Смотреть, как ее друзья встречаются с погибшим-но-живым мистером Форклом было значительно тяжелее, чем Софи представляла. Казалось, что тесная башня лопнет от напряжения.

Фитц был в ярости – что не удивило. Софи уже видела вызванный горем гнев, когда они временно потеряли Алдена из-за разрушенного виной сознания. Но, к счастью, в этот раз Фитц орал исключительно на мистера Форкла. И тот держался достойно, слушая тираду, пока Фитц в оцепенении не опустился в одно из кресел.

Биана разрыдалась – тяжело, содрогаясь от всхлипов, превративших идеальное лицо в красное и опухшее. Иногда она плакала от злости. Иногда – от радости и облегчения. И рухнула бы из-за ошеломительного сочетания, если бы Декс не позволил пачкать плечо слезами и соплями, пока рыдания не переросли в икоту и всхлипы.

А вот реакция Декса была куда более аналитической. Он завалил мистера Форкла бесконечными вопросами и потребовал сказать, когда конкретно он общался с этим Форклом. Софи была уверена, что он надеялся, что именно он вытащил их из рук похитителей в Париже, но, кажется, там был другой брат. Но этот мистер Форкл был с ними – в роли магната Лето, – когда Совет заставил Софи надеть блокирующий способности обруч, который Декс разработал по незнанию. Воспоминание вновь было неприятное, но все равно мистер Форкл сделал все возможное, чтобы им помочь. И Дексу этого явно хватило.

У Тэма было лишь одно требование, не подлежащее обсуждению: чтобы мистер Форкл снова позволил прочесть его теневую дымку – и ее оказалось столько же, сколько и раньше. Мистер Форкл так искренне удивился этому открытию, что Софи задумалась, не другого ли брата Тэм проверял в прошлый раз. Но Тэм не спросил. Просто отошел в темный угол и устроился среди теней.

Лин все время молчала, ее серебристо-голубые глаза смотрели куда-то вдаль. Она заговорила лишь раз, и задала вопрос, о котором Софи даже не подумала – хотя стоило бы, пожалуй. Лин спросила, жалели ли Форклы хоть раз, что скрыли свою природу. И мистер Форкл взял ее за руки и напомнил, что выбора у них, по сути, не было. Но вместе с тем он долго говорил, как гордится Тэмом и Лин, выступившими против родителей. И он сказал, что будет надеяться, что однажды все сильные, умные дети, родившиеся не одни, заставят их мир отступиться от бессмысленных предрассудков. После этих слов Лин отошла к Тэму, и они переглянулись, передавая взглядом то, что предназначалось лишь им двоим.

А еще был Киф, который одновременно испытывал целую кучу эмоций – его кулаки сжались от ярости, на глазах выступили слезы, кожа побледнела от шока, руки затряслись от нервной, практически полной надежды энергии. Но когда пришел его черед говорить, он подошел к свернувшейся в кресле Софи и присел перед ней, чтобы спросить, как у нее дела.

– Вижу, ты держишь обещание, – мистер Форкл грустно улыбнулся Кифу. – Но я и не сомневался.

В свои последние мгновения другой мистер Форкл взял с Кифа обещание, что он не позволит трагедии сломить Софи.

– Я в порядке, – заверила она Кифа. – Все так странно. Но… лучше, чем мы думали, согласись?

Киф вздохнул.

– Знаешь… мне надоедает узнавать, что все нам лгут и что-то скрывают, – он обернулся к Тиргану. – Есть еще какая-нибудь важная информация, которую вы от нас прячете?

Тирган переступил с ноги на ногу.

– Никто не раскрывает сразу все тайны.

– То есть, это «да»? – надавил Фитц.

– С каких это пор мы говорим обо мне? – Тирган махнул рукой в сторону мистера Форкла. – Если вас это утешит, могу заверить, у меня нет тайного брата-близнеца.

– Мало у кого есть, – заметил мистер Форкл, вновь глядя в окно. – На самом деле, возможно, я единственный. Точнее, пожалуй, был единственным – хотя фактически у меня все равно есть большей частью тайный близнец, ходит ли он по земле или покоится под ней, – он вздохнул. – Не знаю, как описать словами сложность моей ситуации.

Тирган подошел ближе, успокаивающе укладывая ладонь мистеру Форклу на плечо.

– Что-нибудь придумаем.

Мистер Форкл кивнул, потер глаза и обернулся.

– Вернемся к жалобе мистера Сенсена. Простая истина такова, что у всех есть тайны. Иногда у нас нет выбора. А иногда это мелочи, и нам кажется, что остальных они не касаются. Какой бы ни была причина, секреты – это часть нашей жизни.

