ОДРИ

Я мечусь взад и вперед по комнате - удивительно, как еще не вытоптала пол до дыр. Наконец, я падаю на жесткую грязную землю, оттягивая время, как последняя трусиха.

Мои глаза начинают слипаться, но я заставляю их распахнуться. За последние десять лет я спала не больше двух часов в сутки. Силы Бури предупреждали, чтобы я не перенапрягалась, но охрана Вейна - круглосуточная работа. И если я стану потакать своим желаниям, то рискую подвести их.

Как подвела своего отца.

По крайней мере, Вейн отдохнет. Восточный ветер, который я отправила, убаюкает его утомленный разум. Этот трюк проделывал мой отец, сплетая легкий ветерок в вихрь колыбельных. Уложив меня спать, он посылал его в мою комнату, добавляя к нему свой теплый густой голос.

Мой отец не мог говорить с птицами, как мы с мамой, но он пел подобно им. Это не было истинным даром, но, тем не менее, у нас было что-то общее. Каждый раз, летая вместе, мы пели дуэтом.

Но я не вплетала свои собственные песни в ветер, посланный Вейну. Мои мелодии умолкли в день смерти отца.

Такое ощущение, что даже от простого сплетения колыбельных мое сердце рвется на части, но Вейн заслуживает последнюю спокойную ночь. Тяжелое бремя лежит у него на плечах, гораздо тяжелее, нежели мои задачи. Ближайшие дни станут самыми тяжелыми в его жизни.

Удивительно, как легко мне сопереживать ему. Долгие годы мне было трудно не злиться на него. Не испытывать ненависть от того, что его жизнь важнее жизни моего отца. Важнее моей. Я беспокоилась, что мне будет тяжело вести себя корректно, когда нам придется общаться.

И Вейн... впечатляет, хоть и не совсем так, как я ожидала. Некоторые из моих эмоций и действий - загадка для меня. Например, моя нерешительность сказать ему правду, что является одним из основных аспектов моего задания. Или желание прикоснуться к нему.

К его руке.

К его губам.

Почему я сделала это? Я совершенно не собиралась этого делать.

Может, из жалости?

Я хочу, чтобы так и было, но непонятно, почему тогда моя кожа до сих пор горит в тех местах, где мы соприкасались? Почему даже теперь, при одном только воспоминания о его объятиях или взгляде, я ощущаю в груди странную пустоту? Почти как...

Я останавливаю себя прежде, чем успевает сформироваться мысль.

Что бы эти чувства не значили, я избавлюсь от них. Мне не нужно, чтобы Вейн Вестон усложнял все больше, чем есть.

Гэвин щиплет меня за руку, и его когти впиваются в мое запястье - так он не особо ласково напоминает мне о том, что я перестала поглаживать шелковистые серые перья на его спине. Он бывает требовательным, но он - мой лучший друг. И он - единственный, кто не презирает меня за то, что произошло. К тому же, Гэвин подавляет свой инстинкт мигрировать, только чтобы оставаться со мной. Поэтому я терплю его заморочки. Даже когда он оставляет недоеденного кролика на полу.

В желудке урчит при виде этой картины, отдавая коликами в животе.

Еще один побочный эффект от воды.

Чем дольше мы голодаем, тем больше сжимаются наши желудки. Это болезненный процесс, поэтому большинство стражей поддаются соблазну по крайней мере раз в год, чтобы унять голодные боли.

Но не я. И после десяти лет голодания мой желудок сжался окончательно.

Теперь вода оживила аппетит, который жжет так сильно, что меня привлекают даже отвратительные останки кролика и гнилые финики на полу.

Внутри меня разгорается вспышка гнева, но мне удается ее погасить. Я заслуживаю всяческих испытаний, неудобств и всего остального. Моя жизнь ничего не значит. С тем же успехом она могла бы оборваться в день того шторма.

Но все же я выжила. И получила подарок от отца, хотя кажется, будто я его украла.

Я все еще чувствую, как пальцы мамы впивались в кожу, когда она трясла меня за плечи. Кричала, что я забрала последнюю его часть, которая у нее оставалась. Что он должен был выбрать ее, а не меня.

Я до сих пор не знаю, почему он это сделал.

И не имею ни малейшего представления, что означает тихое послание, которое он мне оставил: "Я знаю, что ты правильно этим воспользуешься, моя дорогая Одри".

Он хотел, чтобы это осталось у меня. Поэтому я вдыхала, позволяя мудрости и энергии наполнить мой разум, пока слезы струились по лицу и последний шепот отца уносило порывистым ветром.

