Последние слова подействовали на меня, словно удар электрическим током. При других обстоятельствах я счел бы их за идиотизм. Но только не сейчас! Глаза Сатаны в упор смотрели на меня.

Голубые немигающие глаза, казалось, жили самостоятельной жизнью на совершенно неподвижном лице. И весь долгий сегодняшний вечер я ощущал на себе этот дьявольский взгляд! И все, что сегодня произошло со мной, - дело рук этого дьявола! Его лишенный выражения голос звучал, как органная труба, но губы оставались почти недвижимыми, как недвижимым было огромное тело, словно оно было лишь пристанищем дьявольского духа, являющего себя только в голосе и глазах. Высокий, изящный и смуглый оперный Мефистофель не имел ничего общего с моим визави, а его заигрывания со мной и этот рассказ делали его еще ужаснее.

Я уже убедился на собственном опыте, что этот тучный джентльмен способен на куда более серьезные дьявольские игры, чем его стройный коллега.

Этот Сатана был отнюдь не идиот. Он вселял в меня ужас!

Мелодично прозвенел колокольчик, вспыхнула сигнальная лампочка на стене, панель плавно отъехала в сторону, и в комнату вошел Конзардине. Я рассеянно отметил, что маньчжурский принц воспользовался другим входом. Тотчас же мне почему-то пришло в голову, что я не видел лестницы, ведущей в большой зал, и что в спальне, куда проводил меня слуга, не было ни дверей, ни окон. Но в тот момент я не придал значения своим наблюдениям. Лишь некоторое время спустя я понял, в чем дело.

Я поднялся, отвечая на поклон Конзардине. Он сел к столу, не оказав никаких знаков внимания Сатане.

- Я сейчас только что рассказывал Джеймсу Киркхему о том удовольствии, которое он мне доставлял с тех пор, как я обратил на него внимание.

- И мне, - улыбнулся Конзардине. - Но боюсь, наши сегодняшние спутники этого удовольствия не получили. Кохем совершенно расстроен. Вы с ним слишком жестоко обошлись, Киркхем. Тщеславие - его самый большой грех.

Я понял, что на самом деле Вальтера зовут Кохем, и мне очень захотелось узнать настоящее имя Евы.

- А вы полагаете, ваш трюк с тряпичной куклой - изящная шутка? - сказал я. - Что же касается Кохема, то вы же прекрасно знаете, что я был весьма сдержан в своих высказываниях. В конце концов, вы сами толкнули меня на это.

- Использовать тряпичную куклу - идея блестящая, - заметил Сатана. - Она оказала очень эффективное действие.

- Просто дьявольская идея. - Я обернулся к Конзардине. - Но я выяснил, что это и не может быть иначе. Буквально перед вашим приходом я узнал, что имею честь обедать с Сатаной.

- Ах да, - невозмутимо отозвался Конзардине. - И вы, конечно, думаете, что я сейчас выхвачу скальпель и вскрою вам вены, а Сатана водрузит перед вами серную глыбу с высеченной на ней клятвой и повелит вам скрепить кровью отречение от своей души?

- Ну уж таких детских выходок я от вас не жду, - ответил я, изобразив некоторое возмущение.

Сатана довольно хмыкнул. Его лицо оставалось неподвижным, но глаза оживленно блестели.

- Устаревшие игры, - сказал он. - После опытов с доктором Фаустом я их не использую.

- Может быть, - вежливо обратился ко мне Конзардине, - вы думаете, что я новый доктор Фауст? Нет, Киркхем. - Он насмешливо посмотрел на меня. - Но если это и так, то Ева все же - не Маргарита.

- Если позволите, не ваша Маргарита, - добавил Сатана.

Кровь бросилась мне в лицо. И опять удовлетворенно хмыкнул Сатана. Они продолжали свою игру со мной. И попахивало серой от этих забав. Я чувствовал себя, как мышка между двумя котами. И девушка казалась мне еще одной такой же беспомощной мышкой.

- Нет, - снова зазвучал голос Сатаны, - я теперь действую по-другому. Я, правда, по-прежнему покупаю души или просто отбираю их. Но я не так строг с ними, как раньше. К тому же я арендую их на определенные сроки и хорошо плачу за аренду, Джеймс Киркхем.

- Может, хватит обращаться со мной, как с ребенком? - холодно спросил я. - Я согласен: все, что вы рассказали обо мне, - правда. Я верю всему, что вы рассказали о себе. Я признаю, что вы - Сатана. Прекрасно. Ну и что дальше?

Вопрос повис в воздухе. Конзардине зажег сигару, налил себе немного бренди и, чтобы лучше видеть мое лицо, отставил в сторону стоявшую между нами свечу. Глаза Сатаны впервые за весь вечер смотрели поверх моей головы. По-видимому, начинался завершающий период этой таинственной игры.

