У книг, как и у людей, своя судьба. Порой книги «болеют». Едва заметный книжный червь может источить фолиант от корки до корки. Кстати, существует тридцать девять видов таких «книгоедов», и бороться с ними — дело почти безнадежное. Если в доме водятся мыши, то следы их зубов обязательно появятся на книжных переплетах. Из-за солнечных лучей может выгореть обложка, а от избытка влаги на старых изданиях появляется плесень. И все же главный враг книг — сам человек.
Загубленные книги
Книгами порой топили печи, страницами древних изданий и драгоценных рукописей вместо обоев оклеивали стены, заклеивали на зиму окна. Вспомним, как у Пушкина издатель «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина» сокрушался, что Иван Петрович «оставил множество рукописей», которые «частию употреблены его ключницею на разные домашние потребы. Таким образом прошлою зимою все окна ее флигеля заклеены были первою частию романа, которого он не кончил».
В XIV веке один ученый-библиофил, играя в волан, обратил внимание на то, что его ракетка оклеена древним пергаментом, покрытым латинскими письменами. Вглядевшись в текст, он обнаружил, что перед ним фрагмент несохранившегося сочинения древнеримского историка Тита Ливия. Библиофил побежал к человеку, изготовившему ракетку. В его мастерской он узнал, что остальные части рукописи также были употреблены на изготовление ракеток и к тому времени бесследно исчезли.
О примере человеческого вандализма в середине XIV века писал страстный любитель книг английский епископ Ричард де Бери, собравший в своей библиотеке около 1500 изданий. Он мечтал, что его собрание попадет в Оксфорд и будет использоваться студентами.
Беспокоясь о судьбе своей уникальной коллекции, епископ с возмущением писал: «Есть школяры, которые настолько изгаживают книги, что лучше б повязали уж себе сапожный фартук и вытирали руки об него, а не о рукописи, расстилая и разглаживая их. А если приглянется им какое-нибудь место в книге, отчеркивают его грязным ногтем. Соломой пользуются для закладок. И над открытой книгой не стыдятся есть сыр и фрукты, размахивать наполненным стаканом. А если под рукой нет сумки, объедки оставляются в книгах. На книги опираются локтями и смятые тем листы разглаживают, сворачивая их в трубку вдоль и поперек, нанося книгам неимоверный ущерб. И прежде прочих из библиотеки следовало бы гнать взашей тех, которые, упражняясь в рисовании, марают поля каракулями — причудливыми буковками и мордами животных. Нередки и такие пакостники, которые отрезают поля пергаментов для писем или которые с той же целью вырывают половину форзаца».
А в 1854 году в Египте была обнаружена мумия, заключавшая в себе драгоценное послание из далекого прошлого — использованный для ее набивки папирус со стихами древнегреческого поэта Алкмана (вторая половина VII века до н. э.).
Это один из немногих образчиков творческого наследия поэта, которое, увы, почти полностью утрачено. Можно ли назвать бальзамировщика варваром или мы должны быть ему глубоко благодарны?
После смерти одного из первых русских библиофилов В. Г. Анастасевича вся его бесценная библиотека, включавшая первопечатные книги и древние рукописи, была упакована в кули и свалена в сарай.
Там она пролежала двадцать лет и начала гнить от сырости, после чего решено было выставить ее на торги. Никто из библиофилов не знал об аукционе, на него явились одни маклаки и маляры — им нужна была бумага для обоев. Кули с книгами покупались рабочими по тридцать копеек за пуд. Когда аукцион был уже завершен, о нем узнал один из сотрудников Публичной библиотеки. Он бросился к малярам, но опоздал: почти всё уже пошло в дело. Библиотекарю удалось спасти очень немногое. К своему ужасу, в купленном куле (а их было продано несколько десятков) он обнаружил редчайшие книги.
