Иосиф Аримафейский ощущал тяжесть в желудке. Но поскольку он съел всего две ложки творога и три сушеные фиги, то предположил, что это состояние вызвано исключительно досадой. У Иосифа возникло предчувствие, что на него вскоре обрушится нечто отвратительное – холодное и липкое. И толпа семинаристов, через которую он с трудом пробивал себе дорогу по базару, шумевшему вокруг Храма, не отвлекла его от тревожных мыслей. Губы, раскрашенные средь бела дня, как у проститутов, вышитые безрукавки всевозможных фасонов, распахнутые до пупка, чтобы выставить напоказ хорошо развитую мускулатуру тела… Да, на это было больно смотреть! Иосифу пришло в голову, что эти молодые люди красили себе и сосцы кошенилью или хной. Это были сыновья саддукеев. Они смеялись при виде его оскорбленного лица. Но хуже всего, что это происходило в момент, когда ему предстояло дать отпор членам Синедриона, которые собрались на внеочередное заседание по его просьбе. Там будет и этот негодяй Годолия! А вот и он, улыбается!

– Мир с тобой, Иосиф!

Иосиф с трудом сдержал тяжкий вздох.

– Мир с тобой, Годолия!

Вспугнутые голуби снова опустились у их ног. Годолия отпрыгнул в сторону, словно это были крысы.

Они вошли во дворец Асмонеев вместе с другими членами Синедриона. Раздавались приветствия, благословения, краткие и длинные расспросы о самочувствии. Все расселись по своим местам на помостах. Яркий свет резал глаза Иосифу Аримафейскому.

– Наш уважаемый и достойный собрат Иосиф Аримафейский попросил нас собраться, чтобы узнать наше мнение по вопросу, который он считает крайне важным, – объявил Годолия.

Иосиф Аримафейский согнал с лица гримасу недовольства. Он никогда не говорил, что вопрос, который он хотел обсудить, крайне важен, однако следовало привести вескую причину внеочередного собрания Синедриона. Впрочем, это был действительно весьма важный вопрос.

– Попросим же всемогущего Бога дать нам совет, – сказал Годолия.

Первосвященник Анна положил свой веер и, сохраняя на лице выражение уныния, начал молча шевелить губами. Иосиф Аримафейский забыл о молитве, настолько у него было тяжело на душе. Годолия встал и принялся мерить шагами небольшое пространство в Грановитой палате, где заседали члены Синедриона, между балюстрадой, около которой давали показания свидетели и обвиняемые, и помостами. Разумеется, в этот день здесь не было ни свидетелей, ни обвиняемых, ни охранников, если не считать двух левитов, стоявших на страже у двери.

– Наш собрат Иосиф Аримафейский желает знать, может ли шехина Господа снизойти на человека, который по всем критериям недостоин подобной чести.

– Например, на евнуха? – спросил Ездра бен Мафиа.

Но я думал вовсе не о евнухе, – возразил Иосиф.

Хорошо, – продолжил Ездра хриплым голосом, – Я полагал, что ты думал о Левите. А о ком ты думал на самом деле?

Я спрашиваю, может ли шехина снизойти на обыкновенного человека?

Шехина находится на западной стене Храма, – сказал Левин бен Финехая, теребя свои амулеты, – значит, можно предположить, что все те, кто стоит там или проходит вдоль этой стены, удостаиваются чести быть отмеченными духом Господа. Однако это длится лишь до тех пор, пока они находятся около стены. Любой человек может временно получить шехину, вот почему все, кто хочет принять то или иное решение, приходят к этой стене. Но поскольку тебе, Иосиф, это все известно, полагаю, что ты говоришь о длительном нисхождении шехины, таком, какого удостаиваются первосвященники и избранные. Или я ошибаюсь?

Анна обмахивался веером, словно повторяя давно заученные движения.

– Действительно, я имел в виду более продолжительную милость, – ответил Иосиф.

