По пути с Крита в Финикию они попали в бурю. Начался один из тех приступов неистового гнева стихии, которые бывалые мореплаватели чаще ассоциируют с гиперборейскими морями, а не со Средиземным морем. Тогда Мать цивилизаций с дикой яростью набрасывается на эти берега, где возвышается слишком много храмов, посвященных иным божествам, и где философы забыли о непредсказуемости природы, которую она воплощает. Финикийская трирема взбиралась на пенящиеся гребни только для того, чтобы затем стремительно опуститься в бездну, похожую на мраморную плиту, испачканную плевками. Грот-мачта давно сломалась. Даже речи не шло о том, чтобы грести с третьей палубы, равно как и с первой. Собравшись под мостиком, гребцы молили о спасении всех богов, которые осыпали их презрительными насмешками. А в это время пассажиры, находившиеся на средней палубе, – человек пять торговцев и состоятельный путешественник – судорожно цеплялись за выступающие углы арматуры, снасти, вертлюги, чтобы хоть как-то противостоять и боковой, и килевой качке, а также умопомрачительным беспорядочным движениям кормы, когда она уходила под толщу воды, под которой скрывался – о парадокс! – сущий ад. В противном случае они превратились бы в насквозь промокшие мешки, катающиеся по рвотной массе и соленой воде, переваливаясь со спины на живот, чтобы в очередной раз увидеть испуганных крыс, затаившихся между бочонками с сельдью или мешками с сушеным виноградом.

Казалось, вся трирема пропиталась зловонием, поскольку тела, охваченные тревогой, сильно потели. Иисус, цепляясь за снасти, выбрался на палубу, чтобы лицом к лицу встретиться с холодной яростью бушующего моря. Он размотал трос длиной в шесть локтей, привязал один конец к стойке мачты, а другим обмотал свою талию, оставив свободным достаточно длинный кусок, который волочился за ним, словно мертвая змея. Он еще не закончил, когда огромная волна всей своей массой обрушилась на него. Иисуса сбило с ног и тут же перевернуло на другой бок. Иисус улыбнулся. Однако он не питал никаких иллюзий: корабль мог затонуть в любой момент. Но страх в беде не помощник.

Мокрый, продрогший до мозга костей, Иисус крепко держался за поручень. Когда трирема опустилась в пучину между двух крутых валов, он спокойно взглянул на этот вход в царство смерти.

«Если бы жизнь была такой же простой!» – с горечью успел подумать Иисус, прежде чем морская пена хлестнула ему в лицо.

Неистово бушевавшее море было настоящей крестильной купелью. Оно смывало воспоминания о компромиссах и унижениях, о развращенных священниках и честных проститутках, о больных детях и постоянно стонущих стариках, о заблуждающихся философах, о слишком больших для настоящих богов храмах и слишком маленьких для этого мира богах. Иисус посетил Египет и Каппадокию, Византию и Ктесифон, земли массагетов и сарматов. Он купался в реке возле Харакса и в море недалеко от Барбарикона, видел пирамиды и храмы, раскрашенные всеми цветами радуги, но везде встречал лишь животный страх перед неизбежной смертью, плотский голод и неутолимую жажду обогащения. Нигде его душа – но знали ли собеседники Иисуса, что такое душа? – не вознеслась высоко. По убеждению так называемого цивилизованного мира, человек либо был обречен на растерзание вечностью, то есть на уничтожение, либо получал доступ на Олимп или иную подобную гору, иначе говоря, попадал в трактир, совмещенный с публичным домом, где он веселился в обществе богов-буянов и богинь-блудниц. Что же касается иудеев… И снова соленый водопад с ревом обрушился на Иисуса, и трос, закрепленный у него на поясе, размотался почти полностью. Иисус отдышался и прокашлялся. Да, иудеи. Они едва не обуздали страх. Они чуть было не полюбили своего Бога. Но, как и другие народы, выживать которым помогали одни лишь заклинания злых духов, жертвоприношения и проклятия, эти целебные компрессы, накладываемые на умы, кровоточившие страхом, иудеи в конце концов сдались на милость страха! Иегова не мог больше быть отцом. Он превратился в безжалостного надсмотрщика, живо интересовавшегося, что делают его создания на земле. Ниспосланные им наказания и награды всегда были истинно земными. Во всяком случае, так говорилось в Книгах. Когда Иегова был недоволен своим народом, он разрушал его города и уничтожал его стада. Когда же народ во всем угождал Иегове, он восстанавливал те же самые города и даровал обильный урожай и тучные стада. Иегова существовал лишь как проявление его настроения в материальном мире. Но это было чревато страшной опасностью, поскольку на земле слишком часто случались катастрофические бедствия и вспыхивали серьезные эпидемии, не имевшие ничего общего с Божественной волей. И как тогда объяснить то, что невинные дети страдали тяжелыми недугами, а бессовестные мошенники богатели и буквально лучились здоровьем? А Ирод Великий, мирно скончавшийся в собственной постели, после того как истребил столько ни в чем не повинных людей? И на протяжении всего этого времени иудеи упорно верили, что малейшее отклонение от субботнего ритуала навлечет на их жилища непоправимую беду…

Неожиданно в разрывах туч появился кусочек голубого неба. По-прежнему дул сильный ветер, но море начало понемногу успокаиваться. Через час гребцы третьей палубы уже вновь могли бороздить веслами водную гладь. Солнце и ветер высушили палубу и одежду гребцов. Несмотря на неразбериху, возникшую на палубе из-за сломанной грот-мачты и спутавшихся снастей, капитану удалось поднять парус на фок-мачте, который тут же надулся, как женская грудь, полная молока. На золотистом от лучей заходящего солнца горизонте показался финикийский берег. Иисус развязал трос, соединявший его со сломанной мачтой, и попытался высушить на ветру одежду и волосы, стоя на носу триремы. Через час все было совершенно сухим. Незадолго до наступления ночи корабль стал на рейд Птолемаиды.