В 1869 году академик И. И. Срезневский обнаружил 166 обгоревших и порванных листков — все, что осталось от сорока восьми древнерусских книг, среди которых оказались издания XI и XII веков. Их фрагменты в течение многих лет служили переплетами, ярлыками и закладками. Ученые пришли к выводу, что книги были похищены шведами в начале XVII века при разграблении новгородских книгохранилищ. Об их уникальности говорит тот факт, что до нашего времени сохранились только две древнерусские рукописные книги второй половины XI века — Остромирово Евангелие и Изборник Святослава, они же и самые древние среди восточнославянских рукописей.
Образованные варвары
Удивительно, но подлинными врагами книги часто оказываются образованные люди. Одни собирают только переплеты, другие — титульные листы, третьи вырывают из книг портреты, гравюры и иллюстрации. Такие «коллекционеры» губят книги, стоящие порой целые состояния. Например, в XVIII веке в Париже появилась безумная мода украшать каминные экраны и ширмы цветными иллюстрациями из книг. Можно себе представить, сколько изданий было погублено ради этой модной прихоти.
Подобным «любителем» книг был англичанин Джон Бэгфорд (1657–1716). Человек с прекрасным образованием, видный археолог, он, тем не менее, относился к книгам как истинный варвар. В них его привлекали только титульные листы, которые он без зазрения совести вырезал из библиотечных книг. Украденные титульные листы он снабжал пояснениями, объединял по собственному классификатору и переплетал. Его коллекция титульных листов составила сто огромных томов, которые ныне хранятся в Британском музее.
Русский правовед и известный ценитель искусства Д. А. Ровинский собирал гравированные и литографированные портреты, вырывая их из книг. Свое увлечение Ровинский цинично оправдывал тем, что таким образом он дает возможность интересующимся только этой книгой купить за бесценок дефектный экземпляр.
Некий французский господин имел странную привычку при чтении книг вырезать из нее страницы. Это были страницы, с его точки зрения достойные сохранения — так сказать, квинтэссенция прочитанного. Оставшуюся часть книги он просто бросал в огонь. Таким образом из вырванных страниц им была собрана обширная библиотека.
Некоторых собирателей всецело поглощает желание обладать редким изданием, которого больше ни у кого нет. Один английский коллекционер узнал о существовании второго экземпляра книги, которая была у него в коллекции и которую он считал единственной в мире. Этот экземпляр хранился у французского библиофила.
Разыскав коллегу в Париже, англичанин стал упрашивать продать ему книгу. Торг начался с десяти тысяч франков. Парижанин был непоколебим. Но когда цена поднялась до двадцати пяти тысяч, библиофил сдался и протянул книгу гостю. Англичанин отсчитал деньги, взял книгу и… бросил ее в горевший камин. «Вы с ума сошли?» — чуть ли не с кулаками бросился на него француз. «Отнюдь нет, — ответил англичанин, — теперь я уверен, что мой экземпляр действительно уникален. Примите мою наисердечнейшую благодарность».
Истории подобного рода можно рассказывать до бесконечности. Французский библиофил и писатель П. Лакруа провел специальное расследование и пришел к шокирующим выводам: только за первые двадцать пять лет XIX века жертвой книжного вандализма пало около двух-трех миллионов книг.
Но пальма первенства здесь, безусловно, принадлежит XX веку. Вспомним печально знаменитые книжные костры фашистской Германии, тысячи сожженных частных библиотек в дворянских усадьбах во время революции и Гражданской войны в России, регулярные «чистки» в государственных библиотеках на предмет изъятия «вредных» или устаревших книг.
Пример варварского обращения с книгами описал краевед и библиофил А. Ф. Палашенков.
Перед войной Андрей Федорович в качестве научного сотрудника музея приехал в командировку в Тобольск. Там, зайдя по делам в некое учреждение, он с ужасом увидел, что несколько человек выбирают из книжного развала книги и, отрывая от них переплет, бросают книжный блок в одну сторону, переплет — в другую. «Что вы делаете?» — в изумлении спросил Палашенков. В ответ прозвучало: «Устарели, никому не нужны, места занимают много, приказано их сжечь, но перед этим нужно оторвать переплеты, так как картон может пригодиться — все-таки ценный материал…»
При ближайшем рассмотрении оказалось, что это старинные книги из библиотеки Тобольской духовной семинарии, а также из библиотек других учебных заведений города.
