Меня разбудил телефонный звонок. Едва проснувшись и еще не до конца осознав, где нахожусь, я схватил трубку. Голос Конзардине, словно ушат ледяной воды, мигом заставил меня очнуться от сна.

- Хэлло, Киркхем, - сказал он. - Я не хотел прерывать ваш сладкий сон. Но не желаете ли вы позавтракать со мной, а потом совершить небольшую прогулку верхом? У нас есть несколько отличных лошадей. Да и жалко терять такое замечательное утро.

- Прекрасно, - ответил я. - Буду готов через десять минут. Как мне вас найти?

- Позвоните Томасу. Я буду ждать. - Он повесил трубку.

Яркие солнечные лучи заливали комнату. Я взглянул на часы. Было почти одиннадцать. Получалось, что я сладко проспал около семи часов. Я позвонил Томасу.

Крепкий сон, купание и яркий солнечный свет были так прекрасны, что тень Сатаны отступила куда-то бесконечно далеко за пределы этого мира. Насвистывая, я немного виновато подумал, что Ева, возможно, тоже чувствует себя замечательно. Слуга принес мне, как сказал бы Баркер, классный прикид для верховой езды. Он проводил меня в прекрасную старинную залу, выходящую на широкую зеленую террасу. Там за маленькими столиками уже завтракали великолепно одетые милые люди. Человек двенадцать или немного больше. С некоторыми из них я уже встречался накануне вечером. В дальнем углу я увидел Конзардине и присоединился к нему. Это был самый приятный завтрак, в котором я когда-либо участвовал. Казалось, ничто на этой земле не волновало Конзардине. Его несколько сардонический тон очень оживлял беседу. Наш разговор, однако, был невероятно далек от посещения Евиных апартаментов. Настолько далек, что дальше и быть не могло. Конзардине ни разу не упомянул об этом. Следуя его примеру, промолчал и я.

После завтрака мы отправились прямо на конюшню. Конзардине выбрал могучего черного мерина, радостно заржавшего при его появлении. Я оседлал элегантную чалую кобылку. Свежие лошади скакали легким галопом по дорожкам, проложенным среди дубов и сосен. Время от времени мы встречали охрану, которая при виде Конзардине вытягивалась по стойке смирно и отдавала ему честь. Ехали молча.

Неожиданно лес отступил. Конзардине натянул поводья. Мы остановились на голой вершине небольшого холма. Внизу на сотни ярдов простирались сверкающие воды залива.

Примерно в четверти мили от берега дрейфовала великолепная яхта, около двухсот футов длиной и не более тридцати шириной. Яхта сияла белизной, металлические детали оснастки сверкали на солнце золотом.

- «Херувим», - сухо обронил Конзардине. - Это яхта Сатаны. Он назвал ее так потому, что она выглядит такой чистой и невинной. Однако для нее есть куда более подходящее название, правда, неприличное. Между прочим, она может развивать тридцать узлов в час.

Я перевел взгляд с яхты на мощный причал, вдававшийся с берега далеко в море. Маленькая флотилия катеров и быстроходных моторных лодок собралась вокруг него. Почти у самой кромки воды среди деревьев приютился построенный в старинном стиле домик для отдыха во время прогулки.

Я проследил за изгибом берега. В нескольких сотнях футов от пирса громоздились огромные скалы, точнее гигантские валуны, оставленные здесь ледником, некогда покрывавшим эти места. Я внимательно пригляделся к ним.

На одном из валунов в черном плаще со скрещенными на груди руками стоял Сатана, любуясь сверкающей на солнце яхтой. Я тронул Конзардине за руку.

- Посмотрите, - прошептал я, - Сата… - Я осекся. На камнях никого не было. Я обшарил взглядом другие валуны, на них тоже никого не было. В мгновение ока Сатана исчез.

- Что вы увидели? - спросил Конзардине.

- Сатану, - ответил я. - Он стоял вон на той скале. Куда он мог подеваться?!

- У него там подземный ход, - равнодушно проговорил Конзардине. - Тоннель тянется от большого дворца к берегу.

Он повернул обратно к лесу. Я последовал за ним. Через час с четвертью мы выехали на прелестную лужайку с весело журчащим ручейком. Конзардине спешился и перебросил поводья через голову своего черного коня.

