Они приехали целым отрядом, вдесятером, верхом на лошадях. Под солнцем их тела, покрытые потом и желтой пылью, ярко блестели. Оружие и доспехи тоже сверкали под солнечными лучами. Вспотевшие лошади, все в пыли, изнемогали от жары и шума. Десять человек, входящие в состав личной охраны Ирода. Сначала Иоканаан увидел удивление в глазах своих учеников, поскольку стоял спиной к незваным гостям. Слишком поздно! Ему не следовало совершать столь непростительной ошибки и перебираться с самаритянского берега Иордана на галилейский. Охрана прокуратора Самарии не проявляла ни малейшего интереса к Иоканаану, еще одному иудею, кричащему в пустыне. Но нет! Он должен был переправиться через реку, поскольку здесь, на другом берегу, люди хотели видеть его и совершить обряд крещения. А вот лодок было слишком мало и ни одного моста. Иоканаан попал в руки того, кого так часто и яростно обличал, в руки Ирода Антипы, тетрарха Галилеи и Переи. Конечно, охранники его выследили. Иоканаан хотел было броситься в реку, но тогда он наверняка бы утонул, поскольку очень ослаб и не смог бы справиться с сильным течением.

Охранники спешились.

– Иоканаан, сын Захарии? – спросил один из них.

– Это я! – поспешно ответил один из учеников.

Иоканаан пожал плечами и сказал, что это он.

– Мы приехали, чтобы арестовать тебя по приказу тетрарха, поскольку ты неоднократно возводил на него поклеп.

Арамейский не был их родным языком. Они говорили с чужеземным акцентом, по крайней мере тот, кто обращался к нему, – сириец или идумей. Иоканаан встал. Ученики окружили охранников, пытаясь принять угрожающий вид. Но охранники нисколько не смутились. Они спокойно связали Иоканаану руки веревками и вытащили мечи из ножен. У учеников же оружия не было.

– Ты арестовываешь святого человека, – сказал один из учеников.

– У нас приказ, – ответил сириец, а возможно, идумей, вставляя ногу в стремя.

Двое охранников подняли Иоканаана и посадили в седло позади того, кто, видимо, был их начальником, но спиной вперед, тем самым показывая, что это недостойный человек. Ученики в полной растерянности смотрели на своего учителя. Охранники сразу же двинулись в путь.

– Куда вы меня везете? – спросил Иоканаан, обращаясь к охраннику, ехавшему к нему лицом.

– В Махэруз, – ответил тот, и Иоканаан сразу же почувствовал сильный запах чеснока, исходившего из его рта.

Иоканаан сначала не поверил собственным ушам. Махэруз! Крепость на берегу Мертвого моря, напротив Кумрана! Конец прямо напротив Начала! Нет, это шутка! Однако они действительно свернули на дорогу, ведущую на юг.

На первом привале, уже ночью, охранники развязали Иоканаану руки и помогли ему сойти с лошади, словно он был женщиной. Они попытались его накормить, но мясо дикого кабана – нет! Он согласился съесть лишь кусок хлеба с кунжутом. Но самым худшим для него было слушать их разговоры, темой которых были гарнизонные интриги, различные назначения, публичные дома и размер жалованья, выплачиваемого в той или иной провинции. Они все мечтали получить назначение в Декаполис. Прежде Иоканаану никогда не доводилось слышать разговоры подобного рода, когда он изредка встречал охранников.

– Куда вы меня везете? – вновь спросил Иоканаан.

– Я уже тебе говорил, человек. В Махэруз. Разве ты не знаешь, где это? На берегу Мертвого моря.

– Знаю, – устало ответил Иоканаан.

Завыли шакалы – их женские голоса были полны ненависти, голоса Лилит. Иоканаан заплакал.

– Господи! – выкрикивал он в ночь. – Ты знаешь, что мой голос принадлежит Тебе! Я взываю к Тебе о помощи!

Охранники в недоумении прервали свой разговор.

– Топор вонзен в корни дерева, часы идут, словно капающая кровь принесенного в жертву ягненка, а ветер в последний раз проносится по пустыне. Вспомни обо мне, Господи, когда моя душа станет свободной! Вспомни, что я никогда не обрезал крылья голубю и всегда находил спасение в Твоем свете! Вспомни, что я очистил не только глаза, но и тело!

Ветки в костре негромко потрескивали. Насекомые танцевали свой танец смерти в языках пламени. Рядом, на расстоянии вытянутой руки, пролетела летучая мышь.

– Холокост близок. Твой посланец пришел, и его ноги быстро шагают по твоей дороге. Его голос предвещает Твое пришествие. Мой голос больше не взовьется. Пустыня наполнена Твоим дыханием.

Иоканаан понурил голову. Один из охранников спросил, что такое холокост. Последний огонь, ответил Иоканаан. Другой охранник спросил, почему появится огонь. Потому что нечестивость людей превратила мир в очески, объяснил он. И все умрут? Все. Что за посланец пришел? Иисус, ответил он. Кто такой Иисус? Сын Бога, сказал он. Где сейчас этот человек? В Палестине. Но как он, Иоканаан, узнал, что это сын Бога? Потому что об этом написано в Книгах. Разве они не знают слова Самуила: «Я буду его отцом, а он будет мне сыном»? Что Иисус намерен делать? Он подпустит огонь. А после огня? Видели ли они печь кузнеца? – спросил он у них. Наверху сверкает чистый металл, а все отбросы сгорают. Металл будет долей Бога, а все остальное растворится в вечном мраке. Они задумались. Потом один зевнул, а вслед за ним и другие. Они допили вино, легли и захрапели. Охранник, оставшийся на страже, посмотрел на Иоканаана и прошептал:

– Мне бы очень хотелось тебя освободить. Но я не могу. Прости меня!