Я поклялась на месте, что закончу то, что он начал. Стану стражем. Подготовлю Вейна. Сделаю его сильнее, чем кто-либо мог предполагать, чтобы он мог положить конец царству Райденского террора.

И теперь я буду защищать невинных людей от Буреносцев в этих засушливых городах.

А это означает, что позвать на помощь - мой долг.

Но... Похоже, мне нелегко заставить себя это сделать.

Я не знаю безопасного способа связаться с Силами Бури самостоятельно. Они решают, к какой информации стражи получают допуск, а так как я знаю о Вейне все, что есть, они больше ничего мне не говорят.

Эта мера безопасности спасла нас четыре года назад, когда Райден захватил двух лучших из нас. Никто не знает ужасов, через которые они прошли, но он сломил их. И узнал самую сокровенную тайну Сил Бури - что Вейн пережил нападение, убившее его родителей столько лет назад.

Но Райден не узнал, где мы его спрятали.

И тогда он начал свои неустанные поиски.

И я, наконец, стала стражем. До этого я была всего-навсего "практиканткой" и должна была отчитываться тренеру о моих продвижениях. Даже тогда Силы Бури беспокоились, что нагрузка чересчур велика для моего возраста, и пытались заставить меня отдыхать от дежурств. Но я всегда пробиралась обратно, чтобы приглядывать за Вейном. Я не могла рисковать тем, что, пока меня нет, может что-то произойти. И когда Райден узнал, что Вейн жив, Силы Бури не могли дольше оттягивать мое назначение. Вейну была нужна постоянная защита, и я была лучшей среди доступных Сил Бури. Вне всяких сомнений, я - самый юный страж, но никто не сравнится с моим мастерством и решимостью. Решение было практически единогласным. Только один голос - против.

Моей мамы.

Не потому, что она беспокоилась о моей безопасности. Она думала, что я недостойна.

Теперь мне придется идти к ней и объяснять, в какой мы беде. Умолять о помощи.

Все, что я вытерпела и пережила сегодня ночью, меркнет по сравнению с этим.

Поэтому я сижу в оцепенении, поглаживая Гэвина, пытаясь отыскать в себе силы, чтобы сделать то, что должна. Я нахожу их в строгой черной куртке, застегнутой на груди. В легком натяжении волос от заплетенной косы.

Я перезаплела волосы и переоделась в униформу, как только вернулась домой. Я не могу себе позволить забыть об обязанностях.

Так что я считаю до пяти, давая себе возможность на несколько секунд предаться страху и жалости, затем отпускаю Гэвина на его насест на подоконнике, приказываю, чтобы он избавился от изуродованной тушки до моего возвращения, и отталкиваюсь от пола.

Я призываю с гор два Северных Ветра и оборачиваюсь ими, едва дыша. Их песня стойкости и могущества наполняет мой разум, пока они уносят меня прочь.

Я не летала этим путем с тех пор, как ушла четыре года тому назад, но он высечен в моей памяти. За холмами, за лесом колючих сплетенных между собой юкк, маленький квадратный домик скрыт на пустынном участке, столь обширном и пустом, что я сомневаюсь, что люди знают о его существовании. Потому-то Силы Бури и выбрали его.

В доме темно, но мама здесь. Я чувствую ее присутствие по колебанию воздуха. По тяжести у меня в груди.

Я отсылаю ветер, касаясь ногой мягкого песка тише, чем кошка, приследующая свою добычу. Тем не менее, легкое движение у окна говорит мне, что она знает о моем прибытии. Ничто не может застать ее врасплох. Это еще один дар, и он подвел ее лишь однажды.

Но это произошло по моей вине.

Птицы разных видов и размеров, сверкая глазами в лунном свете, наблюдают за мной с карниза крыши, когда я пересекаю небольшой двор. Их притягивает к маме, они предают свои инстинкты, только чтобы оставаться в пределах ее досягаемости. Много лет назад они бы приветствовали меня как одну из них. Наполнили бы воздух мелодиями своих песен, слетая вниз и кружась. Касались бы моей кожи своими шелковистыми перьями.

Теперь меня окружает лишь их молчаливое осуждение. Они отвергли меня, так же как и мама.

Раз в месяц она посылает узнать о моих успехах мрачного ворона. Он впивается в меня острыми как бритва когтями, доставляя ее послание - одно и то же, каждый раз. Это моя единственная связь с мамой и миром Странников Ветра.