- Я хочу поговорить с вами, - сказал он.

Я отпустил свою чалую и сел рядом с Конзардине.

- Киркхем, вы до основания разрушили мой мир, - резко начал он. - Вы посеяли во мне ужасные сомнения. Среди нескольких основных принципов, на которых я строил свою жизнь, первым был: игра Сатаны - честная игра. А теперь я не могу в это верить.

- Выходит, вы не доверяете свидетельству Баркера? - спросил я.

- Говорите прямо, Киркхем, - холодно бросил он. - Вы подразумеваете, что Сатана, пряча под плащом руки, управляет счетчиком со своего черного трона. Если это так, то Баркер, обследуя совершенно другой механизм, никогда этого не заподозрит. Вы сами знаете это. Говорите прямо, прошу вас.

- То, что Баркер может ошибаться, приходило мне в голову, Конзардине, - ответил я. - Но мне хотелось, чтобы вы сами об этом подумали, без моей подсказки. Я и так довольно много вам сказал,

- Слишком много или не очень много, - покачал головой он, - но вы посеяли во мне сомнения. И вы должны избавить меня от них.

- Что вы имеете в виду?

- Я имею в виду, что вы должны выяснить правду. И либо вернуть мне веру в Сатану, либо превратить мои сомнения в уверенность.

- А если произойдет последнее? - ехидно начал я.

- Вы нанесете ему гораздо более сильный удар, чем сможете сделать ножом или пулей. Вы уже будете не один бороться против Сатаны. Это я вам обещаю.

Голос Конзардине звучал хрипло. Рукоятка кнута неожиданно треснула, сжатая его сильной рукой.

- Конзардине, - мягко начал я, - почему вас так волнует, что игра Сатаны - обман? Насколько я понимаю, вы ближайший к нему человек. И как вы сами говорили, служба у него дает вам все, чего вы желаете. А еще вы рассказывали, что он скрывает вас от закона. Какая же вам разница, честная это игра или нет?

Он сжал мое плечо так, что я поморщился от боли.

- Потому что Сатана приговорил меня к смерти.

- Вас?! - недоверчиво воскликнул я.

- Восемь лет, - продолжал он, - тяготеет надо мной эта угроза. Восемь лет он изводит меня, как ему заблагорассудится. То дает понять, что исполнение приговора близко. То полуобещает отменить приговор и дать мне еще одну попытку. Киркхем, я не трус, но все же смерть вселяет в меня ужас. Если бы я был уверен, что жизнь продлится в другой форме, я встретил бы смерть спокойно. Но я знаю, что это будет бесконечная темнота, забвение, прекращение всего. Что-то во мне восстает против этого, восстает со смертельным ужасом и отвращением. Киркхем, я люблю жизнь.

Однако, если игра была честная, Сатана имеет на это право. Но если здесь кроется обман, значит, все восемь лет он забавлялся мною. Сделал из меня шута и насмехался надо мной. И, смеясь, будет смотреть, как я, не сопротивляясь, пойду на смерть, которую он выберет, потому что я должен верить, будто к этому меня обязывает моя клятва.

А этого, Киркхем, уже нельзя терпеть. И я этого не потерплю. И никто не потерпит. Я видел многих мужчин и женщин, которые поднимались по ступеням, рискуя всем, поверив слову Сатаны. И я видел, как некоторые из них пошли на смерть так же спокойно, как пошел бы и я. И их честь, как и моя, коренится в бесчестье? Другие не выдерживали: плакали и выли, как Картрайт. А Сатана смеялся. А еще больше таких, как я, живущих с согласия Сатаны. И все это благодаря’ мошеннической игре?! Если это так, Киркхем, этого нельзя больше терпеть! Нельзя больше терпеть!

Задыхаясь, он вцепился в воротник своей рубашки, словно именно тот душил его.

- О, Боже! - прошептал он. - Я должен расплатиться с ним за это. Если игра была правдивой, я бы с песней пошел на смерть… Но я должен быть уверен, что она была правдивой.

Я подождал, пока Конзардине придет в себя.

