Я остановился как вкопанный. Естественно, конечно, было предположить, что это просто случайное совпадение, необыкновенное, но совершенно случайное. Без сомнения, по меньшей мере пятьдесят человек в Нью-Йорке на первый взгляд похожи на меня. Но чтобы кто-нибудь из них и в какой-то определенный момент времени был бы одет точно так же, как я, было просто невероятно. Однако все-таки могло быть. А если нет - что же это было? Зачем кому-то изображать меня?

Но, если на то пошло, зачем кому-то за мной следить?

Я заколебался, не подозвать ли такси и не вернуться ли обратно в Клуб. Разум подсказывал мне, что я видел незнакомца лишь мельком, что, возможно, меня подвела игра света и тени, что сходство мне просто померещилось. Я обругал свои расстроенные нервы и пошел дальше.

После Кортландт-стрит прохожие стали встречаться все реже и реже. Тринити была похожа на сельскую церковь в полночь. Меня обступили молчаливые громады офисов. Возникло гнетущее ощущение: казалось, они заснули и вот-вот свалятся на меня. Неисчислимые окна были похожи на слепые глаза. Зато те, другие - и очень зоркие - глаза не оставляли меня ни на мгновений Казалось, они глядели еще пристальнее и проницательнее.

Вокруг не было уже ни души. Ни полицейского, ни даже сторожа. В этих огромных крепостях капитала, я знал, сторожа были. Я мешкал около каждого угла, предоставляя скрывавшимся в засаде бесчисленные возможности выйти навстречу, невидимому стать видимым. Но по-прежнему вокруг не было ни души - и по-прежнему за мной неотрывно следили.

Достигнув конца Бродвея, я уже в полном разочаровании оглядел безлюдный Баттери-парк. Я добрел до набережной Харбор Уолл и сел на скамью. К Лонг-Айленду скользил паром, похожий на огромного золотого водяного жука. Полная луна проливала на волны ручейки мерцающего серебряного огня, Было очень тихо, так тихо, что я смог различить звон колоколов Тринити, бивших вдалеке девять часов.

- У вас спичек не найдется? - неожиданно раздался приятный голос. И я испуганно осознал, что рядом со мной на скамье сидел человек. Странно: я не слыхал ничьих шагов. Когда пламя взметнулось к его сигарете, я разглядел темное, гладко выбритое, аскетическое лицо, мягкий рот, доброжелательные глаза, чуть усталые - ни дать ни взять от занятий. Изящная, хорошо ухоженная рука, державшая спичку, казалась необычайно сильной - рука хирурга или скульптора. Наверняка ученый, решил я. Его одежда - плащ с капюшоном, мягкая темная шляпа - как будто подтверждала эту мысль. Тем не менее в широких плечах, скрытых плащом, опять-таки угадывалась необыкновенная сила.

- Прекрасная ночь, сэр, - он отбросил прочь спичку. - Просто созданная для приключений. А сзади нас город, в котором возможно все, что угодно.

Тут я присмотрелся к нему внимательнее. Это замечание показалось мне странным; я ведь действительно бродил этой ночью в поисках неизвестно каких приключений. Ну и что? Я стал слишком подозрителен. Откуда ему знать, что привело меня в это тихое место? Да и слишком благожелательное у него было лицо, слишком спокойные глаза. Просто ученый, заглянувший в тихий парк отдохнуть.

- Вон там паром, - он вытянул руку, по-видимому не замечая моего испытующего взгляда. - Это корабль возможных приключений. На нем безгласные Александры, бесславные Цезари и Наполеоны… недоделанные Язоны. Каждый из них мог бы найти свое Золотое Руно, если бы им не мешало какое-нибудь «но»… А несовершенным Еленам и Клеопатрам не хватает самой малости, чтобы вдохновить их на великие деяния.

- Какое счастье, что они несовершенны, - засмеялся я. - Да эти Наполеоны, Цезари и Клеопатры мигом вцепились бы друг другу в глотки и, пожалуй, подожгли бы весь мир!

