Появление Мэддокса в жизни Анджелины привело к исчезновению из нее не только Билли Боба, но и ее отца. С тех пор, как Джон Войт бросил ее маму Маршелин, предоставив ей право воспитывать Анджелину и ее брата в одиночку, отношения отца и дочери были, по меньшей мере, нестабильными. И хотя он старался видеться со своими детьми при любой возможности и делал все, чтобы поддерживать их и вдохновлять, Войт, по мнению Анджелины, все равно не дотягивал до идеального образа отца. В детстве, естественно, она была намного более близка с матерью. И хотя временами Джоли пыталась преодолеть чувство обиды и установить с отцом добрые отношения, было очевидно, что актриса так никогда и не смогла оправиться от того, что отец оставил семью. И как результат, она не желала полностью впускать его в свою жизнь.

Хотя он не всегда был рядом, Войт, как и большинство отцов, стремился сказать свое слово в отношении того, как ведет себя его дочь, как она одевается, по поводу ее профессиональных решений и личной жизни. Однако по большей части Джоли чувствовала, что он не имеет права вмешиваться.

Усыновление ребенка кардинально изменило жизнь Анджелины: актриса обрела счастье, но она развелась с Билли Бобом, да и взаимоотношения с отцом стали напряженными.

Ребенком она часто конфликтовала с ним, в то время как ее брат пытался сглаживать конфликты. И Войт полагал, что это, вероятно, происходило потому, что они были очень похожи по характеру — оба были своенравными и вспыльчивыми. Джоли призналась, что «в споре мы всегда занимали почти противоположные позиции» и что это было в основном связано с тем обстоятельством, что она не могла забыть о той боли, которую он причинил ее маме. Любому ребенку тяжело видеть, как один родитель бросает другого. И Джоли с самого раннего детства замечала, как сильно страдает ее мама из-за развода.

Войт осознавал тот урон, который он нанес своим уходом, и признавался: «У меня возникли сложности в браке, и я завел роман. Было много боли и гнева. Развод оставил эмоциональные шрамы в ду ше моих детей».

И если Джоли, возможно, пыталась простить отца, она, вполне очевидно, не могла забыть всего произошедшего. «Мой отец всегда был готов позвонить, если требовалась его помощь, но ощущение брошенности все равно остается», — сказала она.

Войт сам заметил, насколько глубокий след оставил его уход в сердце дочери, и в попытке «наверстать упущенное время» он взял Анджелину с собой в Японию, когда она еще была совсем малышкой. Но актер видел, что уже тогда что-то изменилось в его дочери.

Отношения с отцом у Анджелины не всегда складывались хорошо: то, что он оставил семью, было краеугольным камнем. Сейчас же, когда Джоли усыновила Мэддокса и рассталась с любимым человеком, ей особенно была нужна поддержка семьи. Но получит ли она ее от Войта?

«Она напоминала привидение, — вспоминал он. — У нее был отсутствующий взгляд. Она уже не была такой энергичной, как прежде». И пусть Войт стал главным виновником потрясения в своей семье, нельзя сказать, что сам он вышел изо всей этой передряги невредимым. «Это был один из самых тяжелейших периодов в моей жизни, — сказал он о своем разводе. — Я всячески пытался быть ближе к своим детям и вести себя корректно с их матерью.

Я не оправдываю себя. Я мечтал сделать мир лучше, и в то же время я чувствовал, что разрушил его в некотором роде».

Когда она училась в старших классах, Джоли ходила к психотерапевту, но тогда она, казалось, безразлично относилась к тому факту, что все ее проблемы автоматически связывали с разводом ее родителей. Тем не менее, она признала, что жизнь с одним родителем заставила ее стремиться к независимости, и, как следствие, она неохотно заводила тесные отношения с другими людьми. «Не знаю, было ли мое детство чем-то хуже, чем у других, но очень тревожно и печально наблюдать, когда один из родителей не уважает другого, — сказала она. — Это, вероятно, оказало на меня сильное влияние в том смысле, что я захотела быть самодостаточной».

