С того момента, как Ники Лумис увидел ее на танцевальной площадке, он знал, что они не только познакомятся, но и то, что это будет нечто большее, чем обычная встреча. Она напоминала ему самого себя, когда он был известен, как «молниеносный Лумис», – прекрасный принимающий с широким захватом команды «Грин Бей Пейкерс», готовый побеждать, готовый играть, выигрывать и любить так, что это всегда было чем-то запоминающимся.

Густая грива темно-русых волос, которые Пейдж непроизвольно откидывала с лица, дерзкая улыбка, сумасбродные зеленые глаза, цвета новеньких долларов, продолжали преследовать его со все большей настойчивостью.

Он не мог выкинуть из головы воспоминания о ней, о ее гладкой чувственной коже, изгибах фигуры и о том, как умело она использовала их, величаво двигаясь перед ним, и заставляя его чувствовать ее тело каждой своей клеточкой, так, что всего лишь один поцелуй, без которого он обычно старался обходиться, вернул его к тем дням, когда страсть, рвавшаяся наружу в его брюках, доставляла ему немало хлопот.

Он ненадолго задержался в ванной комнате: причесался, прополоскал рот бесплатным эликсиром, предлагавшимся отелем, помочился, произвел со своим членом несколько манипуляций для восстановления эрекции, чтобы надеть на него презерватив. Во всеоружии, с возбужденным и защищенным пенисом, с освеженным дыханием и готовностью трахать ее до умопомрачения, он появился из ванной комнаты в сладком предвкушении, что найдет ее нагишом, ожидающую его в постели, возбужденную, влажную и желающую.

Когда он обнаружил постель непотревоженной, а цветы на подушках не тронутыми, то предположил, что она в ванной комнате гостиной и присоединится к нему через минуту.

Он вспоминал, как лежа один, под прохладными простынями, поглаживая себя в ожидании ее, представлял ее восхитительное обнаженное тело, воображая, как она сидит верхом на нем, а в его ладонях покоится ее тяжелая грудь. Затем он представил ее здесь, вместе с двойняшками Боббси, три их великолепных тела, сплетенные вокруг него, поглощенные тем, чтобы доставить ему удовольствие: рыжая целует его член, блондинка – бедра, а Пейдж – губы, создавая бесподобные доспехи из ног, грудей и упругих задниц – завидная коллекция замечательных и разнообразных женских форм. Райское блаженство.

Он вспоминал, как его мысли перескочили на бизнес, к расписанию предстоящего хоккейного сезона, по поводу которого еще следовало принять какие-то окончательные решения, к сообщению об урагане, приближавшемся со стороны Мексики и грозившем затишьем в кассах на ближайшие ночные теннисные матчи.

Дождь и неприятные новости, свалившиеся на голову в один день, обеспечивали несварение желудка.

Через некоторое время заинтересовавшись, куда запропастилась Пейдж, Ники, в конце концов, вылез из постели и отправился в гостиную в поисках.

Он вспоминал свои мысли о том, что было бы очень в ее духе устроить что-нибудь безумное и буйное, чтобы распалить его страсть. Очередная игра, очередной сюрприз.

Он рисовал ее в своем воображении обнаженной, на меховой шкуре, расстеленной перед зажженным камином, или лежащей перед широким окном, освещенную лунным светом, пьющую шампанское прямо из бутылки, готовую вылить вино на его тело, а затем облизать его. Он ожидал обнаружить ее с шаловливым выражением на очаровательном лице, готовую играть и дразнить его до полного изнеможения.

Какое же потрясение он испытал, обнаружив, что она ушла, оставив его без нижнего белья, без смокинга, без всего, кроме рубашки с посланием, написанным помадой, которое должно было поставить его на место.

И ей это удалось. С полотенцем, обернутым вокруг талии, он сидел на кушетке, допивая шампанское и смеясь от души и с удовольствием. Он всегда был азартным игроком, поэтому принял и искренне оценил уловку Пейдж с удивлением и восторгом, желая ее даже больше, чем раньше.

С этой девчонкой придется изрядно повозиться, зато это внесет некое разнообразие, решил он, разглядывая комичный наряд, который она послала ему. Это было ее шоу, а он ошибочно решил взять инициативу в свои руки. Он посчитал, что она такая же, как и другие его маленькие поклонницы, к которым он привык и которые просто ложились на спину и раздвигали ноги, но Пейдж заставила его понять, что она не из таких.

Он принадлежал к тому типу людей, что восхищаются обокравшим его воришкой, если бы тот сделал это красиво. Он восторгался Пейдж, ее стилем и изобретательностью, ее нахальством.

С ним никогда не случалось ничего даже отдаленно похожего. Как она обставила все это с самого начала получив приглашение в его дом, как обрезала платье и каким образом послала ему отсеченную часть, как подменила его спутниц собой и наоборот, а затем преуспела в соблазнении его здесь, в этом номере, вплоть до этой прекрасно поставленной сцены.

По его терминологии, она привела его к себе в номер, чтобы переспать с ним. Но он ошибся в том, в чем был уверен. Он пытался взять инициативу на себя. Он действовал на автопилоте, когда залез на нее на кушетке, слишком грубо пренебрегая необходимыми предварительными ласками, преждевременно достав один из презервативов, а затем нанес ей удар самодовольными, бесчувственными замечаниями по поводу двойняшек Боббси.

