С того момента, как мы пришли в разбитый на террасе садик Лаклы, она не принимала участия в разговоре. Девушка молча сидела рядом с О'Кифом.
Случайно взглянув на нее, я заметил на ее лице тот же отпечаток глубокой отрешенности, который появлялся у нее всякий раз, когда она вступала в эту загадочную связь с Тремя Богами: она словно бы к чему-то прислушивалась. Но вот лицо ее приняло обычное выражение, она быстро встала, бесцеремонно оборвав излияния Ларри.
- Ларри, милый, - сказала служительница, - Молчащие Боги зовут нас к себе.
- Когда мы должны идти? - спросил я.
У О'Кифа с живым интересом заблестели глаза.
- Прямо сейчас, - ответила девушка- и, поколебавшись, добавила: Ларри, милый, обними меня покрепче на минутку, - запинаясь, проговорила Лакла, - ты знаешь, что-то холодное прикоснулось к моему сердцу., я боюсь. Со слабым дрожащим смешком девушка прижалась к ирландцу, а Ларри, как вы понимаете, не пришлось уговаривать дважды.
- Наверно это потому, что я так сильно люблю тебя, - сказала она ему, раньше я никогда ничего не боялась.
Не говоря ни слова, он наклонился и поцеловал ее. В полном молчании мы пошли по коридору. Ирландец шел впереди, все еще обнимая Лаклу за талию, золотая головка покоилась у него на плече.
Вскоре мы остановились перед каменной плитой винного цвета, за которой скрывался вход в святилище Молчащих Богов. Лакла немного помедлила, остановившись перед ней, потом, вызывающе откинув назад горделиво посаженную головку так, что вспыхивающие бронзовыми бликами локоны разлетелись во все стороны, она нажала на камень. Дверь отошла в сторону, и, как в прошлый раз, оттуда, омывая наши фигуры, хлынул мощный поток опалесцирующего свечения.
Ослепленный льющими от высоких изогнутых стен каскадами лучезарного света, я неверными шагами прошел вперед, дождался, пока глаза мои не обрели снова способность видеть, и посмотрел наверх - прямо в лица Трех Богов. Взгляды треугольных глаз сосредоточились сейчас на служительнице, и так же, как в первый раз, когда мы стояли пред ними, я отметил, с какой нежностью угольно-черные очи Богов смотрели на нее.
Девушка, улыбнувшись, глядела вверх Казалось, она прислушивается.
- Подойдите ближе, - скомандовала она, - вставайте сюда - к ногам Молчащих Богов.
Мы послушно двинулись вперед, остановившись у самого края возвышения. Сверкающая пелена тумана в этот раз была тоньше, и сквозь вуаль смутно просвечивали огромные, как колонны, шеи, с чудовищных плеч свободно ниспадала складками какая-то странная ткань бледно-голубого цвета, легкая и светящаяся, как холодный огонь. Огромные головы слегка наклонились в нашу сторону.
Лакла внезапно заговорила, и это вывело меня из состояния созерцательной задумчивости. Девушка явно отвечала на какие-то, слышимые лишь ей одной слова, причем отвечала вслух исключительно ради нас - в какой бы форме ни осуществлялось общение между ней и теми, кому она служила, оно не нуждалось в словах - это было совершенно ясно.
- Ему все рассказали, - говорила Лакла, - все сделано, как вы приказывали.
В самом ли деле легкая тень промелькнула в мерцающих красными точками глазах Богов, омрачив их на мгновение, или мне померещилось? Недоумевая, я перевел взгляд на лицо Лаклы и заметил на нем какое-то замешательство и настороженность, словно она почуяла что-то недоброе. Еще некоторое время лицо ее хранило это прислушивающееся выражение, потом Трое отвели от нее пристальные взоры и сосредоточились на О'Кифе.
- Это говорят вам Молчащие Боги… через Лаклу, свою служительницу, - в золотом голосе девушки зазвучали низкие, трубные ноты. - На пороге гибели стоит сейчас ваш верхний мир. Да, Гудвин, он стоит на пороге той самой гибели, что привиделась тебе однажды, и тень этого видения разглядели в твоем сознании Трое - так они сказали. Потому что нет и никогда не будет на земле силы, способной уничтожить Сияющего Бога.
Она снова прислушалась. T и недоброе предчувствие, написанное на ее лице, перешло в самый неприкрытый страх.
