Пролог

Никто из прохожих никогда не признал бы в заурядном мужчине в красно-зеленой униформе разносчика пиццы зловещего, безжалостного убийцу. Догадался бы лишь тот, кто внимательно всмотрелся бы в его лицо и встретился с ним взглядом. Лицо убийцы было предельно сосредоточенным, глаза сухо блестели, и во всем его облике угадывалась твердая решимость достигнуть намеченной цели.

Разносчик пиццы шагал по улице с видом человека, владеющего тайной бытия, четко осознающего свое жизненное предназначение и истово верящего в него. Он был волен выбирать между жизнью и смертью и искренне считал это своим неотъемлемым правом. И сегодня вечером он выбрал смерть.

Сейчас человек в униформе приближался к цели, которую он ставил перед собой и раньше, да и в будущем не собирался лишать себя восхитительного права даровать или отнимать человеческую жизнь.

Убийца взглянул на часы: до выполнения намеченного плана оставалось совсем немного, всего десять минут. Он вошел в подъезд дома, придерживая одной рукой коробку с пиццей, лежащую у него на правом плече; другая скользнула в карман форменной куртки и нащупала орудие убийства, выбранное им для сегодняшней жертвы. Цепкие гибкие пальцы крепко обхватили его, и убийца, прислушиваясь к собственным ощущениям, с удивлением отметил, что абсолютно спокоен. Он собран, руки не дрожат, голова ясная, мысли не путаются. А впрочем, ничего удивительного: практика — великая вещь!

Он снова взглянул на часы.

«Тебе осталось жить на этом свете две с половиной минуты, — мысленно обратился он к мужчине, живущему в квартире на верхнем этаже. — Всего две с половиной минуты. Отсчитывай и жди конца».

 

Глава 1

— Нет! Пожалуйста… прошу вас… — судорожно всхлипывая и прерывисто дыша, бормотала юная девушка, умоляюще глядя на своего мучителя. — Прошу вас… не надо…

Она сидела на пушистом персидском ковре, украшавшем середину мраморного пола, обхватив руками голые плечи и пытаясь прикрыть полуобнаженную грудь. Кружевной шелковый бюстгальтер, разорванный спереди, болтался на одной тонкой полоске. Грудь и шея девушки были покрыты свежими, уже проступившими синяками и ссадинами. Одежда валялась под старинным столиком для коктейлей, стоявшем на отполированном до блеска мраморном полу, на широкой софе, обтянутой вощеным ситцем, возле обитых панелями красного дерева стен. Богатая, со вкусом обставленная гостиная, глядя на которую невозможно было даже представить, что в стенах ее только что свершилось насилие… Грубое, отвратительное действо.

В камине уютно потрескивали дрова; отблески пламени и мягкий свет лампы от Тиффани, стоящей на столике, падали на мертвенно-бледное лицо девушки, искаженное страхом и болью. Слезы лились из ее широко раскрытых глаз и, смешиваясь с выступившими на разбитых губах капельками алой крови, образовывали розовые узкие дорожки, скатывающиеся по подбородку на шею и грудь. Девушка подняла голову и, взглянув в лицо возвышавшегося над ней мужчины, вздрогнула всем телом. Молния его брюк была расстегнута, широкая грудь обнажена. Рубашка валялась на софе рядом с разорванной женской блузкой. Мужчина наклонился над сидящей девушкой, протянул руку и дрожащими пальцами коснулся ее плеча. Она резко отшатнулась, хотя его жест выражал неловкость и даже просьбу о прощении.

— Нет! — в отчаянии выкрикнула она. — Нет! — И еще крепче обхватила себя за плечи, сжавшись в комок.

Несколько мгновений мужчина недоуменно смотрел в лицо девушки, затем его блуждающий взор заскользил по комнате, по разбросанной повсюду одежде, столику для коктейлей, зажженному камину… Произошедшее казалось нереальным, диким, фантастическим сном: в этой богато убранной гостиной он стоит без рубашки, в расстегнутых брюках около дрожащей от ужаса юной девушки, моложе его как минимум на двадцать лет? Мужчина тряхнул головой, и по его привлекательному лицу промелькнула тень.

— Тина… Тина… — смущенно пробормотал он. — Мы ведь… ты…

Он снова протянул руку к девушке, но она дернулась всем телом, чтобы избежать его прикосновения.

— Уходите отсюда! Уходите! — крикнула она.

Внезапно в темных глазах мужчины вспыхнула ярость, губы скривились в презрительной усмешке. От недавнего смущения не осталось и следа. Теперь он смотрел на нее по-другому. Она — поверженная, не вызывающая жалости жертва, а он… Он упивался своей силой, властью и безнаказанностью. Схватив ее за узкое запястье, он резко завел ее руку за спину. Девушка вскрикнула от боли, и слезы градом хлынули из глаз.

— Не смей со мной так разговаривать! — злобно прошипел он. — Не смей! Поняла?

Он отпустил ее руку, и девушка, уткнувшись лицом в колени, покорно кивнула.

— И перестань всхлипывать, — раздраженно добавил мужчина. — Не выводи меня из себя, иначе… я сделаю так, что ты зарыдаешь по-настоящему. Будет отчего зарыдать.

Он хмыкнул, отошел от девушки, поднял с пола рубашку, надел и стал неторопливо застегивать пуговицы. Тина приподняла голову и, не отрываясь, наблюдала за ним. Страх и боль исчезли из ее глаз, сменившись гневом. Она вытерла слезы, сжала кулаки и сквозь зубы процедила:

— Мерзавец… Негодяй…

Мужчина обернулся, снова приблизился к ней, опустился на одно колено и с издевкой произнес:

— Тина, ты чем-то недовольна? А по-моему, тебе тоже очень понравилось. Мне показалось, ты даже получила наслаждение. — Он небрежно провел ладонью по ее руке и несильно сжал локоть. — Разве ты не хотела этого? Нет? А для чего ты пригласила меня домой именно в то время, когда твои родители путешествуют по Европе? Зачем?

Тина отдернула руку, оттолкнула мужчину и хрипло проговорила:

— Ведь вы… ты… мой преподаватель.

Губы мужчины растянулись в недоброй усмешке.

— Да, я — твой преподаватель и кое-чему научил тебя, не правда ли?

— Я просила тебя, умоляла не делать этого, а ты… ты… надругался надо мной. Ты меня изнасиловал!

— Эй, полегче, девочка, полегче! Выбирай выражения. — И, помолчав, снова криво усмехнулся. — А все-таки я тебя многому научил.

Он поднялся с колен и шагнул к коктейльному столику, на котором стояла полупустая бутылка шампанского «Дом Периньон» и один хрустальный бокал. Другой, разбитый, валялся на полу около ножки стола, поблескивая мелкими осколками.

— Я тебя изнасиловал? — Мужчина налил шампанское в бокал и залпом осушил его. — Фу, какое грубое слово. Впредь, Тина, не употребляй таких слов. Не советую. — Взяв бутылку с остатками шампанского и бокал, он вернулся к сидящей на ковре девушке и предложил: — Вот, налей себе и выпей.

Тина отчаянно замотала головой, мужчина, пожав плечами, поставил бутылку и бокал рядом с ней на пол.

— Ну, как хочешь. А что касается… — Он сделал паузу. — Я — твой педагог, ты — моя ученица, Тина, — усмехаясь, продолжил он. — Разве я могу причинить тебе вред? — Он поднял с пола свой твидовый пиджак и, внимательно осмотрев его, смахнул невидимые пылинки с рукавов. — Ты пригласила меня к себе, Тина. В дом, где никого нет. Ты угостила меня шампанским. Интересно, что я должен был думать?

Он скользнул взглядом по ее бледному лицу, обнаженным плечам и груди. И Тина, не в силах вынести его пристального взгляда, схватила лежащую на полу атласную подушку и заслонилась ею.

— Конечно, я догадывался, о чем ты мечтала, приглашая меня в свой дом, — ухмыляясь, продолжал мужчина. — Тебе хотелось романтики, страсти. Интимный полумрак, зажженный камин, искрящееся в фужерах шампанское… — Он пожал плечами. — Ты получила все, что хотела, Тина. Но если ты решила рассказать кому-нибудь о нашей встрече, пожаловаться… — в голосе мужчины зазвучали жесткие ноты, — не советую тебе этого делать. Ну подумай сама: кому поверят люди? Мне — уважаемому педагогу или тебе — глупой, ветреной студентке? И не забывай: только с моей помощью тебе удастся стать известной концертирующей пианисткой, Тина. Только с моей помощью. — Он достал из кармана пиджака позолоченные часы, открыл крышку, взглянул на циферблат и озабоченно покачал головой. — Как быстро пролетело время. Мы встретимся с тобой очень скоро, Тина. Завтра вечером. У меня дома.

— Нет! Никогда! — выкрикнула она, судорожно прижимая к груди атласную подушку. — Нет!

Заметив в ее глазах вспыхнувшую ярость, мужчина рассмеялся.

— Тина, завтра ты придешь ко мне домой, — произнес он. — Обязательно придешь. Иначе я снова появлюсь здесь, и тогда… Боюсь, ты огорчишься даже больше, чем сегодня, дорогая. — Он снова наклонился к ней, кончиками пальцев дотронулся до синяков, проступивших на ее шее, и повторил: — Ты придешь ко мне домой, Тина. Завтра, в половине восьмого вечера.

Она молча смотрела в холеное, самодовольное лицо своего педагога, в его темные глаза, светившиеся торжеством победы сильного над слабым, и ее переполняла ярость, готовая вот-вот выплеснуться через край. Этот подонок надругался над ней, растоптал ее тело и плюнул в душу! Да, все это так, но она не останется покорной, забитой жертвой. Не позволит унижать себя никому.

Ее рука нащупала стоящую на ковре бутылку, крепко обхватила горлышко. Мужчина, не обращая больше внимания на свою студентку, наклонился, поднял с пола ключи, кошелек, стал прятать их в карман пиджака, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Внезапно Тина резко вскочила, размахнулась и со всей силы ударила его тяжелой зеленой бутылкой по голове. Раздался глухой звук, короткий, отрывистый хриплый стон… и мужчина ничком рухнул на пол.

Несколько мгновений Тина, словно в оцепенении, смотрела на неподвижное тело своего преподавателя, затем рванулась к нему и снова ударила тяжелой бутылкой по голове. Еще… еще… и еще. Ее рука, судорожно сжимающая бутылку, застыла в воздухе, потом она опустила ее и отпрянула от мужчины. Блуждающий взор девушки заскользил по его спине, задержался на голове с рваными ранами, на виске, по которому стекала струйка крови… Тина перевела взгляд на бутылку, дно которой тоже было перепачкано кровью, и брезгливо отшвырнула ее в сторону. Бутылка со стуком упала на мраморный пол, горлышко откололось и со звоном откатилось к стене. В комнате воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием дров в камине.

Тяжело и прерывисто дыша, Тина шагнула к распластавшемуся на полу безжизненному телу, протянула к нему дрожащую руку, но тотчас же отдернула.

— Профессор… — еле слышно позвала она, в глубине души ясно сознавая, что ответа от него не услышит больше никогда. — Профессор…

С трудом переставляя ноги, Тина добралась до столика, на котором стояла настольная лампа от Тиффани и телефонный аппарат, подняла украшенную эмалью трубку и набрала три цифры.

— Пожалуйста… это срочно, — еле слышно выдохнула она. — Приезжайте. Я только что убила своего педагога.

Через несколько мгновений изображение респектабельной, со вкусом обставленной гостиной и находящейся в ней юной студентки исчезло с экрана, уступив место другой женщине, направляющейся к белой сцене. В элегантном длинном черном платье, с иссиня-черными блестящими волосами, распущенными по плечам, она приблизилась к стоящему на сцене большому, в золоченой раме овальному зеркалу, остановилась и мягким жестом правой руки указала на него. Камера взяла крупный план, и зрители увидели в зеркале молодую девушку-пианистку с телефонной трубкой в руках, а позади нее — лежащего ничком на ковре около камина убитого мужчину.

— Леди и джентльмены, — приятным, звучным, с легкой хрипотцой голосом произнесла женщина в черном платье. — Призываю вас заглянуть в «темное зеркало», отражающее призрачные тайники человеческой души, и попытаться проникнуть в мрачный, черный внутренний мир убийцы. Призываю каждого из вас задать себе один вопрос: смог бы я лишить жизни другого человека, если бы оказался в столь же драматической ситуации, как эта юная девушка?

Камера наезжала все ближе и ближе, и вот наконец говорящая женщина заполнила весь экран, и теперь можно было рассмотреть ее тонкое красивое овальное лицо с высокими скулами, свидетельствующими о примеси индейской крови. У женщины были яркие, полные, четко очерченные губы, светло-голубые глубокие глаза в обрамлении густых пушистых ресниц, ярко контрастировавшие с темными бровями и черными, распущенными по плечам волосами, сильный подбородок с маленькой ямочкой посередине.

Женщина выглядела очень эффектно, но не только красивая, яркая внешность привлекала многочисленных зрителей. Глубокий, звучный голос, выразительный взгляд голубых глаз, которые проникали в душу и словно видели ее насквозь, очаровывали телеаудиторию, заставляя неотрывно смотреть на экран. Казалось, Элизабет Найт обращается к каждому зрителю, разговаривает лично с ним, задавая жизненно важные вопросы.

— Кто из вас, попав в критическую ситуацию, смог бы поступить как эта девушка, совершившая убийство? Как эта юная пианистка, лишившая жизни своего педагога-насильника? — вопрошала с экрана Элизабет Найт, не отрываясь глядя в телекамеру. — Кто может с уверенностью ответить: «Я бы поступил так же!» — пока сам не окажется в подобной ситуации? — Элизабет сделала многозначительную паузу, ее глаза полыхнули таинственным огнем, полные губы тронула едва заметная усмешка. — Кто осмелится заглянуть в темную душу убийцы?

Камера начала медленно отъезжать, снова направляясь к одиноко стоящему на белой сцене большому овальному зеркалу, и теперь зрители увидели в нем отражение десятков лиц: мужских и женских, молодых и пожилых, симпатичных и заурядных. Гамма разнообразных эмоций прочитывалась на этих лицах: участие, сострадание, ненависть, любовь, страх, радость… Внезапно в центре зеркала возникло лицо телеведущей, потеснив и затмив остальные.

— Почаще заглядывайте в ваше собственное «темное зеркало», — медленно произнесла она. — Надеюсь, оно о многом вам поведает. С вами была Элизабет Найт. Увидимся на следующей неделе. Спокойной ночи.

Молодая женщина, сидящая в небольшой уютной телестудии, оторвала взгляд от потухшего экрана монитора и тяжело вздохнула. Это была Элизабет Найт, ведущая «Темного зеркала», но теперь она выглядела совсем иначе. Вместо элегантного платья на ней были надеты джинсы и широкий красный свитер, а блестящие черные волосы были собраны в скромный пучок на затылке. Элизабет сидела, обхватив руками колени, ноги в теннисных туфлях упирались в соседний стул. Лицо было усталым, бледным, уголки губ опущены, и лишь светло-голубые глаза продолжали светиться внутренним огнем.

— Тебе не понравилось? — произнес за ее спиной низкий женский голос с южным акцентом. — Ты возмущена?

Элизабет повернулась к женщине, немного старше ее, и раздраженно ответила:

— А кому это понравится? Я не просто возмущена, я в ярости. И Броди прекрасно известно об этом. Он нарочно все организует таким образом, чтобы до последней минуты я не видела отснятые кадры.

Элизабет резко поднялась со стула и пошла к двери, а женщина бросилась вслед за ней. Маленькие серебряные монетки, украшавшие полы ее кожаного пиджака, зазвенели. Несмотря на очень узкие джинсы, туго облегающие ее бедра и ноги, и туфли на высоких шпильках, женщина двигалась удивительно быстро.

— Ну куда ты собралась? — озабоченно спросила она, подбежав к Элизабет и схватив ее за рукав. — Опять пойдешь к Броди и устроишь ему очередной скандал?

В голубых глаза Элизабет вспыхнуло раздражение, но она тотчас подавила его и с видимым спокойствием ответила:

— Касс, я тебя, конечно, очень люблю и все такое, но…

— Но? — усмехнулась женщина, разжимая руку и выпуская локоть Элизабет.

— Но позволь мне делать то, что я считаю нужным.

Кассандра Уилсон часто закивала, белые крашеные волосы, завитые в мелкие кудряшки, затряслись.

— Ладно, поступай как знаешь. Но лучше все же держи себя в руках, когда будешь с ним разговаривать.

— Не волнуйся, все будет хорошо. — Элизабет Найт дружески дотронулась до плеча Кассандры. — Встретимся в моем кабинете через пятнадцать минут. Пойдем в бар к Донахью, выпьем пива. Сегодня там вечер «Короны».

Элизабет вышла в холл, а Кассандра, проводив долгим взглядом ее удаляющуюся фигуру, усмехнулась и тихо пробормотала:

— Думаю, не через пятнадцать минут, а раньше. Ты так взбешена, что расправишься с Броди за пять минут.

Элизабет шла по длинному коридору, петляющему мимо множества дверей, за которыми располагались звукозаписывающие, монтажные и просмотровые комнаты, и вспоминала, как впервые попала сюда. Она вот так же шагала по этому нескончаемому коридору, в самом конце которого находился офис президента телекомпании. Ее сердце часто и гулко стучало, щеки пылали, ноги дрожали. Но тогда все эти неприятные симптомы объяснялись сильным волнением перед встречей с мистером Броди Ярборо, а сейчас она задыхалась от ярости, мысленно прокручивая в голове все хлесткие и негодующие слова, которые она бросит ему в лицо. Тогда мистер Ярборо сам пригласил ее на встречу, точнее, потребовал, чтобы она явилась. Теперь же Элизабет не нуждалась в его приглашении, она шла к нему сама, по собственному почину.

Тогда, три года назад, Элизабет Найт жила очень скромно, в маленькой неуютной квартирке в Манхэттене, сочиняла множество сценариев, которые редко удавалось кому-нибудь продать, и подрабатывала официанткой в пивном баре по соседству с домом. Но вот однажды агенту Элизабет удалось пристроить один из ее сценариев в телекомпанию Броди Ярборо, и он — невероятная удача! — попал в руки самому хозяину. Тот, прочитав, потребовал, чтобы сценаристка немедленно явилась к нему, и мгновенно подписал с ней контракт. С той минуты жизнь Элизабет Найт круто изменилась. Тогда она вышла от мистера Ярборо полная радужных надежд и грандиозных планов, жизнь раскрывалась перед ней во всем многообразии, вот только… странное, нехорошее предчувствие ни на минуту не покидало Элизабет. Неприятное, немного пугающее ощущение, что она с этим Броди Ярборо еще хлебнет горя. Или в лучшем случае попадет в какую-нибудь передрягу.

«Интуиция редко подводит», — думала Элизабет, распахивая дверь приемной хозяина телекомпании и входя в нее.

— Я сообщу мистеру Ярборо, что вы пришли! — вместо приветствия воскликнула молодая, пышущая здоровьем, полная блондинка-секретарша и потянулась к телефону.

За время работы в телекомпании Элизабет отлично изучила вкусы и пристрастия Броди Ярборо, особенно в отношении обслуживающего персонала, к которому он предъявлял всего два простых и незатейливых требования: натуральные или крашеные светлые волосы и внушительных размеров бюст.

— Не беспокойся, Бэмби, он ждет меня.

Приемная мистера Ярборо выглядела красиво, респектабельно, даже изысканно. Но стоило лишь распахнуть дверь его кабинета, как впечатление изысканности и хорошего вкуса мгновенно исчезало. На полу лежал пронзительно-алого цвета ковер, вступая на который в первый раз большинство посетителей нервно вздрагивали, а все стены были увешаны головами животных. Каких только чучел там не было! Антилопы, газели, быки, медведь гризли взирали на посетителей мертвыми пустыми глазами, и вид у всех у них, даже травоядных, был весьма свирепый. Глядя на эти чучела, Элизабет всегда удивлялась: как таксидермисту удалось, например, придать пасти невинной газели хищный звериный плотоядный оскал? Но хозяина кабинета, похоже, совсем не заботили подобные мелочи. Ему было важно другое: произвести на посетителей должное, выгодное впечатление и продемонстрировать свои выдающиеся способности охотника. Правда, Элизабет всегда сомневалась, сам ли Броди добыл эти замечательные трофеи. Она склонялась к мысли, что в большинстве случаев он просто нанимал для сафари умелых охотников.

Но главный и ценный трофей Ярборо висел на самом видном месте, над столом, за которым восседал хозяин. Огромная гривастая голова африканского льва с оскаленной пастью. Такой же свирепый лев являлся и символом, эмблемой телекомпании Броди Ярборо.

Элизабет распахнула дверь кабинета, вошла и увидела, что Броди стоит около еще одного своего не менее ценного сокровища и любуется им: обширной коллекцией оружия, которая по праву могла бы украсить любой музей. Скользнув взглядом по Ярборо — высокому, плотному, хорошо сложенному пятидесятилетнему мужчине, Элизабет подошла к его столу и остановилась. Броди, разумеется, не мог не заметить вошедшую в его кабинет посетительницу, но упорно делал вид, что внимательно рассматривает свою драгоценную коллекцию, в которой было представлено множество оружия — от дуэльных пистолетов времен Наполеона до самой современной винтовки с лазерным прицелом.

Наконец он оторвал взгляд от своих сокровищ, вернулся к столу, около которого стояла раздраженная Элизабет, и сел. Закинул ноги в кожаных ковбойских ботинках на стол, едва не задев бронзовую статуэтку быка, тоже со звериным оскалом. Надвинул на лоб ковбойскую шляпу, скрестил руки на груди и широко улыбнулся, словно только что заметил появившуюся сценаристку и ведущую одного из лучших шоу его телекомпании.

Неизменная ковбойская шляпа на голове Броди давно была предметом тайных насмешек его сотрудников. Некоторые утверждали, что Ярборо до сих пор думает, будто живет в Техасе, кое-кто предполагал, что эта шляпа намертво пришита к его голове, но Кассандра Уилсон, знавшая Броди со времен их жизни в Техасе, со всей определенностью заявляла: «Он носит стетсон потому, что абсолютно лысый».

— Привет, дорогуша. Какой приятный сюрприз! — Броди сделал жест рукой в сторону бархатного леопардового кресла. — Присаживайся. У тебя ко мне какое-то дело?

— Я видела отснятый материал, который будут показывать на этой неделе, — сухо промолвила Элизабет, даже не взглянув на предложенное кресло.

— И что, ты чем-то недовольна? Лично мне все понравилось. Особенно ты — в элегантном темном длинном платье. Оно так подчеркивало твои формы, что просто привело меня в трепет. Захотелось соблазнить тебя, крошка Элизабет. — И он хрипло рассмеялся.

— Соблазняй своих секретарш! — отрезала она.

— Элизабет, я не люблю, когда ты грубо разговариваешь, — притворно нахмурил брови Ярборо. — Тебе это не к лицу. Ведь ты у нас леди или претендуешь на таковую.

— Да, леди, когда разговариваю с джентльменами.

— Ладно, перейдем к делу, — посерьезнев, сказал Броди. — Зачем ты сюда явилась? Сказать, что тебе не понравилось последнее шоу?

— Вот именно, — ответила Элизабет, мысленно отметив, что, когда Броди начинает говорить о делах, его техасский акцент сразу пропадает, а взгляд серых глаз становится ледяным и пронзительным. Собственно, на эту особенность она обратила внимание еще три года назад, когда познакомилась с Броди. Недаром же внутренний голос предсказывал ей будущие неприятности.

Нет, впрочем, Броди Ярборо умел преподнести себя и с лучшей стороны, когда ему это было выгодно: войти в доверие к собеседнику, очаровать его незаурядным умом, поразить деловой хваткой, умением решать любые проблемы. Очевидно, таким он и был на самом деле, ведь без всех этих важных качеств невозможно создать собственную телекомпанию — популярную и процветающую, программы которой неизменно собирают у телеэкранов огромную аудиторию. Одних лишь больших денег и предприимчивости явно недостаточно.

— И чем же ты недовольна? — спросил Броди, пристально глядя на стоящую перед ним Элизабет.

— А ты не догадываешься? Ты забыл, что я написала сценарий о сложной ситуации, в которой очутилась юная девушка-пианистка, пригласив к себе домой своего преподавателя? Я придумала сюжет, где акцент был сделан на проблеме выбора. А во что мой сценарий превратили ты и твои люди?

— Разве я изменил сюжет?

— Нет, но…

— Я просто расставил по-другому акценты, — усмехнулся Броди.

— Вызывающе роскошная обстановка, кровавая, нарочито затянутая сцена насилия, обнаженные тела… Это ты называешь иной расстановкой акцентов?

— Элизабет, ну ты же не вчера родилась и должна понимать, что зрителей больше всего интересуют истории про деньги, секс и насилие. Причем чем грубее и проще, тем лучше!

— Потому что ты и тебе подобные их к этому приучают! Вспомни, когда мы с тобой договаривались о создании серии шоу «Темное зеркало», речь шла совсем о другом. О моральных аспектах, проблеме выбора. А во что все это превратилось? В культ насилия, в пропаганду бесстыдства!

— Да, но они подняли рейтинг шоу, зрители ждут не дождутся следующей серии, а ты с умным видом рассуждаешь о нравственности! — раздраженно бросил Броди. — Подумай, ну кого интересуют слащавые беззубые истории о несчастных людях, попавших в беду? Никого!

— Согласна, зрители ждут не дождутся следующей серии, но среди них — не только взрослые люди, но и дети, подростки! Да и не всем взрослым по душе эти кровавые сцены! — возразила Элизабет, подходя к окну и выглядывая из него.

Офис Броди Ярборо располагался на семнадцатом этаже, но даже с такой высоты легко было заметить многочисленную группу демонстрантов с плакатами в руках, протестующих против грубых и откровенных сцен, показываемых в шоу «Темное зеркало». На улице было холодно, дул сырой, промозглый ветер, накрапывал дождь, но люди, казалось, не обращали никакого внимания на плохую погоду и продолжали митинговать.

Каждое утро, приходя на работу, и каждый вечер, покидая здание, где размещалась телекомпания Ярборо, Элизабет сталкивалась с этими возмущенными демонстрантами и выучила наизусть надписи на их плакатах. Вначале эти люди, ежедневно приходящие к входу в здание, раздражали ее категоричностью суждений и узостью взглядов, глупым упорством в осуществлении своих целей, крикливостью. Лица протестующих были искажены злобой и брезгливостью, глаза горели праведным гневом, пугая Элизабет, заставляя ее ускорять шаг. Но это вначале, а позднее…

«Секс и насилие разрушают христианский институт семьи!»

«Телекомпанию Ярборо ждет страшный суд!»

«Элизабет Найт! Вон из наших домов!»

— Разве ты сам каждый день не сталкиваешься с этими многочисленными зрителями, протестующими против секса и насилия в нашем шоу? — негромко спросила Элизабет, указав рукой на окно.

Броди Ярборо вздохнул, потянулся, лениво поднялся с кресла и подошел к окну. Встал рядом с Элизабет и положил руку ей на плечо. Она раздраженно дернула плечом и сбросила ее.

— Элизабет, давай с тобой договоримся. Ты будешь продолжать сочинять свои великолепные сценарии, появляться в прологе и эпилоге, вызывая восторг зрителей, а всеми остальными проблемами займусь я. А эти твои рассуждения о морали… Забудь о них. Ты умная женщина и должна понимать, что если нам в сети попалась золотая рыбка, то выпускать ее — верх идиотизма. Рейтинг нашего шоу очень высок, люди ждут его, оно приносит неплохой доход.

Элизабет не отрываясь смотрела в окно на темное свинцовое небо со сгустившимися огромными тучами, на мокнущих под усиливающимся дождем демонстрантов, упорно не желающих расходиться по домам, потом повернулась к Броди.

— Не все в жизни измеряется деньгами или рейтингом. Существуют еще и такие понятия, как честь и профессиональное достоинство. И когда я приступала к работе над шоу, я думала…

— Знаю, знаю, о чем ты думала! — перебил ее Броди. — Ты — женщина высоких моральных принципов, и заботиться о прибыли и высоком рейтинге шоу — ниже твоего достоинства. Молодец, уважаю тебя, ценю, но… Черт возьми, Элизабет! От твоих бесконечных необоснованных претензий я скоро заработаю язву желудка! Хватит, надоело мне слушать твои глупости! Пусть каждый занимается своим делом. Пиши сценарии, сочиняй, твори, а обо всем остальном позабочусь я сам.

Элизабет молча отпрянула от окна, резко развернулась и пошла к двери. Перед тем как распахнуть ее, она на несколько мгновений задержалась и, не оборачиваясь, бросила через плечо:

— Броди, я не шучу. Я задумывала цикл «Темное зеркало» как познавательно-информационный, помогающий людям правильно ориентироваться в сложной обстановке и принимать верные решения. Но если ты и дальше будешь уродовать мою работу и превращать шоу в дешевый кровавый боевик, то тебе придется искать другого автора и ведущего. Выбор за тобой.

— Ну что ты, дорогая, что ты, я твой самый горячий поклонник, — широко заулыбался Броди. — Все будет так, как ты скажешь.

Элизабет Найт вышла из кабинета не попрощавшись, и когда за ней закрылась дверь, Броди вернулся к столу и сел. Улыбка мгновенно сползла с его губ, в глазах вспыхнула ярость. Он схватил телефонную трубку, набрал несколько цифр и, когда на том конце провода ответили, хрипло произнес:

— Кажется, я велел тебе не показывать ей заранее отснятый материал? Или ты меня не понял? — Броди раздраженно забарабанил кончиками пальцев по гладкой поверхности стола, затем достал из нагрудного кармана своей ковбойской рубашки пачку сигарет, вытащил одну и прикурил. Сделал несколько глубоких затяжек, шумно выдохнул дым через нос и крикнул: — Ах она настаивала, и ты не мог ей отказать? Ты забыл, что хозяин телекомпании я, а не она! — Он снова затянулся, сделал паузу и уже спокойным тоном произнес: — Ты уволен. Выметайся вон из моей телекомпании. Немедленно.

Положив трубку на рычаг, Броди несколько секунд сидел с задумчивым видом, потом нажал кнопку связи с секретаршей и, услышав ее голос, сказал:

— Сообщи охранникам: Норман Полсон у нас больше не работает. Если через пять минут он не покинет здание, пусть выгонят его пинками или сдадут полиции, как незаконно проникшего в чужое помещение. Да, и позвони в бухгалтерию: пусть закроют его счет.

Броди снова раздраженно забарабанил кончиками пальцев по столу, и вдруг его взгляд наткнулся на глянцевую фотографию Элизабет Найт на обложке модного журнала. Он схватил журнал, повертел его в руках, внимательно всмотрелся в красивое тонкое лицо на обложке, а затем, ухмыльнувшись, пробормотал себе под нос:

— Ах ты, маленькая заносчивая гадина… Ах ты, дрянь. Ну ничего, подожди, очень скоро я собью с тебя спесь.

 

Глава 2

— Ты не получишь повышения по службе до тех пор, пока не выбросишь на помойку старую куртку и не избавишься от этого паршивого сопящего существа!

Ник О'Коннор критически осмотрел свою поношенную кожаную куртку, затем перевел взгляд на мощного английского бульдога, которого вел на прочном поводке, и улыбнулся. Ник и его лучший друг Питер Макдональд шагали по Лексингтон-авеню, старательно обходя образовавшиеся после дождя лужи. Было почти девять вечера, но улица продолжала жить шумной жизнью, мчались автомобили, торопливо шагали многочисленные прохожие, а уличные торговцы без устали предлагали каждому купить «настоящие» часы «Ролекс» и «Гуччи» всего за 9,99 доллара к наступающему Рождеству.

— Эй, Геркулес, ты слышал? — обратился Ник к коричнево-белому, внушительных размеров псу. Тот обернулся, взглянул на хозяина и повел ушами. — Питер назвал тебя паршивым существом. Тяпни его как следует, не стесняйся. Откуси кусок побольше, и тогда мне не придется кормить тебя ужином.

Питер Макдональд весело рассмеялся и стукнул Ника по плечу. Удар получился приличный, хотя и дружеский. Ник не обиделся, но Геркулес мгновенно напрягся и вопросительно посмотрел на хозяина.

— Все в порядке, приятель, — успокоил его Ник. — Это Питер так шутит. Спасибо тебе за предложение сожрать его, но я сам с ним разберусь. Не волнуйся.

Геркулес отвернулся, громко засопел, а его хозяин в ответ ткнул Питера кулаком в плечо. Тоже по-дружески, но весьма чувствительно.

Ник и Питер родились и выросли в одном из непрестижных кварталов Уиллиджа, проводя большую часть времени на улице в компании таких же простых ребят, и привычка выражать дружеское расположение с помощью ударов и тычков осталась у них на всю жизнь. Сохранять хладнокровие, быть выдержанными и внешне спокойными — эта привычка, ставшая правилом, распространилась и на все остальные сферы жизни Ника и Питера, когда они повзрослели и поступили работать в полицию. Бесстрастно молчать, когда начальство устраивает разнос, притворяться, будто тебе безразлично, когда любимая женщина бросает тебя, заявляя, что «подобные отношения» ее больше не устраивают. Молчи, будь сдержанным в любых обстоятельствах, какими бы серьезными и тупиковыми они ни казались.

«Ни на что не реагируй, — мысленно сказал себе Ник. — Ты тоже ему врезал как следует. Он свое получил».

Задушевные друзья Ник и Питер в сопровождении Геркулеса продолжали свой путь по улице, которую все больше окутывал сизый густой туман, и более странную пару, наверное, трудно было отыскать во всем огромном городе. Глядя на Ника О'Коннора, привлекательного мужчину средних лет, можно было сразу понять, что собственная внешность и одежда его ничуть не заботят. Густые светлые волосы, доходившие до воротника куртки, нуждались в стрижке или как минимум в расческе; джинсы, туго облегающие длинные мускулистые ноги, были потрепанными, линялыми, образца начала восьмидесятых годов. Кожаной куртке давно было место на помойке, в лучшем случае — в химчистке.

А вот Питер Макдональд выглядел совершенно иначе. Опрятный, подтянутый, ухоженный, в элегантного покроя английском шерстяном пальто, в отполированных до блеска кожаных итальянских туфлях. Темные, начинающие редеть волосы аккуратно расчесаны, хорошо подстрижены.

Ник покосился на своего лучшего друга и, хмыкнув, сказал:

— Знаешь, Питер, когда я на тебя смотрю, то всегда забываю, что ты работаешь полицейским. У тебя вид, как у важной шишки из ФБР. Уверен, очень скоро ты получишь повышение, если, конечно, не проколешься на какой-нибудь ерунде.

— Я тут недавно был в одной компании. Там были такие интересные, образованные дамы. И представь себе…

— Где же тебе удалось познакомиться с образованными дамами? — ехидно перебил его Ник. — На Сорок второй или на Таймс-сквер? — Питер обиженно поджал губы, но Ник, сделав вид, что не замечает недовольства приятеля, продолжил: — И как это тебе удается заводить знакомства с такими дамами? А главное, когда ты находишь для этого время?

— Если ты постараешься, то тоже найдешь, — пробурчал Питер.

— Не уверен, — с сомнением покачал головой Ник. — Честно говоря, я давно уже не бывал ни в каких компаниях. Вся моя личная жизнь — полицейское управление.

Питер достал из кармана пальто белоснежный носовой платок с монограммой, элегантным жестом развернул его и приложил к носу.

— Я, в общем, тоже сутками торчу на работе, — вздохнув, признался он. — Вот сейчас, например, мог бы наслаждаться в обществе какой-нибудь приятной девицы, а вынужден идти рядом с заросшим густой трехдневной щетиной парнем, то есть с тобой.

Ник рассмеялся и машинально ощупал лицо. Да, не мешало бы побриться, Питер прав.

— И вместо того, чтобы ужинать в ресторане…

— Заплати за ужин — и я с удовольствием составлю тебе компанию!

— Еще чего!

Они остановились на перекрестке, дожидаясь, когда зажжется зеленый свет, чтобы перейти оживленную улицу, и стали рассматривать мчащуюся мимо длинную вереницу машин и идущих по тротуару пешеходов. Молодая женщина в элегантном длинном норковом пальто, с зажатой между тонкими холеными пальцами сигаретой звонко стучала высокими тонкими каблучками по мостовой, и Ник машинально натянул поводок, зная о милой привычке своего любимого пса охотиться за ногами быстро идущих людей. Женщина миновала двух бездомных бродяг, ежившихся от холода и жавшихся к расположенной чуть выше земли металлической решетке, откуда выплывали теплые струи пара. Там внизу, в подвале, располагалась прачечная, и в сырые промозглые дни бродяги всегда собирались около нее погреться. Да, Нью-Йорк был огромен, многолик, он совмещал в себе вызывающую роскошь, средний достаток и откровенную нищету, и Ник О'Коннор, родившийся и выросший в этом городе, не переставал удивляться его разнообразию и контрастам.

Загорелся зеленый свет, машины застыли у пешеходной полосы, и толпа хлынула через улицу, подхватив Ника и Питера и увлекая за собой. Ник глубоко вдохнул свежий сырой воздух, настоянный на самых разнообразных запахах, и уловил в нем ароматы жареных каштанов, томатной пасты, жареного лука и чеснока. На той стороне улицы, куда они с Питером сейчас направлялись, находился магазин итальянской кухни, принадлежащий его семье. Итальянская кухня, острая, пряная смесь восхитительных запахов — символ счастливого и беззаботного детства Ника.

— Хочешь заглянуть к нам? — предложил он Питеру. — Мама угостит тебя своим фирменным сандвичем с мясом.

— Было бы неплохо, тем более что у вас там работает и твоя младшая сестра, — лукаво улыбнулся Питер. — Кстати, сколько уже ей лет? — И тотчас получил весьма чувствительный тычок в плечо.

— Нине всего семнадцать, так что не вздумай засматриваться на нее! Понял?

Они остановились под натянутым у входа полосатым, в нескольких местах порванным тентом, с которого стекали капли дождя. Питер прильнул к запотевшему высокому окну и стал разглядывать стоящую за прилавком юную симпатичную темноволосую девушку с большими карими глазами. Нина, оживленно жестикулируя, разговаривала с припозднившимся покупателем.

— Хороша! — после долгой паузы восхищенно воскликнул Питер и, обернувшись к Нику, уточнил: — А когда ей стукнет восемнадцать?

— Тебя это не касается! Даже и думать забудь!

— Ладно, Ник, не горячись. У тебя замечательная сестра, а про возраст я спросил просто так, из любопытства.

Раздражение Ника мгновенно улетучилось, он взглянул на приятеля и широко улыбнулся. Питер Макдональд… Они были знакомы более четверти века, вместе росли, учились, играли в футбол, дрались, лазали по стройкам, рисовали на стенах. Питер очень изменился за последние годы, и Нику было печально признаться в этом даже самому себе. Куда делся былой юношеский задор, исчезли жизнерадостность, непосредственность? В глубине души Ник продолжал любить Питера, многое прощал ему, но все чаще ловил себя на мысли, что человек, с которым он дружит, не Питер Макдональд, его закадычный приятель, а кто-то другой, малознакомый, даже чужой.

Элегантное пальто из тонкой дорогой английской шерсти, белоснежный носовой платок, вычурная речь, нарочито небрежные жесты, манерность, желание казаться умнее и значительнее других… Откуда все это взялось? И все-таки Ник любил Питера, точнее — привык за долгие годы видеть в нем лучшего друга. Ник с грустью сознавал, что Питер все больше отдаляется от него, и поэтому, наверное, испытывал потребность в общении с ним, хотя тот все чаще и чаще вызывал раздражение.

— Геркулес, тяпни этого парня за ногу, — сказа Ник, переводя взгляд на любимого пса.

Питер наклонился к английскому бульдогу, почесал его за ушами, и тот, блаженно закрыв глаза, всей своей тяжестью навалился ему на ногу.

— Да он умнее тебя и знает, кого надо кусать, — усмехнулся Питер. — Ладно, Ник, иди один, а я загляну к вам отведать ваш фирменный сандвич как-нибудь в другой раз. И не забудь передать Нине, что она мне очень нравится. Славная девушка. — Он похлопал Ника по плечу. — Ну, я пошел. Пока.

Питер поправил узел галстука, стряхнул невидимую пылинку с пальто и пошел прочь с высоко поднятой головой. Ник проводил его долгим взглядом и, когда Питер скрылся за углом, пробурчал под нос:

— Питер Макдональд при исполнении… В его надежных руках безопасность города.

«Не сомневаюсь, очень скоро он станет лейтенантом, — мысленно добавил он. — А в ближайшей перспективе — начальником полиции. Ну и ладно. Меня это не касается».

Он распахнул дверь, Геркулес рванулся в магазин, и Ник поспешил за ним, усмехаясь своим глупым мыслям. Наверное, его мать права, утверждая, что мальчики, вырастая и превращаясь в мужчин, продолжают в душе оставаться детьми. Да… его мудрая мама, итальянка, от нее Ник унаследовал смуглую кожу, жизнерадостный нрав и любовь к итальянской пище. Отец-ирландец наградил сына светлой густой шевелюрой и выразительными ярко-зелеными глазами. А вот младшая сестра Нина, которой так восхищался Питер, выглядела типичной итальянкой: смуглая, темноволосая, с большими блестящими карими глазами и густыми пушистыми ресницами. Ник и Нина часто подшучивали друг над другом: Ник называл младшую сестру итальянкой, а она его — ирландцем.

Ник подошел к прилавку, за которым стояла Нина, и узнал в мужчине, с которым она разговаривала, их постоянного покупателя — Альфредо Марино. Каждый вечер этот пожилой господин наведывался к ним в магазин и всегда покупал сандвич с горячим пастрами. Он неизменно являлся за минуту до закрытия магазина, просил, а иногда даже требовал продать ему товар со скидкой, мотивируя это тем, что к вечеру он черствеет. Скидку Альфредо Марино за пятнадцать лет не получил ни разу, но это не умерило его пыла.

— Вы же видите, пастрами подвяло. — Сеньор Марино, вертел в руках сандвич и подозрительно оглядывал его со всех сторон.

Нина выразительно закатила глаза, и ее губы искривились в презрительной усмешке.

— Сеньор Марино, с вас четыре доллара семьдесят пять центов, — произнесла она, делая вид, что не замечает подмигиваний старшего брата.

Геркулесу надоело топтаться на месте, он рванул поводок и хотел броситься к прилавку, откуда доносились столь восхитительные мясные запахи, но Ник удержал его.

— Потерпи еще немного, приятель, — наклонившись к уху пса, прошептал он. — Слышишь, какой у них серьезный разговор?

Геркулес обиженно засопел и с недовольным видом уселся на пол.

Альфредо Марино протянул Нине банкноту в пять долларов, и тут до него с опозданием дошло, что цена сандвича, оказывается, повысилась.

— Минуточку… Вы сказали, четыре семьдесят пять? — возмущенно переспросил он. — Я не ослышался? Как прикажете это понимать?

— Так и понимать! — отрезала Нина.

— Но это же на десять центов дороже, чем вчера!

— Совершенно верно, — холодно отозвалась Нина. — С сегодняшнего дня сандвич стоит на десять центов дороже.

— Но… как же так? Позвольте… С каких это пор?

— С тех самых пор, как моя мама решила брать плату за пластиковую упаковку. Должна же торговля приносить хоть какой-нибудь доход.

— Возмутительные порядки! — Марино побагровел. — Подумать только! Я — ваш постоянный покупатель, хожу сюда много лет, а вы вместо того, чтобы делать скидку, грабите меня? Просто наглым образом залезаете ко мне в карман!

— Сеньор Марино… — сквозь зубы процедила Нина, и Ник, наблюдая за ней, беззвучно засмеялся. Он хорошо знал вспыльчивый нрав своей младшей сестры и отчетливо представлял, какой скандал сейчас разразится, если покупатель не покинет магазин. — С сегодняшнего дня сандвич будет стоить четыре доллара семьдесят пять центов. А если вас это не устраивает, неподалеку находятся еще три магазина и вы можете ходить туда. Выбор за вами.

Марино так яростно стукнул кулаком по прилавку, что зазвенели жестяные банки с печеньем, а одна покатилась и ударилась о кассовый аппарат.

— Но я же не ем эту чертову упаковку! — крикнул он. — Почему я должен за нее платить?

Терпение Нины иссякло. Она схватила пустую упаковку и затрясла ею перед багровым лицом возмущенного покупателя.

— А это ваше дело — есть ее или выбрасывать! — заорала она. — Меня это не касается!

Атмосфера накалилась до предела, скандал разгорался. Сеньор Марино побелел, его губы задрожали, и Ник решил, что пора вмешаться. Он шагнул к прилавку, и Геркулес, забыв, что ему велели сидеть и ждать, рванулся за хозяином. Прилавок источал такие восхитительные мясные ароматы!

— Нина, успокойся. — Ник подошел к сестре и взял ее за руку. — Это пустяковый вопрос, и мы легко его уладим. Сеньор Марино — наш хороший знакомый, постоянный клиент. — И, обратившись к покупателю, с улыбкой предложил: — Давайте я заплачу за упаковку?

Ник достал из кармана монету в десять центов, положил на прилавок перед сестрой, демонстративно не замечая ее пылающего гневом взгляда.

— Ну нет, вы не должны… — смущенно пробормотал Альфредо Марино. — Это ни к чему.

— Почему же? Мне приятно заплатить за вас, сеньор Марино. — Ник помолчал и добавил: — Давайте я несколько недель буду оплачивать вашу упаковку?

— Нет, что вы, мне неловко…

— Все нормально! Я буду платить за упаковку, а вы потом угостите меня пивом. Договорились?

Покупатель растерялся. Было очевидно, что в нем сейчас борются два чувства: достоинство и желание сэкономить. Какое победит, догадаться было нетрудно.

— Это очень любезно с вашей стороны, Николас. — Марино широко улыбнулся. — Вы очень хороший молодой человек. — Он презрительно покосился на Нину. — Передайте вашей маме, что она воспитала хорошего сына и может гордиться им.

Сеньор Марино направился к выходу, Нина проводила его ненавидящим взглядом, дождалась, когда за ним закроется дверь, взмахнула руками и возмущенно заговорила:

— Старый придурок! Много о себе понимает! Является сюда каждый вечер за минуту до закрытия и держит меня за прилавком лишних десять минут, постоянно выклянчивая скидку. А теперь еще недоволен, что мы стали брать десять центов за упаковку. Господи, какая мелочность!

Ник ласково провел ладонью по пышным волосам сестры.

— Нина, успокойся. Я спешил домой к своим двум любимым женщинам, а одна из них, вместо того чтобы обрадоваться моему приходу, раздражается и злится. Ну перестань. Черт с ним, с этим Марино. Лучше поцелуй своего старшего брата.

Нина встала на цыпочки, обняла Ника и поцеловала в щеку. Улыбнулась и торопливо направилась к входной двери, чтобы повесить табличку «Закрыто». Вернулась к прилавку, около которого уже сидел Геркулес, потрепала его по голове и принялась собирать непроданный товар.

— Ты куда-то спешишь? — поинтересовался Ник.

— У меня свидание.

— Так…

— Бобби зайдет за мной в половине десятого.

— А кто такой Бобби? — насторожился Ник.

— Бобби? — усмехнулась Нина, пристально глядя на брата. — Тот самый парень, которого ты недавно отправил в участок якобы за хулиганство.

— А, припоминаю. Такая противная физиономия. Он панк?

— Тебе все мои друзья кажутся панками!

Ник снял куртку, повесил на спинку стула, а потом, взяв тряпку, начал протирать обитый старым линолеумом прилавок.

— Уж наверное, я как-нибудь отличу панка от приличного парня. Смотри, Нина, будь с ним поосторожнее.

— Ладно, не переживай. Бобби — хороший, надежный парень.

Ник собрал остатки продуктов в большой пластиковый пакет и отнес его к входной двери. Каждый вечер, через несколько минут после закрытия, в магазин приходили люди из общественной организации помощи бездомным, забирали пакет и относили уличным бродягам. Мать Ника и Нины не могла допустить, чтобы добро пропадало, особенно если в нем нуждаются бедные и бездомные. Ник взглянул на часы.

— Нина, уже четверть десятого, — сказал он. — Поторапливайся, иди переодевайся, а то опоздаешь на свидание к своему Бобби.

— Да, но… мне надо все здесь прибрать.

— Иди, я сам всю сделаю.

— Правда, Ник?

— Да, и скажи матери, что я поднимусь к ней через десять минут.

— Ник, большое спасибо! — Нина сняла фартук, бросила в стоящую под прилавком корзину, направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, где находилась квартира, на секунду задержалась и снова повторила: — Ник, спасибо, ты замечательный брат.

— Давай поторапливайся. Только не забудь потом заглянуть сюда, чтобы я на тебя посмотрел.

— И чтобы я выслушала наставления старшего брата, — лукаво отозвалась она, поднимаясь по лестнице.

Через пятнадцать минут Нина вернулась, подошла к Нику, покрутилась перед ним, и он невольно залюбовался ею. Какая у него все-таки красивая младшая сестра! Из скромной юной продавщицы, целый день стоящей за прилавком, Нина превратилась в прелестную девушку, от которой невозможно было отвести взгляд. Выразительные карие глаза, темные пышные волосы, прекрасная фигура… Узкая черная кожаная мини-юбка, соблазнительно облегающая бедра и открывающая длинные стройные ноги в черных колготках, туфли на шпильках, тигровой расцветки шелковая блузка с глубоким вырезом.

— Ну, как я тебе? — улыбаясь, спросила Нина.

— Сногсшибательно! — искренне признался Ник, скармливая Геркулесу очередной кусок пастрами. Быстро проглотив мясо, пес поднял голову и тоже с интересом оглядел хозяйку. — По-моему, тебе следует снова подняться наверх и переодеться, — сказал Ник. — Выглядишь ты великолепно, но будешь слишком привлекать мужские взгляды.

— Пусть смотрят!

Ник достал из корзины фартук и с шутливым видом протянул сестре.

— Может, наденешь поверх мини-юбки?

— Еще чего!

— Но в столь соблазнительном наряде появляться на улице небезопасно. Возьми с собой Геркулеса.

Пес, услышав свое имя, поднял голову и завилял коротким хвостом.

— Нет уж, обойдусь без Геркулеса. Он наелся и хочет спать. Толку от него никакого.

— Зато у него вид внушительный! Ладно, не хочешь идти с собакой, тогда наберись терпения и выслушай наставления старого, умудренного опытом брата.

— Знаю, знаю, что ты мне скажешь. — Нина вытянула вперед руку и начала загибать пальцы. — Будь осторожна, ходи только по хорошо освещенным улицам, крепко держи сумочку, прижимая к груди, не пей вино, не кури, не вздумай пробовать наркотики. — Нина притворно вздохнула и закатила глаза. Пальцев на обеих руках не хватит. — Не позволяй Бобби распускать руки и, уж конечно, не смей ложиться с ним в постель. В общем, мне нельзя делать ничего такого, что делал мой любимый умный старший брат в юности. Я ничего не упустила, Ник?

— Нет, память у тебя хорошая.

Он порылся в карманах, отыскал упаковку презервативов и с серьезным видом вручил сестре.

— Нина, ты, конечно, хорошая девочка, но… всякие могут возникнуть обстоятельства…

— Ник, я все поняла, — улыбнулась она, беря упаковку и быстро пряча в сумочку. — Не волнуйся.

Ник снова оглядел сестру и в который раз подумал о том, какая она юная, привлекательная, свежая, очень похожая на их мать в молодости. Неудивительно, что много лет назад их отец-ирландец без памяти влюбился в юную Розмари и продолжал пылко любить ее до самой смерти.

— Будь осторожна, Нина, — повторил Ник. — Будь осторожна.

— Ладно, я побежала! А то Бобби меня уже заждался. — Она поцеловала брата и направилась к двери.

— Передай своему панку, что если он позволит себе хотя бы французский поцелуй, то я снова загребу его в полицию! — крикнул Ник вслед удаляющейся сестре. — Я ему такое устрою…

Никто никогда бы не догадался, что велосипедист в красно-зеленой униформе разносчика пиццы, едущий по Пятой авеню, — расчетливый, хладнокровный убийца. Вот если только кто-нибудь пристально посмотрел бы ему в лицо и встретился с ним взглядом… Лицо его было предельно сосредоточенным, в глазах полыхали злые огоньки, не оставляющие ни малейшего сомнения в том, что этот человек мнит себя хозяином Вселенной, имеющим безусловное право распоряжаться людскими судьбами.

Он уже все для себя давно решил, наметил цель, тщательно и детально продумал свой дьявольский план. Кого, где, когда и как… Разработка плана всегда особенно хорошо ему удавалась и доставляла истинное удовольствие. Правда, порой одолевали сомнения и он с тревогой думал, не возникнут ли на сей раз какие-нибудь непредвиденные обстоятельства или случайные досадные промахи. А если он не сумеет довести намеченное дело до конца — очередное звено в длинной цепи, которое необходимо замкнуть для выполнения его жизненного предназначения? Его схватят, застрелят, погубят… Но размышлять об этом было невыносимо тяжело, и убийца утешал себя тем, что до сих пор ему все удавалось. Еще бы, ведь не каждый обладает мужеством отнимать человеческие жизни, распоряжаться ими по собственному усмотрению! А он этим качеством владел в полной мере.

Убийца ставил перед собой подобную грандиозную цель не впервые и в будущем не собирался лишать себя привилегии, дающейся лишь существам высшего порядка: казнить или миловать. Убийца взглянул на часы: до осуществления намеченного плана осталось десять минут. Он управлял велосипедом неуверенно, даже неуклюже, и этот штрих явно указывал на то, что доставка пиццы — не его основная профессия. Тем не менее он упорно двигался вперед по Сорок девятой улице, лавируя между машинами и стараясь объезжать глубокие лужи, образовавшиеся после обильного дождя. Его велосипед вилял, один раз даже заехал на часть дороги, предназначенную для такси; водитель поравнявшейся с ним машины возмущенно засигналил, но убийца махнул рукой. Мол, все нормально, приятель.

Он направлялся к кварталам, расположенным в верхней части города, где проживала намеченная им жертва. Убийца думал об оружии, приятно оттягивающем карман, мысленно ощупывал его, трогал, сжимал. Все в порядке, он прекрасно выполнит намеченный план.

Он подъехал к старому каменному дому, слез с велосипеда и привязал его цепью к металлическим перилам. Взглянул на окно третьего этажа: свет неяркий, приглушенный, зеленоватого оттенка. Ясно, хозяин смотрит телевизор. Эта простая догадка заставила убийцу улыбнуться. Впервые за сегодняшний, уже заканчивающийся день.

Любопытно, что он там смотрит? Уж не знаменитое ли шоу? Несомненно, именно это шоу. Тонкая ледяная усмешка тронула губы убийцы. Нет, правда смешно. Ирония судьбы: человек, которому вот-вот суждено умереть, смотрит шоу, где…

Убийца достал из большой черной сумки, привязанной к багажнику велосипеда, плоскую квадратную коробку с пиццей, поднялся по ступеням и остановился у переговорного устройства. Рука в черной тонкой кожаной перчатке потянулась к кнопке.

— Что вам угодно? — раздался из переговорного устройства недовольный хрипловатый мужской голос.

— Я принес ваш заказ. Большая пицца с колбасой и специями.

— Вы ошиблись, я не заказывал пиццу!

— Номер вашей квартиры 369?

— Да.

— Значит, я не ошибся. Пицца заказана именно в вашу квартиру, все оплачено, включая доставку, но если вы отказываетесь…

— Заплачено? — хрипло переспросил мужчина.

— Да, вот квитанция, в ней все указано, но если вы…

— Поднимайтесь.

Убийца вошел в подъезд, придерживая правой рукой коробку с пиццей, лежащую у него на плече, другая скользнула в карман форменной куртки и нащупала орудие убийства, которое он выбрал для сегодняшней жертвы. Цепкие гибкие пальцы крепко обхватили оружие, и убийца, прислушиваясь к собственным ощущениям, с удивлением отметил, что абсолютно спокоен. Он собран, руки не дрожат, голова ясная, мысли не путаются. А впрочем, ничего удивительного: практика — великая вещь!

Он снова взглянул на часы.

«Тебе осталось жить на этом свете две с половиной минуты, — мысленно обратился он к мужчине, живущему в квартире на верхнем этаже. — Всего две с половиной минуты. Отсчитывай и жди конца».

 

Глава 3

— Я рада, что ты заменил своей младшей сестре отца, Ник, — сказала Розмари О'Коннор, с усталым видом ложась на кровать и тяжело вздыхая.

Ник поднял подушку, вышитую матерью и украшенную ирландскими кружевами, сплетенными еще бабушкой О'Коннор, взбил и подложил под ноги Розмари. Пододвинул к кровати старое кресло с высокой спинкой, сел и взял руки матери в свои. Кожа на руках Розмари была истонченная, хрупкая, покрытая возрастными пигментными пятнами.

«Скольким же людям: членам семьи, покупателям, друзьям, соседям и бездомным бродягам — она готовила еду?» — подумал Ник.

У Розмари О'Коннор были такие же, как у Нины, карие глаза с густыми черными ресницами и пышные вьющиеся волосы. Через два месяца ей должно было исполниться шестьдесят, но ее яркая внешность в сочетании с душевной щедростью неизменно привлекала внимание людей и в том числе восхищенные мужские взгляды. Как они смотрели на Розмари, когда она спускалась вниз, в помещение магазина, и сама обслуживала покупателей!

— Я слышала отрывки вашего разговора с Ниной, — тихо промолвила Розмари, закрывая глаза.

Ник мгновенно вспомнил, как предостерегал сестру от множества неприятностей, вручая ей упаковку презервативов… Господи, значит, Розмари слышала! Он машинально взглянул на висевшее на стене, над спинкой кровати, распятие.

— Ну, видишь ли…

— Ник, я все понимаю, — приоткрыв глаза, улыбнулась Розмари. — Я знаю, вы с Ниной взрослые люди, но все равно за вас обоих переживаю. Как жаль, что ваш отец так рано ушел из жизни и не увидел, какими замечательными стали его сын и дочь!

— Да, мама, тебе очень не хватает отца, — тихо произнес Ник.

В его памяти всплыл образ любимого отца: высокого широкоплечего блондина с ярко-зелеными глазами, какие бывают только у ирландцев, и добродушной улыбкой. Каждое утро перед уходом на работу одетый в полицейскую форму отец заглядывал в комнату Ника, будил его, ласково похлопывая по плечу и улыбаясь. От отца приятно пахло туалетной водой «Олд Спайс» и мятной зубной пастой. Но пятнадцать лет назад, когда Нику исполнилось семнадцать лет, а Нине было всего два года, поздно вечером в магазин прибежал напарник отца и сообщил ужасную весть. В винный склад, расположенный в темном глухом переулке, забрались грабители, по срочному вызову примчалась патрульная машина, и в завязавшейся перестрелке был убит Райан О'Коннор.

— И знаешь, чего еще мне недостает, Ник? — спросила Розмари. — Отец всегда читал мне перед сном. Каждый вечер он брал в руки сборник ирландских рассказов и читал вслух. До сих пор у меня в ушах звучит его негромкий мягкий голос.

Ник посмотрел на старую, в потрепанном переплете книгу, лежащую на ночном столике, затем перевел взгляд на фотографию в серебристой рамке. Симпатичная молодая пара стоит около «форда» 1955 года выпуска — Розмари и Райан, будущие родители Ника и Нины. Фотография была сделана в самый счастливый момент их жизни — день свадьбы. Смеющийся молодой Райан О'Коннор, застенчивая миловидная Розмари в платье, плотно облегающем тонкую талию, юбка которого книзу расходится колоколом. Маленькая изящная шляпка-таблетка, белые перчатки… Лица молодой супружеской пары светятся счастьем, Райан и Розмари полны надежд и с оптимизмом смотрят в будущее.

Ник отвел взгляд от старой фотографии и покачал головой. Какими юными они были тогда, намного моложе его, нынешнего! Каждый вечер приходя в комнату матери и глядя на эту фотографию, Ник думал, что, возможно, и ему когда-нибудь улыбнется судьба, он встретит женщину, они полюбят друг друга и будут жить так же счастливо, как его родители, сохранив в душе свежесть чувств и новизну ощущений. Однако мелькали дни, бежали года, Ник встречался с разными женщинами, но ни одна не сумела или не захотела стать для него настоящим другом и верной спутницей жизни, какой Розмари всегда была для Райана О'Коннора. Неудачи на любовном фронте, очевидно, ожесточили сердце и душу Ника, и порой он стал замечать, что постепенно превращается в циника и пессимиста. В моменты, когда становилось особенно обидно за свою жизнь, Ник утешал себя тем, что такой идеальной, возвышенной любви, как у Розмари и Райана, в современное сложное, стремительное время не бывает — люди изменились, стали другими их надежды и ожидания.

— Я не обладаю жизнерадостным нравом отца, — сказал Ник, — и не умею читать с выражением, но если хочешь, прочту тебе несколько страниц.

— Пожалуйста, Ник, — улыбнулась Розмари.

Он взял со столика книгу, раскрыл на первой попавшейся странице и начал читать. Розмари закрыла глаза, и через несколько мгновений черты ее лица разгладились, дыхание стало спокойным и ровным. Она заснула. Ник дочитал до конца страницы, закрыл книгу и вслушался в наступившую тишину, нарушаемую лишь мерным ходом настенных часов и глухим урчанием воды в радиаторе. Затем он положил книгу рядом с фотографией и взглянул на часы. Наступила полночь. Внизу хлопнула входная дверь: вернулась со свидания Нина.

Ник заботливо укрыл Розмари одеялом, наклонившись, нежно поцеловал в щеку и еле слышно произнес:

— Спокойной ночи. Пусть тебе приснится наш отец.

Он бесшумно вышел из комнаты, пересек холл и направился к себе. Квартира Ника состояла из гостиной, спальни, кухни, которой он никогда не пользовался, и ванной комнаты. «Медвежья берлога», «убежище старого холостяка» — так называла его жилище Нина, и она была права. Но ему нравилось здесь жить, он привык к царящему в комнатах беспорядку, точнее — такому расположению мебели и других вещей, которое было удобно ему как хозяину. Собственно, мебели как таковой в гостиной у Ника почти не было. Тахта, часто служившая временным пристанищем для засидевшихся допоздна приятелей и коллег Ника, старое отцовское кресло, в котором он так любил сидеть по вечерам, и журнальный столик. Значительную часть комнаты занимали книги. Они были повсюду: на полках у стен, на полу, на подоконнике и даже служили подставками под шаткие ножки журнального столика. Детективы, беллетристика, научная фантастика, триллеры, классика, специальные издания, помогающие Нику в его нелегкой полицейской службе…

Если понятие «быть итальянцем» включало в себя веселый нрав, умение ценить пищу и наслаждаться ею, пить хорошее вино и получать от жизни разнообразные удовольствия, то «быть ирландцем» непременно предполагало почтительное отношение к печатному слову. И в любую минуту, когда Ник был свободен от служебных обязанностей, не торопился на свидание с очередной дамой сердца, не выгуливал Геркулеса и не пил пиво в своем любимом пивбаре, он садился в старое отцовское кресло, жевал яблоки и читал книги. А преданный Геркулес устраивался на полу около хозяина, опирался туловищем о его ноги и дремал.

Коллеги Ника часто подшучивали над ним, сомневаясь, что он действительно проводит свободное время именно таким образом, но он всегда отвечал им, что работа в отделе убийств полицейского управления отнимает много энергии и сидеть по вечерам в кресле и читать книги — истинное наслаждение. Голова отдыхает, восстанавливаются силы.

Ник достал из холодильника бутылку пива, яблоки, сел в свое любимое кресло и раскрыл последнюю книгу Дина Кунца, а Геркулес, громко сопя, тотчас же устроился на полу около его ног и закрыл глаза. Не прошло и минуты, как пес захрапел.

Зазвонил телефон. Ник с сожалением отложил книгу и так резко схватил трубку, что едва не опрокинул бутылку с пивом.

— О'Коннор слушает! — Он машинально взглянул на часы, стоящие на журнальном столике среди стопок книг и газет. Десять минут первого ночи.

— Сержант, извини, что побеспокоил тебя, — раздался в телефонной трубке голос Дэна Макмартри, работающего в одном подразделении с Ником.

— Что-нибудь случилось?

— Да, Ник, убийство. В доме на углу Мэдисон и Пятьдесят четвертой улицы. Парень смотрел телевизор у себя в квартире, а его грохнули. Вышибли мозги, — бесстрастно докладывал коллега. — Зрелище еще то.

— Давно?

— Нет, труп совсем свежий.

— Это уже лучше, — облегченно вздохнул Ник, вспомнив одно из недавних дел, когда его взору предстала ужасающая картина: долго пролежавший, полуразложившийся труп, с отвратительным запахом гниения. Лучше обнаружить высохший, полуистлевший скелет, чем такое… Нику до сих пор иногда казалось, что мерзкий запах впитался в кожу и его не уничтожить никакими средствами. — Место преступления охраняется?

— Естественно. Все оцеплено, огорожено.

— Хорошо. А свидетели?

— Уже начат предварительный опрос.

— Диктуй адрес.

Ник приподнялся с кресла, достал из кармана записную книжку и авторучку и поискал глазами кобуру с оружием. Она лежала на диване.

— Все, записал, — быстро проговорил он через минуту. — Позвони коронеру и ребятам из лаборатории. Я буду у вас через десять минут.

Ник положил трубку на рычаг, пристегнул кобуру и надел пиджак.

— Эй, приятель, просыпайся! — позвал он Геркулеса.

Пес открыл глаза и недовольно посмотрел на хозяина.

— Давай, поднимайся. Кто-то ухлопал парня, мирно смотревшего телевизор, — сказал Ник, доставая из кармана миндальное печенье и протягивая псу. — Поедешь со мной?

Геркулес, увидев печенье, оживился, схватил и проглотил его, завиляв коротким хвостом.

— Так-то лучше, — усмехнулся Ник. — Только у меня к тебе, как всегда, одна просьба: не принимай мебель за столбики или стволы деревьев и не поднимай на них ногу. Там могут быть важные улики. Договорились?

— Ты уже уходишь? — разочарованно протянула Кассандра, глядя на Элизабет, сидящую напротив за столиком, на гладкой поверхности которого блестели капли пива.

Элизабет, кивнув, встала, взяла сумочку, перчатки и перекинула через руку пальто.

— Побудь с нами еще немного, пожалуйста. Не уходи! — попросил ее Майкл Донахью, сидящий рядом с ней на скамье.

Майкл Донахью, хозяин и бармен заведения «Пивной бар и гриль», был душой любой компании, собиравшейся здесь по вечерам и состоящей преимущественно из персонала, работающего в телекомпании Ярборо.

— Ты чем-то расстроена? — продолжал он. — Сначала ты отказалась посмотреть вместе с нами свое шоу, как мы всегда это делали, теперь…

— Майкл, я его уже видела, — мрачно отозвалась Элизабет, пытаясь протиснуться мимо внушительной фигуры хозяина заведения. — Какой смысл в повторном просмотре?

— Отличное шоу! — искренне воскликнул Донахью, подмигнув ей. — По-моему, ты напрасно придираешься к своим коллегам.

— Майкл, сейчас лучше не затрагивать эту тему, — тихо проговорила Касс, выразительно на него взглянув. — Она для нее болезненна.

Элизабет удалось наконец протиснуться мимо хозяина заведения, едва не отдавив ему ноги.

— Мне действительно пора домой, Майкл, — сказала она. — Мой поезд со станции Пенн отправляется без пятнадцати час, и если я опоздаю, ты будешь в этом виноват. — Элизабет заставила себя улыбнуться. — Ты же не станешь держать меня у себя насильно, правда?

Донахью улыбнулся в ответ, обнажив крупные белые зубы. Его улыбка — широкая, искренняя, добродушная — была своеобразным фирменным знаком заведения, неизменно привлекая посетителей и делая их постоянными на протяжении нескольких поколений.

— Ты же знаешь, дорогая, я всегда стараюсь задержать у себя подольше таких хорошеньких женщин, как ты. Особенно незамужних, замечательно исполняющих ирландские танцы. Конечно, когда у них есть настроение, — со вздохом добавил Донахью.

Элизабет улыбнулась, вспомнив, как часто она проводила свободное время в этом уютном заведении с зелеными стенами, с плавающим под потолком густым табачным дымом, с пивом «Корона», стоящим на столах. Как весело и азартно она танцевала под зажигательную ирландскую народную музыку, играла в дарт, оживленно беседовала с приятелями. Какая теплая, непринужденная атмосфера всегда царит в этом заведении! Разве можно сравнить ее со всеобщей подозрительностью и завистью, которые буквально физически ощущаются в стенах телекомпании Ярборо? И душа всеобщего праздника — всегда хозяин бара Майкл Донахью, добродушный, жизнерадостный, веселый высокий мужчина, обожающий теплое пиво, регби, ирландскую народную музыку и хороших рассказчиков. Возможно, поэтому Майкл так сильно привязался к Элизабет: она с удовольствием танцевала, постоянно снабжала его разными удивительными историями, и он даже готов был простить ей пристрастие к холодному, а не комнатной температуры пиву. И Майкл искренне огорчался, когда Элизабет покидала его гостеприимное заведение.

— Майкл, если ты станешь задерживать меня, мне придется прорываться к выходу, — улыбнулась Элизабет, шутливым жестом дотрагиваясь до кончика его носа. — Боюсь, тебе придется несладко.

Кассандра и Донахью громко рассмеялись: хозяин заведения был по крайней мере в два раза толще Элизабет и на голову выше.

— Ладно, не пугай меня, — сказал он. — Лучше поцелуй на прощание. — И он мечтательно закрыл глаза.

Элизабет поднялась на цыпочки и едва сумела дотянуться губами до румяной щеки Майкла. Он открыл глаза и сокрушенно покачал головой.

— И это все? Один небрежный поцелуй? Я-то рассчитывал на большее, надеялся…

— Надежда всегда украшает жизнь человека, — с шутливым вздохом ответила Элизабет. — Отойди, пожалуйста, дай мне пройти.

Майкл разочарованно развел руками.

— Вот так всегда… — Затем он внимательно заглянул ей в лицо и серьезно спросил: — Элизабет, ты действительно чем-то расстроена? Что случилось?

Она опустила голову и мысленно задала себе тот же вопрос.

Что случилось? Несколько раз в течение дня Элизабет испытывала внезапные острые приступы беспричинной тоски, на глаза наворачивались слезы.

«Что со мной?» — спрашивала она себя.

Раньше Элизабет была уверена, что обладает уравновешенным характером и умеет поддерживать в себе хорошее настроение. Конечно, в жизни всякое случается, и настроение не может быть всегда ровным, но чтобы в течение дня оно столько раз менялось…

Элизабет посмотрела в большие добрые глаза Майкла, и ей вдруг неудержимо захотелось положить голову на его мощное, огромное плечо и громко разрыдаться.

— Нет, Майкл, со мной все в порядке, — ответила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Не волнуйся. Просто я очень устала и тороплюсь домой.

Ее лучшая подруга и помощница Кассандра поднялась из-за стола, шагнула к ней и обняла за плечи.

— Пойдем, я провожу тебя.

Они двинулись между столиков, и многие посетители приветливо кивали Элизабет, желая ей спокойной ночи. Их лица выражали доброжелательность, улыбки были искренними и теплыми. Да, в этом заведении Элизабет многие знали еще с тех времен, когда она, учась в Хантер-колледже, подрабатывала во время летних каникул официанткой. Эти люди помнили ее как Лиз Найт — обаятельную веселую девушку, а не знаменитую сценаристку и ведущую шоу «Темное зеркало» — красивую холеную даму с пронзительным взглядом и изысканными манерами.

Оказавшись около последнего, стоящего возле входной двери столика, Элизабет и Кассандра остановились. Посетитель-мужчина угрюмо смотрел в полупустую пивную кружку, его руки яростно сжимались в кулаки.

— Норман… — Элизабет осторожно коснулась плеча мужчины. — Норман, я уже слышала о том, что произошло, и очень сожалею, что ты потерял работу. Этот Броди, мерзавец… Как он мог так поступить? Ты же был его лучшим менеджером!

Мужчина оторвал хмурый взгляд от пивной кружки и поднял голову. Элизабет заметила, что он уже изрядно пьян.

— Спасибо за добрые слова, — запинаясь, произнес он. — Спасибо.

— Норман, если я смогу тебе чем-либо помочь, обращайся ко мне. Не стесняйся. У меня есть связи, хорошие знакомства, я всегда дам тебе отличную рекомендацию. Ты прекрасный специалист, тебя с радостью примут в любую другую компанию.

— Спасибо, мисс Найт, — повторил Норман. — Я вам и так многим обязан.

Элизабет еще немного постояла около столика, потом Кассандра начала подталкивать ее к двери. Элизабет тяжело вздохнула и, обернувшись, еще раз взглянула на угрюмого Нормана, который снова опустил голову и углубился в горестные размышления о несправедливости жизни. Как же Броди мог так отвратительно поступить, в одночасье выгнав с работы одного из своих лучших сотрудников? И главное, за что? За вполне безобидный проступок! За то, что тот посмел ослушаться его! Глядя на поникшие плечи Нормана, на его сгорбленную спину, Элизабет ощущала вину перед ним и ответственность за его дальнейшую судьбу.

— Удачи тебе, Норман! — негромко сказала она. — Благодарю за все.

— И вам спасибо, мисс Найт, — не поднимая головы, глухо отозвался он.

Касс снова обняла Элизабет за плечи и успокаивающе проговорила:

— Дорогая, не мучай себя раскаянием. Ты ни в чем не виновата.

— Знаю, но мне очень жаль Нормана. А этот Броди…

— Скажи, чем ты так расстроена? — озабоченно спросила Кассандра. — Я же вижу, ты весь день сама не своя. Может, я сумею тебе помочь? Позвони мне вечером, мы с тобой все обсудим, слышишь?

— Непременно, милая мамочка, — усмехнулась Элизабет. — Ваша маленькая дочка вам обязательно позвонит.

— Я твоя лучшая подруга, а не мамочка. И не смей записывать меня в старухи!

— Не буду, конечно, не буду. Просто ты взрослее и мудрее меня. Духовно взрослее. Ладно, дорогая, мне пора. Я позвоню.

Элизабет распахнула дверь, задержалась на мгновение, обернулась. Касс возвращалась к столику, где ее ждал Донахью. Грянула задорная музыка, и один из посетителей, с которым Касс едва не столкнулась в проходе, схватил ее за руку и потянул к танцплощадке. Элизабет улыбнулась и вышла на улицу.

В воздухе пахло сыростью, сгущался белый туман, окутывая Пятую авеню; промозглая ноябрьская ночь опускалась на Нью-Йорк. Элизабет родилась и выросла в маленьком сенном калифорнийском городке, много лет назад переехала жить в Нью-Йорк, но до сих пор не могла привыкнуть к нему или оставаться равнодушной. В этом огромном городе ее восхищало все: многоэтажные дома, выглядевшие зимой рождественскими елями, — сверкающие и переливающиеся белой, золотистой и серебряной красками. Не затихающий даже ночью бесконечный поток автомобилей, скрежет тормозов, постоянное мигание светофоров. Казалось, город дышит силой и мощью, подпитываясь от своих многочисленных жителей зарядами энергии, утверждаясь в собственном величии и превосходстве над другими городами. И жители, ходившие по улицам этого города, казались Элизабет необыкновенно подтянутыми, бодрыми, благополучными, знающими себе цену, самоуверенными. Глядя на этих людей, Элизабет тоже чувствовала себя полной сил, очень молодой, привлекательной женщиной. Этот город требовал к себе уважения, и она старалась соответствовать стилю его жизни, принципиально не замечая его противоречивости и откровенных пороков.

Погруженная в собственные переживания и мысли, Элизабет не заметила, как дошла до поворота и свернула за угол. Несколько полицейских машин с включенными мигалками стояли около старого каменного дома, загородив ей дорогу. Элизабет остановилась, с удивлением осмотрела машины и вход в дом, огороженный ярко-желтой ленточкой. Синие и красные мигающие огни машин разрезали ночную темноту, подсвечивали дом, и он казался каким-то странным, причудливым существом из мистического триллера.

Элизабет огляделась, прислушалась к негромким, взволнованным голосам, обрывкам разговоров. Полиция, огороженный дом… Было очевидно, что там произошло нечто из ряда вон выходящее, какая-то трагедия, и испуг Элизабет мгновенно сменился охотничьим азартом. Женщина, пишущая сценарии на криминальные темы, никогда не пройдет равнодушно мимо возможного будущего сюжета.

Внезапно за спиной Элизабет взвизгнули тормоза подъезжающего автомобиля, она резко вздрогнула и обернулась. Черный джип остановился около нее, распахнулась передняя дверца со стороны пассажирского сиденья, на тротуар выпрыгнул мощный коричнево-белый пятнистый английский бульдог и ткнулся широким крутым лбом ей в колени. Элизабет отпрянула, но пес не сделал попытки наброситься на нее и укусить. Он двинулся к Элизабет и уставился на нее большими карими глазами. При этом вид у него был вполне миролюбивый, несмотря на мощные челюсти.

Элизабет наклонилась и погладила его по голове. Пес отнесся к ее жесту вполне благосклонно и начал энергично бодать лбом руку Элизабет, требуя продолжения ласки. Элизабет улыбнулась, почесала собаку за ухом и тихо проговорила:

— Ты хороший, очень хороший пес. Ты ведь не станешь меня кусать, правда?

— Извините, надеюсь, он не напугал вас? — раздался над ее ухом мужской голос.

Элизабет подняла голову и увидела молодого мужчину в линялых джинсах и старой кожаной куртке. Она сразу заметила, что мужчина, несмотря на потрепанную одежду, очень привлекателен. Длинные мускулистые ноги, стройные бедра, широкие плечи, густые светлые волосы, которые, правда, не мешало бы причесать, яркие зеленые глаза — умные и внимательные.

— Он вообще-то вполне дружелюбный пес, — с улыбкой продолжал незнакомец, пристально разглядывая Элизабет. — Хорошо относится к людям, особенно к молодым симпатичным женщинам. Большой ценитель дамской красоты, — шутливо добавил он.

Элизабет Найт, автор и ведущая «Темного зеркала», давно привыкла к роли телезвезды, к восторженным взглядам поклонников, к людям, узнающим ее на улицах и просящим автограф, но по поведению этого мужчины не могла определить, знает он ее или нет. Она, безусловно, привлекла его внимание, но… просто как молодая симпатичная женщина, или он узнал в ней телезнаменитость?

— Нет, ваш пес меня совсем не напугал, — сказала Элизабет. — Он у вас очень обаятельный и веселый.

Незнакомец широко улыбнулся, в его зеленых глазах вспыхнули озорные огоньки, и у Элизабет, к ее удивлению, вдруг сильно заколотилось сердце. Мужчина был очень хорош, просто необычайно красив, но, похоже, не придавал своей внешности никакого значения. В нем все было естественным: и красота, и здоровье, и сила. А голос… густой, с мягкими, обволакивающими, медовыми интонациями.

— Да, мой пес любит хорошеньких женщин, — повторил мужчина, с улыбкой глядя на Элизабет. — Вот только не каждая красивая женщина способна оценить его внешнюю и внутреннюю привлекательность.

От звуков его голоса у Элизабет внезапно задрожали колени, тело охватила слабость.

«Ну и глупо, — мысленно сказала она себе. — Мало ли мужчин с бульдогами ходят по улицам? Ты с ума сошла?»

Элизабет взяла себя в руки и, опасаясь, что незнакомец сейчас исчезнет, решила продолжить разговор.

— Вы не знаете, что здесь случилось? — спросила она, кивнув на дом, около которого застыли полицейские машины.

— Убийство, — коротко бросил он.

Элизабет вздрогнула и прижала руки к груди. Убийство… Сегодняшний день тянулся бесконечно долго, был наполнен разочарованием, обидами, досадой… И вот таков его финал. В общем, вполне закономерный.

Внезапно Элизабет охватило странное, почти мистическое предчувствие надвигающейся беды. Она была еще далеко, но ее тихие, почти бесшумные шаги уже приближались, гулким эхом отдаваясь в ушах Элизабет.

— А кого убили? — хрипло спросила она, и собственный голос показался ей чужим. — Молодую девушку?

— Нет, мужчину, — удивленно ответил незнакомец. — Я как раз приехал по срочному вызову.

— Так вы полицейский… — В голосе Элизабет мужчина уловил неприязненные ноты.

— Да, один из лучших детективов в Нью-Йорке, смею надеяться, — усмехнулся он. — Л вы не любите полицейских?

«Полицейских… — мысленно повторила Элизабет. — Не люблю. И даже очень».

— Надеюсь, в самое ближайшее время вам удастся схватить преступника, — вместо ответа сухо промолвила Элизабет.

— Сделаю все, что в моих силах, мисс Найт. Не сомневайтесь.

Мужчина дернул поводок, пристегнутый к ошейнику пса, и, не попрощавшись, зашагал к дому. Бросил на ходу несколько коротких фраз стоящим у входа полицейским и скрылся за дверью. Элизабет проводила его взглядом и покачала головой. Итак, этот полицейский, неотразимый красавчик, узнал ее, но вначале даже виду не подал. И только в конце разговора, обидевшись на ее явную неприязнь к полицейским, назвал «мисс Найт». Смотрел он на нее с откровенным интересом и, похоже, совсем не потому, что перед ним была знаменитая ведущая телешоу. Она понравилась ему как женщина, это очевидно.

Однако он — полицейский, и этим все сказано. Наверное, Элизабет не права, и ей давно следует избавиться от глупого предубеждения против всех, кто работает в полиции, но сделать это, забыть о недавнем прошлом выше ее сил.

Элизабет взглянула на часы и негромко охнула. Если через двадцать минут она не доберется до вокзала, то опоздает на поезд и ей придется дожидаться следующего, который отправится спустя два часа, уже глубокой ночью. Элизабет бросилась к стоянке такси, заметила свободную машину с зеленым огоньком, рывком распахнула дверцу и торопливо назвала водителю адрес. Машина рванула с места, а Элизабет, бросив прощальный взгляд на дом, в котором произошло убийство, неожиданно для себя подумала:

«А все-таки он очень симпатичный. Очень… Бульдог, разумеется. Не полицейский же».

 

Глава 4

Ник вошел в небольшую гостиную и внимательно осмотрел ее, старясь запечатлеть в памяти как можно больше деталей. В комнате уже работали специалисты из криминалистической лаборатории: один беспрестанно щелкал фотоаппаратом, снимая лежащий на ковре посреди комнаты труп мужчины, другой, стоя на коленях, делал необходимые замеры, а молодая женщина уже приступила к снятию отпечатков пальцев с мебели.

Ник О'Коннор сознавал, что ему тоже пора включаться в общее дело и приступать к выполнению служебных обязанностей, но никак не мог заставить себя сосредоточиться. Воспоминание о недавней встрече с Элизабет Найт не отпускало его ни на мгновение; ее красивое тонкое лицо с большими светлыми глазами то и дело появлялось перед его мысленным взором, глубокий, с легкой хрипотцой голос звучал в ушах. Как она прекрасна, Элизабет Найт! Ник старался не пропускать ни одного выпуска «Темного зеркала», восхищаясь красотой, обаянием и элегантностью его ведущей, но даже и предположить не мог, что в жизни Элизабет Найт еще прекраснее, чем на экране телевизора.

— Ты хоть понимаешь, приятель, как тебе повезло? — наклонившись к уху Геркулеса, прошептал Ник, потрепал пса по голове и повел в дальний угол комнаты. — Любой мужчина мечтал бы оказаться на твоем месте. Любой — от восемнадцати до восьмидесяти лет. Тебя гладила сама мисс Найт! Надеюсь, ты понял, какое счастье выпало на твою собачью долю?

Ник достал из кармана связку ключей, бросил на пол и уже строго приказал:

— Охраняй, Геркулес!

Бульдог со значительным видом послушно уселся около ключей. Ему доверили охранять ценный предмет, и он был преисполнен важности и достоинства. Полицейский Дэн Макмартри, наблюдавший за Ником и Геркулесом, усмехнулся.

— Сержант, боишься, как бы пес не уничтожил важные улики?

— Да, пусть несет свою службу. У него это хорошо получается, — ответил Ник.

— Не сомневаюсь, сержант. Ну, приступим к делу?

— Итак, что мы имеем… — Ник снова обвел взглядом гостиную, втянул носом воздух и поморщился.

В комнате пахло затхлостью и остатками пищи, похоже — рыбной. Ник мысленно приказал себе не дышать глубоко, сосредоточиться на деле и отбросить все лишние эмоции. Это нехитрое, но порой трудновыполнимое правило он усвоил давно, когда только начинал работать в отделе расследования убийств. Не ужасаться ничему, даже самому кошмарному, внешне бесстрастно взирать на трупы, в каком бы виде они ни были, не давать эмоциям захлестывать, затмевать разум. И вот сейчас Ник в очередной раз напомнил себе об этом и из жизнерадостного, ироничного молодого мужчины превратился в сержанта О'Коннора, приехавшего по срочному вызову.

— Мы тут ничего не трогали, ждали тебя, — сообщил Дэн. — Итак, что мы имеем… Мертвого парня с разбитой головой. — Он сделал жест в сторону лежащего на полу трупа. — И полный дом добропорядочных соседей, которые, как ни странно, не очень переживают по поводу его гибели.

— Кого-нибудь уже допросили? — спросил Ник.

Он подошел к убитому, осторожно опустился на колени, стараясь не задеть очерченный мелом контур тела, и принялся осматривать его. На мужчине были старые поношенные брюки и несвежая рубашка. Вокруг бурые засохшие пятна крови…

— Да, одну пожилую даму, живущую в квартире напротив, — ответил Дэн, достал из кармана блокнот и раскрыл. — Миссис Ортон, — прочитал он. — Она обнаружила труп. Вышла за почтой и заметила, что дверь соседней квартиры приоткрыта. Это ее сразу насторожило.

— Почему?

— Потому что убитый всегда тщательно запирал дверь и очень мало общался с соседями.

— Он не ладил с ними?

— Пока не знаю. Миссис Ортон не вдавалась в подробности. Сказала только, что удивилась, заметив приоткрытую дверь, подошла, заглянула и… — Дэн сделал паузу и добавил: — Мне показалось, смерть этого парня не огорчила пожилую даму. Она, конечно, испугалась, но сочувствия к убитому я в ней не заметил.

Ник поднялся с колен и начал внимательно рассматривать разбросанные по полу предметы женского туалета: маленькие кружевные трусики и шелковый бюстгальтер, разорванный спереди.

— Значит, здесь еще и дама побывала, — удивленно промолвил он, кивнув на белье. — Уж не сама ли миссис Ортон?

— Это не ее размер, — хмыкнул его коллега.

— Уверен?

— Абсолютно. Когда увидишь ее, сам убедишься.

Ник покачал головой, наклонился и поднял с пола шелковый бюстгальтер. Повертел его в руках и, обращаясь к Дэну, заметил:

— Кем бы ни оказалась эта таинственная дама, ясно одно: вкус у нее хороший. Я бы даже сказал — изысканный. Странно, что она встречалась с этим парнем. Тебе не кажется?

Он поднял лежащую около головы трупа бутылку со следами запекшейся крови. Горлышко бутылки было отбито и валялось поодаль. Форма бутылки, яркая необычная этикетка удивили Ника. «Дом Периньон». Странно… Значит, орудие убийства — бутылка? Поверить в то, что мужчина, живший в запущенной, неуютной маленькой квартирке с обшарпанной мебелью и плохой вентиляцией, принимал у себя состоятельную даму, носящую дорогое изысканное нижнее белье, и угощал ее шампанским «Дом Периньон», было трудно. Тогда как все это объяснить?

— Странная складывается картина, Дэн, — задумчиво произнес Ник. — Квартира паршивая, парень явно не из богатых, а встречался с дамой солидного достатка, поил ее дорогим шампанским… — И, заметив подошедшего к ним фотографа, спросил: — Вы уже закончили?

— Да, мы свою часть работы выполнили, — ответил тот, убирая в сумку фотоаппарат со вспышкой. — Теперь дело за вами.

Ник кивнул и снова опустился на колени перед убитым. Взял его за ворот рубашки, осторожно приподнял голову, вгляделся в мертвое лицо, на котором застыло удивленное и даже какое-то озадаченное выражение. Глаза открыты, взгляд устремлен в пустоту. Верхние пуговицы на рубашке убитого были расстегнуты, на груди, ближе к шее, виднелся крошечный, еле заметный надрез.

— Так… значит, доктор Моррис уже осматривал труп, — сказал Ник. — Он еще здесь?

— Да, на кухне.

Ник направился к Геркулесу, с важным видом охраняющему брошенные на пол ключи, и Дэн последовал за ним. Они остановились в опасной близости от ценного предмета, и Геркулес, увидев чужого и решив, что тот покушается на доверенную ему вещь, оскалил пасть и грозно зарычал.

— Успокойся, приятель, — улыбнулся псу Ник. — Я знаю, ты молодец и никому не позволишь отнять у тебя ключи. Продолжай охранять!

— Да уж, — покачал головой Дэн, отходя от собаки. — Такой сожрет и не поморщится.

— Вообще-то он добрый и к людям относится хорошо. Хотя вид у него действительно устрашающий.

Ник вышел из гостиной и направился в кухню, где около раковины с грязной посудой стоял невысокий полный немолодой мужчина и мыл под сильной струей воды скальпель. Мужчина обернулся и взглянул на вошедшего Ника сквозь толстые стекла очков.

— А, сержант О'Коннор! Тебе поручили это дело?

— Разумеется, — вздохнул Ник.

Он всегда относился с симпатией к Реджи Моррису, несмотря на его неуживчивый характер и весьма странные манеры. Но Моррис был прекрасным специалистом, а это, по, мнению Ника, компенсировало все его недостатки и странности. Сколько раз Ник стоял около доктора Морриса и наблюдал, как тот делает вскрытие очередного трупа. В одной руке — скальпель или большие, остро отточенные ножницы, в другой — булочка или бутерброд, купленные в ближайшем магазине. Сам Ник, глядя на эту милую картинку, даже и думать не мог о пакетике с чипсами, лежащем в кармане куртки.

— На тебя, значит, свалился очередной труп, сержант! — жизнерадостно воскликнул доктор Моррис, вытирая полотенцем скальпель и большой термометр и убирая их в кожаную сумку.

— Вы уже пришли к определенному выводу? — кивнув, спросил Ник, осматривая помещение в надежде заметить какие-нибудь следы, указывающие, что недавно здесь побывал убийца. Но ничего похожего не наблюдалось. Только грязные тарелки в раковине, всюду пыль, на столе — остатки засохшей еды.

— Пойдем, Ник, я тебе кое-что покажу, — усмехнулся доктор Моррис, сделав жест рукой в сторону комнаты.

Они прошли в гостиную, из которой уже выносили на носилках упакованное в черный пластиковый пакет мертвое тело.

— Подождите минутку! — попросил Моррис.

Носилки опустили на пол, доктор наклонился и расстегнул молнию в том месте, где находилась голова убитого. Ник тоже склонился над трупом.

— Что, по-твоему, является орудием убийства? — с легкой усмешкой спросил его доктор Моррис.

— Так… надо подумать. — Ник оглядел голову мертвого мужчины. — Мое мнение таково: орудие убийства — бутылка из-под шампанского. Но если вы задаете мне этот вопрос, значит, ответ не так очевиден, как кажется на первый взгляд.

— Разумеется, — самодовольно промолвил Моррис. — Не все так просто, как нам хотелось бы.

Он откинул прядь волос с левой стороны головы убитого, и Ник увидел глубокую, прямой формы рану, вокруг которой расплылся темный синяк.

— Поверхность бутылки не может быть такой прямой и тонкой, — с важным видом объяснил доктор Моррис. — Следовательно, рана нанесена не бутылкой, а чем-то иным. С узкой плоской поверхностью, но уж никак не закругленной.

— Конечно, — отозвался Ник. — Я это сразу понял.

— Правда? — На лице доктора Морриса промелькнуло удивление и разочарование. — Ты сразу это понял?

— Ну, не такой уж я тупой.

— Теперь хочу обратить твое внимание на следующую деталь. — Доктор Моррис надел хирургические перчатки и поднял с пола бутылку. — Посмотри, что скажешь?

— На бутылке засохла кровь, — задумчиво проговорил Ник. — А по идее она должна была бы расплескаться, не задерживаясь на поверхности бутылки. У меня такое впечатление, что…

— Правильно! — бодро перебил его Моррис. — Бутылку обмакнули в уже нанесенную рану. Приложили, подержали немного, и кровь присохла к стеклянной поверхности. Молодец, сержант О'Коннор, соображаешь!

— В этом ваша заслуга, доктор Моррис. Вы замечательный учитель.

— Да ладно, будет тебе. — Доктор Моррис удовлетворенно улыбнулся. — Давай лучше полюбуемся на интимные предметы дамского туалета. — Он наклонился и поднял с пола маленький, тончайшего шелка бюстгальтер и поднес его к глазам Ника. — Смотри внимательно!

— О Господи! — вздохнул тот. — Мало того, что вы меня озадачили этой проклятой бутылкой, так теперь еще и нижнее дамское белье!

— Видишь этот тонкий разрез спереди? — продолжил Моррис. — Так вот, бюстгальтер разрезали, а не разорвали — это очевидно.

— Вы хотите сказать, что преступник взял ножницы и… разрезал ткань спереди?

— Вот именно. Материал на ощупь тонкий, нежный, однако очень прочный. Швы изящные, почти незаметные, но весьма крепкие. Разорвать этот шелк не так-то просто, уверяю тебя. И убийца тоже это понял, поэтому и воспользовался ножом или ножницами.