- Нет, никогда, - ответил он очень серьезно. - Нет, если бы их направляли Воля и Разум более могущественные, чем у всех них, вместе взятых. Разум, способный предначертать, и Воля, способная заставить их выполнять эти предначертания.

- Но в результате, сэр, - возразил я, - получатся не суперпираты, суперкуртизанки и суперворы, а суперрабы.

- Рабства было бы меньше, чем в любую иную эпоху, - ответил он. - Персонажи, которых я привел в пример, всегда были под контролем Судьбы… или Бога, если вам так больше нравится. Воля и Разум, которые я имел в виду, будь они вложены в человеческий мозг, извлекли бы пользу из ошибок слепой Судьбы - или Бога, которому, если он существует, приходится наблюдать за таким количеством постоянно изменяющихся миров, что вряд ли он может уделить хотя бы минутное внимание отдельному человеку из бесчисленного множества, копошащегося в этих мирах. Разум, о котором я говорил, в полной мере использовал бы способности своих слуг, а не истощал их попусту. Он всегда вознаграждал бы их по заслугам, а если наказывал - так справедливо. Он не разбрасывал бы тысячи семян в надежде, что хотя бы горстка из них попадет на благодатную почву и прорастет. Он выбрал бы эти горстки и позаботился о том, чтобы они попали на благодатную почву и чтобы ничего не помешало их росту.

- Такой Разум должен был бы быть могущественнее Судьбы или, если ВАМ так больше нравится, Бога, - заметил я. - Я повторяю еще раз: мне все это кажется просто суперрабством. И какое счастье для всего мира, что подобного Разума не существует.

Он затянулся дымом и задумчиво произнес:

- Видите ли, он все-таки существует.

- Да? - Я уставился на него, пытаясь понять, не шутка ли это. - Ну и где же он?

- Это, - невозмутимо ответил он, - вы скоро увидите, мистер Киркхем.

- Вы знаете меня! - На какое-то мгновение мне показалось, что я ослышался.

- И очень хорошо, - ответил он. - А Разум, в существовании которого вы сомневаетесь, знает о вас абсолютно все. И он призывает вас! Пойдемте, Киркхем! Пора.

- Минуточку. - Высокомерие, прозвучавшее в его голосе, разозлило меня. - Ни вы, ни тот, кто послал вас, кто бы вы там ни были, не знаете меня так хорошо, как вам, по-видимому, кажется. Должен вам сказать, что я никуда не хожу, если не знаю, куда именно нужно идти. И с кем мне встречаться, я тоже сам решаю. Так что скажите-ка мне, куда вы хотите пойти со мной, с кем я должен встретиться и почему. А потом я решу, принимать мне или не принимать этот ваш… призыв.

Он спокойно выслушал меня. И вдруг совершенно неожиданно схватил меня за запястье. Я имел дело со многими сильными людьми, но такой хватки еще не встречал. Мою руку точно парализовало - трость выпала.

- Вам было сказано все, что нужно. И теперь вы пойдете со мной.

Он выпустил мою кисть, я вскочил на ноги, задыхаясь от ярости.

- Убирайтесь к черту! - крикнул я. - Я иду, куда я хочу и когда я хочу. - Я нагнулся за тростью. В то же мгновение он сгреб меня в охапку.

- Вы пойдете туда, куда хочет Тот, кто послал меня, и когда Он хочет.

Он держал меня, как котенка, и быстро обыскивал. Он нашел пистолет под мышкой левой руки вытащил его из кобуры. Тут же отпустил меня и отступил назад.

- Пошли, - скомандовал он.

Я не тронулся с места, соображая, что же предпринять. Я никому еще не давал повода усомниться в моем мужестве. Но мужество, по-моему, не в том, чтобы бросаться очертя голову вперед. Мужество - в том, чтобы спокойно оценить ситуацию в те мгновения, которые, как подсказывает здравый смысл, еще у тебя остались. А раз приняв решение - следовать ему до конца. Я ничуть не сомневался, что стоит этому мистическому посланцу только подать знак, как тут же объявятся его помощники. Броситься на него? Совершенно бессмысленно. У меня - только трость. У него - мой пистолет, а то и еще что-нибудь. И он уже продемонстрировал, насколько он сильнее меня. Может статься, он только того и ждет, чтобы я попробовал напасть.

