Глава 1
— Я хочу, Керри Шоу, чтобы ты запомнил раз и навсегда: я никогда не делала ничего противозаконного. Ты портишь меня, толкая на правонарушение, — сказала Эмили Шоу, наблюдая, как ее пятнадцатилетний сын подтаскивает ящик к старой кирпичной стене.
Он беззаботно засмеялся, ловко вспрыгнул на ящик и потянулся рукой к пожарной лестнице.
— Хорошо, — весело заметил Керри, — если это действительно самая ужасная вещь, совершенная тобой за тридцать семь лет, тебе нужно…
— Не тридцать семь, а тридцать шесть!
— Какая разница?
— Разница большая! Мне всего тридцать шесть, и ты, юноша, тоже начнешь подсчитывать свои годы, когда достигнешь моего возраста!
Керри подпрыгнул, ухватился длинными руками за нижнюю ступеньку старой, изрядно проржавевшей пожарной лестницы и потянул ее вниз. Металл громко лязгнул, заскрипел и нехотя поддался. Эмили робко огляделась. Ей показалось, что этот громкий звук разнесся по всей пустынной площадке для парковки автомобилей и дошел даже до многоквартирного жилого дома, находившегося в нескольких сотнях футов отсюда.
— Представляю, — тихо пробормотала она, — как это подадут на первой полосе «Стар диспетч» — «Местная подрядчица строительной фирмы и ее сын были задержаны за вторжение в частную собственность и приговорены к пожизненному заключению».
— Мама! — Керри закатил глаза. — Сейчас даже самых отъявленных убийц не приговаривают к заключению.
— Ты прав, — уныло согласилась Эмили. — Ну ладно, а что же дальше?
Широко взмахнув рукой, Керри показал ей на лестницу и отвесил поклон.
— После вас, мадам.
— Нет-нет, сначала ты. Мне вовсе не хочется шлепнуться на задницу. А поскольку ты гораздо моложе, твои кости быстрее срастутся.
Керри покачал головой и легонько подтолкнул мать к лестнице.
— Нет, так не пойдет. Почтенная тридцатишестилетняя леди должна лезть первой. В случае чего ты упадешь на молодого и расторопного человека.
— Пожалуй, ты прав. — Эмили снова оглядела огромную площадь парковки. Убедившись, что поблизости никого нет, она осторожно поставила ногу на ступеньку и зажмурилась, услышав, как та заскрипела.
Много лет проработав строительным подрядчиком, Эмили привыкла к хлипким и неустойчивым лестницам. В ее профессиональной практике встречались конструкции и похуже, однако эта лестница, изъеденная ржавчиной и влажным калифорнийским воздухом, пугала ее. Но какого черта думать об этом? В кои-то веки подрастающий сынок решил поделиться с ней своими мальчишескими секретами. Когда еще дождешься от него подобной снисходительности? Нет, это не тот случай, когда стоит выказывать чрезмерную, выработанную годами осторожность.
— Постой, дай-ка мне эту штуку. — Керри взял у матери бумажный пакет.
— Боже мой! — удивленно воскликнула она. — Как это мило с твоей стороны. — Эмили охватила гордость. Воспитывать сына было нелегко, но твердая рука любящей матери сделала мальчика настоящим джентльменом.
«Не будь так наивна, — подумала она. — Это все результат твоих постоянных придирок и наставлений».
— Если ты упадешь, — невозмутимо добавил Керри, — мне очень не хотелось бы, чтобы пострадал наш обед.
— Ты всегда думаешь только про еду, — съязвила Эмили, проворно поднимаясь по лестнице. Сказывались долгие годы работы на стройках и хорошая тренировка. — Впрочем, меня это ничуть не удивляет. Ты весь в отца. — Поднявшись и посмотрев вниз, Эмили с удивлением увидела, что сын обиженно смотрит на нее. — В чем дело? — спросила она.
— Мама, никогда не напоминай мне, что я похож на отца.
Поняв, что сын не шутит, Эмили ощутила горечь. Черт бы побрал этого мерзавца Харриса! Он причинил сыну немало боли.
— Давай поскорее за мной! — сказала она. — Если меня застукают, я не желаю одна объяснять, почему вдруг черти понесли меня на эту проклятую крышу. Тебе придется отвечать вместе со мной. Ну же, быстрее! Шевели задом!
Рассмеявшись, Керри последовал за матерью.
— Шевели задом, говоришь? Как это пошло! Если хочешь выругаться, делай это как следует.
— Я никогда не ругаюсь. — Эмили отступила, пропуская сына. — Во всяком случае, в твоем присутствии.
— Да, конечно… — Керри подмигнул. — Знаешь, я давно хотел спросить тебя: почему ты материшься, считая, что меня нет поблизости, но наскакиваешь на меня, когда я ругаюсь, думая, что тебя нет рядом?
— Мы уже обсуждали с тобой этот вопрос.
— Да, тогда ты сказала, что я не должен заменять ругательствами нормальные слова. И советовала мне расширить словарный запас, а не материться почем зря.
Посмотрев на сына, Эмили подумала, что, вероятно, выглядит такой же самоуверенной и заносчивой, как и пародирующий ее сын. Нет, вряд ли. Подростки склонны к преувеличениям и используют их в своих целях. Особенно этот подросток.
