Ник вошел в небольшую гостиную и внимательно осмотрел ее, старясь запечатлеть в памяти как можно больше деталей. В комнате уже работали специалисты из криминалистической лаборатории: один беспрестанно щелкал фотоаппаратом, снимая лежащий на ковре посреди комнаты труп мужчины, другой, стоя на коленях, делал необходимые замеры, а молодая женщина уже приступила к снятию отпечатков пальцев с мебели.

Ник О'Коннор сознавал, что ему тоже пора включаться в общее дело и приступать к выполнению служебных обязанностей, но никак не мог заставить себя сосредоточиться. Воспоминание о недавней встрече с Элизабет Найт не отпускало его ни на мгновение; ее красивое тонкое лицо с большими светлыми глазами то и дело появлялось перед его мысленным взором, глубокий, с легкой хрипотцой голос звучал в ушах. Как она прекрасна, Элизабет Найт! Ник старался не пропускать ни одного выпуска «Темного зеркала», восхищаясь красотой, обаянием и элегантностью его ведущей, но даже и предположить не мог, что в жизни Элизабет Найт еще прекраснее, чем на экране телевизора.

— Ты хоть понимаешь, приятель, как тебе повезло? — наклонившись к уху Геркулеса, прошептал Ник, потрепал пса по голове и повел в дальний угол комнаты. — Любой мужчина мечтал бы оказаться на твоем месте. Любой — от восемнадцати до восьмидесяти лет. Тебя гладила сама мисс Найт! Надеюсь, ты понял, какое счастье выпало на твою собачью долю?

Ник достал из кармана связку ключей, бросил на пол и уже строго приказал:

— Охраняй, Геркулес!

Бульдог со значительным видом послушно уселся около ключей. Ему доверили охранять ценный предмет, и он был преисполнен важности и достоинства. Полицейский Дэн Макмартри, наблюдавший за Ником и Геркулесом, усмехнулся.

— Сержант, боишься, как бы пес не уничтожил важные улики?

— Да, пусть несет свою службу. У него это хорошо получается, — ответил Ник.

— Не сомневаюсь, сержант. Ну, приступим к делу?

— Итак, что мы имеем… — Ник снова обвел взглядом гостиную, втянул носом воздух и поморщился.

В комнате пахло затхлостью и остатками пищи, похоже — рыбной. Ник мысленно приказал себе не дышать глубоко, сосредоточиться на деле и отбросить все лишние эмоции. Это нехитрое, но порой трудновыполнимое правило он усвоил давно, когда только начинал работать в отделе расследования убийств. Не ужасаться ничему, даже самому кошмарному, внешне бесстрастно взирать на трупы, в каком бы виде они ни были, не давать эмоциям захлестывать, затмевать разум. И вот сейчас Ник в очередной раз напомнил себе об этом и из жизнерадостного, ироничного молодого мужчины превратился в сержанта О'Коннора, приехавшего по срочному вызову.

— Мы тут ничего не трогали, ждали тебя, — сообщил Дэн. — Итак, что мы имеем… Мертвого парня с разбитой головой. — Он сделал жест в сторону лежащего на полу трупа. — И полный дом добропорядочных соседей, которые, как ни странно, не очень переживают по поводу его гибели.

— Кого-нибудь уже допросили? — спросил Ник.

Он подошел к убитому, осторожно опустился на колени, стараясь не задеть очерченный мелом контур тела, и принялся осматривать его. На мужчине были старые поношенные брюки и несвежая рубашка. Вокруг бурые засохшие пятна крови…

— Да, одну пожилую даму, живущую в квартире напротив, — ответил Дэн, достал из кармана блокнот и раскрыл. — Миссис Ортон, — прочитал он. — Она обнаружила труп. Вышла за почтой и заметила, что дверь соседней квартиры приоткрыта. Это ее сразу насторожило.

— Почему?

— Потому что убитый всегда тщательно запирал дверь и очень мало общался с соседями.

— Он не ладил с ними?

— Пока не знаю. Миссис Ортон не вдавалась в подробности. Сказала только, что удивилась, заметив приоткрытую дверь, подошла, заглянула и… — Дэн сделал паузу и добавил: — Мне показалось, смерть этого парня не огорчила пожилую даму. Она, конечно, испугалась, но сочувствия к убитому я в ней не заметил.

Ник поднялся с колен и начал внимательно рассматривать разбросанные по полу предметы женского туалета: маленькие кружевные трусики и шелковый бюстгальтер, разорванный спереди.

