Глава 1

ГОСТИНИЦА «АНГЕЛ»

Гарри Морган не мог припомнить другого такого ясного и погожего майского вечера. Словно клубы дыма на поле сражения виднелись кроны нежно-зеленых деревьев. Они открыто возвышались над пыльными красными, коричневыми и черными крышами, которые выглядывали из-за линии серых земляных валов, защищающих центр города Бристоль. Над двумя мощными башнями-близнецами, прикрывавшими Фром Гейт — основные ворота города, — все еще кружились и галдели какие-то птицы. Смеркалось, и в этот час только самые высокие из городских укреплений еще были позолочены светом солнца, медленно погружающегося в красноватые воды реки Эйвон.

Он все еще не мог избавиться от тяжелого чувства, вызванного видом длинной, покрытой пылью колонны всадников, направлявшейся, судя по всему, в Бристоль, которую он обогнал по дороге. Там был по меньшей мере целый эскадрон мрачных, суровых парламентских драгун в блестящих стальных шлемах и латах.

Крепкие загорелые пальцы Моргана судорожно сжали поводья. Каким идиотом нужно быть, чтобы не догадаться, что в это время кромвелевский гарнизон в Бристоле будет менять караул на городских воротах!

Из-под прямых темных бровей юный, загорелый до черноты всадник метнул полный ненависти взгляд на отряд охраны у ворот — аркебузиров и алебардщиков «Новой армии» Оливера Кромвеля . Эти пехотинцы выглядели и сражались не хуже старых ветеранов, прозванных «железнобокими» .

Поскольку остановка обязательно привлекла бы к нему внимание, Морган снова тронул поводья коренастой лошадки, на которой он проделал такой длинный путь на юг от Глеморганшира, и медленно двинулся вперед, уткнувшись взглядом в черную взлохмаченную шею лошади.

Непроизвольно левая нога всадника напряглась при соприкосновении с краем седла, где был спрятан список рекрутов; если только «железнобокие» найдут эту бумагу, то не пройдет много времени, как в светлых зеленых долинах графств Глеморган и Монмут появятся новые могилы, а от многих ферм останутся только дымящиеся руины.

Он повернулся и бросил взгляд на горстку путников, которые ждали разрешения войти.

Морган увидел, что его товарищами оказались старьевщик с тощей хромой собакой, морщинистая крестьянка, согнувшаяся под бременем корзины с овощами, и полдюжины бродяг, которые вовсю таращились на сбившихся в кучку ярко раскрашенных шлюх.

К этому моменту Морган, к своему величайшему сожалению, убедился в том, что он — единственный всадник среди всех путников, поэтому на него, конечно, будет обращено особенно пристальное внимание. Сержант у ворот внимательно наблюдал за медленным приближением лошади Моргана, его серые глаза сузились. Он только что встал на пост, и ему было страшно любопытно, что из себя представляет этот широкоплечий молодой парень с не лишенными привлекательности чертами лица и темно-каштановыми волосами до плеч. Гм-м-м. Сержант пожал плечами. Такая длина волос говорит о том, что он скорее всего роялист .

Кромвелевский сержант снова, еще внимательнее, осмотрел незнакомца и отметил тяжелые, прямые брови и большой рот. А еще он взял на заметку прямой взгляд поблескивающих, широко расставленных глаз, квадратный подбородок и мощную шею, которая, вероятно, с годами станет еще крепче.

Взгляд сержанта переместился на короткий меч с тяжелым лезвием, прикрепленный к седлу возле левого колена путника. Повелительным жестом он поманил к себе всадника и принялся изучать содержимое пары пропыленных и покрытых дождевыми пятнами дорожных сумок, перекинутых через седло. Сержант перерыл все вдоль и поперек и только потом угрюмо буркнул: «Проваливай».

Гарри Морган потихоньку вздохнул с облегчением, когда копыта его лошади зацокали сначала по темному проходу под воротами Фром Гейт, а потом по освещенной закатным светом улице. Гарри Морган не был настолько хорошо знаком с Бристолем, поэтому он осторожно лавировал среди узких, вымощенных булыжником проулков, которые простирались перед ним. Он ошибался, или действительно в воздухе чувствовалось какое-то напряжение? Конечно, с момента его отъезда прошло почти три недели, и здесь кое-что изменилось.

Морган остановил коня и дал ему напиться в общественном колодце на улице Тандерболт, а сам принялся отряхивать дорожную пыль с кожаной куртки. В этот момент к нему подошел уличный торговец с красным носом и хитрым взглядом.

— На редкость хороший вечер, ваша честь, — протянул он и, бросив по сторонам беглый взгляд, сунул ему кипу плохо отпечатанных листков. — Вот славные вирши, ваша честь, остренькие, крепче всего, что вы читали раньше. Полпенни штука, сэр.

Разносчик быстро огляделся и снова завел:

— Уверен, что вы оцените вот это, ваша честь. Это новейшая сатира, написана самой миссис Мэтьюз.

Незаметно для постороннего взгляда Гарри Морган вначале напрягся, а потом, задушив клокотавший в горле смех, вытащил монетку.

Разносчик нагнулся, вынул замасленный листок бумаги и понизил голос:

— Если, по чистой случайности, вы остановитесь в таверне «Роза», сэр, завтра, около восьми вечера, то я приготовлю для вас самые скандальные новости из Лондона, лучшее, что когда-либо производил на свет мистер Валентайн.

Похоже, заговор набирает силу? Проклятье, он должен, должен как можно больше знать о предстоящих событиях! Быть на задворках, играть такую маленькую роль в таком великом событии — для неистовой валлийской гордости Моргана это было просто непереносимо.

Ощутив все нарастающее чувство голода, Гарри свернул в очень узкий и темный, вымощенный булыжником переулок, воняющий конюшней, сточной канавой и кухней. Он улыбнулся. В конце этого оживленного проулка находился трактир «Ангел» — и Анни. Всегда задумчивая и серьезная, она, наверное, ждала, нежная и терпеливая.

На потрескавшихся от солнца губах появилась широкая ухмылка. И в его распоряжении всегда была Кларисса, если только она не уехала в деревню навестить родственников. Холера ее возьми, он никак не мог забыть прелесть ее золотисто-белокурых волос и розовую свежесть щек.

Еще одна мысль поддерживала его на протяжении последних изматывающих миль от Монмута — что он найдет в «Ангеле» чистую одежду.

Морган заставил коня идти быстрее. Нечего раздумывать, если каждую секунду может открыться окно и с криком «Берегись, бросаю!» на грязные, скользкие булыжники мостовой вывалят корзину мусора или помоев.

Когда он думал об Анни Пруэтт, то чувство напряженности покидало его. Еще через несколько минут он скорее всего увидит ее, увидит, как она возится на кухне или помогает матери обслуживать постояльцев, которых становилось все больше в их уютной гостинице.

Перед мысленным взором Гарри предстала Анни Пруэтт. Как большинство уроженцев запада Англии она не была высокой, а ее мягкие темные волосы всегда собирались в узел у основания шеи; но как привлекательны были ее слегка вздернутый носик, серо-зеленые глаза и мелкие, но оживленные черты лица. Хей-хо! Да, хорошенькой девочкой была дочка миссис Пруэтт, и как раз в самом расцвете. Черт! Ее груди, казалось, были задуманы самой природой для того, чтобы их так уютно обнимали мужские руки.

Интересно, трехнедельная разлука смягчила ее сопротивление? Гарри решил, что в этом не может быть ни малейшего сомнения. Странная она, эта Анни Пруэтт, — не часто встретишь дочку хозяйки гостиницы, которая не просто вопит «Нет!», но и думает точно так же.

Юный Морган, хотя его и раздражало упорное несогласие Анни, все-таки достаточно точно угадал причину, по которой она все еще не вышла замуж. Хотя вокруг кухонной двери «Ангела» всегда толпами увивались мускулистые и предприимчивые кожевенники, ковроделы и судовые мастера, всем им Анни дала от ворот поворот. Казалось, что она метит гораздо выше. Бедняжка, она считает, что уже нашла достойного кандидата — но свадебной фаты она не получит.

Морган выехал из тени, которую давали старые дома, так нависшие над улицей, что их крыши почти сомкнулись. Он оказался на квадратной площади, где уже собирались темно-фиолетовые тени. Радуясь тому, что наконец-то кончилось долгое зимнее заточение, толпы оборванных детишек визжали и шумно копошились на открытом пространстве.

Несмотря на упорно не покидавшее Моргана ощущение какой-то тяжести на душе, Бристоль выглядел совершенно безмятежно; повсюду нежная, только что появившаяся листва рисовала изящные узоры на фоне сгущавшихся сумерек. Конь время от времени настороженно поводил ушами при виде многочисленных тощих котов, которые шныряли по улицам в поисках лакомых кусочков в свежих помоях, стекавших по узенькой канавке, проложенной более или менее посередине улицы Редклифф.

Высвободив ноги из стремян, Гарри Морган расслабился и потянулся. Вот удача, что в его распоряжении еще оставалась и светловолосая, белолицая Кларисса Мизей. Он улыбнулся надвигающейся тьме; если выбирать из двух, то ему больше нравился веселый характер Анни и ее здравый смысл, кроме того, не было ни малейшего сомнения, что Анни влюбилась в него по уши.

Вдали блеснула белая вывеска «Ангела», залитая светом из двух аккуратно покрашенных и задрапированных занавесками окон. На вывеске был изображен пухлый херувим, снабженный парой светло-голубых крыльев и золотым горном, в который он трубил, раздувая щеки.

«Чума возьми эту пыль; если ты весь в грязи, как собака то проявить себя галантным кавалером можно только с помощью серенады!» — подумал Морган.

Всадник откинул назад голову, и на площади мягко зазвучал его густой баритон, отдававшийся эхом по всей улице Редклифф:

При звуках чистого и глубокого голоса Моргана прохожие стали останавливаться, а некоторые окна со скрипом приоткрылись. Услышав «Военную песнь Глеморганшира», Анни тут же выскочит на улицу. В этот момент ему пришло в голову, что вряд ли разумно так привлекать к себе внимание, но он отбросил сомнения и начал второй куплет:

Внезапно дверь «Ангела» широко распахнулась, и крепкая, но изящная фигурка Анни появилась на пороге. С развевающимся на ветру голубым фартучком, она рванулась вперед, — естественно, не в том направлении, — но потом она заметила его и отчаянно замахала руками.

— О Гарри! Гарри! — Она бросилась прямо к нему и схватила его за руку, прежде чем он успел соскочить с лошади. — Слава Богу, ты вернулся! Я… Я так за тебя боялась.

— Правда? — С счастливым смехом Морган соскочил с седла и сжал ее в объятиях.

Некоторые из прохожих захихикали, но он обернулся и послал им такой свирепый взгляд, что они немедленно заспешили прочь по своим делам.

— Значит, ты скучала без меня, моя незабудка?

Анни потупила взгляд.

— Да, Гарри. Разве ты не обещал вернуться еще три дня назад? Ах, я с прошлой среды глаз не сомкнула.

То, что она действительно беспокоилась, придало ему сознание собственной значимости.

— Да, но за эти три дня, дорогая Анни, я мечтал только о тебе.

С тихим смехом Морган передал поводья горбатому конюшему.

— Дорога из Глеморгана и Монмута была долгой и утомительной, поэтому вычисти его хорошенько, Джимми, — произнес он, отстегивая сумки.

Расслышав слова «Глеморган» и «Монмут», длинный парень в пропитанном кровью фартуке мясника бросил на вновь прибывшего подозрительный взгляд.

Серые глаза Анни сияли, и она крепко прижалась к нему.

— Я приготовила тебе комнату, Гарри, хотя мама верещала как сорока. Боже! Ты так похудел. Мне придется тебя откормить. Бедняжка, ты, наверное, проголодался, как моряк после долгого плавания?

— Да, изголодался по тебе, дорогая, — прошептал Морган, обнимая ее за талию.

Довольная Анни сжала его руку.

— Ты представить себе не можешь, как мне тебя не хватало.

Анни побежала вперед к квадрату желтого света, падавшего из двери гостиницы. Молодой Морган, тяжело передвигая ноги в сапогах с широкими отворотами, остановился на пороге и стряхнул пыль со своей круглой шляпы. Когда глаза привыкли к свету, он смело шагнул в комнату, полную запахов лука, ветчины, табака, лимона и рома.

— Ба! Да это сам юный сквайр. — Широко улыбаясь, миссис Пруэтт вытерла толстые красные руки о нижнюю юбку из голубого голландского полотна и склонила в насмешливом поклоне голову в чепце с оборками. — Добро пожаловать домой в «Ангел», мистер Морган, — сказала она. — Надеюсь, в этот раз вы удостоите меня более длительным визитом.

— Да, я буду рад задержаться здесь, миссис Пруэтт. — Понизив голос, он спросил: — Для меня были сообщения?

С лица Анни мгновенно слетела безмятежная улыбка. Когда ее мать вернулась на свое место за стойкой бара, она ответила:

— Да, сэр, есть две записки, их доставили где-то неделю назад. Одна от мистера Стивенса…

— А-а. Она здесь? — Значит, личный посланник его величества счел Гарри Моргана, эсквайра, достойным переписки? Гм. Означает ли это, что впереди его ждет важное поручение? — А другая записка?

Анни запнулась.

— Просто какая-то бумажка… мне кажется, ничего важного.

Углы губ Моргана тронула коварная усмешка.

— Правда? Откуда ты знаешь?

Анни фыркнула.

— Потому что она от женщины, которая называет себя «мисс Мизей». Ее принес черный слуга. — Анни остановилась, пристальна вглядываясь в его загорелое лицо. — Гарри, что касается этой мисс Мизей, я… — Она не закончила, повернулась и поспешно скрылась в гостиничной кухне.

 

Глава 2

ДОЧЬ МИШЕЛЯ МИЗЕЯ

— Господи, — задумалась Анни, наливая стакан пенящегося эля, — конечно, Гарри на редкость замечательный молодой джентльмен — отличная приманка для девушки, которая сможет сладить с его бурным характером, рыскающим взглядом и решительной манерой, с которой он атакует нас, бедных женщин.

Свежие пунцовые губы Анни на мгновение сжались, и она уставилась на чистую салфетку в бело-голубую клетку, которую расстелила на подносе для мистера Моргана.

— Черт его побери! Он такого плохого мнения о женских мозгах, что его не просто будет заставить выслушать меня — но он должен меня послушать, иначе не миновать ему самой высокой виселицы лорда-протектора .

Если бы молодой валлиец не отсутствовал долгих три недели, то он и сам бы знал, что почти в каждой таверне и забегаловке в Бристоле шептались по углам о том, что в Лондоне старый проныра Оливер Кромвель готовил еще более свирепые репрессии. Число парламентариев, недовольных тем, как лорд-протектор и его новая армия управляют страной, становилось все больше. Особенное неудовольствие жителей вызывала почти не ограниченная власть на местах кромвелевских чиновников Флитвуда, Дезборо и Гезльрига .

Анни уравновесила на подносе тяжелые глиняные тарелки и выскочила на двор «Ангела», чтобы сорвать цветущую яблоневую веточку и украсить ею салфетку.

Вся красная и немного запыхавшаяся, Анни внесла поднос наверх по узким и очень скользким лестницам, а потом пронесла его по короткому коридору, в который выходило множество дверей. Она услышала веселое потрескивание огня, который молодой мистер Морган развел в своей комнате.

Когда она постучала и вошла, то еще больше зарумянилась при виде его мокрых волос, с которых еще капала вода.

— Добро пожаловать, трижды добро пожаловать, детка, — улыбнулся он и принялся развязывать шнурки, которыми была стянута простая, вся в заплатках, льняная рубашка.

Побагровев до самых ушей, Анни поспешно смахнула со стола дорожный скарб и принялась расставлять тарелки с холодным мясом и пирогом с почками, горячим турнепсом и огромным стаканом эля. К удивлению Анни, он уже почти осушил до дна высокий бокал с коктейлем из рома, сахара и горячей воды, который ему пять минут назад принесла наверх мама.

— Ты просто прелесть, дорогая. — Он насмешливо поклонился в ее сторону, но в его голосе прозвучали искренние нотки.

В грубом сером корсаже и юбке, подобранной, чтобы была видна нижняя юбка в зеленую и лиловую полоску, Анни действительно выглядела очень миловидной. Широкий желтый воротник был застегнут брошью из изогнутой кости, в том месте, где у основания шеи билась нежная артерия. Материя платья превосходно обрисовывала выпуклость сзади, там, где кончался корсаж, и возвышения молодой груди.

— Клянусь, ты стала еще прекрасней, Анни. Пойди сюда. — Он протянул руки и скользнул по полированному дубовому полу, чтобы сжать в объятьях свою добычу. Его темные глаза сверкали, и он расцеловал ее, а потом так крепко прижал к себе, что она запросила пощады. — О Анни, моя маленькая голубка. Я целую вечность ждал этого момента и страдал! — Его губы коснулись нежного изгиба ее шеи, и щетина на подбородке обожгла ее щеку.

Она чуть слышно вздохнула, чувствуя, как вспыхнули ее шея и щеки.

— Гарри, ты на самом деле скучал без своей Анни, которая так привязана к тебе?

— Да! Это была настоящая пытка.

— О, моя единственная любовь! — Она обхватила руками его крепкую, мускулистую шею и, задыхаясь от странной смеси мрачных предчувствий и радости, поцеловала его.

Он снова прижал Анни к себе, так порывисто, что ее чепчик из накрахмаленного полотна упал на пол, и она даже не заметила этого в страстном порыве. Разве есть хоть одна девушка в Глочестершире, у которой был бы такой галантный и пылкий кавалер?

Почувствовав, как его пальцы шарят под ее желтым воротником и по корсету, она тихо засмеялась и выскользнула из его объятий. Любая девушка, прислуживающая за столиками в трактире, просто вынуждена овладевать искусством уворачиваться от чрезмерно ретивых поклонников.

— Как тебе не стыдно, Гарри! Ты слишком много себе позволяешь.

— К черту, девочка, — выдохнул он, его глаза гневно сузились и приобрели почти свирепое выражение, — разве так встречают любимого, который с таким трудом вернулся после выполнения опасной миссии?

— Пока что я его и так неплохо встретила, — настаивала Анни с пылающими щеками, она отступила назад и поспешно поправила широкий желтый воротник. — И нечего давить на меня. Этим ты ничего не выиграешь. — Она подняла чепчик с широкими крылышками и трясущимися руками водрузила его на законное место. Но в ее голосе зазвучали холодные и строгие нотки, когда она предупредила: — Не двигайся с места, Гарри, и я с удовольствием послушаю о твоих приключениях, пока ты будешь ужинать. Или я пойду помогать маме.

Морган на мгновение замер на месте, по-мальчишески прикусив нижнюю губу и нахмурив тяжелые брови, но потом неожиданно поднял голову и рассмеялся.

— Черт побери, дорогуша, я и не думал, что ты окажешься такой недотрогой. — Анни тоже рассмеялась над озадаченным выражением, с которым он это произнес, а потом проворно сняла салфетку и начала расставлять тарелки. Похоже, Гарри не привык, чтобы с ним так обращались, но ему это пойдет только на пользу.

Все еще поджав губы, Морган пробежался пальцами по длинному ряду застежек куртки, застегнул их и закрепил кожаными завязками.

— На этот раз пусть будет по-твоему, куколка. Да, между прочим. — Сунув ноги в низкие, подбитые серебром туфли, он быстро нагнулся к сумкам и вытащил оттуда пару удобных щипцов, довольно помятых, но зато сделанных из чистого серебра. — Лови!

— Ой, Гарри, они такие милые — такие красивые и изящные. Мне… мне они нравятся!

— Они послужат напоминанием, Анни, чтобы ты вспоминала обо мне, когда я уеду в следующий раз. Это остаток от сервиза, который принадлежал моей семье до того, как проклятые «круглоголовые» разорили нас.

Она уставилась на него, и взгляд ее серо-зеленых глаз выразил сомнение.

— Но они, наверное, очень дорогие. Тебе могут понадобиться…

Морган фыркнул и уселся на трехногую табуретку перед поцарапанным дубовым столом, на котором дожидался его ужин.

— Не беспокойся об этом. Морганы настолько обнищали, что подобная безделица их уже не спасет.

С помощью кинжала с роговой рукояткой, который он всегда носил на поясе, Морган отрезал огромный кусок пирога, засунул его в рот и усиленно заработал челюстями. Потом он наколол на острие кинжала кусок говядины и заявил с неожиданной откровенностью:

— Запомни, дорогуша, что это вовсе не значит, что Гарри Морган собирается всю жизнь оставаться нищим, никому не известным бродягой без клочка земли. Запомни хорошенько, Анни: через несколько лет вся Англия — если не весь мир — будут знать мое имя!

Пальчики Анни все еще поглаживали блестящую серебристую поверхность щипцов, но вид у нее был озабоченный.

— Но, Гарри, ты ведь еще так молод.

— Ба! Ну и что? — фыркнул он с набитым ртом. — Я еще не встречал человека моего возраста, который мог бы скакать на коне или драться лучше меня. — Его голос раскатывался по маленькой спальне как звон стали. — Нет! Если есть Бог на небе и дьявол под землей, то ты скоро услышишь о Гарри Моргане, всесильном владельце поместий и титулов! — Сильными нетерпеливыми ударами он отсек кусок от буханки хлеба. — Нет, Анни, я не сошел с ума. Именно сейчас, в это мгновение готовятся великие события.

Анни опустилась на плетеный стул и уставилась на огонь, механически разглаживая голубой хлопковый фартук, из-под которого виднелись темно-серая юбка и четыре нижних юбки.

— Не понимаю, как ты можешь быть так… так уверен. Похоже, ты просто не понимаешь, сколько опасностей поджидает тебя на пути.

— Опасности? Морганы из Лланримни всегда плевали на любую опасность. — Его челюсти, на которых упрямо пробивалась щетина, несмотря на то, что он недавно побрился, упорно перемалывали еду. — Возьми, например, моего предка, старого Тома из Лланримни; это был самый бесшабашный искатель приключений во всех Нижних землях, и удача улыбнулась ему. Или мой дядя Эдвард. До того, как ему пришлось бежать в Вестфалию, спасая свою шею от кромвелевской веревки, он был полковником кавалерии и сражался вместе с графом Кэббери во время восстания .

— А что с ними стало потом?

— Предок умер в своей постели, уже в годах, залитый славой и виски. Про дядю Эдварда никто ничего точно не знает; ходят слухи, что он живет и служит на острове Барбадос — вместе с моим двоюродным братом Бледри из Кармартена.

— Твой дядя стал богатым — и его жизнь в безопасности?

Морган потянулся было за элем, но его широкая ладонь замерла на полпути.

— Вот это вряд ли! С тех пор как Кромвель — да сгниют его вонючие кишки — узурпировал трон, дядя Эдвард стал беднее попрошайки. Скорее всего он и кузен Бледри живут вместе и рады, что у них есть крыша над головой. Может, они оба уже умерли, я ведь точно не знаю.

— Тогда им не так уж повезло…

— Разрази меня гром! — неожиданно рявкнул Гарри. — Они считают, что такая судьба лучше, чем всю жизнь очинять перья в конторе какого-нибудь разжиревшего простолюдина или служить этому лицемерному убийце, вопящему свои псалмы, Оливеру Кромвелю.

Анни побледнела и вскочила со стула.

— Замолчи, глупый! Вон то окно открыто. — Она бросила испуганный взгляд на дверь спальни. — Ты что, хочешь нас всех отправить за решетку за такие разговоры? Внизу толпа посетителей — и многие из них за парламент. Молись Богу, Гарри, чтобы тебя никто не услышал. — Почувствовав, что он сейчас снова взорвется, она торопливо закрыла его рот ладошкой. — Ради всего святого — и ради тебя самого — держи язык за зубами.

Она не успела вовремя отстраниться, и он ущипнул ее за бедро.

— Может, ты и права, моя куколка.

— Я не твоя куколка, и вообще ничья! — набросилась она на него, потирая место, за которое он ее ущипнул. Иногда Гарри просто невыносим! — И будь добр запомнить это.

Но он уже снова был спокоен и показал ей на свой подарок.

— Узнаешь рисунок, который выгравирован на ручке щипцов?

Анни немедленно простила его и взяла в руки щипцы.

— Он напоминает маленького дракона; по-моему, он похож на изображение на твоем перстне с печаткой?

— Вот именно. — Морган запил остатки жаркого и пирога с почками огромным глотком эля. — Кавалер ордена Подвязки его величества назвал бы этого дракончика «грифоном». — Он согнул мизинец, чтобы пламя свечи осветило плоскую поверхность перстня. — Видишь, у этого маленького чудища крылья подняты как будто для полета, поэтому специалисты в геральдике назвали его «взлетающий грифон». В Брекноке, Кармартене и Глеморганшире можно найти много грифонов на всевозможных гербах.

Только расправившись с последним куском пирога, Морган повернулся к турнепсу.

— Эти чертовы корни совершенно безвкусные; поэтому, Анни, дорогая, давай-ка улучшим их вкус с помощью горячей воды и превосходного барбадосского рома твоей замечательной матушки.

Анни заколебалась и произнесла, запинаясь:

— Мне… Мне бы очень хотелось, Гарри, но м-мама велела не давать тебе больше спиртного, пока… — Она вспыхнула. — В конце концов, ты задолжал нам вовсе не пустячную сумму.

Он отмахнулся от ее возражений.

— Будь так любезна и сообщи мадам Пруэтт, что завтра я оплачу все счета до последнего цента. — Заметив ее недоверчивый взгляд, он добавил: — Я встречаюсь с друзьями, которые должны мне несколько фунтов.

Анни улыбнулась. Взгляните-ка! Разве он не красавец, особенно когда сидит вот так у огня и его непокорные каштановые пряди волос падают на шею.

— Но мам все-таки велела… ах, бедняжка, дорогой мой, я попробую незаметно принести тебе немного рома.

Как только башмачки Анни застучали вниз по лестнице, он полез в карман мешковатых коричневых штанов за запиской, на которую Анни так ревниво смотрела.

Когда он расправил бумажку перед единственным оловянным подсвечником, то от его пальцев на бумаге остались жирные следы. С чего бы это дочке старого богача Мишеля Мизея писать ему записки?

«Дорогой Гарри!

Как только вернешься, пожалуйста, окажи мне честь и приходи с визитом. Только тебе могу я сообщить важные и хорошие новости, поэтому никому об этом не говори.

Спешу увидеть тебя,

Кларисса».

Морган задумчиво изучил записку и оперся на руку. Хотя он и сам не был силен в грамоте, он все-таки обратил внимание на корявый почерк Клариссы и был почти рад тому, что она сделала так много ошибок.

Внимательнее приглядевшись к записке, он заметил под ее подписью три едва заметных буквы «ц». Гм-м-м. Она меня трижды целует. Морган ухмыльнулся и легонько хлопнул себя по колену. Значит, манящая полуулыбка Клариссы и ее откровенный взгляд действительно значили именно то, на что он и надеялся.

Просто загадка, как это Мишелю Мизею, кожевеннику, исполняющему обязанности начальника таможни города Бристоля, удалось произвести на свет такое восхитительное белокурое и белокожее создание. Этот таможенник на службе у Кромвеля был настолько толстым, что напоминал скорее откормленного хряка, которому вздумалось прогуляться на задних лапах, чем человека; эффект еще больше усиливался тройным подбородком, полнейшим отсутствием шеи и красновато-серыми космами, которые падали на огромные, заплывшие жиром плечи.

Сейчас Морган уже знал, что отец Клариссы владел значительным состоянием, которое он добыл, отправляя необработанные и обработанные кожи в Данию и Швецию. Только неутоленное честолюбие могло заставить его пойти на риск, причем риск смертельный, в обмен на… что? Звание рыцаря, без всякого сомнения, и, конечно, немалое вознаграждение, которое он получит, когда Карл Стюарт благополучно воссядет на трон во дворце Уайтхолл.

Как только Морган услышал шаги Анни в коридоре, он в клочки разорвал записку Клариссы и бросился к двери с воплем:

— Слава Богу, радость моя! Я умираю от жажды.

Резкий аромат рома и лимонной кожуры разнесся по комнате, Морган отпил большой глоток и уселся перед огнем облизывая губы.

— Иди сюда, Анни, садись ко мне на колени.

— С удовольствием, а ты обещаешь вести себя хорошо? — Она сама удивилась, с какой радостью бросилась к нему.

— Не рассуждай, а иди сюда — будь хорошей девочкой.

— Нет, Гарри, и вот почему. — Она поджала розовые губки.

— О чем ты?

— Я действительно хорошая девочка и такой и останусь — пока мне не предложат хорошее имя в обмен на мою девственность. — Ну вот! Она все высказала, раз уж он не понимает по-другому.

— Ты слишком загордилась! — взорвался он. — С каких это пор прислуга в трактирах так много о себе понимает?

Неуловимо быстрым движением молодой Морган обхватил ее за талию. Анни откинулась назад так, что ее зеленая и красная нижние юбки взвились вихрем, и яростно замолотила кулачками по его лицу, но все было напрасно. Тогда она вцепилась ему в волосы.

— Оставь меня! — выдохнула она. — Я… Я позову на помощь!

— Давай! Кричи сколько влезет. Стража не станет обращать внимания на трактирные вопли.

— О, Господи, помоги мне, — простонала Анни. — О, Гарри, я же хотела как лучше.

Его стальные объятья разжались так неожиданно, что она чуть не свалилась на пол. Анни поправила юбки и словно в тумане смотрела, как он стоял возле стола, грозно нахмурив брови и зализывая длинную красную царапину на запястье.

— Ах ты, аристократ! — крикнула она. — Все вы просто дураки — гордые, слепые дурни. Знаешь, что ты теперь будешь делать?

— Что?

— Напомадишь волосы, приведешь себя в порядок и отправишься искать счастья в кровати дочери Мишеля Мизея. Отлично. Конечно, мужчины должны получить свое удовольствие, но, Гарри… — С отчаянной улыбкой на лице она закончила: — Ты бы лучше держал язык за зубами под крышей дома мистера Мизея!

Морган рассмеялся, но в его смехе не было ни следа веселья.

— Значит, ты хочешь настроить меня против отца Клариссы? Господи! Есть ли предел выдумкам ревнивой женщины? — Несмотря на обуревавшую его злость, он понизил голос. — Между прочим, Мишель Мизей один из нас, а это значит, моя бесценная маленькая девственница, что ты промахнулась со своей ревностью!

— Нет, нет! Гарри, ради Бога, послушай меня. Пожалуйста, послушай. Я говорю это не из-за ревности. — Анни забыла об осторожности и снова подошла к нему. — Весь Бристоль знает, что Мишель Мизей заработал состояние на контрабанде, и он всегда обманывал своих партнеров, когда торговал вином. — Теперь она была очень бледна. — Спроси у мамы. Она знает — она тоже торговала вином пятнадцать лет назад — она и папа, когда он был еще жив.

Если на Моргана и произвел впечатление ее порыв, то виду он не подал.

— Ба! Болтай сколько хочешь, куколка, но я не собираюсь обращать внимания на лживые слухи, которые разносят по городу торговцы. — Морган отшвырнул прочь туфли и сел, чтобы натянуть все те же поношенные сапоги, которые он с такой радостью скинул пару часов назад.

По красным щекам Анни полились слезы.

— О Гарри, к-как ты можешь быть таким жестоким? Р-разве ты не веришь, что я… я действительно люблю тебя всем сердцем?

Не глядя в ее сторону, он хмыкнул.

— Нет, и провались пропадом твоя мораль ревнивой судомойки.

Анни, тихо всхлипывая, начала собирать тарелки.

— Я не ревную, но я хочу предупредить тебя, что мистер Мизей действительно скользкий тип. Д-два года тому назад он донес на мистера К-Клиффорда, что он контрабандой провозит кожу, и это после того, как содрал с него взятку.

— Ерунда! Откуда ты выкопала эту ложь? Лорд Рочестер заявляет, что Мишель Мизей — честный человек. И потом, майор, занимающийся вооружением, и мистер Стивенс доверяют ему; и мистер Пайл тоже.

Анна покрасневшими от работы руками поправила мягкие каштановые кудри, которые падали ей на уши. Слезы капали на ее бледно-желтый воротник, оставляя на нем темные неровные полоски.

— Ради всего святого, держи язык за зубами, Гарри. Не называй никаких имен ни мне, ни кому-нибудь еще здесь в «Ангеле».

Озадаченный, он бросил на нее подозрительный взгляд.

— Ради Бога, разве ты не поклялась, и не один раз, что ты и твоя мать за короля?

— Да, — Анни мигнула и взялась за поднос, — но если ты проговоришься — мы будем отрицать это, и я, и мама. — Хотя это было глупо, но Анни не смогла удержаться от язвительного замечания: — Ты круглый дурак, если веришь хоть одному слову мистера Мизея, но ты будешь еще большим дураком, если хоть на секунду поверишь этой ухмыляющейся, размалеванной кукле с соломенными волосами, которая называет себя его дочерью.

Пристегивая короткий меч с широким лезвием, удобный, но неказистый на вид из-за потрепанных ножен из свиной кожи, Морган зло фыркнул:

— Ревность не идет тебе на пользу, цветочек. Если Кларисса лучше воспитана, чем ты, это еще не повод чернить ее в моих глазах. — К нему вернулось обычное чувство юмора, и на губах вновь появилась усмешка. — Давай остановимся на том, что, если Мишель Мизей хорош для лорда Рочестера и майора-оружейника, то и ваш покорный слуга Гарри Морган вполне может доверять ему. — Тарелки тихо зазвенели, когда он сделал в сторону маленькой печальной фигурки Анни прощальный реверанс и послал ей воздушный поцелуй. — Раз сквайр Морган из Лланримни недостаточно хорош для твоей постели, он желает тебе спокойной ночи!

Даже не подумав закрыть дверь, он пронесся по коридору навстречу голосам в общей зале. Но даже на лестнице он все еще слышал звуки тихих, приглушенных рыданий.

 

Глава 3

КЛАРИССА

— Неплохая эта последняя партия мадеры, совсем неплохая, — размышлял Мишель Мизей, причмокивая губами над рюмкой, только что поданной ему кривоногим Соломоном, его слугой.

При взгляде на миниатюрную фигурку его единственной дочери, оставшейся без матери, блеклые серые глазки кожевенника сузились. Возле высокого, закопченного камина сидела Кларисса в изящной позе и вышивала узелками в пяльцах.

Он поставил рюмку и подумал: «Жаль, что Риссе чуть-чуть не хватает мозгов — а то какой неоценимой поддержкой для своего старого папочки могла бы она стать в это сложное время. Нередко умная и привлекательная девушка может добиться большего, чем самый достойный мужчина».

Кларисса была достаточно привлекательна, слава Богу, судя по похотливым взглядам, которые на нее бросали на улицах. Никто не мог отрицать, что одной улыбки алых губ Клариссы было достаточно, чтобы свести с ума и святого, будь он даже высечен из гранита.

Потягивая подогретую мадеру, Мишель Мизей оценивающе окинул взглядом стройную фигурку Клариссы, ее крохотные ножки, вьющиеся белокурые волосы и большие небесно-голубые глаза; при наличии умелого руководителя такое сокровище принесет девушке не только богатство, но и титул, к которому она стремилась лишь немногим меньше, чем он сам.

В тысячный раз Мишель Мизей задумался над тем, действительно ли это юное создание. — плод его чресл. В конце концов, у Нанни Давенпорт были и другие «покровители» до того дня, как в припадке необъяснимой слабости он женился на этой шлюшке и немедленно пожалел об этом.

Господи, сегодня Рисса выглядела чертовски привлекательно. Золотистые волосы собраны в аккуратный пучок у основания изящной шеи. Ряд туго завитых кудрей падал на белоснежный лоб, с обеих сторон которого спускались более длинные локоны. Они были завязаны аккуратными желтыми бантиками и спускались до самых выпуклостей изящной груди, которая по благородной моде была сильно обнажена и виднелась в широком вырезе платья. Кларисса, сосредоточенно сжав яркие губы, продолжала трудиться над пяльцами, маленькая, стройная фигурка, которую еще более красили тонкие запястья и лодыжки. Может, у нее на лице слишком много пудры и помады для девушки, претендующей на девятнадцать лет, но которая на самом деле на четыре года старше? Может, ее голубое шелковое платье с оборками из настоящего мехлинского кружева на рукавах и по подолу слишком вычурное? Нужно ли было украшать помпонами ее туфельки из белого сатина с красными каблучками? Не важно. Если дела пойдут так, как он наметил, у Клариссы будет дюжина таких платьев и достаточно настоящих драгоценностей.

Кожевенник задумчиво прищурил выцветшие глазки, перевел дыхание и произнес:

— Значит, мой юный друг Морган нравится тебе?

Иголка замерла в воздухе, Кларисса подняла голову и бегло кивнула головой.

— Чуточку, но, папа, он такой храбрый.

— Черт побери, девочка! Разве я не объяснял тебе сотню раз чтобы ты не звала меня «папа»? — резко поправил ее Мизей — Даже когда мы одни, ты должна называть меня «отец». Старайся говорить как благородные.

Кларисса надула маленькие яркие губки.

— И не дуйся. А то на лице появятся морщины. — Мизей с трудом поднял свое огромное, неуклюжее тело. — Я спросил тебя — что насчет молодого Моргана?

Она улыбнулась отцу.

— Ну, он мне нравится. Я все написала так, как ты сказал, отец. — Она отложила иголку и выпрямилась.

— Ты должна быть очень любезна и очаровать этого молодого джентльмена из Глеморганшира.

— Это будет просто. Он мне действительно нравится, — лениво промолвила Кларисса, наполовину прикрыв ясные голубые, действительно красивые, окаймленные длинными ресницами глаза. — Могу поклясться, отец, что Гарри Морган — самый видный из всех знакомых молодых людей. Да! В его широко расставленных серых глазах, самоуверенном взгляде и независимой походке есть что-то неотразимое.

Мизей немного удивленно взглянул на дочь и поднял руку.

— Ты, похоже, без ума от этого отпрыска благородной семьи, но избавь меня хотя бы от твоих выдумок.

— Выдумок? Как тебе не стыдно, папа. Когда Гарри уехал, он снился мне почти каждую ночь.

— Вздор! — фыркнул кожевенник и бросил на дочь острый, пронзительный взгляд. — Полагаю, ты будешь рада выйти за него замуж — или за кого-нибудь вроде него?

Кларисса просияла.

— Конечно. Гарри такой храбрый и… и вежливый. Он… он…

— Да, я знаю, знаю. Он родом из старой валлийской семьи йоменов , — Произнес Мизей. — Его отец — Роберт Морган, эсквайр из Лланримни, он настолько знатен, что имеет право носить кольцо с печаткой. — Он остановился, чтобы раскурить коротенькую глиняную трубку. — Все это важно; все это нужно учесть. Как только король вернется, то я готов отдать руку на отсечение, что Морганы получат собственность и высокое общественное положение. Они все до одного горячие роялисты и много пострадали от этого.

На мучнисто-сером, похожем на пудинг, лице Мизея застыло малопривлекательное выражение.

— Ты, конечно, понимаешь, Рисса, кем люди вроде молодого Моргана считают кожевенника и его дочь? Мелкими сошками. Если ты хочешь завоевать этого юного красавчика джентльмена, тебе надо действовать тонко и осторожно. Во-первых, — Мизей поднял похожий на сосиску палец, — ты должна знать, что он участвует в… ну, в попытке восстановить монархию.

Кларисса радостно улыбнулась и захлопала в ладоши.

— Ой, как романтично! Дорогой король Карл! Как здорово будет, когда нами снова будет править король.

— Ба! Ты ведь не помнишь, как это было. Кроме того, Карл Стюарт еще не воссел на своем троне — и это будет не скоро. — Мизей громко рыгнул, потому что поторопился проглотить свое вино. — А теперь слушай хорошенько: восстановление королей на троне — это опасное дело, поэтому, цыпочка, я хотел бы, чтобы ты вытащила из твоего друга Гарри все, что сможешь.

Он понизил голос и взглянул в кукольное личико своей прелестной дочери.

— Информация сейчас ценится на вес золота и бриллиантов, поэтому ты не должна останавливаться ни перед чем — ни перед чем, понимаешь? — чтобы заставить его говорить. И ради Бога, не строй из себя скромницу! Я готов поклясться, что ты забавлялась в постели по крайней мере с тремя парнями, которых я могу назвать по именам.

— Папа! — Щеки Клариссы вспыхнули.

— Спокойно. Я не сержусь на тебя за отсутствие такой непрочной и никчемной вещи, как девственность, — чем девушка лучше, тем скорее она ее теряет. — Слегка ухмыляясь, он расстегнул блестящие серебряные пуговицы на очень длинном сюртуке в черную и красную полоску. — Хватит об этом. Делай, как я скажу, Рисса, и ты так приберешь к рукам Моргана и все его делишки, что он никогда в жизни не посмеет отказаться от свадьбы.

Он внимательно следил за выражением лица дочери, надеясь разглядеть хоть малейший намек на то, что она поняла и его невысказанные желания. Нет. Ей не хватало глубины мысли. Ее голубые глаза смотрели мечтательно и безмятежно.

— Самое главное, — подчеркнул Мизей, — узнай о его друзьях и связях. Попытайся расспросить где он был и кого видел в свою последнюю поездку. Мои кошелек в твоем распоряжении — как я понимаю он очень любит ликеры. Когда Гарри появится, позови Соломона, чтобы он приготовил любой напиток, какой тот захочет.

Грациозным движением девушка нагнулась, перевязала подвязку из белой фланели и разгладила красные шелковые чулки.

— Папа, ты правда считаешь, что Гарри на мне женится?

— Конечно. Но давай сначала убедимся, что он тебе подходит. Теперь ты понимаешь, почему я хочу обо всем знать? — Сопя и переваливаясь, он подошел, чтобы потрепать дочку по сияющей головке. — Всегда прислушивайся к моему мнению, Рисса, и скоро на твоем платочке появится герб. Я всегда забочусь о твоих интересах.

— Но, папа, а если Гарри обнаружит, что я не… — Кларисса нерешительно хихикнула, — ну, не совсем невинна?

Мизей снова улыбнулся своей застывшей улыбкой.

— Могу тебе поручиться, что это открытие его не расстроит. Нужно только убедить его, что он — первый, кому ты отдала свое сердце. Понятно?

Губы Клариссы приоткрылись в медленной улыбке, и стали видны ровные, мелкие зубы. Она остановила на отце взгляд действительно прелестных голубых глаз.

— О папа, как ты думаешь, когда появится Гарри?

Мизей послюнявил палец и безрезультатно попытался стереть с рубашки пятно от соуса.

— Скорее всего, сегодня. Он возвращается в город и найдет твою записку. Помни, что в наших… э… в твоих интересах выведать у него, что он собирается делать и кого видел. А теперь, Бога ради, иди и соскреби со щек эту краску. Моя дочь не должна походить на дорогую лондонскую шлюху.

Едва девушка убежала наверх, как по пустынной улице Болдвин раздался звук тяжелых шагов и громкий голос запел:

Быстро и легко вскочив на ноги, как это умеют делать многие толстые мужчины, Мизей поспешно бросился к окну, приоткрыл его и высунулся наружу. Вздохнул, а потом быстро собрал бумаги, над которыми трудился.

— Соломон! — позвал он. — Пошевеливай своей черной задницей и разожги огонь в моем кабинете.

Тяжело закашлявшись, негр заковылял прочь.

Мизей крикнул навстречу торопливому шуршанию нижних юбок:

— Рисса, ты скажешь мистеру Моргану, что меня нет дома, понятно?

— Да, па… э… отец.

— Ты проведешь его в кабинет. Там удобно и… э… атмосфера интимная.

— О да, сэр, я сейчас же его туда проведу. — Кларисса порхнула прочь, потому что застучал дверной молоток.

Сопровождаемый одетым в желтое дворецким семьи Мизей, Гарри Морган вошел в большой и с претензией обставленный дом и остановился в коридоре, разглядывая богатую отделку, прекрасные фламандские ковры и начищенные до блеска медные подсвечники. Он принюхался. Что это? В воздухе чувствовался едва заметный резковатый запах. Он узнал в нем слабый запах хорошо выделанной кожи. Гм. Похоже, Мишель Мизей, как и большинство кожевенников, лучшие кожи хранит в чулане на задворках своего дома.

Кларисса сбежала вниз по лестнице и бросилась к нему с радостной улыбкой, взмахивая длинными ресницами. Голубая юбка развевалась на бегу. Она протянула ему маленькие белые ручки, пахнущие очень дорогими французскими духами.

— О Гарри! Как замечательно, что ты благополучно вернулся домой.

К одиннадцати вечера угли в камине уже потухли и лишь иногда вспыхивали в темноте оранжевыми язычками пламени, которое на какое-то мгновение освещало уютный сумрак отделанного ореховыми панелями кабинета мистера Мизея.

Сидя рядом и держась за руки, Кларисса и ее гость удобно расположились на широкой красной кожаной кушетке. Они смотрели на постепенно гаснущие огоньки углей. Млея от крепких и импульсивных объятий Гарри Моргана, Кларисса утомленно улыбнулась и поправила выбившуюся из прически кудряшку.

— А ты не преувеличиваешь, когда говоришь, что майор так ценит твое мнение? В конце концов, Гарри, дорогой, тебе ведь не так много лет.

— Я не мальчишка! Мне уже двадцать один, — фыркнул Морган. — И я покажу Стивенсу, майору и заносчивому длинноносому ублюдку лорду Рочестеру, что когда придет время, я смогу командовать не меньше чем эскадроном.

— Я абсолютно уверена в тебе, — прошептала она и еще ближе придвинулась к нему. — А когда, по-твоему, у тебя будет такая возможность? Скоро?

Он смотрел на огонь.

— Может, уже через несколько дней. Ах, Рисса, сторонникам короля нужна сильная кавалерия. Полковник Нортон выиграл сражение при Сент-Фагане в пятьдесят первом только благодаря кавалерии. Кавалерия — это благородное занятие! Слава Богу, проклятые «круглоголовые» редко разбираются в том, как ее организовать. Будь я проклят, если останусь просто корнетом.

Морган резко выпрямился, его силуэт четко вырисовывался на фоне мраморного камина мистера Мизея.

— Да. На службе королю я обрету власть. Я разбогатею, у меня будут обширные поместья и титул. И запомни, моим друзьям я прощаю почти все, а врагам — ничего!

Кларисса неслышно дотронулась до его руки.

— Если ты станешь богатым, Гарри, ты подаришь мне украшения? Золото? Шелка лучше, чем эти?

По ее ушам резанул его жесткий смех.

— Черт побери! Да ты сможешь носить платья из чистого золота. В этот раз мы не должны проиграть. — Он медленно потер руки. — Рочестер просто обязан меня послушать.

— Он обязательно так и сделает. — Кларисса вздохнула и прошептала ему в самое ухо: — Какой ты умный для твоих лет. И так мудро рассуждаешь.

— Ты и правда так думаешь? — Он снова выглядел как мальчишка и казался намного младше дочери Мишеля Мизея.

— Я говорю от всего сердца!

В кабинете было так жарко, что ее близость, ее прелесть в сочетании с запахом французских духов кружили ему голову. По-прежнему улыбаясь, она немного отодвинулась.

— Наверное, многие из глеморганцев готовы следовать за тобой.

— Не меньше двадцати. Я завербовал их в эту поездку; многие могут сами захотеть присоединиться к нам — партия короля становится все сильнее в южном Уэльсе. Но на двадцать крепких парней я точно могу рассчитывать — все молодые, горячие и преданные. Ты можешь положиться на нас, крошка, — он нежно дотронулся до выпуклости ее груди, — они готовы следовать за мной куда угодно.

Кларисса откинулась назад на подушки.

— Это твои родственники?

— Некоторые из них — да. — Он наклонился и, взяв рюмку с превосходным рейнским вином, посмотрел на нее в свете неожиданно яркой вспышки пламени. В глубине вина вспыхнули огоньки неописуемого пурпурного цвета. — На своих лошадях прибудут Чарльз и Фредерик Морганы, Герберт и Эван Ллойд… — Ему послышался шорох. за дверью слева от камина, и он резко оборвал свою речь.

— Это мышь за стеной, — сообщила ему Кларисса. — В чулане у папы лежат кожи, поэтому мышей очень трудно вывести.

Он внимательно прислушался, но, кроме навевающего дремоту потрескивания углей, больше не доносилось никаких звуков.

Бледные кудри Клариссы оказались совсем рядом и легли ему на плечо.

— Пожалуйста, расскажи еще, — попросила она. — Ты не представляешь, как мне интересно.

Он заколебался, но вспомнил, что мистер Мизей уже почти год участвовал в заговоре.

— Кроме трех братьев Джонсонов будут еще Эмрис Джоунс и Питер и Джон Дэви — крепкие ребята, на них можно положиться, даже если дела пойдут не так, как задумано.

— Наверное, тебе было не так просто снабдить оружием столько людей и раздобыть для них боевых лошадей?

У молодого Моргана вспыхнули щеки, и он отхлебнул огромный глоток.

— Мне? Бог с тобой, Рисса, — мне тяжело прокормить себя самого и своего коня. Сэр Вильям де Винтон из Брэкнокшира снабдил моих людей всем необходимым. Давно, в сорок девятом, сэр Вильям глубоко зарыл свое золото, но сейчас он его откопал.

— Когда тебя повысят, — мягко заметила Кларисса, — тогда ты подаришь мне янтарные четки, кольцо с жемчугом или черепаховый гребень для волос, украшенный, ну, скажем, золотом?

— Конечно, моя миленькая, жадненькая плутовка. Сразу же.

— Поклянись, что ты не забудешь своей Клариссы, когда разбогатеешь, и всегда будешь добр к ней.

Он откинулся на маленькую яркую подушку и снова поцеловал ее, а его пальцы принялись распутывать завязки на ее корсаже.

Она мгновенно отодвинулась, послав ему укоризненный, но не рассерженный взгляд.

— Нет. Оставь. Гарри, ты торопишься, слишком торопишься! В конце концов, мы всего второй раз в жизни видимся. Может, в другой раз…

— В другой раз?

— Да ты просто само нетерпение. — Она вздохнула и снова прижалась к его груди.

— Когда в другой раз?

— Боюсь, это зависит от моего настроения; а в нем я не властна. Лучше расскажи мне о землях твоей семьи. Как они содержатся при парламентском правлении?

— Очень плохо. — Одновременно возбужденный и озадаченный, Морган замолчал и поудобнее устроился на подушках, задумчиво уставившись на ряд тяжелых дубовых балок, поддерживавших низкий потолок. Постепенно им овладевало оцепенение и сонливость. После целого дня скачки просто лежать вот так вот — это уже было блаженство, ведь спина и ноги у него все еще болели от продолжительной тряски в седле.

В сгущающихся сумерках Кларисса придвинулась ближе, и он почувствовал у себя на лице прикосновение маленьких пальчиков. Но сейчас запах ее духов раздражал его, а расшитое платье казалось чересчур пышным. К черту! И почему только он не мог забыть Анни?

Ему все больше хотелось спать, и, поскольку уже нельзя было тянуть время и мистер Мизей, очевидно, мог в любой момент вернуться домой, молодой Морган поднялся, зевнул и потянулся.

— Ты не сердишься на свою маленькую Риссу? -прозвучал приторный голосок Клариссы. — В другой раз… я… ну… кто знает?

— Нет. Я не сержусь — я просто хочу спать. — К своему удивлению, он обнаружил, что здесь роль вежливого отвергнутого возлюбленного ему даже приятна. — Когда я снова тебя увижу?

— О Гарри, приходи завтра или когда сможешь, — прошептала она и бросила ему призывный взгляд через плечо. — Я часто бываю одна. Папа сейчас все время занят.

«Какая сила воли написана у него на лице, — подумала она. — Но странно, что Гарри Морган совсем не такой высокий, каким я его запомнила».

Морган потерял завязку для волос, и ему было лень искать ее, поэтому он пальцами расчесал волосы и откинул их за уши.

Потом он взял из угла свои ножны с перевязью из свиной кожи и тяжелый меч. Наконец он надел шляпу, коричневую, с широкими полями и низкой тульей, на которой красовалось изрядно потрепанное черное страусиное перо.

Когда Морган взял Клариссу за маленький подбородок и улыбнулся ей прямо в глаза, она обвила его руками вокруг шеи и пригнула к себе его голову.

— Я буду много думать о тебе, — прошептала она, — поэтому иди скорее, чтобы я могла начать мечтать уже сейчас.

— Я скоро вернусь — может быть, скорее, чем ты думаешь.

Он хихикнул, поцеловал ее маленькое ушко и вышел из кабинета. Идя вниз по лестнице, он засунул меч в ножны.

 

Глава 4

«…ЗАВТРА В БОЙ»

Громкий и неразборчивый гул голосов, подогретых крепким сидром, элем и ромом, эхом отдавался в длинной, дурно пахнущей общей зале таверны «Роза».

В маленькой комнатушке недалеко от широкой и грязной лестницы на мгновение стало тихо, потому что туда только что вошел молодой Морган в сопровождении того самого уличного торговца. В глубине души он чувствовал себя словно зеленый юнец, несмотря на свою похвальбу перед Анни и Клариссой, поэтому, прищурившись от неожиданно яркого света свечей, он изо всех сил пытался скрыть чувство охватившего его и все возраставшего возбуждения и восторга.

Твердо, решительно и по-военному, как дядя Эдвард, он поклонился лорду Рочестеру, который ответил на его вежливый поклон простым кивком головы в огромном черном парике и бросил на него угрюмый взгляд темных карих глаз; потом он приветствовал убеленного сединами, но все еще красивого старого мистера Стивенса, а потом — тощего майора-оружейника с веснушчатым лицом. Последним он кивнул, немного снисходительно, отцу Клариссы.