Хоть он и не жил со своими детьми каждый день, но это не останавливало Войта в его стремлении высказывать свое мнение относительно того, как их воспитывают. И тот факт, что Маршелин позволила бойфренду Анджелины жить в их доме, когда его дочери было всего четырнадцать лет, вызывал у него заметное неодобрение. Как все заботливые отцы, Войт хотел, чтобы его маленькая девочка носила красивые платьица и всегда оставалась невинной.

В юности Джоли была бунтарем, и Войту принять ее дикие выходки было очень сложно.

Но вместо этого он обнаружил, что Анджелина стала откровенной бунтаркой, решительно настроенной делать только то, что ей нравилось. И, несмотря на то что он любил ее душу и видел в дочери множество тех качеств, которые в изобилии присутствовали у него самого, он понял, что ему очень сложно принять ее дикие выходки. «Мы оба чувствовали, что руководствуемся одними и теми же принципами, — признается Джоли, — и каждый из нас скрывает темную, непредсказуемую сторону характера».

Маршелин, которую Анджелина описывала как «самую сострадательную женщину из тех, кого я знаю», была для нее и матерью и другом. И нет никаких сомнений в том, что отсутствие отца в их доме означало, что Анджелина добилась значительно большего по сравнению с тем, если бы Войт жил с ними. Вместо того чтобы спорить со своей дочерью или наказывать ее за непослушание, Бертран обычно расстраивалась, что только усиливало ненависть Джоли по отношению к себе. «Меня воспитывала моя мама, и все наши отношения были на эмоциях, — сказала она. — Даже если я позволяла себе какую-то дикую выходку, если меня не было дома всю ночь, а потом я возвращалась, понимаете, в тринадцать лет, она начинала плакать, и тогда я чувствовала себя самым плохим человеком на свете, потому что я сделала больно своему другу, своей подруге». Как бы неприятно ей было в этом признаваться, но когда пришло время воспитывать Мэддокса, Анджелина не могла не заметить, что она унаследовала прямолинейный подход своего отца. «Я боюсь самой себя, — рассказывала она. — Внутри меня сидит очень строгий отец. Мой отец был для меня ночным кошмаром, и сейчас это повторяется. Я сама веду себя как строгий командир».

Хотя Анджелина, несомненно, сочувствовала своей матери, она пришла к выводу, что плач «не решит проблемы», и долгие годы ей было сложно расплакаться на публике, даже когда этого требовала роль.

Войт, будучи актером старой голливудской школы, предпочел бы, чтобы Джоли была осторожнее в своих высказываниях.

Неизвестно, вела ли она себя когда-либо намеренно вызывающе во время интервью или нет, но ее публичная честность была еще одним аспектом характера Анджелины, который с трудом воспринимал ее отец. Будучи актером старой голливудской школы, он бы предпочел, чтобы Джоли была поосторожнее в своих высказываниях, и ненавидел ее склонность быть столь откровенной в отношении каких-то невероятно личных вещей. «Я действительно очень открыта, — признается Джоли. — И я думаю, что он переживал за меня. Я же говорила, знаете, обо всем. Была очень откровенна по поводу моего брака (с Джонни Ли Миллером) и, знаете, моих близких отношений с женщинами, а они (пресса) берут мои слова и переворачивают по-своему. Поэтому он хочет, чтобы я вела себя потише. Множество людей хотело, чтобы я вела себя поспокойнее во время съемок фильма „Джиа“, я уже не говорю о том, чтобы я молчала, что принимала когда-то наркотики или спала с женщиной, что для меня выглядит совершенно лицемерно. Я думала, что будет правильно поделиться тем, что я пережила, потому что, на мой взгляд, это здорово. Я не понимала, что в этом такого плохого».

По словам брата Войта, Чипа Тейлора, именно склонность Анджелины к саморазрушению беспокоила Джона больше всего. «Она какое-то время принимала наркотики, и Джон был по-настоящему встревожен. А потом она стала резать себя, делать все эти татуировки…»

Позднее Анджелина признает свои ошибки, сказав, что она была «одним из тех кошмарных подростков, которые вызывали у окружающих сдерживаемое негодование и досаду, стремясь показать миру, что они не хотят никому подчиняться. Прошло какое-то время, пока я не поняла, что не добьюсь ничего своими безумными выходками».

