Трубку у меня отобрали, впрочем, довольно мягко. Муни держал меня за одну руку, мнимый доктор Конзардине - за другую. Сержант продолжал разговор:

- Да, Вальтон. Да, да, его имя Генри Вальтон. Извините за беспокойство, мистер Киркхем. До свидания.

Он бросил трубку и с состраданием посмотрел на меня.

- Скверно, - сказал он. - Чертовски неприятно. Вызвать скорую, доктор?

- Не нужно, спасибо, - ответил Конзардине. - Это специфический случай. Он твердо уверен в том, что его собираются украсть, поэтому ему будет спокойней среди людей. Мы поедем в метро. Хотя до его сознания сейчас не достучаться, подсознание без сомнения подскажет ему, что из толпы в метро невозможно никого выкрасть. Ну, Генри, - он хлопнул меня по руке, - согласись, что это так. По крайней мере, ты уже начинаешь это понимать, не так ли?».

Я стряхнул с себя оцепенение. Как я мог не вспомнить про человека, которого я встретил на Пятой авеню! Он же был потрясающе похож на меня! Только идиот мог не вспомнить об этом раньше!

- Погодите, сержант! - отчаянно завопил я. - Там, в Клубе, какой-то мошенник - он просто загримирован под меня! Я видел его…

- Ну, ну, парень. - Он успокаивающе положил руку мне на плечо. - Ты же дал слово. Я уверен, ты не станешь от него отказываться. Я же тебе говорю, все в порядке. А сейчас иди с доктором.

Впервые меня охватило ощущение безнадежности. Эта сеть дьявольски искусно оплетала меня. Такого я и предположить не мог. Я почувствовал, что за всем этим стоит огромная беспощадная сила. По-видимому, тем, кто так интересуется мной или моим исчезновением, ничего не стоит уничтожить меня. Если мой двойник смог одурачить портье, который давным-давно знает меня, если он может болтаться среди моих друзей, в Клубе, не боясь разоблачения, - то чего же он не может сделать от моего имени и в моем обличье? Я похолодел. Что за дьявольский план? Зачем им это нужно? Может быть, они хотят убрать меня, чтобы этот двойник, заняв на время мое место в моем мире, совершил какую-нибудь мерзость, которая навсегда оставит ужасную память обо мне? Мне стало не до смеха. Это приключение могло кончиться плохо.

Следующим этапом моего подневольного путешествия должно было стать метро. А как сказал сам Конзардине, нормальный человек никогда не поверит, что возможно кого-то выкрасть оттуда. Там-то я наверняка смогу перехитрить его и смыться. В толпе найдется человек, который выслушает меня. В конце концов, устрою такую сцену, что Конзардине сам предпочтет избавиться от меня.

А сейчас ничего не остается, как идти с ним туда. С этими двумя полисменами уже бесполезно разговаривать.

- Пойдемте, доктор, - спокойно сказал я. Пока мы спускались в метро, Конзардине держал меня за руку.

Когда мы проходили турникет, поезд уже стоял. Я шагнул в последний вагон, Конзардине следом. В вагоне никого не было. Я пошел в следующий. Там сидели один или два совершенно невзрачных типа. Подойдя ближе к третьему вагону, я увидел в дальнем его конце полдюжины матросов и младшего лейтенанта. Сердце мое забилось быстрее. Это как раз то, что мне нужно! Я направился прямо к ним.

Когда я входил в вагон, я заметил парочку, сидевшую в углу около двери. Не обратив на них ни малейшего внимания, я устремился к морским пехотинцам.

Но не успел я сделать и пяти шагов, как услышал слабый вскрик, а за ним вопль:

- Гарри! О, доктор Конзардине! Вы нашли его!

Я непроизвольно обернулся. Ко мне бросилась девушка. Она обхватила меня за шею, продолжая восклицать:

- Гарри! Гарри! Дорогой! Слава Богу, он нашел тебя!

Никогда еще я не видел таких прекрасных карих глаз, глубоких, печальных и любящих. На длинных черных ресницах дрожали слезинки. Даже охвативший меня ужас не помешал мне заметить нежнейшую кожу, не тронутую румянами, под маленькой изящной шапочкой коротко остриженные вьющиеся волосы, шелковистые, мягкого бронзового оттенка, немного вздернутый нос, изящный рот, волшебно очерченный подбородок. Я бы дорого дал, чтобы встретить эту девушку при других обстоятельствах, но сейчас она была мне совершенно ни к чему.

- Ну, ну, мисс Вальтон, - голос доктора Конзардине звучал успокаивающе, - с вашим братом уже все в порядке.

- Ну хватит уже волноваться, Ева. Я же тебе говорил, что доктор непременно найдет его.