— Ну так вот, — продолжал Керри с нарочитым псевдобританским акцентом, — за последние годы я значительно расширил запас слов, поэтому пора воспользоваться выбором, предоставленным мне прежде. Я намерен использовать матерные слова как средство самовыражения, если в этом появится необходимость.
Эмили удивленно смотрела на сына. Подобные перепалки возникали каждый день и порядком надоели ей. Что же произошло с этим некогда милым, невинным мальчиком с огромными глазами? Почему он ведет себя так непредсказуемо и подчеркнуто грубо?
Вдруг ее осенило.
— Послушай, тебе говорит что-либо слово «скороспелка»?
Керри надолго задумался, и Эмили решила, что попала в точку.
— Все ясно, — быстро проговорила она. — Так вот, пока ты не осознаешь смысл этого слова, говори со мной как джентльмен.
— Дорогая мамочка, ты пытаешься накинуть мокрое одеяло на вечерние сумерки. Запомни: я пригласил тебя на эту крышу вовсе не для того, чтобы слушать наставления, а как верного и надежного друга.
Эмили видела, что Керри вполне серьезен. Она даже заметила зеленоватый огонек в его глазах, свидетельствующий о том, что сын искренен. Такой же огонек Эмили не раз наблюдала в глазах его отца.
— Ну ладно, объявляю перемирие. — Она огляделась. — А теперь скажи, пожалуйста, что вы, хулиганы, делаете по ночам на этой ржавой и грязной крыше? — Эмили осторожно направилась к краю крыши, обнесенному невысокой оградой, бросила взгляд на живописное побережье южной Калифорнии и на небольшой, но очень уютный и до боли знакомый город, где провела свои последние и далеко не самые худшие в ее жизни шестнадцать лет.
Керри присоединился к матери, и теперь они стояли плечо к плечу, но при этом казались чужими людьми. Во всяком случае, совсем не походили на мать и сына. Керри унаследовал от отца темные каштановые волосы, изумрудного цвета глаза и стройную фигуру. Однако лицо его, как и у матери, часто выражало напряженное любопытство.
Эмили успокаивало то, что Харрис Шоу передал сыну не только упрямый и сильный подбородок, но и неиссякаемую жажду жизни.
Керри указал на длинную, вытянувшуюся вдоль всего побережья дорогу для прогулок.
— Мы стоим здесь и наблюдаем за тем, что там происходит. Например, вон те парни ищут бля… то есть приключений на свою голову. — Вынув из бокового кармана небольшой бинокль, он протянул его матери.
— Господи, это же мой театральный бинокль! А я-то никак не могла понять, куда он делся!
— Я просто одолжил его у тебя, а ты опять ведешь себя как занудная мамаша.
Взяв бинокль, Эмили внимательно присмотрелась к парням, бесцельно бродившим по набережной. Они действительно производили впечатление людей, истосковавшихся по приключениям. Бейсбольные кепки, яркие шорты, цветастые майки, а особенно наглые рожи выдавали в них местных хулиганов.
— Неужели ты наблюдаешь отсюда за посторонними людьми? Это же не только противозаконно, но и аморально.
— Лишь в том случае, если эти посторонние ходят нагишом.
— Значит, ты наблюдаешь за ними, когда они голые?
— Нет, аморально глазеть на них, если они голые, — уточнил Керри. — Мы никогда не посмели бы вторгаться в частную жизнь людей, подглядывая за ними, если бы они, предположим, принимали душ, переодевались или делали что-то еще в этом роде…
— Дерьмо собачье!
— Мама! Ты шокируешь меня!
— Да, а ты моришь меня голодом. Где перекусим?
Керри ухмыльнулся и подтолкнул мать к дымовой трубе.
— Для вас, мадам, найдется самый шикарный столик в нашем заведении. — Последние слова он произнес с французским акцентом, более ужасным, чем британский.
— Дорогой… будь любезен, позаботься о том, чтобы мне сделали ясную и четкую фотографию входного отверстия этой раны.
Мелодичный йоркширский акцент детектива Маргарет Уинстон был бы уместен в лондонском театре, но не там, где произошло убийство. Маргарет склонилась над трупом и, приподняв голову, поправила очки.
— Обрати внимание, дружок, на пороховые ожоги. Они должны быть в фокусе.
Пока судебный фотограф щелкал фотоаппаратом, Маргарет неотступно следовала за ним и одобрительно кивала.
— Да-да, премного благодарна. Спасибо, этого будет вполне достаточно. А сейчас сними этот кусок черной ткани, торчащий у него изо рта. — Она привычным жестом поправила на затылке седеющие волосы. — Боже милостивый, да это похоже на трусы! Или я ошибаюсь, Чарльз?
Чарли Лэндиз, давно отвыкший от того, чтобы его называли полным именем, откликнулся не сразу.
— О да, мэм, по-моему, эта тряпка напоминает женское белье. Впрочем, сейчас трудно сказать что-либо определенное.
