I

Когда я выступаю с лекцией о дзэн перед западной аудиторией, большинство представителей которой выросло в христианской традиции, меня, как правило, прежде всего спрашивают: «Что дзэн говорит о морали? Ведь если дзэн утверждает, что он выше моральных норм, то чему он учит нас, обычных смертных?»

Если я правильно понимаю христианство, для него главный моральный авторитет есть Бог, который дал Десять Заповедей. Нам говорят, что, если мы их как-то нарушим, в наказание мы будем преданы адскому пламени. Именно поэтому атеисты считаются опасными людьми, ведь у них нет Бога, и поэтому они не соблюдают моральные предписания. К последователям дзэн также относятся с подозрением, потому что у них нет Бога, который соответствовал бы христианскому Богу, и потому что они говорят о выходе за пределы дуализма добра и зла, правильного и неправильного, жизни и смерти, истины и заблуждения. Представление о социальных ценностях, столь глубоко укоренившееся в умах западных людей, тесно связано с религией, в результате чего они приходят к выводу, что религия и этика — это одно и то же, и поэтому этика ни в коем случае не может быть вторичной. Однако дзэн, по мнению многих, считает этику вторичной, и поэтому меня спрашивают: «Вы пишете: «Все моральные ценности и социальные условности проистекают из таковости, которая есть Пустота». Если это так, тогда разделение на «добро» и «зло» оказывается вторичным. И все же, что является критерием этого разделения? Другими словами, могу ли я — и если да, то как — вывести этику из онтологии дзэн-буддизма?»

Все мы живем в обществе, и этика является нашим отношением к социальной жизни. Последователь дзэн также не может жить вне общества. Он не может не принимать по внимание общественные ценности. Однако он стремится очистить свое сердце от заблуждений, проистекающих из знания, которое мы обрели, вкусив плода с запретного дерева. Когда же мы возвращаемся в состояние невинности, — что бы мы ни делали — все хорошо. Св. Августин говорит: «Возлюби Бога и делай что хочешь». В буддизме христианской идее о невинности соответствует представление об анабхога-карья . Когда в Эдемском саду, где царит целомудрие, пробуждается знание, то вместе с ним начинается разделение добра и зла. Подобным образом из Пустоты Сознания таинственным образом возникает мысль, и мы имеем этот мир множественности.

Иудейско-христианская идея о невинности является моральной интерпретацией буддистского представления о Пустоте. Однако буддистское представление метафизично, тогда как иудейско-христианская идея о знании эпистемологически соответствует буддистской концепции неведения, хотя, при поверхностном рассмотрении, может показаться, что неведение противоположно знанию. Буддистская философия рассматривает любое разделение, будь оно моральным или метафизическим, как результат неведения, затмевающего изначальное сияние таковости, или Пустоты. Однако это не означает, что мы должны отвернуться от мира на том основании, что он является результатом неведения. То же касается и знания, ибо знание является результатом нашей потери невинности, следствием вкушения нами запретного плода. Однако ни христиане, ни иудеи, насколько я знаю, не пытаются стать выше знания и тем самым вернуться в рай, где можно наслаждаться блаженством невинности, которая была у человека до грехопадения.

Таким образом, мы должны постичь смысл знания и невинности, — другими словами, глубоко осознать взаимосвязь между двумя противоположными представлениями: невинностью (изначальным сиянием таковости), с одной стороны, и знанием (неведением), с другой. С одной точки зрения, они кажутся несводимыми, однако с другой они дополняют друг друга. Наше обычное мышление не дает нам возможности обладать ими одновременно, однако в реальной жизни они неразделимо взаимосвязаны, поскольку одно из них лежит в основе другого.

Так называемая противоположность невинности и знания или же Ясного Света и неведения не схожа с антитезой черного и белого, добра и зла, правильного и неправильного, бытия и не-бытия, наличия и отсутствия. В данном случае речь идет о противоположности между содержащим и содержимым, между фоном и изображением, между полем и игроками, движущимися в нем. Добро и зло играют свои противоположные роли на поле, которое остается нейтральным и беспристрастным — «открытым» или «пустым». Это как дождь, который падает на праведных и грешников. Это как солнце, восходящее для злых и добрых деяний, освещающее путь вашим врагам и друзьям. В некотором смысле, солнце невинно и совершенно, как и дождь. Однако человек потерял свою невинность и обрел знание, с помощью которого он отделяет праведных от грешников, добро от зла, правильное от ложного, друзей от врагов. Поэтому он больше не является невинным и совершенным, а наделен моральным сознанием.

