Элизабет остановилась перед дверью, за которой ее ждали члены съемочной группы, и несколько раз глубоко вздохнула, стараясь унять сердцебиение и успокоиться. Но, распахнув дверь и шагнув в комнату, она заметила хмурые, напряженные лица актеров, режиссера и его помощника и волнение с новой силой охватило ее. Вчера днем помощник режиссера сообщил Элизабет, что актеры очень неохотно соглашаются играть в новой серии «Темного зеркала», а некоторые и вовсе наотрез отказываются. Это известие огорчило и встревожило Элизабет, но она понимала, что не вправе обижаться на них. Люди напуганы, все боятся неизвестного маньяка-убийцу и, естественно, не хотят рисковать жизнью. Посмертная слава никому не нужна.
Элизабет прошла к дальнему концу длинного стола и села рядом с режиссером. С тех пор как они начали подготовку к этой серии шоу, Франциск демонстративно избегал Элизабет и сейчас тоже, увидев ее, опустил голову и с преувеличенным вниманием углубился в лежащие перед ним бумаги.
— Прошу извинить меня за опоздание, — обводя приветливым взглядом присутствующих, сказала Элизабет. — Но прежде, чем мы начнем читать и обсуждать сценарий, я хотела поблагодарить всех вас за то, что вы не отказались участвовать в съемках. Я убеждена: дело, которое мы задумали, — очень важное, и от того, насколько успешно мы его выполним, зависит… многое. Еще раз большое вам всем спасибо.
Франциск поднял голову и взволнованно взглянул на нее сквозь очки в черепаховой оправе.
— Лиз, ты действительно решила приступить к съемкам? — спросил он, и в его голосе Элизабет уловила тревожные, напряженные нотки. — Откровенно говоря, я не понимаю твоего упорства и нежелания понять простую вещь: серийного убийцу должна ловить полиция, а не мы. Поиск преступников — их задача, а наше дело — снимать сериалы.
— Вот мы их и снимаем, — мягко проговорила Элизабет, желая разрядить напряженную обстановку. — Разве мы собрались здесь не для этого, Франциск? — Она прикоснулась к его руке, лежащей на краю стола, но он резко отпрянул от нее, словно его ударили. — Франциск, — продолжала Элизабет, делая вид, что не замечает его реакции, — мы с тобой были друзьями в течение нескольких лет. И я уверена, что наши добрые отношения сохранятся и в дальнейшем. — Она заставила себя улыбнуться. — Только раньше я выступала в роли ведущей, а теперь я — актриса и жду от тебя замечаний, подсказок, критики… Ты — мой режиссер, Франциск.
Взгляд Франциска смягчился, он взял в руки лежащий на столе текст сценария и, обращаясь к собравшимся, произнес:
— Итак, мы приступаем к чтению сценария и его обсуждению…
— Ник, и ты позволишь ей сделать это? — воскликнул капитан Райерсон, изумленно глядя на стоящего перед ним О'Коннора. — Ты с ума сошел? Нет, я никогда не пойду на это! Никогда!
Ник стоял перед капитаном и чувствовал себя провинившимся школьником, которого директор вызвал в кабинет, чтобы строго отчитать за хулиганский поступок. Готовясь к разговору с Бобом Райерсоном, Ник был уверен, что начальник воспримет идею Элизабет как безумную и, разумеется, не даст разрешения на ее осуществление. Но он знал и другое: Элизабет не отступится от своей идеи, и капитану придется пойти на проведение операции. Не оставит же он Элизабет Найт без поддержки!
— Дело в том, капитан, что ни вы, ни я не можем запретить мисс Найт поступать так, как она считает нужным, — ответил Ник. — Она не из тех женщин, которых можно уговорить отказаться от их затей. И если Элизабет решила сыграть в очередной серии главную роль, а после окончания шоу побеседовать с журналистом в прямом эфире, она это сделает.
— Господи, ну скажи мне, для чего ей это понадобилось? Для чего? Разве она не понимает, чем это может для нее закончиться? Или догадывается, но бравирует своей храбростью?
