В один из вечеров знойного лета 749 года от основания Рима капитан римского торгового корабля «Марсиана» вальяжно расположился на заднем мостике, укрывшись от солнца под навесом из полосатой ткани. Он жевал листья руты и неторопливо потягивал хмельной мед, в то время как его корабль плавно покачивался на волнах, стоя на якоре в Остии, одной из римских гаваней. Листья руты, наркотика, ввозимого из Палестины, должны были оберегать от солнечного удара, но все знали, что их сок заставляет забывать о сдержанности и правилах приличия. Однако капитан чувствовал себя скорее скованным с тех пор, как несколько дней назад ему сообщили о реквизиции «Марсианы» государством для нужд одного высокопоставленного пассажира, а именно – императорского легата Гая Клавдия Метелла. Капитан получил приказ доставить важного посланника в палестинский порт Ашкелон. Это означало, что в течение всех трех недель путешествия он будет лишен маленьких удовольствий своего ремесла. Иначе говоря, ему придется воздерживаться от разного рода махинаций, походов по злачным местам при остановках в портах, различных способов делать деньги, о которых не сообщалось владельцу «Марсианы». Следовательно, капитан не сможет вывезти вино из Рима и прихватить на обратном пути восточные изделия из стекла.

– Почему знаменитый пройдоха не выбрал одну из двух военных галер, которые должны сопровождать «Марсиану», чтобы защитить ее от нападений морских разбойников? – задавал себе вопрос капитан, бросая мрачный взгляд на длинные, с низкой осадкой корабли, выкрашенные в черный и желтый цвета, с желтым парусом, плавно покачивающиеся рядом.

В довершение всех бед легат опаздывал.

– Как я должен обращаться к нему, ваше превосходительство или ваше преосвященство? – спросил первый офицер.

– Ты никак не должен к нему обращаться. Это я обращусь к тебе, когда ему что-нибудь понадобится.

Офицер окинул взглядом пристань, затем посмотрел на галеры, на верхних палубах которых столпились почти обнаженные гребцы, по сорок восемь человек на каждом корабле. Они хотели надышаться полной грудью, перед тем как занять свои места.

– К чему вся эта суматоха? – спросил офицер.

– Я тебе уже говорил. Этот тип должен доставить в Палестину декрет о переписи населения. Налоговые дела. Каждому иудею придется выложить по нескольку монет. До сих пор Ирод, царь Палестины, прикарманивал все деньги. Теперь Цезарь хочет получить свою долю. Чтобы не было подвоха, Цезарь решил поиграть мускулами. Легат, галеры и прочая ерунда.

– Много денег? – спросил офицер, от удивления вытаращив глаза.

– Мне рассказывали, что в прошлый раз, когда Ирод шарил по карманам своих подданных, он сумел выскрести оттуда шестьсот серебряных таланов.

– Черт возьми! – воскликнул офицер. – А какой же на этот раз будет доля Ирода?

– Старый мошенник обязан своей короной Цезарю. Они дружки-приятели и сумеют поделиться. Но, может быть, Цезарь заберет себе все, откуда я знаю? – ответил капитан, выплевывая за борт зеленоватую слюну.

Офицер от волнения хрустнул пальцами.

– Почему они выбрали «Марсиану»? – спросил он.

– Не знаю. А вот и он! А ну, посторонись!

На пристани собралась небольшая толпа. Восемь рабов опустили носилки на грязную мостовую. Молодой всадник ловко спрыгнул с лошади и подбежал, чтобы поднять полог носилок и подать руку еще невидимому путешественнику. Худой человек с озабоченным лицом оперся о протянутую руку и поставил на землю сначала одну ногу, потом другую. Он поправил тогу, выпрямился и недоверчиво посмотрел на корпус «Марсианы», напоминающий луковицу. Пурпурная лента окаймляла его тогу, а тронутые серебром коротко подстриженные волосы так и сверкали на солнце. Капитан «Марсианы» сбежал вниз по трапу, чтобы приветствовать высокопоставленного пассажира, но его опередили капитаны галер, которые первыми засвидетельствовали легату свое нижайшее почтение.

Через час легат, его секретарь и четверо рабов разместились на борту «Марсианы». Якоря были подняты, и гребцы принялись рассекать веслами волны, в то время как матросы устанавливали паруса. Метелл неуютно себя чувствовал, сидя под навесом на корме. Правда заключалась в том, что он боялся моря, поскольку ему часто доводилось слышать леденящие душу истории о жутких штормах и морских чудовищах. Именно по этой причине он решил отправиться в путь на корабле с высокими бортами, таком как «Марсиана», – поскольку полагал, что борта высотой в восемь локтей надежнее уберегут его от крутых морских валов и скользких щупальцев, чем низкие палубы галер.

Метеллу было не по себе еще и потому, что он предвидел, какую реакцию вызовет привезенный им декрет. При дворе его предупреждали о двуличности Ирода и мятежном духе иудеев. Он никогда прежде не был в Палестине. Метелл не терял хладнокровия, когда пришлось столкнуться с такими грозными мятежниками, какими были реты и мезы, правда, они понимали, что меч есть меч, а талан – это талан. Но он с опаской относился к большинству народов, живших к востоку от Афин: ко всем азиатам, галатам, вифинийцам, сирийцам и иже с ними, несмотря на то что местам их проживания присвоили успокаивающие названия и они отныне превратились в императорские или сенаторские провинции. Он не мог без содрогания вспоминать о разговоре, который ему довелось вести с парфянским князем, к тому же священником. Увешанный драгоценностями до самого пупка, этот выскочка считал, что все, что зовется реальностью, на самом деле нереально, так как искажено органами чувств.

– А что прикажете делать без органов чувств, хотел бы я знать? – опешил легат.

– Когда исчезнут органы чувств, – ответил парфянин, – мы наконец погрузимся в истинно реальную реальность!

К страху перед опасностями моря и Востока, ловко скрываемому Метеллом от секретаря, добавилось тягостное бремя относительного одиночества, бездействия, одним словом, скуки, могильщика всех эмоций. Три недели созерцать лишь волны и облака и питаться рыбой и морковью, находясь в обществе грубых матросов, – на это никогда не пойдешь с легким сердцем, даже находя утешение в стихах Вергилия, которые по просьбе легата будет читать ему секретарь в затхлом полумраке каюты.

И когда на второй день плавания капитан, проявляя осторожность, если не сказать лицемерие, передал через секретаря, что, если бы не присутствие на борту императорского посланника, он бы разрешил одному почтенному торговцу взойти на корабль на следующей остановке, в Мессине, легат прекрасно понял намек. Он сбросил с себя маску величия и сказал, что не возражает против присутствия еще одного пассажира, направляющегося в Ашкелон. Он будет рад любому гостю, если тот сумеет положить конец скучным, но наводящим ужас рассказам капитана о кораблекрушениях, акулах и разных морских чудовищах. Перспектива общения с новым пассажиром даже заставила легата на время забыть о морской болезни.

Легат считал дни, остававшиеся до прибытия в Мессину. И его не постигло разочарование. Торговец, который приближался к своему шестидесятилетию и полному облысению, оказался достойным общества легата, хотя и занимался коммерческими делами. По военной выправке и тому, какими словами торговец поблагодарил за предоставленную ему возможность взойти на корабль, легат догадался, что у того был большой опыт армейской службы, и не ошибся. Под предводительством Цезаря торговец сражался в Армении в чине лейтенанта. Через час после того, как торговца представили легату, он почувствовал себя уверенней и счел возможным рассказать о днях своей былой славы в трактире, где они трапезничали под надежной охраной двух легионеров. Торговец присутствовал на волнующей церемонии, когда Фраат IV, парфянский царь, передал Цезарю орлов Красса и Антония, поскольку Август согласился уважать независимость Парфянского царства.