— Да, но если преступник стал срывать бюстгальтер с дамы против ее желания, то на ткани остались бы следы, отметки, она бы смялась и потеряла вид, — задумчиво произнес Ник.

— Конечно! — торжествующе воскликнул доктор Моррис. — Ты абсолютно прав.

— Что же в таком случае произошло в этой квартире? — озадаченно промолвил Ник. — Обычное заурядное убийство или… инсценировка?

Доктор Моррис подал знак полицейским, они застегнули молнию на пакете, подняли носилки и вынесли мертвого мужчину из гостиной.

— Убийство здесь точно произошло, — констатировал Моррис. — Труп имеется. Но вот преступник тебе попался необычный, Ник. Я бы сказал, с выдумкой, с богатой фантазией. Он не просто грохнул этого беднягу и смылся, а хотел намекнуть тебе, детективу, на что-то. Он тебе подал знак. Таково мое мнение, приятель.

— Я тоже так думаю, доктор, — ответил Ник. — Налицо явная инсценировка. Кроме одного: парня действительно убили. Он мертв, и этот факт очевиден.

Он подошел к Геркулесу, ласково потрепал его по голове, затем наклонился, поднял связку ключей и спрятал в карман. Пес завилял коротким хвостом и бросился к любимому хозяину.

— Молодец, ты отлично справляешься с охраной ключей, — сказал ему Ник, взяв в руки поводок. — А теперь пойдем. Нам надо ловить преступника, который убил хозяина квартиры. — Подходя к двери, Ник задержался на пороге, оглянулся, еще раз бросил взгляд на лежащее на полу дамское белье. — Хорошо бы нам и эту таинственную леди отыскать, — вздохнув, добавил он.

Элизабет подошла к большому разноцветному электронному табло, отыскала нужную ей информацию: «Порт-Мэдисон. Отправление в 0.45. Одиннадцатый путь» — и начала энергично пробираться сквозь толпу, в любое время суток заполнявшую помещение вокзала.

По залам со скучающими лицами ходили группы офицеров службы безопасности, иногда останавливаясь в местах, где под потолком проходила система отопления, несколько минут грелись и шли дальше, окидывая взглядами многочисленные коридоры, холлы, магазины и эскалаторы. Железнодорожные кондукторы и проводники в голубой униформе с серебристыми пряжками на поясах торопились к своим перронам, на ходу перебрасываясь короткими отрывистыми фразами, а иногда отпускали плоские шутки в адрес надоевших им пассажиров.

Деловая элита Нью-Йорка тоже была широко представлена на станции Пенн: в дорогих, с иголочки, костюмах и модных пальто, они быстрым шагом направлялись к воротам, за которыми начинались платформы, мечтая как можно быстрее покинуть шумный, многоголосый Нью-Йорк и очутиться в его маленьких, уютных, тихих предместьях.

Элизабет спустилась вниз по лестнице в глубину комплекса, откуда расходились железнодорожные пути, а затем исчезали в огромном лабиринте темных туннелей, вышла на одиннадцатый путь и вскочила в первый вагон, столкнувшись в дверях с кондуктором.

— Не торопитесь, милая леди, — игриво улыбаясь, произнес кондуктор с характерным для жителей Лонг-Айленда акцентом. — Разве я допущу, чтобы поезд отправился без вас?

— Надеюсь, что нет. — Элизабет тоже улыбнулась. — Правда, раньше вы никогда меня не ждали, — шутливо добавила она.

— Я обязательно бы вас подождал, если бы вы заранее сообщали мне, что поедете, — оживленно продолжал кондуктор. — В следующий раз буду помнить, что такая очаровательная леди пользуется именно нашим поездом.

— Да уж, пожалуйста, не забудьте.

Поднявшись по ступеням, она вошла в вагон и огляделась: пассажиров много, почти все места заняты. В это время суток в первых вагонах всегда наблюдалась такая картина. Несмотря на то что Элизабет заранее предусмотрительно убрала волосы под бейсбольную кепку и надела очки с затемненными стеклами, большинство пассажиров мгновенно узнали в ней ведущую знаменитого телешоу и стали с откровенным интересом рассматривать ее. Не желая всю дорогу выступать в роли объекта всеобщего пристального внимания, Элизабет миновала несколько вагонов, прежде чем отыскала пустой. Облегченно вздохнув, села против движения поезда и вытянула уставшие за день ноги. Напряжение долгого дня, полного разочарований и обид, начало понемногу спадать, хорошее настроение возвращалось. Гидравлические двери бесшумно закрылись, поезд тронулся, удаляясь от платформы и приближаясь к бесконечному темному туннелю, расположенному под Ист-Ривер.

Элизабет уже несколько лет была вполне обеспеченной женщиной и могла пользоваться услугами машины с водителем, но предпочитала добираться на работу и возвращаться домой поездом. Так было быстрее, всего сорок минут — и она оказывалась в уютном маленьком прибрежном городке. Привычный пейзаж за окном, легкое покачивание вагона, мерный стук колес — все это успокаивало, давало возможность сосредоточиться, вспомнить подробности завершающегося дня, наметить дела на завтра.

Но сегодня Элизабет возвращалась очень поздно, за окном было темно, и в нем отражалось лишь ее собственное лицо, на которое падал свет вагонных ламп. Она вгляделась в свое отражение: усталое, осунувшееся лицо, темные круги под большими печальными глазами.

«Ну что с тобой? — мысленно обратилась Элизабет к своему оконному двойнику. — Выбрось все плохие мысли из головы».

Поезд наконец вынырнул из туннеля, и, перед тем как приблизиться к первой на пути следования станции Вудсайд, в вагоне на несколько секунд погас свет. Так бывало каждый раз, и Элизабет нравились эти короткие мгновения, во время которых вагон погружался во тьму, и тогда в черном окне на фоне хмурого ноябрьского неба можно было полюбоваться величественным небоскребом Эмпайр-стейт — символом Нью-Йорка — и автомобильным гигантом «Крайслер», расцвеченными в честь приближающегося Рождества красными и зелеными огоньками.

Элизабет привычно улыбнулась в предвкушении восхитительной картины, но внезапно ощутила странное, смутное беспокойство. Словно кто-то невидимой рукой легко прикоснулся к ней, тронул за плечо и исчез. Ни шороха шагов, ни легкого, едва различимого дыхания. Ничего. В вагоне снова зажегся свет, Элизабет, вздрогнув, быстро огляделась. Никого. Она резко тряхнула головой, пытаясь отделаться от наваждения и справиться с испугом, но ощущение скрытой, неясной, но очень близкой опасности не исчезало. Наоборот, оно нарастало, окутывало, затрудняло дыхание, растекалось по телу противной слабостью.

Элизабет обвела салон растерянным взглядом и вдруг заметила за стеклянными дверями вагона одиноко стоящую фигуру. Сквозь стекло было трудно различить, мужчина это или женщина, силуэт казался расплывчатым, смазанным, но ощущение враждебности и зла, исходившее от странной фигуры, было столь явным, почти физически осязаемым, что Элизабет вздрогнула, отвела взгляд и ее сердце бешено заколотилось. Она лихорадочно нащупала лежащую на сиденье дамскую сумочку, раскрыла и сжала рукой баллончик с газом. Плеснуть этому призраку в лицо, если он распахнет двери вагона и посмеет приблизиться к ней? Прикосновение к маленькому баллончику немного успокоило Элизабет, и она осмелилась снова взглянуть в дальний конец салона. Фигура за стеклянными дверями исчезла, словно растворившись в воздухе, и Элизабет начала уже сомневаться, существовал ли в действительности таинственный призрак-пассажир, или воспаленное воображение нарисовало ей эту странную, пугающую картину.

Она поднялась, миновала проход и добралась до дверей, ведущих в следующий вагон. Осторожно раздвинула их, стараясь действовать бесшумно, и с опаской заглянула в салон. Вагон тоже был почти пустой. Лишь молодая парочка — парень и девушка, оживленно разговаривающие друг с другом, и двое мужчин, сидящих к ней спиной. Один в темном пальто, другой в яркой красно-зеленой куртке. Кто-либо из них? И что теперь она должна делать? Подойти к ним и задать глупый вопрос: «Не вы ли так враждебно смотрели на меня минуту назад из-за стеклянных дверей?» Тот таинственный пассажир, если, конечно, он существовал на самом деле, а не привиделся ей, уставшей после тяжелого напряженного дня, мог давно перейти в следующий вагон, а оттуда в следующий…

Элизабет несколько секунд постояла около дверей салона, размышляя над тем, вернуться ли обратно или все-таки перебраться сюда, где есть несколько пассажиров, и выбрала второй вариант. Здесь, рядом с людьми, она будет в безопасности, даже если странный силуэт вновь появится за стеклянными дверями. Она выбрала место неподалеку от молодой парочки, села и несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. На соседнем сиденье лежала оставленная кем-то газета. Элизабет взяла ее, раскрыла и машинально глянула на дату выпуска, отпечатанную в верхнем углу. Сердце снова заухало, заколотилось, руки задрожали.

Газета была свежая, от 29 ноября.

Элизабет швырнула газету на сиденье и закрыла глаза. Вот почему она весь сегодняшний день находилась в сильном напряжении, испытывала приступы беспричинной, как ей тогда казалось, тоски, раздражалась, злилась, а то была готова и разрыдаться! Нет, причина существовала, и очень серьезная, просто Элизабет забыла о том, что сегодня 29 ноября, и если бы не эта чертова газета… Каждый год 29 ноября она надеялась забыть обо всем, что случилось когда-то в этот страшный день, тешила себя иллюзиями, что время рано или поздно залечивает все, даже самые глубокие раны, но… Каждый год эта дата безжалостно напоминала о своем существовании со страниц газет, лезла в глаза с листка ежегодника, с висящего на стене календаря.

Перед мысленным взором Элизабет появилось лицо девочки-подростка, так похожей на нее в юности. Большие светлые голубые глаза смотрели доверчиво и немного удивленно, пухлые, красиво очерченные губы озаряла улыбка. Элизабет зажмурилась, пытаясь отодвинуть прекрасный образ девочки-подростка в дальние уголки памяти, но он не исчезал, становясь все отчетливее и оттого еще прекраснее.

Марти… Марти… Слезы выступили на глазах Элизабет и покатились по щекам к подбородку, образуя две тоненькие дорожки. Она слизнула их языком, ощутив соленый вкус. Пассажиры — парень и девушка — сочувственно и с любопытством смотрел на нее, но Элизабет это было безразлично. Пусть смотрят, ведь сегодня 29 ноября.

— Откровенно говоря, я рада, что этот мерзавец мертв, пусть теперь горит в аду!

Ник, устроившись за старым столом с потрескавшейся пластиковой поверхностью, помешивал ложечкой кофе отвратительного вкуса и запаха и внимательно смотрел на сидящую напротив женщину. Когда перед тобой единственная свидетельница убийства, расследование которого тебе поручено, не следует брезгливо морщить нос и отказываться от дешевого кофе. Лучше делать вид, что пьешь его, а самому внимательно слушать хозяйку дома, задавать вопросы и записывать ответы.

На свидетельнице был потертый линялый бесформенный свитер, который, как ей, видимо, казалось, скрадывал явные недостатки ее объемной фигуры; серые тусклые волосы были стянуты на затылке в пучок, открывая короткую шею с множеством мелких родинок. Лицо женщины было землистого оттенка, в маленьких глазках мелькали недоброжелательность, а порой и явное злорадство.

— Так это вы убили его? — спросил Ник, не отрывая от свидетельницы своих ярко-зеленых глаз.

— Что? — возмутилась она, подавшись вперед, и старый стул под тяжестью ее мощного тела жалобно заскрипел. — С чего вы взяли? — Она нервно затянулась сигаретой, которую держала между указательным и средним пальцами, желтыми от никотина. — Но я рада, что нашелся наконец человек, сделавший это. Неужели я похожа на убийцу?

— Нет, что вы, я спросил просто так, — мягким тоном ответил Ник и улыбнулся. С женщинами-свидетельницами всегда надо вести себя крайне осмотрительно: они легко обижаются, замыкаются в себе и перестают давать показания. — Разве можно представить такую любезную даму в роли преступницы?

Выражение лица свидетельницы смягчилось, она улыбнулась Нику в ответ.

«Вот это уже лучше, продолжай в том же духе», — мысленно одобрил себя Ник. Он знал, что производит на женщин приятное впечатление, но, находясь при исполнении служебных обязанностей, старался не пользоваться этим. Личная жизнь — одно, а работа — совсем другое.

— Что же такого ужасного совершил мистер Джарвис, если вы рады его смерти? — спросил он свидетельницу и, набравшись мужества, отхлебнул кофе, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица.

— Он изнасиловал юную пятнадцатилетнюю девушку, живущую с родителями в двух кварталах отсюда, — негодующе ответила свидетельница. — И знаете, что во всей этой грязной истории было самым ужасным?

— Нет.

— Девушка была его ученицей! — возмущенно воскликнула женщина и хрипло закашлялась от табачного дыма. — Можете вообразить? Он — педагог, она — его ученица! Кошмар!

Ник напряг память, пытаясь вспомнить историю, о которой все газеты сообщали приблизительно месяц назад. Преподаватель был обвинен в соблазнении и изнасиловании своей ученицы, но суд его оправдал. Ушлый адвокат горе-педагога очень умело выстроил линию защиты, без конца таскал на судебные заседания разных молодых людей, утверждавших, что потерпевшая состояла с ними в любовной связи и слыла среди учеников девицей легкого поведения. Итак, преподаватель был оправдан, репутация девушки очернена, но ее родители клялись отомстить Джарвису и в присутствии многих свидетелей, членов суда и полицейских угрожали ему расправой…

— Миссис Ортон, расскажите мне, пожалуйста, о человеке, которого вы видели сегодня вечером у двери мистера Джарвиса, — попросил Ник, доставая из кармана блокнот и авторучку.

— Я услышала звонок, пошла открывать. Но сначала посмотрела в глазок и увидела, что пришли не ко мне, а к соседу, живущему напротив. Знаете, у нас такие звонки, что сразу не поймешь, в какую дверь звонят.

«Да уж, разобраться трудно, особенно после приличной порции джина», — подумал Ник, глядя на полупустую бутылку и стакан, стоящие на краешке стола. От свидетельницы явно попахивало спиртным, глаза были красными и блестящими.

— И кто же пришел к мистеру Джарвису? — спросил он.

— Мужчина в красно-зеленой куртке. В руке он держал коробку с пиццей.

— Вы уверены, что это был именно мужчина?

— Ну, в общем… — На мгновение миссис Ортон запнулась. — Скорее всего мужчина, хотя я видела его лишь со спины.

— Какого он роста? Высокий?

— Трудно сказать…

— Худощавый, толстый?

Свидетельница беспомощно развела руками.

— Цвет волос?

— Не заметила, поскольку на нем была надета красная шапочка.

— Может, вам бросились в глаза еще какие-нибудь приметы?

— Ничего. Джарвис открыл дверь, а я… вернулась к своему занятию.

— К какому, миссис Ортон?

Она с сомнением посмотрела на детектива, словно решая, можно ли ему довериться, а потом ответила:

— Продолжила выпивать.

«Ну что ж, по крайней мере честно», — подумал Ник и, немого смущенно улыбнувшись, сказал:

— Миссис Ортон, не подумайте, что я хочу вас обидеть, но… вы действительно видели все это? Учитывая ваше состояние…

— Разумеется! Красно-зеленую куртку не заметит только слепой!

— В таком случае позвольте задать вам еще два вопроса. Как часто ваш сосед заказывал на дом пиццу?

— Этот скряга? — презрительно поджала губы свидетельница. — Да он питался одними макаронами и тунцом! Когда жарил рыбу, запах разносился по всему холлу!

— Скажите, а вы, случайно, не знаете, есть ли в вашем районе пиццерия, посыльные которой носят красно-зеленую униформу?

— Да, служащие пиццерии папаши Джо, — ответила миссис Ортон. — Она расположена на нашей улице. Как выйдете отсюда, поверните направо и через три дома увидите пиццерию. Это совсем рядом, вы не заблудитесь.

Ник поднялся из-за стола, достал из кармана свою визитную карточку, подал хозяйке и с улыбкой произнес:

— Большое спасибо, миссис Ортон. Вы мне очень помогли. Если вспомните еще какие-нибудь подробности, пожалуйста, звоните. — И направился к входной двери, около которой с важным видом сидел Геркулес и… бдительно охранял связку ключей.

Свидетельница тоже встала и последовала за Ником.

— Непременно позвоню, если что-либо вспомню, — улыбаясь и показывая желтые зубы, сказала она. — Обязательно.

Ник покачал головой. Ему часто приходилось сталкиваться с такими малополезными свидетелями, которые считали своим долгом звонить ему по три раза на день и делиться своими соображениями по поводу происшедшего, высказывать различные предположения, предлагать собственные версии. А вот по поводу таинственной дамы, которую принимал у себя убитый, она не упомянула ни слова. Не видела ее? Не заметила? Сомнительно…

Ник взял поводок, распахнул дверь и хотел уже уходить, как вдруг за его спиной раздался голос миссис Ортон.

— Сержант, я хотела спросить… вы женаты? — игривым тоном осведомилась она, догнала Ника и взглянула на его руки. — У вас нет обручального кольца.

— Да, женат, уже десять лет, — торопливо проговорил он, сбегая вниз по лестнице. — У меня шестеро детей: три сына и две дочери.

— Как, шесть? А не пять? Вы не ошибаетесь? — крикнула ему вслед миссис Ортон.

— Да, пять, я ошибся!

«С такими свидетельницами и до десяти не сумеешь сосчитать», — угрюмо подумал Ник, выходя на улицу.

Элизабет торопливо поднялась по ступеням веранды нарядного, в викторианском стиле дома, стоящего поодаль от дороги в прохладной тени могучих сосен, рывком распахнула дверь, вошла и облегченно вздохнула. Слава Богу, она вернулась домой. Здесь она в полной безопасности. Обычно Элизабет, сойдя с поезда, шла домой пешком, совершая эту маленькую прогулку для того, чтобы подышать перед сном свежим воздухом, но сегодня взяла такси. Воспоминание о странном пассажире-призраке, враждебно смотревшем на нее сквозь стеклянные двери вагона, печальная годовщина, о которой ей так и не удалось забыть, взвинченные нервы, вновь навалившаяся на плечи сильная усталость — все это не располагало даже к коротким прогулкам, особенно в столь поздний час. И вот наконец она дома.

Этот дом Элизабет купила несколько лет назад, когда начала писать сценарии «Темного зеркала» для телекомпании Ярборо; приобрела дорогую красивую мебелью, сделав свое жилище комфортным и уютным. Парчовый, цвета слоновой кости диван в викторианском стиле, кофейный столик с кобальтовой голубой зеркальной поверхностью мягко освещала хрустальная люстра, бросая тень на бледно-розовые стены, украшенные белой каймой. Над камином висело большое, в позолоченной раме зеркало, а на каминной полке стояли фотографии семьи Элизабет в изящных рамках. Обычно Элизабет часто подходила к ним, брала в руки, рассматривала, но сегодня вечером она избегала даже бросить на них беглый взгляд. Особенно на одну.

С лестницы, ведущей на второй этаж, бесшумно спустилась миниатюрная пятнистая кошка, приблизилась к хозяйке и стала тереться головой о ее ноги. Элизабет положила сумку на диван, наклонилась и взяла кошку на руки.

— Ну, как ты поживаешь? — ласково спросила она громко заурчавшую кошку. — Наверное, скучала без меня, Кэти?

Элизабет с кошкой на руках подошла к дивану, хотела сесть, но заметила на темно-синем, с восточными узорами ковре игрушечного медвежонка. Шерсть у него в нескольких местах была выдрана, рядом валялись клочья.

— Кэти, зачем ты драла бедного медвежонка? — строго спросила Элизабет, спуская кошку на пол.

Кошка мгновенно перестала урчать, сверкнула ярко-оранжевыми глазами и отпрянула к столику.

— Что он тебе сделал? Понимаю, тебе одной скучно, я прихожу домой очень поздно, но нельзя же вымещать раздражение на несчастном медведе! Плохая, злая кошка!

Кэти с недовольным видом прошествовала в кухню, и Элизабет последовала за ней, подняв на ходу пострадавшего медведя и посадив на его законное место — в кресло-качалку, стоящую между камином и старинными напольными часами. В кухне Элизабет подошла к телефонному аппарату, включила автоответчик и достала из холодильника бутылку клюквенного сока. Налила в бокал и выпила половину, пока слушала хриплый низкий голос Кассандры, сообщавший, что если Элизабет необходимо поговорить с ней, то она ждет ее звонка в любое время суток.

Внезапно из автоответчика зазвучал незнакомый мужской голос. Элизабет удивленно подняла брови, замерев со стаканом в руке.

— Мисс Найт, это Сэм Мартинсон. Звоню вам по просьбе руководства тюрьмы Беллингхэм. Извините, так получилось… Столько дел… Нам следовало бы поставить вас в известность еще две недели назад, но знаете, как это бывает… В общем, начальство просило вам передать: две недели назад Дэвид Фергюсон получил досрочное освобождение. Мисс Найт, мы уверены: он не осмелится… беспокоить вас или членов вашей семьи. Тюремные психологи твердо нас заверили, что Фергюсон абсолютно безвреден, социально неопасен и…

Руки Элизабет задрожали, губы мелко затряслись. Господи, оказывается, этот тяжелый, полный неприятностей и страхов день еще не закончился! Он продолжается, длится бесконечно, принося ей все новые и новые неприятности, которые очень скоро могут обернуться трагедией. Дэвид Фергюсон… Освобожден досрочно две недели назад. Такого подлого удара в спину Элизабет не ожидала и готова к нему не была.

Итак, Дэвид Фергюсон на свободе. Теперь он будет гулять по улицам, любоваться закатом солнца, вдыхать свежий прохладный воздух, а для ее младшей сестры Марти все закончилось 29 ноября, десять лет назад. В этот роковой день Дэвид Фергюсон хладнокровно сомкнул свои огромные лапищи на тонком, хрупком горле юной прелестной Марти и задушил ее.

Бокал с остатками клюквенного сока выпал из дрожащих рук Элизабет и со звоном разбился. Темно-красная жидкость расплескалась по отполированному дубовому полу, мелкие блестящие осколки разлетелись по сторонам. Элизабет выбежала из кухни и бросилась в гостиную, к каминной полке, на которой стояла фотография юной Марти. Взяла снимок в руки, стала всматриваться в такое родное, милое, прелестное лицо, ласково провела кончиками пальцев по глянцевой поверхности бумаги. Вспомнила, что эта фотография была сделана за месяц до гибели сестры… Слезы, весь день подступавшие к глазам Элизабет, хлынули градом, и она даже не пыталась унять их, как совсем недавно в вагоне поезда. Тогда ей не хотелось видеть участливые взгляды пассажиров, теперь ока находилась дома одна.

Элизабет поставила фотографию Марти на каминную полку, села на диван, подняла телефонную трубку и набрала номер Кассандры. Услышав ее голос с мягкими, участливыми интонациями, снова заплакала.

— Касс! — всхлипывая, пробормотала она. — Мне необходимо с тобой поговорить. Сегодня у меня такой печальный день… Страшная дата. Десять лет назад была убита моя младшая сестра Марти. И виновата в этом я.

 

Глава 5

Кассандра с трудом поднялась по ступеням подземного перехода и вышла на угол Пятьдесят первой улицы и Лексингтон-авеню. Настроение было плохое, самочувствие — отвратительное. Что ж, ничего удивительного, не надо было накануне пить так много «Джека Дэниелса». В голове пульсировала боль, постоянно накатывала противная слабость, в горле пересохло. Хорошо еще, что рано утром Касс догадалась выпить три чашки крепкого кофе, иначе язык во рту до сих пор бы не ворочался.

Подумать только: еще лет десять назад она могла выпить за вечер раза в три больше, всю ночь напролет танцевать до упаду или предаваться любовным утехам с каким-нибудь ковбоем, а утром встать как ни в чем не бывало и чувствовать себя доброй и отдохнувшей! Да, видимо, те счастливые времена миновали, она стала старше, организм уже не тот и требует к себе деликатного отношения.

Неподалеку от подземного перехода находился киоск, которым владела миланская семья, и каждое утро Касс останавливалась около него и, улыбаясь, рассматривала глянцевые обложки журналов, выставленную в витрине бижутерию, бегло прочитывала заголовки газет, перебрасывалась шутливыми фразами с хозяевами киоска. Но сегодня у нее не было ни сил, ни настроения разговаривать с хозяевами. Она равнодушно прошла мимо, а дед, отец и сын, высунувшись из окошка киоска, проводили ее удивленными взглядами и покачали головами. Несмотря на плохое самочувствие, Касс выглядела весьма эффектно. Изящные красные туфельки на шпильках, стройные ножки соблазнительно обтянуты красными леггинсами, лодыжка левой ноги украшена тонкой золотой цепочкой с камнем. Касс спиной ощутила восхищенные мужские взгляды трех поколений миланцев и улыбнулась. Всегда приятно, когда мужчины смотрят на тебя с нескрываемым интересом даже в такое плохое утро, как сегодня! Мысли Касс закрутились, заработала фантазия, и через минуту она уже представляла себя роскошной дамой, мчащейся в шикарном «роллс-ройсе» навстречу удивительным приключениям…

Но, дойдя до входа в здание телекомпании Ярборо, Касс снова ощутила накатившую слабость, и немного улучшившееся настроение мгновенно улетучилось. Боль в голове запульсировала с новой силой, и Касс вспомнила, почему вчера она так напилась. Да потому, что ночью ей позвонила Элизабет и в течение двух часов делилась с ней своей давней печальной историей, произошедшей десять лет назад. История была поистине драматической. Элизабет плакала, и Касс всхлипывала вместе с ней, сокрушенно качая головой и крепко сжимая в руке телефонную трубку.

Кассандра знала Элизабет Найт и дружила с ней не первый год, и все это время ее не покидало ощущение, что с подругой что-то происходит. За привлекательной внешностью Элизабет, хорошими манерами и ровным характером скрывается тонкая, ранимая душа, которую что-то постоянно мучает и угнетает. Какая-то тайная драма не дает покоя Элизабет, преследует ее, заставляя внезапно мрачнеть. Касс, женщина добрая, с чутким сердцем и широкой душой, беды других людей воспринимала как свои собственные. А уж если дело касалось любимой подруги… Не зря же Элизабет в шутку называла ее «дорогая мамочка»!

И вот вчера поздно ночью Элизабет наконец открылась ей, поведала о своей беде, и доброе сердце Касс едва не разбилось от сострадания и жалости к лучшей подруге. Бедная Элизабет! Как, должно быть, невыносимо жить с ощущением тяжкой утраты, постоянно испытывать чувство вины и… страха!

У входа в здание, как всегда, толпились демонстранты, протестующие против показа по телевизору шоу «Темное зеркало», и Кассандру охватило глухое раздражение. Ну сколько можно топтаться здесь со своими дурацкими плакатами и выкрикивать глупости? Неужели им нечем больше заняться, или на телевидении делают одну-единственную программу, достойную их осуждения? Недоумки, возомнившие себя совестью нации!

С противоположной стороны к зданию подошла Элизабет, и Касс, заметив ее, поспешила навстречу. Но демонстранты тоже увидели телезвезду и преградили дорогу к двери. Касс начала яростно проталкиваться сквозь возмущенную толпу, ища глазами представителей службы безопасности, но их нигде не было видно. Конечно, как всегда, когда они нужны, их нет на месте! Наконец ей удалось пробиться через плотные ряды демонстрантов, и она приблизилась к Элизабет. Когда Касс взглянула на свою лучшую подругу, у нее больно сжалось сердце. Лицо Элизабет было бледное, осунувшееся, под глазами залегли большие темные круги.

— Отойдите! Дайте ей пройти! — гневно крикнула Касс. — Все вы — лжецы и лицемеры. Вы выступаете против насилия, а чем сами занимаетесь? Прочь с дороги!

— Касс, все в порядке. — Элизабет дотронулась рукой до ее плеча, и Кассандра невольно вздрогнула. У подруги были ледяные пальцы, руки дрожали. — Эти люди имеют право высказывать собственное мнение. А я имею право работать и писать сценарии независимо от того, нравятся они или нет. — Она выразительно посмотрела на стоящего рядом с ней демонстранта, и он, смутившись, опустил голову. — Пожалуйста, дайте мне пройти в здание, — продолжила она. — Расступитесь.

Внезапно от толпы отделился высокий импозантный мужчина лет пятидесяти с лишним, в дорогом сером пальто и шагнул к Элизабет. У него были выразительные серые глаза, красиво уложенные серебристо-седые волосы и мягкая улыбка.

— Вы должны извинить моих последователей, — произнес мужчина приятным густым низким голосом с едва уловимым южным акцентом. — Когда дело касается веры и нравственных принципов, они всегда защищают свои убеждения с особым рвением. — Мужчина не отрываясь смотрел на бледную Элизабет, и взгляд его был таким пронзительным, словно он видел ее насквозь. Касс, почувствовав смутное беспокойство, попыталась встать между мужчиной и подругой, но Элизабет сделала жест рукой, означавший, чтобы она не вмешивалась.

— Да, преподобный Тэггерти, я понимаю их чувства, — отозвалась Элизабет, и улыбка мужчины стала еще шире оттого, что она узнала его. — Все мы защищаем свои принципы с особым рвением, особенно если твердо убеждены в собственной правоте. Вы и ваши сторонники считаете мое шоу дьявольским, но я сама думаю иначе. И если бы я поняла, что мое шоу негативно воздействует на людей, то, уверяю вас, сразу прекратила бы работу над ним.

— Вашим пером водит рука дьявола, — возразил Тэггерти. — Дьявол через вас пытается навязывать нам свою злую волю.

— Ну, преподобный, не преувеличивайте, — усмехнулась Элизабет. — Я не обладаю сверхъестественными способностями общения с высшими силами, и со злыми в том числе. Я всего лишь пишу сценарии и стараюсь выполнять свою работу хорошо. Вполне допускаю, что вам она не по душе. Сколько людей, столько и мнений. А теперь позвольте мне пройти. Меня ждут дела.

Тэггерти, к удивлению Кассандры, посторонился, и за его спиной она заметила молодого человека, очень похожего на преподобного. «Сын», — догадалась Касс.

Но молодой человек, несмотря на внешнее сходство с Тэггерти, разительно от него отличался. Очень скромно одетый, в лице нет отцовской значительности и холености, серые глаза выражают смущение, на губах застыла немного виноватая улыбка. Казалось, все происходящее не по душе молодому человеку. Он стеснялся находиться среди этой крикливой толпы, но не мог ослушаться отца и вынужден постоянно топтаться здесь, у входа в здание.

«Бедный парень, — сочувственно подумала Касс. — Иметь такого папашу… Ему не позавидуешь».

Тэггерти подал знак рукой, демонстранты расступились, Элизабет и Кассандра наконец подошли к двери и распахнули ее. Но прежде чем они вошли, за их спинами раздался низкий глубокий голос преподобного Тэггерти:

— Помните: Господь Бог сурово покарает тех, кто посмеет ослушаться его. И очень скоро его гнев обрушится на ваши головы.

Терпение Кассандры иссякло. Она обернулась и, сверкая глазами, яростно закричала:

— Кто вы такой, чтобы говорить от имени Бога? Кто вам дал право дурачить этих бедных людей и изображать себя наместником Господа на земле?

Элизабет схватила ее за руку и тихо проговорила:

— Касс, прошу тебя, замолчи. Не связывайся с ним. Пошли.

Но ее подруга уже не могла остановиться.

— Если вы еще раз вздумаете прийти сюда и привести за собой свою паству, то клянусь, я порву все ваши плакаты, а транспаранты обломаю о головы этих глупцов! Так и знайте!

Элизабет дернула ее за рукав и потащила в холл, к лифтам.

— Касс, ну зачем ты так, — говорила она, глядя на разъяренную подругу. — Не надо было их оскорблять. Пусть митингуют, если им нечем больше заняться.

Двери лифта распахнулись, Элизабет и Кассандра вошли и нажали кнопку нужного им этажа. Пока лифт плавно поднимался, они не проронили ни слова. Кассандра немного остыла и теперь с сожалением думала о том, что превысила свои полномочия помощницы Элизабет. Не следовало связываться с этим преподобным и выкрикивать грубости. В сущности, демонстранты — часть огромной телеаудитории Элизабет Найт. Да, их возмущает ее шоу, они обвиняют автора во всех смертных грехах, но каждую пятницу смотрят очередную серию! И будут смотреть. А этот неприятный инцидент может сказаться не лучшим образом на имидже Элизабет. Да, глупо…

Лифт остановился, женщины вышли и взглянули друг на друга. Кассандра ожидала увидеть негодование на лице подруги, но, к ее удивлению, Элизабет улыбнулась и подмигнула ей.

— Касс, ты просто неподражаема. А какой горячий южный темперамент! — Она не выдержала и громко рассмеялась. — Представляю, с каким остервенением ты будешь рвать их плакаты.

— Да, у меня горячий южный темперамент. И я им очень горжусь.

— Никак не пойму, для чего надо было тащиться сюда на ленч? — ворчливым тоном произнес Питер, с сомнением глядя на хот-дог, который держал в правой руке, и презрительно сморщив нос. — Неужели в целом городе не нашлось места получше? Пошли бы куда-нибудь в приличное место, посидели. Что это за ленч на скамейке в парке? Не понимаю.

Ник, усмехаясь, слушал приятеля и молчал. Господи, каким же занудой стал Питер! Бубнит, ворчит, вечно всем недоволен. В общем, Ник давно к этому привык, но иногда занудство Питера его раздражало. Например, как сейчас, только он не подавал виду, поскольку сам предложил ему встретиться во время ленча в парке и съесть по хот-догу.

А ведь было счастливое время, лет двадцать назад, когда они с Питером каждое субботнее утро собирали старый алюминиевый лом, сдавали его в лавку на местном рынке, а на вырученные деньги ехали в Центральный парк, покупали там один хот-дог на двоих и бутылку апельсинового лимонада. Садились на скамейку, ели по очереди и запивали сладкой пенистой водой. Потом они долго играли в бейсбол или футбол, а устав, снова присаживались на скамью и мечтали о том счастливом дне, когда насобирают столько алюминиевого лома, что смогут купить билет на поезд, доехать до района Куинс и пойти на стадион. И казалось, нет ничего на свете вкуснее этого хот-дога, съеденного пополам с лучшим другом.

Ник взглянул на лужайку, где двое мальчишек играли в футбол пластиковым мячом, и улыбнулся. Тоже, наверное, истратили все свои сбережения на хот-дог и лимонад. Он отломил кусок булки и бросил Геркулесу, сидящему на траве около его ног. Пес мгновенно схватил кусок зубами, но, слизнув острую горчицу, недовольно поморщился, выплюнул и с обидой взглянул на хозяина.

— Ладно, приятель, не сердись, — усмехнулся Ник. — Я знаю, тебе по душе мясные блюда. — И, отломив кусок жареной сосиски, дал Геркулесу.

Тот быстро проглотил, высунул огромный язык, облизнулся и завилял коротким хвостом.

— Почему бы нам как-нибудь не съездить на стадион? — предложил Ник, глядя на Питера. — Погуляли бы там, посидели на трибунах.

— В ноябре? — брезгливо наморщив нос, отозвался Питер. — По-моему, в такую погоду стадион — не лучшее место для прогулок.

— А ты предпочитаешь гулять, только когда наступит апрель? Ладно, как хочешь.

— Дело даже не в погоде, — пожал плечами Питер. — Откровенно говоря, у меня накопилось много дел. — Он взглянул на дорогие наручные часы. — Кстати, ты хотел со мной о чем-то поговорить?

Ник кивнул, поднялся со скамьи, достал из кармана мяч, размахнулся и бросил на лужайку.

— Геркулес, принеси! — скомандовал он.

Пес дернул маленькими ушами и рванулся за мячом. Через несколько секунд он с важным видом вернулся, держа добычу в зубах, и положил мяч у ног хозяина. Сел рядом и вопросительно посмотрел на Ника.

— Хороший, умный пес, — похвалил его Ник. — Замечательно выполняешь команды. — Ник снова сел на скамью. — Вот о чем я хотел тебя спросить. Ты рассказывал, что приблизительно две недели назад начал расследование одного весьма странного, непростого дела.

— У меня все дела непростые. — Питер самодовольно усмехнулся. — О каком именно ты говоришь? Напомни.

— Парня застрелили в постели и…

— Таких у меня сколько хочешь!

— Парня застрелили в постели, — теряя терпение, повторил Ник. — А по полу разбросали шары для игры в боулинг.

— А, да, действительно странное дело! — оживился Питер. — Жертва, как удалось выяснить, никогда не увлекалась боулингом, однако в спальне валялись шары. Единственная подозреваемая — жена убитого.

— Но насколько я помню, против нее не нашлось ни одной прямой улики.

— Вот именно, хотя она и остается на подозрении.

— Что она рассказывала о застреленном муже?

— Говорила, что он регулярно, еженедельно избивал ее и до того довел, что она хотела его убить. Во время драк она вызывала полицию, они приезжали, но ни разу не предъявили ему обвинения. Жена клянется, что ей ничего не известно о том, кто избавил ее от буяна-муженька и из какого оружия его убили. И еще: уверяет, что никогда прежде даже не видела этих шаров и не представляет, как они появились в квартире.

— Значит, расследование топчется на месте, — задумчиво проговорил Ник.

— Почему на месте? — обиделся Питер. — Оно продвигается, но… с трудом.

Ник кивнул. Ему были понятны чувства Питера. Как же так? Питер Макдональд, который мнит себя лучшим детективом города, не может раскрыть убийство какого-то парня!

— Удалось выяснить, что шары принадлежат одному из местных отделений Армии спасения, расположенному на Тридцать третьей улице, — продолжил Питер. — Оружие, из которого застрелили парня, — пистолет девятимиллиметрового калибра. Но его так и не нашли. Выстрел был произведен горизонтально, почти в упор. В общем, можешь себе представить, во что превратилась голова этого бедняги! И как я уже сказал, ни одного подозреваемого, кроме жены.

— Значит, дело все-таки зашло в тупик.

— Пока я над ним работаю, и оно не закрыто. А почему ты этим интересуешься, Ник? У тебя тоже появилось дело, в котором фигурируют шары для игры в боулинг?

— Нет, просто я начал заниматься расследованием убийства, совершенного при схожих обстоятельствах.

— То есть?

— На месте преступления были найдены предметы женского туалета. Дорогое нижнее белье и бутылка «Дом Периньон».

— Ничего себе схожие обстоятельства! — воскликнул Питер.

— Складывается впечатление, что и белье, и бутылка были нарочно подброшены на место преступления, — пояснил Ник. — Убийца специально оставил их в квартире. Так же как и тот, кто раскидал по полу шары. Похоже, что это инсценировка.

— Но трупы-то есть!

— Да, есть, а вот все остальное — инсценировка. Да, забыл тебе рассказать! Представляешь, когда я подъехал к дому, где произошло убийство, то столкнулся там с Элизабет Найт!

В глазах Питера мелькнуло удивление, но он тотчас изобразил равнодушие и небрежно спросил:

— Ну и как она? В жизни лучше, чем по телевизору?

— Да, в жизни она выше ростом, голос еще более звучный и глубокий, лицо тонкое, немного печальное. Она… она прекрасна!

— Вот как?

— Да, Элизабет Найт — удивительная женщина. Правда, мне показалось, она недолюбливает полицейских.

— Бывает… А что она делала около того дома?

— Стояла, как множество других, смотрела. Очевидно, возвращалась с работы, проходила мимо и… Их телекомпания находится неподалеку.

— Интересно…

 

Глава 6

В последний раз, когда Элизабет ехала на старом «аванти» 1966 года выпуска по Теконик-Стейт-паркуэй, направляясь к мужской тюрьме Беллингхэм, она испытывала те же ощущения, что и сейчас. Руки, обхватившие руль, дрожали, тело было напряжено как струна, в голове лихорадочно мелькали мысли. Машина точно так же подпрыгивала на выбоинах и ухабах, в ней что-то позвякивало и скрипело, а ведь Элизабет только на днях забрала ее из автомастерской, заплатив механику за ремонт приличную сумму. Да, уход за старой, классического образца машиной фирмы «Студебекер» обходился ей недешево, но она любила ее и относилась как к живому существу. Не так, конечно, как к обожаемой кошке Кэти, но похоже. Единственное, что отличало эту поездку от предыдущей, — цель. Сегодня Элизабет торопилась на встречу с тюремным психиатром, снова и снова проигрывая в голове разнообразные варианты будущей беседы. Встреча была назначена на половину четвертого, а сейчас, как выяснила Элизабет, взглянув на часы, было всего четверть третьего. Быстро же она добралась — осталось проехать двенадцать миль. Времени предостаточно, даже для того, чтобы… совершить убийство.

Убийство… Какое короткое, отрывистое, но емкое слово.

Элизабет нервно усмехнулась. Господи, какие только глупые, невероятные мысли не лезут в голову! Наверное, оттого, что дорога в тюрьму у нее всегда ассоциировалась с той давней трагедией. Да это и неудивительно: разве она стала бы приезжать сюда просто так, по собственному желанию?

В последний раз Элизабет проделала этот путь три года назад, и ее машина так же тряслась на ухабах, подпрыгивала, позвякивая и поскрипывая. Цель той поездки — просить членов комиссии по досрочному освобождению ни при каких условиях не отпускать Дэвида Фергюсона раньше срока из исправительного заведения. Не предоставлять ему долгожданной свободы, которую он, по мнению Элизабет, не заслужил.

Тогда, три года назад, в зале, где собралась комиссия по досрочному освобождению, Дэвид Фергюсон сидел напротив Элизабет, не отрываясь смотрел на нее своими выразительными карими глазами, молчаливо умоляя простить его и… полюбить.

Любить… Об этом Дэвид всегда просил Элизабет. Любить, быть с ним рядом, принадлежать ему, и только ему. Какая, в сущности, простая, понятная и вместе с тем чудовищная просьба! Ради любви к Элизабет он был готов на все; со временем его желание соединиться с ней приобрело черты навязчивой идеи, мании, психоза. Быть рядом с Элизабет, добиться ее любви, раствориться в ней… Ради достижения этого Дэвид Фергюсон был способен на все. Ему было не важно, нужна ли его любовь Элизабет, хочет ли она быть с ним. Какая разница? Главное, это жизненно необходимо ему, и он в своем безумии ни перед чем не остановится. Ни перед чем. Он готов был пожертвовать даже своей свободой, ради Элизабет он способен был убить человека. И он, не задумываясь, этой свободой пожертвовал. И убил человека. Тоже ради нее. Ради его обожаемой Элизабет. Что еще он мог сделать, чтобы убедить ее в своей любви? Разве потеря личной свободы и уничтожение другого человеческого существа — не лучше доказательство его любви?

Перед мысленным взором Элизабет снова замелькали картины недавнего прошлого, в ушах зазвучали давно забытые, чужие голоса. Один из членов комиссии по досрочному освобождению задал Дэвиду Фергюсону вопрос:

«Скажите, вы осознали за эти годы, что совершили тяжкое преступление?»

«Да, — твердо ответил Дэвид Фергюсон, не отрывая тоскливого взгляда от сидящей напротив Элизабет. — Я нарушил закон. Я виноват перед Богом и людьми и глубоко сожалею о содеянном».

«Если члены комиссии примут решение о вашем досрочном освобождении, вы можете поклясться, что никогда, ни при каких обстоятельствах не будете преследовать мисс Найт?»

В карих глазах Фергюсона блеснули слезы, они заструились по его щекам, стекая к подбородку. Его руки задрожали, голос стал прерывистым, хриплым.

«Я никогда не смогу отречься от Элизабет… Я буду любить ее всегда. Нас разлучит только смерть. Я знаю, что она меня не любит… Я ей безразличен. И жить с сознанием, что я для нее пустое место, невыносимо. Однако…»

Фергюсон оборвал себя на полуслове. Элизабет заметила, что его карие глаза полыхнули безумием и… ненавистью. Годы, проведенные в заточении, не изменили его, не излечили от давней мании, не избавили от навязчивого желания быть рядом с ней во что бы то ни стало. К счастью, члены комиссии тоже заметили выражение его глаз. Перед ними сидел не тихий, больной, помешанный человек, жаждущий любви прекрасной молодой женщины. Перед ними сидел Дэвид Фергюсон — жестокий, расчетливый, хладнокровный убийца.

И члены комиссии единогласно приняли решение отказать Дэвиду Фергюсону в его просьбе о досрочном освобождении и оставить в тюрьме. И вот две недели назад…

Въехав в тюремные ворота, Элизабет остановила машину и несколько минут сидела неподвижно, пытаясь успокоиться, сосредоточиться и разобраться в собственных ощущениях. Какие чувства она испытывает сейчас, приехав туда, где томился в заключении Дэвид Фергюсон? Смешанные. Острое желание никогда больше не видеть его лица. Чувство незащищенности: ведь Дэвид Фергюсон — убийца, и недавно он вышел на свободу, а значит… снова может начать преследовать ее под предлогом всепоглощающей любви.

Каждую неделю она с экранов телевизоров настойчиво предлагала телезрителями заглянуть в «темное зеркало», то есть в собственную душу, и попытаться понять, что же там происходит. А не пора бы этот вопрос задать самой себе? Что же притаилось в темном омуте души Элизабет Найт? Что скрывается за внешней вполне благополучной телесной оболочкой? Жажда мести. Желание убить. Расправиться с человеком, десять лет назад лишившим жизни ее младшую сестру.

Элизабет вздрогнула, испугавшись собственных ощущений, взглянула в зеркальце машины и увидела там лицо молодой женщины с холодным, пронзительным взглядом. Лицо женщины, страстно одержимой целью и готовой ради достижения ее поступиться многим. Многим, если не всем.

«Неужели это я? — ужаснувшись, обратилась Элизабет к своему зеркальному отображению. — Я? Но если эта леди с ледяным взглядом действительно Элизабет Найт, то тогда, как это ни прискорбно, следует признать: у Элизабет Найт и Дэвида Фергюсона много общего. Слишком много…»

— Мистер Беллини, я понимаю ваше негодование, но вы неоднократно угрожали расправой этому человеку, — сказал Ник и сделал глубокий вдох, пытаясь подавить раздражение. — Теперь он мертв, а вы — главный подозреваемый. Прошу вас отвечать на мои вопросы.

Мужчина с угрюмым видом сидел напротив Ника и молча смотрел на него исподлобья. Отвечал на вопросы неохотно, упрямо не шел на контакт. В принципе Ник понимал его и не осуждал за это. Если бы, не дай Бог, с его младшей сестрой случилась бы такая ужасная вещь, которая произошла с юной дочерью этого мужчины! Если бы какой-нибудь ублюдок учитель посмел соблазнить Нину… Да Ник бы пересчитал ему все зубы, а возможно, и…

— Мистер Беллини, если вы не желаете отвечать на мои вопросы здесь, в гостиной собственного дома, то мы можем перенести нашу беседу в полицейское управление, — продолжил Ник, пристально глядя на подозреваемого.

Тот сидел на старом потрепанном диване, положив огромные руки на колени, и хмуро молчал. На мужчине была старая, линялая, с пятнами тенниска и поношенные брюки, в которые он переоделся, вернувшись домой из порта, где работал грузчиком. Вид у подозреваемого был весьма внушительный: высокий, мощный, широкоплечий, с простым грубоватым лицом. Именно такие люди выполняли тяжелую физическую работу в порту, и мистер Беллини, хоть и был главным подозреваемым по делу об убийстве, внушал Нику уважение. В нем чувствовалась основательность и надежность. А как он обрадовался, когда из школы вернулись трое его детей! Ник даже невольно умилился, увидев, как просиял отец, увидев их, а потом нежно расцеловал в щеки. И дети очень обрадовались ему, повисли на нем, обнимали. Еще бы, с таким сильным, надежным отцом они чувствовали себя в полной безопасности!

Глядя на эту картину семейного счастья, Ник вспомнил свое детство, дни, когда отец работал в ночную смену и, приходя после дежурства, так же как мистер Беллини, обнимал выбегающего к нему навстречу Ника, прижимал к себе, шепча ласковые слова. Никогда прежде Ник не чувствовал себя таким счастливым, защищенным, как в те времена…

— То, что произошло с моей дочерью, касается только моей семьи, — вдруг произнес мистер Беллини. — И я не хочу обсуждать это с посторонними.

Ник заметил печальный, затравленный взгляд юной девушки, которая, увидев незнакомого мужчину, быстро прошмыгнула к себе в комнату, и нежелание отца обсуждать с посторонними недавнюю драму дочери, ему было понятно. Девушке не позавидуешь: мало того что она подверглась физическому насилию, так еще хваленая юридическая система растоптала ее душу и выставила на всеобщее посмешище.

— Хорошо, мы не будем говорить об этом, — кивнул Ник. — Поговорим о вас, мистер Беллини. Итак, где вы находились в прошлую пятницу между десятью часами вечера и полуночью?

— На работе, — пожал плечами подозреваемый.

— В порту?

— Да. Можете спросить у моего начальника, он подтвердит мои слова и покажет учетную карточку прихода и ухода. Я находился в порту с половины десятого вечера пятницы и до половины шестого утра следующего дня, субботы. Меня видели много людей, все могут подтвердить, что я никуда не отлучался. Проверьте, это совсем нетрудно.

— Я обязательно проверю, — сказал Ник.

Как всегда, приступая к очередному делу, он испытывал смешанные чувства. С одной стороны, хотелось надеяться, что дело окажется несложным, расследование займет немного времени, Ник благополучно завершит его и приступит к следующему, а с другой стороны… Как было бы просто и удобно, если бы, например, этот угрюмый мистер Беллини, ранее неоднократно угрожавший ныне убитому расправой, не имел алиби и оказался преступником! Но… именно этого-то Нику и не хотелось. Он испытывал симпатию к этому человеку, простому работяге, любящему отцу и мужу.

Ник вздохнул, поднялся с дивана, подошел к входной двери и остановился.

— Итак, вы утверждаете, что ваша дочь ничего не знает? — спросил он. — Я вам верю, мистер Беллини, но все-таки хотел бы побеседовать с ней.

При упоминании о дочери суровое лицо мужчины смягчилось, черты лица разгладились. Он тоже встал, приблизился к Нику и горячо проговорил:

— Детектив О'Коннор, клянусь вам! Если бы моей дочери было что-либо известно, она непременно бы поделилась со мной, а я бы рассказал вам все как на духу!

— Ладно, мистер Беллини, давайте закончим пока нашу беседу, — устало промолвил Ник. — Пока поверю вам на слово. Но если у меня возникнут какие-нибудь вопросы или выяснится, что вы меня обманули, я снова приду к вам, и тогда… — Он сделал выразительную паузу.

— Да, детектив О'Коннор, я понимаю, я все понимаю, — закивал мистер Беллини, протягивая ему руку и пожимая ее.

Рукопожатие оказалось таким крепким, что Ник даже невольно поморщился. Вот это ручища…

Спускаясь вниз по лестнице и выходя из дома, он думал о том, что мистера Беллини можно вычеркивать из списка подозреваемых. Хотя бы потому, что человек с такими сильными руками не станет убивать дубинкой или каким-то похожим на нее предметом. Он просто сожмет руку в кулак и одним ударом прикончит своего врага. Нет, такому оружие не требуется…

Ник на секунду остановился и потер ладонь, которая все еще ощущала прощальное рукопожатие мистера Беллини — грузчика и счастливого отца семейства. Нет, этот человек не убивал, а значит… расследование продолжается.

Элизабет Найт неоднократно приходилось сталкиваться по работе с психиатрами, и вывод, который она для себя сделала, был такой: все психиатры делятся на две категории. Первая: спокойные, уравновешенные люди, хорошо образованные, опытные и знающие, чем и как помочь своим пациентам восстановить душевное здоровье и вернуться к нормальной жизни.

Вторую категорию представляли психиатры иного типа. Нервные, нетерпеливые, с порывистыми жестами, бегающим взглядом, мало чем отличающиеся от своих пациентов. Глядя на таких, Элизабет часто думала, что профессию свою они выбрали лишь для того, чтобы справиться с собственными неврозами и иными проблемами психического свойства. И мистер Голком, с которым у Элизабет была назначена встреча в тюрьме, к ее большому сожалению, относился именно ко второму типу. Он беспрестанно сжимал и разжимал руки, взгляд его, тревожный, бегающий, то и дело ускользал от Элизабет, движения были резкими и порывистыми.

— С Дэвидом Фергюсоном все в порядке, мисс Найт, — говорил он, сидя за столом и теребя в руках шариковую ручку. — Уверяю вас, его психическое состояние не вызывает у меня ни малейшего опасения. В течение всего срока он постоянно проходил множество тестов, и последние результаты убедительно доказывают, что реабилитация прошла успешно.

— Но он все еще зациклен на мне? — сухо осведомилась Элизабет, пристально глядя в лицо доктору Голкому.

Авторучка выпала из его рук.

«А вот и ответ на мой вопрос», — мрачно подумала она, обводя глазами маленький кабинет с зарешеченными окнами и останавливая взгляд на висевшем на стене плакате-карикатуре. Человек с напряженным лицом карабкался вверх, к вершине горы. Подпись под плакатом гласила: «От паранойи вам не убежать. Только мы вам поможем».

Миленький плакат, а главное — весьма наглядный. В любое другое время Элизабет улыбнулась бы, но только не сейчас, находясь в кабинете доктора, давшего положительное заключение о психическом состоянии Дэвида Фергюсона?

— Я прошу вас ответить на мой вопрос, доктор, — строго произнесла Элизабет. — Фергюсон все еще одержим идеей быть со мной и добиваться моей любви?

— Мисс Найт, поверьте мне как специалисту: Дэвид Фергюсон изменился, полностью изменился. Разумеется, я не могу поделиться с вами всеми подробностями… это врачебная тайна, но…

— Доктор, мне ни к чему ваши подробности! — резко прервала его Элизабет. — Я всего лишь хочу получить ответ на один, очень важный для меня вопрос: моя жизнь в опасности?

— Ну что вы, мисс Найт! — воскликнул психиатр, подпрыгнув в кресле и снова схватив авторучку с края стола. — Что вы! Разве я когда-нибудь дал бы согласие на досрочное освобождение Дэвида Фергюсона, если бы у меня имелись хоть малейшие сомнения в его психической полноценности? Если бы я на мгновение предположил, что он может причинить вам вред, то никогда, уверяю вас, никогда… — Доктор вздрогнул, и авторучка снова выпала у него из его рук. — Фергюсон абсолютно социально неопасен, мисс Найт. Поверьте мне как специалисту с большим стажем. Единственное, чем он сейчас озабочен, — мечтает вымолить у вас прощение, мисс Найт. Надеется возобновить с вами отношения.

— Что? Возобновить со мной отношения? Какие отношения? У нас никогда не было и не могло быть никаких отношений!

Она вскочила с кресла и стала нервными шагами мерить маленький кабинет, стены которого были уставлены книжными полками, и машинально поглядывать в зарешеченное окно. Доктор Голком молча сидел за столом, сцепив длинные тонкие пальцы.

— Скажите, доктор, — Элизабет, резко остановилась около стола, — а вы когда-нибудь читали полицейский отчет по делу Дэвида Фергюсона? Вам известно, что он сделал с моей сестрой?

— Мисс Найт… конечно, мне известно, что натворил Фергюсон, — опуская голову, пробормотал он. — Но я уверен, что подобного он никогда себе больше не позволит.

— Вы уверены? — недобро усмехнулась Элизабет. — И вы можете собственной жизнью поклясться, что, выйдя на свободу, Фергюсон станет тихим как ягненок? Лично я в этом сильно сомневаюсь.

Элизабет подошла к двери, рывком распахнула ее и обернулась. Доктор Голком продолжал сидеть в кресле и рассматривать плакат на стене.

— Ну конечно, можете поклясться, — тихо с яростью произнесла она. — Ведь ваша жизнь вне опасности, а до чужой вам нет дела.

И вышла из кабинета, хлопнув дверью.

Убийца сидел в машине, низко наклонив голову, и через переднее стекло внимательно наблюдал за тем, как Элизабет Найт вышла из центральных ворот тюрьмы и направилась к тому месту, где был припаркован ее автомобиль. Он мечтал оказаться к ней поближе, чтобы лучше рассмотреть ее лицо, прекрасное, неземное лицо, уловить все оттенки ее настроения, прочитать мысли, но это было небезопасно. Всюду вооруженная охрана, камеры слежения, зачем же лезть на рожон? Только идиот стал бы так легко подставляться: вот он я, ребята! Хватайте меня, вяжите. Я тот, за кем вы охотитесь.

Собственно, пока они охотились не за ним конкретно. Они искали человека, совершающего странные убийства, и никому еще из этих недоумков не пришло в голову объединить череду жутких загадочных смертей в единое целое. Пока все это — разрозненные эпизоды, отдельные фрагменты большой разноцветной мозаики, которые надо собрать вместе, чтобы получилась стройная, яркая, красивая картинка. Но очень скоро они поймут это и начнут собирать кусочки.

Нет, не они, а он. Тот самый полицейский с огромным уродливым бульдогом. Тот, который разговаривал с Элизабет около дома, где произошло очередное убийство. Этот сообразит, что к чему, начнет раскладывать маленькие фрагменты, примерять друг к другу, вертеть так и эдак… И картинка сложится.

Глядя на Элизабет, с высоко поднятой головой шагающей к своей машине, убийца думал о том, что отлично понимает ее состояние. Он чувствует Элизабет Найт, как самого себя. Сейчас она взволнована, нервы напряжены, ее душат злость и бессильная ярость. О, как тонко он чувствует Элизабет! Малейшие оттенки ее души. Острые, как иглы, цепкие коготки страха царапают сердце Элизабет, все крепче сжимая в ледяное кольцо, не дают дышать. Он так тонко чувствует это потому, что сам много раз испытывал нечто подобное. И чем глубже он проникает в душу Элизабет, тем увереннее становится сам. Страх, вечный страх быть пойманным исчезает, уступая место иному, удивительному ощущению: властью над людскими душами, а главное, над душой Элизабет Найт.

Вот и сейчас он чувствует: она в его власти, она принадлежит ему, он контролирует каждое ее движение, каждый вздох. Она — его, эта удивительная, необыкновенная женщина с красивым, одухотворенным лицом. Как сладостно это сознавать — почти так же, как и слышать предсмертные крики своих жертв, их мольбы о пощаде. Бесполезные мольбы — ведь он, насладившись ими, все равно убивал. Вот если когда-нибудь Элизабет Найт тоже попросила бы пощадить ее, оставить в живых, не убивать… она плакала, рыдала, тянула бы к нему свои прекрасные гибкие руки с тонкими длинными пальцами.

Он много раз проигрывал в уме эту восхитительную картину, но всегда обрывал свои фантазии на середине. Не позволял себе доходить до конца. Он вообще не очень любил фантазировать, его больше вдохновляли воспоминания. А их было много, очень много. И в сущности, он даже не испытывал потребности в просьбах и мольбах Элизабет. Ему было вполне достаточно, если бы она, например, просто выразила ему благодарность за то, что он спас ее — в смысле, оставил в живых. Она призналась бы ему в своей любви к нему — большой, всепоглощающей, безмерной. И он с радостью принял бы ее признание, поведав в ответ, что сам совершал все свои кровавые злодеяния исключительно ради нее. Ради несравненной Элизабет Найт. Ведь бессмертная, вечная любовь всегда требует жертв. Больших жертв. Она бы поняла его… Поняла бы?

Элизабет распахнула переднюю дверцу машины, села за руль, включила мотор. Какая у нее машина? Убийца напряг зрение. Спортивная, кажется, фирмы «Студебекер».

Автомобиль Элизабет Найт тронулся с места, выехал с парковочной площадки и помчался по дороге, ведущей к шоссе. Но убийца не последовал за Элизабет. Зачем? Во-первых, опасно себя обнаруживать, а во-вторых, ему отлично известны все ее намерения и последующие действия. Он знает о ней все. Абсолютно все.

Убийца нервно облизнул пересохшие губы и усмехнулся. Какое все-таки это восхитительное, ни с чем не сравнимое чувство: знать, что люди находятся в твоей власти и полной зависимости!

 

Глава 7

Молодая крашеная блондинка в ярко-красном коротком платье крадучись шла по больничному коридору, испуганно озираясь по сторонам. Она старалась передвигаться на цыпочках, чтобы тонкие шпильки красных туфелек не стучали по черно-белому кафелю. Маленькую красную дамскую сумочку блондинка нервно прижимала к пышной груди. Вот наконец и последний пролет коридора… Остановившись перед дверью с табличкой «310», блондинка обернулась и, убедившись, что в коридоре никого нет, бесшумно вошла.

В палате лежал мужчина с закрытыми глазами. В вену его левой руки была введена игла, прикрепленная к тонкой стеклянной трубочке, по которой медленно капала бесцветная жидкость. У изголовья кровати возвышался медицинский прибор, по зеленому экрану попеременно плыли большие и маленькие волнистые линии. Блондинка, покачивая бедрами, шагнула к кровати, наклонилась к неподвижно лежащему мужчине, быстро оглядела его, и ее полные, ярко накрашенные губы искривились в усмешке.

— Билли, я не могу смотреть, как ты мучаешься, — прошептала она, наклоняясь все ниже и касаясь пышной грудью плеча больного. — Ты находишься в больнице уже несколько месяцев, а улучшения не наступает. Наверное, тебе здесь плохо, правда? — Мужчина молча лежал с закрытыми глазами. — Но есть одно место, где тебе будет хорошо, просто замечательно.

Блондинка присела на край кровати, поставила красную дамскую сумочку в ноги больного. Снова с опасением глянула на дверь. Никого. Потянулась к сумочке, раскрыла ее и достала маленький шприц с очень тонкой иглой.

— Я кое-что принесла для тебя, Билли, — шепотом продолжала она. — Морфин. Он поможет тебе. Успокоит тебя и твою боль. Навсегда.

Ловким движением она выдернула вставленную в вену мужчины иглу, отбросила ее в сторону и ввела вместо нее другую. Надавила поршень шприца, и бесцветная жидкость мгновенно вошла в вену.

— Вот так-то, Билли, — зловеще ухмыльнувшись, прошептала блондинка. — Больше ты не будешь чувствовать боль. Никогда. Ты вообще ничего не будешь чувствовать. Хочешь знать, зачем я это сделала? Из любви к тебе. Из сострадания. А потом не забывай, Билли, ведь по твоему завещанию я получу три миллиона долларов. Я не могу больше ждать, Билли. Три миллиона — это…

Линии на зеленом экране прибора замелькали, запрыгали; блондинка, вскинув голову, посмотрела на них, потом перевела тревожный взгляд на дверь.

— Прощай, Билли, — отрывисто бросила она и, наклонившись, коснулась пухлыми алыми губами его рта.

Схватив сумочку, она хотела спрятать в нее шприц, но в спешке больно укололась об иглу и отдернула руку. Шприц упал на пол и закатился под кровать. Искать его не было времени. Блондинка вскочила с кровати, кинула растерянный взгляд на пол и, прижав сумочку к груди, выбежала из палаты…

— Что здесь происходит? — раздраженно воскликнула Элизабет Найт, шагнув к съемочной площадке с установленными декорациями. — Что это такое? Где Броди? Где он, черт возьми?

Неподвижно лежащий на кровати мужчина, только что изображавший испустившего дух больного, открыл глаза, сел и бодро произнес:

— Наверное, он у себя, мисс Найт, или в просмотровом кабинете.

— Снято! — раздался голос режиссера Франциска, канадца французского происхождения.

Он отошел от камеры, приблизился к возмущенной Элизабет и вопросительно посмотрел на нее.

— Что-то не так?

Элизабет всегда с большой симпатией относилась к Франциску, считая его хорошим, толковым режиссером, но сегодня даже он раздражал ее. Что они все себе позволяют? Разве это ее сценарий?

Франциск выжидательно смотрел на Элизабет сквозь толстые стекла очков в черепаховой оправе и нервным жестом накручивал на указательный палец свои длинные волосы, собранные в хвостик.

— Мы снова отошли от первоначального варианта? — уточнил он.

Вокруг Элизабет и Франциска уже начали собираться люди в предвкушении разгорающегося скандала.

— Где Броди? — повторила Элизабет, оглядываясь по сторонам.

— Элизабет, дорогая, я тебя слушаю! — раздался насмешливый хрипловатый голос Ярборо, усиленный микрофоном. — У тебя появились какие-нибудь свежие идеи и ты хочешь ими со мной поделиться?

— Броди, о каких свежих идеях ты говоришь? — возмущенно воскликнула Элизабет. — Почему вы снова изменили сценарий? Разве он был о вульгарной крашеной блондинке в ярко-красном платье, убивающей своего больного мужа ради денег? По-моему, я сочинила историю о несчастной пожилой паре, поставленной перед жестоким выбором! Откуда взялось это дурацкое платье, покачивание бедрами, пышная грудь?

— Мне, например, очень нравится, как Синди соблазнительно покачивает бедрами, — хмыкнул Броди. — И уверен, мужская часть телеаудитории тоже будет в восторге.

— Нет, я не понимаю, что мы здесь снимаем? «Темное зеркало» или «Синди, виляя бедрами, идет убивать мужа»? — возмутилась Элизабет. — Броди, ответь мне, что происходит?

Члены съемочной группы, окружившие Элизабет и Франциска, начали перешептываться и посмеиваться, но режиссер предостерегающе поднял руку, и мгновенно наступила тишина.

— Броди, ну как может женщина, отважившаяся сделать мужу эвтаназию, явиться в больницу в красном коротком платье? — негодующе спросила Элизабет. — Мало того что это пошло, так еще и нелогично. Чем вы руководствуетесь, снимая эту чушь?

— Прежде всего рейтингом. А дурной вкус или хороший — дело десятое. Главное, чтобы нашим телезрителям нравилось. А им это нравится, о чем и свидетельствует высокий рейтинг нашего шоу.

— Броди, ты недооцениваешь зрителей! — возразила Элизабет. — Возможно, кого-то и привлекает эта пошлость, но не всех, далеко не всех. Зрители — не тупицы, как ты думаешь, и, показывая им эту чушь, ты просто оскорбляешь их.

— О каких оскорблениях ты говоришь? — рассмеялся Броди. — Да если хочешь знать, этот эпизод с блондинкой нравится и нашей съемочной группе! Вот так-то, уважаемая леди.

Элизабет растерянным взглядом скользнула по лицам окруживших ее людей, словно ища поддержки, но те опускали головы или отходили. Значит, Броди, прав? Им тоже наплевать на то, что трагическая история о пожилой супружеской паре, поставленной перед невероятно тяжелым нравственным выбором, превратилась в откровенную пошлость с традиционным набором: вызывающе короткое платье героини, виляние пышными бедрами, пухлые, вульгарно накрашенные алые губы?

Элизабет высоко подняла голову и пошла по коридору к своему офису. Ладно, разговор с Броди еще не закончен, она выскажет ему все, что думает о нем и о его самоуправстве! В тишине, нарушаемой лишь удаляющимися шагами Элизабет, снова зазвучал громкий голос Броди Ярборо:

— На сегодня все. Можете расходиться по домам, мои дорогие мальчики и девочки. Тебя, Синди, я попрошу остаться. Завтра с утра продолжим съемки эпизода. Надеюсь, к этому времени наша уважаемая сценаристка успокоится и придет в себя. — Раздался хриплый смешок, и микрофон отключился.

«Придет в себя и успокоится», — мысленно повторила Элизабет.

Господи, иногда ей так хотелось сочинить сценарий, в котором сценаристка по ходу действия убивала бы отвратительного продюсера, внешне очень напоминающего Броди Ярборо. И зрители, посмотрев этот эпизод, одобрительно кивали бы головами, полностью соглашаясь с тем, что таким мерзавцам, как этот продюсер, не место на земле, среди обычных, нормальных, порядочных людей. А может, и правда сочинить нечто подобное?

Когда Элизабет вошла в приемную, где за столом сидела Касс, ее ярость немного стихла, но лицо все еще пылало, а руки были сжаты в кулаки. Касс подняла голову от бумаг и посмотрела на свою любимую подругу. В ее взгляде Элизабет уловила и сочувствие, и удивление.

— Он продолжает портить мои сценарии, превращая их в дешевку и пошлость, — сообщила Элизабет, проходя мимо Касс в свой кабинет и останавливаясь посередине.

Рабочий кабинет, обставленный Элизабет в соответствии с собственным вкусом, обычно успокаивал ее, создавая иллюзию дома. Но сегодня даже элегантный интерьер кабинета бессилен был помочь ей справиться с глухим раздражением и досадой. Разделаться бы с этим наглым, самодовольным Броди! Наказать его, заставить считаться с ее мнением!

— Знаешь, что я сейчас увидела на съемочной площадке? — взволнованно обратилась Элизабет к вошедшей в кабинет Кассандре. — Ты не поверишь, они снова самым бессовестным образом переделали мой сценарий! — Она села за стол-бюро и нервно сцепила пальцы.

— Почему же не поверю? — усмехнулась Кассандра, останавливаясь около стола. — Бад уже позвонил мне и обо всем рассказал. Так что я в курсе, как вы опять сцепились с Броди.

— Бад? — удивилась Элизабет. — Выпускающий менеджер позвонил тебе и обо всем доложил? Любопытно…

— А что здесь странного? Разве мы не можем с ним немного посплетничать?

— Касс, я не знаю, что мне делать. Разрывать с ним контракт и уходить?

— Уходить, — с улыбкой ответила подруга, взглянув на часы. — Только не от Броди, а домой. Время уже позднее, сколько можно торчать здесь?

Элизабет кивнула и начала нервно выдвигать ящички своего стола.

— Да, пора уходить, вот только я не могу отыскать…

Касс улыбнулась и сняла со спинки стула пиджак Элизабет, под которым висела дамская сумочка. Взяла ее и протянула подруге.

— Да, дорогая, ты и впрямь заработалась. Даже не помнишь, куда кладешь свои вещи.

— Касс, спасибо! Я действительно сегодня не в себе. Просто голова кругом вдет.

Кассандра взяла папку, лежащую на столе Элизабет, раскрыла ее и сказала:

— Вот твоя речь на завтрашнем банкете по случаю вручения премий. Не забудь ее.

— Ой, а я действительно забыла… Слушай, Касс, мне ведь придется появиться там в вечернем платье.

— Не беспокойся, твоя «мамочка» обо всем позаботилась! — бодро ответила Кассандра, распахивая стеклянные французские двери, за которыми находился большой платяной шкаф. Она сняла несколько висевших на вешалках нарядов. — Вот, взгляни, какое тебе больше нравится?

Элизабет осмотрела атласное платье, потом шифоновое и, наконец, остановила выбор на элегантном черном узком бархатном платье, лиф которого был украшен серебряными нитями.

— Я пойду на банкет в этом.

Кассандра сложила и спрятала платье в пластиковый пакет.

— Пожалуйста, не забудь его!

— Касс, что бы я без тебя делала?

— Ты забывала бы свои сумки, текст по случаю вручения премий, теряла ключи… — с улыбкой начала перечислять Кассандра. — Я даже не уверена, вспоминала бы ты о том, что зимой надо выходить на улицу в пальто.

— Я тоже не уверена, — улыбнулась Элизабет. — Но сегодняшний день — действительно сумасшедший. Знаешь, этот Броди просто бесит меня. Он…

— Все, дорогая, все! — прервала ее подруга. — Рабочий день давно закончился, о Броди больше ни слова, умоляю тебя!

— Я только хочу сказать, Касс, что он не имеет права так бесцеремонно обращаться с моими сценариями.

— Элизабет, успокойся. Броди — самоуверенный осел, но давай хоть на время забудем о нем. Пойдем к Донахью, посидим, выпьем, повеселимся!

— Касс, тебе бы только пить и веселиться, — покачала головой Элизабет. — Разве от этого проблем станет меньше? — Она взяла пальто и сумку и направилась к двери.

— Проблемы, может, и останутся, а вот настроение поднимется! — возразила Кассандра, следуя за ней. — И заняться сексом с симпатичным ковбоем я всегда рада! Разве ты меня не знаешь? — подмигнув, добавила она.

«О Господи, опять они, — тоскливо подумала Элизабет, выходя из здания и останавливаясь перед группой демонстрантов, преградивших ей путь. — Каждый день одно и то же…»

Сегодня вечером митинговать против секса и насилия, якобы пропагандируемых в «Темном зеркале», пришло намного больше людей, чем обычно. Их лица были хмурыми, в глазах мелькала твердая решимость добиться своего: запретить показ по телевизору безнравственного шоу и строго наказать сценаристку и ведущую. Лидер митингующих, импозантный, с благородной сединой преподобный Тэггерти, заметив Элизабет и Кассандру, решительно двинулся им навстречу. Он уже раскрыл рот, чтобы высказать Элизабет очередные упреки, но она резко вскинула руку и жестом остановила его.

— Преподобный Тэггерти, я ничего не хочу слушать. Сейчас не время вступать в диалог.

— И тем не менее, мисс Найт, я вынужден снова взывать к вашей совести и здравому смыслу. Вы перешли все границы дозволенного, вы катитесь в опасную пучину безнравственности.

— Позвольте нам катиться туда, куда нам хочется! — усмехнувшись, громко воскликнула Кассандра. — Отойдите, дайте нам пройти!

— Не вмешивайтесь, когда я разговариваю с мисс Найт! — строго сказал преподобный Тэггерти, и неожиданно один из протестующих схватил Кассандру за рукав.

— Руки прочь! — крикнула она. — Тэггерти, если вы сейчас же не уберетесь и не прикажете своей пастве…

— Как вы смеете так грубить человеку, которому сам Господь Бог доверил говорить от своего имени? — возмутился второй демонстрант.

— Прочь с дороги! — продолжала Кассандра. — Надоело видеть ваши постные физиономии!

— Касс, прошу тебя, успокойся. — Элизабет взяла подругу за локоть. — Не связывайся с ними, не надо.

— Мисс Найт! — строго прозвучал голос лидера митингующих. — Я бы попросил вас объяснить вашей подруге, что…

— Преподобный Тэггерти, ни она, ни я не хотели обидеть вас или кого-либо из ваших последователей, — быстро заговорила Элизабет. — Я вам уже неоднократно повторяла: если вам не нравится наше шоу, переключайтесь на другие каналы, когда его показывают. Многоканальная система телевидения для того и создана, чтобы каждый мог смотреть то, что ему по вкусу. А теперь, пожалуйста, отойдите, дайте нам пройти. Мы очень устали и не имеем ни малейшего желания вступать с вами в пререкания.

Тэггерти смерил Элизабет и Кассандру надменным взглядом, сделал шаг в сторону и подал знак рукой демонстрантам. Они молча неохотно расступились, давая женщинам пройти.

— Да, после такой встречи необходимо выпить и разрядиться, — тихо промолвила Элизабет, обращаясь к подруге.

— Конечно! — обрадовалась Касс. — Пойдем быстрее. Лучше пить греховное пиво «Корона» у Майкла Донахью, чем слушать этих идиотов!

Хозяин заведения Майкл Донахью радостными приветствиями встретил Элизабет и Кассандру у входа и проводил к одному из столиков, подальше от многочисленных болельщиков регби, собравшихся у экрана телевизора и шумно обсуждающих ход матча. Майкл немного посидел с Элизабет и Кассандрой, выпил пива, а потом присоединился к посетителям, напряженно следящим за игрой. Донахью был страстным поклонником регби, и даже такие привлекательные молодые женщины, как Элизабет и Кассандра, не могли надолго отвлечь его от экрана телевизора.

Глядя на Элизабет, пьющую пиво через соломинку, Кассандра усмехнулась.

— Кто же пьет пиво маленькими глоточками? Так ты будешь цедить эту банку не менее часа. Или ты разлюбила пиво?

— Почему же? Пиво я люблю, но в небольших количествах.

— А вот я люблю виски «Джек Дэниелс» и веселых ковбоев! — громко рассмеялась Касс. — Мы, техасские девушки, все такие.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась Элизабет. — Как говорят французы, о вкусах не спорят.

— Еще как спорят!

— В последнее время, насколько я понимаю, в роли веселого ковбоя выступает Бад? — улыбаясь, спросила Элизабет.

— Да, Бад — парень что надо.

— Значит, развлечения продолжаются… Вот только где вы находите солому, на которой тебе так нравится лежать в объятиях ковбоев?

— Ну, солома — это фигуральное выражение. Найти укромное местечко не трудно. На студии, когда никого нет, в кабинете и даже у тебя на столе.

— У меня на столе? — Элизабет едва не подавилась пивом.

— Если тебе это неприятно, скажи мне, и мы больше не будем!

— Касс, дело не в этом. Бад женат, и тебе должно быть известно, что спать с женатыми мужчинами…

— Когда мы с Бадом вместе, нам некогда спать! — весело перебила ее Касс. — Мы занимаемся любовью!

— Да, конечно, игра слов, однако… Касс, Бад никогда не оставит семью, неужели ты не понимаешь? Чем дольше будут длиться ваши отношения, тем больше ты будешь к нему привязываться, а когда вы с Бадом все-таки расстанетесь, тебя ждут страдания, поверь мне!

— Элизабет, не волнуйся! — беспечно махнула рукой Кассандра, сделав глоток виски. — Бад — замечательный парень, нам хорошо вместе, и думать о будущих страданиях я не собираюсь. Кстати, страдания закаляют характер, а женский особенно. И тебе тоже не мешало бы закрутить с кем-нибудь роман. Это очень тебя встряхнуло бы.

— Касс, возможно, страдания и закаляют характер, но пока мне что-то не хочется ни с кем заводить романы, — тихо ответила она, потягивая пиво.

— Любовные приключения очень украшают жизнь молодой женщины! — возразила Касс и, заметив входящих в бар двух мужчин, помахала им рукой. — Бад, мы здесь! — крикнула она.

Элизабет подняла голову и увидела направляющихся к их столику Бада и еще одного мужчину средних лет. Бад радостно улыбался, а его приятель, заметив известную телезвезду, смущенно отвел взгляд и опустил голову.

— Между прочим, он не женат, — шепнула Кассандра. — Отличный парень, ты бы присмотрелась к нему.

— Касс, так ты привела меня сюда знакомить с приятелем Бада? — В голосе Элизабет прозвучало раздражение. — Сколько раз я просила тебя… Я терпеть не могу, когда кто-то пытается распоряжаться моей судьбой! И тебе об этом хорошо известно!

— Я думала, мы отлично посидим вчетвером, выпьем, посмеемся, — пожала плечами Касс. — Что в этом плохого?

Элизабет схватила в охапку пальто, поднялась из-за стола и, демонстративно пройдя мимо Бада и его приятеля, поспешила к двери. У обоих мужчин разочарованно вытянулись лица.

Элизабет рывком распахнула дверь, и в помещение бара ворвался холодный, колючий ветер.

— Не обращайте внимания, — донесся до Элизабет голос Кассандры. — На нее иногда накатывает.

Ник с угрюмым видом следовал за владельцем пиццерии — папашей Джо — через кухню и коридор по направлению к его кабинету и думал о том, что никогда, никогда в жизни не стал бы покупать пиццу в этом заведении. Маленькая грязная кухня с закопченным потолком в разводах, грязными стенами в пятнах и плесени, обшарпанный линолеум мутного грязно-серого цвета, вытертый, тоже в жирных пятнах… Ник вспомнил стерильно чистую, сверкающую кухню своей матери, где готовилась еда для посетителей, и покачал головой. Ну и ну…

Папаша Джо раскрыл дверь своего кабинета, жестом предложил Нику войти, бросился к креслу, на котором валялись старые газеты, торопливо убрал их, провел ладонью по поверхности и предложил детективу сесть. Сам он устроился на стуле за своим рабочим столом, тоже заваленным всяческим хламом и бесконечными бумагами.

— Пожалуйста, садитесь, детектив О'Коннор, — любезно сказал он. — Я вас слушаю.

Ник покосился на кресло, молча сел и стал разглядывать хозяина пиццерии. Папаша Джо — мужчина средних лет, крепкого телосложения, в неопрятном фартуке, надетом поверх форменного костюма — нервно перебирал бумаги на столе, избегая встречаться с Ником взглядом.

— Скажите, вы знаете Грегори Джарвиса? — спросил Ник.

— Грегори Джарвиса? — На лице папаши Джо появилось озадаченное выражение. — Подождите, дайте вспомнить… Что-то знакомое. Да, точно, я слышал о нем. Он проживал неподалеку отсюда… Его убили, правда?

Ник кивнул.

— Так вы его знали?

— Нет, лично не знал, — пожал плечами хозяин. — В округе живет так много людей, всех и не упомнишь.

— Скажите, из вашей пиццерии доставлялась пицца мистеру Джарвису 29 ноября, в пятницу вечером?

— Не помню. Надо проверить по книге заказов.

Ник обвел глазами стол хозяина и еле заметно усмехнулся. Неужели в этом беспорядке он сумеет отыскать книгу заказов? И существует ли она вообще?

— Да, посмотрите, пожалуйста, по книге, — попросил он.

— Одну секунду!

Папаша Джо вскочил из-за стола, стал шарить глазами по наваленным бумагам и возмущенно бормотать про нерадивую секретаршу, которая уехала на выходные дни в Атлантик-Сити и больше не вернулась.

— Вот она! — удивленно воскликнул папаша Джо, вытаскивая из-под вороха бумаг старую засаленную тетрадь и радостно показывая ее полицейскому. — Вот она, сейчас мы проверим.

Он начал листать страницы, отыскал нужную и, подойдя к Нику, показал ему.

— Смотрите, заказа на адрес Грегори Джарвиса нет, — сказал он.

Ник пробежал глазами исписанную каракулями страницу и кивнул.

— Может, посмотрите еще раньше? — предложил хозяин. — Вот здесь, выше.

Ник кивнул, пролистал страницы, но ни нужного адреса, ни фамилии не обнаружил.

— Знаете, у нас столько клиентов, — с важным видом заметил папаша Джо. — Множество заказов… Разве всех упомнишь…

— Скажите, только разносчики вашей пиццерии носят форменные красно-зеленые куртки? — спросил Ник.

— Да, только они. Красно-зеленые форменные куртки — наш фирменный знак. А почему вы спрашиваете? — вдруг забеспокоился хозяин. — Знаете, у нас тут недавно произошел странный случай. Один из моих парней снял куртку, повесил на дверь, выходящую на задний двор, отлучился буквально на минуту, а когда вернулся, куртка исчезла! Представляете?

— Когда это произошло?

— Примерно неделю назад.

— И куртка так и не отыскалась?

— Нет, — развел руками папаша Джо. — Конечно, я понимаю, наши куртки — красивые, они многим нравятся. Но ведь ходить в ней по улицам не будешь! Сразу видно, что это униформа.

— Да, вы правы. — Ник достал из кармана визитную карточку и вручил хозяину. — Если вдруг эта таинственно исчезнувшая куртка все-таки найдется или вы что-либо вспомните, непременно позвоните мне, — сказал он, направляясь к выходу.

— Обязательно, детектив О'Коннор, обязательно. Я всегда рад помочь представителям закона.

«Да, как же, — хмуро думал Ник, проходя через грязную кухню. — Ты рад, что я не вызвал санитарную инспекцию, которая здорово бы тебя оштрафовала, а то и вовсе лишила лицензии».

Ник подошел к ожидающему его у двери Геркулесу, взял поводок, и они вышли на улицу. Садясь за руль своего джипа, Ник еще раз бросил презрительный взгляд на пиццерию папаши Джо и, обращаясь к бульдогу, сказал:

— Сегодня вечером получишь дополнительную порцию пастрами, приятель.

Без двух минут одиннадцать вечера убийца в белом халате, со стетоскопом на груди сидел перед телевизором в маленькой комнате номер 308 и не отрываясь смотрел на Элизабет Найт, заканчивающую очередную серию «Темного зеркала». Его пристальный взгляд скользил по ее прекрасному лицу, внимательно следил за точно выверенными, неторопливыми жестами. Убийца наслаждался, слушая звучный, глубокий голос Элизабет, и думал о том, как она восхитительна. Элизабет Найт… На мгновение у него возникло ощущение, что Элизабет почувствовала его взгляд, ощутила через экран телевизора. Так не бывает? Бывает, ведь она, сама того не подозревая, связана с ним тысячами невидимых тончайших нитей, и если он чувствует ее, как самого себя, значит, и у нее тоже могут возникать подобные ощущения.

Передача закончилась, начались вечерние одиннадцатичасовые новости. Убийца продолжал машинально смотреть на экран, с которого только что исчезло лицо прекрасной Элизабет, но голос диктора доносился до него отдаленно, как бы со стороны, он не вслушивался в слова. Страшная автокатастрофа на шоссе… Четверо погибло… Художественный фильм… Через несколько минут…

«Недоумки, — презрительно кривя губы и отрывая взгляд от экрана, думал убийца. — Страшная автокатастрофа… Что они знают о смерти и насилии? Ровным счетом ничего. Просто делают вид, что хорошо осведомлены, а на самом деле…»

Вот если бы они обратились к нему, он мог бы им о многом поведать. И об убийствах, и о насилии. Ведь, в сущности, ничего таинственного или мистического в акте убийства нет, и с каждым разом эта истина становится для него все очевиднее. Есть страх — сильный, животный страх быть схваченным, и все.

И вопросы, много тревожных вопросов. Как скоро они сумеют вычислить его, напасть на след? После того, что произойдет через несколько минут, это будет не очень сложно, тем более что расследованием очередного загадочного, леденящего душу убийства займется то же самое полицейское управление. И поручат это дело тому же самому детективу с противным бульдогом. Убийца почему-то не сомневался в этом. А этот полицейский — неглупый парень, он станет усердно копать, сопоставлять, прикидывать… Он его вычислит, непременно вычислит и начнет охоту. Да…

Убийца протянул руку и выключил телевизор. Он сунул руку в карман, проверил его содержимое и удовлетворенно кивнул. Все на месте: шприц с морфином, тюбик алой губной помады, тончайшие хирургические перчатки. А ведь не так просто было все это раздобыть, особенно шприц с морфином! Но когда за дело берется настоящий профессионал, ему всегда все удается.

«Ну? Готов? — мысленно обратился к себе убийца, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. — Все нормально? Тогда вперед!»

Он поднялся со стула, подошел к двери и приоткрыл ее. Дверь тихонько скрипнула, убийца вздрогнул и замер. Неподвижно постоял несколько секунд на пороге, затем осторожно выглянул в коридор и прислушался. Где-то вдалеке, очевидно в другом крыле коридора, санитар мыл пол. Звякало ведро, мокрая тряпка хлопала по кафельному полу.

«Все будет нормально, — с гордостью подумал убийца, натягивая тонкие хирургические перчатки — У меня все получится отлично. Жаль только, никто об этом не узнает. Похвалиться некому. Пока, во всяком случае…»

Он на цыпочках вышел в пустой коридор, сделал три шага, отделяющие его от соседней палаты номер 310, легко толкнул дверную ручку… На середине комнаты на кровати неподвижно лежал пожилой мужчина с закрытыми глазами. Убийца бесшумно приблизился к нему и вгляделся в его бледное, измученное, с запавшими щеками лицо. Руки пациента были обмотаны какими-то трубочками, отовсюду тянулись проводочки, в изголовье кровати стоял аппарат, по экрану которого тянулись волнообразные линии. На мгновение убийца ощутил жалость к тяжелобольному мужчине. Ему даже показалось, что тот похож на его деда… Но он тотчас же мысленно одернул себя: не время для жалости и сентиментальных воспоминаний!

Убийца наклонился к лежащему мужчине, тот открыл глаза и испуганно посмотрел на него. Но, увидев, что перед ним человек в белом халате со стетоскопом на груди, успокоился. Убийца точным, быстрым движением ввел иглу шприца в вену мужчины, затем выдернул ее и положил шприц на пол. Толкнул его ногой, чтобы тот закатился под кровать. Прибор в изголовье пациента запищал, зеленые волнообразные линии запрыгали, превращаясь в одну длинную прямую.

Убийца нервно оглянулся на дверь, вынул из кармана тюбик губной помады, открыл его. Наклонился к уже мертвому мужчине и мазнул алой помадой по его бледным губам. Убрал тюбик в карман, быстро подошел к двери, осторожно приоткрыл ее и высунул голову в коридор. Никого. Только звякает ведро с водой и хлопает тряпка по кафельному полу, но звуки доносятся уже отчетливее — значит, санитар очень скоро появится в этом крыле.

Убийца вышел, бесшумно закрыв дверь палаты, и быстрым легким шагом направился к лестнице. Итак, у него снова все получилось! Он сделал то, что намечал. План выполнен, операция проведена блестяще. Жаль, что вечерние одиннадцатичасовые новости уже закончились. Еще немного — и он уже сегодня стал бы главным героем уходящего дня. Но ничего, он станет им завтра. То есть пока еще не он, а его очередное кровавое деяние. И слава Богу, что не он лично. Его еще никто не вычислил, к счастью. Никто. Но даже если они его поймают — а рано или поздно это все равно случится, — он сдастся с чувством выполненного долга. Ведь все, что он совершал, он делал во имя Элизабет Найт. Ради ее бездонных голубых глаз, блестящих черных волос, тонкого, строгого, прекрасного лица… Все для несравненной Элизабет Найт. Ради нее он пойдет на все. Даже на смерть, ведь она того стоит.

 

Глава 8

Войдя в холл своего дома, Элизабет сразу же заметила маленький голубой конверт, лежащий на полу, и ее сердце заколотилось. Кошка Кэти радостно бросилась встречать хозяйку, но увидев незнакомый плоский предмет, остановилась около него и с подозрением обнюхала.

— Кэти… Я так и думала… — прошептала Элизабет, не сводя испуганного взгляда с голубого конверта. — Я знала, что… — Она наклонилась и осторожно, двумя пальцами подняла его.

Элизабет прошла на кухню, достала из ящичка нож и вскрыла конверт. Из него выпал листок бумаги с напечатанным текстом.

«Значит, он настолько осмелел, что решил написать мне послание? — с внезапной злостью подумала она. — Впрочем, ничего удивительного. Этого следовало ожидать. А почему, собственно, он? — вдруг спросила она себя. — Может, это кто-нибудь другой…»

Но кто другой? Дрожащими руками Элизабет развернула листок и прочитала отпечатанный на машинке короткий текст.

Дорогая Элизабет!

Я очень надеюсь, ты поймешь: все, что я совершил, я сделал ради тебя. Ты — необыкновенная, особенная женщина, и мне горько сознавать, что мои чувства к тебе не находят взаимности в твоей душе. Но надежда все равно остается, какой бы ничтожно малой она ни была. Когда-нибудь ты осознаешь, что мной двигала лишь безмерная, всепоглощающая любовь к тебе. Ты оценишь ее, и мы будем вместе. Навсегда.

— О Господи, — беззвучно прошептала Элизабет, бросая письмо на кухонный стол и выбегая из кухни. — Значит, он снова принялся за старое… Значит…

Она влетела в гостиную, бросилась к журнальному столику, схватила маленькую красную записную книжку и начала судорожно листать. Наконец отыскала нужную фамилию, села на диван, протянула руку к стоящему на журнальном столике телефону и набрала номер. Длинные гудки, один, второй, третий… Наконец на другом конце провода раздался негромкий, с ленивыми интонациями голос:

— Доктор Голком слушает.

— Здравствуйте, доктор. Это мисс Найт, надеюсь, вы меня не забыли?

— Мисс Найт? Да, конечно… Я вас слушаю.

— Только что я получила письмо от Дэвида Фергюсона, — выпалила Элизабет. — Хочу вам его прочитать.

— Пожалуйста…

Пока Элизабет читала послание, Голком внимательно слушал, не перебивая.

— Ну, что скажете, доктор? — с вызовом спросила Элизабет. — Вы продолжаете утверждать, что душевное самочувствие Дэвида Фергюсона в норме и его психика полностью восстановилась?

— А вы уверены, что письмо прислал именно он? — вдруг спросил доктор Голком.

— А кто же еще?

— Послание подписано?

— Нет.

— Но вы узнали его почерк?

— Оно напечатано на машинке.

— Почему же вы решили, что письмо написал непременно Дэвид Фергюсон?

— Как… почему? — опешила Элизабет, охваченная яростью.

Мгновенно перед глазами замелькали воспоминания и ощущения давно минувших дней: парализующий, ни на секунду не отпускающий страх, мрачное, тоскливое одиночество, бессилие перед тупыми полицейскими чинами, которым невозможно ничего объяснить. Ее бесконечные просьбы о помощи и их стандартный издевательский ответ: «Извините, но пока он не совершил никакого преступления, и нам нечего вменить ему в вину».

— Это письмо мог написать только Дэвид Фергюсон! — негодующе воскликнула Элизабет. — И вы тоже отлично это понимаете.

— Мисс Найт, не делайте поспешных выводов! — раздраженно бросил доктор Голком. — Вы — известная личность, привлекаете к себе всеобщее внимание, и написать вам это письмо мог любой из ваших фанатов.

— Но письмо подбросили под дверь! — возразила Элизабет. — А Фергюсону известен мой адрес!

— Мисс Найт, успокойтесь, не надо так волноваться. Даже… если на секунду допустить, что письмо действительно написал Дэвид Фергюсон, то уверяю вас, за этим не скрывается никакой угрозы. Обычное письмо, объяснение в любви, вот и все.

