Когда занялся рассвет, они уже шли по дороге, ведущей в Тивериаду. Ноги нестерпимо болели, и, хотя до сих пор было довольно прохладно, безжалостное солнце начинало припекать. Они присели под уже цветущим сливовым деревом. Симон-Петр развязал узелок, собранный его женой, и разложил содержимое в тени. Хлеб, сваренные вкрутую яйца, сыр и маслины. Он, сгорая от нетерпения, чуть повернулся к Андрею. Андрей развязал свою переметную суму и вынул птицу и большой бурдюк вина, который протянул брату.
Ведь Андрей вернулся.
– Господи, Отец наш, благослови эту пищу, – произнес Иисус.
Он преломил хлеб движением, ставшим привычным для тех, кто столько раз делил с ним трапезу: сомкнув большие пальцы наверху, но не вдавливая их в хлеб, как это делали другие, Иисус делил кусок на части, энергично вращая запястьями. Симон-Петр, Андреи и Иоанн взяли по куску и задумчиво, словно пребывая в затруднении, держали хлеб в руках. После того как они взяли птицу, яйца, сыр и маслины, они снова замялись, ожидая, когда Иисус надкусит свой хлеб, и только потом вонзили зубы в свои куски. Жевали они осторожно, будто боялись, что какой-нибудь камешек попадет им на зуб.
– Симон-Петр сильно тебя ругал? – спросил Иисус у Андрея.
Андрей перестал жевать и опустил глаза.
– Да, – буркнул он.
Симон-Петр смутился.
– И что же он сказал такое, из-за чего ты переменил мнение и вновь присоединился к нам?
– Что ты Мессия, а мы не в состоянии понять все, что говорит посланец Бога, – ответил Андрей, – и что уже не в первый раз мы с трудом постигаем то, что ты говоришь. И что не следует понимать твои слова буквально. Или надо? – вдруг осмелев, спросил Андрей.
– Если ты спрашиваешь меня, должен ли ты есть мои члены, – сказал Иисус, – я отвечаю: нет.
Андрей облегченно вздохнул.
– Но слова, Андрей, говорят больше, чем слова. Хлеб – это не только размолотое и испеченное зерно. Зерно произрастает из земли, а земля есть не что иное, как огромная могила. Когда ты ешь хлеб, ты также ешь субстанцию прошлых поколений.
Андрей стал жевать еще более осторожно.
– Но ты, ты умрешь на земле или нет? – спросил он.
– Один Отец знает об этом, – ответил Иисус. – И все же я должен умереть, чтобы эта земля возродилась.
Андрей встрепенулся и судорожно схватил бурдюк. Иисус повернулся к Иоанну. Сейчас следовало обратиться к тому, кого он часто по-дружески называл «дитя», поскольку Иоанн был намного моложе других учеников. Иисус неожиданно вздрогнул, словно увидел Иоанна после долгой разлуки. Горевшие нетерпением, вопрошающие глаза Иоанна встретили его взгляд, однако Иисус не произнес ни слова. Солнечные лучи, просачивавшиеся сквозь листву, высвечивали на лице Иоанна изменения более глубокие, чем те, которые обычно происходят в период от пятнадцати до семнадцати лет. Лучи зажгли хрустальные капельки на едва пробивающейся бороде, высветили глазницы, подчеркнули тонкие линии, спускавшиеся от ноздрей к уголкам рта, – одним словом, открыли решительное лицо, на котором не было и следа неуверенности, что размывала черты стольких лиц. Суровое лицо, будто выточенное. Растерявшийся Иисус вздохнул. Даже если бы ушли все ученики, Иоанн остался бы. А когда Иисуса не станет, Иоанн будет неуклонно и фанатично продолжать вести себя так, словно его учитель находится подле него.
«Ессеи без колебаний приняли бы его», – подумал Иисус.
Иоанн принадлежал к той же породе людей, что и Иоканаан Иоанн покраснел.
– Ты оцениваешь меня? – чуть слышно произнес он.
– Да, – ответил Иисус. – Ты получил благословение.
Иоанн отвел взгляд. Через несколько секунд он сказал:
– Он, я хочу сказать Иаков, вернется, не переживай.
– Как ты это можешь знать?
– Но иначе не может быть.
– Мне хотелось бы, чтобы он вернулся, потому что Он этого хочет, – сказал Иисус. – Не всем легко отдавать себя. Мы плоть и кровь, а отдавать себя, плоть и кровь, Отцу – трудно.
Иисус заморгал. Это напоминало завещание Иоканаана.
– Только через плоть!
– Я что-нибудь не так сказал?
– Нет. Ты получил благословение.
– Ты не слушал мое сердце и нутро.
– Слушал.
– А остальные?
– Каждому – свое.
Иисус встал и направился в луга. Ученики последовали за ним, а затем все они вновь побрели по дороге. В сумерках они добрались до Тивериады. Почти сразу же вокруг них образовалась плотная толпа. Иисуса радостно приветствовали.
– Вот Мессия, слушайте его! – кричала какая-то женщина.
К Иисусу обратился мужчина:
– Куда ты идешь, Сын Человеческий?
Когда люди узнали, что Иисус идет в Иерусалим, они запротестовали.
– Разве пастух бросает своих овец из-за боязни волков. спросил Иисус. – Я знаю своих овец, а мои овцы знают меня, как я знаю Отца и как Отец меня знает. Я отдам жизнь за своих овец.
Люди подняли факелы высоко над головой, чтобы лучше разглядеть Иисуса в сгущавшейся мгле. Вдруг Иисус кого-то узнал в толпе.
– Это ты, Фома? – крикнул он.
Фома отделился от толпы и подошел к Иисусу.
– Вот и я, учитель!
Казалось, Фома готов расплакаться. Выглядел он уставшим.
– Ты богат умом, Фома, то есть ты беден, поскольку одного ума маловато. Только сердце дарит мудрость.
– Я с тобой, учитель.
– Что заставило тебя изменить мнение? – спросил Иисус.
– В первый раз или сейчас? – ответил вопросом на вопрос Фома.
Иисус не смог сдержать смех. Фома тоже рассмеялся. Толпа оцепенела. Значит, Мессия может шутить?
– Ах ты, старая обезьяна! – сказал Иисус.
– Ты рассмешил Мессию? – спрашивали у Фомы люди, удивленные и одновременно раздосадованные этим.
Даже Симон-Петр и Андрей были потрясены весельем, о причине которого они даже не догадывались. Только Иоанн улыбался, поскольку все понял.