- Помогите мне выяснить, правда ли это, - предложил я. - Может оказаться, что одному мне с этим не справиться.

Он отрицательно покачал головой и ответил:

- У вас есть для этого Баркер.

- Я не хочу снова подвергать его риску. - Я решил прикрывать маленького человечка, насколько это будет возможно. - Нужно слишком многое осторожно обследовать, Конзардине. Мы можем нарваться на кого-нибудь не столь благорасположенного, как вы. Втроем мы каким-нибудь образом сможем быстрее выяснить в чем дело.

- Нет, - упрямо ответил Конзардине. - Почему именно я? Это ваша задача, Киркхем. Вы подняли этот вопрос, вы его и решайте. А как вы это будете делать, мне все равно. В конце концов, ваши подозрения основываются на весьма сомнительных данных. Какая-то ерунда и два или три вполне объяснимых несчастных случая. Вероятность того, что вы неправы, неизмеримо выше, чем вероятность того, что вы правы. Зачем я буду ради этого рисковать своей жизнью? Я и так зашел достаточно далеко. Я обещал вам нейтралитет и даже нечто большее. Дальше я идти не хочу. Возьмите Баркера. Я обещаю вам ничего не видеть и не слышать, если встречу вас во время ваших изысканий. Но сейчас я не хочу присоединяться к вам и идти на верную смерть. Если вы не правы, со мной ничего не случится. Если правда окажется на вашей стороне, повторяю вам, вы уже будете не одни.

- Тем временем Майкл Конзардине будет крепко держаться за свое место под солнцем, - иронично заметил я.

Он подозвал своего мерина и вскочил в седло. Мне стало ясно, что дальнейшие уговоры бесполезны. Мы снова въехали в лес и через некоторое время свернули ко дворцу.

Я распрощался с ним на конюшне и пошел к себе переодеться. К подушке была приколота записка от Сатаны. В небрежно написанном послании он выражал надежду, что я наслаждаюсь жизнью, как я того и заслуживаю, и что он увидится со мной в девять часов вечера.

Во второй половине дня ничего существенного не произошло. Чем больше я думал о разговоре с Конзардине, тем больше я проникался сочувствием к его положению. И, что очень странно, мое настроение еще более улучшилось. Я вышел к обеду в весьма беспечном расположении духа. Как и в предыдущую ночь, во главе стола сидел Конзардине. Я сидел рядом с Кохемом, Ева - на другом конце стола, далеко от меня. Она совершенно не обращала на меня внимания. Мне было очень трудно делать то же самое.

Кохем пил много спиртного. По неведомой мне причине он чувствовал себя чем-то мне обязанным. Ни на кого, кроме меня, он не обращал внимания и мне тоже не давал этого делать. Он был довольно интересен, но с течением времени я начал испытывать к нему глубочайшее отвращение. В его понимании жизнь - течение некой электрохимической реакции. Он дал понять, что ни отдельные личности, ни вообще люди ничего не значат для него с точки зрения так называемой гуманности. И очень жестко настаивал на этом..

По-видимому, люди вызывали у него не больше чувств, чем его пробирки для опытов, а может быть, и еще меньше, подумалось мне. И в самом деле, люди представлялись ему чем-то вроде оживших пробирок, с вызывающими минутное любопытство различиями в их содержимом. И он не видел никаких причин, почему в качестве эксперимента их нельзя разбить, опустошить или заменить их содержимое. Он упомянул о нескольких жутких экспериментах с газами на кейф-рабах. Когда я выразил надежду, что опыты будут проводиться только на кейф-рабах, он не подтвердил этого.

Слушая его, я пришел к выводу, что из них двоих Сатана, по-видимому, гораздо гуманнее. Кохем непрерывно пил. Но под действием спиртного его выводы лишь приобретали еще более холодное и бесчеловечное наукообразие.

- В вас заложено слишком много сантиментов, Киркхем, - говорил он. - Может быть, вы думаете, что жизнь священна, - если пользоваться этим жаргоном - и ее нельзя отнять без крайней необходимости? Вздор! Она не более священна, чем свет, который я включаю и выключаю в моей настольной лампе, когда мне этого захочется. Не более, чем ферменты в моих пробирках, которые я выбрасываю, когда они мне больше не нужны. Когда это природа заботилась об индивидуумах? Если бы вы, Киркхем, нейтрализовали в себе слабость, вы могли бы стать великим человеком. Я мог бы помочь вам в этом, если бы вы, конечно, этого захотели.