"У него произошел прорыв?" - значит это послание.

Последние новости о Вейне. Единственное, что имеет значение.

Я не обращаю внимания на насмешливые взгляды птиц и сосредотачиваюсь на одиноком ветвистом дубе - торжество выживания и стойкости среди бесплодного пустынного пейзажа. Я приносила присягу Силам Бури, преклоняясь в тени его листвы. Моя мама тогда даже не потрудилась выйти.

Я уехала в тот день и не вернулась. Никогда не планировала возвращаться.

Это необходимо, - напоминаю я себе и нехотя поднимаюсь по лестнице.

Дом небольшой, простой и неприметный - мимо такого пройдешь и даже не заметишь. Мама его не выносит.

Если бы у нее был выбор, она бы вернулась в наше старое поместье на востоке. Окружила бы себя успокаивающими тропическими ветрами нашего наследия и скрылась бы от непокорных пустынных бурь.

Но сейчас это невозможно.

Дверь распахивается от резкого порыва ледяного ветра, и я довольна тем, что не подскакиваю от неожиданности. Я готова к играм мамы, но не могу унять дрожь в коленках, входя в скудно обставленную неосвещенную комнату.

Благодаря маме, наша первая за четыре года встреча пройдет в темноте.

- Что ж, - говорит она своим низким грудным голосом, поднимаясь из плюшевого кресла у единственного окна. Лунный свет лучами падает на изящные черты ее идеальных фигуры и лица. Даже темнота или угрюмый вид не в состоянии скрыть ее красоту. - Судя по твоему понурому виду и перемене Северных Ветров, которую я чувствовала всю ночь, - она вздрагивает, поглаживая руки, словно от зуда, - полагаю, ты пришла просить помощи.

- Я тоже рада тебя видеть, мама, - мне не удается скрыть горечь в голосе. Я не виню ее за то, как она стала обходиться со мной после смерти отца. Но от этого не легче.

Она не отвечает. Вместо этого она трет кожу на руках сильнее, словно зуд превратился в боль, и ждет, когда я снова заговорю.

Я откашливаюсь:

- Мне нужно, чтобы ты потребовала помощи у Сил Бури.

Одна совершенно выгнутая бровь поднимается в мою сторону, и я стараюсь подавить вздох. Мама потребует рассказать все до последней детали, прежде чем протянет руку помощи. Так что я выкладываю все как есть: как я воспользовалась Северным Ветром, чтобы предотвратить сближение Вейна с земной девушкой. Как слилась с ветром, чтобы ускорить прорыв его сил Восточного Ветра. И как Вейн напоил меня водой, пока я была без сознания. У меня нет нужды объяснять, в насколько затруднительном положении мы находимся. Она понимает это не хуже меня.

Мама - спец по затягиванию драматических пауз, но я стараюсь даже не моргать до тех пор, пока она наконец не откидывает назад свои длинные волосы цвета вороного крыла и не отворачивается. Как обычному стражу, ей следовало бы носить соответствующую косу. Но мама - необузданный ураган. Она не плывет по течению. Это то, что мой отец любил в ней больше всего.

Она проносится по коридору, вспыхивая на свету - ее шелковое зеленое платье мерцает при каждом движении. Мама никогда не носила форму, положенную стражам, оставляя кожу обнаженной для ветра, чтобы в любое мгновение иметь возможность использовать дар. Легчайшее колебание воздуха звучит для нее так же ясно, как слова песни ветра. Тайный язык, который понимает только она. Постоянные прием и отдача, прилив силы и истощение, покой и движение.

Редкий дар и бремя, которые никто из нас никогда не понимал. Но мой отец пытался в этом разобраться больше других. Ему внушало страх то, что ее могущество порождает слабость, и он делал все возможное, чтобы усмирить буйство силы, помогая маме совладать со стихией.

Это то, что она любила в нем больше всего.

Мама со скрипом передвигает стул по полу и садится за узкий пустой стол. Она не предлагает мне присоединиться. Да я и не стала бы в любом случае.

Мое внимание невольно притягивает место, на которое больнее всего смотреть. Ветряные колокольчики, висящие над столом, там, где должна быть люстра.

Дрозд, выполненный в мельчайших деталях, парит с распростертыми крыльями над гроздью мерцающих серебряных колокольчиков. Мой отец сделал их для нее в день, когда они решили связать себя узами, с тех пор колокольчики висели на самых ветреных карнизах в каждом доме, где мы останавливались, заполняя воздух своей звонкой песней. Не считая меня, это единственна вещь из маминого прошлого, которая пережила торнадо Буреносцев.