Не обращая внимания на платье, непрерывно хлопавшее по телу под сильными порывами ветра Востока, Иисус вспоминал о разговоре с египетским жрецом в заброшенном и почти пустом Гелио поле, расположенном в нескольких тысячах локтей от берегов Нила. Это был очень старый жрец, один из последних почитателей культа Ра, грустный, щедрый и веротерпимый человек. Почему египетская религия пришла в упадок, особенно после захвата Египта римлянами, и почему никто не пытается ее возродить?

– Боги тоже умирают, сын мой, – сказал на это жрец. – По крайней мере, они умирают в нас. Когда боги завершают земную миссию, они возвращаются к своим небесным престолам. Много столетий назад жрецы наших богов наблюдали, как с северной галереи пирамиды Хеопса душа фараона устремилась к звезде Тубан. Больше никто ничего подобного не видел. Никто не задавался вопросом, добралась ли эта великая душа до небесного дворца Осириса, так как больше никто не верит в Осириса. Конечно, никто об этом открыто не говорит, поскольку великие тайны, даже если они очевидны, всегда скрыты завесой молчания. Однако правда заключается в том, что мы, смертные, создаем бессмертных. Но не стоит заблуждаться. Бессмертные не являются всего лишь результатом нашего воображения. Они такие же реальные существа, как и мы, создавшие их, а поскольку мы больше не в состоянии жить без них, то и у них нет причин существовать без нас.

Они представляют собой эманацию нашей души, то есть Ка, – настойчиво развивал свою мысль жрец, – поскольку Ка не является живым существом, даже таким, как тушканчик. Он, прожив пусть всего лишь несколько недель, не торжествует над смертью, следовательно, над антагонистической силой, иными словами, над богами тушканчиков. Образ бога создают целые поколения тушканчиков. Но человек коренным образом отличается от тушканчиков: он умеет мечтать. И тогда его охватывает непонятное беспокойство и он не в состоянии усидеть на одном месте. Он устает от старых богов и создает себе новых…

Старик перевел дыхание и принялся созерцать пустыню, розовую от расправленных крылышек мириад саранчи, которая прилетела сюда прошлой ночью и, безусловно, внесла разнообразие в обычный рацион тушканчиков.

– Вот ты спрашивал меня, почему никто не захотел возроди нашу веру. Ответ очень прост. Чтобы возродить веру, надо ее и нить. Значит, пришлось бы изменить и обычаи, и ритуалы. Бога и могущественные, те, кто нами правил до тех пор, пока был править, воспротивились этому, поскольку замена старого порядка на новый неизбежно влечет за собой смену правителей. Разумеется, бедняки только приветствовали бы подобные изменения, но они не сумели поднять бунт против богачей. Теперь в Гелиополе нет ни богатых, ни бедных. Здесь почти никого не осталось. И вера умерла.

Взгляд старика рассеянно блуждал по наполовину занесенным песком, выцветшим и изъеденным ветром стенам, рухнувшим пилястрам и капителям в форме лотоса. Наконец старик продолжил:

– Ты иудей. Иудеи произошли от нас. Вашим первым царем был египтянин. Его звали Моисеем. Он ушел, не смирясь с тем, что наше духовенство погрязло в разврате. А путешественники, которые иногда заглядывают сюда, рассказывали мне, что ваша вера тоже постепенно умирает. Я хочу тебя предупредить, что, если однажды ты решишь изменить вашу веру, твоими главными врагами станут богачи, поскольку это неизбежно создаст для них угрозу потери богатства и могущества.

Поучения жреца звучали в ушах Иисуса и сейчас, когда финикийский берег становился все ближе. «Боги тоже умирают… Богатые и могущественные упорно противятся изменениям… Твоими главными врагами станут богачи…» Иными словами, Иисусу суждено столкнуться с фарисеями, саддукеями, со всем высокопоставленным духовенством Иерусалима, если он попытается изменить хоть что-нибудь. Да, ему уже доводилось вступать в ожесточенные споры с ессеями. Но умер ли Иегова? Или только бьется в предсмертной агонии? В этом ли кроется причина, по которой Иегова не призывает к себе пророков? Пойдут ли иудеи по стопам египтян?

Капитан приказал матросам спустить несколько парусов, а гребцам первой и второй палубы сильнее налечь на весла. Пассажиры, оправившиеся от страха, теперь стояли, беспечно облокотившись на поручни.

Нет, Иегова не умер! Иегова не мог умереть!

Иисус внимательно посмотрел на пассажиров, которые, пытаясь восстановить спокойствие своих мелких душонок, жадно пили из бурдюков дважды перебродившее вино. Встанут ли они на его сторону? Нет, все они были торговцами, а торговцы больше всего на свете ненавидят беспорядок.

При высадке Иисуса окутали ароматы родного края – ведь он находился всего в нескольких тысячах локтей от Галилеи. Из маленьких трактирчиков, расположенных вдоль побережья, исходили запахи теплого хлеба с кунжутом, острого сыра, политого оливковым маслом и приправленного чесноком, жаркого, посыпанного кориандром, и жареного ягненка, сдобренного мятой. Иисус понял что наступила Пасха. Конечно, его сейчас недоставало матери И Иоканаану тоже. Но у Иисуса не было времени съездить в Вифлеем, чтобы провести там праздник с Марией, Пустом и другими близкими людьми. По правде говоря, время для него бежало стремительно. Для него? Почему? Иисус не раз спрашивал себя, в чем кроется причина такой спешки.