Как только сержант кавалерии с лицом хорька закрыл за ним дверь, Морган вновь обрел чувство собственного достоинства, а также способность смотреть на своих товарищей по заговору как на равных. Он был, по крайней мере на тринадцать лет, моложе всех присутствующих. Да, наверное, так, стоило только взглянуть на орлиные черты майора или на неуклюжего и чудовищно растолстевшего мистера Мизея, который покрывался потом и чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Из всех присутствующих только мистер Стивенс был ему хорошо знаком. Ха! Он почувствовал себя лучше при виде входящего Джеффри Йоменса, высокого парня, который, казалось, не шел, а летел на крыльях. На нем была новая кожаная куртка тускло-зеленого цвета, коричневые мешковатые штаны и темно-красный жилет. Он прибыл из Виквара, что к северу от Глочестершира.

— Приветствуем тебя, сквайр Морган. Я сражался вместе с твоим дядей Эдвардом в Польше. — Стивенс улыбнулся, а потом спросил, понизив голос: — Ты и твой проводник уверены, что за вами не следили?

— Да, сэр, — крепкие белые зубы Моргана блеснули в короткой усмешке, — хотя на улицах сегодня слишком много парламентских драгун.

Поднялся майор-оружейник; он напоминал тощего, но сильного и злого на вид орла. Несмотря на маленький рост, его сразу можно было заметить по настоящему дорогому костюму, сейчас уже изрядно поношенному. Он был одет в куртку и штаны из бледно-красного вельвета. Из соседней комнаты неслышными шагами вышел молодой офицер.

— Это лейтенант Бучер из гарнизона бристольского замка; мистер Генри Морган из Лланримни.

При желтовато-красном свете свечей Мишель Мизей наблюдал, как эти двое пожали друг другу руки. Они были, прикинул кожевенник, примерно одного возраста; Бучер, скорее всего, немного старше, чуточку выше и изящнее, но у него не было такой мощи в движениях и таких широких плечей, как у молодого валлийца, воздыхателя Клариссы.

Мизей решил, что пришло время привлечь внимание к его собственной особе.

— Я тоже заметил, что городской гарнизон сегодня больше обычного. Будем надеяться, что все мы приняли меры предосторожности, когда шли в эту таверну.

Лорд Рочестер резко поднял налившиеся кровью глаза от кипы документов, которые лежали перед ним. Его пальцы отбили раздраженную дробь по грубому, исцарапанному столу, и он зло протянул:

— Если вы так цените себя, мессир Мизей, то мы позволяем вам удалиться. Здесь не место для тех, кто робок сердцем.

Туша кожевенника заколыхалась как желе, бледные и жирные щеки вспыхнули.

— Молю вас о прощении, милорд. Вряд ли у кого-нибудь найдется больше храбрости, чем у меня, только…

— Только что? Говори же, не стесняйся!

— Только то, что, когда я вышел из дома, чтобы направиться сюда, один из моих подчиненных сообщил мне, что несколько гарнизонов в окрестностях Бристоля сегодня получили сильное подкрепление. Эта информация показалась мне важной, вот и все, милорд.

Морган кивнул.

— Да, сэр, и вчера на дороге к городу я встретил почти эскадрон кавалерии, который направлялся в Бристоль.

— Хватит! Вас напугали обычные маневры, — резко перебил его Рочестер и изо всех сил хлопнул по бумагам на столе. — Святый Боже, мистер Стивенс! Как вы позволяете, чтобы мне мешали работать перепуганная сальная бочка и выскочка-переросток, от которого несет валлийскими болотами?

Назвать Генри Моргана «валлийским выскочкой»? Выпуклые глаза Моргана вспыхнули, он подобрался и, схватившись за кинжал, стал подниматься со своего места. Мишель Мизей с одной стороны и Йомене с другой вовремя схватили его за пояс и усадили на место, но они не могли притушить яростные взгляды, которые юный валлиец бросал на элегантную фигуру в длинном завитом парике, ярко-оранжевых штанах и модной двойке зеленого цвета. С каким удовольствием Морган вцепился бы в шею этого жалкого аристократа там, где сборчатый кружевной воротник подпирал квадратный, до синевы выбритый подбородок лорда.

Поджав тонкие губы, лорд Рочестер ответил на его свирепый взгляд и еще почти целую минуту молча рассматривал его, потом пожал плечами с невыразимым презрением и отвернулся.

— Итак, оружейный мастер, давайте послушаем отчеты об их, без всякого сомнения, доблестных делах. — Насмешка была едва заметна, но все же она достигла цели. — Нам с вами, мистер Стивенс, еще надо принять множество важных решений.

Морган все еще дулся, а Йомене и Бучер смирно сидели на своих местах. Мишель Мизей уже давно привык к подобным уколам от благородных лордов, поэтому он только улыбнулся почтительной бесцветной улыбкой и приготовился внимать текущим делам.

В глубине души он чувствовал, что майор Николас, оружейник, старый солдат, не слишком-то одобрял излишнюю грубость лорда Рочестера по отношению к младшим участникам заговора. Мистер Дэвид Стивенс глубоко погрузился в чтение бумаг, которые ему предоставили Иомене, Бучер и Морган.

— Гм, — произнес он и коротко огляделся. — Гм. Вы все хорошо потрудились при наборе рекрутов, джентльмены, а вы, мистер Морган, особенно. Я и не надеялся найти такую горячую поддержку в разграбленной и разоренной глубинке.

Заговорщики сгрудились вокруг поцарапанного стола, который освещали четыре вонючие свечи из говяжьего сала, едва-едва дающие слабый оранжеватый свет. Морган заметил, что в комнате также сильно пахло немытой шерстью, пропотевшей кожей и крепким элем. Секретарь извлек из портфеля тусклой французской кожи переносную оловянную чернильницу, стальной пенал для перьев и несколько листов бумаги.

Мистер Стивенс начал говорить, одновременно зачищая ножичком острие пера.

— Милорд, похоже, что в этот раз у нас есть куда более великолепный шанс обрести удачу в деле его величества. То, что король Карл Второй объявил амнистию всем, кто восстал против его отца, за исключением действительных цареубийц, дало замечательные результаты. Еще лучше то, что старой лицемерной дружбе между Испанией и Кромвелем приходит конец. Адмирал Пенн и генерал Венейблз вышвырнули испанцев с Ямайки…

— А где это, Ямайка? — резко спросил Рочестер. — Будь я проклят, если знаю, где это.

Морган тоже был в недоумении. Стивенс объяснил:

— Ну, милорд, это остров где-то у берегов Америки, как мне кажется, но для нас важно не это. Дело в том, что война с Испанией разгорается все сильнее с каждым месяцем.

— Парламент, как я уже сказал, возражает против этого. Я просто не могу вам изобразить, как отчаянно индепенденты , которых иногда называют радикалами, презирают более скромных пресвитерианцев, а левеллеры и гранды ненавидят их всех. Таким образом, недовольство внутри парламента возрастает с каждым днем. — Мистер Стивенс выбрал и показал всем небольшой пакет с документами. — Эти письма были недавно получены из Брюгге в Нидерландах, и в них говорится, что за Ла-Маншем все готово к возвращению его величества.

Нежное кружево на запястьях лорда Рочестера блеснуло, когда он неожиданно наклонился вперед, все лицо у него напряглось, не осталось и следа былой вялой и безвольной манеры держаться.

— Послушайте хорошенько. Я привез вам крайне секретную информацию. Вот новость, которая ободрит всех ваших рекрутов и сторонников.

Морган не упустил свой шанс и резко вмешался:

— Моих людей не надо подбадривать в борьбе за своего короля.

— К черту, сэр! Вы что, не можете сидеть спокойно? -огрызнулся Рочестер.

— Если мне хочется высказать такие чувства — нет, милорд, — ясно и без стеснения ответил юный валлиец. В глазах у него запрыгали злые огоньки, когда он добавил: -Вы можете продолжать, лорд Рочестер.

— Пожалуйста, продолжайте, — поспешно вмешался мистер Стивенс. — А вы, мистер Морган, придержите язык. У нас мало времени, а вы, младшие участники, еще должны будете отчитаться.

Рочестер поколебался, пожал плечами, затем рывком одернул великолепное голландское кружево на запястьях.

— Хорошо, вы все должны знать, что в течение недели почти шесть тысяч человек восстанут…

— Вы хотите сказать, на следующей неделе? — тихо переспросил Мизей. Морган ухмыльнулся.

— Да, но, черт побери, помолчи, когда говорят избранные.

Рочестер понизил голос до хриплого шепота, и все наклонили к нему головы.

— Вам будет оказана честь, джентльмены, потому что знамя восстания впервые будет поднято здесь, в Бристоле, а потом в Глочестере!

Кровь закипела в жилах Моргана от возбуждения. Наконец-то! Наконец-то! Через неделю королевское знамя взовьется над бристольским замком, засверкает сталь, и конница понесется по улицам с кличем: «Да здравствует король!» Но что еще говорит Рочестер?

— Мистер Йомене, зачитайте ваш отчет и помните, что ваши списки должны быть точными, а подсчеты — аккуратными.

Отчет молодого северянина из Глочестершира был составлен в точной, краткой и чисто военной манере. Он набрал столько-то пеших солдат, которые соберутся около Виквара, еще столько-то в Беркли, а столько-то всадников и боевых лошадей дожидаются в Дарсли.

— Превосходно! Превосходно! — Наконец-то майор выглядел не таким сумрачным, как обычно; у него был почти довольный вид.

Следующим поднялся лейтенант Бучер и подробно описал нынешнее состояние дел и силы бристольского гарнизона; он рассказал, какие его части представляют угрозу, а какие — нет. Все это время перо мистера Стивенса летало по бумаге, а Гарри Морган слушал и запоминал. Черт побери! В сравнении с ними его собственный вклад казался просто пустячным. И почему только он был так доволен собой? Как он осмелился так пышно распускать перья перед Клариссой и Анни? В какое сравнение могли идти два десятка наполовину вооруженных всадников по сравнению с целыми отрядами вооруженных с ног до головы драгун Йоменса, которых пехота лорда-протектора боится только чуть меньше, чем самого сатану? В конце концов он отбросил прочь самокритичность и огляделся, чтобы узнать, какой эффект произвели эти замечательные сообщения на его товарищей по заговору.

Мистер Мизей, как он заметил, внимательно слушал говорящего, на его бесформенных, расплывшихся чертах застыло восхищенное выражение.

Тяжелые кудри парика лорда Рочестера взметнулись, когда он повернулся и процедил:

— А теперь уступим место нашему словоохотливому юному другу, эсквайру Моргану. По вашему поведению, сэр, я заключаю, что вы собрали по меньшей мере кавалерийский полк на дело его величества? Пожалуйста, дайте нам полный отчет.

Отчаянным усилием воли борясь со своим вспыльчивым характером, Морган слегка поклонился.

— Вы оказываете мне слишком большую честь, милорд. Тем не менее пятнадцать хорошо вооруженных всадников встретятся в Понтипридце, еще пять в Абедюре, десять в…

Внизу раздался громкий шум, эхом отдавшийся в комнате. Весь красный и чувствовавший себя на редкость неуютно, Морган собрался повысить голос, но мистер Стивенс неожиданно вздрогнул и поднял сухую желтую руку.

Со смутным тяжелым предчувствием Морган замолчал, прислушиваясь к доносившемуся шуму голосов — внизу разгорался не на шутку бурный спор. Он не отрываясь смотрел на тонкие и бледные черты изящного лица мистера Стивенса — специального доверенного агента его величества в Бристоле.

Шум, похоже, пошел на убыль, когда по лестнице застучали торопливые шаги, замерли перед дверью комнаты, в которой происходило совещание, а потом в дверь раздалось три удара, а немного погодя еще два.

— Матерь Божья! — прошептал Рочестер, с его лица мигом исчезли все краски. — Что это значит?

Одним мгновенным движением руки мистер Стивенс смахнул документы обратно в портфель, потом он извлек оттуда и поставил на взвод короткоствольный карманный пистолет. Серебристый ствол оружия холодно сверкнул в неярком свете, который отражался также от лезвий ножей, кинжалов и другого оружия. Все заговорщики молча замерли на своих местах, глядя на майора, который обнажил длинную кавалерийскую саблю и подошел к двери.

Странным голосом, совершенно без интонаций, он спросил:

— В чем дело, Питер?

— Только что прибыло срочное послание от мистера Вайлдмена, — приглушенным шепотом ответил голос. — Требуется ваше немедленное присутствие, а также мистера Стивенса и… и гостей его дома.

Морган вскочил на ноги. Вайлдмен, как ему было известно, псевдоним генерала Джорджа Монка.

— Очень хорошо. Мы сейчас идем.

— Молю о прощении, джентльмены. Пожалуйста, уделите мне всего несколько минут, — взмолился Мизей, когда мистер Стивенс поспешил к вешалкам и снял серый с алой подкладкой плащ. — Прошу вас не уходить. Чтобы накормить армию, нужны деньги. Мой отчет, сэр…

— Дьявол тебя забери вместе с твоим отчетом, — оборвал его Рочестер, его тонкие ноздри задрожали. — Представишь его завтра.

— Но, милорд, это важнейшее дело.

Пергаментно тонкие черты лица мистера Стивенса дернулись.

— Без сомнения, мистер Мизей, но наше дело не терпит отлагательств.

— Я прошу вас уделить мне пятнадцать — нет, десять коротких минут, джентльмены, — в отчаянии настаивал Мизей. — Речь идет о тысячах фунтов, которые так нужны нашему делу.

— Вы слышали, что сказал его светлость, поэтому успокойтесь, — зарычал майор. — Мы уходим.

Морган тоже поднялся и собрался забрать свой лист из пачки в центре стола. Но Дэвид Стивенс покачал головой.

— Нет, оставьте. Мистер Йомене, вы выслушаете до конца отчет эсквайра Моргана, а потом возьмете на заметку то, что хочет сообщить мистер Мизей. Позже я пришлю вам инструкции на будущее.

— Ради Всевышнего! Идем, — настаивал Рочестер. — Я жду не дождусь услышать донесение от мистера Вайлдмена. Возможно, армия ближе к восстанию, чем мы думали. Отойдите!

— Но… но, милорд, — Мизей отскочил в сторону, чтобы дать дорогу, и замахал пухлыми руками, — если вы задержитесь на минуточку, это, конечно, не окажет влияния…

— Черт! Делайте, как вам приказано! — Голос майора прорезал воздух словно лезвие меча. Морган почти физически ощущал презрение, которое испытывал старый вояка к этому похожему на желе торговцу. Но отца Клариссы нельзя было так просто выбить из колеи — качество, которое, без сомнения, помогло ему заработать свое состояние.

— Тогда, благородные сэры, не можете ли вы оказать мне честь и позволить сопровождать…

— Холера тебя забери, самовлюбленная собака! -Вышитой перчаткой зеленой кожи лорд Рочестер резко ударил кожевенника и главного сборщика таможенной пошлины по губам; потом в сопровождении майора и Стивенса он протолкнулся к двери и исчез в коридоре.

Как только дверь захлопнулась, Мизей повернулся и, потирая шрам на щеке, разразился грязными ругательствами.

— Сейчас Рочестер может пыжиться как ему угодно, но завтра эта надутая жаба увидит…

— Да ты действительно грубиян. — Бучер бросил на Мизея такой разгневанный взгляд, что тот замолчал на полуслове, а потом отер тыльной стороной руки пот, струившийся по серому лицу.

— Не очень-то приятно, когда отвергают твои усилия, которые были связаны с многими опасностями, но делать нечего. — Мизей горько усмехнулся, потом прошелся по комнате, покрывавшая пол сухая солома зашуршала у него под ногами, он уже готов был плюхнуться своим громадным телом в кресло во главе стола, но Йомене, загорелый, белокурый и надменный, занял его раньше.

Мистер Йомене вздохнул, положил свой меч на колено и изобразил на веснушчатом лице внимание.

— Если бы вы служили в армии, мистер Мизей, вы бы понимали, что подчиненным лучше всего знать не больше, чем требуется для выполнения их прямых обязанностей. Давайте продолжим.

Морган почувствовал, что ему действительно нравится этот высокий, загорелый парень; казалось, что в седле и в бою он будет чувствовать себя как дома.

Йомене произнес:

— Мистер Мизей, я полагаю, вы лучше обращаетесь с пером, чем я. Может, вы будете записывать?

Звон колокола на часах Темпл-стрит напомнил о том, что уже без четверти девять, когда мистер Мизей, все еще недовольно бурча, взял оставленное мистером Стивенсом перо и лист, который протянул ему лейтенант Бучер, и внимательно изучил документ.

— Значит, вы уверены, сэр, что эти офицеры и солдаты из городского гарнизона перейдут на нашу сторону, когда мы дадим сигнал?

— Да, — кивнул Бучер — у него все еще был недовольный вид. — Я бы доверил им свою жизнь, что я, собственно, и собираюсь сделать.

Почему Гарри Моргану вдруг пришла в голову мысль сделать вид, что ему надо выйти в укромное заведение на задворках таверны «Роза», он так никогда и не смог объяснить, но мысль эта настолько овладела им, что он тихо поднялся со скамьи и направился к двери. Трое мужчин в некотором удивлении посмотрели ему вслед.

— Куда вы направляетесь? — резко спросил Йоменс. — Мы еще не закончили.

Взявшись за щеколду, Морган выдавил смущенную гримасу.

— В уборную.

Мизей нахмурился.

— Возвращайся быстрее. Мне все меньше нравится организация этого дела, я уже готов умыть руки!

Морган намеренно не спеша прошел сквозь хорошо охраняемый общий зал. Он быстро осмотрел переполненную и задымленную комнату с низкими потолками, набитую завсегдатаями этого заведения — купцами, несколькими наемными рабочими, корабельными офицерами и солдатами на отдыхе, все пили и довольно мирно бросали кости.

Ему пришлось пройти через жаркую и прокопченную кухню, чтобы выйти на прохладный двор, на котором находились конюшни. Там у погрызенной перекладины терпеливо стояли несколько оседланных лошадей с опущенными головами. Солома и навоз толстым слоем покрывали булыжники, ведущие к ряду омерзительно воняющих уборных, предназначенных для посетителей таверны «Роза».

Краем глаза он уловил какое-то движение — не зря он столько раз в утреннем тумане выслеживал оленей, — поэтому в центре усеянного соломой двора он остановился, нагнулся и сделал вид, что поправляет завязку на шпоре. Так он смог заметить смутные тени двух солдат с пиками, которые почти сливались с тенями деревьев на выходе со двора у последней уборной.

Второй взгляд заставил его судорожно перевести дыхание, потому что теперь он был уверен, что эти полускрытые фигуры — не просто бродяги или солдаты, которые слоняются по двору в ожидании, не пройдет ли мимо какая-нибудь девчонка с кухни. Они были в полном вооружении — шлемы, пистолеты, патронташи и пики.

Есть ли другой выход со двора? Хотя, нагнувшись, было трудно что-либо разглядеть, он быстро огляделся по сторонам и заметил заваленный дровами дворик, из которого был другой выход. Нет, ради всего святого! Сердце у Моргана забилось чаще, а челюсти сжались. Там виднелись еще три пехотинца!

Выпрямившись, Морган неспешным шагом пошел дальше по усеянному лужицами двору. Значит, объявлена тревога. Но за кем охотятся? Имеет ли отношение присутствие данного кордона к внезапному уходу лорда Рочестера, майора и Стивенса? Или это один из обычных рейдов по отлову всевозможных подонков, бродяг и дезертиров? Он почувствовал, что кожа у него на затылке напряглась и похолодела.

Приблизившись к своей цели, Морган подавил охватившую его панику и попытался здраво поразмыслить над создавшимся положением, поэтому он выбрал ближайшую к аллее уборную.

Глухое позвякивание стали говорило о том, что два солдата с пиками стояли прямо за углом. У одного из них оказалась еще и аркебуза .

Чувствуя, что солдаты были уже готовы ворваться в «Розу», Гарри Морган, используя кромешную мглу, царившую в уборной, торопливо готовился к бою. Для этого он туго намотал на левую руку короткий плащ, затянул широкий пояс с оловянной пряжкой и вытащил меч из ножен.

Как только его пальцы сомкнулись на рукоятке меча и ощутили ее привычный холод, он почувствовал прилив сил и к нему вернулось самообладание. Это был отличный, надежный меч, хотя его благородные друзья и смеялись над его грубой ковкой и украшениями на рукоятке из тяжелого олова.

Морган был занят совершенно неподходящими обстоятельствам мыслями, а ведь через минуту ему придется убить другого человека или быть убитым самому. Это его немного страшило, потому что, хотя ему и приходилось участвовать в дюжине стычек, он еще ни разу не убивал другого человека.

К своему удивлению, Морган обнаружил, что в состоянии принимать жизненно важные решения и действовать в соответствии с ними. Засада, решил он, скорее всего назначена на девять. Поэтому чем скорее он начнет действовать, тем больше будет у него шансов предупредить мистера Мизея, Йоменса и Бучера, а также самому выбраться из этой заварухи.

Морган глубоко вздохнул, а потом стремительно выскочил из дверей уборной и бросился направо, за угол. То, что двое солдат немного отошли в глубь аллеи, уменьшало его шансы. У солдата с пикой оказалось достаточно времени, чтобы поднять свое оружие с коротким древком и крикнуть:

— Стой! Стой! Именем лорда-протектора!

В это время другой солдат отбежал еще дальше по аллее и лихорадочно шарил руками в поисках спички, которой следовало поджечь тяжелый запал. Заметив, что острие пики движется ему навстречу, Морган вложил в удар весь свой вес, и удар этот оказался настолько сильным, что сталь начисто отрезала наконечник пики «железнобокого» от древка.

Хотя от удара у него мгновенно онемело запястье, Морган бросился прямо на полуразличимую фигуру, чьи доспехи поблескивали в темноте аллеи. Целясь выше плеч, он с силой нанес удар в бледное лицо солдата, словно поделенное пополам выступом шлема, защищающим нос. Меч резко дрогнул, и валлиец понял, что удар оказался точным. Его меч врезался в плоть, выбив противнику зубы и раздробив кости. Поскольку лезвие меча попало ему прямо в рот, парламентский солдат издал лишь несколько булькающих звуков, а затем выронил уже бесполезную пику, покачнулся на подогнувшихся ногах и завалился на бок. Сквозь его пальцы брызнул фонтан крови, казавшейся черной; она заливала его куртку и стекала на булыжники.

Тем временем Морган резко развернулся на правой ноге, чтобы встретить лицом к лицу другую угрозу, исходившую от солдата с аркебузой, который слишком поздно догадался оставить в покое свое громоздкое оружие и теперь мчался обратно, на ходу пытаясь вытащить короткий меч и вопя во все горло: «Хватай предателя!»

Кромвелевцу наконец удалось извлечь меч из ножен и направить свирепый удар прямо в голову Моргану. Тот присел и, воспользовавшись тем, что нападающий потерял равновесие, сумел вонзить острие своего собственного меча ему в живот с такой силой, что лезвие вышло с другой стороны. Он с трудом сумел высвободить свое оружие, потому что, испустив ряд жутких воплей, солдат свалился вначале на колени, потом перевернулся и упал, обеими руками судорожно вцепившись в роковое лезвие.

Когда Моргану удалось освободить меч, он перескочил через упавшее тело и бросился бежать по аллее, непрерывно поскальзываясь в лужицах грязи. В голове у него билась только одна мысль: «Если меня схватят сейчас, то это наверняка виселица».

К его великой радости, погоня появилась не сразу. В разных направлениях перекрикивались голоса:

— Хватай предателей!

— Куда они побежали?

— Где они?

— Побежали вниз по аллее! Быстро за ними!

— Они убили беднягу Ватта и Климсона тоже!

Сквозь покрытые росой ветки небольшого садика на задворках какого-то горожанина Морган заметил мелькавшие среди деревьев фигуры, но бежали они не в его сторону! Они бросились к «Розе». Обрадовавшись, он помчался еще быстрее, и в этот момент, почти над его головой, часы начали бить девять.

Как только звуки последнего удара эхом отдались над городскими крышами, в дремлющем городе поднялся хаос и мгновенно охватил все вокруг. Как по волшебству появились отряды хорошо вооруженных «железнобоких» и с криками бросались к тому или иному дому или кварталу. Зловещее цоканье лошадиных копыт и отчаянные крики свидетельствовали о том, что кавалерийские отряды заполонили окрестности Бристоля. Со всех сторон неслись проклятья, звуки приказов и испуганные крики.

Чувствуя, как к горлу подступает приступ тошноты, Морган догадался, что атака не ограничилась только улицей Темпл или окрестностями таверны «Роза». Вне всякого сомнения, гарнизон и вновь прибывшее подкрепление медленно прочесывало все пункты, в которых могли скрываться сочувствующие роялистам.

Морган нашел выход на улицу, но там неожиданно на его пути оказались три всадника — при рассеянном свете звезд они казались просто гигантами, — и он, тяжело дыша, нырнул в дровяной сарай. Там он отер пот, струившийся на глаза, и содрогнулся, заслышав свирепые крики, разразившиеся когда кромвелевцы обнаружили убитых им солдат.

— Слава Богу, хоть луны нет, — облегченно выдохнул он, выглянув в щелочку на двери его убежища. Поскольку ему все равно ничего не было видно, кроме черной, забрызганной грязью стены, он замер в нерешительности. Куда ему бежать, чтобы скрыться? Ему приходили в голову тысячи всевозможных способов спасения, но он все их отбрасывал. Первым его побуждением было отправиться обратно в таверну «Ангел», чтобы раздобыть себе лошадь и взять те немногие пожитки, которые у него были; но чувство простого приличия не позволяло ему вернуться в таверну госпожи Пруэтт с воплями о помощи. Если враг так хорошо информирован, как кажется, то «Ангел» станет одним из самых первых мест, где его будут искать. Он также не мог надеяться на то, что ему удастся благополучно покинуть Бристоль. Конечно, все ворота закрыты и хорошо охраняются.

«Ты должен думать быстрее и придумать какой-нибудь план!» — настаивал внутренний голос.

Внизу по улице раздавались вопли, треск взломанных дверей и топот людей, бегущих со всех ног, чтобы спасти свою шкуру. Не далее чем в пятидесяти ярдах происходило настоящее сражение: доносились резкие, звонкие удары стали о сталь.

От неизвестного ему до сих пор ощущения зверя, которого травят, у него похолодели руки. В примыкавшем к его убежищу доме зашевелились люди, и в горле у него пересохло, когда, случайно наступив на вязанку хвороста, он услышал писклявый детский голос:

— Папа! Папа! Кто-то прячется в нашем дровяном сарае.

— Откуда ты знаешь, Дженни?

— Я слышала, как он там ходит, прямо сейчас.

— Ма, дай мне вон ту кочергу, — скомандовал грубый голос. — Я быстро вышвырну оттуда этого мерзавца.

У Моргана не оставалось другого выбора, кроме как снова взяться за меч и выскользнуть на освещенную звездами улицу. Слава Богу, те три всадника, которых он заметил раньше, уже исчезли; скорее всего, они поджидали его за углом, поэтому их не было видно.

 

Глава 5

УБЕЖИЩЕ

Никогда еще, как осознал Морган, его чувства не были так обострены. Когда ему удалось выровнять дыхание, он обнаружил, что чувство всеохватывающей и потому опасной паники уже почти исчезло. Чтобы окончательно успокоиться, он свернул к зарослям сорняков на задворках огорода какого-то бюргера и огромным усилием воли заставил себя вытереть начисто потемневший от крови меч

Затем беглец перепрыгнул через низкий деревянный забор и тихонько прошмыгнул на ту улицу, откуда доносилось меньше всего шума. По груди у него струились ручейки пота, когда, засунув меч в ножны, он смело вышел на пустынную маленькую улочку и остановился, прислушиваясь, в тени входа в какую-то церковь.

Пока он там стоял, ему многое стало ясно. Неудивительно, что Мишель Мизей не обратил на него особого внимания, если не считать вечера с его дочерью! Его стремление задержать лорда Рочестера, да и самого Моргана, до девяти часов, конечно, объяснялось обдуманным предательством. Успели ли майор, Стивенс и Рочестер вовремя уехать? Возможно. Он ощутил во рту горький привкус, когда понял, что у Йоменса и Бучера не было шансов ускользнуть. Да падут все проклятия ада на голову Мизея, на эту гору жира!

Мизей? Морган замер на середине шага. В голове у него возник великолепный план.

— Слава Богу, вот я и нашел выход! — Морган тронулся вниз по проулку, по которому шныряли только ободранные крысы да бродили уличные коты. Он угрюмо усмехнулся. — И может, мне удастся перерезать глотку этому мерзавцу!

Ему без труда удалось найти квартал, в котором размещалась гильдия кожевенников, поэтому, лишь пару раз чудом избежав стычки с патрулями парламентских драгун, он добрался до приметной острой крыши дома Мишеля Мизея.

Нарушив любовную идиллию двух котов, Морган забрался на огороженный задний двор дома кожевенника и там остановился, раздумывая над тем, как бы ему незаметно пробраться в дом. С заново перекрытой крыши конюшни можно было без труда взобраться на невысокий сарай. А оттуда, казалось, уже не так трудно добраться до пары окон, наполовину скрытых за пышной кроной высокого вяза.

Секундой позже Морган уже закинул меч за шею так, чтобы он свисал у него между лопаток и не мешал ему. Затем он перекинул сапоги через плечо и проворно взобрался сначала на крышу конюшни, а потом на холодные черепицы склада. Ха! Теперь по лицу его хлестали мокрые листья и он больше не видел двора. Окно оказалось закрытым на защелку, но, поработав кончиком кинжала, ему удалось открыть ее. От громкого скрипа рамы у него душа ушла в пятки, но, когда не последовало никакой тревоги, он перекинул ноги через подоконник и соскользнул в узкий коридор. Там он замер на месте, прислушиваясь.

Морган стоял в конце длинного коридора. На лестнице виднелся свет, а это значило, что кто-то из слуг дремал внизу в ожидании возвращения мистера Мизея. Но лучше проверить. На цыпочках Морган спустился вниз и увидел Соломона, огромного негра, который, свесив голову, громко храпел почти у самой: лестницы.

Двигаясь с величайшей осторожностью, Морган добрался до дверей спальни Клариссы и прислушался; она говорила, что ее спальня расположена как раз за тем кабинетом, в котором он так неосторожно дал волю своему языку и выставил себя таким идиотом. Морган безмолвно поклялся никогда больше не повторять этой ошибки.

Дрожащими пальцами он схватился за оловянную дверную ручку, и замок громко щелкнул! Уже приготовившись к отчаянному визгу, Морган все-таки вошел и закрыл за собой дверь. Он не ошибся — это действительно была комната Клариссы. Воздух в ней был напоен густым ароматом духов, бальзамов. Чувствовалось, что здесь живет женщина.

Занавеси, загораживавшие большую, застланную покрывалом кровать, зашевелились, и он застыл на месте, вцепившись в кинжал. Если она попытается позвать на помощь, он, ни на секунду не задумавшись, убьет дочь мистера Мизея.

— Кто там? — спросил знакомый заспанный голосок. — это ты, Агнесса?

Надеясь, что следы крови на его одежде не очень заметны, Морган улыбнулся в темноте и снял меч и сапоги. Все еще держа наготове обнаженный кинжал, он в одних чулках подошел к занавеси у кровати.

— Тсс, не шуми, — прошептал он. — Кларисса, дорогая, это я — Гарри Морган.

Он услышал, как она нервно вздохнула, и приготовился броситься на нее, но она только ойкнула:

— Ох! Чертов разбойник! Как ты посмел так ворваться сюда?

— Мой дорогой, обожаемый ангел! Я больше ни секунды не мог оставаться вдали от тебя. «И это почти правда», — подумал он.

— О, о, Гарри! Мой дорогой негодяй! — Темные занавеси распахнулись, и бледный свет, струящийся из окон, осветил растрепанную голову Клариссы. Он заметил, что ее пышная ночная рубашка соскользнула, открыв одно прелестное плечико и небольшую, но крепкую грудь.

— Да. Я так люблю тебя, Рисса, дорогая, что не отступлю ни перед какой опасностью.

Он сел на кровать и крепко обнял ее, а она ответила на его объятия и прижалась к его холодной кожаной куртке.

— О, Г-гарри, вот за это я и люблю тебя, — прошептала она. — Но… но ты не д-должен был приходить ко мне вот так. А если папа узнает об этом?

Да. Теперь уже можно не сомневаться, что простая дочь кожевенника сможет занять место среди благородных. Ха! Его объятья причиняли ей боль, но несмотря на это и на то, что колючая щетина царапала ей щеки и подбородок, она крепко прижалась к нему.

— Ах, осторожнее, Гарри. Осторожнее. Вот так, теперь нам будет хорошо. — Теплый запах ее волос на мгновение одурманил его.

Путаясь в завязках рубашки, Морган усмехнулся в темноте. Да. Разве предатель и все кромвелевцы с ним заодно когда-нибудь догадаются поискать за занавесками кровати его собственной дочери?

Луч солнечного света настойчиво бил Моргану прямо в плотно сомкнутые веки. Он с трудом очнулся от беспробудного сна и сначала не мог сообразить, что происходит. Где он? Что это? Его ум выбирался из объятий сна, словно из горшка с густым сиропом, пока он не вспомнил, где он находится. Он понял, что его разбудил яркий луч света, который отражался от поверхности золотого перстня с печаткой, который он постоянно носил на мизинце левой руки. Морган лениво открыл глаза и увидел перед собой перстень на расстоянии не более шести дюймов. Ему всегда очень нравилась эта печатка, рисунок, выгравированный на поверхности перстня. Летящий грифон — печатка Хербертов, семьи его матери, был похож на веселого, забавного и одновременно свирепого дракона, который дразнился, высунув язык, словно шаловливый мальчишка.

— Боже милостивый! — Неожиданно воспоминание об ужасных событиях прошедшей ночи заставило его так стремительно вскочить, что покрывало слетело прочь. Он моргнул, затем изо всех сил потер глаза. — Это не сон. Я действительно нахожусь в доме проклятого предателя Мизея. — Поскольку он пока не видел другого выхода, то снова опустился на огромную пуховую подушку, все еще влажную и приятно пахнущую Клариссой, и задумчиво поскреб колючий подбородок.

Он лежал на широкой и мягкой кровати, пожалуй, слишком мягкой, украшенной бледно-зелеными и вышитыми розовыми занавесками; таким же было и покрывало. Интересно, Мизей уже вернулся домой? В мозгу у него звенели тревожные голоса. Как мог он так неосторожно храпеть здесь всю ночь напролет?

Взглянув в сторону, он с облегчением заметил свой меч и перевязь в дальнем углу, а его одежда валялась на полу рядом с кроватью Клариссы. Он немного нервничал, поскольку ее самой нигде не было видно.

Поднимет ли она тревогу? Нет. Конечно нет. В конце концов, речь шла о ее собственной судьбе.

Его тревога немного поутихла, и он откинулся назад и с любопытством принялся рассматривать развешанную на ближайшем стуле женскую одежду.

«Да, старина, сейчас все зависит от того, заподозрит ли моя подружка, что ее отец ведет двойную игру».

Вне всякого сомнения, именно служащий таможни подучил свою дочь задать ему некоторые вопросы. Конечно, приятно, что то, о чем он рассказал, не могло стать причиной ареста главных роялистов. Кто-то уже выдал их гораздо раньше, причем сделал это намеренно. Но все же он в порыве неудержимого хвастовства называл имена, слишком много имен — и он еще более горько, чем прежде, принялся проклинать свою глупую неосторожность.

«Ну, дружок, что же ты теперь будешь делать?» Обхватив руками колени, Морган невидящим взглядом уставился на Клариссины пяльцы. Какая злая насмешка судьбы заключалась в том, что только Кларисса Мизей могла сообщить ему необходимые сведения. Кларисса. Он позволил себе широко ухмыльнуться при мысли о том, как он славно отомстил ее отцу сегодня ночью. Удастся ли ему убить предателя и сбежать? Когда он думал о том, сколько храбрых парней теперь погибнет, то чувствовал, что внутри у него все переворачивается.

А сам он разве был в безопасности? Сейчас, наверное, да. Предатель никогда не догадается искать свою жертву в спальне собственной дочери.

Но юный Морган все равно не был спокоен; поскольку он был в ответе за смерть двух «железнобоких», то охотиться на него будут долго и упорно. Одному Богу известно, в какую глушь ему придется залезть, чтобы найти хотя бы временное убежище, да и найдется ли такое вообще на Британских островах. Он снова ощутил на губах горький привкус. Слишком скоро повторятся знакомые картины охваченных пламенем домов, изгнаний и казней -виселиц, дыб и колесований. Так недавно все это было. Разгром восстания роялистов в Тьюксбери в 42-м, в Нэзби три года спустя, и до окончательного поражения партии короля в Сент-Фагане в 48-м году.

Холера всех возьми, куда в самом деле подевалась Кларисса? Казалось, что внизу все вымерло, но он не осмеливался выйти на разведку. Понятно, что ему надо как можно раньше исчезнуть из Бристоля. Но как и куда ему отправиться? Он изо всех сил пытался решить эту проблему и не мог.

А, черт! Вечная погибель свинье и предателю, который свел на нет так старательно подготовленный заговор. Хотя, если поразмыслить, Мизей не мог нести полную ответственность за разгром начинающегося восстания, так же как и он, Гарри Морган, не мог один быть виноватым в роковой неосторожности.

Неожиданно он встрепенулся. Да. Совершенно точно, в коридоре слышны шаги, и они быстро приближаются. Морган заметался по комнате. Схватив ножны и меч, он нырнул обратно в постель и спрятал вещи между стеной и кроватью, а кинжал положил под подушку. Он пытался натянуть грязную, покрытую пятнами пота рубашку, когда дверь с щелканьем отворилась и на пороге появилась Кларисса.

Яркое весеннее солнце осветило и украсило ее, обрисовав ее фигурку в струящейся бледно-розовой рубашке, настолько прозрачной, что ткань только подчеркивала ее полные и прелестно очерченные формы. Кларисса приветствовала его медленной, полной обожания улыбкой, а потом поставила на стул накрытую салфеткой корзинку и поспешила к кровати, с шумом раздвигая занавеси.

— О, мой дорогой. Поцелуй меня, Гарри! Быстрее! Я сгораю от желания ощутить прикосновение твоих губ.

— Конечно, конфетка. — Он улыбнулся и непринужденно добавил: — И пожалуйста, закрой дверь на защелку.

Взметнув белокурыми волосами, она побежала исполнить его просьбу, а потом вернулась и бросилась в его объятья. Ее маленький, мягкий и горячий рот при свете дня казался не менее привлекательным, чем ночью.

— О, мой дорогой котик, — выдохнула она. — Я… я самая счастливая девушка во всей Англии, потому что у меня есть такой нежный, галантный и пылкий возлюбленный!

«Черт меня возьми, а ты и вправду недурна!» — подумал Морган, целуя вначале ее глаза, а потом маленький алый ротик.

Чтобы немного заглушить все возрастающее чувство беспокойства, а также оправдать свое бездействие, ему надо было кое-что узнать — и немедленно.

— А твои служанки? Они знают? Шпионят? — полувопросительно произнес он, когда Кларисса откинулась на подушки.

— Не беспокойся, радость моя. Они сюда не сунутся. Я позаботилась об этом. — Откинув с шеи влажные кудряшки и на скорую руку приведя их в порядок, она поднялась, босиком соскочила с кровати, побежала и притащила корзинку с завтраком. Оттуда она достала кувшин с молоком, на поверхности которого плавали желтые жирные сливки, буханку хлеба и большую деревянную миску с жидкой овсянкой.

— Ешь спокойно, дорогой, — пригласила она и хитро наморщила маленький, немного вздернутый носик. — И нечего поглядывать на дверь, я отправила Юлию на рынок. — Она тихо рассмеялась. — Старая карга понеслась как стрела, сгорая от любопытства, — похоже, ночью была охота на роялистов или что-то вроде этого.

Пока он только обратил внимание, что она говорила очень беззаботно, как о пустячном деле.

— По крайней мере, разносчик молока утверждает, что весь наш городок перевернули вверх ногами, и он до сих пор так и стоит на голове.

Медленно работая челюстями, Морган пробормотал:

— А где чернокожий?

— Соломон? Он в конюшне. А после этого он займется садом, пока па… отец не вернется.

— А ты о нем не беспокоишься?

Кларисса расхохоталась и стала сооружать на голове сложную прическу.

— Ба! Да я никогда не знаю, когда он вернется домой.

Заставляя себя жевать овсянку, Морган не сводил глаз с ее фигуры, вырисовывавшейся под рубашкой.

— А какие ходят слухи?

Кларисса пожала округлыми плечами.

— Боюсь, у меня для тебя плохие новости, Гарри. Говорят, что сторонникам твоей партии угрожает смертельная опасность. Бог знает сколько роялистов и умеренных уже забрали.

— Правда? — Удивительно, но голос у него звучал вполне беззаботно.

— Да. — Кларисса хихикнула и томно подняла на него голубые глаза. — Так что тем более приятно, что ты был здесь, утенок.

— А что с твоим отцом? — Он напряженно ждал ее ответа, хотя делал вид, что весь поглощен в обмакивание горбушки в кувшин с молоком.

Кларисса стряхнула крошки с бледно-розовой ночной рубашки.

— Мне кажется, что в душе папа — убежденный роялист, но он так умен, что и виду не подаст. Я точно не знаю. — На лице ее внезапно появилось серьезное выражение, и она сразу стала выглядеть старше на несколько лет. — Если ты о нем беспокоишься, то зря. Я заметила, что дорогой папочка чрезвычайно искусно выворачивается и не из таких сложных ситуаций. Он прислал предупредить меня, что не вернется до полудня.

Раздался вздох облегчения.

— А что еще говорят?

Кларисса уселась в кресло у окна, покачивая ножкой в узенькой и легкой туфле из телячьей кожи.

— Я уже сказала, что забрали многих подозрительных, так что тюрьмы уже переполнены.

Кларисса изящно зевнула.

— Говорят, что в таверне «Роза» была настоящая потасовка; во всяком случае, разносчик молока мне так сказал. — Когда она продолжила, сердце у Моргана бешено заколотилось. — Какой-то человек по фамилии Йомене, или что-то вроде этого, оказал сопротивление при аресте и был убит, но до этого он сам убил двух кромвелевцев.

— Это все?

— Нет. Ходят слухи о тяжело раненном офицере гарнизона, который оказался предателем. Говорят, что другим заговорщикам удалось ускользнуть.

В веселой, залитой солнцем спальне Клариссы наступила гробовая тишина, а потом Морган тихо спросил:

— Откуда это известно?

— Двое «железнобоких» были найдены убитыми возле конюшни во дворе таверны.

Морган чуть не подавился куском хлеба, но сумел запить его большим глотком молока.

— А о джентльмене по имени Стивенс говорили что-нибудь или о майоре Николасе?

Кларисса встала, ее светлые волосы блестели на солнце, и начала собирать разбросанные вещи, ленты и нижние юбки.

— Ну, я не помню, Гарри.

— Пожалуйста, вспомни.

— Ой, называли столько имен, к тому же тебе не о чем беспокоиться. Ты же в этом не замешан. — Она нежно улыбнулась ему через плечо. — Если будет нужно… ну, я могу поклясться, что ты не участвовал в заварушке сегодня ночью.

— Ты редкое сокровище, Кларисса, и очень привлекательное. — Он поколебался, но решил все же закончить: — Тем не менее я боюсь, что имя Гарри Моргана появится в списках. Скорее всего солдаты лорда-протектора в эту самую минуту уже ищут твоего бедного возлюбленного.

— Правда? — Кларисса замерла, глаза у нее расширились, и она с необычной для нее задумчивостью уставилась на его мощную фигуру, а потом тревожно воскликнула: — Ой, Гарри, неужели тебе действительно угрожает арест?

Он усмехнулся.

— Вне всякого сомнения. Лучше смотреть правде в глаза, ведь так?

— О! Дорогой, что же мы будем делать?

Не так давно он придумал план дальнейших действий, но притворился, что его только что осенило вдохновение.

— Если бы ты спрятала меня… здесь… пока не стемнеет, то я… я нашел бы выход. — Он ущипнул ее и удовлетворенно похлопал пониже пояса. Какая она все-таки славная девочка — верит всему, словно щенок, которому пообещали кость. — Это можно устроить?

— А где же еще тебе прятаться? — радостно вскричала она. — Да, да. Здесь ты будешь в полной безопасности Никто не входит в мою спальню, кроме старой Юлии, а ее легко можно выставить. — В развевающейся ночной рубашке Кларисса метнулась к двери, только зеленые туфли засверкали.

Морган в тревоге вскочил и нахмурил брови.

— Куда это ты так торопишься, дорогуша?

— Ах ты, ревнивый идиот. — Она была очень довольна. — Я бегу вниз за едой и Канарским вином, пока Юлия не вернулась.

Когда Кларисса исчезла, Морган поспешно осмотрел свою куртку, золотисто-коричневый костюм и отвороты сапог. Он нашел всего несколько маленьких темно-красных капель засохшей крови. Их оказалось меньше, чем он предполагал, но и они могли его выдать. В спешке отчищая свои вещи, Морган ощутил какую-то тяжесть на душе. Только чудо могло спасти его от ареста.

Он с ужасом думал о грядущей судьбе крепкого, широкоплечего лейтенанта Бучера. Йоменсу повезло больше. И только подумать, что еще вчера, в это самое время, Йомене, высокий, загорелый, был еще жив, в расцвете сил и готов сражаться за короля; Морган вспомнил, как он сидел при свете свечей, такой красивый, простой, здоровый парень. Наверное, многие девушки и дамы горько заплачут о нем. А Бучер? Бедняга Бучер, его взяли тяжело раненным -и единственной наградой за выздоровление будет виселица.

Морган мрачно оттер последние засохшие пятна с лезвия меча. Затем влез в мешковатые коричневые штаны до колен и тщательно подвязал их, но чулки надевать не стал и остался босиком. Ему приятно было вновь ощутить кинжал на своем правом бедре.

Он прошептал про себя, удивляясь собственной торжественности:

— Будь я проклят, если дамся живым на потеху толпе, чтобы она смогла любоваться зрелищем четвертования и колесования.

Может, попробовать переодеться? Нет. Он не умел этого делать. Кроме того, если парламентская кавалерия патрулирует все улицы и переулки — а скорее всего, так оно и есть, — то по суше ему не удастся ускользнуть. Наверное, каждая тропинка, ведущая из Бристоля, находится под наблюдением; к 1656 году кромвелевцы неплохо научились своему делу, так же как научились жестоко подавлять восстания. Они не оставят ни одной лазейки.

Если по суше нельзя скрыться, то что ему остается? Бежать морем! Он засомневался. О море он — как и большинство валлийцев — много слышал, и то, что он слышал, его не радовало. Рассказывали все больше о кораблекрушениях, утопленниках, морских чудовищах и так далее. Море? Он с трудом проглотил комок в горле, потому что мало кто из его родственников, даже самых дальних, когда-либо выходил в море. Нет. С незапамятных времен Морганы были фермерами или владельцами поместий.

Фермеры и владельцы мелких поместий составляли меньшинство британской знати, но ужасно гордились своим правом носить печатку, на которой был более или менее искусно выгравирован герб; этими же печатками они скрепляли свои приказы и завещания — и не важно, умели они писать или нет.

Гарри немного утешало то, что те немногие из его родственников, которые еще у него остались, никогда не узнают о том, что с ним случилось, да им и не было особого дела до него — обычный удел сына, который занялся политикой. Его отец, эсквайр Роберт Морган, ярый, фанатичный сторонник его величества мученика Карла I, много раз был на грани смерти и в конце концов обрел убежище в Нидерландах. Он оставил родовое поместье, хотя его с трудом можно было так назвать, в руках мошенника арендатора. Сейчас Гарри многое бы отдал ради того, чтобы укрыться за его крепкими стенами. О Джоне и Томасе, своих младших братьях, Гарри уже много месяцев не получал вестей. Очевидно, они уехали и не сообщили, куда направляются. Может, они собрались отправиться к сэру Эдварду Моргану, его таинственному дяде, наемному солдату, о котором он нередко слышал. Его сестра Катерина, по которой томились многие парни в Лланримни, жила около Понтипридда у старой тетки.

— Одно я знаю наверняка, — пробормотал Морган, отковыривая налет засохшей крови с рукоятки меча. — Пока я жив, я никому больше не буду доверять — не важно, что это за человек.

Как будто для того, чтобы подчеркнуть весь ужас поражения, с улицы донесся вначале далекий, потом все более близкий звук шагов вооруженных людей. Захлопали ставни, повсюду высунулись головы в тюрбанах, домашних чепчиках, шляпках и кепках. Музыки не было — не было даже барабана, который бы заглушил звук мерно шаркающих по булыжникам сапог — потому что Оливер Кромвель не любил подобных вольностей и военной роскоши.

Морган рванул на себя тяжелую оконную раму и не мог оторвать глаз от дюжины пленников, грязных, с безумными взглядами и связанными руками. Их погоняли коренастые солдаты с пиками.

 

Глава 6

ГРИФОН НАПРАВЛЯЕТСЯ НА ЗАПАД

Нескончаемый день продолжался. Жара и влажность царили такие, что Морган, обливаясь потом, с трудом заставлял себя реагировать на заигрывания Клариссы. Увы! Это было необходимо. Сейчас разочаровывать девушку никак нельзя.

— Гарри, я тебе никогда не наскучу? Никогда?

Проглотив отчаянное ругательство, он с трудом заставил себя достаточно крепко поцеловать ее в висок.

— Скорее Бристоль опустится в море.

Морган содрогнулся.

— Ненавижу море — оно обманчиво, как ласки дешевой шлюхи. Чума возьми его штормы, камни и туманы! Пока у Гарри Моргана есть твердая почва под ногами и жаркое солнце над головой, он добудет свое… э… наше состояние.

Они оба замерли, когда внизу совершенно неожиданно хлопнула дверь и раздался раздраженный голос:

— Черт побери! Кто-нибудь встретит меня наконец?

Морган судорожно сжал рукоятку меча. Кларисса вскочила на ноги и прошептала:

— Пусти меня. Я сделаю так, что он ничего не заподозрит.

— Благослови тебя Бог, дорогая. И попытайся выведать у него как можно больше, но только чтобы он не догадался.

Как только шорох юбок Клариссы затих в коридоре, Морган сунул ноги в сапоги, нацепил перевязь и засунул восьмидюймовый кинжал в поцарапанные ножны из свиной кожи.

Из еды, принесенной Клариссой на полдник, он выбрал ножку каплуна и жадно впился в нее зубами. Потом на цыпочках прошел к двери, слегка приоткрыл ее и понял, что ему слышен почти весь разговор внизу.

Голосок Клариссы, легкий, звонкий и немного ленивый, чередовался с капризными и ворчливыми интонациями Мишеля Мизея. Он даже мог различить шаги Клариссы; она, наверное, ставила на стол еду.

— Да, девочка, — буркнул предатель, — ты права, что я выгляжу усталым. Я действительно устал, но, Рисса, за последние несколько часов я здорово заработал. — Стул жалобно крякнул под весом кожевенника. — Если еще годик так поработать, то во всей Западной Англии трудно будет отыскать даже след хотя бы одного роялиста.

Кларисса на мгновение замешкалась с ответом, очевидно изучая своего собеседника.

— Н-но, папа, мне казалось, что ты сочувствуешь партии короля? — У Моргана больше не осталось ни малейших сомнений, что Кларисса служила всего лишь игрушкой, способной удовлетворить амбиции отца.

Пронзительный хохот предателя раздался даже на лестнице.

— Да, я на стороне его величества — когда ветер подует в его сторону, — а пока этого не видно!

Ненадолго наступило молчание, только тарелки звякали.

— Вот твой эль, па. Ты говорил о… о деньгах. Ты хочешь сказать, что мой умненький папочка заработал много денег?

— Да. — Прозвучал жирный, злой смешок. — Я содрал солидный куш с полковника Мордаунта, коменданта замка. Но я могу заработать еще больше. Иди обними меня, цыпленочек. Может быть, у тебя скоро будет карета, о которой ты так сильно мечтала.

— О, па! — Ее голос зазвенел как колокольчик. — Как чудесно, какой ты щедрый!

Морган протянул руку и взял холодную картошку — от громкого чавканья внизу у него проснулся аппетит.

Звуки голоса Клариссы отчетливо слышались наверху, словно верхние ноты флейты.

— Я со вчерашнего дня не выходила из дому, па… отец. Что там происходит? Расскажи мне, много сторонников короля арестовано?

— Да, дочка, спасибо нескольким хвастливым дуракам. -Кровь прилила к щекам беглеца наверху. — И чванливым лордам. Королевских сторонников хватают дюжинами; нет, сотнями.

Морган подавил стон. Нет сомнения, что заговор погиб и его уже не восстановить. Услышав, как внизу назвали его собственное имя, он непроизвольно вцепился в дверной косяк.

— Молодой Морган — твой ухажер из Глеморганшира у черта на рогах — в конце концов оказался не таким уж дураком. Он почуял опасность и каким-то чудом сбежал. Повезло негодяю. Передай мне соль.

— Но… но, папа! Конечно, мой дорогой Гарри ни в чем не замешан!

Раздался стук кувшина, который слишком резко поставили на стол.

— Замешан? Слезы Христовы! Ах ты, глупышка, твой милый дружок Гарри сидел в заговоре по самую шею — шею, которая, как я предполагаю, скоро станет немного длиннее. — В голосе Мизея прозвучало злорадство, от которого у Моргана потек холодный пот по спине. — Прошлой ночью этот щенок удрал от меня и ухитрился зарезать двоих солдат лорда-протектора!

— Он… Гарри их убил? — Голос девушки прервался. — О нет!

— Полковник Мордаунт объявил награду в сотню фунтов тому, кто схватит твоего юного обожателя, живого или мертвого.