- Они говорят… Молчащие Боги говорят, - продолжала она срывающимся голосом, - что они не знают, хватит ли у них власти, чтобы уничтожить Сияющего Бога. Самые разные формы энергии, о которых мы не имеем ни малейшего представления, были использованы для создания Сияющего Бога и стали теперь его частью, и потом еще он сам вобрал в себя много других форм энергии, - она помолчала, прислушиваясь, и продолжала с легким изумлением в голосе. - И еще, они сказали, он собрал в себе энергию таких сил, которые вам известны и которые вы называете определенными именами: ненависть, например, или гордость, или вожделение, и существует еще множество других понятий, обладающих реальной силой, такой же реальной, как та сила, что скрыта в кезе, сказали Трое, и среди них - страх, который ослабляет силы всех остальных энергий. - Снова она помолчала.
- Но внутри Сияющего Бога совсем нет той силы, что могущественнее всех остальных, которая делает бессильным зло, заключенное в других силах, и которую мы называем., любовью, - тихо закончила она.
- Я бы много отдал за то, чтобы припугнуть хоть немного эту гадину, мрачно скривившись, прошептал мне Ларри по-английски.
Три пугающие своим необычным видом головы наклонились, как будто кивнули ему в ответ… Я чуть не вскрикнул, да и Ларри, надо сказать, слегка побледнел.
- Они говорят, Ларри, - подтвердила Лакла, - что ты коснулся сейчас самого главного., ибо как раз через дорогу страха Молчащие Боги надеются ударить по всей жизни Сияющего Бога.
Физиономия Ларри, повернутая ко мне, являлась олицетворением безграничного изумления, и моя, похоже, как в зеркале отражала то же чувство. Да что же такое представляли из себя эти Молчащие Боги, если они с такой легкостью, словно открытую книгу, могли читать наши мысли? Недолго пришлось нам теряться в догадках: голос Лаклы нарушил непродолжительное молчание:
- Вот что, сказали они, скоро произойдет. Сначала на нас пойдут Йолара и Лугур со своими войсками. Сияющий Бог спрячется у них за спиной, в своем логове - потому что он боится. Да, несмотря ни на что, Трое на самом деле страшат Двеллера, а больше он ничего не боится. Прорицатель и жрица Сияющего Бога вместе со своими войсками будут биться до последнего, чтобы одержать победу. И если случится, что они одолеют, то у них хватит силы, чтобы уничтожить и всех нас. Потому что, если они захватят обитель Молчащих Богов, то Двеллер избавится от своего страха, и тогда прозвучит сигнал, означающий кончину Трех Богов. А потом Сияющий Бог станет как вольная птица, уже ничего не страшась, он выйдет в ваш мир и будет делать там все, что пожелает. Но если они не смогут одолеть нас - тогда Сияющий Бог не придет им на помощь, он бросит их на произвол судьбы, как уже бросил раньше своих Таиту… и тогда Трое освободятся до некоторой степени от наложенного на них наказания, и они пойдут тогда через Портал, отыщут Сияющего Бога за его Вуалью и, пронзив его через открытое отверстие страха, - разрушат его.
- Это как раз понятно, - прошептал мне на ухо О'Киф, - ослабнет моральный настрой - значит, дело швах. Да я такое сто раз видел на войне. Пока нервишки у них в порядке - нет ничего, что им было бы не по зубам, стоит им подействовать на нервы, и пожалуйста - берите их тепленькими. И что интересно, в обоих случаях, это одни и те же люди.
Лакла снова прислушивалась. Вдруг она, вскинув руки, повернулась к Ларри, с безумной надеждой в глазах, но какая-то тень то ли смущения, то ли стыда легла при этом на ее лицо.
- Они говорят, - вскричала она, - они говорят, что дают нам право выбора. Помня о том, что весь наш мир висит на волоске, находясь на пороге гибели, сказали они, мы должны сейчас решить выбрать, остаемся ли мы сражаться против Йолары и ее армий, и они сказали, что предвидят, каким нелегким окажется сражений. Или же мы имеем право уйти, и если вы, сказали они, выберете последнее, тогда они покажут вам другой путь, который тоже ведет в ваш мир.
Пока она говорила, лицо О'Кифа медленно покрывалось краской. Он взял девушку за руки и долго вглядывался в ее золотые глаза. Подняв вверх голову, я увидел, что Троица наблюдает за ними - спокойно и невозмутимо.
- Что скажешь, mavourneen? - ласково спросил Ларри.
Девушка молчала, понурив голову и дрожа всем телом.