По словам брата Войта, Чипа Тейлора, именно склонность Анджелины к саморазрушению беспокоила Джона больше всего.

Есть некоторая ирония в том, что девочка, которую Войт назвал «милым ангелочком», превратилась, по мнению своего отца, в настоящую оторву. Уже в нежном возрасте одиннадцати лет, когда Войт попросил свою дочь сопровождать его на церемонию вручения «Оскара», Анджелина понимала, какую роль отводил ей отец в сравнении с тем, кем она была в действительности. «Я помню, как мы отправились в торговый центр, пытаясь найти для меня что-то симпатичное, — вспоминала она. — Это напоминало мне какую-то роль, словно я воплощалась в одну из тех шикарных женщин, стремясь выглядеть по-настоящему женственной и соблазнительной, что, на мой взгляд, должно было понравиться моему отцу. У моего отца до сих пор свое представление о том, как я должна одеваться».

Но если отложить в сторону все личные моменты, у Джоли не было иного выбора, как только гордиться актерскими достижениями своего отца. И когда она решила пойти по его стопам, Войт был искренне рад обнаружить, что его дочь могла составить ему конкуренцию в профессиональном плане. Однако даже тогда, когда она делала только первые шаги в профессии, а мама выступала в качестве ее менеджера, она стремилась дистанцироваться от Войта, боясь, что ее будут сравнивать с ним. В возрасте 21 года Джоли утверждала: «Я люблю своего отца, но я — не он», и она обнаружила, что психологически ей намного легче, когда люди не догадываются о ее с ним родстве. «Намного легче идти на интервью, зная, что тебя не будут сравнивать с великолепным Джоном Войтом и что ты таким образом не пытаешься урвать кусочек его славы», — призналась она.

«Я люблю своего отца, но я — не он», — Анджелина Джоли.

Она также чувствовала, что для нее станет помехой чрезмерное акцентирование внимания на том обстоятельстве, что она пошла по его стопам: «Думаю, что будет, вероятно, разумнее не слишком задумываться об этом. Для меня интересно разделять профессию своего отца, так как я считаю, что благодаря работе между нами идет постоянное общение. В каких-то ситуациях вы не знаете по-настоящему своих родителей, и они не знают вас. Например, скажем, если бы он встретил моего мужа и мы отправились поужинать вместе, то у него все равно было бы свое собственное представление обо мне, как о его дочери. Поэтому он может посмотреть фильм и в некотором роде узнать меня как женщину, то, как я общаюсь со своим мужем или как плачу в одиночестве».

Интересно, но именно тогда, когда Джоли увидела своего отца на экране, она почувствовала, что понимает его лучше всего. «Когда я смотрю фильмы с его участием, я просто вижу, какой он человек», — заметила она как-то.

То обстоятельство, что их связывала одна профессия, создавало значительную общность интересов, и иногда они позволяли себе перевоплотиться в своего последнего персонажа и покрасоваться. «Еще до того, как я приступила к съемкам в фильме „Ложный огонь“, он готовился сняться в картине „Схватка“, и я помню, как пришла к нему домой и показала нож-бабочку, с которым я должна была предстать в фильме, — сказала Джоли. — А он вышел в своих браслетах и цепочках, с розовым перстнем на пальце и нарощенными волосами — в том виде, в котором он появится позднее в „Схватке“. Это напоминало игру в переодевание двух детей».

Интересно, но именно тогда, когда Джоли увидела отца на экране, она почувствовала, что понимает его лучше всего.

Рано испытавший громкую славу и успех, Войт вскоре после получения «Оскара» в 1978 году пережил кризис и размышлял над тем, является ли актерство его настоящим призванием.

«Я не знаю, что я делаю со своей жизнью, — рассуждал он. — Не уверен, смогу ли и дальше заниматься этим делом».