Слушая идиотские слова доктора, Элизабет крепко сжимала рукой телефонную трубку, и ее губы кривились в презрительной усмешке. Неужели Голком считает ее полной дурой и уверен, что она утешится подобными объяснениями? Поверит, что освобождение из заключения Фергюсона не таит для нее никакой опасности? Но ведь он уже сделал первый пробный шаг по направлению к ней! Он приблизился…

— Обычное объяснение в любви? — запальчиво крикнула Элизабет. — За кого вы меня принимаете? И вас, врача, даже не волнует то, что опасный хладнокровный убийца не без вашей помощи оказался на свободе? И теперь спокойно разгуливает по улицам нашего города, намечая следующую жертву? Вот что я вам скажу, доктор Голком: выступать в роли будущей жертвы я не намерена. И если я снова столкнусь с Дэвидом Фергюсоном, я убью его. Вы слышите меня, доктор? Убью.

— Мисс Найт… успокойтесь. Не бросайтесь такими страшными словами. Сейчас вы устали, ваши нервы напряжены…

Элизабет гневно швырнула телефонную трубку, не дослушав доктора Голкома. Для чего она вообще позвонила этому недоумку? А ведь ей сейчас необходимо подумать о том, что делать дальше. Как жить и что предпринять, чтобы обезопасить свою жизнь от посягательств сумасшедшего убийцы Дэвида Фергюсона.

Кэти бесшумно запрыгнула на колени хозяйки, а Элизабет закрыла глаза и начала ласково поглаживать ее шелковистую шерстку. Множество разных вариантов дальнейших действий закрутилось у нее в голове. Позвонить в полицию и сообщить о письме? Глупо, а главное, бессмысленно. Она уже имела печальный опыт общения с полицией десять лет назад.

Нанять охрану? Разумно, надежно, но ощущать себя каждую минуту под пристальным прицелом чужих равнодушных глаз? Неприятно. Может быть, позднее, когда…

Попробовать самой разыскать Фергюсона и поговорить с ним? О чем? Чтобы он оставил ее в покое? Бесполезно, он и слушать ничего не захочет. Убить его?

Перед мысленным взором Элизабет появилось большое, в позолоченной раме зеркало, откуда на нее смотрело множество лиц: молодых и пожилых, симпатичных и не очень, мужских и женских… Лица людей, волею судьбы оказавшихся в драматической, чрезвычайной ситуации и поставленных перед сложным выбором: отнять жизнь у человеческого существа, чтобы выжить самим.

«Вглядитесь в собственную душу…» Так она, Элизабет Найт, предлагает каждую пятницу своим многочисленным телезрителям. Теперь заглянуть в темный омут собственной души предстояло ей самой. Что она там видит? Пока ничего, лишь черную пустоту. Сможет ли она расправиться с хладнокровным убийцей Дэвидом Фергюсоном, если его безумие будет угрожать ее жизни? Возможно, очень скоро Элизабет узнает ответ на этот вопрос…

— О Господи, капитан, если вы решили сжить меня со свету, то у вас это неплохо получается, — закатив глаза, вздохнул Ник и стал барабанить пальцами по папке с документами, которую его начальник только что принес и положил на заваленный бумагами стол.

Капитан Боб Райерсон усмехнулся, взял папку в руки, раскрыл и сунул Нику под нос.

— Пойми, связь между двумя этими делами очевидна! Между убийством в госпитале и смертью того парня, которому размозжили голову бутылкой из-под шампанского.

— Его убили не бутылкой, — возразил Ник. — Коронер нашел в ране деревянные фрагменты. Он уверен, что парня стукнули по голове какой-то дубинкой, возможно с залитым внутрь свинцом. — Ник тяжело вздохнул и нервным жестом пригладил волосы. — Итак, какая же связь существует между этими двумя убийствами? — спросил он.

— Они оба — весьма странные, — ответил капитан.

— Большинство дел об убийствах кажутся странными!

— Оба убийства произошли в пятницу вечером.

— Как и многие другие, расследуемые в нашем управлении.

— Между одиннадцатью и половиной двенадцатого вечера, — продолжал капитан.

Ник взял папку и пролистал содержащиеся в ней документы.

— Значит, говорите, прослеживается связь… — пробормотал он, и его взгляд стал заинтересованным.

— Явная связь! — подтвердил капитан и самодовольно усмехнулся.

Боб Райерсон и Ник О'Коннор были знакомы много лет, за эти годы между ними установились хорошие, почти дружеские отношения, на которые не влияли словесные перепалки. Коллеги Боба и Ника слышали эти перепалки: стены кабинетов были тонкими, и к разговорам на повышенных тонах все привыкли. Всем было известно: Боб и Ник с уважением относятся друг к другу, каждый ценит профессиональные и личные качества другого, но открыто в этом не признается.

Райерсон покачался на старом вращающемся стуле, помолчал, а потом достал из кармана сигареты и закурил. Сизый дым поплыл по маленькому кабинету. Ник недовольно поморщился.

— Курить — дурная привычка. Вредит здоровью. Если не бросите, то очень скоро у вас появятся проблемы.

— Как скоро? — ухмыльнувшись, уточнил Боб.

Ник взглянул на висящий на стене календарь с многочисленными пометками, сделанными красным карандашом, и с напускной серьезностью ответил:

— Через три недели четыре дня…

Райерсон рассмеялся.

— Значит, что касается этого дела, Ник. Убит старый мужчина, у которого никогда не было врагов. Он лежал в больнице, ему сделали тяжелейшую операцию, самочувствие его понемногу улучшалось, и вот… — капитан выразительно развел руками, — старику вкатили смертельную дозу морфина.

— Он был женат?

— Да. Жена сейчас в ужасном состоянии.

— Может, со стариком свели счеты какие-нибудь его бывшие деловые партнеры?

— Ник, о каких партнерах ты говоришь? В свое время он владел газетным киоском, но уже лет двадцать на пенсии. Нет, данная версия отпадает.

— А наследники?

— У старика две взрослые дочери — обычные женщины средних лет. А что касается наследства, то его просто нет. Или, во всяком случае, нет ничего такого, из-за чего со стариком стоило бы расправиться. Вот, взгляни. — Капитан достал из папки фотографию и вручил Нику.

Ник взял в руки снимок, вгляделся в мертвое лицо. Господи, как странно… Губы мертвого старика были перепачканы ярко-красной краской!

— Губная помада?

— Как видишь, ярко-красная.

— Откуда? Может, его жена…

— Она вообще не пользуется косметикой, — перебил его Боб. — И дочери тоже.

Ник удивленно взглянул в документ, где были указаны данные убитого.

— Но он был слишком стар и болен, чтобы заигрывать с больничными сиделками!

— Вот именно. Нет, об этом и речи быть не может. Здесь что-то другое, — задумчиво проговорил капитан. — Шприц, которым убийца ввел смертельную дозу морфина, валялся под кроватью. Спрашивается, почему он его не забрал с собой?

— А отпечатки пальцев есть?

— Ни одного, который мог бы нас заинтересовать.

— Значит, мы имеем дело с опытным, расчетливым преступником.

— И это обстоятельство усложнит расследование, — кивнул капитан.

Ник полистал документы, прочел предварительный отчет.

— Да, похоже, это действительно весьма странное убийство.

— Я же тебе говорил! Складывается впечатление, что здесь не обошлось без инсценировки. Так же как и в твоем деле о парне, которому якобы разбили голову бутылкой из-под шампанского.

— И оба эти преступления были совершены в пятницу вечером.

— Да, экспертиза утверждает, что в обоих случаях смерть наступила приблизительно в пятнадцать минут двенадцатого ночи.

— Ладно, вечером я внимательно почитаю дело, — сказал Ник и, усмехнувшись, добавил: — Благодарю за дополнительное домашнее задание. А то я все голову ломал: чем бы мне вечером заняться?

— Ладно, Ник, работа есть работа, — улыбнулся капитан. — Придется тебе напрячь мозги. Я пойду. — Боб поднялся и направился к двери. — Слушай, Ник, — добавил он, остановившись на пороге. — Давай как-нибудь на днях заходи ко мне домой. Посидим, отведаем пиццы, а? И моя старушка будет тебе рада. Знаешь, что она недавно про тебя сказала? Что ты очень приятный парень. Может, сегодня заглянешь?

— Нет, Боб, спасибо. Мне надо хоть изредка появляться дома, а то мать и младшая сестра забудут, как я выгляжу. Я же целыми сутками торчу на работе. Нет, сегодня мы с матерью и Ниной будем смотреть телевизор или видео.

— Ладно, тогда как-нибудь в другой раз.

— А своей старушке передайте: я просто без ума от нее. Рад, что наши чувства взаимны.

— Смотри у меня, О'Коннор! — погрозил пальцем Боб. — Если вздумаешь ухлестывать за ней, то…

— Успокойтесь, я пошутил, — улыбнулся Ник.

Он любил иронизировать над Бобом, называвшим свою жену старушкой, и подкалывать его. «Старушка» капитана была молодой привлекательной женщиной — блондинкой с хорошей стройной фигурой и моложе мужа на пятнадцать лет. Это обстоятельство всегда заставляло Боба ревниво следить за всеми мужчинами, приходящими к ним в дом, и даже за ближайшими друзьями.

Когда-то давно в семье Ника О'Коннора существовала хорошая традиция: воскресные дни проводить дома, с Розмари и Ниной. Но работа отнимала почти все время, и очень часто Нику приходилось находиться в своем рабочем кабинете или ездить по срочным вызовам и по воскресным дням. Сохранить добрую семейную традицию удалось наполовину. Теперь вся семья собиралась воскресными вечерами у телевизора или видеомагнитофона и смотрела фильмы, ток-шоу или развлекательные передачи. Как правило, для будущего просмотра выбирала кассеты Нина, она же варила эспрессо, ставила на журнальный столик чашки, сахарницу и печенье в шоколаде. Они с матерью садились на старый диван Ника, а сам он устраивался в отцовском кресле, время от времени бросал взгляды на разные старые вещи и безделушки, напоминающие ему о детстве и юности, и улыбался. Как хорошо находиться в кругу семьи, рядом со «своими» двумя женщинами и верным псом, обмениваться впечатлениями, перебрасываться короткими фразами, наблюдать, как Розмари вяжет или плетет кружева, а Геркулес, устроившись на полу, спит, тихонько похрапывая.

— Ну, что мы будем смотреть сегодня, малышка? — обратился Ник к Нине, которая внесла в гостиную поднос с дымящимися чашками кофе и вазой шоколадного печенья.

— Мама! Скажи ему, чтобы не называл меня малышкой! Я уже взрослая!

— Ник, Нине это не нравится, — улыбнулась Розмари, не отрываясь от вязанья. — Называй ее по имени, пожалуйста.

Ник подмигнул младшей сестре, а она демонстративно отвернулась. Это было тоже своего рода традицией, игрой, в которую они играли много лет, втягивая и Розмари, выступавшую в роли судьи. С годами обязанности по поддержанию семейной традиции все больше брала на себя Нина: теперь она варила кофе, сервировала столик, угощала мать и брата печеньем. Ник радовался, видя, как Нина повзрослела, и вместе с тем печалился, потому что старела Розмари.

Нина подошла к видеомагнитофону и вставила кассету.

— Сегодня мы будем смотреть кассету с записью «Темного зеркала», — объявила она.

— Ты выбрала ее? — удивился Ник.

— Разумеется, — рассмеялась сестра.

Передача началась, и Ник, глядя на экран, где появилась прекрасная Элизабет, подумал о том, что Нина сделала правильный выбор. Шоу действительно интересное, а смотреть на ведущую — одно удовольствие… Элизабет Найт, глядя в телекамеру, обращалась к зрителям, говорила о боли и страданиях людей, попавших в сложную жизненную ситуацию, предлагала каждому мысленно сделать собственный нравственный выбор… На экране яркая блондинка крадучись шла по коридору, прижимая к груди ярко-красную дамскую сумочку, и Ник недовольно поморщился. Контраст с элегантной Элизабет был очевиден и не в пользу блондинки-актрисы.

Шоу прервалось рекламой, во время которой Нина налила матери и Нику еще по чашке кофе и сунула спящему Геркулесу шоколадное печенье. Пес мгновенно проснулся, схватил его и проглотил.

— По-моему, вы с Ником очень балуете собаку, — заметила Розмари. — Ему вредно есть сладкое.

— А подкармливая его куриной печенкой, ты его не балуешь? — с улыбкой возразил Ник.

Реклама закончилась, на экране снова появилась вульгарная блондинка: она бесшумно подошла к одной из больничных палат, остановилась и, прежде чем войти, быстро огляделась. Камера взяла ближний план, и Ник, увидев табличку на двери палаты, вздрогнул и привстал с кресла. Номер 310. Мысли лихорадочно закружились в голове, перед глазами возникли листы документов из папки, которую ему недавно вручил начальник…

Блондинка тем временем приблизилась к постели больного, достала из сумочки шприц… Потом, после того как больной умер, она наклонилась к нему и коснулась алыми губами его рта. Шприц упал на пол…

Ник вскочил кресла, едва не наступив на Геркулеса, и изумленно воскликнул:

— Палата номер 310! Вы видели? Морфин, алая губная помада… Черт возьми!

— Ник, не выражайся в присутствии младшей сестры, — укоризненно промолвила Розмари. — Я много раз тебя просила…

— Мама, да ты только посмотри! Это же дело, которое мне поручено расследовать! Не может быть…

Он рванулся к столу, схватил свой кейс и достал из него папку с бумагами. Раскрыл ее, пролистал… Палата 310…

— Ну хорошо, — бормотал он себе под нос, — номер палаты может совпасть, такое бывает. Но ярко-красная губная помада, морфин, шприц, закатившийся под кровать… Нет… кто-то совершил убийство, скопировав его с передачи «Темное зеркало».

Ник выбежал из гостиной на кухню, а Нина с недоуменным видом последовала за ним.

— Ник, что случилось, объясни! — Она взяла брата за руку.

Но он ничего не ответил, а подскочив к кухонному шкафу, распахнул его, стал доставать перевязанные веревкой стопки газет и журналов и класть их на стол. В кухню вошла Розмари, и они с Ниной наблюдали, как Ник, разрезая ножом веревки, перелистывает журналы, в которых печатали анонсы телепередач.

— Ник, пожалуйста, скажи нам, что ты ищешь! — обратилась к сыну Розмари. — Нельзя ли нам с Ниной тебе помочь? Зачем ты развязываешь стопки журналов? Я собиралась их выбрасывать.

— Мне надо проверить одну вещь, — торопливо проговорил Ник. — Потом я соберу все журналы и свяжу их. — Он повернулся к сестре. — Нина, малышка, помоги мне. Посмотри журналы с анонсами телепередач.

Нина начала помогать брату.

— Вот, — сказала она, подавая брату журнал. — Что там смотреть?

— Когда выходит шоу «Темное зеркало»? — спросил он.

— По пятницам. В десять вечера.

— По пятницам? — Ника охватило знакомое ощущение: охотничий азарт, который всегда так помогает в работе. — В десять вечера?

— Да, но ты объясни…

Ник склонился над журналом и начал читать:

«Как всегда, в пятницу, в десять вечера, Элизабет Найт приглашает вас на очередную серию «Темного зеркала», в которой будет рассказана трагическая история о том, как педагог надругался над своей ученицей…» Ник замолчал и поднял голову: лицо его было напряжено, глаза блестели.

— Нина, ты смотришь каждую серию «Темного зеркала»?

— Обычно смотрю, но когда у меня свидание с Бобби…

— А ты видела серию про этого педагога?

— Да, она мне очень понравилась.

— Скажи, а чем его убила молодая девушка?

— Она шарахнула его по голове бутылкой из-под шампанского.

— «Дом Периньон»?

— Что?

— Бутылка была большая, темно-зеленая?

— Да… кажется. А почему тебя это так интересует, Ник?

— А после того как педагог был убит, в передаче показали разбросанное по полу женское белье? Бюстгальтер, разорванный спереди?

— Да, а ты откуда это знаешь, если не смотрел шоу? — удивилась Нина.

Вместо ответа Ник обнял сестру, крепко прижал к себе и поцеловал в щеку.

— Малышка, я тебя обожаю! — Затем подошел к Розмари, стоящей с удивленным видом около кухонного стола, наклонился и тоже поцеловал ее. — Мама, извини, но мне надо срочно уйти. Увидимся позднее, а вот когда именно, пока сказать не могу. Мои дорогие женщины, я вынужден вас покинуть!

Ник вернулся в гостиную, надел кожаную куртку, схватил кейс, ключи от джипа и побежал вниз по лестнице на улицу, к гаражу. Распахнул переднюю дверцу, сел за руль и, прежде чем завести мотор, подумал: «А ведь Нина даже не знает, что такое «Дом Периньон». Надо бы разориться, купить бутылку и подарить ей. Да, прямо сегодня же, на обратном пути. И не важно, что Нине всего семнадцать лет».

 

Глава 9

Не успела Элизабет зайти в приемную, как ее секретарь и подруга Кассандра проворно вскочила из-за стола и с загадочной улыбкой подбежала к ней.

— Ты даже не представляешь, какой сюрприз ожидает тебя в кабинете! — быстро проговорила она. — Такой красавчик! Он…

— Касс, успокойся, — прервала ее Элизабет. — Я много раз просила тебя не заниматься сводничеством, не пытаться без моего ведома устраивать мою личную жизнь.

— Нет, ты не поняла. Красавчик, ожидающий тебя в кабинете, не мой знакомый. — И, понизив голос и сделав страшные глаза, пояснила: — Он полицейский.

— Полицейский?

Мысли лихорадочно закружились в голове Элизабет, и очень скоро подходящее объяснение визита полицейского было найдено: его интересует Дэвид Фергюсон. Он пришел предостеречь ее? Или у него для нее важное, но маловероятное сообщение: Фергюсон после освобождения, не сумев вернуться к нормальной жизни и распорядиться предоставленной ему свободой, прыгнул с моста?

— Да, представь себе, полицейский! — оживленно подтвердила Касс. — Он предъявил мне свое удостоверение. — Она засмеялась, захлопав длинными ресницами. — У него наверняка есть наручники, кандалы и полицейская дубинка. Как интересно!

— Касс, ты неподражаема, — с легкой улыбкой произнесла Элизабет. — Редкий экземпляр.

Кассандра танцующей походкой вернулась к своему столу, а Элизабет, собравшись с духом и сделав непроницаемое лицо, шагнула к двери своего кабинета. Господи, как же не хочется разговаривать с полицейским! С самого утра портить себе настроение. Все они одинаковые, эти так называемые служители закона.

Элизабет решительно распахнула дверь и, увидев стоящего около окна мужчину, замерла от неожиданности и изумления. Ее сердце подпрыгнуло в груди и гулко забилось. Это он… Тот детектив с английским бульдогом! Тот самый… с ярко-зелеными глазами, обворожительной улыбкой, стройной мускулистой фигурой и широкими плечами. Но что он здесь делает? Что ему от нее нужно?

Заметив хозяйку кабинета, полицейский отошел от окна, шагнул к ней, и их взгляды встретились. На мгновение Элизабет охватило странное чувство: ей вдруг неудержимо захотелось прижаться к его крепкому телу и обнять за шею.

«Угомонись!» — мысленно приказала она себе и деловым тоном спросила:

— Чем могу быть вам полезна?

В ярко-зеленых глазах полицейского промелькнуло удивление и, как показалось Элизабет, досада. Не понравился оказанный ему прохладный прием? Но ведь он явился сюда, во-первых, без приглашения, а во-вторых, вне всякого сомнения, не с хорошими новостями.

— На днях мы с вами встречались, мисс Найт. — Мужчина протянул ей руку. — Надеюсь, вы помните.

— Помню.

— Я — детектив О'Коннор из отдела расследования убийств полицейского управления Мидтауна.

— Расследования убийств? Я не ослышалась? — взволнованно воскликнула Элизабет.

— Нет, не ослышались, — подтвердил полицейский.

«Какую бы новость он ни сообщил, не теряй присутствия духа, — мысленно приказала себе Элизабет. — Все будет… хорошо».

Она заставила себя вежливо улыбнуться и указала на кресло с подголовником.

— Садитесь, пожалуйста, детектив О'Коннор. Разрешите предложить вам чашечку кофе?

— Нет, спасибо, — ответил он, усаживаясь в кресло.

Элизабет села в кресло напротив.

— Вы, очевидно, явились ко мне в связи с показом по телевизору моего шоу «Темное зеркало»? — осведомилась она. — У представителей закона имеются ко мне претензии? — И усмехнулась.

— Мне очень нравится ваше шоу, — с искренней улыбкой ответил детектив. — А моя младшая сестра Нина от него просто в восторге.

В его голосе Элизабет уловила едва заметный ирландский акцент. Ну конечно, фамилия полицейского — О'Коннор, и такие ярко-зеленые глаза бывают только у ирландцев. Но как все-таки он хорош собой! Сильный, мужественный и, похоже, добрый человек, хотя и… полицейский.

— Какова же в таком случае цель вашего визита?

Детектив откинулся в кресле, несколько секунд задумчиво смотрел на нее, а потом сообщил:

— Я расследую два дела об убийствах, и, надеюсь, вы поможете мне в этом.

— Я? — удивилась Элизабет. — Чем же я могу вам помочь?

Детектив О'Коннор распахнул кожаную куртку и достал из внутреннего кармана черную записную книжку и авторучку. Элизабет заметила кожаную кобуру с пистолетом и невольно поежилась.

Полицейский раскрыл записную книжку, полистал, нашел нужную страницу и обратился к Элизабет:

— Мисс Найт, вспомните, пожалуйста, где вы находились в прошлую пятницу между одиннадцатью часами вечера и полуночью?

— Вы меня в чем-то подозреваете?

— Нет, что вы, это обычная формальность, — улыбнулся О'Коннор.

Его улыбка вызвала у Элизабет смешанные чувства. Она снова поразилась внешней привлекательности этого мужчины и вместе с тем внутренне напряглась. Элизабет сознавала: эта «формальность», как выразился О'Коннор, имеет непосредственное отношение к двум преступлениям, расследованием которых он занимается.

— В это время я вместе с друзьями находилась в пивном баре Донахью на Пятьдесят пятой улице, — ответила она.

— А в то же самое время за неделю до этого?

— Там же, в баре Донахью. Кстати, если помните, в тот вечер мы с вами встретились на улице. Вы были с собакой. Возможно, вы удивитесь и не поверите мне, но, несмотря на мою известность, я веду обычную, я бы даже сказала, тихую жизнь.

Детектив О'Коннор снова улыбнулся, кивнул, и Элизабет уже в который раз невольно залюбовалась его улыбкой. Какие у него четко очерченные губы, белые ровные зубы, красиво контрастирующие со смуглой кожей! А ямочки на щеках!

— Знаете, я не рассказал младшей сестре о нашей с вами, случайной встрече, — шутливо заметил полицейский. — Побоялся, что она замучает меня расспросами и умрет от зависти.

При упоминании о младшей сестре детектива у Элизабет на мгновение больно сжалось сердце. Перед мысленным взором промелькнуло лицо трагически погибшей Марти, но она заставила себя улыбнуться и взглянула на детектива О'Коннора. Заметил ли он ее замешательство и печаль в глазах? Вне всякого сомнения, заметил. У Элизабет складывалось впечатление, что от пристального взгляда этого мужчины не ускользает ничто.

— Скажите, а почему вы задаете мне эти вопросы? — спросила Элизабет, отводя взгляд. — Разве убийства, которые вам поручено расследовать, имеют ко мне какое-нибудь отношение?

Детектив О'Коннор достал из кармана куртки конверт, раскрыл и вынул пачку фотографий. Просмотрел их, отобрал несколько и передал Элизабет.

— Посмотрите эти фотографии, пожалуйста, и вы сами найдете ответ на свой вопрос, — ответил он.

Она протянула руку, взяла снимки, но, прежде чем начать их рассматривать, несколько секунд сидела молча, пытаясь успокоиться. Она догадывалась, что ей предстоит увидеть на них… Тогда, десять лет назад, Элизабет уже сталкивалась с печальной необходимостью лицезреть ужасные картины, бесстрастно запечатленные полицейским фотографом. Наконец она собралась с духом и взглянула на первую фотографию.

На полу комнаты лежал мертвый мужчина с окровавленной головой. Снимок впечатляющий, но не шокирующий.

— Он был учителем местной средней школы, — пояснил детектив. — В свое время его пытались обвинить в надругательстве над ученицей.

— Да, это отвратительно, — кивнув, тихо промолвила Элизабет. — Но при чем здесь я?

— Смотрите дальше.

Следующая фотография: тот же пол, лежащий на нем труп, и рядом — бутылка из-под шампанского. «Дом Периньон». Горлышко отбито, валяется неподалеку. На бутылке засохли темные бурые пятна.

Кровь прилила к щекам Элизабет, перехватило дыхание. Порывистым жестом она схватила следующую фотографию, бросила быстрый тревожный взгляд: разорванный спереди шелковый бюстгальтер…

— О Господи, не может быть, — хрипло прошептала она. — Это же… сцены из моего шоу. — Вскинула голову и растерянно посмотрела на полицейского.

Он подался вперед, положил руки на колени и кивнул:

— Совершенно верно.

— Когда было совершено это убийство? — тихо спросила Элизабет.

— В пятницу вечером, две недели назад.

— То есть когда мы с вами случайно встретились неподалеку от того дома? Вы приехали по срочному вызову.

— Да, именно тогда. По данным экспертизы, смерть наступила в двенадцатом часу ночи.

— Значит, преступление было совершено сразу после окончания моего шоу?

— Смотрите другие фотографии, — вместо ответа попросил детектив О'Коннор.

Дрожащими руками Элизабет взяла следующий снимок и взглянула на него. Снова труп, на сей раз лежащий на больничной кровати.

«Нет, Господи, не может быть… Только не на больничной кровати», — в отчаянии подумала она.

Губы пожилого мертвого мужчины были измазаны ярко-красной помадой… На следующей фотографии Элизабет увидела валяющийся на полу шприц…

— Морфин? — прошептала она, заранее зная ответ.

— Он самый, — кивнул детектив.

Далее Элизабет увидела заснятую с близкого расстояния дверь больничной палаты с табличкой «310».

Детектив О'Коннор взял у нее стопку фотографий, убрал в конверт и сочувственно улыбнулся. Слезы навернулись на глаза Элизабет. Нет, она умела владеть собой, а такие эмоции, как раздражение и страх, вообще не вызывали у нее слез. Но когда в минуту душевной слабости люди начинали жалеть ее, предательские слезы подступали к глазам и ей приходилось высоко поднимать голову, чтобы они не вылились наружу. Вот и сейчас сочувственная улыбка О'Коннора едва не заставила Элизабет разрыдаться.

— Кто же совершил эти чудовищные злодеяния и почему? — прерывающимся голосом спросила она.

— Хотел бы я знать ответ на ваш вопрос! — усмехнулся детектив. — Именно поэтому я к вам и пришел. Надеялся, вы мне поможете.

— Я бы с радостью, но…

Зазвонил телефон, Элизабет поднялась с кресла, подошла к столу и подняла трубку. Звонила Касс, напоминала, что на утро у Элизабет назначено несколько деловых встреч.

— Да, Касс, я помню, — торопливо проговорила Элизабет. — Сейчас я очень занята. Пусть ждут. Пока не соединяй меня ни с кем.

Она вернулась к креслу, села и, взглянув на полицейского, произнесла:

— Простите.

О'Коннор снова полистал записную книжку и спросил:

— Мисс Найт, вы были знакомы с убитыми? С Грегори Джарвисом или Гербертом Уилкоксом?

— Нет.

— Может, в телекомпании или за ее пределами есть люди, недовольные вашим шоу?

— Таких много. И в телекомпании, и пикетчики, которые каждый день выкрикивают свои протесты. Вы хотите спросить, есть ли у меня враги? Враги есть у всех, только мы не всегда их знаем.

Она вспомнила о Дэвиде Фергюсоне и о… других, кого могла бы причислить к разряду врагов, но тут снова зазвонил телефон, и Элизабет пришлось взять трубку.

— Касс, я же просила…

— Да, я помню, но это Броди. Я сказала ему, что ты очень занята, но он заявил, что в таком случае сейчас сам заявится сюда. Звоню тебя предупредить.

— Я поняла, спасибо.

Элизабет повесила трубку, сняла со спинки стула куртку и, обращаясь к детективу, предложила:

— Пойдемте куда-нибудь в другое место. Боюсь, здесь нам не дадут поговорить.

— Если хотите, мы можем подъехать в полицейское управление и продолжить наш разговор там. — О'Коннор поднялся с кресла и последовал за Элизабет к двери.

— Нет, — возразила она, оборачиваясь. — Думаю, полицейское управление — не самое подходящее место для беседы.

Детектив О'Коннор улыбнулся, и Элизабет уже в который раз неудержимо захотелось прижаться к его широкой груди и положить голову ему на плечо. Казалось, он, и только он, сумеет избавить ее от всех неприятностей, зарядить энергией, вселить уверенность в собственные силы. С ним она почувствует себя в полной безопасности. С ним забудет о постоянном тоскливом одиночестве.

— Как вы относитесь к пиву «Гиннесс» и ни на минуту не умолкающим разговорам о матчах регби? — шутливо осведомилась Элизабет.

— Моя фамилия — О'Коннор. Вот и ответ на ваш вопрос.

— Тогда пойдемте!

Спрятавшись за спинами многочисленных демонстрантов, толпящихся у входа в здание телекомпании, убийца внимательно наблюдал, как Элизабет Найт в сопровождении того самого полицейского выходит на улицу.

«Итак, этот парень уже взялся за дело, — мрачно подумал он. — Успешно начинает складывать разрозненные кусочки мозаики. И если он явился к Элизабет, значит, теперь она в курсе всего происходящего».

Он скользнул равнодушным взглядом по лицам стоящих с плакатами демонстрантов: они, как всегда, были искажены злобой и тупой решимостью добиться поставленной цели — запретить наконец шоу Элизабет Найт, пропагандирующее, по их мнению, насилие и безнравственность.

«Возможно, они и правы, — вдруг пришло ему в голову. — Насилие на экране порождает насилие в обществе. И мои деяния лишний раз это доказывают. Вот только они об этом пока не догадываются…»

Да и деяния свои убийца не собирался завершать. Впереди у него много чего задумано, и все это необходимо выполнить. Он снова перевел взгляд на Элизабет и усмехнулся. Итак, она встретилась с этим полицейским… Вдруг он увидел, как детектив обнял Элизабет Найт за талию, провел ее сквозь плотные ряды злобных демонстрантов, и лицо убийцы исказилось от гнева. Как он смеет прикасаться к ней? Что он себе позволяет? Почему она не возмутится, не сбросит его руку?

Внезапно в голову убийцы пришла мысль, ошеломившая его. А может быть, Элизабет Найт не такая уж и святая женщина и ей нравятся мужские прикосновения? Она — обычная, заурядная особа, каких полно вокруг, и он просто все выдумал? Ему хотелось, чтобы она была необыкновенной, единственной, и такой он сотворил ее в своем воображении?

Элизабет Найт и полицейский миновали злобную толпу. Убийца выждал несколько секунд и осторожно двинулся вслед за ними по улице. Когда они сворачивали за угол, он заметил, с какой симпатией эта парочка смотрит друг на друга, и вздрогнул от негодования. Так… между ними уже вспыхнула симпатия. Потом она перерастет в привязанность, привычку постоянно видеть друг друга, а дальше… Неужели Элизабет понравился этот проклятый полицейский?

«Он ей понравился, — вынужден был признать убийца. — Он ей очень понравился».

А дальше этот чертов детектив уложит прекрасную Элизабет в постель, займется с ней любовью и будет делать с ней все, что пожелает. Все то, что много раз проделывал с Элизабет убийца… в своих мечтах.

Элизабет и полицейский шли по улице, оживленно беседуя, но убийца не пытался приблизиться к ним и подслушать их разговор. Теперь, когда детектив взялся раскручивать загадочные убийства и уже познакомился с Элизабет Найт, убийце надо быть предельно осторожным. Ни одного лишнего движения, ни одного промаха, иначе этот ловкий парень очень быстро нападет на его след, вычислит и захлопнет капкан.

Полицейский поддерживал Элизабет за локоть, наклоняя голову к ее лицу, а она с откровенной симпатией смотрела ему в глаза и улыбалась. Наблюдать за этой идиллической картиной было невыносимо. Убийца сжал кулаки, а его глаза полыхнули огнем ненависти. Нет, он не допустит, чтобы его Элизабет спуталась с этим наглым парнем! Все, что угодно, но только не это! Элизабет принадлежит только ему, и не важно, знает она об этом или нет. Важно другое.

Он никогда в жизни не помышлял причинить Элизабет Найт ни малейшего вреда, даже мысль об этом казалась ему кощунственной, но теперь, когда она увлеклась этим мерзким полицейским, ему придется пересмотреть свое отношение к ней. Элизабет не оставляет ему выбора, она сама толкает его на это. Ведь все, что он совершал, он делал это ради нее, ради несравненной Элизабет, но, похоже, она не оценила его преданности и безграничной любви. Напрасно…

 

Глава 10

Пивной бар, куда Элизабет Найт привела детектива О'Коннора, удивил его: Ник почему-то был уверен, что такая знаменитая женщина, телезвезда, посещает исключительно роскошные, изысканные рестораны. А заведение Донахью напомнило ему пивной бар, куда в свое время отец изредка брал с собой Ника и даже угощал пивом. Ник тогда был совсем юным, но выглядел старше своих лет, и никому из посетителей не приходило в голову усомниться в его возрасте. Если Райан О'Коннор привел с собой сына, значит, тот достаточно взрослый, чтобы посещать пивные бары.

Появление в баре Элизабет, да еще в обществе незнакомого мужчины, вызвало заметное оживление в зале. Пока Элизабет и Ник шли к отделенному перегородкой столику в дальнем конце зала, множество посетителей радостно приветствовали ее, улыбались и с нескрываемым интересом рассматривали ее спутника. Всем было любопытно узнать, кто этот мужчина, в обществе которого появилась Элизабет Найт.

— Вы, наверное, удивлены, что наш приход в бар вызвал такую бурную реакцию? — с улыбкой спросила Элизабет, когда они с Ником усаживались за столик. — Это я виновата. Мне не следовало приводить вас в бар, где меня все хорошо знают.

— И посетители всегда так шумно реагируют на ваше появление?

— Да, но сейчас их больше заинтересовали вы, а не я.

— Почему?

— Потому что они подумали, что мы с вами… вместе.

«Вместе», — мысленно повторил Ник, и от этого простого слова у него сильно забилось сердце. Вместе… С этой необыкновенно красивой молодой женщиной? Вот если бы так было на самом деле! «Перестань фантазировать!» — приказал себе Ник и глубоко вздохнул, стараясь унять сердцебиение.

— А это тоже ваши хорошие знакомые? — спросил он, кивнув в сторону официанток, окруживших внушительных размеров мужчину, чей статус в этом заведении угадывался сразу — хозяин и бармен.

— Да, они тоже мои хорошие друзья. Майкл — хозяин бара, а с этими женщинами я была знакома еще до того, как стала ведущей «Темного зеркала». Я здесь подрабатывала в свое время.

Ник удивленно вскинул голову. Вот, значит, как… Успех Элизабет Найт не свалился на нее с неба, и прежде, чем стать знаменитой, она прошла обычный трудовой путь, знает реальную жизнь не понаслышке и видела ее не из салона дорогого автомобиля. Симпатия и уважение, которые Ник испытывал к Элизабет Найт до этой минуты, еще больше усилились, хотя он и боялся признаться себе в этом. А внешность Элизабет просто приводила его в восхищение. Он не отрываясь смотрел в ее прелестное лицо, обрамленное черными блестящими волосами, любовался красивыми руками с тонкими длинными пальцами, обхватившими бутылку пива, с волнением смотрел на немного пухлые, четко очерченные губы, которыми она прикасалась к горлышку бутылки…

«Вспомни наконец о деле, которое тебя привело к Элизабет Найт! — мысленно приказал он себе. — Ты расследуешь два серьезных преступления, которые каким-то образом связаны с этой женщиной. И не исключено, что придется занести ее в список подозреваемых. Подумай об этом!»

Неожиданно в глазах Элизабет мелькнули слезы, ее пальцы, обхватившие бутылку, задрожали.

«Нет, эта женщина не может быть причастна к убийствам, — подумал Ник, сочувственно глядя на сидящую напротив Элизабет. — Маньяк, психический больной убивает людей, копируя ее сценарии, а она чувствует вину за это. Ведь это ее фантазии какой-то полоумный претворяет в жизнь».

— Кто же совершил эти преступления? — словно угадав мысли Ника, взволнованно произнесла Элизабет. — Кому и для чего это понадобилось? Невозможно поверить… — Ее голос дрогнул, и она оборвала себя на полуслове.

Слезы готовы были хлынуть из глаз Элизабет, и Ник схватил со стола бумажную салфетку и подал ей, пожалев, что никогда не имел белоснежного носового платка, как у его приятеля Питера Макдональда. Выходит, зря он над ним насмехался. В данной ситуации безупречно чистый носовой платок очень бы пригодился!

— Вокруг полно психически нездоровых людей, — сказал Ник, сделав несколько глотков пива. — Они всегда существовали, в любом обществе и во все времена.

— Вот если бы только они не причиняли вреда нормальным людям! — с внезапной злостью проговорила Элизабет, прикладывая бумажную салфетку к глазам.

— Вы имеете в виду какого-то конкретного человека? Вам кто-то угрожает? Мисс Найт, прошу вас, расскажите все откровенно!

— Да, есть такой человек, — тяжело вздохнула Элизабет, и Ник заметил, что ее руки задрожали. — Этого человека зовут Дэвид Фергюсон. Две недели назад его освободили из тюрьмы.

«По времени совпадает», — мелькнуло в голове у Ника.

Он достал из кармана записную книжку и авторучку и спросил:

— Из какой тюрьмы выпустили этого человека?

— Из тюрьмы Беллингхэм. Это на севере штата.

— Знаю. Несколько пойманных мною молодчиков были туда отправлены. И кто такой этот Дэвид Фергюсон?

— Дэвид Фергюсон — преступник. Десять лет назад он убил мою младшую сестру, — тихо сказала Элизабет.

У Ника сжалось сердце. Он прекрасно понимал чувства этой женщины: ее страх, ненависть, отчаяние. Если бы кто-нибудь посмел поднять руку на Нину…

— Выйдя на свободу, Фергюсон пытался связаться с вами? — быстро спросил он.

— Да, — кивнула Элизабет. — На днях я получила письмо. Мне подбросили его под дверь. Письмо без подписи, но я уверена, что прислал его Фергюсон.

— В нем содержались угрозы?

— Нет, угрозами это назвать нельзя… Он признавался, что любит меня, надеется на взаимность… — Она презрительно усмехнулась.

— Итак, один реальный подозреваемый у нас уже появился. — Ник записал что-то в блокнот. — Я непременно займусь им. Признание в любви — это тоже своего рода угроза.

— Очевидно.

«Любовь убийцы может довести до гибели», — мрачно подумал Ник, но вслух высказать эту мысль не решился.

— Мисс Найт, вы должны показать мне это письмо, — попросил он.

— Конечно, я обязательно принесу его вам.

Она снова промокнула салфеткой глаза, попыталась улыбнуться, но улыбка вышла печальной, и Нику показалось, что сейчас Элизабет Найт больше похожа на несчастную, испуганную маленькую девочку, чем на знаменитую на всю страну сценаристку и ведущую телешоу.

— Чем еще я могу вам помочь, детектив О'Коннор? — взглянув на Ника, спросила она. — А что касается Дэвида Фергюсона… то его надо немедленно остановить, пока этот негодяй не убьет еще кого-нибудь.

— Мисс Найт, мне необходимо ознакомиться с кратким содержанием ваших сценариев — прошлых и будущих, — сказал Ник. — И по возможности просмотреть видеокассеты ваших шоу. Вы сможете все это мне предоставить?

— Разумеется. Я завтра же привезу вам их в полицейское управление!

— Спасибо, но будет лучше, если я сам заеду к вам и заберу их.

Ник понимал, что проявляет неуместную настойчивость, но боялся упустить шанс лишний раз увидеть Элизабет. Ведь если она сама приедет в полицейское управление, его может не оказаться на месте, и встреча не состоится!

— И еще, мисс Найт, я бы попросил вас составить список людей, которые, по вашему мнению… недолюбливают вас, имеют претензии к вашему шоу — словом, всех, кого вы можете считать своими недоброжелателями.

— Врагами? — усмехнулась Элизабет. — Боюсь, таких, к сожалению, может оказаться немало, и список получится длинный.

Она откинулась на скамью, обвела взглядом помещение пивной, и Ник, наблюдая за ней, заметил, как Элизабет нахмурилась, увидев мужчину, в одиночестве сидящего неподалеку. Посетитель с угрюмым видом пил пиво, и, казалось, царящее вокруг веселье сильно раздражает его.

— Кто он? — тихо спросил Ник, кивнув в сторону мужчины.

— Это Норман Полсон, — ответила Элизабет. — А почему он вас заинтересовал?

— Уж очень у него мрачный вид, — ответил Ник. — Резко отличается от других посетителей.

— Норман — хороший парень, просто у него возникли серьезные проблемы, и он очень переживает.

— Что же с ним стряслось?

— Две недели назад Броди Ярборо выгнал Нормана с работы за то, что тот оказал мне одну небольшую любезность.

Ник покачал головой и снова сделал пометки в своем блокноте.

— Нет, детектив О'Коннор! — воскликнула Элизабет. — Норман здесь ни при чем. Да, сейчас он зол на весь свет, но парень он честный, добрый, мухи не обидит. Не тратьте на него время.

— Мисс Найт, когда расследуешь дело об убийстве, необходимо рассматривать все версии, какими бы невероятными они ни казались, — твердо произнес Ник, убирая в карман блокнот и авторучку.

— В таком случае я должна стать вашей первой и главной подозреваемой, — с печальной усмешкой промолвила Элизабет.

— Мисс Найт, отработать все линии расследования — мой служебный и человеческий долг, — возразил он. — Вы не должны на меня обижаться.

— Я ничуть не обижаюсь на вас. И все-таки, как вам кажется, кто мог совершить столь чудовищные преступления, скопированные с моих сценариев?

— Не знаю, мисс Найт. Пока у меня мало фактов для того, чтобы прийти к какому-либо определенному выводу. Когда приступаешь к расследованию, то сначала собираешь фактический материал, а потом уже начинаешь анализировать его и выстраивать версии. Так что пока не время для умственных упражнений.

— Детектив О'Коннор, я никогда не поверю, что вы просто занимаетесь сбором фактического материала, оставляя размышления и выводы на потом. Вы производите впечатление умного, вдумчивого человека.

— Делать умное лицо нас обучали в школе полицейских, — рассмеялся Ник.

— Значит, вы оказались способным учеником!

— Мисс Найт, могу я задать вам личный вопрос, не относящийся к делу? — вдруг серьезно спросил О'Коннор.

Этот вопрос давно мучил его, еще со времени первой встречи с Элизабет, но он никак не решался задать его. Элизабет кивнула.

— Почему вы так не любите полицейских? Верите глупым фильмам, где все стражи закона изображаются тупыми и ленивыми? Или ваше недоброжелательное отношение имеет под собой реальную основу?

В глазах Элизабет снова мелькнули слезы, она опустила голову, несколько мгновений молчала, а затем взволнованно заговорила:

— Я много раз твердила вашим так называемым коллегам, что Дэвид Фергюсон опасен. Пыталась объяснить, что в любую минуту он может на кого-нибудь напасть и убить. Вы думаете, они прислушались к моим словам? Нет! И когда однажды ночью Фергюсон позвонил мне и зловещим тоном сообщил, что едет ко мне домой с оружием, намереваясь убить меня, я снова обратилась в полицию. Я попросила у них защиты, и знаете, что мне ответил дежурный офицер? «Свяжитесь с нами, когда он до вас доедет».

В глазах Ника вспыхнуло негодование, краска стыда залила его смуглое лицо.

— Мисс Найт, уверяю вас, не все служители закона такие бездушные мерзавцы, как те, о которых вы только что рассказали!

— Да, я понимаю, не все, но мне пришлось столкнуться именно с такими — ленивыми, бездушными людьми, — сухо промолвила она. — Так вот, в ту ночь Фергюсон… убил мою младшую сестру. — Ее голос задрожал. — А потом эти полицейские долго допрашивали меня, обвиняя во всех смертных грехах, и ни один, ни один из них, даже не выразил мне сочувствия, а ведь я… а ведь я потеряла самого близкого мне человека. И никто не признался, что, если бы они серьезно отнеслись к моим звонкам и просьбам, моя сестра осталась бы жива. Потрясающее равнодушие! Я не говорю об искренности, но хотя бы формальное сочувствие они могли проявить?

Элизабет замолчала. Ник опустил голову, избегая ее взгляда. Ему было стыдно за своих незнакомых коллег, да и за себя тоже. Ведь, в сущности, за годы работы в отделе расследования убийств он так же, как и те полицейские, о которых рассказала Элизабет, очерствел душой, точнее, изо дня в день заставлял себя безучастно взирать на самые кровавые человеческие злодеяния. Он на службе, его дело — не эмоции, а расследование убийств.

Но делиться своими соображениями с Элизабет, которая до сих пор тяжело переживает смерть младшей сестры, Ник не счел возможным. Он поднял голову и тихо сказал:

— Мне искренне жаль, мисс Найт, что все так получилось. Искренне жаль, поверьте.

— Спасибо, — печально промолвила сна. — Напрасно я завела разговор о тех людях. Пусть это останется на их совести. И в смерти своей сестры я больше всего виню не Фергюсона, не их, а себя. Я не смогла уберечь ее. Но меня сейчас очень тревожит другое: снова погибли невинные люди, и получается, что мое шоу убило их.

Поддавшись внезапному порыву, Ник накрыл рукой тонкую узкую ладонь Элизабет, почувствовав, какие холодные у нее пальцы. Конечно, в полицейской школе подобным приемам работы со свидетелями его не обучали, но в данной ситуации этот жест выглядел совершенно естественно.

— Мисс Найт, о чем вы говорите? Ваше шоу никого не убивало! — горячо возразил он. — Вы — всего лишь сценаристка и ведущая, и в том, что какой-то безумец решил воспользоваться вашими фантазиями, вы не виноваты. Он совершает убийства, а не вы.

Элизабет заморгала, и несколько слезинок покатились по ее щекам.

— Детектив О'Коннор, пожалуйста, поймайте этого негодяя, — прошептала она. — Очень вас прошу.

Ник погладил ее руку, кивнул и серьезно произнес:

— Сделаю все, что в моих силах, мисс Найт. Обещаю. — И улыбнувшись, нарочито бодрым голосом добавил: — Помните, во время нашей первой встречи я говорил вам, что я — лучший детектив в городе? Так оно и есть, не сомневайтесь.

Ник сидел в гостиной на диване и молча смотрел на хозяйку дома. Перед ним на журнальном столике стояли чашечки с ароматным дымящимся кофе и блюдо со свежеиспеченными булочками, покрытыми шоколадной глазурью. Миссис Уилкокс, вдова убитого четыре дня назад в больнице Герберта Уилкокса, тоже молча сидела в кресле, опустив голову. Время от времени женщина бросала печальные взгляды на стоящие на пианино семейные фотографии, на каждой из который был снят ее ныне покойный муж, и тяжело вздыхала.

С первой минуты знакомства Ник проникся уважением к этой скромной, мужественной пожилой женщине. Она встретила его очень достойно, чего от других вдов в подобных трагических обстоятельствах ожидать не приходилось. Держалась ровно, не рыдала, не обвиняла всех на свете в гибели мужа и к приходу детектива даже сварила вкусный кофе и испекла булочки с шоколадной глазурью.

Наконец миссис Уилкокс подняла голову, взглянула на висящее на стене распятие и глухим голосом произнесла:

— Я понимаю, все мы смертны, каждому из нас отпущен свой срок, но я даже и подумать никогда не могла, что мой Герберт закончит свою долгую и честную жизнь таким страшным образом. Я очень тяжело переживаю его смерть, но больше всего меня удручает способ его ухода в мир иной.

— Миссис Уилкокс, поверьте: мы сделаем все, что в наших силах и возможностях, чтобы отыскать и покарать убийцу вашего мужа. — Ник сделал несколько глотков ароматного горячего кофе из изящной фарфоровой чашечки.

— Уверена: Господь Бог покарает убийцу моего мужа и сурово накажет его за совершенное преступление, — продолжала миссис Уилкокс, машинально дотрагиваясь до висящего на цепочке золотого крестика на шее. — А я… — она запнулась, — я не должна ненавидеть этого преступника. Это не по-христиански. Бог поможет мне, он сам свершит суд над убийцей.

— Миссис Уилкокс, скажите, у вашего покойного мужа были враги? — спросил Ник, заранее зная ответ. Ну в самом деле, какие могли быть враги у старого, тяжелобольного человека, прожившего долгую честную жизнь? Нет, Ник был абсолютно уверен, что убийца избрал своей жертвой мистера Уилкокса лишь потому, что тот имел несчастье лежать в палате номер 310. Но ради соблюдения формальностей все-таки задал этот вопрос.

— Никогда в жизни у Герберта не было врагов. — Вдова поднялась с кресла и подошла к пианино, на котором стояли фотографии. Взяла одну, долго, печально вглядывалась в лицо своего покойного мужа, а потом ласково провела кончиками пальцев по глянцевой поверхности снимка. — Я уже говорила вам, детектив О'Коннор: мой муж был исключительно порядочным человеком, истинным христианином. Каждое воскресенье он посещал церковь и за всю свою жизнь не пропустил ни одной мессы. Мы вырастили с ним замечательных детей, у нас прекрасные внуки. — Она со вздохом поставила фотографию обратно. — Если бы вы только знали, как наши дети и внуки тяжело переживают его смерть!

Ник поднялся с дивана. Продолжать разговор с вдовой убитого дальше не имело смысла. Совершенно очевидно: у ее мужа не было врагов, и помочь следствию она ничем не может. Самое время оставить ее наедине со своими воспоминаниями и печалью.

— Миссис Уилкокс, спасибо вам за то, что согласились со мной побеседовать, — сказал Ник, направляясь к двери и доставая из кармана визитную карточку. — Возьмите, пожалуйста. Если вы вдруг что-нибудь вспомните или просто захотите со мной поговорить, звоните в любое время суток.

Миссис Уилкокс взяла визитную карточку и слегка улыбнулась.

— Непременно позвоню, — тихо проговорила она.

Но Ник был абсолютно уверен, что она никогда не позвонит. Эта женщина не из тех, кто донимает полицию звонками. Внезапно он вспомнил о вчерашнем разговоре с Элизабет Найт, обвинившей полицию в равнодушии, и задержался на пороге. Тронул пожилую женщину за плечо и с искренним сочувствием произнес:

— Миссис Уилкокс, поверьте, я искренне сожалею о случившемся. Примите мои глубокие соболезнования.

Впервые за время беседы в глазах вдовы блеснули слезы.

— Спасибо, молодой человек, — пробормотала она. — Спасибо. — И, улыбнувшись, пожала ему руку.

— Броди, мне необходимо с тобой поговорить! Немедленно! — громко произнесла Элизабет, входя в кабинет хозяина телекомпании и в который раз машинально отмечая безвкусный интерьер. Вызывающе красного цвета напольный ковер, увешанные чучелами диких зверей стены, огромных размеров леопардовое кресло на середине комнаты… И в этом леопардовом кресле сидел сам Броди, держа на коленях крашеную молодую блондинку и страстно целуя ее в пухлые губы.

Элизабет узнала блондинку: это была актриса Синди, изображавшая убийцу своего мужа. Та самая, в ярко-красном коротком платье, которая кралась по больничному коридору к палате номер 310. Только теперь на молодой актрисе был тигровой расцветки модный комбинезон, молния на нем была расстегнута, и Броди ласкал ее пышную грудь.

— Дорогая, разве ты не видишь? Я занят, — отрываясь от блондинки, насмешливо произнес Броди, но в голосе его прозвучало раздражение.

— Нам надо поговорить, — упрямо повторила Элизабет.

— Лиззи, куколка, как ты нетерпелива! — Броди отпустил актрису. — Подожди немного, и ты тоже получишь от старины Броди все, что пожелаешь.

Блондинка застегнула молнию комбинезона, неуверенной походкой направилась к двери, но Элизабет остановила ее:

— Синди, подожди! Послушай, что я тебе скажу. Ты хорошая актриса, и тебе совсем не обязательно удовлетворять все прихоти Броди Ярборо или кого-либо еще из начальства, чтобы получить работу.

— Но мой агент говорит…

— А ты не слушай своего агента! Загляни в мою приемную и оставь у моей помощницы Кассандры свои данные. Мы с ней подыщем тебе другого агента, который будет добросовестно выполнять свою работу. Договорились?

Синди растерянно улыбнулась, пожала плечами, а потом горячо воскликнула:

— Мисс Найт, большое вам спасибо! Вы так добры!

— Не стоит благодарности.

Синди скрылась за дверью, а Элизабет повернулась к Броди, который с угрюмым видом выжидающе смотрел на нее.

— Уверена, ты на меня не в обиде. Твое леопардовое кресло редко пустует, и как только я уйду, Синди снова сможет занять свое место у тебя на коленях.

— Ты за нас не переживай! — раздраженно бросил Ярборо, демонстративно застегивая молнию на джинсах. — Но учти, если ты еще раз позволишь себе врываться ко мне в кабинет и отрывать меня…

— Броди, тебе отлично известно: просто так я к тебе никогда не захожу. И раз я появилась у тебя в кабинете, значит, дело не терпит отлагательств.

— Ну и какое же у тебя ко мне дело, дорогая?

Накануне весь вечер Элизабет вспоминала свою встречу с детективом О'Коннором, поведавшим ей о двух убийствах, совершенных неизвестным преступником по сценариям «Темного зеркала», и долго размышляла над тем, как лучше выстроить свой будущий разговор с Броди Ярборо, какие убедительные слова подыскать, но сейчас, взглянув в его ледяные глаза, осознала, что ничего хорошего из их беседы не получится.

— Вчера ко мне приходил полицейский из отдела расследования убийств! — без предисловий выпалила она.

В глазах Броди мелькнуло удивление, но он тотчас же совладал с собой, лениво скрестил руки на широкой груди и, ухмыльнувшись, спросил:

— Тебе об этом так не терпелось мне поведать, дорогая? Ты кого-то ухлопала, и детектив хочет тебя арестовать?

— Броди! — негодующе вскричала Элизабет. — Мне не до шуток. Кто-то совершил два убийства в прошлую и позапрошлую пятницу, скопировав мой сценарий «Темного зеркала». Причем преступления были совершены сразу после выпуска нашего шоу!

— Элизабет, в нашем городе часто случаются убийства, — усмехнулся Броди. — В любое время суток, и по пятницам тоже. Уверен, тебе не следует так волноваться.

— Броди, как ты не понимаешь? Преступник сделал все точно так, как в «Темном зеркале»! Он скопировал абсолютно все детали!

— Не может быть…

— Да говорю же тебе: в первом случае он разбил голову мужчины бутылкой из-под шампанского, разрезал спереди шелковый бюстгальтер, бросив его и кружевные трусики на пол. А во втором случае расправился с тяжелобольным мужчиной в больничной палате номер 310. Представляешь? Вколол ему смертельную дозу морфина, бросил шприц на пол.

— Чушь какая-то, — после долгой паузы хмуро произнес он. — А в общем… нам-то с тобой какое до всего этого дело?

— Как? — опешила Элизабет. — Но ведь…

— Скажи, а пресса уже разнюхала про все это? — вдруг спросил Броди.

Пресса… Вчерашнее страшное известие о двух совершенных по ее сценарию убийствах так потрясло Элизабет, что она совсем забыла о прессе — о жадных до сенсаций журналистах и репортерах, которые злорадно будут трепать ее имя во всех программах новостей.

— Как зовут того полицейского, который к тебе приходил? — поинтересовался Броди, подвинув к себе лист бумаги и взяв авторучку.

— Детектив Николас О'Коннор, — ответила Элизабет. — Сержант из отдела расследования убийств полицейского управления Мидтауна.

— А он… ничего не напутал?

— Да я своими глазами видела фотографии! Труп мужчины с проломленной головой, бутылка шампанского, перепачканные ярко-красной помадой губы мертвого старика… Таких совпадений не бывает!

— Что ж, Элизабет, значит, ты прекрасный сценарист, — усмехнувшись, произнес он. — Оказывается, мы тебя недооценивали. Ты пишешь такие классные сценарии, что они даже вдохновляют людей на преступления.

— Спасибо за сомнительный комплимент, — поджав губы, промолвила Элизабет.

Броди достал сигару, прикурил, выпустил изо рта облачко сизого дыма и неожиданно произнес:

— Знаешь, что я думаю? Каким будет следующее преступление? На этой неделе застрелят пьяного парня-водителя.

Элизабет удивленно вскинула голову, но тотчас же поняла ход рассуждений Броди. На этой неделе, в пятницу, по телевидению должны показать очередную серию «Темного зеркала», в которой молодой, убитый горем отец мстит за смерть своего ребенка. Пьяный водитель задавил насмерть ребенка и, испугавшись, скрылся с места преступления, оставив несчастную жертву умирать на дороге.

— Броди, мы должны отменить выпуск шоу на этой неделе!

— Элизабет, не будь так категорична в своих выводах. — Броди выпустил изо рта новое облачко дыма.

— Но мы не имеем права рисковать чьей-то жизнью!

Броди улыбнулся, протянул руку и с отеческим видом похлопал Элизабет по плечу.

— Не волнуйся, моя куколка. Старина Броди все уладит и сам обо всем позаботится.

В его голосе Элизабет не почувствовала уверенности и решимости действительно разобраться со всеми проблемами, но дольше оставаться в кабинете Ярборо она не могла: через десять минут у нее была назначена встреча с детективом О'Коннором. Элизабет должна была передать ему список своих явных и возможных недоброжелателей, который они составили вместе с Кассандрой.

— Мне нужно идти. Но я очень рассчитываю, что ты серьезно отнесешься к моим словам, Броди. Передачу необходимо отменить.

— Детка, не волнуйся, — почти ласково повторил он. — Все будет хорошо.

Когда Элизабет покидала кабинет Ярборо, ее охватило предчувствие, что ничего хорошего, как уверял ее Броди, не будет. И ей в очередной раз надо готовиться к худшему и снова доказывать себе, что она справится с любой, самой безнадежной ситуацией.

Несколько минут Броди Ярборо неподвижно сидел за столом, напряженно прислушиваясь, не раздадутся ли шаги Элизабет и не нагрянет ли она снова к нему в кабинет, потом встал, подошел к окну и посмотрел вниз, туда, где привычно толпились демонстранты с плакатами, требующими запретить показ по телевизору «Темного зеркала».

— Придурки, — брезгливо поморщившись, пробурчал он себе под нос.

Вернувшись к столу, Броди поднял телефонную трубку и торопливо проговорил:

— Бэмби, соедини меня с отделом новостей. — Нетерпеливо забарабанил пальцами по столу и, услышав голос на том конце провода, сказал: — Стив? Бери своих парней и подходи ко мне. Да, нам необходимо потолковать. Это касается выпуска шестичасовых новостей.

 

Глава 11

Элизабет включила компьютер и, ожидая, когда он загрузится, стала смотреть в окно на Пятую авеню, по которой неслись бесконечные вереницы машин. Иногда одна из них пыталась обогнать другую или высадить на ходу пассажира, и тогда раздавался оглушительный взрыв негодования. Возмущенно гудели сирены, водители высовывались из окон и посылали вслед нарушителю проклятия и угрозы. На верхнем этаже шума не было слышно, но картину эту Элизабет наблюдала ежедневно, давно привыкнув к ней и почти не обращая на нее внимания.

Элизабет предпочитала работать над сценариями не в своем кабинете в здании телекомпании, а дома. Там ее компьютер тоже располагался около окна, но из него открывался совершенно иной вид. Белоснежные яхты и лодки, плавно покачивающиеся на водной глади порта Мэдисон, — этот живописный, почти идиллический пейзаж всегда радовал взор Элизабет, успокаивал нервы, а главное, неизменно способствовал приливу творческой фантазии. Но сегодня Франциск попросил ее кое-что переделать в одной из серий «Темного зеркала», и ей пришлось остаться в своем кабинете и сесть за компьютер.

Элизабет никогда не возражала против просьб режиссера, наоборот, всегда с готовностью бралась за работу, но сегодня ее мысли были далеки от сценария, вдохновение не приходило и сосредоточиться было тяжело. Как можно рисовать в воображении сцены будущей истории, когда в реальной жизни происходят такие страшные вещи? Фантазии Элизабет, предназначенные всего лишь для показа по телевизору, воплощаются в действительность, неся смерть ни в чем не повинным людям. Да и не известно, выйдет ли в эфир эта серия, поскольку Броди пообещал ей, что «Темное зеркало» не появится на экране до тех пор, пока убийцу не поймают.

Краткое содержание серии, эпизод из которой Франциск попросил переделать, сводился к следующему: пьяный водитель сбивает машиной ребенка, оставляя его умирать на дороге. Элизабет работала над сценой, где водитель, спустя несколько дней после трагедии, снова напивается, пошатываясь, выходит из бара и садится за руль автомобиля. Отец умершего ребенка подкарауливает его, подходит к открытому окну машины и сообщает водителю, что он — отец того самого ребенка, которого водитель задавил насмерть. Звучит выстрел, и голова пьяного парня бессильно падает на грудь.

Пальцы Элизабет с привычной легкостью бегали по клавиатуре компьютера, но она то и дело отвлекалась от текста, снова и снова мысленно возвращаясь к вопросу, мучающему ее с того самого момента, когда детектив О'Коннор сообщил ей об убийствах, скопированных с ее сценариев. Что будет дальше, если в самое ближайшее время полиция не поймает безумца, воплощающего в жизнь ее фантазии? Элизабет не покидало странное, пугающее ощущение: каждая новая сочиненная ею и появившаяся на экране строка неумолимо приближает какого-то неизвестного ей человека к гибели. И кто на сей раз может оказаться в роли невинной жертвы?

Зазвонил телефон, Элизабет оторвала взгляд от экрана и взяла трубку.

— А он уже здесь, — пропела нарочито тоненьким голоском Кассандра.

Краска залила лицо Элизабет. Господи, неужели детектив О'Коннор стоит сейчас около ее помощницы и все это слышит? Тоненький голосок с многозначительными интонациями…

— Кто — он? — холодно осведомилась Элизабет, надеясь, что Касс одумается, перестанет паясничать и ставить ее в неловкое положение. — Детектив О'Коннор?

— Он самый, — продолжала Касс, подражая ирландскому акценту. — Красавец полицейский…

— Проводи его ко мне, Кассандра, — сухо попросила Элизабет.

Она почти никогда не называла свою подругу полным именем, за исключением редких случаев, когда Касс позволяла себе лишнее и Элизабет на нее сердилась. Дверь кабинета распахнулась, на пороге со смущенной улыбкой появилась Кассандра, а за ней Ник. Досада Элизабет на подругу мгновенно улетучилась. Она видела только ярко-зеленые глаза молодого мужчины, обворожительную улыбку…

Детектив О'Коннор был в той же старой кожаной куртке. Он распахнул ее, и Элизабет заметила под ней тенниску с глубокомысленной надписью на груди «Настроение у людей бывает разным». Джинсы на сей раз Ник сменил, но новыми их тоже назвать было трудно: на одном колене красовалась заплатка, другое было вытерто до дыр. Элизабет немного смущенно оглядела детектива и вдруг вспомнила, что сегодня утром, собираясь на работу, очень тщательно выбирала наряд. К чему бы это? Обычно она предпочитала ходить на работу в свитере и джинсах, но сегодня — сознательно или нет — долго прикидывала, что ей надеть, примеряла разные платья и пристально рассматривала свое отражение в зеркале. Наконец Элизабет остановила выбор на темно-синей шелковой блузке с глубоким вырезом, черной кожаной юбке, черных колготках и туфлях на высоких каблуках, зрительно удлиняющих ее и без того длинные стройные ноги.

Похоже, она не зря старалась: Ник, вне всякого сомнения, оценил ее усилия. Он внимательно оглядел нарядную, красивую хозяйку кабинета, и в его ярко-зеленых глазах вспыхнуло восхищение. Именно восхищение, а не откровенно мужской интерес, и Элизабет оценила это.

— Садитесь, пожалуйста, детектив О'Коннор, — деловым тоном проговорила она, пытаясь скрыть смущение и волнение. Подошла к столу, взяла кожаную папку и протянула Нику. — Здесь все, о чем вы просили. Письмо, о котором я вам рассказывала, список моих явных недоброжелателей и краткое содержание прошлых и будущих серий «Темного зеркала».

Ник взял папку, раскрыл и зашелестел страницами.

— Спасибо, мисс Найт, — кивнул он. — Мы с коллегами обязательно исследуем письмо на наличие отпечатков пальцев, а также поработаем над списком и прочитаем сценарии. Я вам очень благодарен за… — Внезапно он прервал себя на полуслове и нахмурился. Склонив голову над одним листом, Ник начал внимательно читать, а Элизабет нетерпеливо спросила:

— Что-то не так, детектив?

— Значит, в одной из серий «Темного зеркала» рассказывалось, как мужа убили шарами для игры в боулинг, — озадаченно пробормотал он.

— Да, ее показывали три недели назад, — подтвердила Элизабет. — Этот человек, муж, постоянно избивал жену, и однажды она не выдержала издевательств и…

— Скажите, на месте преступления лежали шары?

— Как вы догадались?

По лицу детектива промелькнула тень, и Элизабет снова охватило дурное предчувствие: пора готовиться к худшему. Но что на сей раз?

— Вы хотите сказать… — прерывающимся голосом произнесла она, — что было совершено еще одно убийство?

— Да. В центре города. Его расследованием занимается мой приятель, из другого управления.

— Значит, погибли не два, а три человека. И все они мертвы потому, что…

Она не договорила, остановив взгляд на группе демонстрантов, ставших уже неотъемлемой частью местного пейзажа, напрягла зрение и прочитала один из многочисленных плакатов:

«Насилие с экранов телевизоров шагнуло в нашу жизнь!»

«А ведь это правда», — горько усмехнувшись, подумала Элизабет.

Она обернулась и хотела вернуться к столу, около которого в кресле сидел детектив О'Коннор, но, к своему удивлению, обнаружила, что он стоит рядом с ней. Неожиданно Ник положил руку ей на плечо, и этот вполне дружеский и уместный в данной ситуации жест растрогал Элизабет почти до слез.

«Как мало у меня настоящих друзей, — ощущая приятное тепло его ладони, подумала она. — В сущности, кроме Касс и Майкла Донахью, у меня никого нет».

— Боюсь, для вас наступают невеселые времена, — словно угадав ее мысли, тихо промолвил Ник. — Если вы нуждаетесь в помощи или просто в дружеском участии, смело обращайтесь ко мне. Я сделаю все, что в моих силах, мисс Найт.

Элизабет взглянула в лицо О'Коннора и прочла в его глазах симпатию и беспокойство за ее судьбу. Она верила: он произнес эти слова искренне, а не в расчете на приятную возможность сойтись поближе со знаменитостью.

— Спасибо, Ник, — растроганно произнесла Элизабет и поразилась, как естественно у нее получилось обратиться к нему по имени. — Я вам очень благодарна за все. — Он молча убрал руку с ее плеча, и Элизабет вернулась к своему столу. Села и печально добавила, качая головой: — Похоже, вы правы. Времена наступают невеселые.

— Почему ты не сказал мне, что расследуемое тобой убийство мужчины, которому проломили голову шаром, скопировано с «Темного зеркала»? — возмущенно набросился Ник на Питера Макдональда, когда тот вошел в свой кабинет.

Увидев, что О'Коннор сидит за его столом и читает бумаги, Питер вспыхнул от негодования.

— Ты что это тут расселся? — крикнул он. — Кто тебе позволил хозяйничать в моем кабинете и читать служебные документы?

Усмехнувшись, Ник поднялся из-за стола. Что же получается? Этот недоумок, то есть его лучший друг, еще три недели назад знал, что убийство было выполнено точно так, как показывали в «Темном зеркале», и не сказал ему ни слова? Утаил столь важную для Ника информацию?

— Я-то всегда думал, что мы с тобой друзья, — презрительно поморщился Ник, избегая встречаться взглядом с Питером. — Друзья, которые помогают друг другу, даже если один из них одержим желанием сделать карьеру.

— Ник, о чем ты говоришь? Я тебя не понимаю.

— Не понимаешь? Ладно, я тебе объясню, — зло проговорил О'Коннор. — Вот здесь, в отчете, я только что прочитал, что три недели назад было совершено убийство мужчины. На месте преступления были найдены непонятно как оказавшиеся в квартире шары. И преступление до мельчайших деталей напоминает содержание очередной серии «Темного зеркала». Ты ведь, кажется, не пропускаешь ни одной, Питер? А когда в парке я тебя спрашивал об этом убийстве, ты ни словом не обмолвился о том, что преступление скопировано с шоу!

— Слушай, в чем ты меня обвиняешь? — раздраженно бросил Питер. — Ты врываешься в мой кабинет, нахально копаешься в моих документах и еще предъявляешь мне претензии?

— Все понятно: говорить с тобой бесполезно. — Ник направился к двери. — В любом полицейском управлении можно встретить детективов, озабоченных не поимкой убийц, а собственной карьерой. И ради этой карьеры они готовы даже развалить дело или не поделиться оперативной информацией со своими коллегами. Да, таких, к сожалению, немало. Вот только я никогда не предполагал, что ты, мой лучший друг, относишься к их числу. Печально.

Лицо Питера побагровело, руки сжались в кулаки, и он рванулся к Нику, стоящему около двери.

«Сейчас он меня ударит», — подумал Ник, оставаясь на месте.

Макдональд подскочил к нему, Ник выдержал его яростный взгляд и с видимым спокойствием сказал:

— Полегче, приятель, полегче.

— А что касается карьеры, — сквозь зубы процедил Питер, — так тебе этого не понять. Ты напрочь лишен честолюбия. Жаль.

Ник смерил его презрительным взглядом.

— Наверное, ты прав: карьеризм — не мой стиль. Он свойственен тебе, Питер. И именно из-за твоих непомерных амбиций какой-то маньяк лишил жизни еще двух ни в чем не повинных людей. Уверен, он не остановится на достигнутом. Обидно и стыдно, что люди пострадали напрасно. Ладно, приятель, счастливо оставаться. Желаю тебе удачной карьеры и быстрого продвижения по службе.

— Ты хочешь сказать, что Броди продолжит показ «Темного зеркала»? — испуганно воскликнула Элизабет, останавливаясь и растерянно глядя на подругу.

Касс тоже остановилась, и толпа пешеходов, спешащих по Пятой авеню, начала обтекать их со всех сторон, словно бурный поток. Кто-то сторонился, некоторые натыкались на них, иные бросали им вслед возмущенные реплики. Касс схватила Элизабет за локоть, потянула за собой, поближе к домам, где было не так многолюдно.

— Он тебе это сказал? — взволнованно продолжала Элизабет. — Он выпустит на телеэкран следующую серию?

— А тебя это удивляет?

— Но как же так… Мы обсуждали с Броди сложившуюся ситуацию, и он согласился, сказав, что сейчас не время будоражить общественность, да и маньяка тоже.

— Дорогая моя, — Касс сочувственно посмотрела на подругу, — поверь, я лучше тебя знаю Броди: в пятницу на экранах телевизоров появится очередная серия шоу.

— Касс, не может быть! Ведь он должен понимать, что…

— У вас с ним разные взгляды на мир. Ты бы в данной ситуации никогда не пошла на этот шаг, а Броди запросто сделает его, вот увидишь.

— Но существуют же моральные принципы! — горячо воскликнула Элизабет. — И правила приличия, наконец. Разве можно их так грубо нарушать?

— Ты когда-нибудь замечала, что Броди трепетно соблюдает правила приличия? — усмехнулась Кассандра. — И с каких это пор Броди начали волновать проблемы морали?

Элизабет тяжело вздохнула. Хорошее настроение, вернувшееся к ней во время ленча с Касс, мгновенно улетучилось, усталость навалилась на плечи, сердце больно сжалось от дурных предчувствий. Ситуация день ото дня становилась все хуже, тяжелее, безнадежнее, и как выбраться из нее, Элизабет не представляла.

Элизабет торопливо шагала по улице по направлению к зданию телекомпании Ярборо, изредка бросая рассеянные взгляды на проносящиеся мимо машины и размышляя над вопросом: а может быть, все-таки взять такси? Но как его остановить, если обе руки заняты пакетами и свертками, в которых лежат только что купленные игрушки? Поставить нарядные пакеты на тротуар, испачкав грязью? Нет, уж лучше добираться до работы пешком, тем более что идти осталось недалеко.

Элизабет рассталась с Касс в магазине, где та выбирала игрушки и подарки к наступающему Рождеству для своих многочисленных племянниц и племянников, и Элизабет, глядя на нее, тоже накупила много подарков для благотворительной организации «Игрушки детям».

«Скоро Рождество, — немного печально думала она, шагая по улице. — Как его встретить? С кем?»

Вариантов было несколько. Например, с Касс, которая выросла в многодетной семье и за долгие годы так устала от постоянного шума и толкотни в родительском доме, что предпочитала отсылать подарки в Техас, а сама оставаться в Нью-Йорке. Можно съездить к матери или племянникам, но сейчас надолго отлучаться из дома Элизабет казалось неразумным. Нет, вовсе не из-за Дэвида Фергюсона, будь он неладен. Элизабет сама не могла внятно объяснить себе, почему ей следует встречать Рождество в Нью-Йорке, но интуиция подсказывала, что решение принято верное: праздник она проведет дома.

Элизабет так углубилась в размышления, что перестала следить за дорогой и несколько раз поскользнулась. Жители Нью-Йорка еще продолжали наслаждаться тихой осенью, а зима, оказывается, постепенно уже вступала в права, заявляя о своем приближении понижением температуры и легкими заморозками.

Элизабет добралась наконец до здания телекомпании и, подойдя к центральному входу, резко остановилась. Снова они… Эти неугомонные демонстранты с плакатами, снова перекошенные от злобы лица, горящие праведным негодованием глаза. Сколько же можно? Когда наконец они угомонятся? Но судя по сегодняшней картине, протестующие не только не намеревались сворачивать свою митинговую деятельность, а наоборот, собрали еще больше людей, возмущенных показом «Темного зеркала», и — что еще хуже — прибегли к помощи репортеров. Этого Элизабет опасалась больше всего. Методы их работы были хорошо известны: натиск, беспардонные вопросы и подтасовка фактов.

Вот и сейчас, заметив Элизабет Найт, группа репортеров с микрофонами в руках и видеокамерами бросилась ей наперерез. У Элизабет мелькнула мысль бросить свертки и убежать куда-нибудь подальше от этих жадных до дешевых сенсаций журналистов, но, сообразив, что она поставит себя в глупое положение и даст лишний повод для сплетен и злорадства, осталась. Придала лицу бесстрастное выражение, подняла голову и двинулась им навстречу. Все равно они настигнут ее — не сегодня, так завтра.

Репортеры плотной стеной окружили Элизабет, бесцеремонно направив на нее микрофоны.

— Мисс Найт, что вы думаете по поводу Зеркального убийцы? — выкрикнула журналистка. — Поделитесь своими размышлениями с прессой!

Зеркальный убийца… Оказывается, у этого маньяка уже появилось прозвище. Раньше были Джек Потрошитель, Бостонский душитель, Хиллсайдский душегуб, а теперь к их милой компании примкнул и Зеркальный убийца. Что ж, прозвище меткое, вот только ужасно, что чувство вины за его преступления прочно поселилось в душе Элизабет.

— Совершенные им убийства чудовищны, — стараясь придать своему голосу твердость, произнесла она. — Очень надеюсь, что в скором времени полиция нападет на след преступника и схватит его. Мне известно, что полиция работает не покладая рук, и это вселяет в меня оптимизм.

От толпы отделилась молодая женщина — блондинка с кроткими голубыми глазами и слащавой улыбкой, — шагнула к Элизабет, и та сразу узнала ее. Это была журналистка местной религиозной телестудии. Такая милая, добропорядочная особа, воплощение добродетельной Америки. Но сегодня глаза праведницы горели огнем негодования, обычно мягкие и плавные жесты были резкими.

— Насилие, пропагандируемое вашим шоу, толкает неокрепшие и заблудшие души на свершение тяжких преступлений! — возмущенно заговорила она. — Было бы любопытно узнать, что ощущаете вы, автор и ведущая «Темного зеркала», когда вам сообщают, что ваши сомнительного характера фантазии воплощаются в реальность? Вы чувствуете хоть малую долю ответственности за то, что общество захлестнула волна насилия?

Из толпы митингующих раздались негодующие крики, и Элизабет с горечью подумала, что эти люди — и демонстранты, и репортеры — мыслят одинаково. Они не только осуждают ее, но и готовы расправиться с ней…

— Я не могу нести ответственность за деяния незнакомых мне людей, — взволнованно заговорила Элизабет. — И вы, верующие в Бога, должны лучше других понимать, что каждый человек сам делает свой жизненный выбор. И если убийца предпочел стать на греховный путь преступлений, то за это он сам несет ответственность. И перед Богом, и перед людьми, и перед самим собой. Он, но не я!

За спиной журналистки возникло холеное, с проницательными глазами и мягкой улыбкой лицо преподобного Тэггерти. Он шагнул к Элизабет, и она невольно поежилась. И этот здесь! Ни одного митинга не пропускает. Все науськивает свою послушную паству, распаляет ее, присвоив себе право вещать от имени Бога.

— Ваши и подобные ей программы несут в общество зло, провоцируют насилие и смерть, — в мгновенно наступившей тишине медленно, снисходительно, поучительным тоном, каким говорят с неразумными детьми, произнес он, и Элизабет вдруг неудержимо захотелось шарахнуть его по серебристо-седой голове одним из своих свертков, каким потяжелее. — В вашей программе поселился дьявол, и в вашей душе он тоже нашел пристанище, — продолжал Тэггерти. — Он управляет вами, он ведет вас по жизни, мисс Найт.

— Вам, конечно, виднее, преподобный, — недобро усмехнулась Элизабет. — Вы взяли на себя миссию говорить от имени Бога и, прикрываясь его именем, высказывать собственные соображения. Но хочу вам заметить: вы преувеличиваете скромные возможности нашего шоу. Рейтинг ею невысокий, и вряд ли оно способно влиять на жизнь людей. — Элизабет высоко подняла голову и решительно двинулась сквозь окружившую ее толпу. — Всего наилучшего, господа, — с ледяной усмешкой говорила она, минуя людей. — Всего хорошего. У меня нет больше времени на дискуссию.

Выбравшись из толпы, Элизабет едва не столкнулась с сыном преподобного Тэггерти, стоящего поодаль и молча наблюдающего за происходящим. Он вежливо отступил в сторону и со смущенной улыбкой взглянул на Элизабет. Было очевидно: молодому человеку стыдно и за ежедневные спектакли, разыгрываемые у входа в здание телекомпании при активном участии его отца, и за его поведение.

«Хороший парень, — улыбнувшись ему в ответ, подумала Элизабет. — Полная противоположность напыщенному, самодовольному папаше».

Из дверей выбежали несколько охранников службы безопасности и, размахивая руками, принялись разгонять демонстрантов и репортеров.

«Лучше поздно, чем никогда», — с досадой подумала Элизабет, глядя на охранников.

Войдя в здание, она тем не менее с любезной улыбкой поблагодарила их. Направляясь к лифту, Элизабет мысленно перебирала в памяти только что произошедшее столкновение с «общественностью» и репортерами и думала о Нике О'Конноре. Ведь он тоже задавал ей вопросы, но делал это не оскорбительно и грубо, а вежливо, терпеливо и тактично.

Войдя в лифт, Элизабет поставила на пол свертки и пакеты и, мысленно обращаясь к О'Коннору, еле слышно прошептала:

— Ник, пожалуйста, поймай поскорее этого негодяя. Очень тебя прошу.

Оперативная группа, созданная по распоряжению капитана Райерсона для поимки Зеркального убийцы, собралась в кабинете детектива О'Коннора.

— Я хочу, чтобы вы выяснили все о Дэвиде Фергюсоне, — начал Ник, обращаясь к присутствующим. — Он недавно был освобожден из тюрьмы Беллингхэм.

— Интересно, за что его туда упекли? — поинтересовался Фред Халли, вынимая зубочистку изо рта.

— Убил младшую сестру Элизабет Найт.

— Крутой парень!

— Фергюсон родом из Калифорнии, — продолжал Ник, глядя в папку с бумагами. — Нам необходимо узнать как можно больше подробностей о его прошлой жизни — до того времени, как он совершил убийство, о пребывании его в тюрьме и, главное, чем Фергюсон занимался последние три недели. В общем, любая, самая незначительная деталь может нам пригодиться. На сегодняшний день Дэвид Фергюсон — наш главный подозреваемый.

Фред лениво откинулся в кресле, снова вставил в рот зубочистку и скрестил руки на груди. Внешность обманчива — эта старая истина как нельзя лучше подходила к Фреду Халли. Когда капитан Райерсон предложил Нику создать оперативную группу для расследования серии убийств и поимки преступника, первой кандидатурой Ник, не раздумывая, назвал Фреда: опытного детектива, полицейского с пятнадцатилетним стажем работы на самых сложных участках, получившего несколько ранений. Невысокого роста, коренастый, с заурядной внешностью, седоватый, с ленивыми интонациями и дурацкой привычкой ковырять зубочисткой в зубах. Нику было хорошо известно: если уж Фред берется за выяснение подробностей прошлой и настоящей жизни подозреваемого, то от его пристального взгляда не укроется ничто, начиная от сорта любимой жвачки и заканчивая маркой зубной пасты, которой находящийся в разработке объект чистил зубы в ранней юности. Вот таким классным специалистом был Фред Халли, и Ник возлагал на него большие надежды.

— Нет проблем, — отозвался Фред, покусывая зубочистку. — И когда бы ты хотел получить от меня всю требуемую информацию?

— Чем скорее, тем лучше. Как говорится, на прошлой неделе.

— На прошлой неделе ты ее и получишь, — усмехнулся Фред.

— Теперь ты, Рэй, — обратился Ник ко второму включенному в оперативную группу полицейскому.

Рэй Чокинс внешне был полной противоположностью Фреда. Высокий, худощавый, рыжеволосый, с резкими, порывистыми движениями, вечно куда-то спешащий, готовый в любую минуту сорваться с места и помчаться выполнять задание.

— Я хочу, чтобы ты, Рэй, внимательно изучил содержание вот этих документов, — Ник показал на лежащую на столе папку, — и поработал над ними. Здесь все, что мне удалось собрать в ходе расследования. Посмотри, подумай — наверняка я что-то упустил из виду.

Рэй вскочил с кресла, схватил папку с документами и начал быстро их листать. Но его нетерпеливость не могла обмануть Ника. Он знал: за внешней порывистостью и суетливостью Рэя скрывается предельное внимание, тщательность и добросовестность. Рэй вообще был хорошим парнем, а уж детективом по праву считался классным. Совсем недавно он участвовал в расследовании дела о похищении ребенка, и именно благодаря его мастерству был схвачен и обезврежен опасный преступник, а ребенок остался цел и невредим, что в делах такого рода случается, к сожалению, нечасто. Когда Рэй узнал, что О'Коннор формирует оперативную группу, он сам предложил ему помощь, и тот с радостью ее принял.

— Теперь что касается твоей роли, Стефани, — произнес Ник, переводя взгляд на молодую привлекательную брюнетку, сидящую в дальнем конце стола.

У Стефани Мэдден были большие выразительные карие глаза, овальное лицо и полные чувственные губы. Тонкая хрупкая фигурка Стефани и миловидная внешность многих вводили в заблуждение: мужчины думали, что перед ними юная девушка, но уж никак не опытный полицейский.

— Ты, Стефани, должна познакомиться с демонстрантами, ежедневно митингующими у входа в здание телекомпании, и влиться, так сказать, в их стройные ряды, — объяснил Ник.

Он не сомневался, что с предложенной ролью Стефани справится отлично: приятная внешность, сочувственный взгляд карих глаз, мягкие манеры всегда располагали к себе собеседников, и ей часто удавалось получать от свидетелей и подозреваемых такие удивительные подробности, какие вряд ли сумел бы добыть самый опытный детектив-мужчина.

— Если они заинтересуются твоей персоной, — продолжал О'Коннор, — сообщишь им, что ты мать двоих детей и тебя очень возмущает насилие, пропагандируемое в «Темном зеркале». Постарайся собрать как можно больше сведений об их лидере — преподобном Тэггерти. А также внимательно наблюдай за всеми выходящими из здания и входящими в него. В общем, постоянно будь начеку. Договорились?

— Ник, я сделаю все, что ты пожелаешь, — с легкой усмешкой промолвила Стефани.

Он сделал вид, что не понял намека, и склонился над бумагами. Черт возьми, неужели она до сих пор на него обижается? Два года назад Ник и Стефани уже работали в одной оперативной группе и в силу служебной необходимости целые дни проводили вместе. Успешное завершение сложной операции они решили как следует отметить и закончили празднование в одной постели. Казалось бы, всего одна ночь, а Стефани до сих пор при встрече с Ником обиженно поджимает губы, а в ее взгляде сквозит немой вопрос. Опрометчивость своего поступка Ник осознал сразу, буквально через пять минут после завершившейся близости, и очень себя корил. И сейчас Ника не оставляла уверенность, что Стефани до сих пор не только влюблена в него, но и не оставляет надежды снова сойтись с ним, но уже не на одну ночь. Ведь он давно знал золотое правило: никогда не вступать в любовную связь с сотрудницами! Знал, а все равно не удержался. И Стефани по сей день таит на него обиду, а Ник, встречая ее, каждый раз испытывает чувство вины. Именно этим чувством было продиктовано решение Ника включить Стефани в оперативную группу по поимке маньяка. Дело громкое, значительное, будет иметь широкую огласку в средствах массовой информации, и участие в нем Стефани поможет ей в дальнейшей карьере. То есть Ник оказал ей любезность, пригласив в свою группу, а она продолжает поджимать губы и делать многозначительные намеки! Вот она, женская благодарность!

— Какие будут вопросы? — спросил он, обводя взглядом присутствующих.

— У меня есть один вопрос, — с усмешкой произнес Фред, вынимая изо рта зубочистку. — А чем конкретно будешь заниматься ты, сержант?

— Я буду проверять все то, что связано с телекомпанией, — ответил Ник, закрывая кейс. Замок заело, и Ник начал раздраженно дергать его.

— Телекомпанией? — оживился Фред, улыбаясь и показывая неровные желтые зубы. — Хорошая работа, сержант. Мы бы с Рэем тоже мечтали познакомиться поближе с Элизабет Найт. — И он подмигнул О'Коннору.

— Каждый будет заниматься своей работой, приятель. У каждого из нас — свой круг обязанностей.

По миловидному лицу Стефани промелькнула тень, в карих глазах вспыхнула ревность.

— Итак, встречаемся завтра, — продолжил Ник, делая вид, что не замечает Стефани и не слышит ехидного хихиканья Фреда и Рэя. — Часов в семь вечера вас устроит?

Фред и Рэй кивнули. Ник окликнул спящего под столом Геркулеса, и тот с недовольным видом вылез, подставляя шею для поводка.

— Пойдем домой, Геркулес. — Ник пристегнул поводок к ошейнику.

— Сержант, а можно еще один вопрос? — подмигнув, произнес Фред. — С чего ты начнешь проверку телекомпании? Со стройных ножек мисс Найт или с верхней части ее тела?

— Разумеется, с ножек, будь уверен! — заявил Рэй. — Я видел ее ножки по телевизору. Просто класс!

— Хватит болтать пошлости! — возмущенно воскликнула Стефани, меча в детективов яростные взгляды. — Вы для чего здесь собрались? Работать или обсуждать ноги телезвезды? — Она вскочила со стула и, не попрощавшись, выбежала из кабинета.

«Никогда не вступай в связь с женщинами, с которыми вместе работаешь, — мысленно твердил себе Ник, покидая кабинет. — Никогда, потому что заканчивается все это плохо».

Внезапно перед его глазами возник образ прекрасной Элизабет Найт. Ник вспомнил, как хорошо им было вдвоем, когда они сидели в баре, с какой искренней симпатией Элизабет смотрела на него, как доверительно рассказывала свою печальную историю, и вздрогнул.

«Даже и думать не смей!» — приказал он себе.

Но в том, что он сумеет выполнить этот строгий приказ, Ник О'Коннор уже сильно сомневался.

Элизабет сидела перед большим зеркалом, когда Броди Ярборо вошел в гримерную, встал позади нее и положил руки ей на плечи.

— Дорогая, я восхищаюсь тобой! — широко улыбнулся он. — Ты, как всегда, великолепно справилась со своей ролью.

Не оборачиваясь и продолжая снимать кремом остатки грима, Элизабет взглянула на отражение Броди в большом зеркале. Его улыбка показалась ей неискренней, взгляд — напряженным.

— Спасибо на добром слове, — холодно отозвалась она, открывая другую баночку с кремом и начиная втирать его в кисти рук.

Броди немного помолчал, затем несильно сжал плечи Элизабет и продолжил:

— Пролог удался на славу, честное слово. Представляю, как бурно телезрители-мужчины будут реагировать на тебя — несравненную ведущую и сценаристку «Темного зеркала»!

Элизабет неловким жестом поставила баночку на столик, и несколько капель выплеснулись на склонившегося над ней Броди.

— Прости, пожалуйста! — воскликнула она, подавая ему бумажную салфетку. — Я не хотела…

— Все нормально, не волнуйся, детка, — с фальшивой улыбкой промолвил Броди, вытирая капли крема. — Мне даже приятно… Ты, Лиззи, вообще необыкновенная женщина. — Он сделал паузу, а потом, притворно вздохнув, добавил: — Жаль только, что у тебя такой несносный характер.

— Ты, Броди, тоже не подарок, — усмехнулась Элизабет.

Броди пожал плечами и направился к двери, но Элизабет остановила его:

— Подожди, я хочу тебя спросить: когда ты собираешься выпускать в эфир эту серию?

Броди заколебался, обвел гримерную взглядом, и Элизабет мгновенно ощутила пробежавший по спине холодок. Неужели он вопреки их договоренности все-таки решил выпустить передачу в эту пятницу? Но…

— Я пока не знаю, дорогая. Думаю, в самое ближайшее время мы обсудим этот вопрос на заседании совета.

Элизабет судорожно сцепила пальцы. Он лжет, нагло лжет ей в лицо! Она хорошо знала Броди: не станет он собирать никаких советов для обсуждения данной проблемы. Броди всегда принимал решения единолично, и уж если и собирал совет, то с единственной целью: устраивать скандалы, распекать подчиненных, выражая недовольство качеством их работы.

— Броди, но я надеюсь, ты не станешь давать очередную серию в эфир до тех пор, пока полиция не поймает убийцу? — взволнованно спросила Элизабет. — Пойми, ведь мы можем спровоцировать преступника на новое убийство! И ответственность за эту гибель ляжет и на нас!

— Элизабет, я все понимаю, — избегая ее взгляда, ответил Броди. — Мы соберем совет и обсудим эту проблему. Я ведь не хочу выглядеть в глазах общественности безответственным руководителем…

— Я рада, что ты это понимаешь, — перебила его Элизабет, — только не надо ссылаться на решение совета.

Броди распахнул дверь, но задержался на пороге и доверительно сказал:

— Лиззи, если бы ты только знала, как меня раздражают люди из этого совета! И ведь очень часто мое мнение не совпадает с их мнением. Иногда так хочется послать всех куда подальше! — И, не попрощавшись, вышел из гримерной.

Прислушиваясь к удаляющимся шагам Ярборо, Элизабет смотрела на свое отражение в большом зеркале и в отчаянии думала о том, что на самом деле Броди все давно решил. Очередная серия, как всегда, выйдет в пятницу, и ему наплевать, что ее появление на экране спровоцирует этого неуловимого призрака, маньяка, на новое кровавое злодеяние. Сразу после окончания серии оборвется жизнь ни в чем не повинного человека… Кого на сей раз?

— И что же мы будем делать? — тихо обратилась Элизабет к своему отражению, попутно отметив, какое бледное у нее лицо. — Как нам поступить?

Но молодая женщина с бледным лицом и тревожным взглядом голубых глаз, смотревшая на нее из зеркала, молчала, потому что ответа на этот вопрос не знала.

Убийца окинул тревожным взглядом темную парковочную площадку, наклонился и бесшумно закрыл капот «аванти». Снова осмотрелся по сторонам: никого. Только в сотне ярдов от парковочной площадки, под выступающей крышей железнодорожной станции, трое подростков с веселыми криками катались на роликовых досках. Убийца посмотрел на часы, покачал головой и поморщился. Интересно, о чем думают родители, позволяя детям шляться по улицам в вечернее время? Или им все равно, что подростки могут попасть в любую, даже самую серьезную, передрягу? А ведь улицы города таят в себе много, очень много опасностей…

Он спрятал в карман флакончик со спреем и бесшумно двинулся к своей машине, оставленной в самом дальнем и темном углу парковочной площадки. Открыл дверцу, сел на водительское место и поежился от холода. Сиденья из дешевого кожзаменителя казались ледяными, руль, который он обхватил дрожащими руками, тоже.

«Черт бы подрал эти старые машины, — раздраженно думал убийца, сняв с руля руки и дуя на них. — Холодно… Но ничего не поделаешь, надо терпеть».

Конечно, в любой другой ситуации он непременно включил бы обогреватель, но только не сейчас. Здание железнодорожной станции и прилегающей к нему территории регулярно патрулировали полицейские, и привлекать их внимание работающим мотором и включенным отоплением он не собирался. Нет, уж лучше некоторое время подрожать от холода, чем попасться в их цепкие лапы!