Конечно, я мог позвать на помощь или побежать. Но и то и другое было не только нелепо, но и бессмысленно, особенно если учесть, что у него наверняка были сообщники.

Неподалеку была станция метро и железнодорожная эстакада. Они всегда были ярко освещены. Если бы я смог добраться туда, я был бы в сравнительной безопасности, по крайней мере, от прямого нападения. Я повернулся и пошел через парк в сторону Уайтхолл-стрит.

К моему удивлению, он не препятствовал мне, а спокойно зашагал рядом. Скоро мы вышли из парка, невдалеке уже виднелись огни станции «Бовлин Грин». Обида и гаев постепенно проходили, ситуация даже начала меня забавлять. Ну полнейший абсурд полагать, чтобы в Нью-Йорке, когда вокруг тьма-тьмущая людей и полиции, можно было заставить человека идти куда-то против его воли. Совершенно немыслимо утащить кого-нибудь от станции метро и уж тем более выкрасть из подземки. Почему же мой спутник так спокойно относится к тому, что мы все ближе подходим к метро?

Ведь можно было запросто скрутить меня всего несколько минут назад. А почему ко мне не подошли в Клубе? Под каким-нибудь предлогом меня легко можно было выманить оттуда..

Мне казалось, ответ мог быть только один: им во что бы то ни стало необходима была строжайшая секретность. Драка в парке йогла бы привлечь полицию, а в Клубе, возможно, остались бы свидетели. Скоро мне предстояло узнать, как сильно я заблуждался.

Когда мы подошли ближе к «Бовлин Грин», я заметил полицейского. Я признаюсь без всякого стыда - его вид согрел мое сердце.

- Послушай-ка, - сказал я своему спутнику. - Вон там - полицейский. Положи пистолет мне в карман. Оставь меня здесь и ступай своей дорогой. Если ты сделаешь это, я ничего не скажу. А если нет, я уж уговорю полисмена отправить тебя за решетку. А там - закон Салливана, если не что-нибудь еще. Так что лучше валите отсюда по-тихому. Если хочешь, можешь пообщаться со мной в Дискавери-Клубе. Я постараюсь забыть все - поговорим по-человечески. Только давай-ка больше без рук, а то я тоже хорош, когда разойдусь.

Он улыбнулся мне, точно маленькому ребенку, его лицо вновь было сама доброта. Но он никуда не пошел. Напротив, он крепко взял меня за руку и повел прямо к полисмену. И когда тот уже мог нас услышать, довольно громко сказал, обращаясь ко мне:

- Ну пойдем, Генри. Хватит бегать. Я уверен, ты не хочешь доставлять лишние хлопоты дежурному, он и так занят. Пойдем, Генри! Ну будь умницей!

Внимательно присматриваясь к нам, полицейский пошел навстречу.

Я не знал, смеяться мне или опять разозлиться. Пока я соображал, мой спутник вручил полисмену визитную карточку. Тот прочитал ее и почтительно притронулся к фуражке:

- Что случилось, доктор?

- Извините за беспокойство, - ответил мой удивительный спутник. - Я лишь вынужден просить вас немного помочь мне. Этот молодой человек - мой пациент. Военный летчик. Он разбился во Франции - травма головы - и сейчас считает себя Джеймсом Киркхемом, исследователем, хотя на самом деле его имя Генри Вальтон.

Полицейский подозрительно посмотрел на меня. Всецело уверенный в своей безопасности, я только улыбнулся:

- Ну, ну. А еще что я думаю?