Анджелина пережила похожий кризис после того, как она закончила сниматься в фильме «Джиа», и мысленно спрашивала себя, осталось ли у нее что-то, чем она готова была поделиться. И совершенно ясно, что, несмотря на все их отличия, эти двое часто боролись с одними и теми же демонами. На самом деле задолго до того, как Анджелина начала свою благотворительную миссию, ее отец делал все возможное, чтобы успешно завершить ряд своих инициатив. Он защищал права американских индейцев, выступал представителем ветеранов Вьетнама, а после выхода фильма «Чернобыль: последнее предупреждение» занялся делами благотворительного фонда «Дети Чернобыля», который помогал детям, пострадавшим от катастрофы.

Мэтт Дэймон, который работал вместе с Войтом на картине «Благодетель» в 1997 году, так сказал о своем коллеге: «Джон — один из самых забавнейших парней, которых я встречал. Но он также любит говорить на серьезные темы, и у него большие человеческие цели, которые выходят за пределы того, чем он зарабатывает на жизнь».

Хотя Анджелина никогда не говорила о прямом влиянии своего отца на ее гуманитарную деятельность, нет никаких сомнений в том, что он сыграл свою роль в том, как она относилась к тем людям, кому повезло в жизни меньше, чем ей. «Его интересует, почему все устроено так, а не иначе, — говорила Джоли, — какова наша ответственность и долг в этой жизни».

Анджелина не говорила о влиянии отца на ее гуманитарную деятельность, но нет сомнений в том, что он сыграл свою роль в этом. «Его интересует, почему все устроено так, а не иначе, — говорила Джоли, — какова наша ответственность и долг в этой жизни».

Как актер, Войт однозначно предпочитал качество количеству, и хотя он мог зарабатывать миллионы долларов, соглашаясь играть во всех проектах, которые ему предлагали, он был слишком разборчив для этого.

Он старался по возможности сниматься в тех фильмах, которые что-то значили для него или несли в себе какое-то послание, но и его дочь стремилась к тому же с неменьшей силой. Для красивой молодой актрисы Джоли была достаточно умна, чтобы понимать, что большинство предлагаемых ей ролей, особенно в начале ее карьеры, будут эксплуатировать ее яркую внешность. И какое-то время она делала все, чтобы сломать стереотип «сексуальной плохой девчонки», который возник благодаря сыгранным ею ролям в таких фильмах, как «Хакеры», «Ложный огонь» и «Прерванная жизнь». Однако вряд ли ее стремлению к многоплановым ролям способствовал сложившийся у нее публичный образ.

И то, что она открыто рассказывала всем о своей личной жизни, еще больше убеждало окружающих в том, что она была мрачной, склонной к мистике и сексуально необузданной девушкой. Это очень сильно тревожило Войта, и он как никто желал, чтобы его дочь свела к минимуму свои скандальные высказывания и показала более мягкую сторону своего характера, которую он знал и любил.

«Она очень сильная личность, как и я. Она молодая девушка, которая познает мир», — Войт об Анджелине.

Вот как Войт прокомментировал отношения Анджелины с прессой: «Если Энджи предпочитает играть с прессой в плохую девочку, это ее выбор. Каждый волен жить так, как он считает нужным. Лично я считаю, что она перебарщивает. На самом деле она совсем не такая. Она очень милый человек, очень любящий, очень яркий». Однако ему не нужно было углубляться слишком далеко, чтобы понять, откуда у нее эти черты. И он знал, что она была настоящей дочерью своего отца. «Я вижу в Энджи отдельные свои черты, определенную силу характера, — признавался Войт. — Она очень сильная личность, как и я. Она молодая девушка, которая познает мир. Родителям приходится наблюдать процесс взросления их ребенка со всеми его проблемами, и это нормальная вещь».

Но как бы ни критиковал он свою дочь, Войт в то же время страшно ею гордился и даже позволил себе назвать ее «одной из самых талантливых актрис своего поколения». Неудивительно поэтому, что он сразу же ухватился за возможность поработать со своей дочерью, когда она попросила его присоединиться к ней на съемках первой части «Расхитительницы гробниц» и сыграть лорда Ричарда Крофта. Учитывая бурный характер их отношений, Джоли рассматривала этот жест, как «ветвь мира», и полагала, что совместная работа улучшит их отношения. «Я тянулась к нему, — говорила она. — Я думала, что этот фильм каким-то образом соединит нас. Он, так совпало, был историей об отце, который ушел».

