Постояльцы приехали в два – русские и армяне. Выписали бизнес-чек на полторы штуки. Я посмотрел бумажку на просвет: отпечатано, как на ксероксе.

– Фирма оплачивает вам каникулы? – спросил я парня, назвавшего себя Ашотом. – Если в банке не пройдет, снимите наличные.

– Нас будет человек шестнадцать, – ответил парень. – Места хватит?

Ребята тем временем перетаскивали вещи в гостевой дом. Толстый мужик с брезентовым мешком на плече сразу пошел к озеру – устанавливать снасти. Я взялся помочь девушкам с разгрузкой автомобиля.

– «Мерседес» – это диагноз, – прокомментировал я добродушно. – Вы богаты?

– Банк у меня богатый, – ответила блондинка. – Меня зовут Венера. Нравится?

– Очень, – соврал я. – Татарка? Люблю татар…

– Русская.

В подтверждение этого толстяк укрепил под крышей беседки российский триколор, вызвав во мне патриотические симпатии.

По дороге в Блэксли разговорились с Ашотом:

– У вас хоть нормальный президент, а нас дурак дураком.

– Они мне оба не нравятся.

– Как минимум, вы ни с кем не воюете.

Чек в банке не взяли. Клерку в нем что-то не понравилось, как и мне. Мы покатались с парнем по ближайшим банкоматам, чтобы он собрал необходимую сумму двадцатками.

– Я разорен, – сказал Ашот, подмигивая.

Проснулся рано, спустился на кухню и сварил десять яиц вкрутую. Других продуктов у меня не было. Пока я собирался, на кухню пришла другая постоялица, тоже светленькая, в красном махровом халате. Она уселась в кресло, закинув ногу за ногу, и с любопытством наблюдала за моими приготовлениями.

– У вас красивые ноги, – сказал я без особой вежливости. – Замужем?

– Мать-одиночка, – отпарировала она.

Я строго посмотрел на нее, и мы почему-то рассмеялись.

– Угощайтесь, – я протянул ей вареное яйцо и потащил рюкзак к своему «Пэтфайндеру».

Нехитрый провиант я сложил на пассажирском сиденье, только сейчас сообразив, что разумнее было бы сложить яйца в пластиковый контейнер из магазина. На Лонг-Айленде у меня были дела, да и оставаться в доме с постояльцами было неудобно.

У меня была цель. Настоящая цель. Я решил украсть один видеофильм в библиотеке города, где жил когда-то лет шесть. Я знал, что он есть в наличии, – за эти годы я был, по словам библиотекарши, его единственным зрителем. «Кабеса де Вака». Постановка Николаса Эчеварии. Производство Великобритании, Испании, Мексики и США. Шедевр, не известный никому в этом мире.

Я уже вышел на expressway, когда мне позвонила Хильда. Боже, кто ей мог сообщить?

– Ты можешь переночевать у меня, – сказала без подоплек.

– Меня ждут в мотеле напротив мастерской Фреда.

– Тут многое изменилось…

Фреда действительно не было. Он продал свой бизнес и съехал во Флориду. Я попросил его преемников поменять мне масло и фильтр. Во Флориду? С чего бы? В Пэтчоге я был остановлен полицейским. Он зачем-то положил меня на капот. Машина с хипповыми наклейками привлекает внимание. Марихуана? Иди, ищи… Меня отпустили.

Когда коп уехал, я зачем-то открыл капот и обнаружил, что бачок для масла заткнут грязной тряпкой. Я выругался и вернулся на заправку Фреда Гарсиа.

– Что это, мать вашу? Не понравился акцент? Где крышка?

Хозяин виновато посмотрел на меня.

– Извини, уронил, а лезть в яму было лень. Твой Фред умер два года назад. Я купил мастерскую вместе с его долгами. Ребята, помойте ему машину. Сколько она простояла в гараже?

– Десять лет, – процедил я сквозь зубы.

В банк поехал на чистом автомобиле, как белый человек. Контора была закрыта на час по техническим причинам. Я вернулся во внедорожник и с идиотической методичностью съел четыре яйца, разбивая их о пластмассовую кромку руля. Скорлупу складывал в пластиковый пакет, повесив его на рычажок поворотника. Завтрак запивал апельсиновым соком из картонного пакета. Все это меня веселило. По радио крутили «California Dreaming», переходящие в «Hotel California», что тоже казалось мне добрым знаком.