Я обещал подумать.

В восемь тридцать появился Сатана. Я уже давно прикидывал, где я должен был с ним встретиться. Конзардине уступил ему свое место, и Сатана жестом предложил мне сесть по левую руку от него.

- За моего нового соратника, Джеймса Киркхема, - провозгласил он и поднял бокал.

Пили за меня стоя. Я заметил, что Ева демонстративно села, и точно так же, как будто она подтолкнула его к этому, поступил Сатана.

В восемь сорок пять, словно по сигналу, компания начала расходиться. Через несколько минут остались только Сатана, Кохем и я. Я очень удивился, обнаружив, что Конзардине тоже ушел. Слуги убрали со стола и исчезли по знаку Сатаны.

- Через три дня из Гавра отчалит корабль, - резко начал он, - под названием «Астарта». Тихоходное корыто. Он везет несколько вещей редчайшей красоты. Я считаю, что пришло время потребовать их себе. Там есть одна картина сэра Джошуа Рейнольдса и еще одна, написанная Ромни. А так же двенадцать кубков и кувшин, все из горного хрусталя, восхитительно выгравированные и изукрашенные неограненными крупными сапфирами и рубинами. Возможно, они были сделаны на древнем Крите для королевы Пасифаи. Во всяком случае, в незапамятные времена. Неведомый гений вложил в них свою душу. Они долго хранились в Кремле. Наконец коммунисты продали их. Еще там есть изумрудное ожерелье, на каждом изумруде выгравирована одна из «Метаморфоз» Овидия. В мире ничего подобного больше не существует.

Он помолчал и затем повернулся ко мне.

- Они должны стать моими, Джеймс Киркхем. Вы и Кохем достанете их для меня.

Я поклонился, ожидая дальнейших подробностей. Я заметил, что, как только вошел Сатана, Кохем совсем перестал пить. По нему было незаметно, что он уже много выпил. Он сидел молча, играя бокалом и не поднимая от него глаз, циничная улыбка блуждала на его полных губах. Я чувствовал, что он незаметно наблюдает за мной, как будто чего-то ожидая. Я решил, что он уже знает то, что Сатана собирается мне рассказать.

- Я выбрал вас старшим. Не только потому, что это задание может потребовать необыкновенной находчивости, но и потому, что здесь необходимо умение беспрекословно подчиняться приказам. Я сейчас специально подчеркиваю рискованность предприятия, чтобы вы обдумали это. Подробные инструкции вы получите перед отплытием.

Отплытие? Это значит покинуть Еву! Я беспокойно заерзал на месте. Думаю, беспокойство отразилось на моем лице. Во всяком случае, Сатана это заметил.

- Да, - сказал он, - захват драгоценностей должен произойти не на земле после прибытия «Астар-ты», а в открытом море. Вам придется заняться тем, что предубежденные люди называют пиратством, Джеймс Киркхем. Впрочем, это всего лишь романтическое название.

Он смотрел на меня, в его горящих глаза затаилась злоба.

- Итак, в вас есть романтическая струнка, - снова замурлыкал он. - Я восхищаюсь ею. Потому что она есть и у меня. Поэтому я немного завидую вашему рискованному предприятию.

- Я вам очень признателен за доверие, - улыбнулся я, уверенно встречая его испытующий взгляд. Однако ладони мои взмокли.