И хотя фильм «Лара Крофт — расхитительница гробниц» не особо изобилует сценами эмоционального характера, сцена, где Лара воссоединяется со своим отцом, очень трогательная, хотя бы потому, что эти реплики Джоли и Войт писали сами. Лара говорит своему отцу: «Ты разочаровываешь меня», на что он отвечает: «Я делал то, что считал правильным». И мы понимаем, что здесь больше, чем просто диалог двух персонажей фильма. Джоли признается, что для нее процесс съемок стал настоящим катарсисом, потому что она хотела сказать своему отцу эти слова в реальной жизни. «Я писала свои реплики, а он — свои», — сказала она по поводу их диалога.

Войт критиковал дочь, но в то же время страшно ею гордился и даже позволил себе назвать ее одной из самых талантливых актрис своего поколения.

Какое-то время казалось, что ее «ветвь мира» приносит свои плоды, и во время интервью в рамках рекламной кампании фильма Войт восторженно говорил о том, как приятно и увлекательно было ему работать с дочерью и какая это честь для него появиться вместе с ней на экране.

Со своей стороны Анджелина кричала о том, как бы они могли быть дружны с Войтом, даже если бы он не был ее отцом, и насколько он ей близок, как актер. Публичные заявления, как оказалось, были весьма далеки от реальности, и Джоли утверждает, что их отношения снова резко испортились сразу после того, как съемки завершились. Войт с новой силой принялся нелицеприятно высказываться в ее адрес, на этот раз фокусируя свое внимание на ее новом увлечении — поездках в качестве представителя ООН. Это кажется абсурдным, учитывая его собственное стремление заниматься благотворительностью. Но Войт чувствовал, что, отправляясь в охваченные войной страны, его дочь подвергала себя ненужной опасности, и ему это не нравилось. Учитывая то, что Торнтон тоже был настроен отрицательно по поводу ее зарубежных поездок, она не оценила заботы своего отца. «По какой-то причине это казалось очень опасным и Билли и Джону, и они высказывали мне свои опасения под тем предлогом, что они любили меня и беспокоились обо мне, — рассуждала она впоследствии. — Но никто не проявил желания поехать со мной…»

Какое-то время казалось, что отец и дочь снова стали друзьями. Так, во время интервью в рамках рекламной кампании фильма Войт восторженно говорил о том, как приятно и увлекательно было ему работать с Джоли.

Прямо накануне ее поездки в Камбоджу, когда она впервые собиралась воочию увидеть пехотные мины, ее отец вручил ей письмо и сказал: «Это моя правда, и это неизменно».

Совершенно не представляя, что находится внутри, Джоли взяла письмо, посмотрела ему в глаза и сказала: «Это здорово, я люблю тебя, увидимся позднее».

Но когда Джоли позже открыла письмо, то была шокирована и возмущена. «Он написал, что я плохой человек, — сказала она. — Я была расстроена и мысленно сочинила сотню ответов, а потом решила: „Я не ценю мнение этого человека, так что все в порядке“». Помимо того, что она была обижена и разочарована, Джоли была сбита с толку таким выпадом со стороны отца. Она сказала, что письмо содержало «его мнение о некой высшей правде, которая не имела для меня большого значения. Он, вероятно, знает, что будет лучше для всех и каждого».