– Прежде чем обсудить столь необычное явление, – сказал Ездра, втягивая шею в плечи, словно собирался срыгнуть, – я хочу спросить, как ты поймешь, снизошла на того, за кого ты заступаешься, шехина или же в него вонзилось перо Демона?

– Ну, я полагаю… – начал Иосиф Аримафейский слегка раздраженно.

– Мой учитель Маттафия говорил, что никогда не следует предполагать! – оборвал Иосифа Ездра. – Обстоятельство прописано в Законе или не прописано там!

– Твой выдающийся учитель Маттафия наверняка учил тебя также не прерывать говорящего собрата, – парировал Иосиф. – Как я уже говорил, о дереве следует судить по его плодам. Нам не составит труда отличить человека, на которого снизошла шехина, от человека, одержимого Демоном.

Посмотрев сначала направо, потом налево, Иосиф Аримафейский продолжил:

– Мои собратья, присутствующие здесь, разумеется, не сомневаются, что таких людей ни с кем невозможно спутать.

– Весьма спорное утверждение! – воскликнул Ездра, едва заметно улыбаясь и поглаживая бороду. – Разве все наши учителя не говорили нам, что дозволяется, хотя это и очень опасно, призывать шедим для чудесного излечения безнадежных больных? Моего учителя однажды попросили высказаться насчет излечения женщины одним кудесником, призвавшим на помощь шедим. Женщина, страдавшая эпилепсией, излечилась, однако ее муж отказывался вступать с ней в связь до тех пор, пока ее не объявили чистой, а кудесника не признали невиновным…

Анна по-прежнему обмахивался веером, сидя с полузакрытыми глазами.

– …Итак, – подвел итог Ездра, – женщина была объявлена чистой, а кудесник – невиновным, хотя он поступил весьма неосмотрительно. Но в случае, надуманном – только надуман ли он? – моим уважаемым собратом Иосифом Аримафейским, все обстоит по-другому, поскольку нам придется проводить различие между шехиной и последствиями шедима, а для этого мы должны установить, полностью ли соответствуют знаки, отмеченные нами и свидетелями, Божественному замыслу, ибо всемогущий Бог не дарует шехину, не имея на то оснований. Эти знаки…

– Мы не собираемся составлять перечень знаков, необходимых для признания снисхождения шехины, – резко оборвал Ездру Анна. – Я предпочел бы, чтобы наш собрат Иосиф Аримафейский сказал нам, идет ли речь о конкретном человеке.

– Да, – ответил Иосиф, – я имею в виду Иисуса.

По помосту заерзали сандалии, раздались покашливания. Члены Синедриона насторожились.

– Действительно ли ты думаешь, что шехина могла быть ниспослана человеку, прозванному Иисусом Галилеянином? – спросил первосвященник. – Если это правда, что заставляет тебя так думать?

– Он лечит людей и не берет за это денег. Несколько тысяч людей в пяти провинциях и в Иерусалиме верят, что он Мессия.

– Подумать только! – саркастически воскликнул Ездра. – Разве этот Иисус не приходится сыном умершему священнику, Иосифу бен Илии из Вифлеема?

– Конечно, это он, – сказал Годолия. – История его рождения необычна. Его мать, которую доверили заботам Иосифа, почтенного назарея, непонятно как забеременела, будучи незамужней. И Иосифу бен Илии его святейшество, тогдашний первосвященник Симон велел жениться на девице. Иосиф признал ребенка.

– И нас хотят заставить поверить, что предположительно незаконнорожденный человек получил шехину? – воскликнул Ездра, внезапно разволновавшись. Встав, он, красный от негодования, добавил: – Либо я нахожусь во власти сна, либо это тот самый Иисус, который в прошлом году учинил скандал в святом месте, подравшись с торговцами на базаре. Ты о нем думаешь, Иосиф Аримафейский? Если это так, я требую извинений!