– Это было двенадцать лет тому назад! – вздохнул торговец.

Разгорячившийся от вина легат приободрился и стал вести себя уверенней в присутствии случайного попутчика и даже пригласил его в баню, поскольку почувствовал необходимость освежиться после пяти дней, проведенных в море, в течение которых у него не было ни малейшей возможности ни вымыться, ни побриться. Торговец поблагодарил и, догадавшись, что удостоился подобной милости благодаря приятному разговору, продолжал развлекать легата, пока они оба расслаблялись в тепидарии, а затем плескались в бассейне с холодной водой.

Он умолк только тогда, когда массажист-африканец принялся растирать их ароматическими маслами, а брадобрей – брить.

Он объяснил, что стал торговцем только потому, что его тесть, сам торговец, потерял троих сыновей в различных войнах, последняя из которых, завершившаяся в прошлом году, велась против племен, населяющих Паннонию. Отчаявшийся старик искал надежного преемника, которому он мог бы передать процветающее торговое дело. И тогда лейтенант вышел в отставку и занялся новым ремеслом. Дважды в год он пересекал Средиземное море, один раз летом, а второй осенью, чтобы на Востоке закупить пряности, слоновую кость, как необработанную, так и резную, драгоценные камни, нард, благовония и мирру, а также целебные травы. Он побывал в Киренаике, Египте, Иудее, Сирии, на Кипре и даже в Пергаме, Бетеле и Понте. Он утверждал, что бегло говорит на греческом, арамейском, армянском, египетском и других языках.

Легат проявил особый интерес, когда торговец упомянул Иудею, а тот сразу же заметил это. Торговец посетовал на чванливое упрямство иудеев. Какой же нецивилизованный народ эти иудеи, в отличие от римлян! Они поклоняются, причем неистово, только одному богу, которого зовут Иеговой, и при этом боятся его, что, безусловно, постыдно. Совершенно невозможно объяснить, какие у них с этим богом отношения, коренным образом отличающиеся от того благоговейного почтения, которое питают римляне к Юпитеру или греки к Зевсу. Нет, у иудеев религия – почти семейное дело. Они считают этого бога отцом, заботящимся о могуществе одних только иудеев.

– Наш Юпитер, – добавил торговец, – вершит судьбами людей, не делая между ними различий. А этот Иегова отказывает в человеколюбии всем, кто не принадлежит к числу иудеев. Цезарь и Антоний, – продолжал торговец, – поступили не слишком мудро, выбрав иудеям в цари такого беспринципного человека, как Ирод.

– Неужели Ирод действительно беспринципный человек? – живо заинтересовался легат.

Торговец понял, что внезапный интерес собеседника к царю Палестины вызван целью его поездки. Значит, следовало соблюдать осторожность, ведь некоторые суждения торговца могли затем передавать из уст в уста.

– Продолжайте, не бойтесь, – успокоил его легат. – Вы окажете мне огромную услугу.

– Ирод действительно беспринципный царь, – сказал торговец. – Но следует заметить, что было бы трудно отыскать другого человека, способного навести порядок в такой стране, как Палестина. Иудеи постоянно ищут возможность свергнуть своего правителя. Но само понятие «иудеи» достаточно расплывчатое, поскольку они разделены на группировки, в той или иной степени враждующие между собой. Там есть самаритяне, фарисеи, саддукеи, и все они поклоняются одному и тому же богу, но совершают разные обряды. И даже внутри этих групп, особенно в среде фарисеев, существуют различные секты, преследующие прямо противоположные цели…

– Чего же хотят иудеи? – спросил легат.

– Восстановить трон Давида, своего самого великого царя. Вот почему многие из иудеев ожидают прихода нового царя, который освободит их, опираясь на поддержку бога Иеговы. Этого будущего царя они называют Мессией.

Легат задумался над полученными сведениями. В Риме ему говорили, что Палестина беспокойная страна и что декрет о переписи может спровоцировать мятеж. Однако из разговора с торговцем он узнал гораздо больше, чем ему сообщили так называемые хорошо осведомленные придворные императора.

Прошло много времени. Пора было возвращаться на корабль. Ветер, предвещавший бурю, яростно свистел вдоль улиц и в порту, отчаянно хлестал волнами, перебрасывая их через мол, облеплял тогой ноги легата.

– Всего лишь небольшое ненастье, – сказал капитан, приветствуя императорского сановника.

Легат не осмелился возразить из страха показаться невежественным или испуганным. Однако вскоре после того, как они вышли из порта в открытое море и направились в сторону Кирены, волны еще круче вздыбили свои валы, а «Марсиану» стало неистово бросать, клонить с одного борта на другой. Она заскользила по волнам так стремительно, что легат был вынужден покинуть огражденную перилами палубу, откуда он наблюдал, как белая пена захлестывает галеры, идущие с левого и правого бортов корабля. Небо, еще недавно светлое, покрылось свинцовыми тучами. В нескольких локтях от галеры, которая шла по правому борту, сверкнула молния, и крупные капли дождя мгновенно сделали палубу такой скользкой, что легат, сгорбившись, поспешил на полусогнутых ногах в свою каюту, вцепившись мертвой хваткой в руку секретаря. Едва он лег, как его вырвало. Лицо побледнело, затем позеленело. Морская болезнь, усугубившая страх пойти на дно, заставила легата забыть о достоинстве императорского сановника. Он жалобно застонал.

На помощь прибежал торговец. Он принес кубок с водой и передал его секретарю, затем вытащил из широкого кожаного мешка шкатулку из слоновой кости. Из нее он достал три черных шарика, не больше и не аппетитнее, чем кроличий помет, и, напустив на себя важный вид всезнающего врача, заставил легата проглотить их. Легат был до того растерян, что даже не побоялся быть отравленным. Он проглотил все шарики и запил их водой. Через час он заснул. Вскоре его мощный храп иногда перекрывал неистовый рев волн.

Легат проснулся глубокой ночью. Буря улеглась. Дул легкий бриз, и «Марсиана» плавно качалась на волнах. Секретарь спал на корме. Легата мучила жажда, и он отправился на поиски рабов – потребовать, чтобы они принесли ему несколько сладких лимонов, которые он купил в Мессине. При свете факелов матросы чинили квадратный парус бизань-мачты. По левому и правому борту на воде сверкали золотые блики – отражение пламени факелов, установленных на галерах. Казалось, что море осветили в честь Нептуна. Легат, жевавший лимон, узнал в фигуре, притулившейся к бортовому ящику, торговца. В темноте было трудно разглядеть, сушил ли на ветру торговец свое платье или просто рассматривал звезды. Легат подошел к нему.

– Ваше превосходительство чувствует себя лучше? – спросил торговец.

– Намного, благодарю вас. Но что за лекарство вы мне дали? Оно сотворило чудо.

– В этом нет ничего чудесного. Это глина и морозник, одно из самых распространенных на Востоке средств от тошноты. Глина успокаивает желудок, а морозник – нервы.

– Вы смотрите на звезды? – спросил легат. – Ваша торговля процветает благодаря гаданию по звездам?