- Слышали ли вы когда-нибудь легенду о семи сияющих следах Будды? - спросил у меня Сатана.

Я покачал головой.

- Эта легенда побудила меня изменить древний способ охоты за душами, - серьезно продолжал он. - Она положила начало новой инфернальной эпохе. Но для вас она имеет большое значение и по другим причинам. Итак, слушайте.

Когда Будда, Гаутама, или Просветленный, - нараспев начал он, - был еще в чреве своей матери, яркий свет исходил от него, словно был он живым драгоценным огоньком. И так ярок был этот свет, что тело матери сверкало, как фонарик с зажженным в нем священным огнем.

Впервые в голосе Сатаны появилось выражение: и злоба и елей одновременно звучали в нем.

- И когда настало время родов, свершилось чудо: он шагнул вперед из чрева своей матери, и оно затворилось за ним. Семь раз шагнул младенец Будда и остановился, чтобы принять поклонение дэвов, духов, гениев духов и всего Небесного воинства, собравшегося вокруг. А семь следов его сверкали, как звезды в шелковистой траве. И - слушайте дальше - пока Будда принимал поклонения, эти сверкающие следы ожили, зашевелились и самостоятельно отправились в разные стороны, открывая пути, по которым пройдет Просветленный. Семь чудесных миленьких маленьких Иоаннов Крестителей бежали впереди него… Ха-ха-ха! - Сатана засмеялся, но лицо его по-прежнему ничего не выражало, а губы не двигались. - Один пошел на Запад, другой - на Восток, третий - на Север, а четвертый - на Юг, пролагая дороги искупления во все четыре стороны света. А что же случилось с тремя остальными? Увы и ах! Мара, Князь Тьмы, наблюдал пришествие Будды, и мрачные предчувствия терзали его. Ибо только правда имела тень при свете слов Будды, и бессмысленными становились слова обмана, которыми Мара обольщал людей и обращал их в рабство. Если восторжествует Будда, Мара потеряет над ними власть и погибнет. Очень не нравилось это Князю Тьмы, ибо более всего любил он власть, и высшим его наслаждением было повелевать людьми. И этим, - совершенно серьезно заметил Сатана, - Мара был очень похож на меня. Но интеллект его был развит гораздо меньше моего - он никогда не понимал, что, манипулируя правдой подходящим образом, можно добиться гораздо большего, чем с помощью лжи.

Так вот, не успели эти три неповоротливых следа отойти слишком далеко, как Мара поймал их. И тогда хитростью и коварством, колдовством и всяческими уловками он совратил их с истинного пути. Он научил их великолепным озорным проделкам и восхитительнейшим хитростям и отправил их странствовать.

И что же было дальше? Естественно, и мужчины, и женщины пошли за этими тремя следами. И кто может их в этом обвинить? Ведь все следы были одинаковы с виду. А дороги, которые выбирала эта троица, были гораздо лучше, нежели суровые, каменистые и труднопроходимые тропы, использованные неподкупной четверкой, - они были восхитительно легки, источали пьянящий аромат и завораживали красотой. Только заканчивались они по-разному.

Души, которые последовали за тремя заколдованными следами, неизбежно оказывались в средоточии лжи и порока и там оставались среди этой грязи навсегда. Те же, которые последовали за другими четырьмя следами, остались свободны. Но все больше и больше людей отправлялись за порочными следами, и Мара был очень доволен. Дошло до того, что, казалось, никто уже не ступал на путь просветления. И тогда Будда рассердился. И послал он за своей четверкой, и со всех четырех сторон света поспешили к нему сверкающие священные следы. Они нашли и поймали заблудших и больше никуда не отпускали их.

Что же было делать с тремя заблудшими следами? Их нельзя было уничтожить, ибо они были следами Будды, их нельзя было даже лишить необыкновенных возможностей. Но так глубоко развратил их Мара, что ничто не могло излечить их от скверны.

И решено было лишить их свободы до тех пор, пока стоит мир.

Где-то неподалеку от огромного храма Боробудура на Яве прячется меньший храм, В этом храме стоит трон. Чтобы. добраться до трона, нужно взойти по семи ступеням. На каждой ступени сияет отпечаток ножки младенца Будды. С виду они совершенно одинаковы но безмерно их различие. Четыре праведных следа охраняют три заблудших. Храм этот окружен непроницаемой тайной, дорога к нему полна смертельных опасностей. Тот, кто минует их и войдет в храм, сможет взойти на трон.

Но, поднимаясь на трон, нужно наступить на пять из этих сияющих следов!

А теперь слушайте, что произойдет после этого. Если из этих пяти следов три окажутся неправедными, то, как только человек вступит на трон, все, что только есть на земле и что может дать ему Князь Тьмы, будет его, стоит ему лишь пожелать. Разумеется, платой за это будет порабощение души, а может быть, и ее уничтожение.

