Глава первая
Эбби Форбс и сама не знала, каким образом она добралась от ворот женской клиники до своей машины. Села за руль и застыла, глядя вдаль изумленными серо-зелеными глазами. Любой прохожий увидел бы в ней только привлекательную женщину лет тридцати с блестящими светлыми волосами, грезившую наяву.
Но Эбби не грезила, хотя прошедший час вполне можно было назвать кошмарным сном. Беременна! Даже само слово было чуждым. Эбби не спрашивала себя, как это произошло, — она знала как. Ей казалось невероятным, что один-единственный ложный шаг, мог иметь такие последствия.
— О Боже! — прошептала она, охваченная волной стыда и боли. Доктор Лейтон был непреклонен — она беременна. Ребенок должен родиться в сентябре.
Если не делать аборт. Она была всего лишь на шестой неделе, так что аборт пока возможен.
Эбби вздрогнула. Проблема абортов никогда не касалась ее лично. Обсуждать все доводы за и против абортов у других женщин казалось куда проще, чем применить те же доводы к себе самой.
Аборта не будет. Хоть это она могла сказать твердо.
Обнаружив, что уже в состоянии двигаться, Эбби завела мотор и нажала на газ. Осторожно выехала с переполненной автостоянки и влилась в поток автомобилей. Нужно возвращаться на работу, ведь весь обеденный перерыв ушел на встречу с доктором Лейтоном. Однако ее машина, будто по собственной воле, направилась в другую сторону.
Ошибка, проступок, промах — подходящие определения теснились в сознании Эбби. Хуже всего было то, что она почти не помнила ту ночь в декабре.
Эбби смахнула слезу, злясь на непрошеную жалость к самой себе. Сейчас ей нужна не жалость, нужны ответы на некоторые вопросы, и прежде всего — что ей теперь делать. Она жила одна уже шестнадцать месяцев, с тех пор как умер Ник. Друзья и сослуживцы были уверены, что она даже ни с кем не встречалась.
Снова выступили слезы. Та проклятая декабрьская ночь не была даже свиданием — всего лишь ночевкой! С такими женщинами, как она, подобного не случается. У нее работа, карьера, признание. Лицо ее знакомо всей южной Неваде, вместе с Роном Харрисоном она появляется на телеэкране каждый вечер с шестичасовыми новостями.
При мысли о Роне Харрисоне сердце Эбби сжалось. Красавчик Рон тут же уничтожит ее публично или исподтишка. Вне камеры Рон едва с ней разговаривал. Теперь он получит заветное оружие, с помощью которого вытеснит ее со второго кресла и займет место первого диктора на студии, ради которого она так долго и тяжело трудилась.
Ее, конечно, не могут уволить за внебрачную беременность, но вполне могут попросить отойти на задний план. Разумеется, у нее есть контракт, она может нанять адвоката. Но ведь у студии денег больше, там могут нанять кучу адвокатов, и в конце концов, если они захотят ее убрать, они этого добьются — Эбби точно это знала. Вдруг, почувствовав слабость, Эбби свернула к обочине и остановилась. Она проехала на юг и сейчас оказалась в безлюдной части огромной долины Вегаса. Выпустив руль, она сжала пальцами виски, где все нарастала боль. Воспоминание о прошедшем Рождестве промелькнуло у нее в голове.
С той самой ночи она старательно избегала всякой мысли о ней, так что сейчас оказалось не так-то легко воссоздать подробности. Самое начало вечера она вспоминала отчетливо. Эбби геройски работала над проектами, которые шли по нарастающей в рождественский сезон, — подарки для детей-сирот, пища и кров для бездомных… Вся эта предпраздничная суета никогда не раздражала ее, хотя и утомляла. Как минимум дюжина рождественских приемов требовали ее присутствия, и она появлялась там мельком, в промежутках между более важными заданиями. Все ее коллеги делали то же самое. Глава независимой телестудии, Боб Сидуэлл, требовал, чтобы его сотрудники принимали участие во всех общественных делах, чтобы быть в курсе возможных событий.