Иисус провел Пасху в одиночестве, следуя в Капернаум. Вся его еда состояла из хлеба и лука. Он вошел в город в сумерках и сразу же направился к своему ученику Илии. Плотник жил в том же доме, что и прежде. Едва он вернулся из мастерской, как услышал стук в дверь. Илия несколько минут рассматривал улыбающегося человека, который стоял на пороге, потом его лицо просветлело и он радостно распахнул объятия.

– Где ты был? Где же ты был? – повторял Илия, крепко обнимая гостя с волнением, граничившим с растерянностью.

Не дав Иисусу времени опомниться, он потащил его в дом, созывая домочадцев – мужчин, женщин, детей. На зов Илии сбежалась целая толпа. Лица у всех сияли. Сразу же согрели воду. Иисуса раздели и отдали грязную одежду женщинам, которые немедленно принялись ее стирать. Иисус надел чистую одежду и новые сандалии.

Илия располнел, его жена тоже. Пятеро ребятишек, с любопытством смотревших на гостя, выглядели веселыми и довольными. Илия и его домочадцы все время суетились, так что было не до разговоров. Наконец стол был накрыт. Подали мясной суп с пшеничными зернами, сыр, салат, хлеб и мед. Вино имело приятный вкус и аромат.

– Учитель, учитель, где же ты был? – то и дело повторял Илия.

– Далеко, – наконец ответил Иисус. – В Понте, Египте, Македонии…

– Учитель, нам так не хватало тебя!

– Почему ты зовешь меня учителем? Я ведь больше не твои учитель!

– Ты рожден быть учителем, – твердо сказал Илия.

– А почему вам меня не хватало?

Илия замер, устремив взгляд куда-то вдаль.

– Капернаум очень изменился… – сказал он. – Я хорошо зарабатываю. У меня пятеро детей. Моя жена – чистое золото. Меня все уважают. Но мне грустно.

Илия отпил глоток вина из кубка, сделанного из голубого сирийского стекла. Дела у хозяина дома, судя по всему, действительно шли хорошо. Иисусу подали такой же кубок. Иисус узнал крепкое антиохийское вино, непрозрачное на свет.

– Однажды я навестил Зибеона. Ведь ты помнишь Зибеона, самого молодого из своих учеников? Он работает в Кане, – продолжал Илия, вытирая рот вышитой салфеткой из родосского льна.

Иисус заметил, что поданная ему салфетка отличается более богатой вышивкой.

– У него много заказчиков. Он занимается изготовлением инкрустированной мебели. Черное дерево, инкрустированное слоновой костью. Кедр, инкрустированный серебром или медью… Заказчики отовсюду направляют ему свои просьбы, договариваются за полгода, за год. Прокуратор Граций помог Зибеону разбогатеть одними только заказами на стулья. Но и Зибеон грустит. «Кто мы? – вопрошает он. – Торговцы! Неужели мы стали народом торговцев? Тогда почему мы продолжаем читать Книги? Чтобы наша горечь не исчезла? Если бы среди нас был Иисус, он укрепил бы наш дух». Тебя не хватало и Зибеону. Даже люди, незнакомые с тобой, могли бы сказать то же самое. Не было и дня, чтобы я не думал о твоем отце Иосифе и о тебе. Если ты спросишь у моей жены, она подтвердит, что так оно и есть.

Иисус ничего не ответил. Но когда ужин подошел к концу, он тихо спросил:

– Чего ты ждешь от меня? А, Зибеон? И чего могут ждать от меня другие?

Илия низко опустил голову и ответил, что ему не хватает справедливых слов.

– У вас есть раввины, – возразил Иисус. – И у вас есть Книги.

– Раввины, – буркнул Илия. – Нет, раввины…

И он покачал головой.

– Книги… Читать Книги в одиночку… Ты понимаешь, что я хочу сказать?… Учитель, ты заставляешь меня страдать!

– Неужели, когда я прошу тебя быть со мной откровенным, я заставляю тебя страдать?

– Мы погибаем! Нам необходим учитель, чтобы выпутаться из положения, в которое мы попали!

– И ты считаешь меня таким учителем. Но я не зелот, как тебе хорошо известно.

– Да нет же! – запротестовал Илия. – Я и не думаю о зелотах. Могу заверить тебя, что ни я, ни, тем более, Зибеон никогда не мечтали о вожде-зелоте. Учитель, – устало продолжил Илия, – нам нужен учитель, который вывел бы нас из тьмы. Через одно-два поколения мы окончательно превратимся в клиентов и приспешников римлян. Почему ты делаешь вид, будто ничего не понимаешь?

– И я должен вывести вас из тьмы! – пробормотал Иисус, словно обращаясь к самому себе.

– Учитель, я же сказал тебе… Я тебя не видел долгих восемь лет. В то время ты был подростком и едва начал превращаться в молодого человека, но ты уже тогда внушал к себе уважение. Ты уже тогда имел власть над людьми. Сейчас твоя власть упрочилась. Я это сразу почувствовал, едва увидев тебя. Извини меня за прямоту, но ты больше не можешь эту власть использовать по своему усмотрению. Она и наше достояние, поскольку ты один из нас, ведь дерево принадлежит всему лесу… Понимаешь?