Именно в этот период Анджелина решила, что лучше всего для нее будет вычеркнуть отца из своей жизни раз и навсегда. Читая это письмо, ее брат и мама были «очень расстроены и рассержены» из-за того, что сказал Войт. И учитывая то, что они знали Джоли лучше, чем ее отец, актриса чувствовала, что прекращение всяческих контактов с ним будет вполне оправданно. Она потратила столько лет, пытаясь навести мосты, забыть прошлое и проникнуться к нему уважением, но его грубые слова были, по ее мнению, совершенно необоснованными и непростительными. «Он высказал мне какие-то очень неприятные вещи относительно того, что он думал обо мне и о том, как я живу, — сказала Джоли. — Поначалу я очень удивилась и была задета за живое. Но потом все стало очевидно: это человек, который отсутствовал большую часть моей жизни». Анджелина также добавила, подчеркивая свою позицию: «При всей моей необузданности, при всем моем безумии, я никогда не совершала плохих поступков… Меня нельзя назвать плохим человеком. И нападать на меня таким вот образом…»

Прямо накануне ее поездки в Камбоджу, когда она впервые собиралась воочию увидеть пехотные мины, ее отец вручил ей письмо и сказал: «Это моя правда, и это неизменно».

Хоть Анджелина и не ответила на письмо Джона, но Войт теперь уже был решительно настроен попытаться быть услышанным своей дочерью.

Когда они столкнулись на вечеринке в Лос-Анджелесе, Войт воспользовался удобным случаем и попытался подойти к своей дочери. «Я бросился, чтобы обнять ее, — сказал Войт, — но один из ее представителей встал у меня на пути и сказал: „Назад. Она не хочет вас видеть“».

Не придавший значения этому инциденту, Войт позднее объявился у отеля «Дорчестер» в Лондоне, когда узнал, что Анджелина остановилась там, но в очередной раз его попытка оказалась безуспешной. Когда она заметила его в фойе отеля, Анджелина схватила Мэддокса, запрыгнула в такси и велела водителю ехать как можно быстрее. Тот факт, что актриса оставила свой багаж на улице, демонстрирует, насколько пугала ее сама мысль о том, чтобы поговорить со своим отцом.

Еще раньше Войт умудрился оскорбить и расстроить свою дочь, объявив на весь мир во время званого обеда в честь церемонии вручения наград Киноакадемии в марте 2002 года, что она усыновляет ребенка, еще до того, как Анджелина сама сообщила об этом. «Сегодня я стал дедушкой, — гордо сказал Войт. — Она взяла ребенка в Африке».

Когда Джоли открыла письмо, то была шокирована и возмущена. «Он написал, что я плохой человек, — сказала она. — Я была расстроена и мысленно сочинила сотню ответов, а потом решила: „Я не ценю мнение этого человека, так что все в порядке“».

Торнтон и Джоли старались держать в секрете детали усыновления Мэддокса, так как они не хотели привлекать нежелательное внимание средств массовой информации к своей ситуации. У них уже были осложнения при получении американской визы для Мэддокса, и тот факт, что ее отец только что привлек внимание публики к факту усыновления, даже не подумав о последствиях, взбесил Анджелину. Она не общалась с отцом месяцами, а сейчас он позволяет себе публично сообщать откровенные вещи по поводу ее частной жизни.

И тот факт, что он заявил одному репортеру, что он «мастерски меняет памперсы», выглядел почти смехотворным, учитывая то, что у него не было никаких шансов познакомиться со своим внуком лично. Выяснилось, что Маршелин, которая до сих пор была очень близка со своим экс-супругом, сообщила ему о новостях в жизни дочери. И с того дня маму Анджелины предупредили о том, чтобы она не делилась никакой информацией о жизни дочери. После этого инцидента Анджелина не общалась со своим отцом напрямую, но, желая дать ему понять, как сильно он ее расстроил, она передала ему «эмоциональное послание о том, какую огромную тучу он принес на мой небосклон в самый прекрасный день моей жизни, в первый мой день с сыном».

Как мы знаем, Торнтон и Джоли расстались вскоре после того, как появился Мэддокс. Будучи убежденным в том, что переживания из-за разлуки с Билли Бобом вызовут у его дочери потребность в психологической помощи, Войт решил сделать окончательную попытку достучаться до нее. Он воспользовался прямым эфиром, чтобы объявить всему миру, что у нее «серьезные проблемы с психикой». 2 августа 2002 года рыдающий Войт появился на телевизионном шоу Access Hollywood и заявил: «Я не знаю, что еще сделать. У меня разбито сердце, потому что я пытался встретиться со своей дочерью и помочь ей, но у меня ничего не вышло.