– Значит, греки отправили тебя восвояси? – спросил Симон-Петр.
– Чума на голову этим грекам! – воскликнул Фома. – Они смеются слишком редко.
– Возможно, это ты смеешься слишком часто, – возразил Симон-Петр.
– А ты слишком редко, – сказал Фома. – Сам Господь смеется. Так кто ты такой, чтобы все время быть хмурым?
– Господь смеется?! – возмутился Симон-Петр.
– Какое богохульство! – воскликнул Андрей.
– О чем говорят эти люди? – спросил зевака.
– Говорю тебе, Симон-Петр, печальное лицо не доведет тебя до добра! – сказал Фома.
– Разве Господь смеется? – спросил у Иисуса молодой человек, стоявший в толпе.
– Если Господь может гневаться, почему же Он не может смеяться? – ответил Иисус.
– Но над чем же Господь может смеяться? – не унимался молодой человек.
– Над абсурдностью жизни, – ответил Иисус.
– Но почему Он над этим не плачет? – спросил старик.
– А почему вы представляете себе Господа как яростную или печальную силу? – стал рассуждать Иисус. – Почему вы полагаете, что он отдал смех в исключительное пользование человечеству? разве собаки смеются? Или крокодилы? Или львы? Или рыбы? Если человек есть отражение Господа на земле, разве это не означает, что Господь тоже умеет смеяться?
– Это слишком сложно для моего бедного ума! – воскликнул старик. – Я впервые слышу, что Господь смеется! Такое может утверждать только Мессия!
– А мне по душе мысль, что Господь смеется, – сказал молодой человек.
– Мне тоже, – подхватил Иоанн.
В толпе начали спорить по поводу причин веселья Господа, идеи которая привела в замешательство всех. Один богатый человек пригласил Иисуса и его учеников на ужин. Казалось, возвращение Фомы придало Иисусу бодрости. Иоанн заметил это. Сидя во время ужина рядом с Иисусом, он спросил:
– Ты по-прежнему думаешь, что должен принести себя в жертву?
Иисус кивнул.
– Но ты полон жизни!
– Неужели ты думаешь, что Господу приносят в жертву только больных овец? – возразил Иисус. – Или что смех затуманивает сознание?
Фома услышал вопрос Иисуса и наклонился к молодому человеку.
– Это самый грозный риф для любой мысли, – прошептал он. – Все противоречия связаны между собой.
Когда Иисус удалился в покои, отведенные ему хозяином, он сразу лег и быстро уснул. Посреди ночи его ноги наткнулись на что-то теплое – это было человеческое тело. Ему не пришлось садиться, чтобы узнать, кто это. Свернувшись калачиком, как пастушья собака, в ногах Иисуса спал Иоанн. Сон долго не шел к Иисусу, который никак не мог прийти в себя от мысли, что любовь и смерть были так близки к нему, как пресная и соленая вода в устье реки.
Следующей остановкой по дороге в Иерусалим стал Назарет. Мыза, на которой много лет назад Иосиф заявил сыну, что то не станет священником, нисколько не изменилась. Им смогли предложить только птицу, яйца и сыр. И больных, которые надеялись, что Иисус их вылечит. Некоторые рассчитывали даже излечить от старости, поскольку к ним пришел сам Мессия.
– А мертвые? – спросил старый крестьянин. – Нельзя ли их воскресить?
Этот вопрос был задан в первый же вечер в присутствии всех жителей Назарета перед старой синагогой, такой маленькой и душной, что люди предпочли остаться на улице. Сначала Иисус молчал, чувствуя, что его ученики оторопели, услышав столь наивный, но вполне логичный вопрос. Действительно, почему бы Иисусу не подмять покойников из могил, если он посланец Бога?
– Зачем я буду поднимать мертвых из земли? – спросил Иисус. – Зачем я буду возвращать молодость старикам? Только чтобы опровергнуть утверждение, что человеческая жизнь должна по воле Господа когда-то закончиться? Или же чтобы отсрочить Судный день, дату которого знает Он один? И вы в самом деле ждете этого от меня? Чтобы я ниспроверг законы, которые Господь, наш Отец, установил в своей Божественной мудрости и которые соблюдаются испокон веков? Если это так, вы заблуждаетесь. Я служитель Господа и уважаю Его волю. Нет, мне хотелось бы верить, что вы ждете от меня знака, свидетельствующего о той власти, какой Он меня наделил. Тем самым я укреплю вашу веру. Но позвольте мне рассказать вам одну притчу. Некий человек был богат, одевался в порфиру и виссон…
Притча! Они любили притчи, все любят притчи! Каждый затаил дыхание, а в их глазах засверкали искорки детского простодушного любопытства.
– И каждый день пиршествовал блистательно. Был также некий нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях и желал напитаться крошками, падающими со стола богача, и псы, приходя, лизали струпья его. Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово. Умер и богач, и похоронили его. И в аду, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его и, возопив, сказал: отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем. Но Авраам сказал: чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь – злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь; и сверх всего того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят.
Иисус сделал паузу. Фома скорчил гримасу, и Иоанн это заметил.
– Что с тобой?
– Это ужасная, ужасная притча! – прошептал Фома.
– Но почему?
– Она восхваляет зловещую и подлую месть, разве ты не понимаешь?
– Дай ему закончить, – шепнул Иоанн.
– Тогда сказал он: так прошу тебя, отче, пошли его в дом отца моего, ибо у меня пять братьев; пусть он засвидетельствует им чтобы и они не пришли в это место мучения. Авраам сказал ему у них есть Моисей и пророки; пусть слушают их. Он же сказал: нет отче Аврааме, но если кто из мертвых придет к нам, покаются Тогда Авраам сказал ему: если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят.
Какое-то время собравшиеся молчали, трепеща от ужаса. Прямо над их головами пролетело несколько летучих мышей. В полях застрекотала саранча. На землю пришла вечерняя прохлада. Женщины и дети дрожали не то от холода, не то от страха.
– Вы сами видите, – сделал вывод Иисус, – что нет никакого смысла возвращать старикам молодость и выводить мертвых из их могил.
Иоанн обернулся: Фома ушел.
За ужином, который назаряне устроили в честь Иисуса и его учеников, все заметили отсутствие Фомы.
– Он ушел, не так ли? – спросил Иисус. И, немного помолчав, добавил: – Он сказал почему?
Иоанн опустил голову. Иисус прочитал благодарственную молитву и преломил хлеб. Когда Симон-Петр и Андрей ушли, чтобы дать отдых своим ногам и уму, Иисус вновь спросил у Иоанна:
– Что он сказал?