- «Астарта», - продолжал он, - пойдет южным путем. Маловероятно, чтобы она попала в сколько-нибудь серьезный шторм в это время года в тех широтах. В день ее отправления вы и Кохем сядете на мою яхту, которой, я заметил, вы сегодня любовались. Кроме команды на яхте будет двенадцать моих любителей кейфа. Они будут использоваться в самом крайнем случае. Но я надеюсь, что этого не произойдет. «Херувим» - не правда ли красивое имя? «Херувим» отправится якобы в прогулочное путешествие вдоль побережья. В первую же ночь яхта сменит свою ангельскую сущность. Уверяю вас, херувимами бывают не только мальчики, но и девочки. Она будет искусно преображена в «Морского Волка» - яхту известного и уважаемого финансиста, который в этот момент, ничего не подозревая, будет продолжать свое плавание в Гавану. Это тоже на всякий случай. И, конечно, на всех видных местах название «Херувим» сменится названием «Морской Волк». Через два дня вы встретите «Астарту» в назначенном месте, которое, разумеется, хранится пока в секрете. Ее скорость пятнадцать узлов, ваша - тридцать. Поэтому вы сможете ее остановить, перебросить к себе то, что я хочу, и вернуться сюда на невинном белоснежном «Херувиме». «Херувим» сможет вернуться в порт, по крайней мере, на два дня раньше.

Мне несколько полегчало, хотя до этого было совсем скверно. Из последних слов Сатаны я понял, что он не собирается причинять вреда ни «Астарте», ни ее команде. Иначе он не говорил бы о ее возвращении. Кохем судорожно кашлянул, словно подавляя смешок. Его улыбочка стала еще циничнее, чем раньше. Однако его тут же обжег горящий взгляд Сатаны - и Кохем невольно поежился.

- Вы, конечно, продумали, сэр, - сказал я, - как мы должны остановить «Астарту».

- Естественно, - ответил он, - к этому я и перехожу. В это время года на ней обычно не бывает больше ста человек. Некоторые из ее пассажиров мои люди. Но, кроме того, я устроил все так, что пассажиров будет еще меньше, чем обычно. Несколько кают были забронированы туристским клубом. Но очень странно: непосредственно перед отплытием «Ас-тарты» эта броня была снята. Вследствие этого неизбежно возникли новые планы по поводу отправления корабля. Но великодушные представители клуба не стали требовать возвращения уплаченных за броню денег, и пароходная компания была застрахована от убытков. Владельцы ценностей, которые я собираюсь приобрести, были очень обеспокоены и настояли на быстрейшем отправлении «Астарты». Я полагаю, там будет не более тридцати пассажиров, из них, по меньшей мере, десять - мои люди.

Итак, Джеймс Киркхем, мы подошли к развязке вашего приключения. Вторую половину решающего дня вы будете следовать за «Астартой» на расстоянии десяти миль. Ночь будет безлунной. В девять часов в кают-компании «Астарты» начнется ужин. Счастливая маленькая семейная вечеринка для немногочисленных пассажиров. Возможно, они все там и соберутся. И еще некоторые офицеры. Вы должны погасить все фонари и приблизиться к «Астарте» на расстояние четырех миль. '

С «Астарты» вам подадут сигнал, на который вы должны ответить. В тот же момент два человека, как им и поручено, швырнут несколько бомб в машинное отделение «Астарты». Бомбы будут наполнены газом, изобретенным Кохемом. В тот же момент работа перестанет интересовать персонал, находящийся в машинном отделении. Третий человек из моей команды проскользнет туда и остановит корабль.

Сатана замолчал, испытующе разглядывая меня. Я чувствовал, что и Кохем исподтишка наблюдает за мной. Каким-то чудом мне удалось скрыть леденящий сердце ужас и заставить свой голос звучать спокойно и равнодушно:

- Хорошо, таким образом мы уберем персонал машинного отделения. Что дальше?

Сатана не отвечал довольно долго, не сводя с меня горящего взгляда, словно пытаясь просветить меня насквозь. А я представлял, как на полу машинного отделения, задыхаясь, корчатся люди. Изобразив величайшее внимание и заинтересованность проблемой, я выдержал его взгляд. Не знаю, нашел ли он во мне то, что искал, но приводящий меня в замешательство взгляд смягчился.

- Ай-ай-ай, Джеймс Киркхем! - нежно заворковал он. - Убивать совершенно не обязательно. Газ, который я имею в виду, не смертелен. Он только усыпляет. Действие его сказывается почти мгновенно. Ну, не более чем через пять секунд. Но он безвреден. Через шесть часов дышавшие им люди просыпаются. Даже без головной боли. Нет, Кохем, какими кровожадными он нас себе представляет!

