Машина, одна из самых фешенебельных европейских моделей, мягко пронеслась по Пятой авеню и повернула к северу. Конзардине нажал другую кнопку - штора отделила салон от кабины водителя. Тусклый свет излучала только скрытая маленькая лампочка. Я заметил, что девушка успокоилась и теперь сидела, глядя на носки своих изящных узких туфелек. Вальтер достал портсигар. Я последовал его примеру.

- Вы не возражаете, Ева? - заботливо спросил я.

Девушка даже не взглянула на меня. Конзардине был полностью погружен в свои мысли. Вальтер мрачно смотрел поверх моей головы. Я прикурил и попытался определить направление движения. Мои часы показывали без четверти десять.

Плотно зашторенные окна не пропускали даже отблесков света. Машина то и дело останавливалась, словно перед светофорами, и я решил, что мы все еще едем по Пятой авеню. Затем начались непрерывные вилянья и повороты, как будто мы выехали на боковые улицы. В какой-то момент мне показалось, что машина сделала полный круг. Наконец я потерял всякое представление о направлении, чего они без сомнения и добивались.

В десять пятнадцать машина стала резко набирать скорость, по-видимому, мы выехали из города. Вскоре повеяло прохладой и свежестью. Возможно, мы были на Вестчестере или Лонг-Айленде. Этого я не мог определить.

Ровно в одиннадцать двадцать машина остановилась И после минутной задержки тронулась снова. Я услышал, как сзади нас лязгнули тяжелые металлические ворота. Еще минут десять быстрой езды - и опять остановка. Конзардине очнулся от своих мечтаний и с треском поднял шторы. Шофер распахнул двери. Ева выпорхнула из машины, за ней - Вальтер.

- Мы приехали, мистер Киркхем, - приветливо сказал Конзардине, как будто он был любезным хозяином, доставившим к себе домой в высшей степени желанного гостя, а не пленника, захваченного самым возмутительным образом.

Я вышел. Мутный глаз луны, предвещающий шторм, тускло глядел на великолепный дворец, как будто перенесенный сюда с берегов Луары. Ярко горел свет в его крыльях и башенках. Через парадные двери во дворец вошли девушка и Вальтер. Я огляделся. Возникало впечатление, что этот уединенный дворец окружен бесконечным лесным пространством, заслоняющим его от внешнего мира.

Конзардине взял меня под руку, и мы прошли следом за девушкой и Вальтером.

Два здоровенных араба стояли по обе стороны парадного входа.

Я не смог сдержать восторженного восклицания, когда, переступив порог, мы оказались в огромном холле.

Лучшие из лучших шедевров средневековой Франции были собраны здесь. Длинные, изысканно готические галереи были увешаны шпалерами и гобеленами в треть высоты до Сводчатого потолка, их хватило бы на три огромных музея. Тут же размещались щиты и оружие поверженных королей.

Конзардине не дал мне времени рассмотреть все это. Он указал мне на вышколенного английского лакея, неожиданно оказавшегося рядом:

- Томас позаботится о вас. Увидимся позже, Киркхем.

- Сюда пожалуйте, сэр, - Томас с поклоном ввел меня в миниатюрную часовню, спрятанную в одной из стен холла. Он нажал на ее изукрашенную резьбой заднюю стену. Она отъехала в сторону, и мы вошли в маленький лифт. Когда лифт остановился и отодвинулась панель, служившая ему дверью, я оказался в прекрасно обставленной спальне, роскошь которой могла сравниться с великолепием парадного холла. Тяжелые шторы скрывали вход в ванную комнату.

На кровати лежали нарядные брюки, рубашка, галстук и прочая одежда. Через несколько минут я уже был вымыт, чисто выбрит и облачен в вечерний костюм. Все было мне впору. Когда слуга открывал дверцу стенного шкафа, мое обостренное внимание привлек висевший там плащ. Я заглянул в шкаф.

Там висели точные копии всего моего клубного гардероба. Даже на портновских метках в карманах стояла моя фамилия.