– Извинений не будет, Ездра, – заявил Иосиф Аримафейский. – Многие мои собратья, присутствующие здесь, полагают, что базар следует перенести и что все имеют право спрашивать о Законе.

– Вопрос был задан, и мы обязаны на него ответить, – сказал Левий бен Финехая. – Ты, Иосиф, сказал, что он лечит людей и не берет с них денег. Это, – продолжил он, повернувшись к Ездре, – как мне представляется, служит основанием для вопроса Иосифа, независимо от того, что мы услышали о рождении Иисуса, Если мне позволят выразить свое мнение, скажу, что, если человек не врач и не кудесник, лечение больных может рассматриваться как особая власть, дарованная всемогущим Богом.

– Он не кудесник и не врач, – подтвердил Иосиф.

– Мы не видели, чтобы он кого-нибудь вылечил, – сказал Шемая, один из самых молодых членов Синедриона, – а что касается его ремесла, то мы знаем только о точке зрения Иосифа Аримафейского. Конечно, его мнение весомо, но этого недостаточно.

– Все, что свидетельствует о привилегии, дарованной Господом, основано только на слухах, – заметил Анна. – А вот то, что говорит не в его пользу, доказано и хорошо нам известно. Этот Иисус мне представляется опасным возмутителем спокойствия, и я должен обратить внимание присутствующих здесь уважаемых членов Синедриона на несколько фактов, собранных нашим собратом Годолией. Этот человек посещает женщин легкого поведения и незамужних женщин, а среди тех, кто следует за ним, есть по крайней мере один проститут. Более того, он учинил скандалы во многих синагогах страны, особенно это касается Галилеи, и даже однажды захватил синагогу своего родного города, Капернаума, против воли ее раввина. Эти недостойные действия согласуются с тем, как он себя вел в ограде Храма в прошлом году. Иисус был учеником ессеев, которые выгнали его из Кумрана за непокорность. Это, – повысив голос, продолжил Анна, – отнюдь не слухи. Мы получили несколько жалоб от раввинов из разных городов, потому как этот наглый галилеянин дошел до того, что осмеливался открыто призывать к восстанию против нас, против Синедриона, против всей религиозной власти!

– Удивительно! – воскликнул Ездра. – Почему нас об этом не поставили в известность раньше?

– Если кто и должен ставить нас в известность, так это ты, Ездра, – заявил еще один член Синедриона, торговец Никодим бен Вифира.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил побледневший Ездра.

– Но ведь именно ты отвечаешь за наших соглядатаев, Ездра, – ответил Никодим.

Ездра замахал руками, но его остановил Годолия.

– Причина, по которой его превосходительство официально не поставил нас в известность, заключается в том, что он не подозревал, что под влияние Иисуса попадут даже уважаемые члены Синедриона. – И, обращаясь к недовольно поморщившемуся Иосифу Аримафейскому, Годолия добавил: – Знаешь ли ты, что он назвал уважаемых фарисеев из синагоги Капернаума «ходячими трупами»?

– Я этого не знал, но не удивлен, – сказал Иосиф Аримафейский. – Некоторые члены, нашего духовенства действительно ходячие трупы.

– Это оскорбление! – воскликнул Ездра.

– Успокойся! – бросил Левий бен Финехая. – Не далее как на прошлой неделе, Ездра, нам с тобой пришлось рассматривать дело священника, который был уличен в недобросовестности.

– Левий! – с угрозой в голосе прервал его первосвященник.

– Но я не назвал его имени, ваше святейшество! – ответил Левий, едва сдерживая улыбку.

– Так или иначе, этот человек говорит правду, – вступил в разговор Никодим. – Не думаю, что это исключает возможность получения им шехины. Не надо углубляться в Книги, чтобы найти в них слова пророков о развращенности Иерусалима.

– Если подобные провокации будут продолжаться, мне придется уйти, – сказал Ездра.