Эбби любила свою работу и была убеждена, что именно работа, не оставлявшая времени на мысли о несчастьях, помогла ей перенести долгую болезнь и смерть Ника. Нельзя сказать, что она вышла из этого тяжелейшего испытания невредимой. Никому бы это не удалось. Но случались мгновения, когда Эбби гордилась тем, что вообще выжила. Конечно, она сильно изменилась. Потребовалось время, чтобы она снова научилась смеяться, но у нее абсолютно пропало всякое влечение к противоположному полу. Это и делало ту ночь еще более загадочной.
Сослуживцы затащили ее на прием, которого она надеялась избежать. Эбби неделями работала как заведенная, к тому же в тот день добавился визит к зубному врачу, оставивший ощущение легкого дурмана в голове. Глубочайшая усталость требовала отправиться домой и забраться в постель, но веселые сотрудники не обратили никакого внимания на ее протесты, и вскоре она уже ехала через весь город в машине Джулии Элкинс вместе с двумя другими женщинами, которые всю дорогу болтали как сороки и хохотали от любой ерунды.
Когда они добрались наконец до цели — огромного, великолепного дома, — Эбби, немного отдохнув, уже веселилась со всеми вместе. Прием устраивала супружеская пара, хорошо известная в обществе, хотя Эбби не была с ними лично знакома. Дом потрясал роскошью и весь сверкал рождественскими украшениями. Гостей собралась уйма, многие из них были знакомы Эбби, и она весело приветствовала их. Кто-то протянул ей бокал шампанского. Она потеряла из виду Джулию и женщин, с которыми приехала, но даже не заметила этого. Эбби поняла, что эта вечеринка оказалась первой, доставившей ей удовольствие за долгие, долгие месяцы.
Позже, особенно на следующее утро, она поняла еще кое-что: от первого бокала шампанского она мгновенно опьянела и не имела ни малейшего представления, сколько выпила потом.
Остальная часть вечера расплылась в памяти неясным пятном. Она знала, что там с ней был мужчина. Помнила, что его звали Корд Дюран и что он был высок и невероятно красив. Она вспомнила, как все время смеялась, пока они танцевали. В зале играл оркестр, и музыка была превосходной. Стол ломился от деликатесов, фонтаны шампанского не иссякали.
Все еще не выходя из машины, Эбби потерла пульсирующие болью виски. Следующим отчетливым воспоминанием этого позора было утро. Она проснулась в незнакомой кровати рядом с незнакомым мужчиной, прикрытая одной только простыней. И нечего скрывать правду: она занималась любовью с совершенно незнакомым человеком.
Несколько мгновений она лежала, застыв от ужаса, почти не замечая мучительной головной боли. Потом все-таки тихонько встала с поистине королевского ложа и обнаружила свою одежду разбросанной по всем углам спальни и гостиной. Уже одевшись, она направилась к выходу из этой огромной квартиры, в которой прежде никогда не была, и услышала:
— Пожалуйста, не уходи так.
Эбби резко обернулась и чуть не потеряла сознание от головокружения и адской боли в затылке.
— Я… старалась не разбудить вас.
— Разумеется.
Мужчина натянул лишь серые кальсоны — и больше ничего. Эбби отвела глаза. Мозг ее отказывался поверить, лихорадочно отвергал то, что наверняка произошло здесь с этим незнакомцем.
— Мне нужно домой, а потом на работу.
— Еще рано. Мы могли бы позавтракать вместе.
— Нет… Нет… Я…
Он подошел к ней.
— Эбби, посмотри на меня.
Она не сделала этого. Не смогла.
Пошатываясь, она направилась к двери и остановилась, чтобы сказать лишь:
— Извините, что так случилось. До свидания, мистер Дюран.
— После этой ночи ты называешь меня «мистер»?
— О… извините. — Если бы она могла вспомнить что-нибудь! Эбби была смущена до слез, ей было так стыдно, что хотелось тут же провалиться сквозь землю.
Подойдя к телефонному столику, он нацарапал что-то на листке бумаги и вернулся к ней.
— Возьми. Это мой телефон. Мне бы очень хотелось, чтобы ты позвонила, когда тебе будет лучше.