Я подумал, что наблюдавший за мной исподтишка слуга ожидает выражений удивления, но я не доставил ему этого удовольствия. Я уже просто не мог больше удивляться.

- Куда я теперь должен идти? - спросил я.

Вместо ответа он отодвинул панель и подождал, пропуская меня в лифт. Когда лифт остановился, я, естественно, подумал, что сейчас снова окажусь все в том же огромном холле. Но вместо холла передо мной открылась маленькая отделанная дубом совершенно пустая прихожая. Около единственной двери из дуба более темного тона стоял араб, по-видимому, ожидая меня, так как слуга с поклоном вышел из лифта, подождал, пока выйду я, зашел обратно и исчез за панелью.

Араб приветствовал меня на восточный манер. Открывая дверь, он снова поклонился, молитвенно сложив руки. Я шагнул через порог. Часы начали бить полночь.

- Прошу, Джеймс Киркхем! - раздался незнакомый голос. - Вы предельно точны.

Голос был необычайно звучный и музыкальный, какой-то органной глубины. Говоривший сидел во главе длинного стола, накрытого на троих. Это все, что я увидел до того, как взглянул ему в глаза. После этого я перестал на какое-то время замечать, что происходит вокруг. Таких живых глаз густой сапфировой синевы я еще никогда не встречал. Огромные, немного раскосые, они сверкали, словно из них бил настоящий родник жизни. Но их жесткий блеск в самом деле больше всего напоминал сияние самоцветов. Лишенные ресниц, немигающие, словно у птиц или змей, глаза неотрывно смотрели на меня.

Мне потребовалось определенное усилие, чтобы оторваться от них и взглянуть в лицо их обладателю. Лоб его был непомерно велик. Возможно, конечно, совершенно лысая голова прибавляла ему высоты. Но мне показалось, что огромный купол, самое меньшее, вдвое превосходил лоб обычного человека. Узкие длинные уши явственно заострялись кверху. Тяжелый крючковатый нос нависал над длинным массивным подбородком. Полные губы классического греческого очертания были неподвижны, как у античной статуи. И все это огромное, круглое, гладкое, без единой морщинки, лицо сохраняло абсолютную неподвижность. Лишь глаза жили на нем. И сверхъестественная их живость производила жуткое впечатление.

Громадная бочкообразная грудь, вздымавшаяся над столом, дышала необычайной жизненной силой и наводила на мысль о гигантских размерах всего тела.

С первого же мгновения все, кто видел этого монстра, попадали, вероятно, под власть исходящей от него нечеловеческой силы.

- Садитесь, Джеймс Киркхем, - снова зарокотал звучный голос. Из-за спины громилы вынырнул незамеченный мной дворецкий и поставил стул по левую руку от него.

Я поклонился этому странному человеку, державшему в своих руках мою жизнь, и молча уселся рядом.

- Вы, должно быть, проголодались после столь длинного путешествия? - спросил он. - Очень любезно с вашей стороны, Джеймс Киркхем, что вы исполнили эту мою прихоть явиться сюда.

Я быстро взглянул на него, но не заметил и намека на издевку.

- Я вам очень обязан, сэр, - ответил я с нарочито изысканной вежливостью, - за столь увлекательное путешествие. А что касается вашей шутки о прихоти, то что же мне оставалось делать, если ваши посланцы были… хм, так красноречивы…

- О, да, - кивнул он. - Доктор Конзардине действительно обладает исключительным даром убеждения. Он сейчас присоединится к нам. Но что же вы? Ешьте, пейте.

Дворецкий разлил шампанское. Я поднял свой бокал и невольно залюбовался им. В моих руках сверкало бесценное сокровище - несомненно, древний кубок, искусно вырезанный из горного хрусталя.

- Да, - заметил мой хозяин, как будто читая мои мысли, - действительно редчайший экземпляр. Это бокалы для вина халифа Гаруна аль-Рашида. Когда я пью из него, мне кажется, что я вижу его самого, окруженного его излюбленными друзьями-собутыльниками среди великолепия двора в старом Багдаде. Передо мной пробегает череда прекрасных и пресыщенных удовольствиями арабских ночей. Тысяча и одна ночь. Эти бокалы, - задумчиво продолжал он, - сохранил для меня покойный султан Абдул Хамид. По крайней мере, они принадлежали ему, пока я не захотел взять их себе.