— Верно. Молодые люди в наши дни чрезвычайно… изобретательны, особенно в тех случаях, когда дело доходит до приятного отдыха. Совершенно невозможно предугадать, чем может все кончиться в таких вот злачных местах. — Маргарет поддела пальцами резинку и потянула черную ткань из перекошенного рта покойника. Вынув предмет, она внимательно оглядела его. — Да, действительно, это женские трусики. Правда, очень узкие. Как по-твоему, Чарльз? Не понимаю, зачем носить такое изделие? Зимой даже в Калифорнии в таких трусиках не разгуляешься.
Усмехнувшись, Чарли посмотрел на Иоланду Перес, помощника следователя, которая снимала отпечатки пальцев с покрытого пылью телефона. Та бросила быстрый взгляд на Маргарет.
— Вы правы, мадам, но только в принципе, — деликатно заметил Чарли. — Дело в том, что в августе в Калифорнии холодов не бывает. — При этом он обратил внимание на небольшую окровавленную подушку с дыркой посредине, лежавшую рядом с уже остывшим телом.
— Это верно, хотя и грустно, — глубокомысленно заметила детектив Уинстон, изучая туго натянутые чулки, которыми жертва до сих пор была привязана к спинке кровати. Чулки такого высокого качества она в последний раз видела только после окончания Второй мировой войны. — Знаете, а я до сих пор тоскую по сказочным снежным бурям графства Йоркшир, где провела детство. — Вынув из внутреннего кармана жакета изрядно потертую записную книжку, Маргарет достала из-за уха остро заточенный карандаш и быстро начертила какие-то странные символы — изобретенную ею весьма хитроумную стенографию. — Никаких улик, ничего, что позволило бы судить о личности преступника. — Она снова обвела взглядом комнату, желая убедиться в том, что ничего не упущено. — Зафиксированная в регистрационном журнале фамилия, разумеется, вымышленная. Стоит ли удивляться, что убийца расплачивалась наличными. Труп обнаружен горничной. Гм-м…
— Простите, что вы сказали? — спросила Иоланда.
— Ничего, дорогуша, просто у меня дурная привычка разговаривать с собой. Впрочем, это обычное явление для таких немощных старушек, как я. Подобное происходит со мной уже более сорока лет, так что не обращайте на это внимания. — Глядя в остекленевшие глаза покойника, Маргарет Уинстон размышляла о том, что они видели в последнюю минуту. — Если бы мертвые могли говорить, наша задача была бы куда проще. В Викторианскую эпоху эксперты извлекали глазное яблоко жертвы преступления и исследовали сетчатку, пытаясь определить его последние впечатления, а возможно, и лицо убийцы. Но это, конечно, ничего не давало.
Тяжело вздохнув, Маргарет направилась в ванную. Там склонился над раковиной с ватным тампоном в руке ее помощник — красивый чернокожий молодой человек.
— Как дела, Реджинальд? Нашли что-нибудь интересное?
Реджи Гордон покачал головой. Как и Чарли, он отвык от своего полного имени и даже вздрагивал, когда детектив произносила его.
— Нет, мадам, в этой чертовой раковине нет никаких следов крови. Полагаю, мерзавец вообще не вымыл руки после убийства. Не слишком брезглив, должен заметить.
— Это женщина. — Детектив Уинстон наклонилась и провела кончиком пальца по чуть заметному на белом фоне масляному пятну. Затем поднялась, поднесла палец к носу и удовлетворенно усмехнулась. Запах напомнил ей романтический вечер в Париже, на левом берегу Сены, жарким летом 1952 года. — Да, дорогой Реджинальд, убийца — женщина, причем, несомненно, с изысканным вкусом и с большими средствами. Значит, мы можем сразу же вычеркнуть из списка подозреваемых всех уличных проституток. — Взяв у помощника ватный тампон, Маргарет собрала им небольшое количество масла для ванны и осторожно поместила его в маленький пластиковый пакет. — Надеюсь, в лаборатории масло исследуют и подтвердят, что оно стоит не меньше двухсот двадцати пяти долларов за унцию. — Поймав удивленный взгляд помощника, она добавила: — К твоему сведению, Реджинальд, я не всегда была толстой шестидесятилетней старухой, да к тому же сыщиком лос-анджелесской полиции.
Помощник пожал широкими плечами:
— Я ничего такого не говорил.
— Да, но взгляд человека может сказать больше многих томов.
Смущенно кашлянув, Реджи начал что-то пристально рассматривать на полу.
— Все верно! — Он торжественно поднял длинный рыжеватый волос. — Вам не кажется, что это не похоже на каштановые волосы горничной?
— К тому же у нее они короткие, — оживилась Маргарет Уинстон, внимательно присматриваясь к ценной находке. — Крашеный. Весьма популярная вещь в косметических магазинах: золотистый оттенок или золотисто-бронзовый, номер 2775 или в крайнем случае 2776.
— Вы, должно быть, шутите, мэм. Разве это можно определить по одному волосу? — изумился Реджи..
Маргарет Уинстон, снисходительно хмыкнув, отвела с его лба прядь курчавых волос.
— Можно.
— То есть вы обладаете таким уникальным даром?
— Конечно же, нет, дорогой. Я пошутила. — Она рассмеялась. — Это самая большая проблема у вас, американцев. Вы всегда слишком серьезны и не понимаете, когда с вами шутят.