– Он не одобрил притчу.
Иисус кивнул. Потом лег и стал вслушиваться в звуки ночи.
– Не ложись у меня в ногах, ты не собака, – сказал Иисус Иоанну. – Ты можешь спать рядом со мной.
Иоанн лег, но никак не мог заснуть, даже когда Иисус погрузился в глубокий сон. Он дважды наклонялся над своим учителем, чтобы убедиться, что тот дышит и всего лишь спит. Иоанн пытался, но так и не смог понять, почему Фома не одобрил притчу. Он заснул только на рассвете и видел во сне Фому, который, приложив указательный палец к губам, велел ему хранить молчание. Напрасно он расспрашивал бывшего ученика – тот не хотел ничего говорить.
– В чем твоя тайна? – крикнул Иоанн и проснулся.
– Какая тайна? – спросил Иисус.
Но Иоанн ничего не мог ответить.
По дороге из Наина в Скифополь Иоанн все время ожидал, что Фома вернется. В толпе он всякий раз искал глазами тонкую улыбку над аккуратно подстриженной бородкой, хитрые глаза ласки под выступающим лбом и мохнатыми бровями. Но Фомы нигде не было.
– Возможно, он уже переправился через Иордан, – предположил Андрей, – и сейчас разглагольствует перед парфянами или скифами в Филадельфии.
– Но другие, все остальные, где они? – спрашивал встревоженный Иоанн. – Где мой брат?
Они встретились с Иаковом в Архелаиде. Там же были Нафанаил и Иуда, сын Иаковлев. Но не они пришли к Иисусу. Это Иоанн случайно напал на их след после того, как ему рассказали о человеке, который был спутником Иисуса, а теперь работал в трактире. Иоанн принялся обходить все многочисленные трактиры Иерихона, спрашивая себя, кто из заблудших учеников решил стать прислужником. Наконец он добрался до трактира, где громко спорили шесть человек. Это были его брат, Нафанаил, Иуда, сын Иаковлев, и трое учеников Симона Волхва. Оскорбления сыпались градом. Поросячья голова! Кишечная блоха! Возвращайся к своему паршивому учителю! И еще. Продавец соплей! Деревенщина! Твой Иисус может лишь нести околесицу! Время от времени перебранку дополняли тумаки или удары ногами. Трактирщик, несколько римских солдат и дети забавлялись, глядя на эту сцену.
– Иаков! – крикнул Иоанн.
Иаков повернул голову и остолбенел. Равно как Нафанаил и Иуда, сын Иаковлев. Всклокоченные, в разорванной одежде, они походили на бродяг. Наконец они встали и подошли к Иоанну.
– Какой смысл защищать Иисуса в подобном месте? – спросил возмущенный Иоанн. – Почему ты не вернулся, вернее, почему ты нас покинул?
– Наш учитель, он летает по воздуху! – вскричал один из учеников Симона Волхва, полагая, что его противники позорно покинули поле битвы.
– Летучие мыши делают то же самое, – ответил Иоанн.
Солдаты засмеялись.
Один из учеников Симона Волхва бросился на Иоанна, но был остановлен ударом кулака прямо в лицо. Мужчина зашатался и упал.
– Хотите еще? – спросил Иоанн у двух других противников. – Мы положим вас на лопатки прежде, чем вы поймете, что происходит!
Решительный тон Иоанна и численное превосходство ученик Иисуса были сильнее любых других доводов. Ученики Симона Волхва пошли на попятную.
– Эй, малыш, не хочешь ли стать легионером? – спросил один из солдат.
– Пойдемте, – сказал Иоанн брату, Нафанаилу и Иуде, сыну Иаковлеву, – не вечно же нам здесь торчать.
– А куда вы идете? – спросил Иуда, сын Иаковлев.
– В Иерусалим, на Пасху.
– Почему мы должны следовать за вами?
– Делайте что хотите, – устало сказал Иоанн и направился к выходу.
– Подожди! – крикнул Иаков.
– Разве я не достаточно долго ждал?
– Он не… Как мы встретимся с ним?
– Как вы встретитесь с ним? – передразнил брата Иоанн. – А как ты встретишься с самим собой, Иаков? Как ты встретишься с нашим Отцом?
– Он начнет оскорблять меня, – упорствовал Иаков.
– Возможно. Но от судьбы не уйдешь.
– А с чего вдруг ты стал нас поучать? – спросил Нафанаил, вытянув шею. – Это потому что ты его любимчик? Только скажи, что это не так! Нет, бедняга Иоанн, что бы ты ни говорил, ты попался на удочку. Он сказал: «Ешьте меня!», и Иоанн Простодушный покорно отвечает: «Конечно». Что за байки ты нам рассказываешь? Что мы должны вернуться и ползать на брюхе?
Иоанн тяжело вздохнул.
– Возможно, мне не следовало ничего говорить, Нафанаил, Иаков, Иуда. Возможно, вы не понимаете его манеру говорить, его притчи, иносказания. Возможно, у вас нет желания сражаться с иными врагами, кроме как с трактирными крикунами. Возможно, вы станете утверждать, что он не Мессия. Возможно, наконец, вы обретете спокойствие, когда покинете его.
– Да, – сказал Иуда, сын Иаковлев, – пойдемте, братья, устроим овацию проигравшему. Потому что отныне он проигравший, и мы все об этом знаем. Он отрекся.
– Проигравшему, Иуда? И в чем же он проиграл? Ты искал военачальника-зелота, Иуда? Разве он не уставал повторять, что не командует армией? Что слова разрушают крепости лучше, чем тараны и мечи? Неужели ты считаешь, что тысячи иудеев, присоединившихся к нему после того, как он покинул Галилею, ошибаются или что он вводит их в заблуждение?
Они смутились и не знали, что ответить подростку. Через некоторое время Иаков сказал:
– Он мой брат, и я иду за ним.
Иуда, сын Иаковлев, и Нафанаил обменялись взглядами и пошли следом. Они увидели Иисуса, сидевшего на пороге богатого дома в окружении многих людей. Иисус рассказывал притчу. Он, заметив их, суровым тоном сказал:
– Добро пожаловать!
– Разве это все твои ученики? – спросила старая женщина, показывая рукой на пятерых мужчин, стоявших рядом с ним.
– У меня будут и другие, – ответил Иисус.
– Ты терапевт? – вновь спросила она. – Все говорят, будто ты состоишь в их сообществе.