Однако, будучи человеком, которому нравилось, когда его учили, он все-таки рассчитывал, что у него появится еще возможность узнать ее до конца.

Он перепробовал все. От портье «Шато Мармонт» ему, со смесью восхищения и разочарования, удалось узнать, что ее номер был зарегистрирован на имя Джо Смита.

Там не было телефонного номера, адреса или визитной карточки, ничего, наводящего на ее след. Это показалось ему удивительным, так как он был уверен, что она хотела быть найденной.

Служащий на стоянке утверждал, что на «астон-мартин лагонде», на которой она ездила, не было никаких табличек. Ники не мог оставить без внимания эту двухсоттысячедолларовую английскую машину. Кто эта девушка?

Удивленный и заинтригованный, он напряженно работал, терзая телефонную книгу, в которой, к тому же, не было оглавления, пуская в ход связи в департаменте автомобильного транспорта, в котором не обнаружилось записи о калифорнийском водительском удостоверении, когда-либо выданном Пейдж Уильямс. Он даже заставил свою секретаршу найти Стена Паркера, с которым Пейдж предположительно пришла на вечеринку. Но когда они дозвонились по телефону к нему домой в Филадельфию, тот заявил, что не знает никакой Пейдж Уильямс.

Позже, узнав, что Стен Паркер женат, Ники объяснил его заявление тем фактом, что семья его жены владела компанией, директором которой он являлся.

Ему вдруг пришло в голову, что Пейдж Уильямс – вымышленное имя, но инстинкт говорил ему, что оно настоящее. Она слишком натурально реагировала, когда к ней обращались. Имя ей подходило.

Он нашел любопытным, обнаружив, что они говорили только о нем и вообще не говорили о ней. Он не представлял себе, где она могла работать, и работала ли вообще. Где она жила, или кто ее друзья.

– Ты опять о своей Золушке? Я не могу дождаться, когда же, наконец, с ней познакомлюсь, – воскликнула очаровательная дочь Ники Лумиса Марни.

Они находились в его кабинете в «Стар Доуме», куда она заглянула, чтобы повидаться с отцом. Речь шла о фотографии таинственного наваждения ее отца, которую она выхватила у него из рук, смягчив свой жест поцелуем в щеку.

«Стар Доум», построенный Ники Лумисом около десяти лет назад, был расположен в Сан-Фернандо Велли, рядом со студией Бербенк. В его кабинете, расположенном внутри спортивного комплекса, царил беспорядок и гул. Люди бродили туда-сюда, чтобы посмотреть на расписание мероприятий, намечавшихся в «Стар Доуме», на отдельное расписание других стадионов и на информацию о рейтингах сетевого и кабельного вешания, передаваемую на большой экран. Прислоненный к старомодной, защитного цвета кушетке стоял окончательный вариант хоккейной афиши в натуральную величину, готовый к установке на улицах города и на бортах почти двух с половиной тысяч автобусов, разъезжающих по всему Лос-Анджелесу.

Большие цветные фотографии в темных деревянных рамках закрывали стены, отдавая дань уважения прославленной карьере Ники и его уникальному стилю жизни. Здесь были фотографии Макинроя, играющего в теннис, Ники, окруженного олимпийскими золотыми медалистами из команды Соединенных Штатов, Ники со своей хоккейной командой звезд Лос-Анджелеса «Гарлем Глуберотерс», Ники, запечатленный вместе с Питом Роузом из «Цинциннати Редс». Еще пара более потрепанных фотографий изображала Ники в молодости – на одной он совещался со своими товарищами по «Грин Бей Пейкерс», а на другой – стоял обнявшись с мужчиной, годившимся ему в отцы, известным тренером Винсом Ломбарди. Даже кумиры имеют своих кумиров, и Винс Ломбарди был кумиром Ники Лумиса.

Вставленный в рамку разворот из специального выпуска «Лос-Анджелес Мэгэзин», посвященного знаменитостям и их личным тренерам, с великолепной фотографией Ники в спортивных трусах просевшего под штангой, демонстрировал его навязчивую идею оставаться в форме.

Ники откинулся на стуле, поворачиваясь в сторону своей дочери, которая с любопытством рассматривала фотографию Пейдж. Он нашел ее в стопке пробных отпечатков фотографий, которые были сделаны на той самой вечеринке в его доме.

Обе женщины были примерно одного возраста, обе красивые, яркие и умные, и при этом совершенно не походили друг на друга. Как ему казалось, у Пейдж были «уличные» мозги, она была такой же упрямой и необычной, как и он сам, любила риск, соперничество и предпочитала жизнь на грани, тогда как Марни была изнеженным, мягким и чрезвычайно светским продуктом его денег, речь и манера держаться выдавали ее принадлежность к привилегированной, денежной, интеллектуальной элите.

Отец и дочь взаимно восхищались друг другом. Марии мирилась с часто приводящими в смущение выходками своего отца, бесконечным потоком женщин, которые были в два раза моложе его, с тем, что он бросил ее мать; а Ники мирился с пуританским снобизмом своей дочери. Такие непохожие, они, тем не менее, были лучшими друзьями. Он рассказал ей все о Пейдж, и, несмотря на свою недоверчивость, его холеная, с золотисто-каштановыми волосами дочь была охвачена таким же томительным ожиданием, как и он.

