1

Однажды ранним осенним утром я повздорил со своей единственной, горячо любимой девушкой. Я обыкновенно просыпаюсь очень рано, медитирую и пью в одиночестве чай на кухне и анализирую вчерашний день, ставлю ему оценки по пятибалльной системе. Если день был на двойку — то думаю, как исправить оценку. И надо же случиться такому! О! Нет! Ужас! Я рассыпал чайную заварку, потом бегло и рассеянно вытер стол ладошкой. Но несколько чаинок позорным вызовом и постыдным свидетельством моей неряшливости, хамства, неуважения, плебейства остались лежать на столе. Через пару часов проснулась моя любимая, умылась и стала готовить завтрак. Я любовался ею. Женщина, шуршащая на кухне, стоящая задом к тебе в беленьких трусиках — эта картина, достойная кисти Буанаротти, Малевича, Марка Ротко!

— Я не уборщица убирать за тобой, — сказала вдруг резким голосом моя крошка, хмуро вытирая стол тряпкой. Небо за окном заволокло тучами. Каркнула встревоженно ворона. Завыла автомобильная сирена. Пролетел над крышей сверхзвуковой истребитель СУ-27. Грохнула петарда. Взвыла шутиха. Перднула за стеной старушка, соседка Амалия.

— Вот я бы просто вытер стол без комментариев, — резонно заметил я. — Стоит ли такая мелочь, как чаинка на столе, замечания? Ведь только что, минуту назад, у меня было прекрасное настроение!

— Если бы ты вытер за собой, я бы не сделала замечания.

— Я вообще-то и полы мою, и пылесосю квартиру! И не бурчу: напылила тут. Я что — уборщик — за тобой пыль убирать? Я просто убираю. С радостью. Потому что это наш дом!

Слово за слово, костер распри разгорался на наших глазах. Мы с каким-то необъяснимым упорством подбрасывали в этот костер сухие палки упреков и нелепых доводов своей псевдоправоты. В конце концов я в сердцах оделся и отправился сначала в бар, потом, уже бухой, в бордель, куда я имел обыкновение время от времени заглядывать, в минуты отчаяния и сексуальной абстиненции.

Возвращаясь домой, я поймал себя на мысли, что меня беспокоит вопиющий факт, что проституция в России набирает обороты. Неутомимые труженицы чресел, лон и лядвей из российской глубинки заполоняют юридическое пространство страны. Время от времени по телевидению демонстрируются героические репортажи о разгроме милицией очередного притончика или разгона уличной торгово-закупочной точки разврата. А на следующий день девчата вновь и вновь выходят на трудовую вахту. Это явление по-настоящему взволновало меня, неуемного борца за нравственность, пребывающего в перманентной тревоге за Россию в целом. Неужели с этим нельзя покончить? Но попробовать надо, решил я.

Редактор Сунгоркин стремительно шел по коридору прямо мне навстречу. На ловца и зверь бежит. Я расплылся в улыбке, располагающей к неторопливой, душевной беседе. Он на бегу пожал мне протянутую руку, словно бегун эстафетную палочку.

— Я тороплюсь. Иду обедать. Давай, что там у тебя.

Я семенил за ним, на ходу излагая не то идею, не то — просьбу, не то — мольбу…

— Я бы хотел организовать бордель…

— Интересно. Увлекательное дело. Где? — одобрил Сунгоркин, не сбавляя скорости. — Надеюсь, не в редакции?

— В Иваново.

— Хороший выбор. Там много девушек…

Он вихрем ворвался в трапезную «Комсомолки», пронесся кометой с семенящим за ним хвостом, мимо вкушавших пищу сотрудников и, скрывшись за дверью ВИП-зала, сел за стол, предусмотрительно уставленный для него чудесными яствами: супом, макаронами, свиной отбивной и компотом.

— Естественно, для этого потребуются средства. Бордель без средств не создашь… — продолжал я, стоя рядом со столом. Сунгоркин уже торопливо хлебал ложкой щи, солянку, уху, борщ или суп из черепахи, я, по рассеянности, не определил.

— Где ты такие кеды достал? — спросил он, на секунду прерывая стремительный прием вареных пищевых продуктов, с удивлением и с завистью чеботаря изучая мою незамысловатую обувь. — Я думал, что их уже не выпускают. У меня такие в восьмом классе были.

— Это Ральф Лаурен, — ответил я. — Ну, так, Владимир Николаевич, как же с борделем?

— Нормально. Создавай! Ты только с юристами нашими проконсультируйся, чтобы тебя не посадили, и если это в рамках закона, то — вперед! Я так понял, что ты только легко обозначишь свою деятельность сутенера. Иначе дело уголовное. Вовлечение… Будь осторожен.

— А средства на организацию борделя?

— Пиши записку. Но будь рачителен. И не забудь видеосюжет сделать для Интернета.

Я написал записку: «Главному редактору. Прошу выделить мне средства в такой-то сумме для организации борделя в городе Иваново (городе невест). Средства необходимы для оплаты апартаментов, скромного питания, для рекламы и объявлений о приеме на работу в бордель и на представительские расходы».

В переводе на наш, человеческий язык это означало: «на бухло и на блядей». Нормальный человек, наш читатель, прочитав такую служебную записку, немало бы удивился широте диапазона деятельности «Комсомолки».

 

2

Мы поехали на задание с фотокором Олегом. Он совсем недавно пришел в «Комсомолку» из региональной редакции «КП». Был он счастливо женат, добр, чист и полон честолюбивых планов. Он буквально рвался в бой.