— Значит, здесь еще и дама побывала, — удивленно промолвил он, кивнув на белье. — Уж не сама ли миссис Ортон?

— Это не ее размер, — хмыкнул его коллега.

— Уверен?

— Абсолютно. Когда увидишь ее, сам убедишься.

Ник покачал головой, наклонился и поднял с пола шелковый бюстгальтер. Повертел его в руках и, обращаясь к Дэну, заметил:

— Кем бы ни оказалась эта таинственная дама, ясно одно: вкус у нее хороший. Я бы даже сказал — изысканный. Странно, что она встречалась с этим парнем. Тебе не кажется?

Он поднял лежащую около головы трупа бутылку со следами запекшейся крови. Горлышко бутылки было отбито и валялось поодаль. Форма бутылки, яркая необычная этикетка удивили Ника. «Дом Периньон». Странно… Значит, орудие убийства — бутылка? Поверить в то, что мужчина, живший в запущенной, неуютной маленькой квартирке с обшарпанной мебелью и плохой вентиляцией, принимал у себя состоятельную даму, носящую дорогое изысканное нижнее белье, и угощал ее шампанским «Дом Периньон», было трудно. Тогда как все это объяснить?

— Странная складывается картина, Дэн, — задумчиво произнес Ник. — Квартира паршивая, парень явно не из богатых, а встречался с дамой солидного достатка, поил ее дорогим шампанским… — И, заметив подошедшего к ним фотографа, спросил: — Вы уже закончили?

— Да, мы свою часть работы выполнили, — ответил тот, убирая в сумку фотоаппарат со вспышкой. — Теперь дело за вами.

Ник кивнул и снова опустился на колени перед убитым. Взял его за ворот рубашки, осторожно приподнял голову, вгляделся в мертвое лицо, на котором застыло удивленное и даже какое-то озадаченное выражение. Глаза открыты, взгляд устремлен в пустоту. Верхние пуговицы на рубашке убитого были расстегнуты, на груди, ближе к шее, виднелся крошечный, еле заметный надрез.

— Так… значит, доктор Моррис уже осматривал труп, — сказал Ник. — Он еще здесь?

— Да, на кухне.

Ник направился к Геркулесу, с важным видом охраняющему брошенные на пол ключи, и Дэн последовал за ним. Они остановились в опасной близости от ценного предмета, и Геркулес, увидев чужого и решив, что тот покушается на доверенную ему вещь, оскалил пасть и грозно зарычал.

— Успокойся, приятель, — улыбнулся псу Ник. — Я знаю, ты молодец и никому не позволишь отнять у тебя ключи. Продолжай охранять!

— Да уж, — покачал головой Дэн, отходя от собаки. — Такой сожрет и не поморщится.

— Вообще-то он добрый и к людям относится хорошо. Хотя вид у него действительно устрашающий.

Ник вышел из гостиной и направился в кухню, где около раковины с грязной посудой стоял невысокий полный немолодой мужчина и мыл под сильной струей воды скальпель. Мужчина обернулся и взглянул на вошедшего Ника сквозь толстые стекла очков.

— А, сержант О'Коннор! Тебе поручили это дело?

— Разумеется, — вздохнул Ник.

Он всегда относился с симпатией к Реджи Моррису, несмотря на его неуживчивый характер и весьма странные манеры. Но Моррис был прекрасным специалистом, а это, по, мнению Ника, компенсировало все его недостатки и странности. Сколько раз Ник стоял около доктора Морриса и наблюдал, как тот делает вскрытие очередного трупа. В одной руке — скальпель или большие, остро отточенные ножницы, в другой — булочка или бутерброд, купленные в ближайшем магазине. Сам Ник, глядя на эту милую картинку, даже и думать не мог о пакетике с чипсами, лежащем в кармане куртки.

— На тебя, значит, свалился очередной труп, сержант! — жизнерадостно воскликнул доктор Моррис, вытирая полотенцем скальпель и большой термометр и убирая их в кожаную сумку.

— Вы уже пришли к определенному выводу? — кивнув, спросил Ник, осматривая помещение в надежде заметить какие-нибудь следы, указывающие, что недавно здесь побывал убийца. Но ничего похожего не наблюдалось. Только грязные тарелки в раковине, всюду пыль, на столе — остатки засохшей еды.

— Пойдем, Ник, я тебе кое-что покажу, — усмехнулся доктор Моррис, сделав жест рукой в сторону комнаты.

Они прошли в гостиную, из которой уже выносили на носилках упакованное в черный пластиковый пакет мертвое тело.

