Пейдж и Сьюзен вовсю пользовались преимуществами своего нового благодатного жилища, погрузившись в клубы пара, поднимавшегося над джакузи, огромной ванны с гидромассажем, расположенной под открытым небом, и вдыхая аромат вечернего воздуха.

Теплый вечер располагал к лени, и они прекрасно провели время, отмечая за обедом свой приезд в новый город, разговаривая о жизни, которую оставили позади, и строя планы на будущее.

– Верь – не верь, а все это на самом деле случилось. Мне кажется, я умерла и поднимаюсь на небеса, – сказала Сьюзен, подставляя свои лопатки под горячий поток воды, вырывающийся из отверстия, и блаженно потягивая шампанское, которое Дастин Брент оставил для них.

Она на минуту закрыла свои большие голубые глаза, с удовольствием вздохнула и быстро открыла их снова, немного побаиваясь, что эта прекрасная картина может исчезнуть. К счастью, огромный, прекрасно ухоженный сад за домом Дастина не был галлюцинацией, навеянной алкоголем.

Вечером обнаружила себя в полную силу армия сверчков, которые, подумала Сьюзен, так же довольны жизнью, как и она. Сьюзен наблюдала, как они причудливо метались туда-сюда с сиянии переливчатых огней, рассеянных по всему пышному саду, в котором были прелестные цветочные клумбы, пара больших старых деревьев с массивными ветвями и большой прямоугольный бассейн, заманчиво светившийся в лунном свете, придававшем ему достаточно соблазнительный вид для того, чтобы прыгнуть в него, лишь только в джакузи станет слишком жарко.

Пейдж зевнула и допила шампанское, оставшееся в бокале, затем протянула руку к почти пустой бутылке и снова его наполнила.

– Так я, пожалуй, избалуюсь. После свадьбы Кит и этого, я не думаю, что смогу вернуться к дешевой гадости, – сказала она, с особым наслаждением смакуя «Кристалл».

Пейдж снова погрузила свою обнаженную грудь в воду, жалуясь на то, что ее размер недостаточно велик.

Сьюзен смущенно засмеялась, еще не привыкшая к откровенности подруги, но надеясь, что со временем привыкнет. Ее грудь, несомненно, меньше, чем у Пейдж, полностью открыта, и, застеснявшись, Сьюзен скользнула глубоко под воду. Как могла Пейдж с такой восхитительной фигурой даже подумать о том, чтобы жаловаться?

«Что за чертова работа – быть актрисой, и чтобы внешность имела такое большое значение?» – думала Сьюзен.

– Итак, ты завтра идешь на фирму Кит? – спросила Пейдж.

Сьюзен согласно кивнула. Она договорилась о встрече сразу, как только приняла решение переехать.

– Кит рекомендовала еще несколько фирм. Я бы хотела продолжать заниматься трудовым правом, а они почти этим не занимаются. Их фирма занимается больше представительством, немного недвижимостью…

– Да, но ее фирма приносит удачу, – с усмешкой заметила Пейдж, снова поднося к губам бокал, – она произвела Джорджа. Не забывай, мы приехали сюда, чтобы поднять уровень нашей жизни. Работу найти просто, а Джорджа, держу пари, нелегко. На что мы рассчитываем, познакомиться с денежным мешком или с бедным поденщиком?

Сьюзен снова рассмеялась. Пейдж подзуживала ее весь вечер.

– Ты знаешь, я могу представлять и противоположную сторону, – парировала Сьюзен.

Она чувствовала себя немножко предательницей, произнося эти слова. В Стоктоне, защищая интересы людей, чья жизнь действительно в какой-то мере зависела от нее, она получала большое удовлетворение от своей работы. Ее отец работал в доках в отвратительных условиях, и хотя она имела дело в основном с фермерскими рабочими организациями, она занималась работой с особым рвением.

Пейдж как будто забыла о существовании противоположной стороны, но теперь с одобрением выразительно склонила голову. Поразмышляв об этом еще минуту, она вздохнула с явным сожалением.

– Печально, что я не училась на юридическом или бизнес-факультете… – сказала она.

– Почему? – спросила Сьюзен с интересом.