Я уже заканчивал прием пищи, когда увидел негритянского бомжа в засаленной рубахе с попугаями, рассматривавшего меня со священным ужасом. Я открыл окно и приветствовал его своим безалкогольным напитком. Предложил угоститься яйцом, но бомж отрицательно повертел головой и быстро ушел по торговой площади, возмущенно жестикулируя.

– Вы брали кинофильм «Кабеса де Вака» восемнадцать раз. Теперь забыли его в тележке в супермаркете, да? Возможно, его вернут. Кому нужен фильм, где все молчат, а если разговаривают, то на неизвестном языке? Вы индеец? Вы должны заплатить штраф за потерю. Двадцать долларов. Это наше правило.

Я глядел с улыбкой на очаровательное соприкосновение грудей, сжатых кофточкой. Библиотекарша понимала это и опускала глаза для подтверждения собственного совершенства. Я подумал, что непростительно давно не обращал внимания на красивую женскую грудь и что это свидетельство моей моральной деградации.

– Я очень люблю это кино, – сказал я ей искренне. – Теперь нам не увидеть его никогда. А деньги заплачу. Куда? В кассу?

Хильда возделывала сад с помощью двух малокровных геев, нанявшихся к ней с проживанием. Нежные, интеллигентные, бессмысленные, они ковырялись в земле, выпалывая сорняки или, наоборот, рассаживая в привозной чернозем ростки эдема. Я хотел было поговорить с ними, но женщина в срочном порядке вывезла меня на берег залива. Я сделал несколько фоток. Попросил задрать юбку в момент заката. Получился красивый снимок. После этого мы поехали к ее друзьям. На обратном пути я сообщил Хильде:

– Дома все рехнулись… Реально сошли с ума. Я удрал от них. Поживу пока здесь…

– Здесь? – удивилась она.

После полудня она уехала по делам, а я загрузил свои вещи из рюкзака в стиральную машину, чтобы чем-нибудь заняться. Сел у окна, разглядывая любовников, копошащихся в саду, и вдруг понял, что нестерпимо хочу отсюда уехать. Лонг-Айленд провонял моим прошлым. Здесь я жил когда-то с женой, здесь родились мои дети. Меня эти воспоминания раздражали. Я приехал сюда украсть «Кабесу де Ваку». Исполнить индейский долг. Остальное – лишнее.

Я достал из стирки сырую одежду и отнес в машину. До родных гор было часа три-четыре. Попал в пробку, приехал ночью. Мои постояльцы жгли костер на берегу озера, бренчали на гитаре какую-то дребедень, в перерывах прислушиваясь к колокольчикам донок. Ловили на живца: мальков держали в специальной банке с поддувом воздуха. Профессионалы. Морозилка в большом доме была забита рыбой. Участников рыбной ловли было много. Я натыкался то тут, то там на незнакомых людей, здоровался и в конце концов уснул на тахте у камина.

Разбудил меня мальчик лет десяти, сын женщины в махровом халате.

– У вас есть привидения? – спросил он тревожно.

Я покрутил пальцем у виска и уснул опять. В следующий раз он пришел вместе с мамой.

– Я чувствую, что ничего страшного здесь нет, – сказала она, – но все-таки какие-то аномальные явления происходят.

– Какие? – удивился я.

– Не знаю, – сказала она категорично. – Но что-то здесь не так.

Я вспомнил, что недавно во время ночевки в гостевом доме мне являлась дама в джинсах, которая села мне на кровать. Я признал в ней одну из квартиранток, снимавших у меня маленький дом на позапрошлый Новый год. Эффект присутствия был потрясающим. Я помнил шероховатость джинсовой ткани, к которой случайно прикоснулся во сне рукой.

– На чердаке кто-то приколотил к стене старые красные туфли, – сказал мальчик.

Я вздохнул спокойнее. Туфли когда-то приколотил я сам, для красоты. В моем доме вообще было много странностей.