— Мисс Найт хочет поймать серийного убийцу, — тихо ответил Ник. — И никакой бравады здесь нет.
— Ах, поймать серийного убийцу? — раздраженно повторил капитан. — Слушай, может, ей следует бросить сочинять сценарии и поступить на работу в полицию? Нам всегда нужны смелые люди, не боящиеся вступать в схватку с преступниками. Ты предложи ей, Ник, пусть подумает! — Он помолчал и, вздохнув, добавил: — А еще лучше — отговори ее от этой безумной затеи!
— Капитан, я много раз пытался отговорить мисс Найт, но это бесполезно. Она твердо решила сыграть главную роль в шоу, а потом встретиться с кем-нибудь из журналистов в прямом эфире с одиннадцати вечера до полуночи.
— Ничего не поделаешь, — мрачно изрек капитан. — Придется в следующую пятницу нашим парням хорошенько поработать, охраняя здание телекомпании и саму мисс Найт. Не можем же мы допустить, чтобы преступник расправился с ней на глазах миллионов телезрителей! Ладно, Ник, я дам команду в пятницу обеспечить полную безопасность всего этого… мероприятия.
Капитан Райерсон сделал жест рукой, означавший, что разговор закончен, и Ник направился к двери. Но когда он распахнул ее, за его спиной раздался голос капитана:
— Ник… подожди.
Он обернулся и вопросительно посмотрел на Райерсона.
— Я вас слушаю, капитан.
— Ты уже знаешь о своем приятеле? — тихо спросил Райерсон.
— О ком?
— О Питере Макдональде.
— Нет, а что с ним? — Ника охватило нехорошее предчувствие.
— Час назад его увезли в госпиталь.
— Почему? Он заболел?
— Да, скажем так… заболел. Назовем это вирусной инфекцией, — ответил капитан и, пристально вглядываясь в лицо О'Коннора, спросил: — Ты знал о… его проблемах раньше?
— Догадывался, — признался Ник. — А долго ли его будут лечить?
— Сложно сказать, — пожал плечами капитан. — Ты ведь понимаешь, такие болезни трудно поддаются лечению, если вообще излечиваются. Ну ладно, иди. У меня много работы, да и у тебя тоже. Я все-таки очень надеюсь, что тебе с твоей командой удастся поймать убийцу до пятницы, Ник. Очень на тебя рассчитываю.
— Мы делаем все, что в наших силах, капитан, — ответил Ник, закрывая за собой дверь.
Ник остановился перед тюремной камерой. Сопровождающий его охранник повернул ключ в замке, открыл дверь и посторонился, пропуская Ника вперед. Полчаса назад О'Коннор получил срочное сообщение, что с ним хочет поговорить преподобный Тэггерти, пребывающий ныне в камере предварительного заключения, и примчался туда. Нет, Ник не рассчитывал получить в ходе беседы с Тэггерти важное признание, но надежда, пусть слабая, все-таки была.
— Вы хотели поговорить со мной? — спросил Ник, внимательно глядя на пастора, сидящего на койке, и думая о том, как быстро меняется человек, теряя свободу.
Серебристо-седые волосы Тэггерти были спутаны, холеное лицо осунулось и приобрело землисто-серый оттенок, выразительные глаза потускнели, взгляд отсутствующий, даже отрешенный.
— Преподобный! — позвал Ник. — Вы меня слышите? Мне сказали, что вы хотите поговорить со мной.
Тэггерти поднял голову и недоуменно посмотрел на детектива.
— А, это вы, — наконец глухо промолвил он. — Я вас узнал.
— Да, я Николас О'Коннор. Для чего вы меня позвали?
— Я хотел побеседовать с вами, — таким же глухим, монотонным голосом продолжил Тэггерти.
— О чем?
— Объяснить, для чего я бросил бомбу в дом мисс Найт. Надеюсь, вы меня поймете.
— Для чего же?
— Я боролся против сатаны, — ответил Тэггерти. — Против мирового зла.