Палашенков упросил отдать ему книги для музея. Потом он доставал ящики, грузил спасенное на пароход, истратил на это все деньги, что были при нем, — и казенные, и личные.
Завершил историю весьма показательный эпизод. В Омске некая начальственная дама, курировавшая музей, попросила показать ей привезенные из Тобольска книги. Посмотрев, она изрекла: «Как мне вас жаль, Андрей Федорович, вы столько потрудились, так умучились, а ведь тут нет ни одной хорошей книги…»
На сегодняшний день эти книги — подлинные жемчужины в собрании научной библиотеки Омского литературного музея.
Книжные страсти
Где проходит граница между библиофилом и библиоманом? Краткий и вместе с тем емкий ответ на этот вопрос дал француз де Кюрель: «Библиофил владеет книгами, книги владеют библиоманами».
Страдания библиомана, столкнувшегося с необходимостью одолжить кому-то свою книгу, безмерны. Известный итальянский гуманист XVI века Скалигер повелел высечь на фронтоне своей библиотеки слова «Ite ad vendentes!», что в вольном переводе означает «покупайте свои, а мои оставьте в покое».
Скалигер был мудрым человеком. Он знал, что книга, данная кому-то на время, не всегда возвращается к хозяину. Очевидно, так думал и знаменитый художник Мустье, запечатлевший на каждой своей книге изречение «К черту просящих почитать книгу!».
Таких же правил придерживался и писатель Н. С. Лесков, на стене кабинета которого красовалась надпись «Всё, кроме книги». В ответ на просьбу друга-приятеля дать почитать книгу из библиотеки Лесков говорил: «Книга — что жена: ее нельзя давать на подержание даже лучшему другу».
Известны истории, завершившиеся для библиоманов трагически. Вот одна из них.
Видный русский издатель А. С. Суворин искал для переиздания экземпляр «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева. Летом 1888 года он попросил этот экземпляр у известного библиофила П. В. Щапова. Щапов владел крайне редким изданием «Путешествия», а потому очень им дорожил. После уговоров книга была дана Суворину под расписку на два месяца.
Прошел год, а Суворин так и не возвращал книгу. Щапов заподозрил букиниста в нечестности. На самом деле оказалось, что наборщики суворинской типографии, не предупрежденные хозяином, испортили издание, разобрав его на отдельные страницы, часть которых потерялась. Все это время Суворин искал схожий экземпляр, пока не нашел его и не купил за очень большую сумму. Эта книга была возвращена Щапову, но тот в скором времени умер, измученный переживаниями.
Украденные книги
Страшным врагом книжных коллекций библиотек, особенно крупных, хранящих ценные и редкие издания, является вор-профессионал. Когда-то, в далеком прошлом, библиотеки спасались от воров простым, но действенным способом: наиболее ценные книги приковывали цепями к стене или читательской стойке. Эти фолианты так и называли: «прикованные книги». Применяли и дополнительные «защитные средства», например проклятия, адресованные книжным ворам. В Британском музее есть кодекс XIII века, снабженный весьма зловещим пожеланием: «Тот, кто это украдет, пусть умрет страшнейшей смертью; вариться ему в адовом котле; болеть ему падучей, сгорать в лихорадке; да будет он четвертован и повешен».
А из университетских библиотек нередко умыкали книги студенты. Возможно, поэтому среди студенчества Западной Европы еще в XIII веке широкое распространение получили экслибрисы, где был изображен повешенный (обычно персонаж фарсов Пьеро). Картинку сопровождал следующий текст, состоящий из смеси французских и латинских слов:
У американских студентов подобные надписи были менее изысканны, но более конкретны:
Но книги крали и продолжают красть. Порой и добропорядочные люди ступают на путь воровства. Среди подобных историй есть случаи, поражающие воображение как размахом преступления, так и изощренностью похитителей. Такова история итальянского графа Гильельмо Либри де ла Сомайа.