– Каждый человек, вдохновленный верой, может лечить, женщина, и каждый человек, вдохновленный верой, может излечиться.
– Значит, больные – это неверующие?
– Неверие сродни южному ветру. Оно иссушает кожу.
– А смерть? – все допытывалась она, беря Иисуса за руку.
– Смерти нет, – ответил Иисус. – Есть лишь исчезновение, которое заставляет нашу память многое путать.
Потом они спустились к Иерихону, затем к Ефрему. Они ступили на землю Иудеи. В первый день недели, предшествующей Пасхе, они находились в Вифании. Сквозь пепельно-серые кроны оливковых деревьев и голубые кипарисов они различали очертания Иерусалима.
Встретили их довольно странно.
– Смотрите! Смотрите! Он живой! Они его не съели! Идите же сюда! Смотрите!
Андрей обратился к мужчине, который непрестанно вопил, что Иисуса не съели, и потребовал объяснить смысл произносимых им слов. Мужчина удивился. Все знали, что враги Иисуса в Иерусалиме собирались схватить его, приговорить к смерти и съесть, как язычники Африки. Иисус услышал это объяснение и улыбнулся. Нафанаил сделал вид, будто все понял.
Вечером Иисус и пятеро его учеников присели под сикомором. К ним сразу же подошли люди, закончившие работу. Они принесли еду: одни птицу, другие сушеную рыбу, яйца, салат, сливки. Вдруг появился незнакомец. Он сказал Иисусу, что некий человек, ожидавший Иисуса несколько дней в Вифании, просит разрешения встретиться с ним.
– Это очень важно? – спросил Иисус. – Он болен?
– Нет, – ответил посланец, – но он боится, что Иисус не захочет говорить с ним.
– Как его зовут? – спросил Иисус.
– Иуда Искариот.
– Значит, Иуда Искариот ждал меня здесь, – задумчиво произнес Иисус.
– Ему что, нужен был посредник? – проворчал Симон-Петр. – Не нравится мне все это.
– Я жду его, – сказал Иисус.
Видимо, Иуда Искариот дожидался где-то недалеко, поскольку пришел почти сразу же. Он направился к Иисусу и его спутникам, но их взгляды, как острые стрелы, удержали его на некотором расстоянии.
– Добро пожаловать, Иуда, – сказал Иисус. – Подходи ближе. Иуда сделал к ним несколько шагов.
– Как ты узнал, что я буду в Вифании? – спросил Иисус.
– Разве ты не говорил, что на Пасху пойдешь в Иерусалим? Значит, ты мог сделать остановку только в Вифании.
– Я мог спуститься морем и остановиться в Еммаусе, – заметил Иисус.
– Когда ты принял решение вернуться к нам? – спросил Симон-Петр.
– Некоторое время тому назад.
– Когда именно? – настойчиво спросил Иисус.
– Примерно десять дней назад.
– Ты расстался с нами пятнадцать дней назад, значит, ты пришел в Вифанию десять дней назад, поскольку добирался туда из Капернаума пять дней, не так ли?
– Так, – смутившись, ответил Иуда.
– Разумеется, ты родом из Иудеи и ты чувствуешь себя в этой провинции как у себя дома. Но неужели у тебя не было других дел, кроме как ждать меня? – спокойно произнес Иисус. – В любом случае, у тебя было время купить новую одежду, – добавил он, рассматривая новое платье и новые сандалии Искариота.
– Мои сандалии совсем износились, а платье порвалось, – пояснил Иуда.
– Я рад, что у тебя нашлись деньги, чтобы купить новые.
Двое слуг подошли к Иисусу и его ученикам и передали приглашение от своего хозяина, Симона Прокаженного, на первый ужин празднования Пасхи. Симон Прокаженный был очень богатым человеком. А разбогател он благодаря Иисусу, который вылечил его от язв три года назад. Излечившись, Симон Прокаженный прославился. Даже фарисеи приходили в его дом, чтобы убедиться, что он окончательно исцелился. Став здоровым, Симон, за которым сохранилось прежнее прозвище, начал торговать овощами. Торговля шла настолько успешно, что он купил фруктовый сад и нанял человека, чтобы тот за ним ухаживал. Сейчас он владел несколькими арпанами земли. Симон женился, и у него недавно родился сын. Всем этим он был обязан Иисусу, который с удовольствием принял его приглашение.
Иисусу и его ученикам был оказан радушный прием.
– Значение имеют лишь небесные сады, – с улыбкой сказал Иисус.
– Равви, когда я умру, там, высоко, я не встречу более искусного садовника! – ответил Симон.
Они засмеялись.
Симон в их честь устроил не просто ужин, а настоящий праздник.
Слуги стояли около дома и объясняли прохожим, что занавеску, закрывавшую дверь, поднимут лишь в полночь, а это будет означать, что дом открыт для всех. Там уже собрались десятка три гостей.
Симон подарил Иисусу туго набитый кошелек, показал ему дом, затем велел принести своего сына, чтобы Иисус его благословил, и наконец познакомил с членами семьи и самыми уважаемыми гостями. Ужин был подан. Симон усадил Иисуса на место хозяина, а сам расположился по его правую руку. До трапезы все заторопились поцеловать руки Иисуса. Иногда случалось, что сразу несколько человек пытались припасть губами к рукам Иисуса и поэтому некоторым приходилось целовать его в локоть. Было подано первое из пятнадцати блюд – мясо ягненка в виноградных листьях. Вино, подражая иерусалимлянам, подавали неразбавленным, в стеклянных кубках. Все сердца охватила радость. Девушки пели так весело, что ноги сами пускались в пляс. Конечно, самые молодые гости не смогли усидеть на месте. Девушки всюду разбрасывали цветы. Неожиданно раздалась дробь неизвестно откуда появившихся барабанов. Нафанаил, Иаков и Иуда, сын Иаковлев, не удержались и присоединились к танцующим, многие из которых стали просить Иисуса потанцевать с ним.
– Я предпочитаю смотреть на вас, – ответил Иисус, – поскольку вижу всех вас одновременно. Танцуйте, ведь вы дети Давида а не Саула!
И они танцевали. Симон Прокаженный был уже немного навеселе, он ходил между танцующими и радостно распевал:
– Воздайте хвалу Господу, сотворившему этот день и эту ночь! Воздайте хвалу Господу, пославшему нам Мессию! Воздайте хвалу Господу, избавляющему нас от отчаяния!
– Вот видишь, ты изгнал печаль из своего сердца! – сказал Иоанн, который предпочел оставаться рядом с учителем.