— Подождите минутку! — попросил Моррис.

Носилки опустили на пол, доктор наклонился и расстегнул молнию в том месте, где находилась голова убитого. Ник тоже склонился над трупом.

— Что, по-твоему, является орудием убийства? — с легкой усмешкой спросил его доктор Моррис.

— Так… надо подумать. — Ник оглядел голову мертвого мужчины. — Мое мнение таково: орудие убийства — бутылка из-под шампанского. Но если вы задаете мне этот вопрос, значит, ответ не так очевиден, как кажется на первый взгляд.

— Разумеется, — самодовольно промолвил Моррис. — Не все так просто, как нам хотелось бы.

Он откинул прядь волос с левой стороны головы убитого, и Ник увидел глубокую, прямой формы рану, вокруг которой расплылся темный синяк.

— Поверхность бутылки не может быть такой прямой и тонкой, — с важным видом объяснил доктор Моррис. — Следовательно, рана нанесена не бутылкой, а чем-то иным. С узкой плоской поверхностью, но уж никак не закругленной.

— Конечно, — отозвался Ник. — Я это сразу понял.

— Правда? — На лице доктора Морриса промелькнуло удивление и разочарование. — Ты сразу это понял?

— Ну, не такой уж я тупой.

— Теперь хочу обратить твое внимание на следующую деталь. — Доктор Моррис надел хирургические перчатки и поднял с пола бутылку. — Посмотри, что скажешь?

— На бутылке засохла кровь, — задумчиво проговорил Ник. — А по идее она должна была бы расплескаться, не задерживаясь на поверхности бутылки. У меня такое впечатление, что…

— Правильно! — бодро перебил его Моррис. — Бутылку обмакнули в уже нанесенную рану. Приложили, подержали немного, и кровь присохла к стеклянной поверхности. Молодец, сержант О'Коннор, соображаешь!

— В этом ваша заслуга, доктор Моррис. Вы замечательный учитель.

— Да ладно, будет тебе. — Доктор Моррис удовлетворенно улыбнулся. — Давай лучше полюбуемся на интимные предметы дамского туалета. — Он наклонился и поднял с пола маленький, тончайшего шелка бюстгальтер и поднес его к глазам Ника. — Смотри внимательно!

— О Господи! — вздохнул тот. — Мало того, что вы меня озадачили этой проклятой бутылкой, так теперь еще и нижнее дамское белье!

— Видишь этот тонкий разрез спереди? — продолжил Моррис. — Так вот, бюстгальтер разрезали, а не разорвали — это очевидно.

— Вы хотите сказать, что преступник взял ножницы и… разрезал ткань спереди?

— Вот именно. Материал на ощупь тонкий, нежный, однако очень прочный. Швы изящные, почти незаметные, но весьма крепкие. Разорвать этот шелк не так-то просто, уверяю тебя. И убийца тоже это понял, поэтому и воспользовался ножом или ножницами.

— Да, но если преступник стал срывать бюстгальтер с дамы против ее желания, то на ткани остались бы следы, отметки, она бы смялась и потеряла вид, — задумчиво произнес Ник.

— Конечно! — торжествующе воскликнул доктор Моррис. — Ты абсолютно прав.

— Что же в таком случае произошло в этой квартире? — озадаченно промолвил Ник. — Обычное заурядное убийство или… инсценировка?

Доктор Моррис подал знак полицейским, они застегнули молнию на пакете, подняли носилки и вынесли мертвого мужчину из гостиной.

— Убийство здесь точно произошло, — констатировал Моррис. — Труп имеется. Но вот преступник тебе попался необычный, Ник. Я бы сказал, с выдумкой, с богатой фантазией. Он не просто грохнул этого беднягу и смылся, а хотел намекнуть тебе, детективу, на что-то. Он тебе подал знак. Таково мое мнение, приятель.

— Я тоже так думаю, доктор, — ответил Ник. — Налицо явная инсценировка. Кроме одного: парня действительно убили. Он мертв, и этот факт очевиден.

Он подошел к Геркулесу, ласково потрепал его по голове, затем наклонился, поднял связку ключей и спрятал в карман. Пес завилял коротким хвостом и бросился к любимому хозяину.

— Молодец, ты отлично справляешься с охраной ключей, — сказал ему Ник, взяв в руки поводок. — А теперь пойдем. Нам надо ловить преступника, который убил хозяина квартиры. — Подходя к двери, Ник задержался на пороге, оглянулся, еще раз бросил взгляд на лежащее на полу дамское белье. — Хорошо бы нам и эту таинственную леди отыскать, — вздохнув, добавил он.