Но если три из пяти следов окажутся праведными, тогда человек свободен от земной суеты, свободен от иллюзий, свободен от желаний, он - Носитель Света, Сосуд Мудрости, а душа его навсегда сольется с Божественной душой.

Святой он или грешник, волей-неволей иллюзии всего мира будут его иллюзиями, если он наступит на три неправедных следа.

И грешник он или святой, но если он наступит на три праведных следа, то освободится от всех заблуждений, а благословенная душа его навеки пребудет в Нирване..

- Бедняга, - прошептал Конзардине.

- Такова легенда, - Сатана опять смотрел на меня. - Я никогда не пытался приобрести эти интереснейшие следы. Они не смогли бы послужить моим целям. Я не имею никакого желания превращать грешников в святых. Но благодаря этой легенде у меня появилась самая увлекательная идея за последние, ну скажем, несколько столетий.

Жизнь, Джеймс Киркхем, это долгая и весьма пресная игра, длящаяся между двумя неизбежными границами - рождением и смертью. Все люди - игроки, и большинство - весьма несчастливые. У каждого из них есть своя страстишка, за которую они готовы продать не только душу, но и жизнь. Если кто-то и управляет этой игрой, то весьма бездарно. Правила ее страшно запутаны, противоречивы, а то и просто бессмысленны.

Так вот, я усовершенствовал эту игру. Не для всех, конечно, для избранных. Я играю с ними на их заветное желание. А чтобы поразвлечься и доставить себе удовольствие, использую схему семи следов Будды.

А сейчас, Джеймс Киркхем, слушайте внимательно, это касается непосредственно вас. Я построил помост, на нем два 'трона, к ним ведет не семь, а двадцать одна ступень. На каждой третьей ступени сияет след - всего их семь, три из них несчастливых и четыре счастливых.

Один трон низкий, на нем сижу я, на другом лежат корона и скипетр. На него-то и должен подняться тот, кто будет играть со мной. Поднимаясь, он должен наступить не на пять, а только на четыре сверкающих следа.

Если все четыре окажутся счастливыми, то, что бы этот человек ни пожелал, все будет тотчас же исполнено. И так будет продолжаться всю его земную жизнь. Я буду его слугой, а вместе со мной обширнейшая организация, которую я создал. Все принадлежащие мне произведения искусства, и мои миллиарды, и сила, и власть, и женщины - все будет его, стоит ему только пожелать. А если он кого-то возненавидит, я накажу его или уничтожу. Корона, скипетр, высокий трон - власть над всей землей… Он сможет иметь все…

Я взглянул на Конзардине. Его сильные пальцы нервно сжимали и разжимали ручку серебряного ножа, глаза ярко блестели.

- А если он наступит на другие следы? - спросил я.

- Тогда я выиграл. Если он наступит только на один из трех несчастливых, то он должен исполнить мою волю лишь один раз, когда я прикажу. Если он наступит на два, то будет служить мне ровно один год. Это минимальный срок аренды. Но если он пройдет по всем трем следам, - я почувствовал обжигающий взгляд голубых глаз, услышал тяжелый вздох Конзардине, - если он пройдет по всем трем, тогда он весь мой - и душа его, и его тело. И тогда: хочу - казню, хочу - милую, и - когда хочу и как хочу.

Рокочущий голос Сатаны наводил ужас. Глаза сверкали, как будто в них горело пламя ада. Ну прямо Дьявол во плоти, да и только!

- Но нужно иметь в виду несколько правил. - Он резко переменил тон, его голос вновь был спокоен. - Не обязательно проходить все четыре следа сразу. Можно ступить только на один, на два или на три. И остановиться. Если вы остановитесь после первой отмеченной ступени и она окажется моей, то есть несчастливой, а вы не пойдете дальше, то вы окажете мне одну услугу, за которую я хорошо заплачу. И после этого можете начать восхождение снова. Точно так же можете поступить, если, поднимаясь выше, наступите на еще одну мою ступень. После того как вы прослужите у меня год, вы сможете снова испытать судьбу, если, конечно, останетесь живы. В течение этого года вам будут очень хорошо платить.

Я задумался. Власть над всем миром! Исполнение любого желания. Ну прямо - лампа Алладина! У меня не было ни малейшего сомнения в том, что он может сделать то, что обещает, кто бы он там ни был.

- Я объясню механику этого эксперимента, - сказал он. - Очевидно, что взаимное расположение семи отмеченных ступеней будет в каждой попытке разным. Иначе его довольно легко будет определить и запомнить. Их расстановку я вверяю случаю. Даже я не буду знать ее. И в этом главная прелесть игры.