— Мне и сейчас хорошо, — твердо ответила она, взяла листок и уронила его в сумочку, по— прежнему не глядя на Корда.
— Можно мне попросить твой номер?
— Мм… лучше не надо. До свидания. — Эбби ринулась из квартиры, чувствуя, что он взглядом провожает ее. В коридоре она в растерянности остановилась, не зная, куда повернуть.
— Лифт налево, — тихо произнес Корд Дюран.
— Спасибо. — Не оглянувшись, она побежала по коридору, вызвала лифт и перевела дух лишь в кабине, направляясь вниз.
Покидая здание, она заметила только, что входная дверь окрашена в ярко-красный цвет. Секунду спустя она уже садилась в такси.
Эбби не позвонила Корду Дюрану.
Она задвинула этот кошмарный случай в самый дальний уголок памяти и поклялась вовсе забыть о нем. Каждый человек хотя бы один раз в жизни совершает ужасную ошибку. В ее жизни такой ошибкой стал Корд Дюран.
Кто мог представить себе, что эта ошибка принесет с собой?!
Кто такой Корд Дюран? Что он за человек? Она ни у кого о нем не спрашивала, даже имени его не называла ни единой душе. Кто его знал? Возможно, он знаком с той парой, которая устраивала прием, но это совсем не обязательно, ведь сама она с ними не была знакома, а на прием попала. Насколько помнила Эбби, на телестанции было опубликовано общее приглашение, а не лично каждому.
Она сидела в машине с выключенным мотором, и вдруг что-то прервало ее размышления, выплыло из мрака отчаяния. В первый раз она с изумлением подумала о том, что приговор, вынесенный ей доктором Лейтоном, означает рождение ребенка. Ее малыша! Волна счастья залила Эбби, и это чувство невозможно было ни объяснить, ни сдержать.
Она так мечтала о ребенке во время их с Ником горькой супружеской жизни. Болезнь проявилась уже через несколько месяцев после свадьбы. Конечно, вначале они говорили о детях, но потом были рады, что не поспешили с этим. Все их силы уходили на борьбу с болезнью Ника, и ни один из них о детях больше не заикался.
А вот теперь благодаря усталости, визиту к дантисту и избытку шампанского мечта о ребенке станет реальностью. Необходимо многое решить — насчет работы, ребенка, всей ее жизни.
Но не сейчас. Глубоко вздохнув, Эбби завела машину и нажала на газ. Независимо от обстоятельств, она бездельничала возмутительно долго. Ей надо вернуться на студию.
Корд пришел домой, включил в гостиной телевизор и отправился на кухню за пивом. Вернувшись с запотевшей бутылкой в гостиную, он отшвырнул ботинки и устроился на диване, вытянув ноги на кофейном столике.
— Добрый вечер. Я Рон Харрисон.
— Я Эбби Форбс, и вы слушаете шестичасовые новости. Сегодня в Лас-Вегасе полиция начала расследование…
Корд особенно не вслушивался. Однако очень внимательно смотрел на экран, прищурив глаза. Эбби Форбс, загадочная женщина. Сексуальна как сам грех и холодна как лед. Что она за личность? Он понимал, что той ночью она выпила, но не считал, что она была так уж сильно пьяна. А на следующее утро убежала, как будто сам черт за ней гнался.
На экране мелькнула сцена преступления, и снова появилась Эбби. Очень хорошенькая, подумал Корд. Он всегда ловил себя на этой мысли, когда видел Эбби в «Новостях». У нее великолепный голос и неподражаемая улыбка. Он любил смотреть на нее с тех самых пор, как впервые увидел на экране. Познакомившись с ней на приеме, он увлекся, к тому же она была такая нежная, чувствительная, когда танцевала с ним, так весело смеялась его шуткам, что он почувствовал в душе нечто более глубокое и значительное.
Да, его удивило, что она с такой готовностью согласилась сбежать с вечеринки к нему домой. Но она, мило хихикая, называла их побег детской шалостью.
Он целовал ее. А кто бы устоял? Перед этой красивой, чувственной женщиной? Но он не ожидал такой ответной страсти.
Не ожидал и того, что, проснувшись на следующее утро, обнаружит ее ускользающей из квартиры.