– Но не лучше ли без них? – спросил Фитц. – Разве вам не кажется, что теперь, когда мы знаем правду, доверять друг другу станет проще?

Он не смотрел на Софи, но она все равно против воли задумалась, не обращен ли вопрос к ней.

И хотя ее секрет был абсолютно банален по сравнению с открытиями сегодняшнего дня… может, он был прав. Она рисковала их когнатством – тем, что делало их сильнее и давало шанс противостоять «Незримым», – потому что слишком стеснялась признаться в глупой влюбленности.

Говорить о ней будет унизительно. И кончится все, скорее всего, отказом.

Но… тогда все закончится, и они смогут двигаться вперед.

«Когда мы вернем родителей, – передала она Фитцу, – надо будет заняться упражнениями на доверие. И в этот раз… никаких тайн».

Фитц вскинул брови.

«Уверена»?

Нет.

Ей уже хотелось струсить.

«Это пойдет нам на пользу», – сказала она, пытаясь поверить в свои же слова.

Фитц ответил такой яркой улыбкой, что все внутри перевернулось, а затем еще раз, когда он добавил: «Возможно, даже больше, чем ты думаешь».

Киф кашлянул.

– Все нормально? Я чувствую какие-то странные сдвиги в настроении.

– Да, – отозвалась Софи, отворачиваясь, чтобы спрятать пылающие щеки.

– Надеюсь, это правда, – произнес мистер Форкл. – Потому что я вовсе не хочу отвлекать вас от нашей главной цели. Мы прорываемся сквозь глубины длительной, бурной войны, и я искренне надеюсь, что сегодняшние открытия доказали вам, что победы «Незримых» не такие большие, как они думают. Я стою перед вами, и я готов работать, готов сражаться, готов сделать все ради победы. Вопрос лишь в том, останетесь ли вы со мной?

Семеро друзей переглянулись.

И хотя они все еще были бледны, в их глазах Софи не видела ни тени сомнения.

– Да, – произнесли они хором.

Мистер Форкл кивнул, а затем отвернулся, прочищая застрявший в горле ком.

– Сейчас расплачусь из-за вас, дети.

И при звуке таких знакомых слов – слов, которые давно стали визитной карточкой мистера Форкла, – остальным тоже пришлось сдерживать слезы.

Но почему-то все решили, что времени плакать нет.

Пришла пора возвращаться к работе.

– Что ж, – произнес мистер Форкл, – нас ждет еще несколько тяжелых разговоров – и похороны моего брата. Но сначала позвольте открыть вам истинную причину, по которой я попросил Тиргана привести вас в Туманную долину.

Он щелкнул пальцами, и стекло в окне постепенно приоткрылось, впуская в душную комнату холодный свежий воздух.

Поначалу Софи решила, что мурашки поползли из-за ветра, но когда она пришла в себя, то услышала ту же навязчивую мелодию, что и раньше – только значительно громче и яснее. Песня была глубокой и проникновенной, наполненной одновременно неистовой надеждой и болезненной грустью.

– Лунные жаворонки, – пояснил мистер Форкл. – Не знаю, представляете ли вы, как редко встречаются их гнезда в дикой природе, но за всю жизнь это единственное место, которое я нашел. И они возвращаются сюда снова и снова, поколение за поколением. У нас с братом ушли годы, пока мы не поняли, почему. В волнах, которые вы слышите в отдалении, они оставляют свои яйца бороться с течением, зная, что только самые сильные достигнут берега, где вылупятся и выживут. Когда-то я считал, что птицы, бросающие своих детей без малейшей поддержки и защиты, жестоки.

Его взгляд остановился на Софи, и та кивнула. Она и сама не сразу смогла поверить «Черному лебедю», зная, что они тоже бросили ее выживать среди людей.

– Но песню, которую вы слышите, – прошептал мистер Форкл, – поют и матери, и отцы, подзывающие яйца к берегу. И даже когда птенцы вылупляются, их родители продолжают петь денно и нощно – не знаю, ради утешения или в качестве наставлений. Но что я знаю, так это то, что пусть они и оставляют птенцов выживать самостоятельно, они всегда рядом, невидимые, побуждают идти вперед. Именно поэтому я согласился назвать проект «Лунным жаворонком», когда поступило предложение Каллы – не потому, что мы бросали вас, мисс Фостер. А потому, что я не собирался оставлять вас одну по-настоящему. Я планировал всегда быть рядом, направлять вас, как могу. И даже сейчас, когда от меня осталась лишь половина, я не отказываюсь от своей цели – и не только ради вас. Все в этой комнате под моей защитой. Поэтому, пока мы не ушли, закройте глаза и ощутите мощь их уверенности.