Так же, как я прятал свой ужас, я инстинктивно скрыл облегчение и невозмутимо заметил:

- По-прежнему остаются офицеры и команда. Что делать с ними? Откровенно говоря, Сатана, во всем, что вы сейчас обрисовали, я участвую только как наблюдатель. Мальчик на посылках. Где же романтические пиратские атрибуты?

- Здесь все в ваших руках, - ответил он. - Вы в это время должны подойти вплотную к «Астарте», перебраться туда с Кохемом и приложить все силы, чтобы забрать груз. Возможно, все будет происходить в точности так, как я рассчитал, но все равно потребуется ваше мужество и сообразительность. На «Астарте» будет царить полная неразбериха. Вы должны следить, чтобы ни одна шлюпка не была спущена на воду и никто не удрал с судна. Перед тем, как вы переберетесь на борт «Астарты», капитан и его помощник или оба его помощника пострадают в небольшом инциденте. Нет, нет. Ничего серьезного. Они просто на некоторое время выйдут из строя. Но опять же этого может и не произойти. Тогда вы должны побороть их сопротивление. По возможности без кровопролития. Но так или иначе вы должны нейтрализовать их. Опять-таки все может усложниться погодными условиями. Я думаю, Джеймс Киркхем, вам не покажется там слишком скучно.

Я тоже так считал. У меня возникло чувство, что Сатана чего-то не договаривает.

- В последней инструкции вы получите точные указания, где находится то, что вы должны принести мне, - продолжал он. - Драгоценности хранятся в мощном сейфе в бронированной кладовой. Они настолько ценны, что только капитан знает код сейфа. Не теряя времени, вы должны убедить его дать вам этот код. С вами будет эксперт, для которого сейфы не представляют ничего таинственного. После того как вы получите сокровища, вы должны немедленно покинуть «Астарту» и, прихватив с собой тех моих людей, которые сочтут неудобным остаться, на всех парах возвращаться домой. Это все.

Я задумался на мгновение. Как он предполагает наше общение с его агентами на «Астарте»? Как мы их узнаем? И что мы должны делать на «Херувиме»?

- Бы предусмотрели возможность, что кто-нибудь на «Астарте» впоследствии опознает нас, сэр? - начал я.

- Разумеется, вы все будете замаскированы, успокаивающе перебил он. Кохем беспокойно заерзал.

- Радиосвязь, - подсказал я. - Я полагаю, она будет выведена из строя до атаки на машинное отделение.

- В этом нет необходимости, - ответил Сатана. - На «Херувиме» сверхмощные передатчики. Сигнал с «Астарты» сразу же будет заглушен, ее радиосвязь подавлена. Ни одно сообщение с нее не сможет пройти сквозь барьер, который выставит квалифицированный радист на «Херувиме».

Я снова погрузился в раздумья. Казалось, все ясно. Однако колючее беспокойство не отпускало меня, а угнетало все сильнее. За гладкими фразами Сатаны крылось что-то страшное, зловещее.

- Я надеюсь, вы удовлетворены своим вознаграждением за рискованное предприятие с ожерельем? прервал он ход моих мыслей. - Естественно, вознаграждение за новое мероприятие будет больше пропорционально риску. Приглашение участвовать в нем сильно сократило ваш отдых. А что бы вы сказали о шестимесячном путешествии после этого дельца? Вы сможете отправиться, куда захотите и как захотите, и делать все, что вам вздумается. Плачу, разумеется, я. И позвольте мне добавить вы можете тратить сколько вам захочется.

- Благодарю вас, сэр, - ответил я, - но я не чувствую необходимости в отдыхе. И, честно говоря, общаться с вами мне бесконечно интереснее, нежели все то, что я могу надеяться испытать вдали отсюда.

Его лицо было по-прежнему непроницаемо, но я почувствовал, что польстил его самолюбию.

- Хорошо, - сказал он. - Посмотрим. Только продолжайте так же, как и начали, Джеймс Киркхем, и у вас не будет повода пожаловаться на мою щедрость.

Он поднялся. Я встал из вежливости, Кохем - из осторожности.

С минуту Сатана разглядывал нас обоих.

- Что вы делаете сегодня вечером? - спросил он меня.