– Ну, тебе сейчас намного проще, – спокойно ответила Пейдж. – Я совершенно не знаю, чем буду заниматься. У меня есть опыт работы только в одной области, но там не ценятся мои заслуги. Либо ты подходишь для роли, либо нет. Все зависит от удачи.

– Тебе еще не поздно поступить на юридический факультет.

– Сначала мне нужно будет поступить в колледж. – Пейдж посмотрела на Сьюзен с упрямой усмешкой, как бы защищаясь, и переместилась к другому отверстию. – Я всегда считала, что это большая потеря времени, – объяснила она. – Я точно знала, чего хотела, и, сидя в классе и валяя дурака, думала, что все это не для меня. Я хотела уйти оттуда и начать работать. К тому же, я не была кандидатом на стипендию, а деньги для меня всегда являлись серьезным фактором. – Пейдж рассмеялась. – Ты можешь представить меня за партой в течение пяти или шести лет, которые уйдут на то, чтобы получить степень, имеющую хоть какую-то ценность?

Сьюзен не могла, Пейдж тоже. Ее зеленые глаза потемнели.

– Я не изменилась, – призналась она честно, выжимая мокрые концы своих длинных медовых волос и закручивая их в толстый узел. – Мне все еще не хватает усидчивости. Наверное, это гены. Ты либо рождаешься студентом, либо нет. Даже долгий разговор на эту тему заставляет меня чувствовать приступ клаустрофобии. «Заключенная» – вот как я себя всегда чувствовала в школе. Как скаковая лошадь в упряжке, которую заставляют выполнять нудные команды, тогда как единственное, чего ей хочется – бежать.

Сьюзен наблюдала, как Пейдж снова распустила волосы по плечам.

– Одно из преимуществ профессии актрисы, – продолжала Пейдж, покончив с остатками своего шампанского, – это то, что ты можешь быть адвокатом, доктором, главой какой-нибудь умопомрачительной империи без скучных уроков. Ты просто надеваешь личину, играешь роль и даже говоришь на другом языке. Потом, через какое-то время, ты в этом преуспеваешь, и тебе это надоедает. Тогда ты просто сбрасываешь эту личину и выбираешь новую.

– В таком случае, я полагаю, ты, должно быть, действительно влезла в шкуру кошки, оставаясь верной ее личине четыре с половиной года, – пошутила Сьюзен, допивая шампанское и уворачиваясь от мощного фонтана брызг, который Пейдж взметнула в ее сторону.

– Очень весело, – отреагировала Пейдж, смеясь и глядя на Сьюзен из-под руки, так как вода брызнула в лицо им обеим. – Раз мы собираемся жить под одной крышей, то ты могла бы быть со мной поласковей, ты знаешь…

– Извини, я не могла удержаться, – прервала ее Сьюзен заплетающимся языком, все еще пытаясь проморгаться.

Она схватила бутылку «Кристалла», как раз когда Пейдж собиралась сделать то же самое. Ожидая возвращения бутылки, Пейдж замолчала и погрузилась в свои мысли.

– О, черт возьми, я вообще не хочу работать, – проговорила она, наблюдая, как последние капли шампанского отделялись от горлышка бутылки и капали в ее бокал.

– Почему? Чем ты собираешься заниматься, кроме того что ловить в силки какого-нибудь ужасно богатого парня? – спросила ее Сьюзен.

Внешний мир уже терял для нее четкость своих очертаний, и она поняла, что совершенно пьяна.

– Я предполагаю выйти за него замуж и позволить ему заботиться обо мне весь остаток моей жизни. Профессия актрисы не хуже, чем другие, годится для того, чтобы сыграть роль жены представителя высшего света, – заключила Пейдж, с ухмылкой вздернув бровь.

– Не слишком-то много свободы даст тебе эта роль, – урезонила ее Сьюзен.

– Кому ты это говоришь? Такую свободу я знаю с двенадцати лет. А теперь я вполне созрела для самой главной свободы – свободы ни о чем больше не беспокоиться. Я готова выпустить из рук бразды правления.

– Только убедись, что тебе нравится тот экипаж, в который ты садишься.

– Разве я похожа на девочку, способную сесть не в тот экипаж?

