В эти же годы мы с Беллой часто общались с Тонино Гуэрра и Лорой. Ее мы знали и раньше, до знакомства с Тонино, – часто встречали в компаниях московских кинематографистов, она работала на “Мосфильме”. Но когда стало известно, что Лора стала женой Тонино, эта новость поразила нашу киношную общественность, потому что имя Тонино очень многое значило для всех нас, любивших итальянское кино. Мы познакомились с ним сразу после его приезда в Москву в 1975 году. Лора держалась очень просто и достойно, и они вместе быстро завоевывали наши сердца. Мы часто встречались в их доме на Мосфильмовской.

В свою очередь Тонино влюбился в образ Беллы: она поразила его тем, как она читала свои стихи, и своим причудливым поведением. Тонино особенно восхищался теми моментами, когда Белла забывала стихи, и тогда она запрокидывала голову, а рукой в воздухе начинала как бы ловить строчки, и с ее руки слетали массивные кольца, которые бросались подбирать окружающие. Тонино, который не понимал русскую речь, жадно вглядывался в действо, возникавшее у него перед глазами.

В каждый свой приезд Тонино просил Лору устроить встречу с нами, и мы проводили время вместе, пересиливая с помощью Лоры незнание языка, стараясь глубже понимать друг друга и существовать поверх языковых барьеров.

Тонино Гуэрра был прекрасен во всем: в своей предупредительности, в стремлении угодить человеку, с которым он общается, в прелестном юморе, в желании быть понятым. Прежде всего Тонино был поэтом, и оставался поэтом во всем, что бы он ни делал, – и в сценариях, и в своей самобытной, радостной живописи, и в скульптуре, в которой пробовал свои силы.

За киносценарии, легшие в основу знаменитых фильмов (“Забриски-пойнт”, “Блоу ап”, “Амаркорд”, “Джинджер и Фред”, “Ностальгия” Тарковского и многие другие) Тонино Гуэрра было присвоено звание “Лучшего сценариста Европы”.

Мне памятны не только встречи с Тонино и Лорой, но и замечательная переписка с Беллой. В 1976 году, накануне ее дня рождения Тонино и Лора адресовали ей такое поздравление:

Дорогая и великолепная Белла!

Ясность и свет луны в этом мире, хочу повторить в этот день слова неизвестного китайского поэта: “Мы все упавшие на воду листья, медленно плывущие по течению ее”.

Ты никогда не будешь осенним листом – зелень и аромат твои навсегда! Я же намного впереди тебя на воде, постоянно текущей во времени, и жду тебя там с бесконечным восхищением и любовью!

Тонино Гуэрра

Белла, объятие и рука звезд на твоих волосах.

Тонино

9.04.76 г. Рим

Белла, любимая и почитаемая всегда, будьте здоровы и прекрасны! Дарите нам еще и еще Ваши дни рождения, чтобы мы могли благодарить и кланяться Вам до земли!

Всегда Ваша Лора

Приведу одно из посланий Беллы к Тонино:

Здравствуй, Тонино! Это – всего лишь письмо, я пишу его глубокой ночью – и улыбаюсь.

Тонино, ты знаешь, что ты – великий художник (во всех смыслах этого многообъемлющего слова)?

Ты – знаешь, не можешь не знать.

Некоторое время назад я, в печали, в унынии, в темноте, нечаянно включила телевизор. И услышала твой голос, увидела то, что дано лишь тебе, – у тебя не может быть ни соперников, ни подражателей, – только те, кто благодарят и любят.

Я благодарю и люблю!

Я поздравляю тебя с днем рождения!

Счастливый день!

Здравствуй, Тонино!

Всегда твоя Белла Ахмадулина

P.S.

“Белые столбы” – дважды знаменитое место. Сумасшедший дом и, неподалеку, – сокровищница фильмов, всех драгоценностей синема и кино. Туда ехали мы: Булат Окуджава, Борис Мессерер и я, по приглашению подвижников и хранителей, чтобы увидеть “АМАРКОРД”, фильм, в наших пределах никем не виденный, невиданное нечто. Сценарий Тонино Гуэрра, режиссер Федерико Феллини. Лучшего я не успею увидеть.