Элизабет подошла к большому разноцветному электронному табло, отыскала нужную ей информацию: «Порт-Мэдисон. Отправление в 0.45. Одиннадцатый путь» — и начала энергично пробираться сквозь толпу, в любое время суток заполнявшую помещение вокзала.

По залам со скучающими лицами ходили группы офицеров службы безопасности, иногда останавливаясь в местах, где под потолком проходила система отопления, несколько минут грелись и шли дальше, окидывая взглядами многочисленные коридоры, холлы, магазины и эскалаторы. Железнодорожные кондукторы и проводники в голубой униформе с серебристыми пряжками на поясах торопились к своим перронам, на ходу перебрасываясь короткими отрывистыми фразами, а иногда отпускали плоские шутки в адрес надоевших им пассажиров.

Деловая элита Нью-Йорка тоже была широко представлена на станции Пенн: в дорогих, с иголочки, костюмах и модных пальто, они быстрым шагом направлялись к воротам, за которыми начинались платформы, мечтая как можно быстрее покинуть шумный, многоголосый Нью-Йорк и очутиться в его маленьких, уютных, тихих предместьях.

Элизабет спустилась вниз по лестнице в глубину комплекса, откуда расходились железнодорожные пути, а затем исчезали в огромном лабиринте темных туннелей, вышла на одиннадцатый путь и вскочила в первый вагон, столкнувшись в дверях с кондуктором.

— Не торопитесь, милая леди, — игриво улыбаясь, произнес кондуктор с характерным для жителей Лонг-Айленда акцентом. — Разве я допущу, чтобы поезд отправился без вас?

— Надеюсь, что нет. — Элизабет тоже улыбнулась. — Правда, раньше вы никогда меня не ждали, — шутливо добавила она.

— Я обязательно бы вас подождал, если бы вы заранее сообщали мне, что поедете, — оживленно продолжал кондуктор. — В следующий раз буду помнить, что такая очаровательная леди пользуется именно нашим поездом.

— Да уж, пожалуйста, не забудьте.

Поднявшись по ступеням, она вошла в вагон и огляделась: пассажиров много, почти все места заняты. В это время суток в первых вагонах всегда наблюдалась такая картина. Несмотря на то что Элизабет заранее предусмотрительно убрала волосы под бейсбольную кепку и надела очки с затемненными стеклами, большинство пассажиров мгновенно узнали в ней ведущую знаменитого телешоу и стали с откровенным интересом рассматривать ее. Не желая всю дорогу выступать в роли объекта всеобщего пристального внимания, Элизабет миновала несколько вагонов, прежде чем отыскала пустой. Облегченно вздохнув, села против движения поезда и вытянула уставшие за день ноги. Напряжение долгого дня, полного разочарований и обид, начало понемногу спадать, хорошее настроение возвращалось. Гидравлические двери бесшумно закрылись, поезд тронулся, удаляясь от платформы и приближаясь к бесконечному темному туннелю, расположенному под Ист-Ривер.

Элизабет уже несколько лет была вполне обеспеченной женщиной и могла пользоваться услугами машины с водителем, но предпочитала добираться на работу и возвращаться домой поездом. Так было быстрее, всего сорок минут — и она оказывалась в уютном маленьком прибрежном городке. Привычный пейзаж за окном, легкое покачивание вагона, мерный стук колес — все это успокаивало, давало возможность сосредоточиться, вспомнить подробности завершающегося дня, наметить дела на завтра.

Но сегодня Элизабет возвращалась очень поздно, за окном было темно, и в нем отражалось лишь ее собственное лицо, на которое падал свет вагонных ламп. Она вгляделась в свое отражение: усталое, осунувшееся лицо, темные круги под большими печальными глазами.

«Ну что с тобой? — мысленно обратилась Элизабет к своему оконному двойнику. — Выбрось все плохие мысли из головы».

Поезд наконец вынырнул из туннеля, и, перед тем как приблизиться к первой на пути следования станции Вудсайд, в вагоне на несколько секунд погас свет. Так бывало каждый раз, и Элизабет нравились эти короткие мгновения, во время которых вагон погружался во тьму, и тогда в черном окне на фоне хмурого ноябрьского неба можно было полюбоваться величественным небоскребом Эмпайр-стейт — символом Нью-Йорка — и автомобильным гигантом «Крайслер», расцвеченными в честь приближающегося Рождества красными и зелеными огоньками.