Немного погодя Илия продолжил, как бы не обращаясь к присутствующим:

– Так больше не может продолжаться… Нам нужен Мессия!

– Мессия! – с удивлением воскликнул Иисус.

– Да, Мессия! И кто посмеет утверждать, что ты не Мессия?!

– Этак мы далеко зайдем, – сказал Иисус, опорожнив свои кубок.

– Разве ты не принадлежишь к Давидову колену?

– Я устал и хочу спать, – ответил Иисус.

Но спал Иисус беспокойно.

Утром Иисусу принесли его выстиранную одежду и новые сандалии, поскольку старые развалились.

– Перед тобой лежит длинная дорога, – стараясь не показывать своей заинтересованности, сказал Илия. – Куда ты направишься?

Действительно, куда? Иисус потерял путеводную нить. Сначала он попытается найти Иоканаана. Тот, конечно, в Галилее. Но че он занимается?

После шумного, немного суетливого, но сердечного прощания с семейством Илии Иисус с радостью остался в одиночестве. Он был доволен, что теперь ему не приходилось останавливаться то тут, то там чтобы заработать на хлеб и ночлег. Путешествуя, он скопил достаточно денег и поэтому не нуждался в чьей-либо помощи.

«Значит, есть по крайней мере несколько недовольных существующим порядком иудеев», – думал Иисус, шагая по дорогам Галилеи.

Однако Иисус не мог понять истинной причины их недовольства. Римское господство? Но тут все были бессильны. Развращенное духовенство? На первый взгляд, с этим тоже нельзя было ничего поделать. Невозможно в одночасье поменять духовенство, которое в сложившихся условиях было вынуждено идти на компромисс с Иродом Антипой и Римом. Недовольные иудеи ждали прихода Мессии. Наивные надежды! Появившись ниоткуда, Мессия, осиянный Божественной и царской славой, славой Мессии Аарона и Мессии Израиля, разрешит проблемы, с которыми сами иудеи не в состоянии справиться!

Иудеи были готовы видеть Мессию в любом человеке, например в Иисусе! Путешествуя, Иисус понял, что ни в одной другой стране не было столь благоприятной для появления Мессий почвы, как в Палестине. Досифай, Аполлоний, затем человек, которого звали Симоном и с которым он еще не встречался… Иисус ничего не слышал о Мессии ни на Кипре, ни в Бактриане, ни в Александрии, ни в Понте. Конечно, Аполлоний проповедовал не во всей Палестине, а только в Антиохии, городе, где иудеев было больше, чем в самом Иерусалиме. Нет иудеев – нет Мессии!

Иисуса смущало предположение, что Мессия должен был появиться ради спасения только иудеев. А как же другие? Парфяне, вифинийцы, киликийцы, сирийцы? Они что, не нуждаются в помощи? А ведь были еще гиперборейцы, галлы, набатеи, оски, гала-ты, кельтиберы, иллирийцы, армяне, киренийцы, мезы, скордиски, далматинцы, норики, реты! Или их всех и так озаряет Божественный свет и они не нуждаются в Мессии? Или же все они жалкие людишки? Или они лишены счастья лицезреть Мессию, поскольку вовсе не думали о нем, не ждали его прихода?

Следовало признать очевидное: иудеи не ждали появления даже пророка. Нет, на этот раз они хотели, чтобы к ним непременно явился посланник самого Бога. Посланник, который одним взмахом руки положил бы конец миру, лишив его дневного света!

«Как это легко! – думал Иисус – Когда ничего не ладится, надо просто положить конец всему!»

И поэтому ессеи усердно перегоняли хмельной сок иудейского нетерпения. Как иудеи не думали об остальном мире, так и ессеи не заботились о других иудеях! Они ожидали конца света только для самих себя! Иисус считал такую точку зрения нелепой.

Миновав Архелаиду, Иисус принялся расспрашивать встречавшихся ему людей, не слышали ли они об отшельнике по имени Йоканаан. Ему рассказывали о терапевте, крестьянине, раввине, каждый из которых тоже носил имя Иоканаан. Некоторые слышали о каком-то отшельнике, но не знали, где он обитает.

И только в Иерихоне Иисусу удалось получить точные сведения.

– Ессеи, – пробормотал беззубый торговец листьями руты. – Час ходьбы по левому берегу.

Иисус удивился – на левом берегу не было ни деревни, ни даже поселения. Торговец пояснил, что этот отшельник живет, как и все прочие отшельники, в пустыне. Он говорил резким тоном, сверля Иисуса осуждающим и одновременно насмешливым взглядом.

– Зачем тебе нужен ессей? – спросил торговец, жуя листья руты и, как показалось Иисусу, кусочки мухомора. – Ты тоже хочешь окреститься?

– Окреститься? – переспросил ошарашенный Иисус.

– Да, окреститься. Лить воду на голову, читая молитвы. Зачем тебе нужен ессей, если ты не хочешь окреститься? Все, что он умеет делать, – так это окунать людей в Иордан по самую макушку и предвещать конец света, А когда у него заканчиваются силы, он принимается проклинать Ирода и священников.

Торговец плюнул и захихикал. Иисус распрощался с торговцем и быстро зашагал, намереваясь прибыть на место до наступления сильной жары. Свернув с проторенной дороги, он добрался до цели, ориентируясь по ослиному помету и следам копыт.