— О-о-о. Правда? Целых сто фунтов?

— Да, Рисса. Сто фунтов золотыми соверенами. Если бы я только знал, где его искать.

— Но, папа, разве сто фунтов — это не огромная сумма? — В голосе Клариссы послышались задумчивые нотки. — Постой, постой, на эти деньги я могла бы полностью обновить свой гардероб.

Морган услышал, как Мизей поперхнулся и громко расхохотался,

— Ради Бога! Среди всех жадных особ женского пола, которых я встречал — а я встречал их немало на своем веку, — ты королева. Ты достойная дочь своей матери. Она всю жизнь думала только о деньгах, драгоценностях и тряпках.

— Но, папа, — настаивала Кларисса, — полковник Мордаунт действительно заплатит деньги любому, кто… кто расскажет, где находится Гарри?

— Конечно. Он объявил, что деньги…

Морган больше ни секунды не медлил. Он нацепил шляпу и приостановился, только чтобы засунуть в карманы несколько кусков холодного мяса и хлеба. Наверное, не больше полуминуты прошло после вопроса, заданного Клариссой, как он уже был в коридоре и с легкостью открыл то самое окно, через которое пробрался в дом. Но проделать обратно тот же путь при ярком дневном свете оказалось уже не так легко. Это было очень опасно. Любой из жителей окрестных домов, заметив, как он вылезает из окна второго этажа дома Мишеля Мизея с мечом и кинжалом наготове, немедленно поднимет тревогу.

Но у него не оставалось выбора, поэтому он перекинул ноги через подоконник и перебрался на крышу сарая. Заржала лошадь, привязанная рядом.

— Эй! Какого дьявола ты там делаешь?

Прямо на беглеца снизу вверх уставилось кирпично-красное, запрокинутое лицо драгуна, который, раздевшись до пояса, отмывал свою одежду в лошадиной колоде. К счастью, его меч был прислонен к дереву в нескольких футах от него, а пистолет был в кобуре, пристегнутой к седлу, валявшемуся на свежей зеленой траве.

Они довольно долго изумленно смотрели друг на друга, потом Морган, торопясь, соскользнул по покатому скату, покрытому влажной серо-голубой черепицей. Парламентский драгун тут же завопил:

— Хватай вора! Хватай! Хватай вора!

На улицах было уже достаточно много людей, так что Моргану удалось без труда затеряться в толпе, прежде чем за ним началась погоня. То, что он редко бывал в Бристоле, давало ему одно преимущество — почти никто из городских жителей не мог его узнать. С другой стороны, он почти не ориентировался в паутине маленьких улочек и переулков города, и это было очень опасно.

На всех важных пересечениях улиц он видел посты парламентских солдат с пиками и аркебузами. Держа оружие наготове, они так пристально рассматривали каждого прохожего, что Гарри Морган благословил свою неприметную одежду и мало выделяющуюся из толпы внешность. Человек выше пяти футов шести дюймов был бы сразу заметен в общей массе владельцев небольших лавчонок, матросов, бюргеров и торговцев.

Что же делать? Может, ему удастся ускользнуть морем. Размышляя над тем, в какой стороне может находиться порт, Морган замедлил шаг перед лавкой писца. В стекле запыленного маленького окошка отразился кромвелевский солдат, который повернулся и уставился на него. Белый, весь по самые уши в муке, мельник остановился рядом с ним.

— Черт знает что творится в старом городе, правда, сэр? По-моему, слишком много солдат.

— Я слышал, что «круглоголовые» только что разгромили заговор роялистов, которые хотели захватить Глочестер и Бристоль. Это правда?

— Понятия не имею. Я только что приехал.

Морган кивнул.

— Ты можешь провести меня в порт?

— Да, это я могу. — Мельник стряхнул муку с ресниц. -А на какой стапель вы хотите попасть?

Морган заколебался.

— Ну, я…

— Может, на Рождественский или Монастырский стапель?

— Рождественский…

Засыпанный мукой мужичок улыбнулся, показав пеньки желто-черных зубов.

— Ну, тогда вам надо пойти со мной. Я как раз туда и направляюсь.

За ними поплелась огромная двухколесная повозка крестьянина, которую тянули три лошади, запряженные цугом.

Морган и его провожатый прошли мимо площадки для игры в мяч, покрытой яркой зеленой травой и залитой солнцем. Мельник болтал без остановки.

— Да, ходят слухи, что наш мэр установил специальное наблюдение за всеми судами, которые входят в порт или выходят из него. Да, сэр, готов поспорить, что, когда наступит лето, у нас на каждой виселице созреет тяжелый урожай.

Морган лихорадочно размышлял.

«Скорее всего „круглоголовые“ будут тщательнее всего следить именно за портом, а драгоценный папочка моей недавней подружки, конечно, уже поднял отчаянную тревогу».

После десяти минут ходьбы мельник остановился и ткнул грязным пальцем в коричневые и белые суда, вытащенные на берег в конце улицы Тандерболт.

— Я так понял, что вы не очень-то знакомы с Бристолем, — заметил он, искоса взглянув на своего собеседника, — поэтому я вам покажу. Вон, видите, внизу — это Нижний стапель; там дальше нужно повернуть направо к Бристольскому мосту, и вы наткнетесь на Рождественский док почти под мостом. — С некоторой долей гордости в голосе он добавил: — У нас тут хороший порт, а во время отлива, вот как сейчас, до пятидесяти судов ложатся днищем на влажную грязь — грандиозное зрелище!

Отлив? Одолевавшие Моргана плохие предчувствия еще больше усилились. Он осознал всю тщетность своей отчаянной надежды пробраться на борт какого-нибудь судна, когда оно будет отплывать, и ускользнуть на нем.

Поблагодарив мельника, он постарался вести себя естественно и не слишком быстро направился к замусоренной воде по скользким коричневым булыжникам. Неожиданно у Нижнего стапеля появился патруль парламентских солдат и направился в его сторону. Похоже, они не зря старались, потому что одетые в коричневое, черное и желтое солдаты с пиками тащили за собой трех бледных, испуганных пленников со связанными руками. Похоже, что их схватили на борту маленького шведского парусника с округлыми обводами корпуса, который лежал на боку, так, что его мачты касались причала.

Черт побери! Ему ничего не оставалось, кроме как вернуться обратно в город. Им снова начала овладевать паника. Куда ни кинь взгляд, всюду улицы кишели драгунами, мушкетерами и солдатами с пиками.

Он бродил по улицам почти час, размышляя, куда бы ему пойти, и незаметно оказался на знакомой улице. Да, Боже милостивый, он находился всего в одном квартале от улицы Редклифф. Морган задумался, имеет ли он право вернуться в таверну «Ангел». Не слишком ли рискованно и легкомысленно подвергать опасности Анни Пруэтт, которую могут обвинить в сношении с роялистским агентом? Может быть, но, Боже Всевышний, как он нуждался сейчас в тех нескольких шиллингах, которые миссис Пруэтт берегла в своей шкатулке!

В очередной раз решив, что надо действовать смелее,, Морган решительно зашагал навстречу свежеокрашенной голубой, белой и золотой вывеске «Ангела». Он глубоко вдохнул, потом резко толкнул тугую, неподатливую дверь таверны и тут же погрузился в полумрак, пропитанный запахами пива, рома и кухни.

Ему чертовски повезло, потому что в этот полуденный час там никого не было, не считая пары клиентов, которые дружески разговаривали или обсуждали свои дела над двумя высокими бокалами эля.

— Боже милосердный! Ты! — Миссис Пруэтт бросила на него пронизывающий взгляд черных глаз, а потом быстро повернулась в сторону входной двери. Почти незаметным движением головы она указала ему на открытый люк, по которому, как хорошо было известно Гарри, можно было спуститься в винный погреб. Он не стал мешкать ни секунды и мгновенно нырнул на крутую лестницу и, пригибая голову, чтобы не стукнуться о балки или не попасть в паутину, на ощупь спустился вниз, где царила почти беспросветная тьма и воняло вином, крысами и заплесневевшей соломой.

В погреб через грязное окошко, такое маленькое, что через него смог бы пролезть только ребенок, проникали слабые лучи света.

Угрюмый, голодный и продрогший, Морган устроился за рядами бочек со шведской водкой и, подкрепив силы глотком этого свирепого напитка, стал терпеливо ждать. Так он просидел полчаса, вскакивая при малейшем шуме у него над головой. Под ногами у него попискивали крысы и шмыгнули в свои норы, только когда дверь погреба открылась и на лестнице застучали легкие шаги Анни. От золотистого света свечи на стенах заплясали причудливые тени. При таком свете она казалась просто прелестной, когда обернулась, отыскивая его взглядом за бочками.

— Ах, я здесь, Анни, дорогая, — тихо произнес он, — я прошу тебя простить, что не сразу поспешил к тебе со своими извинениями. Я клянусь, я…

Она бросилась к нему, прижав палец к губам, и слова замерли у него на губах. Он увидел, что глаза ее полны страха, а с лица сбежала краска. Она была в ужасе.

— Боже, помоги нам! Гарри, ты должен уходить отсюда, если сможешь. Солдаты окружили гостиницу. Мама считает, что они сейчас будут обыскивать ее.

Схватившись за меч, он выпрямился, и в голосе его зазвучали властные нотки:

— Тогда немедленно возвращайся наверх. Я не стану причинять вам неприятности. Помни, я сам здесь спрятался, а ты только случайно нашла меня.

— Нет! Слишком поздно!

— Тогда я проложу себе дорогу с мечом в руках — я уже проделал это однажды.

— Но не сейчас, — воскликнула она. — Все улицы вокруг забиты «круглоголовыми». Что ты сможешь сделать?

— Ну, — ответил он со странной, жесткой улыбкой, — я могу умереть за короля — как благородный человек, я надеюсь. Ах, моя любимая Анни. — Неожиданно он схватил ее маленькую фигурку в темно-сером платье, крепко прижал к себе и поцеловал. — Я действительно люблю только тебя. Я никогда тебя не забуду.

— О Гарри, это «никогда» может наступить очень скоро — слишком скоро.

Сверху доносились грубые голоса, потом послышался грохот перевернутой скамьи и резкие выкрики:

— Эй, ты там! Стой смирно!

— Сюда! Быстрее! Быстрее!

При пляшущем свете свечи глаза Анни казались еще больше, когда она бросилась отодвигать с его помощью тяжелую деревянную крышку огромной винной бочки. Она заглянула туда и, казалось, была удовлетворена уровнем жидкости в ней.

— Залезай, Гарри! Быстрее, быстрее, ради спасения жизни!

Морган заколебался.

— Но эта бочка на две трети полна. А пустой нет?

— Ты будешь делать, как я сказала, или нет? — взмолилась Анни, бросая отчаянные взгляды на лестницу. — Это твоя единственная надежда. Слышишь? Они уже в конюшне1

— Именем лорда-протектора, открывай! — прогремел хриплый голос.

Беглец кивнул, бросил в вино шляпу, а потом и сам перелез через край бочки и почувствовал, как холодное вино затекает к нему в сапоги. Меч, куртка и все остальное исчезли в вине, которое при свете свечи казалось черным.

Анни, двумя руками таща на место тяжелую дубовую крышку, с трудом выдохнула:

— Опустись вниз, совсем вниз!

Но Морган медлил, над пенящимся, горьковатым вином виднелись только руки и черная взлохмаченная голова. Казалось, что он, не обращая внимания на происходящее, отчаянно кусает себя за палец. Блеснуло золото, и он бросил ей кольцо с грифоном.

— Бери, любимая, в знак моей вечной благодарности!

— Когда-нибудь ты вернешься за ним, правда? — Ему были видны только ее глаза над краем бочки.

— Если буду жив. Бог воздаст тебе за все, дорогая Анни.

Морган поджал ноги и запрокинул голову. Горько-сладкое вино поднялось, вытесненное его телом, и дошло ему до самых ушей.

В ту же секунду раздался жуткий грохот в дверь погреба. Вино остановилось всего в трех дюймах от края бочки. Господи, несколько капель попало ему в глаза, хотя он и зажмурился, и они теперь просто пылали.

Мягкий толчок говорил о том, что Анни поставила сверху на крышку какой-то предмет, возможно, выталкиватель пробок. Не успела она закончить, как раздались тяжелые удары, словно в дверь били поленом.

— Открывай! Лопни твои глаза! Открывай или пожалеешь! — ревели рассерженные голоса.

Боль, которую причинял Моргану спирт, попавший в глаза, почти сводила его с ума, и ему с огромным трудом удавалось сидеть так, чтобы едкое красное вино не попадало ему в нос.

Анни побежала вверх по лестнице, отчаянно крича:

— Иду! Я иду! Добрые люди, пожалуйста, не ломайте нашу дверь. Подождите, я бегу открывать.

Как только она отодвинула засов, дверь резко распахнулась и ворвался отряд обозленных солдат, сопровождаемый бряцаньем стали.

— Отойди в сторону, ты, шлюха, или отведаешь моей пики!

— Что за притон ты тут держишь?

— Давай, где ты прячешь этого мерзавца? Нет смысла его скрывать. Мы его тут же отыщем, — прошипел голос с западным акцентом. — Говори, ведьменыш.

— Мерзавца, сэр? — Голос Анни звучал тихо— и испуганно. — Но, сэр, я здесь одна; я в этом уверена. Я спустилась вниз, чтобы нацедить кувшин грушевого сидра. Пожалуйста, убедитесь сами.

— Так мы и сделаем. Отойди! — Командир, одноглазый мужчина с широкой повязкой на лице, грубо отшвырнул ее на бочонки с бренди. — Джордж и ты, Ватт, ну-ка проткните пиками вон ту охапку соломы. — Анни стало плохо при виде того, как они вонзают туда свои пики. — Никого? Я готов поклясться, что чертов королевский поклонник притаился где-то здесь! — Пустая бочка глухо загудела в ответ на свирепый удар.

— Пустая, — хмыкнул командир, — и эта тоже. Давайте посмотрим те, в которых что-то есть.

Анни тут же попыталась сделать вид, что неправильно поняла его.

— Но, сэр, если вы хотите выпить, — она попыталась засмеяться дрожащим голоском, — то мама, конечно, не будет возражать, если вы попробуете действительно замечательное Канарское вино, которое она держит вон в тех бочонках. А вот и ковшик;

— Прочь, болтливая шлюха! — огрызнулся тощий корнет с корявой физиономией. — Ты хочешь купить нас своим вином? Тебе не удастся споить нас, когда мы охотимся на предателя. Давай говори, где ты спрятала своего бандита?

— Египетская холера тебе на голову, Джэми, и говори сам за себя, — хмыкнул невысокий парень с перевязанной ногой. — Что касается меня, я с удовольствием глотну холодного винца. — Он взялся за выталкиватель пробок, стоявший на бочке, в которой Морган согнулся в три погибели, продрогший, промокший и изо всех сил старающийся сидеть тихо, несмотря на жуткую боль, раздирающую его глаза. Кроме того, ему было ужасно трудно удержаться от приступов кашля, потому что едкое вино все-таки попало ему в горло.

— Нет, это вам не понравится — это горькое испанское, — предупредила Анни, сделав вид, что наклоняется над крышкой.

— Может, он там?

— Нет, — ответила Анни и стукнула деревянной колотушкой по убежищу Моргана. Глухой звук — бульк! — отдался до самого верха бочки. — Видите? Она полна до краев. Никто не смог бы там спрятаться. Вон там Канарское.

Задевая за бочки и звякая оружием, солдаты сгрудились у бочки с Канарским, их железные латы и шлемы слабо поблескивали в дрожащем свете свечи.

Командир почти сразу же окликнул их:

— Прекратите чавкать, проклятые тупицы, и стучите по бочкам; если этот мерзавец прячется в одной из них, то она окажется наполовину пустой, так что осторожнее.

Морган почувствовал, что его спину и ноги сводят судороги; а если учесть, что ему приходилось держать шею в неестественно выгнутом положении, то его мучения были просто ужасны. Он знал, что долго не сможет так выдержать; скорее всего, он просто задохнется, если не откашляется от проклятой жидкости, которая просачивалась между его плотно сжатых губ. Раздался удар пикой по бочке, от которого вино заплескалось и попало ему в ноздри. Только чрезвычайным усилием воли удалось ему подавить слепое, инстинктивное желание немедленно вылезти отсюда.

— Она права. Эта бочка полна.

Голос Анни звучал на удивление спокойно:

— Да, сэр, вы сами убедитесь, что я говорю правду. Здесь никого не было, кроме меня.

Шотландец с растрепанными волосами, спадавшими из-под каски с потрепанным черным петушиным пером, продолжал подозрительно оглядываться вокруг:

— Для такой маленькой гостиницы у вас слишком много вина.

— О сэр, кроме гостиницы «Ангел», мама еще немного занимается ввозом и вывозом товаров. Давайте поднимемся наверх, и вы можете посмотреть городскую лицензию и свидетельство о членстве мамы в уважаемом Союзе виноделов и производителей крепких напитков.

Казалось, прошла мучительная вечность, прежде чем последний из солдат вылез обратно наверх и наполовину ослепший, полузадохшийся беглец смог столкнуть тяжелую крышку с бочки.

Настала ночь, и поздние посетители уже давно ушли, когда миссис Пруэтт осмелилась спуститься в винный погреб, где и нашла ободранного и дрожащего Моргана, который тем не менее был готов покинуть свое убежище по первому требованию. Выражение на тощем лице миссис Пруэтт нельзя было назвать слишком приветливым.

— Ты слишком дорого обошелся бедной вдове, мерзавец, и нечего ухмыляться. Если бы не глупая привязанность к тебе Анни, я бы тотчас выставила тебя отсюда и ты бы уже давно отплясывал джигу на площади казней. -Она цыкнула щербатым ртом. — Но мне не нужна награда за твою голову, и я не выдам тебя. Старый полковник Мордаунт и Мишель Мизей — будь проклята эта двуличная собака — спят и видят, как бы наложить на тебя лапы. Скажи мне, мистер Морган, ты действительно убил этих двух «железнобоких»?

— Да, миссис, но мне ничего не оставалось.

К его огромному облегчению, с лица ее исчезло суровое выражение, и она неожиданно усмехнулась, глядя на его лицо в подтеках вина, слипшиеся волосы и сырую одежду.

— Хорошая работа. Ненавижу этих самовлюбленных лицемеров, которые готовы закрыть все таверны в королевстве — я имею в виду в государстве — и разорить их владельцев. Чума на них, мистер Морган, люди имеют право смеяться и быть счастливыми, если они хотят — а большинство хочет этого. А пока хватит развозить вино по моему подвалу, выжми одежду вон в тот горшок — я продам это вино солдатам. Конечно, ты понимаешь, что здесь ты все еще в опасности, — заметила вдова и протянула ему узелок с едой, — но я придумала, как спасти твою шею. А теперь слушайте, что я скажу, сэр. За моей таверной все еще следят, но скоро приедет повозка за двумя бочками вина, которые надо доставить в порт. Вчера я продала их владельцу судна. — Миссис Пруэтт неожиданно подмигнула ему. — Он сказал, что торопится, потому что отплывает завтра утром с приливом.

— Да благословит вас Бог, матушка Пруэтт!

— Оставь благодарность на потом — ты еще не выпутался из этой передряги, сэр. Так вот, на эту повозку я погружу еще одну бочку, в которой ты и спрячешься.

Морган нагнулся и поцеловал ее жесткую руку.

— А куда направляется корабль?

И снова миссис Пруэтт поджала губы и цыкнула.

— Какое-то место под названием Барбадос, так сказал хозяин. Только не спрашивай меня, где это, сэр, потому что я понятия не имею.

 

Глава 7

ЭКИПАЖ ГИЧКИ

Там, где, моряк с обычным зрением ничего бы не заметил, Энох Джекмен смог увидеть еле различимую сероватую узкую полоску, которая замаячила на горизонте на самом краю сине-зеленого моря. На фоне пышных белых облаков, видневшихся там, куда был нацелен узкий нос гички , ее было особенно трудно рассмотреть.

Губы у бывшего помощника капитана так потрескались и обветрели за почти двухнедельное пребывание под лучами безжалостного солнца, что ему пришлось облизать их, чтобы выговорить хотя бы слово. Даже после этого ему казалось, что язык у него разбух вдвое больше обычного, и ему удалось прохрипеть только:

— Земля! Земля! Слава Богу, вон она, с подветренной стороны.

В этот крик он вложил почти все свои силы. Жажда так иссушила горло Джекмена, что его голос не смог разбудить ни женщину, ни трех мужчин, с которыми вместе он находился на борту грязной, необустроенной гички. Глупо ухмыляясь, потому что никто пока не знал о его чудесной тайне, он тупо и бесцельно разглядывал пустой кувшин из-под воды, который катался взад и вперед, взад и вперед по дну гички.

Рулевой задумчиво потянулся и внимательно окинул взглядом своих товарищей, которые лежали на лавках в таких неестественных позах, что казались уже мертвыми. И это было бы неудивительно, потому что всю ночь женщина стонала и что-то бормотала во сне, особенно под утро. Но нет, впалая грудь мисс Пайн все еще вздымалась под тканью выцветшего темно-коричневого платья.

Окрыленный надеждой, придавшей ему хотя бы видимость сил, Энох Джекмен нагнулся над штурвалом, несколько раз облизал сухим языком обветренные, запекшиеся губы и, перекинув парус, развернул нос гички по направлению к размытой, почти незаметной полоске земли.

Убедившись, что суденышко бежит по новому курсу, и удовлетворенно оглядев брызги, которые заискрились за кормой, уроженец Новой Англии принялся размышлять о том, чем сейчас заняты люди дома, в Ньюберипорте, в летний день 1656 года.

Гичка с легкостью скользила по ясному, ярко-голубому океану, а перед мысленным взором Джекмена простирались холодные, свинцово-серые воды у причала в Ньюберипорте. Неподалеку из воды высовывались многочисленные рифы, украшенные клоками желто-коричневых водорослей. Они поджидали неосторожную жертву.

Ему слышались крики скопищ серо-белых чаек и маленьких вертких крачек, которые словно жаловались, кружа над пирсом Абиджайи Уайтлока или сидя на побелевших от соли плитах нового корабельного двора Абсалома Пейджа. Наверное, за последние три года топоры дровосеков расчистили еще больше места на берегу, вгрызаясь в самую чащу обширных диких лесов. И наверное, вдоль полоски пляжа появилось еще больше новых домиков.

Интересно, сегодня воскресенье? Нет, скорее всего, нет. По воскресеньям младшему сыну преподобного мистера Джошуа Джекмена редко везло. Именно в этот день недели предписывалось полное бездействие. И сейчас Энох все-таки не мог понять, почему вести нормальный образ жизни в выходной день считалось таким страшным грехом. Непохоже, чтобы великий и всемогущий Господь мог навсегда проклясть сопливого мальчишку просто за то, что тому пришло в голову взять шлюпку и отправиться ловить треску в устье реки.

Незаметно молодой Джекмен обратился к воспоминаниям о том дне, когда, почти три года назад, он, не обратив внимания на строгие указания отца, преподобного Джошуа Джекмена, не смог побороть в себе желание отправиться вверх по течению, туда, где стройные темно-зеленые ели спускались прямо к прозрачной темной воде. Там он встал на якорь, достал старую удочку и насадил на крючок жирного червяка. Трески было много, и она оказалась весьма прожорливой.

И никто бы не обратил внимания на это пустячное и вполне понятное прегрешение, если бы не уродливый ханжа и шпион Джабез Лоринг, который подвернулся на дороге как раз вовремя, чтобы засечь, как сын священника волочет огромную связку рыбы, сгибаясь под ее тяжестью, к задней двери домика преподобного Джекмена.

Скоро, прикинул Джекмен, солнце поднимется над горизонтом и разбудит его товарищей, маня их новыми надеждами. Что это может быть за земля? За последние две недели гичка, наверное, отплыла достаточно далеко. Это французский, голландский или английский остров? Сделай так, Боже, чтобы он не оказался испанским!

А потом к ним заявились Поль Коггинс и Питер Ньютон, помощники шерифа, со стражниками и арестовали его за упорное и неисправимое нарушение Дня Субботнего.

Джекмен сжал челюсти. Прав он был или нет, но он все равно так сопротивлялся, что им пришлось огреть его дубинкой по башке, да так, что чуть не раскроили ему череп. До сих пор он ясно помнил чувство охватившей его ярости, когда его волокли по Ньюберипорту со связанными руками, словно обычного бродягу, — и все потому, что он поймал дюжину селедок и при этом никому не помешал.

Задул обычный утренний ветер, и гичка начала сильнее раскачиваться на волнах, но ее поскрипывание и ритмический плеск волн не могли успокоить бурю, бушевавшую в груди Эноха Джекмена. Снова перед его глазами стояло лицо старого судьи Оливера. Суровое, словно гранитный риф в бухте Массачусетс, оно ничуть не смягчилось при его чистосердечном признании и обещании никогда больше не повторять своего проступка. Судья мрачно приговорил вольного члена общины Эноха Джекмена к двадцати ударам плетью и одному дню у позорного столба.

Честно говоря, со столбом он бы еще смирился. Многие из добрых жителей колонии в бухте Массачусетс выстаивали около него день на площади за мелкие провинности против жестких законов колонии, но дать себя публично выпороть — это оскорбление, против которого восставали и его тело, и его душа.

Притворившись покорным и покладистым, он обманул Питера Ньютона, тюремщика, какой-то сказочкой, и тот имел глупость подойти к Эноху Джекмену поближе. Энох тут же нанес своему беспечному сторожу такой удар по челюсти, что тот в полуобмороке свалился на пол. Но все же Ньютон пришел в себя слишком быстро и успел поднять тревогу и позвать на помощь Лема Тернера, одного из городских «круглоголовых», который стоял на посту возле тюремного входа.

«Нет, не выйдет!» — рявкнул тот и поднял обитую кожей дубинку. И у Джекмена не оставалось другого выбора, кроме как выхватить с козел алебарду Питера Ньютона и броситься на стражника, который храбро, но безрассудно пытался воспрепятствовать побегу заключенного.

Даже сейчас Джекмен с удивлением вспоминал, с какой легкостью острие алебарды вошло глубоко-глубоко в толстый живот Лема Тернера. Какое странное, озадаченное выражение появилось у того на лице, когда он, кашляя, судорожно рванулся в сторону, в то же время отчаянно пытаясь выдернуть дубовое древко алебарды.

И только когда заключенный уже пробежал по направлению к лесу половину залитой солнцем и усыпанной песком улицы, Лем Тернер свалился, словно мешок с овсом, у порога тюрьмы — и все из-за паршивой трески!

«Если бы только Лем не попытался удержать меня, — думал Джекмен. — Ясно, что теперь мне больше никогда не увидеть Ньюберипорта».

Его изломанная, угловатая фигура болталась на скамейке в такт проворным движениям гички. Ярко-голубые глаза Джекмена были устремлены к горизонту, высматривая зубчатые темно-голубые пики гор, которые медленно вырастали над зеленоватой водой. Знает он это место? За последние три года он, как большинство способных моряков, выучил на память силуэты дюжины побережий и полусотни островов. Нет. Скорее всего, впереди лежала бразильская земля. Вздыхая и протирая покрасневшие глаза, он вновь погрузился в глубокие раздумья.

Уроженец Новой Англии вновь принялся гадать о том, что за земля лежит впереди. По тому, как она выступала из моря, он предположил, что это остров, и большой, потому что все больше и больше очертаний горных склонов выступало на горизонте. Какая судьба ждала их там? Ну, это они узнают, и скоро, потому что у них не было другого выбора, им надо было пристать как можно скорее. Еще день плавания, и экипаж гички не будет ничем отличаться от дохлой макрели, высушенной солнцем.

Джекмен босой ногой вернул руль на место и вновь с интересом осмотрел скрюченные тела все еще спящих товарищей. Повезло им, что Энох Джекмен решил броситься именно в эту гичку до того, как «Удачливый», потерявший мачты, потрепанный штормом и дырявый, словно корзинка на базаре, тяжело вздрогнул, перевернулся вверх дном и неторопливо навеки скрылся под водой.

Да, им повезло, потому что ни один из них не мог отличить гафеля от свайки , хотя все они были храбры и упорны. Как и мисс Кейт Пайн, единственная женщина среди них; бедняжка, она страдала от морской болезни с того самого момента, как они вышли из устья Эйвона.

Если бы эта серьезная, задумчивая женщина не была так молода, — а он полагал, что мисс Пайн что-то около двадцати одного года, — она давно бы уже погибла. Сейчас она находилась в самом жалком состоянии. Все лицо, руки и ноги у нее покрылись струпьями и кровоточили, длинные волосы разметались по лицу.

Узкие плечи и бедра Кейт Пайн заставляли предположить, что она мала ростом, но это было не так. В ней было добрых четыре фута шесть дюймов — на целый дюйм выше среднего роста. Сейчас на ее лице, простом, но не лишенном привлекательности, застыло умиротворенное выражение. Бедняжка, хотя бы во сне она могла забыть ужасы перенесенной бури, тонущего корабля и последовавшую за ним разлуку с матерью. Она была глубоко религиозна, поэтому сохраняла твердую уверенность в будущем — хотя много недель, может быть, месяцев, пройдет, прежде чем она сможет вернуться обратно на плантации своего отца на Барбадосе.

Громко сопя, рядом с Кейт лежал подполковник Роберт Дунбар. Хотя этот храбрый шотландский кавалерист проявлял умение и опыт в командовании эскадроном драгун, на борту гички он вел себя так же неловко, как медвежонок, играющий с ботинком. Этот добродушный, весь в шрамах вояка лежал, закинув назад седую взлохмаченную голову, глаза глубоко запали в глазницы.

Примечательно, что даже во время сна Дунбар держал наготове кинжал, который в настоящий момент составлял все имеющееся на гичке оружие. Остатки шотландского кафтана едва прикрывали плечи Дунбара, настолько обожженные солнцем, что трудно было догадаться, каков натуральный цвет его кожи.

Напротив Дунбара и ближе к носу расположился угрюмый, вечно недовольный парень, который сказал, что его зовут Тростон. Что-то ужасное должно твориться в Англии, решил Джекмен, раз мальчик восемнадцати лет так подозрительно и мрачно смотрит на всех; если подумать, то он напоминал хорошую собаку, с которой плохо обошлись в детстве. Конечно, напомнил себе рулевой, многие начинающие юнги на пути из Англии были не слишком приветливы. А как еще себя вести, если тебя практически продали в рабство на семь лет?

С надеждой поглядывая на стайки летающих рыб, Джекмен ослабил парус; вчера одна или две из них ударились о него и сильно разнообразили меню экипажа гички, послужив прекрасным дополнением к заплесневелым галетам.

Джекмен повернулся, чтобы бросить оценивающий взгляд на последнего из своих товарищей. Тот свернулся калачиком на носу, черные волосы длиной до плеч падали на грязную полотняную рубашку. Этого валлийца, молча признал Джекмен, труднее всего было раскусить. Редко попадались уроженцу Новой Англии люди, которые бы так долго и так сильно страдали от морской болезни.

Вначале он сказал, что его имя Хью Мортон, но как только корабль вышел в море, он объявил, и не без гордости, что на самом деле его звали Морган — Генри Морган. Он готов отработать плавание, так заявил он капитану, но будь он проклят, если согласится подписать хоть какую-нибудь бумагу.

«Я не служу никому, кроме моего короля», — закончил он.

Энох Джекмен так и не мог догадаться, что могло заставить этого славного, крепко сложенного валлийца забраться в винную бочку. Ну и видок был у него, когда тем замечательным утром боцман вытащил его на палубу, позеленевшего от морской болезни, а лицо, руки, одежда и даже меч у него были в ярко-красных винных подтеках.

Удивительно, но Морган производил впечатление человека, рожденного командовать, даже тогда, когда сам он выполнял чужие приказания. С самого начала он работал много и охотно.

Боже всемилостивый! Энох подумал, что этот валлиец просто излучал жизненную силу. Как только Морган оправился от морской болезни, то, к великой радости видавшего виды экипажа, как следует отколотил помощника боцмана, громилу, который жестоко обходился с Морганом, когда тот, слабый и беспомощный, валялся в кубрике бригантины.

В глубине души Эноху Джекмену был симпатичен этот таинственный беглец. И хотя он и относился к Моргану хорошо, так ничего и не узнал о его прошлом. В ответ на вопросы он только настороженно косился своими темно-карими глазами и бормотал:

«Занимайся своим делом, Джекмен, а я займусь своим».

Морган повернулся, тихо застонал, и его слипшиеся от жары ресницы дрогнули.

— Какого черта ты глазеешь? — Морган сел, сердито нахмурил брови и неуверенно поднялся на ноги.

Джекмен усмехнулся и едва заметно тронул руль. В результате гичка подпрыгнула на волне, Морган потерял равновесие и наступил на руку подполковнику Дунбару.

Дунбар мгновенно вскочил и неуловимо быстрым движением наполовину вытащил кинжал из ножен.

— Что случилось? — вскинулся он. — Ах, это опять ты, проклятый валлийский медведь! Чтоб тебе на виселице сдохнуть!

— Успокойтесь вы оба, спорщики, — оборвал их Джекмен. — Есть хорошие новости.

— Откуда?

— Если вы посмотрите вон туда…

Приноравливая движения жилистого тела к покачиванию гички, Дунбар, не веря своим глазам, уставился на три голубоватые горные вершины, вздымающиеся над серо-зеленым горизонтом.

— Это земля?

— Так же верно, как то, что ты еще жив, — хрипло расхохотался Джекмен.

— Да будет прославлена милость Божья!

Морган, который вначале счел слова рулевого за неуместную шутку, удержал чуть не сорвавшиеся с языка проклятья и согласно кивнул головой.

— Слава Богу, Джекмен, хоть раз в жизни ты сказал правду. — Он нагнулся и потряс спящую девушку. — Эй, Кейт, проснись! Вставай, Тростон. — Он хлопнул Дунбара по плечам и схватил Джекмена за руку. — Впереди земля. Друзья, давайте выпьем за наше спасение.

Джекмен потряс головой так, что на глаза ему упал клок спутанных волос.

— Не торопитесь, друзья, если ветер сменится или мы попадем в неблагоприятное течение, то нам еще долго придется плыть.

Морган добрался до кувшина с водой и проглотил всего лишь маленький глоток — большую часть своей доли он вылил в жестяную кружку, которую поднес к потрескавшимся губам Кейт Пайн.

— Давай пей, Кейт, крошка. Похоже, что мы были всего на волосок от смерти.

Кейт пришлось протереть несколько раз глаза, чтобы разомкнуть слипшиеся ресницы.

— Что это? — прошептала она. — О Гарри, жестоко обманывать меня и подавать мне надежду.

— Будь уверена, что я не шучу, — уверил ее он, — да, черт возьми, взгляни на глупый вид мистера Джекмена.

— О-ох. Ведь это земля, правда?

— А что же еще.

— Ох, да славится имя Господне! — Даже не отпив воды, Кейт Пайн упала на колени, сложила руки и склонила маленькую головку в благодарной молитве.

Юный Тростон ничего не сказал, просто потребовал свою долю воды, а потом разразился приглушенными проклятьями по поводу того, что ему достались только грязные и вонючие остатки.

Морган, покачиваясь, прошел назад и уселся рядом с Джекменом на корме.

— И что же, сэр, как по-вашему, что это там за земля?

— Ничего не могу сказать, — ответил Джекмен, и Морган уловил в его тоне тревогу. — После стольких дней дрейфа и плавания это может быть Флорида, или Москитный берег , или Бог знает что. — Он понизил голос. — Нам лучше дождаться темноты и смотреть в оба. Дай Бог, чтобы это не оказались Пуэрто-Рико или Куба, где засели кровожадные доны. Чем больше я думаю о наших силах, тем больше молю Господа, чтобы мы высадились на необитаемый остров.

День уже перевалил за половину, когда показалось каменистое побережье острова, который Джекмен так и не смог узнать. Виднелись песчаные дельты в устьях рек и ручейков. На побережье в огромном количестве водились морские птицы, чей помет испещрил листья прибрежных деревьев и покрыл острые камни, словно по ним рисовали мелом. Вдалеке вздымались пологие холмы, которые поднимались к подножию поросших лесом гор, высоко вздымавшихся на фоне голубого неба Карибского моря. Нигде не было заметно и следов человеческого обитания — ни хижин, ни каноэ, ни лодок; даже ни одного дымка.

Предоставив Моргану и Дунбару следить за окрестностями, Джекмен направил гичку на запад вдоль побережья, стараясь держаться на безопасном расстоянии от берега. Он искал проход между непрерывной цепью рифов, которая тянулась между лодкой и берегом. Над рифами кружились небольшие стайки морских птиц в поисках моллюсков.

В конце концов уроженец Новой Англии удовлетворенно хмыкнул и, резко повернув румпель босой ногой, принялся вытягивать парус.

Дунбар приподнял кустистые седые брови.

— Почему ты решил остановиться именно здесь, Джекмен?

— Посмотрите на воду.

Даже Кейт Пайн смогла различить широкие желтоватые полосы, которые смешивались с прозрачной изумрудно-зеленой морской водой.

— И что? — потребовал разъяснений Тростон.

— Это осадок, а осадок попадает в море с пресной водой, вы, ослы. Не так просто найти пресную воду, но мы сейчас войдем в устье.

Поставив Моргана на носу впередсмотрящим, Джекмен, покачиваясь, встал на корме и, загородив ладонью глаза от солнца, направил гичку по извилистому пути между коварными рифами, которые медленно омывали волны.

Время от времени Кейт Пайн и Тростон вскрикивали, когда совершенно неожиданно прямо перед тупым носом гички возникали изогнутые кораллы; но легкое нажатие колена Джекмена на румпель всегда отводило грозящую катастрофу.

Постепенно шум прибоя стал глуше, и гичка закачалась на покатых, маслянистых на вид волнах, которые понесли ее прямо к берегу, где поднимались холмы, покрытые деревьями, кустарниками, виноградом и пальмами.

Морган уже начал подумывать о том, не ошибся ли Джекмен, когда, обогнув небольшой холм, гичка вошла в широкую и низкую дельту маленькой речки.

Кейт Пайн неожиданно взвизгнула и вцепилась в плечо Моргана.

— Боже милосердный, к-кто это? Д-драконы?

Тростон тоже испустил отчаянный вопль, а Дунбар схватился за кинжал. На низком берегу всего в пятидесяти ярдах от них лежали какие-то отвратительные, огромные, перепачканные грязью чудовища, которые разевали гигантские пасти, усыпанные острыми зубами, и скалили их, казалось, в направлении гички. Покрытые чешуйчатыми пластинами чудовища не меньше пятнадцати или двадцати футов в длину со скоростью породистого рысака мчались к воде, с тучей брызг бросались в шоколадную воду и скрывались из виду.

— Они убежали, — выдохнул Морган, почувствовав, что по спине у него течет холодный пот. — Что это за звери атаковали нас?

С приятным чувством собственных познаний, Джекмен громко расхохотался.

— Нет, Гарри, эти звери хитры и коварны, но они никогда не нападут на лодку.

Морган фыркнул.

— Ты мог бы сказать об этом раньше. Бедняжка Кейт и наш храбрец Тростон чуть в обморок не упали. Кто это был?

— Испанцы называют их кайманами или cocodrillos; они кишмя кишат по всей Вест-Индии. В Африке их называют крокодилами и боятся: там считают, что крокодилы произошли от самого Люцифера. А теперь, — Джекмен встал и осмотрелся, — ты, Гарри, и ты, подполковник Дунбар, смотрите внимательно, не видно ли где признаков жилья. Смотрите в оба: от этого зависят наши жизни.

Кейт снова упала на колени — у нее был такой потрепанный и жалкий вид. Но ее тихий голос действовал успокоительно, словно лекарство, выписанное опытным доктором:

— Да славится имя Твое, о Господи, за наше спасение. Пусть милость Твоя и дальше не оставит нас на нашем пути.

Морган сказал Джекмену:

— Мне бы не помешал свежий заряд пороху для моего пистолета.

— А этот не годится?

— Нет. Заряд испорчен, а запаса пороха у нас нет.

Поток неожиданно превратился в миниатюрную лагуну, окруженную белым песком. В нескольких ярдах от нее особенно пышная растительность и крошечные ручейки указывали на присутствие источника. Кейт Пайн разрыдалась от радости.

— Разрази меня гром, если я еще хоть раз выйду в море, — в восторге выкрикнул Морган, выпрыгивая в темно-коричневую воду и таща на берег лодку с помощью Эноха Джекмена.

Мужчины двигались неуклюже, потому что долгое время просидели в неподвижности на борту гички, но им все же удалось вытянуть гичку на серовато-белый песок, а потом они друг за другом потянулись к источнику, где удалось отпить первый глоток действительно свежей воды за последние три месяца.

Воспользовавшись шотландской каской Дунбара за неимением другой емкости, Морган зачерпнул воды для Кейт. Она пила и благодарила его взглядом прекрасных, странно спокойных глаз, а потом снова оперлась о корму гички, с восхищением рассматривая небольшой водопад, который спадал, изящный и деликатный, словно шлейф от подвенечного платья, с уступа покрытой мхом скалы, поднимающейся над берегом.

Тростон сделал два или три долгих глотка, и Джекмену пришлось оттащить его от источника.

— Отойди, идиот! Если выпьешь еще, то сдохнешь, как отравленный котенок.

К этому моменту солнце, окруженное красно-золотым ореолом, уже исчезло за горами и появились постепенно сгущающиеся тени.

Джекмен дважды бывал в Вест-Индии и мог заранее предсказать, что их ждет беспокойная, голодная и полная мошкары ночь. Кейт он отослал собирать плоды дерева каремита, очень похожие на сливы; Тростона он отправил ловить крабов в камнях, которые к вечеру начали вылезать из своих убежищ. Подполковника Дунбара Энох разместил на возвышенности часовым, а Моргану велел найти место для костра и развести огонь. Сам же уроженец Новой Англии исчез в кустах и скоро вернулся, нагруженный охапкой смахивавших на капусту листьев и красно-коричневыми фруктами, которые он назвал бананами.

Экипаж гички славно поужинал тем вечером запеченными бананами, вареными пальмовыми листьями и поджаренными крабами, поданными с апельсинами и плодами каремита.

Не дождавшись появления звезд, Джекмен поднялся и начал забрасывать угли песком.

— О, мистер Джекмен, зачем тушить наш милый маленький костер? — запротестовала мисс Пайн. — При свете так… не страшно и… и вокруг могут быть дикие звери.

— Может быть, — хмыкнул второй помощник, — но они и вполовину не так свирепы, мадам, как карибские индейцы, заготовщики вяленого мяса, или дьяволы-испанцы, а свет костра привлечет их всех.

— Нам надо поставить часового, как ты считаешь? -спросил Дунбар, но Джекмен покачал головой.

— Вряд ли в этом есть необходимость, поскольку мы не нашли никаких следов людей.

Как только потух последний уголек, Тростон, Дунбар и Джекмен с сомнительным комфортом устроились на охапках сухого мха, который скопился в тени высокого хвойного дерева.

Что касается Кейт Пайн, то она отошла немного в сторону и, упав на колени, горячо и радостно молилась еще полчаса.

Морган тоже еще не собирался спать, поэтому он спустился к воде, где долго простоял, вглядываясь в матовую, темную поверхность океана. Постепенно прохладный ветер охладил его горящие, обожженные солнцем плечи и принес с гор запах мириад цветов. Океан тоже умиротворенно шумел там, за цепью рифов, и волны сонно плескались в лагуне.

Несчетные тысячи белых звезд на небе слагались в созвездия, которых он никогда не видел в Глеморганшире.

Кровь Христова, как приятно снова чувствовать, что ты сыт, и, что лучше всего, ощущать под ногами песок, все еще теплый после жаркого солнечного дня. Какое счастье, что они выбрались из этой шаткой гички! Да. Только на земле можно наслаждаться прелестями жизни. Пусть другие шатаются по морю, но только не Гарри Морган.

— Ты должен вести себя осторожно, — напомнил он себе, — и смотреть по сторонам, пока ты не освоишься в этом незнакомом мире, и тогда, клянусь Господом, — тут он глубоко вздохнул и поднял истощенное лицо к небу, — ты зажжешь такой костер, что вся Англия будет смотреть и изумляться тебе.

Когда он говорил, на небе вспыхнула изумрудно-золотая звезда и прочертила светящуюся параболу. Зеленый и золотой — цвета Моргана! Вот предзнаменование того, что имя Моргана рано или поздно прогремит по всему Карибскому морю. То, что эта звезда горела совсем недолго, не пришло в голову стоящему на берегу лагуны исхудавшему юноше.

 

Глава 8

КРОВНЫЕ БРАТЬЯ

Вскоре после того, как его товарищи заснули мертвым сном, Морган решил принять меры предосторожности, которые он обдумал уже давно. Он тихо покинул общий лагерь и отправился устраиваться почти в ста ярдах дальше, в небольшой пещерке, скрытой от посторонних глаз за густыми зарослями алоэ.

И все равно Морган дважды вставал ночью, разбуженный и напуганный воплями кайманов, которые дрались в лагуне.

Наконец он провалился в тревожный сон, от которого пробудился, как ему показалось, почти мгновенно, весь дрожа, напряженно всматриваясь в темноту и прислушиваясь. Это действительно собаки лают или его солнечный удар хватил?

Да, это действительно были собаки, и они подняли оглушающий, раздирающий уши шум совсем рядом. Не осталось ни малейшего сомнения, что животные обнаружили лагерь Джекмена и облаивали его.

Посреди всеобщего гама он мог различить голоса Дунбара и Джекмена, кричавших:

— Отзовите собак, ради Бога! Нас тут всего горстка, потерпевших кораблекрушение.

Морган пробрался под мокрыми от росы ветвями алоэ и стал соображать, что делать дальше. За яростным собачьим лаем он расслышал голоса нескольких мужчин, говоривших на каком-то иностранном языке. Испанцы! Конечно. Ему мгновенно пришли в голову рассказы о жестоком обращении донов с такими же путниками, которые осмеливались переступить границу тщательно охраняемой ими территории.

Проклятье! Одна из собак, похоже, взяла его след. На лбу у него выступили крупные капли пота, когда он услышал, как ищейка обнюхивает землю все ближе и ближе. Огромное животное направлялось прямо к нему.

От отчаяния его воображение заработало сильнее, он глубоко вдохнул воздух и изо всех сил завопил:

— Вот они! Первый эскадрон, зажигай спички, направо и ждать команды стрелять! Второй эскадрон, поднять пики!

Весь лес загудел и отозвался эхом на неожиданный вопль Моргана.

Два огромнейших мастифа из всех когда-либо виденных Гарри бросились в чащу и начали пробираться прямо к его убежищу. Морган, с детства знакомый с повадками охотничьих собак, принял мудрое решение не шевелиться и не поднимать руки — сложная задача, поскольку от страха он даже почувствовал горький привкус во рту.

— Эй, Морган! Прикажи своим людям сомкнуться. К Дунбару! К Дунбару! — Шотландец, опытный ветеран в делах сражений, попытался поддержать придуманную Морганом хитрость.

— Вам не удастся нас обмануть, — произнес какой-то голос по-английски. — Вас только пятеро, и у вас нет оружия, поэтому стойте спокойно и не делайте лишних движений.

— Это ложь! — вмешался Морган. — Нас двадцать, и мы вооружены.

Кто-то резко рассмеялся.

— Nom de Dieu! Мы следим за вами с того момента, как вы высадились на берег.

Кто-то третий тоже расхохотался.

— Если бы вы не были слепы, как церковные крысы, вы бы нас заметили, верно, Педро?

— Вы англичане — и мы тоже, — произнес Джекмен. — Пожалуйста, не трогайте нас.

— Мы не англичане, — огрызнулся первый говоривший. — У нас нет национальности.

— Тогда подходите, безымянные ублюдки, и попробуйте взять нас.

Джекмен поднял бесполезный пистолет, а подполковник Дунбар проворно скинул кафтан и замотал его вокруг левой руки словно щит. Крепкий кинжальный клинок блеснул в слабом свете звезд.

— Стой там, ты, с пистолетом, — скомандовал английский голос. — Бросай его! Мои мушкетеры целятся прямо тебе в живот. Брось его, я сказал.

Огромные собаки перед Морганом угрожающе зарычали и обнажили клыки, но не бросились на него.

— Restez tranquille! — Зашуршали ветви, и в поле зрения Гарри появилось человеческое существо самого отталкивающего вида. Держа в руках короткоствольное ружье и двигаясь почти бесшумно, к неподвижным путешественникам бросился человек лет пятидесяти. Вокруг его головы был повязан грязный желтый платок. Из-под этого головного убора в беспорядке выбивались волосы того же рыжего цвета, что и спутанная борода незнакомца.

Морган видел немало бродяг и беспризорников, браконьеров, конокрадов и воришек, но никогда еще он не встречал никого, даже отдаленно похожего на этого бандита, чьи штаны из грубой ткани держались на поясе, с которого свисали два огромных пистолета. На ногах у него были сандалии из кожи грубой выделки, на которой еще сохранились остатки черного и белого меха.

Этот дикарь был похож на ходячий арсенал, поскольку кроме мушкета и двух пистолетов через одно плечо у него свешивалась перевязь, к которой была прицеплена короткая абордажная сабля.

Приблизившись на расстояние около десяти ярдов, незнакомец остановился, а потом громко щелкнул пальцами, словно выстрелил из пистолета.

— Viens, Hector! Ici, Pluton! — К невыразимому облегчению юного валлийца, обе собаки прекратили лай и рысцой побежали к своему хозяину.

— Tu parle francais?

— По-французски я знаю всего несколько слов, монсеньор. Что вы хотите? Вы на самом деле пираты?

Остальные заревели:

— Mecque! Пираты, nevaire! Мы самые честные люди, охотники и заготовщики вяленого мяса. Невежливо звать нас пиратами, это просто оскорбление. А теперь поворачивайся и иди к своим товарищам.

Заготовщик вяленого мяса неуклюже развернулся, потому что в руках у него была подставка, которая поддерживала тяжелый мушкет, направленный в живот Моргану.

Из чащи джунглей вынырнула еще одна кошмарная фигура. Этот говорящий по-английски человек был одет в такую же грязную и оборванную одежду, как и его компаньон, но в дополнение к этому на нем был жилет из белой и коричневой телячьей кожи.

— Клаас! Педро! Выходите, но держите этих идиотов на мушке.

Появились еще двое с саблями и взведенными пистолетами наготове. На них были круглые фетровые испанские шляпы с обрезанными полями.

Кейт Пайн испустила испуганный вопль.

— О-ох. Ради Бога, пощадите нас, благородные сэры.

— Мы не «благородные сэры», поэтому прекрати нытье. — Англичанин в жилете из телячьей кожи вышел вперед и презрительно оглядел потерпевших крушение. — Ну и голодранцы! Черт меня подери, Фалле, если наша добыча стоит хотя бы муидор!

Морган добродушно рассмеялся и, все еще в сопровождении двух собак, медленно приблизился.

— Вы и сами одеты не по последней моде.

Другой англичанин, бродяга с рыжей бородой, у которого не хватало одного уха, громко сплюнул.

— Заткнитесь, чертовы болтуны. — Он повернулся к Моргану. — Эй ты, чернявый, кто ты такой?

Морган как можно короче описал «Удачливого» и его так плохо закончившееся плавание, но предоставил Джекмену поведать о странствиях гички; англичанин переводил все это на чудовищную смесь французского, голландского и, как это ни странно, португальского.

Морган почувствовал, что прежняя враждебность незнакомцев исчезла. Странно, что эти разбойного вида парни бросили на затихшую в кустах Кейт только беглый взгляд. Морган неожиданно протянул англичанину руку и назвал свое имя.

Тот пристально взглянул на него.

— В береговом братстве меня называют Билли Дублоном, — он дотронулся до своей огненной бороды, — и пусть так и будет. А это мой кровный брат, Фалле, он наш предводитель.

француз не торопился пожать Моргану руку. Он оказался коренастым, кривоногим мужчиной с черными блестящими глазами и кожей странного бронзового оттенка, который проступал из-под загара. В конце концов он все-таки улыбнулся на редкость открытой улыбкой, обнажившей кривые желтые остатки зубов.

Глядя Фалле прямо в глаза, Морган указал на своих товарищей.

— Восемь человек лучше, чем четверо, — как ты думаешь?

Француз рассмеялся.

Тот, кто назвал себя Билли Дублоном, сплюнул.

— Ты быстро соображаешь, парень, на этих широтах тебе это пригодится. Познакомься с братьями.

Как и можно было ожидать, Клаас оказался голландцем по происхождению, но по виду это было совершенно не заметно. Он не был ни белокурым, ни голубоглазым, ни флегматичным. В неправильных чертах его мрачного и свирепого лица, к тому же сильно попорченного перенесенным венерическим заболеванием — половина века отсутствовала, — ясно проглядывала испанская кровь. На гладком, почти безбородом лице Педро, португальца, выделялись темные красивые глаза, скорее подходящие девушке, чем мальчишке возраста Тростона. Его изящная, стройная фигурка, с хорошо развитыми мускулами, тем не менее была пропорционально сложена.

— Клаас и Педро, — назвал Фалле своих товарищей.

Лагерь заготовщиков вяленого мяса располагался в глубине небольшой долины меньше чем в половине лиги к востоку от лагуны. Дублон сказал, что эта земля — северное побережье Эспаньолы .

Джекмен выругался.

— Значит, это все-таки испанская территория? Похоже, нам не повезло, Гарри. — Но он немного расслабился, когда предводитель отряда объяснил ему, что только южное и западное побережья этого острова контролируются испанцами. А здесь, на северном побережье, можно было не бояться атаки; здесь никого не было, кроме отдельных групп охотников на диких свиней и мясную дичь — как они сами. Морган захотел узнать, сколько людей обычно входит в такую группу.