– Может быть, ты просто ей не понравился, папа, – поддразнивала его Марни, играя поясом кожаного брючного костюма, который они недавно вместе купили в Италии.

Он был такого же цвета, как почти флуоресцирующие глаза Пейдж.

– Возможно, ты оказался не таким жеребцом, каким себя зарекомендовал, – безжалостно терзала она его с веселым подмигиванием.

Ники хлопнул свою дочь по попке и засмеялся.

– Нет. Как раз в этом вся проблема. В том, что я был таким жеребцом…

– Да, ты продолжаешь говорить так, но ты же понимаешь, что стареешь… Тебе скоро шестьдесят… Или, может быть, ей не понравилось, как ты целуешься…

– Ей понравилось, как я целуюсь, ты, маленькая острячка, – отмахнулся он, приглаживая волосы на лысеющей голове.

– Я думаю, она продолжила с кем-нибудь побольше и получше…

– Ах ты маленькая сучка. Как я мог вырастить такую сучку?

– На самом деле я просто ревную, папа. Обычно они совершенно не занимали твои мысли. А теперь у тебя на столе ее фотография. И при этом – ни одной моей фотографии…

– Принеси мне какую-нибудь. Я положу ее на свой стол.

Марни оглядела беспорядок на столе.

– Да, где?

Ники улыбнулся и отодвинул некоторые вещи в сторону, освобождая на столе место и накрывая его ладонью.

– Может быть, это была просто шутка, – предположила Марни, снова возвращаясь к разговору о Пейдж Уильямс, – сыгранная одной из твоих девчонок, о которой ты никогда не вспоминал. Как та, мать которой продолжала звонить и умолять, чтобы ты еще раз встретился с ее драгоценной Мери Джейн…

– Ее звали Мери Джейн? Я думал, это была Сью.

– Мери Джейн, Сью Эллен… – Марни бросила фотографию Пейдж обратно на стол Ники.

Он подобрал ее, улыбаясь, так как любил на нее смотреть.

– Шутка, да? Если это была шутка, тогда в чем ее изюминка?

Марни минуту размышляла, отведя глаза в сторону. Вдруг в ее взгляде появилось любопытство.

Ники, проследив за ее взглядом, повернулся в сторону двери в тот момент, когда его секретарша вносила смокинг, который Пейдж увела у него, аккуратно упакованный в пластиковый пакет химчистки. К нему прилагался сверток, содержавший все остальное, что было на нем в ту ночь.

– Эта девочка неплохо развлекается. Возможно, она прослушивала твой кабинет… – ехидно отметила Марни пытаясь поймать его взгляд.

– А в приемной располагается передающая станция, – добавил Ники, разглядывая ярко-синюю надпись поверх чистого пластикового футляра, к которому была прикреплена квитанция.

Он оторвал ее и расстроенно, но без удивления, обнаружил, что в нее были вписаны его собственные имя и адрес.

– Ну вот, теперь мы знаем, что она не просто украла твой смокинг, папа, – сказала Марни, забирая у него из рук вычищенный смокинг и унося его, чтобы аккуратно повесить в стенной шкаф.

Заинтригованный и развлекаясь игрой, Ники смял квитанцию и бросил ее в мусорную корзину, задумчиво развалившись на стуле и машинально рисуя на кроссворде, лежавшем перед ним.

– Подожди минутку. Дай-ка я попробую, – сказала Марни, доставая и расправляя смятую квитанцию, а затем, придвинув к себе телефон, набрала номер.

– Ничего не выйдет, – сказал ей Ники, скорее довольный, чем разочарованный, но она только улыбнулась ему в ответ. – Вряд ли у них есть информация… откуда им знать, кто она такая.

Марни приложила палец к губам.

– Ш-ш-ш, – приказала она, хотя уже не так уверенно.

Ники откинулся на стуле и смотрел на нее, вполуха слушая переговоры дочери со служащими химчистки, которые, как он и предполагал, ничего не знали. Это лишь подтверждало то, насколько хорошо он узнал Пейдж Уильямс, которая, как бы то ни было, к настоящему моменту оставалась не выслеженной.

Она играла с ним, и это было бы слишком просто, если бы он мог выследить ее таким образом. Она готовилась к новому ходу. Возможно, она вернула смокинг только для того, чтобы напомнить о себе. Возможно, она даже еще не решила, что именно придумать для следующей встречи. Но он не сомневался, что, когда она решит, это будет более впечатляющее, чем химчистка.

* * *

– Любой женщине, захотевшей привлечь его внимание, необходимо как минимум возглавлять клуб болельщиков, быть проституткой и потрясающе готовить, – определила Пейдж после трехнедельных обширных исследований на тему Ники Лумиса.

Следя одним глазом за видеофильмом с Джулией Чайлдс, вставленном в переносную видеосистему на кухне, Пейдж взбивала белки, пытаясь освоить приготовление беспроигрышного суфле, и одновременно изучала основы футбола по одной из спортивных книг, которые взяла в библиотеке. Она вздохнула, теряя терпение.