Она не позвонила, а он так надеялся. Ему было бы просто найти ее. Всего лишь поехать на телестудию и войти туда. Но всякий раз, решившись сделать это, он вспоминал, как она была смущена в то утро.
Смущение. Это беспокоило Корда. Может быть, у нее есть кто-то другой. Это было бы приемлемым объяснением ее поведения. Только он никогда не узнает, насколько объяснение это правильно. И все же при малейшей возможности его тянуло посмотреть на Эбби. Корд бывал в городе наездами, поскольку у него были фотостудии в Лос-Анджелесе и в Вегасе и он летал туда-сюда. Все фотографии он делал сам, специализируясь на портретах, и за годы работы приобрел в своей области прекрасную репутацию. Талант его не подвергался сомнению. Он умел схватить настроение, характер, все, чего только мог пожелать клиент, — обаяние, смешливость, сдержанность или игривость.
Ему уже тридцать три, но он ни разу не был женат. Друзья называли его вечным холостяком, и это его забавляло, хотя в прозвище заключалась немалая доля истины. Вполне довольный таким образом жизни, он не имел ни малейшего желания изменять своему одиночеству.
Но Эбби волновала его, это проклятое слово — смущение — вгрызалось в него, как цепкий бульдог. Наверное, именно поэтому он и не появился в телестудии — не хотел еще больше смущать ее.
Корд немного знал о жизни Эбби — лишь то, что было известно всем. Она вдова, весьма успешно работает на местном телевидении. Вот, собственно, и все — достаточно, чтобы раздразнить его воображение, но слишком мало, чтобы хоть сколько-нибудь утолить любопытство.
Несколько минут на экране мелькали кадры с места происшествия, затем появился Рон. Корд поднялся и прошел к холодильнику на кухне, поискать, нет ли там чего-нибудь подходящего для обеда. Услышав вновь голос Эбби, он схватил черенки сельдерея и вернулся в гостиную.
На этот раз, взглянув на экран, он нахмурился. Сегодня она выглядела как-то иначе. Что-то изменилось в ее глазах. Он был уверен, что только человек с такой острой восприимчивостью к оттенкам настроения, как у него, мог заметить это необычное напряжение в ее глазах. Может быть, и улыбка не была столь ослепительной, как обычно. На ней была дымчато-серая блузка, похоже, из шелка, изысканная, как и вся ее студийная одежда. Короткие волосы, челка плавно зачесана налево.
Повернув голову, она что-то сказала Рону, и Корд опять заметил напряженность в выражении ее лица. И нахмурился еще больше.
Вновь камера показала крупным планом ее лицо. Она передала слово комментатору метеослужбы. Откинувшись на спинку дивана, Корд жевал сельдерей. Мисс Форбс что-то так же волнует, как и его, однако он не настолько самоуверен, чтобы предположить, что ее состояние хоть малейшим образом связано с ним. В конце концов, ей достаточно было бы подойти к телефону, чтобы найти его.
Она не позвонила, потому что не пожелала увидеть его снова. Разумеется, это удар по его мужскому «я», но уж как есть, так и есть.
Почувствовав внезапное раздражение, Корд дотянулся до пульта и выключил телевизор. Смотреть на Эбби Форбс вдруг показалось ему слабостью, своего рода самобичеванием. Пожалуй, с него хватит. Поднявшись с дивана, он побрел на кухню и продолжил поиски съестного.
После целой недели глубочайшего самокопания Эбби пришла к обескураживающему выводу: ей нужно хоть что-то знать об отце ее ребенка. Это вполне логично и разумно. В наше время ожидать ребенка, ничего не зная о здоровье его отца, просто глупо. Как бы там ни было, а рисковать здоровьем своего малыша она не намерена.
Она никому не рассказывала о беременности, даже своей лучшей подруге Шерри Ньюмен. Шерри жила по соседству, работала, как и Эбби, однако сферой ее деятельности были банковские услуги. Шерри тоже жила одна — она была разведена, и после смерти Ника обе женщины очень сблизились.