На берегу Иордана стояло два-три десятка людей. Некоторые из них приподняли подолы одежд, собираясь раздеться. Все они пристально смотрели на людей, уже находившихся в воде. Заметить Иоканаана было нетрудно. Он лил воду из чаши на головы купальщиков. Один из окрестившихся вышел из воды. Он был совершенно голым. За ним последовал второй. Несколько человек, стоявших на берегу, разделись и вошли в реку. Иисус спрашивал себя: каждое ли утро эти люди приходят сюда, чтобы смыть земные грехи? В конце концов в воде не осталось ни одного человека, и Иоканаан направился к берегу. Едва он уцепился костлявой рукой за тростник, чтобы было легче выбраться на сушу, как увидел Иисуса. Иоканаан остолбенел, стоя одной ногой в воде, он не сводил глаз с Иисуса. Потом он воскликнул:

– Господи! Вот твой посланец!

Звонкий голос завибрировал в теплом воздухе и достиг верхушек пальм, которые томно раскачивались на ветру, словно изнеженные женщины. Растревоженные голуби сорвались с насиженных мест и стремительно взмыли ввысь. Окрещенные вытаращили глаза от изумления.

– Времена готовы разродиться переменами, – сказал Иоканаан, когда Иисус помогал ему выйти на твердую землю. – Ты вернулся.

– Господь с тобой, – молвил в ответ Иисус.

Красивого молодого человека больше не существовало. Глаза потускнели, щеки впали. Светлая кожа превратилась в темную шкуру, блестевшую на выступающих скулах, а ребра, казалось, вот-вот проткнут туловище. Некогда шелковые, а теперь выцветшие и ломкие волосы беспорядочно свисали на ключицы и лопатки. В довершение всего мокрая борода придавала бывшему ессею вид сумасшедшего. Голод? Новые окрещенные приносили своему благодетелю еду. Иоканаан просто не мог испытывать чувства голода! Экстаз! Да, Иисус тоже впадал в экстаз.

Но фиолетовые снаружи и карминно-красные внутри губы, лихорадочно горящие глаза и изящество умирающего ребенка творили новую красоту.

– Я ждал тебя, чтобы смыть свои грехи, – сказал Иоканаан, расчесывая волосы пальцами. – Купай, купальщик! Очищай, чистильщик!

Кто я такой, чтобы смывать твои грехи? – ответил Иисус. – Здесь ты окрещаешь!

– Я?! – негодующе вскрикнул Иоканаан. – Я меньше саранчи, спрятавшейся в траве, меньше соловья, прославляющего рассвет, сидя на ветвях, отяжелевших от ночного мрака, меньше тушканчика, ищущего тень в пустыне! Я мертвое дерево, ставшее полым, плод смоковницы, с каждым днем все более сморщивающийся под палящим солнцем, хребет ласточки, продуваемый ветром… Кто из людей может сказать, что он безгрешен? Умоляю, окрести меня!

– У каждого своя задача, – продолжал настаивать Иисус, – Ягнята не ведут за собой стадо, а плоды не дают цветов. Это ты должен меня окрестить.

Иоканаан закрыл глаза и запрокинул голову. Его мышцы трепыхались, словно рыбы под толщей воды.

– Я твой служитель, – бормотал Иоканаан.

Иисус разделся и вошел в Иордан по пояс. Иоканаан, стоя напротив, набрал в чашу воды и медленно вылил ее Иисусу на голову.

– Омывают ли птиц небесных? Или лилии полевые? – бормотал Иоканаан, позабыв все ритуальные слова. – Но я должен подчиняться моему учителю.

«Он сейчас впадет в транс», – подумал Иисус, увидев, что Иоканаан пошатнулся.

Иисус поспешно подхватил Иоканаана и вытащил его на берег. Несколько мужчин, которые, как показалось Иисусу, не собирались окрещаться, взяли Иоканаана под руки и усадили в тени.

«Ученики», – решил Иисус, обтирая тело ладонями, перед тем как одеться.

Значит, у Иоканаана были ученики. Двенадцать учеников. По обраау и подобию Совета Кумрана. Вскоре Иоканаан пришел в себя. Иисус сел рядом с ним.

– Времена готовы разродиться переменами, – повторил Иоканаан сказанное ранее. – Вот он, посланец Господа!

Иисус сохранял невозмутимое спокойствие. Он не собирался возражать, настаивать, что вовсе не посланец Господа. Разве каждый человек по-своему не уникален? Но зачем спорить с Иокана-аном? Судя по всему, отшельник уже давно покинул реальный мир и переселился в мир видений и иллюзий.

– Ты Мессия? – спросил один из учеников Иоканаана, обращаясь к Иисусу.

– Разве кто-нибудь может на рассвете сказать, что Солнце будет сиять и в сумерках? – ответил Иисус.

– Знаешь ли ты, когда взойдет Солнце?

– Если Господь захочет, он может помешать Солнцу взойти, ведь Он уже однажды остановил его бег по небесному своду.

– Его зовут Иешуа, – объяснил тот же ученик Иоканаана своим спутникам.

– Когда мы жили в Кумране, – вступил в разговор Иоканаан, – мои глаза ничего не видели. Ты же видел свет Господа, когда я бро-в потемках. Вдохновленный твоим примером, я пришел сюда. Я почти выполнил свою задачу.

Иоканаан запрокинул голову. Иисусу показалось, что кадык вот-вот прорвет кожу на шее.

– Ни одна задача не может считаться выполненной, пока слово Иеговы не будет услышано на всей земле, – заметил Иисус – Все мы должны ждать рассвета Господа.

– И тогда придет Мессия, – прошептал Иоканаан, но Иисус не захотел поддерживать эту тему разговора.