Убийца плотно сжал губы, несколько минут с сосредоточенным видом сидел, глядя в темное переднее стекло, а затем посмотрел на часы. Ждать оставалось совсем недолго: чуть более тридцати минут. Он подождет.

 

Глава 12

Элизабет нетерпеливо поглядывала в темное стекло вагона и считала остановки, мечтая поскорее добраться до дома, принять горячий душ, выпить свой любимый клюквенный сок и лечь в постель. Осталось проехать еще три станции — это не более десяти минут.

Поезд начал плавно тормозить, приближаясь к следующей станции, и внимание Элизабет привлек средних лет пассажир, по виду преуспевающий бизнесмен, в дорогом пальто из верблюжьей шерсти и с кейсом в руке. Нетвердой походкой он пробирался по проходу к дверям, и когда поезд резко затормозил, сильно качнулся и едва не упал. Было видно, что мужчина пьян. Поезд остановился, вагонные двери разъехались, и пассажир, шатаясь, стал спускаться вниз на платформу. Сделав несколько неуверенных шагов, остановился в растерянности и начал удивленно озираться по сторонам.

— Что за черт? — пробормотал он себе под нос. — Не узнаю свою станцию…

Кондуктор, стоя на ступенях и наблюдая за пьяным пассажиром, улыбнулся и насмешливо крикнул:

— Эй, мистер? Проехали свою остановку?

Мужчина шагнул к вагону, и кондуктор, протянув руку, помог ему подняться по ступеням.

— Не туда приехали?

— Что это? Где я? — удивленно моргая, спросил пассажир и, качнувшись, привалился к стене.

— А что вам надо?

— Мне? Грейт-Нек…

— Так вы, приятель, сели не в тот поезд! — радостно сообщил кондуктор и снова захихикал.

— Разве это не линия Вашингтон? — спросил мужчина.

— Ни в коем случае. Идите обратно в вагон, устраивайтесь в уголке и спите, — посоветовал кондуктор. — А я разбужу вас, когда наш поезд вернется на станцию Пенн. В следующий раз будьте внимательнее и смотрите, в какой поезд садитесь.

— Да? Спасибо… — Мужчина вошел в вагон и, рухнув на первое попавшееся сиденье, мгновенно заснул, захрапев.

Элизабет, наблюдая за этой сценой, улыбнулась. Кондуктор, проходя мимо нее, покачал головой.

— Ну что поделаешь с такими вот пассажирами!

— Думаю, вам следовало внимательнее проверять билеты, — заметила Элизабет. — Ведь в них указан пункт назначения. Когда этот бедняга доберется теперь до дома?

Усмешка на лице кондуктора сменилась раздраженным выражением.

— Мы хорошо выполняем свою работу, мисс Найт. И учить нас, как обращаться с пассажирами, не надо.

«Значит, он меня узнал. Но почему так разозлился?»

— Надеюсь, вы не собираетесь посвятить ваш очередной сценарий работе железнодорожных кондукторов? — внезапно гневно спросил кондуктор, в упор глядя на Элизабет. — Или, например, работе косметички в массажном салоне?

— А почему вы об этом спрашиваете? — растерянно промолвила Элизабет.

— А потому, уважаемая леди, что после очередного показа по телевизору вашего идиотского шоу «Темное зеркало» убивают людей! Я не хочу, чтобы какой-то маньяк убил мою жену или меня. Я работаю кондуктором, а моя жена — косметичкой. Вам понятно?

Губы Элизабет задрожали, она опустила голову и отвернулась. Ну не рассказывать же этому разъяренному служащему, что она пишет сценарии вовсе не для того, чтобы их потом копировал какой-то безумец и воплощал в реальную жизнь? Она просто выполняет свою работу, старается, чтобы каждая серия понравилась зрителям, надеется заставить их задуматься над превратностями судьбы и уж вовсе не помышляет о том, чтобы причинить кому-либо вред!

— Вы поняли? — повторил кондуктор, заглядывая в лицо Элизабет. — Вам-то хорошо: вы богатая и знаменитая, у вас все в порядке. С вами никогда ничего не случится. А знаете, как нам, простым людям, страшно? Постоянно тревожиться за жизнь близких тебе людей, бояться, что с ними может случиться беда? Сознавать, что какой-то безумец, насмотревшись вашего шоу, выходит на улицы нашего города кого-нибудь прикончить?

Кондуктор немного постоял около Элизабет, надеясь получить ответ, но она, опустив голову, молчала, и он возмущенно удалился. Когда его шаги затихли, Элизабет подняла голову и еле слышно прошептала:

— Я все понимаю, абсолютно все. Ведь мне тоже очень страшно.

Убийца на мгновение включил свет в салоне машины, чтобы посмотреть на часы, и усмехнулся. Тридцать пять минут девятого. Ждать оставалось совсем недолго. Он распахнул дверцу, вышел из машины и направился к телефонным будкам, расположенным позади здания железнодорожной станции. Проверил одну, вторую, третью… Что за черт? Вечно они сломаны. Только последний, четвертый телефон-автомат работал. Убийца достал из кармана сложенный листок бумаги, развернул его и начал набирать номер заказа такси. Он проделал эту операцию четыре раза. Сначала заказал такси, стараясь говорить с сильным южным акцентом, во втором случае — густым басом, затем с пьяными интонациями, растягивая слова, и, наконец, последний звонок он сделал, подражая манере бизнесменов, — громко, требовательно и нетерпеливо.

Повесив трубку, убийца вернулся в свою машину, сел за руль и облегченно вздохнул. Все идет по плану. Через несколько минут он уже с усмешкой наблюдал, как к зданию железнодорожной станции начали съезжаться заказанные им такси — ровно четыре автомобиля. Замечательно!

Пол в салоне машины начал тихонько подрагивать: к станции приближался поезд. Убийца снова взглянул на часы и удовлетворенно кивнул. Поезд прибывал, как всегда, точно по расписанию: минута в минуту.

— О Господи, прошу тебя, только не сейчас, — в отчаянии приговаривала Элизабет, пытаясь завести машину. — Ну пожалуйста, давай, моя дорогая старушка!

Но старая «аванти» упорно не хотела заводиться, и вместо урчания заработавшего мотора Элизабет слышала какие-то щелчки и хрипы.

— Ну будь хорошей девочкой, отвези меня домой, — уговаривала она машину, обращаясь к ней, как к живому существу. — А завтра в награду за послушание я заправлю твой бак бензином. Пожалуйста, давай…

Машина не заводилась, и Элизабет, оставив бесплодные попытки, в изнеможении откинулась на сиденье, вдыхая холодный воздух салона автомобиля.

Она вышла из машины, раздраженно хлопнув дверцей, и зашагала к небольшому зданию, в котором помещалась администрация местного таксопарка. Подойдя к окошку, за которым сидел диспетчер, она наклонилась и попросила срочно заказать такси.

— Извините, мисс Найт, — смущенно улыбнулся диспетчер. — Сейчас у нас все машины заняты. Был просто шквал звонков: всем вдруг срочно понадобились такси. Если хотите, подождите, когда вернется первая машина.

Элизабет покачала головой. Нет, уж лучше она отправится домой пешком, так выйдет быстрее. Мысль о теплом уютном доме и возможности наконец лечь в постель с ласково мурлыкающей кошкой, удобно устроившейся у нее в ногах, придала Элизабет решимости.

— Спасибо, — сказала она диспетчеру. — Я доберусь сама. Всего хорошего.

— Как вам угодно, — снова улыбнулся диспетчер. — Только имейте в виду: на улице холодно, и сгущается туман.

Элизабет торопливо шла по тротуару по направлению к Бэй-стрит, на которой находился ее дом, и думала, что диспетчер оказался прав. Вечерний воздух был прохладным, и серая дымка тумана окутывала окрестности, опускаясь все ниже к земле. Здесь, на северном побережье Лонг-Айленда, в это время всегда стояла такая погода. Если в городе вечера бывали холодными, но сухими и ясными, то улицы Порт-Мэдисона погружались в сизую пелену, затруднявшую видимость, и казалось, что с каждой минутой туман упорно завоевывает для себя все новое и новое пространство.

Иногда в сизой пелене образовывались небольшие фигурные просветы, и тогда воображение усталой Элизабет, нервы которой были напряжены до предела, рисовало лицо убийцы. Словно он притаился за стеной тумана, выглядывает из-за него, смотрит на нее и зловеще ухмыляется. Но как он выглядит, этот таинственный призрак-убийца? Воображение рисовало лишь размытый контур, черты лица расплывались, и собрать их воедино никак не удавалось. На мгновение по какому-то едва уловимому штриху Элизабет угадывала образ Фергюсона, но знакомый штрих, мелькнув, таял, и оставалось лишь нечеткое пятно. Казалось, таинственный преступник играет с ней в страшную игру, правила которой он сам придумал и может менять по своему желанию, а ей остается лишь покорно подчиняться им, всегда оставаясь в проигрыше.

Несколько раз Элизабет спотыкалась и, боясь упасть, решила замедлить шаг. Дорога была неровная, растрескавшаяся: могучие переплетенные корни вековых дубов, росших по краю тротуара, пробили асфальт и вылезли наружу. Элизабет внимательно смотрела себе под ноги, но улица, окутанная туманом, была темно-серой и почти ничего не было видно.

Внезапно впереди промелькнула неясная тень, что-то зашуршало и растворилось в тумане. Сердце Элизабет, подскочив к горлу, гулко ухнуло, она испуганно отшатнулась и схватилась рукой за металлическую ограду одного из домов.

«Это пробежала кошка… всего лишь кошка, — лихорадочно твердил ее внутренний голос. — Успокойся, перестань… Нельзя же так себя доводить!»

«А если это убийца? — молнией пронеслась в голове страшная мысль. — Идет за мной, преследует…»

Но почему в таком случае он оказался впереди? И был ли это вообще человек? Нет, это была кошка… Элизабет отпрянула от ограды, несколько мгновений постояла, напряженно вслушиваясь в ночную тишину. Ничего. Ни шелеста ветра, ни движения, ни шагов, только глухой стук собственного сердца, готового вырваться из груди.

«Для чего убийце пугать тебя? — Неожиданный вопрос отвлек Элизабет от кошмара, творившегося в ее душе. — Чтобы ты умерла от разрыва сердца, лишив его возможности продолжать свою преступную деятельность? Нет, похоже, пока это не входит в его планы».

Элизабет несколько раз глубоко вдохнула сырой холодный воздух, пытаясь успокоиться, а потом заставила себя пойти дальше. Она уже почти пришла — еще один поворот, и покажется ее дом. Точнее, не покажется, а она различит в густом тумане его хорошо знакомые очертания.

Элизабет плотно сжала губы и решительно двинулась дальше, запрещая себе прислушиваться к тому, что происходит вокруг. Ее шаги отдавались тихим равномерным эхом, и Элизабет уже почти забыла о странном видении, мелькнувшем минуту назад впереди, как вдруг почувствовала, что позади нее что-то происходит. Шаги… Один, другой, третий… Кто-то идет вслед за ней, стараясь попасть в такт ее шагам, но не делает попытки приблизиться. Легкие, почти бесшумные шаги, крадущиеся, осторожные.

«Это всего лишь эхо, — мысленно твердила она себе. — Эхо так причудливо звучит в густом тумане».

Она замедлила шаг — невидимка последовал ее примеру. Она пошла быстрее — человек сделал то же самое. Паника все сильнее охватывала Элизабет, ледяной рукой сжимала горло, лишая сил двигаться и способности принимать решения. Мысли, отрывочные, неясные, лихорадочно мелькали в голове, проносились какие-то варианты дальнейших действий, но ничего конкретного, а главное, разумного, она придумать не могла. Шаги упорно продолжали звучать в ночной тишине, преследователь неумолимо двигался за ней, не приближаясь, но и не отставая.

Рука Элизабет в тонкой кожаной перчатке машинально потянулась к сумочке, в которой лежали ключи от дома и «мейс» — газовый баллончик. В ушах зазвучали слова инструктора курсов по самообороне, которые Элизабет в свое время посещала. Вспомнилось все: что делать, если преступник нападает на тебя сзади, как попытаться повернуть голову, чтобы он не имел возможности задушить тебя, каким боком резко повернуться, как взмахнуть рукой… Как брызнуть в лицо бандиту «мейсом», самой не пострадав при этом…

Внезапно ее осенило. Гастроном! Господи, ну конечно, гастроном деликатесов «Морской пейзаж», в который она заходила почти ежедневно! Он славился тем, что работали в нем очень любезные продавцы, всегда задерживающиеся за прилавком, если хоть один припозднившийся посетитель оставался в помещении или намеревался войти внутрь. Да и сама Элизабет, часто забывая о том, что время работы магазина уже закончилось, приходила туда покупать сдобные булочки, хлеб, сандвичи и мясо индейки. Она была хорошо знакома с продавцами — Джоном и Фрэнком, и они всегда радостно приветствовали ее появление.

«Господи, только бы они еще не ушли, — с надеждой думала Элизабет, торопясь к зданию гастронома. — Только бы не закрыли магазин…»

Элизабет осмелилась обернуться, и тотчас же ледяная волна страха окатила ее с головы до ног: из густого тумана проступил чей-то силуэт — неясный, расплывчатый, но это был силуэт человека, упорно следовавшего за ней по пятам. Оказывается, он находился совсем близко от нее, значительно ближе, чем она предполагала! У Элизабет перехватило горло, стало трудно дышать. Она из последних сил рванулась вперед, заметив освещенную витрину магазина и стоящего на маленькой лестнице продавца, Большого Джона, как она его называла. Джон переставлял товары на верхней полке и, услышав отчаянный стук в дверь, мгновенно обернулся и взглянул в окно. Быстро спустился с лестницы, подошел к двери, и, пока он ее открывал, Элизабет заставила себя снова обернуться. Темная расплывчатая фигура исчезла, словно растворившись в серой пелене тумана, но ощущение очень близкой опасности осталось. Она чувствовала его присутствие, ощущала его каждой клеточкой своего тела.

Большой Джон распахнул дверь, и Элизабет бросилась ему навстречу.

— Джон, это я, Лиз! — закричала она. — Впусти меня!

Большой Джон — высоченного роста и внушительных размеров жизнерадостный мужчина — приветливо улыбнулся и посторонился, впуская Элизабет. Дивные запахи сандвичей с индейкой, немецкого картофельного салата, тепло и уют, царящие в магазине, немного успокоили Элизабет, паника отступила, и она снова позволила себе взглянуть через освещенную витрину на улицу. Никого…

— Привет, Лиз! — радостно воскликнул Большой Джон. — Решила на ночь глядя побаловать себя сандвичем с индейкой? Правильно. — Но, внимательно взглянув на свою старую знакомую сквозь стекла очков в тонкой золотой оправе, Джон заметил ее мертвенную бледность и расширенные от страха глаза. — Что-то случилось? — встревоженно спросил он. — Лиз, что произошло?

— Точно не знаю, — пробормотала она, всматриваясь в освещенную витрину. — Мне показалось, что всю дорогу за мной кто-то шел.

— За тобой кто-то шел? — озабоченно переспросил Джон. — Ты видела этого человека?

— Видела, но одно лишь мгновение, — ответила Элизабет. — Джон, можно я у тебя немного побуду?

— Лиз, о чем ты спрашиваешь? Разумеется! — Джон нахмурился, но, видя ее испуг и растерянность, бодро произнес: — Знаешь, Лиз, я думаю, за тобой шел один из твоих фанатов. Ведь у тебя их много, не так ли?

— Нет, едва ли это был фанат. — Она с сомнением покачала головой. — Фанаты так себя не ведут. Нет, это был не фанат… — Элизабет прижала руки к груди и в отчаянии вскричала: — Джон, какое счастье, что ты был в магазине! Что бы я делала, если магазин оказался закрыт? Господи… — Ее голос дрогнул, и она прервала себя на полуслове, ясно представив, что случилось бы с ней, если бы Большой Джон уже ушел домой. Преследователь настиг бы ее, схватил и… Ведь он убийца? Тот самый маньяк, который охотится за людьми, выбирая себе в жертву невинных?

Внезапно Элизабет охватила смертельная слабость, колени задрожали, голова закружилась, и перед глазами все поплыло.

— Лиз, тебе нехорошо? — взволнованно спросил Джон, взяв ее за руку и осторожно, боясь, как бы она не упала, подводя к стулу. — Посиди немного, приди в себя, а я принесу тебе чашечку горячего кофе.

Элизабет бессильно опустилась на стул и закрыла глаза. Нельзя больше об этом думать, нельзя. Она в безопасности, рядом с ней Большой Джон — надежный человек, который не оставит ее в беде.

— Лиз! — раздался над ее ухом голос Джона. — Я принес тебе кофе.

Она открыла глаза, заставила себя улыбнуться, взяла чашку с кофе и сделала несколько глотков.

— Лиз, если ты уверена, что за тобой шел не безобидный фанат, а кто-то… другой, — Джон с тревогой вгляделся в ее бледное лицо, — то мы должны немедленно сообщить в полицию. Давай я позвоню?

Элизабет покачала головой, раскрыла сумочку и вынула визитную карточку Ника О'Коннора, которую он вручил ей в во время разговора в баре Майкла Донахью.

— Я сама позвоню, Джон. Могу я воспользоваться твоим телефоном?

— Лиз, что за вопрос? — Джон наклонился к прилавку и достал оттуда телефонный аппарат. — Мы же с тобой старые друзья!

Дрожащими руками Элизабет набрала номер, указанный в визитной карточке, и пока в телефонной трубке звучали длинные гудки, снова вспоминала только что пережитый кошмар. Если бы она твердо знала, кто крался за ней по пятам, то она бы… А что, собственно, она бы сделала? Этот простой вопрос поставил Элизабет в тупик…

— О'Коннор слушает, — раздался на другом конце телефонного провода сонный голос Ника, и Элизабет смутилась. Время позднее, он давно уже спит, а она разбудила его. Элизабет представила, как Ник лежит на кровати: его светлые волосы растрепались, широкая грудь обнажена, рука тянется к телефону, берет трубку…

«Господи, о чем ты думаешь? — мысленно прикрикнула она на себя. — Разве сейчас время для фантазий?»

— Это Элизабет Найт, — торопливо проговорила она в трубку. — Извините за столь поздний звонок, но…

— Все в порядке, — отозвался Ник, и Элизабет услышала, что сонные интонации из его голоса исчезли. — У вас что-то случилось?

— Какой-то человек преследовал меня от самой станции.

— Вот как? Висел у вас на хвосте? — взволнованно произнес Ник. — Вы запомнили номер его машины?

— Нет, вы не поняли: я шла пешком, а он неотступно следовал за мной. Моя машина сломалась.

— Ясно… — В голосе Ника она уловила явный упрек. В самом деле, разве можно вести себя столь беспечно, разгуливая по улицам, когда зловещий убийца еще не пойман? — Вы смогли бы описать его внешность?

— Нет. На улице густой туман и темно. Я видела лишь его силуэт.

— Где вы сейчас находитесь? Дома?

Элизабет подняла голову и взглянула на Джона, который снова переставлял товары на полке, делая вид, что не слышит разговор.

— Нет, я забежала в гастроном, где работают мои хорошие знакомые, — объяснила Элизабет. — Надеюсь, они отвезут меня домой. — Она снова взглянула на Джона, теперь уже вопросительно, и он утвердительно кивнул.

— Хорошо, — отозвался Ник. — Поезжайте домой и ждите меня. Я буду у вас через полчаса.

— Но это, наверное, неудобно… — слабо запротестовала Элизабет, надеясь в душе, что Ник не передумает. — Время позднее, и вы…

— Я буду у вас через полчаса, — твердо повторил О'Коннор. — Ждите меня. Не забудьте запереть дверь. Не открывайте никому, кроме меня. Вы поняли? — И, неожиданно усмехнувшись, шутливо добавил: — Не забывайте вытирать руки насухо, когда беретесь за электроприборы.

— Я буду помнить, — улыбнулась Элизабет. — Вы, наверное, всегда напоминаете об этом своей младшей сестре?

— Разумеется, ведь я ее старший брат.

— Как хорошо иметь старшего брата!

— Итак, собирайтесь домой, а я скоро буду у вас. — Ник повесил трубку.

Элизабет тоже положила трубку и с виноватым видом посмотрела на подошедшего к ней Джона.

— Мне бы не хотелось тебя беспокоить…

— Лиз, перестань! — Он махнул рукой, снял фартук и добавил: — Мы же с тобой старые приятели, не так ли? Я с радостью отвезу тебя домой.

— Джон, ты так любезен…

— Лиз, я делаю это для тебя не бескорыстно! — шутливо заявил он. — Рассчитываю, что когда-нибудь ты пригласишь меня сниматься в твоем шоу.

— И на какую же роль ты претендуешь? — улыбнулась она.

— На любую, только не на роль продавца, — ответил Джон. — Я бы хотел сыграть нефтяного магната или секретного агента. Возьмешь?

— Непременно, Джон!

Элизабет смотрела из окна новой машины Джона «камаро» на темную Мэйн-стрит, пытаясь заметить одинокую фигуру своего недавнего преследователя, но улица была пуста, и ни одного прохожего она не увидела. Наверное, он сообразил, что Элизабет позвонила из магазина в полицию, и благоразумно предпочел исчезнуть. Но куда? А если он поджидает ее около дома? При этой мысли Элизабет вздрогнула.

Господи, что же получается? Она всегда так любила свой дом, его уют, тепло, красивую и удобную обстановку! Она специально купила его в Порт-Мэдисоне — подальше от шумных улиц, надоедливых фанатов и назойливого внимания прессы. Здесь она чувствовала себя не знаменитостью, не телезвездой, а обычной молодой женщиной. Элизабет ходила по магазинам, покупала молоко, хлеб и другие продукты; когда выдавалось свободное время, подолгу гуляла в живописном местном парке, присаживалась на скамейку, ела сандвичи, любуясь на плавающих в озере лебедей. Она чувствовала себя абсолютно спокойной, защищенной, никто не докучал ей вниманием или вопросами, никто не мешал вести обычную, тихую, размеренную жизнь. И вот теперь… Мысль о доме, который она всегда так любила, внушает ей страх. Ее безопасность нарушена, и ей негде укрыться от преследователя. Господи, как же она его ненавидит, этого неведомого ей призрака! Или хорошо знакомого?

Джон включил радиоприемник, салон машины наполнился негромкой лиричной музыкой, но и она не успокоила Элизабет. Страх, ставший уже привычным, сменился отчаянной, лютой ненавистью. Элизабет пыталась мысленно убедить себя, что ненависть — плохое чувство, она подтачивает душу, разрушает ее, но голос разума подсказывал ей иное. Ненависть закаляет человека, придает ему силы, создает ощущение защищенности перед лицом врага.

— Ну вот мы и приехали! — Голос Джона вывел Элизабет из задумчивости, она вскинула голову, посмотрела ему в лицо и смутилась. За время поездки она не проронила ни слова, и Джон, должно быть, обижается.

— Извини меня, — виновато произнесла Элизабет. — Сегодня у меня выдался тяжелый день, и я плохая собеседница.

— Лиз, о чем ты говоришь! Я все понимаю. Представляю, как ты испугалась, когда заметила, что за тобой кто-то идет!

Он распахнул дверцу и хотел выйти из машины, но Элизабет жестом остановила его.

— Джон, не надо меня провожать, — слабо улыбнулась она. — Ты только подожди и посмотри, как я буду входить. Если все в порядке, то уезжай.

— Лиз, может, мне все-таки пойти с тобой? — с сомнением проговорил он. — Время позднее, мало ли что…

— Нет, Джон, все в порядке. Ты и так мне помог, спасибо.

— Лиз, перестань меня благодарить! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь!

Она кивнула, снова улыбнулась, вышла из машины и зашагала по тропинке, ведущей к дому.

Элизабет поднялась по каменным ступеням, достала ключ, отворила дверь, включила свет и шагнула в холл. Окинула его быстрым внимательным взглядом, пытаясь заметить следы чужого присутствия. Все в порядке, никто не пытался проникнуть в дом. Элизабет вернулась на крыльцо и помахала рукой сидящему в машине Джону. Через мгновение она услышала звук отъезжающего автомобиля и наклонилась погладить вышедшую ее встречать кошку.

— Кэти, как ты поживаешь? — ласково проговорила Элизабет, почесывая кошке за ушами. — Соскучилась, да?

Вдруг чья-то рука схватила ее за локоть и несильно сжала. Элизабет дернулась всем телом, в ужасе отпрянула и… увидела Дэвида Фергюсона. Захлестнувшая ее волна страха намертво сковала все движения, и Элизабет обреченно поняла, что у нее нет сил даже бежать. Да и куда? Он здесь, стоит на крыльце, рядом с входной дверью, и, конечно, не выпустит ее. Фергюсон — убийца ее младшей сестры. Теперь она от него ничем не защищена — ни тюремными решетками, ни охранниками в зале суда… Значит, это он преследовал ее от самой станции и до магазина? Он — тот психопат, убийца, который копирует ее сценарии и воплощает в жизнь? Или… кто-то другой, похожий в своем безумном упорстве на Фергюсона?

— Дэвид, что ты здесь делаешь? — прерывающимся от страха голосом спросила Элизабет. — Как ты оказался у моего дома?

— Я ждал тебя. Мне надо с тобой поговорить, — хрипло ответил Фергюсон, глядя на нее тоскливыми глазами. — Мне необходимо с тобой поговорить, — настойчиво повторил он.

Ему надо… Ему необходимо… Те же слова он много раз повторял и раньше, и на судебных заседаниях в том числе. О чем она может говорить с человеком, убившим ее младшую сестру? Перед мысленным взором Элизабет снова промелькнула ужасающая картина, которую она застала, придя однажды домой, десять лет назад: белое мертвое лицо Марти, растекшиеся по полу лужи крови, разорванные простыни на постели, обрывки веревки… И вот теперь перед Элизабет стоит человек, совершивший это чудовищное злодеяние, и желает с ней побеседовать!

Неожиданно Элизабет захлестнула ярость, страх исчез, и в голове молнией пронеслась мысль: если бы сейчас у нее в руках было оружие, она, ни секунды не раздумывая, применила бы его. Пустила бы пулю в лоб этому мерзавцу… Нет, не сразу: она бы нарочито долго целилась, наслаждаясь его ужасом и беспомощностью перед лицом неминуемой смерти. И Фергюсон бы пережил то, что десять лет назад испытала несчастная Марти!

— Неужели ты не понимаешь, что тебе нечего здесь делать? — негодующе бросила Элизабет, глядя в упор на Фергюсона. — И говорить нам с тобой тоже не о чем!

— Да, Элизабет, я знаю, ты не желаешь меня видеть и общаться со мной, — торопливо забормотал Фергюсон, избегая ее яростного взгляда. — Но ты должна меня выслушать, я хочу, чтобы ты поняла…

— Что? — гневно выкрикнула Элизабет.

— Ты должна понять, что я тебя люблю. Я любил тебя всегда, с самой первой минуты… — Внезапно он схватил ее за запястье, и Элизабет, вздрогнув, отшатнулась, прижавшись спиной к холодной стене дома. Рука Фергюсона была ледяной и влажной. — Всегда, — повторил он и хрипло прошептал: — Запомни, Элизабет: нас с тобой разлучит только смерть.

 

Глава 13

Увидев незнакомого человека, кошка Кэти умчалась в гостиную, а Элизабет пришлось остаться на крыльце рядом с ненавистным ей Дэвидом Фергюсоном. Она бы тоже рванула за кошкой в дом, но здравый смысл подсказывал, что делать этого ни в коем случае нельзя. Фергюсон непредсказуем, он может броситься за ней или, что еще хуже, разозлиться, и тогда…

— Дэвид, прошу тебя, отпусти мою руку, — как можно спокойнее сказала Элизабет.

К ее удивлению, он выполнил просьбу и сделал шаг в сторону.

— Мне не о чем с тобой разговаривать, уходи, — продолжала Элизабет.

— А тебе и не надо со мной разговаривать, — глухо промолвил он. — Просто выслушай меня, и все.

Он снова шагнул к ней, и Элизабет почувствовала, что от него пахнет алкоголем и табаком.

— Уходи, Дэвид, уходи. Ко мне сейчас приедет приятель.

— Я не отниму у тебя много времени, — упрямо произнес Фергюсон. — Всего минуту, пожалуйста, Элизабет. Позволь мне войти в дом.

Она покачала головой, отступая в сторону.

— После того, что ты сделал, я не могу пустить тебя в свой дом. — Элизабет вновь охватила ненависть. Нестерпимо захотелось крикнуть ему в лицо, как сильно она его ненавидит и презирает, высказать все, что она о нем думает. Но поступить так было бы безумием. Пока он не проявляет открытой агрессии, не считая попытки схватить ее за руку, но разве можно поручиться за его дальнейшие действия? Сейчас Фергюсон смотрит на нее виноватым, каким-то тоскливым и жалобным взглядом, но она физически ощущает его нервозность, готовность в любую секунду сорваться…

Фергюсон некоторое время молчал, посматривая на темную улицу, и Элизабет с облегчением поняла, что он поверил ее словам о скором приезде приятеля.

— Хорошо, — наконец произнес он. — Если ты не хочешь пригласить меня в гостиную, я скажу тебе все здесь.

«А он неплохо выглядит для человека, недавно выпущенного из тюрьмы, — со злостью подумала она, рассматривая его новые ботинки, темно-синие джинсы и теплую серую куртку с капюшоном. Принарядился, мерзавец…»

— Знаешь, Элизабет, что я хочу тебе сказать? Я очень сожалею о том, что случилось с твоей младшей сестрой.

— Случилось? — гневно воскликнула она, забыв, что надо держать себя в руках. — Ты так это называешь? Ты говоришь об этом так, словно Марти попала в аварию или стала жертвой несчастного случая? Или, может быть, ты забыл, Дэвид, что сам убил ее?

— Нет, Элизабет, не забыл, — тихо ответил он. — Я помню. Я поступил отвратительно, но ты должна понять меня…

— И что же я должна понять? — с трудом сдерживая ярость, спросила Элизабет.

— Ты должна понять, что совершил я это преступление ради тебя. Во имя моей любви к тебе, Элизабет.

«И сколько же еще кровавых злодеяний ты совершил во имя любви ко мне? — хотелось ей крикнуть ему в лицо. — Сколько? Два, три… десять?» Но она благоразумно промолчала, заметив, как Фергюсон напрягся.

— Да, я пошел на это ради тебя, — повторил он, пристально глядя ей в лицо. — А сейчас я пришел к тебе, чтобы попросить прощения.

Взгляд Фергюсона показался ей пустым и безжизненным, словно все, о чем он сейчас говорил, не имело к нему ни малейшего отношения.

— Элизабет, ты не можешь меня ненавидеть, — глухо продолжал он, — ты должна простить меня за содеянное. Понять и простить. Скажи, что ты больше не сердишься на меня. Пожалуйста, скажи!

Простить… — эхом отдалось у нее в ушах. Но как можно простить убийство юной, ни в чем не повинной девушки? Ее младшей сестры, самого близкого человека? Да даже если он сейчас, не совладав со своими эмоциями, набросится на нее и под угрозой смерти потребует, чтобы она вымолвила слова прощения, Элизабет все равно не произнесет их. Уж лучше она умрет, но Фергюсон не услышит этих слов. Да и так ли необходимо ему ее прощение? Элизабет в этом сильно сомневалась. Преступление совершено, Марти не вернуть, прошло десять лет, он отсидел свой срок, зачем оно ему теперь?

— Элизабет! — тихо позвал ее Фергюсон. — Ты меня слышишь?

— Слышу.

— Ты прощаешь меня?

— Скажи, Дэвид, а если бы я убила близкого тебе человека, ты бы меня простил? — с трудом сдерживая гнев, спросила она.

— Конечно! — убежденно воскликнул он, и его глаза полыхнули огнем. — Конечно, я бы тебя простил. Скажу больше: я бы оправдал любой твой поступок, каким бы ужасным, отвратительным, бессмысленным он мне ни казался. Любой, Элизабет!

Она сжала руки в кулаки и засунула в карманы пальто. Господи, ну что он несет? Элизабет не нуждается ни в каком его прощении и оправданиях! Она хочет от Фергюсона одного; чтобы он оставил ее в покое и никогда больше не напоминал о себе. Всю жизнь этот помешанный добивался ее любви: просил, умолял, требовал…

— Очевидно, мы с тобой разные люди, Дэвид, — сухо промолвила Элизабет. — И у нас разные представления о нравственности. Я не могу тебя простить и прошу уйти. — Она строго посмотрела на него. — Я очень устала, у меня был тяжелый день, а сейчас еще ко мне приедет один знакомый, я тебе говорила. Уходи, Дэвид, уходи.

Заметив, что Фергюсон колеблется, Элизабет легко, осторожно, чтобы не спровоцировать его на грубость, подтолкнула к каменным ступеням, последовав за ним. Фергюсон с растерянным видом спустился вниз, и в этот момент Элизабет рванулась к входной двери, быстро захлопнула ее и задвинула металлический засов. Устало прислонилась к стене и облегченно вздохнула. Затем посмотрела через дверное стекло: Фергюсон, ссутулившись, медленно брел по дорожке, ведущей на улицу. Элизабет направилась в гостиную, зажгла свет, подошла к окну и увидела удаляющуюся фигуру. Через минуту силуэт Фергюсона растворился в серой пелене тумана. Отойдя от окна, Элизабет бессильно опустилась на диван и закрыла лицо руками. Ее сердце гулко колотилось, дыхание было прерывистым, она никак не мола успокоиться.

Кэти с урчанием прыгнула к ней на колени, Элизабет отняла руки от лица и, слегка улыбнувшись, стала гладить ее по шелковистой шерстке.

— Все хорошо, Кэти, — ласково приговаривала она. — Он ушел. — И, бросив снова быстрый взгляд в окно, с надеждой в голосе добавила: — Господи, скорее бы приехал Ник!

Ник ехал в джипе по центральной части Порт-Мэдисона, внимательно рассматривая окутанные серым туманом пустынные улицы в надежде заметить какую-нибудь подозрительную фигуру. Фергюсона — или если это был не он, то другого преследователя Элизабет, таинственного призрака, следовавшего за ней от самой станции до магазина. Но улицы были пусты, город словно замер, погрузившись в сладкий сон. Единственным местом в городе, где жизнь не только не затихала, но и продолжала бурлить, был бар, расположенный неподалеку от здания местного театра. Двери с шумом распахивались, подвыпившие посетители группами выходили на улицу, оглашая ее громким веселым смехом.

Ник никогда прежде не бывал в Порт-Мэдисоне, и сейчас, проезжая по его нешироким чистым, уютным улочкам со множеством деревьев и кустарников, любовался красивыми, в старом стиле, домами с нарядными, отделанными мрамором фасадами, восхищался опрятными магазинчиками, торгующими свежей рыбой, зданием средней школы и старинной башней с колоколом наверху.

Как сильно тихие нарядные, уютные улочки отличаются от широких, стремящихся в бесконечность улиц и проспектов Нью-Йорка! Разве можно сравнить центральную улицу этого городка, например, с Лексингтон-авеню — вечно шумной, крикливой, с интенсивным движением и множеством пешеходов, которые шагают по ней и днем и ночью, толпятся на перекрестках? Но Нику тотчас же пришла в голову мысль, что еще лет десять назад, когда он был совсем молодым, жизнь такого городка показалась бы ему сонной и скучной, несмотря на его внешнее очарование. А вот сейчас, когда он стал значительно старше и напряженная работа отнимает у него почти все время, он с радостью согласился бы купить дом на одной из тихих улиц этого городка, гулять по ним вечерами, наслаждаясь тишиной и покоем.

Ник оторвал взгляд от окна, склонился над разложенной на пассажирском сиденье картой города и стал изучать ее. Вот главная улица, потом надо повернуть направо, немного проехать — и он окажется на улице, где находится дом Элизабет Найт.

Через несколько минут Ник увидел указатель, сбавил скорость и снова стал рассматривать окрестности. Улица, на которой жила Элизабет, была очень зеленой. По обеим сторонам росли деревья и кустарники, а за ними на некотором расстоянии стояли дома. Вот и нужный ему номер.

Ник выключил мотор, но, прежде чем выйти из машины, снова внимательно оглядел пустынную улицу, думая о том, что преследователь Элизабет может находиться где-то поблизости. Нет, вокруг стояла тишина, ни одного прохожего, ни темного силуэта, испуганно прильнувшего к стволу дерева, ни шелеста шагов, ни единого движения.

Дом Элизабет находился в глубине улицы, а перед ним росли могучие сосны и несколько кустарников. Дом смотрелся очень богато и красиво. В викторианском стиле, с нарядным мраморным фасадом, высокими каменными ступенями, ведущими к веранде, подсвеченной изящными, в форме тюльпанов, фонарями — он производил впечатление настоящего произведения искусства, поражал своей роскошью, грацией линий и форм. И соседние дома тоже смотрелись великолепно. Ник с трудом представлял себе, какие богатые люди живут в подобных домах и содержат их. Вспомнив о своем желании поселиться в этом городке, он усмехнулся. Ни он и никто из его окружения не смогли бы позволить себе приобрести такой богатый дом, кроме… Элизабет Найт. Но ведь она — знаменитая женщина, телезвезда. Она может себе это позволить.

Перед его мысленным взором возник образ Элизабет — в плотно облегающем стройную фигуру элегантном темном платье, с тонким, одухотворенным лицом в обрамлении блестящих черных волос, с глубокими, выразительными светло-голубыми глазами. Она обращалась с экрана телевизора к зрителям, комментируя очередную серию «Темного зеркала», и казалось, ее взгляд проникает в душу каждого, заставляя задуматься над серьезными проблемами.

И ту же Элизабет Найт он наблюдал в баре у Донахью… Ту же или совершенно другую? Она сидела за столиком напротив него, бледная, потерянная, с печальными глазами, и откровенно рассказывала о своих горестях и переживаниях. Тогда Элизабет была похожа на несчастную маленькую девочку, и у Ника больно сжималось сердце. Он почему-то все время вспоминал свою младшую сестру Нину: как постоянно волновался, когда она уходила по вечерам на свидания, боялся, как бы с ней не случилась беда, и невольно ловил себя на мысли, что ему неудержимо хочется помочь Элизабет. Защитить ее от всех бед и напастей, сделать так, чтобы у нее всегда было хорошее настроение, видеть ее веселой и счастливой.

Элизабет распахнула дверь, и Ник, увидев ее на пороге, мгновенно забыл о наставлениях, которые минуту назад давал самому себе. Вглядываясь в бледное лицо Элизабет, Ник думал о том, что сейчас перед ним стоит не ослепительная красавица телезвезда, а снова та маленькая несчастная девочка, с которой он недавно беседовал в баре. В широко раскрытых глазах мелькает испуг, под ними залегли темные круги, губы дрожат, лицо бледное, измученное, с застывшими каплями слез.

«Как же, попробуй остаться равнодушным, — с легкой досадой подумал Ник, стараясь подавить в себе острый приступ жалости к этой женщине и желание защитить ее. — И никакие правила не помогут».

Элизабет увидела из окна, как подъехал черный джип «чероки», из него вышел Ник О'Коннор, зашагал по дорожке, ведущей к ее дому, и поспешила к входной двери. Господи, как замечательно, что он приехал!

Элизабет открыла дверь, Ник вошел в холл и вгляделся в ее лицо, пытаясь понять, какие чувства она сейчас испытывает. Все еще напугана или немного успокоилась?

— Ник, я так рада, что вы приехали! — воскликнула Элизабет. — Я вам так благодарна!

Он молча шагнул к ней и неожиданно обнял за плечи, крепко прижав к себе. Несколько мгновений они стояли неподвижно. Элизабет чувствовала запах его кожаной куртки, вдыхала тонкий аромат туалетной воды, а ее щека касалась щеки Ника, поросшей колючей щетиной. Как хорошо было находиться в его объятиях, ощущать его крепкое, мускулистое тело, исходящее от него тепло, уверенность и надежность…

— Ну как вы? С вами все в порядке? — с тревогой спросил Ник, отпуская от себя Элизабет. — Успокоились немного?

— Да, немного успокоилась, — смущенно промолвила Элизабет. — Сначала я очень испугалась, просто ужасно, а теперь страх прошел. Проходите в гостиную! — спохватившись, добавила она. — У вас, надеюсь, нет аллергии на кошек?

— Не знаю, — улыбнулся Ник. — Геркулес не подпускает меня к кошкам. Строго следит, чтобы я не приближался к ним.

Элизабет тоже улыбнулась, но, заметив, что Ник с озабоченным видом задвинул засов на входной двери, посерьезнела.

— Что, ненадежно? — быстро спросила она.

— Любой засов ненадежен, если в центре входной двери сделано стеклянное окно, — покачал головой Ник.

— Да, вы правы, — растерянно произнесла Элизабет, оглядывая дверь. — Но дело в том, что никогда прежде я не задумывалась о безопасности своего жилища. Как-то не было в этом необходимости, а вот теперь… Проходите в комнату, Ник.

Элизабет отправилась на кухню. Поставила на плиту воду, достала из шкафчика банку с кофе и задумалась. Какой кофе любит Ник? Колумбийский или капуччино, который предпочитает Касс? Колумбийский значительно вкуснее. Через несколько минут кухня наполнилась дивным тонким кофейным ароматом, и Элизабет хотела уже пойти пригласить Ника, но, к своему удивлению, обнаружила, что он стоит в дверном проеме и задумчиво смотрит на нее.

Элизабет налила ему кофе, и они отправились в гостиную. Она устроилась на диване, а Ник с кружкой в руке остановился перед камином.

— Любите огонь? — спросил он.

— Конечно. Мне очень нравится, когда в камине горят дрова. Они создают дополнительный уют, уж не говоря о тепле. А вы?

— Я тоже люблю огонь, особенно смотреть на него.

— А разжечь камин сумеете?

— Разумеется, я же когда-то был скаутом и ходил в походы.

Ник поставил кружку на каминную полку, отодвинул решетку и стал доставать дрова из специального ящичка. Затем умело поджег их, и через минуту камин озарился оранжевым пламенем. Ник взял кружку с каминной полки и, наконец, обратил внимание на стоящие фотографии.

— Это ваша сестра? — тихо спросил он, кивнув на один снимок.

— Да. Это последняя фотография Марти.

— Симпатичная девушка. Очень похожа на вас.

— К сожалению, Дэвид Фергюсон в свое время тоже заметил сходство.

— Элизабет, я очень сожалею, — вздохнул Ник, подошел к ней и сел рядом. Взял ее руки в свои и попросил: — А теперь расскажите мне об этом Фергюсоне.

— Что именно вас интересует? — спросила она, ощущая тепло его больших сильных рук.

— Абсолютно все.

Спрятавшись за окружавшими дом Элизабет вечнозелеными кустарниками, убийца внимательно наблюдал за освещенными окнами гостиной. Там по комнате двигались два силуэта — мужской и женский. Иногда они исчезали из поля зрения, и тогда убийца понимал, что они или сели на диван, или вышли в кухню. Стиснув от негодования зубы, он смотрел на тонкую, стройную, четко выделявшуюся на фоне освещенного окна фигуру Элизабет и на мужественный силуэт того самого полицейского, который недавно приехал на машине.

Как он смеет являться к Элизабет — к его Элизабет — в столь поздний час! Своим появлением в доме он компрометирует ее! Ведь Элизабет — в высшей степени достойная и порядочная женщина, и визиты малознакомых мужчин — не ее стиль и образ жизни. Она — самая честная и лучшая. Правда, в последнее время убийца все чаще ловил себя на неприятной мысли, что ему становится труднее думать о Элизабет Найт в превосходной степени.

Вот, например, ситуация, за которой он сейчас наблюдает из кустов. Как она могла пригласить к себе малознакомого мужчину поздно вечером, когда живет одна? Разве это прилично? Чем они занимаются, когда он время от времени перестает видеть их силуэты? Садятся на диван, рядом, их тела соприкасаются… А какое лицо было у Элизабет, когда этот полицейский приехал и она открыла ему дверь! Он видел выражение ее лица, и оно причинило ему такую боль! Ее взгляд был полон надежды, радостного ожидания, и еще — она немного смутилась. Он все это видел! Невыносимо!

Он не вынесет этого предательства. Ведь все, что у него есть в жизни, — это Элизабет Найт. Она — его мечта, цель и смысл существования. Его жизненное предназначение — быть рядом с ней, восторгаться ее красотой, наслаждаться ее прекрасным образом. А если она его все-таки предаст и отправится в спальню с этим проклятым полицейским? С чужим мужчиной, недостойным ее любви? Значит, она растопчет его надежды, уничтожит мечты, и мир рухнет, придавив его обломками. Но, падая, он успеет прихватить ее с собой. Он утянет Элизабет в черную бездну, из которой ей уже никогда не выбраться. И там они наконец соединятся. Навсегда. Никто и ничто уже не разлучит их, потому что оба они будут мертвы.

Вот только… ему не хотелось бы причинять вред Элизабет и, уж конечно, лишать ее жизни. Пока, во всяком случае. Ведь одно дело — убить мерзавца педагога, надругавшегося над своей юной ученицей, или вколоть смертельную дозу морфина незнакомому старику, который все равно бы скоро отдал концы, другое дело — занести карающий меч правосудия над головой Элизабет Найт, а значит, и над своей собственной.

— Элизабет, не делай этого, — еле слышно прошептал побелевшими от холода губами убийца, глядя на темное окно спальни. — Не зажигай в спальне свет.

— Мы познакомились с Дэвидом Фергюсоном на дружеской вечеринке, сейчас уже не помню, у кого именно, — сказала Элизабет, согревая руки о кружку с горячим кофе. — Понимаете, Ник, я родилась и выросла в одном из маленьких городков Калифорнии, где всего одна школа и все знают друг друга.

Тепло, исходившее от горячей кружки, немного успокаивало, но тем не менее Элизабет чувствовала внутреннее напряжение и догадалась, чем оно вызвано, лишь когда старинные часы пробили половину одиннадцатого. Ну конечно, ведь по телевизору показывают очередную серию «Темного зеркала»!

Она озабоченно посмотрела на Ника и прочла в его взгляде тревогу. Он думал о том же, о чем и она. Какой-то безумец дожидается окончания шоу, чтобы отнять еще чью-то жизнь… А тот несчастный, кого преступник наметил себе в жертву, и не подозревает, что через полчаса для него все уже будет кончено. Он спокойно смотрит телевизор или пьет на кухне чай…

— О чем сегодняшняя серия? — с видимым спокойствием спросил О'Коннор.

— О парне, который в пьяном виде сел за руль автомобиля и сбил насмерть ребенка, оставив его на дороге. А убитый горем отец погибшего ребенка через некоторое время подстерег парня, когда тот снова пьяный выходил из бара, и застрелил его.

— Да, в такой туманный вечер лучше не пить и не садиться за руль, — задумчиво промолвил Ник, поглядывая на часы.

— Я такого же мнения, — сказала Элизабет и, немного поколебавшись, спросила: — Как вы думаете, сегодня может опять… что-нибудь случиться?

— Если честно, боюсь, что может, — тихо ответил Ник, избегая встречаться ней взглядом.

Она тяжело вздохнула, сделала несколько глотков кофе, подумав, что если сегодня вечером снова оборвется чья-то жизнь, то и она будет нести за это ответственность. Фергюсон или похожий на него безумец уже, должно быть, бродит по улицам города, дожидаясь окончания шоу… Шоу, сочиненного ею.

— Знаете, о чем я думаю? Если это все-таки Дэвид Фергюсон, то новое преступление он может совершить где-то неподалеку, — сказала Элизабет. — В моем районе — ведь Фергюсон недавно был здесь.

— Не исключен и другой вариант, — отозвался Ник. — Он мог уехать поездом в 21.55, и если я прав, то сейчас он уже подъезжает к городу.

Он достал из кармана расписание поездов и показал Элизабет.

— Вот, смотрите. Я уже проверил.

— Надо же! Вы, оказывается, успели все продумать.

— Я же полицейский! Просчитывать варианты — моя работа, — с улыбкой отозвался он, но Элизабет видела, что ему не до смеха. — А теперь давайте продолжим наш разговор о Дэвиде Фергюсоне, — попросил Ник. — Вы остановились на том, что познакомились с ним на вечеринке у друзей.

— Да, мы встретились у наших общих знакомых. Мне тогда было семнадцать лет, Фергюсон был старше меня на два года. Мы поговорили совсем немного, не более десяти — пятнадцати минут, и он произвел на меня странное впечатление. Я сразу поняла, что Дэвид не в себе — так сказать, не от мира сего.

— И он влюбился в вас с первого взгляда?

— К сожалению, да, — вздохнув, ответила Элизабет.

— За то, что он влюбился в вас, его винить нельзя, — тихо заметил Ник и, к удивлению Элизабет, ласково погладил ее по пышным волосам. Странно, но этот жест не вызвал у нее протеста или недоумения: он показался ей дружеским и сочувственным, не более того. — Интересно, какой вы были в семнадцать лет? — с легкой улыбкой спросил он. — Наверное, очень хорошенькой, я прав?

— Ну… в общем, да, — замявшись, промолвила она. — Я была симпатичной, но худой, даже угловатой. С длинными тонкими ногами. Мои друзья в шутку называли меня страусом.

Ник бросил быстрый взгляд на ее ноги, хотел что-то возразить, но передумал.

— Итак, вернемся к Дэвиду Фергюсону, — сказал он.

— Вечером, после того как я ушла, Фергюсон попросил у наших общих знакомых номер моего телефона и уже на следующий день позвонил мне. Три раза, как сейчас помню. А через день он уже звонил семь раз. — Она покачала головой и продолжила: — Он начал следовать за мной по пятам, встречал после школы, подстерегал у дома, шпионил за мной, когда я ходила на свидания с молодыми людьми, а однажды даже хотел устроить драку с моим поклонником. Мы сидели в кинотеатре, он ворвался туда, стал кричать, что я якобы его девушка… Кстати, Фергюсон рассказывал всем нашим знакомым, что мы с ним встречаемся, но, к счастью, ему никто не верил. Друзья просто посмеивались над ним, вот и все.

— Да, Фергюсон был одержим навязчивой идеей, — задумчиво произнес Ник. — Подобный тип личности с неустойчивой психикой хорошо известен и изучен. Сначала эти люди зацикливаются на ком-то, начинают всячески демонстрировать свою привязанность и любовь, добиваясь ответного чувства, а когда осознают, что объект для них недоступен, становятся опасными. Их привязанность перерастает в открытую агрессию. Скажите, а полицейские говорили вам об этом? — вдруг спросил он.

— Конечно, — презрительно усмехнувшись, ответила Элизабет. — Говорили, что он зациклен на мне и я должна вести себя с ним осмотрительно, потому что Фергюсон потенциально опасен.

— Потрясающее бездушие! — зло проговорил Ник. — Мне стыдно за этих парней, честное слово! — Он сделал паузу и добавил: — А впрочем, они излагали вам то, чему их учили в полицейской академии. Кстати, меня тоже всему этому обучали.

— И как вы усвоили курс? — усмехнувшись, спросила Элизабет.

— Думаю, неплохо. И не только теорию, но и практику. И что же они говорили вам еще, эти полицейские? Попробую догадаться. Они заявляли вам примерно следующее: «Мы ничего не можем сделать с Фергюсоном, пока он не нарушил закон». Или, например: «Мы не имеем права арестовать его, ведь он не представляет угрозу для общества». Так?

— Да, именно так они мне и заявляли.

— Элизабет, я действительно очень сожалею обо всем случившемся. — Ник положил руку ей на плечо, и она ощутила ее силу и тепло. — Как же события разворачивались дальше?

— Следующим летом я переехала в Нью-Йорк, — продолжила Элизабет. — Во-первых, хотела поступить там учиться в колледж, а во-вторых, надеялась избавиться от навязчивой привязанности Фергюсона. А Марти тогда училась в школе… Мы скучали друг по другу, часто перезванивались. — Голос Элизабет дрогнул.

— Ваша сестра была знакома с Дэвидом Фергюсоном? — спросил Ник, сочувственно глядя на Элизабет.

— Нельзя сказать, что они были знакомы. Марти видела его несколько раз, когда он подолгу торчал у дома, поджидая меня, она разговаривала с ним по телефону, когда Фергюсон звонил мне. Но лично знакомы они не были.

— Элизабет, расскажите, как все случилось, — тихо попросил Ник. — Я понимаю, вам до сих пор больно вспоминать об этой трагедии, но тем не менее…

— Как все случилось? — печально повторила Элизабет. — Я пригласила Марти погостить у меня в Нью-Йорке. Она мечтала своими глазами увидеть Большое Яблоко, и мне очень хотелось доставить ей это удовольствие. Как замечательно мы с Марти проводили время! Я показывала ей небоскребы: Рокфеллеровский центр, Эмпайр-стейт, мы делали покупки в многочисленных магазинах на Пятой авеню, ходили в музеи, в Центр международной торговли.

— Вы с сестрой были очень близки, — заметил Ник, снова ласково погладив Элизабет по голове.

— Да, сестра для меня была самым близким человеком, — ответила она, и в ее глазах блеснули слезы. — Ее потеря для меня невосполнима. — Две слезинки выкатились из ее глаз, Ник достал из кармана носовой платок и подал ей. — Спасибо, — улыбнувшись сквозь слезы, пробормотала Элизабет. — Я постараюсь больше не плакать.

Кошка Кэти, которая всегда улавливала настроение хозяйки, спустилась с лестницы и, приблизившись к дивану, прыгнула к Элизабет на колени, опасливо поглядывая на незнакомого мужчину, сидевшего рядом.

— Так вот… в тот вечер, незадолго до того как случилась трагедия, мы с Марти договорились вместе поужинать в кафе «Хард-рок». Но в тот вечер была моя смена в баре Донахью и мне пришлось задержаться: там было много гостей, отмечали какое-то торжество, и посетители долго не расходились. Мне пришлось позвонить Марти, извиниться и сказать, что наш поход в кафе не состоится. Она не обиделась, ответив, что поужинает дома и будет дожидаться моего возвращения. Марти вообще была чудесной девушкой, с легким, приятным характером, добрая, отзывчивая… — Элизабет снова промокнула глаза носовым платком. — Переехав жить в Нью-Йорк, я совсем забыла о Дэвиде Фергюсоне и была уверена, что его чувства ко мне давно остыли, однако… я жестоко ошибалась. Фергюсон не только не отказался от навязчивой идеи быть со мной, а наоборот, еще больше утвердился в мысли, что рано или поздно я буду принадлежать ему. Видимо, он расценил мой переезд как бегство и решил во что бы то ни стало вернуть меня, настигнув в Нью-Йорке. Причем самое удивительное: он ни от кого не скрывал своих намерений. Открыто заявлял нашим общим знакомым, что собирается покарать меня за мою так называемую неверность, а люди, как всегда, лишь снисходительно посмеивались над ним. Никто не воспринимал всерьез ни слова Фергюсона, ни его самого! Он узнал мой адрес, номер телефона… В тот вечер я вернулась домой после полуночи и застала страшную картину… Марти… лежала мертвой в моей спальне… — Элизабет всхлипнула и судорожно сцепила руки.

— Вы первой оказались на месте преступления?

— Да.

— Я очень вам сочувствую, Лиззи, — мягко произнес он, крепче сжимая рукой ее плечо. — Видеть такое невыносимо.

Элизабет молча кивнула, отметив, что Ник назвал ее уменьшительным именем и вышло это у него легко и естественно, без тени фамильярности или намека на возможно более тесное знакомство.

— И знаете, что Фергюсон заявил во время следствия судебному психиатру? — продолжила Элизабет. — Что якобы он не имел намерения расправиться с Марти. Он хотел лишь заставить ее признаться ему в любви! Уж не знаю, от чьего имени — моего или ее собственного…

В гостиной воцарилась долгая пауза, а потом Ник спросил:

— Где его схватила полиция?

— В аэропорту. Он собирался лететь самолетом обратно в Калифорнию. Полиция надавила на него, и он во всем признался. Там же, в помещении аэропорта. И очень просил, чтобы они правильно расценили его поступок, — зло добавила Элизабет.

— Ну конечно, если ты любишь женщину, а она не отвечает тебе взаимностью, то можно убить ее младшую сестру! — возмущенно воскликнул Ник. — И все должны понимать, почему ты совершил преступление, и не судить тебя строго! Представляю, с какой болью в сердце вы живете. — Ник вгляделся в лицо Элизабет. — Ведь у меня есть младшая сестра, Нина, она, слава Богу, жива и здорова, но я всегда так волнуюсь за нее…

Элизабет положила голову на руку Ника, обнимавшую ее за плечо, и едва заметно улыбнулась. Как хорошо ощущать присутствие этого сильного и мужественного человека, готового в любую минуту прийти ей на помощь!

— Ник, — тихо сказала она. — Вы не могли бы побыть у меня еще немного?

— Я непременно останусь с вами столько, сколько будет необходимо, — отозвался он, наклонившись к лицу Элизабет и нежно прикоснувшись губами к ее щеке. — Не беспокойтесь.

Господи, кто бы знал, как его неудержимо тянуло подкрасться вплотную к дому и заглянуть в окно гостиной, где находились сейчас Элизабет и этот проклятый полицейский! Заглянуть, посмотреть, чем они там занимаются, и хотя бы немного успокоиться. Но нет, делать этого ни в коем случае нельзя. Ему не удастся абсолютно бесшумно приблизиться к дому: хрустнет под ногами какой-нибудь камешек или зашуршат опавшие листья. Так уже было, когда убийца некоторое время назад подходил к дому Элизабет и даже поднимался по ступеням, ведущим к входной двери. Нельзя рисковать, тем более что в гостиной сидит этот чертов полицейский.

Убийца снова взглянул на часы и досадливо поморщился. Пора уходить отсюда — сколько можно торчать за кустами, дрожа всем телом от холода! К тому же его ждет дело, важное дело, от выполнения которого зависит очень многое! При мысли о предстоящем осуществлении намеченного плана глухое раздражение спало, и даже холод перестал пробирать его до костей. Он снова совершит это!

И он будет продолжать осуществлять свою миссию до тех пор, пока Элизабет не перестанет появляться каждую пятницу на экранах телевизоров, вызывая у мужской части телеаудитории недвусмысленный интерес и откровенное желание. Элизабет Найт принадлежит ему, и только ему! Правда, похоже, она это не до конца осознала.

Убийца выбрался из-за кустов на улицу. Пора: одиннадцать вечера. Пора идти и снова доказывать Элизабет свою всепоглощающую любовь и безмерную преданность. Уже в который раз.

 

Глава 14

Ларри Бертрам был абсолютно уверен, что не пьян. Разве он не знает, чем отличается пьяный человек от трезвого? Характерной нетвердой походкой, жестами, речью, а главное, их состояние выдает запах алкоголя. Но разве, глядя на Ларри, можно заподозрить, что он выпил? Никогда! Он собран, четко выговаривает слова, ходит прямо, шаг его размерен и точен. И что очень важно, от него не пахнет спиртным.

Как сделать так, чтобы не ощущался запах изо рта, Ларри давно и прочно усвоил. Существует столько всевозможных парфюмерных и иных средств, что только дурак не воспользуется ими для уничтожения запаха. Вот если бы еще регулярно не ходить в суд на эти дурацкие заседания! Ларри Бертрам был убежден, что судья невзлюбил его с первой минуты и нарочно унижает, заставляя являться на заседания, и следит, трезвый он приходит или нет. Этот придурок почему-то вообразил, что Ларри пьяница. Какая глупость! Ларри выпивает немного, в меру, и бросить пить сможет в любой момент, когда захочет.

И после того несчастного случая, произошедшего несколько месяцев назад, Ларри тоже мог бы бросить пить или по крайней мере не садиться за руль после посещения бара. Мог бы… только для чего? Ведь понятие «бросить пить» относится к людям, злоупотребляющим спиртным, а Ларри не принадлежит к их категории. И вообще, небольшая доза алкоголя ему только на пользу: обостряет восприятие, прочищает мозги, поднимает настроение.

Странно, что этого не понимает бармен, который только что строго заявил, что больше не нальет Ларри ни единого стакана, и попросил покинуть заведение. Что ж, Ларри не стал с ним спорить, вышел из бара и твердой походкой направился к своей машине. Время было не позднее, двенадцатый час ночи, но улицы уже опустели. Это к лучшему, Ларри не хотел, чтобы какой-нибудь прохожий видел его выходящим из бара. Именно по этой причине с некоторых пор он оставлял машину не на парковочной площадке у входа в бар, а неподалеку, в маленьком, темном, плохо освещенном переулке. Если уж кто-то и заметит его у дверей бара, то сразу поймет: Ларри отправляется домой не на автомобиле, а пешком.

Подойдя к своей машине, Ларри остановился, достал из кармана связку ключей и попытался открыть переднюю дверцу. Что за черт? Ключ не вставляется. Ларри попробовал другой, третий… Не подходят. Ничего страшного, сейчас он перепробует все ключи и какой-нибудь точно подойдет. У него так часто случалось: не мог с первого раза отыскать нужный ключ.

Ну вот, наконец один ключ подошел. Ларри, качнувшись, рывком распахнул дверцу машины и с размаху плюхнулся на водительское сиденье. Пристегнул ремень безопасности: по улицам города как угорелые носятся пьяные водители, с ними запросто угодишь в аварию!

Ларри хотел уже завести двигатель, но внезапно почувствовал легкое головокружение. Откинулся на сиденье, покрутил ручку, чтобы опустилось стекло, и в салон проникла свежая вечерняя прохлада. Ларри посидел несколько минут, глубоко вдыхая воздух, а потом нашарил в кармане флакончик с мятной настойкой для освежения полости рта. Побрызгал им в рот, прислушался к своим ощущениям. Кажется, все нормально, голова не кружится, но необходимо еще немного посидеть и только после этого отправляться домой.

Ларри рассеянно смотрел на безлюдную тихую улицу и вдруг заметил темную фигуру, отделившуюся от стены дома и направляющуюся к его машине. Ларри тряхнул головой, пытаясь отогнать странное видение, но силуэт не исчез, а стал четче, больше, и наконец Ларри признал в нем человека. Мужчина наклонился к раскрытому окну его машины.

«Что за черт? — с нарастающей тревогой подумал Ларри, глядя на незнакомца. — Вообще Порт-Мэдисон — тихий, спокойный городок, но и в таких сонных городках всякое случается… Может, это какой-то бродяга или мелкий жулик?»

Ларри внимательно осмотрел незнакомца с головы до ног и в рассеянном свете уличного фонаря заметил, что мужчина выглядит вполне прилично и не похож на грабителя или бродягу. Липкий страх прокатился по спине Ларри, а затуманенная алкоголем голова мгновенно прояснилась.

— Добрый вечер, мистер Бертрам, — негромко произнес мужчина, и Ларри показалось, что его голос прозвучал вполне дружелюбно. Однако это не принесло ему успокоения. Его все сильнее охватывал страх перед этим незнакомцем, и руки начали дрожать.

Насторожило Ларри следующее: во-первых, ему не понравилось, что незнакомый человек знает его имя, а Ларри был абсолютно убежден, что никогда прежде не встречался с этим мужчиной, а во-вторых, после того инцидента со сбитым ребенком мало кто из местных жителей обращался с Ларри дружелюбно. Наоборот, за несколько месяцев, прошедших после той аварии, Ларри в полной мере испытал на себе гнев этих придурков — местных жителей. Что только они не вытворяли, демонстрируя ему свое возмущение и презрение! Много раз звонили по телефону с угрозами, и анонимные письма, в которых содержались обещания расправиться с ним, под дверь подбрасывали! Нет, дружелюбного отношения у местных, вполне приличных на вид жителей он не заслуживал.

— Привет, — как можно небрежнее ответил Ларри. — Кто вы и что вам нужно?

Мужчина склонился к нему еще ближе, и Ларри, снова и снова всматриваясь в его лицо, твердо осознал: никогда прежде он не видел этого человека. Ларри был убежден: он не ошибается; у него всегда была прекрасная память на лица, и уж если он когда-нибудь встречал этого мужчину, то непременно запомнил бы. Нет, этого человека Ларри видел впервые в жизни.

— А вы разве не догадываетесь? — усмехнулся незнакомец. — Неужели вы меня не помните? — И медленно, ледяным тоном добавил, в упор глядя на Ларри: — Несколько месяцев назад вы в пьяном виде сбили машиной мою маленькую дочь. Она умерла потому, что вы, напившись, сели за руль. Вспомнили?

Внутри у Ларри все задрожало, страх затуманил разум, стало трудно соображать. Нет, не может быть… Наваждение какое-то! Усилием воли Ларри заставил себя собраться, снова испуганно взглянул в лицо незнакомца, и наконец до него дошло.

— Но вы не отец того ребенка, — хрипло пробормотал он. — Того человека я знаю, я видел его много раз на судебных заседаниях. Он… он совсем на вас не похож. Кто вы? — испуганно выкрикнул он. — Что вам от меня надо?

— Совершенно не важно, отец я той девочки или нет, — презрительно ухмыльнулся незнакомец. — Давайте договоримся: я делаю вид, что я ее отец, а вы притворяетесь, что верите мне. Ну, согласны?

Ларри расширенными от ужаса глазами смотрел, как мужчина вынимает из кармана пистолет, приставляет дуло к его виску, и не мог двинуться с места. Он кожей чувствовал ледяную сталь; казалось, она обжигает его, и вот-вот из дула пистолета грохнет выстрел, который оборвет его драгоценную жизнь…

«Может, он просто сумасшедший? — мелькнула в голове у Ларри спасительная мысль. — Пошутит, покуражится и уйдет?» Но внутренний голос, тот самый, что много раз просил его завязать с выпивкой и к которому Ларри никогда не прислушивался, сейчас убеждал его в обратном. Незнакомец не шутит, и Ларри определенно попал в беду: в тихом, спокойном городке Порт-Мэдисон, где улицы по вечерам пустеют и жители рано ложатся спать.

— Эй, мистер, я не знаю, кто вы и чего от меня добиваетесь, — торопливо заговорил Ларри. — Но мне не нравится, когда…

— Молчите и слушайте, что я вам скажу! — грубо прервал его незнакомец, продолжая держать дуло пистолета у виска Ларри. — Мы сыграем с вами в детскую игру. Ее часто показывают по телевизору. Я сделаю вид, что нажимаю курок и стреляю вам в висок, а вы притворитесь, будто умираете. Принимаете правила игры, мистер Бертрам?

Во рту у Ларри сделалось сухо, перехватило дыхание. Он попытался сглотнуть или вдохнуть воздух, но у него ничего не получилось. А в ушах снова отчетливо зазвучал внутренний голос, твердя, что надо попытаться договориться с этим человеком, что-нибудь предпринять, а не сидеть, дрожа от страха. Но что можно предпринять, если к твоему виску приставлено оружие? Что? Кричать, звать на помощь? Кого?

«Не надо было напиваться, — бесстрастно ответил внутренний голос. — И никогда не садиться в пьяном виде за руль. Ничего бы не случилось — ни тогда, ни сейчас».

— Но ведь это будет всего лишь игра? — пролепетал Ларри. — Игра?

— Да, конечно, игра, похожая на ту, в которую вы играли несколько месяцев назад. Когда, садясь за руль автомобиля, притворялись, будто вы абсолютно трезвый. А вот сбили насмерть маленькую девочку вы не понарошку, мистер Бертрам. Она, как вам известно, умерла. На самом деле. А значит, и ваша игра закончилась.

Через мгновение раздался сухой короткий хлопок, перед глазами Ларри мелькнула яркая вспышка света, он успел уловить острый, едкий запах пороха, и ему показалось, будто в его голове что-то взорвалось, зазвенев и рассыпавшись на тысячи мелких осколков.

— А вы хорошо умеете притворяться, — словно сквозь густой туман донесся до него глухой голос незнакомца. — Просто мастер своего дела.

Ларри качнулся, голова его бессильно свесилась на грудь, и он навалился на руль. Руки еще пытались машинально ухватиться за что-то, но силы оставляли Ларри. Ему казалось, что он с огромной скоростью несется по бесконечно длинному черному туннелю; он даже удивился, как легко это у него получается, вот только никак не мог понять, куда он несется.

«Навстречу смерти», — подсказал ему внутренний голос.

«Так вот, значит, как это — умирать, — краем угасающего сознания подумал Ларри. — Интересно, а она, та сбитая мною девочка, чувствовала то же самое?»

Ларри продолжал с дикой скоростью лететь по черному туннелю. Несколько мгновений он все еще слышал внутренний голос, что-то твердивший ему, но уже не мог разобрать слова, а потом голос постепенно смолк, и наступила абсолютная тишина.

— Ник, у нас еще один труп, — раздался в телефонной трубке хриплый голос капитана Райерсона.

— О Господи! — простонал Ник, открывая глаза и глядя на светящийся циферблат часов: половина пятого утра. А он накануне так мечтал выспаться, ведь сегодня суббота! Да, выспишься тут, как же…

— Ник, проснись, ты слышишь меня?

— Я и заснуть еще толком не успел, а вы уже звоните и будите меня радостным известием, — пробурчал О'Коннор, проводя ладонью по спутанным волосам. — И кто на сей раз? Нет, подождите, не сообщайте, я попробую сам угадать: застрелили пьяного парня, и теперь он, с дыркой в голове, лежит, навалившись на руль автомобиля. Угадал?

— Угадал, — усмехнулся капитан. — Ты вот жалуешься, что у тебя много работы, а сам, как я вижу, успеваешь смотреть телевизор. Ладно, шутки в сторону. Да, действительно застрелили того парня, который несколько месяцев назад в пьяном виде задавил насмерть маленькую девочку. Парень находился под следствием, его вот-вот должны были осудить, но некто взял на себя полномочия правосудия и поквитался с ним. В общем, его труп обнаружен нынешней ночью в салоне собственной машины в одном из темных переулков Порт-Мэдисона.

— Порт-Мэдисон! — воскликнул Ник, мгновенно проснувшись. Значит, Элизабет была права. Он не уехал далеко… — Дэвид Фергюсон был вчера вечером в Порт-Мэдисоне, — торопливо сообщил он.

— Фергюсон? Тебе точно это известно?

— Да, он приезжал туда и встречался с Элизабет Найт.

— Надеюсь, с ней все в порядке? — спросил капитан.

— Да, к счастью.

— И что Фергюсон хотел от нее? Он угрожал ей?

— Нет, ничего серьезного, хотя Элизабет Найт все равно напугана его визитом.

— Понятно. — В голосе капитана Ник уловил легкое разочарование, но он не винил его за это. Боб Райерсон не был кровожадным человеком и, уж конечно, не хотел, чтобы Фергюсон причинил зло Элизабет Найт или кому-либо еще. Просто в данном случае он мыслил как полицейский, который мечтает схватить опасного преступника, но, пока тот не совершил противоправного действия, не имеет на это полномочий. Вот если бы Фергюсон сделал хоть один противозаконный шаг, Боб Райерсон с радостью и чистой совестью схватил бы его за шиворот и упрятал за решетку, а пока… Фергюсон разгуливает на свободе.

— А где именно произошло убийство? — спросил Ник, вскочив с кровати и едва не наступив на спящего на коврике Геркулеса.

— В Порт-Мэдисоне, в темном переулке, за зданием местного театра, неподалеку от Мэйн-стрит. Патрульный Джимми Рот, обнаруживший труп, расскажет тебе подробности. Туда уже выехал главный местный детектив по фамилии Питри. И ты давай собирайся, Ник. Время не ждет.

— Ладно, сейчас еду. Конечно, ни один труп не обходится без меня, это стало уже хорошей традицией.

— Давай, шевелись!

Ник снова подумал об Элизабет: известие о новом преступлении, совершенном сразу после выхода в эфир очередной серии «Темного зеркала», будет для нее ударом, хотя подобный ход развития событий и она, и он предвидели. Ник вспомнил и о миссис Уилкокс, недавно потерявшей мужа, представил, столько еще людей могут стать жертвами безумного убийцы…

— Я выезжаю, капитан. — Ник снова взглянул на часы. — Похоже, я начинаю работать круглосуточно. Уж и не помню, когда спал по-человечески и ел за столом, а не на ходу.

— Выспишься на пенсии, О'Коннор! А сейчас придется хорошо поработать и мне, и тебе. Знаешь, как на меня наседают местные власти, полицейское начальство и пресса? Преступления громкие и вызывают вполне понятный общественный резонанс. Кстати, раскрытие этой серии убийств поможет нам в продвижении по службе. И мне, и тебе, сержант.

«Карьера… — думал Ник, торопливо натягивая старые джинсы, свитер и кожаную куртку. — О карьере-то я и не подумал, черт возьми. А вот Питер Макдональд подумал бы о карьере в первую очередь. Для него успешное продвижение по службе — самое важное в жизни. Может быть, это и правильно, а я действительно начисто лишен амбиций?»

Но размышлять над этой проблемой Нику было некогда, да и не хотелось. Его сейчас больше всего волновало другое: как он сообщит Элизабет Найт о новом преступлении, теперь уже в Порт-Мэдисоне, — точной копии сюжета, показанного накануне в телешоу «Темное зеркало».

Когда Ник прибыл в Порт-Мэдисон, ему показалось, что он попал в снежное царство. С неба падали крупные белые хлопья снега, покрывая пушистым ковром дома, деревья и тротуары.

«Какая красота, — думал Ник, любуясь белоснежным искрящимся ковром, которым были устланы лужайки перед домами. — Нет, в Нью-Йорке такого великолепия не увидишь!»

Да, Порт-Мэдисон необыкновенно красив во время снегопада, однако любоваться им, когда едешь на место преступления, по меньшей мере глупо. Природные явления, такие, как дождь и снег, затрудняют работу детективов, путают следы, уничтожают важные улики. А особенно они мешают, когда преступление совершено не в помещении, а на открытом пространстве.

Свернув в переулок, Ник издали увидел толпу, стоящую за желтой ленточкой, огораживающей примыкающую к автомобилю территорию. Похоже, в этом маленьком городке давно не случалось убийств! Полицейские, местные жители, собаки… Переулок напоминал нью-йоркский Таймс-сквер в сочельник — канун Рождества.

О'Коннор поискал глазами местное полицейское начальство и сразу заметил высокого, с важным выражением лица мужчину в коричневом пальто, а рядом с ним — женщину, очевидно, коронера. Ник вышел из джипа, и мужчина, увидев его, поспешил навстречу.

— Я — детектив О'Коннор, — обратился Ник к мужчине, протягивая руку.

— Очень приятно. Я — Марвин Питри, — представился детектив, пожимая руку. — Похоже, это ваш клиент. — Он кивнул в сторону машины, в салоне которой неподвижно застыл, навалившись грудью на руль, мертвый водитель.

— Преступление совершено по сценарию «Темного зеркала»? — на всякий случай уточнил Ник.

— Да, судя по выбору жертвы и способу расправы.

Питри и Ник направились к машине. Подойдя к открытому окну со стороны водительского сиденья, О'Коннор остановился и заглянул внутрь. В нос ему тотчас же ударил запах перегара и крови. Ник поморщился, вздохнул и начал рассматривать труп — молодого мужчину, упавшего на руль. В голове зияла дыра от пули, окаймленная черной пороховой ленточкой, на виске запеклись большие пятна бурой крови.

За долгие годы работы в отделе убийств Ник давно привык к виду трупов, но жертвы, застреленные в голову, вызывали у него сильные эмоции. Очевидно, потому, что его родного отца убили выстрелом в голову, и, глядя на очередной труп с дырой в голове или с размозженным черепом, Ник всегда вспоминал отца и внутренне содрогался.

— Кто этот парень? — спросил он у детектива Питри.

— Житель Порт-Мэдисона, Лоренс Бертрам. Работал страховым агентом. Холост. Кстати, местная знаменитость, если можно так выразиться.

— Чем же он прославился и заслужил выстрел в голову?

— Бертрам много пил, часто садился за руль в нетрезвом виде, а несколько месяцев назад сбил насмерть семилетнюю девочку. Как раз напротив здания средней школы. Она переходила дорогу и… — Детектив выразительно оборвал себя на полуслове.

— Следовательно, недостатка в подозреваемых у нас нет? — О'Коннор окинул взглядом собравшуюся толпу, с жадным интересом взиравшую на машину, в которой находился труп, и на стоящих рядом с ней полицейских.

— Пока трудно сказать. Мы уже опросили родителей убитого ребенка и других родственников, но, честно говоря, сомневаюсь, что они имеют отношение к данному преступлению. Детектив О'Коннор, я уверен: этот труп — ваш. Он из той же серии!

— Найдены какие-нибудь улики?

— Пока ничего особенного, что могло бы указать на убийцу.

— А родственникам убитого парня вы уже сообщили о трагедии?

— Да, я послал к нему домой полицейского. Лоренс Бертрам жил с престарелой матерью. Еще из ближайших родственников у него только родной дядя. Ни жены, ни детей.

— Ну и слава Богу, — пробормотал Ник. — Вы предоставите мне копии отчетов коронера и судмедэксперта? — спросил он, кивнув на женщину-коронера и молодого мужчину со специальным чемоданчиком в руке.

— Разумеется! — отозвался детектив Питри. — Патрульный Рот передаст вам все необходимые документы: отчет об обнаружении трупа, фотографии места преступления, ну и все остальное.

Говоря о копиях отчетов, Ник понимал, что они вряд ли прояснят ситуацию. Он был уверен: убийца тщательно подготовился к преступлению и отыскать на теле погибшего какие-нибудь микрочастицы, по которым впоследствии можно было выйти на него, не удастся. Убийца далеко не дурак и, конечно, не прикасался к жертве.

Ник снова взглянул на неподвижно застывшее мертвое тело, и мысль, пришедшая ему в голову, заставила его вздрогнуть. А ведь на месте этого пария могла бы оказаться Элизабет! Накануне вечером Фергюсон караулил ее у дома, разговаривал с ней и даже, по ее словам, схватил за локоть. И если убийство Лоренса Бертрама совершил он, то… Думать об этом было невыносимо, и Ник задал детективу Питри следующий вопрос:

— Кто-нибудь уже сообщил о преступлении Элизабет Найт? Ей следует знать об этом.

— Конечно, ей следует знать! — с внезапной язвительностью произнес Питри. — Ведь большая доля ответственности за совершенное преступление лежит и на ней! Вам не кажется?

— Нет, не кажется! — зло бросил Ник.

Питри недоуменно взглянул на него и пожал плечами.

— Мисс Найт очень расстроится, узнав, что произошло новое преступление, — уже спокойно ответил Ник. — Она будет потрясена. И мы должны приложить все усилия к тому, чтобы как можно скорее выйти на след преступника и обезвредить его, пока он не лишил жизни еще кого-нибудь.

«Ты должен схватить его, — мысленно твердил Ник. — Спасти жизни тех, кого убийца наметил себе в будущие жертвы, сделать все для того, чтобы Элизабет Найт обрела наконец душевное равновесие и покой. Ты обязан его поймать».

Элизабет неохотно впустила в дом незнакомого молодого мужчину, предварительно разглядев через стекло в двери его удостоверение. Нью-Йорк… детектив Питер Макдональд… Она сделала приглашающий жест рукой, полицейский прошел в гостиную, и Элизабет, пристально оглядев его, мгновенно осознала две вещи. Первая: произошло новое убийство. Эта новость была написана на холеном, немного надменном лице детектива, на его тонких губах, растянувшихся в легкой усмешке. Ей даже показалось, что он сообщит ей эту страшную новость со злорадством. А вот вторая мысль, пришедшая ей в голову, не вызывала у Элизабет ни малейшего сомнения: этот Питер Макдональд относится к той категории полицейских, к которым она испытывает откровенное презрение.

— Мисс Найт, я сожалею, что мне приходится сообщать вам неприятную новость, — с легкой усмешкой произнес детектив. — Зеркальный убийца совершил очередное кровавое преступление. Он убил молодого человека — пьяного водителя, здесь, в Порт-Мэдисоне. Преступление полностью скопировано с вашего шоу «Темное зеркало», показанного накануне.

Странно, но, услышав это известие, Элизабет не отреагировала на него так бурно, как следовало ожидать. Она даже удивилась, как внешне спокойно отнеслась к словам детектива Макдональда. Может, она научилась постоянно психологически готовить себя к «самому худшему»? Или возникшая с первой минуты неприязнь к этому полицейскому заставила ее держать себя в руках?

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов. — Детектив вынул из кармана дорогого шерстяного пальто записную книжку в обложке из тюленьей кожи. — Надеюсь, в данный момент вы никуда не торопитесь?

— Вы ошибаетесь, — холодно ответила Элизабет. — Именно в данный момент я тороплюсь на работу.

— Ранним субботним утром?

— А вас это удивляет? Я трудоголик и работаю каждый день, даже в выходные. Как, впрочем, и вы.

Питер Макдональд на мгновение смутился и нервно провел рукой по начинающим редеть волосам.

— Я уже несколько раз давала показания полиции, — продолжила Элизабет. — А с детективом Ником О'Коннором из управления Мидтаун мы вообще находимся в постоянном контакте.

В глазах Питера Макдональда вспыхнуло раздражение.

— Ваши отношения с О'Коннором меня не касаются, — сухо промолвил детектив, вынимая из кармана пальто белоснежный платок с монограммой и прикладывая его к носу. — О'Коннор — не единственный детектив, ведущий расследование убийств.

— Вы входите в его оперативную группу? — спросила Элизабет, и у нее снова возникло ощущение, что ее фраза опять не понравилась детективу Макдональду.

— Нет, я не вхожу в его оперативную группу, — усмехнулся он. — Но я веду расследование одного из убийств данной серии.

— Что ж, вам крупно повезло, — небрежно отозвалась Элизабет.

— Мисс Найт, мне непонятна занятая вами позиция.

— А что непонятного? — притворно удивилась она. — Вы являетесь ко мне в то время, когда я тороплюсь на работу, так чем же вы недовольны? — Элизабет вздохнула и указала на диван. — Ладно, садитесь и задавайте свои вопросы. Но вынуждена вас предупредить, детектив Макдональд: более пяти минут я вам уделить не смогу.

 

Глава 15

— Красавица моя, ты уже слышала новость? — оживленно воскликнул Броди, входя в кабинет Элизабет.

Она сидела перед мерцающим экраном компьютера и даже не повернула голову, чтобы поздороваться с хозяином телекомпании. Элизабет не желала ни приветствовать, ни даже видеть и слышать Броди. Собираясь ранним субботним утром на работу, Элизабет была уверена, что обязательно встретится там с Ярборо, поскольку он такой же трудоголик, как она и тот полицейский по фамилии Макдональд. Но разговаривать с Броди она категорически не хотела.

— Лиззи, я так рад! — продолжал Броди, не обращая внимания на оказанный ему холодный прием. — Наконец-то мне все удалось! Результат превзошел даже мои самые смелые ожидания! — Он приблизился к Элизабет и потряс перед ее лицом стопкой служебных бумаг и свежих газет. — Ты только взгляни на рейтинг нашей программы, детка! Взгляни! И в том, что рейтинг так резко взлетел вверх, твоя заслуга! Дай я тебя поцелую!

Он уже наклонился к Элизабет и хотел поцеловать, но она резко отстранилась.

— Не смей прикасаться ко мне, Броди! Если дотронешься до меня, то получишь пощечину.

— Фу, как грубо… — Броди отступил в сторону. — Это ты у Кассандры научилась быть такой дерзкой? Да, Лиззи, дружба с ней тебе явно не на пользу.

— Наша дружба с Кассандрой тебя не касается.

— Ладно, это действительно не мое дело. Знаешь, у меня сегодня такой чудесный день, что я готов простить тебе все, даже дерзость. Господи, детка, если бы ты только знала, как я рад, что рейтинг нашей передачи взмыл ввысь! Кстати, почему ты не поздравляешь меня? И себя тоже?

— Что ж, прими мои поздравления. — Элизабет демонстративно не смотрела на Ярборо. — Мне приятно, что рейтинг нашей передачи побил все рекорды, однако для себя лично не вижу повода радоваться. Знаешь, когда рейтинг программы взлетает вверх благодаря тому, что серийный маньяк убивает людей, радоваться нечему.

— Господи, ну как ты не поймешь: я не глупая собака, кусающая руку хозяина, который кормит ее! — раздраженно сказал Броди. — Если наша передача имеет успех, то надо поддерживать его и укреплять, а не мучить себя моральными проблемами!

Элизабет наконец повернулась к нему и молча кивнула. Спорить с Броди и доказывать ему что-либо было бесполезно. Подумаешь, маньяк убивает людей! Если это повышает рейтинг его программы, значит, пусть убивает.

— А ты слышал последнюю новость? — спросила она, глядя в его голубые ледяные глаза.

— Какую еще новость?

— Он снова сделал это…

— Вот как? Наш маньяк опять кого-то прихлопнул?

— Он не наш, Броди. Может быть, твой, но только не мой! Да, этот безумец снова совершил преступление. Подкрался к машине, где сидел водитель, и выстрелил ему в голову. Кстати, это убийство случилось неподалеку от моего дома. Так что разделить твою радость по поводу высокого рейтинга шоу я не могу.

— Любопытно… — задумчиво промолвил Броди, теребя металлические заклепки на своей ковбойской рубашке. — Слушай, а тот парень-водитель был пьян?

— Да, насколько мне известно, его должны были осудить за управление транспортным средством в нетрезвом состоянии, повлекшим за собой смерть ребенка.

— Я так и думал, — отозвался Броди и, неожиданно усмехнувшись, добавил: — И что же ты расстраиваешься? Парень получил по заслугам! Сначала он убил человека, а потом его прихлопнули. Как сказано в Библии: «Око за око, зуб за зуб». Его настигло возмездие, Лиззи.

— Но в Библии также сказано и о том, что только Господь Бог может карать или миловать людей! И никому не дано право отнимать у человека жизнь. А этот преступник почему-то решил, что сам властен распоряжаться людскими судьбами, хотя он и не Бог, и даже не правосудие! И мы не нуждаемся в его услугах по привлечению дополнительного внимания к нашему шоу. Он — хладнокровный, циничный убийца, и получать помощь из его рук и радоваться этому по меньшей мере странно.

— Ладно, детка, успокойся. — Броди взял стул и сел рядом с Элизабет. — Просто у нас с тобой разные взгляды на жизнь, и на работу телевидения в частности. Я, например, несмотря ни на что, все равно безумно рад, что наша передача имеет такой оглушительный успех, и сегодня намереваюсь закатиться в самый дорогой ресторан и хорошенько отметить это. Большая порция стейка, виски самого лучшего и дорогого сорта… Лиззи, пойдем со мной? — Он широко улыбнулся и галантным жестом предложил ей руку, но Элизабет лишь покачала головой.

— Спасибо, Броди, но у меня нет желания идти в ресторан. Да и повода для посещения я тоже не вижу.

Броди убрал руку, на мгновение нахмурился, но тотчас же снова улыбнулся и, кивнув на экран компьютера, произнес:

— Будешь работать над сценарием? Ладно, работай. Сценарии ты пишешь классно. Молодец!

— Нет, Броди, я не собираюсь работать над сценарием, — ответила Элизабет, избегая его взгляда. — Я пришла лишь для того, чтобы написать несколько писем, а после этого сразу уйду домой. — Сделав паузу, она наконец произнесла давно заготовленную фразу: — Броди, больше я не буду писать сценарии к «Темному зеркалу». Во всяком случае, до тех пор, пока полиция не поймает серийного убийцу.

— Что? — Ярборо мгновенно изменился в лице. — Что ты сказала? Это, надеюсь, неудачная шутка?

Голос Броди прозвучал так тихо, зловеще и без привычного южного акцента, что Элизабет невольно вздрогнула.

— Нет, Броди, я не шучу. Это решение я приняла давно, как только начались убийства. Я не могу работать над шоу, зная, что после выпуска в свет очередной серии погибнет ни в чем не повинный человек. Не могу.

— Лиззи, тебе придется переменить решение, — медленно, с угрозой возразил Броди. — Не для того я вложил в эту передачу столько сил и средств, чтобы ты все бросила на полпути только из-за того, что тебе, видите ли, совесть не позволяет работать над сценариями. Лиззи, даже не вздумай уходить из программы! Поняла?

— Броди, я приняла решение, и никто не заставит меня изменить его! Ни ты и никто другой. Да, совесть не позволяет мне наживаться на чужих бедах! Я не могу сочинять сценарии, зная, что их скопирует безумец и воплотит в жизнь! Не могу…

— Лиззи, замолчи! — с внезапной яростью крикнул Ярборо. — Если ты посмеешь уйти из программы, я…

— И что же ты сделаешь? Будешь со мной судиться за нарушение мной условий контракта? Пожалуйста, Броди, подавай на меня в суд, я не возражаю, тем более что уверена: судьи правильно оценят мою позицию и процесс выиграю я, а не ты.

Броди вскочил со стула, больно схватил Элизабет за руку и рывком поднял с кресла. Оказавшись лицом к лицу с разъяренным Ярборо, Элизабет на мгновение испугалась, но тотчас же совладала с собой и презрительно усмехнулась.

— И что же ты со мной сделаешь? — пристально глядя ему в глаза, тихо спросила она.

Он с силой сжал ее плечо, и Элизабет почувствовала боль.

«Господи, а ведь он — обычный головорез, — мелькнуло у нее в голове. — Циничный негодяй, готовый ради получения прибыли пойти на крайние меры. Он способен на все».

— Элизабет, я думаю, ты понимаешь, что речь идет не о суде, — словно угадав ее мысли, зловеще произнес Броди. — Не вынуждай меня угрожать тебе. Однако запомни: ты из программы не уйдешь. Ясно?

— А если я все-таки посмею ослушаться тебя и поступить по-своему? — тихо спросила Элизабет. — Что же ты сделаешь? Сломаешь мне ключицу или убьешь меня? Задушишь или застрелишь?

— Лиззи! — Броди еще сильнее сжал ее плечо.

— Прошу прощения! — раздался мужской голос, и Элизабет, обернувшись, увидела на пороге О'Коннора. Также она заметила, что Ник распахнул кожаную куртку, а его рука потянулась к кобуре с пистолетом.

Броди тоже обернулся, отпустил Элизабет и отступил в сторону.

— Элизабет, у вас все в порядке? — спросил О'Коннор, демонстративно игнорируя хозяина телекомпании.

Она бросила быстрый взгляд на Броди, едва заметно усмехнулась и кивнула:

— Да, все в порядке, детектив. Вы очень любезны.

— Я хотел бы поговорить с вами, если вы сейчас не заняты, — сказал Ник, проходя в кабинет.

— Нет, я не занята. Мистер Ярборо как раз собирался уходить.

Броди посмотрел на детектива, на Элизабет и направился к двери. Распахнул ее, задержался на мгновение, обернулся и произнес:

— Лиззи, наш разговор не закончен. Мы непременно вернемся к нему позднее. — И, не попрощавшись, вышел из кабинета.

— Хорошо, что вы пришли, Ник, — облегченно вздохнув, сказала Элизабет, когда за Броди закрылась дверь.

— Я тоже это понял. Что у вас тут произошло?

— Я сообщила Ярборо о принятом мной решении не продолжать работу над «Темным зеркалом» до тех пор, пока убийца не будет схвачен.

— Похоже, ваше решение его не обрадовало, — усмехнулся Ник.

— Еще бы! Рейтинг шоу и так был высоким, а после вчерашнего просто побил все мыслимые рекорды популярности.

— Сегодня утром я заходил к вам, но не застал вас дома. Думал, что лучше я вам сообщу о… случившемся, чем кто-либо другой.

— Жаль, но вы опоздали. Я узнала эту новость от вашего коллеги, и знаете, то, как он ее преподнес, меня удивило.

— А… Питер, — усмехнулся Ник. — Да, он иногда ведет себя странно.

— Лишь иногда?

— В последнее время это случается с ним все чаще и чаще, — неохотно признался Ник. Он шагнул к Элизабет и положил руку ей на плечо. — Мы проверили полученное вами письмо на наличие отпечатков пальцев, — сказал Ник, продолжая держать руку на плече Элизабет. — Увы, кроме ваших, там никаких отпечатков нет.

— Я так и думала, — вздохнула она.

— Элизабет… вы очень бледны. — Ник всмотрелся в ее лицо. — И вид у вас усталый. Не хотите немного погулять в парке, если, конечно, у вас есть свободное время?

— С удовольствием. Я действительно очень устала. Вчерашний вечер да и сегодняшнее утро отняли у меня столько душевных сил! Я очень поздно легла спать, заснула уже под утро, и еще этот настырный полицейский… Впрочем, что я вам рассказываю! — спохватилась она. — Вы и так все знаете.

Ник ласково погладил ее по щеке, затем снял с вешалки пальто Элизабет и помог ей одеться. Они вышли из кабинета, и пока направлялись по коридору к лифту, Ник обнимал ее за талию, и Элизабет это было очень приятно. В узком, тесном лифте Ник и Элизабет вновь ощутили неловкость, и, чтобы скрыть смущение, О'Коннор шутливо произнес:

— Я не понял одну вещь. Когда вы говорили о настырном полицейском, вы кого имели в виду: того, кто был у вас в доме накануне вечером, или того, кто навестил вас утром?

— Я говорила о полицейском, который заявился ко мне рано утром, — улыбнулась она.

— А тот, вчерашний, не показался вам слишком назойливым?

— Нет, тот был вполне терпим. И даже очень неплох. Для полицейского, разумеется.

Элизабет и Ник вышли не из центральной, а из боковой двери здания, надеясь избежать столкновения с демонстрантами, но толпа возмущенных людей, митингующих против показа шоу «Темное зеркало», подстерегала их и здесь. Однако возглавлял крикливых демонстрантов, держащих в руках множество плакатов, не сам преподобный Тэггерти, а его сын Кристофер.

Увидев Элизабет, толпа с гневными криками двинулась к ней, и О'Коннор, крепко обняв Элизабет за плечи, начал их оттеснять.