– Чувства подобны морским волнам, – ответил Иисус.
– Да, в твоих глазах есть грустинка, – заметил Иоанн. После недолгого размышления он спросил: – Это из-за Искариота?
– Он единственный, вернувшись, выказал страх. Разве он должен меня бояться? – ответил Иисус.
– Но разве все мы не боимся тебя? Мой брат Иаков, Иуда, сын Иаковлев, и Нафанаил тоже боялись возвращаться.
– Когда они увидели меня, они сразу подошли ко мне. А теперь они танцуют. Но взгляни на Искариота.
Действительно, Искариот был мрачен.
– Ястреб несется в воздухе, словно парусник по воде. Но когда он ходит по земле, он становится неуклюжим. Кузнечик ловко прыгает по лугу и в саду, хотя он может летать. Каждое создание ведет себя в соответствии с привычками. На этот раз ты понял? Кстати, почему ты спросил, не из-за Искариота ли я в печали?
Гости распевали о том, что к ним пришел Мессия, и Иисус нахмурился.
– Если бы они знали, что несет с собой Мессия, – прошептал он, – они, несомненно, не пели бы так весело. И все же я люблю радость!
– Ты их Мессия! – сказал Иоанн.
– Для них я Мессия, – согласился Иисус. – Я попытаюсь повести их за собой, как Моисей, который вывел иудеев из Египта. Но только хотят ли они свободы?
Вдруг Иисус, к удивлению Иоанна, застыл на месте. Через мгновение они оба обернулись. Позади них стояла женщина, которую Иоанн никогда прежде не видел. С печальными глазами, грусть которых еще больше подчеркивали темные круги вокруг них – неизбежный атрибут много плакавших женщин – и сурьма на веках, с впалыми щеками и суровым выражением лица, она резко выделялась на фоне всеобщего веселья. Увидев ее, Симон Прокаженный сразу протрезвел.
– Мария, – сказал он, – добро пожаловать в мой дом!
Но смотрел он на нее тревожно. Затем, обернувшись к Иисусу, Симон пояснил:
– Это сестра Лазаря, человека, которого ты вылечил в тот же день, что и меня.
– Да, – откликнулся Иисус, не глядя на Марию. – У него были припадки.
– Лазарь умер, – сказала Мария. – Этого не случилось бы, если бы ты пришел к нам в прошлом месяце.
– Смерть не есть разрушение, Мария, – ответил Иисус. – И не в моей власти одаривать в этом мире бессмертием.
– Присоединяйся к нам, Мария. Ведь Мессия с нами, – предложил Симон Прокаженный.
Мария покачала головой и вытащила из-под накидки флакон. Она извлекла пробку и медленно вылила содержимое на голову Иисуса, и жидкость с нежным ароматом стала впитываться в его волосы. По комнате поплыл запах нарда. Затем она вылила остатки на руки и ноги Иисуса. Она так и не поднялась с колен, черный сгусток печали на радостном пиру.
– Какое расточительство! – воскликнул Симон-Петр. – Да это стоит тридцать серебряных динариев, не меньше!
Искариот подскочил на месте.
– Кто эта ненормальная? – крикнул он. – Ибо можно было бы это продать более нежели за триста динариев и раздать деньги нищим! Симон, надо прогнать эту женщину!
Иисус, сидевший до сих пор неподвижно и молча, подал наконец голос.
– Нищих всегда имеете с собою и, когда захотите, можете им благотворить, – сказал он, – а Меня не всегда имеете. Она сделала, что могла: предварила помазать тело Мое к погребению. Встань, Мария.
Мария придвинулась, упираясь руками в пол, и села у ног Иисуса. А гости продолжали танцевать. Когда на стол подали новые яства, Мария встала и ушла.
– Уже поздно, – заметил Иисус.
Иисус обнял Симона Прокаженного и ушел. Его примеру последовали Нафанаил, Иуда, сын Иаковлев, Иаков и Иоанн.
Они направились к дому, который предоставил в их распоряжение Симон Прокаженный. Вдруг они увидели, что за ними бежит тень. Они не успели ничего понять, как тень вдруг закричала:
– Учитель, подожди меня!
Иисус остановился. Тень, задыхаясь, подбежала к нему.
– Учитель, это я, Филипп! Я был в Иерусалиме, и там паломники сказали мне, что ты в Вифании… Я сразу же пришел…
Филипп покачнулся.
– Или, может быть, ты больше не хочешь, чтобы я был с тобой?
– Конечно, хочу, – ответил Иисус. – Идем, отдохнешь вместе с нами. Ты выглядишь уставшим.
– Я пришел так быстро, как только мог, – сказал Филипп. – А где Искариот?
– Я здесь, – сказал Искариот, который держался в стороне. – Вот твои сандалии, – сказал Филипп, протягивая Иуде обувь. – Это старые сандалии, те, которые ты оставил у сапожника в Иерусалиме. Я был как раз у него, когда мне сказали, что Мессия в Вифании. Я захватил их с собой.
Иуда взял свои сандалии.
Вместе с рассветом явился Матфей. Симон-Петр, проснувшийся рано, нашел мытаря лежавшим у двери, словно блудный сын. Или словно побитая собака. Матфей залпом выпил молоко, которое ему принес Симон-Петр, и спросил, можно ли ему поспать. Он тоже услышал от паломников, что Иисус в Вифании.
– Значит, в Иерусалиме все знают, что Иисус здесь? – спросил Симон-Петр, охваченный смутной тревогой.
– Разве я сказал – все? Нет, я сказал, что паломникам известно, что Иисус находится недалеко от Иерусалима. А я сам сделал вывод, что он остановился в Вифании. Но он мог остановиться и в Виффагии. Но почему ты спрашиваешь?
– Нельзя допустить, чтобы нас нашли. Они ищут Иисуса. И нас, несомненно, тоже.
– Кто «они»? – удивился Матфей.
– Синедрион, священники, Ирод… да разве я всех знаю?!
Через несколько мгновений Симон-Петр сказал:
– Иди спать.
Он разбудил Матфея в полдень.
– Мы уходим отсюда. Ты и Филипп, вы слишком легко нашли нас. Другие тоже сумеют нас найти, – сказал Симон-Петр.
Они покинули Вифанию по двое, уходя через какое-то время, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Идти им пришлось недолго, и солнце стояло еще высоко в тот день 5 нисана, когда они вошли в Виффагию. Андрей нашел небольшой дом, стоявший чуть в стороне, на восточном склоне Елеонской горы. Матфея охватила дремота. Едва опустившись на землю, он сразу же вытянулся всем телом, мысленно спрашивая себя, где Иисус, закрыл глаза и заснул. Вдруг чья-то рука коснулась его плеча. Он открыл глаза и увидел голубое небо.