— Редко больше шести кровных братьев охотятся вместе; иногда всего двое. Так легче ускользнуть, когда проклятые доны, — лицо Дублона исказила настоящая ненависть, — преследуют нас, а за последнее время это случается слишком часто. В прошлом месяце на Коровьем острове чертовы папистские собаки схватили Тома Брайта и его кровного брата.

— Кровного брата? — Морган нахмурил лоб. — Друг, должен признать, что я не понимаю, что это значит…

— Ничего удивительного. — Дублон резко рассмеялся. -У братьев побережья — а ты еще много о нас услышишь, если выживешь, — не принято брать себе женщин, потому что они слишком слабы, забывчивы и болтливы. Вместо этого мы заводим себе кровного брата, или мателота. Так вот, Фалле — мой брат, а Педро — брат Клааса. Кровный брат сражается плечом к плечу с тобой, заботится о тебе, если ты заболел. Все его — твое, а твое — его.

Говорящий удовлетворенно мотнул спутанной рыжей бородой.

— Это на редкость славная жизнь. Мы все делим между собой. — Он подмигнул. — Это все равно что семейная жизнь, только лучше, потому что нет вечно ноющей и стонущей жены. Так и Клаас и Педро: они уже шесть или семь лет делят вместе одну хижину и никогда не отходили друг от друга больше чем на несколько ярдов.

Морган со все возрастающим изумлением выслушал это объяснение и постепенно начал понимать, почему заросшие охотники так мало внимания уделили Кейт.

Немного позже Морган с огромным трудом пытался расспросить Фалле, почему испанцы так преследуют братьев, которые хотят только, чтобы их оставили в покое и дали им охотиться на дикий рогатый скот. Раз они отказались от национальной принадлежности, то не представляют угрозы для испанцев.

— Испанцы очень глупы, — заявил Фалле, когда они беспорядочной колонной вышли на берег.

Фалле и Морган приняли решение оставить гичку в лагуне, потому что там должен быть отличный клев.

— Они пытались выжить нас; уничтожая дикий скот на необитаемых островах, а от него зависит наша жизнь. Поэтому иногда мы берем испанских коров вместо диких. Они сердятся, иногда убивают нас, но чаще мы убиваем их — безжалостно. Ma foi , за последние три-четыре года жизнь здесь стала очень беспокойной.

Дунбар наклонил седую лысеющую голову и прислушивался. Он давно уже понял, что чем больше узнаешь о незнакомой земле, населяющих ее людях и их обычаях, тем успешнее будешь там воевать. Ко всеобщему удивлению, он обратился к Фалле на беглом, хотя и не совсем правильном, французском:

— А что, монсеньор, привело вас на Эспаньолу?

Предводитель охотников взмахнул руками и разразился потоком французских слов с баскским акцентом:

— Мы охотимся на дикий скот. Для этих земель нас с Дублоном недостаточно, поэтому мы попросили Педро и Клааса присоединиться к нам. — Он довольно рассмеялся. — Хорошо, что вы появились именно сейчас. Только вчера мы начали убивать les vaches . Мы будем охотиться вместе, верно? Тогда мы заполним нашу барку и вашу гичку вяленым мясом и отплывем на Тортугу. Но вначале мы, конечно, дождемся дымового сигнала о начале торговли.

Француз нахмурился и ласково потрепал по загривку двух огромных собак, бегущих рядом с ним.

— Ты веришь мне, monsieur le colonel? Пока испанцы сами не начали войну против нас, мы не тронули ни одного из них, правда. Мы, братья, хотим только одного — прожить без злобной ненависти, религиозных войн и холеры, наводнивших Европу. У нас была чудесная жизнь, mon ami; возможно, грубая, но мирная.

Этим вечером два отряда расположились рядом с палаткой Фалле и насладились деликатесом — костным мозгом из хорошо прожаренных и лопнувших от жара берцовых костей быка. Для Кейт отложили огромный язык и отборное филе. Никто из охотников даже не разговаривал с ней, только молча подавали ей еду.

— Скажи мне, Фалле, у тебя есть фамилия?

Француз на секунду поджал тубы и уставился на рассыпающиеся искры.

— Предположим, что да, но я ее забыл.

— Ты… э… умеешь писать? — Юный валлиец изо всех сил старался быть тактичным, но Фалле только фыркнул.

— Мой юный друг, конечно, секретарь министра финан… — Он резко оборвал себя на полуслове, очень медленно набрал пригоршню песка и начал просеивать его сквозь пальцы.

Морган ломал голову в догадках. Что могло заставить такого, по всей видимости, образованного человека, как Фалле, и веселого, умного, всегда вежливого Педро выбрать себе в товарищи таких бандитов, как Дублон и Клаас? Как они смогли приспособиться к такому варварскому существованию?

Фалле говорил с Дунбаром по-французски.

— Как я уже говорил, мой друг, мы, братья с побережья, были вынуждены дать отпор испанцам и португальцам и организовать нечто вроде конфедерации. Такие маленькие экспедиции, как наша, уже отошли в прошлое. Братья больше не плавают в каноэ, барках и пирогах, а ведут галионы и барки водоизмещением в пятьдесят тонн, иногда вооруженные фальконетами и легкими пушками.

Баск понизил голос, и его печальные глаза блеснули красноватыми огоньками в свете костра.

— Прошлой весной мы выбрали из нашего числа полковников и капитанов. А когда мы вернемся на Тортугу, то решено выбирать адмирала.

— Адмирала? — Морган выпрямился, песок скатился с его обнаженной загорелой спины. — Черт! Адмирал несуществующей страны? Это любопытно. А кого выберут?

Вмешался Дублон:

— Старину Мэнсфилда, голландца. Когда Эд не пьян, он чертовски здорово принимает решения. Эд пиратствует и сражается уже почти пятьдесят лет. Эд ненавидит донов, и сейчас, когда Англия и Франция воюют с проклятыми испанцами, Эд Мэнсфилд может запросить неплохую цену за то, что поплывет с братьями. Я и Фалле, мы собираемся записаться в поход, как только доберемся до Кайоны, -добавил он и сердито сплюнул. — Ненавижу проклятых папистов.

Озадаченный Джекмен почесал короткую бороду, которую он отрастил со времени гибели «Удачливого».

— Ты хочешь сказать, что этот парень, Мэнсфилд, продаст свои услуги флоту берегового братства?

— Да, французам, или англичанам, или голландцам; туда, где ожидается добыча побогаче. Да, Клаас?

— Да, это верно. — Клаас кивнул и швырнул Гектору кусок поджаренного мяса.

— А к испанцам вы найметесь? — спросил Тростон.

— Morbleu! Нет! — Фалле и другие кровные братья с ужасом уставились на него.

В первый раз Педро выругался и угрожающе взглянул на перепуганного парня.

— Никогда не говори так. У нас, бедных охотников, много врагов, но только испанцев мы будем убивать! Убивать! Убивать! Если бы ты нашел, как мы, двух своих товарищей, с которых живьем сняли кожу и натерли перцем, ты бы понял нас.

Вся компания, кроме Кейт Пайн, отправилась на охоту на диких коров, как только стаи зеленых и серых голубей с пышными хвостами полетели в горы, Напившись в маленьких лужицах возле лагеря охотников. Собаки беспокоились, рычали и рвались с поводка, потому что их сегодня специально не кормили.

Заготовщики вяленого мяса обычно держат наготове огнестрельное оружие на случай непредвиденных неожиданностей, поэтому все были вооружены мушкетами и аркебузами. Моргана, Дунбара и Джекмена снабдили порохом и тяжелыми мешочками с пулями — большими свинцовыми шариками, восемнадцать штук на фунт. У Тростона на поясе висели огромные абордажные пистолеты, а в руках он сжимал копье с широким лезвием.

Прорубая себе дорогу в почти сплошной стене растительности, охотники на диких коров добрались до холмов, у подножия которых лежали небольшие Луга, тянувшиеся параллельно берегу. Именно здесь, объяснил Педро, паслись небольшие рыжие коровы и свиньи, которых согласно испанской колониальной политике выращивали на каждом острове. Они жирели и размножались на подножном корму, одновременно пожирая фрукты и попадавшийся ямс.

Саванна действительно была красива; естественные заливные луга, окруженные лесами, в которых росли кедры, дубы, красное дерево и дерево гри-гри. Там жили мириады птиц, дрозды, певчие птицы, перепелки и голуби. Как только раздавался выстрел, стаи сверкающих зелено-желтых попугаев с воплями взлетали вверх, а другие пташки в панике бросались прочь.

С другой стороны, вороны и стервятники, давно уже понявшие, что выстрелы означают скорое появление еды, слетались десятками и сотнями, кружили и каркали над охотниками, набрасываясь на коровьи внутренности.

К полудню уже около тридцати коров лежало на зеленой, забрызганной кровью траве саванны; при такой жаре их животы уже начали вздуваться. Груда разделанного мяса все росла и росла, но не очень быстро, потому что охотники вырезали только самое лучшее мясо; остальное, и большую часть, они оставляли воронам и стервятникам, которые в нетерпении пикировали с яркого неба. Сотни других пожирателей падали сидели на ближайших деревьях и наблюдали за ободранными охотниками, забрызганными кровью с ног до головы, которые работали ножами и топориками, чтобы снять мясо с костей.

К закату все охотники, страшно уставшие, но удовлетворенные, доставили в лагерь больше тонны мяса и прикрыли его широкими банановыми листьями.

Джекмен и Морган, единственные из всей компании, пожелали немного почиститься и умыться свежей водой.

Педро, Фалле и остальные облизывались, глядя на кучу бело-розовых берцовых костей перед поблескивавшими камнями, нагретыми на огне, который развела Кейт. Из этих костей будет приготовлено любимое всеми буканьерами блюдо — запеченный костный мозг. Пальмовое вино, которое сделал Педро, было выпито мгновенно. Оно оказалось освежающим, но не очень крепким.

Клаас исчез в кустах, но скоро вернулся, неся на обнаженном, загорелом плече кувшин барбадосского рома.

— Вот отличная идея, — ухмыльнулся Джекмен. — За последний месяц я в рот не брал ничего, кроме воды.

Поспешно были розданы половинки кокосовых орехов и опустошены еще более поспешно.

Разговорившись впервые за все время, что Морган знал его, обычно мрачный, запуганный и ноющий, Тростон сиял и шутил, а потом принялся расспрашивать об искусстве заготовки мяса. Фалле, жестикулируя, объяснял, как нарезать полоски мяса длиной в три или четыре фута и шириной в полдюйма, потом укладывать их на решетки из толстых зеленых веток; уже готовые решетки стояли в конце лагеря. Полоски мяса, как следует просоленные, наматывали на прутья из сырого дерева, клали на решетку и время от времени поворачивали. Решетки ставили над углями, на высоте примерно двух футов. Охотники периодически бросали на угли кости и потроха, создавая таким образом жирный, густой дым.

Если процесс копчения шел правильно, то мясо вскоре приобретало живой красноватый цвет, почти такой же, как у соленого мяса, но по вкусу оно настолько превосходило обычное соленое мясо, которым были забиты корабельные трюмы, что корабли даже делали большой крюк, чтобы пополнить его запасы.

— А кому вы продаете кожи? — расспрашивал Дунбар.

— Иногда проходящим судам, но чаще всего — торговцам в Кайоне, — ответил Дублон. — На коже много не заработаешь, она слишком воняет.

Вскоре барбадосский ром подействовал, и Кейт Пайн пришлось поспешно удалиться к себе и молиться за спасение их душ.

Похоже, думал Морган, Фалле и его товарищи знали, что делают, и говяжий костный мозг действительно отменное блюдо; кровь у него быстрее бежала по жилам, а в ушах звучала странная музыка. При свете угасающего огня он взмахнул половинкой кокосовой скорлупы.

— Что вы скажете, парни? Поднимем тост за медленную мучительную смерть этого проклятого узурпатора — Оливера Кромвеля?

— С удовольствием, — прорычал Дунбар.

— Друзья! — В свете костра блеснули необычайно белые и крепкие зубы Педро — он каждый день чистил их разжеванной веткой, посыпанной солью. — Позвольте мне предложить тост, за который мы все сможем выпить? За вечную погибель в аду всех испанцев!

Морган навсегда запомнил яростный, мстительный рев, раздавшийся из всех глоток, вопль, к которому присоединился Дунбар и все остальные.

Сверкающие глаза Моргана неожиданно сузились, и он крикнул Дублону:

— Ты англичанин — или когда-то был им. А ты умеешь обращаться с оружием?

— Настолько, чтобы проломить твою тупую валлийскую башку! — Дублон поднялся и схватил пару вертелов для заготовки мяса. — Береги свои мерзкие черные патлы!

Тростон, Дунбар и Джекмен громко болели за Гарри, но Дублон оказался таким опытным воякой, что Морган дважды вскрикивал от точного удара по руке и плечу. С развевающимися лохмотьями и желтыми волосами, Дублон бил сильно и дрался уверенно. Только подвижность Моргана и его юная выносливость спасли его от позорного удара по черепу. Ему же не удалось достать Дублона более, чем обычным скользящим ударом.

Противники на секунду замерли, тяжело дыша и обливаясь потом, но все еще надеясь поразить друг друга; отдыхая, они обдумывали план новой атаки.

Педро, дипломат по натуре, подошел, покачиваясь, хихикнул и протянул две кокосовые половинки с разбавленным ромом.

— Рог el amor de Jesus. He убивайте друг друга до завтра; у нас еще много дел. — Он весело подмигнул. -Дайте Педро поставить на вас обоих на Тортуге. Пей, amigo, и ты, Гарри.

— Marie, ma mere! Какие славные ребята эти англичане! — Фалле оперся на руку, черты его лица смягчились. -Только что вы так свирепо пытались разбить друг другу головы и вот уже обнимаетесь. Я спою вам колыбельную…

Француз был очень, очень пьян, но все-таки он запел нежную, печальную песенку о каком-то замке, который гордо вздымался над рекой Луарой.

— Принеси дров, Гарри! Всю ночь будем петь, танцевать и рассказывать разные истории.

— С удовольствием, если хочешь. — Морган поперхнулся и глупо ухмыльнулся. — А как же костер? Такое большое пламя могут увидеть.

Дунбар с растрепанной рыжей бородой, вымокшей в воде и роме, беспечно махнул рукой.

— К черту осторожность, тащи дрова, Гарри, мальчик. Господь Всемогущий! Да здесь нет никого, кроме братьев.

И никто из участников пирушки не помнил, когда, напившись и наевшись, они завалились спать на влажном песке.

Последним усилием воли Гарри Морган заставил себя направиться к потайной пещерке, где он собирался устроиться на ночлег в соответствии с раз и навсегда принятым решением.

Он был слишком пьян, чтобы заметить, что Джекмен приподнялся и наблюдает за ним. Может, этот валлиец, такой скрытный, нашел и спрятал что-то ценное? Озадаченный уроженец Новой Англии взял подвернувшийся под руку топорик и последовал за ним или, по крайней мере, попытался последовать. Идти ему было трудно, потому что земля качалась у него под ногами, словно палуба рыболовного ялика, попавшего в свежий бриз в Массачусетской бухте.

— Гарри! Подожди. Стой! — пробормотал было Джекмен, но Гарри непостижимым образом исчез из виду. Коротко ругнувшись, Джекмен продрался сквозь кусты, и тут земля разверзлась у него под ногами, и он провалился в глубокое беспамятство.

 

Глава 9

«IN NOMINE DEO…» — «ВО ИМЯ ГОСПОДА…»

Наверное, из-за того, что собаки тоже наелись до отвала, ни Гектор, ни Плутон ничего не почуяли, пока не было уже слишком поздно. Их хозяева успели только бросить полный ужаса взгляд на цепь фигур в коже и стали, которая тихо и безжалостно сомкнулась вокруг них, и схватиться за первое подвернувшееся под руку оружие.

Собаки подняли жуткий лай и, словно извиняясь за свою оплошность, с рычанием бросились на ближайших врагов. Их бросок дал охотникам несколько драгоценных секунд для того, чтобы вытащить мечи, ножи и кинжалы.

— Спина к спине! — проревел Дунбар, его седая грива развевалась на ветру, словно знамя. — Сюда, к Дунбару! А ну-ка суньтесь, убийцы!

Морган, скорчившийся в своем убежище, обдумывал, не попытаться ли ему внезапно атаковать фланг неприятеля — это неожиданное нападение могло отвлечь атакующих, — но, стряхнув с себя сон и оглядевшись вокруг, он понял, что это было бы бесполезно. Враг превосходил охотников численностью в пять или шесть раз, и все новые солдаты неприятеля бежали из-за деревьев.

— Santiago! Muerto a los piratas! — завизжали атакующие и, зарядив аркебузы, пошли в атаку.

Сзади в кустах раздался шорох и треск веток. Морган резко развернулся с кинжалом в руках, чтобы прорваться в джунгли, и приготовился к прыжку. Но тут он узнал Джекмена, который неуверенно брел вперед, промокший и облепленный обломками веток и мокрыми листьями. Глаза у бывшего второго помощника были красны, и он. еще не вполне протрезвился.

— Что за… — начал он, но резкий жест Моргана заставил его захлопнуть рот. Вместе они некоторое время постояли в нерешительности.

— Santiago! Mate! Mate! Abajo los hereticos! — Ругательства, крики и выстрелы смешались в жутком убийственном вопле, в котором резкое звяканье стали смешивалось со смертоносными звуками огнестрельного оружия. Они услышали, как одна из собак завизжала от боли, а потом раздался громкий крик Дунбара:

— Подходите, проклятые паписты! Вот вам! — Раздался жуткий вопль и проклятья.

— Это арбалет, — выдохнул Морган, когда раздалось приглушенное «дзинь», за которым последовал вой другой собаки. Какой-то мужчина, — похоже, Клаас — коротко вскрикнул перед тем, как его голос перешел в предсмертное хрипение.

Вцепившись во влажный мох, Джекмен дрожал, словно напуганный щенок.

— Лучше нам убраться отсюда. Тем бедолагам уже все равно не поможешь.

Морган покачал головой.

— Бесполезно. У испанцев тоже есть собаки, слышишь?

— Да, но…

— Если мы отойдем подальше отсюда, они возьмут наш след, и тогда нас наверняка поймают.

И снова Гарри Морган с изумлением осознал, что под влиянием смертельной опасности он не терял ясности рассудка и мог принять правильное решение. Прямо над ним возвышалось огромное дерево, которое давало им надежду на спасение. У него оказалась густая листва и раскидистые ветви, и на него легко было влезть. Морган ткнул в него пальцем и прошептал:

— Не сломай ветку и не поцарапай ствол! — и тут же начал карабкаться наверх.

Быстро, чтобы не слышать жалобные, душераздирающие вопли Кейт Пайн, Гарри Морган взбирался все выше и выше, пока самые нижние ветки дерева не скрылись из виду в густой листве. Морган оседлал крепкую ветку, и, словно напуганная белка, прижался к стволу. Отсюда лагерь не был виден, так же как и земля внизу; но, соответственно, он мог предположить, что и его никто не увидит. Джекмен, привыкший к корабельной качке, тоже быстро залез наверх и устроился на соседней ветке немного пониже.

Осторожно вытянув шеи, два беглеца обнаружили, что им хорошо видны ямы для заготовки мяса с пустыми решетками и накрытые пальмами кожи, а также берег и море. К этому моменту звуки сражения уже почти совсем стихли, раздавались только отдельные выстрелы. Послышался лай собак, которых выпустили на берег. Вскоре они различили высокие, торопливые голоса победителей.

Когда небо посветлело, Морган смог различить лодки неприятеля; на берегу лежала пара пирог. Голой ногой он толкнул Джекмена в плечо и показал ему на длинное гребное судно, которое стояло на якоре примерно в трети мили от берега. Водоизмещением примерно тонн в пять, оно напоминало большую барку. Экипаж корабля разворачивал единственный желто-коричневый парус, который крепился к неимоверно длинной мачте.

Кроме тех пирог, которые уже валялись на берегу, с барки спускали на воду и третью пирогу, которая смахивала на гигантского коричневого водяного жука.

Группами по двое и трое испанцы методично прочесывали лагерь; некоторые из них вели на поводке собак, похожих на Гектора и Плутона. При виде этих животных Морган почувствовал приступ тошноты. Если хотя бы одна из этих тварей сунется в заросли алоэ внизу, то для двух беглецов останется только смерть или позорное рабство.

Почему, ну почему он или Дунбар не настояли на том, чтобы затушить этот проклятый костер? Он же собирался это сделать, да, наверное, и сделал бы, если бы не размягчающее воздействие барбадосского рома на мозги.

Проглотив комок в горле и все еще дрожа всем телом, Морган решил оставить бесцельные упреки и огляделся по сторонам. У кромки воды виднелась лежащая фигура, похожая на кучу лохмотьев, из которых торчала стрела арбалета. Это был Фалле или Дублон. Изящную фигуру Педро он сразу узнал — тот лежал в луже запекшейся крови у заготовочных ям.

Кучка испанцев, — больше уже не оставалось ни малейшего сомнения, что это одна из их экспедиций, целью которых являлось уничтожение заготовщиков вяленого мяса, — была занята тем, что снимала с трупа Педро остатки его жалких лохмотьев.

Другой охотник, наверное Клаас, был убит на тропе, ведущей к лагуне, где в тени огромного дерева гри-гри лежала гичка с «Удачливого».

Два солдата в стальных шлемах в виде обрубленного конуса нагнулись, чтобы раздеть мертвого голландца. Когда тело осталось совершенно обнаженным, коренастый парень, прихрамывая, принес тяжелый меч и с такой силой рубанул им, что голова Клааса с одного удара отделилась от плеч. Его товарищи в грязных красных и черных мундирах вначале вываляли голову в песке, а потом глубоко всадили наконечник пики в обрубленную шею.

— Mira! Mira! Una bandera nueva — новый флаг! -кричали они и высоко поднимали пронзенную голову.

Морган, которого тошнило от ужаса и бессильной ярости, судорожно вцепился в ствол и смотрел, как испанцы отрезали головы у остальных погибших.

— Да они хуже дьяволов, — тихо простонал Джекмен. -Постойте…

— Тихо! У них собаки — они тебя услышат.

Теперь барка, которую толкали вперед шесть или восемь пар рабов, с трудом поворачивавших двадцатифутовые весла, собиралась пристать к берегу разоренной бухты. Она равномерно покачивалась при движении весел.

Спустя короткий промежуток времени испанец в рубашке в бело-голубую полоску появился из невидимого лагеря и развел огонь в самой маленькой из двух ям для заготовки мяса. Вскоре в небо пополз серо-голубой дым, распространяя вокруг резкий, жирный запах.

На берегу раздалась команда, и появилось около двадцати солдат, которые выстроились перед высоким человеком в серой монашеской рясе, подвязанной веревкой, который спрыгнул на берег из барки.

Это, вне всякого сомнения, был один из тех монахов, которые в течение почти двух столетий колесили по Карибскому морю и сеяли семена слова Христова. Meдленно и важно монах двинулся вперед, за ним почтительно следовал офицер в алом камзоле, расшитом серебром, в стальных латах и блестящих наколенниках. На его модной шляпе трепыхалось пышное голубое страусиное перо.

Торжественно ступая по песку, в сопровождении солдат, серый монах направился к захваченному врасплох лагерю. Вдруг он остановился.

— Защитите меня! Ради нашего любимого Господа, спасите меня!

Из невидимого за кустами лагеря выскочила обезумевшая Кейт Пайн. Она была босиком и в одной рубашке, поэтому неслась словно испуганная лань. С растрепавшимися волосами, она подбежала к монаху и упала перед ним на колени, подняв с мольбой руки.

— Слава Богу, — пробормотал Морган, — эти исчадья ада не трогаются с места; теперь бедняжка Кейт в безопасности.

— Пока рано судить об этом… — прошептал Джекмен. — Ты плохо знаешь этих дьяволов.

Монах отступил назад, чтобы отстраниться от англичанки, пытавшейся уцепиться за его рясу. На вершине дерева были отлично слышны жалобные причитания Кейт:

— Да славится Господь, который послал мне вас, преподобный сэр. Я… я прошу вашей за… защиты. Как слуга Господа, прикажите этим дьяволам…

Фигура в сером капюшоне неожиданно вытащила заткнутые за веревку четки и склонилась над коленопреклоненной девушкой. На плохом английском он спросил:

— Ты целовать распятие?

Двое на дереве смотрели, как Кейт побледнела, на мгновение замешкалась, а потом ответила:

— Но, святой отец, я не могу. Это… это ведь идолопоклонство?

Монах нетерпеливо ткнул ей в лицо распятье из слоновой кости в серебряном окладе.

— Ты целовать! — Но когда Кейт отшатнулась, не вставая с колен, монах медленно отвернулся и пошел прочь.

С похотливыми воплями круг мужчин сомкнулся и полностью скрыл с глаз бледную фигуру Кейт и ее разметавшиеся волосы. В ярких лучах солнца испанцы в ярких голубых, желтых, зеленых и красных кафтанах, стальных шлемах и латах больше всего напоминали рой бабочек, слетевшихся к какому-то притягательному цветку.

Когда мужчины подняли полубесчувственную Кейт и потащили ее в кусты, Морган заметил, что она уже совершенно раздета.

К несчастью, в этот момент Кейт пришла в себя и осознала, что негодяи тащили ее в хижину. Наблюдать, как она изгибается всем своим бело-розовым телом, пытаясь вырваться, и отчаянно молит о пощаде — ее крики разжалобили бы и кромвелевского судью — для двух беглецов было хуже всякой пытки.

Панический визг пронесся по всему пляжу, и в этих криках слышалось такое отчаяние, боль и смертельный ужас, что Морган почувствовал, как у него похолодела спина.

Он услышал, как Джекмен тихо изрыгает проклятья в бессильной ярости. Постепенно вопли и жалобы сменились душераздирающими стонами. А потом был слышен только злобный хохот, проклятья и стук игральных костей.

За этот день беглецам еще раз пришлось убедиться, что Дублон и Фалле ничуть не приукрасили свои рассказы о жестокости солдат его католического величества Филиппа IV, короля Арагона и Кастилии, по отношению к чужеземцам.

Ближе к полудню, когда огонь в яме для заготовки. мяса потух, превратившись в ярко светящиеся угли, появилась группа полуголых испанцев, веселых и довольных благодаря паре глотков рома и обилию пальмового вина Педро. Они тащили за собой крепко связанного Тростона. Страх смерти придал ему силы, и он упирался, пытаясь вырваться от четырех сильных солдат.

Морган с ужасом догадался, что сейчас произойдет.

— Боже милосердный, запрети им! — ахнул Гарри Морган, а в его сердце вспыхнула неутолимая и не знающая жалости ненависть, которая уже не угасала всю его жизнь.

Несмотря на бессвязные мольбы Тростона и отчаянные вопли, от которых даже собаки шарахнулись в стороны, его вначале оглушили крепкой дубинкой, чтобы легче было привязать полосами кожи лицом вниз к решетке для заготовки мяса.

— Умоляю вас, добрые сэры, перережьте мне горло, -молил несчастный. — Ради Бога, убейте меня! Я… я не вынесу… — Взвился клуб дыма, и Тростон зашелся в кашле, прервавшем его слова.

Наполнив разбавленным ромом половинки кокосовых орехов, солдаты и матросы полукругом расположились вокруг ямы, подавая советы тому, кто принялся торопливо бросать на угли мелкие щепки.

Из своего укрытия беглецы могли с ужасом видеть все происходящее до малейших деталей. Морган иногда пытался отвести взгляд, но не мог этого сделать. Не мог этого сделать и Джекмен.

— Богом клянусь, — выдохнул уроженец Новой Англии, — если я пожалею хоть одного дона, пусть меня постигнет та же участь!

Мучители не торопились — вначале они разожгли огонь под ногами жертвы, а потом постепенно продвигались дальше. Когда им казалось, что обнаженное тело поджаривается слишком быстро, то они поливали дергающегося и извивающегося Тростона пальмовым маслом, пока маленькие язычки пламени не стали лизать все его тело.

Похолодев от ужаса, Морган слышал, как Тростон кашлял, пытаясь кричать в густом дыму. Каждый раз, когда ветер относил дым в сторону, несчастный стонал, кричал и молил поскорее прикончить его. Но большинство мучителей спокойно сидели в тени кокосовых пальм, пили и полдничали.

Пытка продолжалась два томительных часа. Морган тоже мучился. Страдая от судорог, он не осмеливался пошевелить ни единым мускулом, потому что внизу возились собаки. Казалось, вечность прошла, прежде чем наконец обожженное, почерневшее тело неподвижно замерло над углями.

К негодованию нетерпеливых стервятников и ворон, победители отдыхали почти до заката, когда солнце уже совсем низко опустилось над горами Эспаньолы, а по долине протянулись сгущающиеся тени. Тогда они стали собираться, и к закату последняя охапка кож и последний мешок с мясом были погружены на барку под хлопанье крыльев стервятников, которые спешили поживиться телом Клааса.

Вначале рабы испанцев, ритмично взмахивая веслами, вывели барку на глубину, а потом подняли желто-коричневый парус. Ведя за собой три каноэ и пирогу Фалле, испанцы взяли курс на запад, и спустя полчаса барка казалась не больше листика, затерявшегося в просторах Карибского моря.

Только когда барка отошла на значительное расстояние и не могла уже вернуться, Морган и его товарищ медленно начали спускаться вниз. Спустившись, они прежде всего молча напились воды.

— Кровь Христова! Мне казалось, что я еще со времен потопа мечтал об этом! — проговорил Морган.

Вытерев рот тыльной стороной ладони, Джекмен угрюмо буркнул:

— Как ты можешь шутить? Я никогда этого не забуду, и испанцам этот день дорого обойдется. Ты видел, что от них осталось?

Морган немедленно вспыхнул.

— Нечего надрываться. Послушай меня, мрачный олух-янки. Если я не кусаю губы до крови, как ты, это еще не значит… — Он набрал полную грудь воздуха и прошипел: -Да я убью троих испанцев там, где ты убьешь одного!

Джекмен, порыв которого уже прошел, покачал растрепанной головой.

— Больше всего мне жаль бедняжку Кейт.

Они скоро поняли, что Дублон, Фалле и Дунбар погибли в первые же минуты сражения, но оказали значительное сопротивление, потому что рядом с лагерем виднелись четыре свежие испанские могилы с грубыми деревянными крестами. Свирепо ругаясь, Морган сбил кресты.

— Боже Всевышний! — вскрикнул Джекмен. — Посмотри, Гарри! А-ах! Дайте только мне добраться до этих папистских собак!

На ветвях дерева покачивались подвешенные за волосы и все еще узнаваемые головы Дублона, Фалле, Педро, Клааса, Тростона и Дунбара. Под деревом песок почернел от крови. Головы покачивались на ветру и как будто в ужасе смотрели широко раскрытыми неподвижными глазами на жестокий мир, который они так мгновенно покинули.

К стволу дерева была прикреплена бумажка, подписанная: «Alonso de Campo Basso, Coronel de la Presidencia de Santo Domingo» . Единственно понятное Моргану слово было «Luteranos» — лютеране. В надежде, что когда-нибудь ему удастся расшифровать эту надпись, он сорвал листок со ствола и засунул в карман.

Слово «лютеранин» было вырезано и на спинах Педро и Фалле. Это слово можно было прочесть только потому, что трупы лежали на спине, и стервятники не смогли добраться до него.

Моргана трясло от невыразимой ярости; Джекмен заметил, что шея валлийца покраснела и набухла словно у молодого быка, а челюсть выпятилась вперед. Его глаза сверкали, словно у дикой кошки. Таким Джекмену придется увидеть Моргана всего лишь несколько раз в жизни.

Только после долгих поисков смогли они найти Кейт Пайн, или, скорее, ее тело, которое лежало в маленьком прудике с зеленоватой водой. Ее темно-каштановые волосы медленно плыли по воде, словно причудливые водоросли. Стаи ворон пытались добраться до тела, но им это не удавалось, потому что из воды виднелись только плечи убитой девушки и ягодицы.

— Боже! — ахнул Джекмен, шарахнувшись назад. — Она еще жива.

Морган бросился вперед, но замер на месте и отчаянно вскрикнул, когда до его сознания дошло, почему Кейт казалась живой. Стайка проворных голубых и желтых рыбок раздирала на части кишки, которые вывалились из распоротого жестоким ударом живота девушки.

Двое уцелевших не тратили зря время и силы на то, чтобы похоронить усопших — голодные стервятники скоро не оставят от них ни малейшего следа. Они хотели как можно скорее убраться отсюда. Морган и Джекмен не обменялись почти ни одним словом, обыскивая лагерь, после чего им стало ясно: из оружия у них есть только короткое копье и топорик. Если бы не гичка с «Удачливого», спрятанная у лагуны, куда привел ее Джекмен, у них не осталось бы ни малейшего шанса.

Но теперь они набрали фруктов, подобрали мясо, которое обронили испанцы, и в сгущающихся сумерках отплыли из лагуны. Движимые тем смутным чувством надежды, которое является одним из немногих положительных качеств, присущих человеку, они сказали себе: что бы ни случилось с ними в дальнейшем, уже ничто не может оказаться страшнее того, что они пережили.

 

Глава 1

ПРИВЕТСТВИЕ ПОРТУ

В конце апреля 1659 года стояла ужасная жара. Небольшая гавань Кайоны, почти со всех сторон окруженная сушей, служила убежищем небольшой горстке кораблей, мирно покачивавшихся на приколе. Только нескольким на редкость энергичным людям хватило сил не уснуть и не пропустить появление небольшого крепкого судна прямо напротив узкого пролива, ведущего в гавань Кайоны.

Вскоре на незнакомом судне подняли желто-зеленый флаг, и одновременно с его правого борта поднялись мягкие клубы дыма. Громко выпалила вторая тяжелая пушка, послав грохочущее приветствие в сторону широкого желтого пляжа Кайоны, выше тройного ряда крытых тростником лачуг и ярко-зеленых холмов. Грохот и залпы явно рассердили целую флотилию дремлющих на изумрудной воде серо-коричневых пеликанов.

На вершине скалы, возвышающейся над Кайоной и гаванью, расположился форт, построенный англичанином Элиасом Уаттсом и его ста пятьюдесятью выносливыми сторонниками на месте развалин старинной испанской крепости, оставленной и взорванной около четырех лет назад, во время нападения генерала Венейблза на Ямайку. Внутри зубчатых стен с бойницами текла неторопливая жизнь.

Один за другим из черного прямоугольника тени, образованной дверью сторожки, вынырнули четыре бандитского вида фигуры и проскользнули прямо к человеку около маленькой пушки, последней из крепостных орудий. Они не слишком торопились, услыхав звуки салюта с «Вольного дара». Это судно было очень хорошо известно в Кайоне, да и вообще на Тортуге.

— Чтоб мне провалиться на месте, — проворчал главный канонир, — кто бы мог подумать! Впервые за два года Гарри Морган вернулся на том же корабле. Что касается меня, то я был просто уверен, что в этом плавании он все-таки захватит настоящий корабль.

Его обгоревший на солнце собеседник, на котором были одеты только потрепанные штаны, встряхнул головой.

— Ты и правда так считаешь? А я нет. Почему? Да потому, что Гарри Морган не потянул бы это дельце. Он никогда не сунет голову в петлю. Он осторожен, этот Гарри. Помнишь, Родди, как он впервые здесь появился? — Главный канонир нагнулся, чтобы осмотреть запальный фитиль, постоянно тлевший на случай непредвиденных обстоятельств.

— Так вот. Я был там и видел его, этого парнишку Джекмена и еще четырех человек, вытаскивающих ободранную старую лодку. Черт возьми, они были еле живы от голода.

— А где Морган отхватил это судно? — спросил другой канонир.

— Убейте меня, если я знаю хоть что-нибудь, кроме того, что на это испанское каботажное судно он наткнулся случайно и приплыл на нем от Санта-Лусии, примерно в двух сотнях миль к востоку отсюда.

Целую минуту главный канонир молча смотрел на то, как аккуратное, выкрашенное желтой краской судно начало проходить наиболее трудную часть пролива с водой густого темно-синего цвета, единственно возможного прохода во внутреннюю гавань.

— Ладно, первый флот братьев вернулся домой. Как вы думаете, какие новости он принес старому Элиасу? Мне кажется, что это была удачная экспедиция против испанцев, — бросил он через плечо, а затем выругался: — Держи фитиль крепче!

— Эй, Сэм! Может, мне пальнуть разок?

В этот момент Сэм резко дунул на фитиль, чтобы пламя подожгло порох в запале, и от усилия линялая голубая повязка, закрывающая его голый череп, съехала вперед. Он подтянул ее обратно. Тонкая струя пламени взмыла вертикально вверх, маленькая пушка выстрелила, выпустив небольшое облачко дыма, которое лениво повисло, закрывая амбразуру.

Из лачуг, беспорядочно усеявших имеющий форму полумесяца берег Кайоны, высыпала масса оборванцев и бродяг.

— «Вольный дар» вернулся!

— Что нового?

— Мы победили?

На беспощадный солнцепек, щурясь и прикрывая рукой глаза, выходили волосатые, неухоженные люди, одетые в лучшем случае в грязное подобие одежды, а то и вообще без нее, среди них были и безликие женщины, делающие слабые попытки прикрыть свои грязные тела какими-то тряпками. Крадучись, все они направились к кромке воды мимо разбитых ящиков и потопленных лодчонок.

Взбудораженный небольшой поселок стряхнул остатки долгого месячного оцепенения. Почти целую неделю вся Тортуга жила в ожидании возвращения этой маленькой армады мстителей, спущенной на воду береговыми братьями. Уаттс, объявивший себя представителем вице-губернатора Брейна с Ямайки, — хотя никто никогда не видел, чтобы он показывал какие-либо документы, подтверждавшие его полномочия, — выдал каперские поручения французским, голландским и английским капитанам, чтобы они могли отомстить ненавистным испанцам за восемьдесят пиратов, которые окончили свои жизни на виселице. Была ли успешной эта экспедиция? Все: хозяева таверн, лавочники, ростовщики, сутенеры, проститутки и убийцы -очень хотели узнать ответ на этот вопрос, поэтому они и готовились к встрече.

К досаде разношерстного населения Кайоны, владелец «Вольного дара» вовсе не торопился сойти на берег. Значило ли это, что их постигла неудача? Возможно. Большинство пиратов, часто посещающих Тортугу, в случае удачи сходят на берег, рассказывая и похваляясь своими победами. Толпа замерла в ожидании. Наверное, этот большой корабль с развевающимся зелено-желтым флагом принес плохие вести.

На берегу раздались оживленные крики, когда примерно пятнадцать человек отчалили на шлюпке от «Вольного дара». Несмотря на первое впечатление, экспедиция могла все же оказаться успешной. Иначе как объяснить то, что моряки на борту были одеты в новые шелковые рубахи, плащи и камзолы? Восторженные крики вырвались у нечесаных обитательниц кайонских публичных домов, когда зоркие женщины издалека разглядели тяжелые ящики, бочонки и полотняные мешки, подаваемые сверху, с борта «Вольного дара».

Во влажном мраке караульной комнаты, находящейся позади резиденции губернатора, аккуратно подкручивал свои усы полковник Чамлетт Арундейл, бывший ранее генералом королевской кавалерии и пониженный в ранге за взятки и воровство. Он был сильно не в духе, раздражен и готов взорваться из-за любого пустяка. Будь проклят старикан Уаттс вместе со своими представлениями о формальностях! Здесь, в этой вонючей, мерзкой дыре, которая только называется портом, ему как помощнику губернатора придется одеваться в тот же поношенный алый с золотом, ужасно жаркий мундир, который носили солдаты во дворце Уайтхолла.

— Роберт! — не оборачиваясь, рявкнул помощник губернатора. — Ты, чертов скряга, ступай вниз и принеси мне два молочных пунша!

— Есть, сэр, ваше превосходительство, сэр!

— Дженкинс!

Окованная железом и обитая гвоздями дверь со скрипом отворилась. — Да, сэр?

— Сходи за этим мерзавцем Морганом и отправь его прямо ко мне. Я не позволю ему хвастать и трепаться по всему городу, пока он не представит мне отчет — черт побери твою тупость! Оставь в покое эту проклятую дверь, пусть будет открыта! Здесь и так уже жарче, чем в самых глубинах ада.

Чувство приятного злорадства, правда не без примеси тревоги, охватило помощника губернатора. Слава Богу, что сегодня старый Уаттс так трясется от перемежающейся лихорадки, что его зубы стучат быстрее кастаньет любой из испанских шлюх в порту.

Капитана Генри Моргана, несмотря на его дико вспыльчивый и невероятно невоздержанный валлийский характер, он понимал и любил за его несомненно знатное происхождение, хотя и тайно завидовал его несгибаемой силе воли.

Из всех пиратских капитанов, как старых, так и молодых, которые часто бывали на Тортуге, только Морган действительно мог равняться с Эдвардом Мэнсфилдом, хитрым и ловким опытным флибустьером, капитаном и, когда это было выгодно, пиратом.

К своему большому удивлению, Арундейл обнаружил, что он ждет Моргана, стоя рядом с красивым столом красного дерева, который капитан Бартоломью Португалец украл во время одного из своих бесчисленных походов к берегам Юкатана.

Мускулистая фигура Моргана совершенно закрыла собой невысокий дверной проем.

— Черт побери, комендант! — Он помолчал немного. -Я чертовски рад чести приветствовать тебя. Еще неделю назад я думал, что вряд ли удостоюсь этой чести.

Арундейл протянул руку. Светло-зеленые глаза помощника губернатора впились в этого коренастого молодого человека примерно лет двадцати пяти.

В знак приветствия капитан «Вольного дара» приподнял плоскую испанскую шляпу с мягкими полями, надетую прямо на повязанный красно-желтый полосатый платок. Арундейл отметил про себя, что светло-коричневые, почти рыжие усы Моргана стали длиннее, а шея, да и весь он под нещадным карибским солнцем стал какого-то орехового, почти коричневого цвета. Ярко блестели свисающие из ушей пирата золотые серьги, каждая была украшена тремя грубо обработанными изумрудами. Красная вельветовая перевязь, поддерживающая очень прочную изогнутую саблю, была надета прямо на мокрую от пота льняную рубаху. Широкий кожаный резной ремень поддерживал не только мешковатые штаны цвета перезревшей сливы, но и пару изящных, хотя и опасных абордажных пистолетов.

Они пожали друг другу руки, затем, в ответ на приглашение Арундейла, Морган уселся в кресло и вытянул перед собой ноги в желтых чулках. Немного напряженно Арундейл тоже уселся, а затем наклонился вперед, не в силах скрыть своего любопытства.

— Ну, так что, Гарри? Да говори же! Нам тут, в Кайоне, было не так-то просто ждать, грызть ногти и только догадываться, как у тебя обстоят дела. Я полагаю, ты задал донам хорошую трепку?

Выпуклые черные глаза Моргана остановились на собеседнике, и он выпятил вперед челюсть.

— Да, мы одержали что-то вроде победы, я так думаю.

— Что-то вроде? Ты потерпел неудачу при взятии Сантьяго? — Голос помощника губернатора дрогнул.

— Нет. Мы до известной степени выполнили наши намерения, но, пусть меня поджарят в аду, это дело оказалось плохо продумано.

— Вы захватили добычу? Сколько рабов?

— Добыча есть, вдвое меньше того, что нам бы следовало получить.

Арундейл ждал. Он хорошо знал, что Морган всегда был очень осторожен в выражениях.

Топая плоскими ступнями с розовыми подошвами, вошел Роберт, огромный негр. Он нес массивные золотые кубки с молочным пуншем.

— Лопни твои глаза! — проворчал Арундейл, награждая негра пинком за неловко поставленные бокалы.

— Лопнут, лопнут! — бросил реплику Морган. — А потом к нам вернется его королевское величество король Карл.

Арундейл сухо улыбнулся.

— Черт меня побери! Гарри, неужели ты никогда не откажешься от этой дурацкой мечты?

— А ты? — вызывающе бросил молодой человек. — После всего, что с тобой случилось?

Помощник губернатора горько засмеялся.

— Я всю жизнь поддерживал Стюарта и старался внести посильный вклад в дело его возвращения на престол. Не моя вина, что у Стюарта ничего не выходит. Но теперь у меня появилась ненаглядная Генриетта, и все, к чему я стремлюсь, — вырвать удачу у испанцев. — Почти гневно Арундейл опустился на стул и смахнул тяжелые капли пота с нижней губы. — Кроме того, — продолжал он, — старик Уаттс и я, мы вместе должны считаться с адмиралом Пенном и генералом Венейблзом, так хорошо укрепившимися там, на Ямайке. А, они полностью преданы Английской республике.

Морган подвинулся к нему.

— Хороших новостей не слышно?

— Нет, мы уже несколько недель не получали информации из-за рубежа.

— На прошлой неделе я разговаривал с командой ливерпульского брига. Их капитан клялся, что Кровавый Оливер наконец умер. Похоже, что «круглоголовые» пытаются посадить его сына Ричарда на трон протектора. Вся Британия охвачена роялистскими волнениями. Ты веришь этому?

Арундейл устало покачал головой.

— Нет. Я слышу подобные разговоры вот уже последние пятнадцать лет, но проклятые «круглоголовые» всегда побеждают.

Морган жадно проглотил остатки своего молочного пунша, ткнул указательным пальцем в раба и потребовал второй порции.

Арундейл вытер влажные пальцы кружевным платком.

— А теперь что касается твоей атаки на Сантьяго. Составь официальный рапорт, будь так добр. — Он взял лист бумаги и вытащил перо из короткого стакана, заполненного серыми, коричневыми и белыми гусиными перьями.

Морган ослабил ремень, положил перед собой на стол оправленные в серебро пистолеты, а затем снова уселся на стул, устроив саблю на коленях. Его глаза перебегали с яркой фигуры помощника губернатора на дверь, ведущую внутрь резиденции. Он тщетно пытался услышать голос Сьюзан.

Арундейл сказал отрывисто:

— В чем дело, сэр? Дайте мне точный отчет, вы поняли?

Морган впервые нагло усмехнулся, чтобы заявить о своей независимости, а затем в соответствующих, но живых выражениях описал пиратскую экспедицию против испанского города Сантьяго. Проголосовав, четыреста человек создали отряд мстителей, который затем был разбит на четыре группы, во главе каждой встал испытанный и умелый капитан. Помимо Моргана этой чести удостоились капитаны Дабронс, Хэмфри Добсон и Джон Рикс.

— Черт! Я и сам знаю, как начинался ваш поход, — не выдержал Арундейл. — Переходи к самому главному. Как далеко от моря лежит Сантьяго?

— Около пятнадцати лье, или, если это вам удобнее, около сорока пяти миль.

— Итак?

Молодой капитан невозмутимо продолжал:

— Мы прибыли в Порт-о-Плэйт в Вербное воскресенье и удачно сошли на берег, но черт побери! Другие капитаны или не хотели, или не могли удержать своих негодяев от ссор и набегов с целью грабежа на каждую деревушку, попадающуюся на нашем пути.

Так мы начали. задерживаться, потому что нам надо было собрать людей. Нам повезло только потому, что губернатор Сантьяго оказался до того самонадеян, что не верил в то, что корсары отважатся продвинуться так далеко по суше. Поэтому, несмотря на все неприятности, наши отряды смогли захватить город врасплох на рассвете в страстную среду.

Морган теперь выпрямился и говорил быстрее.

— Мы промчались по улицам, стреляя в любого, кто отваживался высунуть нос, и были очень удивлены, обнаружив толстяка губернатора в его собственной кровати. Джо Рикс и Хэмп Добсон оба были готовы разбить ему голову на месте, но я с помощью Дабронса постарался сохранить старику жизнь, правда потребовав выкуп. Мы сошлись на сумме в шестьдесят тысяч монет за него и всех мужчин Сантьяго. — Морган хлопнул себя по колену. — Это больше, чем мы рассчитывали, но также больше, чем мы получили.

Вытирая пот с лица, Арундейл одобряюще кивнул.

— Это хорошо, и что потом?

— После того как я убедил моих товарищей капитанов в том, что один живой пленный дороже двух мертвых (что мне представляется достаточно очевидным), резня прекратилась, и мы позволили женщинам и детям убежать в холмы.

Арундейл нахмурился и сунул перо в приземистую оловянную чернильницу, имеющую форму кабаньей головы.

— Почему ты позволил им уйти?

— Потому что так решил, — хладнокровно ответил Морган. Он взглянул на своего собеседника с сардонической улыбкой, искривившей его губы с короткими выгоревшими усами. — Какой выкуп не заплатит преданная жена, чтобы спасти своего мужа от… Я полагаю, ты знаешь, как обычно поступают с теми, кто не заплатил выкуп?

— Да уж, — ответил Арундейл. — Я думаю, вы обчистили город?

— Дочиста, ваше превосходительство, а особенно эти ненавистные папистские церкви. — В горле у него что-то булькнуло, отдаленно напоминая смех. — Ты знаешь, Арундейл, сколько золотых вещиц они собирают для своих богослужений? Несмотря на все мои усилия, — заключил пират, — другие капитаны не сумели держать своих людей под контролем, и в результате они налакались как грязные свиньи.

Арундейл с удивлением приподнял бровь, услышав последние слова Моргана. Что же это за странный пират, который с таким презрением отзывается о вполне заслуженном отдыхе? Он оглядел хмурую фигуру человека, который вытянул вперед коренастые ноги и с такой силой сжимал серебряный кубок с пуншем, будто хотел раздавить его.

— Эти тупые собаки не поверили, что, хотя вся саванна вокруг Сантьяго уже дрожала от ужаса, они смогут всего за один день собрать тысячу годных к военной службе испанцев, готовых выступить против наших четырех сотен, отягощенных награбленным добром.

— Господи! — вырвалось у Арундейла, и его украшенные многочисленными драгоценностями пальцы сжались. Так вот почему Морган вернулся один!

— Если бы я не сумел держать своих людей в руках, то, скорее всего, нас застигли бы врасплох и убили. А тогда испанцы попытались бы отрезать нам отступление. -Морган повысил голос, подвинулся вперед и ударил кулаком одной руки по ладони другой. — Когда они выскочили из засады, то в три раза превосходили нас численностью, и если бы мы не были вооружены лучше, чем они, то, скорее всего, нас перебили бы всех до одного!

Морган, даже когда говорил, просматривал, сверяясь, некоторые сделанные ранее записи, которые он называл «книгой опыта». Кроме убеждения, что живого пленного можно использовать с большей пользой и прибылью, чем мертвого, у него было еще два принципа: во-первых, всякое празднование, независимо от того, насколько оно соблазнительно или заслуженно, должно быть отложено до тех пор, пока остается хотя бы намек на возможное нападение; во-вторых, современное, первоклассное оружие в руках нескольких дисциплинированных человек значительно более эффективно, чем любое количество разнородного оружия в руках неуправляемой, плохо обученной толпы.

— Так получилось, — решительно сказал Морган Арундейлу, — что нам удалось спасти наши шкуры, только пригрозив зарезать дона Арнулфо, губернатора, а заодно и всех находящихся у нас пленных. — Морган снова взял бокал, но на этот раз он пил уже спокойнее. — По каким-то причинам испанцам был дорог их глупец губернатор, а заодно и другие пленные, поэтому они отступили и предложили нам небольшой выкуп. На самом деле это было почти все, что прекрасная, но бедная саванна могла дать.

Арундейл наклонился вперед через стол, и капелька пота упала с его носа на листки бумаги.

— Так люди губернатора все-таки собрали шестьдесят тысяч монет?

Темные от загара щеки Моргана покрылись густым румянцем.

— Черт побери, нет! — прорычал он. — И именно в этом заключается наша самая большая ошибка. Если бы мы увезли оттуда пленных, то наверняка рано или поздно получили бы свои шестьдесят тысяч. Но нет, Рикс и другие захотели денежки сразу. В результате Рикс, Дабронс и Добсон согласились взять нищенские сорок тысяч монет серебром и пусть все пленные идут на волю, будь они прокляты! — Морган вскочил, и его голос отозвался эхом от каменных стен комнаты. — Почему эти придурки не могли предвидеть, что и другие испанцы узнают об их ослиной кротости? Раз уж мы сумели захватить дона Арнулфо, генерал Арундейл, почему же мы не смогли сделать его рабом до тех пор, пока не получим за него отдельный выкуп?

На лице помощника губернатора появилась слабая улыбка, означающая полное согласие с позицией Моргана.

— Чтоб мне провалиться! Если бы я, и только я, командовал операцией под Сантьяго, дело обернулось бы иначе. Нам следовало бы взять город и убраться оттуда через три дня, а не через неделю. И нам не стоило рассчитывать на удачу, на то, что нам удастся убраться со всей добычей.

Его собеседник в красном блестящем мундире с облегчением глубоко вздохнул. Так другие выбрались!

— Что ты сказал?

— Запомни мои слова, генерал, я никогда, что бы ни случилось, даже если мне будет угрожать адское пламя или палач, не выйду в плавание ни с Риксом, ни с Добсоном.

Арундейл сунул перо в низкую чернильницу.

— Я, конечно, согласен с тобой, но никогда не подтвержу этого при посторонних; они ленивы, бессердечны как собаки и не слишком умны. Тем не менее тебе лучше не показывать своего отношения в открытую. Здесь, на Тортуге, у них тысячи друзей, а ты пока новичок среди братьев.

Арундейл широко улыбнулся, чтобы скрыть то, о чем он думал: «Этот парень Морган умен, возможно, даже слишком; однако он чересчур нетерпелив. Если он не будет осторожен, то рискует проснуться однажды со вспоротым животом. Ни Хэмп Добсон, ни Рикс уже не желторотые птенцы; кроме того, они тоже достаточно умны, чтобы осознавать собственную ограниченность и позавидовать Моргану». Вслух же он спросил:

— И какова же будет доля губернатора Уаттса?