Я сижу на своем троне. Нажимаю на рычаг, начинает вращаться невидимый барабан, в котором крутятся семь шариков, - на трех моя метка, на четырех счастливый знак. Когда они распределяются по лузам, замыкается электрическая цепь с теми самыми семью следами. Взаимное расположение шариков совпадает со взаимным расположением отпечатков. Когда претендент касается отпечатка, индикатор показывает его метку. Этот индикатор виден мне и всем присутствующим, если таковые имеются, кроме претендента..

И, наконец, последнее правило: когда вы поднимаетесь наверх, нельзя оглядываться на индикатор. Идти вперед или останавливаться нужно независимо от того, что он показывает. Если вы дрогнете и обернетесь, вам придется спуститься вниз и начать все сначала.

- По-моему, у вас больше шансов выиграть, - заметил я. - А если наступить на счастливый след и остановиться - что тогда?

- Ничего, - ответил он, - можно пойти дальше. Вы забываете, Киркхем, что возможный выигрыш претендента неизмеримо больше моего. Если он выиграет - он выиграет и меня, и все, что. стоит за мной. Если он проиграет, я выиграю всего лишь одного человека, просто мужчину или женщину. Кроме того, я хорошо плачу даже за временную службу. И беру на себя полное содержание претендента.

Я кивнул. На самом деле они уже порядком раздразнили меня. По-видимому, они этого и добивались, стараясь разжечь мое воображение. Я задрожал при мысли о том, что я мог бы сделать, если бы этот - ну, допустим - Сатана и его могущество были в полном моем распоряжении. Сатана смотрел на меня совершенно невозмутимо. В глазах Конзардине я уловил понимание и, к алеется, даже сострадание.

- Ладно, - сказал я довольно резко. - Мне хотелось бы выяснить еще некоторые детали. Предположим, я откажусь играть в эту вашу игру. Что будет со мной?

- Завтра же вы будете в Баттери-парке, - ответил он. - Ваш двойник исчезнет из Клуба. В том, что репутация ваша не пострадала, вы убедитесь сами. Вы будете свободны. Но…

- Я так и думал, сэр, что здесь есть «но», - прошептал я.

- Но я буду разочарован, - спокойно продолжал он. - А я этого не люблю. Я боюсь, что ваши дела вряд ли пойдут в гору. Может статься - я найду для вас некий постоянный упрек, некое живое напоминание о том, как вы низко пали в моих глазах, что».

- Я понимаю, - перебил я. - Однажды это живое напоминание чудесным образом перестанет быть напоминанием - живому.

Он ничего не сказал, но по его глазам я понял, что именно это он и имел в виду.

- А что помешает мне, - опять спросил я, - принять ваш вызов, сыграть с вами один тайм, чтобы выбраться отсюда, а потом… А?

- Выдать меня? - он хохотнул, но губы остались неподвижны. - Вам это не удастся. И не пытайтесь. А если попробуете, то уж лучше вам было и вовсе не появляться на свет, Джеймс Киркхем. Это говорит вам сам Сатана!

Взгляд голубых глаз обжег меня. Казалось, мрак сгустился вокруг него. И такой повеяло жутью, что у меня перехватило дыхание и замерло сердце.

- Это говорит вам сам Сатана! - повторил он.

Наступила пауза. Я старался взять себя в руки.

Опять зазвонил колокольчик.

- Пора, - сказал Конзардине. Он был очень бледен. Я понял, что выгляжу не лучше.

- Кстати, - голос Сатаны снова звучал совершенно спокойно, - у вас как раз есть возможность увидеть, что происходит с теми, кто пытается встать мне поперек дороги. Правда, придется принять некоторые меры предосторожности. Не беспокойтесь, с вами ничего не случится. Необходимо только, чтобы вы были безмолвны и неподвижны, а по вашему лицу ничего нельзя было узнать.

Конзардине встал. Я последовал его примеру. Поднялся и тот, кто называл себя Сатаной. Я догадывался, что он велик, и тем не менее был потрясен его гигантскими размерами, Я сам почти шести футов ростом, но он возвышался надо мной еще на один фут.

Я непроизвольно взглянул на его ноги.

- О, - учтиво заметил он, - вы ищете мои раздвоенные копыта. Пойдемте, скоро вы их увидите.

Он прикоснулся к стене. Йанель скользнула в сторону, открыв короткий широкий коридор без окон и без дверей. Он пошел впереди меня, Конзардине - сзади. Через несколько ярдов он остановился и опять нажал на деревянную панель. Она бесшумно отодвинулась. Я вошел следом за ним и остановился, ошалело разглядывая открывшиеся моему взгляду огромные палаты. Впрочем, размеры и архитектура их были таковы, что вернее было бы назвать их храмом. Да, да, я рассматривал самый необыкновенный храм, который когда-либо видели человеческие глаза.