– Ты не можешь уйти без моего согласия, – напомнил ему Анна.

– «Все звери полевые, все звери лесные! Идите есть!» – начал Шемая.

– «Стражи их слепы все и невежды», – подхватил Никодим.

– Мы не располагаем свидетельствами, необходимыми для подтверждения того, что на этого Иисуса снизошла шехина, – сказал Левий бен Финехая пронзительным голосом, – однако мы можем рассмотреть единственный факт, свидетельствующий в его пользу и связанный с излечением больных, а также обсудить, почему его принимают за Мессию.

– Но это парадокс! – воскликнул Годолия. – Неужели ты думаешь, что человек, о котором нам поведал наш уважаемый собрат, может быть Мессией?

– Все преступления, о которых нам стало известно, сводятся к скандалам, а Иисус отнюдь не первый в нашей истории, кто вызывал скандалы по весомым причинам, при всем моем уважении к нашему собрату, – решительно заявил Левий бен Финехая. – Если строго придерживаться Закона, вопрос, поставленный Иосифом Аримафейским, остается открытым. Этот человек вполне мог получить шехину, и он может быть Мессией. В конце концов, Годолия, ни тебя, ни меня, ни Ездру, ни Иосифа, ни кого-либо другого из нас не принимают за Мессию, несмотря на все уважение, которое к нам питают. И вот появился человек, который считается таковым, и поэтому я полагаю, что наш долг – обсудить вопрос, заданный Иосифом, но без уверток и без оскорблений.

Годолия и Анна посмотрели друг на друга.

– Ну что же, давайте обсудим поставленный вопрос, – сказал Анна, – хотя я считаю довольно легкомысленным обсуждать столь серьезную проблему без предварительной подготовки.

Вифира, один из самых уважаемых докторов Закона, поднял руку.

– Я хочу говорить, – сказал он, не поднимая удивительно крупной головы и ни на кого не глядя.

– Говори же, – разрешил Анна.

– Прежде чем рассмотреть возможность того, является или не является человек по имени Иисус Мессией, я хотел бы напомнить традиционное толкование прихода Мессии, – произнес Вифира торжественным тоном, по-прежнему не поднимая головы, отчего его голос был едва слышен.

Это была его обычная тактика – и весьма эффективная, поскольку она заставляла всех внимательно прислушиваться, ловить каждое слово, сказанное стариком.

– Утверждают, – продолжал он, – что пророки объявили о его приходе. Будто Иезекииль сказал об этом следующее: «В тот день возвращу рог дому Израилеву, и тебе открою уста среди них, и узнают, что Я Господь». Затем Иезекииль описывает поражение всех врагов Израиля. Исайя также заявляет, что Мессия придет в страну после уничтожения язычников. Этого не случилось. Екклесиаст объявляет, что при приходе Мессии Израилю вернется все богатство мира. Этого тоже не произошло. Во Второзаконии сказано: «И он был царь Израиля, когда собирались главы народа вместе с коленами Израилевыми». Этого не только не произошло, но случилось прямо противоположное. Потребуется несколько дней, чтобы выписать из Книг все упоминания о приходе Мессии, и нам придется отпраздновать не одну субботу, прежде чем мы завершим этот список, однако мы не найдем в нем ни одной ссылки, которая соответствует тому, что мы знаем о галилеянине по имени Иисус. Я все сказал.

Иосиф Аримафейский встал, чтобы налить себе воды. Остальные сидели, погрузившись в раздумья.

– Мне хотелось бы вот что отметить, – наконец заговорил Ездра. – Не только ни одно упоминание о Мессии в Книгах не соответствует тому, что связано с человеком по имени Иисус, но, главное, нам сообщили, что он посещает женщин легкого поведения. А ведь Мессия должен быть одновременно царем и первосвященником. Значит ли это, что мы должны ожидать царя и одновременно первосвященника с темным прошлым, который к тому же посещает женщин легкого поведения?