Эмили сидела за обеденным столом, глядя на стопки неоплаченных счетов. Сейчас, не имея возможности оплатить их, она проклинала своего мужа, который скоро должен был стать бывшим. Впрочем, не так скоро, как ей хотелось бы.
Убийство значительно ускорило бы этот невыносимо грустный процесс и доставило бы удовольствие Эмили. Как было бы приятно затянуть на его шее петлю и тем самым покончить со множеством проблем, включая ненавистный раздел совместно нажитой собственности. А если бы дело выглядело как несчастный случай, она получила бы приличную страховку, которая позволила бы ей безбедно существовать долгое время и даже избежать банкротства.
В жизни Эмили уже был момент, когда убийство мужа представлялось ей не только желанным, но и вполне реальным. Однажды, открыв дверь спальни, она увидела, что муж занимается любовью с их бухгалтершей. Весьма благоприятный момент для осуществления задуманного плана, но со временем Эмили почти забыла о нанесенном ей оскорблении. Она даже удивлялась тому, что злость и ненависть к этому человеку продержались в ней так недолго. Если бы удалось распалять в себе злость, она удержалась бы на плаву.
Взяв со стола большой конверт, Эмили так и не решилась вынуть оттуда документ и в сотый раз перечитать извещение о том, что ее лишают права пользования своим домом. Ее домом. Это прекрасное строение Викторианской эпохи досталось Эмили с таким трудом, что она больше всего боялась потерять его. Кроме Керри, дом был ее единственной гордостью и радостью. Она вложила в него всю душу, отреставрировала старинную мебель красного дерева, привела в порядок дубовые полы, заменила оконные стекла и вообще придала интерьеру совершенно фантастический вид.
Этот дом, красноречиво свидетельствовавший об ее профессиональном успехе, был для Эмили неиссякаемым источником удовлетворения. Но лишь до тех пор, пока она не вошла в спальню и не увидела то, от чего свет померк в ее глазах. Потом все рассыпалось, как песочный замок. С тех пор дом стал для Эмили местом, где ее муж увлеченно занимался любовью с другой женщиной. Любовь к дому исчезла, а безжалостные воспоминания отравляли ее жизнь день за днем, подтачивая здоровье и сводя с ума. В какой-то момент Эмили совсем потеряла голову и оставила надежду обрести покой.
И вот сейчас банк собирался лишить ее собственности, а она не могла сосредоточиться на этой страшной трагедии. Не могла даже по-настоящему разозлиться.
Резкий звук телефонного звонка ворвался в ночную тишину и полоснул по ее натянутым нервам. Опрокинув стул, Эмили вскочила и поспешила на кухню. По пути она задела шнур арифмометра, и аппарат, с грохотом упав на пол, разлетелся на части. Громко выругавшись, Эмили вспомнила о том, что наверху ее сын. Впрочем, он, наверное, спит и ничего не слышал. Она знала одно — тот, кто звонит в столь поздний час, несомненно, имеет для этого веские основания.
— Ах, это вы, мама, — процедила Эмили, услышав характерный техасский акцент свекрови, — рада слышать вас. — Желание избавиться от назойливой свекрови активно побуждало Эмили к разводу. Давно страдающая бессонницей, старуха донимала ее дурацкими ночными звонками. — А я как раз собиралась лечь спать, — соврала Эмили, не желая затягивать разговор. Люсиль всегда звонила поздно ночью или рано утром, чтобы застать невестку врасплох.
— Эмили, до меня дошли ужасные слухи, — прогнусавила свекровь. — Скажи мне, что это не так.
— Это не так, — автоматически повторила Эмили. Прижимая к уху мобильный телефон, она вышла в столовую и устало опустилась в мягкое кресло. Увидев разбитый арифмометр, она подняла его, повертела в руках и положила на стол.
— Что именно не так? — допытывалась неугомонная свекровь. Эмили удивляло, что старуха тратит столько сил на бессмысленные и бесконечные телефонные разговоры. — Ты понимаешь, что я имею в виду, или хочешь поскорее отделаться от меня пустыми фразами?
Эмили глубоко вздохнула.
— Конечно, понимаю, Люсиль. Более того, я и позвонила вам лишь для того, чтобы хоть чем-то расстроить вас. Одному Богу известно, сколько сил я положила, чтобы досадить вам своими поступками.
— Но это же я позвонила тебе!
— Совершенно верно.
— Эмили, у тебя странное чувство юмора. Кажется, я уже говорила тебе об этом, не так ли?
— Неоднократно. — Эмили откинулась на кожаную спинку кресла и устало закрыла глаза. — Ну так что вы слышали, Люсиль?
— Говорят, будто ты можешь потерять свой дом. Это так? Ты действительно получила извещение из банка об аресте имущества?
— А как вы об этом узнали? Ведь я только сегодня получила бумаги!
— Эмили, я всегда интересовалась твоими делами. Поэтому окружающие всегда делятся со мной новостями, касающимися меня и моих друзей.
Эмили мысленно перечислила своих друзей и знакомых, но так и не поняла, кого из них следует опасаться.