- Вы, должно быть, привели очень», га, убедительные аргументы, чтобы заставить султана расстаться с бокалами, - пробормотал я.

- Как вы уже заметили, Джеймс Киркхем, мои посланцы чрезвычайно красноречивы, - учтиво ответил он.

Я пригубил шампанское. Даже если бы от этого зависела моя жизнь, я не смог бы скрыть удовольствия.

- Да, - пропел мой странный хозяин, - вино очень редкого виноградного сбора. Оно было специально приготовлено для короля Испании Альфонсо. Но опять-таки мои посланцы проявили чудеса красноречия. Наслаждаться его исключительными качествами в полную меру мне мешает только сожаление о том, что этого лишен милый моему сердцу король Альфонсо.

Я допил вино почти с благоговением. И с наслаждением принялся за холодную птицу с нежнейшим мясом. Мое внимание привлекла золотая ваза для фруктов, усыпанная драгоценными камнями. Она настолько поразила меня своим изяществом, что я даже немного приподнялся на стуле, чтобы получше ее рассмотреть.

- Работа Бенвенуто Челлини, - заметил мой хозяин, - один из его шедевров. Италия берегла его для меня много веков.

- Но Италия никогда по доброй воле не отказалась бы от подобного сокровища! - воскликнул я.

- Нет, она рассталась с ним вполне добровольно. Совершенно добровольно, уверяю вас, - успокаивающе ответил он.

Я огляделся вокруг: тускло освещенная комната, так же как и огромный холл, была хранилищем изумительных сокровищ. Если хотя бы половина тех вещей, что я успел заметить, были подлинными, то содержимое только этой комнаты стоило миллионы. Но даже американский миллиардер не смог бы собрать такие вещи.

- Они подлинные, - снова отреагировал собеседник на мои мысли. - На самом деле я величайший в мире знаток и ценитель редких вещей. Не только картин, или драгоценных камней, или вин, или других произведений человеческого гения, а и живых людей, мужчин и женщин. Я коллекционирую то, что не совсем точно принято называть душами. Именно поэтому вы здесь, Джеймс Киркхем!

Дворецкий наполнил бокалы и положил неоткупоренную бутылку в ведерко со льдом рядом со мной, поставил на стол ликеры, положил сигары и исчез, словно по сигналу. Я с интересом заметил, что он вышел через другую панель в стене, за которой тоже скрывался лифт. Я успел рассмотреть, что дворецкий был китайцем.

- Маньчжур, - заметил мой хозяин. - Царского рода. Однако почитает за большую честь служить у меня.

Я понимающе кивнул головой, как будто все было в порядке вещей: и слуги маньчжуры царского рода, и вино от короля Альфонсо, и кубки из арабских ночей халифа, и вазы Бенвенуто Челлини. Я понял, что игра, начавшаяся несколькими часами раньше в Баттери-парке, перешла во вторую стадию, и решил продемонстрировать все лучшие навыки и приемы хорошего игрока в покер - мое лицо оставалось бесстрастным.

- Вы нравитесь мне, Джеймс Киркхем, - голос, лишенный всякого выражения, рокотал сквозь почти неподвижные губы. - Вы думаете: «Я пленник. Мое место в мире занято каким-то двойником, которого даже мои ближайшие друзья принимают за меня самого. Этот разглагольствующий здесь человек - настоящий монстр, без совести и без жалости. Он может избавиться от меня и непременно так и сделает, если ему этого захочется, так же легко и просто, как он задувает пламя свечи». Все это правда, Джеймс Киркхем.

Я счел за лучшее не заглядывать в его холодные сверкающие глаза. Я раскурил сигару и кивнул, сосредоточенно наблюдая, как она тлеет.