Таким образом, мораль означает потерю невинности, а приобретение знания, с религиозной точки зрения, не всегда подразумевает внутреннюю удовлетворенность и божественное благословение. В результате такая моральная ответственность может иногда приводить к нарушению гражданских законов. Так, благочиние «великого отшельника», который освободил из тюрьмы грабителей, может возыметь весьма нежелательные последствия. Невинность и знание должны быть уравновешены. С этой целью знание должно быть подчинено невинности, а смысл невинности должен быть правильно понят на уровне знания.

В «Дхаммападе» (стих 183) есть строки:

Неделание зла,

Достижение добра,

Очищение ума —

Вот учение просветленных.

Первые две строки относятся к знанию, тогда как третья описывает состояние невинности. «Очищение ума» подразумевает «опустошение» ума, «освобождение» от всего, что его загрязняет. Загрязнение проистекает из эгоцентрического сознания, другими словами, неведения, знания, различающего добро и зло, эго и не-эго. Метафизически выражаясь, именно разум постигает истину Пустоты, и когда это происходит, мы понимаем, что нет ни «я», ни эго, ни атмана, которые затмевают сознание, пребывающее в состоянии абсолютного нуля. Именно благодаря присутствию этого нуля мы можем совершать добро и избегать зла. Нуль, о котором я говорю, не является математическим символом. Он бесконечен, поскольку является вместилищем или полем (гарбха) всех возможных качеств и достоинств.

Ноль = бесконечность; бесконечность = ноль.

Это двойное равенство следует понимать не статически, а динамически. Оно имеет место между бытием и становлением, которые не являются противоположными представлениями. Так, Пустота не является всего лишь пустотой, пассивностью и невинностью. Она является и одновременно не является ими. Это бытие, но это и становление. Это знание, но это и невинность. Недостаточно одного знания о том, что нужно не делать зла и достигать добра. Это знание должно возникнуть оттуда, где невинность является знанием, а знание — невинностью.

Ошибка великого отшельника в том, что он не постиг Пустоты, то есть невинности, тогда как настоятель Поумен неправ, когда применяет «невинность минус знание» к делам этого мира. Грабители должны остаться в темнице, ведь в противном случае пострадает общество. Люди, которые совершают преступления, не должны разгуливать на свободе — так уж устроен этот мир, в котором каждый из нас занимается своим делом, честным трудом зарабатывая себе на жизнь. Наши дела возможны лишь тогда, когда мы живем в мире знания, поскольку там, где царит невинность, нет нужды в нашем труде: «Ибо свободно Бог дает все, что необходимо для нашего существования».

Поэтому пока мы живем в обществе, мы должны соблюдать его законы. Мы — грешники, то есть вкусившие плода с дерева познания, причем не только индивидуально, но и коллективно, общественно, социально. В поисках духовности мы должны стремиться к невинности, пустоте, просветлению и молитве. Великий отшельник должен вести жизнь покаяния и молитвы и не вмешиваться в законы страны, регулирующие жизни мирских людей. В мирской жизни преобладает знание; здесь абсолютно необходим тяжелый и честный труд, плодами которого каждый должен распоряжаться сам. Поэтому отшельник не имеет права отпускать грабителей на свободу, подвергая опасности жизни своих мирных и законопослушных сограждан.

Вне всяких сомнений, отшельник — порядочный член общества, не желающий никому зла. Однако, неумело воспользовавшись знанием, он опрометчиво освободил грабителей, место которым в темнице. Поэтому его, скорее всего, посадят в темницу за нарушение закона. Таким образом, наказанным окажется добродетельный человек, тогда как злонамеренные люди будут разгуливать на свободе и внушать страх мирным жителям страны. Я уверен, что отшельник не собирался делать ничего подобного.

