Когда педантичный Томас пришел меня будить, я был уже в ванной. Я беспрекословно надел тот костюм, который он приготовил. Такого костюма у меня никогда не было.

На внутренней стороне левой полы пиджака был большой карман. По краю кармана крепились несколько маленьких тупых крючков. Я тщательно осмотрел их. Нити ожерелья принцессы Сенарсет были примерно шесть дюймов длиной. Верхний край орнамента можно зацепить за крючки, и тогда все нити будут свободно свисать в карман - снаружи никто ничего не заметит. Сатана сказал правду - карман замечательно подходил именно для этого ожерелья.

Томас подал мне еще серый плащ, который был как раз по мне. Но такого плаща я тоже никогда не носил, хотя на внутреннем кармане красовалось мое имя. Затем появилась моя собственная мягкая шляпа и моя же трость из ротанга. Наконец он вручил мне странной формы маленький инструмент из тусклой серой стали и наручные часы.

- У меня есть часы, Томас, - сказал я, разглядывая необычный инструмент.

- Конечно, - ответил он. - Но эти показывают время Хозяина.

- A-а, понял. - Я с восхищением отметил, что Сатана не полагался на часы своих пешек. Очевидно, все было синхронизировано. Это меня очень порадовало.

- А это что за штука? Как с ней обращаться?

- Я как раз собирался вам показать, сэр.

Он подошел к стене, открыл один из замаскированных в ней шкафов и достал оттуда сейф с застекленной крышкой.

- Попробуйте открыть, сэр, - предложил он.

Я попытался приподнять крышку, но мои усилия оказались тщетны. Томас забрал у меня инструмент. Это был острый как бритва резец около четырех дюймов длиной. Лезвие резко утолщалось от края, переходя в рукоятку шириной в полтора дюйма. Из рукояти торчал винт.

Томас засунул острый край под застекленную крышку и быстро повернул винт. Инструмент удивительно легко вошел в едва различимую щель. Раздался глухой щелчок, и крышка распахнулась. Широко улыбаясь, Томас вернул мне инструмент: край резца раскрылся, словно челюсти, и из них язычком торчало еще одно лезвие. Оно приводилось в действие необычайно мощной пружиной и разрезало замок, словно он был из мягкого дерева.

- Все очень просто, сэр, - заметил слуга.

- Да, проще не бывает, - ответил я сухо. Я был восхищен Сатаной.

Я позавтракал у себя в комнате и ровно в десять тридцать, сопровождаемый Томасом, подошел к машине. Шторы в салоне были опущены и закреплены, их нельзя было сдвинуть, чтобы выглянуть наружу. Мне страшно захотелось воспользоваться той отличной штукой, которую мне только что вручили. К счастью благоразумие остановило меня.

Ровно в час я вошел в музей. С необычайной остротой ощущал я пришитый слева пустой карман для ожерелья Сенарсет и маленький инструмент, предназначенный для того, чтобы вынуть его из витрины.

Я сдал в гардероб плащ, шляпу и трость. И, здороваясь со служителями, узнававшими меня, направился прямо к нефритам. Полчаса я внимательно рассматривал нефриты и еще некоторые редкие вещицы, меня сопровождал один из хранителей музея, которого я подцепил по дороге. Вскоре я избавился от него и ровно в тринадцать сорок пять прошел в северный коридор Египетского крыла. Мне не потребовалось представляться охранникам - они знали меня. Около двух часов я был возле зала, где хранилось ожерелье.

В пять минут третьего по часам Сатаны я вошел в этот зал. Внешне я был совершенно спокоен. Я небрежно оглядел комнату. Один охранник стоял у противоположного входа. Другой - посреди зала между мной и витриной с ожерельем. Оба внимательно присматривались ко мне. Ни тот, ни другой меня не зияли.