- Да, вы правы, - продолжал этот тип. - Однако вы ни о чем не спрашиваете и ничего не просите. Ваш голос спокоен, ваши руки тверды, в ваших глазах нет страха. Но за внешним спокойствием кроется величайшее напряжение. Ваш мозг постоянно настороже, чтобы не пропустить малейшую благоприятную возможность улизнуть отсюда. Вы улавливаете опасность совершенно подсознательно, как какой-нибудь дикарь, живущий в джунглях. Все ваши чувства обострены до предела, чтобы воспользоваться любой прорехой в опутавшей вас сети. Страх не чужд вам, однако вы никак этого не выказываете. Только я один могу все это определить. Вы доставляете мне удовольствие, Джеймс Киркхем. В вас живет дух настоящего игрока.

Он снова замолчал, разглядывая меня поверх своего бокала. Я собрал все свои силы, чтобы с улыбкой встретить его взгляд.

- Вам сейчас тридцать пять, - снова заговорил он. - Я наблюдал за вами несколько лет. Впервые вы привлекли мое внимание, когда работали во французской разведке во время второй мировой войны.

Моя рука непроизвольно стиснула бокал. Я считал, что об этой довольно случайной разовой работе не знает никто, кроме меня и моего бывшего шефа.

- К счастью для вас, вы ни разу не стали мне поперек дороги, - рокотал его голос, - поэтому вы и остались живы. В следующий раз вы попались мне на глаза, когда изъяли у коммунистов хранящиеся в Москве изумруды Спирадова. Вы искусно подсунули им копию и исчезли, прихватив оригинал. Эти изумруды меня не интересуют, у меня есть гораздо лучшие. Поэтому я позволил вам передать их тому, кто сделал вам этот заказ. Но дерзость вашего плана и холодное мужество, с которым вы его выполнили, очень развлекли меня. А я люблю, чтобы меня развлекали, Джеймс Киркхем. По вашему полному безразличию к совершенно неадекватной награде я понял, что более всего в этом деле вас привлекало рискованное приключение. Главное для вас была сама игра, а не возможность заработать. Тогда я и подумал, что вы настоящий игрок.

Удивление отразилось на моем лице помимо моей воли. Спирадовское дело проводилось в строжайшей тайне. Я настоял, чтобы никто, кроме хозяина драгоценностей, не знал, как они вернулись. Их перепродали как обыкновенные драгоценные камни, не принимая во внимание их исторической ценности. Даже коммунисты все еще не поняли, что у них подделка, и у меня были причины полагать, что они не поймут этого, пока не попытаются продать камни. Однако этот человек все знал!

- После этого я и решил приобрести вас для своей коллекции, - сказал монстр. - Но тогда еще не подошло время. И я дал вам немного погулять. Увлеченные весьма сомнительной легендой, вы отправились в Китай выполнять поручение Рокбилта. И вы увидели, что и в самом деле на превратившейся в прах груди принца Сукантце лежали почетные нефритовые диски. Вы забрали их, но попали в лапы бандита Кин-Ванга. Однако вы нашли слабое место этого хитрейшего вора. Вы заметили и воспользовались единственной возможностью сбежать. Он был игрок до мозга костей, и вы поняли это. И тогда, играя в его палатке в покер, вы поставили нефритовые диски и два года службы, как расплату за проигрыш.

Мысль о том, что вы будете у него посыльным, пришлась Кин-Вангу но душе. Кроме того, он понял, какое значение будет иметь для него ваша голова и ваше мужество. Поэтому он и согласился на эту сделку. Вы засекли карты, которые он хитроумно пометил, пока игра не зашла еще очень далеко. Мне очень понравились ловкость и мастерство, с которым вы мгновенно пометили все остальные карты той же масти. Кин-Ванг был посрамлен. Удача была с вами. Вы выиграли.

Я даже привстал слегка, зачарованно глядя на этого человека.

- Я не хочу больше мистифицировать вас. - Он махнул мне рукой, чтобы я сел на свое место. - Кин-Ванг иногда оказывает мне услуги. Очень много людей в самых разных странах работают на меня. Мои приказания и пожелания для них - закон, Джеймс Киркхем. Если бы вы проиграли, он прислал бы диски мне и заботился бы о вас больше, чем о своей голове. Ибо он знал, что я могу потребовать вас в любой момент.