– Добро пожаловать, Матфей. Сейчас не время спать.
Это был Иисус. Его окружали ученики. Матфей встал, покачиваясь.
– Вот так-то лучше. Смотрите, бодрствуйте, молитесь, ибо не знаете, когда наступит это время. Подобно как бы кто, отходя в путь и оставляя дом свой, дал слугам своим власть и каждому дело свое, и приказал привратнику бодрствовать. Итак, Матфей, и все тоже, бодрствуйте, ибо вы не знаете, когда придет хозяин дома: вечером, или в полночь, или в пение петухов, или поутру; чтобы, придя внезапно, не нашел вас спящими.
Следующим днем была суббота. Иисус рассказал им притчу о слепом и притчу о человеке в ночи.
В воскресенье 7 нисана Иисус увидел молодого осла, пасущегося около дома, уговорил хозяина отдать ему животное и объявил, что направляется в Иерусалим.
– На осле? – удивился Симон-Петр.
– Вспомни, что написано в Писании: «Не бойся, дщерь Сионова! се, Царь твой грядет, сидя на молодом осле», – с улыбкой ответил Иисус.
– Мы должны сопровождать тебя. Ты не можешь идти один, – сказал Симон-Петр.
Он положил свою накидку на осла, чтобы сделать нечто похожее на седло. Сверху положил свою накидку Иоанн. Иисус сел на осла. Матфей и Симон-Петр пошли впереди, а остальные замыкали процессию. Матфей крепко сжимал кинжал. Через четверть часа они добрались до вершины Елеонской горы. Иисус остановился. Перед ним лежало сердце Израиля. Слева простиралась Иудейская пустыня, шкура огромного льва, которую положили сушить на солнце еще до того, как люди обрели память. Дальше, словно лапы зверя, сжимавшие в своих объятиях Мертвое море, возвышались Иудейские и Моавитские горы, теряющиеся за горизонтом. Там, в Кумране, люди трудились в поте лица, как прежде трудились он и Иоканаан в ожидании конца света, который теперь был уже близок. Но все же взгляд Иисуса постоянно возвращался к городу, занимавшему господствующее положение на восточном берегу Тиропеона, раскинувшись на холмах Везефа, Мориа, где был построен Храм, Офел, или Давидов город, и на западном берегу, на горах Сион и Гарив. Это был город Давида и Иезекииля. «Трубите трубою на Сионе и бейте тревогу на святой горе Моей; да трепещут все жители земли, ибо наступает день Господень, ибо он близок – день мрака и тьмы, день облачный и туманный…» Осел наклонил голову и принялся щипать траву. Иисус прищурился. Возведенная на северо-восточной скале грозная крепость Антония захватывала в плен солнечные лучи. На горе Сион окна старого дворца Асмонеев сверкали, словно темно-красные рубины, ослепляя тех, кто пытался выведать тайны этих стен и интриг Синедриона и Пилата. Раздались голоса. Иисус обернулся и встретился с робкими и удивленными взглядами паломников. Ученики объяснили им, что это Иисус, что он возвращается в Иерусалим на осле, как того требует Писание. Толпа росла. Некоторые стали просить вылечить их от той или иной болезни. Так он никогда не доберется до Иерусалима! Иисус решительно ударил осла пяткой, направил его по одной из трех дорог, пересекавших долину Кедрона, и стал взбираться по той, что вела к Храму. Дети весело прыгали вокруг него и распевали на ходу придуманные гимны, восхваляющие Мессию. Взрослые благословляли того, кто пришел от имени Господа, Мессию, и радовались возвращению жезла Давида. У Золотых ворот их собралось несколько сотен. Наступил четвертый час после полудня, и дворы постепенно пустели. Левиты подметали пол, прежде чем совершить омовение. В воздухе кружились голубиные перья. Многолюдная свита Иисуса пела осанну под холодными взглядами, левитов. Храм вскоре должен был закрываться. И толпа развеселилась. Вечером эти люди будут говорить, что посетили Храм вместе с Мессией.
На следующий день, во вторник, 9 нисана, Иисус и его ученики пустились в путь пораньше. Ночевали они в Вифании, чтобы затруднить поиски. Так полагал Симон-Петр. И вновь их сопровождала толпа, но еще более многолюдная и более восторженная. Когда левиты попытались призвать толпу к тишине, заявив, что их пение неуместно в таком месте, несколько мужчин запели еще громче.
– Служители Храма должны быть лучше осведомлены, – сказал один из них. – В этом Доме Божьем вместе с нами Мессия! Так что замолчать придется вам.
Во дворах толпились паломники. Новость о присутствии Мессии распространилась с быстротой ветра. Воодушевление неуклонно росло. Но все же оставалась неясная тревога. Базарные торговцы смотрели во все глаза, пытаясь понять причину суматохи. Левиты поспешили разойтись в разных направлениях. Однако порой они сталкивались друг с другом, поскольку не знали, ни где был Иисус, ни как он выглядит. Они были похожи на муравьев, на которых внезапно напал муравьед.
– Они здесь! – воскликнул Иисус, показывая пальцем на торговцев и менял. – Они по-прежнему здесь!
Иисус бросился к базару, точно так же как несколько лет назад, стремительно, сжав кулаки. Ученики окружили его. Их подбородки, локти и колени были готовы встретить удары.
– Я вас уже однажды предупреждал! – воскликнул Иисус, опрокидывая прилавок менялы и смахивая сотни серебряных и бронзовых монет на плиты. – Разве я вас не предупреждал?
Он схватил менялу за вышитый воротник.
– Но вы не хотели понять! Не написано ли: «Дом Мой домом молитвы наречется для всех народов»? А вы сделали его вертепом разбойников!
Меняла попытался ударить своего обидчика по лицу. Иисус уклонился от удара и толкнул торговца на стоящие в ряд столики, где уже хозяйничали его ученики.
– Опять этот человек! – крикнул один из менял, пытаясь спасти свои деньги. – Позовите охрану!
Слово «охрана» неистовым эхом прокатилось на всей территории Храма. На помощь прибежали левиты, но они не знали, против кого должны сражаться, и присоединились к Иисусу и его ученикам. Удары кулаками и ногами и подножки вскоре вызвали неимоверную сутолоку. В драку охотно вступили критяне, скифы, парфяне и каппадокийцы, большие любители потасовок. Левиты тоже не остались в стороне, не говоря уже об охранниках. Иаков, сын Зеведеев, схватил левита за рукав, развернул его вокруг своей оси и тот сам собой упал на землю. Симон-Петр своими сильными руками рыболова толкнул другого левита на его собрата.