- Кохем предлагал пойти поиграть в бридж, но если у вас есть другие пожелания…

Ничего подобного Кохем не предлагал. Однако он столько всего наговорил, что я надеялся, он поверит, будто так оно и было. Мне совершенно не хотелось сейчас уходить от Кохема. Если Сатана и хотел предложить кому-то из нас составить ему компанию, чего я несколько опасался, то теперь он передумал, кивнул на прощание и направился к стене.

- Было бы неплохо, - обернулся он к нам, уже стоя перед открытой панелью, - если бы вы завтра осмотрели «Херувим». Поближе познакомились с ним. Спокойной ночи.

Кохем с минуту сидел молча, не отрывая глаз от того места, где исчез Сатана.

- Это было чертовски мило с вашей стороны, - наконец изрек он. - Не знаю, как вы догадались, но сегодня я уже не в силах переносить Сатану. Чертовски здорово!

Он потянулся за бренди. Я усмехнулся - Кохем все прекрасно помнил и понял мой маневр. Он налил себе половину бокала и выпил залпом, не разбавляя.

- Как не стыдно, - невнятно пробормотал он, - обращаться с вами, точно с ребенком. Обращаться с таким человеком, как вы, как с грудным младенцем. Вы мужчина… Вы мужчина, Киркхем. В вас есть мужество. Зачем обращаться с вами, как с ребенком? Обманывать вас? Черт возьми, Киркхем, вы заслужили правду!

Так! Начинается! То зловещее, что, как я почувствовал, скрывалось за словами Сатаны, готово было сорваться с губ Кохема.

- Выпьем, - предложил я, наклоняя графин. - Кто обращается со мной, как с младенцем?

Он свирепо посмотрел на меня. Он уже был пьян.

- Вы думаете, газ усыпит обслугу в машинном отделении, да? - хохотнул он. - Прелестная маленькая колыбельная для бедных усталых матросов? Миленькая сонная химическая конфетка, сделанная п-папой Сатаной и м-мамой Кохемом? Конечно, Киркхем, вы чертовски правы. Она действительно их усыпит. Навсегда!

Я налил себе еще бренди и неторопливо выпил.

- Ну и что? - спросил я. - Длинный сон или короткий - какое это имеет значение?

Он ошарашенно воззрился на меня и глухо бухнул кулаком по столу.

- Боже мой! Я был прав! Я говорил Сатане, что в вас есть мужество. Я говорил Сатане, что не нужно… не нужно искать ф-ф-формулу, когда имеешь дело с Киркхемом. Он спрашивает: «Какое это имеет значение?» Ха-ха-ха! Выпейте со мной.

Мы выпили. Его трясло от смеха.

- Маски! - хохотал он. - Вы хотите замаскироваться, чтобы когда-нибудь потом люди с «Астар-ты» не узнали вас! Потом! Ха-ха! Потом! Это замечательно! Просто замечательно! Черт вас возьми, для них не будет «потом»!

Все поплыло у меня перед глазами. Что это он сейчас несет?

- Не совсем точно. Не совсем. Двадцать минут - «потом». Через двадцать минут - бамс! Упадет хорошенькая бомба. Очень по-джентльменски. Очень аккуратная бомбочка. Но мощная. Бамс! И нет днища у «Астарты»! Нет и шлюпок. О них позаботятся любители кейфа. «Астарта» исчезнет без следа. Бамс! Буль-буль, пузыри. Конец!

Он бормотал пьяно и заунывно.

- Не поверил. Не поверил, что можно обмануть старика, Киркхем… Я не поверил, что он подумает, будто Сатана пойдет на риск, чтобы кто-нибудь с «Астарты» встретился с нами «потом». Кто-нибудь рассказал полиции о том, как злые пираты напали на нас в открытом море. Свидетелей - в Ад! Это девиз Сатаны. Оставить еще одну неразрешимую загадку океана. Это наилучший для него выход.

- Прекрасно, - сказал я. - Я чертовски рад это слышать. Именно это меня и беспокоило…

Вдруг в одно мгновение хмель слетел с Кохема. Его лицо вытянулось и побелело. Стакан выпал из рук.

Из темного угла комнаты к нам шел Сатана!