- Он абсолютно безопасен. - Мой спутник легонько хлопнул меня по плечу. - Но время от времени ухитряется убегать. Да, да, безопасен, но очень изобретателен. Вот и сегодня вечером ускользнул от нас. Я послал за ним своих людей, но нашел его сам вон там, в Баттери-парке. Во время приступов он думает, что его могут похитить. Сейчас он начнет вам рассказывать, будто я его похищаю. Пожалуйста, выслушайте его доброжелательно и убедите, что в Нью-Йорке подобное невозможно. И еще объясните ему, пожалуйста, что похитители не приводят своих пленников, как я, прямо к полицейским.

«Ну до чего ловко придумано! - восхитился я про себя. - А как рассказывает - с этаким терпеливым юмором профессионала!»

Я позволил себе рассмеяться: я ведь все еще считал, что благополучно выкрутился.

- Совершенно верно, дежурный, - сказал я. - Но только так уж получается, что мое имя - действительно Джеймс Киркхем. Я даже и не слыхал никогда об этом Генри Вальтоне. И этого человека я до сегодняшнего вечера ни разу не видел. И у меня есть все основания утверждать, что он пытается заставить меня куда-то с ним идти. А я не собираюсь никуда идти.

- Вот видите, - мой спутник многозначительно кивнул полисмену. Тот смотрел на меня с раздражающей доброжелательностью, никак не реагируя на мои улыбки.

- Не стоит так волноваться, - заверил он меня. - Тебе же говорит хороший врач, что похитители и близко не подходят к полиции. В Нью-Йорке невозможно никого украсть, во всяком случае таким образом. Доктор совершенно прав. Послушай его и не волнуйся больше.

Пора было кончать с этой чертовщиной. Я сунул руку в карман, достал оттуда бумажник и полез в него за визитной карточкой. Вместе с карточкой я вынул пару писем и протянул все полицейскому.

- Может быть, эти документы помогут вам изменить точку зрения, - сказал я.

Он все взял, внимательно прочел и вернул, жалостливо поглядев на меня.

- Спокойно, парень. Ты в безопасности. Я тебе говорю: ты в безопасности. Может, вызвать такси, доктор?

Я с удивлением уставился на него. Потом взглянул на карточку и конверты у меня в руках. Не веря своим глазам, я перечитал их дважды. На карточке было вытиснено имя «Генри Вальтон», и оба конверта были адресованы ему же, но с пометкой «на попечении доктора Майкла Конзардине». В адресе был обозначен район,, где в семидесятых годах жили самые высокооплачиваемые специалисты. В руках у меня был чужой бумажник. Не тот, с которым какой-то час назад я вышел из Клуба.

Я распахнул пальто и заглянул во внутренний карман в поисках портновской метки, на которой было обозначено мое имя. Метки там не было.

Я задохнулся от нахлынувшего страха. Было очень похоже, что в конце концов меня могли заставить идти туда, куда мне вовсе не хотелось. Прочь от станции метро.

- Дежурный, - сказал я, и в моем голосе уже не было смеха, - вы делаете большую ошибку. Я встретил этого человека несколько минут назад в Баттери-парке. Даю вам слово, это совершенно посторонний мне человек. Он заставлял меня куда-то с ним идти, чтобы с кем-то там встретиться. Но не говорил ни куда, ни с кем. Когда я отказался, он набросился на меня, вроде как для того, чтобы отобрать оружие. Теперь я понял: притворяясь, что обыскивает меня, он подменил мой бумажник чужим с визиткой и конвертами на имя Генри Вальтона. Я требую, чтобы вы обыскали его. А затем, независимо от того, найдете вы или нет мой бумажник, я настаиваю, чтобы вы забрали нас обоих в отделение.

Полисмен в сомнении смотрел на меня. Он был ошеломлен. Несомненно, я был в здравом уме и абсолютно серьезен. Моя внешность и манера держаться свидетельствовали о полном душевном здоровье. Но мягкое лицо, добрые глаза, несомненная изысканность и профессионализм моего спутника явно не соответствовали смутным представлениям полицейского о похитителях людей.