— Люсиль, мне не хотелось бы показаться грубой, но объясните, пожалуйста, с чего вы взяли, что это дело имеет к вам отношение? Ведь я уже не жена вашего сына.
— Пока еще жена… до развода еще три дня… и к тому же ты остаешься матерью моего единственного внука.
«О нет, — брезгливо подумала Эмили. — Развод с Люсиль Шоу куда сложнее, чем я предполагала. Эта старуха — крепкий орешек и не сдастся без боя. Ну что ж, пусть так и будет». Она расправила плечи и приготовилась к первому раунду.
— Большое спасибо за заботу, Люсиль, но мои финансовые проблемы касаются только меня, и я не намерена ни с кем обсуждать их, в том числе и с вами.
— Не дури, Эмили. Сейчас не время набивать себе цену и изображать независимую женщину. Ты же знаешь, я с удовольствием дала бы тебе в долг необходимую сумму. Для этого нужно одно: попросить.
Дать. Попросить.
Нет. Любая просьба свяжет ее гораздо больше, чем обычные финансовые обязательства. К тому же эта женщина никогда в жизни ничего никому не давала просто так. Родившись в семье с большими деньгами и выйдя замуж за еще большие деньги, Люсиль Шоу давно обнаружила, что «давать» деньги другим людям — значит, получать определенные преимущества в отношениях с ними и возможность диктовать им, каким образом, когда и в какой мере эти средства должны расходоваться получателем. А это уже власть над человеком. Повинуясь инстинкту, Эмили с ходу отвергла предложение свекрови, но при этом все-таки подсчитала в уме, что проценты с такого кредита будут слишком высокими, поэтому их незачем обсуждать всерьез.
— Нет, благодарю вас, — вежливо отозвалась Эмили, отбросив банковский конверт на другой край стола. — Я справлюсь с этой проблемой без посторонней помощи. Так или иначе, но найду выход из положения.
— Ты хочешь сказать, что обеспечишь моему внуку приличные условия жизни и крышу над головой? Мне претит мысль о том, что мой единственный внук будет лишен самого необходимого, тогда как я могла бы…
— Люсиль! — раздраженно прервала ее Эмили. — Если вы действительно хотите помочь мне, велите вашему сыну регулярно и без задержек выплачивать ежемесячное пособие на содержание Керри. Сейчас уже середина августа, а он не дал денег и за июль.
Поскольку на другом конце провода воцарилось напряженное молчание, Эмили мысленно поздравила себя с маленькой победой. В конце концов надо поставить на место эту зарвавшуюся семейку. Пусть знают, что с ней такие штучки не пройдут. И все-таки забавно, что отчаяние и унижение пробуждают волю к борьбе и к победе.
— Эмили… — Голос Люсиль звучал так, словно она сомневалась в умственных способностях невестки. — Я знаю, у тебя сейчас не лучшие времена, и предчувствовала, что именно так все и кончится. Харрис всегда отличался чрезмерной эмоциональностью и даже в этом браке допустил немало ошибок. Теперь, когда его нет рядом с тобой, ты можешь рассчитывать на мою помощь и поддержку.
— Большое спасибо. Я непременно воспользуюсь вашим предложением, если возникнет необходимость.
Повесив трубку, Эмили подумала, как именно могла бы воспользоваться этим предложением. Конечно, она прибегла бы к услугам старой ведьмы, случись землетрясение. Посмотрев на кипу конвертов с бумагами, в которых неумолимые кредиторы требовали погасить задолженность, Эмили все же решила сохранить за собой право на получение такой помощи. Мало ли что случится в ближайшее время.
Женщина, хмурясь, разглядывала себя в огромном зеркале и разговаривала по телефону.
— Совершенно верно, доктор. Я буду в Хьюстоне двадцатого числа, и вот тогда-то мы начнем работу. — Она вздернула подбородок и слегка похлопала по шее ладонью. Увы, кожа была не такой упругой и эластичной, как год назад. — Да, все точно. — Женщина бросила быстрый взгляд на кровать, где стоял черный чемодан, и улыбнулась. — Я слышала, что вы лучший специалист в этой области, и готова вознаградить вас за труды. Так что надеюсь на неплохой результат.
Повесив трубку, она натянула пальцами кожу и посмотрела на себя еще внимательнее. Затем приподняла груди, слегка сжала их и осталась довольна. «Да, — подумала женщина, не отрываясь от зеркала, — пора проводить капитальный ремонт».
Она всегда считала свое тело достойным объектом для вложения капиталов. В конце концов, ее лицо и фигура — ценный дар, а вместе с тем финансовое вложение. Не надели ее природа красотой, она давно бы осталась без привычной работы.
Когда-то давно, еще учась в старших классах в маленьком техасском городке, она видела фильм, где женщина в шикарном платье из красного шелка с боа из ярких перьев целыми днями расхаживала по огромной красивой комнате, которую называла странным словом «будуар», ела шоколадные конфеты и потягивала шампанское.
Юная девушка запомнила все увиденное и сделала пометку в своей записной книжке: «Все говорили, что она куртизанка». И хотя девушка понятия не имела, чем именно занимается эта куртизанка, но уже тогда решила стать такой же роскошной дамой, которой доступны прекрасное жилье, одежда, дорогие конфеты и шампанское.