Взбудораженной шампанским, теплом джакузи и переездом, Сьюзен казалось, что с ней сейчас случится приступ истерического смеха и что у нее начинаются галлюцинации. Она повернулась к Пейдж с тихим пьяным хихиканьем.

– Ты видишь то, что вижу я? Или я настолько пьяна?

Пока она это говорила, у Пейдж от удивления открылся рот, и они обе уставились на фигуру, казалось, появившуюся из ниоткуда. Это была Тори, все еще одетая в костюм из бледно-розовой кожи, с размазанным по щекам макияжем и жалким выражением на хорошеньком личике.

– Меня до сих пор трясет от злости, – чуть позже объяснила Тори срывающимся голосом, слезы продолжали стекать по ее щекам, задерживаясь на кончиках длинных темных ресниц.

Она пыталась смаргивать их, поднимая глаза к светлеющему небу с уже начинающими бледнеть россыпями звезд.

Вся троица успела изрядно насладиться очередной бутылкой шампанского и теперь расслаблялась, устроившись в шезлонгах около джакузи. Они были завернуты в махровые халаты хозяина, свежий запас которых хранился в домике рядом с бассейном, слушая, как Тори изливает душу, рассказывая о жестоком разочаровании и унижении, которые выпали на ее долю за последние двадцать четыре часа.

День начинался как праздник. Она пребывала в состоянии эйфории от своей победы, казалась себе Рокки, выбросившим вверх руки в ликующем жесте, и, ощущая прилив энергии, торжествовала над недоверчивостью матери. Ее переполняла благодарность к Тревису, и она любила его даже больше, чем могла себе вообразить.

Они с матерью пришли к Тиффани, как было запланировано. И когда Тори мерила кольца, одно прекраснее другого, даже ее ледяная мать растаяла и искренне радовалась.

Маленькие белые сверкающие камни были символом того, что мечта стала реальностью. Каждый перелив драгоценного камня зажигал в сердце Тори новый этап жизни. Один блик – сцена бракосочетания, которая, как она всегда верила, будет у нее с Тревисом. Другой – дети. Сцены возникали в голове, отражая последовательность развития событий.

Но затем весь мир разлетелся вдребезги – надежды, мечты, счастливые планы вместе с ее гордостью. Как раз тогда, когда она стояла перед элегантным прилавком у Тиффани с черным бархатным подносом бриллиантовых колец, сверкающих перед ней, и с одним, понравившимся больше других, на пальце, Тревис позвонил, чтобы сообщить, что все отменяется.

Заикаясь, он попытался все свалить на своего адвоката. Но его бессвязные извинения звучали фальшиво. Все было слишком знакомо, а все его доводы сводились как всегда к одному – к отсрочке.

Тори оборвала его на полуслове, почувствовав колючий взгляд матери и осознавая в глубине души, что уже никогда после этого не сможет окончательно прийти в себя.

– Если бы у меня не было вас, и на меня не глядел бы этот благословенный билет на самолет, а мои вещи не были бы упакованы, я бы не знала, что мне делать, – смущенно закончила Тори.

Затем она кротко улыбнулась, пытаясь остановить слезы.

– Как в фильмах, где героиня теряет все… – Торн фыркнула и снова коротко вздохнула. – Она остается, загнанная в угол, в своей некогда привлекательной квартире, которая теперь представляет собой руины. Она падает духом в алкогольном оцепенении, пока либо не убивает себя, либо кто-то не приходит ей на помощь – вот так я себя чувствую. Если бы не вы, то я была бы той бедной тупой дурой – это мой сценарий до последней буквы. Только я, может быть, купила бы ружье в середине действия и выстрелила бы Тревису прямо в проклятые…

– Яйца! – закончила за нее Пейдж.

Бедная Тори согласно кивнула. Она была совершенно не похожа на ту спокойную южную красавицу, с которой они познакомились на свадьбе, и сердце Сьюзен устремилось к ней. Даже поглотив почти целую бутылку шампанского, Тори, похоже, не смогла избавиться от страданий. Она была неописуемо расстроена, буквально ослеплена гневом и, казалось, действительно могла убить Тревиса.

– Боже мой, когда я думаю обо всех тех годах, которые истратила на него… – пылко воскликнула Тори, приподнимаясь в шезлонге.