– Нет, но, путешествуя по этим краям, нельзя не приобщиться к астрологии.

– А что говорят звезды? – спросил легат, пребывавший в благодушном настроении.

– В Египте мне сообщили, что в эти дни на небе должны появиться важные знаки. Долгий период, который продолжался более двух тысяч лет, близится к завершению. Мы прощаемся с эрой Овна и вступаем в эру Рыб. Если верить фиванским жрецам, это должно повлечь за собой грандиозные перемены.

– Грандиозные перемены, – задумчиво прошептал легат.

Легат тоже верит в знаки и предсказания. Он поднял глаза, но увидел лишь серебристую дымку. Наверное, знаки появятся на небе через несколько месяцев.

Когда «Марсиана» прибыла в Ашкелон, у легата возникло чувство, будто он давно уже жил на Востоке. Он был благодарен торговцу и спросил, может ли ему чем-нибудь помочь. Торговец правильно понял, что его вежливо просят удалиться, и ответил, что вознагражден уже тем, что удостоился чести проделать свой путь в обществе такой выдающейся особы, как императорский посланник. Разумеется, никто не должен был видеть, что посланник, прибывший из Рима для важных переговоров с царем, сходит с того же корабля, что и простой торговец. Когда комендант гарнизона узнал о прибытии императорского легата и поспешил встретить его у трапа корабля, торговца и след простыл.

Легат незамедлительно отправился в Иерусалим, чтобы встретиться там с Иродом Великим. Ему предложили совершить путешествие на носилках, но легат решил ехать верхом, поскольку это больше подобало достойному римскому сановнику. Конечно, в метрополии престарелые сенаторы, да и он сам, предпочитали пользоваться носилками, но в чужих землях непременно следовало вести себя так, как подобает представителю могущественной Римской империи.

Легат и сопровождающие его лица выбрали самый короткий путь до Газы – по берегу моря, затем они выехали на Северную дорогу, ведущую в Иерусалим, которая проходила через Эммаус. Позднее, проехав этот край вдоль и поперек, легат понял, что местность, по которой проходил его первый маршрут, не характерна для Палестины. Там отсутствовало сельское очарование сплошь покрытой зеленой растительностью Галилеи или непостижимое обаяние, исходившее от Восточной Иудеи, где Иудейские горы соседствовали с металлически поблескивающим Мертвым морем, а ветер безжалостно гнал тучи пыли, словно легионы призраков, и нашептывал проклятия. Однако легат уже попал под власть колдовских чар Востока.

Легат был весьма образованным человеком. Унылый пейзаж пробудил в его воображении образы египетских медных колесниц, преследующих с оглушительным грохотом мидян, попавших в убийственный дождь непрерывно летящих стрел. Перед внутренним взором двигались орды варваров-завоевателей – на запад и юг, к плодородным берегам Нила. Это были дикари, которые неудержимо неслись за смутной мечтой об изобилии, а их примитивное оружие сверкало в лучах жестокого солнца. Легат не знал, как называются эти племена, но он будто наяву видел заскорузлую кожу, жилистые тела, выступающие ребра захватчиков… И он непроизвольно вздрогнул! Легат сжал рукоять меча, словно собирался покончить с многочисленными врагами римской цивилизации, попирающими ее законы и порядок. «Как хорошо, – подумал он, – что империя простерла свои огромные крыла над обширными территориями! Чем дальше она сумеет загнать этих демонов, тем будет лучше».

– Этих демонов! – удивился легат. – Я уже дошел до того, что стал думать о демонах!

Демоны отнюдь не были образом, привычным для римлян. Мужчине, гражданину империи, который думал о злых существах и исчадиях ада, чаще всего виделись лемуры, души усопших, поднявшиеся на землю из мира теней, чтобы поселиться в нечестивых домах. Но демоны! Легат улыбнулся своей слабости и прислушался, словно хотел взбодрить себя, к звонкому цоканью копыт по дороге. Но, несмотря на прозрачный воздух и ослепляющий солнечный свет, от земли этого края исходили какие-то неуловимые миазмы, как полагал легат, поскольку никак не мог отделаться от навязчивой мысли, что демоны, вполне вероятно, не были уж такой невероятной формой выражения сверхъестественного. Разве каждый край не порождает собственных духов, как деревья и животных?

– Дайте мне бурдюк! – обратился легат к секретарю.

Легата мучила жажда, и он спрашивал себя, не начало ли солнце Востока исподтишка разрушать его мозг. И в то же время наваждение забавляло его. Он думал, что не так-то просто представить, что и этой страной правит Юпитер. Юпитер управлял лишь цивилизованными народами, живущими в таких городах, как Рим, и в таких плодородных провинциях, как Кампания. Но здесь! Нет, здесь ничто не свидетельствовало о могуществе Юпитера или Аполлона, Меркурия, Юноны, Минервы. Но что за сила господствовала в этих засушливых краях? Легат напился вволю. Все посещавшие его мысли вели в никуда. Уж лучше подготовиться к встрече с Иродом Великим и показать власть, которой он наделен. Это должно случиться послезавтра.

Легат был готов к тому, что увидит провинциального тирана и грубияна, и поэтому заранее постарался принять высокомерный вид. Но каково было его удивление, когда перед ним предстал настоящий царь. Однако это произошло не сразу. Сначала у ворот Иерусалима легата встретил вооруженный отряд, состоящий, по его оценке, примерно из ста человек. Легат был вынужден признать, что их оружие и выправка ни в чем не уступали оружию и выправке римлян. Из-под шлемов струились белокурые волосы, что вызвало несказанное удивление у секретаря. Легат вспомнил, что Цезарь Август лично подарил восточному владыке четыреста галльских стражей. Несколько десятков галлов были включены в этот отряд, несомненно, чтобы напомнить легату Метеллу, что императорская милость намного опередила его появление на Востоке и что он, по сути, был всего лишь обыкновенным посланником. Что касается солдат – уроженцев Востока, то их не испугало появление двадцати римских легионеров, которым в Ашкелоне предоставили верховых животных. Правда, было заметно, что италики немного утомились в пути.

Командир отряда произнес на прекрасном латинском языке приветственную речь, учтивую, но краткую. Царь Ирод Великий счастлив, что к нему прибыл посланник его могущественного друга Цезаря Августа, и приветствует легата. Славному посланнику предложили отдохнуть в подготовленном для него дворце и почтить своим присутствием званый ужин, который этим же вечером будет дан в царском дворце. После того как легат выразил свою признательность, ему осталось лишь тронуться в путь.

– Превосходно! – доверительно сказал легат своему секретарю. – Быстроногий вестник опередил нас, чтобы предупредить царя. Именно поэтому они сумели организовать столь торжественный прием. Весьма занятная страна!

Миновав Конские ворота, они углубились в замысловатый лабиринт улиц. Их все время сопровождали взгляды, которые легат счел враждебными. Ехавшие впереди всадники спешились перед широким портиком. Сразу же засуетились пешие стражи. По виду здания легат понял, что они добрались до цели. Командир отряда пояснил легату, что ему отвели покои во дворце Асмонеев, где долгое время жил сам царь, прежде чем по его приказу была построена другая резиденция. Легат спешился. Командир отряда откланялся, но сразу же появился управляющий в сопровождении целой фаланги слуг и чернокожих рабов. Он проводил римлян в их покои – это были покои самого царя.