– Охрана! – кричали левиты.
Однако охрана была уже там, но ни один из охранников не знал что делать. Охранники хватали то торговца, то паломника, не имевших ни малейшего отношения к заварушке. При всеобщей суматохе Иисус и его ученики сумели беспрепятственно добраться до ворот. За оградой охрана Храма была бессильной. Можно было перевести дыхание. Филипп рассмеялся. Иоанн обернулся, чтобы взглянуть на внешние стены, и сказал:
– И все же какое величественное здание!
– Запомни его хорошенько, – сказал Иоанн, – вскоре от него не останется камня на камне.
Немного погодя Иисус добавил:
– И даже праха не будет.
Но Иоанн, похоже, расстроился.
– Сам подумай, зерно остается одиноким, если только не падает в землю и не умирает, – пояснял Иисус. – Но когда оно умирает, оно дает богатый урожай. Точно так же и человек, который любит себя, одинок, но если он себя ненавидит и умирает в собственных глазах, то соберет урожай вечной жизни. Это надменный храм, полный никчемной роскоши. Когда он падет, он не даст урожая.
Однако Иоанн был единственным, кто слышал притчу, поскольку находился рядом с Иисусом. Все остальные стояли немного в стороне и восторженно обсуждали свою дерзкую выходку. Этой ночью они снова возвращались в Вифанию. Матфей тянул осла за поводья. Дорога, пролегавшая между скал долины Кедрона, была трудной. К тому же было довольно холодно. Едва войдя в дом, где они нашли пристанище прошлой ночью, Иоанн и Иаков поспешили разжечь огонь и доверху наполнить жаровню углями. Другие ученики принялись готовить ужин.
– Пасху следует праздновать в истинный день, – сказал Иисус после того, как все поели.
Ученики удивились. А сейчас когда ее празднуют?
– В Иерусалиме, – продолжал Иисус, – Пасху празднуют в субботу. Но если мы хотим соблюдать традиции, мы должны обратиться к Книге Юбилеев, как делают ессеи в Кумране.
Ученики удивились еще больше: Иисус впервые упомянул о Кумране. Конечно, они знали, что их учитель принадлежал одно время к сообществу ессеев, но, поскольку он об этом никогда не упоминал, они никогда не заводили разговор об этом.
– Мы отпразднуем Пасху завтра, в среду, 10 нисана, – подытожил Иисус.
– Но мы всегда праздновали ее со всеми остальными! – заметил Андрей.
– Да, но наступающая Пасха особая. Я хочу отпраздновать ее в Иерусалиме. Еще я хочу, чтобы вы отыскали место, где мы сможем разделить трапезу тайно. Матфей, ты мытарь, и тебе известно, что у богатых людей есть дома, которые они держат в секрете. Ты возглавишь поиски. Вместе с тобой пойдут Иуда, сын Иаковлев, Искариот, Нафанаил и Филипп. Симон-Петр даст тебе денег.
Симон-Петр тотчас выполнил распоряжение Иисуса.
– Вы тронетесь в путь на рассвете. Я буду ждать вас в полдень.
Они попытались согреться, кутаясь в плащи. Ночные бабочки слетелись в дом, гонимые уличным холодом.
– С завтрашнего вечера, – сказал Иисус, – мы будем действовать очень осторожно. Иначе мы сами себя погубим. Будьте начеку. Берегитесь, чтобы вас не ввели в заблуждение, ибо многие придут под именем Моим, говоря, что это Я; и это время близко: не ходите вслед их. Когда же услышите о войнах и смятениях, не ужасайтесь, ибо этому надлежит быть прежде; но не тотчас конец. Восстанет народ на народ, и царство на царство; будут большие землетрясения по местам, и глады, и моры, и ужасные явления, и великие знамения с неба. Прежде же всего того возложат на вас руки, и будут гнать вас, предавая в синагоги и в темницы, и поведут пред царей и правителей за имя Мое; будет же это вам для свидетельства. Итак, положите себе на сердце не обдумывать заранее, что отвечать, ибо Я дам вам уста и премудрость, которой не возмогут противоречить и противостоять все, противящиеся вам. Наступят жестокие времена, как я уже сказал. Преданы также будете и родителями, и братьями, и родственниками, и друзьями, и некоторых из вас умертвят; и будете ненавидимы всеми за имя Мое, но и волос с головы вашей не пропадет – терпением вашим спасайте души ваши. И будут знамения в солнце, и луне, и звездах, а на земле уныние народов и недоумение; и море восшумит и возмутится; люди будут издыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на Вселенную, ибо силы небесные поколеблются и тогда увидят Сына Человеческого, грядущего на облаке с силою и славою великою. И пошлет Ангелов Своих с трубою громогласною, и соберут избранных Его от четырех ветров, от края небес до края их. Итак, бодрствуйте.
Ученики задрожали еще сильнее.
– Я увижусь с вами завтра в полночь, – сказал Иисус и ушел.
Искариот заламывал руки.
– Значит, я больше никогда не увижу Галилею! – жалобно простонал Андрей. – Но почему все это должно свершиться?
– Радуйся, – сказал Иоанн. – Ты среди избранных.
– Или как ягненок, который в пятницу не знает, что в субботу его принесут в жертву, – прошептал Андрей.
– Значит, страданиям на земле нет предела? – воскликнул Симон-Петр. – Что изменил Мессия? Разве мы этого ждали?
– Радуйся, – повторил Иоанн.
Но и Иоанн мучился вопросом: а что же дальше?
Растерянность и усталость сделали свое дело. Ученики погрузились в сон. На следующий день они не могли найти себе места от отчаяния, причем те, кто остался в Вифсаиде, переживали еще сильнее, чем те, кто отправился в Иерусалим. Действительно, надо быть Иисусом, чтобы надеяться найти пустой дом во время празднования Пасхи.
В полдень они немного взбодрились, увидев Иисуса. Он был с ними, и они не могли думать ни о чем постороннем. Постепенно они забыли о своих волнениях и тревогах. Что бы они без него делали?
Почти одновременно пришли ученики, которых Иисус отправил в Иерусалим, во главе с Матфеем.
– Я нашел, – просто сказал мытарь.