Позже, узнав о специфике проституции, она поняла, что готова смириться даже с самыми неприятными сторонами подобного рода деятельности. Судьба и природа наделили ее физическими качествами, необходимыми для привлечения клиентов, а пластическая хирургия довершила начатое природой. После нескольких коротких, но весьма прибыльных встреч с клиентами девушка решила придать своей карьере несколько иную направленность, то есть отыскать свою нишу в этом деле и прочно там закрепиться. Не слишком обремененная моральными соображениями, она вскоре нашла свой путь и проявила чудеса изобретательности, благодаря чему получала от клиентов гораздо больше денег, чем прежде, хотя ее действия не всегда согласовывались с законом.
Однако «больше» никогда не означало для этой женщины «достаточно». В последнее время она с тревогой поглядывала на свое отражение в зеркале и замечала вокруг глаз мелкие морщинки. Вскоре появились и другие признаки старения, свидетельствующие о том, что ее столь успешная карьера неумолимо близится к концу. Разумеется, пластическая хирургия могла отдалить этот конец, но время рано или поздно разрушает все. Женщина вдруг ясно осознала, что не за горами тот час, когда с прежней жизнью придется расстаться навсегда.
Деньги в черном чемодане, равно как и то, что заблаговременно припрятано в надежных банковских депозитных ящиках, помогут ей изменить судьбу, а главное, обеспечат независимость. На этот раз все будет по-другому, и она получит наконец-то долгожданную свободу. Теперь она сможет позволить себе очень многое, даже роскошь быть самой собой.
Для этого нужно одно: поскорее убраться ко всем чертям, пока блюстители закона или гнусные приятели ее любовника не узнали, что она убила и ограбила его.
Скомкав листок бумаги с телефоном хирурга, женщина бросила его в пепельницу, взяла другой листок и набрала записанный на нем номер.
— Привет, — произнесла она бархатным голосом. — Ставлю тебя в известность, что здесь все в полном порядке, я обо всем позаботилась и уже нахожусь в пути. — Услышав ответ, женщина нахмурилась. — Я не могу долго торчать на телефоне, дорогой. Через несколько часов сяду на первый же самолет, и завтра мы с тобой увидимся.
Улыбнувшись, она провела кончиком языка по верхней губе и решила попросить доктора сделать еще несколько инъекций для поддержания формы губ, уже утративших некогда очаровательную припухлость.
— М-м… я тоже, — тихо проворковала женщина и положила трубку.
Второй лист бумаги последовал за первым. Она вынула из сумки позолоченную зажигалку, подожгла бумагу и долго смотрела, как листок догорает в пепельнице, оставляя после себя витиевато изогнутые черные фигурки. Женщина поднялась с кресла, расправила слегка помявшуюся юбку и привычным движением затянула пучок волос на затылке, недавно перекрашенных из ярко-бронзового в светло-золотистый цвет. «Неплохо получилось, — подумала она, глядя в зеркало. — Давно следовало превратиться в блондинку».
Взяв с кровати чемодан и небольшую дамскую сумочку, женщина еще раз оглядела квартиру, служившую ей пристанищем последние полгода. Вполне сносное жилье, но сейчас пора думать о чем-то другом, более изысканном и уютном. Именно отсюда она сделает первый шаг к осуществлению своей давней мечты.
Подойдя к окну, женщина щелкнула зажигалкой и подожгла тяжелые шторы. Это давно уже стало для нее привычным делом. Собственно говоря, она всегда ускользала от полиции только благодаря тому, что проявляла крайнюю осторожность и не оставляла следов. Убедившись, что огонь набрал силу, женщина покинула квартиру. Лишь в вестибюле она услышала резкий звук пожарной тревоги и громкие крики.
Женщина, может, и осталась бы здесь и посмотрела реакцию людей, но сейчас на это не было времени. Ей предстояло наведаться в несколько банков, забрать оттуда деньги, успеть на последний рейс самолета, а уж потом приступить к осуществлению не менее важных задач — привести в порядок лицо, встретиться с любовником и подумать, как потратить огромную сумму.
Остановившись у первой ступеньки лестницы, Керри Шоу уставился на сидящую в столовой мать. Он не верил своим глазам. Мать плакала. Не всхлипывала, как случалось и раньше, в особенности в тот «самый трагический день месяца», а самым натуральным образом рыдала, закрыв лицо руками. Ее плечи подрагивали. А из-под ладоней вырывался хриплый и оттого еще более странный звук. Казалось, мать задыхается от слез.
Керри опрометью бросился к ней и чуть не упал, споткнувшись о край ковровой дорожки у порога столовой. Опустившись на колени, он осторожно обнял Эмили за плечи.
— Мама, что случилось?
Керри попытался оторвать ее руки от лица, но она, упираясь, продолжала рыдать. И вдруг он вспомнил, что несколько минут назад слышал телефонный звонок, но не придал ему значения. Должно быть, случилось нечто ужасное, что-то вроде…
— О Боже! — воскликнул мальчик, охваченный дурным предчувствием. — Мама… кто умер?