Белки не желали образовывать легкие воздушные пики и увеличиваться в объеме, мало этого, она сомневалась, что за один месяц, который она отвела себе для «повышения квалификации», сможет поглотить достаточное количество материала о спорте, чтобы оправдать задержку в развитии их отношений с Ники.

На следующий день после встречи с Ники, Пейдж отправилась прямо в библиотеку, где набрала кучу литературы по спорту, полагая, что если она хочет поймать «Мистера Короля Спорта», то должна, по крайней мере, как следует знать спортивную терминологию.

Она уже просмотрела то, что касалось баскетбола и хоккея, взявшись сперва за них, потому что именно в этих видах выступали команды Ники.

Текущая информация, сплетни индустрии спорта, типа: кто кому был продан и почему; проблемы жалования, допинга, проблемы личности – все это Пейдж собирала из телевизионных передач, журналов и газетных статей.

Книга по футболу, которую она сейчас читала, о Винсе Ломбарди, которым она особенно интересовалась с тех пор как узнала, что Ники не только играл у этого великого, ныне покойного тренера, но и что тот помог ему в обустройстве жизни. Не было ни одного интервью, в котором бы Ники не обожествлял своего старого тренера, приписывая ему успех, которого он достиг за последние годы.

Но, к сожалению, книга была гораздо суше, чем человек.

Глава первая: «Игра в линии защиты… Защита флангов и отход к линии ворот…»

Длинные скучные рассуждения заставили Пейдж перейти сначала к главе второй, затем к третьей, а затем снова к первой главе, где она углубилась в изучение, основ и технических приемов спорта, за что отвечает каждый игрок, в тонкости подготовки чемпионов.

Полузащитники, боковые защитники, центральные защитники, принимающие. Проход, прием паса, перехват паса, атакующая игра, особые команды.

Она сосредоточилась на паре иллюстраций, пытаясь разобраться в смысле диаграмм, читая те же самые подписи еще и еще раз, пока наконец до нее не начало что-то доходить.

Боже милостивый, разве не могла она найти Мистера Короля Моды, Мистера Короля Музыки, Мистера Короля Кино или вообще что-нибудь иное, кроме Мистера Короля Спорта?

– А сейчас… – раздражающий голос Джулии Чайлдс на заднем плане снова привлек внимание Пейдж. – Когда ваши белки уже совершенно пенистые и крепкие… как у меня… – инструктировала она.

Пейдж озабоченно отвела взгляд от белоснежной стряпни Джулии Чайлдс, чтобы посмотреть на свою белесую слякоть в медной миске, и нахмурилась. Расстроенная, она выключила электромиксер и отодвинула миску в сторону, внимательно слушая дальнейшие указания. Они с Джулией охлаждали шоколадную смесь, каждая у себя на столе, и ожидая следующего шага, Пейдж пошла за своей порцией, удивляясь, почему в ее соусе появились комочки, тогда как у Джулии он был гладким, как пудинг, и не понимая, зачем вообще затеяла готовить суфле.

Только лишь потому, что она прочитала о том, как Ники любит покушать? Может быть, он любитель мяса с картошкой. Может быть, он ненавидит сладкое и воздушное, предпочитая что-нибудь такое, во что можно вонзить зубы. Ведь он спортсмен, а не беспечный гурман. Возможно, ему нравится простой старый шоколадный кекс, творожный пудинг и пирог с кремом.

Кроме того, рука начинала болеть оттого, что она слишком долго держала ее над миской, круговыми движениями взбивая белки.

Прошло почти две недели с того момента, как Пейдж вернула Ники его смокинг, и в ней уже начинало расти беспокойство по поводу того, чго она еще не придумала, каким будет ее следующий шаг. Каждый день она ломала голову, выдумывая различные планы, а затем отбрасывая их.

Она хотела появиться с чем-то оригинальным, с чем-то что заставит его смеяться, возможно, с чем-то, связанным со спортом.

Вот если бы она знала, как играть в хоккей, и смогла бы выступить за его команду, думала она, выливая шоколадный соус и непристойного вида белки в раковину, а заодно и махнув рукой на футбольный опыт Винса Ломбарди.

– С меня достаточно твоего неопускающегося суфле, Джулия, – громко с иронизировала она, выключая видеосистему и печку и возвращаясь в гостиную, посмотреть новости. – Теперь все, что у меня осталось, это беспорядок, причем именно в тот день, когда у прислуги выходной.

Захватив с собой горсть орехов, она откинулась на мягкие подушки, глядя на Джери Данфи, но практически его не слушая. Раз уж она взялась придумать что-нибудь для Ники, то могла размышлять об этом часами, продолжая заниматься какими-то делами, а внутри пребывая в трансе, сосредоточенная на одной проблеме.

«Ники. Когда, где и как». Она решила обратиться за работой в его офис, воображая, как он обнаружит, что она там работает – его исчезнувшая Золушка чудесно появляется снова на коммутаторе или за рулем одного из лимузинов его коллекции в качестве шофера, с волосами, упрятанными под фуражку. Но затем она решила, что не хотела бы быть одной из череды авантюристок, пытавшихся соблазнить своего босса.

