Обернувшись от окна, викинг заключил перса в объятия.

- Нельзя медлить, северянин! Сейчас не время для чувств! - коротко сказал Зубран, вырываясь из его рук. - Для меня нет спасения, ты знаешь это, Сигурд. По веревке? Это только слова, чтобы успокоить Волка. Я люблю его. Да и что веревка? Они как змеи сползут по ней вслед за мной. Или я - трусливый заяц, который ведет собак туда, где укрылись его друзья? Нет! Теперь иди, Сигурд, и когда вы будете уже далеко, расскажи им все. Идите к кораблю, и чем быстрее, тем лучше.

- Уже близки щиты дев! - торжественно произнес викинг. - Бог Один примет героя, неважно, из какой он страны! Перс, ты скоро будешь ужинать в Валгалле с Одином, Отцом всего живого!

- Пусть у него будут такие блюда, которых я никогда не ел, - пошутил перс. - Иди, северянин!

Зубран поддержал его, викинг выбрался из окна, и его поймал Гиги.

Все четверо стали быстро спускаться, Сигурд впереди, Шаран - под длинным плащом Гиги, за ними Кентон, все еще ругаясь.