Здесь мы должны остановиться, – сказал по-гречески мужчина, указывая пальцем на табличку с надписью также на греческом языке, прикрепленную к одной из колонн, ограждавших Двор язычников. – Нас пускают только до этого места.

– Не могли бы мы, если заплатим священнику…

– Даже не думайте. Иначе нас закидают камнями.

– Значит, мы приехали из Афин только для того, чтобы остановиться перед этой колоннадой! – с недовольством воскликнул его собеседник.

Ему было около тридцати лет, и у него была рыжая шелковистая борода. А его спутнику было лет шестьдесят, он был лысым, с седой бородой.

– Мы не сможем утверждать, что нас не предупреждали, – сказал тот, что был старше. – Так или иначе, мы прекрасно таем, что происходит внутри.

– Жертвоприношение.

– Да, жертвоприношение. Как в большинстве религий.

– Как во всех религиях.

– Нет, я сознательно сказал «в большинстве». В Азии китайцы и индийцы, например, отказались приносить в жертву животных.

– Но не греки и не римляне. Почему так происходит?

– Поблагодарите богов, что мы не приносим в жертву людей, как в былые времена.

Они стали пробивать себе путь к Золотым воротам, энергично работая локтями.

– Но каков же основной смысл жертвоприношений? – спросил более молодой грек. – Зачем надо уничтожать мясо, молоко и вино ради бога, который не в состоянии ими насладиться?

– Дорогой Иона, прошу вас, будьте более осмотрительным, ведь вы богохульствуете. Даже мы, греки, не рискуем публично подвергать сомнению религиозные ритуалы, иначе нас могут занести в разряд врагов государства. Но, отвечая на ваш вопрос, скажу, что жертвы предназначены для того, чтобы усилить наш страх перед богами. Разумеется, если вы это повторите, сославшись на меня, я заявлю, что вы все придумали. Я считаю, что боги не настолько глупы, чтобы тревожиться, принесли мы им в жертву что-либо или нет по тому или иному случаю. Однако мы, люди, далеко не столь умны.

– Простите меня, Эвкрат, но я не понимаю вас.

– Я просто хотел сказать, что мы живем в постоянном страхе перед богами. Мы боимся молний, наводнений, голода, землетрясений, пожаров, вероятности утонуть и вообще преждевременной смерти. Все эти несчастья мы приписываем капризам могущественных богов, поскольку не знаем причин, порождающих их. А поскольку мы представляем богов по нашему образу и подобию, то наделяем их алчностью и воображаем, будто они жаждут получить долю нашей пищи, и мы даем им ее, чтобы снискать божественную милость.

Они преодолели последние ступеньки и оказались на улице, черной от толпы.

– Как все это примитивно! – воскликнул Иона, остановившийся, чтобы посмотреть на бедствие в миниатюре: блюдо с гранатами, которое мужчина нес на голове, накренилось, и спелые плоды, упав на землю, разбились, окрасив ее в алый цвет – цвет крови.

– Я бы сказал, что делается это инстинктивно, – заметил Эвкрат. – Мне очень жаль, что в наши дни стало правилом говорить об инстинктах презрительным тоном. Инстинкты представляют собой одну из составляющих человеческой природы. Они значат не больше, но и не меньше, чем ум. Наш мозг способен выдумать столько же бед и несчастий, сколько и наши инстинкты. Когда иудеи были великим народом, они твердо верили в нравственность жертвоприношений, причем даже человеческих жертвоприношений, не то что сейчас. Заметили ли вы, как во дворе Храма верующие и торговцы отчаянно препирались по поводу стоимости даров? Какая алчность! Можно подумать, что они покупают голубей и молоко для себя лично! Если их бог действительно наблюдает за всем происходящим в Храме, ему, наверное, становится тошно!

Они пошли по улице, с любопытством разглядывая прохожих, плативших им той же монетой.

– Вы говорили о человеческих жертвоприношениях, – заговорил Иона. – Вы хотите сказать, что иудеи и в самом деле приносили в жертву людей?

– В древних священных Книгах иудеев вы найдете не одно упоминание о таких жертвоприношениях. В любом случае, есть наглядный пример Авраама, их легендарного предка, который получил приказ от бога принести в жертву Исаака, своего родного сына. Несчастного отца снедали отчаяние и печаль, но поскольку именно ему бог приказал совершить столь чудовищное жертвоприношение, старику ничего не оставалось, как подчиниться. И он отвел сына в сторонку, чтобы перерезать ему горло. Если верить легенде, какой-то крылатый гений, называемый ангелом, появился именно в тот момент, когда отец приставил нож к горлу сына, и прервал эту жуткую церемонию. Это доказывает, что иудеи, которые в ту пору назывались евреями, отнюдь не считали неприемлемыми человеческие жертвоприношения, если приказ поступал сверху. К тому же один из их пророков, Иезекииль, говорил о том, что его сородичи не раз угощались плотью героев.