Я подошел к стоявшему в центре зала, показал ему мою карточку и задал несколько вопросов о коллекции скарабеев, которая, насколько я знал, должна была здесь экспонироваться. Как только он прочел мое имя, с него мигом слетела официальная подозрительность, и он говорил со мной так, будто я был одним из руководителей музея. Я прошел в юго-восточный угол комнаты и сделал вид, что поглощен изучением амулетов. Краем глаза я видел, как служители сошлись вместе и о чем-то перешептываются, с уважением поглядывая в мою сторону. Вскоре оба вернулись на свои места.

Часы Сатаны показывали четырнадцать десять, оставалось пять минут. Быстро оглядев комнату, я насчитал чуть больше дюжины посетителей. Три респектабельные средних лет пары, скорее всего туристы из Европы. Девушка, возможно художница, седой джентльмен, напоминавший школьного учителя, еще один джентльмен, на котором было просто написано, что он немецкий профессор. Двое англичан в строгих костюмах профессионально обсуждали процесс развития иероглифического письма, их негромкие голоса были отчетливо слышны по всей комнате. Неопрятная женщина с недоумением оглядывалась вокруг, по-видимому, совершенно не понимая, зачем здесь все эти вещи. Еще двое или трое посетителей… Англичане и девушка стояли около витрины с ожерельем, остальные бродили по залу.

На часах Сатаны было уже четырнадцать минут третьего. В Северном коридоре послышались быстрые шаги. Отчаянно закричала женщина:

- Держите его! Держите его!

Кто-то метнулся мимо двери. Пробежала женщина. За ней следом - мужчина. Я заметил, что у него в руках сверкнул нож.

Часы показывали пятнадцать минут третьего. Я шагнул к витрине с ожерельем, сжимая в правой руке свой инструмент.

Шум в коридоре нарастал. Опять закричала женщина. Народ из зала ринулся к дверям. Охранник от дальнего входа пробежал мимо меня.

Я просунул острый край инструмента в узкую щель под крышкой й повернул винт. Раздался глухой щелчок - замок сломался.

Крик перешел в захлебывающийся вой. За дверью снова послышались убегающие шаги. Кто-то выругался, тяжелое тело упало на пол.

Я вытащил из витрины ожерелье и опустил его в карман, зацепив верхний край орнамента за крошечные крючки.

Я вышел через ту же дверь, что и входил. Один из охранников лежал на пороге. Над ним склонился немец. Девушка, которую я принял за художницу, сидела рядом и истерически рыдала, закрыв руками лицо. Из зала напротив, где хранилось оружие, донесся пронзительный крик. На этот раз кричал мужчина.

Я прошел между двумя черными саркофагами при входе в Египетское крыло, через большой зал, увешанный гобеленами, миновал турникет. Охрана напряженно прислушивалась к звукам, едва доносившимся сюда из дальних залов, и не обратила на меня ни малейшего внимания.

Гардеробщик же и вовсе ничего не слышал. Я взял пальто.

Выйдя из дверей музея, я сразу шагнул вправо и нагнулся, возясь со шнурками ботинок. Кто-то прошмыгнул мимо меня в музей.

Я выпрямился и пошел вниз по лестнице. На тротуаре дрались двое мужчин, вокруг них толпился народ. Я заметил подбегающего к ним полисмена. Все на лестнице, кроме меня, были поглощены созерцанием этого сражения.

Я спустился вниз. В нескольких ярдах слева стоял голубой лимузин. Шофер, не обращая внимания на дерущихся, полировал кусочком замши правую фару.

При моем приближении он мгновенно прекратил это занятие, распахнул дверь и вытянулся, напряженно глядя на меня.

На часах было четырнадцать девятнадцать.

Я сел в машину. Шторы были опущены, в салоне царила непроницаемая темнота. Дверь захлопнулась за мной, стало еще темнее.

Машина тронулась. Кто-то шевельнулся рядом.

- У вас все в порядке, мистер Киркхем? - тихо спросил дрожащий от волнения голос.

Голос Евы!