– Здание, которое видно в окно, – это Храм, восстановленный нашим августейшим правителем, – пояснил управляющий, говоривший на латинском языке. – Баня для вашего превосходительства будет готова по вашему повелению. И управляющий жестом указал на чернокожих рабов. Легат остался наедине со своим секретарем, который гладил рукой мраморную мозаику. Они понимающе поглядели друг на друга, качая головами.

– Здесь хорошо принимают посланников Цезаря, – сказал секретарь.

– И даже устраивают в нашу честь ужин! – откликнулся легат.

Он потребовал, чтобы ему приготовили баню. Через четверть часа ароматы, среди которых различался и запах сандала, возвестили, что все готово для омовения. Легат с мечтательным видом погрузился в белоснежный бассейн под пристальными взглядами красноглазых рабов.

– Передайте легионерам: не больше одного бурдюка вина за весь вечер. Мало ли что может произойти.

Секретарь послал рабов передать приказ. Легату сделали массаж, натерли его маслами, но, как ему казалось, взяли их слишком много. Затем он, нахмурившись, посмотрел на башмаки из мягкой белой кожи, проверил застежку и расположение складок тоги, сделал три шага в одну сторону и три шага в другую, ожидая, когда за ним придут. Вскоре в дверь постучали. Это был управляющий. За ним стояла целая фаланга людей в восточных нарядах: придворные и галльские стражи. Всю эту свиту собрали, чтобы проделать несколько шагов, отделявших дворец Асмонеев от нового дворца.

Дворец окружали пылающие факелы. Они окрашивали в бледно-охровый цвет высокие стены и четыре башни, рассыпали золотые искорки на доспехи и вооружение стражей, в несколько рядов стоявших перед портиком. В первой зале, где четыре треножника, вполне подходящие титанам, источали ароматный дым, строй чернокожих стражей атлетического телосложения, сжимавших в руках копья, обозначал уходивший вдаль горизонт. В следующей зале на каждой ступеньке лестницы, ведущей на верхний этаж, стояли иудеи и галлы. Два подростка подняли тяжелый полог, и сразу же зазвучали цимбалы. Легат наконец увидел Ирода.

Этот человек явно привык внушать страх. Лицо оливкового цвета, квадратная челюсть, глубокие морщины, длинные черные волосы, но главное – глаза, мрачные, цвета черного агата, словно вставленные в мешки полупрозрачной кожи фиолетового оттенка, что придавало ему сходство с ящерицей. Он улыбался, но бороздки, пролегавшие от ноздрей до уголков губ, не свидетельствовали ни о радости, ни о нежных чувствах. Он раскинул руки в знак приветствия, но его руки были достаточно сильными, чтобы без особого труда задушить человека. Он сделал шаг вперед, всего один шаг, и легат был вынужден пройти остаток расстояния между ними. Объятия были крепкими и многократными, однако легат сразу же понял, что находится во враждебном стане. Он был всего лишь носителем послания. А Ирод был не только другом Рима, но также и подлинным правителем Семи Провинций – Иудеи, Самарии, Галилеи, Переи, Трахонитиды, Батании и Ауранитиды, а вовсе не одним из тех легионеров, кого капризная удача и острый меч, а возможно, и милость слабоумного деспота вдруг оторвали от солдатской чечевичной похлебки и вознесли к фаршированной дичи и царскому венцу. Ирод был сыном идумейского князя и арабской царевны. По жилам, которые до сих пор никому не удавалось перерезать, текла истинно царская кровь, хотя, как говорил торговец на корабле, сами иудеи не считали Ирода своим законным царем. Следовало также помнить, что Ирод не был праздным владыкой. Он последовательно проводил в жизнь свою политику и покорил парфян, арабов, а теперь и иудеев. Легат понял, почему Цезарь благоволил к Ироду – Цезарь умел распознавать настоящих царей. Всегда подмечавший детали, легат украдкой бросил взгляд на одеяние царя: оно было достойно внимания. Пурпурное платье, расшитое золотом и серебром, перехваченное широким плетеным золотым поясом, украшенным геммами, скрывало полноватые формы монарха. Круглый изумруд размером с вишню сверкал на одной руке, а рубин такой же величины – на другой. Сапоги из мягкой черной кожи были вышиты золотом. Подобный избыток украшений легату доводилось видеть на многих вождях племен и царьках, это выдавало присущее им чувство неуверенности в себе. У Ирода это было не избытком, а скорее беззастенчивостью. Откуда-то раздались звуки флейты. Вероятно, играл музыкант, укрывшийся за широкими складками занавесей. Ирод прилег на центральный диван, стоящий перед накрытыми столами, и пригласил легата устроиться на диване, расположенном справа от него. Легат отметил, что в царском дворце переняли привычку принимать пищу на римский манер. Распорядители провели свиту легата на отведенные им места.

Было подано вино, но не в бурдюках, а в золотых греческих кубках, сделанных в форме бараньего рога. Разумеется, Ирода обслуживали первым, но он, казалось, не замечал наполненный кубок до тех пор, пока раб, стоявший позади него, не взял кубок, не попробовал вина и не поставил его на стол, немного помедлив. Все ждали, когда царь сделает первый глоток. Наконец Ирод поднял кубок, посмотрел на легата и выпил вино. Легат попробовал напиток, который нашел слишком густым и сладким, к тому же от вина исходил сильный аромат гвоздики. Он приказал разбавить вино водой. Тем временем музыка заиграла громче, так, чтобы разговор Ирода и его гостя не был слышен любопытным. Как чувствует себя Цезарь? Какие еще победы он одержал? Не утомил ли легата долгий путь? С какой благостной целью он прибыл сюда?

– Я прибыл, чтобы передать вашему величеству декрет о переписи, Цезарь желает, чтобы ее провели в вашем царстве.

Ирод и глазом не повел. Он по-прежнему улыбался. Однако он понимал: отныне ему придется делиться собранными податями с Цезарем. «Но будет ли он это делать?» – спрашивал себя легат.

– Желание Цезаря для меня закон, – произнес Ирод.

Рабы стали подавать изысканные яства. Сначала внесли фаршированных куропаток под гранатовым соусом, затем нанизанных на вертела лангустинов и маслины. За ними последовали горькие померанцы, перебродившие в меду, что наделяло плоды необычным вкусом. Потом были морские языки, тушенные в сливках и посыпанные мелко нарезанными луком и петрушкой; утиные грудки, тушенные с инжиром в вине и политые свежим соком цератонии для придания остроты; ягненок, зажаренный с корневищами аронника и сдобренный соусом из шафрана и лука-шалота; цикорий с чесноком и солью, заправленный оливковым маслом, и, наконец, медовые коврижки со сливками, желе из миндаля и фиников, различная выпечка и свежий виноград.

– Я надеялся угостить вас перепелами, фаршированными соловьиными языками, – сказал Ирод. – Но, к сожалению, соловьиная пора еще не наступила.

Легат с трудом выдавил несколько слов благодарности. Подаваемые блюда и так были экзотическими. В Риме после возвращения легата этот пир станет темой не одного оживленного разговора.

– Я устал повторять, что римские солдаты ведут чересчур суровую жизнь, и поэтому приказал наполовину сократить срок их службы, – небрежно произнес Ирод.