Произнес это мужчина, оставшийся сидеть в углу около двери. Он был примерно моего возраста, шикарно одет. В уголках глаз и рта его тонкого загорелого лица угадывались следы разгульной жизни.

- Как ты себя чувствуешь, Гарри? - спросил он и добавил довольно неприязненно: - Заставил ты нас побегать в этот раз, черт возьми!

- Вальтер, - упрекнула его девушка, - какое значение это имеет сейчас? Главное - он цел и невредим.

Я освободился от объятий девушки и внимательно оглядел всех троих. Со стороны они казались именно теми, кем им и хотелось казаться - крайне заботливый, опытный, знающий себе цену специалист, беспокоящийся о непокорном, слегка тронутом пациенте, милая, заботливая сестра, вздохнувшая с облегчением при виде своего нашедшегося чокнутого братца, верный друг, возможно жених, слегка выведенный из себя, но по-прежнему надежный и преданный. Последний - так несказанно рад окончанию треволнений своей милой, что готов был задать мне трепку, вздумай я опять вести себя не так, как надо. Все они выглядели настолько убедительно, что на какое-то безумное мгновение к усомнился в том, кто я в действительности.

В голове у меня помутилось от того, что я мог быть этим Генри Вальтоном, мозги которого основательно взболтала какая-то катастрофа во Франции.

Мне потребовалось некоторое усилие, чтобы отогнать от себя эту мысль. Эта парочка наверняка торчала на станции и ждала моего появления. Но черт их всех возьми, откуда они могли знать, что я появлюсь именно на этой станции и именно в это время?

И неожиданно я вспомнил одну из странных фраз Конзардине: «Могущественный Разум должен предначертать, а Воля более мощная, чем воля их всех, вместе взятых…»

Мне показалось, что меня окутала паутина, многочисленные нити которой держала одна твердая хозяйская рука, и она уверенно затягивала меня… Куда?.. И зачем?

Я повернулся к матросам. Они рассматривали нас с нескрываемым интересом. Лейтенант был уже на ногах и направлялся к нам.

- Не могу ли я чем-нибудь вам помочь, сэр? - спросил он Конзардине, хотя полные восхищения глаза его были устремлены на девушку.

Я понял, что мне нечего ждать помощи ни от него, ни от его команды. Тем не менее я сказал:

- Можете. Меня зовут Джеймс Киркхем. Я живу в Дискавери-Клубе. Я не надеюсь, что вы мне поверите, но эти люди пытаются выкрасть меня…

- Ох, Гарри, Гарри! - пробормотала девушка, прикасаясь к своим глазам дурацким кружевным платочком.

- Я прошу вас: когда вы выйдете из метро, позвоните в Дискавери-Клуб, - продолжал я. - Спросите Ларса Торвальдсена и расскажите ему, что вы здесь видели. Передайте ему, что человек, который в Клубе выдает себя за Джеймса Киркхема, мошенник. Сделаете вы это?

- О, доктор Конзардине, - всхлипывала девушка. - О, мой бедный, бедный брат!

- Можно вас на минуточку, лейтенант? - спросил Конзардине и кивнул тому, кто называл девушку Евой: - Вальтер, присмотри за Гарри…

Он тронул лейтенанта за руку, и они пошли в начало вагона.

- Садись, Гарри. Садись, старик, - подтолкнул меня Вальтер.

- Пожалуйста, дорогой, - умоляюще сказала девушка. Овей взяли меня за руки и буквально вдавили в сиденье.

Я не сопротивлялся. Глубочайшее недоумение охватило меня. Я смотрел на шепчущихся Конзардине и лейтенанта и на навостривших уши морских пехотинцев. По тому, как смягчилось лицо офицера и как его команда жалостливо поглядывала на меня и сострадательно на девушку, я понял, что рассказывал Конзардине. Лейтенант о чем-то спросил, Конзардине согласно кивнул головой, и они вернулись обратно.

- Старик, - успокаивающе сказал лейтенант, - я обязательно сделаю то, что ты просил. Мы выйдем на «Мосту», и я позвоню из первого же автомата. Ты сказал, Дискавери-Клуб?

Все было бы просто замечательно, если бы я не был уверен, что он думает, будто ублажает психа.

- Расскажите об этом матросам, - попросил я. - Я знаю, что я говорю. Меня не сломили, но я ничего не могу доказать. Конечно, вы ничего этого не сделаете. Но если искорка понимания случайно вспыхнет в вашем мозгу сегодня вечером или даже завтра, пожалуйста, позвоните, как я вас просил,

- Гарри! Пожалуйста, успокойся! - заклинала девушка. Она выразительно взглянула на лейтенанта. - Я уверена, что лейтенант в точности выполнит свое обещание.