Немного помолчав, Иоканаан спросил:

– Где же ты был все эти годы?

– Я изучал иллюзии мира.

– А стоило ли? Разве ты заранее не знал, что это иллюзии?

– Знал ли я? Как я мог знать? Да и узнал ли наверняка? – возразил Иисус.

Иисус не хотел, чтобы при первой же встрече с Иоканааном между ними вспыхнул конфликт, но экзальтированное отношение родственника к нему вызывало у Иисуса чувство досады. Если бы Иоканаан тоже путешествовал по миру, он был бы более сдержан в своих прогнозах относительно прихода Мессии. Иоканаан покинул Кумран лишь физически. Душой он так и оставался ессеем. Он по-прежнему ждал конца света, следовательно, и прихода Мессии. Один из учеников, заметив, что Иисус осуждающе смотрел на Иоканаана, у которого из-под лоскута, опоясывающего тело, виднелись гениталии, протянул учителю свою коричневую накидку из верблюжьей шкуры. Иоканаан встал и набросил на плечи накидку, мешком повисшую на его костлявом теле.

– Прошу тебя, раздели с нами трапезу, – обратился к Иисусу Иоканаан.

Ученики Иоканаана засуетились и подали саранчу и мед диких пчел – еду, которой некогда угощал Иисуса Овид. Так, несомненно, питались первые ессеи, однако же не в Кумране. Неужели верующие действительно искренне думали, что такой рацион определил для них сам Господь? Неужели они полагали, что куропатки, рыба, гуси и утки – это пища, достойная исключительно язычников? Или они считали, что плоть настолько слаба, что ее нужно еще живой обрекать на голодную смерть?

– Ты ведь знаешь, – заговорил Иоканаан, словно угадав мысли гостя, – что это пища, которую Господь посылает в пустыне своим детям.

– А как быть, если нет саранчи, а пчелы не собрали мед?

– Надо поститься, – суровым тоном ответил ученик, отдавший свою накидку Иоканаану.

– Поститься, поскольку ветер не принес саранчу, не значит действительно поститься, – заметил Иисус.

– Ты осуждаешь нас за то, что мы едим это? – спросил Иоканаан.

– Нет. Я вообще никого не осуждаю за пристрастия в еде. Я полагаю, что хлеб и вино, добытые потом, заслуживают не меньшего уважения, чем пища, посланная случаем. Но пусть Господь благословит ату пищу, как Он благословлял хлеб, испеченный моей матерью.

– Просвети меня, я буду внимательно слушать, – попросил Иоканаан, воздав хвалу Господу.

Ученики Иоканаана нахмурились и старались не смотреть на гостя, которого их учитель считал Мессией. Иисус подумал, что они не скоро последуют за ним. Все ели в гнетущей тишине.

– Ты окрещаешь каждый вечер одних и тех же людей? – спросил Иисус.

– Нет. Достаточно одного раза, чтобы очистить душу, рожденную в грехе.

«В каком грехе?» – подумал Иисус.

Разве действо, приводящее к рождению создания Господа, – это грех? Нет. Иоканаан так и остался ессеем! И что это за разновидность совместного купания? Неужели Иоканаан изобрел новый обряд? Иисус надеялся, что, разговаривая с отшельником с глазу на глаз, сможет высказаться откровенно, не боясь оскорбить чувства учеников.

– Почему ты вернулся в Израиль? – спросил один из учеников, мужчина лет сорока, с всклокоченными волосами.

– Я как ласточка, возвращающаяся в родное гнездо, – ответил Иисус.

– Что за весна привела тебя обратно?

– Надежда, – обронил Иисус.

Опускались сумерки. Небо окрасилось во все оттенки фиолетового. Мгла постепенно окутывала землю. Ученики разожгли костер. Голоса пустыни осмелели. Все громче раздавались уханье, кваканье, стрекотание, шушуканье, другие звуки общения, растворявшиеся в завываниях ветра. Иоканаан стал громко читать молитву. Он читал медленно, иногда останавливаясь, чтобы ученики успели все повторить вслед за ним. Иисус смотрел на пламя, размышляя о слепой уверенности чтеца в том, что он Мессия, и о влиянии, которое оказала на его родственника жизнь в пустыне, в обществе людей, превратившихся в человеческие подобия и враждебно настроенных по отношению к реальности.

«Иоканаан ничему не научился, – думал Иисус. – Он ждет лишь Божественного посланца, который положит конец свету, горя неистовой жаждой мести. В таком ожидании нет ни мудрости, ни любви. Лишь нетерпение избитого ребенка, который только и ждет, что отец задаст взбучку его мучителям!»

Высокопарный тон Иоканаана, слова, эхом слетавшие с уст его учеников, которые напускали на себя важный вид, показались Иисусу обыкновенным вздором. Но он тут же упрекнул себя за нетерпимость и тяжело вздохнул. И все же Иисус не мог не любить Иоканаана, хотя бы за ту страсть, во власть которой отдался его родственник, жаждавший Божественного чуда. Иоканаан напоминал Иисусу одного гиперборейского поэта, которого он встретил к Ктесионе. Этот поэт читал свои стихи так исступленно, с такой неистовостью, что Иисус невольно поддался очарованию поэмы, хотя не мог разобрать ни единого слова. Поэт был охвачен столь сильной страстью, что Иисус впал в транс, когда под конец варвар сбросил с себя одежду и начал танцевать под звуки кимвалов. И этот варвар верил в бога! Вероятно, в том же состоянии пребывал Иоканаан, просто он не был таким же веселым.