Такое проявление неограниченной власти произвело на легата удручающее впечатление. Он, едва начав приходить в себя, вновь погрузился в угрюмое молчание. Однако первые же яства – лангустины и маслины в лимонном соке – вскоре исподтишка, коварно сбили с него спесь. Когда легат вонзил зубы в ножку куропатки и почувствовал несказанное блаженство от хрустящей на зубах корочки, а затем и от нежнейшего сочного темного мяса, обильно политого в меру острым и в то же время сладковатым гранатовым соусом, сдобренным белым перцем, он начал оттаивать. Против собственной воли легат улыбнулся и потребовал принести вина. Словно ждавшие этого знака одобрения, его стражи, находившиеся в противоположном углу залы, заговорили громче. Загремела музыка. Ирод сдержал улыбку. Римлянин потерял над собой контроль гораздо раньше, чем предполагал царь. Настал подходящий момент для психологической атаки. Надо было спешить, а не то посланник окончательно размякнет и дело будет загублено. Конечно, придется платить Риму – это неизбежно. Но римляне должны понять, что, если бы не Ирод, они не получили бы с Востока ни единого сестерция. Восточный владыка спросил, составил ли его превосходительство ясное представление о Палестине.

– Видите ли, ваше величество, если я в чем-то и разобрался, так это в том, что вы крепко держите власть в своих руках. Но я хочу, чтобы мне, в частности, объяснили, почему эта страна, как кажется, готова взбунтоваться в любой момент. Об иудеях мне говорили разное, но я никак не могу понять, почему здесь столько враждующих между собой группировок, которые, похоже, способствуют расколу собственной страны. В отдаленных римских провинциях я не раз становился свидетелем всяческих распрей, но недоразумения обычно возникали между племенами, не связанными между собой родственными отношениями, и были вызваны сугубо материальными причинами, такими как дележ плодородных земель, захваченных городов или военных трофеев. Однако в Палестине я не нахожу ни малейшего повода для брожения умов, свойственного, как мне говорили, исключительно данной местности.

– Не находите? – откликнулся Ирод. – Возможно, потому что римляне лучшего мнения об иудеях, чем сами иудеи. Я хочу сказать, что римляне до сих пор искренне верят, будто существует единый иудейский народ, хотя иудеи уверены, что это досужий вымысел.

Легат не сумел вымолвить ни слова: его рот был полон нежного мяса куропатки. И лицо посланника буквально светилось от получаемого несказанного удовольствия.

– Видите ли, – продолжал Ирод, – с тех пор как восемь столетий назад великое Давидово царство стало клониться к закату, началось разобщение иудеев. Возьмите, к примеру, самаритян. Они считают себя потомками одного из Десяти Колен, то есть присваивают себе право называться истинными евреями как по крови, так и по вере, и по обычаям. Однако подобные утверждения полностью противоречат священной книге, Книге Царств, в соответствии с которой все до единого самаритяне были изгнаны из Ассирии, где перестали быть единым народом, так как нередко заключали браки с язычниками. Вот одна из наиболее серьезных причин возникновения постоянных разногласий самаритян с другими иудеями. Помимо всего прочего, самаритяне отрицают подлинность другой священной книги, Второзакония, поскольку в ней местом, избранным Богом, названа гора Сион, а не гора Гаризим, которая находится в нескольких тысячах локтей отсюда…

Легат, не имевший ни малейшего представления ни о Книге Царств, ни о Второзаконии, кивнул и сполоснул пальцы в сосуде, наполненном теплой душистой водой. Затем он отпил немного вина и про себя отметил, что оно отличается от того, которое ему подавали в начале пира. В первый раз вино было густым, но прохладным, а теперь оно было теплым, с богатым послевкусием. Это был мускатный виноград, называемый «финикийские финики».

– Кстати, – вновь заговорил Ирод, – самаритяне утверждают, что Божий Храм должен быть возведен не на горе Гевал, как того хотят другие иудеи, а на горе Гаризим. – Они до того фанатичны, – продолжал Ирод, нахмурив брови, – что называют и древнее святилище, построенное в Силехе, и Храм, который я начал возводить несколько лет назад, прибежищем вероотступников.

– Вертопрахи! – воскликнул легат, с удовольствием жуя лимонную корочку.

– Конечно, вертопрахи. А сейчас они на ножах с другими иудеями, которые редко отваживаются появляться в их провинции и никогда не роднятся с самаритянами, поскольку питают к ним не меньшее отвращение, чем сами самаритяне к другим иудеям.

– Как же получилось, что одни иудеи прониклись такой враждебностью к другим? – спросил легат, беря кусочек морского языка и обильно поливая его сливочным соусом.

– Похоже, распри начались после возникновения секты самаритян почти девять столетий назад, когда Амврий, царствовавший в северной провинции Израиля в то время, когда на юге было царство Иудея со столицей в Иерусалиме, купил у человека по имени Семир какую-то гору за два талана серебром. Там Амврий построил город и провозгласил его своей столицей. Этим городом была Самария. С тех пор самаритяне начали обособляться. Ахав, сын Амврия, женился на чужеземной царевне, финикиянке Иезавель, и стал насаждать в своем царстве культ Ваала и других финикийских богов. В то же самое время он построил и иудейский храм. Это было уже не противоречием, а богохульством. И тогда другие иудеи, ведомые пророком Илией, поклялись отомстить. Впрочем, впоследствии династия, основанная Амврием, была уничтожена, а пророк Елисей возвел на престол нового царя, Иуду. Вы слушаете меня?

– Я весь внимание, ваше величество.

– Вам понравилось вино?

– Да, это напиток богов.

– Вполне достаточно одного Бога, благодарю вас. Я прикажу принести такого вина к вам во дворец. Ваши солдаты имеют привычку напиваться?

Легат взглянул на своих стражей и сердито нахмурил брови. Они явно выпили не один бурдюк вина.

– Будет лучше, если им больше не станут давать вина, – сказал он.

Ирод отдал соответствующее распоряжение, а легат задал вопрос:

– Что же произошло с самаритянами?

– С самаритянами? Ах да, они были побеждены пророками.

– Но кто такие пророки? – спросил легат.

Ирод пробормотал на древнееврейском языке несколько слов, не скрывая иронии, и уже громко сказал:

– Пророки? Это люди, на которых снисходит Божественное откровение и которые ведут за собой других. Ладно. В Самарии вновь должен был воцариться мир или хотя бы согласие. Этим царством на Севере, получившим название Израиль, правила династия, основанная великим пророком. Казалось, все должно было идти своим чередом. Но нет! Два других пророка, Амос и Осия, движимые апокалиптическим негодованием, стали предсказывать скорый конец Израиля. Несомненно, они были прекрасными военачальниками, поскольку после трехлетней войны, начатой ассирийским царем Саргоном II, Израиль пал. Именно после покорения Израиля самаритяне и были выселены в Мидию и Месопотамию, а их земли заселили обитатели языческого города Куфа. Вот почему иудеи называют самаритян выродками.

Ирод положил себе на блюдо несколько утиных грудок и фиг. Легат последовал его примеру. Они оба осушили кубки, которые были тотчас вновь наполнены.

– Если я вас правильно понял, ваше величество, вы сами отнюдь не ненавидите Самарию. Разве вы не сделали этот город своей столицей?

– Вы хотите сказать – Севастию? Теперь мы так называем этот город. Да, мне нравится здешний климат, и поэтому я приказал восстановить город. Не могу сказать, что это пошло самаритянам на пользу. Теперь другие иудеи завидуют им.

– А кто такие эти другие иудеи?