Либри родился во Флоренции в 1803 году, к шестнадцати годам получил университетскую докторскую степень, а в двадцать стал профессором прославленного Пизанского университета. Затем он с семьей уехал во Францию, где продолжил свою блестящую карьеру: стал профессором математики знаменитого Коллеж де Франс, затем — членом Академии, профессором математического анализа в Сорбонне, получил орден Почетного легиона, сделался редактором «Журнала ученых» и т. д. Словом, почести и награды сыпались на него как из рога изобилия.
С годами Либри стал интересоваться старинными книгами и рукописями. Он переписывался со всеми известными в Европе библиофилами, книжными антикварами, переплетчиками и реставраторами старинных книг. Его замечательная библиотека насчитывала 40 тысяч томов.
А когда в 1841 году было решено составить Генеральный каталог рукописей на древних и новых языках, хранящихся во всех департаментах Франции, руководить этой работой поручили именно Либри.
Наделенный самыми широкими полномочиями, он отправился инспектировать библиотеки Франции и обнаружил, что библиотечные архивы находятся в ужасающем состоянии, начиная с условий хранения и кончая составлением каталогов. Это оказалось ему на руку.
Вначале в одной из инспектируемых Либри библиотек пропало рукописное издание Данте 1408 года, но никто не посмел обвинить в пропаже известного ученого. Затем из парижских библиотек стали регулярно исчезать библиографические редкости. Так продолжалось пять лет, но никто не решался открыто обвинить мошенника. Наконец кто-то в 1846 году все же собрался с духом и отправил государственному прокурору анонимный донос на Либри. Судебные власти не сразу начали расследование. Но к 1848 году страсти вокруг библиотечных краж накалились. Из ограбленных графом библиотек стали приходить такие слезные жалобы, что 4 февраля королевский прокурор передал министру юстиции подробный доклад, обвинявший академика Гильельмо Либри в систематическом и широкомасштабном разграблении национальных сокровищ Франции (точное число похищенных рукописей так и осталось невыясненным, их количество исчисляется несколькими тысячами).
Но начало судебного следствия совпало с февральской революцией 1848 года, отвлекшей внимание общественности от персоны проворовавшегося графа. Либри не стал дожидаться неприятностей и через четыре дня после революции сбежал под чужим именем в Лондон, прихватив с собой жену и восемнадцать огромных ящиков книг.
Продолжение этой уголовной истории носило откровенно фарсовый характер. Во Франции многие известные деятели, среди которых был и Проспер Мериме, развернули кампанию в защиту знаменитого ученого. В правительство было подано прошение о прекращении уголовного дела Либри, невиновного в скандальных кражах раритетов. Петиция была подписана двумя сенаторами, семью академиками, двумя университетскими профессорами и директорами двух библиотек. А в это время в Лондоне шел организованный графом аукцион украденных книг! В каталоге аукциона числилось несколько тысяч редких изданий, совпадавших с составленным во Франции каталогом украденных книг и рукописей.
И все же деньги, полученные графом преступным путем, не принесли ему счастья. Свое огромное состояние он бездарно растранжирил, а дурная слава сопровождала его всю оставшуюся жизнь.
Дело итальянского графа продолжил Огюст Арман, директор библиотеки города Труа. Кражи там начались спустя два года после «инспекций» Либри. По сравнению с предшественником Арман поставил рекорд — он воровал издания из подведомственной ему библиотеки тридцать лет! Если бы не сторож, заметивший, что его начальник таскает под полой плаща какие-то книги, директор и дальше бы продолжал свое черное дело. Заявление сторожа послужило предлогом для начала расследования. Арман всё отрицал.
Судебные инспекторы не обнаружили в библиотеке ничего подозрительного. И не случайно: мошенник лично заносил книги в главный каталог и не включал в него украденные экземпляры.