Да, потребовалось всего несколько лет, чтобы горделивый молодой человек превратился в потухающую головешку.

Какому же богу следовало отдать предпочтение – богу варвара, который наполнил свое создание жизнью, или богу Иоканаана, обрекшего своего последователя на медленное угасание?

Молитва закончилась. И только тогда Иисус заметил, что не слушал Иоканаана и не вторил ему. У его учеников, безусловно, окончательно сложилось негативное мнение об этом Мессии. Иисус попытался упорядочить рассуждения о Божественной природе, отвечая на вопросы, которые он сам себе задавал не только в этот вечер, но и в течение многих лет, но безуспешно.

Ученики расстелили на земле накидки. Иоканаан показал Иисусу, где его место: оказалось, что они будут спать рядом. Один ученик остался поддерживать огонь, а все остальные легли. Шумное дыхание смешивалось с голосами ночи. Иисус закрыл глаза, но через несколько мгновений открыл их. В темноте взгляд Иоканаана сверлил его, словно бурав.

– Почему ты не спишь? – спросил Иисус. – Тебе необходимо выспаться, чтобы набраться сил.

– Благая весть! – прошептал Иоканаан. – Твое возвращение стало для меня огромным облегчением! Все эти годы я постоянно думал о тебе. Я не знаю никого другого!

– Что ты имеешь в виду?

– Никто, кроме тебя, не в состоянии разогнать тьму!

– Почему никто, кроме меня?

– Это мое твердое убеждение. Я встречал искренне верующие и безупречные души, но ты не похож на них. Ты похож на того, кто действительно отмечен печатью Провидения. И это так естественно! Я даже не мог себе представить, что тебя нет. Как и мир без тебя. Ты должен быть Мессией!

– А ты должен понять, – отвечал ему Иисус, в то время как пальмы, качавшиеся над их головами, пытались разогнать звезды, – что я не знаю, кто такой Мессия.

– В Кумране ты сказал Совету, что тебе был знак, будто ты получил помазание…

– Разве я говорил о помазании? Я, если не ошибаюсь, сказал, что жидкость пролилась мне на голову. Вероятно, это были воспоминания о вечерних купаниях.

– Все сходится.

– Что?

– Я часто думал, что Мессия не будет осознавать возложенной на него миссии. Но я мешаю тебе спать…

Иисус проснулся, услышав свое имя. Стояла непроглядная тьма. Он повернулся в ту сторону, где спал Иоканаан, но того рядом не оказалось. Из ряда вон выходящее событие, казалось, рассеяло тьму. Иисус поднял глаза и увидел Иоканаана, парившего между пальмами. Словно пловец среди волн. Листочек, качавшийся на ветру и звавший его. Иисус встал, чтобы лучше рассмотреть Иоканаана. Безумец! Иоканаан был таким легким, что перенапряжение могло погасить свечу его жизни! Он воспарил слишком высоко! На такой высоте испытанию подвергалось не только тело, но и душа. Иисус негромко позвал Иоканаана, но не получил ответа. Затем он разбудил одного из учеников.

– Опять! – простонал мужчина, протирая глаза. – На этот раз он поднялся еще выше. Это все из-за тебя!

– Заберись ко мне на плечи и попытайся схватить его, – попросил Иисус.

Иоканаан неторопливо вращался вокруг собственной оси. Это становилось опасным.

«Возможно, он уже умер», – подумал Иисус.

Иоканаан медленно опускался, словно утопающий, уходящий на дно. Когда Иисус сумел дотянуться до Иоканаана, он крепко схватил его за ноги и стал тянуть вниз. Неужели Иоканаан всегда был таким легким? Иисус уложил отшельника на накидку и, с беспокойством всматриваясь в его лицо, принялся растирать тело. Вдруг веки Иоканаана слегка задрожали. Иисус припал ухом к груди отшельника: сердце едва билось.

– Очнись же! – несколько раз повторил Иисус.

Через час зрачки Иоканаана приняли нормальное положение. Он захрипел, а потом сразу заснул.

– Теперь все будет хорошо, – сказал Иисус ученику.

– Уступи мне свое место, – попросил ученик. – Я буду охранять его сон.

Иоканаан проснулся, когда солнце стояло уже высоко. Вокруг него собрались ученики, потиравшие от нетерпения руки, поскольку многочисленные паломники с самого рассвета ждали, чтобы отшельник окрестил их. Однако Иоканаан с трудом держался на ногах. Он явно был не в состоянии целый день провести в воде.

– Скажи пришедшим, что сегодня окрещать их будешь ты. Обряд крещения не может быть прерогативой одного человека, – обратился Иисус к самому старшему из учеников.

– Значит, теперь приказывать нам будешь ты? – неприязненно спросил ученик.

– Делайте, как он говорит, – откликнулся Иоканаан.

Иисус присел около Иоканаана и заставил его немного поесть – паломники принесли для отшельника еду.

– Господь никогда не приказывал своим детям умирать с голоду, – строго сказал Иисус. – Да и впадать в экстаз тоже ни к чему. – Ни к чему? – эхом отозвался Иоканаан.

– Такие состояния должны возникать сами по себе. Нельзя их провоцировать. Вчера ты чуть не умер.

– Ты спас мне жизнь, – сказал Иоканаан.

– Тебе не следовало ею рисковать.

– Разве ты сам не вызывал состояние экстазов?

– Нет. Я молился, и это само возникало. Но с тех пор я избегаю подобных состояний. Человек не должен восставать против своей природы. Бог создал нас из плоти. В его замыслы не входило, чтобы мы раньше времени превращались в дух.