Элизабет привычно улыбнулась в предвкушении восхитительной картины, но внезапно ощутила странное, смутное беспокойство. Словно кто-то невидимой рукой легко прикоснулся к ней, тронул за плечо и исчез. Ни шороха шагов, ни легкого, едва различимого дыхания. Ничего. В вагоне снова зажегся свет, Элизабет, вздрогнув, быстро огляделась. Никого. Она резко тряхнула головой, пытаясь отделаться от наваждения и справиться с испугом, но ощущение скрытой, неясной, но очень близкой опасности не исчезало. Наоборот, оно нарастало, окутывало, затрудняло дыхание, растекалось по телу противной слабостью.

Элизабет обвела салон растерянным взглядом и вдруг заметила за стеклянными дверями вагона одиноко стоящую фигуру. Сквозь стекло было трудно различить, мужчина это или женщина, силуэт казался расплывчатым, смазанным, но ощущение враждебности и зла, исходившее от странной фигуры, было столь явным, почти физически осязаемым, что Элизабет вздрогнула, отвела взгляд и ее сердце бешено заколотилось. Она лихорадочно нащупала лежащую на сиденье дамскую сумочку, раскрыла и сжала рукой баллончик с газом. Плеснуть этому призраку в лицо, если он распахнет двери вагона и посмеет приблизиться к ней? Прикосновение к маленькому баллончику немного успокоило Элизабет, и она осмелилась снова взглянуть в дальний конец салона. Фигура за стеклянными дверями исчезла, словно растворившись в воздухе, и Элизабет начала уже сомневаться, существовал ли в действительности таинственный призрак-пассажир, или воспаленное воображение нарисовало ей эту странную, пугающую картину.

Она поднялась, миновала проход и добралась до дверей, ведущих в следующий вагон. Осторожно раздвинула их, стараясь действовать бесшумно, и с опаской заглянула в салон. Вагон тоже был почти пустой. Лишь молодая парочка — парень и девушка, оживленно разговаривающие друг с другом, и двое мужчин, сидящих к ней спиной. Один в темном пальто, другой в яркой красно-зеленой куртке. Кто-либо из них? И что теперь она должна делать? Подойти к ним и задать глупый вопрос: «Не вы ли так враждебно смотрели на меня минуту назад из-за стеклянных дверей?» Тот таинственный пассажир, если, конечно, он существовал на самом деле, а не привиделся ей, уставшей после тяжелого напряженного дня, мог давно перейти в следующий вагон, а оттуда в следующий…

Элизабет несколько секунд постояла около дверей салона, размышляя над тем, вернуться ли обратно или все-таки перебраться сюда, где есть несколько пассажиров, и выбрала второй вариант. Здесь, рядом с людьми, она будет в безопасности, даже если странный силуэт вновь появится за стеклянными дверями. Она выбрала место неподалеку от молодой парочки, села и несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. На соседнем сиденье лежала оставленная кем-то газета. Элизабет взяла ее, раскрыла и машинально глянула на дату выпуска, отпечатанную в верхнем углу. Сердце снова заухало, заколотилось, руки задрожали.

Газета была свежая, от 29 ноября.

Элизабет швырнула газету на сиденье и закрыла глаза. Вот почему она весь сегодняшний день находилась в сильном напряжении, испытывала приступы беспричинной, как ей тогда казалось, тоски, раздражалась, злилась, а то была готова и разрыдаться! Нет, причина существовала, и очень серьезная, просто Элизабет забыла о том, что сегодня 29 ноября, и если бы не эта чертова газета… Каждый год 29 ноября она надеялась забыть обо всем, что случилось когда-то в этот страшный день, тешила себя иллюзиями, что время рано или поздно залечивает все, даже самые глубокие раны, но… Каждый год эта дата безжалостно напоминала о своем существовании со страниц газет, лезла в глаза с листка ежегодника, с висящего на стене календаря.

Перед мысленным взором Элизабет появилось лицо девочки-подростка, так похожей на нее в юности. Большие светлые голубые глаза смотрели доверчиво и немного удивленно, пухлые, красиво очерченные губы озаряла улыбка. Элизабет зажмурилась, пытаясь отодвинуть прекрасный образ девочки-подростка в дальние уголки памяти, но он не исчезал, становясь все отчетливее и оттого еще прекраснее.

Марти… Марти… Слезы выступили на глазах Элизабет и покатились по щекам к подбородку, образуя две тоненькие дорожки. Она слизнула их языком, ощутив соленый вкус. Пассажиры — парень и девушка — сочувственно и с любопытством смотрел на нее, но Элизабет это было безразлично. Пусть смотрят, ведь сегодня 29 ноября.