Иоканаан улыбнулся.

– В день твоей смерти я приду за тобой, поведу твою душу к Господу и попрошу Его простить тебя.

Через четыре дня пути Иоканаан, повернув голову, заметил свинцовый блеск и узнал Мертвое море. В этот час его бывшие соратники работали в поле. За побеленными известью стенами жужжали мухи, а по пергаменту скользили перья. Писцы нанизывали одно слово на другое… Вдруг Иоканаана охватило сомнение: а для чего писать? Разве огонь не поглотит все пергаменты и не разрушит все стены? Неужели они там, внизу, думали, что их слова переживут апофеоз Слова? Или на самом деле они не верили в Апокалипсис? Возможно ли, что после его смерти еще долго золотая пшеница будет колоситься под солнцем, виноградные кисти будут наливаться соком, а рыбы резвиться в ручьях? Господи, скажи ему, что мир не переживет его! Неужели его предали? Неужели он все пропустил – слияние дыханий в любовных объятиях, сладостное созревание плоти в чаше из соединенных рук и песнь крови в жилах, когда солнце и душа оказываются в зените? Так для чего пишут все эти люди?

Они стали подниматься на холм Махэруза. Наверху возвышался дворец Ирода. Лошади взбирались по извилистой дороге. Кумран то был виден Иоканаану, то скрывался за поворотом. Там, за бесплодными водами, писцы продолжали выполнять свою задачу.

– Для чего? – крикнул Иоканаан во всю мощь своих легких.

Его крик полетел в пустыню, отразился самым нелепым образом и превратился в какой-то нечеловеческий звук «ели-и-и-и-и». Охранники уже привыкли к подобным монологам и даже не обернулись. Когда охранники заперли Иоканаана, он был ослеплен обилием солнца в камере. Она была просторной и прохладной, поскольку тюрьма располагалась на первом этаже одной из башен, окружающих дворец. Легкий ветерок проникал через квадратное отверстие в сводчатом потолке и через отдушину в толстой, с локоть, стене. И отверстие, и отдушина были забраны железными решетками в форме креста. Солнечный луч, проникший сверху, указывал на то, что там был внутренний двор. Солдаты склонились к отверстию, чтобы разглядеть нового узника. Иоканаан не обратил на них ни малейшего внимания. Через окошечко в двери он видел лишь лицо тюремщика.

– Разве мы пишем для всепоглощающего огня? – крикнул Иоканаан.

– Слишком много солнца, да? – участливо спросил тюремщик.

– Дай ему немного руты, иначе он подохнет в этой дыре, прежде чем Ирод увидит его! – крикнул сверху один из солдат.

Немного погодя кто-то из солдат действительно бросил Иоканаану несколько листьев руты, которые закружились в потоке воздуха, прежде чем упасть на пол. На них немедленно набросилась крыса.

– Возьми руту, человек, иначе ты сойдешь с ума! Выпей воды! – крикнул солдат.

– Скажите им, чтобы они перестали писать! – крикнул в ответ Иоканаан.

Силы окончательно покинули его. Он упал на колени, потом на бок. У него появились обрывочные видения. Кумран горел. Языки пламени вырывались из вод Мертвого моря, а в жаровне сверкали соляные статуи. Каждая из этих статуй некогда была его собратом. И только одна человеческая фигура шла сквозь огонь. То был Иисус. Его босые ноги ступали по горящим углям, вокруг него клубился дым, а лицо Иисуса было обращено к красному небу. А он, Иоканаан, целовал ноги, лицо и руки выжившего Иисуса, разбрасывая пергаментные свитки. И тут Иоканаан потерял сознание.

Проснувшись, Иоканаан увидел, что сидит на холодном полу. Солдат поддерживал ему голову, держа у губ кувшин с водой. Это был тот самый солдат, который в пустыне, около костра, просил у него прощения. Другой солдат наблюдал за происходящим. Недалеко валялись три мертвые крысы. Их розовато-красные внутренности нежно блестели в лучах солнца. Солдаты ушли и унесли крыс, держа их за хвосты. Иоканаан посмотрел на отдушину. Свет был слишком ярким, и он увидел лишь черный крест, танцевавший в огне.

Иисус добрался до Капернаума, и там к нему пришли два ученика Иоканаана, чтобы сообщить об аресте своего учителя. Иисус был на празднестве, устроенном в его честь одним из служителей дома Ирода, сына которого он вылечил от тяжелой лихорадки при помощи настоя коры плакучей ивы. Звенели цитры, девушки пели. Марфа сидела у ног Иисуса. Фома пил вино. Они увидели, как Иисус встал и ушел, сказав, что хочет побыть один.

Иисус шел вдоль берега, вспоминая ту далекую ночь, когда он беседовал со своим родственником о Мессии. На другом берегу бушевала гроза. Раскаты грома походили на бой барабанов.