- Конечно, я все сделаю, - заверил он меня и слегка подмигнул девушке.

Я откровенно расхохотался: ничего уже нельзя было сделать. Никто бы не устоял перед этим взглядом Евы - таким умоляющим, таким благодарным, таким понимающим и умеющим ценить. Ни матрос, ни офицер и ни кто другой.

- Все в порядке, лейтенант, - сказал я. - Я не виню вас. Я тоже был уверен, что при входе в нью-йоркское метро под носом у полицейских меня невозможно украсть. И я ошибся. Но я решил, что уж из поезда меня точно невозможно будет утащить. И опять я ошибся. И все-таки, лейтенант, если вам захочется узнать, сумасшедший я или нет, позвоните в Клуб.

- Ох, брат, - вздохнула Ева и опять разрыдалась.

Я опустился на свое место, выжидая более удобного для бегства случая. Девушка сжимала мою руку в своей, время от времени поглядывая на лейтенанта. Конзардине уселся справа от меня. Вальтер сел рядом с Евой.

На станции «Бруклинский мост», постоянно оглядываясь на нас, матросы вышли. Я сардонически просалютовал лейтенанту, девушка подарила ему прекраснейшую благодарную улыбку. Это было как раз то, что нужно, чтобы заставить его забыть мою мольбу.

Делая толпа ввалилась в вагон. Я с надеждой разглядывал их, пока они рассаживались. По мере того как я приглядывался к их лицам, надежда моя постепенно угасала. Старый Вандербилд, печально подумал я, был не прав, когда говорил о людях: «Чтоб они были прокляты!» Следовало бы сказать: «Чтоб у них язык отсох!»

С полдюжины евреев возвращались домой в Бронкс. Припозднившаяся стенографисточка, сев, тотчас же вытащила губную помаду. Еще вошли трое юнцов с кроличьими лицами; итальянка с четырьмя неугомонными ребятишками; почтенный пожилой джентльмен, подозрительно поглядывающий на их ужимки; простоватый негр; довольно приятный мужчина средних лет с дамой, скорей всего школьной учительницей; две хихикающие девицы, которые тотчас же начали строить глазки юнцам; работяга; трое, по всей видимости, клерков и еще дюжина разных идиотов. Обычный коктейль нью-йоркского метро. Ни справа, ни слева я не обнаружил никого сколь-нибудь посообразительнее.

Ничего не оставалось, как обратиться к этим людям. Трое моих сторожей дали бы им сто очков вперед по количеству серого вещества и находчивости. Они сделают мою мольбу бессмысленной, не успею я ее даже кончить. Но я мог, я должен был обронить предложение позвонить в Клуб. Я убеждал себя, что кто-нибудь окажется достаточно любопытным, чтобы рискнуть позвонить в Клуб. Я сосредоточил свой взгляд на величественном пожилом джентльмене - он казался как раз таким, нужным мне человеком, который не успокоится, пока не выяснит, что же все это значит.

Однако едва я собрался заговорить с ним, как девушка весело хлопнула меня по руке и наклонилась через меня к Конзардине.

- Доктор, - ее чистый и звонкий голос был слышен на весь вагон. - Доктор, кажется, Гарри уже гораздо лучше. Можно я дам ему - ну, вы знаете что…

- Отличная мысль, мисс Вальтон, - ответил он. - Конечно дайте.

Из внутреннего кармана своего длинного спортивного пальто девушка вытащила маленький сверток.

- Вот, Гарри. - Она протянула его мне. - Это твой маленький приятель, ему было очень одиноко без тебя.

Я механически взял сверток и развернул его.

У меня в руках оказалась грязная, мерзкая тряпочная кукла!

Я ошарашенно разглядывал ее, осознавая поистине дьявольскую хитрость тех, кому я попал в лапы. Ясный голос девушки привлек внимание всего вагона. Кукла была ужасающе нелепа. Я заметил, как скептически оглядел меня сквозь очки величественный пожилой джентльмен, как Конзардине перехватил его взгляд и со значением постучал себя костяшками пальцев по лбу, - и каждый, кто его видел, правильно понял этот жест. Гогот негра неожиданно смолк. Старые евреи замерли, вытаращившись на меня; стенографисточка уронила свою сумочку; итальянские детишки зачарованно уставились на куклу; парочка средних лет в замешательстве отвернулась.

Как я оказался на ногах, прижимая к себе куклу, словно боясь, что ее отберут у меня?

- Черт! - выругался я и замахнулся, чтобы швырнуть куклу на пол.

И тут до меня дошло, что сопротивляться дальше бессмысленно.