Морган грубо расхохотался.

— Ровно пять тысяч монет, мой дорогой генерал Арундейл, но могло бы быть в три раза больше. Черт, я хочу пить. — Он резко сменил тон и, наклонившись в сторону двери, крикнул: — Эй, стража, там, внизу! Дайте пройти моему парню. Фернандо, поднимайся сюда.

Появился метис-невольник, помесь белого с индейцем. Ему пришлось наклониться, чтобы войти в комнату, потому что на плече он нес маленький, аккуратно перевязанный тюк.

— Что это? — Арундейл встал и потянул прилипшую к ягодицам и мокрую от пота ткань штанов.

— Я привез несколько побрякушек для Генриетты, вашей любимой жены, и ее сестер.

Влажные глаза Арундейла блеснули. Подарок для Генриетты, естественно, был подарком для него; на Тортуге, как и повсюду в 1659 году, ни одна женщина не обладала правами на свою собственность.

— Эй, подожди! — приказал он, когда метис начал развязывать сделанные из сыромятной кожи веревки. -Гарри, почему бы не отнести подарки в более прохладное место? Между прочим, леди будут рады посмотреть, как мы их будем открывать.

 

Глава 2

ДОЧЕРИ ЭЛИАСА УАТТСА

Сьюзан Уаттс с сожалением отложила в сторону бирюзовое шелковое платье, подаренное ей Ги де Тальмонтом, хвастливым пиратом из французской Вандеи. Несмотря на то, что оно было и впрямь чудесно, она вовсе не собиралась и дальше поддерживать отношения с этим несносным, шумным болтуном.

Сьюзан не спеша подошла к кровати и равнодушно перебрала вещи, разложенные на светло-зеленом покрывале. Немного погодя она подняла пару красных шелковых чулок и, мысленно витая где-то далеко, села на скамеечку около туалетного столика. Натянув один чулок, она продела пару ленточек, прикрепленных к широкому нижнему поясу, сквозь несколько петелек, вшитых в верхнюю часть чулка, и завязала их аккуратными маленькими бантиками. Затем, неподвижно держа второй чулок в руке, она застыла, глядя невидящими глазами на позолоченный деревянный подсвечник, который висел на дальней стене.

Так это корабль Гарри Моргана встал на якорь сегодня днем в порту? Ля-ля-ля! А ее зять, Чамлетт Арундейл, сказал, что Гарри выбрали капитаном — большая честь для столь молодого человека; особенно если учесть, что его добыча была одной из самых незначительных в этой постоянно растущей пиратской флотилии.

Она старательно натянула, разгладила и подвязала чулки, затем нагнулась и сунула ноги в черные сатиновые домашние туфельки, очень модные, на красных высоких каблучках в форме рюмочки. Она была удивлена, что все еще думает об этом пылком валлийце, который несомненно скоро выйдет на первое место среди капитанов берегового братства. Плохо только, что он слишком уж быстро пускает в ход саблю и абордажный пистолет.

Конечно, нужно признать, что в обоих случаях, когда Морган был вынужден убивать, он действовал, защищая друга. Например, когда Эноха Джекмена, глуповатого ухажера ее сестры Люси, чуть было не придушили в таверне «Аргус».

Сьюзан вернулась к постели, выбрала белую батистовую сорочку и необычайно изящным движением надела ее через голову.

Если бы только у Дика Хелбета было чуть больше честолюбия! Но нет. Дик всего лишь милый, привлекательный, хорошо сложенный солдат, который годится только для того, чтобы плодить новых солдат, а потом погибнуть в бою. Она все-таки думала над его предложением, но, посоветовавшись с Люси, отвергла его. Вечером будет ужасно жарко и влажно, но у нее была такая тонкая талия, что она могла не очень туго затягивать шнуровку.

Дочка Элиаса Уаттса, все еще погруженная в свои мысли, вначале надела нижнюю юбку из очень красивого белого батиста и повязала широкий пояс.

— Холера побери этого Генри Моргана! — тихо пробормотала она.

Ее мысли текли дальше. Может ли девушка обмануть такого человека, как Морган, и с помощью ласки заставить его поступить против воли? Или она всегда обречена уступать — как мама уступает папе?

Война, которую мама вела с папой и проигрывала, была долгой и упорной, потому что Эллен Уаттс была не из слабых.

В конце концов Сьюзан натянула поверх рубашки и нижней юбки платье с короткими рукавами из зеленой с золотом парчи и внимательно осмотрела свой наряд, насколько ей позволяло сделать это маленькое зеркало в рамке из орехового дерева, стоявшее на ее туалетном столике. Она подумала, что такие люди, как папа, всегда добиваются своего. Он приехал на Барбадос простым солдатом и семь лет служил надсмотрщиком над преступниками, которые работали на фермерских плантациях. Хотя он назначил себя губернатором по собственному почину и его отношения с официальными кругами в Англии были весьма непрочными, он правил Тортугой и ее маленькой столицей жестко, а иногда и жестоко.

Наверное, это настоящий триумф, продолжала размышлять она, — приехать сюда подневольным бродягой и добиться такого общественного положения, чтобы суметь жениться на Эллен Поттер родом с плантаций Род-Айленда, широко известного как Северная Америка. Если быть точной, то мама была в семье всего лишь бедной родственницей и зависела от милостей богатой тетки, но не существовало ни малейшего сомнения в том, что мамины предки были хорошей, если не сказать благородной, крови.

Бедная мама! Как эта изящная и целеустремленная женщина рвалась еще хотя бы один раз увидеть необъятные североамериканские просторы и снова услышать, как зимний ветер стонет в каминной трубе! И здесь, на Антилах, в тропическом жарком климате, мама без устали рассказывала о снегах Род-Айленда Люси, Генриетте и себе самой.

Сьюзан уселась перед крохотным зеркалом и, быстро расчесав блестящие темно-каштановые волосы, закрутила их в маленький пучок, который она с помощью черепаховых и серебряных шпилек закрепила на самой середине макушки. Значит, Гарри Моргана пригласили на ужин? Гм. Почему он вернулся раньше других? Из зеркала на нее смотрело лицо, украшенное двумя желтыми бантами, лицо девушки двадцати лет с такими волевыми чертами, что большинство мужчин считало ее скорее заметной, чем хорошенькой. Зеркало также говорило, что это женщина, которая знает, чего хочет, и которая намерена добиться своего.

Из покрытой глазурью коробки с мушками она после минутного колебания выбрала крохотную бумажную розу, послюнявила ее и прилепила на щеку; и в завершение своего туалета Сьюзан достала маленькую коробочку, на всякий случай спрятанную за зеркалом, потому что Люси слишком быстро расходовала находившиеся в ней румяна. Маленьким пальчиком Сьюзан накрасила губы и щеки, но не слишком сильно, чтобы не вызвать гнев отца.

Раздался короткий стук в дверь, и появилась Люси, маленькая и белокурая копия Сьюзан. Обе девушки унаследовали от Элиаса Уаттса большой рот, решительный подбородок и прямой нос.

— Торопись, копуша, — взмолилась Люси, покручивая веером из черепахового панциря, украшенным инкрустацией и кружевом, который мистер Джекмен привез ей из последнего плавания.

Сьюзан знала, что нет ни малейшего сомнения в том, что отважный уроженец Новой Англии с первого взгляда без памяти влюбился в Люси, и Люси также была без ума от этого вежливого, пожалуй, слишком серьезного юноши, о котором тем не менее шла слава, будто он сражается с испанцами, как паладин из древних легенд.

К тому моменту, когда юные леди спустились в маленький внутренний дворик, уже наступили сумерки и среди цветов загорелись крохотные фонарики светлячков.

Сьюзан улыбнулась, заметив сидящего отца; похоже, приступ лихорадки прошел, потому что на нем был только легкий платок, наброшенный на плечи. Вечерней прохладой также наслаждались полковник Арундейл, капитан Морган и Джекмен; все трое сидели на плетеных стульях.

На коленях у Джекмена стоял маленький деревянный. сундучок, а у его ног лежал сверток пестрой материи. Заметив Люси, уроженец Новой Англии вскочил на ноги и вспыхнул, как алая роза, которых так много на Барбадосе,

При виде Сьюзан Морган поднялся медленнее, но на лице у него проступила радостная улыбка.

— Всегда к вашим услугам, мисс Сьюзан, и вашим, мисс Люси.

Элиас Уаттс махнул им костлявой, покрытой набухшими венами рукой.

— Они могли и не дождаться вас, ленивые копуши. Мы уже Бог знает сколько ждем, пока вы, девочки, нарядитесь и надушитесь. Генриетта давно уже должна была прийти, но раз она так и не пришла, то чума меня возьми, если мы будем еще ждать. Давайте, парни, показывайте добычу.

Скромно опустив глаза, Сьюзан почувствовала на себе пристальный взгляд Моргана и вспыхнула.

— Здесь не так уж много, — поскромничал Морган, пока нож Фернандо вспарывал обертку и веревки. — Боюсь, что нападение на Сантьяго прошло не слишком удачно.

Сьюзан и ее сестра приглушенно вскрикнули, когда в неярком свете блеснули полдюжины шалей и мантилий, изящных, словно паутинки, но сверкающих пестрыми красками, словно колибри, прилетающие в сад по утрам. В маленьком свертке также оказалось несколько цепочек из серебра и одна из темно-красного золота и россыпь браслетов, заколок и гребней, которые так радуют женский глаз.

Морган снова уселся и предложил:

— Пожалуйста, выбирайте, леди. Я полагаю, что вы обязательно найдете что-нибудь вам по вкусу.

Сьюзан почти бегом бросилась к груде добычи и с блестящими глазами принялась примерять отделанные золотом черепаховые гребни, пока не нашла тот, который шел ей больше всего. Морган обратил внимание на то, что вторая дочь Элиаса Уаттса не выбирала ни самые большие, ни самые ценные драгоценности, но только те, которые больше всего подходили к ее типу лица. И она взяла всего по одному предмету.

Чрезвычайно довольный, Морган произнес:

— А теперь, мисс Люси, ваша очередь.

Люси покачала головой, и на щеках у нее появились ямочки.

— Благодарю, капитан Морган. Сделав подарки Генриетте и Сьюзан, вы уже показали свою щедрость к нашей семье. Кроме того…

Джекмен просто светился от счастья, когда открывал свой сундучок. Его подарки не сравнить было с дарами Моргана, но среди них находилось одно чудесное ожерелье из отборного жемчуга, которое, казалось, было создано специально для маленькой шейки Люси.

Морган потер колючий подбородок и бросил на своего лейтенанта вопросительный взгляд.

— Черт! Не помню, чтобы я видел это ожерелье при дележе добычи.

Джекмен посмотрел ему прямо в глаза и спокойно ответил:

— Может быть. Но я не помню и твоего золотого браслета с изумрудами.

Арундейл и Уаттс прыснули.

Уже было почти совсем темно, но Люси не могла удержаться и не приложить к себе отрез сатина в красную и желтую полоску, восторженно представляя себе юбку, которую она из него сделает.

В ворота громко постучали.

— Ваше превосходительство?

— Это дю Россе, — буркнул Уаттс. — Он рано, но вы можете впустить его. Вам лучше поближе познакомиться с этим человеком, капитан Морган. Смотрите в оба. Позже мы поговорим об этом.

Лейтенант губернаторской стражи отпер ворота и впустил коренастого, крепко скроенного француза, которого звали Бернар Дешамп, шевалье дю Россе. Поклонившись вначале губернатору, он сделал изящный реверанс двум женщинам.

— Добрый вечер, месье, что нового?

Белые зубы француза сверкнули в темноте.

— Ничего, кроме того, что пришвартовались еще два судна. А, вот и месье капитан Морган. Как прошла экспедиция?

— Неплохо, спасибо. — Валлиец улыбнулся и быстро добавил: — Среди ваших соотечественников есть действительно храбрые солдаты. — Фраза прозвучала как комплимент, потому что Морган чувствовал: ему нравится этот энергичный и очень практичный человек.

Дю Россе казался польщенным.

— Приятно слышать это. Не сомневаюсь, что причиной этому ваши превосходные командирские качества.

— Нет, — не подумав, ответил Морган. — Ваши люди в основном служат у Дабронса — но сражаются не менее хорошо, как сражались бы и под моим началом.

Арундейл криво ухмыльнулся такому двусмысленному комплименту. Гарри Морган предпочитал набирать людей среди англичан или голландцев, но, с другой стороны, он всегда заботился о том, чтобы взять нескольких тщательно отобранных французов.

Морган отошел в сторону и вместе с Сьюзан прошел в дальний угол двора. Она улыбнулась ему в темноте.

— Как ты щедр, Гарри. Интересно, почему?

— Я думал только о тебе, — честно признался он. — Я пытался… э… найти то, что тебе понравилось бы больше всего.

— А моим сестрам? А? — Она слегка пожала ему руку. -Мне не стоит смеяться, потому что ты так добр. Желаю, чтобы тебя выбрали в число капитанов. Ты всегда добиваешься своего? Они… — тут она дотронулась до браслета и гребня, — действительно хороши. Я всегда буду беречь их и помнить, что ты думал обо мне. А что ты будешь делать с остальной добычей?

Вопрос был поставлен так прямо, что Морган растерялся.

— Ну, я… я собирался продать их за золото и обновить вооружение корабля.

— Ты не собираешься устроить хотя бы маленькую попойку? — засмеялась она, одновременно думая о том, что лучше бы Дику Хелбету вернуться в караульную, а не торчать здесь словно ревнивому школьнику.

— Только если ты подаришь мне свое драгоценное внимание.

Высокая стройная дочь Элиаса Уаттса была красива, но совершенно не похожа на маленькую Анни Пруэтт. Гуляя с Сьюзан, Гарри размышлял о том, бережет ли еще Анни его кольцо с грифоном там, в Бристоле.

Гм. А все-таки насколько прочно губернатор Уаттс сидит на Тортуге? Сейчас Морган еще яснее видел все хитросплетения местной политики.

Одно было ясно: отец Сьюзан частенько получал откуда-то личные донесения, которые привозили на маленьких барках. С другой стороны, в Кайоне шептались, что Бернар дю Россе посылал столько же курьеров, сколько и Элиас Уаттс. Но его осведомители прибывали большей частью с острова Сен-Кристофер, действительно мощного оплота Франции в Карибском море.

После легкого ужина из тушеного кролика и жареного мяса губернатор пригласил Моргана в свой кабинет. Они уселись перед окном, откуда открывался великолепный вид не только на усыпанный огнями полукруглый пляж Кайоны, но и на пристань и море, в котором отражались звезды.

Морган опрокинул четвертый стаканчик чистого бренди и, тяжело дыша, расстегнул ворот рубашки, подставляя загорелую грудь вечернему ветру. Несмотря на приятное ощущение, вызванное бренди, и радость при мысли о близости Сьюзан, новый капитан был готов к беседе, готов как внимательно слушать, так и высказывать свое мнение.

— Да, Гарри, я очень рад, что ты вернулся. — Старый Уаттс говорил, растягивая слова, на его желтом вытянутом лице появилось выражение озабоченности. — Я всегда рад, когда возвращаются английские суда.

— Насколько французы превосходят нас по численности здесь, на Тортуге?

— От трех до пяти к одному, — медленно ответил губернатор, — и есть еще проблема. Если посчитать голландцев на стороне французов, то их будет в семь раз больше, и, видит Бог, у них сейчас мало причин любить англичан.

— Почему?

— Некоторые из братьев охотились на голландские корабли почти с таким же рвением, как и на корабли донов. Видишь ли, — старик нагнулся вперед, и в свете масляной лампы его профиль блеснул желтизной, словно изображение на дублоне, — я убежден, что французы собираются силой или хитростью овладеть Тортугой, поэтому я вижу этого парня, дю Россе, насквозь, как твою рюмку, несмотря на всю его вежливость.

Морган отставил стакан с бренди и внимательно слушал Уаттса.

— Вы правы. Но как решить проблему?

— Если бы я только мог обойти французский королевский двор и дю Россе, пока наше положение на Ямайке не упрочится, то тогда англичане могли бы крепко держать Тортугу — а она стоит того. Знаешь почему?

— Ну, во-первых, — ответил Морган, не сводя с Уаттса напряженного взгляда, — это отличное, хорошо защищенное и богатое убежище для берегового братства; во-вторых, власть испанцев ослабевает на востоке Эспаньолы. И что важнее всего… — Он остановился.

— А что важнее всего?

Морган вздохнул и отогнал москитов.

— Я не претендую на звание опытного моряка, ваше превосходительство, но даже я в состоянии понять, почему Тортуга и Иль-де-Вакас — который у нас называется просто Коровий остров — имеют такое значение.

Уаттс знал, что Морган говорит об острове, который занимал почти такую же позицию, как и Тортуга, но на юге от Эспаньолы. Наклонившись вперед и положив руки на колени, пират задумчиво продолжил:

— Эти два острова расположены так, что они доминируют в Наветренном проливе, главнейшем морском проходе между Эспаньолой и Кубой. Если мы расположены по ветру, то у нас есть погодное преимущество перед любыми судами или флотом, которые доны могут послать в Мексику или оттуда, а также в Юкатан или Маракаибо. Наш противник будет вынужден сражаться против ветра и полагаться только на изменчивый и непостоянный бриз, а нас будут толкать вперед сильные ветры, которые моряки называют торговыми.

Элиас Уаттс несколько раз согласно кивнул своей совершенно лысой головой.

— Ты попал в самую точку, капитан; ни один караван из Европы, кроме мощнейшего флота, не осмелится подойти к этому проходу.

— На самом деле, — Морган повысил голос и мотнул головой, чтобы отбросить с глаз непокорную прядь, — если Англия сумеет удержать Багамы, Барбадос и Ямайку и обеспечит себе влияние на Тортуге, то мы сможем поставить барьер между Испанией и ее колониальной империей, барьер, который доны вряд ли сумеют прорвать, или им придется собирать значительные военные силы. Я прав?

— Да. — Элиас Уаттс повернулся и взглянул на своего собеседника. — Лопни мои глаза, Гарри, но ты слеплен из лучшего теста, чем другие бандиты, которыми я тут правлю. Да, ты правильно смотришь на вещи.

Ночную тишину, в которой был слышен только шорох мышей да потрескивание сверчков, внезапно прорезал громкий крик, за которым последовал истерический женский вопль и громкая череда пистолетных выстрелов.

Морган не обратил на шум ни малейшего внимания.

— Другими словами, ваше превосходительство, вы клоните к тому, что вам надо усилить английское влияние здесь, на Тортуге, или мы ее потеряем?

— Не совсем так, — уточнил Уаттс. — Несмотря ни на что, французские братья хорошо к нам относятся. Они ненавидят и боятся испанцев даже больше, чем мы. Нет, Гарри, Англия слишком слаба, а Франция слишком не уверена в себе, поэтому противостоять империи испанцев должна конфедерация братства, и только она!

— Здесь вы ошибаетесь! — потряс головой Морган. — Братья думают только о добыче и пьянках.

Элиас Уаттс одобрительно улыбнулся.

— Я боюсь, что ты больше чем прав. Спасибо за отчет. Арундейл говорит, что он составлен ясным, деловым языком. А куда ты отправишься теперь?

— На берег, — беззаботно ответил Морган. — Хочу получше познакомиться с шевалье дю Россе; он меня заинтересовал.

Губернатор поднял руку в знак того, что он еще не закончил, и откашлялся.

— Ты собираешься покупать каперскую лицензию на военные действия против испанцев? Да и кроме того, с тебя еще десять процентов добычи. В конце концов, я пишу каперское свидетельство не ради того, чтобы потренироваться в каллиграфии.

Морган ухмыльнулся.

— Но, сэр, ваша доля плывет на борту французского фрегата, который мы… э… позаимствовали в пути. На досуге поразмыслите об этом. Если бы я один командовал рейдом в Сантьяго, ваша доля была бы в три раза больше.

В неожиданной ярости Уаттс вскочил, возвышаясь над невысоким валлийцем на целую голову.

— Берегись, Гарри Морган, не перестарайся! Да сгниют твои кичливые кишки! Ты слишком много о себе думаешь. Ты много обещаешь…

— Доверьте мне командование, и вы увидите, что я выполню все обещания до последнего, — резко оборвал его валлиец.

— Ты прекрасно знаешь, что я не могу назначить тебя командующим…

— Верно, но вы можете поддержать меня на выборах.

— Будь я проклят, если сделаю это, — отрезал Уаттс. -Ты слишком много хвастаешь, и у тебя здесь слишком много врагов, особенно среди французов.

— Значит, вы не поддержите меня как кандидата в командующие экспедицией? Я был лучшего мнения о вашем уме. — В ту минуту, когда слова слетели с его губ, Морган понял, что сказал это зря.

Уаттс сардонически рассмеялся.

— Правда? Я умираю от огорчения. Позвольте напомнить, сэр, что как капитан вы еще так же зелены, как вон та травка. Я поддержу тебя, когда ты приведешь в Кайону хотя бы достойные по размеру корабли. А теперь проваливай!

Энох Джекмен давно уже спал, храпя, словно дюжина пьяных матросов, посреди неубранной спальни с земляным полом, но капитан Ахилл Трибитор, владелец бригантины, которая только что вернулась из не слишком успешного набега на берега Кубы, продолжал петь еще громче, чем прежде. Совершенно пьяный, он держал в руках португальскую гитару и безмятежно распевал серенады прытким ящерицам, которые шныряли под пальмовой крышей ветхой лачуги Полли Когда-Угодно.

Что касается Моргана, то он сидел, мрачно уставившись на глиняный кувшин с крепким ромом, который обошелся ему в огромную сумму — два пистоля; напиток не стоил и десятой доли назначенной цены, но в Кайоне были приняты такие грабительские цены.

Чем больше он вспоминал, как Уаттс презрительно отказал ему в самостоятельном командовании даже небольшой экспедицией, тем мрачнее он становился. Никому из других капитанов не удалось более успешно провести поход, чтобы потери при вылазках оказались минимальными.

— К дьяволу этого старого мошенника, — буркнул он. -Если бы только он не был отцом Сьюзан…

Добравшись до этой последней мысли, Морган счел за благо отказаться от дальнейших печальных раздумий и обратил внимание на Трибитора: голос распевающего песенки капитана действовал на Моргана успокаивающе.

— А у тебя, неплохой тенор, — улыбнулся он. — Можешь подпеть мне?

— Великолепно! Да мы спелись, словно две коноплянки. Верно?

— Честное слово, Гарри, — ответил тот с легким акцентом, — я видал многих крепких выпивох, но по сравнению с тобой они все просто детишки. Наверное, у тебя в роду затесался сам Бахус?

Настроение у Моргана поднялось, и он разразился смехом, представив себе древнегреческого бога среди дубов на старой ферме в Лланримни. И тут он вспомнил, кого напоминала ему эта песня.

«Сьюзан! Богом клянусь — разве это не удивительно, что такая очаровательная и изящная девушка выросла среди дикого, раскаленного от жары острова, словно цветок на навозной куче?»

Роза! Вот кем была Сьюзан — розой. Морган улыбнулся про себя молчаливой, таинственной улыбкой. Дорогая Сьюзан. После окружавшей его жестокости, бесцельной кровожадности и чудовищной пошлости ее присутствие казалось ему глотком холодной воды после долгой жажды.

Трибитор громко взял какой-то аккорд на гитаре.

— Я вижу, — заметил он, — что ты, mon ami, в глубине души поэт и романтик. Наверное, ангелы на небе завидуют тебе.

— Да, я поэт, — согласился Морган. И тут его осенило. А как насчет золотой розы из епископского дворца? Конечно, он приберег этот выдающийся образец ювелирной работы для особого случая, но, Боже правый, он не собирается долго ждать! Сегодня ночью, да, этой ночью, как галантный кавалер, он бросит эту розу в окно Сьюзан.

Немного неуверенно поднявшись на ноги, он радостно пожелал Джекмену спокойной ночи и отправился на «Вольный дар» — что было легко сделать, поскольку судно стояло на якоре рядом с берегом, его мачты отражались на влажной поверхности кайонского причала.

 

Глава 3

ЗОЛОТАЯ РОЗА

Был почти час ночи, когда коралловый песок захрустел под босыми ногами Моргана; он специально оставил башмаки на борту «Вольного дара».

Бледный свет звезд освещал скромный форт с четырьмя пушками, который построил Элиас Уаттс и его сторонники. Уже давно Морган опытным взглядом оценил, насколько сложно добраться до небольшого, но надежного убежища губернатора Уаттса.

Морган брел вдоль берега по светящейся темно-зеленой воде, пока не оказался у западного подножия скалы, над которой находилась комната, где спала Сьюзан. Тяжело дыша, он запрокинул голову, радуясь тому, что действие рома постепенно ослабевает.

Да. Это будет на редкость романтический жест -бросить маленькую золотую розу в окно Сьюзан. Поскольку считается, что крепость неприступна, если не принимать во внимание обычный путь, когда надо было опускать подъемный мост, то можно представить себе ее удивление, замешательство и восторг, когда завтра утром она найдет этот изящный цветок на полу своей спальни.

— К тебе я иду, Сьюзан, — пробормотал он, стиснул розу зубами, затянул потуже кожаный пояс и передвинул обоюдоострый кинжал за спину.

Влажные от морской воды камни постепенно сменились покрытыми налетом соли сухими булыжниками. Они все еще оставались такими горячими, что он немедленно вспотел, и влажные струйки побежали ручейками у него по лбу и между лопаток. Вскоре он заметил голову и плечи часового на фоне темного неба.

Боже милосердный! Если бы он командовал крепостной стражей, то лично бы проследил, чтобы этого сонного мерзавца как следует вздули. Он спал, присев на парапет. Поскольку Морган позаботился о том, чтобы одеть коричневую рубашку и серые штаны, то его не так легко было заметить.

Пыхтя, цепляясь за крохотные выемки и выступы, он медленно поднимался все выше и выше, пока морская гладь не стала казаться очень далекой.

Когда он наконец взялся осторожной, но дрожащей рукой за парапет, то в голове у него уже совсем прояснилось и он изо всех сил старался не выпустить розу и дышать не слишком шумно. Ха! Он перекатился через парапет и спрыгнул в тень так же бесшумно, как кошка прыгает с забора. Мускулы у него дрожали от напряжения, но он неподвижно лежал всего в двадцати футах от поблескивающего при свете звезд мушкета часового.

Еще давно он приметил, что окно Сьюзан было последним в ряду из трех одинаковых окон, расположенных в повернутом к морю фасаде надежной каменной крепости Элиаса Уаттса. Ему не составило никакого труда проскользнуть, словно хорьку, от одной тени под окном к другой, пока наконец он не замер с бьющимся сердцем под окном Сьюзан, загороженном тяжелой решеткой. Слава Богу, что в этих краях не было в обычае вставлять стекла — только жалюзи и железные решетки, — и сегодня ночью Сьюзан, милая, обожаемая Сьюзан оставила занавески распахнутыми.

Крепко вцепившись в прутья оконной решетки, Морган собрался и медленно и осторожно подтянулся настолько, чтобы заглянуть в маленькую комнатку и почувствовать слабый, но нежный запах духов. К его величайшему изумлению, кровать, узкая и маленькая, оказалась пустой. Не важно; она найдет розу утром. Прижав холодный металл к губам, Гарри Морган протянул руку сквозь прутья и бросил свой подарок.

Резкая боль пронзила его сердце при звуке мужского голоса, который воскликнул:

— Боже Всевышний! Что это?

В ответ тут же прозвучал мягкий голосок Сьюзан:

— Шш, дорогой, тебя услышат. Это что-то упало у меня на столике.

И тут он увидел их — они сидели обнявшись на кушетке, перед ними на полу валялась какая-то одежда.

— Но я слышал шум, — настаивал мужчина хриплым шепотом, — Ничего не могло упасть — ветра ведь нет.

— Ради Бога, тихо, Дик, и уходи скорее. — Сьюзан действительно встревожилась. — Если папа нас найдет… Ой, уходи скорее, любовь моя.

Без всякого усилия со стороны Моргана его пальцы разжались, и он соскользнул вниз, на влажные от росы плиты парапета, но душа его провалилась гораздо глубже — в самые глубины ада.

 

Глава 4

ПОЕДИНОК НА БЕРЕГУ

К полудню третьего дня после возвращения Гарри Моргана на Тортугу в маленьком, но ухоженном порту Кайоны бурлила жизнь. Не только четыре старых корабля, отправившихся в набег против Эспаньолы, вернулись обратно в порт, но вместе с ними встали на якорь три захваченных судна: небольшая галера, барк и потрепанное посыльное судно. Грузоподъемность захваченных кораблей не превышала шести тонн, но все-таки они являли собой очевидное доказательство очередной победы, одержанной береговыми братьями.

Участники набега на Сантьяго на Эспаньоле гордо вышагивали по набережной, громко ругались и ждали своей очереди, чтобы зайти в несколько таверн и кабачков городка, где они готовы были заплатить даже по три золотых дублона за одну-единственную половинку кокосового ореха с разбавленным водой ромом.

Пока эти ободранные и потрепанные морские волки ели до отвала и пили, капитаны морского братства, всего их было около двадцати, по приглашению губернатора собрались в тени бордового навеса, который люди Элиаса Уаттса натянули на белом песке перед крепостью. Это были жестокие, хитроумные и самые отпетые негодяи, бандиты со всего мира.

Их костюмы так же различались, как и оперение многочисленных попугаев, павлинов и туканов. Большей частью их костюмы были до невероятности грязны, изодраны, и видно было, что на них мало обращали внимания; там и сям виднелись остатки великолепных мехлинских или фламандских кружев, прикрывавших загорелые плечи. Только немногие капитаны не участвовали в этой выставке безвкусной роскоши и надели простые синие, зеленые или белые рубашки и прохладные льняные штаны. Почти у всех без исключения корсаров были длинные, словно крысиный хвост, усы и всклокоченные, нечесаные бороды. Большинство брило головы из-за постоянной жары и носило на голове платки, чтобы уберечься от солнечного удара.

У шатра расхаживал и Генри Морган, в голове у него гудело, словно там били барабаны карибских индейцев. Он поглядывал на широкий, украшенный причудливой резьбой по дереву стол, на котором выстроились в ряд небольшие, обитые железом сундуки под охраной отряда пиратов. Стражники стояли, держа пистолеты наготове, беспрестанно сплевывая на песок или с детским любопытством разглядывая широко известного корсара, темнокожего, с насупленными бровями Пьера Леграна , одно упоминание имени которого заставляло дрожать весь Москитный берег.

Еще менее привлекательной казалась внешность Мигеля Баска, который сильно смахивал на гориллу из-за кривых коротких ног и огромных длинных рук. В ярком солнечном свете неподвижные глаза флибустьера напоминали взгляд рептилии. Полной противоположностью ему выглядел белобрысый гигант голландец, который выбрал себе прозвище Рок Бразилец, хотя он был похож на бразильца так же, как на турка. Его маленькие блеклые глазки шныряли в разные стороны, и он постоянно ковырялся в носу, маленьком и плоском, совершенно затерявшемся на его красном, покрытом шрамами лице.

Таинственный Сьер де Монбар из Лангедока, известный как «Губитель», совершенно отличался от остальных своим сложением и манерами. Благородное происхождение сказывалось в изящных чертах его лица, по-своему красивого, но испещренного жестокими и суровыми морщинами — отражением той свирепой ненависти, которую он питал к испанцам. По всей видимости, он единственный из всех собравшихся тщательно заботился о своей наружности, потому что на бледно-розовом кружеве его манжет не было ни единого пятнышка, так же как и на изящно вышитом воротнике рубашки, выглядывавшем из-под дорогого сюртука зеленого бархата. Не признавая тяжелых мечей или абордажных сабель, любимого оружия большинства из его товарищей, этот выродившийся аристократ был вооружен тонкой рапирой, на рукоятке которой, словно огонек, горел огромный рубин.

Морган обратился к Джекмену, который молча стоял рядом с ним и чувствовал себя не в своей тарелке:

— Только Рикс, Добсон и Джек Моррис…

— А кто это, Джек Моррис?

— Вон тот бандит со следами лихорадки святого Антония на лице — способный лидер, как о нем говорят. Слава Богу, если это правда — потому что других стоящих англичан здесь нет.

Джекмен украдкой взглянул на своего товарища. Что произошло с ним за последние дни? Он мог только гадать, потому что благоразумно воздерживался от расспросов.

Стоя под алым тентом, Морган постепенно осознал, что редко когда удавалось, если вообще удавалось, собрать в одном месте столько прославленных — и никому не известных — предводителей конфедерации береговых братьев. Вон там из своей шлюпки вылезал страшный садист Жан-Давид Hay, или Олоннэ. Рядом с натянутым тентом Ив Тиболт, который убил Левассера, предшественника Уаттса на посту губернатора, — присел на корточки и чертил на песке бессмысленные узоры. Из главнейших капитанов здесь не было только Джона Дэвиса, «Кары Флориды», и умного, крепкого старого голландца Эдварда Мэнсфилда.

Как в Бристоле, на совете с предателем Мишелем Мизеем, Морган ощутил неожиданное чувство своей приниженности. Здесь собрались почти две дюжины корсаров-ветеранов, пиратов и флибустьеров; капитанов, которые доказали свою храбрость, опытность и способность к командованию. Неудивительно, что Элиас Уаттс насмехался над его желанием руководить экспедицией.

Поднялся шум любопытных голосов, в которых, однако, проскальзывали уважительные нотки, когда появился губернатор в сопровождении лейтенанта и отряда крепостной стражи. Стоя около стола, отец Сьюзан выглядел слабым и маленьким, несмотря на пышный мундир собственного изобретения из оранжевого и голубого сатина.

— И снова я приветствую вас в Кайоне, мои дорогие друзья и капитаны конфедерации.

Секретарь в засаленной белой куртке притащил Уаттсу стул, и как только губернатор уселся, некоторые капитаны плюхнулись прямо на песок, но большинство остались стоять.

— Нам надо обсудить наши дела, — объявил полковник Арундейл, — поэтому не будем медлить. Вначале мы заслушаем доклад капитана Рикса о последней вылазке на Эспаньолу.

Огромный, возвышающийся над всеми, Рикс лениво выдвинулся вперед. Бросались в глаза иссиня-черные волосы и отсутствие кончиков обоих ушей, потому что годом раньше он был доставлен на Барбадос обритым и закованным в кандалы в наказание за какое-то мелкое преступление. Кроме того, англичанин сразу обращал на себя внимание своим костюмом. На нем была разукрашенная желтая куртка, оранжевый жилет и яркие голубые сетчатые чулки. Однако в своей речи он оказался краток и точно изложил все подробности взятия Сантьяго на Эспаньоле. Тем не менее он не стал распространяться об отсутствии дисциплины и нерешительности, которые, по словам Моргана, вполовину уменьшили захваченную добычу.

— Иди сюда, висельник, со списком. — Рикс вытолкнул вперед парня с выбитыми зубами, который держал в испещренных татуировками руках охапку листов бумаги. — Вот, ваше превосходительство, отчет, сэр, а там, — Рикс указал на один из сундучков, — ваша десятая часть.

Сухой и еще более желтый, чем обычно, Уаттс предупреждающе поднял руку.

— Прежде чем считать добычу, капитан, будьте любезны, доложите нам о ваших потерях.

Все присутствующие впились глазами в Рикса. Потери значили больше, чем добыча, потому что от них зависела репутация капитана — и его шансы на то, чтобы набрать в следующее плавание первоклассную команду. Англичанин прокашлялся, и его изуродованные уши покраснели. — Среди моих матросов девять человек убито и вдвое меньше ранено.

— А что у тебя, Добсон?

— Мне не повезло, — пробурчал тот, кого спрашивали. — Хотя я вел своих людей — в основном французов — осторожно, но ничего не боясь, я потерял убитыми четырнадцать, а ранеными двадцать три.

— А ты, месье Дабронс?

Кун Дабронс, высокий, широкоплечий бретонец, который гораздо больше смахивал на англичанина, чем многие из присутствующих здесь англичан, огляделся перед тем, как ответить, словно желал предупредить, что любая критика в его адрес будет иметь последствия.

— Разве я виноват в том, что на лагерь неожиданно напали? Нет. Не наша очередь была ставить часовых.

— Твои потери? Давай говори. — Арундейл был непреклонен.

— Из-за невнимательности людей капитана Рикса в моей команде тринадцать убитых и двадцать один ранен.

Элиас Уаттс наморщил лоб так, что появились четыре параллельные морщины. Да, похоже, с командованием на этот раз дело обстояло именно так, как и говорил Генри Морган.

— А ты, капитан Морган, у тебя какие потери?

— Убитых нет, — громким, ясным голосом ответил валлиец, — и девять легко раненных.

Дабронс расправил массивные плечи, фыркнул и обернулся к другим французским пиратам.

— Не просто решить, чей экипаж на самом деле сражался, я так полагаю? Figurez-vous , наши храбрые английские друзья под героическим командованием капитанов Моргана и Рикса потеряли всего девять человек убитыми и четырнадцать ранеными, а мы, французы, потеряли двадцать семь, и сорок четыре ранено. — Огромные золотые серьги у него в ушах вспыхнули, когда он тряхнул головой и с яростью плюнул на ковер перед столом губернатора.

Рикс набросился на Дабронса.

— Клянусь Богом, я вколочу эту наглую ложь обратно в твою грязную глотку!

Уаттс изо всех сил замолотил рукояткой тяжелого пистолета, призывая к порядку, а его стража схватилась за аркебузы.

— Тихо! Тихо! Вы забыли, что не в обычае братьев ссориться на совете.

Несмотря на предупреждающий жест Джекмена, Морган выступил вперед и свирепо уставился на Дабронса.

— А почему у меня никто не убит? Потому что, несмотря на то, что матросы Рикса пренебрегли своими обязанностями, мои люди были настороже, почти трезвы и хранили порох сухим, поэтому, когда испанцы атаковали, они не застали нас врасплох. Поскольку мои товарищи капитаны как-то упустили из виду этот факт, — угрюмо добавил он, — то позвольте напомнить, что именно мои люди отразили удар врага.

— Да, — пророкотал Рикс, глядя на Дабронса налитыми кровью, свирепыми глазами, — это чистая правда. Половина людей Дабронса была так пьяна, что на ногах не могла стоять.

Среди французских пиратов поднялся шум, в котором ясно различался голос убийцы-Тиболта. Он прошипел:

— Доблестный капитан Морган сомневается во французской храбрости?

— Лопни твои глаза, Тиболт, я ничего такого не говорил, — рявкнул Морган, перекрывая поднявшийся шум. — Я просто указал на то, что мои потери так незначительны, потому что я знаю, как надо командовать людьми. Я добился того, что мои приказы выполняются.

Не дав французу ответить, полковник Арундейл, стоящий справа от губернатора, дал сигнал барабанщику, который выбил такую длинную, громкую дробь, что заглушил все голоса. Уаттс вскочил.

— Следующий, кто заговорит в повышенном тоне, окажется в тюрьме! Если мы намерены предпринять что-то, чтобы защитить конфедерацию от испанцев, то мы должны действовать сообща. Арундейл, я хочу взглянуть на свою долю.

— Это хитрый маневр, — заметил Морган. — Вначале барабан, а теперь он хочет отвлечь внимание этих идиотов видом добычи.

Корсары, сгрудившиеся вокруг губернаторского тента, придвинулись ближе, когда двое из людей Рикса открыли сундук. Поднялся дружный одобрительный крик, когда один из них перевернул сундук и оттуда на ковер высыпались блестящие, переливающиеся сокровища. Ожерелья, броши, кольца, украшенные драгоценными камнями кресты, рюмки, тарелки и алтарные украшения образовали небольшую, но ярко блестящую кучу.

Поднялся восхищенный шум, когда двое пиратов с болтающимися сзади абордажными саблями, словно хвостами у довольных собак, наклонились, чтобы открыть третий, и последний, сундук. Оттуда вывалилась почти дюжина тарелок и столько же приборов для специй из чистого золота.

Морган пристально следил за выражением лица Уаттса и решил, что если старик недоволен, то он не станет из-за этого расстраиваться.

Уаттс повернулся к Арундейлу.

— Полковник, собери добычу и перенеси в мою кладовую.

Как только добычу унесли, Арундейл поманил двух писцов и протянул губернатору Тортуги исписанные бумаги.

— Капитаны и братья конфедерации, властью, данной мне его превосходительством Уильямом Брейном, вице-губернатором Ямайки, — кое-где раздалось хихиканье при таком пышном начале, — я готов удовлетворить ваши запросы о каперских полномочиях на военные действия против — а-апчхи! — врагов Британского государства в частности и различных наций в целом.

Немедленно самые нетерпеливые из капитанов начали протискиваться к столу губернатора, но Арундейл, отчаянно ругаясь, оттолкнул их.

Сьер де Монбар со свирепым видом запросил разрешения Британии на военные действия против Никарагуа. Рок Бразилец на плохом английском с ужасным голландским акцентом потребовал комиссию против испанцев в Новой Гранаде.

Раздача комиссий длилась долго, потому что в каждом случае нужно было оговорить долю губернатора, а также количество запасов, материалов, пороха, патронов и оружия, которые должны были выдать Уаттс и Арундейл, его зять. Отец Сьюзан никогда не уступал не торгуясь.

Солнце достигло зенита, когда Морган и его лейтенант Джекмен наконец оказались перед столом. Интересно, подозревает ли старик о проделках своей скромницы дочки?

— Как ты смел устраивать смуту в совете? — рявкнул губернатор.

— Я сказал правду и не боюсь наглых французских мошенников, которых вы пригрели здесь.

— Оставь, — прошептал Джекмен. — Держи себя в руках

Вмешался Арундейл, многозначительно улыбнувшись:

— Итак, Гарри, куда ты направляешься?

— На южное побережье Кубы, — без запинки ответил Морган, хотя он совершенно не собирался даже приближаться к берегам этого острова; чем меньше другие знают о его намерениях, тем лучше.

— Южное побережье Кубы — куда? — Уаттс показал длинные, желтые зубы.

— Точно не знаю. Я собираюсь выйти на разведку, ваше превосходительство.

К черту старого мошенника! Но секундой позже Морган понял, что недооценил отца Сьюзан, потому что тот повернулся и прошептал что-то стоящему справа от него писцу. Секретарь написал несколько строк и передал бумагу Уаттсу на подпись.

— Спасибо.

Когда Морган нагнулся вперед, Уаттс еле заметно подмигнул ему и пробормотал:

— Удачи и скорого возвращения с богатой добычей.

— Я вернусь, сэр, и с добычей.

Только собравшись уходить, Морган понял, что Элиас Уаттс отчитал его просто для того, чтобы успокоить французов.

Быстро просмотрев комиссию, Морган, к своей радости, прочел, что в течение четырех месяцев он может вести военные действия против испанского королевского дома везде, где только захочет.

«Все это хорошо, — подумал он, — пока старик Уаттс остается в силе, но если французы одержат верх, что тогда?»

Джекмен потрепал его по плечу.

— Давай убираться отсюда. Мне не нравятся взгляды французов. Иуда Искариот! Ты слишком задел их своей речью. И когда ты научишься держать язык за зубами?

— Я всегда буду говорить правду, — отрезал Морган. — Но ты прав, Энох, нам лучше уйти, пока еще есть возможность.

В голове у Моргана все еще шумело от рома, который он выпил в попытке утолить уязвленную гордость — и заглушить свою вечную влюбчивость. Вместе с Джекменом он направился к тихой аллее. Но было уже поздно. Неожиданно перед ними возникли несколько фигур в ярких лохмотьях.

Впереди стоял Ив Тиболт, убийца Левассера, на руках которого была кровь еще многих других людей. Свирепые, изуродованные болезнью, черты лица пирата скривились в угрожающей гримасе.

— Мои поздравления, месье капитан, — протянул он. — Приятно видеть, что Гарри Морган гораздо смелее врет про своих товарищей, чем сражается с нашими врагами на Эспаньоле.

Джекмен увидел, как напряглись мускулы у его капитана, и громко и спокойно ответил Тиболту голосом, который хорошо было слышно на берегу:

— Конечно, прикончить друга ударом ножа в почки — гораздо более аристократичное занятие.

Распахнулись двери, и полураздетые шлюхи высыпали на улицу, а мужчины побросали свои дела и помчались к месту стычки. Высказанные таким тоном слова обычно служили прелюдией к более или менее кровавой драке.

— Ты врешь! — Черты расплывшегося лица Тиболта судорожно дернулись. — Да мне приятнее смотреть на червяка, который ест падаль, чем на тебя.

Все еще не берясь за саблю, Морган вышел из аллеи и постепенно продвигался к берегу — он хотел, чтобы как можно больше народу стали свидетелями того, что должно было произойти. Убьет ли он сам француза или падет в схватке, население Кайоны должно видеть и запомнить это. Он прищурил глаза, чтобы освоиться при ярком свете. Хорошо, что у Тиболта такая яркая красная рубашка.

— То, что ты умеешь лаять, наверное, радует ведьму, твою мамашу. — Морган сбросил ботинки — зачем давать Тиболту преимущество, если он босиком. — А теперь проверим, так ли хорошо ты кусаешься, как тявкаешь?

Отступив на несколько шагов назад, Джекмен закусил губы. Конечно, Гарри и сам знает, что Тиболт не хвастун, а опытный боец, владеющий дюжиной ударов и приемов, которые стоили жизни слишком многим обитателям Кайоны.

Тиболт был высоким, на голову выше Моргана, и очень опасным противником. Крепко сложенный, он обладал длинным боевым выпадом фехтовальщика и быстрыми, все подмечающими глазами. Наверное, когда-то он жил на побережье Москитного берега, судя по татуировке, типичной для этого побережья. Француз удовлетворенно откинул назад засаленные черные лохмы и вступил в круг, образованный толпой собравшихся пиратов.

Также выступив вперед, Морган резко бросил:

— Джекмен, приведи гичку. Черт тебя побери! Делай, что тебе говорят!

Поднялся шум; теперь на берегу собралось уже около сотни зрителей обоих полов и многих национальностей.

— Стойте! — Бартоломью Португалец, голландец по происхождению, с покрытым шрамами лицом, прокладывал себе дорогу сквозь толпу. — Отойдите. Ха! Опять ты, Морган? Снова неприятности? Черт побери! Ты этого заслуживаешь, но будь я проклят, если не помогу тебе. Отойдите, грязные ублюдки! И не вмешиваться в драку, -заявил он. — Готовы?

Специально для зрителей Ив Тиболт взмахнул несколько раз широким испанским мечом. Обоюдоострый меч был выкован в Толедо. Это было настоящее оружие, а не просто игрушка, хотя рукоятку его и украшали два топаза.

Морган размял ноги, пытаясь привыкнуть к предательски скользкому песку. В раскаленном до предела воздухе Португалец махнул шляпой с пером и крикнул:

— Начали!

Какую-то долю секунды Тиболт и Морган медлили, держа оружие наготове, а потом Морган сделал выпад, и короткое тяжелое лезвие его палаша рванулось в сторону красной рубашки с проворством змеи.

Тиболт захохотал и в свою очередь сделал яростный выпад, а потом нанес удар, направленный Моргану в голову. Меч просвистел на расстоянии волоска от носа уклонившегося валлийца.

Вот тут Морган понял, что если он собирается рассчитывать только на умение владеть мечом, то у него нет никаких шансов. Но он постарался собраться с силами и нанес такую серию сильных ударов, что Тиболту волей-неволей пришлось направить все силы на то, чтобы их парировать. Зрители приветствовали преимущество, которое было у валлийца благодаря силе и мощи его ударов. Снова и снова Морган чувствовал сотрясение в запястье, когда его палаш сталкивался с мечом Тиболта.

«Давай! — кричал ему предостерегающий внутренний голос. — Если ты расслабишься, ты покойник».

Теперь Морган уже дышал коротко и отрывисто, но он все равно не давал Тиболту, искусному фехтовальщику, ни малейшего шанса самому перейти к атаке.

Морган прекрасно понимал, что не сможет долго придерживаться такой тактики, просто не хватит сил. С губ у него капала слюна, и мускулы правой руки болели так, словно их пронзали раскаленной проволокой. Собравшись, он нырнул вперед, из последних сил стараясь пробить защиту Тиболта. Исключительно силой удара ему удалось отбить парирующий удар француза и на мгновение парализовать его запястье, что дало возможность палашу англичанина вонзиться прямо в грязную шею Тиболта, и оттуда хлынула струя яркой артериальной крови.

Тиболт на мгновение застыл на месте, а потом среди восторженных воплей зрителей отступил назад с округлившимися глазами.

— Вот тебе! — Морган чувствовал, что враг его уже умирает, но все равно вонзил конец палаша глубоко, прямо в шелковую красную рубашку.

Издавая странные булькающие звуки, убийца Левассера опрокинулся на испещренный пятнами крови песок, словно марионетка, у которой оборвали ниточки. Француз широко раскинулся на спине и от этого казался еще более огромным. Его дрожащие пальцы судорожными движениями хватали песок.

Тяжело дыша, Морган огляделся; в Кайоне никогда нельзя было предугадать, что последует за подобной стычкой — а потом он наступил поверженному врагу на грудь и, напрягая мускулы, высвободил свое оружие. Он дважды крутанул палашом над головой, чтобы очистить его от капель крови и напугать возможных врагов.

— К-кто нибудь еще с-сомневается в английской х-храбрости? — И присутствующие навсегда запомнили его взгляд, в котором светилась неприкрытая угроза.

Никто не произнес ни слова, но Бартоломью Португалец, сейчас еще больше смахивавший на гориллу, чем обычно, подошел и пожал Моргану руку.

— Черт побери, друг Гарри! Ты храбр, как тигр, и силен, как бык. Но, — тут он понизил голос, — лучше тебе отплыть, пока кто-нибудь из головорезов Дабронса не схватился за арбалет и не всадил тебе стальную стрелу между лопаток!

 

Глава 5

КАРИБСКОЕ МОРЕ

Как шкипер «Вольного дара» — громкий титул для человека, который прокладывает курс небольшого семитонного кеча , — Джекмен чаще всего устраивался рядом с рулевым, огромным иссиня-черным негром, у которого был дар Божий идти по морю так, чтобы в парусах всегда был ветер, а корабль следовал по намеченному курсу.

Странно, но даже спустя столько времени Генри Морган не мог совершенно освоиться с огромными, протяженными водными просторами, которые составляли Карибское море. Корабль мог плыть целую неделю и не встретить ни одного судна, и не наткнуться ни на один клочок земли. Земли здесь тоже были пустынными — они находили сколько угодно маленьких необитаемых островов, бухт и заливов. Может быть, именно это выводило Гарри из себя?

Облокотившись на поцарапанный и плохо покрашенный борт «Вольного дара», Джекмен громко плюнул на стайку дельфинов, резвящихся у борта судна. Он так и не догадался, что произошло на следующую ночь после их возвращения в Кайону. С тех пор в поведении Моргана появился какой-то цинизм и горечь, которых раньше не было. Он готов был дать голову на отсечение, что Сьюзан Уаттс имела к этому какое-то отношение. Гарри, конечно, увлекся второй дочкой Элиаса Уаттса, а он сам все больше привязывался к нежной и мягкой, похожей на котенка, Люси. Помощник капитана уставился на яркое голубое небо и огромные белые башни облаков, подсвеченные золотым, желтым и серебристым светом.

Удастся ли ему еще раз обнять Люси? Он готов был принести клятву, что удастся, даже если ему придется поссориться с Гарри. Энох повернулся, чтобы погреть спину на утреннем солнце, и подумал о том, что его доля после этого плавания позволит ему просить маленькой, нежной руки Люси.

Слава Богу, они вовремя выбрались из порта Кайоны, потому что Олоннэ, полусумасшедший зверь, пытался представить смерть Тиболта как оскорбление всей французской нации — хотя они все клялись забыть о национальности, когда «приплыли в тропики».

Судно Шло прямым курсом в превосходный для мореходов, но очень опасный залив Кампече, излюбленное место флибустьеров всех стран. Что задумал Гарри? Джекмен чувствовал себя не совсем уверенно; маленькое суденышко с жалкой батареей легких пушек и командой из двадцати восьми человек не могло участвовать в настоящем сражении.

Корабль так легко несся вперед, что ничто не отвлекало Джекмена от его размышлений, и он постепенно задумался о том, почему капитан, несмотря на то, что он был готов выпросить, украсть или взять взаймы любую морскую карту, которая только попадалась ему на глаза, все же предпочитал сражаться на суше, а не на море?

Как только какой-нибудь морской волк заикался о том, что он был в Новом Свете — так испанцы называли Американский континент, — то Морган тут же бросался к нему, словно влюбленный на свидание с возлюбленной. А какая за этим следовала лавина вопросов — и все ответы Морган либо записывал, либо старательно запоминал.

Поджав губы, Джекмен проследил взглядом за несколькими сверкнувшими на солнце летучими рыбами; они изящно выскакивали из воды, пролетали над поверхностью пятьдесят или сто ярдов и снова падали в море.

«Клянусь костями Люцифера! Двадцать восемь человек — это слишком мало, особенно если принять во внимание, что некоторые из них совсем мальчишки».

Больше двух недель «Вольный дар», не останавливаясь, продвигался вперед на северо-запад. Он прошел сквозь заросли саргассовых водорослей, казавшихся ярко-желтыми на фоне голубых вод залива Кампече. На мачте корабля всегда дежурили два матроса, стремящиеся заработать дополнительную долю добычи, обещанную тому, кто первый увидит что-нибудь стоящее. Всем сгрудившимся на маленьком суденышке сильно повезло, что погода не менялась. «Вольный дар» был не больше пятидесяти футов длиной, и из них палуба занимала чуть больше трети. Поэтому пираты спали, ели, справляли свои естественные потребности там, где могли. Еду готовили, лишь когда команда оказывалась настолько голодна, что, уступая необходимости, разводили небольшой огонь в маленькой железной печурке, установленной на песчаной подушке.