„При всей моей необузданности, при всем моем безумии, я никогда не совершала плохих поступков… Меня нельзя назвать плохим человеком. И нападать на меня таким вот образом…“ — Анджелина Джоли.

Мне действительно очень жаль. Мне нужно было взять ситуацию под контроль и обратить внимание на ее серьезное психическое расстройство, о котором она так открыто рассказывала в прессе долгие годы. Но я, как мог, пытался все сделать по-тихому. Я видел, какую мучительную боль испытывает Энджи. Я видел эту боль на ее лице.

Это очень серьезные симптомы реальной проблемы… настоящая болезнь. Я не хочу оглядываться назад и говорить, что я не сделал всего, что от меня зависело. Моя дочь не хочет меня видеть, потому что я очень ясно дал ей понять, какова ситуация и в какой помощи она нуждается».

Войт был также абсолютно уверен в том, что именно менеджеры Анджелины не подпускают его к дочери, так как финансово они были весьма заинтересованы в том, чтобы держать Анджелину подальше от психиатрической клиники. «Когда идет денежный поезд, все хотят быть его пассажирами, — сказал критически настроенный Войт, — и никому не нужны аварии». Он также обвинил свою дочь в том, что она нашла «очень умные способы замаскировать свои душевные проблемы».

Войт заявил в прямом эфире, что у Джоли «серьезные проблемы с психикой».

Для Джоли финальный выпад со стороны Войта стал последним гвоздем, вбитым в гроб их отношений. В прошлом им удавалось справиться со многими проблемами, но его появление на телевидении лишь подтвердило то, что, по мнению Анджелины, у нее больше не было отца. После этого события она сказала: «То, что он сделал, непростительно. Он очень откровенно говорил о различных моментах, связанных со мной, и высказал много грубых вещей. Думаю, что он разочаровался во мне, но сейчас мне нужно оставаться предельно позитивной, стремиться к поставленным целям и делать все для того, чтобы быть хорошим родителем. Я не хочу, чтобы кто-то рядом со мной заставлял меня чувствовать себя плохо, поэтому я действительно не могу позволить себе общения с этим человеком».

Конечно, Войт переживал, когда произносил эти слова, но Анджелина находилась тогда во взвинченном состоянии и не оценила те повышенные эмоции, которые он продемонстрировал.

«Поступить так, учитывая, что у меня ребенок, — сказала Джоли. — Попытаться причинить мне боль — причем сразу после развода… Этот человек мог бы с легкостью забрать у меня моего ребенка… и что бы тогда было с Мэдом, что бы ему это принесло?» Джоли также совершенно правильно отметила, что, если бы не его голливудский статус, никто бы и внимания не обратил на слова Войта. «Если бы он не был знаменитостью, то все бы подумали, что он безумный отец актрисы, — сказала она. — Я бы с радостью согласилась на то, чтобы нас всех проверил психиатр, а суд вынес свой вердикт». Со своей стороны Войт имел вид человека, который искренне беспокоился за свою дочь, но Джоли, напротив, видела в этом игру и сказала просто: «Он актер».

«То, что он сделал, непростительно. Он очень откровенно говорил о различных моментах, связанных со мной, и высказал много грубых вещей», — Анджелина Джоли.

Будучи матерью, Джоли очень серьезно относилась к своим обязанностям. И тот факт, что ее отец поставил под сомнение ее душевное здоровье, когда она взяла на себя ответственность за другого человека, ранил ее сильнее всего. Он ни разу не встретился с дочерью с того дня, как она усыновила ребенка, он не был свидетелем того, как хорошо она свыклась с ролью матери и какой счастливой она была. И все равно он чувствовал, что вправе выносить вердикт по поводу ее душевного состояния. «Мой отец никогда не видел меня — и сейчас не видит — с моим ребенком», — говорила Джоли. И теперь, когда она несла ответственность за маленького человечка, Анджелина не сомневалась, что в ее жизни нет места для такого негатива. «Как все дети, мы с Джейми были бы счастливы иметь теплые и любящие отношения с нашим отцом, — сказала она. — Спустя все эти годы я пришла к выводу, что мне будет неприятно и тяжело продолжать общение с отцом, особенно теперь, когда я несу ответственность за собственного ребенка. Когда тебе наносят удар за ударом, ты испытываешь неприятные чувства, ты плачешь, а потом вычеркиваешь этих людей из своей жизни, становишься сильным и концентрируешься на любви к чему-то или к кому-то еще. Ему не нравится во мне так много вещей и то, как я живу, что мне становится некомфортно рядом с ним. Я никогда не испытывала желания, придя домой, кричать на Мэда из-за того, что я переполнена негативными эмоциями после неприятного ланча со своим отцом».