– В первую очередь фарисеи. Правда, я не уверен, что первоначально они действительно были иудеями. Некоторые придворные философы утверждают прямо противоположное, – ответил Ирод, тщательно пережевывая большой кусок. – Название «фарисеи» происходит от парсов, то есть жителей Персии. И в самом деле, фарисеи, причем только они одни, разделяют с персами представление о небе, населенном ангелами. Как и персы, фарисеи расставили ангелов по иерархической лестнице, ступени которой занимают архангелы, херувимы, серафимы… Но самаритяне и саддукеи с презрением и негодованием отвергают подобную иерархию.

– Ангелы? – переспросил легат, рыгнув.

– Ангелы. Эфемерные создания, похожие на людей, но, вероятно, бесполые. К тому же у них на спине есть крылья, – объяснил Ирод. – Так или иначе, теперь фарисеи превратились в настоящих иудеев. Они даже претендуют на исключительное место среди иудеев. Во-первых, фарисеи считают, что только они одни остались верны Закону Моисея. Во-вторых, они хотят присвоить себе роль прямых выразителей Устного Закона пророка Ездры и священников первого Храма… По выражению вашего лица я вижу, что вы не знаете, что такое Устный и Писаный Закон.

– Вы совершенно правы, – ответил легат, устраиваясь поудобнее, чтобы не нарушать процесс пищеварения.

– Писаный Закон, который мы также называем Законом Моисея, содержится в одной из наших древнейших книг, во Второзаконии. Этот Закон дает всем иудеям четкие указания, как они должны поступать во всех возможных жизненных обстоятельствах. Однако, и римлянам об этом хорошо известно, жизнь всегда непредсказуема. Например, Второзаконие предписывает, что «по словам двух свидетелей или трех свидетелей должен умереть осуждаемый на смерть: не должно предавать смерти по словам одного свидетеля». Это необходимо для предотвращения клеветы и сомнительных судебных процессов. Но представьте себе, что один из двух свидетелей умер, не успев дать показания. Что делать? Отпустить преступника ненаказанным? Вот при каких условиях Устный Закон оказывается полезным.

Рабы принесли сок цератонии.

– Попробуйте этот сок, – сказал Ирод. – Он улучшает пищеварение.

И Ирод залпом осушил кубок. Легат последовал его примеру. Затем царю и его гостю поднесли широкое серебряное блюдо, на котором лежал жареный ягненок. Аромат шафрана, запах лука-шалота ударили римлянину в нос. Легат вздохнул. Его разморило и клонило в сон. Он съел намного больше, чем обычно. К тому же яства для него были экзотическими, учитывая его скорее спартанские привычки. Легату хотелось отказаться от ягненка, но он не счел необходимым показывать свою власть в столь неподходящих обстоятельствах – на царском пиршестве, устроенном в его честь. В конце концов, он был гостем царя, что случалось не каждый день. И он положил себе на блюдо кусочек ягненка и заинтриговавшие его корневища аронника. А что это за черные палочки, вставленные в мясо? Да это гвоздика! Редкая пряность гвоздика! А эти черные зернышки в соусе?

– Ягоды можжевельника, – пояснил Ирод.

Легат наслаждался удивительным сочетанием ощущений всесилия и утонченной расслабленности, столь же редким, как и пряности, придававшие яствам тончайший вкус. Он взял корень с трепетом подростка, впервые прикоснувшегося к женской груди. Легат выпил намного больше, чем обычно, и едва не ослаб от удовольствия. Корневище аронника буквально растаяло во рту, обволакивая язык и нёбо сладостью дикого лука, соединившейся с легкой остротой ягод можжевельника. Чтоб им пусто было, этим иудеям!

– Фарисеи, – сказал Ирод, прервавшись, чтобы вытащить застрявшую между зубов жилку ягненка, – фарисеи – это каста, состоящая главным образом из докторов-законников. Они поднаторели в искусстве трактовать оба Закона, а поскольку эти Законы являются столпами иудейской веры, фарисеи считают себя хранителями всего иудейского народа. К сожалению, – добавил Ирод угрожающим тоном, – они вмешиваются в дела государства, что весьма прискорбно.

Эти слова пробудили смутные воспоминания в затуманенном мозгу легата. Он бросил на Ирода потускневший взгляд, стараясь придать лицу озабоченное выражение.

– Таким образом, – продолжал Ирод, привстав, чтобы высвободить детородные органы, не теряя царского величия, – они имели наглость отправить одно за другим три посольства, чтобы просить Марка Антония сместить меня, но, слава небесам, все их попытки оказались тщетными!

Легат сделал вид, что поперхнулся и чуть было не задохнулся.

– Так покончите с ними! – воскликнул он.

– Но всех убить невозможно, к тому же фарисеи пользуются поддержкой народа, хотя они и считаются мастерами продавать неполную меру и морочить голову. Однако, отправляя на смерть по нескольку фарисеев то тут, то там, мне удается держать их в повиновении. Они могут даже оказаться полезными, поскольку действительно представляют лучшую часть иудейского народа. Ведь они торговцы, эрудиты, писцы и, разумеется, законники. Слава небесам, саддукеи сумели избавиться от влияния фарисеев в Синедрионе, нашем религиозном суде.

Легат заметил, что царь дважды за несколько минут воздал хвалу небесам. Его мучил вопрос, к какой иудейской касте принадлежит сам царь, но вдруг он вспомнил, что Ирод вовсе не иудей.

– Выродки, они меня не любят! – воскликнул Ирод. – Ну что же! Гораздо хуже, что я их не люблю. Проклятые интриганы! Замышляющие заговоры и плетущие сложные интриги у меня на глазах, у вас на глазах, ваше превосходительство!

Легат, насквозь пропитанный вином, улыбнулся царю.

– Да, ваше превосходительство! – гремел Ирод, разбудив придворных, которые задремали или тупо созерцали потолок. – Прямо под этим полом, на кухне! Нашлось не менее десятка фарисеев, захотевших узнать, что я ем и что я пью! Они подкупили обслуживающих нас рабов, чтобы те пересказывали им обрывки наших разговоров! Неужели вы думаете, что я об этом даже не догадываюсь?! Подойди сюда, Давид! – крикнул Ирод виночерпию, подростку с длинными иссиня-черными волосами, спадающими на глаза, и тот буквально подполз к самым ногам царя. – Сколько фарисеев проникли в кухню к этому часу? – спросил Ирод, опустив тяжелую руку на затылок юноши.

– Человек десять, я полагаю, ваше величество.

– А теперь скажи его превосходительству, что они делают гам, внизу. Полагаю, они не готовят пищу и не снимают пробу с соусов?

– Нет, ваше величество. Они смотрят на блюда, которые поднимают сюда и спускают в кухню, и считают кости.

Ирод залился таким раскатистым смехом, что в зале сразу же умолкли все разговоры.

– Они считают кости, ха-ха! А что еще, мальчик?

– Они спрашивают, о чем говорят в этой зале, ваше величество.

Легат даже сел, не веря собственным ушам. Чтобы законники считали кости на блюдах, спускаемых в кухню!

– И что же ты им говорил?

– Я говорил, что вы обсуждаете, когда будет завершено строительство Храма, ваше величество, – ответил виночерпий.

– Ну конечно, завершение строительства Храма! – прогремел Ирод, хватаясь за живот. Вот, мальчик, возьми! – сказал он, протягивая подростку большую серебряную монету. – Пойди и скажи им так: ты не уверен, но полагаешь, что мы обсуждаем неизбежный арест некоторых членов Синедриона. Ступай и хорошо сыграй свою роль!

