Мама громко захлопывает книгу. Это старинное издание, с плотной бумагой и прочной обложкой, поэтому корешок еще и резко скрипит.

– Я не понимаю! – восклицает она.

Все присутствующие в комнате, кроме Пенни, знают, что данная реплика в совокупности с определенной интонацией означает одно: мама предельно ясно все понимает.

Но Пенни сразу улавливает семейную тонкость.

– Чего ты хочешь? – спрашивает мама. – Вернуться обратно, да? В мир, где ты – ничто, где Пенни не любит тебя, а Грета не существует? Где дело и репутация отца загублены, а я мертва? Ты предпочитаешь этот вариант?

– По-моему, другая реальность жутко раздражает маму – ведь она была там старомодной домохозяйкой с тягой к самоуничтожению, – произносит Грета.

– Та жалкая женщина существует только в воспаленном воображении твоего брата! – рявкает мама. – Но я даже представить себе не могу, что я натворила, если Джон придумал столь прискорбный карикатурный образ! Эта, с вашего позволения, «женушка ученого» унижает мое достоинство. Я – мать, феминистка, я – ученый, и мне претят подобные россказни! Но если ты, Джон, воспринимаешь меня именно такой, то, думаю, наше общение изначально строилось на неверной основе.

– Ребекка, любовь моя, – мирно говорит папа. – Вероятно, ты просто ревнуешь… Кроме того, в другой реальности я преуспеваю больше, нежели ты.

– Где-где, Виктор? – осведомляется мама. – В его бредовых откровениях? Знаешь, что?.. Ты сейчас высказался, как тот крайне неприятный тип оттуда, который мнил себя центром вселенной.

– Однако ты ничего не пропустила, ни единой детали, – замечает отец.

– Местами я вслушивалась в вашу болтовню, – парирует мама.

– По крайней мере, вы, старики, там существуете, – вставляет Грета.

– Конечно, вам его история может показаться серией враждебных выпадов, но как насчет меня? – спрашивает Пенни. – Я имею в виду: мы ведь никогда раньше не встречались. Зачем ему могло понадобиться выстраивать тщательно продуманную предысторию ради человека, которого он никогда в жизни не видел?

– Ничего нельзя утверждать наверняка, – отвечает Грета. – Может, Джон однажды забрел в твой магазин, втюрился в тебя по уши с первого взгляда, а затем по мере развития навязчивой идеи сотворил для себя желанную героиню – причем на твоей основе. Кстати, хитрость еще в том, что вы с Пенелопой очень даже разные, поэтому получается, что в иной реальности ты – совсем другой человек, за исключением имени. Наверное, Джон не просто сумасшедший. У него еще и редкостная способность разбираться в людях.

– Значит, вы не поверите ему после того, что услышали сегодня ночью, – ворчит Пенни.

– Меня устраивает любая реальность, в которой я существую, – объясняет Грета. – Я – за свое бытие и против небытия.

– Послушайте! – вступаю я. – Предположим на мгновение, что я – клинический псих. Ничего тут не поделаешь. Иная реальность – порождение моего больного мозга, а двойники родителей воплощают в себе мое подсознательное желание отомстить матери и отцу… или как там говорят психоаналитики… С тобой, Грета, примерно так же. Я исключил тебя из моей реальности, поскольку… ну, допустим, потому что я злюсь из-за того случая, когда папа разрешил нам смотреть «Каплю», а ты расплавила моих солдатиков и слепила какое-то чудовище.

– Боже мой! – восклицает Грета, – Ведь ты в них уже не играл! Месть из-за кукол! Подумать только!

– Это были не куклы, – поправляю я, – а игрушечные солдатики. Может, они мне немножко надоели, но я совершенно точно не хотел, чтобы ты переплавила их в уродливый ком, который я потом видел в ночных кошмарах.

– Я считала, что ты не помнишь воспоминаний Джона, – произносит мама.

– Я как раз их помню, – заявляю я. – Они параллельны моим настоящим… воспоминаниям. Но это лишь часть проблемы. В моем мозгу набилось столько информации, что кажется, он вот-вот прорвется инсультом.

– А что ты хотел сказать, – возвращает меня к теме разговора папа, – когда попросил нас признать на мгновение, что ты спятил?

– Ах да! – спохватываюсь я. – Ладно, пусть я свихнулся. Отлично! Но почему в мой безумный бред попали реальные люди? Шестнадцать Свидетелей. Урсула и Джером Франкеры. Лайонел Гоеттрейдер. Откуда я мог узнать об их существовании?

Папа выходит из комнаты. Я решаю, что он идет в уборную, поскольку он не вставал из-за стола пять с лишним часов.

