Токарев сразу же поехал в СИЗО. Пока ехал, думал и не мог понять — кто этот мужчина, почему не назвал себя? Вызывает начальник УФСБ, забирает другой генерал ФСБэшник. Выходит — большой начальник этот не представившийся мужчина, если его генерал охраняет. Тоже ФСБэшник — вряд ли, что же они — друг друга охраняют. Прави-тельство или аппарат Президента? Возможно. Да какая разница — шишка есть шишка. Но почему мной интересуется, он же не из МВД? Много мыслей лезло в голову. Он зашел к Лобановскому.

— Здравствуй, Алексей Васильевич. Давненько не навещал ваш «белый лебедь».

— Здравствуйте, товарищ полковник. Извините, но давайте позже, завтра погово-рим. Дел невпроворот.

— Завтра нельзя, подполковник, — подчеркнул он звание.

— Видите ли… у нас зэка одного чуть не убили. Просто чудом предотвратили, чу-дом. Думал не успею, но вовремя в камеру вошли, прямо, можно сказать, на месте пре-ступника обезвредили, взяли с заточкой в руке. Давайте завтра, товарищ полковник, по-общаемся.

Действительно замученный вид Лобановского не остановил Токарева. Ранее эта служба относилась к системе МВД и была, как бы, на второстепенных ролях. Проштра-фился оперативник, и его могли списать в ГУИН, там он «отсиживался» и возвращался вновь, если работать мог и хотел. Поэтому профессионального уважения среди ментов к этой системе и большинству ее личного состава не существовало.

— Кого, если не секрет, хотели убить? — Токарев присел на свободный стул.

— А-а, — начальник оперчасти махнул рукой.

«Вечно эти менты лезут со своим не вовремя, вообще-то у нас свое УСБ есть, то-же — те еще отморозки», — подумал, но ничего не сказал вслух Лобановский.

— И все-таки? — настоятельно переспросил Токарев.

— Устинова.

— Устинова? — удивился начальник УСБ. — Давай, Алексей Васильевич, с этого места поподробнее, рассказывай с самого начала. Я как раз по Устинову к тебе и приехал. И под протокольчик, пока в виде объяснения, но все же. Советую ничего не скрывать, сам понимаешь, не зря нас этот Устинов интересует.

— Понимаю, — вздохнул Лобановский, — все понимаю, Григорий Емельянович. Все в одну кучу валится — Устинов, Соленый, Гончар, Белый, Нестерович. Вы-то каким боком в это дерьмо залезли?

Токарев усмехнулся.

— Ты же сам эти фамилии и кликухи назвал, чего же спрашиваешь?

— Ну да, ну да…Вот черт, что теперь с этим Соленым делать — прямо не знаю. Ус-тинов этот тут не в струю влез, а так все хорошо было, замечательно просто.

Лобановский снова вздохнул.

— Давай по порядку, Алексей Васильевич, начни сначала. Чего вздыхать-то?

— Ну да, ну да… Вы же знаете, Соленый — он вор в законе и в СИЗО авторитет имеет.

— Знаю, положенец, — поддакнул Токарев.

— Вербанул я его и как сыр в масле катался.

— Да ну, — вроде бы передразнил Токарев, — тут одного мастерства не хватит — вора вербануть. На чем взял?

— Поднял его дело «на взрослях», это когда с малолетки на взрослую переходят. А он там, оказывается, петушком кукарекал. Вот… и вербанул его. Даже начальник СИЗО не знал, все держал в тайне. Сам понимаешь… случай такой…

— Вот тебе и положенец, — действительно удивился Токарев.

— А тут этот Устинов сел, личность известная в УВД, да и у нас тоже. Но не мое это дело — за что сел — наше — чтобы срок отбыл без эксцессов.

— Разве? — перебил его Токарев, — Никогда не думал, что начальник оперчасти ин-тересуется только режимом.

— Ну да, ну да, понимаю. Может и зря посадили, появится информация — сообщу. Так вот, уже сообщаю, — Лобановский как-то криво усмехнулся, — Нестерович у меня был и попросил… как это лучше сказать…

— Заказал Устинова, — подсказал Токарев.