— Вот она! Пособница дьявола! Это она несет насилие и смерть в наши дома! — злобно кричали демонстранты.

Внезапно Кристофер со смущенной улыбкой опустил свой плакат и шагнул к Элизабет.

— Мисс Найт! Позвольте сказать вам несколько слов.

О'Коннор хотел увести Элизабет, но она остановилась.

— Все в порядке, Ник. Я поговорю с ним минуту, и мы пойдем дальше.

Кристофер подошел ближе, еще больше смущаясь и избегая смотреть на Элизабет. На его бледном лице проступил румянец.

— Мисс Найт, — опустив голову, пробормотал он. — Я очень вас прошу… остановите показ шоу «Темное зеркало». Я… мы… — запинаясь, продолжил он. — Из-за него гибнут люди, мисс Найт. Это нехорошо, это большой грех.

— Но телевизионная программа не может никого убить, Кристофер! — мягко возразила Элизабет. — Убивает людей какой-то негодяй, используя наше шоу в своих преступных целях. Гибель невинных людей — на его совести.

— Но если вы перестанете давать в эфир «Темное зеркало», убийца откажется от своих замыслов и люди останутся живы! — яростно крикнула стоящая неподалеку женщина.

Услышав знакомый голос, Ник обернулся и увидел Стефани. Если бы он не знал, что она находится здесь по его поручению, то никогда бы ее не узнал. В скромном, невзрачном пальто, пышные волосы собраны на затылке в пучок, чистое, без косметики лицо. Стефани бросила на Ника испепеляющий взгляд, и он понял, чем вызван ее гнев. Ну конечно, ведь он обнимает за плечи мисс Найт, и Стефани ревнует, как будто бы имеет на это основания! Ник неожиданно смутился, почувствовав, что и Элизабет уловила в голосе женщины интонации, никак не связанные со сложившейся ситуацией. Она попыталась отстраниться, давая понять Нику, чтобы он убрал руку, но его рука так и осталась лежать у нее на плечах.

— Я уже сообщила начальству о принятом мной решении больше не сочинять сценарии для «Темного зеркала», — сказала Элизабет сыну преподобного Тэггерти.

— Я очень рад, что вы наконец осознали свои заблуждения, мисс Найт, и встали на праведный путь, — отводя взгляд, ответил Кристофер. — Значит, наши усилия потрачены не напрасно.

За спиной Элизабет раздались возгласы одобрения.

— Не передергивайте мои слова! — раздраженно возразила она. — Я приняла это решение не потому, что осознала свои заблуждения или на меня подействовали ваши бесконечные митинги. Я поступила так только потому, что убийца пока не пойман. Я не могу допустить, чтобы гибли ни в чем не повинные люди. Вам понятно?

Элизабет подняла высоко голову, и они с О'Коннором молча двинулись сквозь расступающуюся толпу.

— Как хорошо вы ответили этому парню! — искренне воскликнул Ник, когда они шли по Пятой авеню в сторону городского парка. — Признаться, сначала я даже немного за вас испугался, Лиззи.

— Я столько раз сталкивалась с этими демонстрантами, что перестала их бояться. Ну что они могут сделать? Заставить меня против воли отказаться от написания сценариев? Исключено. Подобное решение принять могу только я, исходя из своих соображений, но не по их указке.

— А ваш начальник?

— Броди? — презрительно усмехнулась Элизабет. — Я его тоже не боюсь. Он может говорить что угодно, грозить мне судом или расправой, но я все равно поступлю так, как считаю нужным. — Она вдруг лукаво улыбнулась. — В данный момент меня волнует совсем другое.

— Что же? — удивился Ник.

— Что мы с вами идем гулять в парк, вы называете меня Лиззи, а не полным именем. Я радуюсь вашему обществу и перестала переживать из-за случившегося.

— А разве это плохо?

— Не знаю. Наверное, хорошо, ведь человек не может все время испытывать отрицательные эмоции.

Проникновенные слова Элизабет очень тронули Ника, но мысль о том, что слова эти могли быть произнесены под влиянием минуты, немного огорчила его.

— Лиззи, вы действительно так думаете? Вам действительно приятно находиться в моем обществе?

— Детектив О'Коннор, я всегда говорю правду, и только правду!

В парке они медленно бродили по дорожкам, любовались выпавшим снегом, укрывшим кроны деревьев, остановились неподалеку от здания отеля «Плаза», а потом, свернув в боковую аллею, направились к площадке, откуда доносились громкий веселый смех и позвякивание колокольчиков. Там для посетителей, среди которых было много туристов, устраивали рождественские катания на лошадях. Повозки были разукрашены яркими цветами, в гривы лошадей вплетены нарядные пестрые ленты.

— Начинаются рождественские праздники, — улыбнулась Элизабет, но в ее голосе Ник уловил нотки печали. Он взглянул в ее раскрасневшееся от ходьбы лицо, и на мгновение ему снова показалось, что перед ним не знаменитая на всю страну женщина, а маленькая девочка, чувствующая себя одинокой и потерянной в мире взрослых людей.

Ник взял Элизабет за руку, и они пошли дальше. Впереди несколько мальчишек увлеченно лепили снежные фигуры, играли в снежки и прыгали в сугробы. Ник наклонился, зачерпнул пригоршню чистого, искрящегося на солнце белого снега, слепил снежок, отбежал в сторону и кинул его в Элизабет.

— Ник, что вы делаете? — засмеявшись, воскликнула она, отряхивая снег.

— Начинаю праздновать наступающее Рождество! — с лукавой улыбкой ответил он, вернулся к Элизабет, порывисто обнял ее и крепко прижал к себе.

Убийца наблюдал за веселящейся парочкой из-за кустов, покрытых шапками снега. Его в отличие от Ника и Элизабет наступающее Рождество совсем не радовало. Все его мысли были заняты сейчас одним: Элизабет гуляет в парке с этим ненавистным полицейским, она веселится, радуется жизни и, похоже, забыла обо всем на свете. Этот детектив кидает в нее снежки, а она, вместо того чтобы возмутиться или обидеться, радуется как девочка! Господи, что происходит? Мир рушится у него на глазах, истины, казавшиеся ему прежде незыблемыми, рассыпаются в прах. Как же он мог так заблуждаться? Он, боготворивший Элизабет, считавший ее самой лучшей, честной и достойной женщиной в мире! И как ему удалось убедить себя в этом? Разве она похожа на такую женщину, перед которой можно и нужно преклоняться?

Конечно, просто хорошая женщина — любящая жена и ласковая мать — это, в общем, неплохо, хотя заурядно и буднично, но вот если бы еще эта женщина не рушила чьих-то надежд и не обманывала ожиданий… А Элизабет его обманула. Она предала его и должна понести за это суровое наказание.

 

Глава 16

— Как быстро и незаметно пролетело время! — разочарованно протянула Элизабет, когда они с Ником присели на скамейку отдохнуть. — Оказывается, уже четыре часа дня! Как долго мы с вами гуляли!

— Мне кажется, наш снеговик симпатичней того, что слепили мальчишки. — Ник с гордостью кивнул в сторону снежных фигур. — Правда?

— Конечно, наш лучше. — Элизабет рассмеялась.

— Я представляю, с каким удивлением эти ребята смотрели на нас, — улыбнулся Ник. — Наверное, думали: «Какие странные старички! Они, наверное, впали в детство».

— Это мы с вами старички? — притворно нахмурилась Элизабет. — Мы с вами еще очень молоды, Ник. — И, лукаво улыбнувшись, добавила: — Я, во всяком случае, считаю себя еще совсем юной.

Произнеся эту фразу, она посмотрела ему в лицо и прочла в его ярко-зеленых глазах искреннее восхищение. Если раньше Элизабет казалось, что О'Коннор относится к ней с дружеским участием, то теперь его взгляд недвусмысленно свидетельствовал о том, что она ему нравится как женщина. И Элизабет это было очень приятно. Она привыкла к восторженным мужским взглядам, но никогда не придавала им значения, сознавая, что к ней относятся лишь как телезнаменитости. С Ником же все было иначе. Она чувствовала его искреннее отношение, заботу о ней, желание помочь, защитить, стать настоящим другом. Правда, мысль о том, что их знакомство произошло на фоне череды трагических событий, немного омрачала настроение.

— Мы чудесно провели время. — Ник не сводил глаз с Элизабет. — Если бы вы знали, как давно я не гулял в парке, не любовался природой, не играл в снежки… Фантастика!

— И вчерашний вечер, несмотря ни на что, мы провели замечательно! — подхватила Элизабет, но тотчас же осеклась, вспомнив предшествующие этому обстоятельства.

Ник протянул Элизабет один из пластмассовых стаканчиков с кофе, купленных в соседнем киоске.

— Пейте, пожалуйста, и отдыхайте.

— Наверное, вы нарушаете правила, — улыбаясь, промолвила Элизабет, сделав несколько глотков горячего кофе. — Вы, детектив из отдела расследования убийств, гуляете в парке с женщиной, которая значится первым номером в вашем списке подозреваемых.

— Вы никогда не были в моем списке подозреваемых!

— Разве? А мне показалось…

— Ну, может быть, лишь первые пять минут после нашего знакомства, — улыбнулся Ник.

— Что же вас заставило вычеркнуть меня из списка?

— Когда вы стали смотреть принесенные мной фотографии, я внимательно наблюдал за вами и понял: вы никогда не бывали на месте преступления.

— И все же, согласитесь, наше знакомство и уж тем более прогулки по парку не совсем уместны при подобных обстоятельствах.

— Возможно, вы правы, — ответил Ник, смахивая снежинки с пышных волос Элизабет. — Но ведь нам совершенно не обязательно афишировать наше знакомство? Мы можем встречаться, соблюдая правила конспирации.

— Ну, если вы меня им научите, я согласна!

— Вот, например, не следует на виду у всех прикасаться к вам так, как это делаю я. — Ник обнял Элизабет за плечи и крепко прижал к себе. — Запомнили?

У Элизабет так часто и гулко застучало сердце, что она даже испугалась, не услышит ли Ник. Положив голову ему на плечо, она закрыла глаза, пытаясь восстановить дыхание, но близость его сильного тела волновала ее все больше. Она с наслаждением вдыхала тонкий аромат его туалетной воды, запах кофе и растаявших на щеке снежинок.

— Конечно, если бы я был полицейским с сильной волей и твердым характером, — продолжал Ник, еще крепче обнимая Элизабет, — то я сумел бы побороть в себе искушение и не гладить вас по голове. Но я не могу устоять и вопреки конспирации делаю это.

— Да, в полиции работают слабохарактерные мужчины, — мечтательно пробормотала она.

Ник засмеялся, и Элизабет почувствовала, как по ее телу прокатилась горячая волна. Он наклонился к лицу Элизабет и, прикоснувшись губами к ее щеке, еле слышно произнес:

— А уж целовать вас мне категорически запрещено. Вы согласны?

— Да, мы не должны… нам нельзя… — ощущая мягкие нежные губы Ника, пробормотала Элизабет.

Поддавшись внезапному порыву, она обвила руками его шею и, закрыв глаза, поцеловала.

— А почему мы не должны? — прошептал Ник, и их губы слились в долгом страстном поцелуе, от которого у Элизабет снова перехватило дыхание и гулко забилось сердце. — Признаюсь честно, — он немного отстранился, — весь вчерашний вечер я мечтал о том, как поцелую тебя.

— Почему же ты этого не сделал?

— Боялся, что ты подумаешь, будто я использую свое служебное положение в корыстных целях.

Элизабет улыбнулась, просунула ладонь под распахнутую кожаную куртку Ника и прижала ее к его груди. Сердце Ника билось так же часто и гулко, как и у нее.

— Позволь мне решать, используешь ты свое служебное положение в корыстных целях или нет! — произнесла она нарочито глубоким и звучным голосом, каким обращалась с экрана телевизора к зрителям шоу.

Ник рассмеялся, а потом снова наклонился к ее лицу и стал настойчиво целовать Элизабет в губы.

— Да говорю же я тебе: всю ночь он был дома! Как вошел в квартиру, так больше и не выходил! — нетерпеливо повторил Фред Халли, вынимая изо рта очередную изжеванную зубочистку и выбрасывая ее в специальный ящичек, расположенный на передней панели его машины «сивик».

Ник проследил взглядом за его жестом и усмехнулся. Сломанных, изжеванных зубочисток и оберток от жвачки там валялось столько, что можно было легко запалить небольшой костер, если бы наступил праздник Хэллоуин. Ник и Фред иногда заключали пари: кто дольше продержится без сигарет, и проигравший угощал победителя обедом. Да, похоже, сейчас спор выиграл бы Фред, о чем красноречиво свидетельствовало содержимое ящичка.

— Смотри не переусердствуй, — сказал Ник, наблюдая, как Фред, сняв обертку с очередной пластинки жвачки, засовывает ее в рот. — Останешься без зубов или сотрешь их до дыр.

— Я бы на твоем месте побеспокоился о клыках Геркулеса, — шутливо отозвался Фред. — Видел я, как он, бедняга, вынужден поедать бисквиты с прилипшей к ним жвачкой! Ладно, вернемся к делу, — продолжил он и указал рукой на дом, где в одном из освещенных окон четко выделялся мужской силуэт. — Видишь? Он торчит дома и никуда не отлучается. И вчера вечером он никуда не выходил, я ручаюсь за это, сержант!

— Фред, и все-таки ты недоглядел, — с сомнением качая головой, промолвил Ник. — Вчера вечером этот парень был в Порт-Мэдисоне.

— Не может быть!

— Фред, мне абсолютно достоверно известно: вчера вечером Дэвид Фергюсон встречался с Элизабет Найт, — с легким раздражением сказал Ник. — Они разговаривали на крыльце ее дома.

Фред усмехнулся, достал из кармана записную книжку, раскрыл и начал читать:

— Семь пятнадцать вечера: Фергюсон вышел из магазина, купив связку бананов, пачку риса, пакет молока и восемь пачек туалетной бумаги. — Засмеялся и добавил: — Запасливый у нас клиент, не правда ли? Так, читаем дальше: вошел в дом в семнадцать минут восьмого. Свет в окнах квартиры зажегся в двадцать минут восьмого, а погас в половине девятого вечера. До утра Фергюсон никуда не отлучался. А утром вышел из дома, купил в киоске два порнографических журнала и через полчаса вернулся. Я тебя не убедил, О'Коннор?

— Но Фергюсон мог воспользоваться другим выходом!

— Не мог! — безапелляционно заявил Фред. — Задняя дверь выходит в тупик, которым заканчивается переулок. Чтобы попасть из него на улицу, Фергюсону надо обогнуть дом и выйти сюда, как раз к тому месту, где стоит моя машина. Так что этот вариант исключается.

— А через черный ход или пожарную лестницу он исчезнуть не мог?

— Нет. Я проверял: тоже исключено. Говорю же тебе, сержант, Фергюсон провел вечер и ночь дома!

Ник снова поднял голову и посмотрел на освещенное окно.

— Фред, извини, но ты его упустил, — тихо проговорил он. — Вчера вечером Фергюсон не мог находиться дома. Он был в Порт-Мэдисоне. Элизабет не только видела его, но и разговаривала с ним.

— И о чем же они разговаривали?

— В общем, ни о чем, однако он сильно напугал Элизабет.

В салоне машины воцарилась долгая пауза. Фред с сосредоточенным видом жевал жвачку, а Ник мучился над вопросом, каким образом Фред упустил Фергюсона. Фред Халли — умница, опытный детектив с многолетним стажем работы, с отличной интуицией…

— Значит, говоришь, Фергюсон напугал Элизабет Найт? — прервал молчание Фред и, усмехнувшись, спросил: — А ты? Ты, конечно, успокоил ее?

— Перестань говорить глупости! — раздраженно бросил Ник. — Я выполнял свою работу, и только.

— Уверен, ты сделал ее, как всегда, хорошо, — не унимался Фред.

— Слушай, если ты не замолчишь…

— Ладно, приятель, не обижайся, — примирительным тоном промолвил Фред, глядя на Ника. — Не ты первый, не ты последний.

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что не ты один попадался на эту удочку. Такие дамочки, как эта Элизабет Найт, часто морочат голову полицейским. Лгут напропалую, а детективы и рады им верить. Будь с ней поосторожнее, сержант, не принимай все за чистую монету!

— Ты замолчишь наконец?

Ник рывком распахнул дверцу и вышел из машины. Настало время подняться в квартиру Дэвида Фергюсона, хорошенько потолковать с ним и нагнать на него страху. Ник обернулся, сухо кивнул оставшемуся в машине Фреду и решительно поднялся по ступеням, ведущим к дому.

За долгие годы работы в отделе убийств Ник О'Коннор так и не сумел ответить на вопрос: как должен выглядеть «настоящий преступник», хладнокровный кровавый убийца? Первое время он пытался составить приблизительный портрет убийцы, но очень скоро понял, что занятие это бесполезное. Убийцы, с которыми ему приходилось сталкиваться, выглядели по-разному, и их внешний вид в большинстве случаев совершенно не совпадал с расхожими представлениями о «настоящих преступниках».

И Дэвид Фергюсон, приоткрывший дверь, державшуюся на цепочке, выглядел совсем нестрашно. Невысокий, худощавый, лицо обычное, взгляд карих глаз застенчивый, даже немного робкий. В общем, абсолютно не похож на кровожадного маньяка, убивающего ни в чем не повинных людей.

— Что вы хотите? — спросил Фергюсон, рассматривая посетителя из-за полуоткрытой двери.

Голос его тоже был вполне обычным, немного высокий, но уж никак не густой бас или хриплый баритон со зловещими интонациями.

Ник достал удостоверение, раскрыл его и показал Фергюсону.

— Я — детектив Николас О'Коннор из отдела убийств полицейского управления Мидтаун. Мне надо с вами поговорить.

В карих глазах Фергюсона мелькнул испуг, он обернулся, опасливо глянул в глубь комнаты и, запинаясь, пробормотал:

— Сейчас… не лучшее время для разговора, детектив.

— Мистер Фергюсон, вы меня не поняли. — Ник положил ладонь на дверной косяк. — Я пришел задать вам несколько вопросов, а не просить вас сделать мне одолжение и поговорить со мной. Если вы не впустите меня в квартиру, я буду вынужден забрать вас в управление, и там уже наша беседа примет иной характер. Выбирайте.

Ник заметил, что испуг в глазах Фергюсона сменился плохо скрываемым раздражением.

«Нервный тип, — подумал Ник. — Настроение меняется каждую секунду».

— Ладно, если вы настаиваете, то входите, — опустив голову, пробормотал Фергюсон. — Только подождите немного, я должен…

Он закрыл дверь, и у Ника мелькнуло предположение, что сейчас Фергюсон рванет в квартиру и выпрыгнет из окна.

— Эй! — крикнул он, стукнув кулаком по двери. — Открывайте немедленно!

Звякнула цепочка, дверь распахнулась, и на пороге снова возник хозяин. Его лицо было бледным, на лбу выступили капельки пота, руки заметно дрожали. Нику на мгновение показалось, что сейчас Фергюсон заплачет. Да, явный псих…

Ник решительно шагнул в маленькую неопрятную комнату и быстро оглядел ее, пытаясь понять, успел ли хозяин что-нибудь спрятать, пока якобы возился с дверной цепочкой. Однако комната выглядела так, словно в ней и нечего было прятать. Старая обшарпанная мебель, черно-белый телевизор, на столике около кровати — бутылка молока, банановая кожура и упаковки туалетной бумаги. На полу валяется пустая коробка из-под пиццы — не из заведения папаши Джо, как успел заметить О'Коннор. Рядом лежат несколько порнографических журналов. Да, спрятать в этой комнатушке явно нечего. Да и вещей совсем мало. Фергюсон десять лет провел в тюремной камере, привык обходиться малым…

«Прежде чем идти к нему, надо было бы получить ордер на обыск, — подумал Ник, рассматривая убогую обстановку. — А так можно спугнуть его раньше времени».

Его взгляд остановился на кровати, накрытой шерстяным одеялом, и боковым зрением он заметил, как хозяин напрягся и покраснел. В центре кровати было небольшое возвышение прямоугольной формы.

— О чем вы хотели со мной поговорить? — робко спросил Фергюсон, подходя к кровати и присаживаясь на край.

— Где вы были вчера вечером, мистер Фергюсон? — спросил Ник, шагнув к окну. Отдернул занавеску, взглянул вниз на машину, в которой сидел Фред Халли.

— Вчера вечером? — растерянно повторил Фергюсон. — Я… был дома… здесь. Я читал.

Ник обернулся и, сделав жест в сторону лежащих на полу журналов, ехидно произнес:

— Всю ночь почитывали журнальчики?

— Нет, нет всю ночь, — нервно вздрогнув, пробормотал Фергюсон. — Читал до тех пор, пока не заснул.

— И во сколько же вы заснули? — осведомился Ник.

— Около половины девятого вечера.

Да, именно в это время, по утверждению Фреда, в окне квартиры Дэвида Фергюсона погас свет. Но он говорит, что читал эти журналы вечером перед сном, а Фред видел, как он покупал их в киоске сегодня утром. Что-то не сходится… Ник снова бросил взгляд на возвышение на кровати. Прямоугольного размера, но больше, чем журналы.

— А почему вы задаете мне эти вопросы? — вдруг спросил Фергюсон. — Что вам от меня надо?

Он заметно нервничал, и Ник с плохо скрываемым злорадством наблюдал за ним. Пусть нервничает, мерзавец, пусть трясется от страха!

— Вопросы задаю я, а не вы, мистер Фергюсон, — строго произнес Ник. — И я, в общем, догадываюсь, где именно вы были вчера вечером. Так что наше знакомство продолжится, к вашему огорчению. Впереди нас ждут долгие, очень долгие беседы, похожие на допросы. Наговоримся всласть.

В глазах Фергюсона вспыхнули злые огоньки, он вскочил с кровати, подбежал к входной двери, остановился и хрипло спросил:

— Вы пришли меня арестовать, детектив О'Коннор?

— Пока нет.

— В таком случае прошу вас уйти, — заявил он. — Нам не о чем разговаривать.

Ник смерил его презрительным взглядом, тоже шагнул к двери и встал почти вплотную к Фергюсону. Тот инстинктивно отпрянул, вжавшись спиной в стену.

— Я уйду, мистер Фергюсон, — зловеще произнес О'Коннор. — Уйду, но очень скоро мы снова с вами встретимся, только уже в другом месте. А пока послушайте, что я вам скажу. Вы знакомы со многими нью-йоркскими полицейскими?

— Нет… — испуганно глядя на детектива, прошептал Фергюсон.

— Так вот, если бы вы знали их, то поняли: они очень добросовестно выполняют свою работу, защищая граждан от таких… сомнительных субъектов, как вы.

— Что вы от меня хотите? — пролепетал Фергюсон, опуская голову.

— Я хочу вас предупредить: не смейте приближаться к мисс Найт — она находится под моей надежной защитой. Не смейте искать с ней встреч, звонить ей, писать письма и даже смотреть на ее изображение, помещенное на обложках журналов. Вам понятно?

Фергюсон поднял голову и кивнул.

— Я понял, детектив, — еле слышно вымолвил он.

Ник усмехнулся, шагнул за порог и громко хлопнул дверью. Он никогда не считал себя кровожадным человеком, но сейчас, сбегая вниз по лестнице, представлял, с каким удовольствием прищемил бы дверью руку ненавистного Фергюсона, вообразившего, что он, убийца сестры Элизабет Найт, может запросто являться к ней домой и требовать внимания.

Но по глазам Фергюсона Ник понял, что тот отнесся к его словам серьезно. Это хорошо — значит, больше не осмелится докучать ей и навязывать свое общество. Вот только… проблем у Элизабет, к сожалению, не убавится, и в этом есть доля и его вины. Его, детектива О'Коннора, который до сих пор не схватил преступника, терроризирующего весь город.

 

Глава 17

— Знаешь, на что я потратила все утро? — спросила Элизабет, не отрывая взгляда от мерцающего экрана компьютера, когда Ник О'Коннор вошел к ней в кабинет и остановился за ее спиной. — Разговаривала по телефону с офицером, которому поручено надзирать за поведением Дэвида Фергюсона после его освобождения! — взволнованно сообщила Элизабет, поворачиваясь к Нику. — Пыталась объяснить этому служителю закона, что Фергюсон социально опасен и комиссия по освобождению поторопилась выпустить его из заключения. Говорила, что Фергюсон продолжает преследовать меня, рассказала, как он заявился ко мне домой…

— И что тебе ответил офицер? — спросил Ник, положив руку на плечо Элизабет.

— Он сказал, что в условиях освобождения Дэвида Фергюсона не значится пункт о запрещении общения со мной! Представляешь? Я пыталась ему внушить, что его слова — типичный образчик бюрократического подхода к проблеме, но разговаривать с ним бесполезно. Это все равно что обращаться к чучелам, висящим на стене кабинета Ярборо!

— Если этот мерзавец Фергюсон еще раз посмеет караулить тебя у дома, я добьюсь его ареста, и больше он никогда уже не выйдет на свободу! — твердо проговорил Ник, а потом, после паузы, вздохнув, добавил: — Да, Лиз, наша юридическая система, к сожалению, далека от совершенства, и я понимаю, почему ты с таким предубеждением относишься к представителям закона.

— Верно, для подобного отношения у меня имеются веские основания.

— И даже прогулка по Центральному парку в обществе одного из них и игра в снежки не изменили твоего мнения? — шутливым тоном спросил Ник. — Твое негативное отношение к служителям закона по-прежнему распространяется на всех его представителей?

— Я пока не решила для себя этот вопрос, — лукаво улыбнулась Элизабет и уже серьезно добавила: — Знаешь, ведь в любой системе встречаются люди ленивые и равнодушные, но есть и такие, которые честно и добросовестно выполняют свою работу.

— Надеюсь, с одним из таких добросовестных полицейских тебе удалось встретиться?

— Кого ты имеешь в виду? Уж не себя ли, детектив О'Коннор?

— Разумеется, себя. Или ты гуляла в парке с кем-то еще?

— Ладно, Ник, не обижайся. Сегодня я с самого утра на нервах, поэтому и шучу неудачно. — Она снова повернулась к компьютеру и, жестом указав на экран, пояснила: — Я составила список людей, имеющих непосредственное отношение к выпуску нашего шоу. В нем собраны все: начиная с хозяина телекомпании Броди Ярборо и заканчивая машинистками, набирающими тексты сценариев.

— Ты сделаешь мне копию списка?

— Конечно. — Элизабет включила принтер.

Через минуту список был распечатан, и один экземпляр она вручила Нику. Он пробежал его глазами, покачал головой и с сокрушенным видом пробормотал:

— Да, много людей. И убийцей может оказаться любой из них. Лиз, я уверен, преступник, совершающий убийства по твоим сценариям, имеет непосредственное отношение к шоу. Ведь как только заканчивается очередной выпуск «Темного зеркала», он отправляется «на дело» и совершает убийство так, как показано в шоу, с соблюдением всех деталей. Если бы он заранее не знал содержания очередной серии, у него не было бы времени подготовиться и выполнить убийство так, как на экране. Да, не зная сценария, осуществить подобное преступление просто невозможно.

— Знаешь, какой вопрос меня очень волнует? По какому принципу преступник выбирает жертвы. У тебя есть на этот счет какая-нибудь версия?

— Наша оперативная группа как раз сейчас работает над этим вопросом. Проверяем связи убитых, пытаемся установить, не были ли они знакомы между собой, но пока никакой обнадеживающей информацией мы, к сожалению, не располагаем.

— Возможно, он читает о совершенных преступлениях в газетах, а потом находит подходящих, как ему кажется, людей и убивает их.

— Такой вариант не исключен, — отозвался Ник. — Знаешь, я запрашивал библиотеки, и там мне сообщили, что в последнее время никто не заказывал карточки с кадрами микрофильмов. Это лишний раз подтверждает мою теорию о том, что преступник имеет прямой доступ к сценариям. Он сам работает у Ярборо.

Элизабет просмотрела распечатанный список сотрудников телекомпании, вздохнула и покачала головой.

— Как ужасно знать, что один из тех, с кем ты работаешь и кого, возможно, даже считаешь своим хорошим знакомым, — на самом деле убийца. Просто в голове не укладывается.

— К сожалению, такое в жизни встречаются нередко, Лиз.

— Я понимаю, но все же было бы намного легче, если бы убийцей оказался незнакомый мне человек! А когда узнаешь, что человек, с которым ты давно и хорошо знакома, — преступник, возникает ощущение, будто тебя предали. Да, предали, и это невыносимо сознавать. И именно такое чувство я испытала, когда Дэвид Фергюсон убил мою младшую сестру.

— Лиз, я отлично тебя понимаю. — Ник ласково погладил ее по голове. — Узнать о том, что среди хорошо знакомых тебе людей находится преступник, нелегко. Представить, что ты каждый день встречаешься с ним, разговариваешь, шутишь, может быть, даже вместе обедаешь… И те кошмары, которые показывают в одиннадцатичасовых новостях, — по сравнению с этим сущие пустяки.

— Да, ты прав, — кивнула она. — Но, наверное, не следует стремиться к тому, чтобы отгородиться от реального мира и жить в полном неведении. Ведь это и опасно ко всему прочему. Убийца где-то рядом, он затаился, подстерегая свою очередную жертву. В принципе я понимаю митингующих у входа в телекомпанию. Они боятся за свою жизнь и жизнь близких им людей. И если бы в свое время я знала, точнее, могла предположить, что Фергюсон… — Элизабет умолкла на полуслове и сокрушенно покачала головой.

— Лиз, ты поэтому начала писать сценарии к «Темному зеркалу»? — тихо спросил Ник.

— И поэтому тоже. Я хотела предоставить людям возможность задуматься над сложными проблемами, которые их окружают, и попытаться найти ответы на жизненно важные вопросы. А получилось так, что маньяк по моим сценариям начал убивать людей.

— Лиз, ты не можешь и не должна нести ответственность за его преступления! Ответственность за убийства несет только он один. Он виноват во всем. Он, но не ты. И мы схватим этого негодяя, уверяю тебя. Он сполна заплатит за свои деяния.

Внезапно с шумом распахнулась дверь и в кабинет ворвался разъяренный Броди Ярборо. Игнорируя детектива, он рванулся к Элизабет и, тыча ей в лицо какие-то бумаги, гневно закричал:

— Это твоих рук дело? Твоих?

На мгновение Элизабет растерялась, но тотчас же овладела собой, взяла листы бумаги и с невозмутимым видом начала читать их.

— Ах вот оно что, — подражая южному акценту Броди, произнесла она. — На тебя, оказывается, подали иск в суд.

— Это ты подстроила? — грозно спросил Броди.

— И сколько же истцов желают поквитаться с тобой? Сейчас посчитаем… Шесть, семь, восемь… Количество впечатляет. — Она подняла голову и взглянула в красное от ярости лицо хозяина телекомпании. — Боюсь, твой банковский счет значительно сократится, если их иск будет удовлетворен, Броди. Сочувствую.

— Так это ты надоумила их подать иск? — снова крикнул Броди. — Ответь мне!

— Я? — удивилась Элизабет. — С чего ты взял, Броди? А, понимаю, ты пригрозил мне судебным разбирательством за нарушение условий контракта и теперь думаешь, будто я решила отплатить тебе той же монетой. Нет, Броди, я в отличие от тебя не такая мстительная.

— Но ты подсказала этим придуркам подать иск! — хрипло бросил он, с угрожающим видом шагнув к Элизабет.

Заметив, как напряглось лицо Ника, она сделала успокаивающий жест рукой.

— Все в порядке, детектив О'Коннор. Для мистера Ярборо это обычная манера беседы. — И снова обратилась к Броди: — Мне, конечно, приятно, что ты считаешь меня влиятельной женщиной, к мнению которой прислушиваются окружающие, в частности, родные и близкие жертв маньяка. Мне это весьма лестно, однако я никого не подговаривала подать на тебя иск в суд, Броди. Эти люди сами приняли решение, без моей подсказки или помощи. Кстати, правильное, с моей точки зрения, решение. Вместо того чтобы временно приостановить выпуск «Темного зеркала» в эфир, ты продолжал его показ, ликуя по поводу высокого рейтинга и возросших доходов. И ты не думал ни о будущих жертвах, которые неизбежно появляются после очередного выпуска программы, ни о страданиях их родственников. Ты наживался на чужом горе, Броди, и теперь тебе придется отвечать за это. По закону.

— Я всегда знал, что ты — самоуверенная, наглая дрянь! — заорал Броди. — Ты…

О'Коннор с решительным видом снова двинулся к нему, но Элизабет опять остановила его.

— Не надо, пусть говорит, что хочет, — усмехнулась она. — Я никогда не обращала внимания на его оскорбления. А сейчас и подавно мне безразличны его высказывания. — И, пристально взглянув в красное от гнева лицо Броди, холодно промолвила: — Возмездие всегда наступает. Рано или поздно. Жаль, что никогда прежде ты не задумывался над этим.

— Только не делай из меня идиота, Лиз! — злобно бросил Ярборо, выхватывая у нее из рук бумаги, направляясь к двери и рывком распахивая ее. На мгновение он задержался на пороге, обернулся и процедил сквозь зубы: — Наш разговор не окончен. Мы с тобой еще встретимся… — И ушел, громко хлопнув дверью.

Ник приблизился к Элизабет, обнял ее, прижал к себе и очень серьезно сказал:

— А он опасен, очень опасен, Лиз. Настоящий головорез. Ты должна быть с ним поосторожнее.

— Я знаю, что он собой представляет. Я же не первый день с ним работаю.

— Но мне кажется, ты не сознаешь, до какой степени он опасен. Этот субъект, похоже, способен на все.

— Наверное, ты прав. Господи, как страшно постоянно думать о том, что ты живешь во враждебном мире и тебя окружают преступники, убийцы, сумасшедшие, расчетливые негодяи, подлецы! Везде подстерегает опасность, но с какой стороны она к тебе подберется, ты никогда заранее не знаешь. Ярборо опасен, Фергюсон опасен, Зеркальный убийца опасен… — Она подняла голову и посмотрела в его ярко-зеленые глаза, которые были полны искреннего сочувствия и беспокойства за ее судьбу. — Но я сильная женщина и умею за себя постоять, — улыбнувшись, тихо добавила Элизабет. — Я не дам себя в обиду.

— Лиз, позволь мне позаботиться о тебе, — попросил Ник, нежно прикасаясь губами к ее щеке. Внезапно он порывисто прижал ее к себе и горячо прошептал: — Ты моя дорогая девочка.

— Я — твоя женщина, — поправила она, но, мгновенно сообразив, что фраза получилась двусмысленной, смутилась и уткнулась лицом ему в грудь.

— Очень надеюсь на это, — погладив ее по пышным шелковистым волосам, отозвался Ник. — Значит, и среди полицейских попадаются приятные исключения, — шутливо добавил он. — Я польщен.

— Давай вернемся к списку, который я для тебя составила, — отнимая лицо от его груди, сказала Элизабет. — А то, боюсь, ты много о себе возомнил, детектив О'Коннор. Нет, все-таки все полицейские одинаковые!

Глядя на членов своей оперативной группы, расположившихся за длинным столом, Ник с огорчением думал о том, что никогда прежде не видел их в таком состоянии. Стефани, Фред, Рэй… Бледные, усталые лица, красные от постоянного недосыпания глаза, под глазами большие темные круги. Стефани впервые появилась на работе без косметики! Даже в ту ночь, которую они провели с Ником в одной постели, косметику с лица не смыла, а сейчас…

Рэй, обычно тщательно следящий за своим внешним видом, сегодня впервые пришел в мятой, несвежей одежде, и складывалось впечатление, что он не снимал ее даже ночью. Лицо Рэя, обычно румяное, сегодня приобрело землистый оттенок, под глазами залегли темные круги.

Фред… тот никогда не отличался аккуратностью, мало придавал значения своей внешности, а на одежду вообще не обращал внимания, поэтому его мятая рубашка и потертые джинсы Ника не удивили. Но Ник очень переживал и за Фреда, видя, как тот вымотался за последние дни, собирая необходимую для продолжения расследования серии убийств информацию.

А вот внешний вид двух мужчин, сидящих в дальнем конце длинного стола, выгодно отличался от членов оперативной группы. Питера Макдональда и Марвина Питри на заседание никто не приглашал, они явились по собственному желанию, надеясь узнать последние новости и получить дополнительные сведения, добытые членами оперативной группы. Прогнать их было, разумеется, нельзя, поэтому Нику ничего не оставалось, как делать вид, что он не замечает их холеных лиц и чистых выглаженных костюмов и не ощущает тонкого аромата дорогого одеколона, распространившегося по всему кабинету.

На столе перед Ником лежало множество папок и документов: протоколы вскрытий, фотографии с мест преступления, истории болезни убитых, данные на более двухсот людей, имеющих отношение к телекомпании Ярборо, информация о многочисленных последователях преподобного Тэггерти, список потенциальных врагов Элизабет Найт и Броди Ярборо…

Упорно игнорируя присутствие Питера Макдональда и Марвина Питри, Ник снова обвел взглядом членов своей оперативной группы и сказал:

— Вы проделали огромную работу, и добытая вами информация очень поможет нам в раскрытии серии преступлений, совершенных маньяком-убийцей. Один я никогда не сумел бы собрать такое количество необходимых сведений, какое добыли вы.

На землистом лице Рэя проступил румянец, Фред, как всегда, молча, с ленивым видом принялся жевать зубочистку, а Стефани, опустив голову, с преувеличенным вниманием стала рассматривать свои руки, сложенные на коленях.

— Стефани, расскажи, пожалуйста, что тебе удалось выяснить за время, проведенное среди митингующих, — попросил Ник.

Она вскинула голову, машинально покрутила колечко с бирюзой, украшающее безымянный палец, откашлялась и начала:

— Мне удалось познакомиться и сблизиться со многими последователями преподобного Тэггерти, которые ежедневно собираются перед входом в здание телекомпании. Большинство его сторонников — нормальные, порядочные люди. Они волнуются за жизнь своих близких и озабочены насилием, которое, как им кажется, пропагандирует шоу «Темное зеркало». Все они обожают Тэггерти, искренне считая, что его устами говорит сам Господь, а некоторые просто боготворят его и готовы выполнять любые его просьбы или приказы.

— А какое впечатление на тебя произвел сам Тэггерти? — спросил Ник.

— С моей точки зрения, он, конечно, далеко не Господь Бог. Но следует признать, что Тэггерти действительно оказывает большое влияние на своих сторонников. Прирожденный оратор, излагает свои мысли красиво, ясно, а главное, убедительно. Люди слушают его с раскрытыми ртами. Он, безусловно, неглуп, хороший психолог и тонко чувствует настроение своей паствы.

— Спасибо, Стефани, — сказал Ник и, обращаясь к Рэю, спросил: — А какие данные на Тэггерти удалось получить тебе?

— Весьма любопытные, — усмехнулся детектив, раскрывая внушительных размеров папку с документами, аккуратно подколотыми, с подчеркнутыми красным карандашом строчками. Рэй всегда отличался аккуратностью и дотошностью во всем, и Ник очень уважал его за эти качества. — Значит, преподобный Тэггерти… — Рэй сосредоточенно смотрел в папку с бумагами. — Как Тэггерти сам рассказывает о себе… он еще в юные годы получил сан священника и вел праведный образ жизни, служа Богу и людям, а вот во Флориде, куда я посылал запрос, о преподобном сложилось иное мнение, и далеко не восторженное.

— Что тебе удалось узнать? — нетерпеливо спросил Ник.

— Интересные подробности. Лет двадцать назад, когда нашему пастору было приблизительно тридцать лет, он был не таким благостным и умудрился провернуть несколько мошеннических операций. Первая связана с торговлей земельными участками во Флориде. Тэггерти с сообщниками находили состоятельных пожилых людей, желающих купить участок земли во Флориде, на берегу моря, показывали им красочные проспекты, расписывали все прелести будущей курортной жизни и составляли договор. Когда же клиенты, заранее оплатив стоимость земли, прибывали на место, то Тэггерти и его сообщников они там не находили, а вместо райского уголка их взору представали унылые заболоченные клочки земли, кишащие крокодилами, змеями и тучами ядовитой мошкары.

— Ловкий слуга Бога! — воскликнул Фред и громко рассмеялся.

— Да уж, ничего не скажешь…

— А еще одну мошенническую операцию, о которой мне удалось узнать, преподобный Тэггерти провернул в штате Огайо. Суть ее заключалась в том, что пастор и начальник почтового отделения одного из маленьких городков присылали по почте небогатым людям буклеты с рекламой дешевых товаров. Деньги за них предлагалось вносить тоже заранее. Они специально выбирали клиентов из бедных семей, точно рассчитав, что те непременно клюнут на дешевку. Те, естественно, клевали, посылали деньги, а потом получали в посылках всякое барахло.

Слушая рассказ Рэя, Ник незаметно покосился на Макдональда и Питри. Те с интересом слушали про проделки Тэггерти, качали головами и изредка тихо переговаривались между собой.

«Получить такие важные сведения, которые, возможно, пригодятся в будущем, да еще ценой напряженного чужого труда, — это б их стиле. Ведь они больше всего озабочены собственной карьерой, и черновая работа не для них!» — раздраженно подумал Ник.

— А сторонники преподобного Тэггерти в курсе его невинных проделок? — спросил он Стефани. — Неужели им ничего не известно?

— Они слышали о его мошеннических операциях, но никто, ни один человек в это не верит, — ответила она. — Я со многими говорила, и все в один голос твердят, что это ложь. Мол, силы зла стремятся опорочить благородного человека, оклеветать его, заронив в душах его паствы сомнение. В общем, они категорически все отрицают. Не верят, и все.

— Очень удобная позиция, — заметил Рэй, перелистывая разложенные перед ним бумаги. — Мошенничай сколько угодно, а если тебя попытаются прижать, смело кричи, что тебя преследуют за религиозные убеждения.

— И сколько лет Тэггерти занимается проповеднической деятельностью? — спросил Ник.

— Не менее десяти лет, меняя лишь объекты своего внимания. Собирать многочисленные митинги и выступать против насилия, пропагандируемого с экранов телевизоров, — его последнее увлечение. А лет пять назад преподобный Тэггерти с не меньшим энтузиазмом собирал толпы, протестующие против абортов.

— Надо же, какой широкий спектр интересов! — ехидно заметил Фред. — Молодец преподобный, всюду успевает!

— Да уж, молодец, ничего не скажешь, — покачал головой Рэй. — Если бы только его бурная деятельность не заканчивалась трагедиями для других людей.

— О чем ты? — удивился Фред.

— Он и его оголтелые сторонники так рьяно выступали против абортов у стен одной больницы, что не нашли ничего лучшего, как бросить в здание взрывное устройство. По моим сведениям, погибло пять врачей. Но доказать ничего не удалось, и Тэггерти со своей паствой вышли сухими из воды.

— Вот это да! — присвистнул Фред.

— Стефани, ты провела много времени среди последователей Тэггерти, — сказал Ник. — Как тебе кажется, мог кто-либо из них совершить серию убийств, которые мы расследуем?

— Все возможно, — задумчиво ответила она, — хотя мне кажется, что сейчас у преподобного Тэггерти иные цели и ему невыгодно выставлять себя и своих людей в роли преступников. Он сейчас озабочен другим: прослыть несгибаемым борцом против насилия, как можно чаще засвечиваться в газетах и на телевидении, привлекая к себе все большее число сторонников. Ведь от них напрямую зависит его финансовое благополучие.

— А его сын Кристофер? Что он собой представляет?

— Обычный парень, на мой взгляд, неглупый. И похоже, далеко не в восторге от бурной деятельности папаши.

— А Тэггерти?

— Он постоянно твердит сыну, что тот в скором времени должен стать его преемником в деле борьбы с мировым злом, и вместе с тем упрекает Кристофера в отсутствии лидерских качеств.

— А парень действительно лишен их?

— На мой взгляд, да. Мне кажется, он вообще устал от митинговой деятельности и в глубине души мечтает быть сыном какого-нибудь булочника, почтальона или мясника, но только не неугомонного Тэггерти.

— Спасибо, Стефани, — улыбнулся Ник и обратился к Фреду: — Какие у тебя новые данные на Фергюсона?

— Пока никаких, — пожал плечами Фред. — Он продолжает все так же безвылазно торчать дома…

— За исключением того раза, когда Фергюсон улизнул у тебя из-под носа и совершил прогулку в Порт-Мэдисон!

— Еще раз повторяю: Фергюсон постоянно находится дома и никуда не выходит, — раздраженно возразил Фред. — Я разговаривал с хозяйкой, у которой Фергюсон снимает квартиру. Она утверждает, что жилец очень спокойный и не доставляет ей никаких хлопот. Никого в квартиру не приводит: ни женщин, ни приятелей. Хозяйка даже снизила ему арендную плату за то, что он помогает убирать по дому.

— А ей известно, что он сидел в тюрьме? — спросил Ник.

— Известно. Она сказала, что Фергюсон сам честно признался ей в этом, как только пришел договариваться об аренде жилья.

— И ее не смутило данное обстоятельство?

— Нет. Она считает себя истинной христианкой и говорит, что ее долг — помогать оступившимся людям вернуться к нормальной жизни в обществе.

— Как бы христианское милосердие этой женщины не обернулось для нее трагедией, — покачал головой Ник и снова обратился к Рэю: — Тебе удалось получить какие-нибудь сведения о пребывании Фергюсона в тюрьме?

Рэй быстро отыскал в своих записях нужную страницу, глянул в нее и ответил:

— Ничем особенным среди заключенных Фергюсон не выделялся. Вел себя тихо, спокойно, правда, несколько раз принимал участие в перепалках с надзирателями, но провокатором не был.

Неожиданно Питер Макдональд, с надменным видом сидевший в дальнем конце стола и до этой минуты не проронивший ни слова, важно произнес:

— Думаю, вам не известна одна существенная деталь, касающаяся пребывания Дэвида Фергюсона в тюрьме. — Он сделал эффектную паузу и объявил: — Фергюсон работает в тюремном книгохранилище. — И он победным взглядом обвел присутствующих.

— Нам даже известен режим его работы, — усмехнулся Рэй. — С семи утра и до полудня.

— Странно… Я был уверен, что данная информация относится к разряду конфиденциальной, — недовольно поморщился Макдональд. — Как же вам удалось ее добыть?

— Так же, как и вашим парням.

— Рэй, ты разговаривал с охранниками и сокамерниками Фергюсона? — спросил Ник.

— Разумеется. Все отзывы о нем — положительные. Да, вот какая интересная деталь… Все годы, проведенные за решеткой, Фергюсон твердил, что у него был бурный роман с Элизабет Найт, и его сокамерники уверены, что он говорил правду. Кстати, он никогда не скрывал своего намерения после освобождения из тюрьмы обосноваться в Нью-Йорке. Говорил, что хочет быть поближе к Элизабет.

— Вот счастье-то ей привалило! — сочувственно воскликнула Стефани.

— А что? — лениво протянул Фред. — Тихий, скромный парень, мухи не обидит. — И взглянув на часы, спросил у Ника: — У тебя есть еще какие-нибудь вопросы?

— Нет. А ты торопишься на свидание?

— Тебе бы только о свиданиях думать, сержант! — усмехнулся Фред. — Забыл тебе сказать: когда я шел сюда, то встретил твоего начальника, и он просил тебе передать, что ордер на обыск квартиры Фергюсона уже получен.

— Отлично! — воскликнул Ник. — Пойдем прямо сейчас, Фред.

Питер Макдональд с неожиданным проворством вскочил из-за стола, схватил свой кейс и направился к О'Коннору.

— Ник, мы с детективом Питри тоже хотели бы пойти с вами, — торопливо проговорил он.

— Зачем?

— Ну… помочь. Посмотреть, что там и как.

Ник взял со стула свою кожаную куртку, надел ее, собрал со стола бумаги, спрятал их в кейс и небрежно ответил:

— Мы с Фредом работаем вместе много лет, Питер. И давно научились грамотно проводить обыски, так что в помощниках не нуждаемся, ты уж извини.

 

Глава 18

— А я уж и не надеялась дожить до этого дня! — радостно воскликнула Кассандра, с улыбкой наблюдая, как Элизабет, разложив на обеденном столе папки с материалами, перебирает их. — Моя дорогая подруга Элизабет Найт влюбилась! В кого же? Ни больше ни меньше в детектива отдела убийств и теперь помогает ему в его нелегкой работе, подбирая данные для расследования!

Она подскочила к столу, резко взмахнула рукой, и несколько папок упали на пол. Но Касс даже не обратила на это внимания. Она искренне радовалась, что ее лучшая подруга наконец-то влюбилась и теперь даже при упоминании об этом на ее бледных щеках вспыхивает румянец. Давно пора, ведь в последние годы для Элизабет существует только работа, а она еще так молода!

— Лиз, ты молодец! Продолжай в том же духе!

— Касс, прошу тебя, перестань, — устало вздохнула Элизабет, поднимая голову от разложенных на столе бумаг. — Ты знаешь, я не люблю, когда ты начинаешь заводить разговоры о мужчинах. А сейчас и подавно не время обсуждать их.

— Лиз, о мужчинах можно и нужно говорить всегда! — с улыбкой возразила Кассандра, взяла кружку с изображением диснеевского «Бэмби» и сделала несколько глотков кофе капуччино.

Касс с выражением блаженства на лице пила кофе и думала о том, что ее давняя мечта сбылась: Элизабет Найт наконец влюбилась, и теперь ее жизнь, вне всякого сомнения, круто изменится. Даже если роман с красавчиком детективом, не дай Бог, закончится ничем, все равно это встряхнет подругу, даст ей заряд бодрости и украсит одинокую жизнь.

— Расскажи, как он целуется? — присев на краешек стола, попросила Касс.

— Касс, умоляю тебя… — вспыхнув, пробормотала Элизабет.

— Лиз, я хочу тебе дать один дельный совет, — таинственным шепотом проговорила Кассандра. — Если уж ты у нас такая скромница и предпочитаешь заниматься любовью по старинке, то имей в виду: постель — ложе любви и должна быть теплой. Понятно?

— Ты предлагаешь заранее положить туда грелку?

И подруги громко рассмеялись. Но через мгновение лицо Элизабет стало серьезным, она вздохнула и тихо сказала:

— Знаешь, я боюсь.

— Чего? — опешила Кассандра. — Чего ты боишься? — Некоторое время она сочувственно смотрела на поникшую Элизабет, а потом, покачав головой, промолвила: — Лиз, дорогая, ничего не бойся. Все будет хорошо.

Элизабет кивнула, и Касс заметила, что в ее глазах блеснули слезы. Касс искренне переживала за подругу и знала: в душе Элизабет, какой бы сильной, выдержанной и мужественной женщиной она ни казалась, живет страх.

— Лиз, не надо бояться, — обняв ее за плечи, ласково произнесла Кассандра. — Твой красавчик детектив очень скоро вычислит и поймает маньяка, вот увидишь!

— Знаешь, Касс, я даже не этого больше всего боюсь. То есть, конечно, я боюсь Фергюсона… или того, кто совершает эти кошмарные убийства. Я ужасаюсь при мысли, что маньяк продолжит свои злодеяния, еще погибнут люди, а я… вместе с ним должна буду разделить ответственность за их смерть, потому что он совершает убийства по написанным мною сценариям! А иногда… — ее голос дрогнул, — у меня возникает чувство, будто этот маньяк охотится за мной. Он выслеживает меня, подстерегает, готовится к решающему удару. Предыдущие убийства — всего лишь прелюдия…

— Лиз, не думай об этом, прошу тебя, — мягко прервала ее Кассандра. — В твоей жизни появился человек, который тебе небезразличен, и лучше думать о нем, чем об этом преступнике.

— Понимаешь, Касс, чем больше я думаю о Нике, тем страшнее мне становится.

— Почему?

— Потому, что он — полицейский и у него очень опасная работа. Я боюсь за него!

Тревога Элизабет была понятна Кассандре, но, желая хоть немного успокоить ее, она горячо заговорила:

— Лиз, если следовать твоей логике, то тогда в жизни надо бояться всего. Жизнь вообще опасна, но мы же не можем все время сидеть дома, пытаясь таким способом уберечь себя от неприятностей! Кстати, и дома нас тоже подстерегает множество опасностей! Мы постоянно тревожимся за собственную жизнь и жизнь близких нам людей. Такова уж наша судьба, и с этим следует смириться.

— Да, Касс, ты абсолютно права. Я много размышляла над этой проблемой, но, к сожалению, справиться со страхом мне так и не удалось. Поэтому я очень беспокоюсь за Ника. Пойми, с момента нашего знакомства прошло совсем мало времени, а он уже стал для меня близким и дорогим человеком.

— Так это же прекрасно, Лиз! Воспринимай свое чувство к нему как подарок свыше. Радуйся, что твоя жизнь стала ярче, эмоционально насыщеннее, разнообразнее. Влюбленность пошла тебе на пользу, это же очевидно! И в жизни, какой бы она порой ни казалась черной и беспросветной, всегда можно отыскать светлые тона и положительные моменты. Помни об этом.

— Наверное, ты права, Касс. Мне надо воспринимать знакомство с Ником как подарок, — улыбнулась Элизабет, и Кассандра облегченно вздохнула. Значит, ей все-таки удалось убедить подругу не падать духом, поднять ей настроение.

Касс обняла Элизабет, встала из-за стола и сообщила:

— А теперь мне пора уходить, Лиз. У меня ведь назначена встреча с Бадом. А ты заканчивай дела и ложись пораньше спать. Тебе надо хорошенько выспаться и отдохнуть.

Элизабет проводила подругу до двери, они расцеловались, и Кассандра зашагала по дорожке, ведущей на улицу. Неожиданно она остановилась, обернулась и, увидев, что Элизабет еще стоит на крыльце, засмеялась и громко крикнула:

— Лиз, помни мой совет: любовное ложе должно быть теплым!

— Он не отвечает! — досадливо поморщившись, воскликнул Фред, в четвертый раз стукнув кулаком по двери квартиры Дэвида Фергюсона.

— Да говорю же я тебе: он смылся. — Ник сунул руку в карман и достал ключ от квартиры. Этот ключ они с Фредом получили от вахтера после долгих возражений и препирательств. — Фергюсон смылся из города, как и в прошлый раз, когда ты уверял меня, что он безвылазно сидел дома, любуясь фотографиями обнаженных красоток из порножурналов!

Ник вставил ключ в замочную скважину, повернул, и дверь открылась. Резким жестом он распахнул ее, выждал несколько мгновений, прислушался, потом заглянул в глубину квартиры. Никого… Они с Фредом вошли и стали быстро осматривать комнату. Собственно, осматривать там было в общем-то нечего. Все это Ник видел в прошлый раз, когда приходил предупредить Фергюсона, чтобы тот держался подальше от Элизабет Найт. Нет, спрятаться в этой комнатушке решительно негде.

Фред шагнул к окну, отдернул занавеску и сказал:

— Может, где-то поблизости есть аварийная лестница, невидимая снизу, с улицы?

— Ее там нет, — отозвался Ник, подходя к кровати и ощупывая покрывало.

В прошлый раз на кровати лежал какой-то прямоугольный предмет, скрытый покрывалом, а теперь он исчез. Поверхность гладкая…

— И в прошлый раз ты, Фред, все-таки упустил этого парня, — вздохнул Ник, подходя к столу и рассматривая лежащие на нем остатки еды.

— Откуда ты знаешь, что за окном нет никакой лестницы? — вспыхнул Фред. Он весьма болезненно воспринимал собственные промахи и терпеть не мог признаваться в своих ошибках.

— Я подходил к окну и выглядывал из него, — ответил Ник.

— Но у тебя не было ордера на обыск, и ты не имел права рыскать по квартире!

— Спасибо, мистер Шерлок Холмс, что вы указали мне на совершенное мной противоправное действие, — усмехнулся Ник. — Я вам очень признателен.

— Слушай, а может, вахтер по телефону предупредил Фергюсона о нашем приходе и он успел смыться? — предположил Фред.

— В квартире нет телефона.

— Ну, если бы я побывал здесь раньше, то тоже знал бы об этом!

— Ладно, уж если мы пришли, давай все-таки осмотрим комнату.

Настроение у Ника испортилось. Нет, видимо, он не опытный полицейский, каковым самонадеянно считал себя прежде, а обычный недоумок. И Фергюсон ловко обвел его и Фреда, тоже возомнившего себя классным сыщиком, вокруг пальца. Так им и надо!

«Детектив О'Коннор! Ты слишком самоуверен! — со злостью, сказал себе Ник. — И чересчур наивен. С женщинами особенно. С чего ты решил, например, что Элизабет Найт прониклась к тебе симпатией? Она, знаменитая на всю страну женщина, которой восторгается множество мужчин? Как вообще тебе пришло в голову, что у вас с ней начинается роман?..»

— Ну что? Давай все-таки осмотрим комнату? — Голос Фреда вывел Ника из задумчивости. — Хотя сомневаюсь, что мы обнаружим здесь какие-нибудь улики.

Ник молча кивнул, вернулся к кровати, наклонился и начал шарить рукой по полу. Пыль… Внезапно его рука наткнулась на какой-то предмет. Ник схватил его и вытащил из-под кровати. Прямоугольной формы альбом для вырезок и фотографий, по размеру напоминающий тот предмет, который в прошлый раз лежал под покрывалом.

Ник поднялся на ноги, раскрыл альбом и начал перелистывать. Старые фотографии, многочисленные вырезки из журналов и газет с изображением Элизабет Найт. Большинство снимков, вне всякого сомнения, сделаны без ведома мисс Найт. Элизабет и Кассандра гуляют в парке… А вот совсем старые фотографии, сделанные «Полароидом»: юная прелестная Элизабет — в шортах из джинсовой ткани и маечке — метет дорожки в саду… улыбающаяся Элизабет с учебниками в руках выходит из здания школы… на фоне веранды загородного дома в испанском стиле, рядом с красным «мустангом». А вот снимок, явно сделанный через окно: Элизабет и ее младшая сестра Марти играют на полу кухни с котятами.

— Симпатичная, — раздался за спиной Ника голос Фреда.

— Да, очень симпатичная, — отозвался Ник.

— А это ее младшая сестра? Та, которую…

— Да, это Марти.

— Тоже хорошенькая, — задумчиво промолвил Фред.

Ник закрыл альбом, сунул его под кровать и, сделав жест в сторону двери, сказал:

— Пошли, Фред, внимательно осмотрим дом. Надо же установить, каким путем этот мерзавец умудряется незаметно выскальзывать из квартиры.

Элизабет протерла лицо лосьоном, села на кровать и улыбнулась. Сегодня вечером после ухода Касс она решила немного себя побаловать. Надела свою лучшую, элегантную шелковую, отороченную кружевами ночную сорочку с тонкими бретельками, поставила на столик бокал с сухим вином, хрустальную вазу с темно-красной розой, блюдце со свежей клубникой, зажгла свечу. Как давно она не устраивала себе такие маленькие праздники! Сейчас Элизабет ощущала себя удивительно молодой, красивой, полной сил и энергии женщиной. Настроение у нее было превосходное, а в памяти постоянно всплывал образ Ника О'Коннора — обаятельного мужчины с ярко-зелеными глазами. Вот если бы сейчас Ник оказался в ее спальне, выпил вместе с ней сухого вина, съел клубнику… Увидел, какая у Элизабет шелковистая, нежная кожа, дотронулся до ее обнаженного плеча… Но к сожалению, это всего лишь несбыточная мечта, потому что Элизабет никогда не отважилась бы пригласить его к себе домой поздно вечером…

А если она все-таки пригласила бы Ника и он пришел? Наверное, очень удивился бы, застав Элизабет в домашнем, хотя и весьма соблазнительном виде. Ведь он привык видеть ее такой, какой она представала перед многочисленными телезрителями на экранах телевизоров: строгой, элегантной, надменной, немного отстраненной. Но экранный образ Элизабет Найт создавала не она сама, а другие люди: стилисты, визажисты, парикмахеры, дизайнеры по костюмам… Она лишь соглашалась с их мнением, кое-что подсказывала, уточняла детали, иногда возражала.

Нет, вне всякого сомнения, Ник предпочел бы ее нынешний облик: с нежной улыбкой на губах, с лучистыми светло-голубыми глазами, сидящей в ночной сорочке на кровати. Ведь он влюблен в нее… Влюблен? А почему она решила, что Ник О'Коннор к ней неравнодушен?

Элизабет сделала несколько глотков вина, отставила бокал и задумалась. Разве он признавался ей в любви? Или хотя бы намекал на свое чувство? Никогда. Почему же в таком случае она решила, что он влюблен в нее? Просто ей хочется думать так, и все его взгляды, жесты, прикосновения она истолковывает именно таким образом. Выдает желаемое за действительное. И все-таки… Пронзительный взгляд его ярко-зеленых глаз, мягкие, доверительные интонации, ласковые прикосновения рук не могли обмануть Элизабет.

Она погасила свет, легла в кровать и погрузилась в сладкую дрему. Во сне Элизабет снова видела Ника: он нежно, с улыбкой смотрел на нее, что-то говорил, но она не могла разобрать смысл слов, да это было и не важно. Главное, Ник находился рядом с ней, и она была счастлива.

* * *

— Вот, смотри, Фред. — Ник направил луч электрического фонарика на небольшой проем в стене, прикрытый доской. — Вот здесь он и выбирался наружу. Давай полезем в подвал, вот туда, за водопроводные трубы.

Фред отодвинул доску, прислонил к стене, глянул внутрь темного подвала и с сомнением покачал головой:

— Не может быть. Просто глазам своим не верю.

— Надо было поспорить с тобой на обед в ресторане и пиво! — усмехнулся Ник. — Жаль, я не додумался до этого раньше.

— С этим чертовым Фергюсоном я, похоже, никогда не брошу курить, — досадливо поморщился Фред. — Ловко он обвел меня вокруг пальца, мерзавец… Ладно, Ник, признаю свою вину, — продолжил он, вглядываясь в темное пространство подвала. — Ты был прав, этот негодяй улизнул у меня из-под носа.

Они, нагнувшись, миновали проем в стене, сделали несколько шагов и осмотрелись. Обычный грязный подвал старого дома, но в дальнем конце его мелькает тусклый красноватый свет.

— Фред, пошли! — скомандовал Ник, светя фонариком на стены и пол. — Там, в конце, есть выход, это ясно.

— Хочешь, чтобы нас сожрали крысы и покусали пауки? — Фред сделал несколько осторожных шагов.

— В случае нападения отстреливайся, — шутливо посоветовал Ник. — Только смотри не попади в меня.

— Постараюсь, но не обещаю. Слушай, Ник, а может, не пойдем туда, ведь и так все ясно? Фергюсон выбирался из дома именно таким путем. Для чего же нам проверять?

— С каких это пор ты стал трусом? — усмехнулся Ник.

— Я боюсь находиться в замкнутом пространстве.

— Каждый человек боится замкнутого пространства — это нормально. А идти все-таки надо.

— Ладно, пусть нас съедят крысы, — махнул рукой Фред.

Пока они пробирались через подвал, около их ног постоянно раздавалось шуршание и топот крысиных лап. Но к счастью, подвал оказался недлинным, и уже очень скоро Ник и Фред достигли его противоположной стены и заметили маленькое грязное закопченное окно в потолке. К стене были приставлены два деревянных ящика.

— А бот и выход! — оживленно воскликнул Ник, направляя луч фонарика на ящики.

Сквозь темное окно в потолке едва пробивался красноватый свет.

— Это от неоновой вывески бара, расположенного рядом с домом! — догадался Ник. — Значит, наш с тобой приятель Фергюсон через проем в стене проникал в подвал, становился на ящики и вылезал через окошко на улицу. А ты в это время караулил его около дома!

— Черт бы его побрал! Как же я сразу не догадался осмотреть подвал?

Вглядываясь в расстроенное лицо Фреда, Ник поймал себя на мысли, что искренне огорчен его промахом. Фред Халли, один из самых опытных сыщиков, наблюдательный, дотошный, аккуратный, с прекрасно развитой интуицией… Ладно, с кем не бывает.

— Пойдем, приятель. — Ник еще раз осветил фонариком ящики, приставленные к стене, и бросил взгляд на красноватое окошко. — Пока нам здесь делать больше нечего.

— Знаешь, о чем я думаю? — вдруг с тревогой в голосе произнес Фред, когда они с Ником пролезали сквозь проем в стене. — Почему сейчас Фергюсон ушел именно этим путем? Ведь если бы он намеревался просто пойти в кино или в магазин, ему не было бы нужды пользоваться потайным выходом…

Услышав слова Фреда, Ник невольно вздрогнул. Перед его глазами промелькнули фотографии, которые он рассматривал в альбоме, найденном под кроватью Дэвида Фергюсона. Очаровательная Элизабет Найт и ее совсем юная сестра Марти весело играют с котятами на полу кухни. Их лица светятся радостью и счастьем…

Неужели сегодня вечером Фергюсон, не вняв строгому приказу Ника не приближаться к Элизабет, решил снова наведаться в Порт-Мэдисон? Не дай Бог…

Затаив дыхание, убийца стоял у изголовья кровати и с умилением смотрел на спящую Элизабет. Ему казалось, что он видит перед собой не молодую женщину, а ангела, спустившегося с небес на землю. Лунный свет, проникавший в спальню через неплотно задернутые занавески, серебрил ее черные распущенные волосы, играл на нежном бледном лице.

«Все-таки Элизабет Найт — само совершенство, — взволнованно думал убийца, восторгаясь правильными чертами ее лица, высокими скулами и чуть пухлыми губами, на которых застыла улыбка. — Она невероятно красива! И даже во сне улыбается…»

Вид спящей Элизабет завораживал убийцу и мешал думать. Мысль в голове осталась лишь одна: эта женщина прекрасна, она — воплощение земного совершенства, и все его прежние сомнения относительно того, что Элизабет — обычная женщина, которой не чуждо ничто земное, несостоятельны. Его любовь к ней безгранична, она поглотила его целиком, и ради прекрасной Элизабет он готов на все. На любую жертву, любое унижение, любой поступок.

Но чувства его в корне отличаются от тех, которые испытывают тысячи мужчин, когда смотрят жадными, похотливыми глазами на экран телевизора, где каждую пятницу появляется прекрасная Элизабет Найт. Нет, он относится к ней совсем по-другому. Правда, следует признать, что экранный образ Элизабет ему тоже очень нравится и вызывает бурю ощущений.

Убийца сделал один шаг к кровати, и половица под его ногами тихонько скрипнула. Он вздрогнул от страха и замер на месте. Только бы она не проснулась! Он даже боялся смотреть на Элизабет, потому что был уверен: она очень тонко чувствует его и сейчас, уловив его присутствие, может проснуться. Элизабет улыбнулась во сне, перевернулась на бок, и тонкая шелковая бретелька ночной сорочки соскользнула с ее обнаженного плеча.

Убийце так неудержимо захотелось дотронуться до него, ощутить под своей рукой нежную, прохладную, шелковистую кожу, что он едва сдержал свой порыв. Нельзя, нельзя сейчас этого делать! Когда-нибудь позднее, когда Элизабет наконец в полной мере осознает, что тоже любит его, у них будет много времени для ласк и объятий. Она будет принадлежать ему, и только ему. Собственно, Элизабет и сейчас принадлежит ему, просто не в полной мере осознает это. Ничего, он подождет, когда она сама бросится ему на шею и пылко признается в любви. Он подождет. А сейчас пора уходить.

Убийца склонился над спящей Элизабет, несколько секунд с обожанием вглядывался в ее прекрасное лицо, а потом, все-таки не удержавшись, кончиками пальцев прикоснулся к ее нежной щеке.

— Спокойной ночи, любимая, — еле слышно прошептал убийца, бесшумно отходя от кровати и на цыпочках направляясь к двери. — Пусть тебе снятся самые сладкие сны.

Через мгновение его легкие, почти бесшумные шаги затихли, и в доме воцарилась мертвая тишина.

Элизабет снилось, будто вечером она сидит на берегу раки, серебристый месяц отражается в воде, и она искрится, отсвечивая то темно-синим, то изумрудным блеском. Сгущается туман, окутывая плечи Элизабет, ночь опускается на землю, но ей не холодно и не страшно, потому что она знает: где-то поблизости находится Ник. Временами она даже слышит его ласковый, с мягкими интонациями голос.

Иногда Элизабет кажется, что сквозь туман проступает лицо Ника, и тогда она любуется его ярко-зелеными глазами, какие встречаются только у жителей Изумрудного острова, обаятельной улыбкой и с наслаждением вслушивается в звук его голоса. Ей очень хочется, чтобы Ник обнял ее и крепко прижал к себе, но она не решается попросить его об этом. Вот Ник протянул к ней руку и кончиками пальцев осторожно провел по ее щеке. От его прикосновения по телу Элизабет прокатилась горячая волна, но… внезапно ее охватила тревога. Возникло острое ощущение скрытой, неясной, но очень близкой опасности. Смертельной опасности. Элизабет резко отшатнулась, испугавшись дотронувшейся до ее щеки чужой мужской руки. Это был не Ник… И голос его давно перестал звучать, просто Элизабет не заметила этого, увлекшись мечтами…

Она открыла глаза, вздрогнула и села. Ничего не понимая со сна, испуганно огляделась по сторонам. Она у себя дома, в своей кровати. Ничего не изменилось: задернутые занавески на окнах, сквозь которые проникает серебристый лунный свет, образуя на полу узкую дорожку, столик около кровати, дверь…

Элизабет снова и снова обводила тревожным взглядом спальню, пытаясь понять, что ее так напугало: сон, закончившийся кошмаром, или нечто иное. Но спальня выглядела как обычно, все вещи оставались на своих местах, а в доме стояла мертвая тишина. Гнетущая, враждебная, затаившая в себе смертельную опасность.

— Я одна! — громко произнесла Элизабет, пытаясь успокоить себя. — Здесь никого нет. Я одна.

Несколько минут она прислушивалась к тишине, а потом легла и закрыла глаза.

«Я одна», — мысленно повторила Элизабет и, осознав истинный смысл произнесенной ею фразы, заплакала, уткнувшись лицом в подушку. Одна, наедине со своими несбыточными мечтами о любви и надеждами на счастливую жизнь. Она одна. Она очень одинока.

 

Глава 19

Сквозь сладкую дрему Ник слышал какой-то звук, напоминающий постукивание. Ему снилось, что он сидит в машине и кто-то тихонько стучит кончиками пальцев по стеклу, пытаясь привлечь его внимание. Краем дремлющего сознания Ник понимал, что это происходит в реальности, но проснуться и открыть глаза у него не было сил. За последние две с половиной недели он ни разу не спал по-человечески: все урывками, не более трех-четырех часов в сутки.

Стук не прекращался, и усилием воли Ник заставил себя выбраться из сладкого, необыкновенно приятного сна и открыть глаза. Несколько секунд он сидел, ничего не соображая, борясь с желанием снова заснуть, потом в голове его начало понемногу проясняться, взгляд стал осмысленным, и Ник с удивлением обнаружил, что находится в салоне своего джипа. Взглянул на часы и мгновенно все вспомнил. Накануне вечером он приехал в Порт-Мэдисон, остановил машину на улице, где жила Элизабет Найт, и всю ночь наблюдал за ее домом, надеясь заметить какого-нибудь подозрительного субъекта, например, Фергюсона, следящего за домом или прогуливающегося неподалеку.

Без четверти шесть утра. Последний раз, когда Ник смотрел на часы, была половина шестого. Значит, все-таки его сморил сон, и он проспал пятнадцать минут. Ник снова услышал постукивание, разбудившее его несколько секунд назад, повернул голову и увидел за стеклом машины Элизабет.

— Ник! — звала она, постукивая по стеклу пальцами левой руки. — Ник, ты слышишь меня? — В правой руке Элизабет держала кружку, от которой поднимался пар.

Он быстро опустил стекло, Элизабет протянула ему кружку с кофе и взволнованно спросила:

— Что ты здесь делаешь?

— Отдыхаю в машине, — усмехнувшись, ответил он, с наслаждением делая несколько глотков горячего крепкого кофе. На кружке была изображена картинка из диснеевского мультфильма «Пиноккио».

— У тебя целая серия таких кружек? — улыбаясь, спросил он.

— А ты разве не видел их на кухне? Вкусный кофе?

— Да, спасибо. Он очень кстати.

— А кружка с «Пиноккио» тебе подходит? — шутливо спросила Элизабет.

— Сейчас бы я выпил кофе даже из «Мэри Поппинс»!

Ник допил кофе, почувствовав, как приятное тепло разливается по всему телу, улыбнулся и протянул пустую кружку Элизабет. Она отступила на шаг, и он заметил, что на ней темно-синее шерстяное пальто, а из-под него выглядывает тонкая полоска шелковой ночной сорочки, отороченной кружевом. Значит, Элизабет проснулась, подошла к окну, увидела его джип и вышла на улицу… Лицо Элизабет было без косметики и от этого казалось очень свежим, даже юным; в светло-голубых глазах блестели огоньки.

— Так что ты здесь делаешь? — спросила она, наклоняясь к стеклу джипа.

— Я же тебе сказал: ехал мимо, решил остановиться у твоего дома и спеть ночную серенаду под балконом, — шутливо ответил Ник, пытаясь справиться с охватившим его волнением.

Элизабет протянула руку и положила ее на плечо Ника.

— Ник, значит, ты всю ночь провел около моего дома? Ты… охранял меня?

— А чем мне еще заниматься по ночам? Я много раз рассказывал тебе, что веду скучную, однообразную жизнь, и подобная ночная вылазка хоть немного скрашивает ее. — Ник очень боялся, что Элизабет истолкует его появление у своего дома как свидетельство реально нависшей над ней опасности. — Всю ночь я мужественно боролся со сном, но в какой-то момент ему удалось меня победить, и я заснул.

— Сколько же ты спал?

— Пятнадцать минут.

Элизабет, сокрушенно покачав головой, сжала плечо Ника.

— Пойдем в дом. Тебе надо отдохнуть и поесть.

— Ты хочешь накормить меня завтраком? — изобразив изумление, воскликнул он, выходя из машины и разминая затекшие руки и ноги.

— А тебя это удивляет? Могу угостить тебя жареными бобами и омлетом.

— Жареными бобами? А, вспомнил: ты же из Калифорнии! А можно омлет без бобов?

— Можно, — рассмеялась Элизабет. — Если ты их не любишь, тогда я приготовлю тебе яичницу с беконом и черничный сок.

— Поздравь меня! — оживленно воскликнула Элизабет, когда они с Ником позавтракали и перешли в гостиную. — Не все в жизни так безнадежно, как мне казалось. После долгих переговоров и препирательств мне все-таки удалось убедить комиссию записать в условия досрочного освобождения Фергюсона пункт, по которому он обязуется не общаться со мной ни при каких условиях. Не появляться около моего дома, не звонить — в общем, навсегда исчезнуть из моей жизни. А если Фергюсон посмеет нарушить данное условие, то я… — Элизабет на секунду запнулась, а потом выпалила: — Я убью его! Пущу ему пулю в лоб!

— А ты уверена, что у тебя хватит сил и мужества выстрелить в Фергюсона, если он нарушит это условие? И у тебя не дрогнет рука? Отнять жизнь у человека, пусть даже преступника, насильника, убийцы, не так просто, как кажется. Ты сможешь сделать это в случае необходимости, Лиз?

— Не знаю. Много раз этот вопрос я задавала зрителям с экрана телевизора, а сама для себя так и не решила. Но если… — Она умолкла на полуслове.

— Лиз, я тебя понимаю, — кивнул Ник. — В жизни бывают всякие обстоятельства. И если Фергюсон все-таки посмеет надоедать тебе или, того хуже, станет угрожать и возникнет критическая ситуация, то ты, возможно, и применишь оружие. Лишить человека жизни очень тяжело, но иногда это бывает просто необходимо.

Произнося эти слова, Ник вспоминал свое первое дело, которое ему поручили расследовать в отделе убийств. Собственно, там и расследовать-то особо было нечего. Папаша-наркоман выбросил из окна четвертого этажа свою двухлетнюю дочь из-за того, что жена истратила деньги на продукты ребенку. А он, горе-отец, намеревался приобрести на них наркотики. Как же Нику хотелось пустить пулю в лоб этому подонку, когда ночью он с другими полицейскими примчался по срочному вызову! Внизу, под окнами дома, лежало мертвое тело ребенка, его мать вне себя от горя захлебывалась от рыданий, а папаша невозмутимо объяснял им, что деньги были нужны ему на наркотики. Господи, как тогда Ник надеялся, что этот подонок окажет сопротивление или попытается бежать! С каким бы удовольствием он пустил пулю в лоб этому негодяю! Но тот, словно почувствовав опасность, никуда не сбегал и сопротивления полицейским не оказывал. Жаль…

Его воспоминания были прерваны телефонными звонками. Элизабет от неожиданности вздрогнула, растерянно взглянула на Ника, молча спрашивая, кто может звонить в столь ранний час, и бросилась к телефонному аппарату. Рывком схватила трубку, пробормотала «алло». Несколько секунд она слушала невидимого собеседника, и Ник, наблюдая за ней, вдруг заметил, как она побледнела. Он вскочил с дивана, рванулся к Элизабет, на ходу делая ей знаки, чтобы она не вешала трубку, но в глазах ее стоял ужас и она ничего не замечала.

Телефонная трубка выпала из ее дрожащей руки и со стуком упала на рычаг. Ник подбежал к Элизабет, обнял ее и хрипло спросил:

— Ну что? Кто это звонил, Лиз?

Она подняла на него мертвенно-бледное лицо с расширенными от страха глазами, прижала руки к груди и прерывающимся шепотом пробормотала:

— Ник… Это звонил… О Господи… Это звонил убийца.

— Что он сказал?

— Он… он сказал… — В ее глазах блеснули слезы.

Ник крепко прижал к себе дрожащую от страха Элизабет и, ласково погладив по голове, успокаивающе промолвил:

— Лиз, я с тобой. Не бойся. Ответь, что тебе сказал убийца?

— Ник, он сказал, что сегодня ночью был в моем доме, — прошептала она. — Наблюдал за тем, как я сплю. Он… был в моей спальне, Ник!

— Лиз, успокойся, возможно, это чей-то дурацкий розыгрыш, — горячо заговорил Ник, хотя был абсолютно уверен, что ни о каком розыгрыше и речи быть не может. — Кто-то решил пошутить над тобой, но шутка получилась неудачной. Лиз…

— Ник, он был здесь ночью! — в отчаянии выкрикнула она. — Он находился в моей спальне! Знаешь, что он еще сказал? Он точно описал мою ночную сорочку нежно-голубого цвета, с тонкими бретельками, с кружевами на груди… Он… он сказал, что даже провел кончиками пальцев по моей щеке!

При мысли, что какой-то подонок посмел касаться своими грязными лапами Элизабет, Ника охватила ярость. Он сжал кулаки, стиснул зубы и, сверкая глазами, гневно сказал:

— Лиз, я схвачу этого ублюдка, обещаю тебе! Очень скоро я его поймаю, и тогда…

— Ник! — перебила его Элизабет, вытирая ладонью катившиеся по щекам слезы. — А я ведь помню, как он прикасался ко мне…

— Что?

— Мне снилось, будто вечером я сижу на берегу реки, — торопливо проговорила она. — В какой-то момент мне показалось, что я увидела тебя, ты протянул руку, ласково провел ладонью по моей щеке… Господи, значит, это был убийца, и он… прикасался ко мне.

Броди Ярборо крайне редко обращался к кому-либо за советом или информацией. Очень самоуверенный человек, он высоко оценивал свои интеллектуальные способности, поэтому считал, что самый хороший дельный совет может получить только от самого себя. А что касается информации, то Броди тоже был абсолютно уверен, что лучше других осведомлен о происходящем в мире, и обращаться за сведениями к кому-либо — значит, попусту тратить драгоценное время. Но сегодня был особый случай, когда без участия и помощи других Броди не мог обойтись, поэтому он с большой неохотой созвал заседание, на которое пригласил своих помощников: адвоката, главного бухгалтера и начальника департамента по рекламе и связям с общественностью.

— Итак, меня интересует один вопрос. — Броди закинул ноги на стол и надвинул свой стетсон на лоб. — Во сколько нам влетит это идиотское судебное разбирательство? Что скажешь, Нед? — Он повернул голову в сторону леопардового кресла, в котором сидел его адвокат Нед Ферраро.

Броди недолюбливал своего адвоката, считая его алчным, циничным человеком, но отлично понимал, что в услугах именно такого сорта людей он нуждается. Прежде чем нанять Ферраро на работу, Броди долго наводил о нем справки и выяснил, что Нед давно и с неизменным успехом вел сложные, запутанные, весьма щекотливые, а порой и сомнительные дела. Он адвокат с большим стажем, опытный, хитрый, ловкий и беспринципный. Все эти качества устраивали Броди, и Нед Ферраро уже в течение нескольких лет был его личным адвокатом.

— Сумма будет зависеть от исхода дела и его последствий, — тихим, невыразительным голосом отозвался Ферраро.

Броди возмущенно фыркнул и сжал кулаки. Господи, как его раздражает этот Ферраро: вялые, апатичные манеры, бесцветный голос, а главное, немигающий взгляд. Когда-то Броди услышал замечательное суждение, что большинство адвокатов похожи на акул, и полностью с ним согласился. Этот Ферраро — типичная акула, а впрочем… Дела он проворачивает отлично, обижаться на него не следует, но раздражает он сильно.

— Черт возьми, Нед, я не нуждаюсь в общих фразах! — нетерпеливо бросил он. — Рассуждать на отвлеченные темы я умею не хуже тебя. Ты мне изложи конкретно: в какую сумму мне влетит это разбирательство?

— Повторяю, — Нед немигающим взглядом смотрел на хозяина телекомпании, — заранее я не могу прогнозировать подобные вещи, но твердо знаю одно: судебные дела такого рода всегда обходятся недешево, и зависит это не только от выбранной нами стратегии, но и от многих иных факторов, на которые мы влиять не можем.

— И все-таки? — нахмурившись, настойчиво спросил Броди.

— Я не провидец и могу лишь строить догадки в отношении…

— Я не нуждаюсь в твоих догадках! — рявкнул Ярборо. — Догадки я могу строить сам. И хочу тебе напомнить, Нед, что каждый месяц я плачу тебе очень большие деньги не за догадки и предположения, а за работу. Итак, к каким расходам нам готовиться?

— Если попытаться не доводить дело до суда, то…

— Забудь об этом. Этот вариант не пройдет.

— Ну, в таком случае если дело доходит до суда присяжных и они удовлетворяют иски потерпевших, то это влетит нам в огромную сумму, — бесстрастно проговорил Ферраро, доставая из кейса бумаги и передавая их Ярборо. — Вот, взгляните, я сделал предварительные расчеты.

— Ты шутишь? — глянув в бумаги, яростно крикнул Броди. — Это же целое состояние! Откуда мне взять столько денег?

Броди Ярборо, как подавляющее большинство очень богатых людей, категорически не любил расставаться с деньгами, даже с самыми незначительными суммами. Три доллара за жареную картошку в гриль-баре вызывали у него приступы острой тоски и уныния, а уж когда речь заходила о действительно больших расходах, Броди просто впадал в отчаяние.

— Они наняли опытных и дорогостоящих адвокатов, — пристально глядя на хозяина, напомнил Ферраро.

— Мою команду тоже возглавляет очень высокооплачиваемый адвокат! — бросил Броди. — Ты не забыл, сколько я тебе плачу, Нед?

— Нет, помню. Но и вы не забывайте, что дело, с которым так называемые потерпевшие обратились в суд, вызовет большой общественный резонанс. Собственно, и сейчас уже общественное мнение складывается в пользу истцов. Еще бы! — Ферраро впервые за беседу недобро усмехнулся. — Невинные жертвы маньяка, их страдающие родственники, многочисленные разговоры о том, что наша телекомпания должна была сразу прекратить показ шоу… Сплетни, слухи… общее осуждение нас за то, что мы якобы наживаемся на смерти ни в чем не повинных людей и за их счет повышаем рейтинг нашей программы. В общем, общественное мнение настроено против нас, и склонить его в нашу сторону будет очень непросто, если вообще возможно. Отсюда и большие расходы… — разведя руками, закончил свою речь Ферраро.

— Понятно, — сквозь зубы процедил Броди и, обращаясь к начальнику департамента рекламы и связей с общественностью, спросил: — А что ты думаешь по этому поводу, Джим?

— Я полностью согласен с адвокатом, — ответил тот.

Джим Мерфи, ирландец, высокий, крепкий, с румяным лицом, живым нравом и хорошим чувством юмора, не вызывал у Броди раздражения, как адвокат Ферраро. Более того, Джим даже нравился ему, хотя Броди почему-то с предубеждением относился к ирландцам. Джим Мерфи всегда производил хорошее впечатление на клиентов и рекламодателей, был в курсе всех новостей, даже отдаленно связанных с делами телекомпании, имел массу нужных связей и умело пользовался ими.

— Я просмотрел множество материалов и сделал неутешительный для нас вывод, — продолжил Джим Мерфи. — Общественное мнение не на нашей стороне. Все нас осуждают, возмущаются тем, что мы продолжаем показ шоу «Темное зеркало», обвиняют в безнравственности и пропаганде насилия.

— Надо же, какие моралисты, — брезгливо поморщился Броди и, взяв со стола листы бумаги, вручил их Джиму Мерфи. — Они, говоришь, осуждают нас и клеймят позором? А вот рейтинг нашего шоу свидетельствует об обратном! Рейтинг нашей программы побил все мыслимые рекорды! И все эти лицемеры и моралисты, которые возмущаются пропагандируемым в «Темном зеркале» насилием, с нетерпением ждут наступления вечера пятницы, чтобы усесться перед экраном телевизора и смотреть шоу! Наше шоу смотрит вся страна, между прочим!

Броди повернул голову в сторону своего бухгалтера Тома Рассела, который в течение всей беседы не проронил ни слова, и спросил:

— Том, ты принес с собой документы, которые я велел тебе подготовить?

Том Рассел молча кивнул, вынул из папки документы и протянул хозяину. Одного быстрого пристального взгляда на них Броди хватило для того, чтобы мысленно сделать неутешительный вывод: дело влетит ему в кругленькую сумму, способную пошатнуть финансовое положение его телевизионной империи. Да… расходы предстоят огромные, черт бы их побрал: и этого алчного адвоката, и дотошного бухгалтера Рассела, и родственников жертв маньяка!

— Ладно, все свободны, — сквозь зубы процедил он, окидывая раздраженным взглядом своих помощников. — Я поработаю с вашими бумагами, обдумаю все варианты и позднее снова приглашу вас для беседы. Только имейте в виду: в связи со сложившейся ситуацией теперь придется экономить на всем. Ясно?

Трое мужчин молча кивнули, поднялись с кресел и направились к двери. Джим Мерфи задержался на пороге, несколько мгновений стоял, переминаясь с ноги на ногу, а потом, избегая встречаться взглядом с хозяином, с сомнением в голосе произнес:

— Может, все-таки лучше не будоражить общественное мнение, ведь судебное разбирательство не за горами?

— Я знаю, что мне делать! — резко бросил Броди, закуривая сигарету. — И всегда просчитываю все варианты. А что касается общественного мнения… то за формирование его в нужном нам направлении отвечаешь ты, Джим. Вот и старайся, работай, выправляй наш имидж. Я даже готов увеличить расходы на содержание твоего департамента… — Он задумался и уточнил: — Ну, скажем, процентов на двадцать пять. А ты со своими парнями сделай все возможное, чтобы переломить это чертово общественное мнение в нашу пользу.

В канун Рождества Элизабет находилась в своей рабочем кабинете, часто подходила к окну и смотрела вниз. Там, внизу, бурлила жизнь: на Пятой авеню, переливающейся серебристыми искрами от выпавшего снега, торопливо шагали многочисленные прохожие, заходя в магазины и делая последние предпраздничные покупки; неслась бесконечная вереница машин. Глядя на людей с яркими, нарядными свертками и пакетами в руках, Элизабет с улыбкой думала о том, что она тоже успела подготовиться к Рождеству и даже купила большой пакет игрушек для благотворительной организации «Игрушки детям».

Каждый раз в канун Рождества Элизабет, как и многие люди, вспоминала прожитый год и задавала себе вопрос: «Удачно ли я провела этот год, довольна ли своей жизнью и что хотела бы в ней изменить?»

В принципе своей жизнью она была довольна. Особенно удачно все начало складываться после того, как Элизабет стала писать сценарии для шоу «Темное зеркало». Удачно, если бы… Мысль о том, что написанными ею сценариями воспользовался какой-то маньяк и воплотил их в реальную жизнь, угнетала Элизабет, не давала покоя, вызывая постоянное чувство вины и личной причастности к произошедшим трагедиям. Кроме того, Элизабет огорчали неустроенная личная жизнь и одиночество, и когда она видела в окне идущие по улице супружеские пары с детьми, ее сердце сжималось от тоски. Сегодня вечером они всей семьей сядут за праздничный стол, будут веселиться и встречать наступающее Рождество, а она…

Ее лучшая подруга Кассандра решила на праздники все-таки съездить домой повидаться с родственниками. И Элизабет уже много раз представляла, как шумно и оживленно будет в их доме, и мысленно желала ей счастливого Рождества. И сейчас, глядя в окно, она снова вспомнила Касс, улыбнулась и даже произнесла вслух:

— Счастливого тебе Рождества!

— И тебе счастливого Рождества! — вдруг раздался за ее спиной глубокий мужской голос.

От неожиданности Элизабет вздрогнула, но, мгновенно узнав голос, обернулась и рассмеялась. На пороге кабинета стоял Ник О'Коннор, но не один, а в сопровождении своего бульдога. По случаю предстоящего праздника Геркулесу подарили новый красивый поводок, а к его кожаному ошейнику был прикреплен изящный красный атласный бантик. Вид у Геркулеса был важный, даже значительный.

— Какой ты нарядный! — воскликнула Элизабет, подходя к псу, наклоняясь и гладя его по голове. — Этот бантик на шею тебе повязал хозяин?

— Только не смейся над ним, — предупредил Ник, почесывая у Геркулеса за ухом. — Бантик повязала ему моя младшая сестра, и теперь он, бедняга, вынужден с ним ходить.

— А я и не собиралась над ним смеяться, — улыбнулась Элизабет. — Наоборот, его внешний вид мне очень нравится. Твоя сестра правильно сделала, что принарядила Геркулеса. Каждый уважающий себя английский бульдог должен встречать Рождество с бантиком на шее. Кстати, как мне расценивать визит двух таких важных, нарядных джентльменов? Как официальный или… — Внезапно улыбка исчезла с ее лица, и Элизабет нахмурилась. — Ник… ничего не случилось? — тихо спросила она.

— Нет, Лиз, успокойся, все в порядке. А появление в твоем кабинете двух нарядных джентльменов расценивай как визит вежливости. Правда, Геркулес? — И он с сомнением покосился на свои старые, потрепанные джинсы.

— Значит, вы оба пришли пожелать мне счастливого Рождества? — В глазах Элизабет блеснули веселые искорки.

— Да, но не только. Мы с уважаемым Геркулесом пришли пригласить тебя отметить с нами Рождество. Мама и Нина очень хотят с тобой познакомиться, Лиз.

Отметить наступление Рождества с семьей Ника? С его матерью и младшей сестрой? Кровь прилила к щекам Элизабет, в голове закружилось множество мыслей. Ей очень хотелось провести праздник в обществе Ника О'Коннора, но она даже и не мечтала о том, что он пригласит ее к себе домой. А там будут его родные… Мысль о встрече с ними пугала Элизабет. А если она им не понравится? Очень щекотливая ситуация, но решение принимать нужно…

— Надеюсь, тебе будет любопытно посмотреть, как отмечают этот праздник в итальяно-ирландской семье, — просительно заглядывая в глаза Элизабет, промолвил Ник. — Лиз, соглашайся, пожалуйста, мы будем тебе очень рады.

— А елку ты купил? — улыбаясь, спросила Элизабет.

— Разумеется! Большую и очень пушистую! И игрушками мы ее уже украсили.

— Я очень люблю запах хвои, — мечтательно промолвила Элизабет.

— Тогда тебе тем более надо прийти к нам в дом! — настойчиво повторил Ник и, обращаясь к Геркулесу, сказал: — Приятель, убеди Лиз отметить Рождество в кругу нашей семьи!

Геркулес громко засопел, и Элизабет, засмеявшись, погладила его по голове.

— Такому джентльмену я отказать не могу!

— Тогда бери пальто и пошли!

Когда все трое вошли в лифт, Ник лукаво взглянул на Элизабет и спросил:

— Ты можешь отличить омелу от петрушки?

— Думаю, что смогу.

— А от лука и базилика?

— Ник, ты говоришь загадками!

— Я просто пытаюсь вспомнить, есть ли у меня в холодильнике омела, и если ты не очень разбираешься в травах, то удастся ли мне выдать за омелу, например, петрушку?

— Даже если вместо веточки омелы ты предложишь мне лук, я не обижусь, честное слово. И потом, не забывай: я сценаристка, и у меня хорошо развито воображение. Так что представить, будто пучок петрушки или базилика — это веточка омелы, мне легко.

— Геркулес, стой! — натягивая поводок, прикрикнул Ник на пса. — Куда это ты так рванул? А, понятно, к куклам…

Ник и Элизабет подходили к огромному магазину «Мир Барби» с нарядно украшенными и подсвеченными яркими огнями витринами, в которых было выставлено целое кукольное царство: сами красотки Барби, нарядная кукольная одежда, игрушечные домики с мебелью, кукольные салоны-парикмахерские…

— Господи, ну что в них хорошего? — раздраженно проговорил Ник, сдерживая Геркулеса. — Куклы как куклы, ничего особенного.

