Думал я чуть ли не до полуночи, ворочался, потом как-то так получилось, что стал представлять себе Лею… С тем и уснул.

А с утра отправился к капитану.

Нет, сомнений в его невиновности у меня не было, просто надо было кое-что узнать. Идей было много, и версия смутно, но просматривалась.

Капитан принял меня тотчас же.

– Господин Мелькерсен, – начал я, – правда ли, что в день убийства вы играли в бильярд с Жосленом Вальдесом?

– А-а, с этим… – презрительно фыркнул Мелькерсен. – Ну да, был такой факт. Думаете, это все-таки он?

– А вы? – улыбнулся я.

Капитан покачал головой.

– Не тянет он на убийцу, – сказал он с сожалением. – Слабак. Неженка. Да и вообще – альфонс!

– Вот и я того же мнения. Я вот что хочу от вас… Позвольте, я загипнотизирую вас. Обычный человек помнит все, что с ним было, но когда берется вспоминать, мало что всплывает в памяти. А вот под гипнозом воспоминания раскрываются куда глубже.

– Ну, если надо… – проговорил капитан неуверенно.

– Надо, – твердо сказал я.

– А, давайте!

Встав, я вытянул руку и приказал:

– Спать!

Мгновенное усилие воли подействовало сразу – Мелькерсен безвольно откинулся на спинку кресла, взгляд его затуманился.

– Господин Мелькерсен, вам хорошо и спокойно, – заговорил я монотонным голосом, – никакие тревоги и проблемы не беспокоят вас, все идет как надо… Ваша память могуча, вы помните все, что было с вами… Вы возвращаетесь в тот день, когда играли с Вальдесом в бильярд… Вот вы с кием в руках обходите стол… Где стоит Вальдес?

– Напротив, – пробормотал капитан.

– Он в пиджаке?

– Нет, только что снял и повесил на стул…

– Стул далеко?

– Рядом…

– Приглядитесь внимательно: никто не подходит к стулу? Никого рядом нет?

– Вертится тут один тип… Португалец вроде… То ли Вельо, то ли Вельго… Заносчивый – страсть! Ага… Вот же ж! В карман полез!

– Он трогает пиджак Вальдеса?

– Трогает?! Да он его лапает! Вон, полез в карман, тащит чего-то… А, да это ключ!

Я сделал движение рукой, и капитан пришел в себя.

Посмотрел на меня с недоумением, нахмурил лоб, потер щеку, словно припоминая.

– Так я, что, и вправду спал? – осведомился он.

– И вправду. Минуты четыре, не больше, но… Чувствуете, что отдохнули?

Мелькерсен поерзал и вдруг улыбнулся.

– А ведь верно! Будто выспался наконец. А то эти вахты… Да! Так вы как, узнали чего?

– Вы вспомнили, капитан. Некоего португальца, то ли Вельо, то ли Вельго…

– А-а! Как же, как же… Наш штурман прозвал его сеньором Зазнайкой. Хотя… Знаете, на публике этот Вельго появлялся редко, даже обед ему в каюту носили. Не понимаю, чего ему особенно зазнаваться, хотя Вельго и барон. Кстати, он сосед графини Стадницкой.

– Ах сосед…

Тут у меня словно сверкнуло что – разрозненные факты, никак не желавшие совмещаться, вдруг совпали, все и сразу, как зубцы у шестеренок.

Мне вспомнилось, какие тонкие переборки отделяли каюты – стоя во временном прибежище графини, я прекрасно слышал голоса соседей. Слов было не разобрать, но если приложить ухо к переборке…

– Мне кажется, – медленно проговорил я, – я знаю, кто убил графиню.

– Кто?! – выдохнул капитан.

– Надо бы нам собраться у барона Вельго…

– А он пустит нас?

– А мы его убедительно попросим!

И вот я с капитаном, прихватив Леона, Кати и Жослена, явились к барону.

На мой настойчивый стук Вельго долго не открывал, но вот дверь отворилась, и в коридор выглянул мужчина лет шестидесяти, с клочкастой бородкой, с мешками под глазами. Лицо у него было угрюмым, неся на себе явные признаки попойки.

Болезненно поморщившись, барон процедил:

– С кем имею честь?

Я напряг волю, посылом приводя Вельго в нужное мне состояние. Это было непросто – барон был из тех людей, что плохо поддаются внушению. Однако, ослабленный выпивкой, бессонной ночью и переживаниями, Вельго поддался.