Я со вздохом откинулся на спинку стула. Ощущение захлопнувшейся ужасной ловушки, мягко говоря, угнетало.

- Потом, - он не сводил с меня глаз, - позднее, я проверял вас еще. Мои люди дважды пытались отнять у вас диски. Эти акции преднамеренно не были спланированы на верный успех. Иначе вам бы пришлось расстаться с вашими дисками. Оба раза я оставлял лазейку, через которую вы могли бы улизнуть, если бы у вас хватило ума заметить ее. У вас действительно хватило ума, и я от души поразвлекся. И получил удовольствие.

И теперь, - он немного подался вперед, - мы подошли к сегодняшнему вечеру. Вы полупили кругленькую сумму за эти нефритовые реликвии. Но, по-видимому, у вас поуменьшился интерес к игре, которой вы столь хорошо владеете. И вы обратились к другому развлечению - бирже. А это игра для дураков. Дать вам возможность выиграть здесь не входило в мои планы. Я знал, что вы купили, и кое-что предпринял. И не спеша вытянул у вас все, доллар за долларом. Вы сейчас думаете, что такой метод более подходил для того, чтобы разорить какого-нибудь миллионера, а не владельца нескольких тысяч. Это не так. Я просто показал вам, что если бы у вас были миллионы, итог был бы тот же. Я хотел, чтобы это послужило для вас уроком, когда придет время. Вы сделали выводы?

Я с трудом подавил вспышку гнева.

- Я слушаю, - ответил я сухо.

- Осторожно! - прошипел он, в его глазах мелькнула неприкрытая угроза.

- Итак, - продолжил он снова, - вернемся к сегодняшнему вечеру. Я мог бы приказать, чтобы вас поймали и притащили сюда избитого или накачанного наркотиками, связанного и с кляпом во рту. Такие методы более подходят для головорезов и лишенных воображения современных дикарей. Разум, стоящий за столь грубо проведенным мероприятием, вряд ли смог бы вызвать у вас уважение. Да и я не получил бы удовольствия. Постоянное наблюдение заставило вас в конце концов открыться. Ваш двойник сейчас наслаждается своей великолепной игрой в Клубе. Между прочим, этот известный и поистине блестящий актер неделями изучал вас… Все, что с вами происходило за последнее время, было подчинено одной цели - продемонстрировать вам совершенно необычайный характер организации, заинтересовавшейся вами.

Я повторяю еще раз: ваше поведение понравилось мне. Вы могли бы подраться с Конзардине. Если бы вы так поступили, вы показали бы, что у вас не хватает ни воображения, ни настоящего мужества. Вы все равно бы сказались здесь, но я был бы разочарован. К тому же меня очень сильно позабавило ваше отношение к Вальтеру и Еве. Этой девушке я предназначил великую миссию и сейчас готовлю ее к ней. Вас интересует, как они могли оказаться на той же станции метро. Через пять минут после того, как вы сели на скамейку, другие пары уже ожидали вас на Южной переправе, на станции надземной железной дороги и на всех подступах к Баттери-парку. Я вас уверяю: у вас не было шансов улизнуть. Все, что вы могли предпринять, было предусмотрено, и соответствующим образом были подготовлены ответные меры. Даже вся полиция Нью-Йорка не смогла бы отобрать вас у меня сегодня ночью.

Потому что я, Джеймс Киркхем, хотел, чтобы вы были здесь!

Со все возрастающим изумлением слушал я эту мешанину из тонкой лести, угроз и колоссального хвастовства. Я поднялся из-за стола и спросил напрямик:

- Кто вы? И что вам от меня нужно?

Его сверхъестественные глаза горели непереносимо ярко.

- Пока все на земле, где я правлю, подчинено моей воле, - медленно ответил он, - можете называть меня - САТАНОЙ! И то, что я вам предлагаю, это возможность в некотором роде управлять миром вместе со мной. Разумеется за вознаграждение!