Ирод повернулся к легату и сказал:

– Менее чем через четверть часа двадцать могущественных членов Синедриона будут поставлены об этом в известность и проведут беспокойную, бессонную ночь.

– Почему ваше величество терпит этих мятежных фарисеев? – спросил легат, собрав остатки трезвости, которые желудок еще не отнял у его рассудка.

– Я вам уже об этом говорил. А что прикажете мне делать? Убить их всех? Разве это достойно правителя? Я просто настраиваю против них саддукеев. Вам уже объяснили, кто такие саддукеи? Это потомки сыновей Садока, первосвященника, жившего во время царствования Соломона. Поэтому их так называют – по имени Садока. Пророк Иезекииль счел саддукеев самыми достойными из иудеев и поручил им управлять Храмом. И саддукеи до сих пор сохранили свои привилегии. Они образуют секту первосвященников. Это высшая знать, проникнувшаяся духом скептицизма. Я полагаю, что, несмотря на занимаемое высокое место в обществе, саддукеи не слишком тверды в своей вере. Возьмите салат, он освежает рот и способствует отрыжке. Рыгать – очень полезно для здоровья.

И царь рыгнул.

– Итак, – продолжил он после паузы, – саддукеи могут оказаться довольно полезными, поскольку они на ножах с фарисеями. Фарисеи убеждены в существовании ангелов, а саддукеи считают подобные верования предрассудками. Фарисеи верят в воскресение мертвых в Судный день, а саддукеи возражают против этого, утверждают, что в Библии, в которую они только и верят, в Пятикнижии и Торе ни о каком Судном дне даже не упоминается. Фарисеи, как и пророки, ожидают прихода Мессии или человека царской крови, который установит царство Всевышнего на все времена, а саддукеи никого не ждут, хотя я и не уверен, что они действительно враждебно настроены против Мессии. Фарисеи утверждают, что Устный Закон столь же важен, как и Писаный Закон, а саддукеи утверждают, что единственный Закон, который они признают, – это Писаный Закон и что все, что есть Закон, записано на скрижалях.

И в результате, – Ирод хихикнул, – фарисеи меня ненавидят, а саддукеи счастливы, что я покровительствую им. Они ведь живут как кошки с собаками. Когда фарисеи становятся слишком надоедливыми, я натравливаю на них саддукеев, а когда саддукеи начинают смотреть свысока, то противопоставляю им фарисеев. Не хотите ли вы попробовать вот эту медовую коврижку? Знаете, как ее надо готовить? Выдержать лепешки в меду в течение трех дней и трех ночей, подсушить под лучами солнца, поставить в печь на час или два, затем сдобрить сливками. Держите!

И, подавая пример, Ирод впился зубами в коврижку.

Легат чуть было не закряхтел от досады, испытывая то искушение, то приступы удушья, но все же последовал примеру Ирода, запив эти излишние сладости вином, чтобы они не застряли в горле.

– Дворец превратился в гнездо заговорщиков. Все – брадобреи, садовники, кухари, поставщики, кормилицы, – все они торгуют сведениями, выпрашивают милости, расточают обещания, чтобы узнать, что я делаю или собираюсь сделать. Вы думаете, мне ничего не известно? Нет, я направляю их по ложному следу, а затем позволяю грызться между собой. А вот и танцовщицы! Вы когда-нибудь видели наших танцовщиц?

Семь девочек, уже достигшие половой зрелости, полностью обнаженные под прозрачными газовыми тканями, если не считать вышивки, скрывающей лобок, вошли в залу гуськом. Окрашенные хной большие пальцы их ног, казалось, ласкали мраморный пол. Их выход сопровождался боем барабанов, а сами они порхали перед Иродом, демонстрируя чистое совершенство юности, но гибкие талии напоминали, что они действительно сделаны из плоти. Неожиданно они подняли руки, и одновременно взметнулись вверх их груди, выкрашенные в фиолетовый цвет. Девочки принялись вращать кистями, и сотни серебряных колокольчиков, прикрепленных к широким браслетам на запястьях, звучали все громче и громче. Вскоре к ним присоединились цистры и флейты, исполнявшие незатейливую мелодию. Затем танцовщицы, ударяя о пол пятками, начали медленно раскачиваться в такт мелодии. Разговоры сразу же прекратились. Римляне и царедворцы из Понта, Мидии и Кипра скосили глаза. Винные пары и аромат специй глубоко проникли в их тела.

У легата пересохло во рту.

– Это иудейские девочки? – спросил он.

– Нет, – беспечно ответил Ирод, – только финикиянки и сириянки.

Девочки все быстрее и быстрее кружились на пятках. Их маленькие груди дрожали, а губы приоткрывались, чтобы сделать очередной вдох. Легат протяжно вздохнул.

– Но, – произнес Ирод, глядя на легата – его глаза казались еще более темными из-за синих ободков вокруг них, – вы можете выбрать любую из этих девочек и провести с ней вечер, ваше превосходительство. Они свободны.

Легат снова вздохнул. Струйка пота потекла по жирной коже его груди, пробираясь сквозь седые волосы. «Неужели это ловушка?» – подумал он.

– А теперь для разнообразия мы посмотрим на мальчиков, – сказал Ирод, едва девочки застыли неподвижно, вытянув руки над головой и сложив ладони вместе. Они стояли в полном молчании, как бы подчеркивавшем завершенность танца.

Как только девочки подбежали к занавесям, которые поглотили их чары, словно символическая смерть, в залу выбежали семь мальчиков, и на них было не намного больше одежды. У мальчиков были вьющиеся волосы и разукрашенные лица. Заиграла музыка. На этот раз она звучала медленнее и приглушеннее, словно подчеркивала принадлежность, хотя и сомнительную, танцоров к мужскому полу. Мальчики изображали схватку, но не наносили друг другу ударов. Затем воинственные жесты сменились горделивой демонстрацией тел. Мальчики выгибали свои гладкие торсы и играли нежными мышцами под аккомпанемент барабанов, создающих особый настрой. Под конец они снова стали изображать боевые схватки, медленно передвигаясь по кругу, ограниченному столиками.

– Хорошо, – небрежно сказал Ирод. – Можете выбрать любого из танцовщиков, ваше превосходительство. Перед уходом вам надо просто уведомить об этом их наставника, пройдоху финикийца, который стоит в дверях.

Смущенный легат задумчиво покачал головой. После того как юные танцовщики исчезли, он почти машинально выпил гранатового сока, который виночерпий налил в его кубок, и положил на блюдо миндальный крем, поданный в широкой чаше из цветного стекла. «Как этот человек может всему этому противиться?» – вновь и вновь спрашивал легат себя. Словно разгадав мысли своего гостя, Ирод сказал:

– Не заблуждайтесь. Это не жизнь иудейского царя. Иудейского царя больше нет, он больше не существует, поскольку больше нет иудейского народа. Я, ваше превосходительство, собрал воедино последние осколки Давидова народа. Без меня они быстро уничтожили бы друг друга в беспощадных междоусобных войнах. Я вернул им Храм, чтобы они видели, кем были в прошлые столетия. Они меня ненавидят, – грустно добавил он, – но я привык к горькому вкусу их ненависти. Вы можете сказать Цезарю, что я правлю Израилем.

«Да, – подумал захмелевший легат, – ты ловко втянул Цезаря в свою игру!»