Город Иваново с виду строг, суров, но чист. На лицах прохожих нет следов разнузданного порока. Огромный угрожающий монумент легендарного наркома Михаила Фрунзе возвышается над кустистым центральным парком. Глаза его, как у Зевса, мечут молнии, а ручища революционера тянется к маузеру, словно желая покарать врагов нравственности.

Сняли мы с Олегом по объявлению аккуратную двухкомнатную квартиру неподалеку от площади Ленина за 2 тысячи в сутки. Хозяин апартаментов, худенький паренек двадцати лет, даже не спросил документов, торопливо спрятал гонорар и исчез из нашей жизни, совершенно не тревожась за судьбу мебели, ковров, кухонного серебра и телевизора (два). Видимо, мы создавали впечатление слишком честных и справедливых людей.

Я дал объявление в ивановские газеты о том, что московская фирма «Этуаль» (слово мне это понравилось, такое эротичное) приглашает стройных девушек на VIP-работу в сфере досуга в Москве» и стал ждать сонма звонков.

 

3

В субботу с утра и до обеда телефон разрывало.

Некоторые девчата, узнав, что ВИП-работа связана с оказанием сексуальных услуг, возмущались и разочаровывались в идеалах добра и справедливости. Другие же — наоборот: живо интересовались деталями, местом будущего проживания, социальным пакетом, предстоящими доходами. Я составил список желающих прийти на кастинг и назначал время из расчета, чтобы на каждую девушку приходился хотя бы час. Я решил, что собеседование буду проводить на кухне, а тест-драйв в спальне.

Поэтому мы с Олегом установили потайную видеокамеру на кухне, завалив ее кухонными полотенцами. Договорились, что пока я буду встречать кандидатку в коридоре, Олег включит камеру и уйдет в комнату. А когда я уведу ее в спальню, он выключит камеру.

К вечеру наша квартира превратилась в веселый такой избирательный политический штаб с налетом легкой эротики. К нам в квартиру стали поступать девчата, чающие заработать немного валюты своими чреслами с представителями власти. Были они разные по цвету, размеру и темпераменту. Хряпнув стакан «Мартини» и закурив предложенную сигарету, они пускались в откровения, не торопились покидать наш очаровательный сераль, ломая нам график работы. Правда, фотографироваться на портфолио большинство почему-то отказывались, ссылаясь на секретный характер своей работы. После собеседования, некоторые претендентки, представляющие для меня известный интерес, уходили в душ, а потом, ко мне, в опочивальню.

«До чего же прекрасно работать в “Комсомолке”», — думал я, провожая очередную претендентку.

 

4

Наши соискательницы сексуального труда были разные по форме, но одинаковые по содержанию. Почти все они были из глубинки (ивановских не было вообще. Они все трудились в Москве), из неполных и неблагополучных семей. Все уже вкусили в разной мере радости сексуального найма (рабством его язык не поворачивается назвать. Никто их насильно там не держит.) Работой довольны, а зарплатой не очень. Причиной, толкнувшей их к регулярным занятиям проституцией, называют, как правило, недостаток денег. Заметьте, не их отсутствие, а всего лишь — недостаток. А кому их достает? Абрамовичу? У него, мы убеждены, их тоже недостаток, но он же нашел себе более целомудренное занятие. К переезду в Москву девушки относятся с настороженностью. Уж больно пугает Белокаменная криминальными сводками.

Танечка из Ряжска, двадцатилетняя белокурая, пышногрудая красавица, в иные дни зарабатывает две-три тысячи рублей. А раньше она почти полгода, по глупости, отдавалась только нелегкому труду швеи, и зарабатывала до 10 тысяч в месяц (когда «камуфляжку» шила). Стоимость ее услуг — 1600 рублей в час (у других — 1000–1200). Из них половину она отдает хозяйке картеля. (Средняя нагрузка девушки хороших форм — 4–5 клиента в день.) Иной месяц выходит до тридцати тысяч рублей, поскольку клиенты бывают непостоянно. Но хотелось большего.

 

5

Дела поначалу шли хорошо. Я «собеседовал» девушек, добросовестно заносил их данные в ноутбук. Я проводил поверхностный осмотр тел и, как бравый военком, удовлетворенно ставил в анкету резолюцию: «Годна».

Однако вскоре нагрянули «братки», и нам пришлось спешно ретироваться. Хорошо, что не избили и не отняли аппаратуру.

В автобусе Олег сидел рядом со мной мрачный, нахохлившись, смотрел в окно и молчал.

— Ты чего — перепугался? — спросил я (хотя и сам здорово перепугался).

— Не в этом дело, — мрачно и где-то даже злобно буркнул он.

— А в чем? — забеспокоился я.

— Ты вроде бы говорил, что любишь свою девушку? Что вы вроде бы даже жениться собираетесь?

— Да, — ответил я, — и это правда.

— А почему же ты так? С этими…

Такого поворота я не ожидал. Парень был слегка ошарашен сексуальной натуралистичной составляющей нашей командировки и моей самоотверженностью в сборе материала. Я трудился, не жалея гормональных сил, как Стаханов!

— Это — работа, Олег, — ответил я с нотками искреннего дидактизма. — И ради работы я должен был пройти через этот ад. Чтобы все было по-честному, как в жизни… А в жизни все селекционеры сначала проводят ходовые испытания с кандидатками!

— Да уж, — усмехнулся горько Олег.