- Твои слова будут и моими, о единственный, кого я люблю! - наконец прошептала она. - Уйдешь ты или останешься - я буду с тобой.
- Ваше слово, Гудвин?
Ирландец повернулся ко мне. Я пожал плечами: в конце концов, один я ничего не решаю.
- Я тут мелкая сошка, Ларри, - заметил я, непроизвольно прибегая к его манере выражаться.
Сам О'Киф выпрямился, расправив плечи, и пристально посмотрел прямо в полыхающие огнем черные очи Богов.
- Заметано, - сказал он, - мы остаемся.
К стыду своему, я припоминаю, что в тот момент эта привычка Ларри вставлять повсюду свои словечки показалась мне не только неуместной, но, пожалуй, отдающей дурным вкусом. Я рад сказать, что был единственным, кому пришла в голову такая мысль. Ибо лицо Лаклы, когда она подняла его на Ларри, прямо светилось от любви и счастья, и, хотя робкая надежда исчезла у нее из глаз, зато сейчас они лучились обожанием и гордостью за своего избранника. Холодные, мраморные лица Троицы смягчились, в черных глубоких глазах уже не играло красное пламя.
- Подождите, - сказала Лакла, - есть еще одна вещь, сказали они, на которую мы должны дать ответ, прежде чем они возьмут с нас обещание, подожди.
Она прислушалась и, внезапно, все лицо ее побелело, как мел, став таким же белым, как лица Троих Богов, радостно сиявшие глаза расширились, и наполнились диким ужасом; нежное гибкое тело затрепетало, словно тростник под порывом ветра.
- Нет, - только не это, - крикнула она Троим Богам. - О, только не это. Только не Ларри… я сделаю все, что вы захотите., но только не он! - она порывисто протянула руки к женскому существу Троицы. - О Мать, позволь мне пойти одной, - молила она. - Мне одной!.. Мать!
Трое наклонили головы вперед, глядя на Лаклу исполненными жалости глазами, и по лицу женщины покатились., слезы! Ларри рванулся к Лакле.
- Mavourneen! - крикнул он. - Сердечко мое сладкое, что они сказали тебе?
Он впился глазами в лица Молчащих Богов, правая рука метнулась туда, где у него всегда висел в кобуре пистолет.
Но служительница удержала его. Обвив белые руки вокруг шеи Ларри, она положила голову ему на грудь и безудержно зарыдала.
- Они сказали… Молчащие Боги сказали… - всхлипнула она, собрав все свое мужество. - О Ларри, сердце мое, - жарко зашептала она, обхватив мягкими белыми ладошками его обеспокоенное лицо и глубоко заглядывая ему в глаза. - Они сказали что может случиться так, что Сияющий Бог преодолеет свой страх и придет на подмогу Йоларе и Лугуру - и тогда - если это произойдет, тогда остается один-единственный способ уничтожить его - и спасти ваш мир.
Лакла покачнулась. Ларри крепче сжал ее в объятиях.
- Только один путь остается тогда, ты и я должны вместе пойти в его объятия! Да, Ларри, мы должны войти в него - мы - любящие друг друга, любящие мир, полностью отдавая себе отчет в том, что мы жертвы и жертвуем всем, что имеем: нашей любовью, нашими жизнями, и, возможно, тем, что вы называете душой… О единственная моя любовь, мы должны сами отдаться Сияющему Богу - добровольно и с радостью, неся в себе высокий огонь нашей взаимной любви… и только это снимет заклятье. Ибо если мы сделаем это, торжественно пообещали Трое, тогда случится так, что сила нашей любви, которую мы внесем в Сияющего Бога, ослабит на время все то зло, которым владеет Сияющий Бог, - и в этот момент Трое смогут ударить по нему и убить его.
Кровь бросилась мне в голову. Рассудок мой отчаянно протестовал против такого решения… такого объяснения активной деятельности Двеллера - не забывайте, что я ведь ученый, и, как всякому ученому, мне присуще рациональное мышление. Не было ли это, промелькнула у меня тайная мысль, некоего рода жертвоприношением в угоду собственной слабости. Подумав так, я поднял вверх взгляд, наткнулся на их глаза, полные печали, и понял, что они прочли мои мысли. Потом в бурлящем водовороте моего сознания стали всплывать отчетливо оформленные образы, напоминающие мне, как менялась земная история под воздействием силы ненависти, честолюбия, вожделения и конечно же, прежде всего - любви!