– Ты не должна этого делать, – прервала ее Пейдж, вставая и немного покачиваясь, – ты не должна думать об этом. Все уже в прошлом, он в прошлом. Тебе нужно похоронить его.

В этом что-то было. Представить себе Тревиса в шести футах под землей. Казалось, эта мысль ободряюще подействовала на Тори, и она в первый раз за вечер улыбнулась по-настоящему.

– Мне бы хотелось на самом деле похоронить его, – сказала она, изображая, как берет пистолет и вытягивает руку в направлении воображаемой цели.

Шампанское несколько восстановило цвет ее лица, а фантазия на тему мести, заменившая жалость к себе, казалось, вернула блеск ее темным экзотическим глазам. Она изобразила, как твердой рукой нажимает на спусковой крючок, дергаясь назад, как от хорошей отдачи.

– Скатертью дорожка, Тревис, как-бы-там-ни-была-твоя-фамилия, – удовлетворенно объявила Пейдж, остановив взгляд на том месте, куда должно было бы упасть мертвое тело Тревиса.

– Единственное, что надлежит сейчас сделать, это устроить ему пышные похороны, – пошутила Сьюзен, подыгрывая им.

Затем она хихикнула, размышляя, где в таком роскошном месте можно найти лопату.

– Это великолепная идея, Сьюзен, – сказала Пейдж, удивленная, что такая идея исходит от Сьюзен.

Совершенно пьяная, она споткнулась об одну из бутылок шампанского, отправившись на поиски места для похорон.

– Я думаю, это было бы идеальной психотерапией, – сказала она возбужденно, – изобразить похороны этого бастарда. Разыграть сцену похорон.

Тори, казалось, подкупила эта идея.

Сьюзен, которая всего лишь шутила, подумала, что это абсурдно. Определенно, с этими двумя она не соскучится. Поднявшись вслед за Тори, чувствуя себя слегка по-дурацки, но при этом получая удовольствие, она побрела за ними по холодной земле.

Именно Пейдж, в конце концов, нашла лопату. Она была под навесом за домиком у бассейна. Там были и грабли, которые они также захватили с собой.

В таком замечательном саду было нелегко найти место, которое они могли бы со спокойной совестью вскопать, но после долгих головокружительных поисков они выбрали место под деревом. Тори жалела лишь о том, что это место оказалось в тени. Она предпочла бы, чтобы Тревис жарился на солнцепеке.

Стоя голыми ногами на холодной зернистой земле, в одинаковых халатах, они начали копать по очереди.

– Мне никогда раньше не приходилось председательствовать на похоронах, но я буду импровизировать, – объявила Пейдж.

Сьюзен хихикнула, затем посмотрела на Тори, которая с несчастным видом пристально смотрела под ноги на яму, которую они выкопали.

Пейдж подошла, чтобы обнять плачущую брюнетку.

– Теперь, – мягко сказала она, – мы должны кинуть что-нибудь туда – у тебя есть фотографии Тревиса или что-либо еще, что осталось от него?

Тори закрыла глаза, крепко сжала губы, чтобы не расплакаться. Она сделала большой глоток из бокала шампанского, чтобы отогнать протрезвление, которое, как она почувствовала, начало просачиваться в голову.

– У меня в бумажнике есть пара фотографий, – предложила она, делая еще один большой глоток.

После того как она вернулась и принесла коллекцию фотографий размером с бумажник, Пейдж и Сьюзен стали их рассматривать. На некоторых из них Тори и Тревис были вместе, рука об руку, на других – он был один. Тори испытывала довольно странное чувство. Часть ее хотела, чтобы подруги сказали, какой он «милый». Ведь они рассматривали фотографии мужчины, которого она, несмотря ни на что, любила и только пыталась ненавидеть. И действительно, оказалось, что она заглядывает к ним через плечо, подавляя желание рассказывать: «Вот эта была сделана в парке на пикнике, когда мы только начинали встречаться…»

Господи, возможно ли, что она когда-либо придет в себя после него?

– Симпатичный, – признала Пейдж, второй раз перебирая фотографии, – но он умер, – напомнила она им, шокируя Тори тем, что позволила драгоценным напоминаниям упасть в импровизированную могилу.