Совершенно измучившись, она даже несколько раз проезжала мимо его дома, видела его дочь и сына, которых узнала по фотографии к статье, посвященной его семье, надеясь, что визуальный контакт натолкнет ее на какую-нибудь продуктивную идею. Со смехом она представляла, как они будут говорить ей «мама». Забавно. Она также сходила в несколько ресторанов, в которых он часто бывал: «Пальмовая ветвь», «У Мортона» и «У Джимми», надеясь увидеть его там, хотя еще и не готовая к тому, чтобы позволить ему увидеть себя.

Звонок в дверь заставил Пейдж очнуться. Она взглянула на часы и удивилась, как много прошло времени. Джери Данфи давно закончил и его заменили Люси, Рики, Этель и Фред, кричащие друг на друга в фильме «Я люблю Люси».

Звонок зазвенел во второй раз, и она спрыгнула с кушетки, чтобы открыть дверь. Наверное, это Марк приехал на обед, и как было бы замечательно, если бы он привез пиццу. Учитывая то, как развивались события на кухне, она, возможно, умудрилась бы сжечь даже пищу богов.

Зная Марка, можно было также предположить, что он предусмотрительно заедет в «Робин Роуз Айс Крим» и возьмет пинтовый контейнер их несравненного шоколадно-малинового мороженого на десерт. Как раз кстати…

– Ну, как, он поднялся? – осведомился Марк с шаловливой улыбкой, когда она открыла ему дверь.

Предсказанный пакет «Робин Роуз» был водружен на коробку с пиццей.

– Не так высоко, как это, – пошутила она, когда он игриво потерся о нее, поднимая обед над ее головой, чтобы пройти в дверь.

Великолепный аромат пиццы соблазнительно плавал в воздухе.

– Нет? Это очень плохо. Я как чувствовал, что твой эксперимент сорвется.

Пейдж ухмыльнулась, обхватив ладонями его чудное детское лицо.

– Я уверена, что ты все знал заранее.

– Может быть, это не так важно… – пробормотал он, целуя ее в кончик носа и переходя к шее, – ты же знаешь, что-то поднимается, а что-то… нет.

– Да?

– Серьезно. – Его голубые глаза сияли ей из-за стекол очков.

Желая увести разговор подальше от Ники, она пробежалась розовым пальчиком по ямочке на его щеке и спросила:

– Как сегодня прошли занятия?

– Ты должна как-нибудь поприсутствовать, поучиться, что делать со всеми теми деньгами, которые надеешься однажды заполучить.

– Да ладно, мы оба знаем, что для этого мне не нужны никакие курсы экономики… – Пейдж попыталась носком теннисной туфли перекинуть бантик его шнурков на другую сторону, не желая обращать внимания на его сарказм. – Я точно знаю, что с ними делать, – уверенно заявила она.

– Мой курс направлен на то, чтобы их преумножить, а не на то, как истратить.

– Тогда почему же ты сам не занимаешься этим, вместо того чтобы учить других.

– Зачем? Ты выйдешь за меня замуж, если я буду заниматься именно этим? – спросил он с вызовом, придавив кончиками своих туфель ее ступни и целуя в губы.

Затем он отпустил ее и направился в сторону кухни.

– Все зависит от того, сколько это займет у тебя времени, – легкомысленно ответила она, догоняя его. – Ты же знаешь, у меня не так много времени.

– Боже мой, какая же ты циничная сучка, – сокрушался Марк, тщательно подбирая интонацию в соответствии с ее тоном.

– Почему? Из-за денег? Или из-за времени?

– Возможно, и из-за того, и из-за другого.

– Просто я поступила с тобой честно, – защищаясь парировала она, проскальзывая вперед, чтобы открыть дверь кухни.

– Чрезмерно, – подчеркнул он, кидая взгляд на рекламу подстилок для кошек Джонни Кет, которая шла по телевизору, и засовывая пакет в морозилку.

Чувствуя себя более виноватой, чем ей хотелось бы, Пейдж наблюдала за тем, как он вынул пиццу из картонной коробки, положил ее на противень и с шумом задвинул в одну из печек, искоса глядя через очки на терморегулятор. Она знала, что этот жест скорее означал злость, чем плохое зрение.

– Тебе было бы лучше, если бы я лгала? – спросила она с огорчением.

– Мне было бы лучше, если бы ты легла, – проворчал он, грубо прижимая ее к гранитной крышке стола и нежно лаская ее грудь.

Она подозрительно посмотрела на него, а затем пробежала пальцами по упругим мышцам его спины и вздохнула. Их отношения становились все более и более запутанными. Предполагалось, что они не будут увлекаться, и все же это произошло.

Марк все более и более проявлял собственнические тенденции, хотя и отрицал это, продолжая настаивать, их отношения были как раз такими, какими установила их Пейдж: для развлечения, для дружбы, для чудесного секса и просто для того, чтобы было весело.

Но теперь она должна была признать, что для нее это тоже нелегко. Если бы она тщательно не опекала свои чувства, то запросто могла бы позволить себе тоже глубоко увлечься им. Она сходила с ума от его внешности, ума, от его умения любить, от всего, кроме его финансового положения и очевидного отсутствия напористости. Больше не было никого, с кем бы она могла беседовать так же, как могла это делать с Марком. Рядом с ним она чувствовала себя самой собой. Он был вне критики.