– Проходите…

Пошатываясь, шаркая остроносыми тапками-кавушами, кутаясь в мятый халат, барон прошествовал в каюту и рухнул в мякоть кресла, тут же наливая себе коньяка в стакан.

Не морщась, выпил, выдохнул и утер тыльной стороной ладони вялый рот.

Приглашенные мной зашли и расселись, занимая диван и стулья. Бледная Кати испуганно жалась в уголку, а Жослен, мятый и мрачный, нахохлился, сверля взглядом барона. Леон не скрывал своего живейшего интереса, а капитан все прямил спину.

– Господин Вельго, – начал я официальным голосом, – вы обвиняетесь в убийстве графини Стадницкой!

Барон не вздрогнул даже, кивнул только и снова потянулся за бутылкой.

– Ох! – вырвалось у горничной.

– Ах, ты… – начал Жослен, привставая, и снова упал на жалобно скрипнувший стул.

– Но… как? – удивился Мелькерсен.

– Да, да! – живо поддержал его Кобак. – Как?

– Очень просто, – сказал я. – Проживая за стенкой, господин барон хорошо слышал, кто приходил к графине и когда. А услыхав однажды от самой госпожи Стадницкой, что она принимает снотворное зелье, настоянное чуть ли не колдунами из племени бороро, господин Вельго понял, как именно совершить убийство…

Барон помотал головой.

– Вот тут вы ошиблись, господин детектив, – глумливо усмехнулся он. – О настойке я знал давно.

– Ну, я тоже не всеведущ. Узнав все, что было нужно, вы похитили ключ у господина Вальдеса и в тот же вечер совершили задуманное: дождавшись, пока горничная принесет чай и покинет каюту, вы проникли туда сами и опорожнили пузырек со снотворным едва ли не наполовину. Вышли, закрыли дверь, вернулись к себе и стали ждать.

– Да, – выговорил Вельго, изрядно отхлебнув, – я даже чересчур долго дожидался. Вошел, значит, закрыл дверь за собой и тут слышу, как в дверь стучит этот альфонс – больше-то некому. Я еле успел снять кулон и уйти, как он опять прибежал.

– Так, значит, вы признаетесь в содеянном? – грозно спросил капитан.

Вельго пожал плечами:

– Признаюсь… Да, я убийца.

– И вор! – веско добавил Жослен.

– О нет! – пьяно захихикал барон. – Графиня, должно быть, рассказывала о том, что рубин ей подарил мужчина, безумно в нее влюбленный? Так вот, мужчиной этим был я! Только ничего я Ирине не дарил, она сама, сбегая из Петрограда, «прихватила» кулон и прочие цацки. И я вовсе не случайно оказался в соседней каюте – сам нарочно все устроил. Мне нужно было наказать эту вертихвостку, сдавшую меня ЧК! Что, вздыхала небось, повествуя о моем расстреле? Ошиблась Ирка! Бежал я из чекистских подвалов. Ужель кавалергарду не справиться с «ревматом»? Не в курсе, кто такие ревматы? Это р-революционные матросы. Революционные м-мужеложцы…

Я покачал головой.

– Не знаю, что у вас и между вами было в прошлом, – сказал я серьезно. – И не буду касаться «Яхонта», это пустяки. Главное в том, что вы убили женщину, пускай даже и не лучших нравственных правил.

– Это да… – вздохнул барон и печально покачал головой. – Я хотел этого, и вот, исполнил желание. А радости нет… Преступление и наказание! Да-с…

Допив коньяк, он встряхнулся. С трудом поднявшись, Вельго добрался до комода, цепляясь за стулья, за стол. Покачиваясь, он держался одной рукой за выдвинутый ящик, а другой рылся в несессере. На солнце блеснула стеклянная ампула.

Не раздумывая, не выгадывая лишних минут, барон сунул ампулу в рот.

Я понимал, в чем дело, но продолжал сидеть. Жослен метнулся было, но даже не оторвал седалища от сиденья.

– Прощайте, господа, – невнятно сказал Вельго и раскусил ампулу.

Хрустнуло стекло, и барон мягко повалился на ковер, раскидывая руки. Я уловил слабый запашок миндаля.

– Цианистый калий… – пробормотал Леон.

Горничная охнула, а Жослен будто оплыл на стуле, сгорбился.

– Voila, – заключил капитан.