Ник устало вздохнул и покачал головой. Нечего было приходить сюда… Только потерял драгоценное время.
— Я помню, именно так вы мотивировали свой поступок, когда я арестовывал вас, — сказал он, чувствуя раздражение. — Только тогда вы заявляли об этом громким, уверенным, хорошо поставленным голосом, — ехидно заметил Ник, вспомнив, какой спектакль преподобный устроил перед окончанием проповеди и в присутствии телекамер на выходе из молитвенного дома.
— Но это правда! Война с мировым злом и сатаной — главное дело всей моей жизни и…
— И ваша борьба зашла так далеко, что вы решили взорвать дом мисс Найт и убить ее?
— Голос свыше приказал мне совершить это, — заявил Тэггерти. — Он внушил мне, что мисс Найт — средоточие мирового зла, и для того, чтобы на земле восторжествовало добро, она должна умереть. Только таким путем возможно одолеть сатану.
— Тэггерти, вы меня для этого сюда позвали? Может, кроме борьбы с мировым злом, у нас с вами найдется более серьезная тема для беседы?
— Детектив О'Коннор, уверяю вас, это очень важная тема! — настойчиво произнес Тэггерти. — Вы должны понять…
— Я понимаю!
— Мои силы на исходе, — скорбно произнес Тэггерти. — Сатана почти одолел меня, но волю мою ему не удастся сломить. Теперь вы должны продолжить начатое мной дело и вступить в смертельную схватку с темными силами зла. Надеюсь, вы окажетесь более стойким и удачливым, нежели я: так возвестил глас Божий. И очень скоро вы тоже услышите его призыв.
— Знаете, Тэггерти, — сухо промолвил Ник, раздраженно глядя на преподобного, — я тоже несколько раз в своей жизни слышал голос Бога: он предостерег меня, когда в спину мне было направлено дуло пистолета, он помогал мне одолевать в неравной схватке опасных преступников, но он никогда, никогда не советовал мне взрывать дома.
Ник резко развернулся и шагнул к двери. Но, прежде чем уйти, задержался на пороге, обернулся и взглянул на Тэггерти. Тот сидел ссутулившись и с отсутствующим видом смотрел прямо перед собой. Казалось, он забыл обо всем на свете и мысли его витают где-то очень далеко.
— Тэггерти! — негромко позвал Ник. — Когда в следующий раз вы снова услышите голос, советующий вам взорвать чужой дом, выясните сначала, кому он принадлежит: Богу или сатане.
«Как всегда, оставили съемки финальной, самой сложной сцены на последние дни», — думала Элизабет, придирчиво рассматривая свое отражение в зеркале.
Она была почти готова к съемке: в длинном элегантном темном платье, волосы красиво уложены, на лице макияж — можно отправляться на съемочную площадку, где ее уже все ждут. Но Элизабет так нервничала, что решила еще минуту побыть в гримерной, чтобы собраться с мыслями и успокоиться. Руки ее дрожали, от волнения на лбу выступили капельки пота.
«Что же будет с лицом, когда на меня направят осветительные приборы? — покачав головой, подумала она. — Нет, надо успокоиться. В конце концов, это всего лишь съемка».
Элизабет вышла из комнаты и решительным шагом направилась на съемочную площадку. Когда она появилась, все голоса разом смолкли и на нее устремилось множество взглядов. Элизабет бодро поздоровалась с присутствующими, поднялась на небольшую сцену, подошла к двум креслам, стоящим друг против друга, и села в то, что было предназначено ей. В другом кресле должен сидеть журналист, который по сценарию будет брать у нее интервью.
Двое рабочих внесли на сцену большое овальное зеркало — символ программы — и установили его за спиной Элизабет.
«Почему они поставили его у меня за спиной? — подумала она. — Неудобное местоположение». Но делать замечания и возражать не стала. Так решили режиссер и Бад, и спорить с ними Элизабет было неловко.
— Господи, какое тяжелое зеркало, — недовольно пробурчал один рабочий. — Похоже, оно весит целую тонну. Раньше, по-моему, оно было намного легче.