Увидев, что главный каталог в полном порядке, эксперты захотели ознакомиться с карточным каталогом. Директор повел комиссию в картотеку, располагавшуюся, в связи с нехваткой помещений, в старом амбаре. Арман знал, что делал. Выяснилось, что карточки были почти полностью съедены мышами, которые с незапамятных времен в обилии водились в амбаре.
Директор уже торжествовал, когда эксперты попросили выдвинуть последний каталожный ящик, который был таким ветхим, что развалился при первом прикосновении. Из него высыпались целые карточки на книги по истории и теологии. Вслед за ними из ящика с испуганным писком выпорхнула сова. Она свила в нем гнездо, и мыши предпочли держаться подальше от такой страшной соседки.
Последовавшее дальше сопоставление найденных карточек с главным каталогом позволило вскрыть впечатляющую картину хищения книг, продолжавшегося тридцать лет. Директор получил четыре года тюрьмы. Есть что-то мистическое в том, что за кражу книг мародеру отомстила птица Афины Паллады, символизирующая мудрость.
Во Франции еще шел процесс над проворовавшимся директором труанской библиотеки, а в России, в Санкт-Петербурге, получило широкую огласку дело об ограблении Императорской Публичной библиотеки, совершенном сверхштатным старшим библиотекарем по отделению богословия, членом Мюнхенской академии, баварским подданным доктором богословия Алоизием Пихлером.
Пихлер родился в 1833 году в Баварии. К середине 1860-х годов стал известным ученым-теологом, но получить достойную должность при баварском дворе ему не удалось, и в 1860 году он отправился в поисках удачи в Россию. В Петербурге ему предложили место старшего библиотекаря по отделению богословия без жалования. Но его и это вполне устраивало. Пихлер обнаружил в библиотеке редкости, о которых и не слышали в самых знаменитых европейских книгохранилищах.
Усердие Пихлера было вознаграждено. Директор библиотеки И. Делянов приметил ученого немца и приблизил его к себе. Они сдружились. Пихлеру разрешили пользоваться служебным каталогом, недоступным для остальных читателей. Затребованные им книги доставлялись в первую очередь.
Пихлер использовал оказанное ему доверие на все двести процентов. За два года он вынес из библиотеки более четырех с половиной тысяч редких изданий, хотя некоторые из них весили до 15 килограммов.
Мошенник обзавелся специальной одеждой, в складки которой можно было спрятать целого барана. Чтобы пропажи не хватились, Пихлер ловко изымал из каталогов карточки на украденные книги.
Впоследствии выяснилось, что в день он утаскивал не менее десятка книг, иногда перевыполняя эту «норму». Служители библиотеки, помня о дружбе Пихлера с директором, смотрели на частые передвижения чудаковатого немца по залам сквозь пальцы.
И все же кое-какие странности в его поведении стали уж слишком заметны. В жару и холод он появлялся в длинном пальто и в резиновых галошах. До поры до времени это считалось причудой иностранного профессора.
И вот летом 1870 года, когда Пихлер, выходя из библиотеки, взялся за ручку двери, из его балахона выпало несколько тяжелых книг. Пихлер вернул их в надлежащее место. Разумеется, служители поинтересовались, откуда и как возникли эти тома.
Профессор заявил, что брал их для работы на дому, потому что в Европе «везде так делается». Инцидент предали забвению, но от Пихлера потребовали впредь оставлять пальто в раздевалке.
Пихлер объяснил необычность своего костюма тем, что он принадлежит «к числу последователей прославленной Салернской школы» и «это учение предписывает человеку одеваться одинаково в любое время года».
Он согласился оставлять верхнее пальто в гардеробе, но заявил, что впредь будет «надевать под зимнее пальто еще и летнее и оставлять в гардеробе первое, а второе брать с собой в свой кабинет, но не оставлять его в кабинете, а каждый раз уносить с собой». А как же иначе? Ведь в противном случае похищенное некуда будет прятать.