 

II

Метафизическое представление о Пустоте может быть выражено на более конкретном языке как бедность, нищета, не обладание ничем. Все мы слышали слова: «Блаженны нищие духом». Экхарт говорит: «Тот является нищим, кто ничего не желает, ничего не знает и ничего не имеет». Это возможно только тогда, когда человек опустошил «себя и все вещи», когда разум очищен от знания (неведения), возникающего после потери невинности. Другими словами, обрести невинность снова означает стать нищим.

Нам кажется немного странным то, что Экхарт изображает нищего человека ничего не имеющим. Это очень важное утверждение. Знание начинается тогда, когда ум наполнен помраченными помыслами, среди которых самые опасные — мысли о «я», ибо все наши пороки и заблуждения начинаются с привязанности к «я». Буддисты скажут, что постижение Пустоты — это не что иное, как постижение нереальности отдельного эго. Наше эго является величайшим препятствием на пути духовного развития. Однако эго не нужно устранять, а достаточно лишь постичь, что в действительности оно никогда не существовало. Постичь иллюзорность эго означает быть нищим в духе. Быть нищим не значит становиться нищим. Быть нищим означает не отдавать то, что у тебя есть, а с самого начала ничего не иметь. Нечего приобретать — нечего терять; нечего давать — нечего брать; быть обычным человеком и в то же время обладать бесконечными возможностями — вот что значит быть нищим в подлинном смысле этого слова, то есть в том смысле, к которому нас приводит религиозный опыт. Быть абсолютно ничем означает быть всем. Но когда вы обладаете чем-то, это нечто не позволяет вам быть всем остальным.

Близко к этому подходит великолепное прозрение Экхарта в природу того, что он называет сокровенной нищетой (die eigentlichste Armut). Мы склонны представлять себе, что, когда ум или сердце освобождены от «эго и всех вещей», в нем оказывается достаточно места, чтобы туда вошел Бог. Однако в таком мнении сокрыта великая ошибка. Даже едва заметное желание освободить место для Бога оказывается таким же большим препятствием, как гора.

Монах пришел к великому мастеру дзэн Уммону (?–949) и спросил:

— Если в сознании у человека нет ни одной мысли, велико ли его заблуждение?

— Как гора Сумэру! — воскликнул Уммон.

Другой мастер дзэн Кёгэн Тикан, ученик Исана Рэйё (770–855), сочинил о нищете такой стих:

Прошлогодняя нищета была несовершенна;

Нынешняя нищета абсолютна.

В прошлогодней нищете было место для острия иглы;

В нынешней нищете исчезла даже сама игла.

Утверждение Экхарта, соответствующее строкам Кёгэна, звучит вполне по-христиански:

Ежели верно, что человек освободился от всех вещей, тварей, себя и Бога, но Бог все еще может найти в нем место для действия, этот человек не постиг сокровенной нищеты. Ибо Бог не надеется, что человек оставит в себе место, чтобы Он мог свершать в нем свои деяния, поскольку подлинная духовная нищета требует от человека опустошить себя от Бога и от всех деяний Божьих, чтобы Бог, ежели Он пожелает действовать в душе, Сам стал местом Своего делания. И если Бог находит того, кто является столь нищим, тогда Бог принимает ответственность за Свои деяния и Сам становится исполненным Своего делания, ибо Бог есть Тот, Кто действует в Себе Самом. Именно здесь, в этой нищете, человек обретает свою изначальную сущность, которой он был прежде, есть ныне и пребудет во веки веков.

В соответствии с моим пониманием Экхарта, Бог есть одновременно то место, где Он творит, и само это творение. Это место есть нуль, или «Пустота как бытие», тогда как творение в этом нуль-месте есть бесконечность, или «Пустота как становление». Когда постигнуто двойное уравнение нуль = бесконечность и бесконечность = нуль, мы обладаем сокровенной нищетой. Бытие есть становление, а становление есть бытие. Когда одно отделено от другого, мы имеем кривую или хромающую нищету. Сокровенная нищета достигается лишь тогда, когда подлинная Пустота есть подлинная Полнота.