Это был дом, расположенный недалеко от Силоамского источника. Первый этаж дома обычно служил складом. В зале был наведен порядок, расставлены скамьи, канделябры и установлены в держатели факелы. Стол с дорогими яствами был накрыт вышитой льняной скатертью, вино искрилось в графинах и до краев наполняло кубки. Все было готово. Еды было больше в два раза, чем требовалось.
– Кто заплатил за все это? – спросил Иисус.
Матфей протянул Симону-Петру кошелек, который тот давал ему.
– Он просил не называть его имени, но сказал, что хорошо знает тебя многие годы и обязан тебе. Это Иосиф Аримафейский.
– Член Синедриона! – воскликнул Симон-Петр. – Это ловушка!
– Нет, – сказал Иисус. – Он не принадлежит к партии Каиафы. Как тебе удалось встретиться с ним? – обратился Иисус к Матфею.
– Как ни странно, это он встретился с нами, – объяснил Матфей. – Я расспрашивал торговца, не знает ли он, где можно снять дом, поскольку в Иерусалиме слишком много людей и все дома уже заняты. И тут весьма немолодой, богато одетый мужчина остановился поблизости и стал прислушиваться к нашему разговору, совершенно не скрывая своей заинтересованности. Мужчина и торговец обменялись понимающими взглядами. Потом торговец пригласил мужчину присоединиться к нашему разговору. Мужчина, то есть Иосиф Аримафейский, спросил, что мы собираемся делать в этом доме, поскольку мы уточнили, что дом нам нужен на несколько часов. Я ответил, что трапезничать. Иосиф Аримафейский на это кивнул и сказал: «Да, я знаю, чтобы отпраздновать Пасху в соответствии с Книгой Юбилеев». Его ответ удивил нас. Потом он сказал, что предоставит дом в наше распоряжение и обо всем позаботится сам. Он отказался брать у нас деньги. Я не должен был соглашаться?
– Ты все сделал правильно, – сказал Иисус.
Лицо Матфея засияло от радости.
– Он вот еще что добавил, – немного смущенно продолжил Матфей. – Он сказал, что после трапезы мы должны немедленно, покинуть Иерусалим, как это сделали наши предки во время Исхода.
– И что мы должны найти надежное убежище, – добавил Иуда, сын Иаковлев.
– Значит, еще один член Синедриона на нашей стороне, – заметил Симон-Петр. – Вместе с Никодимом их уже двое. Ты помнишь Никодима?
Иисус задумался.
– Я все спрашиваю себя, откуда он нас знает, – сказал Иуда, сын Иаковлев. – Ведь он остановился специально, чтобы слышать наш разговор с торговцем, потому что, как он нам сказал, узнал одного из нас. Но я никогда прежде его не видел.
Остальные тоже принялись уверять, что никогда прежде не видели Иосифа Аримафейского.
Они подтащили скамьи ближе к столу. На скамьях лежали подушки, вышитые в сирийском стиле.
– Вот уж действительно щедрый человек! – воскликнул Иосиф, сын Алфеев, искрясь от счастья.
Иисус сел в центре. Лицо его по-прежнему было серьезным. Вдруг Иисус снял с себя платье и остался в одних браках. Ученики удивленно смотрели на него.
– Принесите лохань и налейте в нее воды, – попросил Иисус.
Несколько мгновений никто не мог сдвинуться с места. Неужели Иисус сошел с ума? Он повторил свою просьбу. Иоанн отправился за лоханью. Иисус поставил лохань рядом с человеком, сидящим на краю скамьи, и схватил его за ноги. Этим человеком был Андрей. Иисус вымыл Андрею ноги и обтер их в полнейшей тишине. Потом он перешел к Иуде, сыну Иаковлеву.
– Что… – начал было Матфей, но так и не смог задать вопрос.
Когда Иисус дошел до Симона-Петра, пожилой ученик бурно запротестовал:
– Я никогда тебе не позволю мыть мне ноги, учитель!
– Если ты отказываешься, значит, ты не согласен со мной.
– Вымой меня целиком, если тебе нужны доказательства, что я с тобой согласен!
– Только ноги, – сказал Иисус, – только ноги.
Иисус вымыл шестнадцать ног, время от времени соскребая с них грязь. Затем он оделся и сел за стол. Ученики посмотрели на свои ноги, потом на него, потом снова на свои ноги, словно рассчитывали увидеть необычайные изменения.
– Понимаете ли вы, что я для вас сделал? – спросил Иисус. Ученики что-то залепетали.
– Вы называете меня учителем и господином, – продолжал Иисус, – но если я, ваш учитель и господин, вымыл вам ноги, каждый из вас должен мыть ноги другим. Я подал вам пример, и вы должны делать то, что я сделал для вас. По правде говоря, ни один слуга не выше своего господина и ни один посланец не выше того, кто послал его. Если вы это поймете, хорошо, и еще лучше, если вы станете придерживаться данного правила.
Иисус вздохнул.
– И все же среди вас есть тот, кто не станет жить по правилам, поскольку не считает, что я его учитель, хотя и зовет меня так.
До сих пор его голос звучал ровно и глухо, но сейчас Иисус неожиданно резко повысил тон.
– Он предаст меня! Он уже меня предал!
Иоанн закричал, но голос его сорвался.
– И не очистится он никогда, и никто на земле и на небе не очистит его! – кричал Иисус.
Лица учеников исказились от ужаса.
– Кто это, учитель? – вскрикнул Иуда, сын Иаковлев.
– Кто это? – спросил Симон-Петр.
– Кто это? – выдохнул Иоанн, подавшись к Иисусу.
Иисус обмакнул кусок хлеба, который он только что преломил, в чашу с сезамом, смешанным с солью, и протянул его Искариоту, который нехотя взял кусок.
– Это тот, кому я протянул кусок хлеба, – сказал Иисус.
Искариот бросил хлеб и побежал к двери. Остальные, потрясенные, поднялись. Иоанн побежал за Искариотом. Но этот человек уже растворился в ночи. На смену суматохе пришла угнетающая тишина. Движения у всех стали вялыми. Факелы как-то странно потрескивали.
– Надо его убить! – заявил Матфей.
– Ты об этом уже давно знал, не правда ли? – спросил Симон-Петр у Иисуса.
– Я перестал сомневаться только несколько минут назад. Именно его узнал Иосиф Аримафейский, поскольку видел Иуду у Каиафы.
– Я убью его! – крикнул Иаков, сын Алфеев.
– Когда ты встретишься с ним, несомненно, будет уже слишком поздно, – ответил Иисус. – А теперь приступим к трапезе.