Чтобы удержаться и не влюбиться в него, ей потребовалась вся сила воли, весь опыт ее ничтожных, болезненных, бесперспективных романов и весь тот цинизм, который она вынесла из них.

Она продолжала спрашивать себя: хотела ли она прожить так остаток своей жизни? Скудное существование на профессорское жалованье в крохотной арендуемой квартирке. Мечта о такой жизни, какая досталась Кит, лопнет, как мыльный пузырь. Нет. Решительно нет.

Увлечение пройдет. Фантастический секс тоже. Возможно, он будет наставлять ей рога со своими милыми студенточками. Если Ники будет ее дурачить, то за это, по крайней мере, будет заплачено.

– Послушай, Пейдж, я был неправ, – извинился Марк. Его руки снова и снова ласкали ее грудь, вызывая возбуждение. – Я рад, что ты поступила со мной так чрезмерно честно, – сказал он, снимая очки и потирая глаза, как будто в них что-то попало – Может быть, именно это мне нравится в тебе больше всего.

– Нет, это я должна извиняться, – прошептала Пейдж. – Я не знаю, Марк, может быть, это неправильно, может быть, я поступаю нечестно, – она вздрогнула от его прикосновения, – может быть, мы больше не должны видеться, – выдавила она из себя, надеясь на его возражения и не представляя себе, что будет делать, если их не последует.

Она не знала, что и подумать, когда он промолчал, снова прижимаясь своими губами к ее, на этот, раз еще сильнее, их языки столкнулись, поцелуй набирал силу, тела сплетались все плотнее и плотнее, пока мир, казалось, не перевернулся вверх тормашками. Дрожь пробежала по ее спине, когда он с видом собственника стал вытаскивать ее рубашку из джинсов, тем же движением расстегивая бюстгальтер, пока его руки не прикоснулись к шелковистой полноте ее груди.

Она с такой же страстью выдирала рубашку из его джинсов, наслаждаясь ощущением его кожи, теплом, исходившим от нее, и его запахом.

Под кончиками его пальцев соски ее грудей напряглись, как маленькие твердые камушки, в то время, как его член настойчиво прижимался спереди к ее джинсам.

Поддерживая за талию, он посадил ее на стол и стащил джинсы вместе с трусиками до колен. Гранит под ее голой попкой был холоден, как лед, но создавал мучительно сексуальное ощущение. Его руки нетерпеливо массировали ее бедра, а затем промежность, пока она расстегивала его джинсы и пыталась из своего неудобного положения снять их и его спортивные трусы. Когда ей это, наконец, удалось, его пенис выскочил, освобожденный из эластичного плена, и она нежно поймала его ладонями, все больше и больше возбуждаясь от его пробудившейся страсти.

Ее поразило выражение его лица, вызвав в памяти еще живую картину Ники, который, раздевшись в один момент, стоял так же нагишом в «Шато Мармонт», такой гордый собой, такой уверенный в себе, самодовольно выставляя напоказ свой возбужденный член, как приз, которым собирался наградить ее. И хотя Марк был совершенно далек от Ники с любой, какую ни возьми, точки зрения, в его глазах тем не менее было то же самое выражение.

Приз Марка, заметила она с некоторой иронией, был больше, чем приз Ники, как бы уравновешивая кошелек.

– Чертовски холодный! – Вскрикнул Марк, забравшись на скользкую поверхность стола и ложась на Пейдж сверху, при этом сдвигаясь вместе с ней так, чтобы было достаточно места.

– Но ощущение просто фантастическое! – воскликнули они одновременно, смеясь и наслаждаясь этим потрясающим ощущением, когда он вошел в нее с блаженным стоном и напором дикаря, глубоко погружаясь вовнутрь.

Не снятая до конца одежда мешала, стесняя движения. Пейдж смотрела на их неистовые, непристойные сражения в арматуре из нержавеющей стали над головой, на бесстыдный образ их двоих, неистово предающихся соитию на холодящей поверхности кухонного стола.

В ее голове проносились нехорошие, достойные порицания мысли, питая приближающийся оргазм и еще больше возбуждая. Плохие, дразнящие мысли о том, что она использует Марка как игрушку, и о договоре, что они трахаются только ради удовольствия. Никаких глубоких отношений. Просто чудесный и презренный секс. Марк не может владеть ею; никто не может владеть ею. Его стоны поднимали ее возбуждение до тех пор, пока она едва могла это выдержать.

В этот момент, на краю кульминации, она случайно взглянула на экран телевизора и увидела рекламу матча чемпионата мира по боксу, назначенного на следующую неделю в «Стар Доуме».

«Стар Доум» Ники Лумиса.

Идея была так же хороша, как и очевидна. Матч чемпионата мира по боксу в «Стар Доуме». Это гениально. Это удача!

Конечно же Ники будет там, в своей личной кабине, о которой она читала.

Она оставит ему их интимный пароль поперек большой доски объявлений.

«Чем меньше – тем больше».

Он поймет сразу же.

«Чем меньше – тем больше», – это была их фраза – Иду на уступки. Ряд номер…».