В этот весенний день 1659 года Генри Морган был обеспокоен быстрым убыванием питьевой воды; за последние три дня доля корабельного запаса значительно уменьшилась. Одетый в легкие хлопковые штаны в белую и голубую полоску, с патронташем и в неизменном желто-зеленом платке на голове, Генри Морган забрался на ванты и уселся там, прочно обхватив ногами выбленку .

За последние две недели он много о чем передумал и принял много новых решений. Хотя это была практически непосильная задача, он собрался выучить французский и испанский. Тогда у него будет преимущество, если он захочет добиться лидерства в конфедерации братьев; нужно обязательно поддерживать хорошие отношения с людьми разных национальностей. Да, он должен научиться понимать французскую натуру, ценить ее достоинства и принимать ее слабости. Возможность использовать французские суда и людей сильно продвинули бы его вперед на пути к выполнению грандиозных планов, которые он вынашивал в глубине души.

Пока Ямайка оставалась в руках сторонников парламента, вход на этот остров был ему заказан, так же как и на Барбадос, единственный надежный оплот Британии в западном океане.

Морган усилием воли преодолел желание осушить стакан разбавленного водой рома. Ему нужно было следить за собой; именно ром явился причиной тех неосторожных речей, которые он вел на Тортуге. Приятно, что он уже составил себе мнение о женщинах и их роли в жизни мужчины. К черту большинство из них! За исключением маленькой Анни там, в Бристоле, ни одна из представительниц слабого пола не стоила того, чтобы обращать на нее внимание.

Морган сидел среди парусов, утренний ветер бил его в грудь, и вспоминал о тех правилах, которые он принял когда-то: никому не доверять, не рассказывать о планах военных кампаний; поддерживать жесткую дисциплину.

То, чего ему пока не хватало для осуществления своих грандиозных планов, так это боевой мощи, которая выражается в количестве больших кораблей и количестве сторонников, которых должно быть много больше. Его команда должна составлять сотни, а не десятки человек.

Моргана притягивала та потенциальная мощь, которая была скрыта в недрах конфедерации. Даже дураку становилось ясно, что рассредоточенные силы берегового братства использовались в настоящий момент лишь для малопродуманных мелких набегов. Но предположим, что пираты окажутся в руках одного главнокомандующего? Семь тысяч человек! Его сердце дрогнуло. Такая сила, дисциплинированная и объединенная надеждой на сказочные богатства, способна удовлетворить любые амбиции.

Сейчас Морган уже знал, что испанский королевский военный гарнизон в Америке был слишком растянут, но все-таки опасен. Разве нельзя постепенно отрезать, одно за другим, протянувшиеся щупальца этого иберийского спрута?

И еще больше хотелось Моргану узнать о враге. Какое это неоценимое преимущество — знать его обычаи, знать, когда приходит флот, как он вооружен и какую предпочитает тактику. Он хотел узнать до мельчайших подробностей, как работают испанские колониальные структуры. Например, до какой степени королевские губернаторы и капитан-генералы зависят от святой инквизиции?

Морган был слишком умен, чтобы тут же не посмеяться над своим неуемным любопытством, а потом оглядел своих матросов, большинство из которых дремало на мешках с балластом. Как мало их было!

В полдень поднялась суматоха. С их корабля заметили грязно-коричневые паруса галиота, вне всякого сомнения испанского, и довольно большого. Даже Джекмен хотел захватить его.

— Кровь Христова, Гарри! — набросился он на Моргана, который неподвижно стоял на квартердеке . — Мы плывем быстрее и можем догнать его через час.

— Да, мы, конечно, можем захватить его, — ответил Морган, чтобы успокоить ободранных и обгоревших на солнце пиратов, которые столпились у главной мачты. — Но у того галиота восемь пушек на борту и на палубе полно народа.

— Ну и что? — рявкнул Джадсон. — Разве мы не захватывали корабли и побольше, и еще меньшими силами?

Морган пристально окинул взглядом говорящего.

— Верно. Но мне нужен корабль больше и богаче. Я не допущу, чтобы вас убили или ранили в схватке за такую мелочевку. Тихо, паршивые собаки! Мы пойдем на абордаж, когда я увижу корабль, который устраивает меня!

— Но, капитан, — вмешался матрос средних лет с едва зажившим шрамом — напоминанием о Сантьяго, — у нас нет воды.

— Нам хватит еще на три дня, — отрезал Морган. — И мы все ближе подплываем к берегу. И все об этом!

Хотя у флибустьеров руки чесались после долгого бездействия, они подчинились и разошлись, угрюмо бурча что-то себе под нос, и были просто счастливы, когда на следующий день в десять утра наблюдатель крикнул:

— Корабль по курсу!

Двигаясь с кошачьей легкостью, Морган вскарабкался на главную мачту, привязав к поясу подзорную трубу рядом с парой французских пистолетов, с которыми он никогда не разлучался.

Экипаж снизу наблюдал за ним. Его черные волосы развевались на ветру, руками и ногами он плотно обхватил мачту, покачиваясь взад и вперед на фоне голубого неба.

Когда он наконец соскользнул вниз, то произнес только:

— Энох, возьми руль.

На палубе маленького кеча раздался радостный вопль; раз капитан решил изменить курс, то атака не замедлит последовать.

На борту царило гораздо меньше суматохи, чем это обычно бывает на пиратских судах, когда они готовятся к военным действиям. Полуголые бородатые мужчины и молоденькие мальчики заняли свои места, которые им указал Морган. Пушечные ядра, размером всего лишь в ладонь, были вытащены из мешков и аккуратно сложены рядом с четырьмя маленькими кулевринами; это было сделано для проформы, поскольку в планы Моргана не входило обмениваться выстрелами с замеченным кораблем. Он возлагал больше надежд на залп из шести медных огромных короткоствольных ружей, которые были прикреплены к специальным поворотным устройствам на мачтах. Каждое из них заряжалось пригоршней мушкетных пуль, кусочков металла, камней и даже стекла, если его можно было найти; эффект, производимый подобным выстрелом, нацеленным в гущу солдат противника, обычно оказывался просто смертоносным.

Изобретательность юного валлийца сказалась в том, что он приказал прикрепить это оружие к главной мачте, тем самым лишив противника преимущества, которое могли дать высокие борта и превосходящие размеры корабля.

Переговариваясь, ругаясь или просто стоя в тревожном ожидании, экипаж «Вольного дара» готовился к действиям.

На высоко выступающем из воды встречном корабле не подняли тревогу, поскольку были совершенно уверены в численном преимуществе. Судно подняло красно-желтый кастильский флаг и продолжало идти вперед, не обращая внимания на жалкое суденышко, которое так низко сидело в воде; без сомнения, испанцы посчитали их за местных торговцев, которые держат путь к побережью Юкатана из Картахены, Порто-Бельо или Грасиас-а-Дьос.

На кече матросы держали наготове оружие и тревожно рассматривали незнакомое судно, хотя после стольких дней плавания в пустынном океане все равно приятно было увидеть другой корабль.

— Энох, — тихо спросил Морган, — что ты о нем думаешь?

— Это, — ответил шкипер, с усилием поворачивая руль, — торговец-барк, но военной постройки, с прямым парусным вооружением и, что гораздо хуже, с необычно высокими бортами и более низкими надстройками. Таких я еще не видел. Думаю, если мы поднимем паруса, то догоним его где-то через два узла .

— Джадсон! Подними испанский флаг, — скомандовал Морган.

Когда боцман бросился к флагштоку и поднял грубо сшитый красный и желтый флаг, Джекмен ожесточенно сплюнул на палубу. Несмотря на прошедшие пять лет, вопли бедной Кейт Пайн и стоны несчастного Тростона все еще слишком громко звенели у него в ушах.

Спустя полчаса два судна, казавшиеся пятнышками в просторах океана, шли курсами, на которых они должны были пройти друг от друга на расстоянии вне радиуса действия пушечного выстрела, как и рассчитывал Морган.

На кече теперь почти все молчали; старшие готовили оружие, а младшие в испуганном восхищении разглядывали позолоту, блестящую на красиво изукрашенном носу и корме незнакомца.

— Он совсем новый, Гарри. Видишь? Корма и нос у него не такие высокие, как у тех, которые мы видели.

— Всё равно, — заметил Джадсон, — доны строят свои корабли как высокие деревянные крепости, и в непогоду им плохо приходится.

Когда на палубе чужого корабля запела труба и ее звуки резко разнеслись над морем, то Морган приказал экипажу приспустить флаг и прокричать: «Вива! Вива!»

Другой корабль изменил курс, словно собираясь вступить с ними в Переговоры, поэтому Морган отдал приказ Джекмену ослабить руль и сделать вираж, чтобы вынудить испанца — если он собирался говорить с ними — пуститься вдогонку. Все ветераны «Вольного дара» уже разгадали маневр капитана и облизывали губы в ожидании; они предвидели успех подобной тактики.

Как только высокобортный быстрый корабль подошел поближе, Морган повернулся к Джекмену:

— Пора!

В тот же момент кеч развернулся и, пропустив огромный корабль по борту, сделал еще один поворот и бросился ему вслед. Джекмен сорвал испанский флаг и, выкрикивая проклятья, поднял собственное знамя «Вольного дара» — огромный зеленый флаг с золотым грифоном.

С кеча уже хорошо можно было различить надпись «Сан-Иеронимо из Уэльвы», выписанную на алой доске среди позолоченных украшений на корме испанского судна.

До матросов «Вольного дара» донесся поток поспешных команд, которые выкрикивали на борту «Сан-Иеронимо», но, поскольку суда плыли почти на одной линии, пиратам не было видно, что творится на борту испанца.

Задолго до того, как противник оказался в состоянии привести в готовность бортовые пушки, легкий и обладавший хорошим ходом пиратский кеч близко подошел к корме. Там из окон-иллюминаторов высунулись дула двух стрелков, но их встретил смертельный залп из короткоствольных ружей. Раздавшиеся крики и стоны пираты приветствовали радостным воплем.

— Спокойно, никчемные ублюдки, — прокричал Морган сквозь кожаный рупор. — Тихо! Готовьтесь на абордаж! Спокойно, черт вас побери! Не скапливайтесь на носу, или мы потеряем ход!

Теперь «Вольный дар» качался на расстоянии выстрела от штурвала испанского судна. Почти прямо перед ними метались темные бородатые фигуры.

В последнюю минуту испанцы попытались увернуться, но маневр был так неуклюже выполнен, что в результате пиратский кеч оказался прямо под кормовым подзором, вне досягаемости торопливо заряжаемых орудий; испанский капитан также не успел натянуть противоабордажные сети, которые стали успешно применяться в тех морях, где попадались корсары.

Раскачиваясь, кеч поравнялся с главным якорем огромного испанца и прицепился к «Сан-Иеронимо» с помощью двух железных крючьев, закрепленных на борту и корме. Тут же два, три, шестеро и больше проворных членов экипажа Моргана вслед за своим капитаном начали бешено карабкаться на борт корабля. Оставив Джадсона командовать кечем, Джекмен разрядил оба своих пистолета в испанца, который яростно сопротивлялся Моргану и его товарищам, а потом с криком: «Долой папистов!» — схватил короткую пику и возглавил вторую волну атакующих, карабкавшихся на колеблющийся, ускользающий борт.

Хотя среди пиратов было немало католиков, они орали не менее громко, потому что испанские священнослужители не признавали некоторых — особенно французских — католиков как истинных членов римской церкви.

Словно обезьяны в порыве разрушения, пираты вслед за полуголым Морганом перевалились через поручни л с абордажными саблями набросились на дико вопящий орудийный расчет. Люди Джекмена уцепились за ванты «Сан-Иеронимо» и палили из пистолетов туда, где испанцы пытались перейти в наступление. Визжа, словно дьяволы, на которых брызнули святой водой, корсары щедро раздавали удары пиками и палашами на широкой и залитой солнцем палубе.

Схватка длилась недолго. Среди яростно мелькавших клинков Морган, Джекмен и остальные пронеслись по орудийной палубе «Сан-Иеронимо», оставив после себя неподвижные или корчащиеся тела, чья кровь от качки растекалась по палубе.

Пираты, обезумевшие от такого успеха, вырезали бы весь экипаж до последнего человека, но Морган рявкнул:

— Обещайте им жизнь, кровавые гиены, а то я сам вас всех перережу! К черту! Мне нужны пленные! — От бесполезных пленников всегда можно было избавиться позже, а сейчас Гарри Морган собирал информацию так же усердно, как скупой собирает свои сокровища.

Торопливый подсчет показал, что только один пират был убит пистолетным выстрелом в горло, а другой легко ранен в ногу.

По одному, по двое и по трое пираты вытащили из разнообразных укромных мест около двадцати матросов «Сан-Иеронимо» и притащили их, хнычущих и умоляющих о пощаде, к Моргану, который стоял на палубе, залитый кровью и потом, но улыбался во весь рот. Еще около пятнадцати солдат были убиты.

Среди пленных заметно выделялся рыжий офицер средних лет, который выглядел очень забавно, потому что на нем была только наполовину застегнутая, отделанная золотом кираса.

— Piedad! No nos matan. Soy capitano . — Обратив полные отчаяния глаза к Моргану, дон рухнул на колени и протянул к нему руки.

— Может, ты и капитан, но это не оправдание. — Он повернулся к Джекмену: — Я разберусь с ним позже. А сейчас, Энох, приведи корабль по ветру. Пусть Джадсон сделает то же самое.

Постепенно высокий корабль и его маленький спутник начали поворачиваться борт о борт.

— А как насчет раненых? — вопросил бандит с замасленным лицом, одна красная глазница которого была пуста.

— Отправь их акулам, — распорядился Морган. — Они все равно умрут, поэтому так будет лучше, верно, ребята?

Раздались отчаянные вопли — и очень быстро затихли.

С оставшимися в живых членами экипажа корабля обращались бы намного лучше, если бы не три пленника, которых нашли в трюме. Два француза и гигант англичанин, щурившиеся и мигавшие от солнечного света, были выведены наверх.

— Дьявол меня забери! — взорвался Джекмен. — Что они с ними сделали?

Освобожденные пленники действительно мало напоминали людей, настолько они были вымазаны в собственных испражнениях, грязны и ободранны. Покрасневшие, опухшие глаза выглядывали из охапок нечесаных волос. Обнаженные или в остатках штанов, они стояли, мигая, и все еще не могли прийти в себя после неожиданного освобождения от огромного ошейника и кандалов.

При виде следов пыток на тощем теле невысокого француза люди Моргана начали выкрикивать проклятья, которые стали еще более свирепыми, когда выяснилось, что у второго француза вырезан язык и он мог произносить только устрашающие нечленораздельные звуки. Но ярость пиратов не знала границ, когда англичанин по имени Джереми Дент поднял изуродованную левую руку, на которой не хватало ногтей на пальцах и они оканчивались красной, дрожащей плотью.

— Вот что они сделали, — проговорил Дент, — но я все-таки не стал папистом.

Прежде чем Морган спустился в весьма уютную каюту дона Пабло де Салазар-и-Морено, некоторые из мучителей Дента полетели за борт, где утонули сразу же или после нескольких хриплых воплей о помощи.

Как Морган и предполагал, на захваченном судне оказалось мало сокровищ. К нему в руки не попало ничего ценного, кроме шкатулки с серебряными монетами, предназначенными для выплаты гарнизону в Трухильо в губернаторстве Никарагуа. Но его это совершенно не опечалило, несмотря на разочарование экипажа; и не только потому, что большой высокобортный корабль был почти совершенно новый, из полноценного дерева, способный развить хорошую скорость и сам по себе представлял большую ценность, но и потому, что в его трюме обнаружился склад оружия, пороха и разобранных кулеврин и пушек.

Ужин, поданный понятливым пленником, тоже оказался неплохим. Капитан и какой-то богатый плантатор вместе с дюжиной крепких парней, которых можно было продать в рабство, глубоко несчастные от такого поворота судьбы, валялись в трюме на балласте, закованные в цепи.

Да, Морган был вполне удовлетворен. Во-первых, он использовал неистощимую изобретательность Джекмена для того, чтобы переделать паруса и оснастку судна; потом, он приобрел более тяжелые и мощные орудия и мог установить их на этом корабле.

— Ну, похоже, мы наконец-то захватили стоящее судно. — Широкое красное лицо Моргана сияло, словно солнце. — Теперь мы можем поиграть в настоящую игру.

Уроженец Новой Англии оторвался от куриной ноги, которую тщательно обгрызал.

— Хочешь подергать испанцев за бороду, а? Что ж, на таком корабле я берусь провести тебя даже в Гавану — и вывести оттуда, что немаловажно!

— Я могу поймать тебя на слове, но вначале мне нужно набрать людей. — Ухмыляясь, Морган вытер губы. — А сейчас, Энох, оторви от стула свою ленивую задницу и пришли мне Джереми Дента — он должен знать что-нибудь о диспозиции испанцев в Новом Свете, а точнее, в их Тьерра Фирме и провинции Верагуа.

 

Глава 6

ШЕВАЛЬЕ ДЮ РОССЕ

Издалека казалось, что Тортуга не слишком изменилась за прошедшие три года, но когда высокобортный барк, который раньше именовался «Сан-Иеронимо из Уэльвы», подошел к берегу, то его экипаж заметил, что на берегу Кайоны возникла дюжина новых домиков и более или менее пристойных хижин, покрытых крышами из пальмовых листьев. Дальше по берегу в богатой речной долине между побережьем и подножиями холмов появились и крупные постройки.

Ранним утром вместе с «Золотым будущим», так теперь именовался «Сан-Иеронимо», в порту стояло только несколько маленьких рыболовецких суденышек. С высокой палубы захваченного корабля капитан Генри Морган быстро заметил, что крепость, выстроенная Элиасом Уаттсом, стала чуть не в три раза больше с тех пор, как маленький

«Вольный дар» был вынужден быстро покинуть порт из-за полусумасшедшего Олоннэ, Дабронса и других из шайки Тиболта.

Морган предался раздумьям.

«Интересно, сколько из этих капитанов, которых я видел тогда у губернатора, стоят сегодня в порту — и вообще, живы ли они? Слышали ли они о том, как я захватил этот корабль, или о моем успешном нападении на Гандуакан и Порто-Лагартос и, наконец, о захвате личного транспортного галиона вице-короля Новой Гранады? Конечно, слухи о моих подвигах должны уже были пересечь залив Кампече».

Капитан Морган повернул голову и осмотрел другие суда своего крохотного флота. Сразу за флагманом плыл «Вольный дар», казавшийся маленькой скорлупкой по сравнению с «Белым сердцем», большим, окрашенным в красный цвет бригом, водоизмещением почти в десять тонн.

Три года и семь месяцев прошло с тех пор, как Морган, тогда самоуверенный юнец, отправился искать счастья у берегов Мексики. Так или иначе, его совесть нимало не беспокоило то обстоятельство, что слова «четыре месяца» в его лицензии чудесным образом — или с помощью некоторых умельцев из его команды — превратились в «четыре года».

Генри Морган был настолько доволен окружающим миром, что, взглянув на знамя, свешивавшееся с сигнальной мачты барка, не мог удержать радостной усмешки. Хей-хо! Как грустно было расставаться с милой и любящей доньей Серафиной Марией, которая собственноручно вышила золотого грифона на его личном флаге. Рыдая при известии о его отплытии, Серафина Мария угрожала покончить с собой среди чернеющих руин Порто-Лагартоса.

Лишь одно могло утешать Серафиму Марию — это то, что у нее не осталось ничего напоминающего о возлюбленном, что она могла бы благословлять или проклинать. Потом ему пришла в голову грустная мысль, что никто из тех женщин, с которыми он делил свою постель, не объявили себя беременными от него — за исключением одной креольской шлюхи, которую он в драке отбил у Джереми Дента на острове Санта-Лусия. Эта темнокожая малютка, всхлипывая, уверяла его, что он отец ребенка, который, наверное, появится на свет семь месяцев спустя. Хотя он и сомневался в этом, но не стал настаивать, а постарался обеспечить креолке более или менее сносное дальнейшее существование.

В двадцатый раз Морган взвесил шансы на теплую встречу, потому что с 1660 года украшенное белыми и золотыми лилиями знамя Людовика XIV, короля Франции, развевалось не только над Тортугой, но и над портами Марго и Пор-де-Пе на Эспаньоле. А энергичный спорщик Бернар Дешамп, шевалье дю Россе, теперь сидел на месте Уаттса.

Повернувшись к квартирмейстеру, Морган приказал, чтобы двум другим судам дали знак приблизиться. Почему бы не произвести впечатление своим входом в порт Кайоны?

Он почувствовал легкое возбуждение, когда все три корабля отсалютовали выстрелами и подняли золотые и зеленые флаги перед кайонской крепостью. Болезненное воспоминание о том, как однажды ночью он карабкался по этим стенам, на мгновение искривило губы Моргана.

К невыразимому облегчению валлийца, белое и золотое знамя династии Бурбонов нырнуло вниз в знак приветствия, а мгновением позже поднялись клубы белого дыма, и гарнизонная батарея отсалютовала ему.

Как только «Золотое будущее» перевалило за линию рифов, защищавших причал, Морган в изумлении осмотрелся. Куда подевалась жалкая, неприглядная деревня, которую он запомнил? На ее месте теперь вырос процветающий на вид, небольшой город.

Он почувствовал себя увереннее, заметив в порту только два судна, которые могли сравниться с его собственным. Одно из них оказалось фрегатом приблизительно одного размера с «Золотым будущим», а другое — большой, но заурядной буканьерской баркой. Длинная и низко сидящая в воде, она прекрасно подходила для неожиданных налетов из скрытых в джунглях устьев рек, потому что весла позволяли ей обойти зазевавшееся судно и неожиданно напасть на него.

Не успел еще якорь корабля Моргана с громким бульканьем погрузиться в прозрачную воду у причала, как его экипаж живо бросился к лодкам и начал швырять в них мешки и по-разному упакованные тюки с таким трудом завоеванной добычей.

На берегу купцы торопились назвать свои цены, шлюхи бросились к своим румянам, а трактирщики наполнили кувшины крепким ромом, который привозили с Ямайки.

— Пошли ко мне Генри Кота, а я осмотрюсь на берегу.

Хотя Кот, беглый банкир из Лиона, ухитрился вколотить в упрямую голову Моргана какие-то знания французского языка, тот все-таки не был уверен в употреблении идиом и всяких тонкостей.

Тут появился и сам переводчик, колоритная фигура в оранжевых сатиновых штанах, подвязанных розовым поясом, и в ярко-красной куртке.

Среди грубых голосов своего экипажа, выкрикивающих радостные приветствия, Морган собрался соскользнуть в гичку по веревочной лестнице, когда Джадсон, старший офицер барка, закричал:

— Черт, Гарри! От крепости отошла баржа, и, похоже, на ней чертов губернаторский флаг.

На лице у Моргана появилось напряженное выражение. Он вернулся на палубу, приказал всем людям быть наготове и с мрачным предчувствием наблюдал за постепенным приближением пестро разукрашенной серебристо-голубой баржи. Она очень хорошо смотрелась, черные гребцы работали в унисон, и голубые весла быстро несли ее к «Золотому будущему».

Стол в гостиной очень удобного губернаторского дома, построенного выше и позади скромного маленького жилища Элиаса Уаттса и его семьи, был накрыт на шесть человек. Золотая и серебряная посуда в сопровождении разнообразных бокалов выглядела очень внушительно. Темно-желтые оштукатуренные стены оживляли несколько пестрых испанских шалей. Гостиная больше напоминала салон какого-нибудь поместного французского аристократа, чем дом губернатора одного из самых беззаконных и разгульных портов в мире.

— Приношу свои извинения, mon ami, — обратился к Моргану шевалье дю Россе. — За такое короткое время я не смог приготовить для вас банкет, которого вы заслуживаете, а только скромную вечеринку на шестерых.

В длинном сюртуке с развевающимися полами губернатор проводил гостей в гостиную, где за каждым стулом стояла служанка-мулатка. Рабыни были одеты в красочные желтые юбки и белые рубашки, подхваченные серебряными поясами. Морган заметил, что их босые ноги оказались чисто вымыты, а вместо обычного железного кольца раба на них были широкие серебряные кольца с эмблемой шевалье.

Справа от дю Россе сидел Эдвард Мэнсфилд, вновь избранный главный адмирал конфедерации берегового братства. У этого свирепого на вид голландца, с огромным животом и на редкость кривыми ногами, на одном глазу было бельмо, которое тем не менее ни разу в жизни не помешало ему упустить хотя бы один дублон в его успешной карьере пирата и мошенника. Его грубая красная физиономия резко выделялась даже на фоне ярко-оранжевых сюртука и жилета, лиловых штанов и голубых носков. Когда-то его ударили по руке мечом, навеки парализовав три пальца на правой руке, и теперь они не шевелились и были всегда скрючены, словно птичья лапа.

Морган сидел слева от губернатора. По такому случаю он необдуманно нацепил черный завитой парик. По сравнению с адмиралом Мэнсфилдом капитан «Золотого будущего» выглядел просто мелкой пташкой, потому что на нем оказался простой на вид костюм серого цвета с серебристой отделкой.

Но кто перещеголял и самого голландца, так это хозяин; на свои изящные смуглые пальцы он нацепил все кольца, какие смог, а на шее у него болталась массивная цепь с огромным бриллиантом.

В числе гостей был пожилой корнуэллец — капитан Джек Моррис — вместе с сыном, неуклюжим малым лет двадцати с ничего не выражающим лицом. Оба пираты до мозга костей, они лишь недавно обратились к дю Россе за лицензией и сейчас наслаждались выгодами плавания с оформленной по всем правилам комиссией.

Отец и сын разговаривали и вели себя так, как и выглядели, — как отъявленные бандиты. Разодетые пышно, но безвкусно, они казались похожими на потрепанных петухов. Руки с поломанными ногтями были грязны и покрыты пятнами, а на их небритых лицах застыло мрачное и коварное выражение.

Завершал эту живописную группу известный пират Ахилл Трибитор. Он был молод, с обманчивым невинным выражением на лице, хотя все знали, что со своими жертвами он мог быть свирепее любого тигра.

Морган все еще не мог понять, почему, вместе с известным Мэнсфилдом, Моррисами и Трибитором, он удостоился такого внимания от губернатора, потом плюнул и обратил все свое внимание на разнообразные блюда из рыбы, лангустов, тушенных в вине змей и закуски, поданные на блюдах с рисовым гарниром.

Мэнсфилд, всегда себе на уме, пил мало, но уделял много внимания телятине, вымоченной в меде и молоке, цыплятам, поджаренным в оливковом масле до появления хрустящей корочки, устрицам с маслом и приправами и самому великолепному блюду из всех под названием булябасс — чудесной тушеной рыбе, известному блюду юга Франции.

Морган гордился тем, что мог понимать разговор на французском языке и вставлять замечания.

Хотя губернатор, похоже, уже знал достаточно много о подвигах Моргана, он тем не менее настаивал на том, чтобы капитан «Золотого будущего» подробно описал ему все свои набеги и победы. Поэтому, подогреваемый искренним интересом старого Мэнсфилда, Морган рассказал о своих сражениях в маленьких портах, в основном занимавшихся торговлей кожами, индиго и кампешевым деревом — сырьем для стойкой краски.

Глаза Трибитора, при свете свечей напоминавшие вишни, сверкали, когда валлиец рассказывал об успешной предрассветной атаке на Порто-Лагартос, а когда он повествовал о том, как выгодно захватить рабов в одном порту, а перепродать в другом, то даже Моррисы перестали жевать.

Дю Россе внимательно выслушал его рассказы, постукивая по кончику длинного носа, потом резко повернулся к Моргану:

— Удивительно, mon ami, но вы мало стремитесь или совершенно не стремитесь к боевым действиям на море, а также к маневрированию. Это довольно редко встречается среди джентльменов удачи. Интересно — почему?

Морган дожевал индейку и вежливо ответил:

— Ваше превосходительство, вы просто засыпали меня вопросами сегодня вечером, поэтому прежде, чем и дальше удовлетворять ваше любопытство, мне хотелось бы знать, почему вы так стремились к моему обществу и почему вы интересуетесь моим мнением?

Широко улыбнувшись, дю Россе подставил слуге кубок.

— Месье капитан, я считаю вас другом по одной простой причине — однажды вы избавили меня от весьма утомительного приятеля, некоего капитана Ива Тиболта.

Дю Россе хихикнул.

— Это был отъявленный бандит и хитрый интриган. Знаете, если бы не ваше вмешательство, то этот мерзавец мог бы расстроить мои планы. — Он пожал плечами. — Более того, раскритиковав поход против Сантьяго, вы упрочили мои позиции среди французских соотечественников как раз тогда, когда мне так нужна была их поддержка.

При этом воспоминании Морган нахмурился.

— Тортуга все равно стала бы французским владением, — мягко добавил дю Россе. — Не нужно быть слишком проницательным, чтобы понять, что человек одной национальности не может вечно править шестью другими.

Длинные кудри невероятно жаркого парика Моргана мотнулись взад и вперед, когда он согласно кивнул.

— Это верно, ваше превосходительство. Мы должны были потерять Тортугу. Боже всемогущий! Если бы только мы, англичане, были сильнее.

Дю Россе откинулся назад — маленькая яркая фигурка на фоне покрывала из Дамаска, постланного на его огромном блестящем кресле.

— Отлично. Но вы, англичане, не так сильны и поэтому мало что можете сделать в борьбе против проклятых испанцев. С другой стороны, мы, французы, сильнее, но не можем одни противостоять им. — Он выразительно махнул рукой. — Поэтому у нас, французов, и у вас, англичан, есть кое-что общее — ненависть к Испании и ко всему, чем она владеет.

Морган откинулся назад на стуле, оба Морриса изумленно воззрились на него, а он повернулся к губернатору.

— Хорошо, я сам скажу, о чем мы оба думаем.

— А, — плохие зубы дю Россе блеснули в усмешке, — так что, вы считаете, у нас общего?

Хотя Морган и смотрел на хозяина, но говорил он прежде всего для адмирала Мэнсфилда, опытного и удачливого пирата, которого настолько уважали в конфедерации, что доверили ему весь флот — почти шестьдесят кораблей разного тоннажа.

— Позвольте мне сказать так, — продолжал валлиец. — Поскольку ни Франция, ни Англия, ни Голландия, — последнее он добавил для Мэнсфилда, — не настолько сильны, чтобы бороться с Испанией собственными силами, то должно быть достигнуто нечто вроде соглашения, иначе мы все погибнем. Я прав?

— Да. Продолжайте, мингер Морган , — вмешался Мэнсфилд густым грубым голосом.

— Поскольку Испания является нашим смертельным врагом, то мы можем снарядить сильный флот и захватить ее главнейшие порты, уничтожить ее корабли и, — тут он повысил голос, — захватить такие сокровища, что сам дворец Эскуриал содрогнется от воплей Филиппа Четвертого и проклятий его мерзавцев министров!

— Да! Ты прав! Клянусь Богом, я с тобой! — воскликнул младший Моррис.

Мэнсфилд еще больше побагровел и на мгновение прикрыл опухшие глаза веками без ресниц.

— То, что ты предлагаешь, верно — верно и звучит хорошо. У берегового братства больше не будет такого понятия, как национальность. — Он повернулся к хозяину: — Да? Что вы думаете?

Дю Россе потер маленькие ручки и дал сигнал прислуге подавать пирожки, конфеты и фрукты, а потом заговорил:

— Хотя здесь, в Кайоне, я поднял флаг его христианского величества Людовика Четырнадцатого, — он поднял бокал и отпил глоток, — братья не должны считать Кайону французским, английским или голландским портом. Нет. Кайона станет столицей конфедерации берегового братства. Вы можете считать Тортугу своей базой, мой адмирал, своим домом.

Морган подумал про себя, но не высказал свои мысли вслух: «Значит, она не будет английской? Ну, может быть, сейчас, но потом мы еще посмотрим».

— Черт побери, — впервые вмешался в разговор Джек Моррис. — Это не понравится новому губернатору Ямайки.

Подзадориваемый недобрым чувством, Морган поднял руку и стукнул по столу:

— Капитан Моррис, как истинный пират, я полагаю, вам все равно, чьим командам, французского или голландского адмирала, подчиняться?

Уже почти совершенно пьяный, старший Моррис насупился и рявкнул в ответ с такой силой, что стул под ним треснул:

— Джек Моррис не подчиняется никому, ни человеку, ни Богу, ни черту! — Но какая-то мысль побудила его тут же добавить: — Конечно, месье губернатор, я все-таки лояльный брат!

Огорченный оборотом, который принимал ужин, дю Россе громко хлопнул в ладоши.

— Терпение, пожалуйста, месье. Сейчас я предлагаю вашему вниманию настоящий деликатес, очищенные груши, вымоченные в вине, которое производят в нашей прекрасной провинции Шампани. Филиберт! — Он поднял украшенный кольцами палец. — Хватит на сегодня серьезных разговоров. — Губернатор изо всех сил старался быть веселым. — Давайте веселиться! Мы должны поприветствовать вновь прибывшего капитана.

— Ура храбрецу Моргану! — Младший Моррис слегка взмахнул рюмкой и забрызгал шелк рубашки и льняную скатерть. — Как ни крути, а славную шутку ты сыграл в Порто-Лагартосе — отправить своих людей на берег в пустых бочках, — чертовски остроумно. Правда, па?

— Да, Гарри Морган хитрее лисицы. Лопни мои глаза!

— Вином хорошо запить ужин, но после ужина оно уже слабовато, — ухмыльнулся Морган в лицо дю Россе. — Несите нам что-нибудь покрепче, а я спою вам песню, губернатор, которую, клянусь, вы узнаете.

Морган откинулся назад, протянул ноги на стол, сорвал парик, швырнул его в вазу с фруктами и затянул «La Ronde du Rosier».

Постепенно красивый, богатый оттенками голос валлийца зазвучал во всю мощь, и служанка, которая уже сидела на коленях у Джека Морриса, открыла рот и даже перестала хихикать и отбиваться от лап старого бандита.

К концу последнего куплета Морган не отрывал глаз от приоткрывшейся двери, обтянутой зеленой кожей и расположенной слева от той, в которую вошли дю Россе и его гости. Дверь открылась ровно настолько, чтобы певец смог заметить мелькнувшие темно-рыжие волосы, живой глаз и край алых губ.

У него возникло сильнейшее желание вскочить и вытащить на свет красотку, притаившуюся за дверью, но он не решился, потому что второй раз за один вечер рисковать вызвать нерасположение губернатора — это было слишком. Кроме того, дверь закрылась так же бесшумно, как и открылась. «Черт! Кто это?» — размышлял он, заканчивая припев.

Как будто вспомнив о пустячном деле, Морган спросил Морриса через стол:

— Я уже давно не слышал о том, как дела на Ямайке после восстановления на троне нашего благородного короля. Вы можете мне что-нибудь рассказать?

— Ну, милорд Виндзор сменил Д'Ойли на посту губернатора. А до Виндзора был еще один губернатор, сэр Чарльз Литтлтон — благослови Господи его душу, — который оказался, — Моррис подмигнул в сторону дю Россе, — нашим большим другом. Он симпатизировал капитанам конфедерации, и понимал их, и подписывал братьям любые комиссии, не задавая лишних вопросов и не требуя жутких процентов.

Шевалье попытался, но не слишком удачно, сделать вид, что он не заметил выпад в свой адрес, заключавшийся в признании того, что губернатор Ямайки удачнее торгует лицензиями для пиратов.

— Значит, власть короля установилась прочно и надолго?

— Да. Его милостивое величество король Карл Второй сидит на своем троне прочнее всех других монархов.

— Слава Богу! — Все были удивлены тем порывом, с каким Морган это воскликнул. — Скажите, а что же случилось с теми государственными офицерами, которые служили на Ямайке?

— Ну, когда я был там прошлой осенью, им была дарована амнистия и они дружненько, словно стадо овец, перешли на сторону короля. Господи, Гарри! Ты должен зайти в Порт-Ройял. По сравнению с этим местом Тортуга не стоит и ломаного гроша. Да, месье Россе?

Никто из присутствующих не заметил, как губернатор бесшумно исчез за зеленой дверью, за которой Морган заметил прядь таинственных рыжих волос.

Бернар Дешамп, шевалье дю Россе, был на редкость разгневан, хотя мало кто мог бы поверить в это. Бушевал он в своем кабинете.

— Будь проклято женское любопытство! — шипел он по-французски. — Как ты посмела ослушаться меня? Если ты испортила мой план, клянусь Богом, я велю Филиберту искрошить тебя на мелкие кусочки! Как тебе это понравится?

Рыжеволосая девушка в голубом платье, небрежно облокотившаяся на окно, выглядела очень эффектно. Она сложила веер и протянула:

— Наверное, так же, mon cher, как вам понравилось бы шесть дюймов клинка в сердце! Еще раз спрашиваю: что вы хотите от меня?

Шевалье сердито потер лоб.

— Знаешь, Карлотта, ты самая беспокойная покупка из всех, что я приобрел. И почему только я не отхлестал тебя бичом еще давно, не понимаю.

Рабыня была так мала ростом, что трудно было поверить, что это уже взрослая женщина. Она тихо засмеялась и, двигаясь неслышными, гибкими движениями, проскользнула к губернатору и ущипнула его за подбородок. — Бедный Бернар! Я тебя раздражаю просто потому, что не позволяю тебе заниматься любовью со мной иначе, чем силой, а это, по твоему мнению, пошло, ведь ты человек со вкусом, да? Я тебе принадлежу — и в то же время нет. Мне и правда тебя жаль! Такая неблагодарность за драгоценности и костюмы, да к тому же ты заплатил три тысячи золотом Брэсу де Феру за мои прелести.

— Тихо! — На остром лице дю Россе появилось угрюмое и мрачное выражение. — Пока тебе везло, но я не делаю покупок, которые не окупаются.

Огромные, почти прозрачные зеленые глаза Карлотты тревожно сузились.

— А теперь послушай, что я скажу. Там сидит некий капитан Морган. Я надеюсь, что он станет моим хорошим другом, — по крайней мере, мне не хотелось бы считать его своим врагом. Ты увидишь, что он молод и порывист, как все молодые люди, но он умен и смотрит в будущее в отличие от прочих его храбрых, но тупых соотечественников. — Дю Россе схватил ее за запястье и притянул к себе. — Итак, если ты не хочешь, чтобы тебя наказали, как непослушную рабыню, ты должна возбудить его внимание, привлечь его и узнать, что он скрывает.

Шевалье остановился, прикусил нижнюю губу и причмокнул.

— Не заблуждайся насчет него, этого Генри Моргана нелегко покорить. Для меня очень важно, чтобы ты очаровала его. Попробуй только не сделать этого, и, клянусь Богом, я втолкну тебя голой в двери общественного борделя!

— Я не могу ничего обещать, — прозвучал холодный ответ Карлотты. Но в ее голосе проскользнули нотки страха. То, что улыбающийся и изящный шевалье дю Россе был способен на безжалостные пытки, она хорошо знала в результате трехмесячного заточения во дворце губернатора, где ее называли «гостьей». — И… что ты собираешься сделать с этим англичанином?

Шевалье понизил голос:

— Я хочу сделать его великим капитаном, возможно, даже адмиралом или превратить его в мишень для того кинжала, который ты так любишь.

Рука Карлотты машинально дотронулась до огромного шиньона из рыжих локонов, стянутого блестящим кольцом У основания ее шеи.

— Подумать только! — усмехнулась она. — Месье капитан Морган, похоже, вступает в самую интересную фазу своей карьеры.

Стрелки часов с потускневшей позолотой на колокольне, возвышающейся над складом Доминика Лефевра, пробили одиннадцать, а на губернаторском столе скопились груды битой посуды и разбросанной одежды. Мэнсфилд, Морган и Моррисы бросали кости, но по своим правилам; они играли в игру, изобретенную младшим Моррисом. За стулом каждого из партнеров стояла веселая и хихикающая меднокожая служанка.

— Во-первых, крепко держи то, что твое. — Младший Моррис показал пример, сняв ремень и накинув петлю на голую лодыжку служанки. Та притворно запищала. — А теперь, — молодой бандит взялся за кожаную чашку для бросания костей, — тот, у кого выпадет больше очков в трех бросках, получает по одному предмету одежды со всех служанок, кроме своей. Понятно?

Мэнсфилд развалился на стуле, словно огромная жаба. У него все еще сохранилась достаточно крепкая и мускулистая фигура для его возраста. Дрожа от возбуждения, товарищи Мэнсфилда расхохотались, когда он выбил тридцать два.

— Ему повезло. Он выиграл!

— Нет, клянусь Богом. Взгляните, вот тридцать шесть, — пророкотал Джек Моррис. — Вам меня не побить. Давай, Гарри, попытай счастья.

Морган бросил и проиграл, потому что в трех бросках набрал всего двадцать восемь очков. Последним бросал Джек Моррис, который выиграл и, облизываясь, оглядывался по сторонам.

— Давайте, собаки, платите!

Казалось, что старший Моррис никогда не проиграет.

Морган дышал так, словно ему пришлось участвовать в гонках. Он громко потряс кости.

— Теперь, Хлоя, молись своим святым, а то ты станешь похожа на прародительницу Еву. — Кто-то положил руку Моргану на плечо.

Кровь бросилась Моргану в голову, и он резко обернулся.

— Клянусь адом и сатаной, вы хотите отобрать кусок мяса у голодной собаки, а?

— Только чтобы предложить более вкусное блюдо, — улыбнулся шевалье. — Застегните рубашку, прошу вас, и наденьте парик, потому что я собираюсь представить вас очаровательнейшей леди, и я не хочу, чтобы она испугалась.

Морган заколебался на секунду, и рубин в его серьге дрогнул, словно маленький уголек, а потом он с видимой неохотой скинул с колен рассерженную и расстроенную Хлою прямо на кучу разноцветной одежды. Улыбаясь, он быстро поправил свой костюм и прошел за хозяином в ту самую зеленую дверь. Как только крики игроков и отчаянные взвизгивания Хлои затихли, дю Россе остановился.

— Mon ami, как вы могли понять, я, Бернар Дешамп, считаю себя вашим поклонником. В знак признания ваших достоинств я прошу вас оказать мне честь и принять самый совершенный бриллиант, который я встречал после того, как покинул прекрасную Францию!

— Бриллиант? Черт вас побери, месье, меня сейчас интересуют не бриллианты. Зачем…

— Простите, я просто образно выразился, — улыбнулся дю Россе. — Сейчас я рекомендую вам божественные прелести мадемуазель Карлотты де Сандовал д'Амбуаз.

— Мадемуазель? — Морган обратил внимание на обращение. — Это по-французски.

— Ну да. Моя дорогая маленькая Карлотта обладает настолько хорошим вкусом, что выбрала себе в матери француженку, хотя она и была достаточно неосторожна, чтобы обрести в качестве отца поганую испанскую собаку.

— Я весь внимание. Она свободна?

— Нет, я купил ее прошлой весной у пирата по имени Брэс де Фер, который убил ее мужа и привез девчонку после набега на Сьенфуэгос на Кубе.

— И что из этого?

— Если Карлотта понравится вам, mon ami, и вы сможете приручить ее, то она ваша, как небольшой знак моего внимания. Но я должен предупредить вас, что, хотя Карлотта невелика ростом и изящна, она может быть коварной и жестокой, как тигр Тьерра Фирме. Вы знаете, что из себя представляют эти маленькие тигры?

Морган кивнул. Индейцы вокруг Порто-Лагартоса ловили и продавали маленьких пятнистых щенков ягуаров, настоящее коварство джунглей.

 

Глава 7

ТИГРИЦА

Морган вошел в комнату один — в последний момент губернатор сообразил, что лучше позволить ему самому себя представить. Капитан «Золотого будущего» распахнул резную дверь красного дерева и остановился на пороге.

Молодая женщина по имени Карлотта стояла, выпрямившись, в туфлях из желтой кожи на высоких красных каблуках, настороженная и неописуемо красивая на фоне окна в двойной раме. Она была ростом не более пяти футов, но казалась значительно выше, потому что была стройна и изящна.

Это мгновение решило все, создав между ними связь, которую почувствовали оба. Перед изумленным Морганом стояло живое воплощение тысяч его снов. Сверкающая белизна ее юбки, притягивающий разрез глаз, обрамленных необычайно длинными ресницами, две маленькие ямочки по углам полного алого рта — все это казалось ему совершенно восхитительным. Как и манера, с которой одна узенькая ручка упиралась в бок, а другая помахивала веером у груди.

Никто из них не сказал ни слова — они просто стояли и восхищенно смотрели друг на друга, — и каждый понял, что теперь их жизни не смогут идти по-старому. Морган мысленно сказал себе, что эта девушка с призывными глазами больше похожа на изображения святых, которых так много в католической стране.

Тяжело дыша, пиратский капитан застыл на месте, глядя прямо в глаза молодой женщине. Ни малейшего сомнения! Это самый значительный момент в жизни Гарри Моргана. Черт побери! Наверное, раньше Господь никогда не создавал столь совершенного и притягивающего, прекрасного создания. Незнакомое и неизвестное ему прежде стеснение связало его язык.

Между ними на паркет из красного дерева бросала свой свет луна, только что поднявшаяся над сторожевой башней крепости.

Со своей стороны, Карлотта де Сандовал д'Амбуаз тоже замерла без движения и также почувствовала значимость момента. Что за странный человек. Ей почему-то казалось, что месье капитан Морган будет выше, с багровым лицом и светлыми волосами — как большинство англичан. Она с ног до головы осмотрела эту крепкую фигуру, застывшую в дверном проеме.

Dieu de Dieu! В каждой черточке его лица чувствовалась внутренняя сила! Теперь она была готова поверить рассказам Бернара о том, как этот англичанин, используя только физическую силу, разбил вдребезги оборону Ива Тиболта.

«Неудивительно, что Бернара интересует его будущее, -подумала она, — и все же, несмотря на дьявольский огонек в его глазах, на его лице написаны ум и сообразительность, а еще — чувственность. Неудивительно, что такой человек хорошо поет».

Странно, но Карлотту охватило впечатление, словно она видит не одного, а двух людей, вынужденных делить одно тело.

Наконец Генри Морган глубоко вздохнул и начал застегивать манжеты. Как в тумане он видел, как раскрылись ее губы и тихий, слегка растягивающий слова голос произнес:

— В этом нет необходимости, месье. Ночь теплая. — Ее голос доносился до него словно из тумана.

— Но… но, — начал было он по-французски, — вы должны простить меня. Я… я и не подозревал, что встречу такую леди.

— Меня зовут Карлотта.

— Наверное, у вас есть и фамилия?

Он был поражен, увидев суровое выражение, появившееся на ее правильно очерченном, с золотистым отливом лице. Какое-то злое чувство покривило ее губы, которые придирчивый скульптор мог найти чересчур полными, а рот немного большим для классических пропорций.

— Да, Слушайте внимательно, потому что больше я не буду повторять. Моим отцом был — и есть — граф, адмирал Испании, дон Себастьян де Сандовал. — Неожиданно она плюнула на пол, чем еще больше напомнила Моргану молодого ягуара. — Видите? Я плюю на эту холодную, жестокую кастильскую душу.

— И чем же адмирал, ваш отец, заслужил такое нежное отношение?

— Я презираю его за дикую жестокость его веры и чудовищные поступки, совершенные во имя ее, а также за то, как он уничтожал несчастных индейцев. — И снова выражение лица Карлотты резко изменилось. — Моя мать, которой Бог даровал вечный покой, была француженкой.

Морган был озадачен. Как видно по ее фамилии, ее семья многие века владела графством Амбуаз. И она рабыня шевалье? Но это совершенно невозможно! Девушка выглядела такой свежей, такой юной, трудно поверить, что она была замужем — и уже вдова. Со второго взгляда она производила впечатление порывистой и страстной натуры, в которой борются чувства и поступки.

Снова посмотрев на нее, Морган заметил, что девушка не отрывает глаз от огромного, украшенного золотом серебряного барельефа на одной из стен; он изображал подвиги Геркулеса.

— Франция должна быть такой красивой, — пробормотала она. — Я так хочу увидеть ее. — С расширившимися зелеными глазами она придвинулась к нему, и шелк ее нижних юбок зашуршал, словно сухие дубовые листья осенью. — Могу я предложить вам вина, капитан, или вы, — тут она слегка улыбнулась загадочной улыбкой, — уже выпили достаточно?

— Вполне. — Пират не мог отвести от нее взгляд. — Черт побери! — озадаченно воскликнул он. — Я никак не могу поверить, что… что такая прекрасная женщина действительно существует. Я начинаю думать, что старая лиса Дешамп подлил мне какой-то индейской отравы! Вы есть на самом деле, правда?

— Старая лиса Дешамп. — Смех Карлотты прозвенел словно колокольчик. — Pardieu! Так вот как вы, англичане, называете его высочайшее превосходительство, могущественного лорда и губернатора?

— Мадам, когда-нибудь вы поймете, что мы и наши французские друзья так хорошо ладим в основном потому, что так отличаемся друг от друга.

Карлотта протянула руку и взяла апельсин; в ее белых тонких пальцах на фоне белоснежного платья сочный фрукт ярко выделялся и разжигал его воображение.

Взгляд Моргана остановился на огромном шиньоне, из которого торчало нечто похожее на тяжелую и большую золотую заколку.

— Зеленый и золотой, — не совсем кстати заметил он, -это цвета семьи Морганов — и я, наверное, подлый отступник, но цвет твоих волос кажется мне намного красивее!

— Красиво сказано. — Она опустила глаза. — Как мне ответить на такой комплимент?

— Распусти их для меня.

— Извините, капитан, но мне нравится моя прическа.

— Черт побери, мне кажется, я понимаю ваше замешательство. — Он так неожиданно схватил ее, что она не успела ни бросить, ни положить на место апельсин. Его руки мгновенно нащупали узел на затылке и вытащили блестящую полосу металла.

— Дьявол тебя испепели! — взорвалась Карлотта. — Ты испортил мою прическу.

Не обращая на нее внимания, Морган повернулся, чтобы рассмотреть драгоценный камень, вделанный в рукоятку маленького кинжала.

— Неплохой аметист, мисс, — заметил он, — но сталь плохая. Видите? — С этими словами он придавил лезвие каблуком, резко поднял кинжал за рукоятку, и лезвие с треском сломалось.

— А-ах. Грубый пес!

— Нет, Карлотта, только осторожный; кроме того, я не собираюсь выбрасывать камень, — заверил ее Морган и, подняв лезвие, выкинул его в распахнутое окно. Они оба услышали, как оно звякнуло на парапете.

Морган повернулся и неожиданно припал на правое колено — только так ему удалось избежать удара тяжелой бутылью, которую Карлотта швырнула ему в голову. Бутылка ударилась о стену и разлетелась на тысячу сверкающих осколков.

Он ухмыльнулся.

— Какой темперамент! Неудивительно, что губернатор хочет избавиться от тебя. Ты не слышала, как мы в Уэльсе поступаем с непослушными маленькими девочками?

Поспешно отступая, она схватилась за серебряную чернильницу. К счастью, она была пуста.

— А-ах. Какой дикарь! Убирайся! Не смей прикасаться ко мне!

Словно непослушного щенка Морган поднял ее, царапающуюся, пинающую его ногами и ругающую его, и посадил на колени.

Когда раздались звуки поцелуя, дю Россе, который наблюдал за происходящим через потайное отверстие, скрытое за ковром, разразился тихим смехом.

 

Глава 8

ТАЙНЫЕ ЗАМЫСЛЫ

Весной 1664 года жизнь была вполне сносной. После почти десяти лет голода, путешествий, сражений, ссор, интриг и приобретения опыта Генри Морган чувствовал себя совершенно счастливым, и ему хотелось обосноваться на одном месте. Кроме того, с Карлоттой у него хватало конфликтов, сомнений и удовольствий не меньше, чем со всей испанской королевской колониальной империей.

Была и третья причина, которая вынуждала его проводить время в мирном бездействии. Совершенно неразумно, по мнению губернатора, Эдварда Мэнсфилда и остальных братьев, король Карл II, вновь воцарившийся во дворце Уайтхолл, поспешно заключил непонятный мирный договор с Эскуриалом.

Полуголый Морган валялся в гамаке из пальмовых волокон в тени двух кокосовых пальм.

— Итак, братец, нам остается воевать только с голландцами. А мне это не по душе.

Энох Джекмен сцепил пальцы рук и хрустнул суставами — как он обычно делал, когда размышлял.

— Как хочешь, но помни, что парни вроде нас должны драться или они порастут мхом; кроме того, если мы вскоре не выйдем в море, то потеряем наш экипаж. Некоторые из наших лучших матросов уже подписали договор с Риксом и остальными.

— Ты прав, Энох, без всякого сомнения, поэтому я попрошу, чтобы губернатор выдал вам с Джадсоном каперские лицензии на военные действия против Кюрасао.

— А ты почему не хочешь плыть? — Джекмен неодобрительно прищурил ярко-голубые глаза.

Морган тут же вспыхнул и нахмурился.

— Потому что я предпочитаю остаться здесь. Я уже сказал, что вы можете взять «Вольный дар» и «Белое сердце» и попытать счастья в Кюрасао и Суринаме.

Уроженец Новой Англии выпятил нижнюю челюсть, и черты лица у него стали жестче.

— Меня удивляет, что ты так быстро забыл о Дунбаре, Кейт и остальных.

Морган напрягся и свесил одну босую ногу из гамака.

— Будь ты проклят и придержи язык, Энох. Я не настолько ослеплен ненавистью, как ты или Джереми Дент, но я заставлю испанцев визжать от боли громче, чем любой из вас. — Он выдавил усмешку. — Кроме того…

— Кроме того, у меня нет рыжей куколки, с которой можно забавляться и толстеть от безделья.

Одним быстрым движением Морган выскочил из гамака, схватил Джекмена за горло и принялся колотить головой о ствол пальмы.