«Занимаясь той работой, которую я выполняю (в рамках благотворительной миссии ООН), я видела отцов, которые шли под пули ради своих детей, поэтому… Я уважаю отцов, живущих в этом мире, но только не своего», — Анджелина Джоли.

Усыновление Мэддокса, несомненно, утвердило ее в мысли, что кровь не гуще воды и что ты не обязан любить кого-то только потому, что вы кровно связаны. «Обычно все люди чувствуют обязанность проводить время с теми, с кем их связывают семейные узы, но я не считаю, что это правильно только потому, что существует генетическое родство. Ты должен помнить, что являешься приемным родителем, поэтому кровные узы не играют здесь никакой роли», — сказала Джоли. Ее поездки по миру также дали ей возможность увидеть множество семей, которые демонстрировали истинное значение безусловной любви. И было очевидно, что она считала Войта недостаточно подходящим на роль настоящего отца. Джоли сказала: «Занимаясь той работой, которую я выполняю (в рамках благотворительной миссии ООН), я видела отцов, которые шли под пули ради своих детей, поэтому… Я уважаю отцов, живущих в этом мире, но только не своего».

Показательно, что Джоли предпочла не вступать в дальнейшие неприятные дискуссии с отцом после того финального эпизода, а вместо этого она отпустила прошлое и занялась своей текущей жизнью.

«Мне действительно жаль его, — сказала она. — Теперь он для меня всего лишь посторонний человек. В прошлом у нас были отличные отношения, и я не считаю его плохим человеком. Я не обвиняю его в том, что он развелся с моей мамой или что у него были романы. Я просто не хочу больше проливать из-за него ни единой слезы… или смотреть на то, как в очередной раз плачет моя мама. Я не уважаю его за то, как он относился к моей семье, когда я была ребенком. Но я не зацикливаюсь на этом и иду дальше и надеюсь, что он сможет сделать то же самое. Я не верю в раскаяние».

И на этот раз Джоли была настроена решительно. Вскоре после его публичных откровений она официально убрала из своего имени фамилию Войт и с тех пор ни разу не встретилась и не разговаривала со своим отцом.

«Теперь он для меня всего лишь посторонний человек. В прошлом у нас были отличные отношения, и я не считаю его плохим человеком. Я не обвиняю его в том, что он развелся с моей мамой или что у него были романы. Я просто не хочу больше проливать из-за него ни единой слезы…» — Анджелина Джоли.

Но для Джона все еще остается надежда, и он верит в то, что однажды они с Анджелиной помирятся. «Все, что я делал в своей жизни с момента рождения моих детей, каждый жест и каждый вздох тогда и сейчас я делаю с мыслью об их счастье, — сказал Войт. — Я совершил ошибки в своей жизни, но я дорого заплатил за них». И в противовес тому, что он, вероятно, написал в своем печально знаменитом письме, с момента их громкой ссоры Войт говорил исключительно хвалебные слова в адрес актрисы. «Я без ума от Энджи. Я испытываю к ней глубокую привязанность. Самым большим счастьем в моей жизни были те времена, когда я держал ее за руку и смеялся вместе с ней. Как скажет вам любой, кто знает ее, она самый восхитительный человек, и я ее фанат номер один. Остается надеяться, что, несмотря на все то, что было в прошлом, у нас впереди еще долгие годы счастья».

С тех пор прошло время, но Анджелина до сих пор не простила своего отца. И все, что ему остается, это только надеяться…