- Я отнюдь не возражаю, чтобы меня допросили и даже обыскали в отделении, сказал мой спутник. - Только я должен предупредить вас, что для моего пациента любое волнение очень опасно. Ладно, вызывайте такси.

- Никаких такси, - твердо сказал я. - Мы поедем в патрульной машине, с полицейскими,

- Минуточку. - Лицо дежурного просветлело. - Сюда идет сержант. Пускай он решает, что делать.

Подошел сержант, взглянул на нас и спросил: Что слупилось, Муни?

Муни коротко обрисовал ситуацию. Сержант оглядел нас внимательнее. Я весело улыбнулся ему.

- Я всего-то хочу, чтобы меня забрали в отделение. В патрульной машине. Никаких такси, доктор, как вас там… Ах, да, Конзардине. В патрульной машине, полной полицейских, - и меня и доктора Конзардине.

- Все так и есть, сержант, - терпеливо подтвердил Конзардине. - Я готов ехать. Но я уже предупреждал дежурного Муни. Вы должны взять на себя ответственность за последствия этого задержания и вызванного им волнения для моего пациента. Ведь в конце концов моя первейшая обязанность - заботиться о пациенте. Я говорил уже, что он безопасен, но сегодня вечером я отобрал у него вот это.

Он передал сержанту маленький пистолет.

- Кобура под левой рукой, - добавил Конзардине. - Откровенно говоря, я думаю, что его надо как можно скорее доставить в мой санаторий.

Сержант подошел вплотную ко мне, распахнул мое пальто и прощупал левый бок. По его лицу я понял, что он нашел кобуру и убедился, что Конзардине говорил правду.

- У меня есть разрешение на ношение оружия! - рявкнул я.

- Где оно? - спросил сержант.

- В бумажнике, который украл у меня этот человек, когда отбирал оружие. Если вы обыщете его, вы, возможно, найдете мой бумажник.

- Ох, бедняга! Бедняга! - прошептал Конзардине.

Его сожаление было таким искренним, что мне тоже захотелось пожалеть себя. Он опять обратился к сержанту.

- Я думаю - без поездки в отделение можно обойтись Как уже объяснил вам дежурный Муни, навязчивая идея моего пациента, состоит в том, что он в действительности - Джеймс Киркхем и живет в Дискавери-Клубе. Может быть, настоящий мистер Киркхем сейчас там. Я предлагаю вам позвонить в Дискавери-Клуб и поговорить с ним. Если мистер Киркхем там - я полагаю, инцидент будет исчерпан. А если нет - отправимся в отделение.

Сержант взглянул на меня, я с удивлением смотрел на Конзардине.

- Если вам удастся поговорить с Джеймсом Киркхемом в Дискавери-Клубе, - наконец заговорил я, - тогда я точно Генри Вальтон!

Мы подошли к телефонной будке. Я дал сержанту номер Клуба.

- Спросите Роберта, - добавил я. - Это портье.

Дело в том, что я разговаривал с Робертом за несколько минут до выхода из Клуба. Он еще должен был быть на дежурстве.

- Это Роберт? - спросил сержант, когда там взяли трубку. - Говорит сержант полиции Дауни. Нет ли у вас мистера Джеймса Киркхема?

Наступила пауза. Он взглянул на меня и буркнул:

- Ищут Киркхема. - Затем опять в трубку. - Алло, кто это? Джеймс Киркхем?! Минуточку, пожалуйста, дайте мне портье.. Алло, Роберт? Человек, с которым я сейчас разговаривал, - действительно Киркхем? Киркхем, исследователь? Вы уверены? Нет-нет, все в порядке, все в порядке! Не беспокойтесь. Я, конечно, верю, что вы знаете его. Дайте ему трубочку. Алло, мистер Киркхем. Нет, все в порядка Просто тут один помешанный считает, что вы - это он.

Я вырвал трубку из его руки, поднес ее к уху и услышал:

- Бедняга, с ним это уже не первый раз.

ЭТО БЫЛ МОЙ СОБСТВЕННЫЙ ГОЛОС!