– И какова моя доля? – неожиданно спросил Ирод, пристально глядя на легата.

Начнет ли он жаловаться? Попросит ли пощады?

– Моя доля в податях, – уточнил Ирод. – Это иудейские деньги. Я имею право на долю.

Легату пришлось вернуться к суровой действительности.

– Разве в прошлый раз вы не все оставили себе? – спросил он медовым голосом.

– Но это главный источник доходов государства. Эти деньги идут на строительство Храма, содержание чиновников и армии, как вам хорошо известно.

– Я поговорю об этом с Цезарем.

Ирод посмотрел на свои ноги и пошевелил большими пальцами.

– Необходимо, чтобы вы оставляли мне деньги, поскольку иудеи никогда не согласятся, чтобы все уходило в Рим. В следующий раз будет гораздо труднее взимать подати. Намного труднее. Я ясно выразился?

Легат кивнул.

– Надо, чтобы вы, вернувшись в Рим, убедительно объяснили это Цезарю. Полагаю, что вы мне оставите половину суммы.

– Сколько же составляет эта половина? – спросил легат.

– Половина – это половина, – ответил Ирод, стремительно поднявшись.

Ни возраст, ни тучность, ни вино, ни отсутствие физических нагрузок, казалось, никак не влияли на его ловкость и быстроту движений.

– Я привык рано ложиться спать, – сказал он легату, а в это время царские стражи выстраивались рядами около двери, положив ладони на рукояти мечей, а придворные наперебой желали своему повелителю доброй ночи. – Но вы можете остаться. Слуги, еда, вино и танцовщики – все в вашем распоряжении. Доброй ночи!

Протрезвевший легат в задумчивости сел на диване. Он взглянул на дремавших римлян, разомлевших от удовольствий, и покачал головой. Восток! Что за таинственный лабиринт! Легат ударил в ладони, чтобы разбудить своих людей. Те нехотя задвигались. Все они были растрепанными, с опухшими веками и блестевшими от жира губами.

– Подтянитесь! – скомандовал легат, чувствуя на себе пристальные взоры придворных.

И он направился к двери, ловя на ходу обрывки тихих разговоров и смеха девочек, спрятавшихся за занавесями. У двери, вытянувшись, стояли носильщики факелов. Они ждали легата, чтобы проводить его во дворец.

На следующее утро легат отправил своего секретаря во дворец Ирода за распорядителем, который был приставлен к нему. Когда сановник прибежал, легат объявил, что желает совершить пешую прогулку по Иерусалиму и что для этого ему нужен проводник. Сам легат, его секретарь и распорядитель должны одеться как простолюдины, а распорядитель будет давать пояснения всему, что они увидят на улицах. Распорядитель повиновался. Час спустя трое мужчин вышли из дворца через потаенную дверь. Они прошли мимо хранилища воды – бассейна Струтион и оказались в Храме, куда вошли через Паперть язычников.

Проходя через Царский портик, легат, восхищенный лесом колонн, увенчанных коринфскими капителями, не осмелился, не желая оскорбить чувства распорядителя, громко обратить внимание на явно эллинистический стиль огромного ансамбля зданий, открывшегося его взору. Здесь не было ничего такого, что отличало бы эти сооружения от десятка правительственных и культовых зданий, которые легат видел в других провинциях империи. Значит, у иудеев не существовало собственного архитектурного стиля? Он решил спросить об этом чуть позже у своего секретаря, знатока архитектуры. Свой первый вопрос легат задал относительно старого человека, который, идя по портику, тщательно прикрывал глаза полою плаща. Распорядитель пояснил, что жест этого чопорного ничтожества был связан с фигурой огромного римского орла, установленного на фронтоне. Вероятно, этот человек был назарянином, то есть членом секты назореев – самых строгих ревнителей законности. Языческий символ оскорблял его.

А почему другой старик отказался притронуться к монете, которую ему протянул торговец, и завернул ее в особую тряпочку? Потому что на монетах был отчеканен портрет Августа – вопреки Второй Заповеди иудеев, продиктованной Моисею: «Не делай себе кумира и никакого изображения…»

Кто эти люди со смуглыми лицами, густыми курчавыми волосами и аккуратно подстриженными бородами? Жители Месопотамии и, вероятно, торговцы пряностями. А вот те, с бритыми головами? Египтяне, приехавшие, несомненно, за кедровой древесиной. А вот тот человек, почти голый, черный как смоль? Его многие знают в Иерусалиме, поскольку это раб критского врачевателя, у которого есть снадобья от всех внутренних болезней. А тот толстощекий мужчина с широкой квадратной черной бородой? Финикийский торговец золотом.

Постепенно легат начал понимать неустойчивый характер этого смешения кровей и религий, называемого Палестиной – по имени одного из некогда населявших ее древних племен, филистимлян. Он спрашивал себя: сможет ли когда-нибудь эта страна стать единой?

В полдень летнего дня 749 года от основания Рима, в пятнадцатый год правления Цезаря Августа и в 3753 год от основания мира, согласно представлениям иудеев, Иерусалим бурлил, как прокисший виноградный сок. Подойдя к Ограде язычников, окружавшей внутренний двор, легат выяснил, что не может пройти дальше. Никто, кроме иудеев, не имел права входить в следующие дворы. Даже Цезарь, как сказал распорядитель вызывающим тоном. Трое мужчин отправились бродить по улицам, на удивление оживленным, несмотря на жару и на то, что богатые люди отправлялись на лето в свои приморские резиденции или в Иерихон.

Два галла из царской стражи прогуливались, завтракая на ходу фигами и финиками и запивая их тамариндовым соком, который они купили у бродячего торговца. Другой торговец предлагал им листья руты, уверяя, что сок этих листьев позволяет легче переносить жару. Но оба галла, не доверявшие восточным снадобьям, отрицательно покачали головой. Проститутка открыто бросала в их сторону бесстыжие взгляды. Фарисей пробормотал гневное проклятие в ее сторону и плюнул на землю. Непрерывно слышались стоны двух нищих, сидевших недалеко друг от друга. Один нищий был слепым – его глаза были покрыты коростой. Второй был калекой и страдал сухотой ног.

На каком языке говорили эти люди? Простолюдины – на арамейском, а просвещенные люди – на греческом. Торговцы знали также язык римлян. А священнослужители Храма говорили иногда на древнееврейском языке. Но на улицах можно было услышать финикийский, египетский, парфянский и другие языки и наречия.

Казалось, что все это будет длиться вечно. Однако легата терзали сомнения. Что произойдет после смерти Ирода? И как тогда проявится недовольство иудеев? «К счастью, здесь есть римляне», – подумал легат.

Перед отъездом легата Ирод показал ему храм из белого мрамора, который он построил в честь Цезаря Августа у истоков Иордана, и довел до его сведения, что царские глашатаи огласили декрет о переписи по всему царству, от Кесарии Филипповой до Масады, от Аримафеи до Каллирхое, в Кане, Иерихоне, Антипатрисе, Агриппиуме, Хоразиме, Магдале, в новых городах и древних поселениях. Богатые и бедные теперь знали, что они должны быть занесены в списки по месту рождения и отдавать римскому кесарю кесарево. Легата осыпали подарками. Ему преподнесли ларцы из ценных пород дерева, благовония, резную слоновую кость, геммы. Но вопреки этому и несмотря на успешное завершение миссии и полученные удовольствия, легата не покидало чувство неясной тревоги.