— Откровенно говоря, я рада, что этот мерзавец мертв, пусть теперь горит в аду!

Ник, устроившись за старым столом с потрескавшейся пластиковой поверхностью, помешивал ложечкой кофе отвратительного вкуса и запаха и внимательно смотрел на сидящую напротив женщину. Когда перед тобой единственная свидетельница убийства, расследование которого тебе поручено, не следует брезгливо морщить нос и отказываться от дешевого кофе. Лучше делать вид, что пьешь его, а самому внимательно слушать хозяйку дома, задавать вопросы и записывать ответы.

На свидетельнице был потертый линялый бесформенный свитер, который, как ей, видимо, казалось, скрадывал явные недостатки ее объемной фигуры; серые тусклые волосы были стянуты на затылке в пучок, открывая короткую шею с множеством мелких родинок. Лицо женщины было землистого оттенка, в маленьких глазках мелькали недоброжелательность, а порой и явное злорадство.

— Так это вы убили его? — спросил Ник, не отрывая от свидетельницы своих ярко-зеленых глаз.

— Что? — возмутилась она, подавшись вперед, и старый стул под тяжестью ее мощного тела жалобно заскрипел. — С чего вы взяли? — Она нервно затянулась сигаретой, которую держала между указательным и средним пальцами, желтыми от никотина. — Но я рада, что нашелся наконец человек, сделавший это. Неужели я похожа на убийцу?

— Нет, что вы, я спросил просто так, — мягким тоном ответил Ник и улыбнулся. С женщинами-свидетельницами всегда надо вести себя крайне осмотрительно: они легко обижаются, замыкаются в себе и перестают давать показания. — Разве можно представить такую любезную даму в роли преступницы?

Выражение лица свидетельницы смягчилось, она улыбнулась Нику в ответ.

«Вот это уже лучше, продолжай в том же духе», — мысленно одобрил себя Ник. Он знал, что производит на женщин приятное впечатление, но, находясь при исполнении служебных обязанностей, старался не пользоваться этим. Личная жизнь — одно, а работа — совсем другое.

— Что же такого ужасного совершил мистер Джарвис, если вы рады его смерти? — спросил он свидетельницу и, набравшись мужества, отхлебнул кофе, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица.

— Он изнасиловал юную пятнадцатилетнюю девушку, живущую с родителями в двух кварталах отсюда, — негодующе ответила свидетельница. — И знаете, что во всей этой грязной истории было самым ужасным?

— Нет.

— Девушка была его ученицей! — возмущенно воскликнула женщина и хрипло закашлялась от табачного дыма. — Можете вообразить? Он — педагог, она — его ученица! Кошмар!

Ник напряг память, пытаясь вспомнить историю, о которой все газеты сообщали приблизительно месяц назад. Преподаватель был обвинен в соблазнении и изнасиловании своей ученицы, но суд его оправдал. Ушлый адвокат горе-педагога очень умело выстроил линию защиты, без конца таскал на судебные заседания разных молодых людей, утверждавших, что потерпевшая состояла с ними в любовной связи и слыла среди учеников девицей легкого поведения. Итак, преподаватель был оправдан, репутация девушки очернена, но ее родители клялись отомстить Джарвису и в присутствии многих свидетелей, членов суда и полицейских угрожали ему расправой…

— Миссис Ортон, расскажите мне, пожалуйста, о человеке, которого вы видели сегодня вечером у двери мистера Джарвиса, — попросил Ник, доставая из кармана блокнот и авторучку.

— Я услышала звонок, пошла открывать. Но сначала посмотрела в глазок и увидела, что пришли не ко мне, а к соседу, живущему напротив. Знаете, у нас такие звонки, что сразу не поймешь, в какую дверь звонят.

«Да уж, разобраться трудно, особенно после приличной порции джина», — подумал Ник, глядя на полупустую бутылку и стакан, стоящие на краешке стола. От свидетельницы явно попахивало спиртным, глаза были красными и блестящими.

— И кто же пришел к мистеру Джарвису? — спросил он.

— Мужчина в красно-зеленой куртке. В руке он держал коробку с пиццей.

— Вы уверены, что это был именно мужчина?

— Ну, в общем… — На мгновение миссис Ортон запнулась. — Скорее всего мужчина, хотя я видела его лишь со спины.

— Какого он роста? Высокий?