Но я не о себе, о Булате Окуджаве. Понятно всем, что Булат не плаксив, но он не мог сдержать слез. Смысл их таков был…

Впрочем, Булат не просил меня объяснить смысл слез, кратких и сокрытых. Я от себя пишу: что, казалось бы, нам, нам – здесь, в России, рожденным и убиенным, до причуд, говора и прихотей итальянской провинции, откуда искусство всечеловечно и всемирно, и это – единственная уважительная причина для слез, – тогда, в тот день, для Булата и для меня.

Но искусство заведомо оплакивает и утешает страждущих.

Я сейчас не могу писать об этом. Не всех может утешить и спасти что-нибудь при извержении Везувия.

Я перевела стихотворения Тонино Гуэрра, составляющие тайный и отверстый смысл “АМАРКОРДА”, мои переводы были напечатаны в “Литературной газете” много лет назад.

Я и потом переводила Тонино Гуэрра – на язык, ведомый мне, – поэта Тонино Гуэрра.

Фильмы же – слово: “сценарий” – не подходит, слово: “поэмы” – тоже не льнет к бумаге. Фильмы эти в моих переводах не нуждаются.

Белла Ахмадулина

Дружба с Тонино и Лорой украшала нашу жизнь все эти годы. Мы не раз гостили у них в Италии, были там на праздновании восьмидесятилетия Тонино. Белла переводила его стихи, написала к ним предисловие. Тонино привозил в Москву свои работы, и мне довелось помогать в организации выставки этого замечательного художника-поэта.

В один из приездов Тонино и Лоры в Москву мы с Беллой пришли к ним в гости 21 декабря 1978 года и провели вечер вместе. Тонино был оживлен и рассказывал свои удивительные истории: как-то раз он оказался на Сицилии вместе с Микеланджело Антониони. Они обедали в маленькой, совершенно пустой таверне, пили вино и разговаривали о местных нравах. Микеланджело сказал Тонино:

– По-моему, все слухи о мафии сильно преувеличены. Никакой мафии на самом деле нет, а если она даже существует, то это касается только финансовых сфер.

На следующее утро совершенно бледный Микеланджело показал Тонино анонимную записку, которую он обнаружил у себя на подушке: “Никогда не говорите о том, чего Вы не знаете!”

Перепуганные кинематографисты поспешили ретироваться из гостиницы.

Через день мы снова были у них в доме, и мне запомнилась замечательная история, рассказанная Тонино, о том, как великий художник Моранди торжественно хоронил свои кисточки, которые истончились и потеряли необходимые для работы качества. У Моранди была комната, заставленная его любимыми пустыми бутылками различной формы, покрытыми пылью, и он никому не разрешал их вытирать. Тогда же Моранди подарил Тонино свою картину (стоимость ее в дальнейшем неизмеримо возросла), которую в то время ему пришлось продать за гроши, чтобы поехать в Рим.

Близилось 31 декабря, и, чтобы встретить вместе Новый год, я заказал столик в ресторане Дома кинематографистов. Мы пригласили Тонино и Лору. За нашим столом сидели Савва Кулиш с Варей Арбузовой, поэт Леонид Завальнюк с Наташей и Евгений Евтушенко с женой англичанкой Джан.

1 января мы продолжили наше общение в Переделкине, где показали Тонино дом Б. Л. Пастернака и познакомили со Станиславом Нейгаузом и его прелестной подругой пианисткой Бриджит Инжерер. Они жили постоянно в этом доме. Сам дом и аскетическая обстановка произвели на Тонино сильное впечатление. Мы двинулись на дачу к Савве Кулишу, потом к Андрею Вознесенскому и Зое Богуславской, куда чуть позже пришел Василий Аксенов. Вознесенский показывал литографии Роберта Раушенберга со своими стихами и огромный альбом рисунков Алекса Либермана.

Нам с Беллой хотелось перезнакомить Тонино с нашими поэтами и писателями. Вечером следующего дня той же компанией побывали в доме известного коллекционера Израиля Кона, который собирал русский авангард, включая Малевича и Кандинского. Женой Кона была итальянка, которая тоже помогала переводить общий разговор.