– Отребье! – воскликнул Иона. – Но что это?

Они подошли к подножию монумента, по бокам которого было сооружено пять портиков. Монумент был окружен толпой. Им пришлось посторониться, поскольку эта толпа состояла из болезных и калек. Одни были слепыми, другие покрыты язвами, а возможно, у некоторых была первая стадия проказы.

– Если я не ошибаюсь, – сказал Эвкрат, – мы находимся в новой части Иерусалима, построенной Иродом. Она называется Кайнополь. А это, должно быть, Дом милосердия, или, как его называют иудеи, Беф-Шеседах. Внутри есть водоем, в который поступает вода, обладающая целебными свойствами.

– Да неужели?! – воскликнул Иона. – Пойдем отсюда! Простите, что я повторяюсь, но все это так примитивно!

– Если в дурное расположение духа вас привел рассказ о человеческих жертвоприношениях, – сказал Эвкрат с едва заметной улыбкой, – мне придется вам повторить, что мы, греки, не всегда относились к ним плохо.

– Ну, полноте, Эвкрат! Послушать вас, так можно подумать, что человеческому роду больше нечего есть, кроме человеческой плоти!

– Мне хотелось бы надеяться, что ни у вас, ни у меня в роду никогда не было людоедов. Позвольте мне, не углубляясь слишком в прошлое, немного освежить вашу память. Наш бог Дионис, сын Зевса и смертной женщины Семелы…

Нищий, что-то бормотавший, срываясь на плач, схватил руку Эвкрата. Эвкрат высвободил руку, вытащил спрятанный за поясом кошелек, вытащил оттуда медную монету и протянул ее нищему.

– Сегодня утром вы уже дважды подавали милостыню нищим! – заметил Иона. – Для этих целей вам потребуется особый кошелек. Что за страна!

– Нищие, равно как и людоеды, составляют часть нашей расы. Я говорил вам, что Дионис был растерзан вакханками, собственными жрицами, которые съели его сырым. Вы ведь читали Еврипида, не так ли? Значит, вы помните, что в его «Вакханках» Пенфея, недруга Диониса, постигла та же участь за то, что он противился воле бога. Вам, несомненно, не составит особого труда вспомнить, что Орфея, пророка Диониса, растерзали менады и тоже съели под тем предлогом, что он пел слишком печальные песни. Боги вмешались лишь для того, чтобы спасти его голову и лиру, которые теперь покоятся на дне морском. Вероятно, вы знаете, что позже жрецы его культа совершали жертвоприношения, устраивая ритуальные пиры, на которых ели сырое мясо быка…

– Но все это мифы! – воскликнул Иона, с жадностью разглядывая складной стол торговца сладостями.

– Жрецы, которые ели сырое мясо быка, действительно существовали. И я не думаю, что антропофагия является всего лишь вымыслом. Софокл говорил о ней довольно обстоятельно. Вы ведь помните этот фрагмент из «Критян»: «Мы вели праведную жизнь, с тех пор как были посвящены в тайны Зевса на горе Ида, с тех пор как мы совершаем возлияния Загрею, который любит ночные бега, с тех пор как мы участвуем в омофагических пирах, устанавливая факелы на горах в честь Великой Богини…» Полагаю, вы знаете, что такое омофагические пиры?

– Да, – ответил Иона. – Это проявление людоедства. Я нахожу все это унизительным.

– А я нет, – задумчиво произнес Эвкрат. – Я, конечно, не стал бы есть человеческое мясо, но не уверен, что, если бы я был воспитан в стране, где это считается привилегией и обязанностью, я не последовал бы примеру остальных. Многие вкусы являются приобретенными.

Они покинули квартал Храма. Мостовая стала более грубой. Сточные канавы были переполнены, и грекам приходилось перешагивать через потоки помоев, которые, извиваясь, текли по улицам.

– Слишком много людей, – сказал Эвкрат. – Слишком много грязи.

– Поехали в деревню!

– В деревне мы ничего не узнаем. Деревни всего мира похожи. Я приехал в Иерусалим, чтобы побольше узнать об иудеях.

– И что вы узнали за неделю нашего пребывания здесь?