Объяснения Пихлера сочли приемлемыми.
Сошедшие с рук хищения прибавили мошеннику уверенности, хотя он понимал, что рано или поздно счастье может изменить ему. Он заторопился, увеличив дневную «норму выработки».
Один из библиотекарей, не первый месяц наблюдавший за Пихлером, наконец не выдержал, глядя, как немец беззастенчиво расхищает редкие фонды. Он поручил швейцару тщательно прощупать подаваемое Пихлеру пальто. И первый же опыт оказался сверхудачным. На спине пихлеровского одеяния обнаружилась огромная и толстая книга, изданная в Швейцарии в 1686 году. Вслед за ней на свет появились еще несколько книг поменьше.
Этот скандал замять уже не удалось. Служители библиотеки отправились к Пихлеру на квартиру и там обнаружили несметное количество похищенных книг. Однако на них красовались бумажки с латинской надписью «Ad bibliothecam Pichler» (из библиотеки Пихлера).
Присутствовавший при этом директор библиотеки Делянов спросил немца: что это может значить? Тот начал доказывать, что книги взяты им исключительно для научных занятий. Разговор зашел в тупик, и Делянов решил его закончить. Почтительно провожая расстроенного директора, Пихлер вышел на улицу и… исчез.
В другой комнате пихлеровской квартиры библиотекарей ожидало новое открытие: вся она была забита ящиками с книгами, уже приготовленными к отправке в Германию.
И здесь все следы принадлежности книг Публичной библиотеке были тщательно срезаны или вытравлены, а все издания оказались снабжены пихлеровскими ярлычками. Тут находились издания на всех европейских языках и на самые разнообразные темы. Общим признаком у них было одно — роскошность и высокая ценность переплетов, а также редкость издания. Всего таких томов было свыше 4500!
Вызвали полицию, составили протокол, обнаружив при обыске сотни похищенных Пихлером каталожных карточек. Самой любопытной находкой оказался особо скроенный сюртук с мешком на спине, куда он складывал похищенное.
Пихлер, весь день пробродив по городу, решил все же ночью вернуться домой и был задержан бдительным дворником.
Директор Публичной библиотеки проявил милосердие. Он объявил Пихлеру, что единственная возможность избежать суда и тюрьмы — чистосердечное раскаяние в содеянном. Мошенник тотчас написал письмо на имя Делянова, где указал общее количество похищенных им книг и просил, не передавая дела в суд, позволить ему вернуться в Германию.
Но суд все-таки состоялся. Вердикт присяжных был единодушен: Пихлера приговорили к «лишению всех особых прав состояния» и ссылке.
В самом конце 1871 года Пихлер по этапу был отправлен в Сибирь. Весной 1873-го поверенный в делах Баварии в России обратился к русскому императору с просьбой помиловать баварского подданного. Ходатайство возымело действие, и в конце года Пихлер возвратился на родину.
Опозоренный и больной Пихлер прожил всего полгода. 22 мая 1874 года он скончался от апоплексического удара.
Его пример другим наука? Увы, и в наши дни книги из Публичной библиотеки продолжают похищать.
Коллекционер-убийца
Порой страстные коллекционеры книжных раритетов совершали настоящие преступления, вплоть до убийства.
Нашего следующего героя звали дон Винцент. Он был монахом одного из испанских монастырей, но в 1836 году, когда его монастырь был закрыт, он бежал в Барселону, прихватив с собой часть книг из монастырской библиотеки. В городе дон Винцент сменил монашескую рясу на светскую одежду и занялся торговлей книгами, которые страстно любил.
Дон Винцент обладал удивительным чутьем антиквара, помогавшим ему сразу распознавать уникальность книги или рукописи и определять ее истинную стоимость.
Однажды на аукцион был выставлен драгоценный, считавшийся единственным в мире экземпляр латинского указника, напечатанный в 1482 году. Торг разгорелся нешуточный, цена за книгу перевалила далеко за тысячу франков.