Судя по безупречному сиянию колокольчиков и тому, что их держат вдали от стихий - защищенными и в безопасности, - сразу ясно, что для мамы важнее.

Мои глаза щиплет, но не пренебрежительное отношение расстраивает меня, а то, что колокольчики заперты внутри и никогда не зазвучат снова.

Мама откашливается, и я заставляю себя взглянуть на нее, сожалея, что она застала меня пристально рассматривающую их.

- Для начала, что он вообще делал с другой девушкой? - спрашивает она. - Вейн должен быть по уши влюблен в тебя и даже не думать о том, чтобы тратить время на кого-то еще, особенно земную.

- Каким образом? Мне не было позволено говорить с ним до тех пор, пока не состоится его прорыв, и я старалась не показываться ему на глаза.

Мама вздыхает:

- И это твоя ошибка. Ты красивая девушка, Одри. Парни должны таять от одной твоей улыбки, и тебе следует пользоваться этим преимуществом.

Ей легко говорить. Она может растопить сердце любого мужчины - сильфа или земного - всего раз тряхнув своими блестящими волосами или подмигнув голубыми, оттенка сапфира, глазами.

- Я не знаю, как влюбить в себя Вейна, - я сжимаю руки, и при воспоминании о тепле Вейна пальцы снова начинает покалывать. - Я не такая, как ты. Я не могу заполучить любого парня, которого пожелаю.

- Я тоже не могу, - она судорожно сжимает в пальцах серебристое перо, висящее у нее на шее на черном шнурке.

Подвеска моего отца, какие носят стражи.

У меня есть похожая, спрятанная под курткой, но мой шнурок - голубого цвета. Моя жизненная сила все еще питает его.

Меня душат накатившие внезапно эмоции.

Я изучаю маму. Тени под глазами. Тонкие хмурые морщинки возле уголков рта. Они появились в тот день, когда мы потеряли отца - мама постарела мгновенно. И морщины только углубились со временем. Ее связь с отцом должна была разорваться с его смертью, но она словно усилилась каким-то образом. Как будто мама неистово цепляется за нее побелевшими от усилия пальцами, отказываясь отпустить. Отказываясь разорвать их узы.

Широкий золотой браслет охватывает ее руку с тех пор, как отец надел его ей, когда они официально дали клятву. Но усыпанные драгоценными камнями кольца в центре потеряли свой блеск. А замысловатые дрозд, приделанный поперек, выглядит изношенным и потускневшим. Словно истерт беспокойными пальцами.

Я сглатываю комок в горле.

- Пусть лучше Вейн не влюбляется в меня. Это только все усложнит, когда он узнает о Солане.

Мама кивает, соглашаясь со мной. У Сил Бури большие планы на Вейна. Ничто не может им помешать, и никому не следует вставать у них на пути.

- И все же, зачем было вызывать Северный Ветер? Ты не могла придумать более безопасный способ предотвращения связи?

Я пристально рассматриваю пол, повторяя рисунок древесной текстуры носком начищенного ботинка. Мама снова права. Я потеряла голову. Я увидела, как Вейн наклоняется к той девушке и просто... среагировала.

Но что мне оставалось делать? Только Северные ветры достаточно сильны для того, чтобы оттолкнуть Вейна, и ни одного из них не оказалось поблизости.

Хотя... Гэвин мог бы пролететь между ними. Эта мысль не пришла мне в голову. Вот какой я, оказывается, хранитель.

- Думаю, меня это не должно удивлять, - тихо говорит мама. - У тебя отлично получается призывать ветер, когда не следует.

Если бы она ударила меня, было бы не так больно.

- Что сделано, то сделано, я не могу ничего изменить, - шепчу я, убеждая скорее себя, чем ее. - Я замаскировала следы насколько возможно, и теперь буду учить Вейна сражаться. Но нам нужна помощь. Ты позовешь Силы Бури?

Мамины тонкие пальцы поглаживают кулон отца, и, пристально глядя на неподвижные безмолвные ветряные колокольчики, она отвечает:

- Нет.

- Что? - Она не может отказать в такой важной просьбе просто мне назло.

Мама качает головой, словно знает, о чем я думаю.

- Райден начал массированное наступление против Сил Бури, решив подавить наше сопротивление. Мы не можем себе позволить отправить кого-либо к вам, особенно по такому пустяковому случаю.