— Ну да, ну да, только не прямо. А все намекал, юлил, но было четко понятно, к чему он клонит.

— А ты?

— А я что — я человек маленький, мне ссорится не с руки. Конечно, я никого не со-бирался устранять ни лично, ни через кого-либо другого. Поэтому не ответил ему ничего вразумительно, тоже все вокруг да около.

— То есть отказа не было? — конкретно уточнил начальник УСБ.

— Ну да, ну да. Но и заказа конкретного не было, — попытался оправдаться Лоба-новский.

— Деньги Нестерович предлагал, какую сумму?

— Нет, о деньгах речь не шла, он лишь намекал, что в долгу не останется, без кон-кретики.

— Намекал или говорил? — уточнил Токарев.

— Об этом говорил прямо.

— Но, если Нестерович прямо не говорил об убийстве Устинова, то, как ты понял, что речь идет именно о заказе, то есть убийстве Устинова? — конкретизировал вопрос на-чальник УСБ.

— Он говорил, что было бы хорошо, если с Устиновым случится инфаркт или со шконки упадет насмерть, или случай какой несчастный другой. Он бы в долгу не остался. Вот так он и говорил.

— А ты, ты как отвечал? — В упор посмотрел на Лобановского Токарев. — Дословно, пожалуйста.

— А я… а я говорил, что несчастный случай — он и есть несчастный случай. Как это понял и расценил Нестерович — не знаю. Другого я ему ничего не говорил.

Лобановский вдруг обозлился и продолжил:

— Это вы там в своей конторе только преступников в погонах видите, а я, между прочим, распорядился отдельно Устинова посадить, чтобы не достал его никто. И, зная инертность системы — лично пошел проконтролировать. ЛИЧНО — вам это понятно? И успел, предотвратил преступление, рассадил их по камерам. Так и знал, что Нестерович меня лишь прощупал, а конкретику обычному зэку заказал.

— И кому?

— Да есть там урод один, его Нестерович же и ведет по наркоте.

— Фамилия?

— Игнатович. Он, кстати, тоже из петушков, как и Устинов, но из действующих.

— И что говорит этот Игнатович?

— А что говорит? То и говорит, что якобы убивать никого не собирался. Хотел лишь шкурку немного попортить, припугнуть, так сказать, чтобы к его мальчикам не при-ставал.

— В смысле?

— В прямом смысле. Они же оба петухи, только один поневоле, а другой по при-званию. Вот и приревновал он, якобы Устинова, к своему парню. Бред, конечно, но такие вот объяснения.

— А в камере что говорят?

— Ничего не говорят. Хоть и уважают Устинова по-своему, но кто же полезет в пе-тушиные разборки?

— Кошмар какой-то… ладно, Алексей Васильевич, подписывай объяснение и давай сюда этого, Игнатовича. Хотя — стоп, ты еще что-то говорил про Гончара и Белого.

— Одно с другим не связано, товарищ полковник. Хотя, лично меня сейчас больше Соленый беспокоит. То, что он на малолетке еще опущенный и на взрослой зоне в При-балтике петухом был — один я здесь знал и никто более. В Сибирь очень давно приехал, вором стал. И по моим оперативным данным Гончар с Белым тоже сейчас об этом знают. Кто-то сообщил им об этом, не далее, как вчера, полагаю. Вот и не знаю, что делать, вы представляете, что сейчас будет?

— А что будет?

— Ну да, ну да, что будет… Ничего хорошего не будет. Соленый или сам должен себе кишки выпустить, или… сами понимаете, что или. И как это на режиме отразится. Я доложил уже начальнику СИЗО, весь личный состав переведен на усиленный вариант несения службы. Вот, хотел идти сейчас и лично перевести Соленого в обычную одиночку, а дальше отправим его в зону, пусть там на параше греется. Придется одного перевозить… да и в зоне его все равно зарежут и он это знает.

— А он что сейчас не в обычной камере сидит?

Лобановский хмыкнул.

— То вы не знаете, как воры сидят…

— Сами же эту благодать развели, — откровенно съязвил Токарев.

Лобановский ничего не ответил.