Иосиф Аримафейский вздохнул и прошептал:

– Надеюсь, что не только для тебя, Ездра, но и для всех нас этот Иисус – не Мессия.

– На данный момент, – сказал Никодим, – Иисус является одним из самых выдающихся людей Израиля, признана или нет его мессианская природа.

– Ты серьезно? – скептически бросил Годолия.

– Серьезно. В этом человеке воплотились все надежды на перемены, которых жаждет наша страна.

– Какие перемены? – раздраженно спросил Анна.

– Я не глашатай тех, кто жаждет подобных перемен, – ответил Никодим, – но я знаю, как и многие мои собратья, присутствующие здесь, что в Израиле подспудно зреет недовольство. Иисус вполне мог бы стать вождем грядущего восстания. И тогда самые ученые высказывания на священную тему не помогут восстановить порядок.

– Все это домыслы, – отмахнулся Левий бен Финехая.

– Нет, – возразил Вифира. – Действительно, в стране растет недовольство. Ведь мы не осмелились арестовать Иисуса, когда он разгонял базарных торговцев, из страха, что вспыхнет восстание.

– Мы не хотели, что в ограде Храма возникли беспорядки, вот и все, – возразил Годолия.

– Вы не хотели бунта, в ограде ли Храма или в ином месте, вот и все, – настаивал Никодим.

– Ты говорил о будущем восстании, – вмешался Анна, обращаясь к Никодиму, – но ты знаешь, что в сложившейся обстановке оно закончится кровавой бойней.

– Его святейшество прав, – заговорил Никодим слегка насмешливым тоном, – но если бы все разделяли это мнение, одно восстание положило бы конец всем восстаниям и всем замыслам поднять восстание.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Анна.

– Что, похоже, в римском владычестве далеко не все разочаровались, – ответил Никодим.

– Значит, в Израиле много безумцев, – заметил Анна.

– В Израиле много отчаявшихся, – возразил Никодим.

Вифира покачал головой.

– И отчаявшиеся пойдут за Иисусом? – спросил Ездра.

– За ним или за кем-либо другим, – сказал Никодим.

– Что же ты предлагаешь? – спросил Анна у Никодима.

– Мы должны трезво оценить сложившуюся ситуацию, – ответил Никодим.

– Это дело римлян, – сказал Анна. – Мы держим в своих руках власть религиозную. Мы можем лишь решить, Мессия или нет этот Иисус и нарушает он Закон или нет.

– Иосиф поступил весьма осмотрительно, созвав нас, – заметил Вифира.

– Так нарушает этот Иисус Закон или нет? – спросил Ездра.

– Нет, насколько нам известно, – откликнулся Годолия.

– А все эти слухи, будто бы он Мессия?

– Нам ни разу не донесли, что он называет себя Мессией. Напротив, он, похоже, недоволен, что его считают таковым. Эту басню сочинил один бывший ессей, Иоканаан. Его бросили в тюрьму, но слухи по-прежнему ходят.

– Кто их распространяет? – спросил Вифира.

– Народ, вне всякого сомнения, подстрекаемый учениками Иисуса, – ответил Годолия.

– Ну что же, пусть охрана Храма арестует их. Это в нашей власти! Годолия пожал плечами, и Вифира улыбнулся.

– Не думаю, что мы поступим мудро, – сказал Анна. – В тот же час, как мы арестуем одного из учеников, это движение приобретет новый размах. И какой приговор мы сможем вынести этому человеку? Разумеется, не смертный. Мы даже не сможем заточить его в тюрьму, поскольку мы не можем вынести приговор человеку за то, что он верит в Мессию, и даже за то, что он верит, будто бы Иисус – Мессия.

– В таком случае надо было бы заточить в тюрьму всех докторов Закона, – сказал Иосиф Аримафейский.