Что может быть лучше? Она встретится с ним там.

Он захочет трахнуть ее на месте.

Но она заставит его ждать, настояв на том, что теперь, после их последней встречи, он должен сначала узнать ее получше, при этом, конечно, она будет всячески намекать, что ожидание будет того стоить.

Для нее все было ясно как день. Их отношения станут настоящим романом для быстрого на секс Мистера Короля Спорта. Он отведет ее в свою кабину, представит своим дочери, сыну, поклонницам и избранным друзьям.

Возможно, никто из них не будет доверять ей. Возможно, никто из них и не должен этого делать.

Пейдж представила себя, сейчас занимающуюся любовью с Ники.

Она вызвала в воображении его облик, чувства, возникшие у нее к Ники в «Шато». Но воображение оказывалось слабее реальности, когда, открывая глаза, она видела своего великолепного любовника, безумствующего на ней, и слышала его стоны и вскрики.

Его милые глаза открылись, словно он почувствовал, что она наблюдает за ним, и его рот со стоном округлился в экстазе.

И в этот момент они вместе кончили, в унисон, крепко сжимая друг друга, полностью отдаваясь чудесной симфонии чувств.

Пейдж почувствовала, что плачет. Удовольствие возродило в ней чувство вины и вызвало слезы.

Может быть, это действительно было чувство вины. Может быть, это были нервы. А может быть, у нее просто должны были начаться месячные.

* * *

Она подъехала к «Стар Доуму» в совершенно растрепанных чувствах из-за того, что перед выездом тринадцать раз меняла одежду, решая в каком образе ей предстать. Одевать мини-юбку или нет? Или джинсы? Может быть, лучше кожаные брюки? Или замшевую юбку? Длинную, ниспадающую или короткую узкую? Невинную или сексуальную, или и то, и другое?

Она должна была помнить, что, возможно, там вместе с ним будут его дети и друзья. Некоторые из них могли помнить фокус, выкинутый ею на вечеринке. Они будут внимательно разглядывать ее. Оценивать.

Все еще колеблясь, она, в конце концов, надела вареные джинсы, бледно-голубую блузку с большими подкладными плечами, коричневый ремень из змеиной кожи, который сочетался с ковбойскими сапогами и дерзкой бежевой шляпой «стетсон»

Украдкой кинув последний взгляд на себя в зеркало заднего вида и поправив шляпу, она глубоко вздохнула и вышла из машины, направившись в сторону современного здания «Стар Доума». Стоянка была забита невообразимой смесью машин и любителей бокса В воздухе витал сильный дух агрессии, готовой вырваться наружу. Было много выпивки, много крепких словечек и большие ставки.

Первое препятствие, которое Пейдж нужно было преодолеть, это попасть внутрь без билета. Она сделала все, что было в ее силах, чтобы его купить, обзванивая мелких спекулянтов и предлагая дикую цену. Она даже представить не могла, что когда-нибудь будет предлагать за билет такие деньги. Но на первый за всю историю Лос-Анджелеса матч чемпиона мира по боксу достать билет было просто невозможно. Ни за какие деньги.

Столь популярное мероприятие было еще одной значительной удачей для спортивного антрепренера Ники Лумиса, очередным крупным пустячком на его жизненном пути.

Пейдж с трудом протискивалась через толпу.

Обычно около дверей стояли люди, продававшие билеты. Но сейчас она увидела только людей, пытавшихся их купить. Она прикинула, что билеты, если какие еще и остались, сейчас должны были стоить около девятисот долларов.

Она приближалась ко входу, обеспокоенная тем, что еще не приняла решение. Ее несла толпа.

Она заметила несколько билетов, которые неосторожно держали доверчивые руки. Если бы только она могла выхватить один из них, один единственный билет, который для нее имел, конечно же, гораздо большее значение. Она увидела женщину в очень темных, шикарных солнечных очках, которой, казалось, было скучно до слез. Женщина была, скорее всего, из тех, кто ненавидит сражения, находя их варварскими, и здесь была с единственной целью – сопровождать своего мужа. Пейдж страстно желала вцепиться в ее билет. Женщина, несомненно, почувствует облегчение, если ее освободить от необходимости идти внутрь и терпеть весь этот пот, кровь и грубость. Она наверняка будет благодарна.

– Билет, пожалуйста.

Пейдж испуганно подняла глаза. Контролер кинул на нее наглый непристойный взгляд. Он нетерпеливо с раздражением помахал рукой у нее перед носом. Раздражение толпы за ее спиной тоже нарастало. Все торопились попасть внутрь. Толкались, сбиваясь в кучу за ней.

– Здесь, – сказала Пейдж, торопливо вручая ему воздух.

– Очень смешно, дамочка. Попытайтесь еще раз, – он злобно оскалил желтые зубы.

Пейдж невинно взглянула на свою пустую руку, а затем вскрикнула, изображая смущение. Ее сердце на самом деле колотилось.

– Он только что был здесь. Он был у меня секунду назад, – пробормотала она. – Кто-нибудь, должно быть, взял его!