— Да мы его еле с места сдвинули! — поддержал его второй. — Уж и не знаю, как донесли.
— А может, это не зеркало стало тяжелей, а вы растеряли свою силу? — улыбнувшись и дружески похлопав на спине одного рабочего, шутливо спросил Бад.
Элизабет тоже улыбнулась. Она не хотела, чтобы члены съемочной группы видели, как напряжены ее нервы и как она волнуется. Она должна оставаться спокойной, шутить, улыбаться — словом, вести себя как обычно. Хотя, конечно, нервозность ее оправданна: ведь не каждый день, пусть даже на сцене, ты «погибаешь» от руки безумного серийного убийцы! Но это всего лишь съемки, а через сорок восемь часов… эпизод, придуманный Элизабет, может воплотиться в реальность! Но она тотчас заставила себя отвлечься от тревожных мыслей, и появление режиссера помогло ей успокоиться.
Франциск поздоровался со всеми, а потом ободряюще взглянул на Элизабет и оживленно спросил:
— Ну что? Все готовы? Начинаем съемки. Остался последний эпизод, и мы должны сделать его на отлично. А потом будем отдыхать и веселиться.
Члены съемочной группы закивали, послышалось несколько реплик, но Элизабет с грустью отметила, что через несколько мгновений воцарилась мертвая тишина. Это раньше во время съемок постоянно звучали шутки и смех; теперь, когда предстояло снимать финальную сцену интервью, где по замыслу на сцене должен был внезапно возникнуть темный мужской силуэт, лица которого никто бы не сумел разглядеть, направить пистолет на ведущую и выстрелить в нее, никто не веселился. Лица были напряжены и взволнованны, актеры и персонал переговаривались шепотом. И даже Франциску, надеявшемуся поднять настроение людей, это не удалось.
«Все будет хорошо, — внушала себе Элизабет. — Это всего лишь съемка. В нужный момент по сигналу режиссера ты упадешь с кресла на пол, на твоей груди растечется темное пятно, взгляд твой станет пустым и безжизненным… Съемка закончится, ты поднимешься с пола и — хочется верить — ощутишь, как поселившийся в твоей душе страх исчезнет навсегда. И никакой серийный убийца больше не сможет терроризировать тебя и других людей. Все будет хорошо…»
Ник находился в одной из просмотровых комнат и в который раз наблюдал, как на экране монитора его любимая женщина падает на пол, взгляд ее стекленеет, и она «умирает». Один раз, другой, третий… Наконец раздался голос Франциска, объявившего, что эпизод снят, и Ник облегченно вздохнул. Наблюдать подобные сцены, пусть даже на экране, было тяжело. Он тоже, как и все, надеялся, что после выхода в эфир «Темного зеркала» ничего страшного не произойдет, но, разумеется, полагаться на волю случая не мог.
Капитан Райерсон обещал выделить в помощь нескольких полицейских для охраны здания, и Ник уже провел с ним инструктаж, в деталях обсудил все возможные варианты развития событий. К тому же он уже успел познакомиться с охранниками службы безопасности телекомпании, и они произвели на него неплохое впечатление. Здоровые, сильные парни, с накачанными мышцами и крепкими кулаками, работу свою знают хорошо — в общем, положиться на них можно. Броди Ярборо не стал бы держать непрофессионалов и платить им приличные деньги — в этом Ник не сомневался. Но можно ли быть уверенным в том, что он проиграл все варианты событий и ничего непредвиденного не произойдет? А если все-таки, несмотря на тщательно отработанный план действий, события начнут разворачиваться по иному сценарию? Сумеют ли полицейские и парни из службы охраны мгновенно сориентироваться в изменившейся обстановке? Вопрос… А ведь от этого зависит безопасность и жизнь Элизабет.
Значит, нужен человек, который возьмет ответственность за ее безопасность на себя и будет полностью контролировать ситуацию. И человек этот — Ник О'Коннор.