— Иногда ты слишком уж испытываешь мое терпение. Жирный и ленивый, а? — Мускулы на шее и плечах у него вздулись, и он с силой сжал шею своего офицера, потом отпустил и остановился, глядя на него.

Кашляя и хватаясь за горло, Джекмен спасовал перед ненавистью, светящейся в его больших темных глазах.

— Делай что хочешь, ради Бога! — простонал он. — Я просто хотел убедить тебя выйти в море, но это не значит, что нужно было душить меня.

— Прости, Энох, и вот моя рука. У тебя слишком острый язычок, но мы еще выйдем в море, — заговорил Морган, вновь усаживаясь в гамаке, — когда у нас появится противник и когда мы сможем получить каперские комиссии против донов. Но если хочешь, отправляйся один и попытай удачи; в конце концов, «Вольный дар» — это твое судно, и ты заслужил право командовать им!

Немного смягченный, Джекмен уселся и медленно потер покрасневшую шею.

— Ты все еще не хочешь сказать, что ты задумал, Гарри?

— Когда настанет время, я скажу и обещаю, что тебе понравится мой план.

Крепкие белые зубы Моргана блеснули на обожженном солнцем лице.

— Это дело нельзя будет назвать скромным или незначительным — обещаю тебе! — Нагнувшись, пират достал кокосовую трещотку и несколько раз тряхнул ее.

— Мне не по душе отплывать без тебя, Гарри.

— Черт! Ты и раньше плавал один и неплохо справлялся.

— Ха! Тигрица, ты что-то рано сегодня! — позвал он, когда из одноэтажного дома с черепичной крышей показалась тоненькая, легкая фигурка, которую экипаж Моргана уже ненавидел за ту паутину, которой она, казалось, оплела их капитана. Джекмен поджал губы, глядя на Карлотту, которой пришла в голову блажь одеться мальчиком, выставив напоказ стройные, длинные ноги прекрасной формы. Она часто так одевалась.

Карлотта вошла в тень навеса, сшитого из старого паруса, и воткнула в волосы душистый цветок.

— Здравствуй, Энох, как дела на борту?

— Сносно, больше мне нечего сказать.

Морган улыбнулся ей и бросил взгляд на длинную полосу утоптанного песка, которая вела от пляжа Кайоны сквозь редкие заросли высохшей травы к его удаленному от других дому. Там виднелась знакомая картина. Трое его людей толкали вперед пленника, который шел спотыкаясь, потому что руки у него были связаны за спиной.

— Отправляйся на корабль, Энох, — процедил он, мигая от слепящего света солнца, отражавшегося в песке. — Скажи Денту, что я разрешил тебе опустошить трюм «Золотого будущего» и взять столько пороха, сколько тебе надо.

Он протянул руку.

— Да, и вот информация только для тебя — ты найдешь Мэнсфилда на Коровьем острове и хорошо сделаешь, если присоединишься к нему. Удачи, и если ты случайно примешь дона за голландца, убедись, чтобы никого не осталось в живых из тех, кто мог бы рассказать о твоей ошибке.

В глубине голубых глаз тощего уроженца Новой Англии мелькнула злая усмешка, и он резко рассмеялся.

— Можешь повесить меня, если я пропущу хоть одну из проклятых папистских собак.

У Моргана мелькнула мысль: «Энох действительно немного не в себе, хорошо, если ненависть не помешает ему видеть то, что есть на самом деле».

Джекмен немного смущенно замешкался около гамака.

— Пожалуйста, Гарри, выходи с нами в море. Все знают, что тебе везет.

— Ты славный, преданный пес. — В голосе Моргана прозвучала признательность. — Я знаю, что делаю. Помни, я хочу, чтобы ты встретился со мной в Порт-Ройяле в конце апреля…

— Порт-Ройял? Ты сказал — Порт-Ройял?

— Да. Я собираюсь заглянуть туда на разведку, но не хочу, чтобы об этом говорили в Кайоне.

Спустя мгновение высокая фигура Джекмена, одетая в белое и голубое, медленно зашагала по белесому песку, от которого поднимались струи раскаленного воздуха. Скоро он поравнялся с маленькой группой, которая двигалась по пляжу Кайоны.

Карлотта, которая хлопотливо раскладывала бумагу и перья на крышке бочки, неожиданно вскочила, словно белка, прыгнула прямо на Моргана, удобно устроилась в гамаке и покрыла его лицо несчетными поцелуями.

— Черт, девочка, — охнул он. — Ты что, хочешь задавить меня?

— О Гарри, Гарри! Я так рада, что ты отказался от своих планов.

Изящные прохладные белые руки обхватили Моргана за шею, и Карлотта спрятала лицо у него на груди и нежно подула ему прямо в ямку у основания шеи, хихикая и издавая радостные возгласы.

— О Гарри, я рада, что ты не поехал с Энохом, -прошептала она, а потом сделала быстрое движение, словно резвящийся щенок, куснула его за ухо и вцепилась зубами в золотую серьгу, которую он обычно носил.

— Отстань, бесстыжая девчонка. — Он засмеялся и поднялся так резко, что она свалилась на песок.

Он стоял и смотрел, как приближается пленник в сопровождении Генри Кота и компании ирландских флибустьеров, недавно вернувшихся после набега на Нью-Провиденс. Из-за жары все они были наполовину раздеты.

— Привет, Гарри, вот еще один кандидат для твоих расспросов, — приветствовал его Кот и, сняв белую соломенную шляпу с необыкновенно широкими полями, швырнул ее в тень навеса. — Morbleu! Ну и жара! Клянусь, чистилище по сравнению с этим проклятым островом покажется просто прохладным оазисом. — Он развернулся и подтащил пленника, босого, с обгоревшими на солнце плечами. Тот, дрожа, остановился в тени. — На колени, собака! На колени!

— Ай-я! — завизжал испанец, когда Кот так резко дернул ремень, что на песок упало несколько капель крови. Он неловко распростерся у ног валлийца.

Морган со злым интересом наблюдал за ним.

— И кем он был раньше?

— Лейтенантом одного из гарнизонов в Гранаде, — ответил Кот. — Мак захватил его в береговой охране.

Морган все еще плохо говорил по-испански, поэтому он повернулся к гамаку.

— Карлотта, любовь моя, пожалуйста, спроси этого висельника, действительно ли он из Гранады.

Нос и подбородок Карлотты показались над краем гамака. Она совершенно равнодушно взглянула на грязного, мокрого пленника.

— Эй ты, помесь суки с хряком, можешь подняться.

Испанец прохрипел:

— Воды! Воды, ради милосердного Бога!

— Аякс! — рявкнул Морган. — Принеси кувшин воды. — Он уселся в кресло, умело выпиленное из старой винной бочки. — Вылезай оттуда, тигрица, и помоги мне, — приказал он. Карлотта спрыгнула на землю, — Предупреди этого испанского подонка, что его первая ложь окажется последней. Спроси его, был ли он когда-нибудь в Вила-де-Моса, Трухильо или Гранаде.

Кот изумленно взглянул на него.

— А зачем тебе Трухильо?

— Это мое дело, и черт побери тебя с твоим проклятым любопытством! Как по-вашему, ребята, этому парню можно верить?

— Да, сэр, — ответил один из ирландцев. — Он говорил одно и то же, даже когда мы приложили к его вонючим ногам каленое железо.

Морган уселся перед крышкой бочонка и приготовился писать.

— Начинай, золотко. Мне нужно подробное описание каждого дома, склада и учреждения в этих трех городах.

Морган внимательно следил за Карлоттой, которая задавала вопросы на грубом испанском и переводила. Морган, поклявшись улучшить свои познания в испанском, записывал ее перевод так быстро, как только мог.

Спустя час пленника оставили последние силы, и он свалился в обморок на горячий песок.

— Скажи ему, — велел Морган, когда несчастный пришел в себя, — что я покупаю его у Мишеля. Скажи ему, что если он будет служить мне верой и правдой, то получит свободу через год. Между прочим, как этот пес себя назвал?

— Пабло Васконселос, — прохрипел пленник. — Благородный капитан, я обещаю верно служить вам, клянусь.

И Васконселос бистро потупил взор.

 

Глава 9

ИНСТРУКЦИИ ШЕВАЛЬЕ ДЮ РОССЕ

К весне 1665 года руки Моргана стали мягкими, с них совсем сошли мозоли, но в его личном кабинете, закрытом для всех, накопилась груда бумаг и документов.

Постепенно он купил, скопировал или украл карты, на которых было изображено все Карибское море. Он особенно ценил несколько превосходных французских карт Либо, а еще больше — выгравированные в Голландии карты Антона Ротгевена. Хотя Карлотта не умела ни читать, ни писать, как и все благородные девушки-испанки, но она проявила чрезвычайные способности к составлению аккуратных и подробных карт по описаниям бывшего штурмана и морского офицера Пабло Васконселоса.

К концу зимы Карлотта под каким-то предлогом ушла из дома и побежала в губернаторский дворец. Она нашла шевалье дю Россе, сидевшего в своем кабинете и тихо постукивавшего по большому красному кожаному портфелю, который занимал половину его заваленного рабочего стола.

— Alors, ma'mie. Ты уже выяснила, что собирается предпринять наш бравый капитан Морган?

Карлотта пожала худенькими плечиками в знак своего поражения.

— Я знаю столько же, сколько и все, — а это значит, Бернар, почти что ничего.

— Bigre! — отрезал дю Россе. — Ты меня расстроила, потому что я и сам знаю, что твой друг держит рот на замке, словно устрица. С другой стороны, — он пристально взглянул в поблескивающие зеленые глаза Карлотты, — до меня доходят слухи, дорогая, что ты питаешь к этому англичанину больше чем простую привязанность, поэтому удивительно, что ты пока не приобрела… ну, знака его постоянного внимания. — Шевалье внутренне улыбнулся своей деликатности.

Девушка отвернулась и конвульсивно сжала маленькие ручки.

— Я пыталась много раз, поверь мне! Боже! Как я хочу иметь ребенка от моего обожаемого Гарри. — Углы ее изящного рта грустно опустились вниз. — Ты прав. Я обожаю его — и я не позволю ему оставить меня.. Никогда! Он принадлежит мне, телом и душою.

— Не хочется, дорогая Карлотта, чтобы тебя постигло разочарование.

— Ты сомневаешься, что Гарри любит меня? — вспыхнула она.

Дю Россе несколько раз покачал завернутой в тюрбан маленькой головой.

— Я не отрицаю, что наш храбрый англичанин влюблен в тебя, как он вообще может быть влюблен в женщину. — Губернатор сухо улыбнулся. — Но если ты настолько глупа, что полагаешь, что ради тебя он отбросит свои правила и намерения — ну, короче говоря, ты ошибаешься.

Карлотта вскочила так резко, что засвистели ее светло-зеленые юбки, а глаза блеснули словно агаты.

— Ты всегда был дураком, Бернар, когда дело касалось женщин.

— Поздравляю. Между прочим, ты не забыла, что я тебе сказал в ту ночь, когда ты повстречалась с галантным капитаном Морганом?

Дю Россе обвел глазами комнату, остановил взгляд на пухлом конверте с печатями и потянулся за ним. Какое-то время его глубоко беспокоило то, что сэр Чарльз Литтлтон, британский губернатор на Ямайке, успешно привлекает к себе в Порт-Ройял все больше капитанов-пиратов. Но сейчас ситуация складывалась так, что усилия сэра Чарльза угрожали благосостоянию Тортуги — и благосостоянию самого Бернара Дешампа. Гавань в Порт-Ройяле был просторнее, и снабжение там было лучше.

— Если когда-нибудь, мой маленький друг, Морган оскорбит тебя — хотя такое, конечно, трудно даже представить себе, — тебе следует всего лишь подать ему мысль отправиться на Ямайку.

— Ямайка? Но он собирается… — Карлотта внезапно замолчала.

— Ах, правда? Ну, я могу снабдить тебя кое-какой полезной информацией. — Он протянул ей письмо. — В этом донесении с Сент-Кристофера сообщается о том, что, — он сделал ударение на следующих словах, — из Англии едет новый губернатор, который сменит на этом посту сэра Чарльза Литтлтона. Этот новый губернатор — мне сказали, что его имя Томас Модифорд — имеет королевское распоряжение вешать всех пиратов, флибустьеров и корсаров, которых он сможет поймать, а также пресекать деятельность конфедерации береговых братьев.

Он сделал вид, что не заметил страха, мелькнувшего в глазах Карлотты, не заметил, как смуглое лицо побледнело под слоем искусно нанесенных румян. Ее рот приоткрылся, словно она хотела что-то сказать, но потом ее губы снова сомкнулись. Шевалье весело потер руки. Значит, Морган действительно собирался на Ямайку?

— И еще, моя дорогая Карлотта, никогда, ни при каких обстоятельствах ты не смеешь подниматься на борт «Золотого будущего»; ты не должна покидать Тортугу. Я советую тебе вспомнить, что ты все еще моя собственность, поэтому неповиновение для тебя смерти подобно!

— Как это мило с твоей стороны, Бернар, напомнить мне об этом. — Карлотта вспыхнула до самого лба. — Разве я не выполняла все твои указания?

— До сих пор, — согласился дю Россе, обмахиваясь донесением от губернатора острова Сент-Кристофер. — Если ты любишь моего друга Генри, то убедишь его держаться подальше от Ямайки. Скажи ему, что он рискует оказаться на очень высокой виселице, которую сэр Чарльз только что построил на молу Кагуэй. Постой! Я и забыл, что жители Ямайки теперь называют свой городишко Порт-Ройял в честь нового короля. — Чтобы еще усилить удар, который он нанес своей посетительнице, он добавил: — На Ямайке он встретит какую-нибудь англичанку, которую полюбит. Хотя ты, наверное, считаешь иначе, моя дорогая, но Морган никогда не женится на девушке другой национальности — и я полагаю, он возьмет в жены особу того же сословия.

Карлотта вскочила.

— Гарри никогда не женится ни на ком, кроме меня. Разве я не благородной крови?

— Да, так и было, — вздохнул губернатор, — но будем честными: ты отказалась от своего благородного отца. Разве ты не бежала с португальским купцом?

Лицо Карлотты посуровело.

— Я любила Доменико Гонзало — ты понимаешь это? И я ненавидела мое заточение — словно в монастыре — в замке Веракрус!

— Бедное дитя. — Дю Россе сделал вид, что смахивает слезу. — А скажи, кто целый год валялся по всем постелям, пока Брэс де Фер не приютил тебя в Сьенфуэгосе?

Карлотта задрожала от ярости.

— Гарри не знает об этом, а если и узнает, то не обратит на это внимания!

— Сомневаюсь! — Дю Россе неожиданно нагнулся над столом и схватил ее за запястье. — Послушай, глупый котенок. Придумай что хочешь, но Морган не должен уехать на Ямайку!

Он наклонился так, что его налитые кровью глаза оказались всего на расстоянии дюйма от ее широко распахнутых зеленых глаз.

— Я не позволю ему отвлечь от меня братьев и направить поток товаров от Тортуги к британской колонии. — Он продолжал сжимать ее руку, пока она не закрыла глаза и не задержала дыхание от боли. — Если он будет упорствовать в своем намерении, то позаботься о том, чтобы он не отплыл на Ямайку — и вообще больше никуда никогда не отплыл.

В Кайоне разносились обычные звуки попойки в честь успешного возвращения очередной экспедиции, хотя ночь была влажной и дождливой.

Морган бесцельно бродил по веранде, глядя на огоньки, сверкавшие в порту. Из-за жары на нем оставался только свободный халат, который он накинул на плечи и подвязал на животе.

Свернувшись на белой круглой подушке, сидела Карлотта. При свете лампы серебряные гребни в ее волосах слабо поблескивали. Отблески света играли и на большом золотом божке какого-то давно умершего индейского вождя-касика, который свисал с ее шеи на тяжелой золотой цепи. Карлотта тоже была легко одета — прозрачное платье из такого тонкого шелка, что сквозь него при желании можно было читать книгу. Хотя оно обошлось Гарри Моргану во много золотых экю, он не смог устоять перед его невероятной прозрачностью, перед изяществом похожего на паутину шелка на воротнике и манжетах.

— Ах, тигрица, — вздохнул он, — я слишком долго бездельничал. Такая жизнь хороша, но она не по мне.

С ужасом взглянув на него, она спросила:

— Скажи мне, Гарри, куда ты направишься и сколько времени тебя не будет?

Большим пальцем он провел красную черту на ее нежной шее.

— Только тебе, — тихо произнес он, — доверю я свои мысли. Проклятый мир с Испанией затянулся дольше, чем я ожидал. Я не могу вечно держать «Золотое будущее» без работы, поэтому я хочу выступить против голландцев.

— Тогда почему ты не обратишься к Бернару за комиссией, — я хочу сказать, к губернатору?

«Вот даже как! — подумал Морган. — Бернар, да? И откуда Карлотта могла знать, что он не просил у дю Россе каперскую лицензию? — Морган глотнул вина. — Значит, эта такая влюбленная и на первый взгляд привязанная ко мне девочка коротко общается с дю Россе?»

Морган почувствовал подвох и ответил на ее вопрос так:

— В Кайоне я не смог найти подходящих пушек и хорошего пороха.

— Тогда где же ты возьмешь боеприпасы? — Сердце у нее отчаянно забилось. — Не… Не на Ямайке?

— Я думал об этом, — согласился он. — А почему бы нет?

Судорожным движением она прижалась к нему.

— О Гарри! Ты не должен ехать туда. Поверь мне, ты не должен!

В царившей полутьме он был поражен выражением ужаса у нее на лице.

— Чего ты боишься, тигрица?

— Я слышала — не важно от кого, — что туда едет новый губернатор с распоряжением английского короля бороться со всеми пиратами и ослабить власть конфедерации!

Она почувствовала, как его мускулы на мгновение напряглись, а потом расслабились.

— Кто рассказал тебе такую чушь? — спросил он ее с отлично разыгранным изумлением, а потом принялся расспрашивать: — Это был дю Россе?

— Нет! — крикнула она. — Это был… был капитан, которого я случайно встретила… у торговца вином. Он был в Кагуэе, то есть в Порт-Ройяле, — недавно. Он клялся, что английский король прислал много солдат и что Ямайка будет закрыта для всех, кроме настоящих английских судов!

— Именно таким судном, — тихо произнес Морган, — я и собираюсь командовать. Но английское судно, даже частное, когда оно снаряжено соответствующим образом и имеет английскую каперскую лицензию, перестает считаться пиратским. Капитан становится честным капером. Солнышко, это вполне благородное звание, — он резко рассмеялся, — как замужество.

Карлотта подняла голову и со слезами на глазах попыталась вымученно улыбнуться.

— Скажи мне, Гарри, разве я не научилась делать тебя счастливым? Давать тебе наслаждение?

— Да. Никогда у меня не было такой нежной, сладкой подруги.

— Скажи мне, разве я не переводила для тебя много часов подряд? Сколько карт я начертила и срисовала для тебя? — Голос Карлотты задрожал. — Пожалуйста, Гарри, ради Бога, послушай меня. Разве я не доказала, что доставлю тебе удовольствие, разве я не доказывала тебе много раз, как страстно я обожаю тебя — и только тебя одного?

Морган высвободил руки и взялся за рюмку. Он кивнул, но воспоминание о том, что она солгала ему насчет дю Россе, охладило его энтузиазм.

— Многое из того, что ты говоришь, тигрица, верно, но зачем напоминать мне об этом? Может… — Он остановился на полуслове. Будь оно все проклято, он так привязался к ней, к ее причудам и к тому, как она готовила, к ее веселью и красоте.

Ее длинные ресницы дрогнули.

— Может — что? О, пожалуйста, Гарри, пожалуйста, скажи мне.

— Может, когда закончится это плавание и если ты не изменишься ко мне… — Он снова замолчал, думая о ее связи с дю Россе. — Нет, глупо даже думать об этом.

Карлотта глубоко вздохнула, так что ее изящная грудь поднялась под прозрачной тканью.

— Я понимаю, — прошептала она. — Когда Гарри Морган женится — то возьмет девушку из богатой аристократической семьи?

— Как четко ты это сформулировала.

Она опустилась перед ним на колени и прижалась к его ногам.

— Не надо, — попросил он и попытался поднять ее, но она только крепче, со стоном, продолжала прижиматься к его ногам.

— Гарри, разве ты не видишь? Ты никогда не найдешь другую женщину, которая будет любить тебя всем сердцем, как я, которая будет готова на все ради тебя, как я. — Она подняла дрожащее лицо. — Обещай мне, что ты не поплывешь на Ямайку, а будешь воевать против голландцев, а потом вернешься ко мне.

— Дорогая маленькая тигрица, — произнес Морган, -ты хочешь командовать слишком большим кораблем.

Дождь почти прекратился, и сквозь редкую водяную завесу стал виден порт — сверкающий и манящий.

Морган нашел взглядом «Золотое будущее». Он увидел очертания барка, отраженные в воде. Господи, какое счастье снова ощутить покачивание палубы под ногами!

Поднявшись на ноги, он ступил на мокрый песок и молча вглядывался в море.

Карлотта сквозь пелену слез смотрела на знакомые суровые черты. Как прав был дю Россе. И в отчаянии она снова слышала мягкий голос француза, повторявший:

«Советую тебе вспомнить, что ты все еще моя собственность!»

До сих пор шевалье терпел все ее капризы и причуды, несмотря на упорный отказ девушки подчиняться ему иначе, чем по принуждению, но если она вернется во дворец, то все изменится. Бернар знал, что она любит Гарри, — а он был и ревнив и зол.

«Ах, Боже милосердный, — взмолилась она про себя. -Что же делать? Бернар сказал, что Гарри любой ценой не должен отплыть на Ямайку. Если он уедет, то шевалье исполнит все свои угрозы».

И неожиданно девушке в голову пришло жестокое решение, которое заставило ее вскочить на ноги.

— Т-твое вино нагрелось, — произнесла она, вытирая глаза. — Я принесу холодную бутылку.

Он зевнул и улыбнулся через плечо.

— Вот хорошая девочка, и давай закончим с этим. Я хочу отправиться на корабль с первыми лучами солнца.

Платье Карлотты взметнулось, когда она бросилась прочь. Она не могла удержать рыданий, но решение ее было непреклонно.

В кабинете Гарри горел свет; она слышала, как там двигался Васконселос. Испанец оказался терпеливым и понятливым и, наверное, все еще проверял запасы, которые нужно было погрузить на барк.

Почти беззвучно ступая босыми ногами, она прошла мимо двери кабинета в свою спальню и пошарила в маленькой, украшенной жемчугом шкатулке, где она хранила все самое ценное. Наконец ее пальцы нащупали серебряный пузырек, который следовало носить на груди. Он был предназначен для безопасных духов, но сейчас там была настойка из манзанильи, смертельно опасного яда, готовя который индейцы старались не становиться по ветру рядом с тем горшком, где он варился.

Ей понадобилось всего мгновение, чтобы капнуть достаточное количество желтого яда в две рюмки. Наполнив одну из них, она обнаружила, что вино кончилось, поэтому она оставила венецианские рюмки рядом с лампой в патио, а сама побежала обратно в дом к винному погребу.

Она рылась среди пыльных бутылок в поисках любимого вина Моргана, когда Пабло Васконселос отворил дверь кабинета и огляделся. Он торопился и хотел дописать отчет на веранде, но заметил две рюмки; поскольку одна была полна всего наполовину, а вторая и совсем почти пуста, то он решил, что это остатки трапезы.

Карлотта вернулась в патио в тот момент, когда Васконселос поднес наполовину наполненную рюмку к губам. Ужас парализовал ее, и она промедлила какие-то две секунды, но они оказались роковыми.

— Нет! Нет! — завизжала она, но испанец уже выронил бокал.

— Иисус, Мария! — Бутылка мадеры выскользнула из безжизненных пальцев Карлотты и разбилась, обрызгав все вокруг красными брызгами.

— Что происходит, черт возьми? — Морган ворвался с веранды и застыл на пороге. Карлотта смотрела, как длинное тощее тело солдата дергается в конвульсиях, а горло издает булькающие звуки, разбудившие всю прислугу.

Морган проскользнул внутрь, быстро огляделся, пытаясь понять, что происходит. Васконселос дернулся и потерял сознание, хотя его тело все еще судорожно выгибалось. В его руке была зажата ножка сломанной рюмки. Неподалеку валялись осколки другой рюмки, разбитой при его падении. Карлотта стояла у дальней стены, прижав руки ко рту.

— О Гарри, я все объясню…

— Тихо! Стой, где стоишь, — рявкнул он и склонился над слабо подергивающимся телом. Запах манзанильи легко было узнать. — Значит, вот каким вином ты собиралась меня угостить? — спросил он и сжал челюсти.

— Да. Но я хотела разделить его с тобой, — Карлотта едва могла шевелить губами, — потому что я люблю тебя.

— Любишь меня? Предательница!

Словно тигр на застывшую от страха жертву, Морган надвигался на Карлотту. Рыча от ярости, пират выхватил кинжал из ножен.

— Значит, ты хотела отравить меня, убийца?

— Пощади! Пощади! Не убивай меня! — В ужасе она неосознанно заговорила по-испански. — Честью матери клянусь, я хотела умереть вместе с тобой. Не убивай меня!

— Не бойся. — Он говорил со спокойствием, более ужасным, чем ярость. — Я хочу только пометить тебя, а не убить — ядовитая коралловая гадюка!

С округлившимися от ужаса глазами Карлотта судорожно дернулась, почувствовав, как крепкая рука схватила ее за волосы. Неожиданный рывок свалил ее на пол, и она почувствовала, как ее придавило тяжелое колено.

— Не надо! Не надо! — завизжала она и задергалась под весом его тела. Карлотта с трудом могла дышать и почти не ощутила, как он крепко схватил ее за правое запястье.

Вдруг все закрутилось вокруг, и она ощутила пронзительную боль в правой руке. В агонии она посмотрела вниз и увидела, что кинжал Моргана изобразил грубую, но вполне различимую букву «О» на тыльной стороне ее руки.

— Теперь, по крайней мере, — крикнул Морган, — другие будут знать, что имеют дело с отравительницей.

 

Глава 10

ВСТРЕЧА

Вокруг бухты Порт-Ройяла вздымались Голубые горы. Они ярко блестели на восходе и покрывались тенями на закате. Бухта Порт-Ройяла смотрелась столь великолепно, сколь только мог пожелать любой моряк. Она была глубока и отгорожена от открытого моря длинной песчаной косой, которую испанцы назвали Лас-Палисадас. Размеры бухты впечатляли: длиной более шести миль, а шириной в три мили. И вдобавок проникнуть в нее можно было только сквозь узкий проход, который находился под прицелом батарей на мысе Мейфилд слева и мысе Пеликан справа по борту от входящего судна.

Короче, Порт-Ройял был расположен так, что главенствовал над узким проливом, по которому должен проходить любой корабль, чтобы из открытого моря попасть в спокойные воды гавани.

Здесь Палисадас заканчивался изогнутым мысом, направленным к центру острова. Таким образом внутри гавани образовывалась еще одна маленькая гавань. Другим преимуществом Порт-Ройяла оказывалось то, что берег обрывался почти отвесно, и вода сразу была такой глубины, что самые крупные суда могли стоять у берега словно привязанные к пирсу.

Вскоре после восхода солнца приветственный залп батареи в форте Чарльз дал три выстрела в знак того, что на входе в пролив стоит корабль.

Отчаянно зевая, рабы выползли из крохотных хижин-конурок, в которых они влачили жалкое существование, и неспешно двинулись, чтобы отворить двери лавок, которые все еще осаждали участники неимоверно успешного набега адмирала Эдварда Мэнсфилда на Кампече.

Часовой на башне форта Чарльз мог с первого взгляда заметить, что Порт-Ройяя стремительно строился и расширялся. Везде виднелись новые, хотя и грубые на вид здания и сооружения; некоторые из них были выстроены в такой опасной близости к воде, что опирались на сваи, вбитые глубоко в песок, который, без сомнения, расползется при первом же землетрясении. А такое, по рассказам индейцев, ранее здесь случалось.

На перекладине виселицы, с которой свисала дюжина тел в различной степени разложения, в неимоверном количестве сидели жирные стервятники. Птицы терпеливо ждали того чудесного момента, когда шея трупа настолько сгниет, что тело жертвы свалится на землю, где его легче будет клевать.

Лестница, приставленная к одному из помостов, свидетельствовала о том, что сегодня удлинится шея еще одного невезучего бродяги, потому что новый губернатор его английского величества, сэр Томас Модифорд, больше всего был обеспокоен тем, чтобы угодить лордам Торговой палаты и хозяевам плантаций, озабоченным сохранностью доставляемых грузов.

Часовой лениво обвел взглядом море и остановился на трех кораблях у входа в гавань, скорее всего пиратских, поскольку на них не было видно национальных флагов, только частный желто-зеленый флаг.

— Клянусь Богом, этих мерзавцев ждет сюрприз, -пробормотал он и передвинул мушкет в более удобную позицию.

В этот момент солнце поднялось над Голубыми горами и залило белый и красный город потоком золотого света; оно также позолотило паруса трех входящих кораблей, которые сейчас проплывали мимо форта Чарльз.

Скучающий в ожидании смены часовой прочел их названия: «Вольный дар», «Белое сердце». В их кильватере плелась большая, неуклюжая посудина, скорее всего голландская. Похоже, ей здорово досталось. На дыры в борту были набиты свежие планки, а на парусах сияли заплаты, и без того укороченная мачта оказалась надставлена в двух местах.

Глаза загорелого часового блеснули. Хей! Да это же захваченное торговое судно «Бреда» из Эдама. Возле ее поручней сгрудились несколько матросов, которые махали руками и весело вопили какие-то проклятья.

— Посмотрим, как вы потом закричите; вряд ли у вас найдется повод для смеха. — Часовой ухмыльнулся и помахал плоской, широкополой соломенной шляпой.

Энох Джекмен с повязкой на левой руке — результат последнего отчаянного выстрела из пушек «Бреды», с мрачной улыбкой наблюдал за тем, как баржа с плеском бросила якорь и любопытные коричневые пеликаны в панике метнулись врассыпную.

— Значит, Гарри еще нет, — хмыкнул Джекмен, обращаясь к Джереми Денту, теперь первому помощнику «Вольного дара».

— Действительно, барка не видно.

Не обнаружив корабля Моргана в гавани, Джекмен почувствовал тревогу и какое-то смутное нехорошее предчувствие. Может, он узнает о нем в порту?

Задолго до того, как уроженец Новой Англии, еще более худой и угловатый, чем прежде, сошел в шлюпку, на берегу начали собираться люди. Не осталось ни одного лавочника, который мигом бы не сообразил, что этот незнакомец привез новую партию рабов из Африки. Все купцы в городе мгновенно собрались, потому что рабы требовались на обширных табачных и сахарных плантациях, которые росли словно грибы на всем протяжении от Саванны-ла-Мар до северного побережья.

«Да, Морган будет доволен, — сказал себе Джекмен. — Рабы — ценный товар. Будь я проклят, если выручу за них меньше десяти тысяч фунтов!» Пират задумался над тем, где ему спрятать запасы золота, которое медленно, но неуклонно накапливалось у него в шкатулке под кроватью. Еще пара тысяч, и тогда, будь что будет, он может завязать и отправиться просить руки Люси Уаттс.

А как же Морган? Неужели эта рыжая шлюшка, наполовину француженка, так заморочила ему голову, что он по-прежнему валяется на берегу Кайоны? Все может быть, Гарри всегда был падок на девочек. В тысячный раз он попытался и снова не смог найти объяснение его внезапному охлаждению к мисс Сьюзан Уаттс.

Джекмен был очень опечален этим, потому что однажды теплым вечером Люси позволила ему поцеловать ее и обещала свое сердце, и, если бы не поспешное отплытие Моргана с Тортуги, она бы вышла за него замуж, поверив его твердому обещанию выйти «из дела», как только он накопит сумму, равную цене плантации в Виргинии или Каролине.

Когда он закрыл глаза, то ему почудился ее тихий голос, который жалобно произнес:

«О Энох, дорогой, поторопись увезти меня. К счастью, я еще так молода, что могу упросить отца подождать несколько лет, и буду ждать тебя».

Он никогда не забудет, как Люси подняла нежное лицо для прощального поцелуя. Может, теперь она стала похожа на свою сестру Сьюзан. Где он найдет ее? Не в Кайоне. До него уже дошли слухи, что Элиас Уаттс, убедившись, что ему не продержаться без значительной поддержки из Лондона, погрузил свою семью, рабов и все состояние на корабль и отплыл в колонию Массачусетс.

С берега подошла лодка, гребцы споро работали веслами.

— Я Исидор Молинас, — пропищал тоненький голосок. — Я предлагаю за ваших рабов лучшую цену во всей Вест-Индии. Сойдемте на берег, капитан, и обсудим условия у меня дома.

Но под носом у «Вольного дара» уже покачивалась лодка другого торговца живым товаром. Говоря по-английски с французским акцентом, он сложил руки и прокричал:

— Оле! Не слушайте проклятого жида. Он последнюю рубашку с вас снимет. Имейте дело с Франсуа Дюпре, и вы никогда об этом не пожалеете.

Джекмен расхохотался. Похоже, денек будет хлопотным — и доходным.

Сэр Томас Модифорд потянулся за тяжелой, украшенной золотым шитьем шляпой и неловко нацепил ее на пурпурный платок, повязанный на его бритой голове, а потом бросил нетерпеливый взгляд на своего сотоварища, крупного, с красной физиономией мужчину лет шестидесяти.

— Давай, Эдвард, пора идти на берег. Я хочу проинспектировать вновь прибывшие суда и осмотреть их добычу.

— Черт! Том, — простонал полковник Эдвард Морган, мигая блеклыми голубыми глазками. — Тебе обязательно надо куда-то бежать? Ты не можешь посидеть спокойно хотя бы пять минут?

— Я могу, но не буду, — спокойно ответил губернатор. — Пошли, пока еще солнце не печет. Я считаю, что это мой долг, я должен выполнять все свои обязанности на новом посту. Капитан Хартли!

Появился его личный охранник.

— Да, сэр?

— Построй отряд. Мы осмотрим вновь прибывшие суда.

Стул облегченно вздохнул, когда полковник сэр Эдвард Морган поднял свою тушу весом почти триста фунтов. У него были тощие ноги, словно стволы молодых пальм, испещренные похожими на канаты венами под тонкими чулками. От ужасной жары одутловатая и багровая физиономия полковника приобрела фиолетовый оттенок.

— Боже мой, Том, и как я мог сделать такую глупость и оставить Барбадос? А зачем это сделал ты?

— Барбадос стал слишком густонаселенным. А Ямайка сейчас словно еще неоткрытая раковина, с той разницей, что мы точно знаем, что внутри есть жемчужина. Боже правый, ты еще видел где-нибудь подобный источник природных богатств?

Сэр Томас был почти шести футов ростом, с серыми глазами, острыми чертами лица и сардонической улыбкой на тонких губах. При виде его упрямого, квадратного подбородка отпадали всякие сомнения в его возможной слабости или нерешительности.

Больная печень — результат слишком многих бочонков с ромом, выпитых под тропическим солнцем, — придавала лицу Модифорда медный оттенок, но выражение этого лица казалось приятным благодаря обманчивой улыбке под длинными темными усами.

Джекмен предупредил матросов, чтобы они не заключали торговых сделок, а шли за Джадсоном, который устроил аукцион под открытым небом на расстоянии пятидесяти ярдов справа от корабля. Вокруг шныряли маленькие, почти совершенно голые, коричневые и чернокожие дети обоих полов и визжали от восторга. Собаки облаивали заросших, грязных корсаров, которые, сгибаясь под тяжестью тюков, мешков и баулов, спускались на берег.

Оба экипажа состояли большей частью из англичан, но среди них часто попадались французы и голландцы, а также несколько смуглокожих португальцев. Пошатываясь, пираты преодолели по воде несколько последних ярдов до берега, не переставая выкрикивать жуткие ругательства в виде приветствия собравшейся толпе.

В голубоватой тени навеса собрались перекупщики, торговцы, менялы и лавочники; у большинства из них на поясе висел туго набитый кошелек, а сзади стоял хотя бы один хорошо вооруженный охранник. Толпа очень быстро сообразила, что если не брать в расчет негров, то добыча, захваченная на борту неудачливой «Бреды», хоть и хорошего качества, но достаточно мала.

Вместе с Дентом Джекмен уселся на стул на низком возвышении. Оттуда хорошо было видно происходящее. Негров он решил немедленно выставить на продажу — его команда жаждала получить деньги в руки. Хотя Дент и Джадсон как настоящие пираты были готовы немедленно согласиться на мало-мальски разумную цену за негров, ткани и слоновые бивни, Джекмен сплюнул, цыкнул и потряс загорелой головой, протянув нараспев:

— Постойте, ребята. У нас дома мы говорим: семь раз отмерь, один отрежь! Пусть эти мошенники и мерзавцы перегрызут друг другу глотки, а черных женщин мы не будем продавать до завтра. Мы получим за них больше, если черные кошелки вымоются, наедятся до отвала и намажутся маслом.

Торговцы с нетерпением ждали начала аукциона, потому что их склады и бараки были уже почти пусты, и к тому же поползли слухи, что у сэра Томаса Модифорда есть распоряжение от королевских властей пресекать деятельность пиратов. Поэтому мало какие корабли осмеливались заходить в Порт-Ройял, а это позволяло назначить цену за груз «Бреды» гораздо выше среднего.

К тому времени, когда были выплачены последние деньги, уже наступила темнота. К этому моменту все люди Джекмена получили свои деньги, попробовали на зуб каждый дублон и отправились по сходням навстречу разгульной ночи, после которой все они очнутся без гроша в кармане и будут причитать, что опять подхватили французскую болезнь, триппер или что иное.

Капитан Джекмен только собрался осушить честно заработанный стакан грушевого сидра, когда на плечо ему положил руку сержант королевского гарнизона. Чертыхаясь и хватаясь за кортик, Джекмен резко развернулся.

— Убери свои грязные лапы! — заревел он. Последний раз его так хватали за плечо только в тот памятный день в Ньюберипорте.

Испуганный сержант отскочил назад.

— Честное слово, я ничего плохого не имел в виду, капитан, — забормотал он с резким ирландским акцентом. -Просто его превосходительство губернатор хочет поговорить с вами.

— Губернатор? — Джекмен почесал нос. С момента прибытия в Порт-Ройял до него доходили самые тревожные слухи о намерениях сэра Томаса Модифорда по отношению к береговому братству. Конечно, на стороне королевского губернатора был закон, и его обязанность состояла в том, чтобы следить за выполнением договоров, подписанных правительством его величества — и не нарушать их. Проблема заключалась в этом проклятом, совершенно неестественном мирном договоре с Испанией -мире, который не был миром, а являлся всего лишь временным перемирием. Если только английское судно рискнет зайти в испанские воды и при этом окажется достаточно слабым, то в небо поднимется ещё один столб дыма, а тюрьмы Порто-Бельо, Санта-Марты, Порто-Лагартоса, Гаваны или еще какого-нибудь испанского порта пополнятся новой партией пленных.

Все были уверены в том, что, несмотря на пресловутый мир, капитаны Серль, Джек Моррис и Уильяме имели полное право грабить испанцев, но только как пираты, без каких-либо комиссий. Например, капитан Барнард прошлым летом захватил форт и городок Санто-Тбмас на Ориноко, а капитан Купер, меньше чем полгода назад, взял в плен большую каракку «Мария из Севильи», которая в трюме везла тысячу слитков чистейшего перуанского серебра.

Джекмен нашел нового губернатора в скромном административном здании на задворках Порт-Ройяла. Дом практически упирался в палисадник и блокгауз, защищавшие город с тыла.

Вместе со своим сыном Чарльзом губернатор наслаждался вечерней трубочкой; на нем не было парика, и он расстегнул воротник рубашки.

— Капитан Джекмен, сэр, с «Вольного дара».

— Пожалуйста, проходите, капитан, — произнес губернатор, но сам не поднялся. — Я сказал «войдите».

Сэр Томас был первым титулованным англичанином, которого видел Энох, и хотя он произвел на Джекмена впечатление, тот решил не подавать виду.

— Сержант сказал, что вы хотите говорить со мной?

— Да, капитан, так и есть. Чарльз, пожалуйста, прикажи Адамсу нацедить капитану Джекмену малаги. Вы пьете малагу? Нет? Значит, вам пора начинать.

Улыбка сэра Томаса показалась Джекмену дружелюбной, даже ободряющей, но он все равно оставался настороже.

— Садитесь, старина, вот в это кресло и расстегните пояс.

Какое-то время разговор вертелся вокруг продажи слоновой кости, одежды и рабов, которой Джекмен занимался целый день.

— Как вам нравится малага, капитан?

— Что ж, недурна. Но я пробовал и лучше — и хуже. — уроженец Новой Англии не собирался делать поблажек, тем более этому аристократу.

Губернатор улыбнулся. Правду говорят, что массачусетские колонисты — сущие дьяволы, если приходится иметь с ними дела. Но если вы завоевали их доверие, то можете положиться на них. На Барбадосе он этому научился.

— Интересно, — Модифорд провел рукой по выбритому до синевы подбородку, — слышали ли вы, что проклятые испанцы планируют вновь захватить Ямайку.

Джекмен глотнул малаги и помедлил с ответом. Как бы Гарри Морган ответил на такой вопрос? Куда клонил его дружелюбный собеседник?

— Я вполне допускаю, что доны могут попробовать.

— У вас есть конкретная информация об этом?

— Может есть, а может, и нет.

Энох Джекмен расслабился. Ясно, что сэр Томас и понятия не имел о том, что происходило в Карибском море. Но он хочет все узнать, а значит, Энох Джекмен может поторговать имеющейся информацией — по крайней мере, пока Гарри Морган не войдет а порт.

Губернатор дал сигнал дворецкому наполнить стакан Джекмена.

— Разве большинству братьев не кажется, что угроза атаки на Порт-Ройял… э… висит в воздухе?

— Не могу сказать наверняка. Поскольку я покинул Тортугу прошлой зимой, то могу судить только о трех наших судах. Говорят, что этот мир — просто фальшивка, чтобы доны получили передышку и могли собраться с силами. Я… вообще, я в этом не уверен. Лучше подождите, пока Гарри войдет в порт.

— Гарри?

Малага начала действовать, и Джекмен уже чувствовал больше доверия к губернатору.

— Гарри Морган.

Модифорд облизал губы.

— Морган? Мне кажется, я о нем слышал.

— Конечно, вы слышали о нем. — Джекмен поудобнее уселся и рассмеялся, начиная недоумевать, куда клонится этот разговор.

— Полагаю, капитан, — губернатор старался быть вежливым, — вы слышали, что все королевские военные корабли были возвращены в Англию?

Джекмен потряс лохматой головой.

— Расскажите мне. По-вашему, это правильно?

— Это неправильно, — уверил его Модифорд. — Лорды Торговой палаты и хозяева плантаций ничего не видят дальше своего носа. Пока наши военные корабли «Марстон», «Моор» и «Гектор» стояли на якоре в гавани, доны даже не думали о том, чтобы напасть на нас, но теперь Ямайка, скажем так, беспомощна.

Модифорд остановился и одновременно опечалился, потому что его собеседник не выказал ни малейшего огорчения по этому поводу.

— Между прочим, — добавил он, — мне интересно, понимаете ли вы, что вам крупно повезло?

— Как это?

Что-то в тоне сэра Томаса заставило пирата подобрать ноги, которые он слишком вольно протянул посреди комнаты. Он внезапно осознал, что серые глаза губернатора, не мигал, смотрят на него.

— Капитан, только потому, что я ценю услуги, оказанные братством, пусть и бессознательно, Ямайке, я промедлил с опубликованием этого документа, — из ящика письменного стола он вытащил лист печатной бумаги, — пока вы не распродали вашу добычу.

С возрастающим ужасом Энох Джекмен прочел королевский указ, запрещающий торговлю на Ямайке любой добычей, доставленной судном, не плавающим с английской лицензией! Длинное лицо Джекмена напряглось, пока он читал указ.

— Я слышал об этом, — хмыкнул Джекмен, — но не верил, что королевская власть пойдет на такую глупость.

Модифорд тоже хмыкнул и взял огромную понюшку табаку.

— Я не могу судить об этом, но лорды Торговой палаты приказали мне закрыть порт для пиратов всех стран и не продавать им комиссий. Не очень удобное положение для меня, верно?

— Но… но… — Джекмен запнулся. — Эти идиоты в Лондоне ничего не знают о здешних условиях. Сколько продержится Порт-Ройял без добычи и рабов, которые доставляют береговые братья?

Губернатор снова вздохнул.

— Да, сколько? Только Богу известно, насколько Ямайка бедна и беззащитна. Если только мистер Беннет…

— Кто это?

— …секретарь лордов Торговой палаты — сможет объяснить этим благородным тупицам в Лондоне — но он не может. И у меня есть распоряжение конфисковывать корабли всех пиратов, входящих в Порт-Ройял, а также их груз. Так что вам повезло, верно?

Джекмен горько произнес:

— Это самоубийство для вас и для британской власти в этих широтах. Тортуга получит всю добычу конфедерации.

Все было ясно. Боже всемогущий! В любой момент паруса Моргана могут показаться над горизонтом, а он прохлаждается тут, в Порт-Ройяле. Что делать? Но, прежде чем Гарри Морган позволит захватить его корабль и добычу, будет кровавая бойня. Уроженец Новой Англии Принялся соображать, как ему предупредить «Золотое будущее» и Моргана. Сэр Томас, похоже, читал его мысли.

— Хотя я здесь всего неделю, у меня есть дело к вашему… э… коллеге, капитану Моргану. Поскольку у него репутация весьма проницательного человека, мне непонятно, почему он назначил встречу с вами здесь, а не на Тортуге, где выданы ваши комиссии.

Неуклюжий пират молча посмотрел на своего вежливого собеседника, а потом ответил:

— Если бы вы знали его так, как я, губернатор, вы бы поняли, что он готов жизнь отдать за Англию и корону; он был роялистом, когда это дорого обходилось людям. Гм-м. Он чуть не лишился жизни во время попытки восстания в Бристоле.

— Да? Правда? — пробормотал сэр Томас. — Но он все-таки пират — и его ценят в конфедерации.

— Потому, что он боролся с парламентом — и представляет реальную силу, способную противостоять проклятым испанцам.

Модифорд сердито швырнул окурок сигары в стоящую перед ним пепельницу.

— Когда Уайтхолл сам подрывает основы моей администрации, как, ради Бога, я могу защитить этот крохотный остров посреди испанского моря?

Джекмен поднялся и взялся за шляпу.

— Я не завидую вам. Спокойной ночи, я ухожу.

— Минутку. — Модифорд протянул ему крепкую, но изящную руку. — Я… гм, приглашаю вас и капитана Джадсона немного задержаться здесь в Порт-Ройяле. Поскольку я от всей души желаю оказать вам гостеприимство, то гарнизону форта Чарльз дано указание не позволять вашим кораблям отплыть. Я, гм… намереваюсь кое о чем серьезно переговорить с капитаном Морганом.

 

Глава 11

ДВА МОРГАНА

Несмотря на то что он недавно прибыл на Ямайку, сэр Томас не терял времени даром и создал эффективную систему шпионажа. Сколько именно пронырливых пройдох и мелких воришек в порту и шлюх в многочисленных борделях Порт-Ройяла получали плату в кабинете начальника порта — этого никто не знал, кроме сэра Томаса и полковника Эдварда Моргана, жирного старого солдата, который взял на себя командование фортом Чарльз. Но шпионов было вполне достаточно, чтобы пресечь отчаянные попытки Джекмена предупредить Моргана. Оба его вестовых оказались перехвачены патрульными судами, привезены обратно, связаны и брошены в тюрьму.

Джекмен выходил из себя от волнения. Так же, как и купцы в городе; немногие способны смеяться, когда им в лицо смотрит разорение. Они подавали прощение за прошением, которые были как следует подписаны, запечатаны и передавались губернатору. Любопытно, но Модифорд своевременно передавал их его превосходительству мистеру Беннету в Лондон.

Ровно через неделю после того, как «Вольный дар» бросил якорь в гавани, один из матросов ворвался в таверну, в которой Энох Джекмен развлекался игрой в кости — правая рука против левой; на плече у него сидел мексиканский зеленый попугай.

— Энох! Быстрее, «Золотое будущее» стоит у входа!

— Ты уверен, Дэниэл?

— Да. Этот военный барк ни с чем не спутаешь.

— Интересно, Гарри везет добычу? — Несмотря ни на что, Джекмен надеялся на отрицательный ответ.

— Пока точно нельзя сказать, — задыхаясь и вытирая пот со лба, произнес матрос, — но, похоже, с ним еще один корсар.

— Клянусь Богом, — буркнул Джекмен, — пропала добыча.

Он даже не приподнялся. «Золотое будущее» сможет обогнуть мыс и отсалютовать английскому флагу на форте Чарльз не раньше чем через два часа.

Джекмен предвидел впереди массу неприятностей. Когда офицеры королевской таможни и отряд мушкетеров поднимутся на борт «Золотого будущего» и потребуют разгрузить трюмы по приказу губернатора его величества, Морган вначале не поверит своим ушам, а потом вспомнит то, о чем его предупреждала Карлотта. «Клянусь Богом, бедняжка не солгала».

Постепенно его угрюмое лицо и мощная шея покраснели, и, изрыгая чудовищные проклятья, он выскочил на улицу, подозвал гичку и в ожидании ее прошелся вдоль гавани. Настроение его не улучшилось, когда ему попался на глаза еще один отряд королевских войск, выгружавший с захваченной испанской баржи груз — кокосовое масло и хорошо выделанную кожу.

Постепенно вслед за Джекменом у воды собрались матросы, пираты, горожане, Серль и другие капитаны.

— Клянусь Богом, — проревел Морган раньше, чем гичка зарылась носом в песок. — Я скорее взорву этот форт и расстанусь со своим кораблем, чем буду терпеть такой грабеж! — Взмахнув палашом, он выпрыгнул на берег, глаза метали молнии. — Какого черта вы, бесхребетники, слюнтяи, терпите, чтобы с вами так обращались? Будьте прокляты, вы, трусы — ты, Джекмен, ты, Браун, и все остальные! Черт побери, я этого не потерплю. Собирайте команды. Мы доставим добычу на Тортугу, Ну и где прячется этот длинноносый придворный кривляка губернатор?

Никогда Джекмен не видел Моргана в большей ярости. Мощная шея валлийца раздулась, словно у рассерженного быка, а на загорелом лице застыло поистине дьявольское выражение. Морган рванулся вперед к дому губернатора так, что песок брызнул из-под ног. По обеим сторонам дорожки, посыпанной измельченными устричными ракушками, стояли солдаты в желто-красных мундирах и держали наготове оружие. Джекмен почувствовал, как у него забилось сердце, когда майор, командир отряда, выступил вперед с пистолетом со взведенным курком в руках.

— Куда это вы идете? Это резиденция сэра Томаса Модифорда, губернатора его королевского величества на Ямайке.

— Он тут надолго не останется! — Презрительный взгляд офицера столкнулся с полными ярости глазами Моргана. -Скажи ему, что Гарри Морган здесь и требует встречи.

— Подожди, парень, — спокойно ответил майор, — пока его превосходительство пожелает тебя увидеть.

— Вот как? Ну это мы еще посмотрим! — взорвался Морган. — Кто из вас еще способен на что-то? Кто пойдет со мной?

— Я! Я с тобой! Веди нас, Гарри! — К команде Моргана, составлявшей восемьдесят человек, присоединились почти все пираты в городе — все взбудораженные и разъяренные из-за того, что у них хотели отобрать их законную, как им казалось, добычу. Они потрясали разнообразным оружием и окружили бело-голубую фигуру Моргана. Они прекрасно знали, что им ничего не стоит расправиться с этим отрядом.

Едва не начавшуюся резню предупредил резкий звук открывающейся железной двери резиденции его превосходительства. И на узенькие ступеньки выползла багровая, расплывшаяся фигура полковника сэра Эдварда Моргана, помощника губернатора и командующего королевскими войсками на Ямайке. Несмотря на полуденную жару, на нем был тяжелый парик до плеч и мундир со всеми регалиями.

— Что это? Что это вы задумали, паршивые псы? — рявкнул он. — Пирмен, что происходит?

Майор отдал: честь.

— Сэр, капитан Морган и его люди затевают непорядки.

— Морган? — Золотое кружево на плечах и манжетах помощника губернатора блеснуло, когда он резко повернулся и оказался лицом к лицу с крепким молодым мужчиной с палашом в руках, стоящим посреди дорожки к дому сэра Томаса. — Значит, ты к есть этот мерзавец Генри Морган, да?

— Да, а ты, черт тебя побери, кто такой?

Полковник быстро махнул рукой, и люди майора Пирмена неожиданно направили ружья прямо в грудь Моргану.

— Позови своих людей, — прорычал помощник губернатора, — и от тебя мокрого места не останется!

— А тебя разорвут на части секундой позже, — пообещал Морган.

— Сомневаюсь. Пирмен, арестуй этого мерзавца!

Это был смелый поступок, потому что собравшиеся корсары разразились неистовыми криками.

— Не будь идиотом, — прошипел полковник Морган, его крохотные черные глазки были почти невидимы на расплывшемся лице. — Прикажи своим парням вести себя потише и иди за мной.

Морган быстро огляделся, а думал еще быстрее. Королевские войска уже находятся на борту его кораблей, батарея крепости не позволит ему уйти, нужно и впрямь быть идиотом, чтобы затевать сейчас свалку. Обуздать душившую его ярость оказалось так же непросто, как загнать обратно уже выпущенный патрон. Однако он совладал с собой.