— А по-моему, они очень симпатичные, — заметила Элизабет. — И Барби, и Кен.

— Моя младшая сестра тоже ими восхищается, — смутившись, произнес Ник. — Если вы обе их поклонницы, значит, непременно подружитесь.

— Надеюсь, — тихо промолвила Элизабет, снова ощутив волнение при мысли о скорой встрече с семьей Ника О'Коннора.

— У тебя в детстве наверняка была кукла Барби. И может быть, даже не одна. Я угадал?

— Нет, не угадал, — покачала головой Элизабет, и ее глаза наполнились печалью. — Моя мама не покупала мне Барби, хотя я ее постоянно просила об этом. Говорила, что дорого. А у моей двоюродной сестры была Барби, и когда я приходила к ней в гости, то всегда с ней играла. Знаешь, как я мечтала, чтобы сестра разрешила мне взять куклу домой на несколько дней! Но попросить ее об этом я стеснялась. А впрочем, тебе этого не понять.

— Ну, что касается кукол, то мне это понять действительно сложно, а вот относительно других игрушек… У меня, например, в детстве был игрушечный паровоз, и когда я подрос, Розмари выбросила его на помойку. Знаешь, как я переживал, когда однажды вернулся домой и обнаружил, что мой любимый паровоз исчез!

— Со старыми игрушками у нас связаны воспоминания о нашем детстве, поэтому они нам так дороги, — задумчиво проговорила Элизабет, бросая взгляды на нарядную, сверкающую разноцветными огнями витрину. — Вот я, например, сейчас могла бы купить себе куклу Барби, да хоть сотни таких кукол, но… Кстати, незадолго до Рождества я купила их для организации «Игрушки детям», а подарить себе мечту своего детства мне даже в голову не пришло.

— Да, наверное, в каждом взрослом человеке продолжает жить ребенок, — немного печально произнес Ник, взяв Элизабет за руку. — И на всю жизнь с нами остаются дорогие нам воспоминания о белом, чистом, пушистом рождественском снеге, о старых, потрепанных или поломанных, но очень любимых нами игрушках, о надежных друзьях, готовых в любую минуту прийти на помощь…

— Да, к сожалению, старые друзья уходят от нас, — вздохнув, промолвила Элизабет.

— Но появляются новые, — многозначительно произнес Ник, заглядывая в лицо Элизабет. — Вы тоже, уважаемая леди, по-моему, в последнее время подружились с одним полицейским? — И в зеленых глазах Ника вспыхнули озорные огоньки.

— О каком полицейском вы говорите, детектив О'Коннор? Уж не о том ли, у которого есть очаровательный английский бульдог с красным бантиком?

— Именно о нем, милая леди. Или вы подружились с бульдогом?

— Конечно, с ним, не с полицейским же!

 

Глава 20

— Ник, она такая симпатичная… но я не знаю, как к ней обращаться, — донесся до Элизабет взволнованный девичий голос.

Элизабет остановилась на нижней ступеньке лестницы, ведущей в квартиру О'Конноров, и улыбнулась. Юный голос, вне всякого сомнения, принадлежал Нине. При мысли, что Нина и Ник не догадываются о ее появлении, Элизабет смутилась и хотела уже подниматься дальше, но вопреки правилам этикета, запрещающим подслушивать чужие разговоры, решила все-таки задержаться на несколько секунд и услышать ответ Ника.

— Ты не знаешь, как вести Себя с людьми, которых мы позвали в гости? — раздался насмешливый, но тоже немного взволнованный голос О'Коннора. — Нина, ты меня удивляешь! Веди себя естественно, вежливо, приветливо, не употребляй своих любимых словечек из молодежного жаргона — и через пятнадцать минут Элизабет почувствует себя как дома.

— А когда она появится, Ник?

— Ты задаешь мне этот вопрос уже третий раз, Нина! Я же тебе говорил: Элизабет придет с минуты на минуту. Мы шли с ней вместе, но потом она сказала, что ей надо задержаться, и обещала прийти как можно скорее. Знаешь, я думаю…

Решив, что дольше скрывать свое присутствие неприлично, Элизабет сделала несколько громких шагов по лестнице и крикнула:

— Есть кто-нибудь дома?

— Вот, слышишь? Она пришла, — донесся до Элизабет со второго этажа шепот Нины. — Иди, встречай! Нет… подожди, Ник. Посмотри, как у меня прическа? Не растрепалась? А как я выгляжу? — торопливо спросила сестра.

— Как всегда, отлично, малышка!

— Не смей меня называть малышкой. А в присутствии Элизабет Найт и подавно. Слышишь, Ник?

— Успокойся, не буду! — донесся до Элизабет веселый голос О'Коннора. Он появился в дверях и начал спускаться, чтобы встретить Элизабет.

— Привет! — воскликнула она и улыбнулась, заметив в руках у Ника кухонное полотенце и столовое блюдо.

— Рад, что ты пришла. — Он перекинул полотенце через плечо и взял у Элизабет несколько свертков. — А мы с Ниной не слышали звонка. Проходи, пожалуйста. Что в свертках?

— Так, купила кое-что к празднику, — ответила Элизабет, но по ее лицу Ник догадался, что это подарки.

— Лиззи, ну зачем ты все это купила? Не надо было…

— Нет, надо! — с улыбкой возразила Элизабет. — Разве я не могу купить небольшие сувениры людям, пригласившим меня отпраздновать вместе с ними Рождество?

Ник смущенно пожал плечами и, когда они с Элизабет очутились в просторном холле, куда выходило несколько дверей, положил свертки на низенький старый столик. Одна дверь была распахнута, и Элизабет, мельком взглянув в дверной проем, догадалась, что это гостиная. Небольшая, но очень уютная, обставленная старомодной мебелью комната, с нарядно украшенной рождественской елью в центре. Из гостиной доносилась восхитительная смесь ароматов — свежей хвои и вкусной пищи.

— Ник, я очень рада, что ты пригласил меня! Рождество — мой самый любимый праздник.

— Мы тоже очень рады, что ты согласилась принять наше приглашение! Уверен, ты быстро подружишься с мамой и Ниной. А вот, кстати, и моя младшая сестра. Знакомьтесь!

Элизабет увидела юную девушку, выглядывающую из-за спины Ника, и улыбнулась. Нина была действительно очень хорошенькой — именно такой ее и описывал Ник. С точеной стройной фигуркой, выразительными карими глазами, чуть смуглой нежной, шелковистой кожей, пышными волнистыми темными волосами.

Нина сделала шаг по направлению к Элизабет, протянула руку, но, внезапно смутившись, спрятала руку за спину и отвела взгляд.

— Здравствуй, Нина, — приветливо улыбаясь, сказала Элизабет. — Очень рада с тобой познакомиться. Ник мне много о тебе рассказывал.

— Здравствуйте, — покраснела Нина. — Мне тоже очень приятно с вами познакомиться. И брат тоже мне много рассказывал о вас, то есть… — Она смутилась и, опустив голову, быстро сбивчиво проговорила: — То есть не много, но кое-что… — И, с подозрением покосившись на старшего брата, спросила у Элизабет: — А что Ник говорил вам обо мне?

— Восхищался твоей красотой, рассказывал, как ты хорошо помогаешь маме обслуживать покупателей… — Элизабет лукаво улыбнулась. — Рассказывал, как ты присматриваешь за ним, хотя он намного старше тебя, опекаешь его.

Нина с довольным видом рассмеялась, и Элизабет внутренне успокоилась. Первые минуты общения с сестрой Ника О'Коннора прошли удачно, но впереди ее ждала встреча с Розмари…

— Я, конечно, стараюсь присматривать за Ником, но он — старший и не всегда меня слушает, — притворно вздохнула Нина.

Заметив, что Ник на секунду отвернулся, Элизабет приблизилась к Нине, украдкой отдала ей один из свертков и прошептала:

— Нина, где можно спрятать подарок для Ника, чтобы он раньше времени не обнаружил его?

— Пойдемте в мою комнату. Там Ник его никогда не найдет. — Нина сделала приглашающий жест и направилась в глубь холла, Элизабет задержалась на мгновение, шагнула к Нику и тоже шепотом сказала:

— Этот сверток надо спрятать, чтобы Нина раньше времени его не увидела. Поможешь?

— Разумеется! — бодро отозвался Ник. — Ты не забыла, что у нас в доме есть надежный сторож, которому можно поручить охрану любого предмета?

Нина, услышав слова брата, обернулась и остановилась.

— О ком это ты говоришь? — улыбаясь, спросила она. — О нашем Геркулесе?

Услышав свое имя, из холла появился пес и подошел к ним. На его мощной шее по-прежнему красовался алый бантик, правда, один конец его был немного изжеван.

— Геркулес, что случилось с бантиком? — Элизабет наклонилась к бульдогу и погладила его по голове. — Тебе надоело носить бантик, и ты решил избавиться от него?

— Охраняй вот этот сверток! — приказал Ник. — Неси службу!

Он положил пакет на пол, и Геркулес, засопев, с важным видом уселся около него.

— Вижу, тебе нравятся крылатые лошади, — с интересом оглядывая комнату, заметила Элизабет.

Комната младшей сестры Ника поражала изобилием изображений Пегаса: обои, покрывало на постели, занавески на окнах, салфетка на журнальном столике — всюду были крылатые кони.

— Я вообще люблю животных и птиц — реальных и выдуманных, — призналась Нина. — А мифических крылатых коней просто обожаю!

— А ты знаешь, что символизирует Пегас? — спросила Элизабет. — Он символизирует поэтическое вдохновение, — объяснила она, и неожиданно ее взгляд стал печальным.

— Элизабет, что с вами? — Нина подошла к ней и участливо заглянула в лицо. — Вас что-то расстроило?

— Нет, но… — Нахлынувшие воспоминания о младшей сестре, трагически погибшей десять лет назад, были так мучительны, что Элизабет не могла не поделиться ими с Ниной, хотя сознавала, что за несколько часов до веселого праздника грустные откровения не вполне уместны. — У меня была младшая сестра, — тихо сказала она, присаживаясь на диван, — и, глядя на твоих крылатых коней, я вспомнила, что Марти очень нравился мифический зверь единорог. Его изображения висели у нее повсюду: на стенах, на календарях, на плакатах… Она была примерно твоего возраста, немного моложе, когда… — Элизабет запнулась и замолчала.

— С ней что-то случилось? — сочувственно спросила Нина и ласково прикоснулась к руке Элизабет.

— Да, Марти умерла. — Элизабет мысленно отметила, что сострадание к людям — семейная черта О'Конноров.

— Я очень сожалею, — тихо промолвила Нина, опустив голову. — У меня никогда не было сестры, но зато у меня есть брат. Он, конечно, намного старше меня, но я все равно беспокоюсь о нем, особенно когда он на работе.

— Ты его очень любишь?

— Ника? — улыбнулась Нина. — Люблю, хотя и не подаю виду. Но очень, очень за него переживаю. Боюсь, как бы с ним не случилось такой же трагедии, какая много лет назад произошла с нашим отцом. Он тоже работал в полиции, — пояснила она. — Однажды отец поехал на задание, и его застрелил преступник.

— Ужасно, — вздохнула Элизабет. — А ты помнишь отца, Нина?

— Нет, когда его убили, я была совсем маленькой. Знаете, мама и Ник до сих пор тоскуют об отце и вспоминают о нем каждый день. — Она помолчала. — Элизабет, пойдемте в гостиную? Я познакомлю вас с мамой. Она и Ник ждут нас.

— Да, Нина, пойдем, — кивнула Элизабет. — Я мечтаю познакомиться с твоей мамой. — Они покинули комнату и пока шли по коридору до гостиной, Элизабет тихо говорила: — В такой радостный день, как сегодня, не надо печалиться и предаваться грустным воспоминаниям. Но когда мы сядем за стол и начнем отмечать наступающее Рождество, каждый из нас обязательно вспомнит об ушедших от нас навсегда близких людях. Ведь они живут в наших сердцах и душах: и ваш с Ником отец, и моя любимая сестра Марти. Если бы ты знала, Нина, как она любила Рождество!

— Я тоже очень люблю Рождество, — улыбнулась сестра Ника и, неожиданно рассмеявшись, воскликнула: — Мы совсем забыли о Геркулесе! Пойдемте скорее, посмотрим, что там осталось от свертка, который ему доверили охранять!

Праздник удался на славу. Ник не мог припомнить, когда в последний раз у него было такое превосходное настроение, а в душе царили мир и покой. Кем он был до знакомства с Элизабет Найт? Обычным молодым мужчиной, который, разумеется, встречался с женщинами, но внутренне ощущал себя беззаботным холостяком, не несущим ответственности за свои любовные приключения. Встреча с Элизабет Найт круто изменила его взгляды на жизнь, и он давно признался себе, что не только влюблен в нее, но чувствует себя ответственным за ее безопасность и жизнь.

И Ник не помнил, когда испытывал столь сильное душевное волнение в присутствии женщины. В течение всего праздничного вечера он постоянно смотрел на Элизабет, опасался, вдруг ей что-то не понравится, не знал, удастся ли Элизабет подружиться с «его женщинами» и какое она произведет на них впечатление.

Но к счастью, встреча Рождества прошла великолепно: очень естественно и радостно. Все наслаждались необычайно вкусными блюдами, приготовленными Розмари О'Коннор, пили замечательное вино, весело и дружно пели ирландские и итальянские рождественские гимны, а потом Ник с выражением и чувством декламировал отрывки из поэмы Дилана Томаса «Дети Уэльса встречают Рождество». После праздничного ужина Розмари и Нина удобно устроились на диване, Ник предложил Элизабет кресло, сам сел в старое отцовское кресло рядом, а Геркулес улегся на полу у его ног и заснул. Погасили свет, зажгли лампочки на рождественской ели и включили запись «Аве Мария».

В первые минуты встречи Розмари, как и ее дочь Нина, чувствовала себя немного скованно в присутствии гостьи, но, к радости и удивлению Ника, Элизабет обладала редким даром располагать к себе людей. Она сразу предложила Розмари помочь накрыть стол и так ловко и красиво сервировала его, что Розмари невольно залюбовалась. Ник-то знал, почему Элизабет умеет так быстро и хорошо накрывать на стол: она рассказывала ему, что некоторое время назад, еще до того как стала известной на всю страну ведущей телешоу, подрабатывала официанткой в баре Майкла Донахью.

Во время праздничного ужина Элизабет и Розмари оживленно разговаривали, обсуждая последние новости и делясь кулинарными рецептами. Складывалось впечатление, что они давно и хорошо знакомы. Элизабет так быстро и органично вписалась в его семью, что Ник даже немного удивлялся, хотя, разумеется, был очень этому рад и уже мечтал о том, что, возможно, скоро в его семье будет не две, а три «любимые женщины».

Единственное, что немного омрачало Нику праздник, — настойчиво приходящие в голову мысли о недавних убийствах, совершенных неизвестным маньяком. Или известным? Кто этот кровавый маньяк? Дэвид Фергюсон или неизвестный пока ему человек? Кто звонил рано утром Элизабет? Она сказала: убийца. Он тайно проник в ее дом и ночью наблюдал за тем, как она спит. Фергюсон? Очень похоже на него, особенно если вспомнить, как он проник в спальню Марти и задушил ее. Повадки те же…

«Ну что ж, спасибо, что позвонил, — мысленно зло проговорил Ник. — Теперь мы знаем: ты имеешь возможность проникнуть в дом Элизабет. Точнее, имел возможность…»

Значит, первое и самое важное, что необходимо сделать завтра же, — позаботиться о мерах предосторожности: заменить все замки и задвижки на окнах в доме Элизабет и тщательно обследовать его. Продолжать детально прорабатывать список подозреваемых, который он составил совместно со своей оперативной группой и куда включены люди из списка Элизабет. На первом месте в этом списке — Дэвид Фергюсон; он был там с самого начала и продолжает оставаться по сей день. Наметить и обсудить с членами оперативной группы дальнейшие следственные мероприятия…

Заметив, что Ник в очередной раз задумался и надолго замолчал, Элизабет встревоженно спросила:

— Ник, ты чем-то расстроен?

— Нет, все в порядке. — Он заставил себя улыбнуться.

— Ник, сегодня такой чудесный праздник, — тихо, чтобы не услышали Розмари и Нина, проговорила она. — Не думай ни о чем плохом, прошу тебя. Знаешь, я абсолютно уверена: все будет хорошо. Просто замечательно.

— С наступающим Рождеством! — помахав рукой, еще раз крикнул Большой Джон, садясь в свой новенький автомобиль «камаро» и заводя мотор.

Каждый год накануне Рождества Джон наряжался в Санта-Клауса, прицеплял пушистую белую бороду, покупал подарки и отправлялся в дом своей сестры Джоан поздравлять с праздником племянников. Когда дети сестры были совсем маленькими, они верили, что большой и веселый старик с белой бородой — настоящий Санта-Клаус из рождественской сказки. Теперь же племянники подросли, но тем не менее каждый год с неизменным восторгом ждали появления наряженного в одежду Санта-Клауса дяди Джона и бурно радовались подаркам.

Машина ехала по пустынным темным улицам, тускло освещаемым редкими фонарями. Джон прибавил скорость, но, вспомнив, что неподалеку находится дом его хорошей знакомой Элизабет Найт, решил заехать к ней и поздравить с наступающим Рождеством. Вот она удивится и обрадуется, увидев Большого Джона в наряде Санта-Клауса и с огромной белой бородой! Джон мысленно помолился за ее благополучие и, подъехав к дому, перед которым росли сосны, притормозил и взглянул на окна. Темно, свет нигде не горит. Значит, Элизабет ушла праздновать Рождество к друзьям или уже легла спать. Жаль…

Внезапно внимание Джона привлекла одинокая темная фигура, бесшумно отделившаяся of стены дома. Свет фонаря упал на незнакомца, и Джон, к своему удивлению, увидел, что мужчина одет в униформу местной электрической компании. Он даже успел разглядеть блестящую эмблему на рукаве фирменной куртки. Мужчина быстро свернул за угол дома и скрылся за росшими неподалеку кустами.

Джон проводил его озадаченным взглядом, выключил мотор и задумался. Электрик в рождественскую ночь является к дому Элизабет Найт? Для чего? Очень странно и подозрительно. Разве местная электрическая компания работает в праздничные дни? Может, и работает, ведь аварии случаются в любое время суток, и в праздник тоже. В любой компании всегда остаются дежурные на случай экстренных вызовов. И если у Элизабет что-то произошло с электричеством, она не станет сидеть всю ночь без света. Нет, конечно, она позвонит в компанию, и ей пришлют дежурного электрика.

Однако данные выводы не убедили Большого Джона. Он вышел из машины и быстро направился за дом, туда, где скрылся подозрительный мужчина. Окна, выходившие на боковую сторону, тоже были темные. Джон пробежал вдоль стены дома, осмотрел окна, росшие неподалеку кусты и прислушался. Тишина. Ни шороха шагов, ни легкого движения. Он немного постоял, соображая, что делать дальше, и неожиданно ему в голову пришла мысль, поразившая его. Да, окна дома темные, но на крыльце горит свет! Господи, как же он сразу не догадался? Ведь он только что был около дома и видел яркие фонари в форме тюльпана! Значит… с электричеством все в порядке? Но с какой целью около дома бродил незнакомец в униформе местной электрической компании и почему он, заметив подъезжающую машину, так поспешно скрылся? Джон вздрогнул от поразившей его догадки. Это был убийца… Тот самый, который несколько дней назад преследовал Элизабет и исчез только после того, как она постучалась в дверь магазина!

Джон бросился к фасаду дома в надежде, что таинственный преследователь Элизабет все еще где-то поблизости и ему удастся его задержать, а перед его мысленным взором уже промелькнул набранный крупным шрифтом заголовок в местной утренней газете «Порт-Мэдисон уикли ревю»: «Служащий гастронома поймал и обезвредил серийного убийцу!»… Но вокруг стояла мертвая тишина, улица была темна и пустынна.

Раздосадованный собственной недальновидностью, Джон взбежал по ступеням крыльца, остановился перед дверью и снова прислушался: из дома не доносилось ни звука. На всякий случай он постучал в дверь, затем нажал кнопку звонка, несколько раз громко позвал Элизабет. Тишина. Как же поступить? Оставить ей под дверью записку и сообщить о появлении около ее дома крайне подозрительного типа в униформе? Нет, его послание до смерти испугает Элизабет, а ей в последнее время и так приходится тяжело…

И неожиданно он понял, что еще его так насторожило в незнакомце: он был без машины. Все служащие электрической компании всегда приезжают по вызову на машинах. Джон много раз видел их: такие большие серые фургоны с эмблемами. А этот таинственный парень пришел пешком… Ведь Джон обошел дом и нигде не заметил припаркованного фургона!

А оставить для Элизабет записку все-таки следует. Джон порылся в карманах, отыскал листок бумаги и авторучку и быстро начеркал несколько строк:

Дорогая Элизабет!

Привет! Это я, твой приятель из гастронома. Проезжал мимо, хотел зайти поздравить с наступающим Рождеством, но тебя не оказалось дома. Когда вернешься, обязательно позвони мне. С наилучшими пожеланиями,

Джон.

Засунув записку в щель двери, он еще немного постоял на крыльце, прислушиваясь, не донесутся ли из дома какие-нибудь звуки, потом спустился со ступенек и направился по дорожке к своей машине. Хорошо, что он догадался оставить записку, но ничего не сообщил о подозрительном незнакомце в униформе электрика, который в рождественскую ночь оказался около дома Элизабет. Не надо ее волновать и нагонять на нее страху! Когда Элизабет вернется домой, она непременно позвонит ему, и тогда он ей обо всем расскажет. А пока… пусть Элизабет веселится, ведь сегодня самый замечательный праздник в году!

Джон включил двигатель, и машина тронулась с места. Он чувствовал себя очень усталым и мечтал поскорее добраться до дома и лечь в кровать. Ведь Санта-Клаус тоже устает и даже в рождественскую ночь нуждается в отдыхе!

В то время как Большой Джон подъезжал к своему дому, от стены дома Элизабет отделился темный мужской силуэт и бесшумно поднялся по ступеням крыльца. В свете фонаря блеснула фирменная эмблема на рукаве его униформы. Мужчина протянул руку к сложенному листку бумаги, белевшему в дверной щели, осторожно вынул его и спрятал в карман куртки. Усмехнулся, спустился вниз и легким бесшумным шагом направился по дорожке, ведущей на улицу. Очень скоро он развернет листок бумаги и прочитает послание, которое сочинил тот здоровяк с приклеенной белой бородой и в нелепом наряде Санта-Клауса. Интересно, о чем же он сообщает несравненной Элизабет?

— Спасибо, что привез меня домой, — улыбаясь, сказала Элизабет, когда Ник остановил джип около ее дома. — Вообще-то тебе надо было остаться у себя и отдохнуть после такого бурного праздника, — добавила она, взяв его за руку.

— Нет, праздник еще не закончился! — возразил Ник. — До наступления Рождества осталось несколько часов, и я мечтаю провести их с тобой. К тому же, если бы я остался дома, мама продолжала бы меня кормить и поить, она очень любит это делать. А от ее еды не так-то легко отказаться.

— Да, миссис О'Коннор готовит замечательно! Я давно не пробовала таких вкусных блюд. — И, помолчав, серьезно добавила: — Знаешь, я очень рада, что побывала у вас в гостях.

— Правда? — весело откликнулся Ник. — Замечательно! Кстати, ты очень понравилась маме и Нине, а уж про Геркулеса я вообще молчу. Вы с ним старые друзья.

— Но по-моему, сейчас он обижается на меня.

— За что?

— За то, что я заняла его место на переднем пассажирском сиденье. Ведь он привык находиться рядом с хозяином.

Элизабет обернулась, протянула руку и почесала за ухом лежащего на заднем сиденье Геркулеса.

— Даже если у вас и возникли некоторые разногласия по поводу размещения в джипе, их легко уладить, — засмеялся Ник. — У Геркулеса покладистый характер, и за порцию пастрами он готов простить многое.

Элизабет раскрыла большой пакет и заглянула внутрь. Там лежали свертки с едой, которую заботливо вручила им Розмари, и подарок Ника: ее детская мечта — кукла Барби.

— Ну что, есть там сверток с пастрами? — поинтересовался Ник.

— Пока не знаю. А вот кукла есть, — с улыбкой проговорила Элизабет, ласково поглаживая нарядную коробку. — Знаешь, я даже не ожидала, что ты подаришь мне Барби.

— Но ты же сама призналась, что всегда мечтала ее иметь! А мечты иногда сбываются. Вот я, например, получил от тебя в подарок игрушечную железную дорогу и теперь в свободное от службы в полиции время могу играть в нее вместе с Ниной!

— Вы с ней уже играли! И, между прочим, без спросу взяли чужой подарок, — притворившись, что обиделась, сказала Элизабет. — Разве можно брать чужие вещи?

Ник снова засмеялся, наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Но соблазн был так велик, что мы с Ниной не удержались от искушения!

Элизабет положила голову ему на плечо и закрыла глаза. Да, праздник удался на славу, они замечательно повеселились, а главное, ей удалось подружиться с Розмари и Ниной. Элизабет открыла глаза, подняла голову и, взглянув на Ника, спросила:

— Зайдешь ко мне?

— Непременно! Ведь мы обещали Геркулесу познакомить его с твоей кошкой Кэти. Вот только не знаю, понравятся ли они друг другу.

— Ну, Геркулес — хорошо воспитанный джентльмен и не обидит мою Кэти. Будем надеяться, что встреча Геркулеса и Кэти пройдет в дружественной атмосфере.

— Не уверен… — Ник вышел из джипа и, распахнув дверцу, выпустил пса. Погладил его и, лукаво улыбаясь, сказал: — Держись, старина, похоже, тебя ожидает нелегкое испытание.

Убийца лежал на кровати и сосредоточенно рассматривал белый потолок, словно надеялся отыскать там ответы на свои вопросы. Собственно, вопросов осталось не так уж много, и их суть можно было сформулировать в одной фразе: что делать дальше и как.

Четыре убийства, скопированные со сценариев Элизабет Найт, он уже совершил, причем очень удачно. Именно так, как и планировал. Эти преступления вызвали большой общественный резонанс, и ему было очень лестно сознавать это. Еще бы! Каждый день в газетах и журналах появлялись статьи, посвященные серийному убийце-маньяку. Читая эти статьи, убийца всякий раз испытывал чувство гордости.

Вот только осуществлять дальнейшие пункты своего плана становилось все труднее. События разворачивались не совсем так, как он ранее предполагал, а порой и непредсказуемым образом. Во-первых, вокруг Элизабет Найт постоянно увивается тот самый мерзкий полицейский с отвратительным бульдогом. Буквально не отходит от нее ни на шаг. Спелись, снюхались… А во-вторых, теперь сложно получать в библиотеке микрофильмы со сценариями Элизабет. Это раньше убийца заходил в первую попавшуюся библиотеку и брал их, а сейчас… Приходится наведываться во многие — опасно вызвать подозрения библиотекарей: наверняка им велели следить за посетителями, интересующимися сценариями Элизабет Найт.

Ну и в-третьих. Очень нелегко дается подготовка к очередному преступлению: сначала детальное знакомство со сценарием, потом поиск по старым газетам людей, чья история легла в основу очередной серии, затем непосредственно сама подготовка к убийству. Очень трудно все подгадать и устроить так, чтобы нужный человек, то есть будущая жертва, оказался в нужном месте и, главное, в нужное время — сразу после выхода в эфир шоу «Темное зеркало». А уж про внешнее оформление преступления и говорить не приходится. Сколько надо иметь изобретательности и фантазии… Попробуй все это организовать, когда буквально кожей ощущаешь, что в спину тебе дышит этот чертов полицейский!

И все-таки, несмотря на большие сложности и возросшую опасность быть пойманным, у него пока все получалось. Вот только… настоящего его имени никто не знает. Парадокс: он знаменит на всю страну, но кто скрывается за Зеркальным убийцей, никому не известно. Несправедливо. Жаль. Однако обнаружение повлечет за собой верную смерть, поэтому следует вести себя предельно осмотрительно. Посмертная слава ему ни к чему…

 

Глава 21

— О Господи, я даже и предположить не могла, что моя кошка выкинет такой номер, — испуганно бормотала Элизабет, доставая в ванной комнате из шкафчика перекись водорода и ранозаживляющий крем. — Она всегда казалась спокойной и вполне дружелюбной, — продолжала Элизабет, возвращаясь в гостиную и подходя к Нику.

Он сидел на полу, а рядом с ним со страдальческим видом лежал Геркулес. Его морда была расцарапана, из ранок сочилась кровь. Ник время от времени наклонялся к нему и успокаивающе поглаживал по голове.

— Ничего, приятель, потерпи, — ласково говорил он. — Главное, что после такой неожиданной и зверской атаки ты остался жив, а раны мы тебе сейчас промоем и смажем кремом.

Геркулес закрыл глаза и обиженно засопел.

— Плохая, злая кошка! — возмущенно крикнула Элизабет, поворачиваясь в сторону лестницы, где на верхней ступеньке с победоносным видом сидела Кэти и презрительно поглядывала на поверженного английского бульдога. — Как ты могла так обойтись с гостем? Отвратительная кошка! — Элизабет опустилась на колени перед лежащим Геркулесом и начала протирать его раны перекисью водорода. — Потерпи, дорогой, — приговаривала она. — Скоро все пройдет.

Пес приоткрыл глаза и страдальчески взглянул на хозяйку дома, чья кошка оказала ему столь нелюбезный прием.

— Ничего, Геркулес, — утешал его Ник. — В жизни случается всякое. — И, повернув голову к Элизабет, спросил: — Слушай, кто ее научил так драться? Прямо боксер какой-то, а не кошка!

— Ник, честное слово, мне даже в голову не приходило, что Кэти окажется такой агрессивной. Она всегда была доброй, уравновешенной. Никогда ни на кого не кидалась…

— Да, пройдет не меньше нескольких месяцев, прежде чем Геркулес осмелится просто взглянуть в ее сторону, — усмехнулся Ник. — Такие схватки запоминаются надолго. Правда, Геркулес?

«Несколько месяцев…» — мысленно повторила Элизабет и задумалась. Что Ник имел в виду? Просто произнес эти слова, не вкладывая в них никакого особого смысла? Или он считает, что их отношения продолжатся и после того, как дело об убийствах будет раскрыто и преступника поймают? Элизабет очень хотелось спросить об этом Ника, но она не решалась.

После празднования Рождества семейство О'Коннор настояло на том, чтобы Элизабет осталась у них ночевать. Ей предложили комнату для гостей, и Элизабет полночи лежала без сна, мечтая, как было бы замечательно, если бы, набравшись смелости, она вышла из комнаты, пересекла холл и появилась в спальне Ника. Но разумеется, она не отважилась на подобный поступок и осталась в комнате до утра. Правда, свою нерешительность Элизабет оправдывала тем, что находилась в доме, где всегда соблюдали строгие католические традиции. А сегодня?

Близилась полночь, и Элизабет сознавала: Нику нужно уходить домой, завтра ему предстоит тяжелый рабочий день, но… ведь он может остаться и у нее.

— Лиз, мне пора, — словно угадав ее мысли, сказал Ник, поднимаясь с пола и пристегивая поводок к ошейнику Геркулеса. — Завтра у меня напряженный день.

— Да, я понимаю, — тихо отозвалась Элизабет, размышляя над тем, как предложить ему остаться у нее на ночь.

Ник подошел к окнам, проверил установленные им новые задвижки.

— Ну вот, можешь не волноваться, — сказал он, внимательно осматривая новую металлическую щеколду на входной двери. — Теперь никто не проникнет к тебе в дом, так что спи спокойно. Я бы оставил Геркулеса охранять тебя, — с улыбкой добавил он, взглянув на лестницу, где сидела Кэти, — но с такой защитницей тебе никто не страшен.

Элизабет подошла к Нику и глубоко вздохнула.

— Тебе обязательно нужно уходить?

Ник привлек ее к себе, обнял и внимательно заглянул в лицо.

— Ну… в общем, совсем не обязательно. А почему ты спрашиваешь, Лиз? Ты все-таки боишься ночевать одна?

— Нет, но…

— Я могу остаться и лечь на софе. Буду охранять твой сон и прислушиваться к тому, что происходит на улице. Хотя уверен, что никто не посмеет попытаться снова проникнуть в дом. Не бойся, ты в полной безопасности.

— Ты действительно хочешь лечь спать на софе? — смущенно пробормотала Элизабет.

— Откровенно говоря, не горю желанием! — шутливо воскликнул Ник и, еще крепче прижав к себе Элизабет, стал нежно целовать ее в губы, ощущая, как ее тело становится мягким и податливым.

— Ник, Ник, — горячо зашептала она, обнимая его за шею. — Если бы ты знал, какие чувства я испытываю к тебе… Но мне трудно выразить их словами… Я… я хочу быть с тобой, Ник, я…

— Лиз, не надо подыскивать слова. Твои глаза говорят об этом. Дорогая моя, милая Лиз… — Он оборвал себя на полуслове и снова приник к ее губам.

От его поцелуя у Элизабет закружилась голова, а по телу прокатилась жаркая волна желания.

— Я хочу быть с тобой, Ник, — пробормотала она, и неожиданно ее смущение исчезло. Ей было так сладостно ощущать себя в объятиях этого мужчины, она трепетала от предвкушения скорой близости, а ее губы жадно приникали к его губам. Элизабет слышала, как часто и гулко бьется его сердце. — Пойдем в спальню, — прошептала она, еще теснее прильнув к Нику. — Я хочу, чтобы ты остался там со мной до утра.

Он молча кивнул, легко поднял Элизабет на руки и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

Рано утром Ник лежал на постели рядом со спящей Элизабет, снова и снова мысленно переживая восхитительные минуты их любовной близости. Давно Ник не чувствовал себя таким счастливым и умиротворенным и до сих пор не мог окончательно поверить, что все то, о чем он так долго мечтал, наконец свершилось.

Осторожно, чтобы не разбудить Элизабет, Ник склонился над ней, ласково погладил шелковистые пышные волосы и нежно поцеловал в щеку. Затем бесшумно отодвинулся, взглянул на часы и разочарованно вздохнул. Через два часа должно начаться совещание с участием членов оперативной группы, и ему необходимо просмотреть и подготовить несколько важных материалов. Но подняться с постели, на которой рядом с ним лежала Элизабет, было выше его сил, и Ник решил хоть немного продлить эти сладостные мгновения.

— О чем ты думаешь? — вдруг тихо спросила Элизабет.

— Ты не спишь? — удивился Ник, придвигаясь и обнимая ее.

— Нет. О чем ты думаешь?

— О тебе. Я все время думаю о тебе и… о том, что мне, к сожалению, пора уходить.

Элизабет положила голову на его обнаженную грудь, закрыла глаза, и несколько мгновений они лежали молча, наслаждаясь последними минутами близости. Затем она немного смущенно спросила:

— Ник, я не разочаровала тебя?

— О чем ты, Лиз?

— Ну… о наших с тобой отношениях. Может, сегодня ночью я показалась тебе слишком легкомысленной или чересчур раскованной?

— Лиз, перестань! — Ник крепко прижал ее к себе и поцеловал в губы. — Ты подарила мне столько незабываемых ощущений! Ты даже не представляешь себе, как я счастлив! Никогда в жизни мне не было так хорошо… — Он протянул руку, снова взглянул на часы и покачал головой. — Лиз, дорогая, мне, к сожалению, действительно пора уходить, печально промолвил Ник и вдруг спросил: — А тебе сегодня не надо ехать в телекомпанию?

— В принципе не обязательно, но… кое-какие дела у меня там есть.

— Тогда поедем вместе?

Внезапно раздался дикий грохот, стены дома задрожали, и со стороны окна блеснула ослепительная вспышка света. Элизабет в ужасе закричала, бросилась к Нику и рухнула на постель. Он вскочил, метнулся к окну и взволнованно крикнул:

— Господи, что случилось?

Через мгновение прогремел новый, еще более оглушительный взрыв, и Ник, прильнув к окну, с ужасом и изумлением увидел, как со стороны задней части дома, к которой примыкала просторная застекленная веранда, взметнулось огромное облако темно-серой пыли. Затрещали стены веранды, зазвенели, обрушиваясь на землю, крупные осколки стекла…

— Лиз! — обернувшись, крикнул Ник и с тревогой взглянул на Элизабет. Она ничком лежала на кровати, закрыв голову руками. — Лиз, ты слышишь меня?

— Да.

Она убрала руки от головы и приподнялась на постели. Лицо ее было мертвенно-бледным, в глазах застыл ужас.

— Ты… ты в порядке? — Ник подошел и склонился над ней. — Ты не ранена?

— Нет… Ник, что это было?

Он помог ей встать с кровати и подвел к окну. Там сквозь оконное стекло была видна часть дома, вокруг которой вздымалась огромная туча пыли, валялась груда камней и множество осколков.

— Что это? — судорожно сжимая его руку, хрипло спросила Элизабет.

— Рухнула веранда твоего дома, — мрачно изрек он.

— Но почему? Может, произошла утечка газа и… он взорвался? Ник, скажи…

— Все возможно, — пробормотал он, сознавая, что ни о каком взрыве газа и речи быть не может.

— Ник, прошу тебя, ответь мне честно, что случилось? — Элизабет заглянула ему в лицо. — Ведь это был не взрыв газа?

— Кто-то бросил бомбу в твой дом и разрушил веранду.

 

Глава 22

— Единственное, за что мы можем быть признательны этому мерзавцу, — недобро усмехнувшись, произнес Ник, обводя глазами сидящих за длинным столом коллег, — что он неумеха и даже такое, в общем, несложное дело, как взрыв дома, не сумел выполнить как следует. Вот, смотрите! — Ник ткнул пальцем в одну из фотографий, разложенных на столе. — Здесь отчетливо видно, что две шашки динамита не взорвались.

— А может, он просто настолько ленив, что решил ограничиться верандой дома мисс Найт? — высказал предположение Фред, доставая из кармана очередную зубочистку. — И насколько я понимаю, он к тому же глуп. Куда проще и надежнее было бы установить взрывчатку и снабдить ее часовым механизмом. Нет, здесь явно действовал придурок.

— Ничего себе придурок! Разрушил всю веранду! — покачала головой Стефани.

— Да, судя по почерку, этот парень не связан ни с одной профессиональной террористической группой, — заметил Рэй. — Они таких неумех на серьезные задания не посылают.

Ник кивнул и обратился к Стефани:

— Посмотри, пожалуйста, в своих материалах: взрыв в больнице Флориды, в совершении которого подозревали нашего преподобного Тэггерти, был осуществлен таким же способом?

Стефани раскрыла свой блокнот, полистала его, отыскала нужные страницы и сказала:

— Тот взрыв в больнице тоже был совершен с помощью динамита, но с использованием часового механизма. Две шашки взорвались, одна осталась.

— Я думаю, эти сравнения нам ничего не дадут, — пробормотал Фред, покусывая зубочистку. — Следует исходить из другого: человек, взорвавший веранду мисс Найт, не связан ни с какой организацией и действует сам по себе.

— Ник, а как себя чувствует мисс Найт? — участливо спросил Рэй.

— К счастью, с ней все в порядке. Она, разумеется, очень напугана, но держится мужественно. И в доме уже начались восстановительные работы.

— Разве мисс Найт собирается продолжать там жить? — удивилась Стефани.

— Да, ока не намерена уезжать оттуда, — кивнул Ник.

— Но это же опасно!

— Мисс Найт полагает, что второй раз этот негодяй не станет взрывать ее дом.

— Если она намерена продолжать там жить, то нам надо обеспечить ей полную безопасность, — сказал Фред. — Установить круглосуточную охрану или… — Он с усмешкой взглянул на Ника: — Думаю, о безопасности мисс Найт лучше всего позаботишься ты, сержант. Если бы я возглавлял оперативную группу, то непременно поручил бы это дело тебе.

— Спасибо за оказанное доверие, — сухо отозвался Ник. — Сделаю все, что в моих силах. Кстати, Фред, в течение сегодняшнего дня я должен получить ордер на обыск в доме преподобного Тэггерти и прошу тебя пойти со мной. Очень рассчитываю, что мы отыщем там доказательства его причастности к взрыву веранды: медную проволоку, коричневую бумагу, в которую были завернуты динамитные шашки… ну и все остальное. — Он обвел глазами присутствующих и с надеждой добавил: — Если нам сегодня удастся добыть доказательства, уличающие Тэггерти во взрыве веранды, то он будет немедленно арестован, а мы с вами, друзья, сможем наконец вздохнуть спокойно и вернуться к нормальной жизни: питаться по-человечески, спать по восемь часов в день, принимать душ… В общем, вы меня понимаете.

Когда совещание закончилось и Фред с Рэем ушли, к Нику подошла Стефани.

— Знаешь, Ник, даже если преподобный Тэггерти окажется человеком, взорвавшим веранду Элизабет Найт, то совсем не обязательно, что он — тот самый маньяк, который совершил серию убийств.

— Думаешь, Тэггерти и Зеркальный убийца — два разных человека? — мрачно спросил Ник.

Эта мысль, весьма неприятная и тревожная, тоже, разумеется, приходила ему в голову, но Ник настойчиво гнал ее от себя, во всяком случае до проведения обыска в доме Тэггерти. Ведь если преподобный — не Зеркальный убийца, то это означает, что расследование серии убийств затягивается, преступник остается на свободе и следует ожидать новых жертв…

— Я не могу утверждать это наверняка, но предчувствие у меня есть, — ответила Стефани.

— Очень надеюсь, что на сей раз предчувствие обманет тебя, — проговорил О'Коннор, выходя из кабинета.

Вернувшись в свой кабинет, Ник застал там Питера Макдональда. Выглядел его приятель неважно: лицо было землисто-серым, глаза — воспаленными, красными, кончик носа — малинового цвета. Питер то и дело прикладывал к носу один из своих белоснежных платков с монограммой.

— Я думал, ты тоже придешь на заседание, — небрежно бросил на ходу Ник, проходя к своему столу. Он сел и начал с преувеличенным вниманием перебирать лежащие на столе бумаги.

— Я заболел, разве ты не видишь? — раздраженно произнес Питер. — Подхватил какую-то инфекцию или вирус.

— Ты хочешь сказать, что простудился? — усмехнувшись, уточнил Ник.

— Вот именно. — Питер снова приложил платок к носу. — Ник, ты мог бы дать мне посмотреть фотографии с места взрыва дома?

— Берн, если хочешь. — Ник пожал плечами. — Будешь смотреть их дома?

— Да, если можно.

— Только очень тебя прошу: не чихай на них и не кашляй.

Он протянул Питеру стопку фотографий, тот молча взял и, не поблагодарив, направился к двери.

— Эй, старина! — окликнул его Ник. — Подожди.

Питер остановился и обернулся.

— Что?

Ник на мгновение замялся, а потом, собравшись с духом, задал Питеру вопрос, который давно его волновал:

— У тебя действительно простуда?

— О'Коннор, почему ты задаешь мне такие странные вопросы? — сухо осведомился он.

— Да потому, что твоя так называемая простуда длится всю осень и зиму! Не слишком ли она затянулась?

— На что ты намекаешь? — В глазах Питера мелькнул испуг, и это окончательно подтвердило худшие подозрения Ника.

— На то, что ты пристрастился к наркотикам, — вздохнул Ник. — И это очень печально, старина.

— О'Коннор, ты несешь полную чушь, — надменно возразил Питер. — И как только подобная глупость могла прийти тебе в голову? Говорю же тебе: у меня простуда. Вирус. Инфекция.

— Смотри, Пит, будь осторожен, — сочувственно глядя на своего друга детства, промолвил Ник. — Ты знаешь, во что превращаются люди, нюхающие кокаин. Одумайся, остановись, если, конечно, дело не зашло слишком далеко.

Питер смерил его возмущенным взглядом, отвернулся и вышел из кабинета, хлопнув дверью. После его ухода Ник долго неподвижно сидел, уставившись в одну точку, и с грустью думал о Макдональде. Питер, друг его детства, детектив, одержимый желанием сделать удачную карьеру… А ведь Ник давно подозревал, что с Питером что-то неладно! Постоянная бледность, красный нос, слезящиеся глаза, вспышки чересчур активной деятельности, быстро сменяющиеся вялостью, апатией, откровенным бездействием. Раздражительность, непомерное самомнение…

Что же толкнуло Питера Макдональда на этот опасный путь? Ведь он, полицейский с многолетним стажем, по роду своей работы часто сталкивался с наркоманами, совершавшими ради порции наркотика кровавые преступления, видел на улицах города бездомных бродяг, потерявших человеческий облик, читал газеты, смотрел телевизор… Что ж, каждый сам выбирает свой путь. И Питера Макдональда ожидает в дальнейшем весьма печальная участь.

Ник тяжело вздохнул, поднялся из-за стола, взял кожаную куртку, достал из кармана ключи и направился к двери. День только начинался, и впереди его ждало множество важных дел и сложных проблем.

Элизабет сидела в гостиной за столом напротив Кассандры, пила кофе капуччино и думала о том, как замечательно, что у нее есть такая настоящая, верная подруга. Позвонив Элизабет и узнав о взрыве, Касс немедленно примчалась в Нью-Йорк, чтобы успокоить ее и быть рядом. Правда, Касс уверяла Элизабет, что приходит к ней в дом только затем, чтобы выпить кофе…

— Касс, не надо было тебе прерывать рождественские каникулы и приезжать ко мне, — смущенно промолвила Элизабет, делая несколько глотков горячего кофе. — Ведь праздники еще не закончились.

— Ерунда! — улыбнулась Кассандра. — Во-первых, за эти дни я уже устала от общения с многочисленными и шумными техасскими родственниками, а во-вторых, ведь не каждый же день бросают взрывные устройства в дом, где живет моя любимая подруга!

— Да, — нахмурившись, кивнула Элизабет, — все могло окончиться значительно хуже. Знаешь, что сказал мне главный детектив, который приехал осматривать дом после взрыва? Что если бы этот мерзавец более тщательно и профессионально подготовил взрыв, то от нас осталась бы, как цинично выразился полицейский, горстка серой пыли.

— От нас? — Кассандра с любопытством взглянула на Элизабет. — Ты сказала «от нас»? Кого ты имела в виду?

Элизабет мысленно обругала себя за неосторожно оброненное слово.

— Кого? — сделав удивленный вид, произнесла она. — Нас с Кэти.

— Ах, вас с Кэти… — лукаво промолвила Касс, и в ее глазах блеснули озорные огоньки. — Лиз, признайся: ты провела ночь со своим красавчиком полицейским?

— Ничего подобного! — притворно возмутилась Элизабет. — Мы с Кэти были вдвоем!

— Жаль, что твоя кошка не умеет разговаривать, а то она рассказала бы мне много интересного!

— Касс, мы были вдвоем, — настойчиво повторила Элизабет.

— Лиз, не обманывай меня! — заявила Кассандра. — Этот детектив был у тебя сегодня ночью. Я догадалась об этом в первую же минуту, как увидела тебя.

— И какие же ты во мне заметила перемены?

— Ты, несмотря на произошедший взрыв, неплохо выглядишь. Спокойная, уравновешенная, я бы даже сказала — довольная жизнью. Лиз, расскажи мне все подробности! Вы занимались с Ником любовью?

— Да, — призналась Элизабет.

— Наконец-то! — громко воскликнула Кассандра. — Наконец-то ты решилась! Поздравляю!

— А как ты думаешь, когда Ник распутает дела об убийствах и схватит преступника, ваш роман продолжится?

— Очень на это надеюсь. Но не будем загадывать заранее.

Касс допила кофе.

— Мне пора уходить, Лиз. Хочешь поехать ко мне и пожить у меня немного?

— Нет, спасибо, я останусь дома.

— А ты не боишься жить здесь после всего случившегося?

— Ник сказал, что около дома будет круглосуточно дежурить полицейский, и я надеюсь, что сам Ник останется у меня ночевать. И к тому же я не собираюсь показывать мерзавцу, который бросил в мой дом взрывное устройство, что я его боюсь. Не хватало еще, чтобы он выжил меня из собственного дома!

Касс направилась к двери, но вдруг остановилась и воскликнула:

— Лиз, совсем забыла тебе сказать: я тебе кое-что принесла! Одну вещицу… Даю тебе ее взаймы, на время, потому что она не моя.

— О чем ты говоришь? — удивилась Элизабет. — Какая вещица?

Кассандра с загадочным видом открыла сумочку, достала оттуда… пистолет и протянула Элизабет:

— Вот, дорогая, бери. Он может тебе пригодиться.

Элизабет в изумлении посмотрела на маленький изящный старинный пистолет с инкрустированной перламутром рукояткой, потом нерешительно протянула руку и взяла его.

— Касс… — растерялась она. — Откуда у тебя оружие?

— Позаимствовала из кабинета Броди. Ты же знаешь, у него богатейшая коллекция оружия.

— Из кабинета Броди? — ахнула Элизабет. — Касс, немедленно унеси пистолет обратно, пока Броди не обнаружил его исчезновение!

— У него таких полно, — беспечно махнула рукой Кассандра. — Он ничего не заметит. Кстати, я принесла и патроны. Вот, держи. — Она достала из сумочки коробку с патронами и вручила Элизабет. — Это старинный двухзарядный пистолет. И тебе необходимо потренироваться стрелять из него, прежде чем…

— Касс, ты с ума сошла! У меня никогда не было оружия, и я даже не знаю, как с ним обращаться!

— Вот я и говорю тебе: потренируйся, — усмехнулась Кассандра.

Элизабет снова взглянула на пистолет, лежащий у нее на ладони… Каждую неделю она с экрана телевизора обращалась к зрителям с одним и тем же вопросом: смогут ли они в случае крайней необходимости, в целях самозащиты отнять жизнь у другого существа? Теперь, похоже, наступают времена, когда этот вопрос встал и перед ней. Решится ли она воспользоваться пистолетом, нажать курок и…

«Я сделаю это!» — подумала Элизабет, вспомнив откровенное заявление детектива, что если бы преступник действовал более умело, то от дома и его обитателей осталась бы горстка серой пыли. От нее, Ника, Кэти, Геркулеса…

Элизабет крепко сжала в руке маленький пистолет и почувствовала себя сильной, уверенной и защищенной.

— Ну, начнешь тренировки? — спросила Касс.

— Обязательно.

Ник остановил джип перед выложенной в форме елочки кирпичной дорожкой, ведущей к роскошному, в старинном стиле особняку, удивленно оглядел его и достал из кармана листок бумаги с адресом. Все верно, они с Фредом ничего не напутали: Торнбери-драйв, 35.

— Ничего себе! — изумленно качая головой, воскликнул Фред, рассматривая огромный особняк с высокими белыми колоннами и изящными балконами из мягкой кованой стали. — Вот это да! Кто бы мог подумать, что служители Господа так роскошно живут! Слушай, сержант, может, и нам еще не поздно сменить профессию и заняться проповеднической деятельностью? Тебе никаких сигналов или голосов свыше не поступало?

— Пока нет, — усмехнулся Ник.

Они поднялись по ступеням просторной открытой веранды, на которой стояли столик и кресла, тоже из мягкой кованой стали, подошли к нарядным, с витражными стеклами двойным дверям, и Ник, взявшись за медный молоточек, прикрепленный к стене, несколько раз постучал.

— Такие вот, с позволения сказать, служители Господа, бросают тень на остальных своих коллег, живущих скромно, как и положено священникам, — заметил Фред. — Помню, в детстве родители меня водили в маленькую баптистскую церковь, расположенную неподалеку от нашего дома. Так наш проповедник жил очень скромно и готов был поделиться последним долларом с нуждающимися. А этот Тэггерти…

— Если во время обыска мы найдем доказательства его причастности к взрыву дома, то его ждет заслуженная кара и из этого роскошного особняка он переселится в тюремные стены!

— Хочется надеяться, что так и будет. Аминь.

Двойные стеклянные двери распахнулись, и на пороге появилась горничная в черном платье и белоснежном переднике.

— Что вам угодно, джентльмены? — с любезной улыбкой осведомилась она.

Ник достал свое удостоверение и протянул горничной.

— Я — детектив Николас О'Коннор, а это — детектив Фред Халли. Мы хотели бы поговорить с преподобным Тэггерти.

— Преподобного Тэггерти сейчас нет дома, — сообщила горничная, — но он должен скоро вернуться. Может, вы пока побеседуете с его сыном? — Она сделала приглашающий жест, и Ник с Фредом вошли в просторный холл. — Я сейчас его позову. — Горничная, сделав легкий поклон, удалилась.

В холле появился Кристофер Тэггерти, и Ник, глядя на его бледное, изможденное лицо, худую угловатую фигуру, подумал, что сын абсолютно не похож на отца — высокого, хорошо сложенного, с холеным румяным лицом и пышной серебристо-седой шевелюрой. Судя по всему, Кристофер не унаследовал ни отцовского красноречия, ни умения убеждать людей и вести их за собой.

«Ничего, зато он унаследует дорогой отцовский особняк и роскошный «бентли», припаркованный у дома», — решил Ник.

— Добрый день, детективы, — робко улыбнулся Кристофер. — Вы пришли повидаться с моим отцом?

— Совершенно верно, — ответил Ник.

— Могу я узнать о причине вашего визита?

— Мы пришли поговорить с мистером Тэггерти по поводу преступлений, совершенных по сценариям шоу «Темное зеркало», — заявил Ник.

Кристофер растерялся.

— Да, ужасные преступления. — Он покачал головой. — Уверен, отец с радостью помог бы вам, если бы был сейчас дома. Вы не могли бы немного его подождать? Он скоро вернется.

Ник достал из кармана ордер на обыск и протянул его Кристоферу.

— Откровенно говоря, мы пришли не для беседы с вашим отцом. Мы намерены провести в вашем доме обыск, а потом уж, если понадобится, задать несколько вопросов вашему отцу.

Кристофер с изумлением глянул на протянутый ему документ, и в его глазах мелькнул испуг.

— Ордер на обыск? — растерянно произнес он. — Вы… пришли обыскивать наш дом? Но с какой целью? Надеюсь, вы не думаете, что мой отец имеет отношение к этим преступлениям?

— Мы проверяем все версии, — уклончиво ответил Ник.

— Но эта ваша версия ошибочна, — быстро заговорил Кристофер, отступая в глубь холла. — Мой отец, уверяю вас, никогда в жизни не обидел ни одного человека — наоборот, он всегда помогает людям, делает для них все возможное. Мой отец — в высшей степени порядочный и достойный человек!

— Мы пока не утверждаем обратного, — вставил Фред.

— Ну… пожалуйста, проходите, хотя я уверен, что это какое-то недоразумение.

— Чем быстрее мы в этом убедимся, тем лучше, — ответил Ник.

— Если вы ищете что-то конкретное, то, может быть, я помогу вам? — предложил Кристофер. — Скажите, и я…

— Нет, благодарю вас, мистер Тэггерти, — твердо ответил Ник. — Мы сами справимся со своей работой. И найдем то, что нас интересует.

* * *

Ник и Фред спустились по старым каменным ступеням в подвал, толкнули дверь, и она со скрипом отворилась. Контраст с богатым убранством дома поразил их. Старый, запущенный, грязный подвал, тускло освещенный двумя маленькими закопченными лампочками; всюду горы рухляди, пол покрыт толстым слоем пыли. Вдоль некрашеных стен стояла старая мебель в средиземноморском стиле. Рядом теснились большой стол для игры в пинг-понг и маленький столик для карточных игр, два старых шкафа. Всюду стояли сложенные друг на друга коробки.

— Да, веселенькое местечко, — покачал головой Фред. — Здесь, наверное, и привидения водятся.

— Ты боишься привидений? — усмехнулся Ник, внимательно осматривая лежащие на полу скатанные в рулоны старые ковры.

— Не то чтобы боюсь, но встретиться с ними мне не хотелось бы. А в шкафах могут храниться скелеты!

— Думаешь, наш преподобный хранит скелеты в шкафах? — Ник подошел к ним и распахнул дверцы. — Успокойся, кроме старой рухляди, здесь ничего нет.

— Ник, а ты уверен, что взрыв организовал именно Тэггерти? — с сомнением спросил Фред.

— Уверен и очень надеюсь, что нам удастся отыскать в подвале веские доказательства его причастности к взрыву! — Ник остановился около дальней стены подвала. — Фред, смотри, здесь еще дверь! — взволнованно воскликнул он. — Иди сюда, посвети фонарем!

Фред быстро шагнул к маленькой, едва заметной двери и направил на нее луч фонаря. Затем толкнул дверь, и она легко отворилась. Они вошли и увидели, что маленькая комнатка, размером чуть больше платяного шкафа, представляет собой мастерскую. У стены стоял верстак, заваленный инструментами и обрывками веревок, на грязном, в пятнах и пыли полу тоже валялись инструменты, обрывки бумаг, проволоки.

— Ого, наш преподобный, оказывается, любит не только молоть языком, но и работать руками! — усмехнулся Фред, внимательно осматривая верстак. — Или это его сынок увлекается?

— А может, и тот и другой. Только странно, почему мастерская в таком запущенном виде? Ладно, давай займемся делом, Фред. — Ник достал из кармана фотокопию полицейского отчета о взрыве дома. — Значит, так: что мы ищем? Мы ищем плоскогубцы с характерной зазубриной на внутренней стороне одного из зажимов.

— Плоскогубцы… — Фред, склонившись над верстаком, внимательно осмотрел наваленные на него в беспорядке предметы. — Итак, имеется молоток для вытаскивания гвоздей, несколько отверток, кусачки, медная проволока…

— Медная проволока? Это хорошо, просто замечательно!

— Подожди радоваться раньше времени, — заметил Фред. — Так, дальше… паяльник, ремешок от наручных часов.

— Один ремешок? Без часов?

— Да, черный, кожаный. Выглядит совсем новым.

— Фред, я уверен, наш обыск даст блестящие результаты, — потирая руки, проговорил Ник. — Мы выведем этого преподобного на чистую воду! Вот если бы нам еще найти…

Он прервал себя на полуслове, вынул из кармана тонкие резиновые перчатки, похожие на хирургические, надел и принялся внимательно осматривать грязный пол, заваленный хламом.

— Фред, посвети фонариком! — попросил он. — Вот сюда, в этот угол!

Тонкий луч света упал на пыльный пол. Ник поднял с пола плоскогубцы и, взглянув на Фреда, торжествующе улыбнулся.

— Уверен, это те самые плоскогубцы, которые мы искали! Вот, смотри: на внутренней стороне зажимов характерная зазубрина! Теперь нашему преподобному не отвертеться!

Как Ник любил такие вот минуты, когда после долгих и порой безрезультатных поисков находил неопровержимые доказательства причастности к совершению преступления того или иного подозреваемого!

— Да уж, теперь мы прижмем к ногтю этого Тэггерти, — улыбнулся Фред, осматривая плоскогубцы. — Никуда он не денется, чертов подрывник!

Послышались тихие шаги, скрипнула дверь, и на пороге мастерской появился Кристофер. Лицо его было мертвенно-бледным, под глазами залегли темные тени. Увидев в руках Ника, обтянутых резиновыми перчатками, плоскогубцы, он замер, несколько мгновений недоуменно смотрел на них, а потом, запинаясь, спросил:

— Что вы все-таки искали, детективы?

— То, что искали, мы уже нашли, — усмехнулся Фред.

Кристофер перевел взгляд на Ника.

— Нельзя ли хотя бы узнать, с чем связан обыск?

— Со взрывом дома Элизабет Найт, — сухо промолвил Ник, внимательно наблюдая за реакцией Кристофера. — Сегодня утром в ее дом была брошена бомба.

— Что? — отшатнувшись, словно его ударили, вскричал сын Тэггерти. — Взорван ее дом? Не может быть… — И, закрыв лицо руками, неожиданно забормотал: — Это я виноват, я… Это моя вина… О Господи… — Он отнял руки от лица. — Она ранена… убита?

— Нет, к счастью, жива, — ответил Ник.

Кристофер на мгновение закрыл глаза и беззвучно прошептал несколько слов, похожих на молитву.

— Почему вы заявили, что виноваты во взрыве дома мисс Найт? — не давая ему опомниться, быстро спросил Ник. — Это вы бросили в него взрывное устройство?

— Нет.

— В чем же тогда ваша вина?

— Я виноват в том, что знал, как отец негодует по поводу показа по телевидению шоу «Темное зеркало», — с отчаянием в голосе произнес Кристофер. — Ведь каждый день отец собирал людей, устраивал митинги, протестовал против насилия, пропагандируемого в передаче. Он пытался добиться ее закрытия, говорил, что страшно переживает из-за совершенных неизвестным маньяком убийств… Я тоже ходил с ним на митинги, тоже протестовал, но… я даже и предположить не мог, что отец изберет такой путь борьбы с шоу. Да, это я виноват в том, что случилось. Мне следовало бы догадаться, что отец пойдет на крайние меры… А что касается мисс Найт, то она необыкновенная женщина, очень талантливая… Я с глубоким уважением отношусь к ней, хотя тоже не одобряю ее передачу. Господи, если бы я знал…

Ник молча слушал страстный монолог Кристофера и думал о том, что в его служебной практике подобное случалось часто. Люди, шокированные неожиданно открывшимися драматическими обстоятельствами, начинали выплескивать все, что накопилось у них на душе. Поддавшись эмоциональному порыву, они забывали о том, что своими признаниями ставят под удар своих близких.

Ник давно уже научился безошибочно распознавать, правду говорят допрашиваемые им люди или их так называемые откровения — умелая ложь. В данном случае сомнений у него не возникало. Кристофер Тэггерти говорил чистую правду.

— Вы мне верите? — словно угадав мысли детектива, робко спросил тот.

— Да, я вам верю. — Ник шагнул к Кристоферу и похлопал его по плечу. — Я вам верю.

— Спасибо. — С надеждой взглянув на Ника, тот горячо, сбивчиво заговорил: — Знаете, мой отец… он хороший человек. Он порядочный, умный, очень добрый. Он всегда готов помочь ближнему, посочувствовать, дать верный совет. Он так переживал из-за этих убийств, так хотел, чтобы запретили показ шоу и не гибли бы больше люди… И то, что отец совершил… Это, конечно, ужасно, но он был искренен в своих заблуждениях!

Ник недобро усмехнулся и покачал головой.

— Подобные оправдательные речи на меня не действуют, молодой человек. Ваш отец совершил тяжкое преступление и ответит за него по всей строгости закона.

 

Глава 23

Элизабет шла по длинному петляющему коридору телекомпании и, заметив в конце его внушительную фигуру Броди Ярборо в ковбойской шляпе, ускорила шаг.

— Броди! Подожди! — крикнула она. — Мне надо с тобой поговорить!

Но Броди сделал вид, что не слышит ее, и, подойдя к одной из просмотровых комнат, быстро скрылся за дверью. Элизабет, полная решимости настигнуть его, рванулась туда. Сегодня утром она узнала ошеломляющую новость, в которую поначалу просто не поверила, но, немного поразмыслив, поняла, что новость эта — не непроверенный слух, а горькая правда.

Она распахнула дверь просмотровой комнаты, оснащенной множеством технических устройств, и едва не столкнулась с Броди, стоящим на пороге.

— Лиззи, мне некогда, я спешу, — торопливо проговорил он, растягивая губы в фальшивой улыбке.

— Я не отниму у тебя много времени. — Элизабет преградила ему путь к отступлению. — Ты должен ответить мне на один вопрос, Броди. Всего на один. Мне сказали, что ты распорядился дать в завтрашний вечерний эфир очередную серию «Темного зеркала». Это правда?

— Не понимаю, о чем ты…

— Ты собираешься завтра давать в эфир серию про супружескую измену. Меня правильно информировали?

— Ну, правильно, — сквозь зубы процедил Броди, и Элизабет заметила, что в его глазах вспыхнула ярость.

— Но как ты можешь? Сейчас, когда совершено уже несколько убийств…

— В чем дело, мисс Благородство? — презрительно осведомился Броди. — Что вас не устраивает? Программа эта моя, и я волен поступать с ней, как мне захочется.

— Если завтра шоу выйдет в эфир, я подам на тебя в суд!

— Подашь на меня в суд? Какая ты храбрая, Лиззи, вот только очень расточительная и недальновидная. Мало того, что судебный процесс разорит тебя, так ты еще и проиграешь его, вне всякого сомнения.

— Я найму лучших адвокатов и выиграю!

— Что ж, попробуй, только хочу тебе напомнить одну вещь: платить адвокатам ты будешь деньгами, которые тебе даю я, Лиззи.

— Ты мне даешь деньги? Да я зарабатываю их сама, без твоей помощи! А ты, Броди, никогда в жизни никому не дал ни цента!

— Но зарабатываешь ты их в моей телекомпании. Точнее, я даю тебе возможность их зарабатывать. Не спорю, твои сценарии хороши, но с таким же успехом я мог бы найти сотни сценаристов, пишущих на криминальные темы. И ты должна быть мне благодарна за то, что я выбрал тебя. Вот так-то, Лиззи. Помни об этом.

— Но и ты не забывай, Броди, что высоким рейтингом «Темного зеркала» обязан мне! И если ты все-таки не отменишь завтрашний эфир, я подам на тебя в суд. Клянусь!

— Ну уж если мы ударились в воспоминания, то я позволю напомнить тебе еще кое о чем, — презрительно усмехнулся Броди. — Я — хозяин данной телекомпании, я — продюсер шоу «Темное зеркало» и, следовательно, имею полное право делать с передачей все, что хочу. Выпускать в эфир, отменять… И ни в чьих советах я не нуждаюсь.

— Это не совет, Броди!

— Ах, это угроза? Высоконравственная мисс Найт вздумала мне угрожать! — Он приблизился к ней вплотную, и Элизабет почувствовала, что от Ярборо пахнет алкоголем. В последнее время это с ним случалось часто.

— Броди, я не угрожаю тебе, — решив сменить тактику, сказала она. — Я просто прошу тебя не пускать в завтрашний эфир передачу про супружескую неверность. — Элизабет даже положила руку на плечо Броди, надеясь уговорить его. — Ты ведь понимаешь: выпуск может спровоцировать маньяка и он совершит очередное убийство. Погибнет ни в чем не повинный человек… Броди, пожалуйста, отмени выпуск, очень тебя прошу.

Но выбранная Элизабет тактика, к сожалению, не сработала. Броди дернул плечом, сбрасывая ее руку, и ухмыльнулся.

— Лиз, ты сама сочиняла эту серию, как, впрочем, и все остальные, следовательно, должна помнить ее содержание. В ней рассказывается о том, как одна девка связалась с женатым мужиком, а обманутая жена застрелила ее. Я ничего не напутал?

— Нет, — удивленно отозвалась Элизабет, не понимая, к чему клонит Броди.

— Так вот, даже если маньяк и решит совершить очередное убийство, как ты думаешь, кого он наметит в жертву? Я, например, уверен, он выберет какую-нибудь шлюху, любящую развлекаться с чужими мужьями. И она получит по заслугам. Тебе будет ее жаль? Мне — нет.

— Броди, но твои рассуждения — это верх цинизма!

— А теперь отойди от двери и дай мне пройти. Мне некогда, меня ждут дела.

— Я подаю на тебя в суд, Броди, так и знай!

— Лиз, последний раз предупреждаю тебя: не смей мне угрожать! — злобно прошипел он. — Не становись у меня на пути! Поняла?

Неожиданно распахнулась дверь, и в комнату вошел Бад — менеджер и приятель Кассандры. Броди отступил на несколько шагов и уже обычным тоном, словно они с Элизабет заканчивали разговор, произнес:

— Значит, ты поняла меня, Лиз?

Но Бад успел заметить и взволнованное лицо Элизабет, и то, как сжимал ее руку Броди Ярборо.

— Мисс Найт, с вами все в порядке? — встревоженно спросил он.

— Да, Бад, спасибо. У меня все хорошо.

Броди молча вышел из комнаты, а Бад, взяв руку Элизабет, стал рассматривать проступившие на коже красные пятна и следы от ногтей Броди.

— Господи, мисс Найт, этот мерзавец посмел вам сделать больно! — сокрушенно пробормотал он. — Я бы убил его, если бы мог! Негодяй, подонок…

— Бад, вы с Касс очень похожи, — заметила Элизабет. — Оба такие эмоциональные, горячие.

Услышав о Кассандре, Бад мгновенно остыл и улыбнулся.

— Да, мы с Касс похожи, — сказал он, и в его голосе прозвучали такие теплые интонации, что Элизабет удивилась.

Она почему-то всегда думала, что Касс и Бада связывают лишь легкие, ни к чему не обязывающие отношения. Наверное, оттого, что знала о семейном положении Бада и о его нежелании разводиться с женой. А он, оказывается, очень искренне и тепло относится к Касс и, возможно, даже любит ее!

— Нет, все-таки Броди — законченный негодяй! — снова воскликнул Бад, отпуская руку Элизабет. — А вам бы не мешало ввести какое-нибудь противоядие, — усмехнувшись, добавил он. — Он же ядовит, как змея!

— Вы хотите предложить мне ввести противозмеиную сыворотку? — шутливо спросила Элизабет.

— Да, что-нибудь подобное, нейтрализующее змеиный яд!

— Итак, Ник, как обстоят дела с нашим преподобным Тэггерти? — спросил капитан Райерсон, вставая из-за стола и подходя к окну.

Ник знал о привычке начальника выслушивать доклады подчиненных, стоя у окна и наблюдая за торопливо идущими по улице пешеходами и мчащимися машинами. Это только непосвященному казалось, что капитан невнимательно слушает и его взор прикован к окну. Нет, Боб Райерсон успевал все сразу: и слушать докладчика, одновременно обдумывая план дальнейших действий, и посматривать в окно на бурлящую на улице жизнь.

Ник раскрыл свои бумаги и начал докладывать:

— После нашего с Фредом обыска подвала преподобного Тэггерти туда направились ребята из криминалистической лаборатории и тщательно осмотрели его, забрав необходимые вещественные доказательства для дальнейших исследований: медную проволоку, изоляционную ленту, плоскогубцы с характерной зазубриной на внутренней стороне зажимов… ну и многое другое. Сняли отпечатки пальцев…

— Хорошо! — перебив его, воскликнул капитан, отошел от окна и сел за свой стол. — Просто отлично, Ник! А где сейчас Тэггерти?

— Через час у него должна начаться проповедь в молитвенном доме. Это в деловой части города. Стефани уже там, где и останется до окончания проповеди, ожидая наших указаний.

— Стефани? — с сомнением произнес Боб Райерсон. — А если он вздумает сбежать? Она же не сумеет задержать его!

— Ну, во-первых, я уверен, что Тэггерти никуда не сбежит, а во-вторых, она давно ходит на его сборища и преподобный уверен, что Стефани — учительница средней школы, искренне возмущенная пропагандой насилия в «Темном зеркале». Ее присутствие на проповеди не вызовет у Тэггерти подозрения.

— Кто знает!

— Ну не мог же я послать туда Фреда! — усмехнулся Ник. — Кстати, неподалеку от входа в молитвенный дом дежурят несколько наших парней. Так что, если преподобный вздумает сбежать, они его задержат.

Боб Райерсон откинулся в кресле.

— Знаешь, что я думаю, Ник? Тэггерти не сбежит. Даже и попытки не сделает. Не такой он человек.

— Что вы имеете в виду? — удивился Ник.

— Мы можем арестовать его, упрятать за решетку, но… мне почему-то кажется, что ему удастся выкрутиться. Знаю я таких субъектов! Понимаешь, Тэггерти — не только умный, но и очень хитрый, расчетливый человек, — продолжал капитан. — Уверен, что ему уже доложили об обыске и о приходе людей из криминалистической лаборатории, так что он в курсе происходящего и наверняка успел подготовиться к встрече с полицией и продумать свою защиту. Знаешь, на что он сделает ставку?

— На что же?

— Он внушит своей пастве, что пострадал за религиозные убеждения, за твердое отстаивание христианских нравственных ценностей, за искреннюю заботу о людях, и они будут стоять за него горой. А мы выступим в роли гонителей. Более того, с нашей помощью преподобный Тэггерти объявит себя святым мучеником и в этой новой роли наживет себе неплохие политические и общественные дивиденды.

Элизабет вошла в гостиную, положила на стол сумочку и, прежде чем отправиться в кухню, где ее ждала Касс, несколько минут стояла и смотрела на нее. Обычная сумочка, только к ее содержимому прибавились маленький пистолет и коробка патронов. Казалось бы, ничего особенного, сумочка стала лишь немного тяжелее, но как она изменила внутреннее самочувствие Элизабет! Придала уверенности, помогла ощутить свою защищенность и дать правильный ответ на вопрос, который Элизабет каждую пятницу задавала зрителям с экрана телевизора: как поступить, оказавшись, в сложной, критической ситуации, когда тебе или твоим близким угрожает смерть?

— А ты оказалась очень способной ученицей, схватываешь все на лету! — улыбнулась Касс, увидев Элизабет. — Ты молодец, я, признаться, даже не ожидала, что ты так быстро научишься стрелять из пистолета.

— Хотела бы я, чтобы мое умение мне никогда не пригодилось. — Элизабет подошла к кухонному шкафчику. — Будем пить миндальный чай с шоколадным печеньем?

— С удовольствием.

Элизабет поставила чайник на плиту, достала упаковку печенья и накрыла на стол. Села напротив Касс и, заметив тревогу в глазах подруги, спросила:

— Касс, если ты осталась довольна моей тренировкой, то почему у тебя такой невеселый вид? Ты чем-то огорчена?

— Нет, я просто устала.

— Касс, ну я же вижу! Скажи, чем ты озабочена?

— Ну, во-первых, ситуация с пистолетом меня, как ты понимаешь, не радует. Конечно, хорошо, когда человек может защитить собственную жизнь и жизнь своих родных, но, как ты справедливо только что заметила, лучше бы это умение ему никогда не пригодилось. А во-вторых… Знаешь, в ранней юности, когда я жила в Техасе, мой отец тоже обучал меня стрельбе из пистолета. Мы с ним ходили в лес, он показывал мне, как надо держать оружие, как целиться, нажимать курок. Он рисовал на листках бумаги мишени, вешал их на деревья, и я стреляла по ним. У меня неплохо получалось, и отец был мной доволен. Но однажды он мне сказал: «Кассандра, никогда не целься в человека просто так, для того чтобы его испугать. Если нет острой необходимости применить оружие, не применяй его ни в коем случае. Вид направленного в лицо человека дула пистолета вызывает в нем не только страх, но и ответное желание убить. И может так случиться, что твой противник убьет тебя лишь потому, что ты его спровоцировала на это. Он тебя лишит жизни, а не ты его. Всегда будь осторожна с оружием».

Элизабет налила чай в чашки и села за стол.

— Но я же не собираюсь просто так угрожать кому-либо оружием. Я применю его только лишь в случае крайней необходимости.

— Боюсь, Лиз, ты не сможешь его применить.

— Но почему? Разве я трусиха?

Неожиданно Кассандра поднялась из-за стола, подошла к Элизабет, наклонилась и обняла ее за плечи.

— Нет, дорогая, ты не трусиха, — ласково проговорила она, целуя ее в щеку. — Ты замечательный человек. Очень порядочная и добрая женщина, лучшая из всех, с кем я когда-либо была знакома.

— Но почему же я не смогу применить оружие? — тихо спросила Элизабет, тоже обнимая Касс. — А ты бы смогла?

— Я смогла бы! Ведь я родилась и выросла в Техасе, а там, насколько тебе известно, нравы попроще, чем в Калифорнии, откуда ты родом. Ты, Лиз, лучше меня, нравственно чище, добрее, поэтому я и не уверена, что в решающий момент ты сможешь постоять за себя.

Элизабет прижалась лицом к плечу Кассандры, с наслаждением вдыхая хорошо знакомые ей запахи: пряные духи, табак и виски «Джек Дэниелс».

— Касс, я тебя очень люблю. — Она уткнулась ей в плечо. — Ты моя самая замечательная подруга, самый близкий человек.

— Да ладно тебе, перестань, — смутившись и покраснев, пробормотала Кассандра, отходя от Элизабет и снова садясь за стол. — Не люблю я эти нежности…

— Касс, дорогая, ты напрасно за меня переживаешь, — сказала Элизабет. — Общение с тобой не прошло для меня даром. Ты оказала на меня большое влияние, и именно с твоей помощью я ответила для себя на тот важный вопрос, который каждую пятницу задаю зрителям в передаче «Темное зеркало»: как поступить, если твоей жизни или жизни твоих близких угрожает смертельная опасность?

— И как же ты на него ответила?

— Ответ простой: попытаться сделать все, чтобы остаться в живых, даже если для этого тебе придется отнять жизнь у другого человеческого существа.

Ник и Фред распахнули дверь молитвенного дома, где каждый день проповедовал преподобный Тэггерти, вошли в просторный холл и с изумлением огляделись. На стенах висели дорогие ковры, на потолке — две роскошные хрустальные люстры, в молитвенный зал вели массивные двойные дубовые двери.

— Вот это да! — удивленно воскликнул Фред. — Никогда прежде я не бывал в таких роскошных молитвенных домах! Ай да преподобный Тэггерти! Умеет не только жить с размахом, но и работать. Тебе этот холл не напоминает зал какого-нибудь дорогого казино в Лас-Вегасе?

— Напоминает. Знаешь, я бы посоветовал Тэггерти назвать свой молитвенный дом «Домом неограниченных возможностей для избранных».

— Вот именно, для избранных! — кивнул Фред. — Как представлю, что пожилые бедные люди носят этому пастору свои жалкие гроши…

— Знаешь, рядом с нашим домом находился молитвенный дом баптистов. И когда с отцом случилась трагедия, к нам пришел проповедник с несколькими прихожанами. Они принесли нам много продуктов, деньги на похороны отца и даже предложили моей матери в течение шести месяцев выплачивать материальную помощь, пока она не наладит собственное дело. Представляешь? Нам, католикам, никогда в жизни даже не заглядывавшим в баптистский молитвенный дом! Вот что значит истинное сострадание к людям и забота о ближнем!

— Да, но эти понятия для преподобного Тэггерти — пустой звук, — сказал Фред, подходя к дубовым дверям, ведущим в зал. — Ну, что будем делать? Пойдем арестовывать его?

— Мне кажется, нам следует дождаться окончания проповеди. Если мы с тобой сейчас ворвемся в зал и на глазах у многочисленной паствы схватим Тэггерти и уведем, то окажем ему неоценимую услугу. Он мгновенно из своего ареста сделает спектакль и на глазах у своих последователей превратится в борца за христианские ценности и великомученика, гонимого за религиозные убеждения. Нет, такого удовольствия мы ему не доставим!

— Значит, подождем, когда фонтан его красноречия иссякнет и проповедь закончится, — согласился Фред. — А потом арестуем его.

Неожиданно распахнулась входная дверь, и на пороге холла появился Кристофер Тэггерти. Он выглядел таким же бледным и изможденным, как и утром, когда Ник с Фредом приходили к нему в дом делать обыск.

Увидев детективов, Кристофер вздрогнул, судорожно сцепил тонкие длинные пальцы и, опустив голову, пробормотал:

— Может быть, мое поведение вам покажется странным, но…

— О чем вы говорите, Кристофер? — спросил Ник.

— Я пришел сюда, чтобы… предупредить отца, — запинаясь, пояснил тот. — Поймите, он — мой отец, и мой сыновний долг — подготовить его к… неизбежному. Уверяю вас, он никуда не сбежит! Детективы, очень вас прошу: дождитесь окончания проповеди, не уводите отца на глазах его паствы. Ведь эти люди верят ему как самим себе. Не оскорбляйте их чувств. — Кристофер помолчал, а потом умоляющим голосом спросил: — Вы позволите мне это сделать?

— Хорошо, идите, — пожал плечами Ник. — Мы подождем, когда проповедь закончится.

Кристофер скрылся за дубовыми дверями, ведущими в зал, а Ник обратился к озадаченному Фреду:

— Удивительно, как такие пасторы могут морочить голову порядочным людям! И ведь они верят ему как себе — Кристофер прав.

— Ну, как поступим? — спросил Фред.

— Ты оставайся здесь, в холле, а я пойду в зал, сяду в последнем ряду и буду ждать окончания проповеди. На всякий случай следи за дверями.

— Договорились.

Ник бесшумно открыл массивные дубовые двери и вошел в молитвенный зал, тоже поразивший его роскошью и великолепием. Просторное помещение с высоким сводчатым потолком, у дальней стены которого под массивным, украшенным живыми цветами крестом находилась кафедра. На ней возвышался преподобный Тэггерти — в белой атласной рясе с пурпурным поясом. Хорошо поставленным голосом он читал проповедь, а сидящие на дубовых скамьях люди с просветленными, восторженными лицами внимали его словам.

«Прекрасная акустика, — подумал Ник, устраиваясь в последнем ряду. — Как будто голос Тэггерти звучит с небес».

Ник поискал глазами Стефани и заметил ее в одном из первых рядов вместе с молодыми женщинами. Стефани, очевидно, почувствовав, что на нее смотрят, быстро повернула голову, скользнула по Нику равнодушным взглядом и тотчас же отвернулась.

«Молодец, хорошо играет свою роль. — Ник с одобрением поглядывал на сидящую с опущенной головой и сложенными на коленях руками Стефани. — Настоящая последовательница пастора Тэггерти».

Он очень надеялся, что Тэггерти не заметил его появления, но тот, произнеся несколько красивых, проникновенных фраз и воздев руки к сводчатому потолку, вдруг взглянул в его сторону, на секунду запнулся, а потом, сделав трагическое лицо, со скорбными интонациями в голосе заговорил:

— Сегодняшний день принесет всем нам тяжелые, суровые испытания. Темные силы зла, на непримиримую борьбу с которыми призвал меня Господь, обрушились на наши головы. Выдержать битву с ними и окончательно победить их очень сложно, потому что этот мир греховен, и управляют им приспешники сатаны. Все вы знаете, что я боролся с ними всю свою жизнь, но силы мои, подорванные в неравной борьбе, иссякли, и теперь мировое зло жаждет поквитаться со мной. И отныне я, подобно апостолам, святым и великомученикам, закованный в тяжкие кандалы, буду подвергнут суровым испытаниям и брошен за тюремную решетку.

Преподобный Тэггерти сделал эффектную паузу, во время которой по залу прокатился гул возмущенных голосов его сторонников, и все головы повернулись в сторону сидящего в последнем ряду Ника О'Коннора. Пожалуй, никогда в жизни Ник не ощущал на себе такое количество враждебных, разгневанных взглядов.

«Спектакль удался на славу, — угрюмо подумал он. — Пора его заканчивать. Время не ждет».

— Да, закованный в кандалы, я буду брошен в сырую, мрачную темницу! Но я покидаю вас с мыслью, что Господь не оставит меня в беде и вы, мои сторонники, не дадите темным силам уничтожить вашего пастора и растоптать нашу веру. Справедливость восторжествует, мир озарится светом Господа, и я снова приду к вам. Я буду свободен. Молитесь за меня, как я всю свою жизнь молился о вас!

«Превосходный оратор», — отметил Ник. И неожиданно ощутил неловкость при мысли о том, что сейчас ему придется встать с этой дубовой скамьи и направиться к кафедре.

Он обернулся и, увидев стоящего с невозмутимым видом около дверей Фреда, немного успокоился. Фред еле заметно кивнул ему и глазами показал на пастора, который демонстративно вытянул вперед руки, словно его уже заковывали в кандалы, и скорбно возвестил:

— Я в вашей власти, приспешники сатаны! Но помните: недолго вам осталось ликовать. Очень скоро придет день, когда Господь одолеет мировое зло и я снова стану свободным!

Ник вздохнул, собрался с духом, поднялся со скамьи и зашагал по проходу между рядами к кафедре, где возвышался преподобный Тэггерти. Ник приблизился к кафедре, стал лицом к залу и увидел перед собой множество людей, которые смотрели на него с откровенной ненавистью, враждебностью и презрением. Он поискал глазами Фреда, стоящего около дверей, тот подмигнул ему и сделал незаметный жест рукой, означавший, что пора заканчивать этот порядком надоевший ему балаган.

Ник О'Коннор шагнул к кафедре и молча протянул преподобному Тэггерти ордер на арест.

 

Глава 24

Вернувшись в свой кабинет, Ник бессильно рухнул в кресло, ощущая во всем теле страшную усталость. Казалось, у него болит все: каждая клеточка, каждый нерв, ломят суставы, раскалывается голова. Последние дни оказались настолько тяжелыми и напряженными, что Ник часто забывал поесть, перехватывая на ходу гамбургер, а спал не более трех-четырех часов в сутки.

Немного посидев в кресле, Ник взглянул на часы: две минуты пятого. Заставил себя подняться, подошел к маленькому черно-белому телевизору, стоявшему на полке, включил и убавил звук. Вернулся за стол, поднял телефонную трубку и набрал знакомый номер. После второго длинного гудка на том конце провода раздался низкий, хрипловатый голос Кассандры.

— Касс, добрый день. Это Ник О'Коннор. Можно попросить к телефону мисс Найт?

— Здравствуйте, детектив! — оживленно откликнулась Кассандра. — Конечно, сейчас я вас с ней соединю.

— Ник? Привет! — зазвучал в телефонной трубке голос Элизабет, и Ник, к своему удивлению, мгновенно забыл про усталость и почувствовал прилив сил. Перед его мысленным взором пронеслись восхитительные картины вчерашней ночи: жаркие объятия, страстные поцелуи, тонкий аромат пышных шелковистых волос Элизабет, который он с наслаждением вдыхал, ее нежная, бархатистая кожа, ласковые руки…

— Лиз, я весь день думал о тебе, — быстро проговорил Ник, забыв о цели своего звонка. — Я так соскучился по тебе, — продолжал он, чувствуя, как по телу пробегает горячая волна.

— Я тоже, — тихо ответила Элизабет и, немного помолчав, спросила: — Ты… позвонил мне просто так, Ник, или у тебя ко мне какое-то дело?

— Лиз, у меня для тебя небольшой сюрприз, — ответил он, вспомнив наконец, для чего он ей позвонил. — Подарок.

— Подарок? — удивилась она. — Но я получила от тебя уже столько подарков: и чудесно проведенное Рождество, и кукла Барби, и… и вчерашняя восхитительная ночь…

— Продолжение той восхитительной ночи можно организовать сегодня. — Ник снова взглянул на часы. — Лиз, включи телевизор. Седьмой канал.

— Телевизор? Сейчас?

— Да, именно сейчас, а потом, когда посмотришь последние новости, я тебе перезвоню и мы продолжим разговор. Только скажи напоследок: как насчет повторения вчерашней ночи?

— Ее можно продолжить сегодня, — шутливо отозвалась Элизабет. — Ладно, созвонимся позднее. Спасибо за подарок, и хотя я пока не догадываюсь, какой он, мне все равно приятно.

— Лиз, я очень по тебе соскучился. Мечтаю поскорее тебя увидеть.

«Сегодня вечером мы снова будем вместе, — счастливо улыбаясь и окончательно забыв об усталости, подумал Ник. — Скорее бы наступил вечер…»

* * *

— Что он сказал? — вихрем врываясь в кабинет Элизабет, воскликнула Кассандра. — Он предлагает встретиться? Сегодня вечером? Завтра? Лиз, не томи меня, отвечай скорее!

— Касс, успокойся. — Элизабет подошла к телевизору и включила его. — Ник позвонил и попросил включить седьмой канал. Сказал, что у него для меня сюрприз.

— Сюрприз? По телевизору? — удивилась Кассандра. Она уселась в большое удобное кожаное кресло, закинула ногу на ногу и с воодушевлением продолжила: — Лиз, ты представляешь, как это романтично! Как захватывающе! Сюрприз по телевизору! Ты должна по достоинству оценить этот жест.

— Я его уже оценила. А теперь давай смотреть.

На экране телевизора появилась огромная толпа, стоящая у дверей большого красивого здания. Люди возмущались, негодующе размахивали руками, потрясали кулаками, что-то кричали, заглушая голос диктора.

— Лиз, я узнала это здание! — Касс подалась вперед. — Это же молитвенный дом преподобного Тэггерти!

Элизабет, к своему удивлению, вдруг увидела на экране телевизора троих мужчин, которые вышли из дверей молитвенного дома, и у нее перехватило дыхание. В центре находился преподобный Тэггерти — со скорбным видом, но с высоко поднятой головой, а по бокам — Ник О'Коннор и еще один мужчина, очевидно, тоже полицейский.

— Касс, смотри, это же Ник, — изумленно прошептала Элизабет. — Касс…

— Он в наручниках! — ахнула Кассандра. — Не Ник, конечно, а преподобный! Но что происходит, Лиз?

— Тихо, давай послушаем!

Женский голос за кадром был едва слышен из-за громких, возмущенных криков людей, толпящихся у входа в здание:

— Мы присутствуем при аресте преподобного Тэггерти, которому предъявлено обвинение в покушении на жизнь знаменитой сценаристки и ведущей шоу «Темное зеркало» Элизабет Найт. Полиция и специалисты из криминалистической лаборатории, проводившие обыск в особняке Тэггерти, нашли веские доказательства его причастности к взрыву дома мисс Найт, произошедшего сегодня утром. Тэггерти был арестован сразу после окончания проповеди — здесь, в молитвенном доме, у входа в который мы ведем свой репортаж. Как вы видите, его сторонники ведут себя весьма агрессивно и выражают бурное возмущение действиями полиции, обвиняя ее в святотатстве и преследовании за религиозные убеждения…

Элизабет на мгновение оторвала изумленный взгляд от экрана телевизора, повернула голову в сторону сидящей в кресле Кассандры и растерянно прошептала;

— Преподобный Тэггерти? Не может быть… Касс, я просто не верю в это… Да, он возмущался моим шоу, собирал многочисленные митинги, требовал закрыть его, но… Неужели он так люто ненавидел меня, что даже решился взорвать мой дом? Касс, невероятно… я не могу поверить!

— А я легко могу в это поверить, — заявила Кассандра. — Знаешь, в детстве я ходила в воскресную школу, и проповеди там вел такой чудесный пастор! Добрейшей души человек, мягкий, искренний. Он всегда заботился о людях, помогал им, чем мог. А этот мерзавец… Да он просто использует доверчивых людей в своих преступных целях! Морочит им голову, собирает на митинги. Смотри, как они возмущены его арестом! Никто даже не верит, что он бросил бомбу в твой дом, намереваясь тебя убить!

— Да… он хотел убить меня и Ника, — прерывающимся шепотом проговорила Элизабет, глядя на экран телевизора, где Ник со вторым полицейским уже спустились со ступеней здания и сажали в машину преподобного Тэггерти. Толпа продолжала бурно выражать возмущение, вслед детективам неслись угрозы и оскорбления.

— Мы заканчиваем репортаж с места события — у дверей молитвенного дома, где только что был арестован преподобный Тэггерти за покушение на жизнь известной сценаристки и ведущей программы «Темное зеркало» Элизабет Найт, — раздался за кадром голос ведущей. — Ждите наших дальнейших выпусков. С вами была Чарлин Мэдрид.

Элизабет выключила телевизор и несколько минут стояла молча, словно в оцепенении. Репортаж произвел на нее ошеломляющее впечатление. Значит, веранду ее дома взорвал не Дэвид Фергюсон? Это не он желал ей смерти, а преподобный Тэггерти? Это Тэггерти хотел ее убить… Да, он возмущался якобы пропагандируемым в ее программе насилием, собирал ежедневные многочисленные митинги у дверей телекомпании, негодовал, требовал закрыть шоу, но чтобы пойти на крайние меры и бросить в ее дом бомбу?..

Слезы хлынули из глаз Элизабет — впервые за сегодняшний день.

— Касс… но почему? Почему он решил, что может распоряжаться человеческими жизнями? Кто дал ему это право?

— Никто! — заявила Кассандра, поднимаясь с кресла и подходя к Элизабет. — Никто такого права ему не давал. Он сам присвоил его, возомнив себя Богом. — Она обняла Элизабет, и та уткнулась лицом в ее плечо. — Чем скорее ты забудешь об этом мерзавце, тем лучше, Лиз. А теперь пойдем поужинаем у Донахью. Сегодня у тебя был такой тяжелый день, и ты с утра, по-моему, ничего не ела. Пойдем, дорогая, посидим, отдохнем, послушаем музыку, поболтаем с Майклом. Тебе надо развеяться и забыть обо всем плохом.

Элизабет кивнула, подняла голову, вытерла слезы и заставила себя улыбнуться. Надела пальто, и через минуту они с Касс уже шли по длинному коридору, ведущему к лифту.

«Как хорошо, что у меня есть такая верная и преданная подруга, как Касс, — думала Элизабет, пока они ждали лифт. — Она права: надо поесть, отдохнуть и развеяться».

Но Элизабет чувствовала себя такой усталой, измученной и опустошенной, что даже плохо представляла себе, как дойдет до бара Донахью, будет сидеть там, разговаривать с Касс и Майклом… Господи, неужели она переживет этот страшный день, который, кажется, длится целую вечность? Но мысль о том, что с «подарком» Ника наконец закончатся все ее беды, страхи и весь тот кошмар, в котором она так долго существует, утешала Элизабет и придавала ей сил. Как хочется надеяться и верить в то, что все плохое осталось позади…

Элизабет и Кассандра вышли из здания телекомпании и увидели, что на улице собралось еще больше людей, чем перед входом в молитвенный дом, откуда только что полиция забрала преподобного Тэггерти. Заметив Элизабет, толпа грозно двинулась в ее сторону, окружила, выкрикивая угрозы и оскорбления. Казалось, собравшиеся не только не верят в совершенное их лидером тяжкое преступление, но и обвиняют во всем Элизабет Найт. Они словно забыли, что рано утром Тэггерти бросил взрывное устройство в ее дом и разрушил веранду! Она — виновница всех их бед, она арестовала его и упрятала за решетку.