Не успела Эмили ответить сыну, как у него в голове пронеслась жуткая мысль: а что, если это отец? Живо представив его в гробу, Керри повесил голову, но тут же раскаялся в том, что допустил подобную мысль.
Эмили затихла, опустила руки и посмотрела на сына так, будто видела его в первый раз.
— Что? Кто умер? Что ты плетешь?
— Я слышал, как звонил телефон. Вот и подумал, что кто-то позвонил и сообщил…
Эмили засмеялась сквозь слезы и отчаянно замотала головой.
— Нет, конечно же, нет. С чего ты взял? Это звонила твоя бабушка и спрашивала, как мы тут поживаем, вот и все.
— Она пристает к нам как банный лист.
— Попридержи язычок, Керри. Не забывай: она твоя бабушка. — Эмили вытерла полотенцем мокрое от слез лицо. — И вообще я думаю, что она руководствовалась добрыми побуждениями.
— Тогда почему же ты плачешь?
— Люсиль этого не хотела. Просто так получилось, что… — Она указала на стопку бумаг. В самом большом из конвертов Керри узнал банковское отправление.
— Так в чем же, собственно, дело? — спросил он. — У нас плохие новости? Мы обеднели или что-то еще в этом роде?
От Эмили не укрылась тревога сына. Мальчик хотел казаться взрослым, но еще не вполне научился управлять своими эмоциями. Правда, он был умнее и смышленее своих сверстников, но жизненного опыта ему все же недоставало. Эмили нравилось, что сын вникает во все семейные дела и ведет себя так, словно уже готов взять на себя ответственность. Во всяком случае, с тех пор, как они остались вдвоем.
— Да, что-то вроде того, — уклончиво ответила Эмили, надеясь, что разговор на этом и закончится. Но не тут-то было. Поняв, что Керри не оставит ее в покое, она опустила голову. Мальчик подумал, что мать плакала неспроста. Он поднялся, обнял ее за плечи и сел рядом на стул. — Нет, ничего такого не думай, — сказала Эмили. — Нет никаких оснований для беспокойства. Просто… короче говоря… у меня возникли проблемы с оплатой задолженности за недвижимость, и поэтому…
— Сколько мы задолжали? — спокойно, но твердо осведомился Керри. Он был уверен, что если дело лишь в этом, то нет никаких причин для рыданий. Мать явно пытается запудрить ему мозги. — Итак, сколько же мы задолжали? — повторил он.
— За три месяца две недели и пять дней, — уныло ответила она. — А сколько именно, не знаю, не подсчитывала.
Керри взял со стола конверт, вынул официально оформленный документ и пробежал глазами то, что мог понять.
— Похоже, они неплохо умеют считать, — уныло заметил он.
По семейной традиции, Керри никогда не влезал в деловые отношения родителей и не испытывал в этом никакой потребности. Так его воспитали, и он ничуть не жалел об этом. Но сейчас мальчик понимал, что чрезвычайные обстоятельства требуют от него решительных действий. И если драгоценный папаша решил бросить их на произвол судьбы и тем самым обречь на нищету, он обязан вести себя как мужчина.
— А как насчет нашего сберегательного вклада? — поинтересовался Керри.
— Его уже нет. Ушел на оплату долгов.
— А твои инвестиции, личный пенсионный счет, депозитные вложения?
— Да, все это было, но сейчас об этом можно забыть.
— А где наши фамильные драгоценности? — не унимался Керри.
— Их до сих пор носит твоя бабушка Люсиль.
— В таком случае я готов пожертвовать своими накоплениями в Фонде развития «Диснейленда».
Эмили улыбнулась и ласково похлопала сына по плечу. Керри слегка отстранился. Ему, конечно, польстило, что мать откликнулась на его предложение, однако она попыталась превратить его просто в «сына», и это не понравилось Керри.
— Спасибо, сынок, — тронутая Эмили погладила его руку, — но я не думаю, что твоих сбережений хватит для решения наших финансовых проблем. Кроме того, они тебе самому пригодятся. Если нас, не дай Бог, все-таки вышвырнут из этого дома, не исключено, что именно на твои Деньги нам придется снять комнату где-нибудь на окраине города.
Керри уставился на мать, ощутив безотчетный страх. Он наконец-то осознал всю серьезность положения и убедился в том, что мать не шутит. Конечно, ее слова насчет комнатушки на окраине можно расценивать как преувеличение, но все же…
— Мама, неужели это возможно? Ты всерьез полагаешь, что нас могут вышвырнуть из дома?
На глазах Эмили снова появились слезы, а нижняя губа задрожала, что было красноречивее всяких слов. Все оказалось куда сложнее, чем предполагал Керри.
И давало ему еще один повод ненавидеть отца.
Керри не понимал этого, но почему-то во всех бедах семьи считал виновным именно его. Сперва он изменил матери со своей бухгалтершей, а затем и вовсе бросил семью. Харрис даже не поздравил единственного сына в день пятнадцатилетия в прошлом месяце!
А теперь еще и это.
— Нет, конечно же, они не станут этого делать… — Эмили отвела глаза. — Хотя, с другой стороны, они вполне способны что-то предпринять. Думаю, полностью исключать такую возможность нельзя. Но не волнуйся из-за этого, Керри. Все обойдется, вот увидишь. Мы как-нибудь выкрутимся из положения, правда?