Шерри узнает обо всем первой, Эбби в этом не сомневалась, но пока не была готова признаться. Сначала надо сделать главное, говорила она себе. Первым пунктом в ее списке неотложных дел стоял визит к Корду Дюрану, а это пугало ее тем, что встреча с Дюраном может стать болезненной.
Но как она может с ним встретиться? Она же не собирается подавать ему глупых советов о них обоих. И уж конечно, меньше всего желает повторения того, чего она даже не в состоянии вспомнить.
Все же ей удалось восстановить кое-что в памяти. Вроде бы он — фотограф, делает портреты. То ли он сам ей сказал, то ли она услышала от кого-то еще.
Неважно. Зато есть предлог для того, чтобы ему позвонить.
Связаться с ним по делу оказалось не так трудно, хоть она и выбросила листок с номером его домашнего телефона, которым все равно бы не воспользовалась.
Тем не менее набрать номер студии Дюрана стоило ей огромных усилий. Сигнал прозвучал трижды, прежде чем на него ответил юношеский голос, несомненно, не тот, что запечатлелся у нее в памяти.
— Студия Дюрана.
Эбби прочистила горло.
— Алло! Мне нужно сфотографироваться. Мистер Дюран у себя?
— Он на несколько дней уехал в Лос-Анджелес, но я могу записать вас. Как вам в следующий четверг вечером?
В следующий четверг? Неужели он так занят?
— Вечерами по рабочим дням я занята. Мистер Дюран не принимает клиентов по субботам?
— Иногда. Я могу спросить у него и связаться с вами.
— Это было бы прекрасно. Если можно, скажите ему, что портрет мне нужен срочно. Меня зовут Эбби Форбс.
— Эбби Форбс. Я записал, мисс Форбс. Скажите, а вы не та Эбби Форбс, что ведет шестичасовые «Новости»?
— Та самая.
— Я всегда вас смотрю.
Эбби улыбнулась.
— Мне приятно поговорить со зрителем.
— Сегодня, чуть позже, мисс Форбс, я буду говорить с Кордом — с мистером Дюраном. Не скажете ли вы мне свой телефон, чтобы я мог передать вам его решение?
Эбби продиктовала номер.
— Это номер телестудии. Если я не смогу подойти, оставьте, пожалуйста, сообщение.
— Обязательно. Спасибо за звонок.
Положив трубку, Эбби вытерла влажные ладони о слаксы. Все, что ей нужно, — это еще раз встретиться с Кордом Дюраном и немного поговорить с ним. Она понятия не имела, приятный он человек или брюзга, и, уж разумеется, не знала, согласится ли он на деловую встречу с ней
Но ей просто необходимо получить от него ответы на несколько вопросов, разумеется завуалированных.
Вернувшись во второй половине дня со встречи с Бобом Сидуэллом, Эбби получила несколько сообщений. Одно из них было от Дэнни Аткинса — того самого молодого человека, сообразила она, который говорил с ней из студии Дюрана. Ей сообщали, что мистер Дюран будет ждать ее у себя в студии в субботу в десять часов утра.
Эбби прошла в свой кабинет, закрыла дверь и уселась за стол, дрожа как осиновый лист. Она не хотела снова встречаться с Кордом Дюраном, она больше никогда не хотела его видеть. Сейчас она не испытывала жалости к себе, скорее, отвращение. Как могла она совершить такое — отправиться в постель с совершенно незнакомым человеком?! Что, черт возьми, ею руководило в ту ночь?
И как ей удается быть в одну минуту такой рассудительной, а в другую — совершенно безрассудной?
Ей необходимо хотя бы раз увидеться с Дюраном. Откуда он? Есть ли у него братья и сестры? Насколько хорошее у всех здоровье? Обладают ли Дюраны талантами, которые могли бы передаться по наследству? Ее собственные родители умерли сравнительно рано, так что она была бы рада узнать, что родители Корда Дюрана до сих пор живы.
И все же в этот миг Эбби почудилось, что она роет для себя еще более глубокую яму, позволяя этому человеку войти в свою жизнь, пусть даже на сугубо деловой основе.
Эбби тяжело вздохнула. Дело сделано, жалеет она об этом или нет. Встреча назначена, так что ей придется там появиться.