– С моей стороны было бы нахальством уже подводить итоги. И все же могу сказать, что иудеи – очень гордые люди. Истоки этой гордости надо искать в их древнем славном прошлом. Они терпят римлян только потому, что у них нет выбора, однако иудейская цивилизация не имеет ничего общего с римской цивилизацией. Именно это служит причиной недовольства иудеев. Более того, их духовенство готово продаться в любой момент. Если я сумел за несколько дней правильно разобраться в сложившейся обстановке, то не вызывает сомнения, что сами иудеи поняли это давным-давно, причем воспринимают это гораздо острее. Не сомневаюсь, что в недалеком будущем неизбежно вспыхнут мятежи.

– Но это безумие, ведь у римлян есть регулярные войска!

– Не следует недооценивать мужество, или безумие, как вы изволили это назвать, верующих, – заметил Эвкрат. – Особенно если их вера питается общей гордостью.

– Да, этот римский наместник, с которым мы вчера ужинали, сказал нам, что здесь уже вспыхивали восстания, но все они были жестоко подавлены.

– Это мало что дало. Иудеи не стали послушными и, по моему убеждению, никогда не станут таковыми. Надо быть готовыми к тому, что они найдут себе достойного вождя и доставят немало хлопот римлянам. Это народ пророков. В нужное время среди иудеев появится пророк, который призовет их к обновлению Закона. Вот тогда-то и начнется заварушка.

– Священники не воспылают к нему любовью, – заметил Иона.

– Верно, совершенно верно, – согласился Эвкрат. – Не хотите ли вы пить? Вон там я вижу торговца сладкими лимонами…

Он подозвал торговца и купил у него полдюжины плодов с бледной восковой кожурой, протянул три из них Ионе и принялся очищать один лимон карманным ножом.

– Как вы правильно заметили, священники не воспылают любовью к этому пророку… Счистите белую пленку с долек, она горькая. Но таков удел всех героев. Они всегда вызывают к себе враждебность земных властей. Вспомните хотя бы нашего Геракла. После того как Геракл избавил мир от таких чудовищ, как стимфалийские птицы со стальными клювами, эриманфский вепрь, лернейская гидра и немейский лев, и восстановил всеобщий мир, он был отравлен собственной женой Деянирой, которая подарила ему одежду, пропитанную ядовитой кровью кентавра Несса, одного из жертв героя. Геракл испытывал настолько ужасные страдания, что решил покончить с собой, бросившись в костер. Геракл – полубог, поскольку был сыном самого Зевса и смертной женщины Алкмены, и все-таки, если верить Софоклу, последние слова, которые он произнес перед тем, как испустить дух, были обращены к его отцу: «О Зевс! Мучения, мучения! Вот все, что ты мне дал!»

– В конце концов я поверю, что у вас более философский склад ума, чем это можно было предположить, зная, что вы архитектор, – сказал Иона. – Вы часто ссылаетесь на мифы.

– Мифология так же реальна, как сладкие лимоны. Она объединяет все, что бродит в головах, все страсти и все мечты. Умирают идеи, но не мифы.

– Значит, этот иудейский пророк, о котором вы говорите, непременно будет жертвой.

– Если это герой, великий герой, он станет и полубогом. Все великие герои – полубоги, а все полубоги – жертвы.

Иона улыбнулся.

– Когда я общаюсь с вами, у меня возникает чувство, будто ваш взгляд пронзает завесу будущего. Мне не терпится дождаться появления этого пророка.

– Вы насмехаетесь надо мной, – заметил Эвкрат, кусая ус.

– Я никогда не позволил бы себе ничего подобного! Просто прежде я не знал, что все герои, бывшие полубогами, заканчивали свои дни, становясь жертвами.

– Я привел в пример Диониса и Геракла. Но у персов есть Таммуз, а у египтян – Осирис, хотя последний – настоящий бог. Так или иначе, герой всегда портит настроение, появляясь словно для того, чтобы другие почувствовали себя неуютно. И чем больших успехов он добивается, тем больше приобретает врагов.

Эвкрат очистил последний лимон, постаравшись на этот раз снять кожуру так, чтобы спираль не порвалась. Задумавшись, он стал раскачивать кожуру, зажав ее между большим и указательным пальцами.

– Схема событий всегда повторяется, но сами события не повторяются никогда.

Нищий тянул Эвкрата за рукав, прося милостыню во имя Давида, к тому же на ломаном греческом языке. Эвкрат посмотрел на него. Это был совершенно здоровый, но очень грязный мальчик. Его глаза были буквально забиты выделениями. Вместо того чтобы дать ребенку денег, Эвкрат силой подвел его, кричащего от страха, к ближайшему фонтану. Затем Эвкрат тщательно вымыл ребенку лицо и глаза. Ребенок сощурился. Глаза у него были темно-карими.