Играя во всю силу своих способностей, она ударилась в панику, которою в этот момент ей легко было сымитировать ввиду весьма высокой вероятности так и не приблизиться к желанной цели, не говоря уже обо всех этих сердитых людях, оравших и толкавших ее в спину, и очереди, разбухшей сверх всякой меры. Пустив подобающую случаю слезу, она продолжала свое представление.

– Честно. Он… он только что был у меня. Я не знаю, к это произошло…

Она позволила своему голосу сорваться, склонилась к земле в отчаянных поисках, изображая растерянность, не зная, где искать билет.

– Да. Конечно, дамочка.

Пока она делала вид, что ищет билет, контролер важно повернул голову в сторону охранника, и ее сердце забилось еще чаще. Ей придется придерживаться своей легенды. Возможно, кто-нибудь пожалеет ее и пропустит внутрь.

Симпатии толпы за ее спиной разделились. Одни из них орали на Пейдж, а другие – на контролера, чтобы тот пропустил ее.

Пейдж играла на грани истерики, восклицая, каким важным для нее был этот матч. Она видела, что они не могут принять решение. Они должны ее пропустить.

Затем, в самый разгар скандала, длинный белый лимузин подъехал к обочине как раз напротив входа. Ники Лумис, большой, пышущий энергией, под пронзительный свист и вопли толпы быстро приближался к ним, и, утверждая свое положение владельца спортивной арены, желал выяснить, из-за чего разгорелся весь сыр-бор. Обнаружив в центре заварухи Пейдж, он расхохотался.

Пейдж, готовая провалиться сквозь землю от смущения, узнала его дочь, стоящую за его спиной с холодным видом и разглядывающую ее с непонятной ухмылкой.

– Мы снова встретились, мисс Уильямс, – произнес Ники, начиная понимать ситуацию из выкриков на заднем плане. – Или я неправ? – спросил он, и взгляд его маленьких живых глаз наполнил ее надеждой, заставляя поверить, что он тоже немало поработал дома.

Ободренная, но не теряя бдительности, она задержала дыхание, когда он уводил ее с пути своих заплативших клиентов. Она была удивлена шумной поддержкой толпы, которая теперь болела за нее, подбадривая и громко крича:

– Эй, пропусти ее, Ники. Девчонка просто красавица.

Пейдж поразило, что он настолько знаменит и что все эти люди были его поклонниками. Несколько человек попросили у него автограф.

Она с облегчением ожидала, пока он закончит раздавать автографы. Ее план определенно лопнул, как мыльный пузырь, но счастливый случай позволил ей составить новый.

Закончив с последним автографом и выдав последнюю публичную улыбку, он с ожиданием повернулся к ней, предупреждая своим взглядом, что она играет с огнем.

Не обращая внимания на тот интерес, который они возбуждали у окружающих, и на взгляды, которыми обменивались его родственники и друзья, она открыто глянула ему в глаза. Ей были знакомы многие мужчины, способные своим присутствием заполнить комнату, но Ники Лумис, как она с удовольствием заметила, мог своим присутствием заполнить стадион. Его стадион.

– Ты девчонка, которую трудно отыскать, – заключил спортивный магнат, все еще не утративший могучего телосложения.

С облегчением она поняла, что он не потерял к ней интерес. Она молча улыбнулась, заметив, как он дал сигнал своей дочери, которая увела всю группу в здание стадиона.

– Итак, куда мы отправимся отсюда? – резко спросил он, когда они остались одни.

Его тонкие губы задумчиво сжались, пока он, оценивая ее, ждал ответа.

– В постель, я надеюсь…

– Разве тебе недостаточно? – ответила она, продолжая приноравливаться к его стилю, или к отсутствию оного, и наблюдая, как он ухмыляется так, будто уже получил ее. – Разве ты не понял еще в прошлый раз? Я до смерти хочу лечь с тобой в постель, Ники Лумис, – тщательно взвешивая слова, произнесла она с ослепительным блеском зеленых глаз и улыбкой, которая вскружила столько голов. – Но сначала я узнаю тебя, а ты – меня.

Чувствуя, что краснеет от того, что высказалась слишком откровенно, она убеждала себя, что должна была это сказать.

Ничего не говоря, ничего не давая, чувствуя себя играющей в покер с большими ставками и довольно паршивыми картами на руках, Пейдж услышала его великолепный утробный смех, который она помнила с прошлой встречи. Его проницательные глаза с изумлением вглядывались в нее.

– Ты не поразила меня таким банальным заходом, – поддел он ее.

Это был короткий поединок силы воли, они стояли, и каждый ожидал, что другой отступит.

Он снова рассмеялся, на этот раз с вызовом.

– Ты действительно так хороша? – спросил он.

– А ты действительно так хочешь это узнать? – отпарировала она, имитируя абсолютную уверенность в этом.

– Да, мне так кажется, – согласился он неохотно, поднимая пепельную бровь и беря ее за руку.

Пейдж почувствовала, что сияет, когда он провел ее в «Стар Доум» мимо взволнованного контролера, через толпу, которая была его толпой, на специальном лифте в свою знаменитую личную кабину.

Взрыв аплодисментов потряс трибуны, и, несмотря на то, что они предназначались Томми Сайксу, защищавшему звание чемпиона, Пейдж чувствовала себя так, будто именно ей хлопали тысячи зрителей.