— Трудно сказать…

— Худощавый, толстый?

Свидетельница беспомощно развела руками.

— Цвет волос?

— Не заметила, поскольку на нем была надета красная шапочка.

— Может, вам бросились в глаза еще какие-нибудь приметы?

— Ничего. Джарвис открыл дверь, а я… вернулась к своему занятию.

— К какому, миссис Ортон?

Она с сомнением посмотрела на детектива, словно решая, можно ли ему довериться, а потом ответила:

— Продолжила выпивать.

«Ну что ж, по крайней мере честно», — подумал Ник и, немого смущенно улыбнувшись, сказал:

— Миссис Ортон, не подумайте, что я хочу вас обидеть, но… вы действительно видели все это? Учитывая ваше состояние…

— Разумеется! Красно-зеленую куртку не заметит только слепой!

— В таком случае позвольте задать вам еще два вопроса. Как часто ваш сосед заказывал на дом пиццу?

— Этот скряга? — презрительно поджала губы свидетельница. — Да он питался одними макаронами и тунцом! Когда жарил рыбу, запах разносился по всему холлу!

— Скажите, а вы, случайно, не знаете, есть ли в вашем районе пиццерия, посыльные которой носят красно-зеленую униформу?

— Да, служащие пиццерии папаши Джо, — ответила миссис Ортон. — Она расположена на нашей улице. Как выйдете отсюда, поверните направо и через три дома увидите пиццерию. Это совсем рядом, вы не заблудитесь.

Ник поднялся из-за стола, достал из кармана свою визитную карточку, подал хозяйке и с улыбкой произнес:

— Большое спасибо, миссис Ортон. Вы мне очень помогли. Если вспомните еще какие-нибудь подробности, пожалуйста, звоните. — И направился к входной двери, около которой с важным видом сидел Геркулес и… бдительно охранял связку ключей.

Свидетельница тоже встала и последовала за Ником.

— Непременно позвоню, если что-либо вспомню, — улыбаясь и показывая желтые зубы, сказала она. — Обязательно.

Ник покачал головой. Ему часто приходилось сталкиваться с такими малополезными свидетелями, которые считали своим долгом звонить ему по три раза на день и делиться своими соображениями по поводу происшедшего, высказывать различные предположения, предлагать собственные версии. А вот по поводу таинственной дамы, которую принимал у себя убитый, она не упомянула ни слова. Не видела ее? Не заметила? Сомнительно…

Ник взял поводок, распахнул дверь и хотел уже уходить, как вдруг за его спиной раздался голос миссис Ортон.

— Сержант, я хотела спросить… вы женаты? — игривым тоном осведомилась она, догнала Ника и взглянула на его руки. — У вас нет обручального кольца.

— Да, женат, уже десять лет, — торопливо проговорил он, сбегая вниз по лестнице. — У меня шестеро детей: три сына и две дочери.

— Как, шесть? А не пять? Вы не ошибаетесь? — крикнула ему вслед миссис Ортон.

— Да, пять, я ошибся!

«С такими свидетельницами и до десяти не сумеешь сосчитать», — угрюмо подумал Ник, выходя на улицу.

Элизабет торопливо поднялась по ступеням веранды нарядного, в викторианском стиле дома, стоящего поодаль от дороги в прохладной тени могучих сосен, рывком распахнула дверь, вошла и облегченно вздохнула. Слава Богу, она вернулась домой. Здесь она в полной безопасности. Обычно Элизабет, сойдя с поезда, шла домой пешком, совершая эту маленькую прогулку для того, чтобы подышать перед сном свежим воздухом, но сегодня взяла такси. Воспоминание о странном пассажире-призраке, враждебно смотревшем на нее сквозь стеклянные двери вагона, печальная годовщина, о которой ей так и не удалось забыть, взвинченные нервы, вновь навалившаяся на плечи сильная усталость — все это не располагало даже к коротким прогулкам, особенно в столь поздний час. И вот наконец она дома.

Этот дом Элизабет купила несколько лет назад, когда начала писать сценарии «Темного зеркала» для телекомпании Ярборо; приобрела дорогую красивую мебелью, сделав свое жилище комфортным и уютным. Парчовый, цвета слоновой кости диван в викторианском стиле, кофейный столик с кобальтовой голубой зеркальной поверхностью мягко освещала хрустальная люстра, бросая тень на бледно-розовые стены, украшенные белой каймой. Над камином висело большое, в позолоченной раме зеркало, а на каминной полке стояли фотографии семьи Элизабет в изящных рамках. Обычно Элизабет часто подходила к ним, брала в руки, рассматривала, но сегодня вечером она избегала даже бросить на них беглый взгляд. Особенно на одну.