Тори пришла в ярость от того, что испытала желание наклониться и собрать их. Вместо этого она резко протянула свой бокал Пейдж.

– Подожди минуту, – сказала она, со вновь вспыхнувшей решимостью снимая с шеи ожерелье. – Давай сделаем все как следует.

Чувствуя, как в ней снова поднимается гнев, она позволила тонкой золотой нитке соскользнуть вниз, к фотографиям.

Ей казалось, что это уже чересчур, но она чувствовала, что этот поступок укрепит ее так же, как и одобрение Сьюзен и Пейдж, которое она уловила краем глаза. Входя в раж, стараясь не обращать внимания на боль внизу живота, Тори снова поспешила через дворик к своим вещам, сваленным в кучу около джакузи, схватила пару прекрасных белых туфель-лодочек из змеиной кожи, которые Тревис подарил ей всего несколько недель назад. Но в тот момент, когда она намеревалась присоединить их ко всем остальным «реликвиям», Пейдж произвела мгновенную конфискацию.

– Давай не будем увлекаться, – остановила Пейдж, влезая в шикарные туфли, которые, похоже, подошли ей, и плавно вращаясь в них, сверкая голым задом над могилой Тревиса.

Тори была невероятно удивлена видом голого зада Пейдж в такой момент и рассмеялась, чувствуя, как горячая красная краска смущения заливает ее щеки.

– Боже мой, Пейдж, это совершенно безнравственно. – выговорила она, задохнувшись. – Абсолютно безобразно…

Они громко расхохотались, падая друг другу на руки, и смеялись до тех пор, пока слезы не покатились по их щекам.

Сьюзен громко вопрошала, не будут ли они наказаны за святотатство?

Пейдж просто сияла, очевидно, не способная о чем-либо вообще беспокоиться.

– Коль скоро мы все равно этим занимаемся, почему бы нам не похоронить и других призраков, – предложила она. – Тревис не будет в обиде, если ему придется разделить это место с другими? Как, Тори, не будет?

Не дожидаясь ответа, совершенно равнодушная к тому, будет Тревис возражать или нет, Пейдж весело наполнила их бокалы, а затем беспечно зашвырнула янтарную бутылку с этикеткой дорогого шампанского в могилу к фотографиям и драгоценностям Тори.

– Сьюзен, ты можешь выбросить этого, как-его-по-имени, из Стоктона, а я могу выбросить… – Пейдж хихикнула, всматриваясь вниз. – Интересно, хватит ли там места для моего зверинца?

– Здесь копай чуть глубже, – подсказала Сьюзен, наклоняясь, чтобы взять лопату и передать ее Пейдж, которая выкопала еще немного земли, перед тем как произнести свое торжественное напутствие:

– В память нашего дорогого, любимого Тревиса-дерьмоголового…

– Как она органична, – прошептала Тори.

Пейдж изобразила укоряющий взгляд и затем возобновила свою речь:

– Мы кладем тебя покоиться под дерн… Пепел к пеплу, прах к праху… Ты пытался быть порядочным человеком, но, увы, у тебя ничего не получилось, и ты оставляешь после себя одного очень расстроенного индивидуума. – С притворным участием Пейдж перевела взгляд с воображаемых останков Тревиса на Тори, а затем обратно. – Твоим дорогим любимым, собравшимся здесь сегодня, я говорю: «Ликуйте! Сукин сын скончался!»

– А как насчет других парней? Я думаю, нельзя забывать и о Билли, – ввернула Сьюзен.

Пейдж на минуту задумалась. Затем внезапно вспомнив о бокале в своей руке, подняла его:

– Давайте за них выпьем, – экспансивно предложила она. – За… О, в задницу их! Давайте вместо этого выпьем за наше здоровье. За нас! Я думаю, мы великолепны.

Чтобы завершить церемонию, все три женщины подняли бокалы и с чувством чокнулись так, что дорогой хрусталь баккара разбился вдребезги и осколки усыпали свежую могилу.

– Я очень надеюсь, что мы найдем этих беверли-хиллзских миллиардеров, ради знакомства с которыми мы сюда и приехали. И это будет очень скоро, – сказала Пейдж, кривляясь над осколками и размышляя, насколько возрастет их долг к моменту возвращения Дастина Брента.