Народ вскоре скучковался на берегу, и я пошел на второй этаж, к видеомагнитофону. Телевизор стоял напротив кровати. Я поставил «Кабесу де Ваку» и прилег. Истрепанная пленка изображения не давала. Помехи, полосы. Я расстроился. Съездил за фильмом к черту на кулички. Как человек чести потратил двадцать долларов…

Лов шел полным ходом. Если так будет продолжаться, в моих холодильниках больше не останется места. Толстяк Володя угостил меня травой, рассказал, что пьет обычно один день, а для опохмелки курит.

– Очень разумно, – согласился я.

– Мне вообще нравится, когда жизнь регламентирована. В России костер можно жечь хоть всю ночь. А здесь только до девяти вечера. Чуешь разницу?

– Ну и что хорошего?

– Это дисциплинирует, – отозвался он. – Мне, как человеку пьющему, нужна дисциплина.

Я пожал плечами, не врубившись в причину его восторгов. К нам подбежала стайка перепуганных девушек. Венера, Катя и Таня наперебой начали рассказывать, что в доме происходит что-то ужасное. Мальчик видел зловещие тени. Теперь жилище наполнилось не менее зловещими криками. Володя матюгнулся на жену и попросил не мешать. Я был вынужден пойти с барышнями.

В доме было тихо, лишь потрескивала рыба на сковородке.

– Ну и что?

– Это потому, что пришел ты, – сказала одна из дам. – А уйдешь, они начнут дурить снова. Крики идут из подвала. Может, спустишься?

Я презрительно хмыкнул и сходил в подвал, где почему-то горел свет. Кто-то недавно играл здесь на бильярде. Ничего не обнаружив, я вернулся к женщинам – есть рыбу.

– Кто жил здесь раньше? – спросила Венера, переворачивая окуней старой антикварной вилкой.

– Немец один жил. Фон Майер. Строитель. Очень любил кирпич. Построил себе кирпичный дом а-ля Наф-наф. Построил – и тут же умер. Нам не страшен серый волк.

– Значит, твой немец вернулся. Решил нам отомстить.

Вскоре я понял, что в доме кричат индейцы из «Кабесы де Ваки». Украденное кино в силу неясных причин начало воспроизведение. Поначалу я не стал говорить о своем открытии и на новые сообщения о странных завываниях не реагировал.

– Танечка… девочки… вам мерещится…

Я взял Татьяну за руку и повел на второй этаж. Когда мы поднялись, казначей капитана Веласкеса Кабесы де Вака, превратившийся за время странствий по материку из честного христианина в индейского знахаря, сидел, привязанный к ритуальному столбу, в окружении голых дикарских вакханок, раскрашенных голубой краской. Женщины плясали вокруг него и улюлюкали. В фильме не было ни одного слова хоть на каком-нибудь общедоступном языке. Представляю, какую абракадабру слышали постояльцы в мое отсутствие.

– Что это за муть? – спросила блондинка с удивлением. – Ты нас разыгрываешь?

Я объяснил происшедшее. Сказал, что, когда смотрю это кино, чувствую себя ирокезом. Что я давно уже готов к сниманию скальпов с бледнолицых захватчиков. Что они – захватчики, а я – вольный переселенец.

– Я бы взял этот фильм на знамена антиглобализма, – сказал я женщине с напускной важностью. – Путь нашей тупиковой цивилизации показан здесь более чем наглядно.

– Тебе правда понравились мои ноги? – вдруг спросила она и, как мне показалось, покраснела. – Мы через час уезжаем.

Я вздрогнул, никак не ожидая такого поворота событий. Подошел, погладил ее по голове, пытаясь всмотреться в глаза.

– Будешь смотреть кино? Такого ты еще не видела…

Она решительно кивнула и села на кровать, не отводя глаз и не мигая. Я понял, что боюсь этого взгляда. Сел рядом и обнял ее за плечи. Индейцы в телевизоре продолжали орать. Мореплавателей освободило какое-то другое племя. Стрелы, копья, костры. Женщине фильм был неинтересен. Я вновь посмотрел на нее и неожиданно для самого себя сказал:

– Оставайся, я завтра подброшу тебя в город.

Она по-хорошему ухмыльнулась.

– А почему завтра? У тебя здесь замечательная рыбалка. И потом, это кино… Его мне придется посмотреть несколько раз, чтобы войти в курс дела… Как, кстати, зовут главного героя? Кабеса?

– Кабеса де Вака, – ответил я с неоправданной важностью.