Элизабет уже в третий раз постучала в дверь, но никто не откликнулся и не вышел. Накануне они договорились с Ником, что сегодня она тоже переночует у него: он убедил ее, что жить у себя дома Элизабет небезопасно, и она приняла его предложение. В течение сегодняшнего дня, когда выдавалась свободная минута, Элизабет с волнением представляла, как она снова появится в комнате Ника, примет горячий душ, выпьет ароматный крепкий кофе, а потом они с Ником лягут в постель и она заснет в его объятиях…
«Может, дверь не заперта и мне надо толкнуть ее и войти? — подумала Элизабет, но тотчас решила, что подобное поведение недопустимо. — Нет, подожду еще немного…»
Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге появилась Розмари — в розовом шелковом халате, накинутом на кружевную ночную сорочку, и в розовых мягких тапочках. Волосы Розмари были распущены, и лицо казалось моложе.
— Добрый вечер, миссис О'Коннор! — произнесла Элизабет, внезапно ощутив неловкость оттого, что Розмари может быть недовольна ее участившимися визитами. Тем более что Элизабет снова останется ночевать в комнате ее сына. — Ник пригласил меня и… — Она смущенно опустила голову, умолкнув на полуслове.
— Добрый вечер, Элизабет! — улыбнувшись, приветливо отозвалась Розмари. — Да, Ник говорил мне, что вы придете. Правда, его самого еще нет дома, но он скоро вернется. Он звонил полчаса назад, просил, чтобы я извинилась перед вами за то, что он задерживается. Проходите, пожалуйста! Пойдемте, я угощу вас горячим кофе с шоколадным печеньем. — Розмари посторонилась, пропуская Элизабет в холл. — Если не возражаете, могу составить вам компанию, пока Ник не вернулся. — И она улыбнулась.
— С удовольствием, — ответила Элизабет, и неожиданно от этого обычного вежливого предложения к горлу ее подступил комок и слезы навернулись на глаза.
Наконец Элизабет справилась с чувствами, подняла голову и, с улыбкой глядя на Розмари, сказала:
— Мне будет очень приятно провести время в вашем обществе, миссис О'Коннор. Спасибо за предложение.
— Ник, почему бы тебе не принести сюда спальный мешок и не устроиться на ночь со всеми удобствами?
Офицер полиции Патриция Салливен склонилась над перегородкой, отделяющей ее рабочий стол от помещения, в котором хранились вещественные доказательства и улики, связанные с расследованием дела о серийном убийце, и подмигнула Нику.
Он уже третий час находился в этой комнате, заставленной специальными шкафами: выдвигал каждый ящичек, тщательно просматривал его содержимое, а потом ставил на место. Личные вещи убитых, множество самых разнообразных предметов, найденных в их карманах во время осмотров трупов: расчески, носовые платки, записные книжки… Старые письма убитых, временно изъятые у родственников, даже копии счетов за телефонные переговоры… Огромное количество вещей — и ни одной зацепки. Ничего, что могло бы натолкнуть Ника на свежую мысль или неожиданную версию. Ничего. Все много раз изучено, просмотрено…
— Ну что, детектив? — соблазнительно улыбаясь, продолжала Патриция. — Ищешь, копаешься в вещах убитых, а толку никакого?
— Вот именно, — тяжело вздохнул он, в который раз уже листая записную книжку недавно застреленного Ларри Бертрама.
Множество телефонов знакомых женщин… Полиция неоднократно допрашивала их, пытаясь отыскать хоть малейшую зацепку, которая помогла бы вывести на след таинственного убийцы или нащупать связь жертвы с преступником. Ничего…
— Да, О'Коннор, плохи твои дела. — Патриция снова подмигнула Нику, когда он с хмурым видом закрыл последний ящичек. — Значит, со спальным мешком не придешь? Жаль. Мы бы весело провели время. А я так надеялась!
Ник давно знал Патрицию Салливен, между ними установились хорошие дружеские отношения, но иногда ему казалось, что во взгляде ее сквозит нечто большее, чем обычная симпатия. И вообще Патриция всегда отличалась излишней откровенностью и прямолинейностью.