– Так или иначе, у нас даже нет власти вынести кому-либо смертный приговор, по крайней мере без согласия римлян, – заметил Вифира.

– У нас есть такая власть! – возразил Ездра.

– Это фикция! – воскликнул Вифира. – И мы должны отдавать себе в этом отчет.

– Значит, только благодаря инициативе Иосифа Аримафейского мы были поставлены в известность о сложившейся ситуации, которую можно охарактеризовать несколькими словами: мы отданы на милость возмутителя спокойствия из Галилеи! – сказал Ездра.

Анна заерзал на скамье, словно тщетно пытался найти более удобное положение.

– Я был бы счастлив, если бы вы правильно понимали создавшуюся ситуацию, – заговорил он, обмахиваясь веером. – Прежде чем объявить наше собрание закрытым, я выскажу свое мнение по этому поводу. Так вот, я отвергаю возможность того, что на Иисуса снизошла шехина и что он Мессия. На самом деле он враг. Должны ли мы голосовать по этому пункту?

– Это заседание неофициальное, – сказал Годолия. – Невозможно немедленно созвать секретарей.

– Мы не можем голосовать по вопросу, в котором не разобрались, – напомнил Вифира. – Даже несмотря на мнение первосвященника. К тому же у нас ведь нет донесения охраны. Синедрион не может голосовать при погашенных свечах.

– Так или иначе, – сказал Годолия, – Вифира объяснил нам, что появление Иисуса не соответствует условиям появления Мессии, по крайней мере не согласуется с утверждениями пророков.

– Однако я не сказал, что у Господа не может быть потаенных замыслов, – заметил Вифира.

– Вопрос Иосифа по-прежнему остается без ответа. Мы не знаем, снизошла или нет на этого человека шехина и является он Мессией или нет. Но он мог бы быть Мессией.

– Мог ли он быть Мессией Израиля и не быть Мессией Аарона и наоборот? – спросил у Вифиры Иосиф Аримафейский.

– Это возможно, но маловероятно.

– А если бы он был таковым? – с неожиданным раздражением заговорил Анна. – Что тогда мы должны были бы делать? Прошу вас, подумайте о последствиях: мне придется идти к Иисусу и передавать ему верховную власть над Храмом и всеми религиозными учреждениями страны. Неужели вы думаете, что Ирод и Понтий Пилат будут бесстрастно наблюдать за этой неслыханной передачей власти? Неужели в Риме настолько глупы, что, получив донесения, не поймут, что все это приведет к объединению пяти провинций под властью иудеев и лишению этнархов, тетрархов проконсулов и прочих власти, делегированной им императором? Неужели вы думаете, что найдется хотя бы один подросток, не понимающий, что это означает конец правления Рима? И неужели никто из вас не понимает, что это будет равносильно объявлению войны и все, что осталось у нас от иудейского наследия, за несколько дней будет уничтожено римскими легионерами? Не считаете же вы, что я в припадке безумия передам свой престол Иисусу и тем самым объявлю о конце Израиля? Неужели это предлагаете вы, столь умудренные опытом люди? Отвечайте!

Анна стал пунцовым, но он больше не обмахивался веером. Мужчины в расцвете лет и убеленные сединой старики, образованные, влиятельные, скептически настроенные, союзники и враги Анны были охвачены страхом. Значит, Анна уже давно обдумывал ситуацию, возникшую в результате действий Иисуса, и ясно понимал, к чему это может привести. Даже те, кто ненавидел первосвященника, преклонялись перед его проницательным умом. Анна, несомненно, был достоин занимать пост первосвященника, главенствующего в Синедрионе и Храме, и определять судьбы своего народа.

– Ваше святейшество прав, – сказал Никодим, – совершенно прав, но…

– Что но?

– Я не могу не думать о том, что рано или поздно вспыхнет конфликт.

Иосиф Аримафейский удрученно посмотрел на Никодима.

Вифира поправил складки своего платья.