Может быть и вправду эти понятия обладают динамической энергией., вспомнил я о Сыне Человеческом, искупившем своей позорной смертью на кресте грехи всего мира.
- Радость моя, - спокойно сказал O'Киф, - и что же подсказывает тебе твое сердечко?
- Ларри, - тихо ответила она, - мое сердце принадлежит тебе, но я так хочу пойти вместе с тобой, чтобы любить тебя, чтобы, чтобы родить тебе детей, Ларри, я так хочу увидеть солнце. - Слезы навернулись мне на глаза, через их расплывающуюся пелену, я видел, что О'Киф пристально смотрит на меня.
- Если весь наш мир будет вздернут на дыбе, - тогда, конечно, ничего другого нам не остается. Видит Бог, я никогда ничего не боялся, пока я воевал там, наверху, и много людей, куда лучше меня, отправились на тот свет под пулями и гранатами ради той же идеи, но эта хреновина даст сто очков вперед пулям и гранатам… и потом, теперь у меня есть ты - Лакла и - вот проклятье! - сомнение одолевает меня.
Он повернулся к Троице..
Уж не знаю, насколько мои чувства отвечали действительности, но в напряженности их поз мне почудилась какая-то отчужденность, словно они отстранились, оберегая свою божественную сущность от нападок человеческого существа.
- Вот что скажите мне, вы, Молчащие Боги, - крикнул Ларри. - Если мы сделаем то, что вы хотите, - я и Лакла, - ручаетесь ли вы, что сможете убить эту… гадину и спасти мой мир? Уверены ли вы в своих силах?
В первый и последний раз мне довелось услышать голос Молчащих Богов. И прозвучал он совершенно как голос человека, не сомневающегося в своей правоте.
- Мы уверены!
Словно огромный орган, зазвучавший на своей самой низкой ноте, прогремели раскатистые, вибрирующие звуки. Они сотрясали и ошеломляли слух точно так же, как лица Богов, когда я впервые увидел их, поразили мое зрение. Еще какое-то время О'Киф пристально смотрел на них, потом, опять расправив плечи, приподнял подбородок Лаклы и ласково улыбнулся, глядя ей в глаза.
- Заметано, - снова сказал он, кивнув Трем Богам.
И тут мраморные, наводящие благоговейный ужас и трепет лица Трех Богов осветились вдруг невыразимой добротой и нежностью, погасли крохотные огоньки, тревожно вспыхивающие в глубине черных как ночь очей, преисполнившихся теперь безмятежным спокойствием, уверенностью и каким-то беспредельным ликованием. Женщина выпрямилась, устремив ласковый взгляд на мужчину и девушку. Ее громадные плечи приподнялись, как будто она развела в стороны руки и притянула к себе тех других, сидящих рядом. На какой-то быстротечный миг головы их соединились; и снова они сидели как прежде. Женщина наклонилась вперед - и когда она сделала это, Лакла и Ларри, словно влекомые какой-то невидимой силой, медленно двинулись к возвышению.
Из сверкающего тумана вытянулись две ладони - чудовищно длинные, огромные, шестипалые, лишенные большого пальца, тыльная часть ладони поражала мраморной белизной, а сверху они были покрыты тончайшим узором золотых чешуек. Они пугали своим нечеловеческим видом и все-таки, каким-то странным, необъяснимым образом привлекали своей красотой, силой, исходящей от них и необыкновенной женственностью.
Руки вытянулись вперед. Опустившись на склоненные головы Лаклы и О'Кифа, они мягко и ласково притянули их друг к другу. С безграничной любовью погладив их по волосам, они застыли на миг в извечном жесте благословляющей своих детей матери.
И скрылись назад!
Как прежде, заклубилась сверкающая дымка, поднялась вверх и скрыла лица Молчащих Богов. В таком же торжественном молчании, с каким мы пришли сюда, мы покинули светящуюся обитель, винноцветный камень закрылся за нами. Мы вернулись в покои служительницы.
Только один раз за все время, пока мы шли, Ларри заговорил.
- Выше нос, малышка, - сказал он Лакле, - у нас еще куча времени. Конец еще не скоро. Ты в самом деле думаешь, что Йолара с Лугуром приволокут сюда эту чертову куклу? А?
Ничего не ответив, служительница только выразительно посмотрела на него полными любви и скорби глазами.
- Они сделают это, - убежденно сказал Ларри. - Уж они-то сделают! Черт бы их подрал!