Первая подборка стихотворений Тонино Гуэрра в переводах Беллы и с ее предисловием была опубликована в “Литературной газете” 15 ноября 1978 года. 9 января 1979 года Белла встречалась с Тонино в редакции “Иностранной литературы” в связи с предложением журнала напечатать стихи Тонино в ее переводе в большем объеме.

На встречу Старого Нового года в Центральном доме литераторов мы пригласили Тонино Гуэрра с Лорой и Андрея Тарковского. За нашим столом были Андрей Битов, Бруно Понтекорво с женой, доктор Александр Коновалов с Инной и мой друг Илья Былинкин.

Через неделю мы с Беллой устроили прием наших друзей в моей мастерской. Конечно, среди гостей были наши любимые Окуджава, Аксенов с Майей и Битов, кроме них пришли Виктор Ерофеев, Евгений Попов, Тарковский с женой Ларисой и Отар Иоселиани, Аркадий Мигдал с Таней и Веня Березницкий с Юлей.

На этот раз я пригласил в нашу компанию мою маму и сына Сашу. Я нарочно перечисляю так много имен, чтобы дать читателю представление о той буре жизни, которая кипела вокруг нас. Одна из таких встреч зафиксирована в моем дневнике и относится к 20 февраля 1979 года, когда мы с Беллой заехали к Тонино и Лоре, чтобы их проводить, и встретили там Андрея Тарковского. Помню, с какой нежностью он относился к Тонино, как неотрывно смотрел на него.

В 1992 году Тонино и Белла получали премию “Носиде” в Аоста Валей на севере Италии в долине, которая переходила в дно гористого ущелья. Эту премию, носящую имя легендарной греческой поэтессы Носиде, присуждало жюри, работавшее в Калабрии, на юге страны.

Согласно легенде эта прекрасная женщина была похищена итальянцами в ХII веке и жила в Калабрии на юго-востоке страны, безумно тосковала по родине и все время глядела на море в сторону Греции с надеждой когда-нибудь вернуться обратно. В ее память и в ее честь университет, находящийся в Калабрии, учредил литературную премию. Премию присуждало местное жюри, а оплачивали благотворительные организации, находящиеся на севере в долине Паоло-Виллей. Там же располагалось знаменитое казино, отдававшее часть своих доходов на благотворительность.

Белла много переводила Тонино. Из самых удачных переводов – стихотворение “Страшный рай”, в котором Белле удалось удивительно тонко и бережно сохранить музыку его стихов. Однако желая точнее донести его мысли, Белла порой удлиняла строку, расшифровывая некоторые идиомы. Когда автор впервые увидел свое короткое стихотворение, ставшее вдвое длиннее, он старался отказаться от него, говоря: “Это не мое, Белла, это уже твое. Я писал гораздо короче!” Но Лора, которая невероятно ценила все, написанное Беллой, читала ему текст, как бы обратно переводя на итальянский, и объясняла, что иначе нельзя. Тонино соглашался. И так же в ее исполнении они звучали в фильме о Тонино, который выпустил Андрей Хржановский.

Тонино писал на языке романьоло. Италия не исчерпывается тем итальянским языком, на котором говорят радио, телевидение и газеты. Все самое сокровенное, тончайшие движения души можно выразить только на том наречии, на котором человек говорит с рождения, и в данном случае это романьоло. На этом же языке говорил Феллини.

Мы с Беллой не раз были гостями Тонино и Лоры в их доме в Сант-Арканджело – городке, расположенном на Адриатичеком море, рядом с Римини. Тонино родился в этом городе и жил там.

В один из приездов мы с Беллой остановились в гостинице рядом с домом Тонино Гуэрра. Вместе гуляли по городу, Тонино показывал нам достопримечательности. Всюду висели мемориальные доски, выполненные им в керамике, с памятными надписями, посвященными замечательным людям, там жившим, или рассказывавшими о событиях, происходивших в этом месте.

Обедали в таверне на открытом воздухе. И снова рассказы, истории из жизни родного города. И снова имена Феллини и Антониони, с которыми его связывала подлинная дружба.