— Неужели ни одно вещественное доказательство не натолкнуло тебя на гениальную мысль? — усмехнулась она. — Видно, ты совсем заработался, детектив. Пора тебе отдохнуть.
— Я бы рад…
— Вы влюблены в моего сына? — неожиданно спросила Розмари, с улыбкой глядя на сидящую напротив нее Элизабет, и та, услышав ее вопрос, вздрогнула и покраснела.
— Я… я… — Смутившись, Элизабет взяла в руки чашечку кофе и начала размешивать ложечкой сахар.
— Я же вижу, — мягко промолвила Розмари, — вы влюблены в Ника.
— А это… так заметно? — Элизабет вспыхнула.
— А Ник безумно влюблен в вас, Элизабет, — продолжила Розмари, все так же с улыбкой глядя на нее. — Он вас очень любит, и я тоже это вижу.
Познакомившись с Розмари, Элизабет сразу поняла, что та относится к редкому типу людей, которые всегда говорят то, что думают.
— Знаете, обычно, когда люди влюблены друг в друга, их чувства сразу же замечают окружающие, а они сами предполагают, что никто ни о чем не догадывается, — немного успокоившись и сделав несколько глотков кофе с миндальным ликером, проговорила Элизабет.
— Так происходит не всегда, — мягко возразила Розмари. — Но тот, кто когда-то сам был влюблен, определяет это мгновенно и безошибочно. И пусть вас, Элизабет, не смущают мои слова. Я вижу, что вы с Ником влюблены друг в друга, и меня это очень радует. В последнее время он так изменился! Глаза сияют, с лица не сходит улыбка — и это несмотря на то, что он много и напряженно работает! Он счастлив с вами, это очевидно.
— Да, наверное, вы правы, но наши отношения принесли ему не только радость и счастье, но и много тревог. Он постоянно волнуется за меня, переживает… Может быть, вы знаете, что в пятницу…
— Да, дорогая, мне известно о том, что в пятницу выйдет в эфир новая серия вашего шоу! Об этом знают все, кто смотрит телевизор и читает газеты. И вы — мужественная женщина, Элизабет. Мало кто рискнул бы пойти на такой шаг…
— Ник называет мою затею безумной.
— Нет, он так не считает! А говорит так лишь потому, что переживает за вас. Он очень боится вас потерять!
— Да, я понимаю, но это шоу — единственный путь поймать убийцу.
Розмари поставила пустую чашку на столик и села на диван рядом с Элизабет.
— А знаете, это даже хорошо, что Ник за вас переживает, — вдруг заявила она.
— Почему? — удивилась Элизабет.
— Да потому, что, испытывая постоянную тревогу за близкого человека, он наконец поймет, как я и Нина всю жизнь переживаем за него. — Задумчивый взгляд Розмари устремился на горящий в камине огонь, словно она там увидела что-то давно ушедшее, но очень родное и близкое. — Мой покойный муж Райан всегда считал себя неуязвимым, — наконец печально промолвила она. — Он почему-то был убежден, что неприятности и трагедии случаются с другими людьми, а с ним ничего страшного никогда не произойдет. И погиб он из-за этого… А если бы Райан знал, как мы — его семья — будем страдать, переживая его смерть, он вел бы себя осторожнее.
— Ваш муж был очень хорошим человеком, — тихо сказала Элизабет. — Ник мне много о нем рассказывал. Жаль, что я его не знала.
— Да, вы с Райаном понравились бы друг другу, — кивнула Розмари и, неожиданно улыбнувшись, добавила: — Мой Райан был замечательным мужем и прекрасным семьянином, но очень ценил женскую красоту!
Внезапно на глаза Элизабет снова навернулись слезы, и она, поддавшись эмоциональному порыву, обняла миссис О'Коннор и прикоснулась губами к ее щеке.
— Спасибо, дорогая, — растроганно пробормотала Розмари, обнимая Элизабет.