Когда у монаха есть что одолжить, и когда он беспокоится о том, что ему не вернут долг, он все еще не нищ, поскольку подлинно не опустошил себя. Помнится, несколько лет назад, когда я читал истории о набожных буддистах, я встретил следующую историю. Однажды вечером крестьянин услышал в саду какие-то звуки. Присмотревшись, он заметил деревенского мальчишку, который влез на высокое дерево и воровал у него фрукты. Крестьянин тихо пошел в сарай, где лежала лестница, взял ее и незаметно приставил к дереву, чтобы маленький сорванец не упал, когда придет время слезать. Затем, не говоря никому ни слова, крестьянин отправился спать. Сердце крестьянина было свободно от «я» и его имущества, и поэтому он не думал ни о чем, кроме опасности, которой подвергался мальчик.

 

III

В буддизме махаяны есть представление о шести добродетелях, или шести парамитах. Считается, что последователи махаяны должны практиковать эти добродетели в повседневной жизни. Вот они: (1) дана (давание); (2) шила (соблюдение заповедей); (3) вирья (мужественный дух); (4) кшанти (смирение, терпеливость); (5) дхьяна (медитация); (6) праджня (высшая или трансцендентная мудрость).

Здесь я не буду объяснять каждую из шести добродетелей. Я лишь обращу внимание читателей на порядок, в котором они следуют. Первой идет дана, или давание, а последней праджня, которую можно истолковать как духовное постижение Пустоты. Буддистская жизнь начинается с давания и заканчивается постижением Пустоты. Однако в действительности, начало — это конец, а конец — это начало. Парамиты образуют круг без начала и без конца. Давание возможно лишь тогда, когда наличествует Пустота, а Пустота достигается лишь тогда, когда человек дает безусловно, — в этом смысл экхартовской сокровенной нищеты (die eigentlichste Armut).

Поскольку о праджне сказано много, здесь я буду обсуждать дану, или давание. Дана подразумевает не только щедрое отдавание другим своего имущества, как обычно полагают. Дана означает искреннее отдавание чего угодно, помощь людям в трудную минуту, создание произведений искусства, развитие промышленности и социального обеспечения, принесение в жертву своей жизни во имя достойной цели и т. д. Однако все эти деяния, сколь бы благородными они ни были, по мнению буддистских философов не являются совершенными до тех пор, пока человек так или иначе продолжает думать о том, что отдает что-то другим. Подлинное давание — это такое давание, при котором человек не осознает, что он лишается чего-то, а другой это что-то получает. Другими словами, в подлинном давании нет места пониманию, что есть дающий и получающий, а также объект, переходящий из рук в руки. Когда давание осуществляется таким образом, в Пустоте, тогда это подлинная дана — или первая парамита, вытекающая непосредственно из праджни, последней парамиты. В соответствии с экхартовским определением, цитировавшимся выше, это и есть сокровенная нищета. В другом месте Экхарт приводит конкретные примеры:

Св. Павел говорит; «Мы отринули все». Св. Иаков говорит: «Мы отказались от всего». Св. Иоанн говорит: «У нас ничего не осталось».

Посему брат Экхарт спрашивает: «Что означает отказаться от всего?» Отказаться от всего означает отвергнуть все мыслимое, все выразимое, все слышимое, все видимое. Тогда и только тогда мы отказываемся от всего. Когда в таком смысле мы отвергаем все, свет преисполняет нас, и мы шествуем во славе Божией.

Мастер Кёгэн говорит: «В нынешней нищете исчезла даже сама игла». Это символическое высказывание. Фактически, оно означает, что человек умер для себя. «Дхаммапада» (стих 154) говорит об этом так:

Висанкхарагатам читтам,

Танханам кхаям аджхага.

Разум на пути к развеществлению

Достиг уничтожения желаний.