Свое восьмидесятилетие Тонино отмечал с большой широтой. Приехали кинематографисты со всей Италии. Мы имели счастливую возможность пожать руку Антониони и поговорить с ним, поприветствовать братьев Тавиани, познакомиться с Ангелопулосом.

Тонино пригласил большую компанию своих московских друзей. В их числе были Сережа Бархин со своей женой Леной Козельковой, актрисой “Современника”, Рустам Хамдамов, Владимир Наумов с женой актрисой Наталией Белохвостиковой и дочкой Наташей, Андрей Хржановский с Миррой, Александр Коновалов с Инной, руководитель Кремлевского балета Андрей Петров с женой художницей Ольгой Полянской. Тонино поселил всех в разных гостиницах Римини, а нам с Беллой предложил прекрасные апартаменты в Grand Hotel di Rimini. В этой гостинице постоянно жил Федерико Феллини. И там мы с совершенной ясностью поняли, что в буквальном смысле дышим воздухом, которым дышал Федерико Феллини. Прямо под нами, на третьем этаже отеля, находился номер, где жил и умер создатель “Амаркорда”. Мы побывали там, потому что на этом настоял хозяин отеля в знак уважения к почетным гостям.

Потом мы вышли на улицу и, с трудом ориентируясь в тумане, пошли к морю на безлюдный пляж, подошли к воде. Она оказалась теплее, чем воздух, но ощущение моря мы не получили в полной мере, – морскую даль застилала дымка, горизонт был сокрыт, хотя небо можно было разглядеть. На песке мы натыкались на пляжные раскрытые зонтики, на разбросанные деревянные лежаки и обходили какие-то закрытые палатки.

Когда мы побрели в обратном направлении, то прямо из тумана возникла совершенно феллиниевская карусель с цирковыми лошадками, мы разглядели цветной тент с бахромой по краю, накрывающий карусель сверху. Мы прошли вдоль моря, по улице, мимо горящих фонарей, совершенно бесполезных и бессильных разогнать туман, мимо магазинчиков, часть из которых была открыта, но покупателей не было видно. Не сезон!

Чтобы как-то обрести чувство реальности, мы с Беллой зашли в маленький рыбный ресторанчик, в котором оказались единственными посетителями. Заказали двойную порцию граппы и устрицы. Официант, который принимал заказ, понял, что мы русские, и доверительно сообщил нам, что повар, который работал в этот вечер на кухне, по национальности грузин и говорит по-русски.

Конечно, мы попросили пригласить его к нашему столику. Когда он пришел, Белла приветствовала его по-грузински:

– Гамарджоба, генацвале! Рогор охар?

Этот человек был счастлив услышать звук родной речи. На что Белла сразу же отреагировала, попросив его продолжить говорить по-грузински. А затем уже по-русски он рассказал нам свою историю о том, как необходимость заработать на жизнь подтолкнула его к путешествию в Италию.

Немного позже он спросил меня, почему ему так знакома внешность моей прекрасной спутницы, сидевшей перед ним в шляпе с вуалью. И когда я подсказал ему, что это Белла Ахмадулина, восторгу его не было предела. Надо знать, какой любовью в Грузии было окружено имя Беллы. После этого он старался по возможности подходить к нашему столику прямо в своем белом поварском колпаке, чтобы поприветствовать нас по-грузински и по-русски.

Мы несколько раз бывали в гостях у Тонино, сначала в Сант-Арканджело, а потом в местечке Пенабиле, которое располагалось неподалеку на горе. Крошечный старинный городок, весь из местного камня и также увешанный керамическими досками Тонино, посвященными истории этого места. Пенабиле расположен на уступах гор, террасами спускающийся вниз с разреженным прозрачным горным воздухом, пронизанным перезвоном колокольчиков на шеях коз.

На уступах террас, примыкающих к его дому, Тонино установил свои скульптуры – изумительные “говорящие” камни. Они стали вехами художественной жизни Тонино. Его творчество всегда оставалось совершенно свободным: стихи, фильмы… Он придумывал свои сценарии каким-то таинственным способом, а в итоге представало совершенное художественно осмысленное действо. Кроме того Тонино всегда помогал режиссеру в процессе работы над фильмом. Так он работал и с Андреем Тарковским над фильмом “Ностальгия”.