— Пошли прочь! — яростно закричала Кассандра, замахиваясь сумочкой на подходящих к ней людей. — Дайте нам пройти! Если вы сейчас же не уберетесь отсюда, мы вызовем полицию и вас арестуют, как и вашего святошу Тэггерти! А ну, прочь!

— Касс, перестань. — Элизабет схватила ее за руку. — Перестань, а то будет еще хуже. Остановись.

Неожиданно возмущенные крики стихли, толпа расступилась, и перед Элизабет и Кассандрой появился Кристофер — сын Тэггерти. Он шагнул к Элизабет, остановился и смущенно проговорил:

— Мисс Найт, простите этих людей. Они очень переживают за судьбу отца. Мы все переживаем, — тихо добавил он. — Простите их.

— Кристофер, я понимаю ваши чувства, — сказала Элизабет, вглядываясь в худое, бледное лицо сына Тэггерти. — Вы переживаете за судьбу отца, и поверьте, я тоже сожалею обо всем случившемся. Но вы должны объяснить этим людям, что Тэггерти совершил тяжкое преступление и не я арестовала его, а полиция, у которой имеются неопровержимые доказательства его вины.

— Да, мисс Найт. Да, мой отец виноват, я сознаю это, но мне известны причины, заставившие отца пойти на этот крайний шаг, хотя я и осуждаю его поступок. Поверьте, я искренне переживаю случившееся и прошу у вас прощения. И благодарю Господа за то, что этот взрыв не причинил вам вреда.

— Спасибо, Кристофер, я тронута, — ответила Элизабет. — Поверьте, у меня к вам нет никаких претензий. — Она обвела взглядом молча стоящих и слушающих их разговор сторонников Тэггерти и добавила: — А что касается этих людей, то я уверена: они были введены в заблуждение. Все они — хорошие, добрые люди, никогда не помышлявшие причинить зло ближнему.

Кристофер кивнул, а Элизабет, наклонившись к Касс, шепнула:

— Пошли, дорогая. Очень хочется есть.

— Да, я тоже просто умираю с голоду! — подхватила Кассандра и, заметив выходящего из здания телекомпании своего приятеля Бада, внезапно смутилась и виновато произнесла: — Ой, Лиз… я совсем забыла. Мы ведь договорились поужинать с Бадом. Надо же, как некрасиво получилось… — И, махнув рукой приятелю, крикнула: — Бад, я здесь! Я жду тебя! — Пока тот пробирался сквозь толпу демонстрантов, она обратилась к Элизабет: — Все-таки Бад — отличный парень! Не зря я его выбрала в любовники!

— Касс, прошу тебя… тише.

Но Кассандра, не обращая внимания на Элизабет, уже бросилась в объятия Бада и обвила руками его шею. Элизабет досадливо покачала головой. Уже не в первый раз Бад и Кассандра демонстрировали свои более чем близкие отношения на людях! Их откровенность многих шокировала: все знали, что у Бада семья, и ежедневно наблюдали, как жена подвозила Бада на работу и нежно целовала в щеку, перед тем как он выходил из машины.

— Значит, сегодня я буду ужинать в одиночестве, — тихо промолвила Элизабет, глядя на сияющую Кассандру.

— Лиз, прости, но я действительно совершенно забыла, что обещала Баду… Слушай, а хочешь пойти с нами?

— Нет, спасибо, Касс. Зачем вам мешать? У вас любовь…

— Да, любовь и горячая страсть! — громко, с вывозом произнесла Кассандра оборачиваясь к стоящим рядом Кристоферу и нескольким пожилым дамам. — У нас бурный роман! Ясно?

— Очень прошу тебя, уведи ее отсюда как можно скорей, — наклонившись к Баду, прошептала Элизабет. — Здесь неуместна демонстрация ваших чувств.

Бад, ничуть не смутившись, весело рассмеялся, обнял Кассандру за талию, и они двинулись сквозь враждебно настроенную толпу. Элизабет проводила их долгим взглядом, покачала головой и вдруг с грустью подумала о том, что она опять осталась одна и ужинать ей придется в гордом одиночестве. Ведь Ник обещал приехать только поздно вечером… А вдруг ему удастся освободиться пораньше и составить ей компанию в баре Донахью?

Элизабет выбралась из толпы и, заметив стоящий на углу телефон-автомат, направилась к нему. Достала из кармана монетку, опустила в прорезь и набрала знакомый номер.

— О'Коннор слушает, — раздался хорошо знакомый мужской голос, и сердце Элизабет гулко и часто забилось.

— Ник, это я.

— Лиз, как хорошо, что ты позвонила! Я так рад слышать твой голос!

— Я тоже, — улыбнулась она. — Спасибо за подарок.

— Ты посмотрела телевизор?

— Да.

— Значит, вечером мы с тобой все обсудим.

— А когда именно, Ник?

— Я постараюсь освободиться как можно скорее, Лиз!

— Ник, ты сегодня обедал?

— Нет.

— Забыл?

— Не успел.

— А сейчас ты не мог бы составить мне компанию и поужинать вместе со мной у Майкла Донахью?

— Я… постараюсь.

— Через сколько тебя ждать?

— Через двадцать минут!

Ник примчался в бар Донахью уже через десять минут. Элизабет, сидя за уютным столиком в дальнем конце зала, с улыбкой наблюдала, как он вошел в помещение и огляделся. На его лице засияла улыбка, когда он заметил Элизабет.

Ник подошел к ней, наклонился, обнял и поцеловал в щеку на виду у многочисленных посетителей, которые всегда с нескрываемым любопытством и интересом наблюдали за Элизабет и ее друзьями. Пусть смотрят!

— Лиз, я так рад тебя видеть! — Ник сел напротив Элизабет и взял ее руки в свои. Он пристально оглядел ее и, улыбаясь, добавил: — А знаешь, ты хорошо выглядишь! Такая же красивая, элегантная, как и всегда. Мне так приятно на тебя смотреть!

— Спасибо. Это комплимент? — шутливо спросила Элизабет.

— Это чистая правда, дорогая. А особенно мне приятно смотреть на тебя после того, как я целый день провел на работе, где мало привлекательных лиц, а откровенно говоря, одни унылые физиономии.

Некоторое время они сидели молча, наслаждаясь встречей и с нежностью глядя друг на друга, а потом Элизабет, сделав несколько глотков пива, решилась задать Нику вопросы, которые целый день не выходили у нее из головы.

— Ник… как ты думаешь, это действительно он? — тихо спросила Элизабет.

— Он, а кто же еще? Мы нашли неопровержимые доказательства его причастности к взрыву твоего дома, Лиз! Все улики свидетельствуют против Тэггерти.

— Да, я тоже не сомневаюсь, что именно он бросил бомбу в мой дом. Но есть ли доказательства того, что Тэггерти и Зеркальный убийца — один и тот же человек?

— Пока прямых доказательств нет, — признался Ник и, заметив, как изменилась в лице Элизабет, успокаивающим тоном продолжил: — Лиз, не переживай, скоро все выяснится. Ты ведь знаешь, что мы работаем над этим делом день и ночь и очень надеемся, что скоро все закончится.

Неожиданно Элизабет вскинула голову, посмотрела на часы, а потом перевела взгляд на экран телевизора, стоящего рядом со стойкой бара.

— Ник, сейчас начнется очередная серия «Темного зеркала»! — взволнованно произнесла она.

— Будем надеяться, что после ее окончания мы получим исчерпывающий ответ на наш вопрос.

Убийца стоял перед большим зеркалом и долго, придирчиво разглядывал свое отражение. Потом наконец отвернулся и удовлетворенно усмехнулся; Да, сегодня он просто превзошел самого себя! Он даже и не ожидал, что этот очередной маскарад ему так удастся!

Для выполнения сегодняшнего дела убийце пришлось нарядиться женщиной: на голове был парик — темные длинные вьющиеся волосы, на лице — толстый слой косметики, губы накрашены ярко-красной помадой; мужская фигура обтянута цветастым платьем и с помощью нехитрых приспособлений превращена в женскую. Упругая пышная грудь, полные крутые бедра. Да… Он и сам не ожидал от себя такого блестящего перевоплощения!

Конечно, рядиться в женское платье, нацеплять этот дурацкий парик и малевать лицо было очень противно, даже гадко, но ведь если он поставил перед собой цель неукоснительно следовать сценариям Элизабет Найт, значит, придется терпеть неудобства.

Ничего, неудобства эти временные, и с ними надо смириться. Главное, что он снова отправляется на дело. Ведь он очень переживал, когда приостановили выпуск по пятницам «Темного зеркала», боялся, что руководство телекомпании вообще перестанет показывать шоу. Нет, к его радости, все возобновилось, и, следовательно, он имеет возможность продолжать начатое и доказывать Элизабет Найт свою любовь и преданность.

Убийца снова повернулся к зеркалу, еще раз оглядел себя в этом нелепом наряде, и на сей раз на его лице отразились не брезгливость и досада, а торжество. Да, сегодняшнее задуманное им дело обещает стать настоящей сенсацией!

Ник сидел напротив Элизабет и, наблюдая за тем, с каким волнением она смотрит на экран телевизора, думал о том, что все-таки следовало бы попросить хозяина бара поставить кассету с каким-нибудь видеофильмом, а не «Темное зеркало». Но в баре было много посетителей, и они никогда не согласились бы с его предложением. Все с нетерпением ждали шоу, и когда оно началось, мгновенно смолкли разговоры и наступила тишина.

Ник перевел взгляд на окно: шел сильный дождь, крупные капли барабанили по стеклу, серебрились в свете уличных фонарей.

— Знаешь, мы ведь с самого начала не хотели пускать эту серию в эфир. — Голос Элизабет прервал размышления Ника. — Ни мне, ни Броди она не очень нравилась, хотя, сочиняя ее, я вложила в нее много душевных сил. Помню, Броди тогда сказал, что мы дадим эту серию в эфир каким-нибудь скучным дождливым осенним вечером, и я согласилась.

— И он дал ее в эфир, только дождливым зимним вечером, — с усмешкой заметил Ник.

— Если бы ты знал, как я просила Броди приостановить выпуск «Темного зеркала»! Пыталась взывать к его совести, объясняла, что вслед за выпуском будет совершено очередное убийство… Но он не прислушался к моим словам, и вот теперь каждую минуту…

— Лиз, пожалуйста, не мучай себя.

— Постараюсь. — Элизабет снова перевела взгляд на экран.

А на экране тем временем молодая женщина с темными длинными вьющимися волосами вошла в кухню, открыла холодильник и достала бутылку с лимонадом. Вынула из кармана горсть таблеток, высыпала их в бутылку, сильно встряхнула ее, чтобы таблетки побыстрее растворились, и снова поставила в холодильник. Затем женщина подошла к кладовке, примыкавшей к кухне, распахнула дверцу и вошла…

— Она собирается отравить любовницу своего мужа, — подавшись к Нику, зашептала Элизабет. — У них с мужем двое маленьких детей, и муж, вместо того чтобы заниматься ими, завел любовницу. Эта женщина и раньше уличала его в супружеской неверности, у них часто возникали ссоры на этой почве, последняя была особенно тяжелой, но муж поклялся никогда больше не заводить романов на стороне, и жена ему поверила. И вот она снова узнала, что он спутался с какой-то особой… Это переполнило чашу ее терпения, и она решила убить соперницу. То есть она не хотела, но пошла на этот шаг от отчаяния… — Элизабет умолкла и встревоженно взглянула на экран. — Она просто не знала, что делать, как вернуть мужа в семью…

— Лиз, прошу тебя, успокойся. Будь разумной и мудрой. Ты ничего не можешь изменить.

— Да, Ник, я постараюсь, — тихо ответила Элизабет, отводя взгляд от экрана телевизора.

— Сейчас нам остается только одно: ждать окончания передачи и надеяться, что на сей раз ничего не случится.

— Слабая надежда…

Убийца пробрался сквозь высокие колючие кусты, окружавшие дом, чертыхаясь и отдирая от них подол длинной юбки, перелез через металлическую резную ограду крыльца и шагнул к входной двери. Легко толкнул ее — дверь скрипнула и приоткрылась. Убийца покачал головой. Господи, ну как могут люди быть такими беспечными или рассеянными! Вот и эта хозяйка постоянно то ли забывает запирать дверь, то ли надеется, что никому в голову не придет проникнуть в дом в ее отсутствие. Потрясающая глупость! Так было и в последние два дня, когда он вечером наведывался сюда и проверял дверь: она также была не заперта. Ладно, это ему только на руку: не пришлось возиться с замками, подбирать ключи… А ведь подобная беспечность хозяев может стоить им жизни. Уж эта-то горе-хозяйка сегодня вечером точно будет мертва…

Убийца распахнул дверь, вошел в холл, прислушался: в доме было тихо. Прошел в гостиную и быстро огляделся: на столике около дивана стояла зажженная лампа, над ней на стене красовался большой плакат с изображением Элвиса Пресли. Повсюду висели календари и картинки из жизни техасских ковбоев. В дальнем конце комнаты располагался бар со стойкой — точная копия бара из ковбойских фильмов.

Убийца шагнул к стойке бара, остановился, снял шерстяные перчатки и сунул их в карман. Под шерстяными перчатками были надеты тонкие резиновые хирургические. Да, он хорошо подготовился, просто замечательно. Каждую деталь продумал, каждую мелочь…

Убийца достал из кармана маленькую упаковку, в которой лежали порошки со снотворным, затем взял со стойки бара бутылку «Джека Дэниелса», отвинтил крышку и начал аккуратно, методично ссыпать снотворное в бутылку. Единственная деталь, которую он не сумел точно воспроизвести, — порошки со снотворным, и этот факт раздражал его. По сценарию обманутая жена ссыпала в бутылку таблетки, а ему придется воспользоваться порошками… Досадное расхождение со сценарием, но ничего не поделаешь. Достать сильнодействующие снотворные таблетки не так-то просто: надо обращаться к врачу, выписывать рецепт, а значит, привлекать в себе излишнее внимание. Нет, оно ему сейчас ни к чему. Поэтому и пришлось воспользоваться снотворными порошками, которые ему лично выписал врач некоторое время назад. Он вынужден был собирать их, копить, страдая от бессонницы… И еще какое-то время придется мучиться ночью без сна. Ведь не обратишься же снова к врачу за следующим рецептом! Как ему объяснить, почему порошки так быстро кончились? Ничего, лучше он несколько ночей не поспит, зато намеченное дело будет выполнено!

Убийца завинтил крышку бутылки, несколько раз сильно встряхнул ее и поставил на стойку бара. Два вечера подряд он прятался в маленькой тесной кладовке рядом со старой посудомоечной машиной, сушилкой и пылесосом, наблюдая, как, вернувшись домой, хозяйка снимала пальто, сразу проходила в гостиную, останавливалась у бара и наливала в стакан виски из бутылки «Джек Дэниелс». А если сегодня вечером она изменит своей привычке и не станет пить? Эта мысль встревожила убийцу, но лишь на мгновение. Не захочет пить виски? Ничего страшного. Он подождет, когда хозяйка уснет, и вольет ей в рот отраву. Жаль, конечно, что придется снова немного отступить от сценария Элизабет, но…

Убийца вышел из гостиной и направился в кухню. Распахнул дверцу кладовки, шагнул внутрь и прислонился к холодной стене. Вытер пот со лба, поправил дурацкий парик, в котором, как оказалось, было очень жарко и неудобно, и одернул тесное ему в плечах женское платье.

«Терпи, — мысленно приказал он себе. — Терпи и жди». Ждать оставалось совсем недолго…

 

Глава 25

Элизабет отвела взгляд от телевизора и опустила голову. Смотреть на то, что происходит на экране, было выше ее сил.

А на экране близилась развязка. Любовница, выпившая уже лимонад со снотворным, с мертвенно-бледным лицом, задыхаясь, стояла посреди гостиной, чувствуя, как последние силы оставляют ее. Она судорожным движением вытерла пот со лба и закрыла глаза. Рядом с ней стояла жена-убийца и, яростно потрясая кулаками, кричала, что она разбила ей жизнь, увела из семьи мужа — отца двух маленьких детей. Любовница почувствовала сильный приступ головокружения, пошатнулась и в последний момент, перед тем как упасть, успела схватить жену-убийцу за прядь длинных вьющихся волос. Та вскрикнула от боли, дернулась всем телом, и у любовницы, рухнувшей на пол, осталась в руке прядь ее волос.

Жена с перекошенным от боли и гнева лицом склонилась над ней, вытащила из кармана фотографию своих детей, поднесла к ее бескровному, почти безжизненному лицу и начала яростно рвать на мелкие части. Она швырнула их в лицо любовницы, они разлетелись в разные стороны, и один маленький кусочек, закружившись в воздухе, словно пушинка, опустился ей на щеку. Но любовница уже ничего этого не видела…

Жена-убийца несколько мгновений молча, напряженно всматривалась в безжизненное лицо соперницы, затем протянула руку и дотронулась до ее шеи. Пульса не было. Тогда жена на негнущихся ногах побрела к телефонному аппарату, стоящему на низеньком столике, подняла трубку и набрала знакомый номер.

— Привет, любимый, — хрипло произнесла она, услышав знакомый мужской голос. — Я хочу, чтобы ты приехал в «уютное гнездышко», которое заботливо свила для тебя твоя шлюха, и полюбовался на нее. Похоже, с твоей красоткой не все благополучно. Она мертва…

Услышав слова финального монолога, Элизабет подняла голову и в отчаянии взглянула на Ника, который все это время с тревогой наблюдал за ней.

— Лиз, — тихо проговорил он, беря ее руки в свои, — успокойся. Будь разумной и мудрой. От тебя ничего не зависит.

* * *

Кассандра поднялась по ступеням подземного перехода, вышла на улицу и поежилась. Было очень холодно; сильный порывистый ветер швырял пригоршни дождя прямо в лицо. Касс подняла воротник пальто и ускорила шаг. Господи, ну почему все неприятности валятся на голову сразу? Мало того что на улице скверная погода, так Касс еще умудрилась простудиться — теперь у нее сильно болит горло и постоянно накатывает сухой кашель. Кажется, даже поднялась температура, судя по тому, что ее то бьет озноб, то бросает в жар. Да, и ко всем прочим неприятностям она поругалась с Бадом.

Но почему сегодня они снова поругались с Бадом? В последнее время их отношения изменились в худшую сторону, и это очень огорчало Касс. В сущности, она понимала, чем вызвано их взаимное охлаждение, но от этого ей легче не становилось. Она видела: Бад постоянно испытывает чувство вины — когда смотрит на нее, разговаривает, шутит, даже когда занимается с ней любовью. Недавно он признался ей, что их отношения с женой в последнее время улучшились, и Касс поняла, что Бад чувствует себя виноватым не только перед ней, но и перед женой. Перед обеими.

Вывод напрашивался простой: их роман близится к завершению, и чем скорее они перестанут встречаться, тем лучше для них обоих. Нет, совсем не видеться не получится — ведь они работают вместе, а вот исключить из их общения секс придется.

Начав встречаться с Бадом, Кассандра впервые в жизни изменила правилу, которого всегда придерживалась: не иметь отношений с женатыми мужчинами. Но устоять против обаяния Бада — симпатичного, доброго, жизнерадостного — она не смогла и теперь расплачивается за это: ведь она искренне привязалась к нему, а может быть, даже и полюбила.

Кассандра свернула за угол, и сильный порыв ветра с дождем снова ударил ей прямо в лицо. Она вздрогнула и сильно закашлялась. Господи, скорее бы добраться до дома! Горло нестерпимо болело, было трудно глотать и даже дышать. Вспомнив, что в кармане пальто лежат ментоловые таблетки от кашля, Кассандра достала их, вынула одну и положила в рот. Боль немного утихла, стало легче дышать.

Касс ускорила шаг и, чтобы хоть как-то скрасить остаток пути, начала представлять, как она войдет в свой теплый, уютный дом, разденется, выпьет виски, примет горячую ароматную ванну, зажжет свечу и поставит кассету с записями своего любимого Кенни Роджерса. А потом ляжет в постель и крепко уснет.

«Завтра утром ты встанешь как новенькая!» — пообещала себе Касс, подходя к своему дому…

— Что-то не в порядке? — спросил Ник, с тревогой наблюдая за тем, как Элизабет, войдя в гостиную и положив сумочку и перчатки на столик около дивана, сразу начала осматривать комнату: мебель, стены, окна, пол, — словно пыталась заметить следы недавнего присутствия постороннего человека. Но все находилось на своих местах, ничего не было сдвинуто, ничего не исчезло… Вот только кошка Кэти вела себя странно. Она вопреки сложившейся традиции не выбежала встречать в холл любимую хозяйку, а осталась сидеть на верхней ступеньке лестницы. Взгляд напряженный, шерсть вздыблена, хвост распушился, как у енота. Но необычное поведение кошки можно было отнести за счет появления в доме Геркулеса.

— Вроде все в порядке, — пожав плечами, неуверенно ответила Элизабет. — Знаешь, в последнее время в связи со… всеми этими кошмарными событиями у меня часто возникает ощущение, что в мое отсутствие здесь кто-то бывает. Возможно, у меня просто расшатались нервы и разыгралось воображение, ведь я пишу сценарии на криминальные темы, однако… Ник, мне кажется, он бывает здесь!

— Он? Кто он, Лиз?

— Тот таинственный маньяк, человек-призрак. Он приходит сюда, я чувствую это, Ник.

— Лиз, прошу тебя, успокойся. — Он обнял Элизабет за плечи и прижал к себе. — У тебя действительно разыгралось воображение. Сейчас я тщательно осмотрю дом, проверю все задвижки на окнах, замки на дверях, и ты убедишься, что никто в твое отсутствие в дом не проникал.

— Ник, а ты веришь в интуицию? — вдруг спросила Элизабет, подняв голову и заглядывая ему в лицо.

— Верю.

Он поцеловал ее в щеку и начал осматривать задвижки на окнах, а Геркулес, сопя, сопровождал его. Сегодня, похоже, он уже не боялся Кэти и, как показалось Элизабет, всем своим видом показывал, что теперь здесь он не гость, а хозяин.

— Ну вот, все в порядке! — объявил Ник, после того как осмотрел гостиную, кухню и комнату для гостей. — Осталось только проверить второй этаж.

— Спальню? — Элизабет успокоилась, и на ее губах появилась улыбка.

— И спальню тоже, — лукаво усмехнулся Ник.

— Подняться с тобой на второй этаж? — игриво спросила она.

— Я справлюсь и сам, — в тон ей ответил Ник.

— Что же ты будешь делать в спальне один?

— Я простой полицейский, у меня бедное воображение, поэтому в спальне я займусь осмотром окон и загляну под кровать. Ну еще, может быть, проверю шкафчики.

Он шагнул к лестнице и скомандовал Геркулесу:

— Пойдем со мной.

И пес с недовольным видом начал карабкаться по высоким ступеням, стараясь поспевать за хозяином. Элизабет проводила их долгим взглядом, и, словно почувствовав его, Ник остановился на верхней ступеньке и обернулся. Его ярко-зеленые глаза внезапно вспыхнули такой нежностью и любовью, что у Элизабет перехватило дыхание и гулко забилось сердце. Никогда в жизни ни один мужчина не смотрел на нее так! Ни один…

— Лиз… — Ник хотел что-то сказать, но внезапно смутился.

— Что?

— Нет… ничего. Свари, пожалуйста, кофе к моему возвращению, — шутливо попросил он.

— В какую кружку тебе налить? — с улыбкой спросила она.

— Сегодня я предпочел бы пить кофе из «Пиноккио».

Элизабет прошла в кухню, достала из шкафчика банку кофе, поставила на плиту чайник и присела за стол, над которым висели часы. Половина двенадцатого ночи… Она вздрогнула и судорожно сцепила руки. Возможно, уже сейчас, в эту самую минуту, какая-то незнакомая ей женщина должна вот-вот умереть… Полчаса назад закончилась очередная серия «Темного зеркала», кровавый убийца уже наметил жертву, подготовился к преступлению и теперь выжидает удобный момент, чтобы… Господи, ведь он снова скопирует убийство со сценария, который сочинила она, Элизабет Найт! И она разделит с ним ответственность за гибель неизвестной ей женщины, влюбленной, мечтающей о счастье и будущей прекрасной жизни…

Убийца сидел в тесной, душной кладовке, и ему казалось, что время остановилось. В парике было очень жарко, тесное женское платье прилипло к телу, на лбу выступили капли пота. Когда же она придет, черт возьми? Два предыдущих вечера, когда он тоже прятался в кладовке, готовясь к сегодняшнему делу, в это время хозяйка уже возвращалась домой, а сегодня… Где она шляется, где ее черти носят? А если сегодня вечером она вообще не придет? Что тогда?

«Куда она денется?» — попытался успокоить себя убийца, но тревожная мысль не выходила из головы, заставляя нервничать все сильнее.

Ведь если она не вернется домой, значит, его тщательно и детально продуманный план действий рухнет. А он так готовился, старался, боясь упустить из виду любую мелочь. Он жил этим днем, с нетерпением ждал его наступления…

Или, предположим, она вернется, но глубоко за полночь. Что тогда? Он, конечно, все равно расправится с ней, но это будет нарушение плана. По плану он должен отравить ее сразу после окончания шоу «Темное зеркало», тогда это будет иметь смысл. Особый смысл. Тогда все снова заговорят о нем, удивляясь и восхищаясь его виртуозностью, мастерством, сноровкой…

Но если она вообще не вернется домой? Готовясь к сегодняшнему делу, убийца совершенно не продумал этот вариант и теперь ругал себя последними словами за недальновидность. Надо было все предусмотреть, обо всем подумать!

Ладно, в конце концов неудачи случаются у каждого. На фоне его последних блестяще выполненных преступлений один срыв можно простить и оправдать… Слабое утешение.

«Приходи скорее! — мысленно обратился убийца к хозяйке дома. — Приходи. Если ты вернешься вовремя, смерть тебя ожидает легкая и быстрая, почти мгновенная. Ты даже не успеешь ничего осознать. Но если ты заставишь меня долго ждать…»

Убийца не успел закончить фразу, потому что услышал, как тихо скрипнула входная дверь и в холле раздались женские шаги. Он облегченно вздохнул, снова вытер пот со лба и усмехнулся. Ну вот, все идет по плану. Она вернулась…

Элизабет села за компьютер, а Ник устроился позади нее в кожаном кресле.

— Уютная комната. — Он оглядел кабинет, в котором Элизабет обычно работала над сценариями. — И расположена удобно — как раз рядом с твоей спальней, — шутливо добавил Ник.

— Раньше, при прежних хозяевах, здесь была детская, — пояснила Элизабет.

Очень часто, находясь в кабинете, Элизабет представляла, как было бы хорошо, если эта комната снова стала детской: здесь звучали бы веселые голоса, раздавался смех, всюду лежали игрушки. А ее кабинет можно было бы оборудовать на первом этаже — в комнате для гостей…

— Возможно, когда-нибудь эта комната снова станет детской, — раздался за ее спиной тихий голос Ника.

Услышав его слова, Элизабет смутилась и с преувеличенным вниманием стала нажимать клавиши, чтобы найти по просьбе Ника файл со сценарием «Темного зеркала» — ту самую историю, которую сегодня вечером показывали по телевизору.

— Ты надеешься отыскать в сценарии разгадку? — спросила Элизабет, не отрывая взгляда от экрана монитора.

— Ну, если не разгадку, то хотя бы подсказку. А впрочем, я не уверен, что текст сценария мне поможет. Но как знать…

Элизабет тоже сомневалась, что, просмотрев текст сценария, Нику удастся отыскать в нем ключ к разгадке совершенных преступлений и уж тем более вычислить убийцу и его возможную сегодняшнюю жертву. Бесполезно. Текст полностью соответствует только что показанному шоу, и искать в нем подсказки и разгадки бессмысленно, но если Ник хочет просмотреть его…

Пальцы Элизабет быстро забегали по клавишам, Но внезапно на экране появилось сообщение, прочтя которое она застыла от изумления. Несколько мгновений Элизабет сидела молча, словно в оцепенении, а потом обернулась к Нику и растерянно произнесла:

— Ничего не понимаю… Почему… — И умолкла на полуслове.

— Что-то случилось? — забеспокоился он, подаваясь вперед и заглядывая на экран монитора.

— Да, вот смотри: здесь написано: «Резервные файлы сохранены. Данный файл восстановлен и переименован», — прочитала Элизабет.

— И что тебя взволновало? — удивился Ник.

— Так случается, когда неожиданно выключают компьютер, — пробормотала Элизабет. — Или когда внезапно в доме гаснет свет.

— А ты всегда выключаешь компьютер только после того, как закроешь файл? — спросил Ник.

— Да, всегда. Я никогда не выключаю компьютер до того, как закрою файл, над которым работала! Никогда!

На экране появился файл, о котором только что пришло сообщение. Элизабет начала просматривать его, затем снова обернулась к Нику и удивленно промолвила: — Как странно… Ведь я давно не заглядывала в него — в этот файл с историей об убийстве женой любовницы мужа… Не может быть, Ник… Не может быть, — пробормотала она. Ее лицо побледнело, а руки задрожали.

— Лиз? — Ник обеспокоенно дотронулся до ее плеча. — Что ты хочешь сказать?

— Я… я хочу сказать, — прерывающимся от волнения и страха голосом пробормотала Элизабет, — что этот… человек… убийца… недавно был здесь. — Она закрыла лицо руками и в отчаянии вскрикнула: — Ник, он был здесь! Он находился в моем доме! Господи… Он включал мой компьютер, смотрел файл, а затем, забыв закрыть его, выключил компьютер или…

— Или он находился в доме в тот момент, когда мы с тобой пришли, — продолжил ее фразу Ник. — Мы спугнули его, и он был вынужден в спешке выключить компьютер и исчезнуть. Но… как он сумел проникнуть в дом? Как? Ведь на всех дверях и окнах крепкие задвижки и замки… Лиз, нам надо еще раз проверить все возможные варианты проникновения в дом!

Элизабет закрыла файл, выключила компьютер и, встав из-за стола, тихо сказала:

— Ник, мы все время думали, что человек, имеющий доступ к сценариям, работает вместе со мной в телекомпании и именно там получает всю информацию, а оказывается…

— …что информацию он получает из твоего личного компьютера, находящегося у тебя дома, — мрачно подытожил Ник. — А это означает, что круг поисков преступника существенно расширяется. Убийцей может оказаться любой человек, и в том числе тот, кто никак не связан с телевидением.

«Ну вот я и добралась до дома. — Касс вошла в холл, сняла пальто и захлопнула дверь. — А теперь выкинь из головы все мысли о Баде, наших отношениях, его жене, — приказала она себе. — Сейчас выпьешь стаканчик виски, примешь горячую ванну и ляжешь в постель… Может, перед сном немного послушаешь Кенни Роджерса».

Касс вошла в гостиную, сняла замшевый пиджак, отделанный бахромой, положила на стол сумочку и подошла к бару. Прислушалась к своим ощущениям: горло болело, но не так сильно — очевидно, боль смягчила ментоловая таблетка, — а вот кашель разыгрался. Его приступы становились все чаще, и иногда Касс казалось, что у нее внутри все обрывается.

Касс взяла бутылку виски «Джек Дэниелс», плеснула в стакан, но, прежде чем выпить, подошла к телефонному аппарату и включила автоответчик. Сделала несколько глотков, чувствуя, как приятное тепло растекается по всему телу, и выслушала два оставленных ей послания. Первое — от приемщицы химчистки, сообщавшей, что ее вечернее платье готово и его можно забирать. Второе — от младшей сестры Сильвии, живущей в Техасе и недавно вышедшей замуж. Сильвия сообщала, что у нее все в порядке, и интересовалась, когда Касс снова приедет в Техас навестить их семью.

«Позвонить Сильвии?» — мелькнуло в голове Кассандры. Но новый сильный приступ кашля буквально сотряс ее тело, и она решила отложить разговор с младшей сестрой до завтра. Сейчас она начнет интенсивно лечиться, к утру перестанет болеть горло и стихнет кашель. А пока…

Касс допила виски, отметив, что во рту появился какой-то странный, непонятный привкус, выключила автоответчик и решила выпить еще немного, прежде чем принять горячую ванну и лечь в постель. Касс снова налила спиртное, включила стереосистему, и через мгновение гостиная наполнилась тихим проникновенным голосом Кенни Роджерса. Касс села в глубокое низкое кресло, сделала еще несколько глотков и снова ощутила странный, едкий привкус во рту.

Приятное тепло вновь разлилось по телу, на мгновение Касс даже показалось, что простуда отступает и ей становится лучше, но внезапно закружилась голова и перед глазами появилась серая пелена. Касс отставила пустой стакан, закрыла глаза и несколько минут сидела неподвижно, ожидая, когда пройдет головокружение. Потом она поднялась с кресла и, пошатываясь, направилась к стереосистеме.

«Сейчас я послушаю еще одну песню Кенни Роджерса, «Игрок», и лягу в постель. Ванну принимать нет сил. Что же со мной происходит? — Впервые за сегодняшний вечер тревога закралась ей в душу. — Может, я подхватила не простуду, а какой-нибудь вирус? Почему снова начало ломить в суставах? И опять кружится голова…»

Касс включила запись песни «Игрок» и снова рухнула в кресло. Знакомая любимая музыка немного подбодрила ее, и Касс начала подпевать — громко, как она всегда это делала.

Внезапно на Касс накатила слабость, голова закружилась еще сильнее, а во рту появился металлический привкус. Тело ее обмякло, глаза начали слипаться, и, чтобы не уснуть в кресле, она усилием воли заставила себя подняться и добрести до дивана, едва не сбив по пути низенький столик.

Глаза застилал серый плотный туман, тело немело, к горлу подкатывала тошнота.

— Помогите… помогите… — шептала она, слыша как бы со стороны свой хрипловатый низкий голос, сливающийся со звучавшей в комнате музыкой.

Касс попыталась привстать с дивана и вдруг сквозь туман, застилавший глаза, увидела перед собой женский силуэт. Молодую женщину с длинными вьющимися волосами, в цветастом платье.

«Кто-то услышал меня и пришел? — удивилась она. — Но это… Сильвия? Нет, она не должна…»

— Сильвия, это ты? — прошептала Кассандра, проводя дрожащей рукой по лицу, словно пытаясь отогнать серую пелену с глаз. — Сильвия… ты здесь? Почему?

Но молодая женщина — Сильвия или другая — молча внимательно смотрела на лежащую Кассандру, не делая попыток ей помочь. Затем она склонилась над ней, и Касс, с трудом приподняв руку, хотела поймать ее за рукав, но схватила за длинную прядь волос, и… пышная шевелюра Сильвии осталась у нее в руке. Касс хрипло вскрикнула, в ужасе разжала пальцы, и парик упал на пол.

Неожиданно Сильвия вынула из кармана фотографию, поднесла ее к лицу Кассандры, и та, напрягая слабеющее зрение, попыталась рассмотреть, что же изображено на снимке. Почему Сильвия показывает ей это? Что там?

Вдруг Сильвия начала с ожесточением рвать фотографию на мелкие кусочки, что-то кричать про супружескую неверность, но уши Кассандры были словно закрыты толстым слоем ваты и она не могла вникнуть в смысл слов… Мелкие частички фотографии закружились в воздухе, словно пушинки, одна опустилась на лицо Кассандры, но она этого даже не почувствовала.

Лицо женщины приблизилось к лицу Касс почти вплотную, и та, скользнув по нему почти невидящим взглядом, все-таки сумела осознать, что это не Сильвия.

— Ты не моя сестра… — задыхаясь, прохрипела Касс. — Ты не…

— Правильно, я не Сильвия, — раздался негромкий мужской голос. — Я — та, чью семью ты хочешь разрушить. Ты, грязная, мерзкая шлюха, охотница за чужими мужьями! И за это ты поплатишься жизнью. Ты сейчас умрешь.

Комната с бешеной скоростью закружилась перед глазами Кассандры, ей показалось, что какая-то неведомая сила тащит ее в огромную бездонную черную пропасть, но краем угасающего сознания она успела подумать о том, что совсем недавно уже наблюдала подобную сцену. Видела женщину с длинными вьющимися волосами, разорванную на мелкие кусочки фотографию, брошенную в лицо другой молодой женщине… Одна частичка опустилась на ее щеку… Когда и где она это видела?

Внезапно сознание Кассандры на несколько мгновений прояснилось, и она вспомнила, кому принадлежит склоненное над ней лицо, узнала негромкий мужской голос.

— Это же… это… — еле слышно прошептала Кассандра.

Но неведомая сила вихрем подхватила ее, закружила, завертела, не давая опомниться, и грубо потащила к краю расстилавшейся где-то вдалеке бездонной черной пропасти.

Убийца сидел к глубоком низком кресле, над которым висел плакат с изображением Элвиса Пресли, и время от времени посматривал на безжизненно лежащую на диване хозяйку дома. Затем он перевел взгляд на свои наручные женские часы и усмехнулся. Все идет по плану, сейчас пять минут первого ночи, пора делать телефонный звонок. Или еще немного подождать? Убедиться, что эта шлюха действительно умерла?

Убийца поднялся с кресла, одернул подол платья, расправил плечи и шагнул к дивану. Женщина лежала неподвижно. Он наклонился к ее лицу, провел рукой, обтянутой тонкой резиновой перчаткой, по губам, пытаясь уловить ее дыхание. Она не дышала. Тогда убийца дотронулся пальцами до вены на шее женщины. Пульса не было. Прикоснулся к запястью ее безвольно свисавшей руки: пульс тоже отсутствовал.

Убийца снова усмехнулся, отошел от дивана и направился к телефонному аппарату, стоящему на низеньком столике. Все прекрасно, просто замечательно. Ему снова все удалось. Он замкнул еще одно важное звено в цепи длинного, сложного, хитроумного плана. Одна рука в тонкой резиновой перчатке потянулась к аппарату, другая нащупала в кармане листок бумаги с номером телефона.

Услышав женский голос, убийца попросил позвать к телефону мужа. Когда на том конце телефонного провода раздался голос мужчины, он произнес:

— Привет, любимый. Я хочу, чтобы ты приехал в «уютное гнездышко», которое заботливо свила для тебя твоя шлюха, и полюбовался на нее. Похоже, с твоей красоткой не все благополучно. Она мертва…

 

Глава 26

— Подвал своего дома я всегда в шутку называла подземельем, — говорила Нику Элизабет, пока они спускались по высоким каменным ступеням. — Он такой старый, запущенный и, возможно, хранит в себе множество тайн.

Внезапно Элизабет остановилась, и он чуть не сбил ее с ног.

— Ты плотно закрыл дверь, ведущую в подвал? — спросила она.

— Конечно. А почему ты спрашиваешь?

— Если дверь осталась незакрытой, то в подвал может забежать моя кошка, — объяснила Элизабет. — А этого-то я как раз и опасаюсь.

— Почему?

— Потому что в подвале полно мышей, и Кэти начнет охотиться на них!

Ник озадаченно взглянул на Элизабет.

— Ну и что? Пусть охотится! Охота на мышей — одно из жизненных предназначений кошек.

— Нет, ни в коем случае! — воскликнула Элизабет. — Если она станет на них охотиться, то непременно поймает мышь, задушит ее и съест. А мне… жаль бедную мышку.

— Да… — покачал головой Ник. — Теперь я понимаю, почему ты пьешь кофе только из кружек с изображением героев Диснея! Ладно, пошли дальше. И не волнуйся за своих драгоценных мышей: я постараюсь не наступить на них, если они попадутся мне под ноги.

Они остановились на нижней ступеньке, и Элизабет обернулась к Нику.

— Касс говорит, что в подвале наверняка можно отыскать истлевшие скелеты, пролежавшие там целую сотню лет! И бесценные сокровища. Представляешь?

— Представляю. — Ник открыл старую массивную дверь и вошел в подвал.

Там пахло пылью, затхлостью, и Ник напомнил себе, что не надо глубоко дышать. Под потолком тускло светила висящая на шнуре единственная лампочка, покрытая толстым слоем пыли, и когда Ник распахнул дверь подвала, шнур закачался и начал тихонько поскрипывать.

— Ну, где мы будем искать сокровища? — преувеличенно бодрым голосом обратился он к Элизабет.

— Не знаю. Я вообще-то сомневаюсь, что здесь можно отыскать что-то ценное, но если Касс говорит…

Ник достал из кармана куртки электрический фонарь, направил луч света на стены и начал внимательно осматривать их. Старые, покрытые пылью и паутиной стены, нижняя часть обшита деревянными панелями, неплотно прилегающими, едва держащимися на паре гвоздей; из-под них выглядывают старые, пожелтевшие от времени газеты. В глубине души Ник очень сомневался, что осмотр подвала даст какой-нибудь результат. Да, подвал грязный, запущенный, но в нем нет ни окон, ни двери, кроме той, что ведет в дом. Искать здесь нечего… И проникнуть в него возможно только лишь через эту дверь. Но как? Входные двери надежно заперты, на окнах — крепкие задвижки. Ведь убийца — не бесплотный призрак, проникающий в дом сквозь стены и окна.

— Знаешь, Лиз, мне кажется, мы зря потеряем время, если станем обследовать твой подвал, — с сомнением покачал головой Ник. — Мы не обнаружим здесь ни потайных ходов, ни уж тем более сокровищ. И я думаю…

Сверху, из дома, послышались телефонные звонки, и Ник умолк на полуслове, заметив, как изменилась в лице Элизабет. В ее глазах мелькнула тревога, губы задрожали. Сердце у Ника больно сжалось. Господи, в каком же напряжении Элизабет постоянно живет, если любой телефонный звонок вызывает у нее такую бурную реакцию! И тотчас же Ника захлестнула ярость, руки непроизвольно сжались в кулаки. Быстрее, как можно быстрее поймать этого мерзавца, убивающего ни в чем не повинных людей и держащего весь город в страхе, а главное, Элизабет!

«Ничего, недолго тебе осталось разгуливать на свободе! — гневно подумал Ник. — Подожди, я прижму тебя к ногтю…»

Элизабет торопливо вернулась в гостиную, где находился телефонный аппарат, а Ник решил все-таки еще немного побродить по подвалу и осмотреть его. Внезапно из дальнего угла послышалось громкое сопение и скрежет. Ник направил туда свет фонарика и прислушался. Снова сопение, царапанье когтями по стене и дереву. Геркулес! Но как он там оказался?

Ник быстро двинулся к противоположной стене, осветил ее фонарем и позвал:

— Геркулес? Где ты? Подай голос, Геркулес!

Раздался короткий отрывистый лай, и Ник, нагнувшись к одной панели, с изумлением увидел, что она не прибита к стене, а лишь приставлена. Он отодвинул ее, и в подвал проник тусклый свет от уличного фонаря…

«Эта стена подвала располагается как раз под фасадом дома, — вглядываясь в образовавшуюся дыру, думал Ник, став на колени и выглядывая наружу. — Вот здесь крыльцо… а вот и деревянная резная решетка, опоясывающая крыльцо… Значит… убийца проникал в дом через подвал…»

— Геркулес, стой на месте и никуда не уходи! — скомандовал Ник. — Я сейчас за тобой приду!

В ответ раздалось недовольное сопение, но пес не сделал попытки проникнуть через дыру в подвал и с покорным видом уселся ждать хозяина.

Ник посветил фонарем в образовавшуюся дыру и заметил, что вокруг нее все залеплено паутиной и пылью, а края ее чисты, словно кто-то совсем недавно тщательно вытер их. Рукой или своей одеждой, когда выбирался наружу…

«Ну вот, наконец удалось выяснить, каким путем преступник проникал в дом Элизабет», — с удовлетворением подумал Ник, поднимаясь с колен и снова слыша недовольное, даже обиженное, сопение Геркулеса.

— Подожди еще немного! — громко сказал он. — Я уже иду за тобой, приятель!

Ник поставил на место деревянную панель, пересек подвал и направился к ступеням, ведущим наверх. Давно забытое чувство охотничьего азарта охватило его. Все, теперь он прижмет убийцу к ногтю!

Ник вспомнил, что эту фразу всегда повторял отец, когда расследование какого-нибудь трудного, запутанного дела подходило к концу. Райан О'Коннор в предвкушении скорого завершения дела в радостном возбуждении потирал руки и повторял: «Теперь мы прижмем этого мерзавца к ногтю!»

Странно, но отец, как впоследствии и его сын Ник, никогда не думал о том, что успешное окончание сложного дела поможет ему в дальнейшей карьере, принесет славу и уважение коллег. Райана О'Коннора заботило другое: как помочь людям, попавшим в беду, и как быстрее выследить и обезопасить опасного преступника. Ник всегда помнил о том, что работа детектива отдела расследования убийств заключается не только в выездах на место происшествия и расследовании преступления, опросе свидетелей и поиске улик. Она включает в себя также и оказание любой помощи людям: даже, казалось бы, такой незначительной, как сопровождение домой заблудившейся старушки или потерявшегося в парке маленького ребенка.

А карьера… Ник на мгновение вспомнил Питера Макдональда и поморщился. Он представил, как бы сейчас ликовал Питер, обнаружив потайной ход, ведущий с улицы в подвал! Прежде всего стал бы прикидывать, как скорое окончание расследования отразится на его дальнейшей карьере.

Поднявшись по ступеням, Ник открыл дверь, заглянул в гостиную и, краем глаза заметив, что Элизабет все еще сидит на диване с телефонной трубкой в руке, направился в холл. Распахнул входную дверь и вышел на крыльцо, где к нему бросился Геркулес. Ник наклонился к псу и, ласково заглядывая ему в глаза, проговорил:

— Ну пойдем в дом, пойдем!

Ник в сопровождении Геркулеса прошел в гостиную и, не обнаружив там Элизабет, направился в кухню. Он увидел, что она стоит около стены, и от неожиданности вздрогнул. Лицо Элизабет было мертвенно-бледным, в глазах застыли боль и ужас.

— Лиз, что случилось? — Ник бросился к ней и обнял за плечи. — У тебя такое лицо…

Но Элизабет ничего не отвечала: казалось, она застыла в оцепенении.

— Лиз, ты слышишь меня? — наклонился к ее лицу Ник. — Скажи, произошло еще одно убийство? Он снова сделал это?

— Да, — еле слышно прошептала она. — Он…

Элизабет пошатнулась, и Ник подхватил ее, боясь, что она упадет в обморок. Тело Элизабет сотрясала дрожь, руки были ледяными.

— Лиз, успокойся, прошу тебя, — быстро заговорил он, усадив ее в кресло и опускаясь перед ней на колени. — Скажи мне, кто тебе звонил? Кто? И что этот человек тебе сообщил?

Элизабет несколько минут сидела неподвижно, опустив голову и дрожа всем телом, а потом взглянула на Ника, и он увидел, что по ее щекам текут слезы.

— Лиз, дорогая моя, пожалуйста, не плачь, — обнимая ее за плечи и прижимая к себе, попросил Ник. — Расскажи, кто тебе звонил…

— Бад, — сквозь слезы прошептала Элизабет.

— Бад? — удивился Ник. — Кто такой Бад? — И наконец вспомнил: — Это тот самый парень, который работает вместе с тобой на телевидении? С тобой и…

— Да, это он, — кивнула Элизабет, продолжая рыдать.

— Так что он сказал? Что, Лиз?

— Ник… он снова сделал это.

— Лиз, дорогая, это я уже понял, но ответь мне: что тебе сказал Бад!

— Касс! — вдруг в отчаянии выкрикнула Элизабет. — Он сказал… Касс!

Услышав ее слова, Ник вздрогнул, словно его ударило током. Касс? Не может быть… Бад сообщил, что на сей раз убийца выбрал своей жертвой Кассандру? Господи… Не может быть… Нет…

Воцарилось долгое, напряженное молчание, потом Элизабет, закрыв лицо руками, прерывающимся от рыданий голосом произнесла:

— Ник, его жертвой стала Касс… Моя Касс…

* * *

Элизабет молча стояла около больничной кровати, на которой неподвижно, с закрытыми глазами лежала Кассандра, и не отрываясь смотрела на ее бледное, почти бескровное лицо. Касс… дорогая подруга, верная, преданная, необыкновенно добрая, замечательный человек, веселый и жизнерадостный. Разум отказывался воспринимать происходящее и мириться с мыслью, что жизнь Касс висит на волоске.

У изголовья кровати стояли медицинские приборы, по экранам которых бежали зеленые волнистые линии.

«Слава Богу, что волнистые, а не одна прямая», — мелькнуло в голове Элизабет, но мысль эта не принесла ей утешения. В любую минуту волнистые линии станут прямыми, и то, на что так рассчитывал маньяк, произойдет. Мысль о преступнике, поднявшем руку на Кассандру, приводила Элизабет в исступление. Он хотел убить ее подругу! Ему почти удалось это… А следовательно, он бросал вызов ей самой!

Позади Элизабет молча стоял Ник, положив руку ей на плечо, и тоже не отрываясь смотрел на лежащую без сознания Кассандру.

— Лиз… — тихо позвал Ник. — Может, я отвезу тебя домой и ты хоть немного отдохнешь и поспишь? Врачи делают для Касс все, что в их силах, и в ближайшие часы тебе не обязательно находиться здесь. Пока ты ей ничем не можешь помочь.

Элизабет ничего не ответила. Она боялась, что если вымолвит хоть слово, то слезы снова градом хлынут из глаз, а скоро в палату должен прийти врач и с ним необходимо поговорить.

— Я так сожалею, Лиз, — мягко сказал Ник. — Но мы не должны терять надежды и…

Дверь больничной палаты распахнулась, вошел врач и сразу направился к Кассандре. Окинул ее пристальным, внимательным взглядом, просмотрел последние записи, оставленные медицинской сестрой, а затем, обернувшись к Элизабет и Нику, сделал жест рукой в сторону двери. Они вышли в коридор, и Элизабет сразу же спросила:

— Как она?

Врач — средних лет мужчина, в очках, с приятным лицом, умными, внимательными глазами и серебристо-седыми усами — некоторое время молчал, затем поправил очки и быстро проговорил:

— На данный момент я не могу сказать ничего определенного, мисс Найт. Отравление сильное, тяжелое, и мы пока даже не сумели определить, какие именно препараты были ей введены. С уверенностью можно утверждать лишь одно: это были сильнодействующие снотворные или болеутоляющие средства.

— Но есть хоть какая-нибудь надежда? — спросил Ник.

— Да, надежда есть, — кивнул врач. — Функции мозга не нарушены, но пока состояние тяжелое. Она без сознания, и когда придет в себя, предугадать сложно.

— Скажите, пожалуйста, может быть, мисс Уилсон говорила что-то, когда… прибыли врачи? — задал вопрос Ник.

— Она не могла ничего говорить, потому что была без сознания. Откровенно говоря, когда в первый момент врачи увидели ее, они решили, что… — Врач сделал выразительный жест рукой. — Пульс совсем не прослушивался, все реакции отсутствовали.

— Чем мы можем ей помочь? — тихо спросила Элизабет.

После того, как она узнала о покушении на Кассандру, ей в голову пришла одна идея, но обдумать ее и развить у нее не было ни сил, ни времени. И вот теперь наконец, глядя на безжизненно лежащую Касс, эта мысль оформилась в стройный план, и вопрос врачу Элизабет, в общем, задала машинально. Она-то для себя уже все решила: что она сделает для Касс и как…

— Мисс Найт, сейчас вы ей ничем не поможете, — ответил доктор. — У постели больной неотлучно дежурят медсестры, ее состояние полностью контролируется, так что вам нет нужды оставаться здесь дольше. Поезжайте домой, поспите, отдохните. Если состояние больной изменится, я сразу же вам сообщу.

Они попрощались, и Ник, взяв Элизабет за руку, молча повел ее по длинному коридору к выходу. Дойдя до двери, они остановились, и Ник, заглянув ей в лицо, обеспокоенно спросил:

— Лиз, о чем ты думаешь? У тебя такой вид, словно ты приняла какое-то решение. Важное, очень непростое, и теперь…

— Возможно.

— Лиз, и все-таки ответь мне. Ты сейчас думала о Касс?

— Да, и о ней тоже.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что преступник выбрал в жертву Касс, не случайно. Он хотел ее убить только лишь потому, что она — моя лучшая подруга! Ник, ты понимаешь, что он мне бросил вызов?

— Лиз, прошу тебя, успокойся. Вот этого-то я и боялся больше всего! Я знал, что ты расценишь покушение на жизнь Кассандры как вызов тебе. Лиз, умоляю тебя: не принимай никаких необдуманных решений! Я ведь, к сожалению, не смогу неотлучно находиться при тебе, чтобы в любой момент прийти на помощь! Сейчас я должен полностью сосредоточиться на розыске маньяка. Лиз, ты слышишь меня?

— Слышу. — Взглянув на свое отражение в стеклянной двери, Элизабет вдруг сравнила эту дверь с «Темным зеркалом», в котором отражается множество лиц. Мужских и женских, молодых и пожилых, симпатичных и заурядных. Обычных людей, волей судьбы оказавшихся в драматической ситуации и поставленных перед выбором: погибнуть самим или убить другого человека, защищая свою жизнь или жизнь своих близких.

«Теперь в «Темном зеркале» отражается и мое лицо, — мрачно подумала Элизабет. — Лицо обычной женщины, которая должна сделать выбор…»

Ник вел джип медленно, потому что, несмотря на ранний час, на улицах города было уже множество машин. Элизабет молча сидела рядом с ним и смотрела прямо перед собой. С того момента, как они покинули больницу, она не произнесла ни слова. Время от времени Ник озабоченно поглядывал на нее, а потом наконец предложил:

— Лиз, давай я отвезу тебя к себе домой.

В ответ она лишь покачала головой.

— Сейчас половина пятого утра. — Он дотронулся до ее руки, лежащей на коленях. — Ты не спала всю ночь, тебе необходимо отдохнуть. Поедем, прошу тебя!

— А ты? — Элизабет взяла руку Ника в свои. — Ты ведь тоже за всю ночь глаз не сомкнул. Когда же ты будешь отдыхать?

— Как только выполню несколько неотложных дел.

— Связанных с расследованием?

— Естественно, — вздохнул он. — И первое, что мне необходимо сделать, — созвать членов моей оперативной группы для обсуждения… последнего инцидента.

— Господи, Ник, — вдруг прошептала Элизабет, качая головой, — этот маньяк совершил уже которое по счету преступление, а у меня такое чувство, что мы знаем о нем даже меньше, чем вначале. Ты не находишь? Кто он? Как выглядит? Или это… она?

— Убийцей может оказаться любой, кто умеет ловко влезать в дыру в стене, не боится замкнутого пространства и равнодушно относится к мышам, крысам и паукам, которые облепили твой подвал паутиной, — пошутил Ник, надеясь хоть немного поднять настроение Элизабет.

Но ее лицо оставалось серьезным, и он лишь огорченно вздохнул.

— Как обидно! — вдруг сказала она. — Ты и твои коллеги так много работаете, собираете улики, выстраиваете версии, а этот маньяк, словно насмехаясь над вами, продолжает творить свои черные дела.

— Единственное, что меня утешает и вдохновляет, — благодаря ему я познакомился с тобой и многое о тебе узнал!

— Собрал на меня досье? — Элизабет впервые улыбнулась.

— Это моя работа, мэм! — шутливо отозвался Ник. — Я привык выполнять ее хорошо! Так что вы, уважаемая леди, у меня в руках!

— В прямом и переносном смысле? — спросила Элизабет и уже серьезным тоном добавила: — И я очень тебе за это благодарна, Ник…

— Рад стараться, мэм!

Когда они проезжали мимо здания телекомпании, Элизабет неожиданно воскликнула:

— Ник, останови, пожалуйста, машину! Мне надо зайти на работу!

— Зачем? — удивился он, резко тормозя. — Ведь сейчас половина пятого утра. Там никого нет.

— А мне никто и не нужен. Я должна кое-что сочинить.

Она распахнула дверцу, вышла и уже направилась к зданию, но, почувствовав на себе растерянный, ничего не понимающий взгляд Ника, остановилась и обернулась.

— Я хочу поработать над текстом сценария «Темного зеркала».

— Сейчас, ранним утром? — Ник с тревогой вглядывался в ее лицо.

— Да, именно сейчас, — ответила Элизабет и, пожав плечами, добавила: — Для профессионалов не существует временных ограничений. Они пишут в любое время суток, и ранним утром в том числе.

Интуиция подсказывала Нику, что Элизабет действительно приняла для себя какое-то важное решение, но не собирается посвящать его в это, и на душе у него стало совсем тревожно.

— Лиз, ты скоро освободишься?

— Не знаю. Как пойдет работа. Думаю, через несколько часов я ее закончу.

— Я заеду за тобой.

— Хорошо, я буду ждать тебя.

Ник проследил, как Элизабет направляется к зданию и поднимается по ступеням. Что она задумала? О работе над какой серией она говорила?

Тревога еще сильнее охватила Ника.

 

Глава 27

Элизабет в течение двух часов находилась в своем кабинете, сидя за компьютером и не отрывая взгляда от экрана монитора. Удивительно, но кошмарные события вчерашнего вечера и сегодняшняя бессонная ночь, половину которой она провела в больнице у постели несчастной Касс, казалось, закалили ее волю, придали сил и решимости в достижении поставленной цели. Элизабет была предельно собранна, голова работала ясно, легко находились слова и фразы — точные, хорошо сформулированные. Элизабет сочиняла сценарий очередной серии «Темного зеркала»…

Наконец она встала из-за стола и подошла к окну. Утро только начиналось: серое, хмурое, туманное, — но плохая погода не огорчала Элизабет. Сейчас ее мысли были заняты совсем другим… Она вернулась за стол, подняла телефонную трубку и набрала несколько цифр. Долго слушала длинные гудки, потом положила трубку и усмехнулась. Разумеется, в столь ранний час Броди еще нет на работе.

Элизабет отыскала в телефонной книжке его домашний номер, набрала и услышала сонный голос Ярборо:

— Алло…

— Доброе утро, Броди! — нарочито бодрым тоном произнесла Элизабет.

— Какого черта ты звонишь в такую рань? — раздраженно бросил он. — Что тебе нужно?

— Скажи, Броди, ты хороший продюсер? Опытный?

— Лиз, ты с ума сошла? — бросил Броди, и Элизабет, усмехнувшись, отметила, что сонные интонации в его голосе исчезли.

— Ты не ответил на мой вопрос. Ты хороший продюсер или нет?

— Я — самый лучший! — рявкнул Броди. — Ты за этим мне звонишь в такую рань?

Элизабет знала: больше всего на свете, кроме прибыли, разумеется, Броди Ярборо заботила собственная репутация, и когда ему казалось, что кто-то осмеливается в этом усомниться, он немедленно бросался в бой, доказывая свой профессионализм и защищая деловую репутацию.

— Скажи, Броди, а ты со своей командой смог бы снять серию «Темного зеркала» в течение недели? — вкрадчиво спросила Элизабет.

На том конце телефонного провода повисло долгое молчание, потом Броди откашлялся и с вывозом в голосе ответил:

— Я? Да запросто! Если бы, конечно, кто-нибудь предложил мне толковый сценарий. А почему ты спрашиваешь, Лиз?

— Броди, у тебя включен компьютер?

— Он у меня всегда включен.

— Отлично, тогда я сейчас пришлю тебе по электронной почте краткое содержание следующей серии.

Снова воцарилась долгая пауза, а затем Броди обеспокоенно спросил:

— Лиз, у тебя все в порядке?

— Конечно! — бодро ответила она. — Не волнуйся, Броди, у меня все хорошо. Значит, Броди, я посылаю тебе текст. Прочитай его. Это займет у тебя не более трех минут. Потом перезвони мне и сообщи, что ты думаешь по поводу съемок этой серии. Я буду ждать твоего звонка.

Не попрощавшись, Элизабет повесила трубку, встала из-за стола и подошла к окну. Там, внизу, по улице уже мчались вереницы автомобилей и торопливо шагали первые ранние пешеходы. Начинался новый день — один из многих, прожитых Элизабет Найт.

«Нет, этот день не такой, как все, — вдруг осознала она. — Он — особенный. И от того, как он начался и чем закончится, зависит очень многое… Если не все».

Внезапная усталость навалилась на плечи Элизабет. Она ощутила сильный голод, вспомнив, что ничего не ела со вчерашнего дня. Ей захотелось выпить чашку горячего кофе, но позволить себе выйти из кабинета и сходить в круглосуточно работающий кафетерий не могла. Элизабет ждала звонка Броди Ярборо.

Краткое содержание сценария будущей серии «Темного зеркала» он прочитает за три минуты — значит, через три с половиной минуты он ей перезвонит. Должен перезвонить…

— Лиз, я прочел! — Элизабет услышала в телефонной трубке взволнованный голос Броди Ярборо. — Ты действительно решила так поступить?

— Да, решила.

— Но ты, надеюсь, понимаешь, чем рискуешь?

— Успокойся, Броди. Я все обдумала. Не выдавай желаемое за действительное.

— Лиз, как ты можешь так говорить! Я просто беспокоюсь… и не могу до конца поверить, что ты отважилась на подобный шаг.

— Но моя идея тебе понравилась?

— Лиз, идея грандиозная! Фантастическая! Рейтинг нашего шоу вырастет до небес! Вот только меня беспокоит, что…

— Броди, не беспокойся, я обо всем подумала! — перебила его Элизабет. — Ничего страшного не произойдет, уверяю тебя. Но иного пути у нас нет, ты понимаешь?

— Да, Лиз, я понимаю, — со вздохом откликнулся Броди, и Элизабет неожиданно улыбнулась. Она представила его в домашней одежде, возможно, даже в пижаме, и это рассмешило ее. Интересно, а свой знаменитый стетсон он снимает на ночь или спит в нем? — Мы должны сделать это, — продолжал Броди. — Ты правильно сказала: иного пути у нас нет.

Элизабет кивнула. Она не тешила себя иллюзиями, что Броди поддержал ее идею, руководствуясь высокими мотивами. Нет, высокий рейтинг и прибыль для него на первом месте. А потом уж все остальное: высокие мотивы, рассуждения о единственно верном пути, беспокойство о безопасности его сценаристки…

— Лиз, а ты успеешь за столь короткое время написать полный сценарий? — спросил Броди.

— А ты сумеешь снять серию за столь короткий срок?

— Я? Разумеется!

— Ну и я тоже постараюсь тебя не подвести!

— Значит, давай договоримся так: сегодня днем мы соберем команду, все обсудим, — предложил Броди. — Договорились?

— Договорились. — Элизабет замялась. — Броди… у меня к тебе одна просьба…

Выговорив эту фразу, она внезапно ощутила, как ее охватил страх. Элизабет глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться и мысленно сказала себе: «Ты уже ступила на этот путь. Опасный путь. И должна пройти его до конца. Обратной дороги нет».

— Да, Лиз, я тебя слушаю!

— Сразу после выхода этой серии «Темного зеркала» я хочу, чтобы ты предоставил мне эфир для часового интервью.

— Ты хочешь, чтобы у тебя взяли интервью в прямом эфире? А кто именно?

— Кто-нибудь из наших журналистов.

— Хорошо, Лиз, я согласен. Знаешь, а ты все-таки необыкновенная женщина! — неожиданно воскликнул он. — Просто гениальная!

— Спасибо за комплимент, Броди, — улыбнулась Элизабет. — Мне приятно слышать твою похвалу.

— Я говорю это искренне!

— Не сомневаюсь. Значит, договорились?

— Договорились, Лиз. Все будет так, как ты хочешь.

Элизабет повесила трубку, повернулась к экрану монитора, скользнула взглядом по напечатанным там строчкам и тяжело вздохнула. Итак, она ступила на этот путь. Отступать поздно. Очень скоро они встретятся с Броди и членами съемочной группы, обсудят сценарий и приступят к съемкам. Обратной дороги нет.

Пальцы Элизабет легко забегали по клавишам, и через несколько мгновений она послала по электронной почте текст будущей серии на свой домашний компьютер. Ожидая, пока на экране появится сообщение о том, что информация полностью передана, Элизабет представила свой дом, старый подвал и тайный проем в стене, через который убийца проникал к ней.

На экране появилось сообщение, что информация, посланная по электронной почте, доставлена. Элизабет оторвала взгляд от монитора и недобро усмехнулась.

«Читай мой сценарий, внимательно читай, — мысленно обратилась она к неизвестному преступнику. — Я сочинила его специально для тебя…»

Ник остановился перед дверью кабинета Питера Макдональда и через стекло стал наблюдать на ним. Питер сидел за столом, заваленным служебными бумагами, время от времени брал одну из них, прочитывал и откладывал в сторону. Цвет его лица был землисто-серым, на лбу и вокруг глаз пролегли резкие морщины.

Но дальше продолжать наблюдение за Питером было неловко — он мог отвлечься от бумаг и заметить его. Поэтому Ник негромко постучал в дверь, распахнул ее и шагнул в кабинет. Стучать, перед тем как войти, — это тоже был новый штрих в их изменившихся за последнее время отношениях. Раньше, еще несколько месяцев назад, Нику и в голову не пришло бы стучаться в дверь его служебного кабинета или дома. А теперь…

Питер поднял голову, увидел Ника, и на его усталом лице появилось раздраженное выражение. Он и не пытался скрыть, что визит старого приятеля и коллеги ему неприятен.

— Чем обязан? — сухо спросил Питер, бросая на стол очередную бумагу и откидываясь в кресле. — У тебя какие-нибудь новости?

— Да, кое-что, о чем тебе наверняка будет любопытно узнать, старина, — небрежно проговорил Ник, подходя к столу и останавливаясь.

— Попробую догадаться, — усмехнулся Питер. — Ты, Шерлок Холмс, и твой приятель, доктор Ватсон, вычислили Зеркального убийцу и поймали его?

Ник глубоко вздохнул, пытаясь справиться с внезапно охватившей его яростью. Этот придурок еще и ехидничает!

— Нет, преступника мы пока не поймали.

— Ну и какая же у тебя новость? — холодно осведомился Питер.

— Зато мы установили, каким образом преступнику удавалось знакомиться со сценариями Элизабет Найт до того, как они выходили в эфир.

— И каким же? — В глазах Питера вспыхнуло любопытство.

— Он проникал к ней в дом через подвал, включал ее компьютер и находил там всю необходимую информацию.

— Значит, проверка и отработка персонала, работающего в телекомпании, фактически была напрасной. — Питер снова склонился над бумагами.

— Почему же напрасной?

— Ну… я неточно выразился. Конечно, ненапрасной, но… Ведь если преступник получает информацию с компьютера Элизабет Найт, это означает, что им может оказаться любой человек. И совсем не обязательно, что он работает в телекомпании. В чем же заключается твоя хорошая новость, Ник?

— А я разве сказал, что новость хорошая?

Ник развернулся и направился к двери. Когда он уже открыл ее, за его спиной раздался голос Питера:

— Ник…

— Да?

Он обернулся и взглянул на Питера.

— Скажи, какой компьютерной программой пользуется мисс Найт?

— Какой программой? — Ник приложил руку ко лбу, пытаясь вспомнить, какая же эмблема светилась на экране компьютера Элизабет. Ведь он несколько раз видел ее… Какая же? — «Maximum Word»! — наконец воскликнул он. — Да, точно! А почему ты спрашиваешь?

Питер порылся в лежащих на столе бумагах, достал одну, пробежал глазами и ответил:

— Да потому, что твои хваленые парни упустили из виду важную информацию.

— Какую же?

— Дэвид Фергюсон в течение пяти лет работал в тюремной библиотеке. Вел учет поступающих книг, размещал их, списывал старые и…

— Эту информацию мы получили раньше тебя! — перебил его Ник. — По-моему, ты забыл, приятель!

— Вот только самое главное вы прохлопали, — усмехнулся Питер. — Тюремная библиотека была оснащена компьютерами, и программа, которой пользовался заключенный Дэвид Фергюсон, работая с книгами, называлась «Maximum Word».

— Ну, как дела, дорогая? — бодро воскликнул Броди Ярборо, входя в кабинет к Элизабет. — Творишь?

— Да, дела продвигаются, — ответила Элизабет. — Я уже написала первые тридцать страниц, Броди.

— Господи, когда ты успела? Лиз, у тебя потрясающая работоспособность!

— Я начала сочинять сценарий еще в больнице, у постели Касс.

— Но как тебе это удалось? Ведь ты неотлучно находилась при ней, и у тебя не было компьютера.

— Фразы и слова крутились у меня в голове. Знаешь, мне казалось, они сами приходят ко мне в голову, без моего участия. Я лишь запоминала их. А теперь перенесла на компьютер.

— Кстати, как себя чувствует Касс? — спросил Броди и, вздохнув, добавил: — Бедная девочка, надо же случиться такому несчастью!

— Я звонила в больницу как раз перед твоим приходом. Врачи повторяют одну и ту же фразу: «Состояние остается без изменений».

Броди подошел к компьютеру, перед которым сидела Элизабет, положил ей руку на плечо и стал вглядываться в голубой экран с напечатанными фразами.

— Да, ты проделала гигантскую работу, — задумчиво произнес он. — И осталось тебе, по-моему, совсем немного. Успеешь?

— Успею. — Элизабет подумала о том, что сегодня она впервые не сбросила раздраженным жестом широкую крепкую ладонь Броди Ярборо со своего плеча.

— Леди и джентльмены, наше заседание подходит к концу, — шутливым тоном произнес Ник, убирая лежащие на столе бумаги в папку и обводя взглядом членов оперативной группы по поимке Зеркального убийцы. — У кого-нибудь есть вопросы?

Фред, Рэй и Стефани молча покачали головами.

— Итак, еще раз повторим план наших действий, — продолжил Ник. — Значит, ты, Рэй, продолжаешь работу по сбору и анализу информации, касающейся подозреваемых по делу. Ты, Стефани, активно общаешься со сторонниками преподобного Тэггерти. А ты, Фред…

— Да, помню, помню, — пробурчал Фред. — Я — на боевом посту, осуществляю круглосуточное наблюдение за подозреваемым номер один. Слушай, Ник, а ты не мог бы попросить капитана Райерсона выделить нам в помощь еще нескольких детективов? Ведь круглосуточно торчать в машине я не могу. Понимаешь?

— Понимаю, Фред, — вздохнув, ответил Ник. — Я обращался к нему.

— И что?

— Он отказал. Я просил его, умолял, даже пытался пустить слезу, но… Райерсон сказал, что все люди заняты и мы должны обходиться своими силами, ведь в нашей опергруппе — лучшие полицейские.

— Спасибо за комплимент, — недовольно пробурчал Фред. — Если и дальше дело так пойдет, мы из разряда лучших перейдем в разряд худших.

— В доме Элизабет Найт работают наши парни из криминалистической лаборатории, — бодрым голосом сообщил Ник. — Обследуют каждый угол, каждый дюйм. Ищут отпечатки чужих пальцев, микрочастицы… В общем, я уверен, им удастся раздобыть много интересного! Ну ладно, будем расходиться. — Ник надел кожаную куртку. — Если я вам понадоблюсь, немедленно связывайтесь со мной. До свидания. — И, избегая взгляда Стефани, шагнул к двери.

Фред, Рэй и Стефани молча поднялись из-за стола и последовали за ним.

Фергюсон открыл Нику дверь и сразу же направился в ванную комнату.

— Извините, я занят, — на ходу буркнул он, и Ник заметил, что у него мокрые руки.

— Чем же, позвольте вас спросить? — поинтересовался Ник, следуя за Фергюсоном.

— Мою и чищу ванную комнату, — ответил тот, взяв в руки тряпку и посыпав на нее средство для чистки кафеля.

— Что же вам хозяйка не выделит для таких работ резиновые перчатки? — усмехнулся Ник.

— А у нас здесь не пятизвездочный отель! — раздраженно бросил Фергюсон, принимаясь чистить кафель. — Что дают, тем и пользуюсь.

— Похоже, вы не в восторге от своей работы, — заметил Ник.

— Работа как работа, — вздохнул Фергюсон. — Выбирать не приходится. Я ведь бывший заключенный, вы не забыли?

— Не забыл, — ответил Ник и, внимательно наблюдая за реакцией Фергюсона, добавил: — Я даже помню, что вы работали в тюремной библиотеке. Заносили в компьютер данные на поступающие книги. Может, вам стоит попробовать поискать работу, связанную с компьютером?

Никакой реакции. Ни застывшего или бегающего взгляда, ни промелькнувшей по лицу тени, ни нервного жеста… Ничего.

— Вы, я вижу, хорошо осведомлены о моей прошлой жизни, — глядя на него, отозвался Фергюсон. — А о моем нынешнем существовании вам докладывает тот детектив, что круглосуточно торчит в старом «сивике» около моего дома? По-моему, он даже выяснил, какой зубной пастой я чищу зубы. Упорный человек! Уважаю таких!

«Значит, он убежден, что Фред дежурит около его дома постоянно, — облегченно вздохнув, подумал Ник. — Это хорошо… Он не догадывается, что Фред время от времени отлучается, находясь около дома не более восемнадцати часов в сутки, и имеет возможность контролировать всего лишь один выход. Слава Богу…»

— Я только не понимаю, для чего ваш коллега наблюдает за мной, — продолжал Фергюсон, закончив мыть кафель и приступая к чистке душа. — Особенно сейчас, когда вы схватили этого пижона — пастора.

— А мы отрабатываем все версии, — ответил Ник, со злорадством заметив мелькнувшее в глазах Фергюсона беспокойство. — И хочу вам напомнить, что вы все еще на подозрении. Я с не меньшим интересом, чем прежде, слежу за вами: и за тем, чем вы занимаетесь, и даже какой пастой чистите зубы. Понятно? — Он наклонился к Фергюсону и, недобро усмехнувшись, добавил: — Чем больше я знаю о вас, тем спокойнее сплю.

— Вот как? — Фергюсон поднял голову и взглянул на детектива. — Значит, моя жизнь находится под вашим пристальным наблюдением? Что ж, мне лестно это слышать. Такой важный детектив проявляет столько интереса к моей скромной персоне! Я тронут.

— Я бы на вашем месте не иронизировал, — заметил Ник. — Смотрите, как бы не пришлось об этом сожалеть…

— Вы мне угрожаете? — холодно промолвил Фергюсон. — Пытаетесь запугать меня? А впрочем, что я спрашиваю? Угрозы и запугивание — обычные полицейские приемы.

— Нет, мистер Фергюсон, я вам не угрожаю. Пока не угрожаю. Просто предупреждаю…

— Я понял.

Ник направился к двери, а Фергюсон так и остался стоять в ванной комнате с тряпкой в руках. Сбегая вниз по лестнице, Ник подумал, что мысль, которая давно и постоянно приходила ему в голову, очевидно, правильная. Да и внутренний голос часто и настойчиво твердил ему, что проявлять столь пристальное внимание к персоне Дэвида Фергюсона — напрасная трата времени. Да, он преступник, жестоко расправившийся десять лет назад с юной девушкой, но он… не Зеркальный убийца.

В глубине души Нику хотелось надеяться, что Зеркальный убийца все-таки Фергюсон, но здравый смысл подсказывал, что надежды его глупые и несбыточные. Хорошо знать в лицо своего заклятого врага и иметь данные о том, как его зовут и где он живет… Хорошо… Но в реальной жизни такое случается редко, а в полицейской работе и подавно. Имя врага не известно, лицо его скрыто плотной пеленой тумана, и где он прячется после того, как совершит свое очередное злодеяние, — большой вопрос.

И Дэвид Фергюсон — не Зеркальный убийца. К сожалению…

Строчки расплывались, в глазах рябило, пальцы почти не слушались Элизабет. Она поднялась из-за компьютера, посмотрела на часы и изумленно ахнула. Восемь вечера. Не может быть! Она провела в своем рабочем кабинете почти шестнадцать часов! Не ела, не пила кофе, не отдыхала… Единственное, на что Элизабет отвлекалась несколько раз, — это на звонки в больницу, где находилась Касс. Но информация, которую ей сообщали врачи, оставалась тревожной. Состояние прежнее, никаких изменений.

Элизабет вышла в приемную, где раньше за большим столом сидела Касс, печально взглянула на пустое кресло, и у нее больно сжалось сердце. Вернется ли когда-нибудь Касс снова? И если, дай Бог, вернется, то какой? Той прежней — молодой, энергичной, жизнерадостной, немного шумной женщиной, которую Элизабет так любила, или кошмар произошедшего сломит ее волю и изменит характер?

— Привет, дорогая! — раздался за ее спиной знакомый мужской голос.

Элизабет вздрогнула от неожиданности, обернулась и увидела в дверях приемной Ника О'Коннора. Как ему удалось бесшумно войти? Или она так углубилась в свои невеселые мысли, что не услышала его шагов? Лицо Ника было усталым, щеки и подбородок заросли щетиной, светлые густые волосы спутаны, а кожаная куртка и джинсы настоятельно требовали если не замены, то хотя бы стирки и чистки. Но ярко-зеленые глаза Ника сияли, на губах застыла улыбка. Элизабет бросилась к Нику, обвила руками его шею, а он обнял ее и крепко к себе прижал. Несколько мгновений они стояли молча, потом он немного отстранился и заглянул ей в лицо.

— Чем я заслужил столь бурный прием? Скажи — и я снова сделаю это, чтобы ты опять бросилась мне на шею.

— Ты заслужил это… всем своим поведением. Ты… даже последнюю ночь провел вместе со мной у постели несчастной Касс. — И серьезно добавила: — Я очень благодарна тебе, Ник. Очень. За все.

— Я-то рассчитывал эту ночь провести дома и хоть немного поспать, но если ты пообещаешь, что снова будешь страстно бросаться ко мне в объятия, то я готов бодрствовать. И снова ехать к Касс. — Он поцеловал Элизабет в щеку.

— К Касс мы поедем, но ненадолго. Я недавно снова звонила в больницу. Врачи говорят, что состояние ее стабильное. Сказали, что позволят нам провести у нее не более десяти минут.

— А потом я отвезу тебя к себе домой. Тебе надо хорошенько отдохнуть и выспаться, Лиз.

— Не уверена, что рядом с тобой мне это удастся, — лукаво улыбнулась она. — Похоже, меня ожидает еще одна бессонная ночь, но… надеюсь, она будет счастливой.

— Да, чуть не забыл! — сказал Ник, останавливая джип на перекрестке и дожидаясь, когда зажжется зеленый свет. Он достал из кармана куртки связку ключей и подал Элизабет. — Вот твои ключи.

Мигнул зеленый свет, машина тронулась с места, и Элизабет, спрятав ключи в сумочку, откинулась на сиденье и закрыла глаза. Она чувствовала себя очень усталой, глаза слипались, неудержимо клонило ко сну.

«Господи, ведь моя Кэти столько часов сидит одна дома! — вспомнила Элизабет, ощутив острое чувство вины. — Она, должно быть, так соскучилась. В следующий раз, когда я надолго буду уходить из дома, всегда стану брать ее с собой. Кошки любят перемену обстановки».

— Ник, а твои коллеги из криминалистической лаборатории уже закончили осматривать мой дом?

— Да, два часа назад.

— Они нашли… что-нибудь?

— Они тщательно осмотрели его, проверили каждый угол. Совершенно очевидно, что на преступнике были резиновые перчатки, когда он проникал к тебе в дом. Да, ловкий парень, умный, хитрый… Ничего не скажешь. Если бы все убийцы были такими, нам не удалось бы раскрыть ни одного преступления.

— Ник, а они стерли с мебели и пола тот черный порошок? — встревоженно спросила Элизабет. — Ну, тот, с помощью которого ищут отпечатки пальцев?

— Не волнуйся, они его стерли. Твой дом выглядит как прежде. А ты, Лиз, оказывается, еще и хорошая хозяйка! Заботишься о чистоте и уюте в доме.

— Ну, хорошей хозяйкой меня трудно назвать…

— Боюсь, когда ты войдешь в мою комнату — «холостяцкую берлогу», как называет ее Нина, — и увидишь царящий в ней беспорядок, то больше не захочешь встречаться со мной.

— Ник…

— Я бы с удовольствием сделал в ней уборку, но у меня просто не хватает на это времени. Собственно, именно из-за беспорядка я и не пригласил тебя в свою комнату на Рождество.

— Ник, уверяю тебя, беспорядок меня не испугает. — Элизабет дотронулась до его руки. — Я и раньше всегда спокойно относилась к таким вещам, а уж сейчас и подавно. Все мои мысли заняты другим, и я даже вряд ли что-нибудь замечу.

Ник внимательно взглянул на нее.

— Лиз, скажи мне, чем сейчас заняты твои мысли?

— Я отвечу тебе на этот вопрос позднее.

Перед ее мысленным взором промелькнули сцены из будущей серии «Темного зеркала». Она увидела себя, других людей и подумала о том, что очень скоро ее фантазии снова обернутся реальностью. Вымышленные обстоятельства и события станут явью…

— Лиз, когда ты мне скажешь об этом? — настойчиво спросил Ник, и в его голосе Элизабет отчетливо уловила тревожные ноты.

— Я расскажу тебе обо всем очень скоро. Обещаю.

 

Глава 28

Ник распахнул перед Элизабет дверь, она вошла в его комнату и с нескрываемым любопытством оглядела ее. Да, Ник не преувеличивал: здесь царил полный хаос. Первое, что бросалось в глаза, — огромное количество книг. Казалось, они заполонили собой все пространство: стояли на книжных полках вдоль стен, лежали на диване, стульях, кресле, на полу валялись газеты, а одна стопка книг даже служила подпоркой, вместо сломанной ножки, журнальному столику. Но, приглядевшись внимательнее, Элизабет поняла, что хаос этот можно назвать организованным. Книги подобраны по сериям: детективы, беллетристика, историческая литература, справочная, научно-фантастическая…

— Ник, ты прочел такое огромное количество книг? — удивилась Элизабет.

— Нет, мэм, все книги я покупаю на дешевых распродажах, устраиваемых в районе Куинс, и только для того, чтобы пустить пыль в глаза знакомым, или в качестве подставок для старой сломанной мебели. Ну а если серьезно, то я действительно очень люблю читать. И делаю это всегда, в любой момент, если не занят работой.

Элизабет улыбнулась, но Ник, заметив ее бледное, усталое лицо с темными кругами под глазами, спохватился и извиняющимся тоном сказал:

— Лиз, я тебя совсем замучил своей болтовней. Садись и отдыхай.

Она бессильно опустилась на диван, закрыла глаза, и Ник подложил ей под голову подушку. Элизабет чувствовала себя такой усталой и измученной, что, казалось, силы окончательно покинули ее.

— Лиз, я сварю кофе, — услышала она голос Ника. — Какой ты предпочитаешь: крепкий или обычный?

— Самый крепкий. Надо хоть немного взбодриться, а то, похоже, я усну прямо на этом диване.

Ник засмеялся, направился в маленькую кухню, примыкавшую к комнате, но в этот момент раздался стук в дверь, и он остановился на пороге. От неожиданности Элизабет вздрогнула, и Ник, заметив это, покачал головой.

«Господи, как же напряжены ее нервы, если любой стук в дверь вызывает у нее такую реакцию, — встревоженно подумал он. — Бедная Лиз…»

Дверь приоткрылась, и в проеме возникла Нина.

— Добрый вечер, — смущенно улыбнулась она.

— Привет! Заходи! — воскликнул Ник.

— Вы не заняты?

— Здравствуй, Нина, — кивнула Элизабет. — Рада тебя видеть.

«Она похожа на мою Марти, — вдруг подумала она. — И выражение глаз, и улыбка, и нежный цвет лица, и фигура… Нина прелестна. Или все юные девушки похожи друг на друга свежестью и красотой?»

Нина вошла в комнату и села на диван рядом с Элизабет. На ней был нарядный вязаный свитер, леггинсы и изящные кожаные туфельки. Элизабет заметила, что у Нины накрашены ресницы и губы, пышные темные волосы красиво уложены.

— Ты собираешься на свидание? — улыбнувшись, спросила Элизабет.

— Нет, я… просто так, — смутившись и покраснев, ответила Нина.

Элизабет догадалась, что сестра Ника специально нарядилась и подкрасилась к ее приходу, и это очень ее растрогало. Нина окинула взглядом комнату и покачала головой.

— Ник, какой же у тебя беспорядок! Похоже, скоро нам придется вызывать сюда бульдозер или машину, которая подметает улицы, если ты в самое ближайшее время не наведешь здесь чистоту.

Появившийся из кухни Ник неодобрительно покосился на младшую сестру.

— Ты же знаешь, что в последнее время я очень занят. Как только у меня появится свободное время, я непременно займусь уборкой. — Помолчав немного, он укоризненно добавил: — Могла бы и не заводить эти разговоры…

— Нина, у Ника действительно в последнее время очень много работы, — мягко промолвила Элизабет. — И комната не так уж сильно захламлена.

— Спасибо, Лиз! Хоть ты за меня вступилась! — Ник вошел в комнату с подносом, на котором стояли три кружки с горячим дымящимся кофе и вазочка с шоколадным печеньем. — Элизабет, твоя кружка вот эта! — Он кивнул на кружку с изображением английского бульдога. — Мисс Найт любит пить кофе из кружек с картинками, — объяснил он Нине и снова обратился к Элизабет: — По-моему, бульдог намного лучше, чем Золушка или Мэри Поппинс. Ты не находишь?

— Да, замечательный пес, — рассмеялась она, рассматривая изображение огромного бульдога с большой головой, широким лбом, мощными челюстями, из которых устрашающе торчат два белых клыка. — Впечатляет. Я бы побоялась встретиться с таким псом на улице.

— Нина, как мама? — спросил Ник, садясь в старое отцовское кресло. Геркулес мгновенно проснулся, поднялся, подошел к хозяину и устроился около его ног.

— Она уже легла спать, — ответила Нина и, многозначительно посмотрев на брата, добавила: — Очень кстати, ты не находишь?

— Ты на что намекаешь? — нахмурился Ник. — Что мама была бы не рада моей гостье?

— Я ни на что не намекаю, Ник. Ты взрослый человек, и мама понимает, что ты поступаешь так, как считаешь нужным. Я просто думаю о том, что если бы она увидела вечером у нас дома моего приятеля, то… — Нина сделала выразительную паузу и вздохнула. — Страшно подумать, что бы она сказала или сделала. А уж если бы увидела, как мы с ним целуемся…

— Сегодня Элизабет останется у нас, — сказал Ник. — Пока ночевать в своем доме для нее небезопасно.

— Да… я понимаю, — испуганно прошептала Нина.

— Лиз, кстати по поводу твоего дома. — Ник повернулся к Элизабет. — Надо ведь заделать дыру в подвале, и чем скорее, тем лучше! У тебя есть знакомые плотники? Если нет, то могу порекомендовать тебе одного. Бывший полицейский, сейчас на пенсии. И тоже живет в Порт-Мэдисоне. Давай я ему позвоню и договорюсь?

Услышав его слова, Элизабет отвела взгляд и некоторое время напряженно молчала. Она понимала: настало время рассказать Нику о созревшем в ее голове плане и о том, как она собирается его осуществить. Выслушать в лучшем случае возражения, в худшем — возмущение и категорический запрет. Нет… запретить он ей ничего не может, она все для себя решила и не намерена отступать. Но Ник может дать ей хороший, дельный совет. Совет профессионала, полицейского, вся жизнь которого сопряжена с опасностью.

— Ник, не надо звонить твоему приятелю. Пока не надо. Пусть дыра в стене так и останется на некоторое время.

— Но почему? — удивился он. — Почему ты не хочешь?

— Ну… у меня есть на этот счет кое-какие соображения.

— Лиз, я ничего не понимаю. Объясни мне, пожалуйста: ты предпочитаешь жить в доме, в подвал которого может проникнуть любой человек? Что ты задумала?

Нина перевела испуганный взгляд с брата на Элизабет, опасаясь, как бы не возник конфликт, потом нерешительно проговорила:

— Ник, ну, наверное, Элизабет сама знает, как ей поступать, ведь это ее дом!

— Нина… — замялся Ник. — Элизабет очень устала, ей надо отдохнуть, и ты…

— Я поняла, Ник. — С разочарованным видом Нина поднялась с дивана. — Я ухожу. Не буду мешать вашей беседе.

Когда Нина попрощалась и ушла, Ник поднялся с кресла и пересел на диван к Элизабет. Положил руку ей на плечо, внимательно заглянул в лицо, и она внутренне напряглась.

— Лиз, ты еще в машине обещала мне обо всем рассказать. Что ты задумала?

Броди Ярборо вернулся домой три часа назад и почти сразу сел работать. Он устроился за кухонным столом, разложил на нем бумаги и начал читать. Время от времени Броди поднимал голову от бумаг, доставал из холодильника пиво, выпивал и снова углублялся в документы.

Много лет назад, когда Броди только начинал строить свою телевизионную империю, ему приходилось работать почти круглосуточно, и он так привык к этому, что даже и не задумывался о личной жизни. Какая личная жизнь, когда все его мысли заняты работой, прибылью, рекламой, чтением документов, переговорами? Постепенно грань, отделявшая частную жизнь от телевизионной, становилась все тоньше и тоньше, а потом и вовсе стерлась. Частная жизнь растворилась в профессиональной, образуя единое целое. Но Броди не страдал от этого: такая жизнь его вполне устраивала, и все мысли его были заняты лишь одним: работой, приносившей колоссальную прибыль и дающей ощущение огромной власти над людьми.

— И не смей мне говорить, что ты не можешь сделать этого! — рявкнул в телефонную трубку Броди. — Мы уже начали работу, не забывай. Не останавливаться же нам на полпути!

— Мистер Ярборо, мы делаем все, что в наших силах, — звучал на том конце телефонного провода взволнованный голос режиссера программы Франциска. — Но поймите: речь идет не просто об очередной серии шоу! Может быть, мы…

— Не может быть! — раздраженно перебил его Броди. — Я не желаю слушать ничьих возражений! И если ты со своей командой не подготовишь к вечерним одиннадцатичасовым новостям броскую, яркую рекламу следующей серии, то с завтрашнего дня считай себя уволенным. Со всей своей командой. Ты понял, Франциск?

— Да, мистер Ярборо, понял. Вы получите, что хотите. Не беспокойтесь.

— Вот так-то лучше. А в советах я не нуждаюсь, пора бы тебе это запомнить, Франциск. — Броди сделал несколько глотков пива и уже с воодушевлением продолжил: — Ты только представь, какой ошеломляющий успех нас всех ожидает! Рейтинг нашей программы и так побил все мыслимые рекорды, а если мы еще заранее дадим рекламу следующей серии и объявим ее содержание, телезрители просто умрут от нетерпения, дожидаясь следующей пятницы! Сама несравненная Элизабет Найт — знаменитая сценаристка и телеведущая — в главной роли! Элизабет Найт против Зеркального убийцы! А потом интервью в прямом эфире. Да, это будет фантастическое зрелище…

Броди, не попрощавшись, повесил трубку и достал из холодильника уже шестую бутылку пива. Алкоголь, конечно, улучшает настроение и самочувствие, но ничто так не бодрит человека, не возбуждает, как ожидание, предвкушение будущего успеха. Кровь быстрее бежит по жилам, голова работает предельно ясно и четко.

Элизабет Найт, несравненная Элизабет собственной персоной в очередной серии шоу «Темное зеркало». Грандиозная идея! Фантастическая! Элизабет Найт один на один с серийным убийцей. Красавица и чудовище.

Невероятный успех!

— В будущую пятницу выйдет в эфир следующая серия «Темного зеркала», — сообщила Элизабет, избегая пристального взгляда Ника. — Сегодня я закончила первые тридцать страниц.

От этого известия у Ника перехватило дыхание. Он, конечно, предполагал нечто подобное, но утешал себя тем, что Элизабет никогда не рискнет пойти на этот шаг.

— И о чем же будет следующая серия?

— Это будет история о женщине, работающей на телевидении. Она пишет сценарии на криминальные темы для одного шоу, и после окончания очередной серии в городе происходит убийство. Преступник точно копирует содержание серии и…

— Гениальная идея! — с сарказмом прервал ее Ник. — Ты сама до этого додумалась, или тебе кто подсказал?

— Ник, выслушай меня, пожалуйста, и не иронизируй. Никто мне ничего не подсказывал, идея исключительно моя. В этой серии я собираюсь сыграть главную роль. А после того как шоу закончится, с одиннадцати вечера и до полуночи в прямом эфире у меня будут брать интервью.

— Кто же? — усмехнулся Ник.

— Кто-нибудь из журналистов, ведущих вечерние новости. — Элизабет сделала вид, что не замечает его негативной реакции.

— Иными словами, среди вашего персонала не нашлось самоубийц и вы решили поискать их среди журналистов? Ничего удивительного, люди хотят жить, а не погибать от руки безумного маньяка! Скажи, Лиз, ты действительно убеждена, что твоя идея хороша для осуществления? Ты полагаешь, что…

— Да, Ник! — твердо ответила она. — Это единственный выход поймать убийцу. Другого я не вижу.

— Лиз, а ты не переоцениваешь свои возможности? — пристально вглядываясь в ее лицо, спросил Ник. — Ты когда-нибудь имела дело с преступниками, выслеживала их, ловила, оставалась с ними один на один? Ты представляешь, чем может закончиться вся эта история?

— Нет, я никогда не ловила серийных маньяков и не оставалась с ними один на один, но больше так продолжаться не может. Пойми, я не могу жить с постоянным чувством вины! Ведь этот мерзавец убивает людей по написанным мною сценариям, он воплощает в жизнь мои фантазии, он издевается над всеми нами! И я должна сделать все, чтобы его остановить. Я — и никто другой.

— Лиз, я ценю твое мужество и решимость остановить маньяка, но хочу заметить, что ты — всего лишь женщина, и такие операции, как поимка серийного убийцы, тебе не под силу.

— Ник, я не откажусь от своей идеи. — Элизабет коснулась кончиками пальцев его небритой щеки. — Я все для себя решила, и в следующую пятницу шоу выйдет в эфир.