Это часть стихотворения, которое, согласно преданию, Будда изрек после достижения высшего просветления. Оно известно также под названием «Победный гимн». Игла «исчезла», тело «исчезло», ум «исчез», все «исчезло» — разве это не Пустота? Другими словами, это состояние полной нищеты. Экхарт цитирует св. Григория: «Никто не получает так много от Бога, как тот, кто воистину мертв». Я не знаю точно, в каком смысле св. Григорий использовал слово «мертв». Однако это слово очень важно, если его понимать в том смысле, в котором его использовал в своем стихотворении Бунан Дзэндзи (1603–1676).

Пока живешь, будь мертв,

Воистину мертв —

И тогда, что бы ты ни делал,

Все будет хорошо.

Пустота, нищета, смерть и исчезновение — все это постигается, когда человек переживает «прорыв», который есть не что иное, как просветление (самбодхи). Позвольте мне еще раз npoцитировать Экхарта:

В своем прорыве... я возношусь выше тварей и не являюсь больше ни Богом, ни тварью: я есть то, чем я был и чем пребуду во веки веков. И вдруг во мне пробуждается то, что возносит меня выше ангелов. В этом всплеске я на мгновение постигаю нечто столь драгоценное, что больше не довольствуюсь ни Богом, ни всеми Его божественными атрибутами, ибо в само мгновение такого прорыва обнаруживаю Бога и себя как одно. И опять я есть то, чем был всегда. Нельзя сказать, что ко мне что-либо прибывает, и нельзя сказать, что от меня что-либо убывает, ибо я есть недвижная первопричина круговорота вещей. (Evans, p. 221)

Не знаю, как относятся к подобным высказываниям читатели-христиане, но, с буддистской точки зрения, здесь следует сделать одну оговорку: каким бы трансцендентным ни было переживание «прорыва», наши описания этого переживания неизбежно оказываются искаженными. Поэтому мастер дзэн потребует от нас трансцендировать, или «отбросить», само это переживание. Быть абсолютно обнаженным, пойти дальше любого «прорыва», полностью освободиться от всех ограничений, которые мы воздвигли вокруг себя, когда приобрели знание добра и зла, — вот в чем смысл дзэнской практики. Только после этого мы снова оказываемся обычными Томом, Диком или Гарри, которыми всегда были.

Дзёсю, один из величайших мастеров Тан, однажды выразился приблизительно так: «Рано утром я просыпаюсь и смотрю на себя в зеркало — как бедно я одет! Моя верхняя мантия превратилась почти в отрепья. Мой стихарь едва ли можно узнать. Голова покрыта грязью и пеплом. Начиная изучать дзэн, я мечтал стать красивым осанистым священником. Но я тогда не мог подумать, что мне придется жить в этой ветхой лачуге и довольствоваться скудной пищей. А теперь я — всего лишь нищий монах».

Однажды монах спросил у Дзёсю:

— Если к вам придет человек, свободный от всего своего имущества, что вы ему скажете?

— Выбрось его! — ответил Дзёсю.

Другой монах как-то спросил у него:

— Что такое Будда?

— Кто ты? — без промедления ответил Дзёсю.

Пожилая женщина однажды обратилась к Дзёсю со словами:

— Я женщина и поэтому, в соответствии с буддистским учением, подвержена пяти ограничениям. Как мне их преодолеть?

— Молись, чтобы все существа переродились в раю, а ты вечно оставалась в океане страданий, — посоветовал Дзёсю.

Мы можем перечислить много добродетелей, обладать которыми должны христианские и буддистские монахи. Это нищета, терпение, благоразумие, покорность, смирение, неосуждение других, медитация, молчание, простота и некоторые другие качества, — однако главной добродетелью, по-моему, есть нищета. Нищета онтологически соответствует Пустоте, а психологически — бескорыстности, или невинности. Как вернуть себе (или лучше сказать, как осознать, что мы никогда не теряли) эту изначальную непорочность, если мы живем в гуще индустриального мира, среди повсеместной пропаганды легкой жизни? Это очень серьезный вопрос, который требует от нас, современных людей, безотлагательного решения. Как обрести трансцендентную мудрость (праджню) в мире, в котором всеми возможными путями распространяются рациональные знания? Эпоха отцов-пустынников навсегда ушла в прошлое, и мы ждем, пока над горизонтом эгоизма и алчности взойдет новое солнце.