Дон Винцент вынужден был отступить, а счастливым обладателем старинного издания стал Августин Патсхот, тоже страстный коллекционер-библиофил и торговец книгами.
Наш герой ушел с аукциона, бормоча проклятия. Но недолго уникальная книга радовала своего нового хозяина. Не прошло и двух недель, как книжный магазин Патсхота сгорел дотла, а сам хозяин при этом погиб. Полиция решила, что произошел несчастный случай. Дело отправили в архив.
Но вскоре оказалось, что это лишь начало целой серии убийств. Все преступления имели общий «почерк»: жертвы были людьми, преданными науке, и большими любителями книг. Тогда барселонская полиция вспомнила о доне Винценте.
Во время обыска в его лавке обнаружили тот самый латинский указник.
Вскоре были найдены другие улики, и преступника тут же арестовали. На вопрос судьи, как он дошел до такого чудовищного душегубства, убийца невозмутимо заявил: «Люди смертны. Немного позже, немного раньше — не все ли равно — Господь призовет к себе всех. А хорошие книги бессмертны, и заботиться нужно только о них».
Дон Винцент был приговорен к смерти.
Контрафактные книги
Как бы богата и щедра ни была нива, на ней обязательно заведутся и сорняки. И литература в этом смысле не исключение.
Стоило утвердиться понятию «авторство», как вслед за ним возникло такое явление, как контрафакция. Книгу не крадут в буквальном смысле елова, ее просто перепечатывают незаконным образом, не заботясь о правах автора и издателей.
В первой половине XIX столетия самым популярным французским писателем был Бальзак, слава которого перешагнула пределы Франции.
Знали и читали Бальзака в России. Способствовал этому издававшийся в Петербурге журнал «Revue Etrangere» («Иностранное обозрение»), что-то вроде нашей нынешней «Иностранной литературы». Журнал знакомил русского читателя с французскими книжными новинками.
Парижский издатель Дюфур отправлял в Петербург материалы, готовившиеся к публикации во Франции. Многие книги в российской столице издавались в то же время, что и в Париже, или даже раньше.
И вот в 1835 году в петербургском журнале был напечатан новый роман Бальзака «Лилия долины», это была точная перепечатка рукописи, полученной из Франции.
Тут необходимо уточнить, что для Бальзака рукопись была тем же, чем для художника является эскиз будущей картины. Писатель всегда нещадно правил ее, и после четвертой или пятой правки текст обычно имел мало сходства с первоначальным вариантом. Наличие нескольких правок всегда было одним из главных условий при заключении договора между автором и издателями.
В случае с «Лилией долины» оно было нарушено.
В Петербург отправили практически не исправленную рукопись, которая для французского писателя была только черновиком.
Бальзак был взбешен. Текст действительно нуждался в доработке, и даже название произведения было переведено неточно. У автора книга называлась «Лилия в долине». Но и это еще не всё. В городе на Неве текст романа набрали без деления на главы. Выделена почему-то была только одна вторая глава, но зато неизвестно откуда появилась еще одна, которой не было у Бальзака. Такую публикацию писатель назвал «верхом предательства и трагикомизма».
Негодование его было столь сильно, что он подал на издателя в суд. Решение было вынесено в пользу Бальзака.
Но жизнь непредсказуема. Бывало и так, что «пиратское» издание оказывалось благом — если не для автора, то хотя бы для многих поколений читателей. Шекспир, надо полагать, не собирался печатать свои сонеты. А английский издатель Томас Торп, не заботясь об интересах автора и не уведомляя его, опубликовал «Сонеты» в 1609 году.
Не сделай он этого, мир, скорее всего, не узнал бы о существовании такого литературного шедевра. Правда, издатель определял порядок расположения сонетов в книге, руководствуясь исключительно какими-то собственными соображениями, и, по мнению многих шекспироведов, хронология их написания была кое-где нарушена. Но все равно, благодаря Торпу, который преследовал только собственную сиюминутную выгоду, потомки оказались в выигрыше.