— Элизабет, какие мне найти слова, чтобы убедить тебя отказаться от этой безумной затеи? — Ник обнял ее за плечи. — Как доказать тебе, что твой план очень опасен и, решив принять участие в съемках шоу, ты ставишь свою жизнь под угрозу? Ты понимаешь, что тебя может ожидать во время или после интервью? Лиз… очень скоро мы поймаем этого безумца, обещаю тебе. Подожди немного, и мы вычислим и схватим его. Мы уже идем по следу, и осталось совсем немного…

— Ник, я очень ценю твое отношение ко мне, тронута тем, что ты переживаешь за меня, беспокоишься, но…

— Переживаю и беспокоюсь? Думаешь, мной движут лишь эти чувства? Лиз, да я люблю тебя! — Ник привлек Элизабет к себе, уткнулся лицом в ее пышные волосы, вдохнул их тонкий аромат. — Да, я люблю тебя, я очень тебя люблю. И если с тобой что-нибудь случится, я… не переживу этого.

— Ник… ты правда любишь меня? — прошептала Элизабет, и он услышал в ее голосе удивление.

— Похоже на то, — еще больше смутившись, пробормотал он. — Хотя, наверное, в данных обстоятельствах мое признание прозвучало не к месту.

— Ник, как ты можешь так говорить? — Элизабет порывисто обняла его и поцеловала в губы. — Знаешь… я так тебе за все благодарна! За все: за внимание, заботу, за… любовь. Я ведь тоже тебя люблю, Ник. Очень люблю.

— Так это замечательно, что мы любим друг друга! — пытаясь скрыть неловкость, шутливо отозвался он. — Значит, мы должны во всем уступать друг другу.

— В чем же, например?

— Вместе решать проблемы и согласовывать свои действия друг с другом. А когда один знает, что другому грозит смертельная опасность, что он может стать жертвой какого-то безумца…

— То другой должен понять мотивы поступка первого и помочь ему! — закончила за него фразу Элизабет.

— Помочь? В чем?

— Хотя бы в том, чтобы понять и принять его план. И интуиция подсказывает мне, — Элизабет неожиданно улыбнулась, — что мой любимый человек — опытный полицейский, высококлассный детектив — в глубине души согласен с моим планом и одобряет его.

— Я? Согласен? Никогда!

Произнеся эти слова, Ник вдруг осознал, что Элизабет права. Да, ее план опасный, рискованный, даже безумный, но обстоятельства складываются таким образом, что только так и можно поймать кровавого убийцу. Выманить его, заставить обнаружить себя и угодить в расставленную ловушку.

Но план этот требует серьезной доработки и уточнения множества деталей. Ведь от того, насколько им удастся предусмотреть самые неожиданные повороты событий, напрямую зависит безопасность и жизнь Элизабет Найт.

До недавнего времени убийца никогда не смотрел по телевизору выпуски новостей. Он жил в своем, по большей части придуманном и тщательно скрываемом от всех мире, и внешняя политика или, например, рост цен на рис в Китае его совершенно не интересовали. Он был занят собой, одним лишь собой, и ничто другое не имело для него никакого значения. Но с тех пор, как он осознал свое высокое предназначение и шаг за шагом начал осуществлять свою миссию, интерес к телевизионным выпускам новостей резко возрос. Нет, конечно, не потому, что его взволновали проблемы политики и экономики. В новостях заговорили о нем. О нем — таинственном, неуловимом, хитром и ловком человеке-призраке. Особенно много внимания уделяли его персоне после каждого блестяще выполненного им преступления. Он совершал убийства по пятницам, после выхода в эфир шоу «Темное зеркало», и в ночных или в крайнем случае утренних новостях с него начинали и им заканчивали выпуски. Потом известия о нем перемещались на третье или четвертое место по значимости событий, но он не отчаивался, потому что знал: приближается следующая пятница, а значит, он снова станет героем всех телеэфиров.

Убийца взглянул на часы: без десяти минут одиннадцать. Пора включать телевизор — через десять минут начнется вечерний выпуск.

То, что убийца услышал и увидел на экране, ошеломило его, поразило в самое сердце. Не может быть! Невероятно!

«… в пятницу вечером вас ждет незабываемое зрелище… Впервые знаменитая телезвезда Элизабет Найт выступит в главной роли ведущей и сценаристки шоу, погибающей от руки серийного убийцы, так долго охотившегося за ней… Грандиозное шоу…»

Убийца вскочил с кресла и, закрыв лицо руками, стал нервно прохаживаться по комнате. Что происходит? О чем они говорят? Элизабет в главной роли? Она погибает?.. Что все это означает?

Убийца остановился посреди комнаты, и выражение изумления и отчаяния на его лице внезапно сменилось яростью. Означает это лишь одно: Элизабет Найт бросает ему вызов. Как раньше швыряли перчатку в лицо, вызывая на дуэль. Она объявляет ему войну, предлагает встретиться один на один.

Такой вариант развития событий никогда не приходил ему в голову. Он даже представить себе не мог, что Элизабет, его несравненная, обожаемая Элизабет способна на такое… Как, оказывается, плохо, он знал ее! А ведь он всегда был уверен, что тонко чувствует ее душу, понимает смысл всех совершаемых ею поступков, может предугадать ее дальнейшие шаги…

Оживленный голос диктора снова привлек внимание убийцы. Он повернул голову к экрану и услышал:

«… После окончания шоу «Темное зеркало» с одиннадцати вечера и до полуночи вы можете увидеть в прямом эфире интервью со знаменитой Элизабет Найт… она откровенно расскажет о своих душевных переживаниях, связанных с…»

Интервью в прямом эфире с Элизабет? Эта новость еще больше поразила убийцу, сердце подпрыгнуло у него в груди, сильно и часто заколотилось. Элизабет не только бросает ему вызов, но и зовет в студию, чтобы на глазах телезрителей он расправился с ней?

Мысли — путаные, бестолковые, несвязные — с бешеной скоростью завертелись у него в голове. Он пытался систематизировать их, вникнуть в их смысл, но ничего не получалось. Он был сбит с толку и не понимал, что происходит.

Убийца выключил телевизор, бессильно рухнул в кресло и закрыл глаза. Постарался успокоиться, сосредоточиться и привести в порядок мысли и чувства. Элизабет Найт приглашает его в студию, чтобы он там убил ее? А почему, собственно, это так ошеломило его? Разве он никогда прежде не представлял себе подобную ситуацию? Не проигрывал ее в уме? Представлял, и много раз. Обдумывал в деталях, рисовал в воображении картины ее гибели. Но… убивать Элизабет не в своих фантазиях, а в реальной жизни ему все-таки не хотелось. Даже в самые отчаянные моменты, когда казалось, что она изменяет ему, издевается над ним, предает их любовь. Невыносимо было видеть Элизабет — веселую, смеющуюся — с тем полицейским, но убийца всегда великодушно прощал ее, ведь большая любовь способна на самопожертвование.

Одно дело — убивать людей во имя их любви с Элизабет, и совсем другое — лишить жизни ее саму. Но что же делать, если Элизабет не просто подталкивает его к этому поступку, а буквально заставляет занести над ее головой карающий меч? Она не оставляет ему пути к отступлению, и реклама будущего шоу — убедительное тому свидетельство.

А он-то, недоумок, так ей верил! Ловил каждый ее взгляд, каждое слово, надеялся, что она тоже любит его, просто скрывает свои чувства. Любит… Да если бы Элизабет любила его, неужели она загнала бы его в такую безвыходную ситуацию? Ведь если он убьет ее в следующую пятницу, его непременно схватит полиция, и тогда… его предназначение не будет исполнено до конца.

Убийца вскочил с кресла, чувствуя, как охватившая его ярость переходит в безумие. Элизабет предала его, посмеялась над ним, бросила вызов и объявила войну. Что ж, он принимает ее вызов! Большая любовь требует больших жертв. Они будут.

В голове убийцы уже начинал понемногу складываться план будущих действий. Он вспоминал свои блестяще выполненные прошлые преступления и верил, что и на этот раз очередное звено в большой цепи замкнется накрепко. У него все получится, ему все удастся. Каждый раз, убивая очередную жертву, он испытывал восхитительные, ни с чем не сравнимые ощущения огромной, почти безмерной власти над людьми, невероятной силы и острого наслаждения. Он обладал правом отнимать или даровать жизнь. Он один пользовался этим правом и никому не собирался его уступать.

И, занеся карающий, но справедливый меч над головой непокорной Элизабет Найт, он снова испытает эти незабываемые чувства. Только на сей раз они окажутся еще полнее, глубже, острее и сладостнее.

 

Глава 29

Элизабет остановилась перед дверью, за которой ее ждали члены съемочной группы, и несколько раз глубоко вздохнула, стараясь унять сердцебиение и успокоиться. Но, распахнув дверь и шагнув в комнату, она заметила хмурые, напряженные лица актеров, режиссера и его помощника и волнение с новой силой охватило ее. Вчера днем помощник режиссера сообщил Элизабет, что актеры очень неохотно соглашаются играть в новой серии «Темного зеркала», а некоторые и вовсе наотрез отказываются. Это известие огорчило и встревожило Элизабет, но она понимала, что не вправе обижаться на них. Люди напуганы, все боятся неизвестного маньяка-убийцу и, естественно, не хотят рисковать жизнью. Посмертная слава никому не нужна.

Элизабет прошла к дальнему концу длинного стола и села рядом с режиссером. С тех пор как они начали подготовку к этой серии шоу, Франциск демонстративно избегал Элизабет и сейчас тоже, увидев ее, опустил голову и с преувеличенным вниманием углубился в лежащие перед ним бумаги.

— Прошу извинить меня за опоздание, — обводя приветливым взглядом присутствующих, сказала Элизабет. — Но прежде, чем мы начнем читать и обсуждать сценарий, я хотела поблагодарить всех вас за то, что вы не отказались участвовать в съемках. Я убеждена: дело, которое мы задумали, — очень важное, и от того, насколько успешно мы его выполним, зависит… многое. Еще раз большое вам всем спасибо.

Франциск поднял голову и взволнованно взглянул на нее сквозь очки в черепаховой оправе.

— Лиз, ты действительно решила приступить к съемкам? — спросил он, и в его голосе Элизабет уловила тревожные, напряженные нотки. — Откровенно говоря, я не понимаю твоего упорства и нежелания понять простую вещь: серийного убийцу должна ловить полиция, а не мы. Поиск преступников — их задача, а наше дело — снимать сериалы.

— Вот мы их и снимаем, — мягко проговорила Элизабет, желая разрядить напряженную обстановку. — Разве мы собрались здесь не для этого, Франциск? — Она прикоснулась к его руке, лежащей на краю стола, но он резко отпрянул от нее, словно его ударили. — Франциск, — продолжала Элизабет, делая вид, что не замечает его реакции, — мы с тобой были друзьями в течение нескольких лет. И я уверена, что наши добрые отношения сохранятся и в дальнейшем. — Она заставила себя улыбнуться. — Только раньше я выступала в роли ведущей, а теперь я — актриса и жду от тебя замечаний, подсказок, критики… Ты — мой режиссер, Франциск.

Взгляд Франциска смягчился, он взял в руки лежащий на столе текст сценария и, обращаясь к собравшимся, произнес:

— Итак, мы приступаем к чтению сценария и его обсуждению…

— Ник, и ты позволишь ей сделать это? — воскликнул капитан Райерсон, изумленно глядя на стоящего перед ним О'Коннора. — Ты с ума сошел? Нет, я никогда не пойду на это! Никогда!

Ник стоял перед капитаном и чувствовал себя провинившимся школьником, которого директор вызвал в кабинет, чтобы строго отчитать за хулиганский поступок. Готовясь к разговору с Бобом Райерсоном, Ник был уверен, что начальник воспримет идею Элизабет как безумную и, разумеется, не даст разрешения на ее осуществление. Но он знал и другое: Элизабет не отступится от своей идеи, и капитану придется пойти на проведение операции. Не оставит же он Элизабет Найт без поддержки!

— Дело в том, капитан, что ни вы, ни я не можем запретить мисс Найт поступать так, как она считает нужным, — ответил Ник. — Она не из тех женщин, которых можно уговорить отказаться от их затей. И если Элизабет решила сыграть в очередной серии главную роль, а после окончания шоу побеседовать с журналистом в прямом эфире, она это сделает.

— Господи, ну скажи мне, для чего ей это понадобилось? Для чего? Разве она не понимает, чем это может для нее закончиться? Или догадывается, но бравирует своей храбростью?

— Мисс Найт хочет поймать серийного убийцу, — тихо ответил Ник. — И никакой бравады здесь нет.

— Ах, поймать серийного убийцу? — раздраженно повторил капитан. — Слушай, может, ей следует бросить сочинять сценарии и поступить на работу в полицию? Нам всегда нужны смелые люди, не боящиеся вступать в схватку с преступниками. Ты предложи ей, Ник, пусть подумает! — Он помолчал и, вздохнув, добавил: — А еще лучше — отговори ее от этой безумной затеи!

— Капитан, я много раз пытался отговорить мисс Найт, но это бесполезно. Она твердо решила сыграть главную роль в шоу, а потом встретиться с кем-нибудь из журналистов в прямом эфире с одиннадцати вечера до полуночи.

— Ничего не поделаешь, — мрачно изрек капитан. — Придется в следующую пятницу нашим парням хорошенько поработать, охраняя здание телекомпании и саму мисс Найт. Не можем же мы допустить, чтобы преступник расправился с ней на глазах миллионов телезрителей! Ладно, Ник, я дам команду в пятницу обеспечить полную безопасность всего этого… мероприятия.

Капитан Райерсон сделал жест рукой, означавший, что разговор закончен, и Ник направился к двери. Но когда он распахнул ее, за его спиной раздался голос капитана:

— Ник… подожди.

Он обернулся и вопросительно посмотрел на Райерсона.

— Я вас слушаю, капитан.

— Ты уже знаешь о своем приятеле? — тихо спросил Райерсон.

— О ком?

— О Питере Макдональде.

— Нет, а что с ним? — Ника охватило нехорошее предчувствие.

— Час назад его увезли в госпиталь.

— Почему? Он заболел?

— Да, скажем так… заболел. Назовем это вирусной инфекцией, — ответил капитан и, пристально вглядываясь в лицо О'Коннора, спросил: — Ты знал о… его проблемах раньше?

— Догадывался, — признался Ник. — А долго ли его будут лечить?

— Сложно сказать, — пожал плечами капитан. — Ты ведь понимаешь, такие болезни трудно поддаются лечению, если вообще излечиваются. Ну ладно, иди. У меня много работы, да и у тебя тоже. Я все-таки очень надеюсь, что тебе с твоей командой удастся поймать убийцу до пятницы, Ник. Очень на тебя рассчитываю.

— Мы делаем все, что в наших силах, капитан, — ответил Ник, закрывая за собой дверь.

Ник остановился перед тюремной камерой. Сопровождающий его охранник повернул ключ в замке, открыл дверь и посторонился, пропуская Ника вперед. Полчаса назад О'Коннор получил срочное сообщение, что с ним хочет поговорить преподобный Тэггерти, пребывающий ныне в камере предварительного заключения, и примчался туда. Нет, Ник не рассчитывал получить в ходе беседы с Тэггерти важное признание, но надежда, пусть слабая, все-таки была.

— Вы хотели поговорить со мной? — спросил Ник, внимательно глядя на пастора, сидящего на койке, и думая о том, как быстро меняется человек, теряя свободу.

Серебристо-седые волосы Тэггерти были спутаны, холеное лицо осунулось и приобрело землисто-серый оттенок, выразительные глаза потускнели, взгляд отсутствующий, даже отрешенный.

— Преподобный! — позвал Ник. — Вы меня слышите? Мне сказали, что вы хотите поговорить со мной.

Тэггерти поднял голову и недоуменно посмотрел на детектива.

— А, это вы, — наконец глухо промолвил он. — Я вас узнал.

— Да, я Николас О'Коннор. Для чего вы меня позвали?

— Я хотел побеседовать с вами, — таким же глухим, монотонным голосом продолжил Тэггерти.

— О чем?

— Объяснить, для чего я бросил бомбу в дом мисс Найт. Надеюсь, вы меня поймете.

— Для чего же?

— Я боролся против сатаны, — ответил Тэггерти. — Против мирового зла.

Ник устало вздохнул и покачал головой. Нечего было приходить сюда… Только потерял драгоценное время.

— Я помню, именно так вы мотивировали свой поступок, когда я арестовывал вас, — сказал он, чувствуя раздражение. — Только тогда вы заявляли об этом громким, уверенным, хорошо поставленным голосом, — ехидно заметил Ник, вспомнив, какой спектакль преподобный устроил перед окончанием проповеди и в присутствии телекамер на выходе из молитвенного дома.

— Но это правда! Война с мировым злом и сатаной — главное дело всей моей жизни и…

— И ваша борьба зашла так далеко, что вы решили взорвать дом мисс Найт и убить ее?

— Голос свыше приказал мне совершить это, — заявил Тэггерти. — Он внушил мне, что мисс Найт — средоточие мирового зла, и для того, чтобы на земле восторжествовало добро, она должна умереть. Только таким путем возможно одолеть сатану.

— Тэггерти, вы меня для этого сюда позвали? Может, кроме борьбы с мировым злом, у нас с вами найдется более серьезная тема для беседы?

— Детектив О'Коннор, уверяю вас, это очень важная тема! — настойчиво произнес Тэггерти. — Вы должны понять…

— Я понимаю!

— Мои силы на исходе, — скорбно произнес Тэггерти. — Сатана почти одолел меня, но волю мою ему не удастся сломить. Теперь вы должны продолжить начатое мной дело и вступить в смертельную схватку с темными силами зла. Надеюсь, вы окажетесь более стойким и удачливым, нежели я: так возвестил глас Божий. И очень скоро вы тоже услышите его призыв.

— Знаете, Тэггерти, — сухо промолвил Ник, раздраженно глядя на преподобного, — я тоже несколько раз в своей жизни слышал голос Бога: он предостерег меня, когда в спину мне было направлено дуло пистолета, он помогал мне одолевать в неравной схватке опасных преступников, но он никогда, никогда не советовал мне взрывать дома.

Ник резко развернулся и шагнул к двери. Но, прежде чем уйти, задержался на пороге, обернулся и взглянул на Тэггерти. Тот сидел ссутулившись и с отсутствующим видом смотрел прямо перед собой. Казалось, он забыл обо всем на свете и мысли его витают где-то очень далеко.

— Тэггерти! — негромко позвал Ник. — Когда в следующий раз вы снова услышите голос, советующий вам взорвать чужой дом, выясните сначала, кому он принадлежит: Богу или сатане.

«Как всегда, оставили съемки финальной, самой сложной сцены на последние дни», — думала Элизабет, придирчиво рассматривая свое отражение в зеркале.

Она была почти готова к съемке: в длинном элегантном темном платье, волосы красиво уложены, на лице макияж — можно отправляться на съемочную площадку, где ее уже все ждут. Но Элизабет так нервничала, что решила еще минуту побыть в гримерной, чтобы собраться с мыслями и успокоиться. Руки ее дрожали, от волнения на лбу выступили капельки пота.

«Что же будет с лицом, когда на меня направят осветительные приборы? — покачав головой, подумала она. — Нет, надо успокоиться. В конце концов, это всего лишь съемка».

Элизабет вышла из комнаты и решительным шагом направилась на съемочную площадку. Когда она появилась, все голоса разом смолкли и на нее устремилось множество взглядов. Элизабет бодро поздоровалась с присутствующими, поднялась на небольшую сцену, подошла к двум креслам, стоящим друг против друга, и села в то, что было предназначено ей. В другом кресле должен сидеть журналист, который по сценарию будет брать у нее интервью.

Двое рабочих внесли на сцену большое овальное зеркало — символ программы — и установили его за спиной Элизабет.

«Почему они поставили его у меня за спиной? — подумала она. — Неудобное местоположение». Но делать замечания и возражать не стала. Так решили режиссер и Бад, и спорить с ними Элизабет было неловко.

— Господи, какое тяжелое зеркало, — недовольно пробурчал один рабочий. — Похоже, оно весит целую тонну. Раньше, по-моему, оно было намного легче.

— Да мы его еле с места сдвинули! — поддержал его второй. — Уж и не знаю, как донесли.

— А может, это не зеркало стало тяжелей, а вы растеряли свою силу? — улыбнувшись и дружески похлопав на спине одного рабочего, шутливо спросил Бад.

Элизабет тоже улыбнулась. Она не хотела, чтобы члены съемочной группы видели, как напряжены ее нервы и как она волнуется. Она должна оставаться спокойной, шутить, улыбаться — словом, вести себя как обычно. Хотя, конечно, нервозность ее оправданна: ведь не каждый день, пусть даже на сцене, ты «погибаешь» от руки безумного серийного убийцы! Но это всего лишь съемки, а через сорок восемь часов… эпизод, придуманный Элизабет, может воплотиться в реальность! Но она тотчас заставила себя отвлечься от тревожных мыслей, и появление режиссера помогло ей успокоиться.

Франциск поздоровался со всеми, а потом ободряюще взглянул на Элизабет и оживленно спросил:

— Ну что? Все готовы? Начинаем съемки. Остался последний эпизод, и мы должны сделать его на отлично. А потом будем отдыхать и веселиться.

Члены съемочной группы закивали, послышалось несколько реплик, но Элизабет с грустью отметила, что через несколько мгновений воцарилась мертвая тишина. Это раньше во время съемок постоянно звучали шутки и смех; теперь, когда предстояло снимать финальную сцену интервью, где по замыслу на сцене должен был внезапно возникнуть темный мужской силуэт, лица которого никто бы не сумел разглядеть, направить пистолет на ведущую и выстрелить в нее, никто не веселился. Лица были напряжены и взволнованны, актеры и персонал переговаривались шепотом. И даже Франциску, надеявшемуся поднять настроение людей, это не удалось.

«Все будет хорошо, — внушала себе Элизабет. — Это всего лишь съемка. В нужный момент по сигналу режиссера ты упадешь с кресла на пол, на твоей груди растечется темное пятно, взгляд твой станет пустым и безжизненным… Съемка закончится, ты поднимешься с пола и — хочется верить — ощутишь, как поселившийся в твоей душе страх исчезнет навсегда. И никакой серийный убийца больше не сможет терроризировать тебя и других людей. Все будет хорошо…»

Ник находился в одной из просмотровых комнат и в который раз наблюдал, как на экране монитора его любимая женщина падает на пол, взгляд ее стекленеет, и она «умирает». Один раз, другой, третий… Наконец раздался голос Франциска, объявившего, что эпизод снят, и Ник облегченно вздохнул. Наблюдать подобные сцены, пусть даже на экране, было тяжело. Он тоже, как и все, надеялся, что после выхода в эфир «Темного зеркала» ничего страшного не произойдет, но, разумеется, полагаться на волю случая не мог.

Капитан Райерсон обещал выделить в помощь нескольких полицейских для охраны здания, и Ник уже провел с ним инструктаж, в деталях обсудил все возможные варианты развития событий. К тому же он уже успел познакомиться с охранниками службы безопасности телекомпании, и они произвели на него неплохое впечатление. Здоровые, сильные парни, с накачанными мышцами и крепкими кулаками, работу свою знают хорошо — в общем, положиться на них можно. Броди Ярборо не стал бы держать непрофессионалов и платить им приличные деньги — в этом Ник не сомневался. Но можно ли быть уверенным в том, что он проиграл все варианты событий и ничего непредвиденного не произойдет? А если все-таки, несмотря на тщательно отработанный план действий, события начнут разворачиваться по иному сценарию? Сумеют ли полицейские и парни из службы охраны мгновенно сориентироваться в изменившейся обстановке? Вопрос… А ведь от этого зависит безопасность и жизнь Элизабет.

Значит, нужен человек, который возьмет ответственность за ее безопасность на себя и будет полностью контролировать ситуацию. И человек этот — Ник О'Коннор.

Элизабет уже в третий раз постучала в дверь, но никто не откликнулся и не вышел. Накануне они договорились с Ником, что сегодня она тоже переночует у него: он убедил ее, что жить у себя дома Элизабет небезопасно, и она приняла его предложение. В течение сегодняшнего дня, когда выдавалась свободная минута, Элизабет с волнением представляла, как она снова появится в комнате Ника, примет горячий душ, выпьет ароматный крепкий кофе, а потом они с Ником лягут в постель и она заснет в его объятиях…

«Может, дверь не заперта и мне надо толкнуть ее и войти? — подумала Элизабет, но тотчас решила, что подобное поведение недопустимо. — Нет, подожду еще немного…»

Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге появилась Розмари — в розовом шелковом халате, накинутом на кружевную ночную сорочку, и в розовых мягких тапочках. Волосы Розмари были распущены, и лицо казалось моложе.

— Добрый вечер, миссис О'Коннор! — произнесла Элизабет, внезапно ощутив неловкость оттого, что Розмари может быть недовольна ее участившимися визитами. Тем более что Элизабет снова останется ночевать в комнате ее сына. — Ник пригласил меня и… — Она смущенно опустила голову, умолкнув на полуслове.

— Добрый вечер, Элизабет! — улыбнувшись, приветливо отозвалась Розмари. — Да, Ник говорил мне, что вы придете. Правда, его самого еще нет дома, но он скоро вернется. Он звонил полчаса назад, просил, чтобы я извинилась перед вами за то, что он задерживается. Проходите, пожалуйста! Пойдемте, я угощу вас горячим кофе с шоколадным печеньем. — Розмари посторонилась, пропуская Элизабет в холл. — Если не возражаете, могу составить вам компанию, пока Ник не вернулся. — И она улыбнулась.

— С удовольствием, — ответила Элизабет, и неожиданно от этого обычного вежливого предложения к горлу ее подступил комок и слезы навернулись на глаза.

Наконец Элизабет справилась с чувствами, подняла голову и, с улыбкой глядя на Розмари, сказала:

— Мне будет очень приятно провести время в вашем обществе, миссис О'Коннор. Спасибо за предложение.

— Ник, почему бы тебе не принести сюда спальный мешок и не устроиться на ночь со всеми удобствами?

Офицер полиции Патриция Салливен склонилась над перегородкой, отделяющей ее рабочий стол от помещения, в котором хранились вещественные доказательства и улики, связанные с расследованием дела о серийном убийце, и подмигнула Нику.

Он уже третий час находился в этой комнате, заставленной специальными шкафами: выдвигал каждый ящичек, тщательно просматривал его содержимое, а потом ставил на место. Личные вещи убитых, множество самых разнообразных предметов, найденных в их карманах во время осмотров трупов: расчески, носовые платки, записные книжки… Старые письма убитых, временно изъятые у родственников, даже копии счетов за телефонные переговоры… Огромное количество вещей — и ни одной зацепки. Ничего, что могло бы натолкнуть Ника на свежую мысль или неожиданную версию. Ничего. Все много раз изучено, просмотрено…

— Ну что, детектив? — соблазнительно улыбаясь, продолжала Патриция. — Ищешь, копаешься в вещах убитых, а толку никакого?

— Вот именно, — тяжело вздохнул он, в который раз уже листая записную книжку недавно застреленного Ларри Бертрама.

Множество телефонов знакомых женщин… Полиция неоднократно допрашивала их, пытаясь отыскать хоть малейшую зацепку, которая помогла бы вывести на след таинственного убийцы или нащупать связь жертвы с преступником. Ничего…

— Да, О'Коннор, плохи твои дела. — Патриция снова подмигнула Нику, когда он с хмурым видом закрыл последний ящичек. — Значит, со спальным мешком не придешь? Жаль. Мы бы весело провели время. А я так надеялась!

Ник давно знал Патрицию Салливен, между ними установились хорошие дружеские отношения, но иногда ему казалось, что во взгляде ее сквозит нечто большее, чем обычная симпатия. И вообще Патриция всегда отличалась излишней откровенностью и прямолинейностью.

— Неужели ни одно вещественное доказательство не натолкнуло тебя на гениальную мысль? — усмехнулась она. — Видно, ты совсем заработался, детектив. Пора тебе отдохнуть.

— Я бы рад…

— Вы влюблены в моего сына? — неожиданно спросила Розмари, с улыбкой глядя на сидящую напротив нее Элизабет, и та, услышав ее вопрос, вздрогнула и покраснела.

— Я… я… — Смутившись, Элизабет взяла в руки чашечку кофе и начала размешивать ложечкой сахар.

— Я же вижу, — мягко промолвила Розмари, — вы влюблены в Ника.

— А это… так заметно? — Элизабет вспыхнула.

— А Ник безумно влюблен в вас, Элизабет, — продолжила Розмари, все так же с улыбкой глядя на нее. — Он вас очень любит, и я тоже это вижу.

Познакомившись с Розмари, Элизабет сразу поняла, что та относится к редкому типу людей, которые всегда говорят то, что думают.

— Знаете, обычно, когда люди влюблены друг в друга, их чувства сразу же замечают окружающие, а они сами предполагают, что никто ни о чем не догадывается, — немного успокоившись и сделав несколько глотков кофе с миндальным ликером, проговорила Элизабет.

— Так происходит не всегда, — мягко возразила Розмари. — Но тот, кто когда-то сам был влюблен, определяет это мгновенно и безошибочно. И пусть вас, Элизабет, не смущают мои слова. Я вижу, что вы с Ником влюблены друг в друга, и меня это очень радует. В последнее время он так изменился! Глаза сияют, с лица не сходит улыбка — и это несмотря на то, что он много и напряженно работает! Он счастлив с вами, это очевидно.

— Да, наверное, вы правы, но наши отношения принесли ему не только радость и счастье, но и много тревог. Он постоянно волнуется за меня, переживает… Может быть, вы знаете, что в пятницу…

— Да, дорогая, мне известно о том, что в пятницу выйдет в эфир новая серия вашего шоу! Об этом знают все, кто смотрит телевизор и читает газеты. И вы — мужественная женщина, Элизабет. Мало кто рискнул бы пойти на такой шаг…

— Ник называет мою затею безумной.

— Нет, он так не считает! А говорит так лишь потому, что переживает за вас. Он очень боится вас потерять!

— Да, я понимаю, но это шоу — единственный путь поймать убийцу.

Розмари поставила пустую чашку на столик и села на диван рядом с Элизабет.

— А знаете, это даже хорошо, что Ник за вас переживает, — вдруг заявила она.

— Почему? — удивилась Элизабет.

— Да потому, что, испытывая постоянную тревогу за близкого человека, он наконец поймет, как я и Нина всю жизнь переживаем за него. — Задумчивый взгляд Розмари устремился на горящий в камине огонь, словно она там увидела что-то давно ушедшее, но очень родное и близкое. — Мой покойный муж Райан всегда считал себя неуязвимым, — наконец печально промолвила она. — Он почему-то был убежден, что неприятности и трагедии случаются с другими людьми, а с ним ничего страшного никогда не произойдет. И погиб он из-за этого… А если бы Райан знал, как мы — его семья — будем страдать, переживая его смерть, он вел бы себя осторожнее.

— Ваш муж был очень хорошим человеком, — тихо сказала Элизабет. — Ник мне много о нем рассказывал. Жаль, что я его не знала.

— Да, вы с Райаном понравились бы друг другу, — кивнула Розмари и, неожиданно улыбнувшись, добавила: — Мой Райан был замечательным мужем и прекрасным семьянином, но очень ценил женскую красоту!

Внезапно на глаза Элизабет снова навернулись слезы, и она, поддавшись эмоциональному порыву, обняла миссис О'Коннор и прикоснулась губами к ее щеке.

— Спасибо, дорогая, — растроганно пробормотала Розмари, обнимая Элизабет.

— Миссис О'Коннор, я вам так признательна и благодарна… — прошептала Элизабет, — за все…

— Все работаешь, О'Коннор? — хмуро спросил Боб Райерсон, входя в кабинет Ника и оглядывая его рабочий стол, заваленный бумагами. — Пора идти домой, сколько можно здесь сидеть?

Ник поднял голову и перевел усталый взгляд на капитана.

— А сколько сейчас времени? — спросил он.

— Половина второго ночи.

— А вы почему не уходите домой?

— Ну… мне еще надо поработать с документами, — поколебавшись, ответил капитан. — Столько дел накопилось, вот и приходится сидеть по ночам.

— Понятно… — вдруг лукаво улыбнулся О'Коннор.

— Что тебе понятно?

— Вы поругались со своей «старушкой», она выгнала вас из дома, ваш любимый бар уже закрылся, и вы вынуждены коротать ночь на рабочем месте. Я прав?

— Какую чушь ты несешь! — возмутился Райерсон. — По-моему, ты заработался, приятель, и в голове у тебя помутилось.

Но тон, которым капитан произнес эти фразы, подтвердил предположение Ника.

— Значит, ваша личная жизнь в полном порядке? — прищурившись, уточнил он.

— В полном! — отрезал Райерсон. — Ладно, давай собирайся домой. Нечего здесь сидеть до утра! — Он протянул руку и щелкнул выключателем.

Ник поднялся из-за стола, нащупал висящую на стуле кожаную куртку, надел ее и направился к двери.

— Включили бы свет, — попросил он. — А то я лоб себе расшибу.

— Не расшибешь, — пробурчал капитан Райерсон и вдруг спросил: — Слушай, Ник… хочешь пива? У меня в кабинете в холодильнике есть пара бутылок.

— Нет, спасибо, я отправляюсь домой!

— А может, все-таки зайдешь?

— Вы приказали мне идти домой, вот я и выполняю ваш приказ! — усмехнулся Ник.

— Торопишься к своему Геркулесу? — ехидно осведомился капитан. — Неужели с ним интереснее, чем со мной?

— Когда как… — пожал плечами Ник, выходя из кабинета.

Сквозь кошмар, который снился Элизабет, она слышала мужской голос с мягкими интонациями, который повторял: «Лиззи, проснись… Проснись, и кошмар исчезнет».

Наконец она открыла глаза, села и обвела тревожным взглядом полутемную комнату. Элизабет еще не полностью пришла в себя после кошмара, и комната, в которой она находилась, показалась ей незнакомой, а постель — чужой. На Элизабет была не ее шелковая кружевная ночная сорочка, а мягкая фланелевая мужская рубашка. Наконец она все вспомнила и облегченно вздохнула. Ну конечно, она у Ника! И комната знакомая, и кровать, а мужскую рубашку она взяла из шкафа.

Ник задержался на работе, и Элизабет после разговора с Розмари отправилась к нему в комнату, надеясь дождаться его там, но он все не приходил и она решила немного поспать.

— Извини, дорогая, что я так задержался, — ласково прикасаясь к руке Элизабет, проговорил сидящий на краешке кровати Ник. — Тебе снова приснился плохой сон. Ты стонала, плакала, звала на помощь.

— Ты задержался потому, что работал с документами? — спросила Элизабет.

— Да, но я не предполагал, что это отнимет у меня столько времени. Еще раз извини за опоздание.

Ник говорил мягко и ласково, но Элизабет видела, что в глазах его мелькает тревога — тревога за нее. Если раньше объятия Ника казались ей страстными, то теперь, когда он привлек ее к себе и крепко прижал, она ощутила в его движениях… отчаяние.

Ник лег рядом с ней, обнял и поцеловал в губы. Руки его скользнули под ее фланелевую рубашку, но Элизабет мягко отстранилась.

— Ник… подожди, давай сначала поговорим, — попросила она.

Он лег на спину, взял ее руки в свои и спросил:

— О чем ты хочешь поговорить? — И шутливо добавил: — А может быть, сначала поужинать, несмотря на поздний час, потом поговорить и только после этого заняться любовью?

— Нет, ужинать я не хочу. Твоя мама угостила меня кофе и печеньем, так что я не голодна. Знаешь, мы так душевно с ней побеседовали! Твоя мама — замечательная женщина: умная, добрая, чуткая.

— И о чем же вы с ней разговаривали?

— Обо всем. О жизни. И о тебе, в частности.

— Так… — Ник приподнялся на локте и, сделав таинственное лицо, прошептал: — Значит, она рассказала тебе все? Я разоблачен?

— Полностью! — засмеялась Элизабет. — Розмари открыла мне глаза. Теперь-то я знаю, с кем имею дело!

— Она рассказала тебе и о жене, брошенной в Джерси, и о моих детях, которых у меня, кажется, девять или десять? И о любовнице в Куинс?

— Она выдала тебя с головой!

— Значит, ты в курсе, что я много раз сидел в тюрьме, употребляю наркотики, являюсь знаменитым карточным шулером и…

— …никогда не сдаешь вовремя книги в библиотеку! Я потрясена!

— А о чем еще вы говорили с Розмари? — уже серьезно спросил Ник.

— Она сказала, что в пятницу все… закончится хорошо, — тихо ответила Элизабет, положив голову на плечо Ника.

— У нее прекрасная интуиция, — подтвердил он. — Она никогда ее не подводила. Лиз… я так надеюсь, что завтра в это же время мы с тобой тоже будем находиться у меня дома, лежать в постели, разговаривать… — взволнованно прошептал он, сжимая ее плечи. — И ничего не случится… Все будет хорошо.

— Ник, я абсолютно уверена в этом! — стараясь, чтобы ее голос прозвучал бодро, ответила Элизабет. — Все будет хорошо… И Розмари в этом убеждена. — Она подняла голову и, лукаво улыбнувшись, добавила: — Ужинать мы не хотим, разговор наш окончен, осталось только заняться любовью.

Ник сжал ее в объятиях и начал страстно целовать в губы.

Через несколько часов Ник проснулся и посмотрел в окно. Уже рассветало, но небо было мрачно-серым, пасмурным и унылым.

«Что принесет нам сегодняшний день? — с тревогой подумал Ник. — Чем он закончится?»

Розмари, по словам Элизабет, уверена, что сегодняшний день закончится благополучно, и интуиция никогда не подводила ее, но разве можно полагаться на интуицию в ситуациях, подобных той, что предстоит им пережить сегодня вечером?

Ник перевел взгляд на спящую Элизабет. Лицо ее было спокойным, даже умиротворенным, в уголках губ застыла легкая улыбка. Осторожно, чтобы не разбудить, Ник наклонился к Элизабет и, нежно коснувшись губами ее щеки, беззвучно прошептал:

— Лиз, я тебя люблю. Я очень тебя люблю.

Ник был уверен, что какая-то частица подсознания Элизабет бодрствует и во сне она слышит его признания в любви. Не может не слышать.

Из-за росших вдоль улицы высоких кустов убийца внимательно наблюдал за серым седаном, припаркованным около дома, и его все сильнее охватывало нетерпение. Ну давай же, уезжай, сколько можно здесь торчать!

Полицейский уже в течение двух часов сидел за рулем автомобиля и пил кофе из термоса. Пора бы ему отлучиться, как это было некоторое время назад! Словно услышав его молчаливую просьбу, полицейский положил термос на соседнее сиденье, зажег передние фары седана и включил двигатель. Машина тронулась с места, и когда она скрылась в серой предрассветной пелене тумана, убийца взглянул на часы и довольно усмехнулся. Этот детектив, дежурящий у дома, строго соблюдает график! Каждые два часа отправляется на ближайшую бензоколонку, покупает там кофе и пакет с пирожками, а через двенадцать минут возвращается обратно. Так будет и на сей раз.

«Двенадцать минут… Маловато, — взволнованно думал убийца, выбираясь из кустов, оглядываясь по сторонам и торопливо пробираясь к дому. — Но надо успеть… Непременно надо успеть».

Он успеет.

 

Глава 30

— Давайте в последний раз обсудим ход предстоящей операции, — произнес Ник, обводя внимательным взглядом полицейских, выделенных в помощь капитаном Райерсоном, и охранников телекомпании Ярборо.

Неожиданно Ник вспомнил о Питере Макдональде. Вот если бы Пит тоже находился здесь и участвовал в поимке серийного убийцы! Ведь он был хорошим, опытным полицейским. Вот именно, был… И вместо того, чтобы находиться рядом со своим другом, Питер лечится теперь в клинике для наркоманов. Что ж, каждый сам выбирает свой путь и несет ответственность за собственные поступки.

— Итак, наша основная задача, — продолжал Ник после небольшой паузы, — обеспечить безопасность членов съемочной группы, персонала и, главное, мисс Найт. Надеюсь, вы об этом не забыли? — пошутил он, желая хоть немного встряхнуть присутствующих, сидящих с хмурыми, сосредоточенными лицами. — Естественно, в нашу задачу входит также охрана всех входов в здание и наблюдение за ними. Убийца ни при каких условиях не должен проникнуть на съемочную площадку! Теперь что касается фотографий. — Ник достал из папки несколько комплектов фотографий и раздал присутствующим. — Вот здесь снимки людей, находящихся у нас на подозрении, — сказал он. — Еще раз внимательно ознакомьтесь с ними, а главное, хорошенько запомните в лицо Дэвида Фергюсона, поскольку он — наш главный подозреваемый, преступник, десять лет назад совершивший убийство юной девушки и постоянно преследующий мисс Найт. Хотя, конечно, совсем не обязательно, что именно Фергюсон окажется серийным убийцей, — со вздохом добавил Ник. — И тем не менее к его персоне я прошу вас проявлять особое внимание. — Ник шагнул к висящей на стене схеме и, указав на нее рукой, продолжил: — Здесь, как вы видите, показано, кто с кем взаимодействует и какой участок помещения за кем закреплен. Еще раз внимательно ознакомьтесь со схемой. Теперь что касается разделения на группы. Нашу команду я разбил на группы по два человека — один полицейский и один охранник службы безопасности телекомпании — по следующим причинам: охранники знают в лицо весь персонал телекомпании и сразу заметят чужого, а полицейские имеют при себе оружие.

Услышав эти слова, несколько охранников Ярборо переглянулись и стали подмигивать друг другу.

«Замечательно, — заметив это, подумал Ник. — Значит, они тоже носят оружие, но не афишируют этого».

— У кого есть вопросы? — спросил он, окидывая взглядом присутствующих.

Все глухо молчали, и это действовало Нику на нервы, заставляя волноваться еще сильнее. Почему они молчат? Им все ясно, они уверены в своих силах, и ситуация находится под полным контролем? Или они равнодушны к происходящему и даже не считают нужным скрывать это? Нет, в подобное отношение к серьезному делу Ник не верил.

— Итак, — после короткой паузы продолжал он, — шоу начинается через два часа, и я объявляю полную готовность. Убедительно прошу всех действовать согласно нашему плану, но… соблюдать осторожность и быть предельно внимательными. Новые трупы нам не нужны, — невесело усмехнувшись, добавил он. — Их в последнее время и так слишком много.

Свернув со Второй авеню и шагая в сторону порта, мужчина внезапно осознал, что выбранное для встречи место — далеко не самое лучшее. Но тот, с кем он договаривался, просил встретиться именно здесь, и ему пришлось согласиться. Диктовать свои условия он не мог, поскольку договаривался с человеком, который должен был продать ему оружие.

Да, сегодня вечером ему потребуется пистолет… Обязательно. Когда мужчина только задумывал это дело, ему представлялось, что достать оружие будет сложно, рискованно, может быть, даже невозможно. К его искреннему изумлению, все оказалось просто, до смешного просто. Он позвонил своему дальнему знакомому, с которым не виделся много лет, что-то наплел про приятеля, нуждающегося в оружии, и знакомый продиктовал номер телефона. Мужчина позвонил, они договорились встретиться в районе порта, неподалеку от ресторана «Морские ветра».

Со стороны Ист-Ривер дул сильный пронизывающий ветер, от воды тянуло затхлостью и гнилью, и мужчина, поежившись и подняв воротник куртки, вдруг подумал, что именно такой запах, наверное, имеет смерть. Эта мысль заставила его вздрогнуть, но он тотчас же заставил себя выкинуть ее из головы и ни в коем случае не думать ни о чем плохом. Все будет хорошо…

Заметив яркую вывеску ресторана, мужчина замедлил шаг и взглянул на часы. Он пришел на встречу вовремя, даже немного раньше. Интересно, когда прибудет торговец оружием и каким он окажется? Собственно, ему это безразлично. Важно другое: придет ли? Хорошо бы не опоздал, ведь ему нужно еще успеть вернуться домой, привести себя в порядок, а главное, отклеить фальшивые усы и бороду, которые он специально нацепил для конспирации.

«Ну давай же, поторопись, — бормотал себе под нос мужчина, переминаясь с ноги на ногу и поеживаясь от пронзительного ледяного ветра. — Приходи скорее, не заставляй меня ждать».

Он нервно оглядывался по сторонам, надеясь увидеть кого-нибудь, кто, по его представлениям, походил бы на торговца таким опасным товаром, как оружие, но никого похожего поблизости не было. Страх и разочарование все сильнее охватывали мужчину. А если он вообще не явится на встречу? Что тогда делать? План рухнет, с треском провалится задуманное дело.

Внезапно за спиной мужчины послышался шорох. Он нервно обернулся и увидел молодого парня, почти юнца. Выглядел парень так, словно только что окончил последний класс привилегированной школы.

— Привет! — произнес юнец. — Вы, случайно, не меня ждете?

Мужчина покачал головой. Не может быть, чтобы этот парень оказался торговцем оружием!

— Нет, не вас.

— А мне почему-то кажется, что именно меня, — усмехнулся парень.

— А тебя зовут Терри?

— Да, Терри, — кивнул тот. — Насколько я понял, вас интересуют вещи, обеспечивающие личную безопасность? Или я ошибаюсь?

— Нет, ты не ошибаешься, — ответил мужчина, все еще не веря, что торговцы оружием бывают такие юные и с приличной внешностью. — Меня это очень интересует.

— Прекрасно! Тогда, если не возражаете, давайте отойдем в сторонку.

Элизабет сидела в ярко освещенной гримерной перед зеркалом и, глядя в него, наблюдала, как Фрэнси делает ей макияж. В соседнем кресле сидела Чарлин — ведущая вечерних новостей, репортер, чьи сюжеты часто шли в эфир в прайм-тайм, и другая гримерша пудрила ей лицо.

— Чарлин, ты даже не представляешь, как я тебе благодарна за то, что ты согласилась взять у меня интервью в прямом эфире, — сказала Элизабет, глядя на отражение журналистки в зеркале. — Ведь никого — ни единого человека — мне не удалось уговорить! Я очень, очень тебе признательна!

Чарлин смущенно улыбнулась.

— Спасибо, Лиз, за добрые слова. Ты знаешь, с каким уважением и симпатией я к тебе отношусь, но, откровенно говоря, я согласилась взять у тебя интервью из-за… Касс. Как представлю, что она, бедняжка, лежит на больничной койке, так у меня мурашки бегут по телу. Господи, хоть бы она поправилась!

— Да, Чарлин, я тоже очень переживаю за Кассандру. И пошла на эту… авантюру тоже ради нее. Бедная моя Касс! Я так надеюсь, что для нее все закончится благополучно!

Раздался стук в дверь.

— До начала эфира осталось десять минут! — объявил женский голос.

— Спасибо, — ответила Элизабет. — Мы готовы.

Она снова внимательно осмотрела себя в большом зеркале и осталась очень довольна. Но не из-за прекрасного макияжа, который ей сделала Фрэнси: гримерша всегда выполняла свою работу замечательно. Элизабет увидела в зеркале молодую, очень привлекательную женщину — самоуверенную, невозмутимую, хладнокровную. Из взгляда женщины исчезли страх, отчаяние и безысходность, большие светло-голубые глаза лучились каким-то особенным, таинственным светом. Элизабет Найт была полна решимости выполнить задуманное. Она была готова к борьбе.

* * *

«Сейчас они тщательно проверяют каждого входящего и выходящего, — усмехаясь, думал убийца. — Молодцы, хорошо подготовились. И муха не пролетит. Охраняют, наблюдают, высматривают».

Муха не пролетит, а вот ему проникнуть в здание удалось! Правда, не сегодня — сегодня это было бы невозможно, — а вчера утром. Он снова всех обвел вокруг пальца, так что полицейские и охранники, зорко стерегущие все входы и выходы, трудятся напрасно.

Но к радости и гордости убийцы за свою изобретательность и ловкость примешивалось и иное чувство — физическое неудобство. Он уже много часов сидел в металлическом шкафу, наполовину заполненном видеокассетами; воздуха не хватало, дышать становилось все труднее, ноги и руки затекли, тело покалывало тонкими острыми иголочками, а пистолет, засунутый за брючный ремень, больно впивался в кожу. Ничего! Физические неудобства — временные. Пустяки по сравнению с тем, что его ожидает. А ожидает его выполнение очень важной миссии, пожалуй, самой главной в жизни и, возможно, последней.

Чтобы отвлечься от неприятных ощущений и скоротать время, убийца снова принялся вспоминать, как ему удалось проникнуть в здание незамеченным, и чувство гордости за свою хитрость охватило его с новой силой. А получилось все просто, на удивление просто.

Понимая, что в день выхода в эфир шоу «Темное зеркало» ему не удастся попасть в здание, убийца стал готовиться к этому заранее, изучая обстановку на месте. Он прятался за высокими кустами, росшими неподалеку, наблюдал за входящими и выходящими людьми, и на основе наблюдений ему в голову пришла гениальная идея. Несколько раз он видел, как рабочие носят с примыкающего к зданию склада мебель, декорации и различное оборудование. Проникнуть на склад не составляло труда, и убийца, улучив удобный момент, вошел туда и спрятался в большом металлическом шкафу, в котором хранились видеокассеты. Почему в шкафу? Да потому что он слышал, как рабочие говорили, что именно этот шкаф надо отнести в здание.

Шкаф вытащили со склада, подняли грузовым лифтом наверх и отнесли куда-то. Пока его несли, несколько кассет упали с полок и больно стукнули убийцу по голове. Но он лишь досадливо поморщился. Ерунда! Сейчас самое главное, чтобы никто из рабочих не открыл дверцы шкафа! Но открывать их никто и не собирался. Шкаф был доставлен в какое-то помещение, и когда голоса и шаги рабочих стихли, убийца осторожно приоткрыл дверцы и высунул голову.

Он находился в небольшой полутемной комнате со множеством проводов, тянущихся вдоль стен, каких-то кнопок, панелей непонятного назначения. В дальнем конце комнаты располагалось большое широкое окно. Затаив дыхание, убийца выждал несколько минут, напряженно прислушиваясь, не раздадутся ли снова шаги, но вокруг стояла тишина, и он рискнул. Выбрался из металлического шкафа, бесшумно пересек комнату и подошел к окну. То, что он увидел через стекло, заставило его сначала раскрыть рот от изумления, а потом улыбнуться. Окно комнаты — очевидно, просмотровой — выходило прямо на съемочную площадку «Темного зеркала»!

Ну бывает же такая удача! Словно рука судьбы сама подводит его к Элизабет Найт! Убийца размял затекшие ноги и вернулся в свое убежище — в шкаф. Вот здесь он и провел ночь и весь сегодняшний день.

Теперь, через несколько часов, его узнает вся страна, может быть, даже весь мир. Все увидят его лицо. Он прославится.

«Сегодня вечером я обрету бессмертие, — взволнованно думал убийца, закрыв глаза. — Моя миссия будет завершена, я до конца осознаю свое высокое предназначение. Обо мне заговорят, и мое имя еще долго будет у всех на слуху. Обо мне будут помнить. Я обрету бессмертие».

«Не бессмертие ты обретешь, а погибель, — упорно твердил внутренний голос, становясь все громче и настойчивее. — Откажись от своей безумной затеи, откажись! Для чего тебе посмертная слава? Ведь ты умрешь, не сумев насладиться ею. Одумайся! Опомнись!»

Убийца резко тряхнул головой, стараясь заглушить внутренний голос, призывающий к благоразумию, и плотно сжал губы. Отказаться от выполнения дела, к которому он шел, быть может, всю жизнь, — это не благоразумие, а трусость и малодушие, а он эти человеческие качества всегда считал постыдными и презирал. Проявлять малодушие свойственно обычным, заурядным людям, им это простительно. Им, но только не ему. Человеку, выбравшему особый жизненный путь. И он с этого пути уже не свернет. Он пройдет его до конца, даже если тот завершится бездонной черной пропастью, шагнув в которую он уже никогда не сумеет вернуться назад.

— До прямого эфира осталось десять минут! — наклонившись к миниатюрному микрофону, прикрепленному на лацкане пиджака, объявил Франциск. — Всем приготовиться!

На съемочной площадке находилось несколько человек и были установлены две камеры. Для интервью большего и не требовалось. Но даже если и понадобился бы дополнительный персонал, Броди все равно не выделил бы его. Ему и так пришлось заплатить в несколько раз больше смельчакам, согласившимся работать во время прямого эфира, когда в любую минуту из темноты мог появиться зловещий силуэт убийцы и… Никого не обнадеживали уверения начальства, что здание полностью контролируется полицией и охранниками службы безопасности. Все боялись.

Элизабет села в кресло, позади которого стояло большое овальное зеркало, а Чарлин — напротив нее. На мониторах отражались последние кадры финального эпизода шоу: громко звучали выстрелы, сценаристка падала на пол, а расплывчатый силуэт убийцы бесшумно растворялся в темноте. В последний момент Броди велел вырезать кадры, в которых режиссер взволнованно объявляет, что сценаристка мертва.

«Этого говорить не следует, — сказал Броди. — Пусть телезрители остаются в неведении относительно того, удалось ли преступнику осуществить свой кровавый замысел. Пусть они трясутся от страха и гадают: а вдруг героиня серии осталась жива. По-моему, так интереснее. Больше впечатляет».

Элизабет смотрела последние кадры, и внутри у нее все дрожало от напряжения. А может быть, от страха? Но усилием воли она заставляла себя выглядеть бесстрастной и невозмутимой. Обратной дороги нет… Сейчас начнется интервью, и, хочется верить, ее фантазии так и останутся фантазиями…

«Господи, сделай так, чтобы никто больше не пострадал, — беззвучно твердила Элизабет, опустив голову и глядя прямо перед собой. — Пусть все останутся живы! — Теперь уже она мысленно обращалась к Нику, полицейским и охранникам телекомпании. — Все, и я в том числе…»

— Ты что-то сказала? — наклонившись к Элизабет и с тревогой вглядываясь в ее лицо, спросила Чарлин.

— Шепчу молитвы, — еле слышно призналась она.

— Знаешь, а я твержу их с того рокового дня, как согласилась взять у тебя интервью в прямом эфире, — усмехнулась журналистка и, подмигнув ей, ободряюще добавила: — Ничего. Все будет хорошо.

За спиной Элизабет послышались легкие шаги. Она вздрогнула, резко обернулась, но, увидев подходящего к ней Бада, облегченно вздохнула. Он опустился перед ней на одно колено и тихо спросил:

— Ну как ты? Волнуешься? Не надо, Лиз, не волнуйся. Я уверен, все пройдет нормально.

— Нет… со мной все в порядке… — пробормотала она.

— А почему же ты вздрогнула, когда я подходил? — улыбнулся Бад. Наклонившись к Элизабет, он прошептал ей на ухо: — Помнишь, рабочие жаловались, что наше зеркало стало очень тяжелым?

— Помню.

— А знаешь почему? Потому что я укрепил его немного. — И Бад кивнул в сторону большого овального зеркала, стоящего за спиной Элизабет.

— Как?

— Да очень просто. Вставил туда несколько стальных пластин.

— Стальных пластин? — Элизабет повернула голову и внимательно осмотрела зеркало, пытаясь заметить в нем какие-нибудь изменения. — Значит, ты сделал это, чтобы…

— Ну… я подумал: мало ли что может произойти? А вдруг правда появится убийца с пистолетом? Тогда ты успеешь спрятаться за зеркало, а если он выстрелит, то пуля не пробьет сталь.

Элизабет прикоснулась к руке Бада и растроганно произнесла:

— Бад, ты замечательный парень! Я так тебе признательна!

— Да ладно, — внезапно смутившись, пробормотал он. — Подумаешь, укрепил зеркало! Пустяки. Я ведь знаю, Лиз, ты решилась на это опасное интервью ради Касс, — добавил он, — а я чувствую себя ответственным за…

— Осталась одна минута! — объявил Франциск. — Все по местам!

Бад, подмигнув Элизабет, ушел, а она судорожно сцепила руки и глубоко вздохнула, пытаясь прогнать противный липкий страх, сковывающий тело и туманящий разум. Все будет хорошо…

Франциск шагнул на небольшое возвышение, где в креслах друг против друга сидели Чарлин и Элизабет, поднял правую руку и, поочередно загибая пальцы, начал громко отсчитывать:

— Пять, четыре, три, два, один…

Интервью со знаменитой сценаристкой и телеведущей шоу «Темное зеркало» Элизабет Найт началось.

Фред Халли стоял на «боевом посту» слева от съемочной площадки, а справа находился Ник и, не отрываясь, смотрел на Элизабет, снова и снова восхищаясь ее выдержкой и хладнокровием. Интервью длилось уже сорок пять минут, Чарлин задавала Элизабет вопросы, и она спокойно и обстоятельно отвечала на них. Рассказывала, как и для чего задумывала шоу «Темное зеркало», делилась с телезрителями переживаниями по поводу преследования неизвестным преступником, откровенно говорила о чувствах, которые она испытала, узнав, что маньяк совершает убийства по ее сценариям.

К удивлению Ника, в интервью была затронута даже такая болезненная для Элизабет тема, как гибель ее младшей сестры. Но Ник понимал, чем руководствовалась Элизабет, вынося эту тему на всеобщее обсуждение: она надеялась, что незнакомые ей люди, приникшие сейчас к экрану, оказавшись в сложной ситуации, сумеют правильно сориентироваться и не станут жертвами безумного кровавого убийцы. Они смогут за себя постоять и дать отпор преступнику.

Тревога все сильнее охватывала Ника, перед его мысленным взором возникал темный расплывчатый мужской силуэт с оружием в руке, и иногда ему даже чудились его приближающиеся легкие, почти бесшумные шаги.

Ник снова взглянул на Фреда и по выражению его лица понял, что тот испытывает аналогичные ощущения. Он ждал убийцу. А Фред Халли редко ошибался…

— Всем быть предельно внимательными! — произнес О'Коннор в миниатюрный микрофон. — Пошла завершающая фаза операции.

Стефани в компании охранника стояла у служебного входа в кафетерий и раздраженно слушала его болтовню. В напарники ей Ник, словно издеваясь, подобрал здорового двухметрового детину с физиономией головореза и огромными ручищами, которыми охранник постоянно трогал Стефани за талию.

— Слушай, ты меня уже утомил, — поморщилась Стефани. — Убери руки, иначе применю оружие.

— А ты, красотка, оказывается, недотрога! — заухмылялся охранник. — Кто бы мог подумать…

Снова почувствовав на своей спине руку назойливого охранника, Стефани резко сбросила ее и раздраженно сказала:

— Слушай, тебя для чего здесь поставили? Ты не забыл, что должен наблюдать за входящими и выходящими из здания людьми?

— А я что делаю? — лениво отозвался тот. — Я гляжу в оба.

«Ну, Ник О'Коннор, огромное тебе спасибо за то, что подыскал мне такого замечательного напарника, — недобро усмехнувшись, подумала Стефани. — Подожди, я с тобой еще разберусь…»

Выбравшись из металлического шкафа, убийца начал разминать затекшие от долгого сидения в неудобном положении ноги. Казалось, тысячи острых иголок пронзают тело, а под брючным ремнем, за который был засунут пистолет, образовался большой синяк.

«Ничего, сейчас все придет в норму, — думал он, растирая руки. — Физические лишения укрепляют дух».

Убийца шагнул к окну, выходившему на съемочную площадку, и увидел сидящую в кресле Элизабет.

«Как все-таки она прекрасна, — вздохнув, с легкой грустью подумал он. — Элизабет всегда была необыкновенно привлекательной женщиной, но сегодня от нее просто глаз не оторвешь! Господи, ну почему она предала меня и объявила войну? Почему?»

Убийца посмотрел на часы: пора. Он отошел от окна и шагнул к двери.

Интервью близилось к завершению. С каждой минутой Элизабет ощущала все возрастающее напряжение и вместе с тем… разочарование. Вот так все и кончится? Но ведь это счастье, что убийца не появился на съемочной площадке! А она, вместо того чтобы облегченно вздохнуть, чувствует разочарование!

Чарлин задала Элизабет последний вопрос, но та так углубилась в собственные переживания, что едва услышала его. О чем же Чарлин ее спросила? Ах да…

— Прибрела ли я опыт? — задумчиво повторила Элизабет. — Да, и большой. Эта драматическая ситуация помогла мне по-иному взглянуть на мир и окружающих меня людей и испытать такие сильные эмоции, о существовании которых я никогда прежде даже не подозревала.

— Какие, например?

— Страх. Очень сильный страх. Ужас.

Элизабет быстро взглянула на Ника, стоящего неподалеку, и он еле заметно кивнул ей.

— Но помимо отрицательных эмоций, я открыла для себя и много положительного, — продолжала Элизабет. — Я поняла, что человек, оказавшийся в очень сложной ситуации, всегда может рассчитывать на помощь других людей. Обязательно найдется тот, кто поддержит тебя в трудную минуту, разделит с тобой боль утраты и вселит в твое сердце надежду. Надо только доверять людям, и они не разочаруют тебя.

Ник стоял неподалеку от съемочной площадки и с замиранием сердца слушал Элизабет. Он надеялся, что слова ее предназначаются ему, и теплые волны прокатывались по его телу. Элизабет любит его…

— Ник! — внезапно зазвучал в микрофоне взволнованный голос Стефани. — Ник!

— Да? Слушаю тебя.

— Ник… Фергюсон… — быстро и взволнованно проговорила она. — Он в здании! Мы только что видели его! Здесь, у заднего входа!

— Немедленно задержите его! — Ник бросил тревожный взгляд на стоящего неподалеку Фреда. — Мы сейчас будем.

Фред мгновенно обо всем догадался, и они с Ником молча бросились со съемочной площадки в коридор и помчались мимо комнат, просмотровых кабин и лежащего вдоль стен оборудования.

— Ник… — снова зазвучал в микрофоне хриплый голос Стефани. — Он…

— Что? Что там происходит? — задыхаясь от быстрого бега, прерывающимся голосом произнес Ник, доставая на ходу пистолет. — Где он?

— Ник, мы упустили его. Он… сбежал.

— Куда? В какую сторону?

— По направлению к съемочной площадке, — ответила Стефани. — Ник, Фред, будьте осторожны: Фергюсон приближается к вам! Он вооружен.

Заметив, что взволнованные Ник и Фред в спешке покинули съемочную площадку, Элизабет мгновенно все поняла. Убийца где-то поблизости. Ему удалось проникнуть в здание…

В горле Элизабет застрял ком, дыхание перехватило, спину сковал ледяной страх, но… неожиданная мысль заставила ее воспрянуть духом: пусть события развиваются по намеченному сценарию. Серийный убийца сумел пробраться в здание? Но ведь для того они и задумывали весь этот спектакль, чтобы схватить его на месте!

Элизабет взглянула на сидящую напротив Чарлин. Лицо журналистки даже под толстым слоем грима было мертвенно-бледным, в глазах сквозил ужас. Элизабет перевела взгляд на Франциска: он поднял вверх руку и начал медленно загибать пальцы, давая понять, что интервью заканчивается.

— Чарлин, я хочу поблагодарить тебя за то, что согласилась побеседовать со мной в прямом эфире, — быстро проговорила Элизабет, хотя в данный момент эта фраза не была предусмотрена сценарием, — и за предоставленную мне возможность…

— Элизабет! — вдруг раздался отчаянный мужской крик, громким эхом прокатившийся по съемочной площадке. — Элизабет!

Чарлин мгновенно рванулась с кресла и упала на пол, а члены съемочной группы бросились врассыпную — все, кроме Франциска, который так и остался стоять около площадки, застыв в оцепенении. Даже Бад куда-то исчез! От стены отделился мужской силуэт, и когда он приблизился к Элизабет, она узнала в нем Дэвида Фергюсона.

— Дэвид… — еле слышно прошептала она, чувствуя, как ледяная рука страха сжимает ей горло.

— Элизабет! — снова крикнул он. — Скажи мне, для чего ты пошла на это?

Дрожащей рукой Элизабет нащупала пистолет, спрятанный в потайном кармане роскошного вечернего платья, но, заметив у Фергюсона оружие, бессильно опустила руку. Поздно… она не успеет.

— Я не хотел приходить сюда, не хотел! — взволнованно продолжал он, еще крепче сжимая правой рукой пистолет. — Но я не мог… не прийти. Пойми, я должен был сделать это!

— Но почему? — беззвучно прошептала Элизабет.

— Потому что я люблю тебя! Неужели ты этого не понимаешь? — В глазах Фергюсона неожиданно блеснули слезы. — Я всегда тебя любил. И явился сюда, чтобы в… последний раз выразить свои чувства.

Мысли в голове Элизабет лихорадочно замелькали, пронеслось множество вариантов дальнейшего развития событий, но все они, увы, заканчивались одной и той же страшной картиной: она видела себя лежащей на полу с простреленным сердцем… Господи, ну может быть, хоть кто-нибудь придет ей на помощь? Элизабет отчаянным взглядом окинула съемочную площадку: стояла тишина, все замерли на полу, боясь пошевелиться, и даже охранник Ярборо, который в первую очередь должен был оказать сопротивление Фергюсону, тоже лежал на полу лицом вниз! Элизабет перевела взгляд на одну из просмотровых кабинок и увидела Броди: он с перекошенным от страха лицом прильнул к стеклу и, не отрываясь, смотрел на нее.

«Броди! — мысленно позвала Элизабет. — У тебя же в кабинете хранится оружие… Принеси его! Помоги…»

Но Броди все так же, словно в оцепенении, широко раскрытыми глазами смотрел на нее через стекло, и Элизабет поняла, что надеяться ей можно только на одного человека — Ника О'Коннора. Но где же он?

Ник и Фред в растерянности остановились и недоуменно посмотрели друг на друга.

— Куда же он делся? — глухо спросил Ник. — Ведь он не мог далеко уйти. Мы бы перехватили его. Черт, какая темень…

— Да, он не мог уйти далеко, — задыхаясь, повторил Фред. — Он где-то рядом. Я чувствую его…

Внезапно в дальнем конце коридора послышался шорох, затем зазвучали шаги, и темная мужская фигура, отделившись от стены, бросилась вперед, по направлению к съемочной площадке.

— Стой! — крикнул Ник, поднимая пистолет и целясь в незнакомца. — Стой, или я буду стрелять!

— Дэвид, пожалуйста, давай поговорим, — медленно, стараясь, чтобы ее голос не дрожал, произнесла Элизабет, поднимаясь с кресла и делая осторожный шаг по направлению к Фергюсону. — Мы с тобой все спокойно обсудим… Разве тебе нужны новые жертвы?

Фергюсон долго недоуменно смотрел на нее, словно не понимая, о чем она говорит, и наконец удивленно промолвил:

— Элизабет, разве ты не поняла? Ведь именно для этого я и появился здесь.

Краем глаза она заметила, что справа от нее возникло какое-то движение, услышала осторожные легкие шаги и облегченно вздохнула. Ник здесь… он рядом… Или это Броди, как настоящий техасский ковбой, спешит ей на помощь?

— Дэвид, я пытаюсь понять тебя, — с мягкими интонациями сказала Элизабет. — Я понимаю, что ты…

Человек, находящийся справа от нее, сделал еще несколько шагов, и Элизабет испуганно подумала, что Фергюсон может внезапно выстрелить в него. Нет, этого нельзя допустить!

— Дэвид, убери, пожалуйста, пистолет, — попросила она. — Сейчас мы с тобой поговорим, и все закончится хорошо. Не надо никого убивать.

— Что? — растерянно воскликнул Фергюсон. — Ты думаешь, я…

Человек, находящийся справа, вышел из тени, и Элизабет, к своему изумлению, узнала в нем Кристофера — сына преподобного Тэггерти. Он, этот скромный парень с застенчивым взглядом, появился на съемочной площадке, чтобы защитить ее от серийного убийцы? И сейчас он может стать новой жертвой Фергюсона…

— Кристофер, — прерывающимся голосом пробормотала Элизабет. — Уйдите. Мы с Дэвидом сами разберемся. Прошу вас… уходите…

Но Кристофер Тэггерти молча не отрываясь смотрел на нее, не делая попытки исчезнуть.

— Не смей к ней подходить! — вдруг истерически крикнул Фергюсон, направляя дуло пистолета на Тэггерти. — Прочь от Элизабет — или я убью тебя! Немедленно прочь!

Но Кристофер не вздрогнул от крика, даже не посмотрел в сторону Фергюсона. Он продолжал молча стоять и смотреть на Элизабет.

— Я архангел Михаил, — вдруг глухо, монотонно произнес он и поднял правую руку, в которой блеснуло оружие. — Я архангел Михаил и явился сюда для того, чтобы исполнить свою миссию: победить мировое зло и завершить дело отца.

— Что? — побелевшими губами прошептала Элизабет, чувствуя, что последние силы оставляют ее.

— Да, я непременно завершу дело отца, — все так же глухо продолжал Кристофер. — Отец хотел убить тебя, Элизабет, он надеялся, что твоя смерть остановит меня, но… меня не остановит никто и ничто, пока миссия моя не будет выполнена.

Элизабет переводила изумленный растерянный взгляд с Фергюсона на Тэггерти, не в силах осознать, что происходит и кто из них двоих серийный убийца. Неужели Кристофер Тэггерти?

— Вавилонская блудница должна умереть! — внезапно громко крикнул Кристофер, поднял пистолет, нацелил дуло в грудь Элизабет и нажал курок.

Оглушительный выстрел разорвал мертвую тишину съемочной площадки…

Ник и Фред услышали один негромкий выстрел, похожий на хлопок, затем другой и со всех ног бросились по коридору по направлению к съемочной площадке. Позади них раздались быстрые шаги и зазвучал задыхающийся от быстрого бега голос Стефани:

— Ник, он там! Он там…

О'Коннор обернулся и увидел Стефани с пистолетом в руках. Но если бы стреляла она, выстрел прогремел бы очень громко, а те два прозвучали приглушенно. Это означало лишь одно: Фергюсон прорвался на съемочную площадку и…

Пуля, едва не задев Элизабет, с грохотом ударилась в большое овальное зеркало, и тысячи мелких острых сверкающих осколков со звоном посыпались на пол. Лежащая на полу Чарлин истерически вскрикнула, отовсюду раздались испуганные вопли, но никто даже не поднял голову. Все продолжали лежать на полу. Элизабет бросилась к зеркалу и спряталась за него в надежде, что стальные листы, которыми Бад укрепил зеркало, окажутся прочными и задержат следующую пулю. Хотя бы на несколько мгновений…

Судорожным жестом Элизабет нащупала в кармане пистолет, достала его и, лихорадочно сжимая в руке, осторожно выглянула из-за зеркала. Дэвид Фергюсон лежал на полу, на груди у него расплывалось большое темно-бурое пятно. Кристофер Тэггерти с отсутствующим выражением лица, словно он находился в трансе, сделал несколько медленных шагов к зеркалу и остановился. В руке он по-прежнему сжимал пистолет, но дуло ствола смотрело в пол.

Внезапно Кристофер заметил высунувшуюся из-за зеркала Элизабет, и его глаза, которые еще мгновение назад казались пустыми и безжизненными, полыхнули безумным огнем и лютой ненавистью. Только сейчас Элизабет до конца осознала, что серийный убийца — не Дэвид Фергюсон, храбро бросившийся защищать ее от Кристофера и угодивший под пулю, предназначавшуюся ей. Это сын преподобного Тэггерти… И он абсолютно безумен.

Элизабет вытянула вперед руку, сжимающую пистолет, который ей в свое время принесла Кассандра, и, стараясь, чтобы голос ее прозвучал твердо и решительно, произнесла:

— Кристофер, остановись! Остановись, или я пристрелю тебя!

— Теперь это не имеет никакого значения, — усмехнулся Тэггерти и, сделав жест в сторону телекамеры, добавил: — Пусть все видят. Пусть все смотрят. Сейчас я за несколько мгновений завершу дело, которому мой отец посвятил всю свою жизнь. А что будет после этого, мне безразлично.

Элизабет в ужасе заметила, как он медленно поднимает пистолет, и… нажала курок. Кристофер дернулся всем телом, пошатнулся, но устоял на ногах и снова, уже с угрожающим видом, двинулся к ней.

«В пистолете всего два патрона, — вспомнила Элизабет слова Кассандры. — У тебя остался всего один…»

Элизабет подняла дрожащую руку и снова нажала курок. Пуля ударила в хрустальную люстру, и множество осколков градом посыпались на нее с потолка, злыми жалящими осами впиваясь в ее обнаженные плечи и руки. Она вскрикнула, в ужасе закрыв лицо руками, а когда отняла их от лица, то увидела, что Кристофер Тэггерти стоит почти рядом с ней и дуло его пистолета нацелено ей в лоб.

— А ведь все могло бы закончиться по-другому, — печально усмехнулся он. — Видит Бог, я не хотел… Да, Элизабет, все могло бы закончиться по-другому, — повторил он. — И для тебя, и для меня…

— Кристофер… пожалуйста, — срывающимся голосом заговорила Элизабет, глядя на того, кого она каждый день видела у входа в телекомпанию вместе со сторонниками преподобного Тэггерти. И он всегда производил на нее благоприятное впечатление, казался разумным человеком, не одобряющим поведения отца и оттого постоянно испытывающим неловкость. Приличный молодой человек… — Кристофер, я не могу поверить в то, что ты собираешься причинить мне вред, — продолжала Элизабет. — Ведь я не заслужила этого. Никогда в жизни я никого не обидела.

— Ты? — с внезапной яростью прервал ее Кристофер. — Ты никого не обидела? Да как ты смеешь так говорить? Ты столько времени издевалась надо мной, унижала меня, а я… любил тебя, боготворил, преклонялся перед тобой и мечтал, что когда-нибудь мы будем вместе. Я считал тебя порядочной женщиной, а ты оказалась обычной блудницей, как справедливо назвал тебя мой отец! Ты спуталась с полицейским, ты плюнула мне в душу! И за это, Элизабет, ты будешь наказана смертью. Ты не захотела стать моей? Но и этому детективу ты принадлежать не будешь никогда!

— Но я даже не подозревала, что ты любишь меня, — еле слышно промолвила Элизабет, понимая, что тянуть время бессмысленно. Этот безумец не остановится ни перед чем, и она сейчас погибнет.

Глядя на стальное дуло пистолета, Элизабет неожиданно вспомнила о Нике, и мысль, что она никогда больше не увидит его, показалась ей невыносимой. Думать об этом было даже мучительнее, чем ожидать собственную смерть. Элизабет закрыла глаза и беззвучно прошептала:

— Ник…

Ник, Фред, Стефани и два охранника Ярборо окружили съемочную площадку, держа под прицелом Тэггерти, но стрелять на поражение пока не решались: Кристофер стоял рядом с Элизабет, и пуля могла попасть в нее. Ник находился к ним ближе других, он слышал все безумные слова, которые произносил Кристофер, и лихорадочно обдумывал ход дальнейших действий. Ник видел: Тэггерти отчего-то медлит, не стреляет, но сознавал, что очень скоро того захлестнет новая вспышка безумной ярости и выстрел обязательно прогремит.

А Элизабет находилась так близко от Кристофера! И Ник видел ужас в ее глазах, пока она их не закрыла…

«Давай, Ник, — мысленно сказал он себе. — Давай…»

Ник О'Коннор глубоко вздохнул, прицелился и сделал то, что, он надеялся, никогда в жизни ему больше делать не придется.

Он нажал курок и оборвал человеческую жизнь.

Элизабет сидела на больничной койке и наблюдала, как медсестра вынимает из ее рук мельчайшие стеклянные осколки, дезинфицирует раны и смазывает их заживляющей мазью. Затем медсестра дала Элизабет болеутоляющую таблетку, и она, выпив ее, с горечью подумала о том, как было бы хорошо, если бы существовали таблетки, успокаивающие душевную боль.

«Все закончилось, — твердила она себе. — Ник застрелил серийного убийцу, и тот никогда уже не сможет отнять чью-либо жизнь. Все закончилось… Не смей больше думать об этом».

Но Элизабет чувствовала себя такой усталой, опустошенной и измученной, что у нее не было даже сил радоваться тому, что все закончилось благополучно. Лишь оглушающая пустота в душе, странное ощущение нереальности происходящего и… сожаление о загубленной жизни молодого еще человека. Да, серийного маньяка, убийцы, безумца, вообразившего себя Богом.

— Ну вот и все, мисс Найт, — с улыбкой сказала медсестра. — Скоро раны заживут. Можете идти.

— Спасибо. — Элизабет осторожно поднялась с кровати, поскольку до сих пор ощущала дрожь в коленях.

Ник обнял Элизабет за талию и повел к выходу.

— Сейчас мы поедем домой, Лиззи. — Он ласково поцеловал ее в щеку. — Тебе необходимо выспаться и отдохнуть.

Они вышли в коридор и увидели, что навстречу бежит Стефани.

«Похоже, этот безумный день еще не закончился!» — мелькнуло в голове Элизабет.

— Мисс Найт! — запыхавшись, воскликнула Стефани. — Там… Фергюсон… Меня послал за вами врач. Он сказал, что Фергюсон хочет видеть вас.

Элизабет вопросительно посмотрела на Ника, а затем перевела взгляд на Стефани.

— Не уверена, что мне следует заходить к нему, — с сомнением проговорила она. — Мне нечего ему сказать.

— Я тоже так считаю, — поддержал ее Ник.

— Да, но… — Элизабет вздохнула. — Фергюсон защитил меня от пули Тэггерти, и сейчас он…

— Не забывай, что Фергюсон убил твою младшую сестру! И по его милости ты в течение десяти лет живешь с болью в сердце!

— Ник… но может быть, мне все-таки следует заглянуть к нему? — тихо промолвила Элизабет.

— Мисс Найт! — воскликнула Стефани. — Я, конечно, не вправе давать вам советы, но врач сказал: Фергюсон умирает…

Элизабет зашла в палату и, посмотрев на Дэвида Фергюсона, поняла, что жить ему осталось недолго. Лицо его было мертвенно-бледным, веки нервно подрагивали, взгляд блуждал.

— Я сделал это ради тебя, — горячо забормотал он, заметив Элизабет и Ника. — Все в моей жизни было посвящено тебе. Я всегда, всегда тебя любил, я не мыслил без тебя жизни, я мечтал быть рядом с тобой, и все, что я совершил, — во имя тебя.

«Ну конечно, он даже на смертном одре не желает нести ответственность за гибель моей сестры, — подумала Элизабет. — Ведь он сделал это ради любви ко мне. Бред! А я десять лет живу с ощущением тяжкой вины за смерть Марти…»

— Элизабет… пожалуйста… — задыхаясь, прошептал Фергюсон. — Пожалуйста, подойди ближе. — Она сделала шаг, и он судорожно ухватился ледяной рукой за ее запястье. — Скажи, что ты любишь меня, — умоляюще попросил он. — Скажи… что понимаешь и… любишь…

«Он и когда Марти убивал, тоже просил ее сказать, что она его любит!»

— Дэвид, я не хочу лгать тебе и поэтому не произнесу тех слов, которых ты от меня ждешь, — сухо ответила Элизабет, глядя на умирающего Фергюсона и думая о том, что и после его смерти она будет ненавидеть его. — Я не смогу заставить себя произнести их никогда.

— Но ты сможешь хотя бы простить меня за содеянное? — еле слышно спросил он. — Или я умру с мыслью, что ты меня ненавидишь?

«Неужели я до самой смерти буду жить с ненавистью в душе и с чувством вины за гибель Марти? — вдруг подумала Элизабет, отводя взгляд от Фергюсона. — Во что же с годами превратится моя душа? В горсть черного пепла?»

— Дэвид… — после долгой паузы тихо сказала она, и он встрепенулся. — Помнишь, недавно ты приходил ко мне, мы разговаривали на крыльце и ты просил у меня прощения? — спросила Элизабет.

— Помню.

— Я прощаю тебя, Дэвид.

— Спасибо, Лиз, — прошептал он. — Спасибо… Я отнял жизнь у твоей сестры, но… спас твою.

Дэвид Фергюсон закрыл глаза, и рука его, сжимавшая запястье Элизабет, безвольно упала на кровать. Через минуту его тело несколько раз конвульсивно дернулось и застыло. Элизабет Найт в последний раз посмотрела на человека, который причинил ей столько горя и страданий, и поняла, что кошмар, в котором она жила десять лет, наконец закончился и она навсегда избавилась от страха. Она свободна.

— Упокойся с миром, Дэвид, — тихо промолвила Элизабет, отходя от кровати. — На том свете тебе будет лучше, чем на этом.

Она взяла Ника за руку, и они направились к двери.

— Поедем домой, — сказала Элизабет. — Если бы ты только знал, Ник, как я мечтаю поскорее оказаться дома!

 

Эпилог

«Холодное пиво, жаренное на решетке сочное мясо, преданный пес, лежащий у ног хозяина, и три дня отдыха по случаю Дня независимости, — с блаженной улыбкой на лице размышлял Ник, удобно устроившись в шезлонге и с наслаждением вдыхая восхитительный аромат жареного мяса и свежий запах недавно подстриженной лужайки. — Теплое, ласковое солнце, безоблачное небо… Что еще нужно человеку для счастья?»

Давно Ник не испытывал такого удивительного состояния полного покоя, умиротворенности и радости бытия. И даже праздничные фейерверки, которые уже с самого утра запускали в небо нетерпеливые соседи, не раздражали его. Наоборот, он с умилением смотрел на разноцветные россыпи ярких огоньков, взмывавших в голубое небо, и улыбался.

По небольшому ухоженному саду гуляла Розмари, и Ник, время от времени поглядывая на нее, думал о том, как все-таки хорошо, что ему удалось уговорить ее купить дом на острове и выйти на пенсию. Розмари заслужила и уютный дом, и дивный сад, и покой. Свежий воздух и отдых благотворно сказались на ее внешности: Розмари посвежела, загорела, мелкие морщинки на лице разгладились, и она стала выглядеть лет на десять моложе. Розмари была счастлива, и Ник очень за нее радовался.

Из раскрытых дверей дома донесся веселый смех, и, услышав его, Ник попытался заставить себя подняться с шезлонга и сходить посмотреть, чем занимаются его друзья, но пребывать в ленивом блаженстве было так восхитительно, что сдвинуться с места он не мог.

В окне он увидел Элизабет — загорелую, необыкновенно привлекательную, с распущенными блестящими темными волосами, в белых шортах и короткой открытой майке. Она внесла в комнату поднос с закусками и напитками и поставила на кофейный столик. Почувствовав на себе взгляд Ника, Элизабет подошла к распахнутому окну и, улыбаясь, помахала ему рукой.

— Лиз, иди ко мне! — крикнул Ник.

Через мгновение она появилась в саду, у шезлонга, в котором полулежал Ник, и присела на подлокотник.

«Нет, для полного счастья мне нужна только эта женщина», — сказал он себе, обнимая Элизабет за обнаженные плечи и снова и снова любуясь ее нежной, шелковистом кожей. Их отношения длились уже семь месяцев, но Ник не переставал восторгаться красотой Элизабет, ее умом и добрым характером.

— О чем ты думаешь? — наклонившись к нему, спросила Элизабет.

— Попробуй догадаться, — шутливо отозвался Ник, крепко прижимая к себе Элизабет. — О чем может думать мужчина, когда рядом с них находится прелестная женщина?

В дверях дома появилась веселая компания: Нина и ее новый приятель Тони, от которого Ник был далеко не в восторге. Очередной панк со смазливой физиономией и полным отсутствием мозгов. Впрочем, ко всем предыдущим кавалерам младшей сестры Ник испытывал аналогичные чувства. Нина и Тони вышли в сад и направились к Розмари, а в дверях показалась еще одна парочка: Фред и Кассандра.

После нападения маньяка Кассандра долго болела, но теперь почти поправилась, и Ник, глядя в ее улыбающееся лицо, очень за нее радовался. Вот если бы и Питер Макдональд сумел побороть свой недуг и вернуться к нормальной жизни… Но последняя новость, которую Ник узнал о своем старинном приятеле, надежд на его выздоровление не оставляла. Питер снова, в который уже раз, лечился в клинике для наркоманов, и утешительных прогнозов врачи пока не делали.

Ник перевел взгляд на Нину и Тони, оживленно беседующих с матерью, и заметил, что новый кавалер сестры изо всех сил старается понравиться Розмари. Но наблюдать за Тони ему было неинтересно, особенно когда рядом находилась его любимая Элизабет и он гладил ее упругое бедро. Ник привлек к себе Элизабет и уже хотел поцеловать ее в губы, но неожиданно раздался громкий, с озорными интонациями, голос Касс:

— Эй, вы двое! Не вздумайте целоваться на виду у всех! Соблюдайте правила приличия!

И лукаво улыбающаяся Кассандра в сопровождении Фреда Халли решительно направилась к Нику и Элизабет.

— Вам можно, а нам нельзя? — усмехнулся Ник, заметив, что сквозь загар на лице Фреда проступил румянец и он смущенно опустил голову.

Бурный роман Кассандры и Фреда длился уже пять месяцев, и, судя по счастливым выражениям их лиц, расставаться они не собирались. Ник никогда не допытывал Фреда относительно его отношения к Кассандре, но тот недавно признался, что она ему очень нравится. Веселая, задорная, несмотря на перенесенное душевное и физическое потрясение, страстная, вспыльчивая…

— Знаешь, у меня иногда возникает ощущение, что Касс когда-нибудь меня убьет, — со смущенной улыбкой объявил Фред. — Уж больно она горячая!

— Значит, тебе надо застраховать свою жизнь на большую сумму и надеяться на лучшее, — со смехом посоветовал ему Ник.

Но он был уверен, что до рукоприкладства дело никогда не дойдет: Фред стал для Кассандры надежным, преданным, заботливым другом, и она, по словам Элизабет, очень ценила его отношение.

Общаясь с Кассандрой, Фред изменился в лучшую сторону: перестал бесконечно грызть зубочистки, каждый час выпивать большую чашку кофе и начал регулярно наведываться в спортивный зал. Да и внешне он выглядел отлично: постройнел, помолодел, следил за своей внешностью и одеждой. Представить теперь Фреда в несвежей рубашке или мятых брюках было просто невозможно!

Кассандра присела на корточки около спящего Геркулеса, почесала его за ухом, но пес продолжал крепко спать, громко посапывая. Тогда Касс сорвала травинку и пощекотала Геркулесу в носу. Пес с недовольным видом приоткрыл глаза, несколько раз оглушительно чихнул и снова заснул.

— Ник, по-моему, ты напоил его пивом! — засмеялась Касс. — Признайся, Геркулес пил пиво?

— Похоже, ты ему завидуешь!

— Еще бы! Конечно, завидую! Ведь мне пока врачи запрещают пить, курить, бегать, даже танцевать… Ну что это за жизнь? Хорошо хоть, мой красавчик изредка веселит меня. Правда, Фред?

Она обняла его, поцеловала в губы, и лицо Фреда снова залила краска смущения.

— Твой красавчик? — усмехнувшись, повторил Ник. — Это ты теперь так Фреда называешь? Да… Надо будет рассказать нашим ребятам из отдела. Пусть посмеются.

— Ник, не надо, — умоляюще глядя на него, пробормотал Фред и, обращаясь к Кассандре, напомнил: — Ты, кажется, хотела поговорить с Элизабет.

— Ах да! Лиз, я у тебе дома забыла свои таблетки, — быстро проговорила Кассандра. — Оставила их в сумочке, по-моему, на кофейном столике. Ты не возражаешь, если мы с Фредом сходим к тебе домой и заберем их?

— Разумеется, идите.

Элизабет быстро направилась к дому и через минуту вернулась, вручив Кассандре ключ.

— Таблетки — это предлог? — лукаво улыбаясь, тихо спросила она.

— Лиз, о чем ты говоришь? — изобразила удивление Кассандра.

— А ты не понимаешь? Держитесь подальше от некоторых предметов мебели.

— Каких, например?

— На которые ты советовала Элизабет класть грелки, прежде чем ложиться! — рассмеялся Ник, слышавший их разговор.

Элизабет несильно ткнула его в бок локтем и, наклонившись к Касс, прошептала:

— Все необходимое найдешь в третьем ящичке справа. Поняла?

— Поняла! — бодро отозвалась Кассандра и, взяв Фреда под руку, скомандовала: — Пошли, красавчик. Не будем терять драгоценного времени.

Фред красноречиво взглянул на Ника, словно говоря ему: «Вот так мы и живем», — и с покорным видом последовал за своей ненаглядной Кассандрой. Когда они скрылись из виду, к Нику подбежала раскрасневшаяся счастливая Нина и радостно сообщила:

— Ник, Тони хочет угостить нас с мамой мороженым. Вы с Элизабет поедете с нами?

— Нет, спасибо, мы останемся здесь. Такие развлечения, как мороженое, не для нас, старичков. Мы посидим, полюбуемся фейерверками, а потом пораньше ляжем спать. Поезжайте одни.

— Ладно, не прикидывайтесь старичками! — засмеялась Нина. — Скажите уж честно, что мечтаете остаться наедине!

— А я тебе честно и сказал!

Нина убежала, и когда через несколько минут старенькая машина Тони скрылась из виду, Элизабет обняла Ника за шею и шутливо спросила:

— Значит, мы по-стариковски посидим в саду, полюбуемся фейерверками, а затем рано ляжем спать?

— Как ты захочешь, так и будет, — улыбнулся Ник, вдыхая тонкий аромат ее пышных шелковистых волос.

* * *

Элизабет сидела на берегу реки и смотрела, как серебристый Лунный свет искрится и играет в нежно журчащей воде, отражаясь в ней разноцветными бликами.

— Однажды я видела точно такую же живописную картину, — задумчиво промолвила она, обращаясь к Нику, сидящему у нее за спиной и ласкающему ее шелковистые волосы. — Помнишь, я тебе рассказывала? Я видела реку, искрящийся в воде лунный свет… Это был удивительный, полный романтики сон, и я чувствовала себя такой счастливой. Но я не знала…

Элизабет умолкла на полуслове, вспомнив, что именно в ту ночь, когда она наслаждалась дивными сновидениями, к ней в дом проник убийца. Он стоял у ее постели, смотрел, как она спит, и даже касался ее рукой. Кристофер Тэггерти… Серийный убийца, маньяк, безумец, едва не убивший Элизабет. Этот кошмар закончился семь месяцев назад, и черты лица Тэггерти постепенно стирались из памяти Элизабет, становясь неясными и расплывчатыми, а воспоминания о пережитом тускнели и уже не причиняли ей боли.

— Ник, как хорошо, что этот кошмар навсегда исчез из моей жизни, — вздохнула Элизабет. — Знаешь, иногда у меня возникает ощущение, что все случившееся происходило не со мной! Как будто я видела страшный сон, а потом проснулась, и он исчез.

— Я счастлив за тебя, Лиззи, — отозвался Ник, целуя ее в затылок, — и за нас обоих.

Из проплывающих мимо лодок доносились оживленные разговоры, слышался веселый смех. Наступал рассвет, праздник заканчивался, но люди не хотели разъезжаться по домам, продолжая наслаждаться последними счастливыми минутами.

— Рассветает, — задумчиво промолвил Ник. — Наступает новый день. — Он привлек Элизабет к себе и заглянул ей в лицо. — Лиз, я так рад, что твоя жизнь наладилась и ты снова обрела душевное спокойствие. Но мне хотелось бы знать о твоих планах на будущее. Скажи, о чем ты мечтаешь?

— О чем я мечтаю? Написать книгу. Помнишь, я говорила тебе, что хочу написать роман? Я уже начала обдумывать будущий сюжет.

Ник взял ее руки в свои, несильно сжал их, и Элизабет заметила, что по его лицу пробежала тень.

— Ник? — встревожилась она. — Ты чем-то расстроен?

— Нет, но… Понимаешь, Лиз, я, конечно, очень рад, что ты моя любимая женщина и лучший друг, однако…

— Ник, ты решил расстаться со мной? — испуганно прервала его Элизабет, и у нее тревожно забилось сердце. — Скажи, тебя не устраивают наши отношения? Ты ведь привык чувствовать себя свободным человеком и…

— Лиз, ну почему ты всегда ожидаешь чего-то плохого? — удивился Ник. — Разве я сказал, что собираюсь расстаться с тобой? — Он крепко прижал к себе Элизабет и стал нежно целовать ее глаза, щеки и губы.

— Тогда в чем же дело? — тихо спросила она, немного отстраняясь.

— Я просто хотел сказать тебе, что для полного счастья мне нужно нечто большее. Я мечтаю, чтобы ты стала моей женой, Лиз. И тогда, со временем, твой рабочий кабинет мы переоборудовали бы в детскую комнату…

— Женой? — растерянно повторила Элизабет.

Стать женой Ника О'Коннора… Звучит восхитительно.

— Но я никогда прежде не была замужем и не знаю, какая из меня получится жена, — улыбнулась она.

— Я тоже вел холостяцкую жизнь, но абсолютно уверен, что смог бы стать хорошим мужем такой прекрасной женщины, как ты. — Ник сделал паузу, а потом, прижавшись щекой к щеке Элизабет, тихо спросил: — Лиз, ты согласна выйти за меня замуж?

Элизабет молча кивнула, и Ник, вскочив на ноги, громко крикнул проплывающим в лодке людям:

— Она согласна! Вы слышите? Она согласилась стать моей женой!

— Слышим, слышим! — раздался нестройный хор голосов. — Поздравляем! Только кричать-то зачем?

Через несколько мгновений в небо с шумом взметнулся новый фейерверк, и яркие букеты разноцветных звездочек пригоршнями рассыпались по воде.

— И почему говорят, что жители Нью-Йорка — черствые люди? — улыбаясь и обнимая Элизабет, воскликнул Ник. — Да они замечательные!

Начинался новый день, обещая быть радостным, полным любви и счастья.