– Но час пробил! – запротестовал Иоканаан.

– Я говорю тебе о нашей смерти, а ты думаешь о скончании веков. Я не верю, что конец света неизбежен. Мы должны выполнить свою миссию на земле. И это займет много времени.

– Но если ты Мессия, это означает, что конец света близок! И ты его предвестник! – воскликнул Иоканаан.

– Не знаю, Мессия ли я, – с горячностью возразил Иисус. – Не знаю. Я полагал, что вчера все объяснил тебе. Так или иначе, если бы я был Мессией Израиля и Мессией Аарона, я должен был бы здесь и сейчас обладать довольно большой материальной и духовной властью, чтобы немедленно восстановить Закон Моисея и достоинство иудеев. Но где мой жезл? Где мое войско? Какова бы ни была моя миссия, я выполню ее как простой смертный, как сын человеческий.

Иоканаан прислонился к дереву.

– Ты отрицаешь все, чему нас учили в Кумране, – прошептал он.

– Почему ты ушел из Кумрана? – спросил Иисус, вставая, чтобы лучше разглядеть приближавшихся к ним людей.

Эти люди пришли отнюдь не для того, чтобы окреститься. Полдюжины священников и левитов, обливавшихся потом и недовольно хмурившихся Они спросили, могут ли они поговорить с Иоканааном. Один из учеников проводил их. Иоканаан бросил на приближавшихся презрительный взгляд. Вставать и идти им навстречу он явно не собирался.

– Твоя слава долетела до городов, – сказал предводитель непрошеных гостей. – Нам стало известно, что к тебе приезжают люди из разных мест, чтобы окреститься. А потом слагают о тебе легенды. Одни утверждают, что ты Мессия, другие – что ты Илия, а третьи – что ты новый пророк. Мы, будучи хранителями веры, не можем позволить подобным слухам распространяться, не проверив их.

Пришедшие пристально разглядывали исхудавшее тело и изможденное лицо Иоканаана, несомненно, с удивлением думая: «И этот чудак стал главным действующим лицом героических повествований!»

– Вы должны будете послать отчет священникам Иерусалима, – саркастическим тоном заговорил Иоканаан. – Ну что же! Я не Мессия и не Илия! И как узнать, новый ли я пророк или нет? Возможно, я и предрекаю что-либо, но разве это свидетельствует о том, что я новый пророк?

– Так кто ты? Что ты сам о себе думаешь?

– Я глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу!

– Но ты не в пустыне, ведь сюда приезжает столько людей, чтобы взглянуть на тебя. К тому же у тебя есть ученики. Ты обучаешь даже паломников. Если ты не Мессия и не Илия, если ты и сам не знаешь, пророк ты или нет, какой смысл в обряде окрещения, совершаемом тобой? Ты ессей?

– Если я ессей, почему я не вместе с ессеями? Да, я окрещаю водой, как и они, но я делаю это единожды, а не каждый день. Одного раза достаточно, чтобы очистить тела и души людей, раскаявшихся в своих грехах.

– Неужели ты хочешь сказать, что те, кого ты не окрестил, остаются нечестивыми грешниками?

– Предполагать – ваша прерогатива, – улыбаясь, ответил Иоканаан. – От себя добавлю, что грех существует лишь в воображении грешника. Если вы считаете себя безгрешными, почему мой обряд окрещения вызывает у вас беспокойство?

– Повторяю, мы пришли, чтобы проверить, насколько правдивы долетающие до нас противоречивые слухи.

– Если я потревожил ваше спокойствие, что говорить тогда об Идущем за мною? – взволнованно сказал Иоканаан.

– Кто он? – хором спросили незваные гости.

– Столь великий человек, что я недостоин понести обувь Его, – ответил Иоканаан, глядя на Иисуса.

– Да кто же он? – настойчиво повторил предводитель незваных гостей, нетерпеливо тряся бородой. – Ты его знаешь? А мы, знаем ли мы его?

– Мессия! – неожиданно вскричал Иоканаан с таким неистовством в голосе, что все остолбенели. – Берегитесь, вы и ваши учителя! – Низким раскатистым голосом он продолжил: – Каждое из ваших действий будет взвешено на огненных весах! Когда появится Мессия, ваши дома разрушатся до основания и каждый из волосков на вашей голове поседеет до самых кончиков!

Пришедшие дрожали от бессильной злости. Иоканаан встал.

– Вы получили ответы на все ваши вопросы. Вам больше нечего здесь делать. Молитесь, чтобы Демон не поглотил вас на обратном пути, подняв пыльную бурю!

Почти сразу же подул сильный ветер, и пыль клубами закружилась вокруг незваных гостей. Они поспешили уйти. Когда они взбирались на мулов, ветер задул еще сильнее. Однако они не успели отъехать достаточно далеко, чтобы не услышать смех Иоканаана.

– Ветер! – кричал Иоканаан. – Безумный жнец пожинает свою жатву!

– Они приехали, чтобы повздорить с тобой, – сказал Иисус.

– Те, кто ищет ссору, похожи на ласку, а трусы – на кроликов, – возразил Иоканаан. – Я хорошо знаю их. Их сердца замирают от страха, когда они видят тень, падающую на стену.

Иоканаан задыхался. Один из учеников помог ему сесть.

– Вот Идущий за мной, – сказал Иоканаан, указывая пальцем на Иисуса. – Он избранник. Он пришел, чтобы выкупить мир.

Иисус был признателен Иоканаану за то, что тот не произнес слово «Мессия».