— Миссис О'Коннор, я вам так признательна и благодарна… — прошептала Элизабет, — за все…
— Все работаешь, О'Коннор? — хмуро спросил Боб Райерсон, входя в кабинет Ника и оглядывая его рабочий стол, заваленный бумагами. — Пора идти домой, сколько можно здесь сидеть?
Ник поднял голову и перевел усталый взгляд на капитана.
— А сколько сейчас времени? — спросил он.
— Половина второго ночи.
— А вы почему не уходите домой?
— Ну… мне еще надо поработать с документами, — поколебавшись, ответил капитан. — Столько дел накопилось, вот и приходится сидеть по ночам.
— Понятно… — вдруг лукаво улыбнулся О'Коннор.
— Что тебе понятно?
— Вы поругались со своей «старушкой», она выгнала вас из дома, ваш любимый бар уже закрылся, и вы вынуждены коротать ночь на рабочем месте. Я прав?
— Какую чушь ты несешь! — возмутился Райерсон. — По-моему, ты заработался, приятель, и в голове у тебя помутилось.
Но тон, которым капитан произнес эти фразы, подтвердил предположение Ника.
— Значит, ваша личная жизнь в полном порядке? — прищурившись, уточнил он.
— В полном! — отрезал Райерсон. — Ладно, давай собирайся домой. Нечего здесь сидеть до утра! — Он протянул руку и щелкнул выключателем.
Ник поднялся из-за стола, нащупал висящую на стуле кожаную куртку, надел ее и направился к двери.
— Включили бы свет, — попросил он. — А то я лоб себе расшибу.
— Не расшибешь, — пробурчал капитан Райерсон и вдруг спросил: — Слушай, Ник… хочешь пива? У меня в кабинете в холодильнике есть пара бутылок.
— Нет, спасибо, я отправляюсь домой!
— А может, все-таки зайдешь?
— Вы приказали мне идти домой, вот я и выполняю ваш приказ! — усмехнулся Ник.
— Торопишься к своему Геркулесу? — ехидно осведомился капитан. — Неужели с ним интереснее, чем со мной?
— Когда как… — пожал плечами Ник, выходя из кабинета.
Сквозь кошмар, который снился Элизабет, она слышала мужской голос с мягкими интонациями, который повторял: «Лиззи, проснись… Проснись, и кошмар исчезнет».
Наконец она открыла глаза, села и обвела тревожным взглядом полутемную комнату. Элизабет еще не полностью пришла в себя после кошмара, и комната, в которой она находилась, показалась ей незнакомой, а постель — чужой. На Элизабет была не ее шелковая кружевная ночная сорочка, а мягкая фланелевая мужская рубашка. Наконец она все вспомнила и облегченно вздохнула. Ну конечно, она у Ника! И комната знакомая, и кровать, а мужскую рубашку она взяла из шкафа.
Ник задержался на работе, и Элизабет после разговора с Розмари отправилась к нему в комнату, надеясь дождаться его там, но он все не приходил и она решила немного поспать.
— Извини, дорогая, что я так задержался, — ласково прикасаясь к руке Элизабет, проговорил сидящий на краешке кровати Ник. — Тебе снова приснился плохой сон. Ты стонала, плакала, звала на помощь.
— Ты задержался потому, что работал с документами? — спросила Элизабет.
— Да, но я не предполагал, что это отнимет у меня столько времени. Еще раз извини за опоздание.
Ник говорил мягко и ласково, но Элизабет видела, что в глазах его мелькает тревога — тревога за нее. Если раньше объятия Ника казались ей страстными, то теперь, когда он привлек ее к себе и крепко прижал, она ощутила в его движениях… отчаяние.
Ник лег рядом с ней, обнял и поцеловал в губы. Руки его скользнули под ее фланелевую рубашку, но Элизабет мягко отстранилась.
— Ник… подожди, давай сначала поговорим, — попросила она.
Он лег на спину, взял ее руки в свои и спросил:
— О чем ты хочешь поговорить? — И шутливо добавил: — А может быть, сначала поужинать, несмотря на поздний час, потом поговорить и только после этого заняться любовью?