Ездра несколько раз провел рукой по голове.

– Ты встречался с этим человеком, Никодим. Да, я знаю, ты с ним встречался. Сейчас не время для упреков или порицании. Какое у тебя сложилось о нем мнение?

– Я не знаю, снизошла ли на него шехина и Мессия ли он, – задумчиво произнес Никодим. – Все, что я могу сказать, так это то, что он обладает некой властью. И я должен официально заявить, что, кто бы из вас что ни думал, он не хочет становиться главой Синедриона. Он не хочет занимать твой престол. Он даже этому противится. Он хочет изменить… все!

– Что значит – все? – спросил Анна.

– Как мне представляется, хотя, возможно, я его неправильно понял, он хочет изменить людей изнутри. Однако я не могу говорить от его имени. Будет лучше, если вы сами его расспросите о том, чего он хочет. Но вот в чем я уверен: его желание настолько сильное, что в тот день, когда он натолкнется на стену, оно придаст ему силу десяти тысяч таранов!

– Давайте предложим ему должность в Храме, – заговорил Иоасар, доктор, который до сих пор хранил молчание. – Например, пусть он отвечает за переустройство базара.

– Да, конечно! Давайте пустим лисицу в курятник! – насмешливо откликнулся Годолия.

– Он никогда не согласится занять должность в Храме, – сказал Никодим.

– Это неизбежно, – прошептал Анна, но все услышали его слова. – Нам следует как можно быстрее избавиться от него. Если мы этого не сделаем, нас ждут серьезные неприятности.

Иосиф Аримафейский вздрогнул.

– Подразумеваешь ли ты под этим, что его следует убить? – спросил он.

– Нет. Мы должны устроить над ним публичный суд и уничтожить его власть. Мы должны арестовать его и судить.

– Есть вероятность того, что, когда мы соберемся на судебное заседание, мы не сможем прийти к единому мнению, – спокойно сказал Левий бен Финехая.

– Здесь достаточно ответственных людей, которые понимают, что надо делать, чтобы спасти Израиль, – заявил Анна.

После этих слов первосвященник резко встал. Его сухой силуэт возвышался над членами Синедриона, сидевшими на помосте.

– Ты с нами, Иоханан? Да! Ты с нами, Анания? Да! Ты с нами, Иоасар? Да! А ты, Ездра? Да! И ты, Измаил, ты с нами! Аты, Симон? Нет, ты не с нами! А ты, Гамалиил? Да! Ты тоже, Саул! А ты, Левий бен Ханания? Да… – с жаром вопрошал Анна.

Когда Анна закончил задавать вопросы, стало ясно, что большинство собравшихся поддержали его. Только шесть членов Синедриона не хотели судить Иисуса. Первосвященник сел, поджав губы.

Иосиф Аримафейский покачал головой и прошептал, выходя:

– И все же, когда начнется это зловещее заседание, может оказаться, что мы судим Мессию.

Теперь Иосиф чувствовал себя еще хуже, чем когда шел на заседание Синедриона. Сирийский торговец покупал на базаре я ненка. Он расплачивался серебряными монетами. Одна из монет упала и покатилась по плитам к ногам Иосифа. Сияло солнце, и монета сверкала в его лучах. Продавец и сириец ждали, что Иосиф нагнется и подаст им монету. Но Иосиф ударил по монете мыском сандалии. Она покатилась к ногам торговца. Иосиф спустился по лестнице от Жертвенных ворот. Он был преисполнен гнева, стыда страха и горечи. Сзади раздался чей-то крик, но Иосиф даже не обернулся. Затем звук быстрых шагов стал приближаться, и Иосиф увидел перекошенное от негодования лицо Никодима.

Мужчины шли молча.

– Даже молитва не успокоит меня, – прошептал наконец Никодим.

– Да разве сейчас у кого-нибудь есть желание молиться? – откликнулся Иосиф.