С неожиданным интересом помощник губернатора уставился на пирата, который подошел ближе, все еще сжимая в руках оружие, но окруженный губернаторской стражей.

— Значит, ты и есть Морган, о котором мы столько слышали, а? Боже милосердный! Откуда ты родом?

— Из местечка Лланримни в Уэльсе.

— Как звали твоего отца?

Морган пристально взглянул на спрашивающего, и тут его осенило, что этот тучный старый офицер не может быть не кем иным, кроме как старшим братом отца, полковником сэром Эдвардом, который женился на девушке из благородной немецкой семьи и отправился на Барбадос. Он усмехнулся.

— Вы должны знать, потому что я похож на отца. -Ухмыляясь, он насмешливо поклонился: — Всегда к вашим услугам, дядя Эдвард.

— Ты прав. Я и сам мог бы догадаться. Если присмотреться, то ты похож на Роберта. Ты его старший сын?

— Да, дядя.

— Черт тебя побери, не смей называть меня дядей, наглый молокосос, бандит! — Старый солдат обладал вспыльчивым нравом. — Клянусь Богом, тебе лучше научиться хорошим манерам, иначе ты пожалеешь об этом.

Все еще пытаясь овладеть собой, Генри Морган ответил немного вежливее:

— Если бы я знал, что буду иметь дело с вами, сэр, то не стал бы так шуметь.

— Сомневаюсь, — буркнул офицер. — Роб был таким же грубияном. Кстати, он еще жив?

— Бог его знает, — последовал равнодушный ответ. -Прошло десять лет с тех пор, как я последний раз слышал о нем.

— Жаль, я любил Роба. — Полковник сэр Эдвард Морган повернулся к толпе, которая в замешательстве топталась на дворе. — Убирайтесь отсюда, оборванцы, ползите в свою конуру. Если вам есть чем заняться, в чем я сомневаюсь, то нечего тут околачиваться.

Немного успокоившийся Морган последовал за своим дядей в прохладные покои.

Дикие попугаи, свившие гнездо на пальмах в саду губернатора Модифорда, на закате перестали щебетать, а огромные летучие мыши вылетели на поиски насекомых. Сэр Томас склонил бритую голову, чтобы ее лучше обдувало ветром от веера, которым размахивал маленький негритенок.

— …Итак, вы видите, капитан, я совершенно убежден, что доны потребуют обратно те суда, которые вы привели с собой — а между нами заключен мирный договор, и закон на их стороне. Поэтому, Морган, я поступлю с вами так же, как собираюсь поступать со всеми членами вашей конфедерации.

Сжав стакан, Морган наклонился немного вперед и внимательно прислушался к следующим словам губернатора.

— Я выплачу аванс за вашу добычу.

— Это правда, вы так и сделаете?

— Да. Я заберу товар по завершении периода, в который можно выдвинуть официальные претензии. Естественно, — Модифорд приподнял изящную бровь, — если владельцы испанской баржи обратятся ко мне, то мне придется вернуть ее. — Он тонко усмехнулся и взмахнул элегантной, ухоженной рукой. — Вы меня понимаете?

Пытаясь подавить усмешку, Морган согласно кивнул. Сейчас он чувствовал себя значительно лучше, и его первоначальная догадка о том, что с этим хорошо одетым, внимательным и осторожным чиновником он провернет еще не одно дело, переросла в абсолютную уверенность. Да, в спокойной, непринужденной манере сэра Томаса вести дела было что-то внушающее доверие.

Со своей стороны Морган постепенно понял, что Модифорд совершенно не убежден в мудрости королевского указа о пресечении деятельности пиратов и что он ищет какой-то выход, который позволил бы ему удовлетворить лордов Торговой палаты и хозяев плантаций и в то же время избежать гибельного разрыва с конфедерацией. Конечно, этой колонии, отчаянно борющейся за свое существование и все еще нестабильной, требовались товары, которые могли ей предоставить только корсары, и никто другой.

В этот момент, тяжело ступая, вошел представитель губернатора, вернувшийся с осмотра батарей, контролировавших вход в гавань.

Второй раз за этот день дядя и племянник взглянули друг на друга с настороженной злостью, словно пара чудовищных бульдогов, которых держала в руках только холодная вежливость Модифорда.

Губернатор изумил Моргана, задав прямой и откровенный вопрос:

— Предположим, губернатор Тортуги завтра предложит мне купить этот остров, как бы вы ответили?

— Купил его! — отрезал сэр Эдвард, потирая похожий на сливу нос, испещренный мелкой сеткой красноватых жилок. — А что же еще? Этот проклятый остров торчит словно заноза до тех пор, пока он остается в руках французов. Ты согласен со мной, Гарри?

Модифорд с удивлением услышал, что его помощник считает мнение своего племянника заслуживающим внимания.

— Что касается того, что Тортуга — это заноза, да. А насчет покупки — нет, — ответил Морган, прихлопнув одного из мириад москитов, которые все-таки пробирались сквозь жалюзи.

— Почему вы настроены так решительно?

— Дю Россе знает, что его дни прошли; он слишком заботится о своем добре. Там, в Париже, французский король распродает акции Французской Вест-Индской компании. Дю Россе не дурак, — Морган говорил, выбирая слова и не спуская глаз с раскрасневшегося лица сэра Томаса, — и понимает, что ему не удержать такой доходный пост просто ради своих заслуг.

— Черт побери! — вмешался полковник. — Покупать его или нет, разве это не блестящая возможность захватить этот остров?

— Да, — пробормотал Модифорд, — почему бы нет?

Гарри поднялся, подошел к окну, откинул занавески и посмотрел на гавань, как будто что-то высматривая.

— Странно, но я не вижу здесь даже катера, который принадлежал бы королевскому флоту. Интересно было бы взглянуть хотя бы на один военный корабль, кроме кораблей братьев, которых вы в вашей беспредельной мудрости оскорбили и ограбили.

— Сначала скажи мне, где ты найдешь корабли для своих людей, если, конечно, наберешь их, чтобы захватить или атаковать Тортугу.

— Не будем хитрить. Я не против того, чтобы купить или захватить Тортугу, как только мы… э… вы сможете удержать этот стратегически важный клочок земли. Так же, как и испанцам, вам надо устранить эту вечную угрозу Порт-Ройялу.

Модифорд тихо хихикнул.

— Клянусь Богом, Эдвард, твой племянник проявляет редкостную проницательность.

— Ба. Все, что он проявляет, это редкую наглость, — буркнул старый солдат и устроил опухшую ногу на табуретке. — Ясно как белый день, что он сам приятель этого учителя танцев по имени Дуросси или как его там.

Не обращая внимания на сэра Эдварда, Морган поднялся и учтиво поклонился губернатору.

— Очень хорошо, сэр, я передам своим людям, что платежи пока задерживаются, но когда я смогу отплыть?

Сэр Томас подергал серьгу с аметистом в мочке своего длинного уха.

— Если вы будете терпеливы и доверитесь мне, — заметил он, — то будете совершенно свободны, ну, скажем, через месяц.

Капитан «Золотого будущего» остановился на пороге.

— Вы хотите сказать, что дадите нам каперские лицензии? Вы дадите нам порох и оружие?

Модифорд ответил с бледной улыбкой:

— Сейчас я ничего не могу обещать — и это все, что я могу сделать. Нет, не уходите, прошу вас. Как насчет пунша с мадерой у меня в саду? Пройдемте сюда.

Губернатор сам проводил пирата до двери и неожиданно остановился.

— Я присоединюсь к вам через минуту. Вначале я должен сказать сэру Эдварду пару слов наедине.

Морган был рад снова очутиться под открытым небом.

«Черт меня подери, — подумал он, — кто бы мог подумать, что старый боевой конь окажется здесь — и к тому же помощником губернатора? Это хороший или плохой знак?»

В благоухающем саду было чудесно, и Морган с удовольствием бродил среди цветущих кустов и виноградников.

Сделав круг по усыпанной гравием дорожке, Морган неожиданно нос к носу столкнулся с высокой молодой девушкой с корзинкой цветов страстоцвета в одной руке и парой ножниц в другой.

Почему-то никто из них не сказал ни слова, они молча стояли друг против друга в желтоватом лунном свете. И никто из них почему-то не удивился. Неожиданно Морган подумал почти вслух: «А если я женюсь на этой девушке?»

Она стояла в платье из линкольновского зеленого сатина, украшенного желтым платком, повязанным на белой, изящной шее. Девушка была лишь немного ниже его ростом. Он увидел, что ее каштановые волосы собраны в простую прическу и что ее серьги и другие украшения далеки от того, чтобы называться дорогими, — но все же в ее манере держаться он чувствовал внутреннее достоинство и мягкость, присущие ей от рождения. При слабом свете луны Морган скорее угадал, чем увидел, что у нее ясные серые глаза, но был совершенно убежден в том, что рот у нее полный и строгий.

Первой заговорила девушка:

— Извините, сэр, кто вы?

— Но… но я, — он с удивлением обнаружил, что заикается, — я… я капитан Морган, владелец барка «Золотое будущее». А… а вы, извините?

Она опустила глаза и положила ножницы в корзину, а потом ответила тихо и спокойно:

— Я Мэри Элизабет, вторая дочь сэра Эдварда Моргана. Я полагаю, вы сейчас виделись с ним?

Морган оторопело подумал: «Боже правый! Старая боевая лошадь просто не может быть отцом такого милого, прекрасного создания! Это невероятно!» Однако вслух он произнес:

— Я имел удовольствие беседовать с ним, мисс Морган. В дальнейшем я думаю, что смогу претендовать на честь называться вашим родственником.

Она взглянула на этого крепко сложенного мужчину ясными глазами и прижала к груди корзинку.

— Родство?

— Я только что узнал, что мой отец был — или является и до сих пор — младшим братом вашего отца; поэтому нравится вам это или нет, но вы моя двоюродная сестра.

Он увидел, как ее глаза округлились от изумления, а потом на ее лице вспыхнула неожиданная сияющая улыбка.

— Но, сэр, тогда… тогда мы легко сможем поладить, верно?

Морган кивнул, хотя в душе у него копошилось сомнение в такой радужной перспективе.

 

Глава 12

ВРАЧ ИЗ ВИРГИНИИ

С момента первого визита в дом губернатора Морган много времени проводил на захваченном корабле. Он уже готовился к тому дню, когда снова выйдет в море, и с неожиданным раскаянием тосковал о Карлотте. Черт возьми! Как ему не хватало веселой болтовни тигрицы, ее ярких одежд, блюд, которые она готовила, не менее возбуждающих, чем ее танцы.

Он облюбовал «Бреду», потому что на корме этого торгового судна располагалась огромная каюта; она была в четыре раза больше, чем та, которую он занимал на борту «Золотого будущего». Постепенно он привык проводить на борту все утро. Он запирался в каюте и просматривал карты или вспоминал их. У него хранилось шесть огромных портфелей карт, чертежей и отчетов, которые он собрал на Тортуге. Каждый раз, когда он видел рисунок Карлотты — а их было на редкость много, — то испытывал нечто похожее на угрызения совести. Он работал, составлял планы, размышлял. Снова и снова напоминал себе, что она, без всякого сомнения, была заодно с дю Россе в его игре и пыталась отравить его; с его точки зрения, было совершенно не важно, собиралась ли она при этом сама отравиться.

Медленно тянулись дни, и Морган привык, как только наступала вечерняя прохлада, отправляться в маленький кирпичный домик, который занимал его вспыльчивый, страдающий от подагры дядя Эдвард, его жена — ее девичье имя было графиня Анна Поллинц из Эшбаха около Момберга — и трое из четверых его детей. Джек, старший сын, сейчас должен был плыть с Барбадоса, и поэтому старый солдат находился в еще более раздраженном состоянии духа, чем обычно, и нервничал.

Сегодня вечером, надев новую рубашку и нацепив более красивые серьги, Морган отклонился от привычного маршрута и поднялся в каюту баржи, где все показалось ему еще уютнее, чем раньше. При слабом ветре с берега «Бреда» лениво покачивалась, и с ее борта открывалась великолепная панорама: закругленный берег, упиравшийся с одной стороны в форт Чарльз, а с другой стороны — в Лас-Палисадас и блокгауз.

Сейчас на якоре в гавани Порт-Ройяла стояло уже около двух дюжин пиратских судов всевозможного тоннажа и оснастки, но сэр Томас оказался настолько убедительным дипломатом и так умело раздавал обещания, что практически никто из них не выказывал возмущения. Команды не роптали, потому что их кормили и, более того, из Лондона только что прибыл транспорт женщин-преступниц, приговоренных к выселению.

Когда Морган думал о тех женщинах, с которыми ему приходилось иметь дело с того момента, как он пересек тропики, то уже не удивлялся тому, что Мэри Элизабет казалась ему каким-то высшим существом; спокойная, чистая и строгая, словно греческая богиня, вышедшая из жемчужной раковины и заточенная в том самом доме в Сантьяго, который был памятен ему печальной историей с золотой розой. Именно при нападении на Сантьяго он добыл тот злосчастный цветок, который потом бросил в окошко Сьюзан. Если поразмыслить, дочь сэра Эдварда была первой действительно невинной девушкой, которую он встретил после прощания с Анни Пруэтт. Странно, но Морган обнаружил, что ему уже трудно вспомнить, как выглядела Анни. Ничего удивительного; почти десять лет прошло с того ужасного вечера в винном погребе миссис Пруэтт.

А потом он встретил Сьюзан, внешне такую невинную и скромную, но такую похотливую внутри.

Перед его мысленным взором вставали другие лица, миленькие, симпатичные и даже по-настоящему красивые, различных оттенков белого, коричневого и черного, но только Анни была действительно дорога ему.

Его беспокоило, как часто он ловил себя на тоскливых мыслях о Карлотте, ее низком и немного хрипловатом голосе, и он проклинал себя за то, что поддался неудержимому порыву ярости. Повредил его кинжал мускулы на руке или нет? Морган изо всех сил надеялся, что этого не произошло, потому что на самом деле он не хотел причинить ей вреда.

Сколько времени должно пройти, чтобы он забыл ее рассказы, такие живописные, об огромных навьюченных караванах с сокровищами, которые под звяканье несчетных серебряных колокольчиков дважды в год отправлялись по дороге Камино Реал через перешеек от города Панамы к Порто-Бельо. В сокровищницах этого порта хранились груды золота, драгоценных камней, индиго, какао и серебра, которые дожидались прибытия из Кадиса мощной армады, отплывавшей потом на север и называвшейся флотом Тьерра Фирме.

В Гаване, как это уже было известно Моргану, этот флот объединялся с флотом из Новой Гранады — эти корабли везли богатства Мексики, — чтобы вместе преодолеть опасный путь через океан в Испанию. И оба эти флота испанцы гордо именовали Золотым флотом его католического величества.

Задумавшись, Морган вздрогнул, когда о борт стукнула причалившая лодка и голос Джадсона окликнул:

— Эй, Гарри, ты тут?

— Да, но я собираюсь на берег — какого черта тебе надо?

— У меня тут парень, который настолько глуп, что хочет подписать с тобой договор.

— Скажи ему, пусть приходит завтра…

— Постой, Гарри, это ведь не простой матрос. Это врач, по крайней мере, он так говорит.

Морган перегнулся через поручень.

— Эй ты, там, ты что — хирург?

— Да, капитан, — ответил молодой приятный голос. — Я могу отрезать вам руку или ногу так аккуратно, что вы и не заметите.

— Большое спасибо за предложение! — буркнул пират. — Ну тогда поднимайся.

Минуту спустя на широкую носовую палубу «Бреды» вскарабкалась на редкость высокая, но не тощая личность на вид лет двадцати восьми; он оказался также одним из самых красивых мужчин, которых приходилось встречать Моргану.

Врач вежливо поклонился.

— Я Дэвид Армитедж, сэр, и весь к вашим услугам. Пожалуйста, примите мою благодарность за то, что приняли меня так поздно; я рассчитал, что у меня есть время посетить ваш корабль перед тем, как дать ответ на приглашение служить в доме губернатора.

— Хорошо, что ты вначале пришел сюда. — Морган внимательно приглядывался к незнакомцу. — С моего корабля ты увидишь гораздо больше, чем из дома губернатора.

— …Так я и подумал.

Язык у него был хорошо подвешен, но сам Армитедж, похоже, был гол как сокол, потому что на его рубашке дыр было больше, чем ткани, а когда-то элегантные штаны превратились в скопище заплаток и заштопанных дыр.

— Кто ты? — спросил Морган. — Хотя плевать мне на это, если ты знаешь свое дело.

Зубы молодого врача блеснули в улыбке.

— Предположим, мое имя Армитедж, хотя на самом деле это не так. Предположим также, что я родом из колонии Виргиния и что я был там известным хирургом, — он тихо рассмеялся, — а это чистая правда.

Морган ухмыльнулся.

— А что еще?

— Допустим, пока вам не наврали обо мне чего-нибудь еще, что я убил врача, у которого учился.

— Почему?

— Чтобы спасти свою жизнь и жизнь пациента, моего друга хирурга, которого он из ревности готов был убить — дать ему истечь кровью.

— И тебя схватили? Да? Ну-ка, покажи руки.

Черты лица Армитеджа неожиданно стали жесткими, и он протянул левую руку; конечно, там была выжжена буква «У» — что значило «убийца». Как эксперт в таких делах, Морган решил, что клеймо поставлено примерно год назад.

— Почему ты хочешь плыть со мной?

— Потому что, капитан Морган, у вас репутация человека умного и более чем удачливого. Кроме того, мне говорили, что вы всегда поступаете так, как считаете нужным, а это, позвольте заметить, чертовски ценная черта в характере человека.

— У тебя язык хорошо подвешен, Армитедж. Ты можешь вылечить сифилис?

— Нет, — кратко ответил тот, — и никто не может. Но я могу ослабить его разрушительное действие.

— Как?

— С помощью африканского средства, которое обычно используют при триппере. Туда входит ртуть и…

— Садись, — прервал его Морган. — Эй, кто-нибудь, скажите Коту, чтобы принес все для подписания контракта.

И так получилось, что, прежде чем Морган спустился в гичку, человек, назвавший себя Дэвидом Армитеджем, подписал договор, по которому ему полагалось пятая часть добычи, захваченная людьми капитана Моргана у неприятеля.

— Завтра, Дэйв (пока судно стоит в порту, мы называем друг друга по именам), ты закупишь лекарства. Ты платишь за них из своего кармана, поэтому смотри, чтобы береговые крысы тебя не надули. — При этих словах Морган вытащил из кармана пригоршню монет. — Вот фунт задатка.. Да, и еще кое-что: я хочу, чтобы ты прямо сейчас приступил к выполнению своих обязанностей. Где-то тут в Порт-Ройяле шляется слепой негр — отзывается на имя Джим Кофе. Он плавал на одном из моих кораблей. Говорят, что у него болят глаза, поэтому покажи на нем свое искусство.

Виргинец замер и уставился на него.

— Вы сказали, он черный?

— Проклятье! — рявкнул Морган. — Черный или белый, Джим был одним из моих людей. Этого достаточно!

— Но ведь он ослеп?

— Тем более он нуждается в лечении. — Морган придвинулся ближе к высокому врачу. — Ты собираешься спорить?

— Нет! Нет, сэр, — воскликнул тот, быстро отступив назад. — Но только в Виргинии мы…

— Да знаю я; знаю, как там обращаются с рабами.

Морган постучал молоточком у дверей дяди гораздо позднее, чем рассчитывал. Его приветствовала старшая дочь сэра Эдварда Анна Петронилла, крупная, румяная и белокожая блондинка, как и ее мать и все фон Поллинцы, кроме Мэри Элизабет.

— Ах, кузен Гарри, почему ты так задержался? — Она улыбнулась. — Наша Лиза хнычет, словно грудной младенец.

— У меня были дела на корабле. Где я могу поздороваться с вашей мамой?

— В комнате для рукоделия, кузен Гарри.

— А с кузиной Элизабет?

— Ты найдешь ее в небольшом бельведере, который выходит на море.

Он помедлил.

— А мой дядя?

— Папа снова разговаривает с губернатором. Один Господь знает, что они замышляют. — На лице Анны Петрониллы появилось озабоченное выражение. — Всю последнюю неделю папа приходит домой только для того, чтобы поесть, поспать и переодеться. Бедная мама, она так расстроена. Она говорит, что, когда папа так себя ведет, это значит, он затевает поход.

Поход? На щеках у Моргана выступила легкая краска. Значит, планируется экспедиция, а с ним даже не посоветовались. Клянусь Богом! Значит, сэр Томас намеренно решил обойтись без него? Завтра я с этим разберусь, а пока меня ждет Мэри Элизабет.

Он нашел ее на маленькой деревянной скамейке, занятой рассматриванием каких-то ленточек. Когда она заметила его, то на лице у нее вспыхнула такая радость, что у Моргана язык прилип к гортани, а сердце яростно забилось.

— Прекрасный вечер, кузина, а при виде ваших очаровательных глаз он стал еще лучше, — приветствовал он ее, взяв за руки и слегка притянув к себе.

— Мама права. У тебя действительно настоящий валлийский дар говорить комплименты, — пошутила она, хотя была очень довольна.

— О Лиза, этот день казался мне бесконечным, пока я не взглянул на тебя. Боже, почему я не могу видеть тебя чаще. Я подозреваю, что дядя Эдвард не слишком-то высокого мнения обо мне.

Темная головка Мэри Элизабет коротко кивнула.

— Твои подозрения обоснованны, и я попытаюсь заставить его изменить свое мнение, но ты, Гарри, должен перестать огрызаться и обижать его, у тебя злой язычок. Мне кажется, что он ценит твои способности как лидера, но… но… но папа старый солдат и поэтому беспокоится о чести и доверии.

— Клянусь тебе, — тихо произнес Гарри, — что я буду сдерживать свое нетерпение. Ты… вы оба будете гордиться моими успехами.

Мэри Элизабет взглянула на него и сказала своим нежным, слегка дрожащим голоском:

— В этом, моя радость, я уверена также, как и в Божьем милосердии. Скажи мне, Гарри, что ты собираешься делать?

Впервые он с удовольствием заговорил о своих намерениях и уселся рядом с ней. Ей он рассказал о себе больше, чем кому бы то ни было. Путаясь в словах, потому что не привык откровенничать, Морган раскрыл перед ней свою душу и жалел, что нельзя в песне выразить те чувства, которые его обуревали, чувства, которые она вызывала в нем.

Под горячим темным небом впервые в жизни он заговорил старым как мир языком любви с его восхитительными откровениями, очаровательными повторами и невозможными обещаниями. Мэри Элизабет вначале задрожала, а потом ее грудь стала высоко вздыматься, а пальцы сжали его руку.

— О Гарри, Гарри! Как красиво ты говоришь. Но, я… я тоже так чувствую. Только, увы, я не умею так говорить.

Он со свистом вобрал в себя воздух и спросил, прижав ее к груди:

— Ты согласишься выйти за меня замуж?

— Да, с радостью, с радостью!

— Тогда ради чести нашего дома я клянусь добыть тебе титул! — отчаянно прошептал он. — И не только это, но прекрасные поместья, много земель и знаменитость. Когда-нибудь, дорогая, и запомни хорошенько мои слова, я буду править этим богатым и красивым островом и сделаю тебя королевой!

Она слушала, забыв обо всем на свете, и не оказала ни малейшего сопротивления, когда его руки обхватили и приподняли ее.

Так крепки были их объятия, настолько забыли они обо всем, что не заметили появления сэра Эдварда, пока не раздался его страшный рык:

— Какого черта ты делаешь с моей дочерью, проклятый, наглый щенок?

Морган отступил назад и повернулся к огромной, едва различимой в ночном сумраке фигуре. Он глубоко вздохнул, как он всегда делал, когда хотел взять себя в руки и усмирить свой вспыльчивый нрав.

— Сэр, наверное, это хорошо, что вы пришли.

— Черт побери, я с этим совершенно согласен! Что ты имеешь в виду?

— Сэр, я имею честь, — тут его голос зазвенел, словно труба, — просить руки Мэри Элизабет.

Ярость полковника Моргана произвела впечатление даже на Гарри. Его разбухшее тело задрожало словно желе.

— Скорее я соглашусь на то, чтобы моя дочь умерла, чем вышла замуж за бродягу, бездомного разбойника, головореза-пирата! Иди в дом, девчонка, иди в свою комнату и не смей выходить оттуда без моего разрешения!

Слишком хорошо вышколенная в суровой немецкой семье, Мэри Элизабет даже не попыталась сопротивляться, а, испустив слабый крик, повернулась и выбежала из комнаты.

Генри Морган насупил тяжелые брови, и плечи у него напряглись.

— Если бы вы не были пожилым человеком и отцом девушки, на которой я собираюсь жениться, то мне доставило бы огромное удовольствие вколотить эти слова и оскорбления вам обратно в глотку!

— Чепуха! — фыркнул старик, медленно надвигаясь на него. — Убирайся отсюда и не возвращайся, тявкающий щенок, потрепанный паладин!

Морган стоял, расставив ноги, и даже не пошевелился.

— Многие достойные люди не согласятся с вашей лестной оценкой моих способностей, — сказал он, — и вы это могли бы знать, если бы удосужились расставить пошире жирные уши. Вы знаете, что я командую четырьмя самыми прекрасными и быстроходными судам в конфедерации? Не самыми большими, обратите внимание, но самыми лучшими. В моем тайнике уже лежит десять тысяч золотом! А что касается моего происхождения, сэр, то оно уж никак не хуже вашего.

Сэр Эдвард остановился, пыхтя и задыхаясь.

— Ба! Ты считаешь себя знаменитым, потому что успешно совершил пару трусливых вылазок?

До этого момента Морган не чувствовал себя оскорбленным, но сейчас он воспринимал каждое слово словно удар хлыстом. Он шагнул вперед и взглянул прямо в багровое лицо разъяренного солдата.

— Вы удивляете меня, дядя, когда осмеливаетесь так лицемерно рассуждать о военных действиях, и все потому, что продали свой меч кучке паршивых немецких князьков. Послушай меня, бодливый старый козел, и слушай хорошенько. Если будет на свете Морган, о котором заговорит весь мир, то это буду я, а не ты! Мое имя останется в веках много лет спустя после того, как твое имя забудут даже твои ближайшие соседи.

— Вон! Вон отсюда, собака! И не смей совать сюда свой нос! Вон!

— Сейчас я вынужден поступить так, как ты хочешь, — мрачно заявил Морган. — Это твой дом, сэр Эдвард, но он покажется лачугой по сравнению с дворцом, в который однажды, и долго этого момента ждать не придется, я приведу Мэри Элизабет!

Крепкая брань, которую изрыгал старый вояка, еще долго преследовала Моргана.

Леди Модифорд сразу могла бы сказать любому, что сэра Томаса лучше не беспокоить по пустякам до послеобеденной чашечки кофе. Поэтому капитану Моргану трудно было выбрать менее подходящий момент, чтобы ворваться в дом и мрачно, но вежливо потребовать немедленной аудиенции.

— Черт! — рявкнул Модифорд на лакея. — На этом острове слишком много Морганов, как мне кажется. Красноносый толстяк, мой помощник Эдвард; затем подполковник гарнизона Томас Морган; потом этот проклятый, неугомонный и чересчур заносчивый пират и, наконец, майор Бледри Морган. Боже Всевышний! Кому еще на долю выпадало столько Морганов?

— А этот майор, ваше превосходительство, родственник двум другим Морганам? — поинтересовался лакей, расчесывая один из париков, которые Модифорд носил по вечерам.

— Как и Томас Морган, он двоюродный брат пирата, но подполковник Томас более осторожен и, с моей точки зрения, настолько же рассудителен, насколько этот надоедливый корсар вспыльчив. Боюсь, Пайпер, мне придется осадить шустрого племянничка сэра Эдварда.

Поднявшись, губернатор остановился взглянуть в зеркало и собраться с мыслями. Он застыл на площадке перед лестницей, ожидая, пока молодой капитан поприветствует его.

Морган вспомнил о том, что следует быть вежливым, сорвал круглую шляпу с плоскими полями и склонился в самом вежливом поклоне.

— Добрый вечер, ваше превосходительство.

— Добрый вечер, Морган. Если вы хотите поговорить со мной, то говорите короче. У меня нет времени.

— Хорошо, я буду краток, если вы откровенно ответите мне на мой вопрос.

Сэр Томас приподнял тонкие брови в знак удивления.

— Отвечу? На что?

— Я хочу знать, какого черта вы затеваете? Я узнаю, что вы готовите экспедицию в том самом порту, где я бью баклуши уже месяц, и вы даже ни единым словом не обмолвились об этом. Я хочу знать, Какое участие примет в вылазке моя команда.

Пальцы губернатора сжали стальной набалдашник высокой трости из слоновой кости.

— Капитан Морган, я предлагаю вам понизить голос. Пока я являюсь губернатором острова Ямайка, вы должны уважительно обращаться ко мне. — С ледяным спокойствием сэр Томас спустился вниз и остановился перед капитаном.

— Очень хорошо, ваше превосходительство.

— Вам не сообщили о готовящейся экспедиции, капитан Морган, потому что вам не будет позволено в ней участвовать.

— Не буду участвовать?! — Морган разинул рот и в изумлении выпучил глаза на изящного сэра Томаса. — Но Боже Всевышний! Разве вам не нужны четыре самых лучших, прекрасно вооруженных судна, которые стоят в гавани Порт-Ройяла?

Модифорд улыбнулся.

— Вы можете думать как хотите, капитан, но не все с этим согласны, а особенно мой помощник. На самом деле именно сэр Эдвард поклялся, что ни при каких условиях он не возьмет в свою экспедицию вас и ваших недисциплинированных, хищных людей.

— Куда будет направлена атака? — Морган спросил так быстро, что Модифорд ответил, не желая того:

— Против голландской колонии Кюрасао — военные действия поведут владельцы частных кораблей по лицензиям короля. Я полагаю, что, имея десять кораблей и шестьсот пятьдесят человек, сэр Эдвард без труда прорвет оборону этих голландцев.

От унижения и зависти Генри Морган прикусил губу. Значит, Ямайка выставит шестьсот пятьдесят человек и десять кораблей? Проклятье! С такими силами каких чудес он бы не смог совершить?

Словно в тумане доносился до него голос губернатора, продолжавшего говорить.

— Вместе с ним отплывает подполковник Томас Морган, он будет помощником командира.

— Что? Вы посылаете этого тупого, хвастливого выскочку и даете ему пост? Да я забыл о военном деле больше, чем он узнал за всю свою жизнь!

— Сэр Томас Морган — храбрый и способный профессионал, который служит в регулярных войсках, — холодно произнес Модифорд. — Так же, как и майор Бледри Морган.

— Боже милосердный! Вы доверяете этим… этим неучам и не хотите иметь дел со мной!

Губернатор примирительно махнул рукой.

— Не я, а ваш дядя сэр Эдвард командует экспедицией, а он считает, что ваше присутствие приведет к нарушению субординации и поставит под сомнение успех дела. — Сэр Томас был действительно очень расстроен. — Я не могу силой заставить его взять вас.

Никогда бы Моргану не могло прийти в голову, что возможна такая глупость. Он знал о Карибском море больше, чем эти трое, вместе взятые, — и его мнение игнорировали, его услуги отвергли.

— Мне жаль, капитан, — говорил Модифорд, — потому что, несмотря ни на что, я уверен в ваших способностях.

И тут Морган понял, что он кое-что упустил. Да, конечно, этот план не годился, но у него был другой! Он с трудом удержался от смеха.

— Очень хорошо. Я склоняюсь перед решением моего дяди, и во имя блага Ямайки и вашего собственного я надеюсь, что он не пожалеет об этом. Поскольку вы отказываете мне в английской комиссии, а я все-таки свободный англичанин, то я требую, чтобы мне разрешили выйти в море.

— Вам дадут бумаги на выход. По крайней мере, это я могу для вас сделать.

— Приношу вам свою искреннюю благодарность, сэр Томас. Клянусь Богом, скоро все карибские острова будут смеяться над дураком вице-губернатором.

Модифорд нахмурил брови и резко спросил:

— Что вы задумали?

— Даю слово чести, сэр, ничего незаконного или имеющего отношение к правительству его величества. — Он помедлил и усмехнулся. — Вы настаиваете на своем отказе выдать мне каперские лицензии против голландцев?

— Да, — отрезал Модифорд. Ему совершенно не нравилось играть роль обманутого в торговой сделке простофили. — И еще, капитан. Если вы причините мне хотя бы малейшую помеху, я обещаю, что добьюсь того, чтобы вас повесили на рее в порту, где приводят в исполнение приговоры. — Сказав это, губернатор мгновенно смягчился. -Черт побери, капитан, вы должны понять, какую трудную и опасную роль я здесь играю. Его величество требует от меня многого, а не помогает буквально ничем. Только приказы, приказы, приказы и еще раз приказы — и каждый из них совершенно невозможно привести в исполнение.

С оттенком сочувствия в голосе Морган произнёс:

— Постараюсь не причинять вам неудобств. Meжду прочим, если я соберусь вернуться в Порт-Ройял, то думаю, что поднимусь если не на виселицу, то хотя бы в вашем мнении. А сейчас, ваше превосходительство, позвольте мне пожелать вам спокойной ночи.

После того как пират вышел, элегантная, затянутая в серебряный и фиолетовый костюм фигура еще долго оставалась в неподвижности, предаваясь усиленным раздумьям.

На пути обратно к берегу Морган медленно прошел мимо дома сэра Эдварда. Подняв голову, он запел:

Как награда за песню раздался звук тихонько приподнявшегося жалюзи, и Мэри Элизабет тихо скользнула к окну, прикрывая рукой свечу. Она едва успела послать ему воздушный поцелуй, как ее оттащили от окна — но никто не сумел бы извлечь ее из сердца капитана Генри Моргана.

 

Глава 13

РЕКА САН-ХУАН

Среди густо заросших растительностью островков, испещривших Гондурасский залив, Руатан оказался наиболее удобным для того, чтобы экипаж набрался сил, а «Морской дракон» был приведен в порядок. Это был добрый знак перед нападением на Вила-де-Моса на побережье Кампече, и основной целью Моргана сейчас стало убедить старого Джона Морриса поднять паруса и выйти в поход.

Из тактических соображений небольшой отряд Моргана расположился в нескольких сотнях ярдов от «Морского дракона».

Как выяснилось, «честный Джек» ничего не добыл за три месяца плавания вдоль южного побережья Кубы, не считая нескольких случаев цинги среди экипажа и совершенно пустого трюма его бригантины. Не потребовалось слишком много доводов и уступок, чтобы убедить упрямого бывшего корсара и пирата присоединиться к отряду Генри Моргана в обмен на громкий титул вице-командора.

— А откуда, — прямо спросил Моррис, — у тебя комиссии на военные действия против испанцев? У тебя ведь они есть, верно?

— Но, Джон, ты же хорошо меня знаешь! Я никогда не плаваю без комиссии! — На загорелом лице Моргана появилось такое возмущенное выражение, что Джекмен расхохотался и закашлялся, подавившись ромом. С видом оскорбленной невинности Морган спокойно вытащил пачку каперских лицензий, разрешавших действовать против испанской короны — все должным образом подписанные и снабженные огромными внушительными печатями из желтого воска.

Прищурившись от яркого света, отражавшегося на полированной поверхности письменного стола Моргана, Моррис уставился на Листы бумаги. Читать он не умел, но мог узнать подпись и печати.

— Но, клянусь пламенем ада, Генри, эта каперская лицензия подписана лордом Виндзором почти пять лет тому назад. Я точно знаю, потому что у меня самого такая есть.

— У тебя есть? Черт, так это просто отлично, старина. — И Морган так расхохотался, что ребята, чистившие оружие на палубе, сбежались посмотреть, что случилось.

Моррис сорвал с головы потрепанную, потерявшую всякий вид шляпу из волокна пальмового дерева и в растерянности потер загорелую до красноты бритую голову.

— Господь Всемогущий, Энох, объясни мне, в чем дело. Я что-то не пойму.

— Да Бог с тобой, парень, — чуть не подавился Морган. — Разве ты не знал, что когда сэр Чарльз Литтлтон сменил на посту нашего благородного друга лорда Виндзора, то совершенно забыл о том, что нужно отозвать комиссии, выданные его предшественником? Ту же ошибку повторил и Модифорд.

— Да, — подтвердил Джекмен с шутливо-серьезным видом. — Раз не было опубликовано опровержения, то эти лицензии все еще в силе, правда? Посмотри, вот здесь написано: «Эти каперские лицензии остаются в силе до того момента, как они будут отозваны соответствующими органами власти!»

В результате неожиданной предрассветной атаки, внезапной и тщательно продуманной, уютный маленький городок с красными крышами под названием Вила-де-Моса, расположенный в двенадцати лигах от реки Табаско, оказался захвачен раньше, чем его застигнутый врасплох гарнизон успел сделать хотя бы один выстрел.

Хотя этот городок был не из крупных, Вила-де-Моса позволила проверить на деле тактику, тщательно разработанную Генри Морганом во время его безвылазного отдыха на Тортуге. Более того, прежде чем невезучий городишко оказался сожжен дотла, пираты вытрясли из него не только немного монет и драгоценностей, но и действительно стоящую добычу — какао и рабов, которых погрузили на «Белое сердце», — и еще одно каботажное судно, которое было захвачено на реке Табаско и отправлено на Тортугу. Этот маневр, как рассчитал Морган, не только приведет в ярость сэра Томаса, когда тот услышит об этом, но и умилостивит дю Россе — или другого губернатора на его посту.

Тем не менее атака на Вила-де-Моса преподнесла Моргану хороший урок. Все его силы чуть-чуть не были уничтожены. Командир испанского гарнизона вместо того, чтобы просто удрать, направился к реке, собрал три сотни солдат и повел их, чтобы атаковать беззащитные пиратские корабли.

И они оказались легкой добычей для храброго испанца. Если бы у него хватило ума и решимости отплыть на них, то он оставил бы пиратов на негостеприимном берегу в меньшинстве и связанных по рукам и ногам захваченной добычей.

Но дон предпочел остаться, подготовить засаду и встретить захватчиков в бесполезной попытке стяжать себе еще военные лавры. В результате в жестокой резне он потерял все, включая собственную голову.

Морган свирепо, но про себя, проклинал свое легкомыслие. Как он мог оставить свои корабли, свои бесценные суда, без всякой защиты? Слава Богу, что ему пришлось поплатиться за свою глупость всего лишь шрамом, но никогда, никогда больше он не допустит такую ошибку.

Следующим портом, который привлек пристальное внимание командора, стал Рио-Гарта, возведенный недалеко от современного города Белиза. Это дело оказалось очень легким; потребовалось только тридцать человек, чтобы ранним утром атаковать городок и заполнить две шебеки такой малостоящей добычей, как какао, кожи, пальмовое масло и побрякушки, которые насмерть перепуганные жители городка отдали с большой радостью.

К этому времени жадный старый Джек Моррис принялся жаловаться, что они никогда не разбогатеют, если будут грабить такие курятники. Джекмен также объявил, что его людям не терпится попробовать зубы на действительно стоящем куске. Морган повелел им хранить терпение и вспомнить о том, что пока что доктор Армитедж имел дело только с флюсами и простудами. Кроме того, он мудро распорядился снова начать выдавать ром.

Наполнив водой бочки и пополнив запасы провизии, пираты произвели подсчет сил. После сражения, захвата «Белого сердца» и драки за него их осталось всего около двух сотен. Тем не менее неделю спустя «Золотое будущее», «Вольный дар» и «Морской дракон» выслали колонну орущих дьяволов, которые как гром среди ясного неба свалились на Трухильо и моментально захватили этот трясущийся от ужаса маленький порт. Впервые за все совместное плавание Морган уступил яростному требованию Морриса и дал экипажам полную волю — с одним твердым условием, которого он придерживался на протяжении всей своей карьеры. «Допросы» с целью вынудить выкуп или указать тайник, где спрятаны ценности, разрешались, даже поощрялись, но были строго запрещены бессмысленные пытки пленных, садистские оргии и разрушение ради разрушения.

Еще чаще, чем раньше, командор запирался на борту «Золотого будущего», и оттуда доносились вопли и крики пленников, подвергнутых допросу. В таких случаях злобно ухмыляющийся Кэтфут служил переводчиком; он знал множество индейских и креольских диалектов. Бывший банкир, а теперь заправский пират Генри Кот тоже присутствовал и был всегда готов уличить какого-нибудь дрожащего пленника во лжи, основываясь на добытых за несколько месяцев пребывания на Тортуге знаниях.

Джереми Дент самолично изъявил желание быть главным инквизитором. Еще до начала «допроса» он размахивал изуродованной рукой перед носом у жертвы. Дент оказался настолько же лишен жалости, насколько он был сноровист в обращении со своими пыточными «инструментами».

Совершенно по-другому пираты обращались с темнокожими горделивыми индейцами, которые вернулись из своих убежищ в болотах и джунглях, как только прослышали о появлении английских демонов. Касикам, или вождям племен Москитного берега, которые упорно держались за свои старые обычаи, Морган подарил несколько свертков пестрых тканей и несколько отличных кинжалов из кузниц далекого Шеффилда. На шею главного касика Морган повесил тяжелую серебряную цепь с маленьким золотым львом; матросы с грустью проводили взглядом этот знак щедрости капитана, за который они ничего не заработали, кроме пинков и проклятий.

— Хорошо, Гарри, — одобрил Кэтфут. — Слава об этом прогремит по всему побережью.

На следующее утро маленькая эскадра Моргана отплыла вначале на запад, а потом на юг вдоль зеленого побережья Никарагуа до разноцветного устья реки Сан-Хуан. После короткой разведки три корабля нащупали правильный курс в мешанине островов — благодаря способностям Карлотты в рисовании.

Все члены экспедиции были страшно напряжены, потому что никто, даже Энох Джекмен, не знал, что задумала Гарри Морган. Только Кэтфут ухмылялся про себя и иногда бурчал что-то о богатом городе под названием Гранада, расположенном на много миль в глубь этой земли.

Когда этот слух разнесся среди уставшей команды, то немедленно раздались крики протеста. Будь они прокляты, если покинут давно знакомые морские просторы и полезут в чертовы джунгли, где кишмя кишат змеи, тигры и индейцы! Возмущение охватило всю команду, поэтому однажды июльским вечером 1665 года Морган почувствовал насущную необходимость объясниться с экипажами и в соответствии с традициями берегового братства, собрал общий совет. На широкой полосе прибрежного песка, освещенного пламенем нескольких костров, Морган стоял лицом к полукругу сидящих на песке бандитов. В захваченном желто-черном костюме так называемый командор несколько минут свирепо оглядывался вокруг, а потом его громкий голос разнесся по берегу:

— И за что мне такое наказание — командовать сворой болванов, тупиц и трусов? Где же те герои, которые вопили, что Вила-де-Моса и Трухильо слишком малы и их слишком легко захватить? Ба! Да я за грош доставлю вас обратно в Порт-Ройял и наберу славных парней, которые не удовлетворятся одной-единственной чернокожей девкой и пригоршней дублонов.

— Ты не очень-то, Гарри, — крикнул Джадсон. — Это не про меня!

Тут же раздались и другие выкрики:

— Нет, мы не согласны! У нас пока мало добычи!

— Может, я ошибся? — Морган изобразил недоверчивость и предоставил им выговориться.

Одноглазый фламандец вскочил на ноги и заорал:

— А мне не хочется получить отравленную стрелу в спину.

Снова поднялся шум возражений, к которым Морган внимательно прислушивался, скрестив руки на груди и спокойно глядя на беснующихся пиратов. В лицо ему впились сотни горящих глаз: враждебных, недоверчивых, испуганных и колеблющихся. И лишь немногие были на его стороне.

Заложив пальцы за пистолетный пояс, он крикнул:

— Да перестаньте визжать словно свора шакалов, на которую вы сейчас так похожи. — Вокруг костров воцарилась тишина. — Кто сказал, что вообще готовится вылазка? — Он наблюдал, как оборванцы заерзали на месте, отгоняя москитов. Некоторые взглянули на Кэтфута. Значит, это он разболтал. Кэтфуту, решил Морган, нужно будет преподать хороший урок. — Почему вы мне не доверяете? Разве я не знаю, что у нас нет соответствующего вооружения и мы не обучены совершать пешие переходы? Нет, мы поднимемся вверх по реке на пирогах индейцев.

Доктор Армитедж вскочил на ноги, его легко было узнать по тщательно вымытому лицу и черному сюртуку.

— Поднимемся куда?

Сверкая своим единственным глазом, Том Джадсон крикнул:

— Да, куда и какой будет наша добыча?

— В город, куда стекаются сокровища со всего Никарагуа, — крикнул в ответ Морган, — город, разжиревший от лени и гордости и совершенно беспечный, потому что он расположен в восьмидесяти лигах от моря. Я говорю вам, что Гранада лежит прямо перед нами и ждет нас, ничего не подозревающая и безмятежная, словно огромный золотой боров, которого пора зарезать!

Пираты подняли страшный крик.

Именно тогда Морган принял решение, которое он уже давно обдумывал.

— Значит, вы все хотите идти, а? Меня это не удивляет. Такое изобилие жемчуга, золота и других сокровищ убедило бы любого труса. Но я намерен взять только сто человек. — Тут же разнесся рев недовольных голосов, который Морган пресек криком: — Вы разве забыли, что случилось в Вила-де-Моса? В этот раз, клянусь славой Иеговы, наши корабли не останутся без надежной защиты.

«Разумный шаг», — сказал себе Армитедж. Морган предоставлял неуверенным и слабым духом пристойный повод остаться в тылу.

— Если больше ста человек из вас, ленивые собаки, готовы идти со мной по своей собственной воле, то, боюсь, нам придется тянуть жребий.

С позолоченными пламенем костра бородами, в грязных развевающихся лохмотьях команды трех кораблей почти в полном составе рванулись вперед, включая и чудака из Виргинии, который назвал себя Дэвидом Армитеджем. Их хирург, по мнению корсаров, вел себя очень забавно. Вместо того чтобы драться за добычу, этот парень проводил много часов в джунглях в компании с попавшимися ему навстречу индейцами в поисках каких-то трав, а также с помощью Кэтфута выспрашивал встречного и поперечного о местных способах лечения.

— Ты в любом случае пойдешь, — сообщил Морган виргинцу. — Слава Богу, если нам не понадобится твоя помощь, но рисковать мы не можем.

Молодой командор решительно отбросил тревожные мысли, которые вертелись у него в голове. Мог ли Васконселос там, в Кайоне, намеренно обмануть его, рассказывая о слабости и беззащитности Гранады?

В сером свете наступающего утра корсары расселись в дюжину больших пирог, которые они не без труда собрали в дельте Сан-Хуана. Дрожа в пахнущем горечью тумане, они бросили последний печальный взгляд на свои корабли, а потом взялись за весла и понеслись за головным каноэ, которым управляли индейцы из племени оятов.

Перед глазами жилистых и тощих пиратов, составляющих основную атакующую силу Моргана, за следующие пять дней промелькнуло разнообразие сцен, иногда потрясающих по своей красоте, иногда загадочных, настолько непривычны они были глазу, и часто ужасных — мрачных, полных крокодилов топей или бурных стремнин, которые кипели среди острых камней. Из-за часто встречающихся водопадов людям приходилось раздеваться до пояса и, подставляя спины кровожадным мухам, мошкам и москитам, работать грубыми деревянными веслами против течения, которое становилось тем быстрее, чем выше они поднимались по коричневым водам Сан-Хуана.

Хихикая от восторга, индейские проводники показывали огромных питонов, свернувшихся кольцами, зеленых, коричневых и желтых, незаметных среди листвы того же цвета, которые так хорошо прятались, что перепуганные матросы сами ни за что не заметили бы их. Больше всего они боялись змей, а потом злых крокодилов — cocodrillos, как их называли испанцы. Эти огромные твари нередко достигали от восемнадцати до двадцати футов в длину.

Словно по контрасту, чуть выше по реке, среди ветвей, жили веселые, разноцветные пичужки. Сотни цапель, уток, ржанок и других водоплавающих с громкими криками тучами поднимались в воздух перед носом головной пироги. Пробиваясь сквозь свисающие ветви, потные пираты спугивали сотни видов разноцветных колибри, попугаев и певчих птиц. Нередко над протокой носились яркие голубые и красные макао, их дикие вопли резали слух. А потом над головами выбивающихся из сил гребцов мелькали стаи изумрудных и топазовых попугаев. Армитедж насчитал, по крайней мере, дюжину видов обезьян, которые таращились на них, гримасничали и скакали в зелени деревьев.

На закате вечером отощавшие и мрачные люди Моргана спугивали непривычных животных — агути, муравьедов или тапиров, которые приходили на водопой. Порой попадались и такие, которых самих надо было бояться; на третий день на человека напал тигр, или ягуар. Нападению подвергся гигант ирландец по имени Шон. К счастью, гиганту удалось отбиться. Дэвид Армитедж по возможности делал зарисовки птиц, зверей и рептилий, когда все пираты — за исключением часового — уже давно храпели возле затушенных костров, а он писал, писал и писал. Морган замечал это и одобрял, даже помог ему в описании оперения некоторых птиц. Он с уважением относился к любым знаниям, потому что они приносили плоды.

За день до того, как они добрались до нижнего, или первого, водопада, Армитедж, несмотря на жуткие боли в мышцах, скорчился у небольшого костра, который позволил разжечь Морган, и писал:

«Мы добрались до бухты Обезьян и бросили якорь на реке Никарагуа, где капитан Морган послал в одной из пирог двоих человек вперед по реке, чтобы захватить пленного. Завтра будет третий день нашего путешествия, и по моим подсчетам мы проделали почти тридцать лиг вверх по течению. Говорят, что спустя двадцать четыре часа плавания после первого водопада будет второй и что течение здесь быстрее любого прилива в Англии».

Тяжело нагруженные оружием и припасами пироги, в сплошной водяной завесе, нужно было перетащить через высокие водопады — и это была на редкость непростая задача. Корсары двигались быстро, несмотря на то, что все тела у них покрылись язвами и болели от укусов москитов, блох и крохотных, но надоедливых насекомых, которых называли красными клопами. Некоторые уже потихоньку начинали жаловаться, когда поблизости не было не знавшего усталости капитана.

Морган мудро подавлял малейший намек на возмущение и поставил Морриса сзади с приказанием стрелять в каждого, кто не будет грести как следует. Джекмен разместился в центре, а Морган плыл вместе с Куманой, уважаемым, но всегда печальным вождем индейцев племени марибо. Он был самым главным касиком у индейцев оятов и марибо, управлявших двумя проворными пирогами, которые Морган постоянно высылал вперед на разведку.

Как будто для того, чтобы ободрить выбивающихся из сил пиратов, второй водопад оказался намного меньше и слабее первого, поэтому, изрыгая обрадованные ругательства, маленькая экспедиция вскоре перетащила свои суденышки и вновь начала утомительную борьбу с течением.

Утром четвертого дня продвижения вверх по течению Кумана собрал руководителей и с помощью Кэтфута объяснил, что впереди лежит дружественная деревня аксоскэтосов; одна из тех, которую испанцы еще не сумели разграбить. Там, как касик уверил голодных и уставших белых, они найдут мясо, маис и убежище от проливного дождя, который мог пойти в любую минуту. Вперед отправили проворных оятов, и они скрылись из виду, бешено работая веслами, чтобы предупредить жителей деревни.

Из-за всюду проникающей сырости и влажности волосы и ногти людей завивались словно водоросли, а их штаны, брюки и рубашки буквально гнили прямо на теле, а потом распадались на куски при первом же прикосновении.

Флибустьеры мрачно гадали, сколько же еще утомительных миль им осталось пройти до большого озера Никарагуа. Морган клялся, что в нем сто миль в длину и сорок пять в ширину в самой широкой части; настоящее маленькое пресное море.

Но когда после долгого пути пираты добрались до деревни, то их глазам предстали дымящиеся руины. Испанцы побывали здесь за несколько часов до них.

— Смотрите! А-аах, вон там! — Корсар с бородой соломенного цвета показывал на небольшую рощицу. Там с острых ветвей свисали светло-коричневые тела дюжины грудных младенцев, которых нанизали на острые ветви.

Единственным, кто выжил в этой резне, был старый-старый дед, который сохранил свою жизнь и не истек кровью, потому что героическим усилием сунул обрубки отрезанных кистей рук в пламя горящей хижины.

Тонким дрожащим голосом старик рассказал о том ужасе, который тут творился. Индейцы марибо завыли от ярости при его рассказе. Одна старуха оказалась повешена на своих собственных седых волосах, а другая распята, ее руки и ноги были прибиты деревянными гвоздями к стволу дерева. Обе были мертвы, и на их лицах застыла маска невыразимых мучений.

Картины такой бессмысленной жестокости со стороны испанских властей привели к тому, что почти все как один пираты решили отомстить первому же испанцу, который попадется к ним в руки.

Джекмен свирепо сплюнул табачную жвачку на пышный бело-желтый цветок.

— Это напоминает мне тот день на Эспаньоле. Как звали ту несчастную девушку?

— Кейт, Кейт Пайн.

Крепкие коренастые индейцы ояты и марибо завернули тела в пальмовые листья и сложили их вместе. Потом они навалили сверху сухие ветви. В воздухе разнесся запах паленого мяса.

После того как они прошли третий водопад, индейские проводники стали двигаться осторожнее и в конце концов отвели пиратов в лес. Кэтфут перевел:

— Они говорят, что мы уже неподалеку от великого озера Никарагуа и от дымящихся гор. Они говорят, что на этом озере плавает много испанских лодок, поэтому мы должны быстро перебираться от одного острова к другому и только в темноте.

Дэвид Армитедж записал в своем журнале:

«Сегодня к полудню мы добрались до последнего водопада, который находится в двух лигах от входа в прекрасную лагуну или озеро, около пятидесяти лиг в длину и тридцати пяти в ширину, оно все состоит из превосходной