У меня уходит секунда на то, чтобы обрести голос, и еще одна - чтобы подавить гнев:

- Я знаю, ты никогда не простишь мне того, что произошло с отцом, но это касается не только меня.

- Конечно. Но ты понятия не имеешь, с чем нам пришлось столкнуться за последние годы. Ты живешь, дышишь и спишь Вейном Вестоном. Ты не знаешь, сколько наших баз нашел Райден. Сколько Сил Бури было убито. Что под пытками стражи поведали Райдену о секретных разработках, которые мы вели. Наши истощенные силы находятся под постоянной атакой. Только в самых чрезвычайных ситуациях позволено отвечать на просьбы о помощи.

- Но это и есть чрезвычайная ситуация. Вейн слишком важен, чтобы подвергать его риску. К тому же, земные в долине могут быть убиты.

- Значит, ты должна обучить его и защитить их.

- Как? Чему я могу научить его за три дня?

- Три дня, - ворчит мама. Она поднимает руку, танцуя пальцами, как будто они играют на невидимом инструменте. Прощупывая настроение воздуха. - Я могу оттянуть время.

- Я уже пыталась сбить их с толку всеми...

- Мне не нужны твои оправдания, - мама поворачивается ко мне, движение ее руки становится размытым, когда она взмахивает ею вверх, сгибая кисть и захватывая воздух одним плавным движением. Я подпрыгиваю от того, что громкий треск, сопровождаемый оглушительным грохотом на улице, раскалывает тишину ночи.

Мне не нужно смотреть в окно, чтобы догадаться, что это мама при помощи ветра отломили ветку дуба и, затем, вбила ее в землю. Контролируя ветер без слов, управляя одним только прикосновением. Еще одна искусная хитрость, которую я видела, как мама выполняет десятки раз. Еще одно умение, известное лишь ей одной.

- Я знаю, ты сильна...

- Дело не в силе, - ее рука возвращаются на колени, а пальцы поглаживают дрозда на золотом браслете. - Ветер рассказывает мне секреты, которые спасут тебя от всех этих неприятностей, которые ты устроила. Те же секреты, которые спасли бы жизнь твоего отца десять лет назад, если бы ты не соврала мне.

Ее лицо идет пятнами, в то время как мои глаза наполняются слезами. Она ждет, когда я что-нибудь скажу. Но у меня нет слов.

В конце концов мама вздыхает:

- Я могу выиграть для вас еще пять дней.

- Пять дней? Как ты можешь быть настолько точна?

- Ты бы знала как, если бы могла чувствовать то же, что и я.

Мои руки сжимаются в кулаки, и ногти впиваются в кожу.

Сколько себя помню, мама всегда приводила туманные объяснения, настаивая на том, чтобы ей слепо верили. Но ситуация слишком важна, чтобы загадывать загадки, независимо от того, насколько сильной мама показала себя в прошлом.

Но я знаю, что она больше ничего не скажет. Это еще одна ее игра - постоянно удерживать превосходство. Так что я говорю:

- Восьми дней все равно недостаточно.

- Должно хватить.

- У Вейна нет никаких умений. У него случился прорыв силы только одного ветра, да и то не самого важного. Я недостаточно сильна, чтобы справиться с двумя Буреносцами в одиночку. Если ты не позовешь Силы Бури, то мне понадобится твоя помощь, - я сглатываю, мне нужна передышка, чтобы обуздать свою гордость: - Ты будешь сражаться вместе со мной?

Слова звучат не громче дыхания.

Потирая пальцами выгравированного дрозда, мама просто говорит:

- Нет.

Она знает, что я бы не просила о помощи, если бы не безвыходное положение. И все равно отказывает мне.

- Сейчас я нужна Силам Бури как никогда, чтобы вести наблюдение, - объясняет она, встречаясь со мной взглядом. - Я и так буду достаточно рисковать, пытаясь сбить с толку Райдена. Он сходит с ума от желания найти меня, с тех самых пор как узнал, что я выжила. Вот почему я застряла в этой дыре, отрезанная от мира.

Я смеюсь, хоть это ни капли не смешно:

- И ты считаешь, что Силы Бури ценят твою жизнь выше, чем Вейна?

- Конечно, нет. Но у Вейна есть ты - его хранитель.

- Но с водой в организме я недостаточна сильна, чтобы защитить его. Я никак не смогу сделать этого в одиночку.

- Я знаю, как можно исхитриться.

Ее голос смолкает, но все внутри меня по-прежнему сжато в комок:

- Ты надеешься на то, о чем я думаю?