— Нет, ужинать я не хочу. Твоя мама угостила меня кофе и печеньем, так что я не голодна. Знаешь, мы так душевно с ней побеседовали! Твоя мама — замечательная женщина: умная, добрая, чуткая.
— И о чем же вы с ней разговаривали?
— Обо всем. О жизни. И о тебе, в частности.
— Так… — Ник приподнялся на локте и, сделав таинственное лицо, прошептал: — Значит, она рассказала тебе все? Я разоблачен?
— Полностью! — засмеялась Элизабет. — Розмари открыла мне глаза. Теперь-то я знаю, с кем имею дело!
— Она рассказала тебе и о жене, брошенной в Джерси, и о моих детях, которых у меня, кажется, девять или десять? И о любовнице в Куинс?
— Она выдала тебя с головой!
— Значит, ты в курсе, что я много раз сидел в тюрьме, употребляю наркотики, являюсь знаменитым карточным шулером и…
— …никогда не сдаешь вовремя книги в библиотеку! Я потрясена!
— А о чем еще вы говорили с Розмари? — уже серьезно спросил Ник.
— Она сказала, что в пятницу все… закончится хорошо, — тихо ответила Элизабет, положив голову на плечо Ника.
— У нее прекрасная интуиция, — подтвердил он. — Она никогда ее не подводила. Лиз… я так надеюсь, что завтра в это же время мы с тобой тоже будем находиться у меня дома, лежать в постели, разговаривать… — взволнованно прошептал он, сжимая ее плечи. — И ничего не случится… Все будет хорошо.
— Ник, я абсолютно уверена в этом! — стараясь, чтобы ее голос прозвучал бодро, ответила Элизабет. — Все будет хорошо… И Розмари в этом убеждена. — Она подняла голову и, лукаво улыбнувшись, добавила: — Ужинать мы не хотим, разговор наш окончен, осталось только заняться любовью.
Ник сжал ее в объятиях и начал страстно целовать в губы.
Через несколько часов Ник проснулся и посмотрел в окно. Уже рассветало, но небо было мрачно-серым, пасмурным и унылым.
«Что принесет нам сегодняшний день? — с тревогой подумал Ник. — Чем он закончится?»
Розмари, по словам Элизабет, уверена, что сегодняшний день закончится благополучно, и интуиция никогда не подводила ее, но разве можно полагаться на интуицию в ситуациях, подобных той, что предстоит им пережить сегодня вечером?
Ник перевел взгляд на спящую Элизабет. Лицо ее было спокойным, даже умиротворенным, в уголках губ застыла легкая улыбка. Осторожно, чтобы не разбудить, Ник наклонился к Элизабет и, нежно коснувшись губами ее щеки, беззвучно прошептал:
— Лиз, я тебя люблю. Я очень тебя люблю.
Ник был уверен, что какая-то частица подсознания Элизабет бодрствует и во сне она слышит его признания в любви. Не может не слышать.
Из-за росших вдоль улицы высоких кустов убийца внимательно наблюдал за серым седаном, припаркованным около дома, и его все сильнее охватывало нетерпение. Ну давай же, уезжай, сколько можно здесь торчать!
Полицейский уже в течение двух часов сидел за рулем автомобиля и пил кофе из термоса. Пора бы ему отлучиться, как это было некоторое время назад! Словно услышав его молчаливую просьбу, полицейский положил термос на соседнее сиденье, зажег передние фары седана и включил двигатель. Машина тронулась с места, и когда она скрылась в серой предрассветной пелене тумана, убийца взглянул на часы и довольно усмехнулся. Этот детектив, дежурящий у дома, строго соблюдает график! Каждые два часа отправляется на ближайшую бензоколонку, покупает там кофе и пакет с пирожками, а через двенадцать минут возвращается обратно. Так будет и на сей раз.
«Двенадцать минут… Маловато, — взволнованно думал убийца, выбираясь из кустов, оглядываясь по сторонам и торопливо пробираясь к дому. — Но надо успеть… Непременно надо успеть».
Он успеет.