Софи думала, что будет чувствовать себя глупо, стоя рядом с друзьями и плача от смазанной ветром птичьей песни. Но сила и храбрость мелодии проникали в глубину ее сердца. И чем больше она сосредотачивалась, тем больше появлялось в сознании разрозненных образов: крохотных птенцов, покрытых серебристым пухом, мечущихся по белому песку на костлявых лапках.

Она не знала, воображает ли их, или уникально усиленная телепатия соединила ее с мыслями взрослых лунных жаворонков.

Но она передала им: «Все будет в порядке».

– Думаю, пора идти, – мистер Форкл щелкнул пальцами, чтобы закрыть окно и отрезать песню лунных жаворонков, вновь погрузив башню в тишину. – Сомневаюсь, что вернусь сюда в скором времени, – он почти что тоскливо провел рукой по спинке кресла. – Думаю, лучше вам вернуться в Хэвенфилд и дождаться меня. Мне все еще нужно представиться вашим телохранителям, и, полагаю, вы предпочтете отсутствовать при нашем разговоре. Скорее всего, в нем будет фигурировать изрядная доля угроз.

– Кто еще считает, что Гризель врежет Форклу? – спросил Киф.

– Рад, что ваше чувство юмора осталось нетронутым, мистер Сенсен. Но не забывайте, что теперь у меня вдвое меньше терпения.

– Мне рассказать родителям о… обо всем? – спросила Софи, и ее затошнило от одной только мысли.

– Нет. Но сходите в Эверглен и скажите Алдену с Деллой прийти к вам домой и ждать новостей. А потом прыгните в Этерналию и передайте то же самое старейшине Орели. Ваша мать сама позовет вашего отца, – повернулся он к Дексу.

– Ну конечно, – ответил тот со вздохом. – Мама уже знает. Поэтому она так нервничала, когда я уходил. Уф, а я-то думал, что она закончила врать.

– Не вините ее за молчание, мистер Диззни. Вините меня. И, кстати, вашей матери было сложнее всего смириться со знанием о моей разделенной жизни. Однажды она сказала, что иногда смотрит на тройняшек и представляет, как несчастны они были бы, заставь она их лгать и скрываться, как пришлось мне. И да, они не близнецы – но даже если бы были, ваши родители никогда не избрали бы путь моего отца. Они одни из самых смелых, самых храбрых эльфов, что я знаю. И все поступки вашей матери были совершены – и до сих пор совершаются – в надежде на лучшее будущее для ее детей. Прошу, не злитесь на нее за это.

Декс пнул пол, но спорить не стал.

– Ладно, – произнес мистер Форкл, – будем надеяться, что к тому времени, как все соберутся, я закончу с гоблинами. Но если задержусь, то ни при каких обстоятельствах не отвечайте на их вопросы. И если вам интересно, то вышеперечисленные – единственные, кому позволено знать правду. «Черный лебедь» прекрасно прикрыл отсутствие моих личностей, пока я горевал. Остальным неизвестно, что что-то изменилось.

– А как же «Незримые»? – спросила Софи. – Гетен должен понимать, что нанес мечом смертельный удар.

– Разумеется. И если кто-то из нас с ними пересечется…

– «Если», как мило, – перебил Фитц.

– Ладно, мистер Вакер. Когда кто-то из нас с ними пересечется, важно позволить им верить в ошибочные предположения. Им неизвестны остальные мои личности – по крайней мере, так мне кажется. Вам лучше знать, мистер Сенсен.

– Я ничего о вас не рассказывал, – заверил Киф. – Делал вид, будто в тайне считаю, что вы старейшина Алина – и пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, я просто обязан быть с вами, когда Финтан узнает, что вы все еще живы. Хочу видеть, как он описается!

– Даже не сомневаюсь, – произнес мистер Форкл, когда Тирган достал проводник и создал луч в Эверглен. – Но чем дольше «Незримые» остаются в неведении, тем лучше. Пусть наслаждаются своей мнимой победой, сколько могут.

С одной стороны Софи хотелось поспорить, что победа была не мнимой, ведь «Незримые» все равно забрали у них союзника. Но пока она смотрела на мистера Форкла, подготавливающего собственный проводник, то осознала, что они тоже выиграли.

Пусть «Незримые» считают себя гениальными махинаторами, планы которых невозможно предугадать.

Но когда дело доходит до тайн, кардинально меняющих положение дел, «Черный лебедь» всегда будет впереди.