Они продумали сценарий на всю дорогу в метро. С таким же успехом я мог бы выбросить руку, а не куклу. Я опустил руку с куклой. Как сказал мне Конзардине, я ехал туда, куда хотел «Великий Разум», нравится мне это или нет. И, уж конечно, тогда, когда Он этого хотел. То есть именно сейчас.

Ну что ж, они играли со мной довольно долго. Я сдамся, но напоследок устрою себе небольшое развлечение.

Я плюхнулся на сиденье, засунув куклу в верхний карман куртки, - ее голова торчала оттуда крайне идиотски. Величественный пожилой джентльмен сочувственно квохтал и понимающе кивал головой Конзардине. Юнец с кроличьей мордочкой брякнул:

- Псих!

Девицы нервно захихикали. Негр поспешно встал и пошел в следующий вагон. Итальянский детеныш захныкал, показывая на куклу;

- Дай мне.

Я взял руку девушки в свои.

- Ева, милая, - сказал я так же отчетливо, как говорила она, - ты же знаешь, я убегаю потому, что не переношу Вальтера.

Я обнял ее за талию.

- Вальтер, - я повернулся к нему, прижимая к себе девушку, - ты ведь только что вышел из тюрьмы, сидел Бог знает за что и по справедливому приговору. Ты не достоин моей Евы. И хотя тебе и говорит это сумасшедший, ты знаешь - это правда.

Пожилой джентльмен прекратил свое надоедливое квохтанье и удивленно воззрился на Вальтера. Впрочем, и все остальные переключили на него свое внимание.

Я почувствовал удовлетворение при виде его заливающихся легкой краской щек.

- Доктор Конзардине, - теперь я повернулся к этому негодяю, - вы врач и вы знаете, что такое стигма. Я имею в виду врожденные черты преступника. Посмотрите на Вальтера. Глаза маленькие и близко посаженные, рот жесткий, похотливый, мочки ушей недоразвиты. Если уж я не должен жить на свободе, т® он и подавно!

Все глаза в вагоне были прикованы к нам. То, что я говорил, очень походило на правду. Лицо Вальтера стало красным, как кирпич. Конзардине невозмутимо смотрел на меня.

- Нет, Ева, - продолжал я, - это вовсе не тот человек, который нужен тебе.

Я стиснул девушку в своих объятиях и притянул к себе. Это начинало мне нравиться - девушка была изумительно хороша.

- Ева! - воскликнул я. - Мы так долго не виделись, а ты даже не поцеловала меня.

Я приподнял ее подбородок и поцеловал. Я целовал ее со вкусом, как следует, и уж вовсе не по-братски. Я услышал, как Вальтер тихо выругался. Как это воспринял Конзардине, я не мог сказать. Да это меня и не интересовало - очень уж сладкие губки оказались у Евы.

Я целовал ее еще и еще - под присвистывание юнцов, хихиканье девиц, возмущенные восклицания достойного пожилого джентльмена.

Порозовевшее сначала лицо девушки побледнело. Она не сопротивлялась, но между поцелуями шептала:

- Ты еще заплатишь за это! О, ты еще заплатишь за все это.

Я рассмеялся и отпустил ее. Мне все стало нипочем. Пока со мной эта девушка, я пойду с Конзардине, куда он только пожелает.

- Гарри, - голос Конзардине прервал мои мысли. - Пойдем. Наша станция.

Поезд подходил к станции «Четырнадцатая стрит». Конзардине поднялся, взглядом позвал девушку. Опустив глаза, она взяла меня за руку. Рука была холодна как лед. Я встал, все еще продолжая смеяться. Я вышел на платформу и поднялся по каменным ступеням на улицу, Конзардине - рядом со мной, Вальтер - сзади. Один раз я оглянулся на Вальтера, у него было такое убитое лицо, что на сердце у меня потеплело. Я был удовлетворен, что хотя бы в некоторой степени рассчитался с двумя из них и в их же манере.

Наверху нас встречал шофер в ливрее. Он как-то странно взглянул на меня и поклонился Конзардине.

- Сюда, Киркхем! - повелительно окликнул меня мнимый доктор.

А! Я опять Киркхем! Что бы все это значило?

Возле тротуара стояла машина, на которую кивнул Конзардине.

Крепко сжав руку Евы, я втащил девушку за собой в машину. Вальтер сел впереди, Конзардине рядом со мною. За рулем сидел другой тип в ливрее. Машина тронулась.

Конзардине повернул рычажок - опустились шторы, погрузившие салон в полумрак.

Ева тут же выдернула свою руку из моей, больно хлестнула меня по губам и, забившись в угол, тихо разрыдалась.