…Часто бывая в нашей стране, Тонино полюбил Петербург и посвящал ему стихи. Когда, запечатленный Хржановским, Тонино на моторной лодке пролетал под мостами по каналам и Неве, он не уставал восхищаться красотой города, – я был рядом и свидетельствую об этом. В его стихах упоминаются Достоевский, Чехов, Гоголь. Русскую культуру он полюбил чрезвычайно, может быть, благодаря Лоре и старался донести свою любовь до своих друзей-итальянцев.

По инициативе Тонино 15 декабря 1976 года в моей мастерской произошла интересная встреча с Микеланджело Антониони, находившимся тогда в Москве. Он готовился снимать фильм, действие которого должно было разворачиваться на фоне среднеазиатской природы. И режиссер приехал смотреть будущую натуру.

Конечно, местные кинематографисты старались изо всех сил украсить пребывание великого режиссера в их республике. Но результатом этого гостеприимства стало страшное переутомление, желудочное отравление и полная апатия гостя. В Москве Микеланджело сидел, запершись в номере, мысль о застолье повергала его в ужас, не говоря уже о возможных тостах и здравицах в его адрес. Перед Тонино и Лорой стояла сложная задача развлечь своего друга в хорошей компании без сопутствующих славословий и настойчивых уговариваний пригубить рюмку.

Лора позвонила нам и, объяснив ситуацию, предложила организовать встречу с Микеланджело в моей мастерской. Выбор приглашенных был очевиден. Конечно, Володя Высоцкий (Марина тогда находилась в Париже), Юрий Петрович Любимов, Андрей Вознесенский. Володя пришел вместе со своим другом – актером Таганки Иваном Бортником. Еще я позвал архитектора Илью Былинкина и известного фотографа Валерия Плотникова, чтобы он сделал снимки.

Встреча прошла замечательно, тепло, без всякой скованности. Антониони был поражен нашим знанием его фильмов. Разговор вился, конечно, вокруг неудач, связанных с выбором натуры для предстоящего кино. Было много и других факторов, которые мешали реализации замысла.

В начале вечера, когда Валерий Плотников начал фотографировать, Антониони был недоволен этим и стал закрывать лицо рукой. Мы мгновенно поняли и сказали Валерию, что сегодня снимать его не надо. Но в конце застолья Антониони сам попросил сказать Плотникову, что хочет иметь памятный снимок.

Благодаря блестящему переводу Лоры разговор ни на минуту не умолкал. А Микеланджело многократно просил Беллу перестать хлопотать и посидеть рядом с ним. Наше общение протекало просто и искренне, и Антониони, быть может, впервые в этой поездке почувствовал себя легко.

В 2007 году в Москве мне довелось принять участие в оформлении выставки Тонино Гуэрра, размещавшейся сначала в Зале частных коллекций ГМИИ им. А. С. Пушкина, а потом переехавшей в Театр на Таганке к Юрию Петровичу Любимову.

Помню, как накануне выставки Тонино позвонил из Италии и сказал:

– Борис, я везу фанари!

“Что за фанари?” – подумал я, растерявшись, поскольку совершенно этого не ожидал. Оказалось, что это были объемные фонари большой высоты, очень причудливой формы, сделанные из простого ржавого железа. В них Тонино сделал витражные вставки, и все это выглядело несколько абстрактно, но это были настоящие фонари, которые могли служить и бакенами на реке, и где-то в городе стоять на перекрестках.

А его бабочки? Он рисовал удивительных бабочек, причудливых человечков – это иррациональный поток художественного сознания, посвященный столь чистой теме существования человечка в мире, наивного, феллиниевского человечка, живущего в мире, где повсюду летают бабочки… Их перекрещивание, их неожиданные расцветки – все вместе создавало совершенно неповторимый мир.

Тонино прожил большую жизнь. Воевал с фашистами, не раз проявляя мужество, постоянно творил. Его помнят и любят в России. В начале 2015 года в древнем городе Суздале состоялась (стараньями Лоры) замечательная выставка “Андрей Тарковский и Тонино Гуэрра”, а недавно в Москве в Пушкинском музее прошел вечер памяти Тонино…