– Джером Франкер был грандиозной личностью, – сообщает Грета. – Научный советник трех американских президентов. Состоял в бесчисленном количестве советов директоров и жюри научных премий. Бывший президент Стэнфордского университета. Урсула Франкер стала одной из первых женщин – штатных профессоров физики – в США и первой женщиной-деканом физического факультета в Стэнфорде. У нее прорва заумных публикаций в научных журналах, и в придачу еще несколько научно-популярных книг. Я говорю о семидесятых, но…

– Но что? – перебиваю я. – Откуда я мог бы о них узнать?

Папа возвращается и с бесстрастным лицом кладет на стол потрепанную книгу в темно-зеленой обложке.

«Атомная загадка», автор – Урсула Франкер, год издания – 1973. Я переворачиваю ее и вижу черно-белую фотографию Урсулы, Джерома и маленькой девочки, Эммы Франкер.

У всех троих – прически и одежда в стиле семидесятых, и даже улыбки, соответствующие духу того времени.

– Книга находилась в моем кабинете еще до твоего рождения, – констатирует папа.

– Я никогда не видел ее, – удивляюсь я. – Я ее не помню!

– Милый мой! – восклицает мама. – Ты просто подзабыл, но твой мозг помнит.

Пенни растеряна и напряжена. Она качает головой, но я не могу понять, с чем она не согласна.

– Хорошо, допустим, я видел книгу в детстве, – выпаливаю я. – Но если я сумасшедший, то я хочу выяснить все наверняка. Я-то совершенно не чувствую себя психом.

– Мы обеспечим тебе любую помощь, какая только может потребоваться, – уверяет мама. – Возможно, твое состояние имеет психологическое происхождение, а может, неврологическое или гормональное, или даже вирусное. Мозг – сложная штука. Но дело в том, что ты должен принять помощь.

– Ага, – киваю я. – Уговорили. Но после того, как мы отыщем Лайонела Гоеттрейдера.

– Человека, которого нет, – вставляет Грета.

– Он есть, – возражаю я. – Вероятно, он уже умер, но я уверен, что он жил когда-то в этом мире.

– Удобная позиция, – фыркает Грета.

– Хватит тебе! – огрызаюсь я. – Что тут вообще удобного?

– Между прочим, не я основываю свою безумную картину мира на загадочном ученом, который изобрел вечный двигатель, – отвечает Грета. – Все остальные, кого ты упоминал… конечно, то, что ты знаешь фамилии малоизвестных ученых, весьма странно, но я отыскала их в Сети, поэтому так мог поступить и ты сам… Но Гоеттрейдер! Ты уверяешь, что он – самый умный человек на планете. Гений, изменивший мир. Но я не обнаружила никаких следов Гоеттрейдера.

– Что-то должно быть, – упорствую я. – Можно отправиться в Данию – на его родину – и найти свидетельство о рождении. Он жил в Сан-Франциско. Должны сохраниться документы. У него же был паспорт, водительские права. Произошел несчастный случай. Даже если его скрыли от общественности, должны же сохраниться хоть какие-то свидетельства! Эксперимент финансировался федеральным грантом. У американского правительства должна иметься какая-нибудь расписка.

– Забавно! – оживляется папа. – Некоторые другие имена из этих шестнадцати мне определенно знакомы. Но Лайонел Гоеттрейдер…. Нет. Я никогда не слыхал такой фамилии.

– Почему бы нам сперва не оказать профессиональную помощь Джону? – беспокоится мама. – А позже, если у тебя, Джон, еще сохранится такое желание, мы сможем взяться за поиски Гоеттрейдера.

– Если Лайонелу Гоеттрейдеру в шестьдесят пятом году стукнуло сорок два года, – произносит Пенни, – значит, сейчас ему – девяносто три. Не исключено, что он до сих пор жив. Но если и так, неизвестно, сколько он протянет…

– Чудесно! – восклицает Грета. – Хочешь искать какую-то несуществующую личность – флаг тебе в руки! Но от имени всего остального человечества уверяю тебя, что ты зря потратишь время.

Я молчу.

– С чего ты предполагаешь начать? – спрашивает папа.

– Разве это не очевидно? – отвечает за меня Пенни.

Она берет книгу и показывает всем фотографию семьи Франкеров. Она тычет пальцем в Джерома Франкера. Ученый обнимает Урсулу за плечи одной рукой чересчур покровительственным жестом. Другая его рука опущена. Рукав рубашки аккуратно подвернут – как раз чуть пониже того уровня, где должен находиться локоть. Остальной части руки нет. Ампутирована.

– Джером Франкер жив! – объявляет Пенни. – Или, по крайней мере, был жив два года назад, когда умерла Урсула. Что бы ни случилось в прошлом, если в мире имеется хотя бы один человек, который должен помнить Лайонела Гоеттрейдера, это Джером Франкер.

Похоже, мне предстоит поездка в Сан-Франциско.