- Я надеюсь, что ты инициируешь прорыв его силы Западных Ветров до того, как прибудут Буреносцы. Тебе полагалось сделать это давным-давно. Силы Бури выбрали тебя, потому что знали, что ты будешь безжалостно, как никто другой, тренировать его. Они знали, как много тебе нужно доказать. Или искупить.

Искупление.

Мама еще никогда не подходила так близко к тому, чтобы обвинить меня в смерти отца, и непокорная слеза скатывается по щеке, прежде чем я успеваю смахнуть остальные.

- Силы Бури были очень недовольны незначительными успехами Вейна, - добавляет мама тихо. - Пусть это мотивирует тебя показать им, что ты хранитель, и что Вейн с тобой достигнет своего потенциала. Оправдай их веру в тебя. Но... если потерпишь неудачу... существует и другой путь.

Произнося последнюю фразу, мама не смотрит на меня, и я не вижу выражения ее лица. Но этого и не нужно, я все равно не знала бы, что на это ответить.

Меня не готовили к тому, что отвечать, когда собственная мать предлагает покончить с собой. И говорит об этом так, как будто это все равно что ноготь сломать.

Я сопротивляюсь нарастающему во мне порыву гнева и боли. Разве я не клялась и не задумывалась об этой возможности, соглашаясь стать хранителем Вейна?

Я знала, на что иду. Лучше, чем кто-либо.

- Я готова принести жертву, если это необходимо, - шепчу я, удивляясь тому, как правдиво звучат слова.

Каждый мой вздох украден у моего отца, так что если до этого дойдет, я последую его примеру и пожертвую своей жизнью.

Если до этого дойдет.

Потому что если Вейну удастся освоить языки всех четырех ветров в следующие восемь дней, он станет непобедим.

Это весьма сомнительно, но все может быть.

В противном случае я сделаю то, что должна.

Мама прочищает горло, словно борясь с собственными эмоциями. Но ее лицо - все та же бесстрастная маска, которую она носит с того самого дня, как отец покинул землю.

- Я предупрежу об опасности, когда почувствую приближение Буреносцев, - говорит она мне.

Я киваю.

Все мои инстинкты кричат о том, что ей нельзя доверять, но ничего другого мне не остается. Все что я могу сделать - погрузиться с головой в обучение Вейна и надеяться на то, что мама выполнит свое обещание. Я поворачиваюсь к двери.

- Прежде чем ты уйдешь, мне нужна твоя песня дыхания, - говорит мама мне вслед.

Я замираю на месте.

Каждый Странник Ветра рождается с песней на устах, мелодией, известной лишь ему одному. Когда мы умираем, мелодия становится частью ветра. Маленькая частичка нас, которая продолжает существовать. Наш след в мире.

Не обязательно держать эти песни в тайне, но большинство из нас никогда не разглашают их. Слышать чью-либо песню дыхания - то же, что заглядывать в душу. Моя мама - последний человек, которому бы я хотела раскрыть свою.

- Ничто не оставит более мощный след, - объясняет она, пока я продолжаю молчать. - Ничто другое не собъет Буреносцев с толку.

Я бы предпочла раздеться догола перед всеми Силами Бури вместе взятыми.

Но речь не обо мне.

Я не могу смотреть на маму, пока пою простой стих.

Ветерок-скиталец мечется тревожно. 

Унесен порывом ветра. Затерялся, сбит с пути. 

Ураган бушует, скрыться невозможно. 

Ветерок вперед несется в поисках своей судьбы.

Каждое слово уносит с собой частичку меня и присоединяется к вихрю, кружащему вокруг нас. Мама подманивает строфы песни дыхания к себе, сплетая их, словно ветер, вместе.

- Ты поешь как твой отец, - шепчет она.

Я рискую взглянуть на нее, но не вижу никакой теплоты в ее взгляде. Он холоднее и тяжелее, чем когда-либо. Будто напоминание о нем - преступление с моей стороны.

В глубине души мне хочется, чтобы мама проводила меня до двери, хотя я знаю, что этого не случится. Ей безразлично, что сегодня - возможно последний раз, когда она видит меня живой. Она почувствует облегчение, когда меня не станет.

Так что я почти не внимаю ее шепоту, когда открываю дверь, чтобы уйти:

- Ты сильнее, чем думаешь, Одри.

Я делаю дрожащий вдох:

- До свидания, мама.

Я ухожу не оборачиваясь. Она не прощается.