Керри видел: мать изо всех сил пытается успокоить его, но предпочел бы, чтобы она сама не так страдала из-за случившегося. В конце концов если он действительно хочет быть мужчиной в этом доме, то должен сам решить все эти проблемы и избавить мать от лишних переживаний. Слезами делу не поможешь.
— Знаешь, что я тебе скажу? — вдруг оживился Керри. — Нам нужно немного пошевелить мозгами и составить какой-нибудь хитроумный план. — В потаенных уголках сознания Керри уже зарождался план решения этой проблемы. Эта идея еще не оформилась, но уже порядком испугала его. Мальчика снова охватил страх, но… — Какая сумма необходима для погашения долга?
Эмили невесело засмеялась.
— Много.
— Как много? — продолжал настаивать Керри.
— По меньшей мере три тысячи долларов, чтобы погасить долг по сегодняшний день.
Эта цифра потрясла мальчика. Только сейчас он сообразил, как глупо и по-детски наивно прозвучало предложение использовать его накопления в Фонде развития «Диснейленда», где было не более двухсот долларов.
— Да, ты права, — вздохнул Керри. — Это действительно немалая сумма. — Он старался не выказывать волнения, хотя похолодел от ужаса и ощущал мерзкую слабость в ногах. Отказаться от этого дома? Керри и представить себе не мог подобного исхода. Помимо воли он вдруг вспомнил, как в детстве, в праздничные вечера, бегал вниз и вверх по лестнице, потешал собравшихся на Рождество гостей своими выдумками и каждый раз с нетерпением ожидал, когда на пороге появится Санта-Клаус с подарками в огромном красном мешке. А еще Керри вспомнил свое любимое дерево на заднем дворе, в глубоком дупле которого так часто прятался летом. Под этим деревом были похоронены его любимые домашние животные, а рядом с ним находился небольшой уютный садик, где мама каждый год выращивала цветы. Он почти физически ощутил тонкий аромат благоухавших летом цветов, над которыми вились пчелы.
Нет, они не могут потерять дом! Не должны допустить этого. Надо спасти его любой ценой!
Именно в этот момент очертания зародившегося у Керри плана стали обретать ясность. Да и страх перед осуществлением плана уменьшился. Конечно, при других обстоятельствах он не допустил бы подобных мыслей, но сейчас его матери нужна помощь, а надеяться ей не на кого. Кто же еще поможет, если не сын?
Керри поднялся, обнял мать за плечи и нежно поцеловал ее в макушку.
— Не волнуйся, мама. Всегда есть выход из положения. Надо только найти его. Ты часто повторяла мне это в детстве, помнишь?
Эмили молчала, погрузившись в раздумья. Керри был рад, что мать больше не плачет.
— И ты была права, — продолжал он, поглаживая ее поникшие плечи. — Все образуется.
С этими словами мальчик решительно вышел из столовой и начал быстро подниматься по лестнице вверх, чувствуя на себе настороженный взгляд матери. Она, вероятно, заподозрила что-то, но даже в страшных снах ей не снилось, чем все это кончится.
Да и сам Керри все еще не верил, что решится на такой отчаянный шаг.
Несколько минут спустя он запер дверь своей спальни, подошел к телефону, набрал номер, лег на диван и накрыл голову подушкой.
— Я по поводу той работы, которую вы предлагали мне пару дней назад, — прошептал Керри в трубку. — Я готов ее выполнить. — Выслушав неутешительный ответ, он нахмурился. — Да, но тогда я не был готов к этому, а сейчас вполне созрел. — Неужели ему и на этот раз не повезет? Нет, надо во что бы то ни стало добиться своего. — Так у вас нет ничего подходящего для меня? Я согласен на все. Да… да… — В его голосе прозвучало сомнение, а в душе зародилось дурное предчувствие. «Ну ты и влип, парень, на этот раз», — подумал Керри, все еще не теряя надежды. Пренебрегая опасностью, он решил испить эту чашу до дна. — Нет проблем, — уверенно сказал мальчик. — Я заберу эту вещь сегодня же вечером. Сорок пять минут? Да. Договорились. Я буду там.
Керри положил трубку и почти полчаса лежал неподвижно, обливаясь холодным потом. Он всегда был, что называется, «хорошим парнем» — во всяком случае, так казалось окружающим. А это означало, что Керри никогда не нарушал законов, не совершал дурных поступков, вызывающих осуждение знакомых и близких, и вообще не делал ничего такого, что вызвало бы сомнение в его порядочности и благовоспитанности. Разумеется, в детстве он воровал любимые конфеты и даже швырял гнилые яйца в дом Фрэнка по прозвищу Заводная Ручка, но это не в счет.
Сейчас Керри предстояло нечто совсем иное, необычное для него и страшное. Но другого выхода не было. Он не мог больше видеть слез матери, не мог смириться с неприятностями, не мог не думать о судьбе маленьких могильных холмиков, под которыми покоились Фриц, его любимый коккер-спаниель, и не менее любимая такса Скиппер. Керри знал, что поступит правильно, даже если ему придется преступить черту, отделяющую хорошее от дурного.