С лестницы, ведущей на второй этаж, бесшумно спустилась миниатюрная пятнистая кошка, приблизилась к хозяйке и стала тереться головой о ее ноги. Элизабет положила сумку на диван, наклонилась и взяла кошку на руки.

— Ну, как ты поживаешь? — ласково спросила она громко заурчавшую кошку. — Наверное, скучала без меня, Кэти?

Элизабет с кошкой на руках подошла к дивану, хотела сесть, но заметила на темно-синем, с восточными узорами ковре игрушечного медвежонка. Шерсть у него в нескольких местах была выдрана, рядом валялись клочья.

— Кэти, зачем ты драла бедного медвежонка? — строго спросила Элизабет, спуская кошку на пол.

Кошка мгновенно перестала урчать, сверкнула ярко-оранжевыми глазами и отпрянула к столику.

— Что он тебе сделал? Понимаю, тебе одной скучно, я прихожу домой очень поздно, но нельзя же вымещать раздражение на несчастном медведе! Плохая, злая кошка!

Кэти с недовольным видом прошествовала в кухню, и Элизабет последовала за ней, подняв на ходу пострадавшего медведя и посадив на его законное место — в кресло-качалку, стоящую между камином и старинными напольными часами. В кухне Элизабет подошла к телефонному аппарату, включила автоответчик и достала из холодильника бутылку клюквенного сока. Налила в бокал и выпила половину, пока слушала хриплый низкий голос Кассандры, сообщавший, что если Элизабет необходимо поговорить с ней, то она ждет ее звонка в любое время суток.

Внезапно из автоответчика зазвучал незнакомый мужской голос. Элизабет удивленно подняла брови, замерев со стаканом в руке.

— Мисс Найт, это Сэм Мартинсон. Звоню вам по просьбе руководства тюрьмы Беллингхэм. Извините, так получилось… Столько дел… Нам следовало бы поставить вас в известность еще две недели назад, но знаете, как это бывает… В общем, начальство просило вам передать: две недели назад Дэвид Фергюсон получил досрочное освобождение. Мисс Найт, мы уверены: он не осмелится… беспокоить вас или членов вашей семьи. Тюремные психологи твердо нас заверили, что Фергюсон абсолютно безвреден, социально неопасен и…

Руки Элизабет задрожали, губы мелко затряслись. Господи, оказывается, этот тяжелый, полный неприятностей и страхов день еще не закончился! Он продолжается, длится бесконечно, принося ей все новые и новые неприятности, которые очень скоро могут обернуться трагедией. Дэвид Фергюсон… Освобожден досрочно две недели назад. Такого подлого удара в спину Элизабет не ожидала и готова к нему не была.

Итак, Дэвид Фергюсон на свободе. Теперь он будет гулять по улицам, любоваться закатом солнца, вдыхать свежий прохладный воздух, а для ее младшей сестры Марти все закончилось 29 ноября, десять лет назад. В этот роковой день Дэвид Фергюсон хладнокровно сомкнул свои огромные лапищи на тонком, хрупком горле юной прелестной Марти и задушил ее.

Бокал с остатками клюквенного сока выпал из дрожащих рук Элизабет и со звоном разбился. Темно-красная жидкость расплескалась по отполированному дубовому полу, мелкие блестящие осколки разлетелись по сторонам. Элизабет выбежала из кухни и бросилась в гостиную, к каминной полке, на которой стояла фотография юной Марти. Взяла снимок в руки, стала всматриваться в такое родное, милое, прелестное лицо, ласково провела кончиками пальцев по глянцевой поверхности бумаги. Вспомнила, что эта фотография была сделана за месяц до гибели сестры… Слезы, весь день подступавшие к глазам Элизабет, хлынули градом, и она даже не пыталась унять их, как совсем недавно в вагоне поезда. Тогда ей не хотелось видеть участливые взгляды пассажиров, теперь ока находилась дома одна.

Элизабет поставила фотографию Марти на каминную полку, села на диван, подняла телефонную трубку и набрала номер Кассандры. Услышав ее голос с мягкими, участливыми интонациями, снова заплакала.

— Касс! — всхлипывая, пробормотала она. — Мне необходимо с тобой поговорить. Сегодня у меня такой печальный день… Страшная дата. Десять лет назад была убита моя младшая сестра Марти. И виновата в этом я.